17

4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших.

7. Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего.

8. Сказали в сердце своем; «разорим их совсем», — и сожгли все места собраний Божиих на земле.

13. Ты расторг силою Твоею море. Ты сокрушил головы змиев в воде.

14. Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни.

18. Вспомни же: враг поносит Господа, и люди безумные хулят имя Твое.

20. Призри на завет Твой; ибо наполнились все мрачные места земли жилищами насилия.

23. Не забудь крика врагов Твоих; шум восстающих против Тебя непрестанно поднимается.

Псалом 73

17

Наш подбитый корабль вылетел из-за обратной стороны Куу и взял курс на внутренние орбиты Новой Финляндии.

Джослин быстро выяснила, какая из орбит подойдет для нас. При отсутствии одного двигателя и еще двух, не вполне исправных, Джослин не решалась пускаться даже на самые простые маневры.

Она выбрала высокую удлиненную экваториальную орбиту, которая пересекалась с орбитой Камня и поднималась над планетой на высоту пятидесяти тысяч километров.

— Если с нами что-нибудь случится, с Камня или с Вапауса рано или поздно придут к нам на помощь, — объяснила Джослин.

— Ты забыла про «Дядю Сэма», — напомнил я. — Это отличная шлюпка, и она вполне исправна.

— Ничего я не забыла, но моя космическая тезка — ценное имущество, и мы должны доставить ее на базу. А пока я хочу выйти на эту орбиту и попробовать определить, насколько сильны повреждения. Это хороший корабль, но бедняжка может взорваться, если мы будем гонять его в хвост и в гриву, не заботясь о ремонте.

— Полагаю, ремонтом придется заняться мне. — Я погрузился в компьютерную диагностику повреждений. Большую часть диагностической работы я мог проделать, сидя у пульта. Компьютеры проверяли десятки систем и подсистем корабля. Когда работа какой-либо из них не отвечала определенным требованиям, компьютер объяснял мне ситуацию. Я мог принять решение о последующем ручном ремонте, мог сделать визуальный осмотр или отдать компьютеру команду перейти на аварийную систему. Большинство проблем решал сам компьютер, просто сообщая мне о переключении на аварийные устройства, — основные системы были в безнадежном состоянии.

Казалось, ситуация не смертельна. Я обнаружил десятки незначительных повреждений, но в таком количестве они не радовали. Обычно к трагедиям в космосе приводит не одно крупное повреждение, а множество мелких, сочетающихся неожиданным образом.

Вот почему поломка двигателя была таким крупным бедствием, гораздо хуже, чем отсутствие этого двигателя. Конструкторы корабля предусмотрели надежные аварийные системы, но разумнее всего было бы не полагаться на них, подлетая близко к планете с огромной скоростью.

Не то чтобы опасность столкновения нам не угрожала — столкновение было вполне возможно, но в тот момент, когда не выдержал двигатель, мы вовсе не должны были врезаться. Просто ситуация оказалась чересчур близкой к критической. Избежать столкновения было чрезвычайно важно, если не сказать большего, и система отдала предпочтение именно спасению, не доводя дело до критической ситуации.

Досаднее же всего оказалось, что отличная система вмешалась в дело в самый неподходящий момент, при непредвиденных обстоятельствах. В тот момент, когда всего страшнее было перенапряжение и без того перегруженных двигателей, система, задачей которой было избежать столкновения, запаниковала и запустила двигатели. Взорвавшись, один из этих двигателей вызвал неполадки в системах питания и контроля по всему кораблю — как раз эти неполадки чуть не погубили нас.

Допускать что-либо подобное в будущем мы не собирались.

Закончив работу с компьютером, я отправился в инспекционный обход по кораблю. После нескольких путешествий к отсеку, где хранились запчасти, и обратно, я заменил большинство деталей, которым компьютер не доверял.

Наконец с мелким ремонтом было покончено, до орбиты мы еще не добрались, а пульт управления сообщил, что наш корабль находится в плачевном состоянии. Индикаторы, которым полагалось быть зелеными, стали янтарными, а потом красными.

Вытянув телескопические трубы, камеры принялись обозревать наружную поверхность корабля и выдавать на экраны изображение исковерканной обшивки. Защитного слоя, нанесенного на поверхность корабля перед полетом к «Левиафану», едва хватило. В десятке мест обшивка потеряла цвет и вид. Вдобавок оказалось, что на борту наблюдается утечка воздуха. Я запечатал люки, ведущие в кормовые отсеки, считая, что нет никакого смысла тратить воздух на помещения, в которых некому дышать.

Хвостовая наружная камера вышла из строя вместе с двигателем. Нам удалось направить туда одну из ближайших уцелевших камер и осмотреть двигатели.

Зрелище оказалось малоприятным. Второй двигатель был вовсе не разбит — он просто исчез. Пламя из дюз расплавило и наружные, и большинство внутренних частей двигателя за считанные миллисекунды.

Первый и третий двигатели были на месте, но их обильно покрывали вмятины. Очевидно, эти двигатели не постигла судьба собрата, но их положение отличалось лишь немногим.

Ни Вапаус, ни Камень долгое время не выходили с нами на связь. Мы несколько раз передали условный код с помощью лазеров связи, сообщая: «Мы здесь!», и получили автоматический ответ от компьютеров: «Мы тоже». Казалось, люди были слишком заняты, чтобы уделить нам внимание.

В окружающем космосе все было мирно. Мы не пользовались радаром, боясь, что нас обнаружат, но инфракрасные приборы, передатчик и камеры дальнего обзора давали нам некоторую информацию. Мы засекли несколько взрывов, несколько лазерных вспышек и полетов ракет. Очевидно, битва измотала обе воюющие стороны.

К тому времени все спутники, передающие информацию между кораблями и станциями, оказались далеко позади, а многие были просто выведены из строя. Мы приблизились к планете.

Если для штаба в этот момент мы не представляли интереса, нас это вполне устраивало. Мы начали приводить в порядок себя и корабль. Неудобные, но эффективные душевые насадки, предназначенные для работы в невесомости, смыли с нашей кожи весь пот, накопленный за время полета при большой перегрузке. Сам процесс купания казался невыразимо приятным. Теперь, при таком состоянии двигателей, «Джослин-Мари» не смогла бы вновь набрать ускорение даже при необходимости.

Оба мы оказались покрыты с ног до головы кроваво-красными пятнами — при перегрузке рвались капилляры. Эти пятна причиняли больше неудобства, чем боли, но мы запаслись мазью, которая хорошо помогала, хотя от нее чистая одежда липла к телу.

Мы не стали возиться со стряпней, просто заставили себя перекусить всухомятку, дополнив рацион протеиновыми добавками и витаминами. Мы выспались по очереди, по четыре часа каждый.

Прошло пятнадцать часов после нашей бомбардировки «Левиафана», когда штаб наконец-то связался с нами по лазерному передатчику. У пульта как раз дежурил я и успел разбудить Джослин, едва поступил сигнал.

— …Штаб. Отвечайте, «Джослин-Мари». Вы слышите?

Голоса я не узнал, но, судя по звукам, его обладатель был на последнем издыхании.

— Говорит «Джослин-Мари». Мы слышим вас.

— Ждите дальнейших инструкций… — Последовала полуминутная пауза. — Говорит Берман. Выслушайте приказ и подтвердите его получение. — Голос Евы был совершенно мертвым — в нем не осталось ни намека на человечность. — Вы должны очистить всю доступную память бортового компьютера «Джослин-Мари». Не сохраняйте информацию для последующего перезапуска или операций. Оставьте только программы, совершенно необходимые для полета корабля по орбите, а также все программы связи и поддержания систем жизнеобеспечения. Вся информация, связанная с баллистическими, маневренными и прочими функциями, должна быть уничтожена. Все компьютерные файлы, не требующиеся для настоящей работы корабля, следует стереть из памяти. После этого начинайте прием и запись информации, передаваемой нами, — вам предстоит взять на себя функции штаба. Информацию о нынешнем тактическом положении мы передадим через пятнадцать секунд. Сообщение закончено. Подтвердите получение.

— Черт побери! «Взять на себя функции штаба»! Что она городит? — изумленно воскликнула Джослин.

— Кажется, я понял. Это контрудар, — произнес я, указывая на экран. На него только что передали схему тактической ситуации из штаба. Траектории трех ракет сходились на Камне. Вероятно, перехватить их было некому.

Я запросил у компьютера состояние оборонных систем Камня.

Компьютер провел поиск в только что переданной информации и выдал на главном экране:

«Все лазерные станции выведены из строя. Количество оставшихся ракет: 1».

Простейшая арифметика: приближаются три ракеты, а ракета-перехватчик осталась только одна. Камень обречен. Так «Левиафан» отомстил за нашу атаку.

— Какого черта мы вообще согласились на этот полет! — выпалил я.

— У нас не было выбора. Мак, мы просто воспользовались шансом.

— Ничего себе шанс! Они были просто обязаны отомстить!

— Знаю. И Ева знала, но отдала этот приказ. — Джослин вздохнула. — А теперь отдает другой. Мы сможем его выполнить?

Я задумался — и надолго. Каким бы отличным кораблем ни была «Джослин-Мари», какими бы мощными компьютерами мы ни оснастили ее, она все равно не могла стать командным центром. Для этого у нас не хватило бы каналов связи. Компьютеры не могли вместить все данные по всем кораблям, своим и вражеским, а тем более следить за их перемещениями. Наш радар тоже не был приспособлен для этого. Нам оставалось полагаться на сообщения истребителей. Нет, такая задача была нам явно не под силу.

И все-таки ее поручили нам.

Я нажал кнопку передатчика:

— Говорит «Джослин-Мари». Мы начинаем чистку памяти компьютера. Приготовьтесь к передаче информации.

Что еще нам оставалось делать? Штаб был обречен, а мы по крайней мере могли продолжать борьбу.

Баллистические и маневренные программы, информация о складе и запасах, программы связи со вспомогательными кораблями, диагностика, системы обнаружения атаки, контроль повреждений в реальном времени — все они должны быть уничтожены, должны исчезнуть. «Джослин-Мари» останется парализованной, немой, беспомощной и обобранной. Корабль лишился возможности регулировать высоту полета, как когда-то было с «Боикой» (неужели это случилось совсем недавно?), и нам предстояла тряска.

Я вывел на принтер копию судового журнала, прежде чем стереть его, — в будущем им наверняка кто-нибудь заинтересуется.

Мы усердно потрошили кораблю мозги. Точно так же, как идеально функционирующая рука или нога становится бесполезной при травме головы, так и наш корабль, не лишаясь возможностей, утратил средства их контроля и использования.

Мы с Джослин работали, как в оцепенении. Мы превращали в беспомощного калеку корабль, который сохранил нам жизнь, стал нашим домом. Мы понимали, что можем поплатиться за это жизнью. Конечно, мы могли бы сбежать на «Дяде Сэме», но куда? Камень вскоре превратится в пыль. «Левиафан» войдет в атмосферу планеты. Гардианы победят. Раньше или позже кого-нибудь из них осенит мысль послать ракету на эту одинокую орбиту.

Отключено большинство систем жизнеобеспечения, приборы в кормовых отсеках, аварийные приборы в передней части корабля. Что толку в системах сигнализации, если нет больше способов справиться с аварийной ситуацией?

Можно подумать, что где-то должен быть способ управлять всеми этими системами и приборами, следить за их показаниями по шкалам, переключать или нажимать кнопки вручную. Но все датчики, шкалы, переключатели и кнопки были связаны с компьютерной системой. В случае неисправности основного компьютера его функции могли принять вторая, третья и четвертая машины, но их память теперь была нужна нам целиком.

Через десять минут штаб начал перекачивать данные к нам — по всем имеющимся каналам.

Самой важной информацией был эмулятор, позволяющий компьютерам «Джослин-Мари» работать с программами, написанными для штаба. Этот эмулятор был перекачан дважды и заставил нас запустить программу сравнения, чтобы убедиться, что запись ничем не отличается от оригинала.

Нашим машинам предстояло сыграть роль своих старших братьев, оставшихся на Камне, — иначе им было просто не разобраться в потоке информации, приходящей по всем каналам.

А информации было немерено. Координаты кораблей, отчеты о запасах топлива и энергии на каждом из них, сообщения о вражеских истребителях, о положении «Левиафана». Голографическое представление боя вплоть до нынешнего момента — в надежде, что мы разгадаем еще какую-нибудь хитрость противника и его тактику и изменим согласно этому тактику собственную.

Работа оказалась не такой сложной, как я считал: прежде всего благодаря мрачному факту — следить приходилось за мизерным количеством наших кораблей. Во-вторых, кто-то на Камне счел своим долгом передать нам множество вещей, знать которые было бы неплохо, но воспользоваться ими мы никогда бы не смогли. Несколько программ и файлов пришли лишь в виде заголовков: «Список и биографические данные пилотов истребителей», «Расчет вероятности попадания», «Траектории запуска к планетарным целям с орбиты Камня» и так далее. Были и еще более незаметные штрихи: я заметил, что нам не передали программы действий на высоте. превышающей нынешнюю высоту «Левиафана». Впрочем, так высоко мы и не собирались.

Огромное значение имели данные о противнике. Сколько их осталось? Какова форма «Левиафана»? Каковы его недостатки? Есть ли у нас шансы, а если есть, как ими воспользоваться?

По крайней мере, мы выяснили, что наша атака на зоны запуска «Левиафана» имела успех. С тех пор с авианосца не запускали управляемые пилотами корабли, ограничиваясь ракетами.

Однако у нас осталось всего восемнадцать «Биби» и «Зверей». Оба корабля связи, «Шляпные вешалки», погибли. Оставались еще шлюпки — «Дядя Сэм», «Звезды», «Полосы», несколько баллистических кораблей, пара-тройка буксиров, курьеров и других судов, не предназначенных для боя.

Нам пришлось отвести огромную зону памяти компьютера для всех известных сведений о «Левиафане» и его нынешнем положении. Джослин добавила туда же все записи наших камер, сделанные во время полета вокруг огромного корабля.

Вначале информация прибывала мощным потоком, но постепенно уменьшилась до размеров средней реки, превратилась в ручеек и исчезла.

Разумеется, штаб мог бы отправить нам в несколько раз больше данных, но даже полученной частью мы были почти не в состоянии распорядиться. Наши компьютеры были полны под завязку, данными заполнился каждый используемый байт памяти. Оставалось лишь немного места для данных, которые должны были поступать с кораблей — и только.

Все линии связи были переключены на компьютеры, и у нас не оказалось возможности поговорить с людьми на Камне. Тех из них, которых требовалось спасти, уже увозили медленные, не приспособленные для войны буксиры, кое-кто выбросился в космос в скафандрах — в надежде, что их поймают. Некоторым удалось спастись. Других так и не нашли.

На Камне осталось лишь несколько человек команды, ждущих смерти спутника. Из всего штаба я знал лишь Еву и Джорджа.

Мари и ее команду уже увезли с Камня на Вапаус, где им предстояло разгадать следующий ход гардианов. Мари-Франсуаза настояла, чтобы Джордж присоединился к ее команде. Он был лучшим источником информации по гардианам, и Мари не позволила ему остаться на спутнике и ждать смерти, которая разрешила бы все его сомнения.

Не помню, как я попрощался с Евой. Не припоминаю, что я сказал, сказал ли я что-нибудь вообще и ответили ли мне.

Все, что осталось у меня в памяти — ее лицо в последние минуты, когда видеокамеры показали нам тех, кто остался в штабе. Ева выглядела неимоверно усталой и изможденной, и в первый миг мне показалось, что на этом лице незачем искать отражение других чувств. Но я ошибся.

Приглядевшись, я увидел, что на нем отражается гнев, решительность, может, даже намек на азарт воина перед битвой. Ева не боялась — у нее не было ни времени, ни желания поддаваться страху. В этот момент первая ракета достигла цели, следом — вторая и третья, и те, кого мы только что видели на экране, погибли в пламени взрыва.

Камеры показали нам, как взрываются ракеты. Камень медленно распался на части. Несколько только что появившихся метеоритов угодили в Новую Финляндию, Куу и Вапаус, а потом все было кончено.

— Мак, с Вапауса сообщили, что ракета взорвалась точно в десяти километрах от посадочной зоны, — произнесла Джослин. — Нам ясно дают понять — убирайте штаб с Вапауса, или мы уничтожим его.

— И это наш козырь. «Левиафан», вероятно, считает, что мы врезались в Куу, — задумчиво отозвался я.

— Сомневаюсь, что они станут нас искать. Зачем им вообще направлять радары в нашу сторону? У нас есть явное преимущество. Мак. Информация на борту этого корабля — абсолютный, единственный и самый последний шанс наших выиграть войну. — Она помедлила. — И вы, сэр, командир этого корабля. Значит, судьба всех нас в ваших руках.

Все-таки я влип. Цепь командования распалась звено за звеном — Тейлор, Берман — и остановилась на мне.

Теперь все командование было передано мне. Мне одному. В мои руки. Я вдруг понял, что пристально разглядываю собственные руки, словно ожидая от них ответа, что делать, как спасти нас на этом последнем рубеже. Подняв руки, я на мгновение спрятал в них лицо, глубоко вздохнул и уставился на экраны, распрямив спину и постепенно овладевая собой. Какая-то часть моего существа наверняка знала, что я погибну. Это был не страх, а убеждение — слишком сильное, чтобы назвать его иначе, чем знанием, что я обречен.

Вместе с ним появилась решимость продолжать то, что было начато другими, как следует взяться за эту работу и преуспеть в ней, насколько это возможно. Патриотизм, верность клятве, даже инстинкт самосохранения — все эти слова на время превратились для меня в пустой звук. Все, к чему я стремился, — продолжать бой.

Где-то в глубине души я нашел секрет командования. Здесь, рассеянные в космосе, ждали мужчины и женщины, которые нуждались в руководстве. Обстоятельства сложились так, что принять на себя это руководство мог только я, и эхо множества настойчивых и неразличимых голосов побуждало меня сделать решительный шаг.

— Джослин, мы должны выиграть.

— Да.

— Это значит, что мы должны уничтожить ракетную систему и продержаться, пока нам не пришлют подкрепление.

— Верно. И это, в свою очередь, значит, что мы должны добраться до центра управления ракетной системой…

— …который находится в совершенно недоступном месте — на корабле размером с астероид. Надо пробраться на борт «Левиафана».

— А это весьма неприятная задача.

— Похоже, у меня появилась идея… но сначала надо поговорить с Мари-Франсуазой.

Среди переданных нам штабом программ была программа контроля секретных коммуникаций. Все сообщения посылались с помощью лазеров, и даже при этом они кодировались. Теоретически прочесть лазерное сообщение мог только тот, кому оно предназначалось, но теория слишком часто не оправдывала себя, а среди шпионов всегда находились умельцы. Мы действовали крайне осторожно — и за это я теперь был благодарен, как бы ни раздражала меня прежде замедленная и затрудненная связь. Если бы мы пользовались прямой радиосвязью, я никогда бы не осмелился связаться с Вапаусом, опасаясь, что таким образом помогу противнику обнаружить цель.

Но теперь мы были совершенно уверены, что не подвергаем опасности свою орбитальную базу. Когда мы связались с разведцентром, там как раз дежурила Мари-Франсуаза. На ее лице отразилось усталое удивление, едва она увидела, с кем говорит.

— Я думала, вы давно погибли.

Я чертыхнулся. Боевой дух наших сторонников меня не волновал, но мне бы хотелось унаследовать более информированную службу разведки. Затем я вспомнил, что Вапаус только что вышел из-за планеты и что в отсутствие спутников трансляции Мари-Франсуаза просто не могла знать о произошедшем за последние сорок пять минут.

— Мак, — начала она после паузы, — что нам теперь делать? Мы лишились командования. У нас остались истребители, но они почти бесполезны: я не решусь использовать это место в качестве командного центра. Нас моментально уничтожат.

— Мари, с Камня нам успели передать всю информацию штаба, — сообщила Джослин. — Теперь штаб — это мы.

Еле заметная искра надежды промелькнула в глазах Мари-Франсуазы.

— И у вас хватит данных? Хватит, чтобы разобраться во всем, что происходит?

— Да, — подтвердил я, сомневаясь в собственной правоте. Но тут же идея, осенившая меня не так давно, приобрела законченную форму. — Мари-Франсуаза, ты, должно быть, теперь знаешь «Левиафан» лучше, чем его капитан. Скажи, какой может быть максимальная относительная скорость входа «Левиафана» в атмосферу?

— К тому времени как они достигнут плотных слоев — не более пятисот пятидесяти — шестисот километров в час.

— На каком расстоянии от атмосферы корабль должен сбросить скорость? Назови расстояние и время.

— Подожди, дай подумать… если он будет следовать по оптимальной траектории, выполнит поворотный маневр, выровняет высоту… не менее ста километров и двадцать пять минут. Максимум — сто двадцать километров и тридцать минут.

— У тебя есть последние сведения о наших истребителях? Кажется, их оставалось восемнадцать.

— Правильно. Более новых сведений у меня нет.

— Отлично. А теперь я хочу кое-что рассказать — и тебе, и Джоз. Я задумал одну штуку, которая зависит от того, насколько быстро и слаженно мы будем действовать. Я хочу, чтобы все наши истребители отступили и вернулись к Вапаусу Планета скроет этот маневр от «Левиафана». Скажи, когда последний из истребителей сможет вернуться на базу? И сможет ли Вапаус принять их — все сразу?

— На последний вопрос я могу сразу же дать утвердительный ответ.

— Вот и хорошо. Сейчас работы хватит вам обеим. Я хочу сымитировать бой — в предположении, что вы обе будете знать, самые последние новости.

— Надо отдать приказ? — спросила Джослин.

— Пока — нет. И еще одно: Мари-Франсуаза, найди среди своих подчиненных людей, которым нечем заняться. Пусть разузнают о всех судах, которые способны совершить баллистическую посадку с людьми на борту — даже если потом не смогут взлететь. Сейчас главное — посадка. Затем сообщи мне, каким количеством людей мы можем пожертвовать для чрезвычайно опасного дела — имей в виду, учитывать надо только добровольцев, не брать обоих родителей, у которых есть дети, и тому подобное. Ты сможешь провернуть это побыстрее?

— Запросто. Но что ты задумал? Мне было бы легче действовать, зная о твоих планах.

— Ты узнаешь о них чуть позже, сначала помоги мне. Это необходимо. Займись делом, а потом вновь выходи на связь. Мне надо кое-что обдумать.

Я прервал связь и потянулся — даже невесомость не прогнала боль из мышц. Шесть «g» слишком повлияли на них. Усевшись поудобнее, я задумался.

Использование боевой тактики Евы было бы уважением памяти погибших, но не наилучшим выходом. Я размышлял о том, удастся ли мне придумать что-нибудь получше. И вот теперь я нашел выход.

Ева пыталась подавить сопротивление «Левиафана», даже не представляя себе, что будет делать потом. Она постоянно опасалась ввести в бой слишком большие силы, и в результате малочисленные отряды понесли огромные потери.

Таково было унаследованное мною положение. Мы имели единственное преимущество: у нас осталось больше пилотов. Каким бы огромным ни был «Левиафан», он не мог везти замену каждому из пилотов. Вместе с каждым разбитым кораблем погибал пилот. «Левиафан» вез не только воздушные, но и космические суда. Очевидно, для каждого типа судов предназначался особый отряд пилотов — нельзя ждать, чтобы один человек умел пилотировать и космические, и воздушные истребители.

Следовательно, теперь у «Лечиафана» остался полный состав пилотов воздушных истребителей и ни малейшего шанса воспользоваться их помощью.

Космические истребители и ракеты «Левиафана» были совершенно непригодны для полетов в атмосфере. Воздушные истребители не могли летать в космосе. Аэрокосмические истребители класса «Нова», такие, как злосчастная «Боика», оставались бесполезными, пока корабль не войдет в атмосферу, по единственной, но очень веской причине: они не могли развивать достаточно большую скорость.

Нелепо говорить такое об истребителе, способном вылетать на орбиту, но требовалось учесть: чтобы войти в атмосферу, «Левиафан» должен был выровнять скорость в полном соответствии со скоростью вращения планеты. Огромному кораблю предстояло протиснуться сквозь узенькое игольное ушко. «Левиафану» придется двигаться со скоростью на десятки тысяч километров в час меньше орбитальной, иначе его разнесет на куски.

Истребители класса «Нова» представляли собой нечто среднее между воздушными и космическими кораблями, но в любой из этих сред оказывались менее эффективными, чем те или другие. Загруженные боеприпасами, имеющие достаточно топлива, чтобы достичь орбиты, «Новы» взлетали с перегрузкой не более 2,5 «g» — и это в самом лучшем случае. «Биби» могли бы сбивать их одного за другим еще на взлете — если бы гардианы осмелились начать запуск. Ситуация для «Нов» становилась еще хуже при выходе на большую высоту и низкой скорости полета: крылья здесь были бесполезны, а топливо в громадных количествах расходовалось на набор высоты.

Все это наводило на следующие мысли: у «Левиафана» нет воздушных кораблей, способных защитить его на границах космоса, где воздуха недостаточно для реактивных двигателей и для крыльев, и нет космических кораблей, способных защитить «Левиафан» в непосредственной близости от планеты, где им придется двигаться слишком медленно.

На границах космоса… Когда «Левиафан» достигнет их, у нас появится шанс. Стоит нанести удар именно в тот момент, когда его ракеты не угрожают Вапаусу, когда космические истребители почти бесполезны — и гигант окажется уязвимым. Не допускать взлета ни одного истребителя «Левиафана», а затем захватить его как можно быстрее.

Идея была не лишена смысла. Она могла сработать. Я запустил имитатор боя.

Спустя пятнадцать минут Джослин принесла мне чай и листок бумаги с печатным текстом. Поместив и то, и другое в ниши, она стояла у меня за спиной, наблюдая за работой. Я ощущал ее присутствие, но прошло несколько минут, прежде чем я смог оторваться от своего занятия и поговорить с ней.

— Привет, — отсутствующим тоном произнес я.

— Привет, — отозвалась Джослин. — Выпей чаю и расскажи про свой грандиозный план.

— Непременно. Дай только мне самому в нем разобраться. Как дела у корабля?

— Небольшая утечка воздуха продолжается — должно быть, где-то разошлась обшивка. Корабль слегка болтает, но довольно медленно, безо всяких выкрутасов. Незначительный крен тут же выправляется. Кроме того, есть небольшие проблемы с поддержанием температуры в кабине. При определенных углах поворота по отношению к солнцу начнутся перепады температуры. С системой очистки воздуха в основном все в порядке, но через некоторое время здесь будет довольно душно и влажно. Я не хочу рисковать с починкой системы без необходимости — боюсь, этот ремонт только наделает вреда. Разумеется, пилотировать корабль невозможно, но некоторое время мы в нем еще продержимся.

— Сколько?

— Неделю, если не будем привередничать. Или десять дней, если ты не прочь провести это время в скафандре.

— Но ремонт возможен?

— Разумеется! Надо лишь добраться до верфи, найти запасные детали и восстановить компьютерные программы. Бедняжка только слишком обобрана, и удила у нее затянуты чересчур туго.

— Как и у всех нас.

— Мак… — решительно начала Джослин и замолчала.

— Что?

— Я не хочу сдаваться. Я не оставлю корабль в космосе и не позволю, чтобы эти ублюдки завладели им и начали расстреливать людей где-нибудь в другом месте.

Я взглянул на жену, признавая, что выглядит она ужасно. Ее лицо покрывали кровоподтеки от лопнувших при большой перегрузке капилляров. Веки припухли, глаза покраснели. Губы пересохли и потрескались. Голос Джослин оставался спокойным и уверенным, но в нем сквозила ярость.

— Это не просто мой корабль, Мак. Это мой дом.

— И мой дом тоже, Джослин. Послушай, у меня есть план — по-моему, он сработает. Если мы испробуем его, нам придется покинуть «Джослин-Мари», но совсем ненадолго. Обещаю, гардианы ее не получат. Мы заминируем корабль и взорвем его, если понадобится.

Джослин крепко обняла меня, и я радостно ответил на ее объятия.

— Спасибо, Мак! Знаю, мне не следовало признаваться в этом даже самой себе, но, пробыв долгое время на корабле, начинаешь привыкать к нему. А мы с «Джослин-Мари» долго пробыли вдвоем, без тебя. Я не отдам ее этим мерзавцам.

— Они ее не получат, — подтвердил я. — Им вообще ничего не достанется. Кажется, я нашел способ справиться с ними.

Джослин отстранилась и пристально взглянула мне в глаза, словно проверяя, правду ли я говорю. Наконец она улыбнулась и вдруг опять похорошела.

— О Мак, нам давно пора что-нибудь предпринять. Но что ты задумал?

— Ты слышала когда-нибудь о первом законе нападения?

— Это какой-нибудь отвратительный американизм? «Бей в самое уязвимое место»?

— Почти угадала — «бей, когда враг уязвим». — Я дал компьютеру команду проложить курс входа «Левиафана» в атмосферу. — Эта схема основана на самых достоверных сведениях о «Левиафане». Входя в атмосферу, корабль должен совершить сложный маневр, при котором необходима высочайшая точность. Посмотри на эту пунктирную линию — это ее курс относительно планеты. Если команда «Левиафана» не желает разбиться или отказаться от своего замысла и вернуться в дальний космос, они должны следовать этому курсу, отклоняясь от него не более чем на полпроцента. А теперь смотри дальше. Двигатели застопорены. В этой точке «Левиафан» начинает слегка удаляться от планеты. Ему придется осторожно маневрировать, помня о гравитации планеты и о том, что Новая Финляндия движется следом за ним.

«Левиафан» находится на чуть более быстрой орбите, составляющей радиус планеты и еще чуть-чуть. В этот напряженный момент корабль просто не может позволить себе защищаться. Кораблю придется двигаться с черепашьей скоростью, держа корму направленной строго к планете, так, чтобы при снижении скорости двигатели были обращены к ней. Чтобы влететь в атмосферу, крылья корабля должны быть обращены в нужном направлении. Разумеется, в сущности, этот корабль — одно большое крыло, подъемное тело, но это крыло должно быть направлено в определенную сторону Корабль слишком велик и не способен к быстрому маневрированию. Планета находится слишком близко от него и постепенно приближается. Прежде чем начать поворот, гардианам понадобится посадить на борт все истребители и как следует укрепить их на своих местах, чтобы они не разбились, когда корабль перевернется вверх дном. Пока судно переворачивается в космосе и начинает входить в атмосферу, осуществить запуск истребителей или стрельбу с него будет чертовски трудно. Как только они начнут поворот, все космические истребители, не успевшие попасть на борт корабля, можно считать погибшими.

— Но остаются лазерные орудия.

— Знаю. С этим мы как-нибудь справимся — пока не знаю как. Смотри дальше. «Левиафан» завершает маневр и готовится к входу в атмосферу. В атмосферу ему так или иначе придется входить в пике со скоростью около пятисот километров в час. Корабль немедленно попытается выйти из пике и в затяжном планировании снизиться к более плотным слоям воздуха. Ему придется постоянно следить, чтобы нос не опускался, и держаться на минимальной скорости. «Левиафану» необходимо как можно скорее пройти наружные слои атмосферы. Очутившись в более плотных нижних слоях, он сможет опустить нос и набрать крейсерскую скорость около двухсот километров в час. Все ясно?

— Ясно, — подтвердила Джослин.

— Отлично. Вновь набрав скорость, корабль становится быстроходным и вполне управляемым. Но до тех пор пока скорость не набрана, ручаюсь, с корабля не станут производить запуск — как и в то время, когда нос его будет опущен и скорость составит пятьсот километров в час. Истребители просто скатятся с него и разобьются.

Джослин постояла молча, глядя на схему, потом вернулась к началу показа и быстро прогнала его вперед. «Левиафан» вновь застопорил двигатели, развернулся и нырнул в атмосферу, достиг высоты пять тысяч метров и перешел на крейсерскую скорость.

— Мак, ты хочешь сказать, что с того момента, как он начнет маневр, до того момента, как выровняет скорость в воздухе, «Левиафан» будет полностью беззащитным?

— Если не считать лазерных орудий — да. Ну, что скажешь?

— По-моему, ты прав. Господи, если бы нам вернуть все прежние корабли, атаковать скопом, бросить в бой сразу все силы! Мы могли бы уничтожить на борту этого чудовища все истребители и всех пилотов. «Левиафану» пришлось бы входить в атмосферу, не имея ни единого пилота.

— Знаю. Так почему же это не пришло нам в голову три недели назад?

— Это уже не важно. Вопрос в том, хватит ли у нас сейчас кораблей, чтобы выманить гардианов на бой в нужный момент?

— Ручаюсь, на это мы еще способны. Давай поговорим с Мари-Франсуазой и Рэндоллом и попробуем разработать план.

 

18

— Мак, ты только дай нам наводку и орбитальные координаты, и мы живо разнесем вдребезги эти лазерные орудия. Предоставь это нам, — заявил Меткаф из кабины своего истребителя.

— Ты сможешь провести всех своих пилотов вокруг Вапауса и подготовить корабли к вылету в назначенное время — так, чтобы с «Левиафана» ничего не заметили?

— Нет проблем! — отозвался Меткаф. — На орбите Камня полно обломков. Нам придется лететь осторожно, но в остальном задача проста — пройти по орбите Камня и перейти к Вапаусу под прикрытием обратной стороны планеты. С «Левиафана» ни за что не разглядеть восемнадцать кораблей среди множества обломков. Может, гардианы и заподозрят что-нибудь, но наверняка ничего не узнают.

— И потом. Мак, не забывай — у нас еще остаются водородные бомбы, которые мы успеем взорвать, если они откроют стрельбу по Вапаусу Они знают об этом, — напомнила мне Джослин. — И помнят, что могут дорого поплатиться.

— Ладно, похоже, мы сможем воспользоваться своим шансом, — заключил я. — Иначе все пропало. Так что займитесь подготовкой к вылету.

— Это ни к чему Нам не хватает пилотов, а не кораблей. Истребителей «Биби» без малого в два раза больше, чем пилотов. На верфи Вапауса успеют привести в порядок — в том числе и внести некоторые изменения в конструкцию по моему распоряжению.

— Ты что-то задумал? — поинтересовался я.

— Естественно. Я поведу на абордаж первый отряд, — отозвался Меткаф.

— Ты шутишь? Или это помехи связи?

— Я сказал, что поведу на абордаж первый отряд.

— На этих кораблях нельзя летать в воздухе, — возразил я. — Вы разобьетесь.

— С таким же успехом мы можем разбиться и в космосе, — невозмутимо ответил Меткаф. — По-моему, у нас все получится. А если нет, переиграем, и тогда придет твоя очередь.

— Меткаф, а ты в порядке?

— В полнейшем, босс. Я еще расквитаюсь с этими ублюдками… Послушай, мы выйдем из зоны видимости через секунду. Связь закончена.

Я пожал плечами и отключился. Меткаф получил приказ, и я знал, что он выполнит его. Если ему вздумалось внести в план свои изменения, тем лучше. Я не сомневался, что стоит только Меткафу пожелать, и он доставит экипажу «Левиафана» изрядную головную боль.

Мари-Франсуаза задала работу всему своему отделу По моему замыслу все корабли, способные перевозить пассажиров, должны были совершить посадку на палубе «Левиафана». Первый ответ Мари на запросы меня вполне устроил. Она также сообщила, что более восьмидесяти процентов населения спутника, то есть две с половиной тысячи человек, добровольно вызвались отправиться на выполнение необычной и опасной задачи. А все корабли вместе смогли бы перевезти не более двухсот человек.

Но Мари-Франсуаза выдвинула невероятное предложение: использовать одноместные спасательные капсулы.

Спасательные капсулы представляли собой простейшие и самые ненадежные суда для передвижения в космосе. Они всего лишь прикрывали тонким слоем защитной обшивки пассажира в скафандре, имели систему поиска и ракетный двигатель. Пассажиру оставалось лишь втиснуться в такую капсулу, нажать единственную кнопку и ждать, скрестив на всякий случай пальцы.

Примитивная система поиска обеспечивала полет в нужном направлении, и, если двигатель срабатывал правильно, капсулу выталкивало в космос, а пассажир иногда даже оставался жив. Стоило нажать другую кнопку, и пассажира выбрасывало из капсулы — тогда либо открывался парашют и пассажира ждала мягкая посадка, либо он падал в океан и тонул.

Разумеется, полеты в капсулах не представляли реальной опасности, но находились люди, которые считали такие полеты азартным развлечением. В моей работе опасность встречалась настолько часто, что я не видел смысла рисковать своей шеей ради забавы.

На Вапаусе нашлось около двухсот спасательных капсул — они предназначались для строителей, работавших здесь в самом начале обустройства спутника. Капсулы им так и не потребовались и теперь пылились на каком-то складе.

Кроме того, Мари-Франсуаза разыскала сборище излишне самоуверенных идиотов, называющих себя «метеорами», — это название я счел на редкость удачным. До войны они регулярно проводили полеты в капсулах и сами мастерили их. С тех пор как началась война, «метеоры» были лишены излюбленного удовольствия, но уже давно приглядывались к капсулам, сваленным на складе.

Президент клуба уверял, что «метеоры» смогут приземлиться на открытую палубу «Левиафана» — при условии, что их запуск с орбиты будет произведен с максимальной точностью. Для пущей безопасности «метеоры» собирались использовать привязные ремни и толстые подкладки к костюмам. Я долго колебался, прежде чем согласиться на их предложение, но в конце концов решил, что в нынешней ситуации мы не можем разбрасываться даже самонадеянными идиотами.

И таких смельчаков находилось немало — все население планеты рвалось в бой, стремилось что-нибудь сделать, уничтожить ненавистный корабль. Мари-Франсуаза сообщала нам, что весь Вапаус гудит как пчелиный рой. Все мастерские переполнены, оружие расхватано, каждое судно, способное двигаться, готово к вылету.

Растущее раздражение людей, запертых внутри пустотелой луны, вынужденных ждать, когда другие решат их судьбу, одержимых ненавистью к врагу и, может, еще больше — изматывающим ожиданием и неизвестностью, будут ли они снова свободные может, погибнут от взрыва водородной бомбы, сменилось внезапным маниакальным взрывом надежды, порожденным неожиданно возникшим шансом сделать хоть что-нибудь.

Тем временем мы с Джослин руководили отступлением в бою, который до сих пор гремел в небе. Мы отступали осторожно и осмотрительно, так, чтобы не остаться без прикрытия с тыла. Свои несколько кораблей мы увели на базу без единой потери.

Очевидно, противник решил, что обстрел Камня произвел запланированное воздействие: вылазки против истребителей гардианов прекратились, как и самоубийственные атаки против самого «Левиафана».

А в это время мы руководили доставкой всех пилотов на Вапаус, предоставляя им возможность вымыться, перекусить, отдохнуть и осмотреть новые корабли.

Возможно, капитан «Левиафана» понял, что корабли вернулись на Вапаус, а может, просто потерял их след среди обломков Камня. Как бы там ни было, нам не пришлось поднимать корабли по тревоге. Скрестив пальцы, я надеялся, что гардианы на время потеряли бдительность.

По прихоти судьбы будущность целой Солнечной системы была вручена мне. Люди, которых я никогда не видел, родившиеся на расстоянии пятидесяти световых лет от моей родины, не говорящие на моем языке, не имеющие со мной ничего общего, спокойно и уверенно брались за оружие, чтобы сыграть свою роль в непродуманном плане, который наверняка стал результатом обильного поглощения кофе и недосыпания.

Впрочем, план постепенно продумывался. Самое поразительное в командовании — видеть, как твои собственные смутные инструкции относительно какого-либо этапа атаки возвращаются к тебе в подробнейшем виде, с приложением компьютерных схем и указанием степени готовности войск. Войска же были не просто готовы — они кипели жаждой отмщения.

Я часто размышлял о командире «Левиафана». Что ему известно о нас? Очевидно, он умудряется поддерживать связь с бандой уцелевших гардианов, скрывшихся где-то на планете. Об этом мы могли только догадываться. Должно быть, на корабле имелась мощная система связи и наблюдения. Знает ли командир «Левиафана», в каком положении он окажется при входе в атмосферу? Нашел ли он способ истолковать наши действия? Попытался ли что-нибудь предпринять в ответ? Что он вообще за человек?

Наверняка я знал лишь одно — вскоре мы доставим этому человеку немало причин для беспокойства.

Битва началась. По плану первым делом мы собирались уничтожить все зоны запуска на «Левиафане», чтобы воспрепятствовать взлету или посадке космических истребителей противника. Мари-Франсуаза согласилась с моим предположением, что космические истребители были предназначены для посадки на орбитальную базу. Эти суда были не просто бесполезны — они увеличивали и без того огромный вес «Левиафана» во время входа в атмосферу.

Командиру «Левиафана» предстояло сделать трудный выбор: сможет ли он оставить на корабле балласт или решит пожертвовать двадцатью с лишним космическими кораблями?

«Левиафан» представлял собой летательный аппарат, однако был не слишком быстрым и грациозным. Будет ли он при лишнем весе слушаться руля? Удастся ли быстрее совершить вхождение в атмосферу и выход на крейсерскую скорость без балласта? А если корабли останутся на орбите, насколько велик риск, что их не захватит противник, то есть мы? К такому исходу дела мы были готовы. А может, командир «Левиафана» прикажет уничтожить их в атмосфере? Пожалуй, это только осложнит его задачу.

С нашего нового центра управления Джослин проложила курс для «Биби» к «Левиафану» — истребителям предстояло не только нанести противнику существенные поражения, но и выманить оттуда как можно больше кораблей. План напоминал игру в кошки-мышки: мы представляли собой соблазнительные мишени для противника, но не собирались ждать, пока противник собьет эти мишени.

Нам помогали обширные сведения, собранные о кораблях противника. Мы знали, какую перегрузку способны выдержать истребители гардианов, насколько быстро они могут реагировать, какова точность их орудий.

Погибший вместе с Камнем штаб передал нам настолько подробные данные, что мы уже могли различать «почерк» пятнадцати — двадцати вражеских пилотов. Мы знали, что один отчаянный гардиан при взлете способен пойти на максимальные перегрузки, но скупо расходует лазерные заряды. Еще один пилот противника имел опасную привычку не смотреть на экраны заднего вида.

Мы воспользовались и этими сведениями, и всеми нашими навыками, и искусством своих пилотов, чтобы заманить корабли гардианов как можно дальше от «Левиафана».

План сработал великолепно. Голографический экран показал крохотные, как булавочные головки, точки, разлетающиеся во все стороны от корабля. Мало-помалу они удалялись все больше, увлекаясь погоней.

Кто бы сейчас ни следил за боем с мостика «Левиафана», он тоже заметил, как разворачиваются действия. Он начал отзывать пилотов, но мы удвоили усилия, противопоставляя неожиданные провокации и атаки призывам вернуться на базу. Чем ближе оказывались пилоты противника, тем отчаяннее мы дразнили их. Наконец нехватка времени стала работать на нас. Наши пилоты воспользовались шансом лучше, чем я ожидал, и вели игру решительнее, чем планировалось, почти в открытую. Я не возражал, зная, что агрессивность наших пилотов нам не помеха. Впервые мы контролировали ситуацию, а противник был вынужден плясать под нашу дудку.

Но если наши пилоты оказались склонны к самодеятельности, то их противники с «Левиафана» были вовсе не управляемы. К тому времени, как с «Левиафана» подали сигнал к отступлению, мы с Джослин заметили, что силы противника рассеяны по всей округе и увлечены перестрелкой. Меткаф с радостью сообщил мне об этом.

— Босс, мы так распалили этих ребят, что они готовы перестрелять друг друга, — доложил он по лазерной связи.

— Если так, выходите из игры.

— Вообще-то я тоже разошелся — одного из них я мог сбить уже три раза.

— Я видел. Кстати, в третий раз ты чуть было не попал.

— Знаешь, во мне тоже взыграл азарт. Хочешь, могу сделать так, чтобы гардианам пришлось долго искать этого пилота.

— Развлекайся, как пожелаешь. Но если ты продержишься еще немного, часов через восемь могу пообещать тебе настоящий бой.

— Это уже лучше, Мак. Мне не терпится намалевать еще несколько корабликов на обшивке. Но следующий из них я обещаю посвятить тебе.

— Большего трудно и пожелать. Ладно, продолжай игру. Теперь вы вне досягаемости с большого корабля, и должны остаться в таком положении еще пару часов.

— Ладно, но если понадобится, вызови меня. Конец связи.

Долгие часы мы посылали свои истребители досаждать противнику, выводили их на длинные петлеобразные орбиты — так, чтобы истребители лишь мелькали на горизонте перед «Левиафаном» и тут же исчезали, увлекая в преследование новые силы противника. Мы проводили свои корабли прямо под носом у противника и пускали их врассыпную, выманивая гардианов с корабля.

Мы с Джослин час за часом сидели, вслушиваясь в бубнящие в наушниках голоса, лихорадочно переключая частоты, пытаясь читать цифры, которые расплывались перед затуманенными глазами. Мы провели слишком много времени на одном крепком кофе и чае, без еды и сна.

Вокруг нас продолжала медленно умирать «Джослин-Мари». Воздух становился влажным и удушливым, наполнялся запахом горелой резины. Постепенно накапливалась углекислота. У нас не было ни времени, ни сил заниматься кораблем. Вскоре для работы нам все равно пришлось бы перейти на борт «Дяди Сэма».

А два призрачных отряда кораблей продолжали битву.

Окно во времени стало приоткрываться. Мы не могли упустить тот момент, когда «Левиафан» начнет останавливать двигатели. Минуты складывались, перетекая в часы, но пришел нужный момент, и пламя, отмечающее путь огромного корабля по небу, вдруг исчезло.

Я вызвал по лазерной связи Меткафа.

— Рэнди, задай им жару!

— Опоздали, босс, — мы уже собрались для общей атаки и выпустили ракеты «Красный глаз».

— Ну и как, есть попадания? — поинтересовался я.

— Полагаю, сейчас будут.

«Красным глазом» называли ракеты, предназначенные для стрельбы по лазерным орудиям — ориентиром для них служили лучи лазеров. Эти ракеты покрывал чрезвычайно стойкий защитный слой, способный выдержать чудовищные температуры. Пилоты Меткафа выпустили в сторону «Левиафана» сразу несколько ракет, ожидая, что хотя бы одна-две уничтожат лазерные орудия, как только с «Левиафана» попытаются сбить ракеты.

Для попадания в цель ракетам требовался лазерный луч, и «Левиафан» позаботился об этом. Наши истребители вылетели навстречу кораблю из-за планеты, чтобы стрелять наверняка.

Лазеры «Левиафана» ответили им мощными лучами. Момент был тревожным.

— Они наводят лазерный прицел, — сообщил Меткаф внезапно посерьезневшим голосом.

Его собственный корабль и два из трех остальных оказались в фокусе лазеров. «Биби» перед полетом покрыли такими же защитными слоями, как и «Джослин-Мари» перед нашим безумным рейдом в пламени «Левиафана».

— Меня зацепило! — Корабль Меткафа петлял, пока противник следил за его запутанным курсом в небе. — Да, пользоваться, этой штукой они умеют… Похоже, и Ваайакоски они задели… и Такико тоже… Вот теперь нам действительно придется жарко. Защитный слой помогает, но надолго его не хватит.

Ракеты неслись к целям.

— Мне пора убираться отсюда. Система охлаждения барахлит.

— Меткаф развернул корабль, собираясь выйти из зоны досягаемости. Одна из ракет взорвалась в космосе, задев «Левиафан». Затем вторая. Третья нашла цель, и корабль Меткафа вырвался из обжигающего луча.

— Уфф! Ну и жарища была! Поворачиваюсь и снова приближаюсь. Ваайакоски и Такико еще под прицелом… теперь только Ваай. Но и он выбрался. Противник произвел выстрел из трех лазерных орудий. Теперь все молчат.

— Рэндолл, мы же узнали, что на «Левиафане» четыре лазерных орудия, — напомнила ему Джослин.

— Знаю. Но одно либо вышло из строя за прошедшие три дня, либо эти гардианы чертовски хитрые ублюдки. Мы приближаемся.

«Биби» сходились, пытаясь отрезать истребители гардианов от их корабля.

— Огонь с «Левиафана» прекращен, — сообщил Меткаф. — Если получится, они выпалят по своим истребителям. Слушай, босс, это тебе на заметку: у них чертовски прочная обшивка. Пятисоткилограммовые ракеты не оставляют на ней ни царапины. Хорошо еще, лазеры не такие прочные.

Первый отряд истребителей гардианов теперь находился в семидесяти километрах от «Левиафана», но от корабля наших противников отделяла команда Меткафа. Противник был загнан, доведен до отчаяния, лишился топлива и все-таки оставался невредимым — пока не собирался сунуться к «Левиафану».

Открыть огонь «Биби» могли лишь в том случае, если гардианы рискнут подойти поближе к громадному кораблю. Им никто не запрещал двигаться вперед, но этого гардианы не могли себе позволить. Им не хватало топлива и почти наверняка не хватило бы времени.

Проверив курс корабля-гиганта, я убедился, что «Левиафан» затягивает маневр. Значит, ему были нужны пилоты.

К этому времени все боевые корабли с большей или меньшей вероятностью дрейфовали к Новой Финляндии на орбитальной скорости.

«Левиафан» шел запланированным курсом. Истребители гардианов должны были нагнать его или лишиться последнего шанса попасть на борт. Если гардианов затянет на орбиту, им ни за что не успеть вернуться на базу вовремя.

Капитану «Левиафана» приходилось ждать свои истребители. Сумеем ли мы вывести наши корабли с головокружительных траекторий как раз в то время, когда гардианы ринутся напролом?

Вскоре я понял, что на этот вопрос можно ответить утвердительно. Отряд Меткафа вдруг отступил к орбите.

Истребители гардианов немедленно перестроились плотным и компактным звеном, чтобы быстрее вернуться на борт.

И тогда мы изменили свои планы. Отряд Меткафа рванулся к гардианам, начиная обещанную жаркую схватку.

Гардианы не могли маневрировать, их не прикрывал огонь с корабля. Они были вынуждены беспомощно висеть на орбитах.

«Биби» пустили в дело каждое лазерное орудие, каждую ракету. С «Левиафана» пытались отстреливаться, но между нашим отрядом и гигантским кораблем находились истребители гардианов. Два истребителя гардианов уже были сбиты огнем с корабля. Космос наполнился вспышками и разлетающимися обломками.

— Босс, ты был прав. Это лучшая перестрелка, в какой мне доводилось побывать. Уже трое готовы!

— Только сам не подставься под выстрел.

— Ух ты! Последний лазер снова заработал! О Господи, они врубили его на всю мощность! Всем кораблям! Держаться ниже плоскости верхней палубы противника! Последний лазер еще действует!

Битва продолжалась, а «Левиафан» неуклонно продвигался к Новой Финляндии.

— Мак, отряд рассыпался! Гардианов, которые не успели добраться до корабля, можно считать мертвыми. Оставьте их в покое! — крикнула Джослин.

— Ты права. «Джослин-Мари» — всем истребителям. Вы добили их! Теперь «Левиафан» начнет пикировать в любую секунду. Отступайте и выходите на орбиту.

— Говорит Меткаф. Я требую официального разрешения на захват корабля.

— Меткаф, ты серьезно?

— Да, сэр. Это разрешение?

— А как быть с последним лазерным орудием?

— Не могут же они направить его в собственную палубу! Мак, ради Бога, отвечай — да или нет! У нас есть максимум девяносто секунд!

Это было отчаянное безумие. Что-то в голосе Меткафа подсказало мне: пилот тоже это понимает.

— Даю разрешение… и да сохранит тебя Бог! — прошептал я.

Истребители гардианов по-прежнему висели на орбите, но «Биби» не обращали на них внимания — теперь ни одному гардиану не удалось бы вернуться на базу Мы предоставили пилотам противника самим сделать выбор между полетом по орбите, смертью в атмосфере, а также возможностью сдаться финнам на Вапаусе, которые явно не собирались сочувствовать побежденным.

«Биби» выстроились в боевом порядке, развернулись и ринулись в сторону гигантского корабля. Проскочив под правым крылом «Левиафана» к планете, они искрами промелькнули на экранах, устремляясь к далекой Земле.

Громоздкий корабль плыл по небу так, словно бой, который вспыхнул и угас рядом с ним, не имел никакого отношения к его судьбе. Но гравитационное поле Новой Финляндии уже протянуло незримые, но безжалостные щупальца к этому небесному чудовищу. «Левиафан» снижался — не только к атмосферным слоям Новой Финляндии, но и к своим противникам. «Биби» сбросили скорость, развернулись и понеслись навстречу «Левиафану».

Корабль начал маневр. С поразительной для такого гиганта скоростью он разворачивался, готовясь войти в пике.

Развернувшись, он навис над истребителями. Последнее из лазерных орудий оказалось в опасной близости от крохотного отряда и выстрелило в его сторону — раз, другой, и там, где протянулся его луч, похожий на длинный палец, гибли корабли.

Но «Биби» вновь прибавили скорость и налетели на корабль сверху, как ястребы на добычу. Истребители выравнивали скорость, подстраиваясь под скорость «Левиафана».

С каждого корабля над палубой гиганта повисли длинные тонкие тросы. На концах тросов закачались канистры с вакуумным цементом, затем они открылись, и цемент пролился, моментально твердея до прочности стали. Истребители словно притянуло к кораблю мощными лебедками.

Теперь я понял, какие изменения велел внести Меткаф в конструкцию кораблей. Эти тросы и остальное оборудование использовали разведчики, притягиваясь к какому-нибудь голому астероиду. Очевидно, такая техника оказалась подходящей и для боевых кораблей.

Пятнадцать кораблей пережили обстрел. Еще два были сбиты лазерами «Левиафана», а у последней пары не сработали тросы и лебедки. Они вернулись на орбиту, но вскоре вновь зашли над палубой «Левиафана». Наконец Такико удалось закрепиться над палубой, но он притянулся к ней слишком быстро. Кабина разбилась, воздух вышел из нее, и Такико погиб.

Но уцелело десять лазерных орудий, десять пар глаз, ушей и десять голов на вражеском корабле. Лазеры «Биби» были предназначены для боя в глубинах космоса. С их помощью мы вполне могли захватить палубу.

— Говорит Меткаф — может быть, это мой последний вызов. Мы приземлились, мы живы. Нас осталось десять человек. Цемент уже затвердел и надежно держит нас. Что будет дальше — посмотрим.

— Отличная работа, Меткаф! Мы представим всех вас к почетным крестам.

— Я передам это ребятам, но лучше бы ты сделал это сам. Надеюсь, так нам будет легче пережить полет. Конец связи.

— Все в порядке, Джослин, это удача! Перебираемся на «Дядю Сэма». — Я начал выключать еще работающие системы на борту «Джослин-Мари». Истребители завершили свою работу, и миссия «Джослин-Мари» как штаба подошла к концу.

Сейчас нам был куда нужнее «Дядя Сэм». В последний раз я воспользовался лазерной связью.

— РКЛП—41 «Джослин-Мари» вызывает Вапаус. Подготовьте все абордажные суда. Мы будем в доке через час.

Через несколько минут «Джослин-Мари» превратилась в безжизненную скорлупу. Радар и маячные огни остались включенными — на всякий случай, если мы вернемся. Эти системы вместе с устройствами самоуничтожения, замкнутыми на батареи, были единственными, потребляющими энергию.

Мы были готовы покинуть корабль быстрее, чем я рассчитывал. Мы назвали это событие «прощание с домом».

Уплывая от корабля, мы с Джослин прильнули к экранам. Маячные огни «Джослин-Мари» вспыхивали каждые две секунды — им предстояло продолжать работу до тех пор, пока кто-нибудь не появится на борту и не отключит их или пока не кончится питание, а это произойдет через тридцать — сорок лет. Если не считать этих огней, корабль остался мрачным, темным и безжизненным. Я сжал руку Джоз, глядя, как он отдаляется от нас.

Я не мог пообещать даже себе, что мы вернемся, — на это я не надеялся.

Минута прощания завершилась, и нам пришлось заняться работой. Было приятно вновь оказаться на управляемом, послушном рулю корабле с хорошо работающей вентиляцией.

Следующей остановкой должен был стать Вапаус, где нас ждали абордажные суда и оружие. Джослин перевела «Дядю Сэма» на автопилот, а мы стали готовиться к предстоящей битве.

Прежде всего мы оба приняли душ — вдвоем, так как ждать своей очереди ни у кого из нас не было ни времени, ни желания. Нам вновь пришлось провести несколько дней подряд в одной одежде, отказывая себе в роскоши вымыться горячей водой, а причин потеть у нас хватало. Часто я ловил себя на мысли, что готов отдать что угодно, лишь бы оказаться чистым. За душем последовала богатая протеинами еда и витамины, а также стимуляторы, на которых нам предстояло продержаться несколько часов.

Но ничто не могло надолго отвлечь нас от экранов. Пилот Корски после посадки на палубу «Левиафана» сумела воспользоваться антенной корабля, чтобы передавать вид со своей носовой камеры, направленной прямо в сторону носа «Левиафана». Финны перехватывали ее сообщения и передавали их нам, а также на борт буксиров, отправленных наблюдать за входом гигантского корабля в атмосферу.

Полет «Левиафана» оказался зрелищем, достойным внимания, — даже если бы корабль не был в буквальном смысле слова воздушным замком противника, даже если бы наши люди не были незваными гостями в нем, а наша судьба не зависела бы от них.

 

19

В космосе быстро привыкаешь к тому, что тебя окружают огромные объекты. Пятьдесят лет назад были построены энергетические спутники размером больше Манхэттена, и с тех пор их стали делать еще больше. Вапаус во много раз превышал массу любого космического или морского судна. В космосе слово «большой» имеет больше смысла, чем «маленький» — хотя бы потому, что с помощью его человечество получило некий промежуточный масштаб между собой и безграничной пустотой космоса.

Но в воздухе, в настоящем небе, слово «большой» утрачивает свое значение и уже не дает представления о масштабах. «Левиафан» не подходил ни под одно из привычных определений — язык не поворачивался назвать его «большим», «огромным», «гигантским» или употребить превосходную степень. Такой объект было просто немыслимо представить летящим.

Но «Левиафан» летел. Никогда еще я не видел подобного входа в атмосферу и такого полета. «Войти в атмосферу» для космического корабля — значит в буквальном смысле совершить столкновение на полной скорости, выдержать жар от раскаленной при трении обшивки и сбавить скорость до таких пределов, где в силу вступают законы аэродинамики.

«Левиафан» вошел в атмосферу Новой Финляндии при аэродинамической скорости, и, судя по камерам, установленным на орбитальных буксирах, сделал это плавно, как упавший с дерева листок.

Судя по тому, что показывала камера Корски, «Левиафан» попал в водоворот. Нос корабля был направлен прямо к поверхности планеты, и корабль падал. В этом не могло быть сомнения.

«Левиафан» имел форму громадного ската манты с распухшим брюхом. В его чудовищных дельтаобразных крыльях и внутри живота размещались подъемные камеры, заполненные гелием или водородом. Между камерами находились жилые отсеки, ангары и склады. Между двумя крыльями, в теле корабля, расположились штаб и мастерские.

Вдоль боков корабля, на уровне средней палубы, шли катапульты и посадочные рамы для космических судов. Именно их некогда атаковала «Джослин-Мари».

Над кормой возвышался, как гигантский плавник, вертикальный стабилизатор, который также служил наблюдательной башней.

Главная палуба для воздушных судов расстилалась как раз под башней. Истребители взлетали с носа судна. Наши корабли прицепились к палубе как раз посредине, преграждая взлетные полосы.

Шесть больших конических спойлеров выдавались над палубой, ограждая ее от потока воздуха — так, чтобы люди и машины могли стоять на палубе, не рискуя быть отброшенными к корме, пока «Левиафан» рассекает небо со скоростью сотен километров в час.

Камера Корски охватывала большой участок палубы, которая словно рассекала мир надвое. Вдалеке виднелись силуэты еще двух «Биби». Корски прибавила резкость, и мы увидели в кабине одного из них движение — пилот махал рукой.

Спойлеры завибрировали под напором воздуха, как только свершилась настоящая встреча «Левиафана» с Новой Финляндией. Внушительные размеры и скорость корабля создавали мощную волну перед носом судна, которую приходилось преодолевать.

Бурные воздушные волны прокатывались по палубе. Мы видели, как под ними задрожали «Биби», как пошло волнами изображение, переданное камерой Корски, — ее истребитель раскачивался из стороны в сторону.

Затем клубы густого пара стали перехлестывать через борта палуб. При прохождении «Левиафана» водяной пар нагревался и конденсировался в облаках на такой высоте, где их, казалось бы, не должно быть.

На наших глазах резкая линия горизонта, образованная носом «Левиафана», приобрела тусклый красноватый блеск — это постепенно испарялся защитный слой краски.

«Левиафан» пикировал прямо к планете, лавируя в воздушных потоках, поддерживающих крылья, и достигая максимально возможной в атмосфере скорости прежде, чем выровняться.

Новая Финляндия больше не казалась плоским диском — она выросла в округлое тело и продолжала набухать, пока не заполонила все небо, видимое над палубой корабля. Приблизился и прошел тот неопределенный момент, когда камера перестала двигаться к выбранной цели и перешла к панораме этой цели. «Левиафан» стал частью планеты, занял место в ее небе.

Помехи связи усиливались — так, что временами на экране было невозможно хоть что-нибудь разобрать. Должно быть, тряска вконец измотала пилотов «Биби». Поверхность планеты, запятнанная кроваво-красными тепловыми вспышками, надвигалась на корабль.

Очевидно, что-то случилось с камерой истребителя Корски — изображение исчезло. Совершенно осипшим голосом Меткаф сообщил, что корабль Корски еще держится.

На экране появилось изображение, транслируемое с движущегося по орбите буксира. Мощные камеры были направлены к борющемуся с воздухом кораблю. «Левиафан» уже начинал выходить из пике, оставляя за собой резкий белый след.

Я выругался. Длинными, ленивыми движениями, проходящими от самых кончиков до фюзеляжа и обратно, крылья манты километровой ширины… сгибались и распрямлялись! Корабль махал крыльями!

— Мак, крылья!

— Вижу. Господи, что творят эти ублюдки?

Джослин забыла, на чьей стороне корабль, и воскликнула, словно обращаясь к его пилоту:

— Давай же ты, чудовище! Поднимайся! Задирай нос! С ума сойти, я думала, они лишатся крыла… нет, слава Богу, оно еще на месте. Давай же, действуй, олух, или наверняка потеряешь оба крыла!

На время «Левиафан» перестал быть флагманом нашего ненавистного врага. Он превратился в воздухоплавающее животное, борющееся со стихиями за свою жизнь.

С холодком в животе я вспомнил, что, если «Левиафан» разобьется, вместе с ним разобьется и центр управления ракетной системой — и тогда все усилия пропадут даром.

Несколько раз я чувствовал, как невольно тянусь к ручке управления в огромном самолете. Некая глубоко заложенная любовь к машинам, способным летать, заставляла меня помочь этому чудовищу, ввести его в более спокойные слои неба.

Медленно и неуклонно, с мучительным величием воздушный зверь снижался, выходя из пике на длинном плавном скольжении, оставляя за собой большие и мелкие водовороты воздуха. Корабль выровнялся, его полет стал более уверенным, когда пробудились к жизни воздушные двигатели и была набрана крейсерская скорость.

«Левиафан» прибыл к планете.

Джослин убрала изображения, переданные орбитальными камерами, и вдруг на экране переднего вида прямо перед нами выросли доки Вапауса. Джослин вела нас на посадку, продолжая наблюдать за «Левиафаном».

Пока Джослин управляла кораблем, я переоделся в боевой костюм — нечто вроде комбинезона и жилета со множеством карманов, обеспечивающего хорошую защиту от пуль и отражающего лазерные лучи, — а затем принес для нас обоих очередной набор пилюль. Сильнодействующие витамины, опасные в больших дозах амфетамины, средства, помогающие удалить из крови человека сгустки, образующиеся при сильном переутомлении, психодепрессанты, чтобы устранить побочное воздействие других препаратов, и еще черт знает сколько всякой дряни. Я проглотил свою порцию, а вторую отнес Джослин. Никто из нас терпеть не мог подобные вещи. Все пилюли были отвратительными на вкус, они не заменяли крепкий ночной сон и хорошую еду — но могли поддержать человека в рабочем состоянии, а значит, и спасти ему жизнь.

Поморщившись, Джослин проглотила свою горсть пилюль и торопливо запила их водой.

— Какая гадость! Ладно, завтра наступит пора отыграться.

— Если завтра вообще будет. Ты что-нибудь цитировала или это импровизация? И кстати, мы уже приземлились?

— Да, и наши гости уже прибывают, а я еще не успела одеться. Ты не займешься ими, пока я приведу себя в порядок?

Я не успел открыть люк на нижнюю палубу, как началось действие пилюль. Вдруг я пришел в сознание — более ясное, чем бывало за несколько последних недель. Я взглянул на металлический поручень, убеждаясь, что, схватившись, не согнул его. Разумеется, поручень был в порядке, но ощущение невероятной силы и выносливости очень помогало. Спустя некоторое время эта доза снадобий могла уложить меня в госпиталь, но пока я чувствовал себя в полном порядке.

Внутренняя дверь шлюза открылась, и через нее начали вливаться люди. Воздушный туннель был проведен из внутренней поверхности Вапауса, так что они могли пройти на борт, не дожидаясь своей очереди у шлюзов. Первый из вошедших был в форме младшего лейтенанта. Среди незнакомых людей я сразу же заметил Джорджа. Из остальных мужчин и женщин кое-кто был в армейской форме, кое-кто — в штатском. Эти добровольцы знали, куда направляются, и горели желанием немедленно вступить в бой. Всех их снабдили тяжелыми пуленепробиваемыми жилетами и нагрузили боеприпасами. Каждый был вооружен пистолетом и винтовкой. Многие прихватили также угрожающего вида ножи.

Я подозвал к себе лейтенанта — невысокого плотного человечка с неуправляемой копной светлых волос и зловещим блеском в глазах. Похоже, когда-то ему сломали нос. Под носом нахально топорщились усы. Он торопливо откозырял мне.

— Младший лейтенант Раунио, сэр.

— Добро пожаловать на борт, лейтенант. Через пятнадцать минут ваши люди должны быть готовы к погрузке. Весь багаж сложите в грузовых отсеках, а затем начинайте размещаться на корабле. В пассажирских отсеках есть привязные ремни и поручни, воспользуйтесь ими. Нам придется маневрировать, так что не покидайте свои места, пока вам не сообщат, что все в порядке. Ясно?

— Да, сэр. Всем этим людям уже не раз приходилось летать в космосе. Они знают, что надо делать.

— Отлично. Надеюсь, я тоже буду знать, что нам делать, как только мы окажемся на месте.

Раунио хищно улыбнулся.

— Ручаюсь, так оно и будет.

Я отнес эту двусмысленность к плохому владению языком — казалось, этого лейтенант и ждал. Уходя, я слышал, как он раздает приказы на финском, приправляя их изощренной бранью.

Когда я вернулся в кабину, Джослин уже успела, как она выразилась, «одеться для бойни».

— Как дела у «Дяди Сэма»?

— Как всегда, в порядке. С Вапауса провели диагностику всех систем, и они работают как часы. До вылета еще есть время.

Я опустился в свое кресло и вызвал Мари-Франсуазу.

— Что происходит?

— Пока все идет по плану. Команда спасательных капсул ждет на станции. За вами последуют пятнадцать судов. Меткафа и его пилотов пока не беспокоили — ничто не ускользает от их лазеров. Внизу хорошая погода. «Левиафан» идет на запад, к приморскому городу Випурии, и там день в самом разгаре. Джослин уже перенесла схемы расположения цели в свою навигаторскую систему. Остальные последуют за вами.

— В цели есть какие-нибудь изменения?

— Нет. Вы по-прежнему направляетесь к помещениям связи корабля. Потому держите устройство для обнаружения радиоволн наготове.

Все команды захвата центра управления ракетной системой везли «черные ящики», закодированные на электронный шум определенной частоты.

— Удачи тебе, Мак.

— И тебе тоже, Мари-Франсуаза. Конец связи. — Я отключился.

На борту «Дяди Сэма» царило неестественное спокойствие. Опасность вновь стала очевидна и ясна. На карту была поставлена наша жизнь, исход боя должен вскоре проясниться. Через несколько минут мы будем либо живыми победителями, либо мертвыми побежденными. Почему-то я испытал странное и пугающее удовольствие, зная, что, если предстоит погибнуть, мы с женой умрем вместе.

Наконец Джослин нажала на две кнопки, и мы были готовы к вылету.

Спокойствие улетучилось в тот момент, как заработали двигатели. Я слышал, как лихорадочно застучало сердце. Предстоял бой, и я обнаружил, что держу руки на пульте лазерного орудия, не подозревая об этом.

Но прежде предстояло войти в атмосферу. Двигатели «Дяди Сэма» ревели в тишине космоса, корабль падал к виднеющейся внизу планете. Остальные корабли следовали за нами в боевом порядке, на расстоянии нескольких километров друг от друга.

«Звезды», «Полосы» и десяток баллистических судов — в основном класса «Куу» — запустили двигатели одновременно с нами. Их пилотами были капитаны буксиров или торговых судов, не имеющие боевой подготовки, — других людей у нас не осталось.

Если все корабли сумеют совершить посадку, на борту «Левиафана» окажется двести человек.

Джослин вела нас неторопливо и ровно, так, что перегрузка не превышала одного «g», и начала тормозить, как только мы приблизились к планете. Полет к границе атмосферы занял лишь несколько минут.

На самой границе Джослин вырубила двигатели. Несколько секунд мы двигались в невесомости, а затем почти незаметное давление снизу переросло в сокрушительную силу, вдавившую меня в кресло. Я обнаружил, что боевой костюм жмет еще в четырех местах. Мы вошли в слои воздуха.

Джослин ввела нас в атмосферу быстро и решительно, используя самый крутой из возможных угол входа, чтобы дать радару «Левиафана» как можно меньше шансов заметить нас заранее.

Перегрузка исчезала по мере того, как мы сбрасывали огромную первоначальную скорость. Наши ряды слегка распались, другие корабли подошли ближе к нам, пикируя к цели. Эту часть работы командиры буксиров знали как свои пять пальцев, и отставшие вновь быстро присоединялись к общему строю.

Мы входили в воздух все глубже и глубже.

— Джоз, на экране радара только что появился «Левиафан». Мы находимся над ним.

— Мы скоро нагоним его. Мак. Я выйду прямо туда, где должен оказаться «Левиафан», плюс-минус километр. Мы на правильном курсе.

Между нами и нашей добычей протянулся слой облаков. Я попытался связаться с Меткафом.

— «Лучник», это «Дядя Сэм». Отвечайте.

— Говорит «Лучник». Спускайтесь, мы приготовили для вас местечко. Здесь становится жарковато, босс, так что поспешите. Они пытались поднять в воздух истребители, но мы сбили троих, не давая им взлететь с палубы. На палубе еще какие-то войска, но мы надежно держим их. У Корски только что скис лазер, и остальные близятся к такому же состоянию. Отвлеките от нас огонь, и, может, мы сумеем подзарядить батареи. Подожди… что-то только что промелькнуло с нижней палубы. Похоже, им все-таки удалось взлететь.

— Верно, на нижней палубе должны быть запасные катапульты. К нам направляется самолет противника… даже два. Можешь дать нам изображение?

— Попробую. Вы на краю зоны досягаемости, но камера может сработать.

На экране зарябили полосы, постепенно складываясь в отчетливую картину главной палубы «Левиафана». Пока мы разглядывали ее, перед глазами промелькнула еще одна точка, и радар засек очередной приближающийся самолет противника. Мы находились еще в пятистах километрах от «Левиафана», но быстро приближались к нему.

Истребители противника мчались прямо на нас. Настроив изображение, я повернулся к пульту управления лазерным орудием и выстрелил. Первый самолет противника превратился в огненный шар через несколько секунд. Второго я сбил с такой же быстротой. Третий внезапно вильнул и спикировал к земле, а потом снова появился снизу, заходя нам в тыл.

— Я вижу, Мак, — спокойно сказала Джослин. — Всем кораблям! Нарушить ряды и совершать посадку по своему усмотрению!

Выровняв «Дядю Сэма», Джослин запустила реактивные двигатели, в пламени которых сгорел третий самолет противника.

— Отличная стрельба, ребята! Я все видел, — восхитился по связи Меткаф. — Помашите в камеру и улыбнитесь. И приготовьтесь к встрече еще троих гостей — нет, двоих, один достался Гилберту.

Отряд наших кораблей рассеялся, пилоты начали снижаться. Камера Меткафа показала облачное небо, заполненное крохотными, быстро летящими искрами.

Мы пробили облачный слой, и теперь «Левиафан» оказался прямо перед нами, как остров в небе, осажденный со всех сторон.

Благодаря камере Меткафа мы видели со стороны самих себя — «Дядю Сэма» с гордыми звездами и полосами, намалеванными на обшивке, ведущего наш маленький флот в битву Тусклые пятна света озарили слой облаков, разгораясь все ярче, — финские корабли пробивали этот слой, и каждый из них тащил за собой собственный огненный хвост. Это было грандиозное зрелище: небесная армада неслась, чтобы отомстить захватчику.

Но полюбоваться этой отрадной картиной нам не хватило времени. Еще два истребителя, о которых нас предупредил Меткаф, приблизились и были сбиты моими выстрелами. Больше противник не стал рисковать.

«Левиафан» надменно заполнил собой небо, там и сям на его палубе горели огни, отмечая остатки самолетов, сбитых нашими «Биби». Гигантский корабль напоминал какое-то морское чудовище, движущееся со странной грацией и сатанинским величием.

— Переходим на вспомогательные двигатели, — доложила Джослин.

«Дядю Сэма» качнуло в тот момент, когда Джоз запускала химические ракетные двигатели. Пламя реактивных расплавило бы палубу, затрудняя посадку и дальнейшее передвижение. Химические двигатели поглощали топливо быстрее и использовали его менее эффективно, но создавали более приемлемую температуру.

Мы начали посадку.

Внезапно экран вспыхнул багровым светом и потемнел.

— Босс, последний лазер! Он в хвостовой башне!

Джослин остановила двигатели, мы рухнули как камень и через несколько секунд были внизу, над самым кораблем. Здесь лазер не мог сбить нас, не разрушив при этом палубу самого «Левиафана».

— Нас чуть было не прикончили. Мак, ты не сможешь сбить башню торпедой?

— Могу попробовать. Запускай двигатели — сейчас противник занят другими мишенями.

Прямо над нами рубиновый луч устремился к новой жертве, одному из финских кораблей. Его капитан попытался уклониться, но луч двигался быстрее. Маленькое торговое судно превратилось в огненный гриб. К горлу у меня подступила тошнота.

Джослин выжала рукоятку ручного управления, и мы взвились в воздух над «Левиафаном». Вырубив главные двигатели, Джослин работала на высотных, пока наш нос не оказался направленным точно вниз. Мы падали к палубе — так, чтобы торпеды были устремлены в сторону башни-плавника. Я запустил сразу обе торпеды и за долю секунды, прежде чем Джослин вильнула в сторону, заметил четыре тонких луча из «Биби», тоже обращенных к башне. Джоз развернула нас на девяносто градусов и вновь запустила реактивные двигатели — чтобы уничтожить самолеты, вновь бросившиеся за нами в погоню.

Мы оказались под гигантским самолетом, между ним и поверхностью планеты.

— Ну что, Рэндолл? — поинтересовался я.

— Лазер наверняка вышел из строя. Садитесь на палубу, Мак, мы ждем.

— Подожди секунду, Мак. Пока мы не сели, пусти еще одну торпеду, — попросила Джослин.

— Будет сделано.

Джослин затормозила — на этот раз более мягко, и зависла в полете прямо под брюхом «Левиафана». Я заметил длинный, туннелеобразный выступ, идущий по центральной оси корабля и открытый с обоих концов.

— Пожалуй, пустим торпеды вот сюда, Джослин.

Я привел в боевую готовность еще две торпеды и выпустил их, целясь в туннель. Прогремел взрыв, и яркое оранжевое пламя вырвалось из обоих отверстий туннеля.

— Это на время отвлечет их. Давай подниматься.

Джослин включила двигатели и подняла нас над палубой. Три наших корабля уже успели совершить посадку. Еще два приблизились к палубе вместе с нами. С помощью лихорадочной работы маневренных двигателей мы снизились над гигантской палубой — казалось, мы летим над необычно ровным плато в горах, среди облаков. Там и сям на это плато спускались наши корабли.

Мы коснулись палубы «Левиафана». Джослин посадила нас со всевозможной предосторожностью, вовремя выпустив шасси. Гидравлические системы смягчили удар.

— Готово!

— Давай посмотрим, как дела у наших пассажиров. — Я включил внутренние камеры. — Лейтенант, мы на палубе. Все в порядке. Как себя чувствуют ваши люди?

Лейтенант Раунио с трудом поднялся и помахал в камеру.

— Неплохо, сэр. Двоих-троих тошнило, но я заставлю их убрать за собой.

— Звучит неплохо. А теперь готовьтесь к выходу.

Я взглянул на экран, куда теперь носовая камера выдавала изображение палубы, а затем включил связь.

— Ну, Меткаф, как у вас здесь дела?

— Привет, Мак! Добро пожаловать на борт! Пока все тихо, но несколько минут назад они спустили палубный лифт — полагаю, это первый этап торжественной встречи. Если принять нос за двенадцать часов, лифт находится на четырех, в двухстах метрах от того места, где находитесь вы. Несколько минут назад мы потеряли Гилберта — кто-то подобрался к нему с гранатой.

— Вижу. Камера направлена как раз на обломки корабля. Джослин, запускай охлаждающие устройства, пора освободить наших пассажиров.

Джослин нажала кнопку, открыв клапан резервуара с жидким азотом. Сверххолодная жидкость вылилась на нагретую при посадке палубу, тут же превращаясь в пар и мгновенно снижая температуру палубы на несколько сот градусов. Минуты две мы сидели в напряжении, не зная, выдержит ли материал палубы резкие перепады температуры. Но ничто под нами не треснуло и не прогнулось. Мы расслабились.

— Мак, лифт поднимается! — крикнула Джослин.

Я бросился к пульту лазерного орудия. Реактивный истребитель в клубах пламени вырвался из лифта. Лифт остановился, не доходя нескольких метров до верхнего уровня. Нос реактивного истребителя был повернут к «Дяде Сэму». Противник собирался воспользоваться орудиями и ракетами истребителя прямо на палубе.

Тут же поднялся еще один лифт, на расстоянии полукилометра от нас. На платформе стоял еще один истребитель. Как только истребитель оказался выше уровня палубы, его орудия открыли стрельбу по одному из финских кораблей. Выстрел угодил в резервуар с водородом, и корабль взорвался. Я перевел воздушную торпеду в режим «земля — земля», и истребитель гардианов последовал в преисподнюю за своей жертвой.

— Черт, сколько у них этих лифтов? Меткаф, Меткаф, отвечай!

Я заметил фигуру, перебежками направляющуюся в нашу сторону, и направил на нее лазер.

— Сейчас скажу, если вы откроете люк! — послышалось из динамика.

В стороне прогремел взрыв, и фигура — конечно, Меткаф — бросилась на палубу и прикрыла голову руками.

Дым от взрыва рассеялся. Меткаф вскочил и вновь бросился бежать. Джослин открыла внутренний и внешний люки одновременно, и через тридцать секунд Меткаф пробрался между финнами в нижнем отсеке корабля и ввалился в кабину, глотая воздух и в изнеможении прислонившись к стене.

— Уфф, я думал, мне крышка, — пробормотал он.

— Что ты сделал? Взорвал собственный корабль?

— Вот именно. Нам надо проникнуть вниз, под эту палубу, и я захотел проделать в ней дыру. Я пустил в ход все остатки боеприпасов.

Взглянув на экран, я покачал головой. Там, где стоял корабль Меткафа, осталась лишь груда искореженного, дымящегося металла, а под ним — гладкая, без единой вмятины, ровная палуба.

— О черт, ну и крепкая эта штука! Вот почему они не боятся швырять в нас гранаты.

— Мы должны захватить один из лифтов.

— Этого они и ждут.

— Мак, взгляни на радар! — Экран был переполнен светящимися точками. — Что за чертовщина?

— Это спасательные капсулы!

— Некоторые из точек — да, — согласился Меткаф. — А точки побольше — наверняка самолеты противника. Стреляй, вопросы будешь задавать потом.

Я потянулся к пульту лазера, смутился, а затем настроил приемник на другую частоту, которой мы еще не пользовались. Скороговорка финской речи пронеслась по кабине прежде, чем я успел настроить громкость.

— Если это пилоты противника, они чертовски хорошие актеры. — Я включил внутреннюю связь с пассажирским отсеком. — Лейтенант, отправьте сюда одного из своих людей — того, кто лучше всех владеет английским.

— Мой английский достаточно хорош, сэр! — обиженно заявил Раунио, появляясь из люка.

— Отлично. Тогда идите сюда. Похоже, откуда-то здесь взялись истребители финнов, и…

Мои слова потонули в реве реактивных двигателей проносящегося над нами самолета.

— Дайте мне микрофон, — попросил Раунио и торопливо заговорил в него. Казалось, он быстро сговорился с пилотом, и финский самолет описал широкий круг над кораблем. — Теперь он знает, кто есть кто, — спокойно заключил Раунио.

— Парашютисты! — воскликнула Джослин.

Небо усеяли мелкие зонтики, снижающиеся над нами.

— Один из финнов говорит, что возле хвостовой башни корабля формируются войска, — сообщил Раунио.

— Значит, вне досягаемости наших лазеров. Вот зачем они затеяли всю эту чертовщину с лифтами — они отвлекали нас, — мрачно заключил Меткаф.

— Тогда нам пора за дело. Рэндолл, надеюсь, ты прихватил с собой оружие?

Я спустился в пассажирский отсек. Финские солдаты были готовы к выступлению и теперь проверяли снаряжение друг друга. Я схватил свое оружие, в том числе и гранатомет — уменьшенную копию того, который некогда был излюбленным оружием Крабновски. Я проверил прицел, закодированный на пульте управления. Испытать оружие мне не удалось, но я видел, что включился индикатор питания. Я сунул гранатомет в рюкзак.

— Лейтенант, сюда! — позвал я. Мы направились к люку. — Слушайте внимательно. Палуба слишком прочна, чтобы пробить в ней дыру. Неподалеку находится шахта палубного лифта с остатками взорванного самолета на платформе. Через этот лифт лежит наш путь внутрь корабля. Прикажите своим людям прикрывать нас от ответного огня. На борту есть пенные бомбы.

На таких баллистических судах, как «Дядя Сэм», при попадании возможно воспламенение обшивки, потому пенные бомбы, приглушающие пламя и избавляющие судно от перегрева, входили в стандартное оборудование.

— Ладно, предоставьте это нам, — отозвался Раунио и что-то крикнул своему отряду.

Несколько человек выхватили из зажимов на стенах пенные бомбы. Раунио подошел к открытому люку, выпустил несколько очередей и спрыгнул на палубу. Я последовал за ним, спустившись по трапу и спрыгнув, когда до палубы «Левиафана» осталась последняя пара метров. Меткаф и Джослин просто спустились.

Из всей битвы эта сцена была единственной, что навсегда врезалась в мою память. Все вокруг окружал кристально чистый, какой-то нереальный воздух, краски казались ярче, расстояния — больше, а все непривычные предметы мне представлялись более чужими, чем следовало бы.

Как только мы покинули «Дядю Сэма», «Левиафан» вынырнул из-под слоя облаков, закрывающих солнце, и засиял в своем гордом великолепии. На корме на пятьдесят метров возвышался плавник с почерневшей вершиной, наполовину снесенной торпедами «Дяди Сэма». Обломки контрольной башни и лазерного орудия наверху плавника еще пылали. По всей палубе были рассеяны корабли финнов и гардианов — и целые, и превратившиеся в груды пылающих обломков. Оранжевое пламя казалось особенно ярким на фоне темно-серого металла. Чернильно-черный дым поднимался из обломков и лениво уплывал вверх. На высоте нескольких метров, оказавшись вне зоны защиты носовых спойлеров корабля, дым вдруг закручивался дикими вихрями, сплетался в фантастические узлы и внезапно пропадал.

Мы вышли на палубу как раз в тот момент, когда на нее опустился последний из финских кораблей и выпустил из-под себя струи азотной охлаждающей пены. Из кораблей выбирались отряды. Мы слышали лязг автоматического оружия.

Вокруг не было ничего, кроме корабля и неба. «Левиафан» летел еще слишком высоко, а его палуба была чересчур широкой, чтобы увидеть внизу землю. Облачный слой остался далеко позади. Небо вокруг сияло чистой кобальтовой голубизной с отделкой из тонких белоснежных облачных кружев. Взгляду было не за что уцепиться, кроме оранжевого пламени, черного дыма, серой палубы, синего неба и белых облаков — мира, окрашенного в цвета стихий.

В этот мир с неба постепенно спускались люди. Зависнув над палубой, авангард парашютистов сбросил клеевые бомбы на тросах — миниатюрные копии тех, которыми воспользовались «Биби».

Двадцать парашютистов достигли палубы одновременно. Из них двое не сумели правильно бросить бомбы и просто проплыли к корме корабля и начали снижаться к земле. Остальные вскоре встали на клеевые якоря над палубой. Их тросы натянулись, парашюты и стропы относило ветром, вызванным стремительным движением корабля.

Трое-четверо парашютистов погибли, так и не сумев справиться с ветром, и повисли над палубой, как мрачные украшения в небе.

Но остальные выжили, сумели справиться с мощными лебедками на концах тросов и подтянуться к палубе.

Парашютисты прибывали. Некоторые слишком спешили, и их парашюты исчезали под килем корабля. Должно быть, таких неосторожных летунов разбивало в лепешку об обшивку корабля, как жуков о ветровое стекло машины.

Те из них, кто не успел снизиться над палубой, благополучно спускались к земле. Один проплыл над горящим кормовым плавником и полетел дальше, превратившись в живой факел. Парашютист дергался от боли, пока пламя, сжигающее его, не расплавило стропы. Человек рухнул вниз, и скоростное падение сбило пламя. Прежде чем он исчез за кормой, я увидел, как раскрылся запасной парашют. Мне так и не удалось узнать, выжил ли этот человек.

Двести мужчин и женщин выводили спасательные капсулы с орбиты на палубу «Левиафана». По самым приблизительным подсчетам, примерно сотня их опустилась на палубу одновременно. Но Бог свидетель, нам была необходима эта сотня человек. Чтобы захватить корабль, нам нужен был каждый из них.

«Левиафану» потребовалось менее двух минут, чтобы проскользнуть мимо парашютистов. К тому времени Раунио и его команда приготовились потушить пламя на обломках реактивного самолета на платформе лифта и теперь подбирались ближе короткими перебежками. Отряд был уже на расстоянии десяти метров от лифта, когда откуда-то из-под палубы началась стрельба. Финны попадали. Раунио выхватил гранату и метнул в сторону лифта. Послышался глухой взрыв, из шахты вырвался серый дым, и стрельба прекратилась. Все пятеро финнов тут же вскочили и забросали пенными бомбами горящие обломки. Бомбы взорвались в жарком пламени, разбрызгивая плотную лиловую пену, в которой вскоре скрылись алые языки.

Вторая команда бросилась к лифту, волоча за собой резервуары с жидким азотом. Забросив резервуары на платформу лифта, финны прострелили в них несколько отверстий. Азот закипел на раскаленной платформе и превратился в облако пара. Я надеялся, что азот охладит платформу настолько, что на нее можно будет ступать в ботинках с толстыми подошвами. Раунио обернулся к кораблю и сделал приглашающий жест. Оставшиеся пять человек бросились через палубу «Левиафана» к покореженному лифту.

Платформа остановилась на высоте человеческого роста от главной палубы — так, что нам хватало места проникнуть в недра корабля. Раунио оставил двух человек снаружи, а остальные спрыгнули на еще теплую платформу. Кто-то притащил связку веревочных лестниц, и мы привязали их концы к покрытым пеной обломкам самолета.

Лестницы имели длину около десятка метров — как раз достаточно, чтобы добраться до нижней палубы. Мы полезли вниз. Неподалеку я заметил снайпера гардианов, слегка помятого гранатой Раунио.

При взрыве самолета пострадала и нижняя палуба вокруг лифта — она была покорежена и оплавлена. Еще пять истребителей с повреждениями различной степени стояли в своих загонах, как пучеглазые чудовища, опаленные и почерневшие. Я уловил запах паленого мяса, и меня чуть не вырвало. Должно быть, пилоты успели заметить лишь ослепительно белую вспышку водородного топлива. Снайпер появился уже потом. Никто из людей, бывших здесь в момент взрыва, не уцелел и не мог уцелеть.

Мы проникли под кожу огромного животного. Оставив одного из финнов охранять выход, мы направились дальше и оказались у левого борта корабля, почти на полпути к крылу. Нашей команде предстояло проверить наиболее вероятные места расположения центра управления ракетной системой — вдоль осевой линии корабля, под большим вертикальным стабилизатором и плавником.

Мы не теряли времени. Я отправил Раунио вместе с остальными вперед, а сам с Джослин, Меткафом и еще несколькими финнами занял позицию в арьергарде.

Нам понадобилось две минуты, чтобы найти выход из мрачного помещения, но затем вспышка фонарика высветила его. Люк был закрыт.

Раунио встал перед ним и жестом приказал одному из своих людей открыть люк. Люк медленно распахнулся. Раунио вскинул автомат.

За порогом было пусто.

Пригнувшись, Раунио бросился в-коридор, подал остальным знак ждать его у люка и проверил ближайший поворот. Вскоре он вернулся.

Он подал сигнал, и мы тихо вошли в недра корабля.

Мы направились по коридору, ведущему к правому борту и центральной оси корабля. Двигаться приходилось осторожно, проверяя каждую развилку коридоров. Эта часть корабля казалась пустынной. Но даже в этой пустоте было что-то раздражающее, что заставляло нас шагать все быстрее, под конец мы почти бежали по коридору. Ярко освещенные коридоры казались настороженными, ждущими. Мы слышали приглушенные удары и скрежет, далекие звуки аварийных сирен и стрельбы. Почему-то этот доносящийся издалека шум лишь прибавлял нам беспокойства в пустом и тихом коридоре.

Мы торопились, иногда из осторожности замедляя шаги, иногда срываясь с места.

Каждый перекресток коридоров был обозначен нанесенными через трафарет символами. Судя по этим указателям, мы находились на палубе В, в тридцать шестом коридоре. Перекрестки были обозначены Р—16, Р—15, Р—14 и так далее. Очевидно, цифры указывали номер коридора, считая от центральной линии корабля.

Внезапный, резкий и оглушительный взрыв где-то поблизости ошеломил нас. Я чуть не наткнулся на Раунио, который упал ничком и указал вперед, на следующий перекресток. Он выстрелил, послышался еще один взрыв — уже дальше, и Раунио вскочил на ноги.

Мы вновь бросились по коридору, спеша достичь правого борта и кормы.

— Сзади! — послышался вопль Меткафа, и коридор, сквозь который мы только что прошли, утонул в вихре пламени и дыма.

Рухнув на пол, мы начали отстреливаться — до тех пор пока те, кто отвечал нам, не прекратили стрельбу. Мы потеряли двоих, но снова могли двигаться к цели.

Вскоре нам вновь пришлось открывать огонь — на этот раз противник оказался спереди. Я понял, что стрельбу ведут из главного коридора, проходящего вдоль центральной линии корабля. Именно там гардианы подстерегали абордажные войска.

Я вытащил из рюкзака гранатомет и зарядил его зажигательными снарядами. Целясь наугад, я выпустил сразу три этих маленьких, но эффективных снаряда. Спустя секунду из коридора впереди вырвалось пламя, а затем снова наступила тишина. Свет погас. Кто-то из-за моей спины швырнул дымовую гранату в темноту.

Дым долго висел в воздухе. Мы вышли в главный коридор, слыша приглушенные звуки далеких перестрелок.

Джослин ткнула меня в бок и указала направо. Там оказался широкий трап, ведущий на нижние палубы. Жестами отозвав весь отряд, мы двинулись глубже в брюхо корабля. На палубе С было тихо. Раунио оставил у трапа двоих охранников. Спускаясь в противоестественную тишину палуб D, E и F, мы на каждом уровне лишались двух человек. Раунио это явно не нравилось, но по крайней мере такое решение гарантировало нам возвращение по тому же пути.

У трапа на палубу G мы помедлили, и я взглянул на шкалу устройства поиска центра управления ракетной системой. Вертикальный индикатор по-прежнему указывал вниз — значит, требовалось спуститься по меньшей мере еще на одну палубу.

В воздухе пахло порохом, дымом, горелой резиной и изоляцией. Издалека по-прежнему доносились звуки выстрелов, иногда по кораблю прокатывалась дрожь мощного взрыва. Но здесь, вокруг нас, все было спокойно — словно в ловушке, перед тем как она захлопнется.

Раунио подполз к трапу на палубу G и бросил вниз дымовую гранату. Из шахты трапа вырвался дым и окутал нас. Когда дым рассеялся, выстрелы послышались громче и чаще. Прогремел взрыв, за ним последовало шипение работающего лазера.

Раунио указал на тонкий луч света, пробивающийся сквозь дым. Он исходил откуда-то с середины трапа, на полпути вниз. Джослин сделала предупреждающий знак, сняла рюкзак и вытащила кусачки. Лежа лицом к коридору, она жестом приказала мне придержать ее за ноги. Ее каска ударилась о ступеньки. Осторожными, едва заметными знаками руки она показывала, насколько спустить ее вниз. Оказавшись в нужном месте, Джослин резко взмахнула рукой, приказывая мне остановиться.

Кусачки звучно щелкнули — раз, другой, и тонкий луч света погас, а вместе с ним были обезврежены и лазеры.

Я уже собрался подтянуть Джослин наверх, как она жестом попросила спустить ее еще пониже. После того как был перерезан третий провод, путь на палубу G оказался свободен.

Теперь мы знали, чего опасаться. Еще три игрушки на фотоэлементах были обезврежены сразу же, едва мы вошли в коридор.

Я проверил устройство поиска: вертикальная стрелка исчезла — значит, мы находились на нужной палубе. Горизонтальная стрелка указывала прямо в сторону кормы. Мы приближались к цели.

Оставив за собой еще двух человек, мы двинулись к корме. Теперь нас было только двенадцать — неплохо, по пути сюда мы могли потерять и больше.

Мы находились в самой глубине брюха небесного чудовища. Впервые в жизни я испытал приступ клаустрофобии. Мы были внутри врага, а враг — впереди, позади, слева, справа, сверху и снизу. Он мог нанести удар с любой стороны и в любой момент.

Теперь на каждом перекрестке Раунио проявлял маниакальную осторожность, подолгу застывая на коленях возле угла, сжимая в руке пистолет и держа нож другой рукой наготове. Он проверял оба направления, быстро поворачиваясь туда и сюда, затем делал это вновь и кивал нам.

Такое повторялось много раз подряд, за это время мы успели продвинуться едва ли на несколько десятков метров. Наконец наступил момент, когда Раунио быстро отпрянул, а пуля ударила в стену на том месте, где только что находилась его голова.

Раунио вскочил как пружина и бросился через перекресток, успев швырнуть гранату. Послышался глухой удар и взрыв. Я рухнул на пол и стал стрелять вслепую. Трупы мы обнаружили с обеих сторон перекрестка. Раунио бросился к одному из раненых, приставил пистолет к его затылку и выстрелил, а затем добил остальных. Я не знал, что он делает — стреляет в мертвецов или добивает еще живых. Вряд ли и Раунио понимал, что делает, — он просто помнил об осторожности.

Но времени размышлять у меня не было — я стрелял во все стороны, не задумываясь. Раунио громко выругался, над моим ухом просвистел нож. Я бросился на пол, не переставая стрелять. Один гардиан упал с ножом в глотке, второго прикончили пули. Дотянувшись до гранатомета, я пустил в сторону противника сразу три снаряда, слишком поздно вспомнив, что загрузил зажигательные. Секунду спустя коридор наполнила тошнотворная вонь паленого человеческого мяса. Послышался дикий вопль — он оборвался, когда Раунио выстрелил в сторону пламени. Стена пламени и жара подкатила к нам и успела опалить мне брови и ресницы, прежде чем жар утих. Кроме трупов, в коридоре было нечему гореть, и пламя быстро погасло.

Именно сюда нам и требовалось попасть — я чувствовал это. Догадку подтверждали мины и засады. Я вновь взглянул на устройство поиска — стрелка на нем указывала прямо на следующий перекресток.

— Вот он! Скорее! — Мои слова нарушили тишину. Если не считать проклятий и выстрелов, казалось, мы провели в молчании долгие часы. На самом же деле мы находились внутри корабля всего двадцать три минуты.

Теперь я шел впереди, а Раунио прикрывал нас с тыла. Я старался переступать через тлеющие трупы, не глядя на них, не принюхиваясь и не думая. По телу бегали мурашки.

Джослин вскинула пистолет и выстрелила как раз в тот момент, как пуля ударилась о мою каску, а в голове зазвенело от удара. Я ощутил сильный толчок в грудь и ошеломлению оглядел себя. Вторая пуля ударилась о мой бронежилет и впечаталась в него плоской бесформенной кляксой. Не задумываясь, я потянулся, чтобы оторвать ее, и обжег пальцы о металл, еще раскаленный после полета и удара. Сунув обожженные пальцы в рот, я пососал их, морщась от боли. Я оставался на месте, борясь с желанием двигаться дальше, пошевельнуться, выстрелить. Вдруг я ощутил внушительный пинок сзади, и Меткаф поднял меня за воротник, поставил на ноги и подтолкнул вперед.

— Идем, босс. Это он умер, а не ты. — Он кивнул в сторону убитого Джослин гардиана.

— Спасибо, Рэндолл.

— Пустяки. Это наша служба.

Я отплатил Рэндоллу за услугу, потянув его вниз, как только из-за угла появился еще один гардиан. Мы шумно грохнулись на пол. Гардиан был вооружен только автоматом и стоял на виду. Пистолет я по-прежнему сжимал в руке и только поднял руку и не торопясь дважды нажал на курок. После второго выстрела гардиан выронил автомат.

Я взглянул на устройство поиска — его зашкаливало, на нем перемигивались все индикаторы. Мы находились возле самого центра управления. Через несколько метров от нас оказалась дверь без всяких надписей — наша цель.

Джослин протянула мне пластиковые пуговицы разрывных зарядов. Я заложил их возле дверной ручки, во все четыре угла двери, нашел места прикрепления петель и тоже подложил туда заряды. Джослин следовала за мной, прикрепляя к каждому заряду крохотные радиоуправляемые фитили.

Мы просигналили остальным, велев им лечь и ждать взрыва, и сами последовали их примеру. Джослин нажала кнопку на передатчике. Взрыв оглушил нас. Дверь сорвалась с петель и врезалась в противоположную стену с лязгом, который мы услышали, несмотря на грохот взрыва. Из-за двери вырвались клубы пыли и дыма.

Шагнув внутрь, Раунио выстрелил трижды. Войдя следом за ним, я обнаружил в помещении три трупа, уловил краем глаза движение, стремительно обернулся и выстрелил в его сторону, добавив к трем трупам четвертый.

Дым быстро рассеивался.

Здесь, в просторном помещении, находились пульты, контролирующие ракеты, которые охраняли от кораблей внешние границы звездной системы. Отсюда, если заключения финских техников оказались правильными, мы могли отдать системе приказ о самоликвидации, обречь ракеты на гибель. Корабли Лиги, ждущие у границ системы, смогут войти в нее, и война будет выиграна одним ударом.

Мы с Джослин знали, что делать, — десятки раз мы повторяли эту последовательность действий на Вапаусе. Где-то на корабле находились и другие команды, которые тоже готовились к этой задаче и были способны выполнить ее. Но центр обнаружили мы. Еще одна команда должна была выйти сюда с другого борта корабля, но она так и не появилась.

Я повернулся к Джослин, пытаясь сказать «давай начнем», но не услышал собственный голос. Джослин зашевелила губами, но я по-прежнему ничего не слышал. Я оглох — как и Джослин, и все остальные. Это было самое страшное.

Две контрольные панели были расположены друг напротив друга, и выполнять команды синхронно мы могли, только переговариваясь между собой. Но поскольку мы ничего не слышали, выполнить работу оказалось невозможно.

Десять невыносимо долгих минут мы провели, сначала объясняя проблему финнам и Меткафу, а затем крича во все горло — до тех пор, пока не стали слышать друг друга сквозь звон в ушах. Бдительный Раунио караулил нас у двери, выходящей в коридор.

Наконец мы охрипли, ощутили боль в натруженных барабанных перепонках и взялись за работу.

Техники с Вапауса снабдили нас ключами для замков пульта, но мы обнаружили более надежный источник ключей — мы сняли их с трупов двух операторов-гардианов.

— Первый ключ вставлен, — сообщила Джослин.

— Первый ключ вставлен, — подтвердил я.

— Поворачиваем ключ в первую позицию по моей команде, — предупредила Джослин. — Готовься, внимание, давай!

Щелчки ключей прозвучали одновременно, на моей панели зажглись зеленые сигналы.

— Ключ два, — объявила Джослин.

— Ключ два вставлен.

— Поворачиваем ключ два в первую позицию. Готовься, внимание, давай!

Появилось еще два сигнала, и панель открылась передо мной, обнажив очередной ряд кнопок. В это время издалека послышались выстрелы.

— Берись за тумблер переключения режимов. По моей команде поднимай его вверх до упора — до отметки «полный ручной контроль». Я буду отсчитывать каждый щелчок. Первый — стоп. Второй — стоп. Третий — стоп. — Голос Джослин становился все более отчетливым, поразительно чистым и спокойным. Откуда-то по-прежнему доносился шум перестрелки, постепенно нарастая.

— Левую руку — на тумблер первого режима. Правую — на тумблер второго режима. Опускаем оба одновременно по моей команде. Готовься, внимание, давай!

Комнату вдруг заполнил громкий механический голос — хриплый и гнусавый.

— Вы задействовали систему полного ручного контроля. У вас есть тридцать секунд, чтобы исправить команду Если через тридцать секунд вы не исправите команду, пульт будет отключен, помещение автоматически запечатается, и в него начнет поступать ядовитый газ. Начинается отсчет тридцати секунд…

Из-за моей спины раздался по-прежнему спокойный голос Джослин:

— Открой ячейку над кнопкой команды самоликвидации. Готовься, внимание, давай! Вижу три кнопки.

— Осталось двадцать секунд, — сообщил механический голос.

— По команде дави на левую крайнюю кнопку. Готовься… давай! Теперь правую. Готово. Последней жми кнопку в центре и не забудь на всякий случай скрестить пальцы свободной руки, дорогой! Ну, готовься, внимание… давай!

Панель передо мной засверкала, как новогодняя елка. Тот же гнусавый голос проговорил откуда-то сверху:

— Вы отдали приказ о самоликвидации ракетной системы. Если приказ не будет отменен в последующие пять минут, он поступит по связи ко всем ракетным установкам. Начинается отсчет пяти минут. Через тридцать минут после передачи команды самоликвидации контрольная система автоматически очистит всю память. Осталось четыре минуты сорок пять секунд.

С воплем радости мы бросились друг к другу и тут же услышали выстрелы — на этот раз совсем близко. Меткаф крикнул нам:

— Рано радоваться, ребята! Неизвестно еще, сумеем ли мы продержаться эти пять минут. Пора взяться за оружие и отогнать отсюда непрошеных гостей.

Раунио и Джордж стреляли в обе стороны, стоя около двери.

Рванувшись с места, я подхватил гранатомет и зарядил его разрывными снарядами. Бросившись к дверному проему, я выстрелил в обе стороны, стремительно поворачиваясь. Взрывы сбили всех нас с ног, протрясли и вновь оглушили.

Я выглянул из двери. Снаружи не только не осталось наших противников — не было и половины самого коридора.

Эти пять минут показались мне самыми длинными в жизни. Ближе к их завершению ко мне вновь вернулся слух.

— Осталось девяносто секунд, — произнес бесстрастный голос с потолка.

Меня охватило желание пустить в динамик пулю.

Из коридора снова послышались выстрелы и шипение лазеров. Раунио и его люди вели ответный огонь. Выбираться отсюда будет затруднительно. Пока я даже не знал, удастся ли это вообще. У нас еще оставалось несколько взрывных пластиковых лент, покрытых полосами условных цветов, от желтого до синего. Желтый конец был наиболее взрывоопасным и давал направленный взрыв. Если же требовался добрый старый взрыв во все стороны, следовало использовать тускло-зеленую часть.

Я влез на табурет, взял весь пластик и развернул его, прикрепив желтой стороной к потолку, образовав круг около полуметра в диаметре. Потолок был алюминиевым, но не из того сверхпрочного материала, из которого делают наружные обшивки. Мы могли пробиться через него. Я прикрепил к пластику четыре радиоуправляемых фитиля и спрыгнул на пол.

— Осталось шестьдесят секунд, — гнусаво напомнил голос.

Одна из добровольцев-финок пошатнулась и упала с простреленной головой.

— О черт! — выпалил Меткаф. — Давай же, жестянка, отправляй сигнал, или все мы пойдем на отбивные!

Я убрал подальше табурет и взглянул на бойцов у двери. Там не было места еще для одного человека. Все, что нам оставалось, — ждать, когда истекут последние секунды.

— Ну, мистер Машина, скажи, что осталось тридцать секунд, — упрашивал шепотом Меткаф.

Закашлявшись, я сплюнул, и только тут заметил, что у меня изрезаны все руки. Я не мог вспомнить, когда это произошло.

Наконец мы услышали хорошую новость:

— Осталось тридцать секунд.

— Дождались, — проворчал Меткаф.

— Это еще не все. Будем надеяться, что отсчет верный.

Раунио метнул по гранате в обе стороны коридора. Дым ворвался в дверной проем и заполнил комнату.

— Осталось пятнадцать секунд.

— Раунио, уходим через потолок! Приготовься истратить последние припасы!

— Осталось десять секунд.

— Сюда! — крикнул я финнам.

Раунио закинул за спину автомат, бросил еще две гранаты в коридор и отскочил от двери. Повернувшись, он усмехнулся мне. Его лицо почернело, волосы наполовину обгорели, из левого уха по шее тянулись струи крови.

— Мистер Ларсон, пора выбираться отсюда! — прокричал он, пересиливая грохот.

Джордж сунул пистолет в кобуру и поднялся на ноги. Кивнув мне, он в изнеможении прислонился к стене.

— Пять секунд. Четыре. Три. Две.

Джослин положила палец на кнопку радиодетонатора.

— Одна.

Все вокруг стихло — кроме звуков стрельбы из коридора. Пауза показалась длиннее всей жизни. В этой тишине гулко прозвучал щелчок.

Гнусавый голос вновь ожил:

— Всем ракетным установкам отправлена команда самоликвидации. Сигнал достигнет их через четыре — десять часов. Контрольные системы будут отключены, а программы — стерты через тридцать секунд.

Мы выиграли.

Мы выиграли эту войну.

Джослин нажала кнопку, и заряд взорвался с диким ревом, вновь наполнив комнату дымом. Несколько секунд в плотном дыму было невозможно ничего разглядеть.

Наконец мы увидели, что пласт алюминия над нашими головами превратился в нелепо искореженный металлический жгут толщиной в мой палец. Я отстрелил его лазером. Он с лязгом свалился на пол.

Пули застучали по стене напротив двери. Полдюжины автоматов выстрелили одновременно, и вражеский солдат упал через порог, в секунду превратившись в окровавленный кусок мяса.

Меткаф и Раунио отстреливались через дверь, а я схватил табурет и подставил его под отверстие в потолке. Подхватив Джослин, я впихнул ее в дыру За Джослин последовал Джордж, а потом финны.

— Меткаф, Раунио, скорее сюда! — Я выстрелил в сторону двери.

Меткаф скрылся в дыре через две секунды, Раунио не отставал от него. Я покинул центр управления последним.

Оказавшись наверху, я огляделся. Мы попали в офицерскую каюту. Хозяин каюты был здесь же — его труп уже остывал. Джослин всадила ему пулю между глаз прежде, чем офицер успел пошевелиться.

Раунио вышиб дверь в коридор, и мы выбрались из каюты, стараясь следовать тем же путем, каким двигались уровнем ниже. Но, видимо, расположение палубы F было иным.

Мы заблудились в рекордно короткое время. Раунио вновь шел впереди, уже не тратя времени на предосторожности. Он стрелял из-за каждого угла — на случай, что там кто-то есть. Взглянув на номера коридоров, я выругался: мы выбрали неверный путь.

— Мы идем не в ту сторону! — завопил я Раунио.

Повернувшись, мы двинулись в сторону носа. Я свернул к правому борту, а затем вновь к носу — так, чтобы выйти к первому коридору Центральный коридор наверняка держали под обстрелом, а нам требовалось пройти к тридцать шестому — туда, где мы оставили охранников.

Вспомнив нечто важное, я включил передатчик.

— Всем войскам Лиги и финнов! Передаю код «Гол». Повторяю: «Гол». Миссия завершена. Отступайте, бегите, спасайтесь — миссия завершена. — Закончив, я попросил Раунио повторить то же самое по-фински. Мы шли вперед не останавливаясь.

Воздух стал едким, к нему примешались запахи гари и пота. У ближайшего поворота я заметил трафарет F—50. Еще четырнадцать коридоров.

Обвалившийся потолок перегородил коридор S—1. Мы свернули к правому борту и через четыре перекрестка оказались в коридоре F—42.

Путь в лабиринте коридоров продолжался. Я сворачивал к правому борту, затем к носу и снова к правому борту. Наконец мы достигли перекрестка центрального коридора и F—36.

Два удивленных охранника-финна чуть не перестреляли нас, не узнав. Мы разрешили охранникам с палубы G покинуть свой пост и сами поднялись по трапам с палубы F на D.

Оставалось пройти всего-то четыре лестничных марша — такая задача может показаться чепуховой, но после пережитого мы едва справлялись с ней. На каждой палубе к нам присоединялись охранники. К тому времени как мы достигли палубы В, перед моими глазами появились разноцветные пятна, я жадно глотал воздух.

До сих пор нам везло. Но на палубе В мы наткнулись на настоящий бой. Стреляли со стороны носа.

В пяти метрах от нас я видел трап, ведущий на палубу А — самую верхнюю, открытую. Короткий путь. Если проберемся туда, мы будем избавлены от бесконечного — и возможно, смертельного — блуждания по лабиринту коридоров, ведущих к лифту, через который мы спустились сюда. Эта мысль вызывала искушение, но мы не могли и носа высунуть из шахты трапа, рискуя превратиться в гамбургеры.

В десяти метрах от нас в другой стороне находился коридор, по которому мы двигались от лифта менее часа назад.

Я задумался. Весь наш отряд чуть не падал от изнеможения, и это обстоятельство оказалось решающим. Я знал, что мы не выдержим перехода к борту и подъема на палубу. Время работало против нас. Следовало двигаться наперерез — притом немедленно, чтобы остаться в живых. Я зарядил гранатомет последними снарядами.

— Раунио, — попросил я, — просигналь своим людям у лифта, что мы идем в другую сторону. Будем прорываться прямо к трапу наверх, — пригнувшись, я направил ствол гранатомета в шахту трапа.

Немедленно по металлу защелкали пули. Я нажал курок, выстрелив слепую, и первый снаряд со свистом унесся вверх.

Вспышка последовала спустя секунду. С воинственным кличем я вырвался на палубу В и застыл, расставив ноги и сжимая в руках гранатомет. Моим глазам открылась преисподняя, коридор корабля, искаженный в адовом огне.

Извивающаяся фигура, охваченная пламенем, рухнула на пол. Я выстрелил в нее в упор, и фигура взорвалась. Пепел сгоревшего человеческого тела осел на мои руки и лицо.

Огонь, пламя, красно-рыжий монстр… Я продолжал стрелять — не знаю, зачем мне понадобилось усиливать царящий вокруг хаос.

Наш отряд бросился к люку палубы А, а я прикрывал его, вспоминая другое пламя, виденное когда-то давно. Увлекшись стрельбой, я даже не замечал, что у меня кончились снаряды: я ликовал, видя огонь, и радовался жуткой бойне!

— Мак, скорее! — позвала меня Джослин.

Только тогда я услышал щелчки разряженного гранатомета. Поняв, что делаю, я отшвырнул чертову штуку и бросился на палубу А. Я последним вывалился из шахты трапа на широкую верхнюю палубу «Левиафана».

Здесь тоже кипела бойня.

Взорвались еще два наших корабля. Десятки поединков и схваток вспыхивали в разных концах палубы. Противники прятались за обломками кораблей, стреляя друг в друга.

«Дядя Сэм» стоял на прежнем месте, целый и невредимый, и его гордые белые, красные и синие узоры на боках выглядели чертовски здорово — и находились чертовски далеко. От корабля нас отделяло полкилометра открытой палубы. Еще дальше я видел звезды «Звезд» и полосы «Полос», которые неплохо смотрелись на фоне финского неба.

«Левиафан» летел гораздо медленнее, постепенно снижаясь и кренясь на левый борт. С палубы была видна поверхность планеты. На самой палубе полыхало с десяток костров.

Я забрал у Раунио свой передатчик.

— Всем войскам! Всем войскам Лиги и финнов! Передаю код — «Гол»! Миссия завершена! Отступайте, бросайте к черту этот корабль и спасайтесь! Передайте это сообщение всем. — Я протянул передатчик Раунио. — Переведи это, Раунио, повтори для всех наших на корабле. Пусть выбираются отсюда, пока еще целы.

Утомленные солдаты следовали за Раунио в последнем стремлении спасти жизнь. Один парень вдруг остановился и с размаху грянулся о палубу, сбитый шальной пулей.

Со всех сторон солдаты направлялись к кораблям. Я видел, как трое парашютистов просто бросились на корму и спрыгнули за борт, полагаясь на надежность запасных парашютов. Остальные делали то же, что и мы, — организованно отступали. Дважды мы чуть не наткнулись на отряды гардианов, занятых бегством от наседавших сзади финнов. Гардианам не пришлось долго бежать — Раунио пустил в ход последние ножи.

Казалось, «Дядя Сэм» не приближается, а удаляется от нас. У меня колотилось сердце, кружилась голова. Я сбросил рюкзак и отшвырнул винтовку — для стрельбы расстояние все равно было слишком незначительным. Избавившись от каски, я делал все возможное, лишь бы переставлять ноги — одну за другой.

Мы двигались к шлюпке медленно и мучительно. Истребитель гардианов пролетел над нами чуть в стороне, преследуемый финном. Удрать гардиан не успел — финн выпустил торпеду, та в мгновение преодолела расстояние между ними, и гардиан взорвался, разбрасывая обломки вокруг хвостового плавника.

Внезапно оказалось, что до «Дяди Сэма» совсем близко — около семидесяти пяти метров. Потом это расстояние сократилось до пятидесяти метров и исчезло совсем. Джослин первой нырнула в люк и поднялась в кабину, но я не отставал.

Изнеможение охватило нас, искушая забыться, заснуть, послав все к черту Но мы уже проделали полпути и, возможно, могли еще спастись.

На нескольких экранах шел бой, финны захватывали нижние палубы. Джослин избавилась от своего боевого снаряжения и рухнула в кресло. Я сорвал бронежилет и уронил его на пол, вытер окровавленное лицо рукавом и занял свое место у пульта.

— Джослин, прежде чем взлетать, задержись у борта. Нас могут догнать. Включи и химические, и реактивные двигатели, но держи их на половинной мощности, пока сможешь.

— А может, стоит еще пострелять?

— Пора кончать игру. Интересно, расплавит ли пламя из дюз обшивку этого чудовища. — Я включил внутреннюю связь. — Лейтенант Раунио, поднимитесь сюда. Мне нужен переводчик. Рэндолл, ты тоже иди к нам — нам может понадобиться запасной пилот.

Раунио и Меткаф поднялись в кабину.

— Раунио, вызывай все корабли. Прикажи им взлетать немедленно, как только на борту окажутся все, кого они смогут увезти. Пусть «Звезды» и «Полосы» задержатся с вылетом. Надо попробовать пробиться сквозь палубу и попортить шкуру этому зверю. — Раунио передал приказы. Меткаф плюхнулся в пустое кресло и стал помогать Джослин готовить «Дядю Сэма» к взлету.

Я вывел на экран изображение с камеры, расположенной у люка. Сначала там было пусто, затем мокрый от пота солдат пробежал через открытое пространство палубы и нырнул в корабль. За ним последовал второй.

Первый корабль финнов взлетел с носа «Левиафана» и устремился вперед, к какой-нибудь из уцелевших баз. Я долго смотрел ему вслед. Под нами простирался ландшафт Новой Финляндии, впереди быстро приближалась береговая линия.

Еще один финн совершил взлет. Последняя пара самолетов противника попыталась погнаться за ним, но наши истребители сразу же перерезали им путь. Вскоре взлетел и третий корабль.

— «Дядя Сэм» готов к взлету. Реактивные и химические двигатели в порядке, — доложила Джослин и откинулась на спинку своего кресла с удовлетворенным вздохом. — Господи, Мак, мы целы!

— Пока — да. Лейтенант Раунио, в каком состоянии «Звезды» и «Полосы»?

Раунио вызвал оба корабля и доложил:

— Все системы готовы к немедленному запуску. Но оба корабля требуют отложить взлет.

— Ни в коем случае, — возразил я. — Правда, можно попытаться как следует отделать этого зверя. Пора кончать с ним.

— Согласен, командир.

— Босс, взлетел последний из наших кораблей.

— Отлично. Осмотрите палубу во все камеры. Кто-нибудь еще остался там?

— Никого. Нет. Ни души, — ответили мне три голоса.

Я пожелал, чтобы они оказались правы. Палуба была действительно пуста.

— Взлетай, Джослин.

— Стойте! — вдруг крикнул Меткаф.

Три фигурки торопливо бежали к нам, подняв руки над головами, — гардианы сдавались в плен.

— О черт! Впустите их. — Я включил внутреннюю связь. — Лейтенант, доставьте на борт троих пленных и позаботьтесь, чтобы ваши солдаты не перебили их.

Три гардиана опасливо подошли к кораблю, все время держа руки на виду. Я видел, как Раунио появился из люка и резкими ударами в живот поочередно свалил всех пленных. Схватив за воротники, он забросил их в люк и помахал рукой камере.

Я задумался над тем, за какую работу может приняться человек вроде Раунио в мирное время — должно быть, займется рукопашным боем или каким-нибудь местным видом борьбы.

— Давайте взлетать, — заключил я. — Реактивные двигатели на половинную мощность. — Корабль завибрировал, едва двигатели пробудились. — Передайте тоже самое «Звездам» и «Полосам».

Из основания обоих кораблей вырвались тонкие фиолетово-белые лучи света, расплющиваясь о невероятно прочный материал палубы. Долгое время казалось, что ничего не происходит.

Меткаф издал длинный пронзительный свист.

— Любая палуба должна от этого расплавиться через пару секунд!

Прошло десять секунд, затем двадцать, но палуба держалась. Затем что-то задрожало и поплыло под «Звездами», в тот же момент рычание нашего двигателя ненадолго утихло, а затем стало более низким, приобрело утробный оттенок.

— Со «Звезд» сообщают, что «Дядя Сэм» пробил палубу, — передал Раунио.

Взглянув на него, я заметил, какой жаждой победы горят его глаза.

— Ладно, Джослин, подними нас на десять метров.

Рокот стал более гулким, и «Дядя Сэм» приподнялся в воздух. Пламя дюз резало обычный материал под верхним покрытием палубы, словно масло, полностью испаряя алюминий. Смрадный химический дым вдруг вырвался из дыры в палубе и завихрился вокруг «Дяди Сэма», ослепив нас.

— Двадцать метров вверх, и начинай продвигаться со скоростью метр в секунду к корме, — приказал я. — Лейтенант Раунио, передайте «Звездам» и «Полосам» — пусть следуют нашему примеру, но движутся со скоростью полметра в секунду.

«Дядя Сэм» с легкостью разрезал верхнее покрытие палубы, как только в нем была сделана первая дыра. За ним оставалась широкая траншея, из которой вырывался дым и огонь. Сначала «Звезды», а затем и «Полосы» медленно поплыли над палубой, прожигая в теле «Левиафана» свои траншеи.

Теперь пришло время решительной атаки.

— Джослин, подними нас над левым крылом.

«Дядя Сэм» вдруг прибавил скорость и завис над крылом «Левиафана».

— И оставайся над ним на высоте пятнадцати метров, пока не получишь команду Будь готова удирать отсюда во весь опор.

Джослин кивнула, и наш корабль слегка снизился над крылом.

— Мак, должно быть, мы прямо над подъемными камерами. Если там не гелий… — тревожно начал Меткаф.

— Знаю, знаю. Но это подействует, вот увидишь.

— «Звезды» и «Полосы» сообщают, что топлива у них осталось на две минуты полета. Просят разрешения на посадку.

— Черт возьми! Ладно, пусть садятся.

Два корабля немедленно нырнули к земле.

— Мак, они не дотянут до берега, им придется совершить вынужденную посадку на воду. Мы уже над океаном, — заметила Джослин. — У нас самих топлива тоже негусто, — тихо добавила она.

Два корабля падали в море, двигатели тормозили их падение. Дотянуть до берега они даже не пытались — до него оставалось не меньше десяти километров. Реактивные двигатели коснулись воды, и на несколько минут клубы пара скрыли корабли из виду.

Раунио прислушался, поправив наушники, и доложил:

— Оба корабля сели благополучно. — Он гордо усмехнулся. — «Полосы» вел мой сын — ручаюсь, он классный пилот. Теперь с ним все в порядке.

«Дядя Сэм» висел над крылом своего гигантского противника и был единственным кораблем в небе над «Левиафаном», если не считать нескольких отставших истребителей. Пламя двигателей прожигало крыло «Левиафана». Наш корабль слегка покачнулся, и Джослин выровняла его.

— Мак, кажется, мы уже…

Ее прервал взрыв. Мощная волна отбросила нас высоко в воздух над кораблем и вышвырнула из зоны взрыва.

Гардианы слишком понадеялись на прочность обшивки своего корабля. Камеры в крыльях «Левиафана» они заполнили водородом — самым легким, летучим и воспламенимым из газов.

Запустив двигатели на полную мощность, Джослин провела нас над горящим кораблем. Левое крыло почти полностью скрывало пламя. «Левиафан» болтался и кренился во все стороны. Огромный кусок крыла вдруг отвалился и начал лениво падать в море. «Левиафан» стал неуправляемым и описал длинную дугу, вновь разворачиваясь к земле, теряя высоту и скорость. Мы держались неподалеку, наблюдая за смертью небесного чудовища, гигантского корабля, страшного противника.

Он падал все ниже и ниже, теперь уже быстрее, приближаясь к линии побережья на высоте шестисот метров. Очередным взрывом оторвало огромный многотонный кусок левого крыла, и тот рухнул вниз, как огненный шар. Воздушной волной сорвало хвостовой плавник, и он упал в сторону кормы, но еще цеплялся за корабль искореженными остатками опор. Вскоре и он обрушился на землю, подняв столб песка и земли, смешанный с травой и ветками. Плавник оставил на земле длинную, глубокую борозду и замер.

«Левиафан» врезался в землю с силой, потрясшей почву, море и даже небо.

Как гора, внезапно оторвавшаяся от основания, «Левиафан» катился, подпрыгивал и разваливался на части, пламя от которых вздымалось на несколько километров в небо. Эти обломки казались маленькими по сравнению с «Левиафаном», но каждый из них был больше «Джослин-Мари». Падая, они зарывались глубоко в землю.

Медленно и постепенно после длительной агонии последние конечности измученного монстра застыли на месте и были охвачены пламенем. Огонь с них перекинулся на траву, деревья, саму почву — все вокруг съеживалось от невероятного жара. Этому огню предстояло полыхать еще несколько часов.

С ужасом и недоверием мы наблюдали, как устроенная нами бойня завершается нашей победой.

Победа была абсолютной и окончательной.

Я вытянулся в кресле и мысленно уставился сквозь потолок кабины доброго старого «Дяди Сэма» в чистое небо над головой.

Мы победили…

— Веди его на посадку, Джослин, — тихо произнес я. — Снижайся и дай ему отдохнуть.

 

20

Мы с Джослин брели рука об руку вдоль пустынного берега моря. Впереди, у залива, едва виднелся силуэт «Полос», приведенных к причалу. «Звезды» увели в док за несколько километров отсюда, ожидая, пока появится возможность поднять шлюпку с воды.

Наступал поздний вечер длинного дня Новой Финляндии, солнце бросало теплый алый отблеск на воду впереди нас. Джослин заметила неподалеку знакомую фигуру, и мы направились к ней, поглядывая в небо.

Первая бесшумная, отдаленная вспышка появилась, когда мы подошли к Джорджу. Вспышка возникла высоко в небе, над заходящим солнцем. Джордж стоял, уставясь на нее. Заметив нас, он лишь молча кивнул.

Мы, все трое, застыли рядом. Вапаус вышел из-за горизонта и поплыл к нам, как дружелюбный ночной сторож. Я повернулся и оглядел землю, где громадными безобразными грудами среди обугленных лугов еще лежали обломки «Левиафана».

Ближайший городок, Випурии, был снесен почти до основания. Еще несколько городов — Маннергейм, Новый Хельсинки и другие — сильно пострадали во время войны. Завтра же пора было начинать отстраивать их заново.

Сотни, тысячи, десятки тысяч людей были мертвы, еще больше — смертельно ранены. Погибли герои и трусы — большинство их будет забыто, и лишь несколько останутся жить и после смерти. Планета покрылась шрамами, была опалена, залита кровью, но осталась цела.

Все было кончено.

Можно было, конечно, сказать, что те тысячи погибших жили ровно столько, сколько им было уготовано судьбой, что они внесли свой вклад в общее дело и погибли с честью. Можно было повторить давнее высказывание о том, что древо свободы в очередной раз окропила кровь патриотов.

Но сейчас нам было тягостно думать о победе или о поражении, вообще о войне. Все, что я знал наверняка, — то, что я еще жив и свободен и почти не испуган.

В небе вдруг появилась еще одна вспышка, и Джослин взяла меня за руку. Радиоволны несли незримые команды от уже исчезнувшей машины, и ракетные установки, космические роботы-убийцы, погибали. Они кончали жизнь самоубийством — последним средством отчаявшегося безумца.

Джордж вздохнул и похрустел пальцами, словно ему не терпелось что-нибудь делать руками, ремонтировать, строить.

— Это рушатся стены тюрьмы. Я сам помогал их строить и, слава Богу, помог уничтожить. Скоро сюда прибудет подкрепление, а потом вы — нет, мы выбьем их со Столицы. Там найдется немало людей, которые будут рады победе нашей стороны, стороны Лиги.

— Мы непременно победим.

— Мак, Джослин, этой маленькой планетке чертовски повезло: здесь появились вы. Теперь в вашу честь здесь будут называть целые города. Окажись на вашем месте кто-нибудь другой, финнам было бы нечего и надеяться на победу.

— Нам пришлось победить, Джордж. Гардианы могли напасть на другую планету, завоевывать все больше систем. Пусть они победили всего на двух или трех планетах — угроза, которую они представляли, была той самой последней каплей, что сплотила Лигу, сделала ее сильнее, чем считали народы.

— Может быть. Но вы двое спасли миллионы жизней и не дали этой чуме охватить другие планеты.

— Пожалуй, с нас хватит, — улыбнулась Джослин и сжала мою руку.

— И вскоре они будут окончательно побеждены, — произнес Джордж, и я понял, каких трудов стоило ему называть гардианов «они». Он пытался освободиться, но его еще сковывали прежние запреты.

— Нет, не так, — возразил я, высвободил руку из ладони Джослин и зашел в воду, предоставив ей плескаться о ноги.

— Небеса огромны, — продолжал я, — и пока человечество способно путешествовать по ним, пока люди вольны лететь туда, куда они хотят, найдутся те, кто пожелает править и завоевывать, кто будет одержим жаждой власти и алчностью. На этот раз мы победили их. И пока существуют мужчины и женщины — пусть всего несколько, — которых судьба других людей волнует больше собственной, люди, которые готовы пожертвовать жизнью, чтобы спасти ребенка, — до тех пор мы сможем побеждать их вновь.

Я вспомнил про Пита Гессети и его слова о наших пропавших товарищах, экипаже и пассажирах «Венеры». Их держали там, на планете гардианов, Столице. В этом я был уверен. Они ждали, когда мы найдем их, когда выследим гардианов, обнаружим их логово и освободим его узников. Успокаиваться было еще рано.