Нервы стали ни к черту. Ну как у всех. Чуть что не так, а не так все, — сильно тянет убить. Но когда весной холодильником запустил в машину соседа — он ночью бибикнул, — понял: допрыгаюсь.

Лег к другу в больницу. Уколы, таблетки, массаж. И, вы знаете, размяк. Ни на что не реагирую. Благодать.

Сосед по палате час в носу ковыряет — мне хоть бы что!

Словом, вернулся домой другой человек.

Детки сначала по углам жались, а потом подползли!

Жена и та на третьи сутки рискнула одним одеялом накрыться!

Но у меня‑то нервы смазаны, а у других нет.

Нелеченная жена держалась неделю. А тут в субботу я принес из магазина хлеба, булки, сметану. И вдруг жену прорвало:

— Когда ремонт будем делать, спим, штукатуркой накрывшись! Мужик ты или не мужик!

А у меня‑то на душе благодать. Говорю:

— Оленька, поверь, это мелочи жизни! Посмотри в окно: на деревьях почки набухли!

Жена завелась:

— Когда Николай долг отдаст! Другой бы пятки ему подпалил! Мужик ты или не мужик?!

Я зубы стиснул, говорю:

— Оленька, повторяю! На деревьях почки набухли!

Моя орет:

— Сосед уже третью машину меняет, а у тебя даже самоката никогда не будет! Ты не мужик!

Чувствую, нервы натягиваются, как струны гитары, а жена колки крутит, крутит. Слышу, зазвенело внутри. Кричу:

— Оля, скройся с глаз долой! Убью — пожалеешь!

Ни в какую.

— Смотри, в чем хожу десять лет, не снимая! Стыдуха! Ты не мужик!

— Ах не мужик?! — и банку сметаны об пол хрясь!

Как граната рванула. Пол в осколках, жена в сметане, контуженная, глаза круглые, рот настежь.

И тишина.

Я с утра в магазин. Вернулся, банку сметаны держу в руках.

— Доброе утро, дорогая!

Только она рот открыла, я банку сметаны об пол хрясь!

И тишина.

Каждое утро приношу по банке сметаны. Об пол — и тишина.

У кого с нервами нелады, лучшее средство — сметана.

Баночку натощак об пол. И тишина!