Глава двадцать восьмая

Ну, нам тоже сюда. Здесь, в самом центре ярмарки, на поляне, всё и произойдёт. Люди усаживаются прямо на траву. Они прихватили с собой бутерброды, фляжки с кофе, ящики пива, бутылки вина. Кое-где запалили костры – и над поляной стелется аромат печёной картошки и жареных отбивных. Повсюду носится ребятня, кто-то дерётся, кто-то танцует. Младенцы на руках у матерей агукают и плачут.

Ниташа держится возле Стена. Они пробираются через толпу к трейлеру. Трейлер обтянут синим брезентом, на котором огромными золотыми буквами выведено:

По пути их то и дело окликают:

– Привет, Стен, старина.

– Как дела, Ниташа?

Стен никому не отвечает. Он смотрит только на трейлер, на заветное имя – Панчо Пирелли. Он берет Ниташу за руку и ведёт вперёд. Похоже, его влечёт какая-то необоримая сила. Его даже потрясывает от волнения и страха. Но Ниташину руку он держит крепко.

– Пойдём, Ниташа, – шепчет он ей. – Не бросай меня, пожалуйста.

Она в ответ шепчет, что никогда его не бросит.

Вдруг наступает тишина, и – откуда ни возьмись – появляется Панчо. Он стоит около трейлера в синем плаще-накидке с золотым шнуром. На голове у него синие очки на резинке – такие обычно носят пловцы. Он всматривается в толпу и, приметив Стена, улыбается ему, именно ему, и сердце Стена начинает колотиться сильнее. Они с Ниташей проталкиваются к самому трейлеру. Они стоят рядом с Панчо Пирелли! Протяни руку и дотронься!

– Я вам рад, – тихонько говорит Панчо и, посуровев лицом, поворачивается к толпе. – Моё имя… – он выдерживает паузу, дожидаясь тишины, – Панчо Пирелли!

Люди хихикают, вздыхают, улыбаются.

Панчо поднимает руку.

– Сейчас вы станете свидетелями моей встречи со смертью, – говорит он. – Смерть коснётся меня зубами, а я загляну ей в глаза и закружусь с нею в танце. Для чего? Чтобы вы ощутили её дыхание.

– Давай, Панчо! – кричит кто-то в толпе.

И другие голоса подхватывают:

– Давай, Панчо, не тяни резину!

– Да! Мы любим тебя, Панчо!

– Ты сбрендил, Панчо?! Ты сошёл с ума!

– Рехнулся!

– Чародей!

– Ну же, Панчо Пирелли! Покажи, на что способен!

Панчо даёт народу время накричаться, а потом протягивает руку к краю синего брезента, которым обёрнут его трейлер. Он дёргает за веревку – и брезент расходится в стороны, точно театральный занавес. Стен открывает рот от изумления: там, под брезентом, чистая вода! Эту воду пронизывают солнечные лучи, а в них блестит-переливается косяк небольших рыб.

Целый трейлер используется как садок для рыбы! Что же это за рыба такая?

– Пираньи! – выдыхает толпа.

– Пираньи Панчо Пирелли! Пиратки Панчо Пирелли!

Панчо оборачивается. Голоса смолкают.

– Это, – произносит он, – мои пираньи.

Рыбы довольно красивы: овальной формы, серебристо-серые с красной полоской на щеках и розоватым брюшком. Каждая величиной с голову младенца, не больше. Стен смотрит во все глаза.

– Пираньи! – шепчет он на ухо Ниташе. Как и большинство людей, он знает, что пираньи славятся своей жестокостью. Это смертоносные рыбы из мифов и легенд, они за несколько секунд обгладывают человека целиком, оставляют голый скелет.

Неужели у Панчо те самые пираньи? Рыбки кажутся совсем безобидными! Тихие-мирные! Не могут они быть кровожадными пираньями!

– Это не пираньи! – вопит кто-то. – Не может быть!

Панчо улыбается.

– Не может быть? – повторяет он. – Ну, разумеется, не может! Какие же это пираньи?! А хотите проверить? Кто готов опустить руку в аквариум? – Он подходит к людям, вклинивается в толпу. – Хотите, мадам? Или вы, сэр?

Люди смеются, отступают, пропускают Панчо. Стен наблюдает, как Панчо двигается, взрезая толпу. Наблюдает он и за рыбами: они тоже двигаются, взрезая совершенно прозрачную воду, слегка шевеля плавниками и хвостами, и округляют рты, словно непрерывно говорят о‑O-O-O-O-O-O-O‑o.

– Быть может, вы, молодой человек? – произносит голос совсем рядом.

Это Панчо. И обращается он к Стену.

– Похоже, вы знаете мир рыб, – говорит Панчо. – Да вы и сам почти рыба. Быть может, попробуете с ними пообщаться?

Но тут Панчо внезапно переключает внимание на стоящего неподалёку маленького мальчика, который ест бутерброд.

– А ты, малыш?! – восклицает он и цепко хватает ребёнка за плечо. – Ты ведь шалун, верно?

У мальчика полный рот еды, и ответить сразу он не может, но мужчина рядом с ним говорит:

– Да, вы правы, мистер Пирелли! Он у нас такой шалун, что не приведи Господь!

– Папа! – кричит мальчик и пытается вырваться. Но хватка у Панчо железная. Мальчик отчаянно извивается, сначала хихикает, потом хнычет.

– Он – маленький монстр, мистер Пирелли! – твердит отец мальчика, едва сдерживая смех. – Он нас с матерью в гроб вгонит. Мы с ней всё время говорим, что этого чертёнка надо скормить пираньям Панчо Пирелли!

– Отличная мысль! Так мы и сделаем! – говорит Панчо. Он тащит малыша к аквариуму, забирает у него бутерброд. – Это что у тебя? – спрашивает он.

– С каб-б-басой… бутейбот, – лепечет мальчик.

Панчо подносит бутерброд к стенке аквариума. Мгновенно примчавшись, рыбы неистово тычутся в стекло, открывают рты, клацают зубами, а глаза их полыхают злобой.

– Бедные рыбки проголодались, малыш, – говорит Панчо. – Я накормлю их твоим бутербродом? Не против?

– Коймите, мистей Пийели, – шепчет мальчик.

С одного боку к аквариуму приделана лестница. Панчо лезет вверх, держа бутерброд в руке. А внутри аквариума рыбы тоже плывут вверх и вверх – по мере того как Панчо поднимается. Под смех толпы мальчик убегает обратно к отцу. Панчо добирается до края аквариума. Склоняется над водой. Улыбается и – выпускает бутерброд из рук. Не успел бутерброд коснуться воды, как рыбы бросаются к нему и пожирают в мгновение ока. Вода в аквариуме бурлит, люди в толпе замирают.

Сердце у Стена колотится громко-громко. Никогда прежде не доводилось ему видеть такой страшной сцены. Господи, если они так накинулись на бутерброд с колбасой, что они сделают с живым мальчиком?

 

Глава двадцать девятая

Панчо улыбается. Бутерброда как не бывало. Рыбы снуют туда-сюда с удвоенной энергией, словно ждут поживы покрупнее, словно им непременно надо сожрать что-то или кого-то ещё.

– Ну как? – говорит Панчо. – Видели, что делают мои рыбки с «бутейбодом с кабасой»? А теперь представьте, что они могут сделать с… – Он оглядывается по сторонам. Он разочарован. – Но где же мой шалун? Мой маленький чертёнок? Ах, он спрятался! Он убежал обратно к папочке. – Панчо хмурится. – Отдайте его мне! Мои рыбки проголодались! Им пора обедать!

Отец обхватывает сына обеими руками, покрепче, и вызывающе смотрит на Панчо. Ни за что не отдаст он своего сына на съедение пираньям.

Панчо сменяет гнев на милость. Улыбается.

– Не волнуйтесь, сэр. Это моя маленькая шутка. Вашему чертёнку ничего не грозит. А теперь… Смотрите все сюда!

Он достаёт из-под аквариума дохлую курицу. Уже ощипанную. Он держит её за ногу. Курица болтается вниз головой.

– Настало время пообедать, – говорит он толпе.

Панчо снова лезет вверх по лестнице. Опускает курицу в воду. Рыбы набрасываются на неё в ту же секунду, и ещё через секунду от неё остаются только кости. А ещё через несколько секунд и от костей ничего не остаётся. Рыбы же плавают как ни в чём не бывало, выписывают круги, спирали, восьмёрки.

– Как думаете, они сыты? – спрашивает Панчо Пирелли.

Он спускается вниз. Подбирает старый башмак, который валяется чуть поодаль. Искорёженный, жёсткий башмак из тёмной кожи. Наверно, он валялся на пустыре много месяцев или даже лет. Панчо взвешивает башмак на ладони. Переворачивает его. Притворяется, будто нюхает. Толпа хихикает. И вдруг Панчо подкидывает башмак вверх, и он, на миг замерев высоко в воздухе, плюхается в аквариум. Пираньи тотчас рвут его на части и заглатывают большими неперемолотыми кусками – отправляют перевариваться в своё ненасытное брюхо. И вот они снова снуют взад-вперёд в ожидании новой поживы.

Панчо обращает взгляд на Стена. И следующие слова он, похоже, адресует ему, только ему:

– Кто осмелится нырнуть в этот аквариум? Кто желает поплавать с моими рыбками? – Взгляд его становится ещё пристальнее. – Ты хочешь? Да-да, ты!

Стен цепляется за Ниташину руку. Мотает головой.

– Нет, – отвечает он. – Нет!

Панчо снова вклинивается в толпу.

– А хотите посмотреть, как ныряет в резервуар с пираньями Панчо Пирелли? – спрашивает он. – Или вы закроете глаза от страха? Вы, вот вы – отвернётесь? Закричите? Убежите со всех ног?

Он раскрывает перед зрителями красную бархатную сумку.

– За зрелище надо заплатить, – говорит он мягко. – Надо раскошелиться, чтобы увидеть, как человек идёт на риск, на смертельный риск.

Монеты летят в сумку со всех сторон.

– Спасибо, господин, – приговаривает Панчо. – Мерси, мадам.

Иногда он останавливается и смотрит на людей печально или презрительно:

– Это всё, что вы готовы дать? – говорит он шёпотом. – Не стыдно? Артист рискует жизнью! Заплатите больше! Побольше, господа! Спасибо. Так уже лучше.

Он встряхивает сумку, звенит монетами. Высматривает тех, кто пытается спрятаться, избежать его пристального взгляда, ничего не заплатить.

– Я вижу каждого, – говорит он. – Меня не проведёте! Не надейтесь скрыться от Панчо Пирелли. У вас ничего нет? Ни монетки? Ну же, ищите! Выворачивайте карманы – и вы увидите самое удивительное представление в своей жизни. Спасибо, мадам. Спасибо, сэр.

Наконец он улыбается. Подходит к Стену и отдаёт ему тяжёлую сумку с деньгами.

– Посторожишь, пока я не вернусь? – просит он.

– Конечно. – Стен берёт сумку.

Панчо развязывает золотой шнур – плащ падает с его плеч. Панчо в синих плавках. Плащ он тоже оставляет Стену:

– И это держи, ладно?

Стен берёт плащ. Панчо поднимается по лестнице. Натягивает очки. Склоняется над краем аквариума. И – ныряет.

 

Глава тридцатая

Люди поспешно закрывают глаза руками, отворачиваются. Люди в ужасе. Они сразу представляют, как вода в аквариуме покраснела от крови Панчо Пирелли. Кто-то хихикает, кто-то посмеивается… Восклицания, крики. Но Стен молчит. Да, его сердце бухает как молот, всё тело в мурашках, руки дрожат, но он очарован. Очарован храбростью артиста и красотой зрелища. Он видит, что Пирелли доныривает до самого дна, и рыбы расступаются, чтобы его пропустить. Они пристраиваются вокруг него, а он зависает в центре аквариума, пошевеливая воду лёгкими движениями ног и рук. Пирелли смотрит наружу, на толпу, и рыбы делают то же самое. И на мгновение всё в аквариуме замирает. Но вот Панчо чуть покачнулся, наклонил голову, задвигал руками, поднял ноги.

– Он танцует! – шёпотом восклицает Ниташа.

Так и есть. Панчо танцует, и рыбы вокруг него тоже начинают танцевать, изящно кружась и изгибаясь в воде. Невозможно представить, что совсем недавно в этой же воде эти же рыбы были так свирепы и кровожадны.

Вдруг кто-то кричит:

– Вдохни хоть разок, Пирелли! Забыл?!

И все они, зачарованно глазевшие на представление, вдруг понимают, что Панчо ни разу не поднялся на поверхность, ни разу не набрал воздуха. Как же так? Что за сверхъестественные способности? Он же сейчас утонет!

Точно утонет! Но лицо Панчо спокойно, движения плавны. Зрители придвигаются ближе. Задрав головы, смотрят они на человека и рыб в аквариуме. А те всё танцуют. Почему Панчо до сих пор жив? Почему пираньи не обглодали его до костей? Нехотя, словно лишь для того, чтобы успокоить публику, Пирелли на миг выныривает, делает вдох и снова уходит вниз, к своим пираньям. И они снова танцуют, кувыркаются, выделывают кольца и спирали, вращаются веретеном – они танцуют слаженно, будто под какую-то прекрасную водяную музыку, которую кроме них никто не слышит.

Наконец Панчо Пирелли вылезает из воды. Он замирает на верхней перекладине лестницы и поднимает руку – показать, что слышит восторженный гул толпы и дикие крики поклонников. Затем он спускается вниз и забирает у Стена плащ.

– Думал, меня съедят? – спрашивает он.

– Нет, – шёпотом отвечает Стен.

Панчо улыбается, накидывает плащ, снимает выпуклые очки, похожие на глаза глубоководной рыбины.

– Боишься, что съедят тебя? – вдруг спрашивает Панчо.

– Меня? Почему меня? – Стен в недоумении.

– Конечно тебя, – отвечает Панчо. – Боишься, что тебя съедят, когда настанет твой черёд плавать с пираньями?

Он протягивает руку, кладёт ладонь на плечо Стена.

– Я обучу тебя всему, Стен, хорошо обучу. Буду тебе во всём помогать. А потом ты почувствуешь, что помощь уже не нужна. Что это просто твоя судьба, Стен. Я понял это сразу, как только тебя увидел. Ты попал на эту ярмарку, чтобы принять на себя бремя Панчо Пирелли. Миссию Панчо Пирелли. Ты станешь как я, Стен. Артист-миф. Артист-легенда. Твоё имя будет написано на синем брезенте золотыми буквами. Представь это, Стен.

Стен представляет:

Представляет и – бросается бежать. Опрометью. Прочь от своей судьбы.

 

Глава тридцать первая

Той ночью, под сиянием луны, льющимся через окно автоприцепа, Стен спит, а рука его свисает в воду, в садок с золотыми рыбками. Он ощущает касания плавничков и хвостиков. Но снятся ему страшные челюсти и острые зубы. И танец под странную, точно водой размытую мелодию. А Ниташа в своём закутке никак не может уснуть. Ей кажется, что она вообще никогда больше не сможет спать. Она смотрит на луну, слушает бравурную карусельную музыку и чувствует, будто наконец очнулась от сна, который длился целую вечность. Достоевски похрапывает, то и дело ворочаясь на узкой койке. Ему снится Сибирь, завыванье метели, лёд, сковавший твёрдую как сталь землю. Ему снится стройная женщина – она танцует на замёрзшем озере, а вокруг искрится и мерцает морозный воздух. И дочка Ниташа ему тоже снится. Она тоже там – в мире льда и мороза, таком холодном, что девочка превратилась в льдышку. Но вдали, на горизонте, уже брезжит рассвет. И это надежда! Надежда на солнце, на тепло, на то, что его Ниташа наконец оттает и начнёт жить снова.

Послушай, читатель, давай-ка на время оставим эту троицу, пусть коротают ночь в своём автоприцепе. Давай посмотрим наш собственный сон. Выберемся через крышу прицепа и взлетим над этим странным пустырём, забитым балаганами и киосками, аттракционами и едальнями, магией и чародейством, огнями и музыкой, отбивными и печёной картошкой, скорпионами и рыбами… и шатрами, шатрами, шатрами… Давай поднимемся в столбе лунного света, так чтобы ярмарочные огни стали крошечными светлячками, а «Музыкальный экспресс» – далёкой кометой. Давай поднимемся ещё выше, чтобы весь город, в который приехала ярмарка, уменьшился, превратился в точку, чтобы мы увидели блестящую тёмную необъятность моря, зубцы скал и зазубренные вершины гор. Давай поднимемся к самой луне и звёздам, к удивительной и ужасной громаде вселенной. А теперь давай взглянем вниз, словно мы и есть луна, и проверим, видны ли отсюда другие фрагменты нашего сюжета.

Смотри. Между горами и морем вьётся дорога, та самая, по которой Стен, Достоевски и Ниташа добрались на новое место из родного городка Стенли Эрунда. Давай-ка вернёмся по ней назад. Вот и сам городок, и набережная возле брошенной, разорённой верфи. Давай – благо сейчас ночь – подберёмся поближе. Как это сделать? – спросите вы. Да это же совсем легко! Сложим несколько слов в несколько предложений, добавим чуток фантазии – и готово. Вообще-то слова и фантазия могут завести людей куда угодно. Можно запросто бросить эту историю, найти другую совсем в другой части света, подхватить её и рассказать. Но, пожалуй, не стоит. Другую – когда-нибудь в другой раз. А сейчас соберём нашу историю воедино, восстановим из мелких фрагментов целое.

Ага! Смотри! Кто это бредёт по переулку вниз к набережной? Видишь этих двоих? С мешками на спинах? Давай подлетим поближе. В лунном свете понятно, что это женщина и мужчина. Анни и Эрни! Ты удивлён? Но ты помнишь, что их выселили? Они теперь бездомные… И никакого имущества они с собой не унесли, разве что немного одежды.

А теперь заглянем им в глаза. И что мы там видим? Печаль? Да, печаль, но и решимость! Они твёрдо решили найти своего потерянного племянника и снова стать единой семьёй. Возможно, до них дошёл слух про мальчика, что работает на ярмарке в соседнем городке, на аттракционе «Утиная охота». Возможно, они… Но нет, нам неведомо, что они знают и думают. Нам не проникнуть в их мысли – никакие слова и фантазия не помогут. Или помогут? Погоди-ка! Может, это и не понадобится? Давай просто прислушаемся к их беседе.

– Мы найдём нашего Стена, – говорит Анни.

– Непременно найдём! – отзывается Эрни.

И муж с женой бредут дальше – сквозь ночь, которая постепенно бледнеет. Скоро рассвет.

Что ж, значит, всё хорошо. Они идут в нужном направлении. Надеюсь, совсем скоро они окажутся там, где им и надлежит быть: в самой сердцевине сюжета.

Шагай, Анни. Шагай, Эрни. Мы ждём вас на ярмарке. И мальчик вас ждёт не дождётся!

Ага! Смотри-ка, читатель! Завидев на дороге первые утренние машины, тётя и дядя Стена принимаются голосовать. Они хотят добраться до племянника автостопом! Будем надеяться, что какой-нибудь добрый водитель сжалится и домчит их до соседнего городка.

Но что это грохочет на дороге в предрассветной мгле? О, да это же ДУРЕН-фургон! И за рулём не кто иной, как Кларенс П. Клапп собственной персоной! А это кто такие? Неужели наши знакомцы Дуг, Альф, Фред и Тед? Да, именно! И выражения их лиц весьма суровы и решительны. Двигатель ДУРЕН-фургона ревёт и воет во всю дурь. Колёса скрежещут и стучат. Узнаёт ли Кларенс П. стоящих на обочине автостопщиков? Допускаю, что да. Он жмёт на тормоза. Фургон замедляется, и автостопщикам кажется, что он вот-вот остановится и возьмёт их на борт. Но нет, он только дразнит этих несчастных. И едва они узнают фургон, надежда на их лицах сменяется отчаянием. Нет, эту машину они ловить не хотят. Они отводят взгляды. А Кларенс П. Клапп опускает окошко и, вместе с Дугом, Альфом, Фредом и Тедом, обрушивает на путешественников целый поток ругательств. Под дикий гогот ДУРЕН-фургон скрывается из виду. Он мчится к Стену, мчится, чтобы снова попасть в наш сюжет.

 

Глава тридцать вторая

Стен проснулся. Размытые водой сны остались позади. Сквозь окно автоприцепа льётся солнечный свет. А заодно и сердитые голоса: снаружи спорят Достоевски и Пирелли. Стен выскальзывает из кровати и замирает у двери.

– Вы не имеете права! Где это видано? Просто прийти и забрать мальчика? – говорит Достоевски.

– Это его судьба, сэр! – отвечает Пирелли.

– Судьба! У него тут отличная жизнь, отличный дом, отличная работа!

– Отличная работа? С пластмассовыми утками? С мальками?..

– Это не мальки! Если хотите знать, у меня в садке есть даже золотые исполинки!

– Исполинки? Размером с ноготь! Единственная серьёзная рыба – это пиранья! Все остальные рядом с ней – тьфу! Мальки!

– Ах, пираньи! Думаете, я отдам парнишку на съедение этим монстрам?

– Меня же они не съели! За столько лет!

– Вы – другое дело, вы – Панчо Пирелли!

– А он – Стенли Эрунд! У него есть чутьё. Нюх и магия! Он умеет обращаться с рыбами, я уверен. Он станет моим учеником, я его всему обучу. Отвезу его на родину всех пираний – на Амазонку, на Ориноко, на могучие реки Южной Америки. Там, в этих дальних краях, он научится плавать с пираньями, думать как пираньи, он почувствует себя пираньей. А потом…

– Что потом?

– А потом, мистер Достоевски, он проснётся знаменитым. Он прославится! Как Панчо Пирелли! Так было со всеми великими артистами, начинавшими на ярмарках. Так было с самим Гарри Гудини. Стенли Эрунд! Мальчик-легенда! Укротитель пираний! – Тут Пирелли чуть понижает голос. – Послушайте, сэр, вы и сами наверняка почувствовали, что в этом мальчишке есть что-то необыкновенное, верно?

– Конечно почувствовал, – кивает Достоевски.

– И конечно, вы понимаете, что он попал на ярмарку не случайно? – продолжает Пирелли.

– Конечно понимаю. Я с самого начала знал, что этот малец особенный.

– Ну, тогда по рукам!

– Но я считал, что он попал на ярмарку, чтобы работать с золотыми рыбками! На «Утиной охоте»…

– Мистер Достоевски, поверьте, он способен на большее. Его призвание – стать следующим Панчо Пирелли.

Мужчины смолкают. Стен уже готов выйти на улицу.

– Но, мистер Пирелли, – говорит Достоевски, – мы же этого мальца полюбили. Он теперь член семьи!

Стен поворачивает ручку, открывает дверь, выходит на порог. Мужчины оборачиваются.

– Сэр, – говорит Панчо мягко. – Призвание важнее, чем семья.

Ниташа выскакивает из прицепа следом за Стеном. Она едва успела накинуть халат.

– Важнее? Да что вы об этом знаете? Кто вы вообще такой, чтобы решать за нашего Стена? – Ниташа гневно топает ногой. – Ах да, я знаю, вы – великий и знаменитый, потрясающе изумительный и изумительно потрясающий Панчо Пирелли-распирелли. Но с какой стати вы говорите о Стене, будто он раб какой-нибудь? Он что, не имеет права выбирать сам?

Достоевски изумлённо смотрит на дочь.

– Хорошо сказано, Ниташа, – бормочет он.

– Хорошо?! – откликается она. – Ещё бы не хорошо! Сам-то ты никого защитить не умеешь! Ты ничем не лучше этого Пирелли. «Вымой уток, наполни бассейн, присмотри за киоском, купи рыбок! О, Стен, ты такой особенный! Мы тебя так любим!» Но ты ведь тоже не дал ему выбора! Увёз человека неведомо куда. Верно, Стен?

– Ты о чём? – уточняет Стен.

– О том! Ты, что ли, всю жизнь мечтал мыть пластмассовых уток? Жить в этом дурацком прицепе? Нет! Будь его воля, он бы давно был у себя дома, со своими родными! Я вообще не понимаю, почему он до сих пор здесь! Как называется твой переулок, Стен?

– Да просто Рыбацкий, – говорит Стен.

– Точно! – подхватывает Ниташа. – Он был бы счастлив вернуться в Рыбацкий переулок. Но кто ж его спросит? Только и слышно: вымой уток, наполни бассейн, купи рыбок…

– Ш-ш-ш, – говорит Стен.

– Что «ш-ш-ш»? – спрашивает Ниташа.

– Тише.

– Я хочу им объяснить, что у тебя есть права, Стен. Они обязаны спрашивать, чего хочешь ты.

– Знаю, – говорит Стен.

– Так чего же ты хочешь?

Стен вздыхает.

– Я хочу нормально позавтракать.

– Нормально? – повторяет Достоевски. – Позавтракать?

– Нормально позавтракать? – Панчо удивлён.

– Да. Хочу горячий шоколад и тост, хочу сидеть за столом и есть по-человечески. Я давно так не завтракал.

– Сделаем! – восклицает Достоевски.

– Обеспечим! – восклицает Пирелли.

– А ещё я хочу, чтобы вы замолчали и прекратили спорить. Пока я ем, – добавляет Стен.

– Хорошо, – говорит Достоевски. – Завтрак. На ярмарке наверняка есть поставщик таких завтраков, да? Поможете мне его найти, мистер Пирелли?

Панчо смотрит на Стена.

– Хочешь, чтобы я ему помог? – спрашивает Панчо.

– Да! – отвечает Стен.

И двое мужчин уходят искать ему завтрак.

 

Глава тридцать третья

– Ох уж эти мужчины! – Ниташа присаживается на ступеньку автоприцепа. – Тебе позарез надо стать следующим Панчо Пирелли? – спрашивает она Стена.

Стен пожимает плечами.

– Не знаю. Я на самом деле никогда не хотел чего-то позарез.

– У Пирелли очень опасное шоу.

– Это верно. Но когда мистер Пирелли плавал с пираньями, я понял, что тоже смогу…

– Не страшно?

– Страшно. Но я как бы… чувствую, что значит быть Панчо Пирелли. И что значит быть рыбой.

– Что? – Ниташа не верит своим ушам.

– Понимаю, звучит дико. Но так уж я устроен.

Ниташа смеётся. Подходит к Стену, оттягивает воротник его рубашки и заглядывает вниз, на спину.

– Что ты делаешь? – спрашивает Стен.

– Ищу твой плавник, – отвечает Ниташа.

Стен смеётся. Он выпячивает и округляет губы и делает о‑O-O-O-O-O-O-O‑o… Как рыбка.

– Вообще-то ты не права, – говорит он. – Я вовсе не хочу обратно в Рыбацкий переулок. Думаю, я не прочь увидеть Амазонку и Ориноко. Для разнообразия. Но сперва я кое в чём должен разобраться.

– С дядей и тётей? – подсказывает Ниташа.

– Да.

Ниташа вздыхает.

– Прости, – говорит она. – Я тут нашумела, накричала.

– Всё в порядке.

– Да какое там… Знаю, что погорячилась. Прости. Как думаешь, они за тобой приедут?

– Кто?

– Ну, родные твои… Они скучают? Они тебя ищут?

Стен пожимает плечами.

– Не знаю… – Он думает об Эрни, о том, каким странным был дядя в последнее время. А что с ним стало теперь – с тех пор, как Стен уехал?

– Они тебя любили? – спрашивает Ниташа.

– Да, конечно.

– Значит, они тебя ищут. И однажды найдут.

– Возможно. Но когда они меня найдут, я буду уже другим. Не тем, кого они ищут.

Ниташа усмехается.

– Ага, они найдут Стена, который похож на рыбу.

– Да, – машинально соглашается Стен. Он думает сейчас об Анни и Эрни и надеется, что они всё-таки по нему скучают. Что они его ищут.

Потом он снова смотрит на Ниташу. Сегодня она какая-то другая. Она тоже меняется, с каждым днём и часом.

– Кем ты хочешь быть? – спрашивает Стен.

Она смеётся. И отвечает:

– Самой уродливой и толстой бородатой женщиной на свете!

– Ниташа, это неправда!

– Вчера была правда.

– Но не сегодня!

– Верно. Сегодня что-то изменилось.

– Послушай, – говорит Стен, – а вдруг каждый из нас может измениться… стать особенным… если на него обратят внимание?

– Может, и так, – говорит Ниташа. – Но мне тоже надо сначала кое с кем разобраться. А позарез я хочу только одного: чтобы мама вернулась из Сибири. К нам, домой.

– Пусть так всё и будет!

– Пусть… Ой, смотри!

К прицепу приближаются Достоевски и Пирелли. Они несут стол!

А на столе – завтрак!

– Тосты, горячий шоколад, мармелад, масло и апельсиновый сок, – говорит Пирелли. – Свежевыжатый.

Все садятся за стол. И едят. И сверху на них светит солнце. И всё такое вкусное – еда, сок… Через некоторое время Стен поворачивается к Достоевски.

– Мистер Достоевски, – говорит он. – Я не хочу бросать эту работу, мне нравится «Утиная охота». Но мне хочется попробовать и другое. Поплавать с пираньями.

– Ты не шутишь, малец?

– Нет, – говорит Стен.

Заглянув Стену в глаза, Достоевски произносит:

– Нет у меня права стоять у тебя на пути. Это твой выбор, мальчик. – Он поворачивается к Панчо Пирелли. – Учите его хорошо, обещаете?

– Конечно, – отвечает Панчо.

– Вот и поладили, – говорит Достоевски.

 

Глава тридцать четвертая

– Твой враг – не пираньи, – наставляет Стена Пирелли. – Твой враг – только страх. Понимаешь?

– Вроде да, – отвечает Стен.

Этот разговор происходит тем же утром, но позже. Панчо Пирелли и Стен оставили Достоевски и Ниташу возле аттракциона «Утиная охота» и стоят теперь около аквариума с пираньями. Стен начал учиться.

– Хорошо! – продолжает Пирелли. – Помни: бояться нельзя. Ты должен быть храбрым. Ты должен верить в себя. Тогда ты станешь Стенли Эрундом.

– Но я и так Стенли Эрунд, – говорит Стен.

– Ты должен стать тем самым Стенли Эрундом. Мальчиком-легендой. Понимаешь?

Стен не уверен. Он рассматривает аквариум. Мимо, не глядя на него, проплывают пираньи. Он видит их зубы, видит, как верхние зубы насмерть сцепляются с выступающими вперёд нижними. Его пробирает дрожь.

– Когда-то я тоже был юным, – говорит Пирелли. – Помню, как я впервые увидел пиранью. Помню, как впервые вошёл в воду.

– Где это было, мистер Пирелли?

Панчо смотрит на Стена, но глаза его туманятся – в них отражается прошлое.

– В краю моего детства, Стен. В далёких тропических лесах Венесуэлы и Бразилии. Ещё ребёнком я бродил по берегам Амазонки и Ориноко, где обезьяны, змеи и птицы сияют как солнце, а лягушки красны как огонь. Меня обучали таинственные мудрецы, обитатели тропического леса. Многие годы я провёл там, размышляя и постигая своё мастерство. – Он искоса смотрит на Стена. – У тебя, должно быть, тоже было необычное детство, а?

– Самое обычное, – отзывается Стен. – Я жил в соседнем городе с дядей Эрни и тётушкой Анни.

– Это всё не важно, – говорит Пирелли. – Надо выдумать тебе новое детство, Стен.

– Наврать, что ли?

– Нет. Надо… создать миф. Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу. Ты всё поймёшь.

Панчо ведёт Стена за аквариум, к синему жилому вагончику. Они входят внутрь. Там чисто и опрятно. На стенах картины: экзотические животные в экзотических джунглях, потрясающие рыбы и птицы. Есть фотографии Пирелли: он стоит перед аквариумом с пираньями, а рядом – кинозвёзды, принцессы, политики.

Панчо усаживает Стена на деревянный стул, а сам открывает ящик и вынимает две фотографии. На первой – тощий и довольно грустный мальчик в шортах и серой школьной спортивной куртке, в белой рубашке и полосатой кепке.

– Таким я был, – говорит Пирелли.

На другой фотографии – смелый гордый мальчик в лазурно-голубых плавках, плаще-накидке и очках для плавания.

– А таким я стал, – комментирует Панчо.

– В Венесуэле? – спрашивает Стен.

– Нет, в Эшби де ла Зуш.

– Эшби де ла Зуш? Это здесь, совсем…

– Да, это совсем рядом с Бирмингемом.

– А как же…

– Ориноко? Амазонка? Я читал о них, конечно. Видел фото, фильмы. Там наверняка потрясающие места. И я намерен непременно туда попасть – с тобой вместе, Стен. Потому что я никогда там не бывал: ни на Амазонке, ни на Ориноко.

– Выходит, никакого детства в Южной Америке…

– Да, Стен. Это легенда.

Стен вздыхает. Как-то всё это… слишком. Наверно, пора ему вернуться в дом 69 по Рыбацкому переулку.

Пирелли посматривает на него сбоку.

– Я тебе это рассказываю, потому что доверяю. Ты не проговоришься. Ты верный человек, Стен, верный друг, я это точно знаю. Я узнал в тебе себя.

Пирелли передает Стену стакан с тёмной жидкостью. Стен принюхивается.

– Это черногаз? – уточняет он.

– Правильно. Пей. Он придаст тебе сил.

Один глоток, другой… Вкус, как и в прошлый раз, странный и восхитительный.

– Теперь слушай истинную правду, – говорит Пирелли. – Я был довольно несчастным и одиноким мальчиком. Родители мои умерли, когда я был совсем мал…

– Мои тоже, – вставляет Стен.

– Да, Стен, я так и думал. Меня взяли на воспитание дальние родственники, пара несчастных стариков. Звали их дядя Гарри и тётя Фред.

– Тётя Фред? Мужское имя?

– Это для краткости. Полное имя Фруделла, – поясняет Пирелли. – Хотя ей, конечно, стоило родиться мужчиной. Сам посуди: вся волосатая, да ещё трубку курила, да плевалась далеко и натуральным ядом. В общем, отдали они меня в школу, которая у меня никаких чувств, кроме ненависти и страха, не вызывала. Школа Святого Вольдемара. Я её прозвал Святым Волдырём. Короче, Стен, я оттуда сбежал. В город приехал цирк, и я сбежал с цирковыми.

– Они вас так и не нашли? – спрашивает Стен.

Пирелли пожимает плечами. Качает головой.

– Подозреваю, что даже не искали.

– И вы сразу начали плавать с пираньями?

– Нет. Я чистил шерсть верблюдам и ламам. Расчёсывал гривы и хвосты зебрам, мыл слонов. Прекрасные животные. А однажды весной в цирк приехал Педро Пельдито.

– Педро Пельдито?

– Да. С пираньями. Вот он действительно приехал из Бразилии. Так он, во всяком случае, говорил. Он нашёл меня, вычислил – точно так, как я тебя. Педро сказал, что наша встреча – это сама судьба. Он обучил меня общаться с рыбами и верить в сказки. Он сделал меня тем, кто я есть сегодня, великий и удивительный Панчо Пирелли. Вот он, смотри.

Эта фотография кажется совсем древней. Видимо, чёрно-белая и раскрашенная. На фото – смуглый усатый мужчина в лазурно-голубой накидке. Позади него – аквариум с пираньями, и челюсти им подкрасили красным цветом. На раздвинутом занавесе угадываются буквы – имя артиста.

– Педро Пельдито! – говорит Панчо. – Человек-чудо. И создатель чудес. Педро Пельдито, мой учитель. Ты чувствуешь, какая мощь от него исходит?

– Да, – говорит Стен.

– Хорошо. Теперь пей черногаз и переодевайся.

– Во что?

Пирелли усмехается. Снова открывает ящик. Достаёт оттуда лазурно-голубые плавки, плащ и очки.

– Вот в это! – отвечает он. – В то, что надевал в твоём возрасте Панчо Пирелли. Плавки, накидка и очки ждали наследника!

 

Глава тридцать пятая

В новом одеянии Стен – точно сошёл с картинки! Конечно, он по-прежнему щуплый тощий мальчик и, конечно, он по-прежнему наш маленький Стен, но сам-то он уже ощущает себя иначе. Они с Панчо стоят возле залитого утренним светом аквариума и внимательно разглядывают смертельно опасных пираний.

– Разумеется, я не брошу тебя туда, как щенка в море, – говорит Панчо.

«Что? Бросить меня к пираньям?!» – думает Стен.

– Полагаю, Достоевски прав: сначала я должен тебя кое-чему обучить, – продолжает Панчо. – Таков современный подход: сперва теория, а уж потом практика, верно?

– Вроде так, мистер Пирелли.

– Тогда начнём. Итак, теория, да? Что ж, урок первый: знакомство с пираньями. Вот тут вся наша теория изложена…

Панчо роется под аквариумом и вытаскивает пару сильно потрёпанных книг: школьную энциклопедию и какой-то доисторический атлас. В энциклопедии выцветшими буквами изложено, что пиранья – агрессивная плотоядная рыба, которая водится в реках Южной Америки. Так и написано: не входите в реку, если есть подозрение, что в ней обитают пираньи. В атласе видно, как Амазонка и Ориноко текут через дебри тропических лесов Южной Америки. И добавлено: Значительная часть этой обширной территории пока не изучена.

– Ты и без книжек всё это знаешь, – говорит Пирелли. – Кстати, плавать-то ты, полагаю, умеешь?

Когда Стен ещё ходил в школу, их всем классом водили в городской бассейн. Вода там аж бурлила, потому что десятки детей колотили по ней руками-ногами, а учитель стоял на кромке и брызгал слюной: мол, всё не то, не так и не этак.

– Умею вроде, – отвечает он. – По крайней мере, я в каких-то соревнованиях участвовал. Заплыв на пятьдесят метров. Значок дали.

– Хорошо, – говорит Пирелли. – Хотя тут у нас совсем другое плавание. В сущности, будем учиться тонуть. Но с умом. Сначала надо тебе дыхание поставить. А ну-ка, не дыши.

– Как это? Вообще не дышать?

– Глубоко вдохни и задержи дыхание на сколько сможешь.

Стен делает глубокий вдох. Задерживает дыхание. Проходит пятнадцать секунд. Он чувствует, что вот-вот лопнет. Громко выдыхает и судорожно глотает воздух ртом.

– К концу недели доведём до минуты. А танцевать умеешь? – спрашивает Пирелли.

Об этом Стен никогда не задумывался.

– Даже не пробовал, – сознается он.

– Ладно, я в твоём возрасте тоже не умел. Дядя Гарри и тётя Фред не отличались любовью к танцам. А твоя родня?

– Тоже нет, – говорит Стен.

– Так я и думал. Но танец тебе дастся легко, я уверен. Мне всё инстинкт подсказал, и у тебя тоже получится. Ну-ка, попробуй.

– Что «попробуй»?

– Немного потанцевать. Подвигаться, точно танцуешь в воде под неслышную музыку. Давай, давай! Не робей! Отлично!

Стен озирается. Вокруг уже собралась небольшая толпа. Панчо обращается к зевакам.

– Представление будет только вечером! Тогда и приходите. Ждём вас!

Несколько человек идут своей дорогой, но кое-кто остаётся. Среди них Питер-Рассмеши. Стен машет ему рукой. Питер хмуро машет в ответ.

– Это Стенли Эрунд! – провозглашает Пирелли. – Он станет великим артистом! Но пока он только учится.

Он возвращается к Стену.

– Не обращай внимания, Стен. Поглазеют и уйдут. Давай-ка ещё потанцуй.

Стен переступает с ноги на ногу. Чуть покачивает бёдрами. Плавно кивает головой – вверх-вниз-вверх-вниз.

– Ясно, – говорит Пирелли, – над этим ещё поработаем. Теперь задание потруднее. Настало время тебе встретиться с внутренней пираньей.

– Что за внутренняя пиранья? – спрашивает Стен.

– Вот представь: вокруг тебя плавают рыбы. И ты вместе с ними. Ты должен заглянуть пираньям в глаза и показать им, что ты смелый парень. Сможешь?

Стен пожимает плечами. Задание вроде бы лёгкое.

– Закрой глаза, Стен, и начинай, – велит Панчо.

Стен закрывает глаза.

– Видишь? Видишь их плавники? Чешую? Зубы? Чувствуешь, они задевают тебя плавниками и хвостами? Ты представил это, Стен?

– Вроде да, – замявшись, отвечает Стен.

– Превосходно. Теперь посмотри им в глаза. Будь спокоен и уверен в себе.

Воображать Стену легко. Он видит рыб. Ощущает прохладу воды. Видит зубы. Чувствует касания хвостов и плавников. Это даже приятно, как во сне, когда он плавал с золотыми рыбками.

– Они тебя ещё не укусили? – спрашивает Пирелли.

– Что? – Стен никак не может вернуться к реальности.

– Или уже укусили? В воде есть кровь?

Стен вздыхает. Ну разумеется, никто его не кусал!

– Нет, – отвечает он.

– Превосходно! Можешь открыть глаза.

Стен открывает глаза.

– Это успех! – восклицает Панчо. – Грандиозный успех!

– Но это совсем легко, – отзывается Стен.

– Легко. Но только для тебя. Потому что ты – Стенли Эрунд. Для большинства людей внутренняя пиранья смертельна. Как настоящая. Их ужасает сама мысль о том, что рядом, в одной с ними воде, плавает пиранья. На-ка, выпей ещё черногаза.

Стен потягивает вкусный напиток. Смотрит на аквариум. Полдюжины пираний сбились в стайку и зависли возле самой стенки. Они пристально глядят на него, Стена.

Привет, мои сотоварищи, молча здоровается он с рыбами. Привет, слышится ему ответ в тишине.

 

Глава тридцать шестая

– Мистер Пирелли, – нерешительно начинает Стен.

– Что?

– Учёба наша… как-то не очень… организована…

– Ты прав, Стен. Совсем плохо организована. Понимаешь, у меня никогда прежде не было учеников. А чтобы стать Стенли Эрундом, на самом деле нужна не учёба. Нужна вера в себя. Нужна мечта. Нужно видеть об этом сны! Когда ты сегодня ляжешь спать в автоприцепе у Достоевски, попробуй снова представить, что плаваешь с пираньями. И представь своё детство на реке Ориноко. Сможешь, Стен?

– Конечно! Мистер Пирелли, а Педро Пельдито вас так же обучал?

– Не совсем, – отвечает Панчо.

– А как?

– Он кинул меня в воду.

– Что? – Стен не поверил своим ушам.

– Да. Он сказал, что уверен, что это моя судьба, что я буду следующим Педро Пельдито, а убедиться в моём призвании можно только одним надёжным способом. Схватил меня в охапку, поднялся по лестнице и бросил к пираньям.

– И что произошло?

– Ничего. Я несколько секунд барахтался, рыбы радостно плескались вокруг. Педро наблюдал. Потом он выудил меня из воды, сказал, что не ошибся, что я тот самый парень, будущий укротитель пираний, выдал плавки и прочее обмундирование – и всё. Я начал работать.

Стен стоит призадумавшись, покусывая губу.

– Так было в прежние времена, Стен, – говорит Пирелли. – Другой мир. Другая жизнь.

Стен закрывает глаза. И представляет, как мальчика, точно такого же, как он сам, бросают к пираньям. Давным-давно, в прежние времена.

– Почему они вас не съели? – спрашивает он. – И почему теперь не трогают?

Пирелли улыбается.

– Загадка, верно? – говорит он. – Это и есть самая главная загадка. Они меня не трогают, потому что знают: я создан не для того, чтобы быть съеденным. Они не едят меня, потому что я – Панчо Пирелли.

– И они не съедят меня, потому что я – Стенли Эрунд.

– Вот именно!

Стен смотрит на рассекающих воду пираний. Потом оглядывается. Питер-Рассмеши хмуро рассматривает рыб в аквариуме. Человек-кабан жуёт отбивную. Женщина из дома с привидениями снова вытащила изо рта клыки и машет ими Стену. Ещё дальше он видит Ниташу и Достоевски – они пробираются к нему, Стену, мимо шатров и киосков.

– Есть и другой секрет, – добавляет Панчо.

– Какой? – спрашивает Стен.

– Этот секрет ведом только тем, кто плавает с пираньями.

– Таким, как я?

– Да.

– Расскажете?

Панчо оглядывается по сторонам.

– Ты не проговоришься? – спрашивает он шёпотом.

– Могила, – клянётся Стен.

– Ну, слушай. Все знают, что пираньи людей до последней косточки обгладывают, так?

– Так.

– Это сказки. Брехня.

– Значит, они так не делают? – уточняет Стен.

– Делают. Но нечасто. В общем, день на день не приходится. Каждый раз, когда я ныряю, в душе лёгкая тревога: вдруг мне как раз сегодня конец?

Стен размышляет.

– Выходит, зря вы ведёте все эти разговоры про призвание, про особенного Стенли Эрунда, про мальчика-легенду? Всё это ерунда?

– Что значит «ерунда»?! – кричит Панчо. – Ты Эрунд, а не Ерунд. Ты – артист! Ты должен быть героем и привлечь толпы поклонников. Рыбы не дуры, они это поймут. С виду они, может, и глуповаты, но они всегда чуют, когда рядом настоящий артист.

Стен и Панчо снова смотрят на пираний. Рыбы тоже смотрят, не сводят с них глаз.

– Мистер Пирелли… – произносит Стен.

– Что?

– Может, меня тоже надо в воду бросить? Как вас бросил Педро Пельдито?

– Смотри, какие у них зубы, Стен, – говорит Пирелли.

– Вижу, – кивает Стен.

– А бутерброд помнишь? А курицу? А вдруг сегодня мой черёд? Вопрос не пустой.

– Я всё помню. И башмак помню. Но чувствую, что всё получится как надо. Наверно, единственный способ обучить меня плавать с пираньями – бросить в воду. Педро вас правильно учил. – Стен смотрит на зевак. – Будем считать, что это моя премьера. И я не испугаюсь, но притворюсь, будто испугался.

Панчо Пирелли сияет.

– Да ты прирождённый артист, Стен. Ты шоумен.

Стен тоже сияет. И улыбается учителю. К собственному удивлению, он действительно чувствует себя настоящим артистом. Интересно, что сказали бы на это Анни и Эрни?

– Ну, теперь все прояснилось окончательно, – заключает Панчо. – Это знак!

– Какой знак?

– Знак, который показывает, что ты – преемник Панчо Пирелли. Тебя не нужно ничему обучать. Только истинный укротитель пираний способен сказать: «Бросьте меня в воду!» Ну что, Стен? Готов?

Стен сосредоточен. Спокоен.

– Готов, – отвечает он.

– Стен, ты же знаешь, я не подвергну тебя опасности.

– Знаю, мистер Пирелли.

Панчо поворачивается к толпе зевак.

– Друзья! – провозглашает он. – Наступил исторический момент! Перед вами – великий, удивительный Стенли Эрунд, мальчик с особым призванием. И как раз сегодня он встретится со своей судьбой! Подходите ближе! Сейчас он нырнёт в аквариум с пираньями. Он заглянет в лицо смерти! Посмотрите, как Стенли танцует с пираньями!

Наблюдатели подтягиваются ближе к аквариуму.

– Но он же совсем маленький мальчик! – возмущается кто-то.

– Я тоже когда-то был маленьким мальчиком! – отвечает Панчо. – Так со всеми бывает!

– Я никогда не была мальчиком! – басит женщина с клыками.

– А я был маленьким кабанчиком! – хихикает человек-кабан.

Не обращая больше внимания на зрителей, Панчо берёт Стена за руку и ведёт к аквариуму.

– Ты вполне уверен? – тихонько спрашивает он.

– Да, мистер Пирелли. Уверен, – отвечает Стен, но сам при этом делает вид, что ему страшно и что он пытается вырваться из рук Пирелли.

– Это – насилие! Твои твари съедят ребёнка!

Толпа надвигается.

– Быстрее, Стен! – шепчет Пирелли и, пристроив Стена на плече, начинает подниматься по лестнице.

Стен слышит голоса:

– Кто-нибудь! Остановите его!

– Я не могу на это смотреть!

– Безумие!

– Пирелли – преступник!

– Это убийство!

– СТОЙТЕ! – кричит Стен. – ПОСТАВЬТЕ МЕНЯ, МИСТЕР ПИРЕЛЛИ!

Панчо ставит Стена на ступеньку перед собой. Остаток лестницы Стен одолевает самостоятельно. И вот он стоит там, наверху, один.

– Всё в порядке, друзья мои! – заявляет он. – Никто меня не съест! Я – Стенли Эрунд!

– НЕТ! – кричит Ниташа.

– Эй, без глупостей, парень! – кричит женщина с клыками.

– ОДУМАЙСЯ, СТЕН! – кричит Достоевски. – ТЫ ЖЕ ТОЛЬКО НАЧАЛ УЧИТЬСЯ!!!

Стен поднимает руку, дожидается, чтобы все умолкли. Он чувствует себя гордым и сильным. Надевает лазоревые очки.

– Я не погибну! – произносит он. И смотрит в аквариум. А оттуда на него пялятся пираньи. Они его стерегут? Они голодные?

– НЕЕЕЕЕЕТ! – истошно вопит Достоевски.

Стен набирает побольше воздуха. Встаёт на самый край.

– Прощайте, друзья! – кричит он.

Достоевски отталкивает Пирелли, взлетает по лестнице, пытается схватить Стена. Слишком поздно. Стен делает шаг вперёд и – скрывается под водой.

 

Глава тридцать седьмая

Возможно, именно на этом этапе повествования нам стоило бы прерваться и перенестись в другое место. Например, подняться в небо и, облетев ярмарку, пуститься вспять по дороге – проверить, где же застряли Анни и Эрни. А ещё можно посмотреть вниз – прямо под нами грохочет ДУРЕН-фургон с грубыми охламонами внутри. Можно даже податься в Сибирь, поискать там балерин, а заодно и миссис Достоевски – вдруг всё-таки получится вернуть несчастной Ниташе её маму? Разумеется, можно вовсе бросить этот рассказ и приняться за другой… Но нет. Похоже, ещё не время. И похоже, именно сейчас нам стоит сосредоточиться на нашем герое, на Стенли Эрунде. Ты согласен?

Отлично. Так вот же он, в аквариуме! Он только что нырнул в эту бездну, навстречу гибели…

Нырнув вниз головой, Стен устремляется на дно. Вода бурлит: мальчик колотит руками и ногами, пираньи мечутся вокруг. Вот Стен добрался до дна и плывёт обратно вверх. Сейчас он совсем не похож на артиста. Да и рыбы немало растеряны. Стен поднимается на поверхность – глотнуть воздуха. И тут Достоевски хватает его за волосы и вытаскивает из воды.

– СТЕН! – вопит он. – ТЫ КУДА? ТЕБЕ ЖЕ ЕЩЁ УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ!

– Я И УЧУСЬ! – кричит Стен. – ОТПУСТИТЕ! БРОСЬТЕ МЕНЯ ОБРАТНО В ВОДУ!

Разумеется, Достоевски его в воду не бросит. Он стаскивает Стена по лестнице на землю. К ним подходит Панчо Пирелли.

– Что ты лыбишься, Пирелли? – возмущается Достоевски. – Малец чуть жизни не лишился!

– Я улыбаюсь, – отвечает Панчо, – потому что вы идеально сыграли свою роль, господин Достоевски. Так удачно подгадали! Вы вполне могли бы выступать с нами. Хотите?

– Выступать с вами? – вопит Достоевски. – Это безумие, Пирелли. Ещё вчера малец и ведать не ведал о пираньях, а сегодня ты бросаешь его им на съеденье!

– Он плавает с пираньями! – Панчо улыбается. – Он уникальный мальчик! Вы же знаете, он вырос на берегах Ориноко!

– Ничего подобного! Он вырос в соседнем городе, в Рыбацком переулке.

– Тссс, – шипит Панчо, а потом возвышает голос, чтобы зрители его услышали: – Стенли Эрунд вырос на берегах Ориноко, в тропических лесах. Его воспитали мудрецы, старейшины южноамериканских племён.

– Какие глупости! – говорит Ниташа, подходя ближе.

Стен смеётся, подмигивает Ниташе:

– Это чистая правда! Всё так и было. Я – мальчик-легенда, и моё детство – часть легенды. И я могу плавать с пираньями.

– Но сперва надо учиться, тренироваться, – говорит Достоевски. – Ты вчера пластмассовых уток мыл, а сегодня хочешь с этими чудищами плавать?! Смертельный номер!

– Хорошо, – говорит Панчо. – У нас будут тренировки. А потом будет шоу. И это шоу войдёт в историю. Как думаешь, Стен, к вечеру подготовимся?

– К сегодняшнему?! – Достоевски потрясён.

– Да, – говорит Стен. – Шоу сегодня вечером.

Он обнимает Достоевски и Ниташу.

– Я буду готов! Я уже готов. Все будет в порядке.

– Достоевски, он уникальный мальчик! – говорит Панчо. – Вы же с этим не станете спорить?

– Не стану, – соглашается Достоевски и судорожно сглатывает.

– Пожалуйста, мистер Достоевски, – просит Стен. – Не надо спорить!

– Хорошо, – одними губами произносит Достоевски. – Пускай. Сегодня вечером. Но сначала – тренировка!

Панчо широко улыбается, затем поворачивается к взволнованным наблюдателям.

– Дамы и господа, вы были свидетелями репетиции, – объявляет он. – Но премьера уже назначена! Зовите друзей! Расскажите всем и каждому! Сегодня вечером – первое публичное выступление Стенли Эрунда. Сегодня вечером родится звезда! Или… – Он расширяет глаза. – Или звезда погаснет. Потому что её сожрут!

 

Глава тридцать восьмая

Ну что ж, теперь у нас и вправду есть время проверить, что происходит на дороге. Давай-ка покинем ярмарку, читатель, поднимемся в небо и посмотрим вниз. Та-а-ак! А по дороге-то катит ДУРЕН-фургон! А на боку-то у него ДУРЕН-реклама. А внутри-то у него Кларенс П., Дуг, Альф, Фред и Тед! Они как раз приближаются к светофору. Ой, смотрите-ка, на перекрёстке знакомый нам полицейский! Фургон останавливается на красный свет, полицейский подходит и вглядывается через ветровое стекло.

– Эй, барни, ждоб нигдо не бигнул! – предупреждает Кларенс П. Клапп. – К нам брижёл оффзер, бри изболнении.

Полицейский читает надпись на боку фургона. Подходит к водительской дверце. Кларенс П. опускает окошко.

– Бриведздвую, оффзер! – говорит он. – Рад, что вы боредесь зо злом в эдом городе.

– Как вас зовут? – спрашивает полицейский. – И какова цель вашего посещения?

– Мое имя Гларенз Б. Глабб, эсгвайр, и моя, даг згазадь, цель – обнаруживадь любую здранноздь и незообразноздь. И уздранядь её.

– За этим и приехали? – уточняет полицейский.

– Именно, – отвечает Кларенс П. – Позгольку я, оффзер, ДУРЕН-дознавадель.

– Вы? Дурень?

– Да, оффзер. Я – дознавадель бервой гильдии, з земью наградными звёздами, двумя наживгами и звидедельздвом, бодбизанным велигим ДУРЕН-лидером, вождём нажего Дебардаменда. Дебардаменда убразднения рыбовония, ерундизма и незообразноздей. Я раззледую здраннозди, дурозди и невняднозди, годорым не должно быдь мезда в нажей жизни. Я их нагожу и изгореняю!

– Под корень, значит?

– Да, зэр! А эдо – мои бодручные, Дуг, Альф, Фред и Дед. Боздоровайдесь, огламоны.

– Привет, офицер, – бурчат парни.

– Привет-привет, – отвечает полицейский.

– Озмелюзь зброзидь, зэр, – говорит Кларенс П., – ездь ли в важем городе ждо-нибудь необычное, здранное, достойное моего внимания? Гороче, не бобахиваед ли у важего зозеда рыбой?

Полицейский облокачивается на окошко.

– Мы живем в злом мире, верно, мистер Клапп?

– О да, безузловно, – соглашается Кларенс П.

– А это значит, что в этом мире полно всякого непорядка и вечно воняет рыбой, – говорит полицейский. – Какая-нибудь ненормальность для вас всегда найдётся. Всегда есть бродяги, бомжи, всякий сброд, нечисть и даже людишки со злым умыслом. Вы не поверите, но прямо сейчас, всего в одной миле отсюда, на пустыре…

В этот момент, не выдержав, начинают сигналить водители скопившихся сзади автомобилей. Полицейский выходит на дорогу и бросает на них строгий взгляд.

– Ой, простите, начальник! – Всё возмущение разом вянет.

Полицейский записывает что-то в блокнот и возвращается к фургону.

– Таг ждо у ваз на буздыре? – напоминает Кларенс П.

– Рыбой воняет, мистер Клапп. Весь пустырь в шатрах и кибитках, в интригах и преступлениях. И всё провоняло рыбой.

– Это позор! – восклицает Дуг.

– Вопиющий позор! – подхватывает Альф.

– Ужас!!! – вторит им Фред.

– В точку, Фред! – кричит Тед.

Сзади снова гудит автомобиль. Шагнув в сторону от ДУРЕН-фургона, полицейский пристально вглядывается в вереницу машин – её хвост теряется вдали. Начинает темнеть.

– Оффзер, а ходиде, мои огламоны разберудца с эдими гуделгами? Ходиде их изгоренидь? – спрашивает Кларенс П.

– А что? Я не против! – говорит полицейский. Чуть отступив, он выпускает парней из фургона, и они решительно направляются к стоящим позади автомобилям. Полицейский улыбается. – Вы мне по душе, мистер Клапп. Мы с вами люди одной закваски.

– Мы – враги любой небравильнозди, оффзер, – объявляет Кларенс П., – и должны держадца вмезде.

– Да! Только вместе! – соглашается полицейский. Он кивает в сторону пустыря, где шумит ярмарка. – А сейчас рулите во-о-он туда, вот по этой улочке. Там ДУРЕН-дознавателю и его охламонам будет чем поживиться. Там так воняет рыбой, вы даже вообразить не можете.

Парни возвращаются довольно быстро и гордо забираются назад в фургон.

– Мы нашли этого гудёныша, офицер, – сообщает Альф.

– Сегодня больше не гуднёт, – докладывает Дуг.

– Спасибо, орлы, – отвечает полицейский. – А теперь поезжайте. И положите конец всему подряд. Всему, чему сможете.

Сделав шаг назад, он отдаёт честь, а Кларенс П. Клапп направляет фургон по просёлочной дороге к ярмарке.

– Эдод человег боредца зо злом не за чездь, а за зовездь, – говорит Кларенс П. – А деберь, барни, змодрим во взе глаза. ДУРЕН-команда выжла на дело.

 

Глава тридцать девятая

Как думаешь, читатель, Стен перегнул палку? Зашёл слишком далеко? Может, ему, пока не поздно, бросить всё это – аквариум с пираньями, плащ с золотым шнуром, плавки и очки, а заодно и тринадцатую рыбку с пластмассовыми утками? Бросить и вернуться к обычной жизни? Но какова обычная жизнь Стенли Эрунда? И что бы ты сделал, если бы кто-то подошёл к тебе – вот прямо на улице, откуда ни возьмись, – подошёл лично к тебе и сказал, что ты – уникальный ребёнок? Что ты наделён совершенно особым даром и, если осмелишься им воспользоваться, станешь знаменитым, великим, превратишься из просто себя в необыкновенного себя. В СЕБЯ! И что прикажете делать?

Непростой вопрос, да? Конкретизируем. Что, если в твоей жизни появился аквариум с пираньями? И такой замечательный человек, как Панчо Пирелли, пригласил тебя выступать вместе с ним?

Ты бы осмелился?

Ты бы поборол свои страхи?

Ты прыгнул бы в воду?

Не знаешь? И это правильно. Нельзя знать, что сделаешь, до самого последнего момента… Только когда будешь стоять на краю аквариума, а пираньи будут глазеть на тебя снизу и скалить зубы – тогда и решишь.

А пока остаётся только гадать. И это здорово, правда?

Стен тренируется целый день под руководством Панчо. Учится задерживать дыхание, учится танцевать. Снова и снова общается со своей внутренней пираньей. Воображает свое экзотическое детство на Амазонке и Ориноко – зной, тропические дожди, палящие лучи… А ещё он представляет, как под сенью огромных, точно соборы, деревьев, среди ярких, как солнце, птиц сидят мудрые старейшины и нашёптывают ему, Стену, как жить.

На время он возвращается к автоприцепу, к Достоевски с Ниташей. Они говорят, что это самый великий день его жизни. Они придут на представление, будут ему хлопать, будут за него молиться.

– Я боюсь за тебя, сынок, – признаётся Достоевски. – Но очень тобой горжусь. Помню утро, когда ты в первый раз пришёл на «Утиную охоту»… Кто мог знать, как всё обернётся?

Ниташа улыбается.

– Спасибо тебе, Стен, – говорит она застенчиво. – Благодаря тебе я начинаю верить, что в жизни всё возможно.

Она поднимает глаза на всходящую луну, и Стен знает, что Ниташа думает сейчас о стройной женщине в далёкой Сибири.

Стен опускает руку в садок с рыбками. Он чувствует, как ласкают его плавнички и хвост тринадцатой рыбки, той самой, которую он спас, той самой, которая чудесным образом указала ему путь к самому себе. Потом он встаёт. И идёт через темнеющую ярмарку к Пирелли и аквариуму с пираньями. Люди, мимо которых он идёт, шепчут:

– Это Стенли Эрунд. Да! Тот самый Стенли Эрунд!

Стен машет тем, кто окликает его по имени. Краснеет от людской похвалы. Улыбкой благодарит за поддержку. Его лазоревая накидка хлопает на ветру.

И Стен совсем не замечает, что около «Дикого кабана» стоят пятеро мужчин. Стоят и внимательно за ним наблюдают.

– Хо-хо! – Кларенс П. потирает руки. – Ха-ха! Хи-хи! Хо-хо!

Это, конечно же, он. И его охламоны. Они уже давно бродят по ярмарке и успели насмотреться на столько странностей и непорядка, нанюхаться таких подозрительных запахов, что просто фу-у-у-у! Безобразие! Ужас! Стыдоба! Всё тут надо выкорчевать или извести на корню!

– Хо-хо! Ха-ха! Хи-хи! Хо-хо! – бормочет Кларенс П.

– Что-что, босс? – спрашивает Дуг.

– Эдо надо было бредвидедь! – говорит Кларенс П. – Гаг же я зразу не догадалзя?!

– О чём? – спрашивает Тед.

– О дом, ждо за взем эдим здоид. Нед, лежид! В ознове броизгодящего!

– А что там лежит? – интересуется Тед.

– Вод ждо! – отвечает ДУРЕН-дознаватель. – Збогойно, не бривлегая г зебе внимания, бозмодриде взе дуда, гуда змодрю я.

Парни разом оборачиваются – и видят Стена. За его спиной развевается лазоревый плащ.

– Вы, можед, и забыли эдо лицо, – говорит Кларенс П. – А Гларенз Б. Глабб не забыл. Гларенс Б. бомнит взё, взегда, взюду. Его не обманудь! Не одурачидь. Бомниде Рыбацгий береулог, огламоны?

Фред и Тед недоумённо переглядываются.

– Да, босс, – с запинкой отвечают все четверо.

– Мальчижга оддуда. До ездь он, разумеедца, не мальчижга, а бервоздадейный монздр. Он збежал гаг раз беред дем, гаг мы выдворили его земейку из дома. Он – воблощение зла!!!

– Я помню, босс, – говорит Тед. – У них там был ужас, босс. Сущий кошмар, босс.

– В точку, Тед, – поддакивает Фред.

– И эдод кожмар вернулзя, – говорит Кларенс П. – На зей раз он в блавгах и лазоревом блаще.

– Р-р-р! – рычит Альф.

– А хотите, босс, я ему личико расквашу? – спрашивает Дуг.

– Нед, Дуг, – отвечает Кларенс П. – Ды ждо, не видиж, гаг его дуд любяд? Ды ждо, не слыжиж, гаг эди бодозридельные людижги его бривечаюд-бочидаюд?

– Вижу, босс, – отвечает Дуг. – Слышу, босс.

– Значид, надо бодербедь. Дождадца удобного моменда. А уж гогда моменд назданед, мы наздигнем эдого монздра. Возбидаем его бо болной брограмме. Мы взё дуд изгореним. Изведём. Изглючим из жизни. Бредадим змерди. Навзегда.

Стен тем временем уже добрался до аквариума.

– Зегодня вечером, – говорит Кларенс П., – взему мало-мальзги бодозридельному будед боложен гонец. Болный и огончадельный гонец.

 

Глава сороковая

Они провожают взглядами Стена. Наконец он скрывается в вагончике Панчо Пирелли.

– Есть хотите? – взывает человек-кабан из-за прилавка таверны.

– А ждо в меню? – интересуется Кларенс П.

– Отбивные! Или пара-тройка сосисок. Или бургер. Что пожелаете!

– Из чего эдо зделано? – спрашивает Кларенс П.

– Из отборной свинины-кабанины, из чего ж ещё! – рычит хозяин таверны и, перегнувшись через прилавок, добавляет: – Вы, по всему видать, честные ребята. Но голодные. В «Диком кабане» таких честных-голодных кормят от пуза!

Кларенс П. радостно кивает.

– Дочно бодмечено – мы чездные. Мы здежнему люду не чеда!

– Не чета? Тогда тем более заходите, пейте-ешьте. Никого не обделю.

Кларенс П. и его охламоны рассаживаются и начинают уплетать отбивные за обе щеки.

– Ну как? Вкусно? – спрашивает человек-кабан.

– Объеденье! – с набитым ртом отвечает Альф.

– А шерсть уже начала расти?

– Шерсть? – вскидывается Дуг. – Какая шерсть?

– Ну, кабан-то в шерсти! Сказку слыхали?!

– Какую сказку? – спрашивает Фред.

– Про человека и кабана. Рассказать? Однажды…

– Нед, зэр! – прерывает его Кларенс П. – Наз не индерезуюд глубые згазги. Нам нужны фагды. Бравда и ничего громе бравды.

– Тогда рассказать вам правду про человека с кабаном? Как все было на самом деле?

– Нед.

Но хозяин таверны не унимается:

– Он, между прочим, превратился в кабана!

– Эдо явная зказга, зэр, – говорит Кларенс П. – Чиздейжий вымызел.

– Может, и так. А может, вымысел и есть правда. А правда – чистой воды вымысел.

– Босс, расквасить ему личность? – спрашивают Фред и Тед.

– Р-р-р! – ревёт человек-кабан, обнажив клыки. – Да! Расквась, сделай милость! Но прежде ответь: ты слыхал когда-нибудь сказку о человеке без хвоста?

– Нет.

– А зря. Хвост пришёл и проглотил человека!

Человек-кабан вспрыгивает на прилавок, раскрывает пасть и издаёт дикий звериный рёв.

 

Глава сорок первая

Мы же, читатель, возвратимся к светофору, на знакомый перекрёсток. Горит красный свет. Полицейский на посту: бдит, чтобы не учинилось нарушений и беспорядка.

На светофоре останавливается трактор – он тянет гружённую сеном телегу. Тракторист оборачивается и говорит кому-то, кого в копне и не видно:

– Эй, вы! Приехали!

Полицейский это слышит и теперь с любопытством ждёт появления пассажиров.

Из сена выпрастываются двое. Кое-как слезают на землю. Они похожи на соломенных болванов, которых ставят на шестах в огороде.

– Спасибо, добрый человек! – говорят они трактористу. – Спасибо!

– Да ладно, чего там! – отвечает он.

Светофор переключается, трактор тарахтит дальше.

Злобно усмехнувшись и мысленно потирая руки, полицейский направляется к огородным чучелам. С каждым шагом лицо его чуть меняется, и к Анни с Эрни – а это, конечно же, они! – он подходит с нежнейшей улыбкой.

– Добрый вечер, – говорит он очень вежливо.

– Добрый вечер, сэр, – отвечают Анни и Эрни.

– Добро пожаловать в наш скромный город, – продолжает полицейский. – Что вас сюда привело?

– О, сэр, у нас пропал мальчик, – говорит Эрни. – Мы его ищем.

– Ах, какое несчастье! – подхватывает полицейский.

– А уж мы-то как горюем, – говорит Анни. – Он – хороший мальчик, сэр! Ростом-то он невелик, но красивый, и глаза такие добрые, прямо лучатся добротой. Его сразу заметишь! Может, видели?

– Добрые глаза, говорите? – переспрашивает полицейский. – Я по долгу службы каждый день вижу разных мальчиков. Но никто добротой не лучится.

– Значит, вы его не видели, сэр, – замечает Эрни. – А то бы сразу вспомнили.

Полицейский, призадумавшись, поглаживает щёку, почёсывает в затылке.

– Нет, пожалуй. Шкод и баламутов помню, всех до единого… А каким же образом, осмелюсь спросить, вы его потеряли?

– Сэр… – произносит Эрни потупившись. – Я сам виноват, плохо с ним обращался. Он убежал.

– Убежал?! И вы говорите, он хороший мальчик? Разве хорошие мальчики сбегают из дому?

– Да, сэр! – кричит Анни.

– Ну и второй, ещё более важный вопрос. Кем считать человека, который плохо обращается с ребёнком? По-вашему, он хороший, достойный гражданин?

– Нет, сэр, – шепчет Эрни. – Но я осознал свои ошибки. Я уже изменился.

– Слишком поздно! – рявкает полицейский. – Ваши злодеяния угрожают миру! Вы породили малолетнего правонарушителя, и теперь он – среди нас. Мир не намерен гладить вас по головке только оттого, что вы пустились вдогонку за беглецом. Никаких сюси-пуси НЕ БУДЕТ! Я обязан взять вас под стражу и упечь в самую тёмную камеру!

– Прошу вас, сэр, не надо! – просит Анни.

– А на что вы рассчитывали? – спрашивает полицейский. – Надеялись, что я препровожу вас в ближайший пятизвёздочный отель? Надеялись понежиться в джакузи, а потом улечься в огромную кровать под балдахином и полакомиться шоколадом ручной работы?

– Что вы, сэр… – говорит Анни. – Мы не стремимся к роскоши!

– К роскоши? Я вам покажу роскошь! – Полицейский указывает на узкую просёлочную дорогу, что убегает в сторону пустыря. – Убирайтесь! – требует он. – Чтобы духу вашего тут не было! Иначе закую в кандалы! Немедленно брысь! Там как раз собралось всё отребье, вашего поля ягода. Там полно канав – будет вам и стол, и дом. А чуть подальше и речка есть, вместо джакузи. И не попадайтесь мне на глаза! – добавляет он, сверкнув этими самыми глазами в наступивших сумерках.

Лавируя меж машин, Анни и Эрни поспешно переходят дорогу и ступают на изгрызенный рытвинами просёлок. Полицейский злобно хихикает, глядя им вслед. Недаром, недаром он так любит свою работу!

– Какой противный тип, – говорит Эрни.

– Может, у него сегодня выдался трудный день? – примиряюще говорит Анни.

Она берёт мужа за руку, и они спотыкаясь бредут через сгущающуюся тьму.

– Верно, милая, – говорит Эрни. – Он просто устал.

 

Глава сорок вторая

Одна за другой вспыхивают звёзды, мириады звёзд. Бледная луна разгорается всё ярче. Зажигают огни и на ярмарке – здесь и там они мерцают, сияют, пылают. В посвежевшем вечернем воздухе слышны визг и смех, музыка подвывает, грохочет, ноет, орёт… Всё больше людей в нетерпеливом ожидании стекаются к простому, затянутому брезентом трейлеру, на боку которого написано коротко и ясно:

Снизу трейлер подсвечен прожекторами. Луч одного из них нацелен на самый центр синего брезентового занавеса в ожидании артиста. Толпа растёт и растёт. Люди жуют попкорн, чипсы и сахарную вату. Сосут леденцы, похожие на тросточки или на целую яичницу. Вгрызаются в сочные кабан-бургеры. Пьют пиво, лимонад и черногаз.

– Где же он? – шепчут зрители. – Где Стенли Эрунд? Вы его уже видели?

Нет, никто его не видел, поскольку Стен сидит в вагончике Панчо Пирелли, разглядывает детские фотографии Панчо и невольно сравнивает мальчика на фото с мужчиной, которого знает. А вот и фотографии великого Педро Пельдито. И сейчас он, Стенли Эрунд, – полномочный представитель этих людей. Панчо и Педро – его предки, его корни. Стенли вздрагивает.

– Волнуешься, Стен? – спрашивает Панчо.

– Да, – признаётся мальчик.

– Боишься, что съедят? Что тебе конец?

Стен на миг задумывается. Качает головой.

– Нет, – говорит он. И внезапно снова вздрагивает. – Я боюсь чего-то другого, сам не знаю чего. Пожалуй… я боюсь выступать перед такой большой толпой, мистер Пирелли. И ещё… я боюсь измениться. Боюсь сделаться другим Стенли Эрундом.

Панчо улыбается.

– Мне это чувство знакомо. Перед выходом к зрителям понервничать вполне естественно. Даже полезно для выступления. А насчёт перемен… Поверь, совсем другим ты не станешь. Ты будешь прежним и одновременно новым Стенли Эрундом. Тем, который мыл пластмассовых уток, а до этого жил в Рыбацком переулке, – и новым, который плавает с пираньями. Ты будешь сочетать в себе прошлое и будущее. И поэтому станешь великим.

Стен слушает того, кто уже велик. Он слушает Панчо Пирелли. И даёт волю иным, своим собственным воспоминаниям: вот туманные картинки из самого раннего детства – он делает первые шаги, а мама с папой держат его за руки. А вот он уже идёт с дядей Эрни и тётушкой Анни – мимо верфи, вдоль мерцающей на солнце реки. Он вспоминает их домашний консервный заводик и все свои мучения. А вот и золотые рыбки и среди них самая нежная и слабенькая тринадцатая. Вот Достоевски и Ниташа, вот пластмассовые утки с кольцами на спинах. Но вот и пираньи, зубастые изящные красавицы. Стен понимает, что его память удивительным образом вобрала всё и всех. Это настоящее чудо.

Он смотрит на Панчо Пирелли и спокойно говорит:

– Я готов, мистер Пирелли. Пойдёмте к аквариуму.

 

Глава сорок третья

Шагнув в круг прожектора, туда, где написано «Стенли Эрунд», Стен внезапно предстаёт перед публикой. В лазоревой накидке, плавках, очках. Лицо его бесстрастно.

Зрители ойкают, радостно гикают.

Дети визжат.

– Это он! – шелестит шёпот. – Это Стенли Эрунд.

– Тот самый? Такой худышка?

– Не может быть!

– Точно.

– Слишком мал.

– Говорю тебе, он!

– Господи, кожа да кости!

– Совсем ребёнок!

– Слишком молод.

– Да какой это Стенли Эрунд? Глупости!

Панчо Пирелли тоже выходит под прожектор и встаёт рядом со Стеном. Воцаряется тишина.

– Это… Стенли Эрунд! – объявляет Панчо.

– Я же говорил! – кричит кто-то.

– Мы уж догадались! – Толпа смеётся.

Панчо поднимает руку. Снова наступает тишина.

– А это, – провозглашает Панчо, – мои пираньи!

Он откидывает край брезента, и – вот они, эти злодейские рыбы, эти дьяволицы с острыми как бритва зубами, с капканами вместо челюстей! Они мирно скользят в красиво подсвеченной воде.

Толпа пищит, визжит и стонет.

Панчо опять поднимает руку.

– Дамы и господа, – говорит он тихо, почти шёпотом. – Вы сейчас увидите поразительное, невообразимое чудо. И будете вспоминать об этом всю жизнь. В снах и мечтах!

Писк, визг и стоны достигают высшего накала.

– Но прежде, – говорит Панчо, – вы должны заплатить, господа. Деньги на бочку, господа!

Стен остаётся под лучом прожектора, а Панчо врезается в толпу, протягивая зрителям бархатную сумку. Монеты летят в её нутро, Панчо благодарит, проходит дальше, подзадоривает тех, кто не спешит лезть за кошельком:

– Поройтесь ещё, сэр. Загляните поглубже, мадам. Так-так, уже лучше, намного лучше. О, спасибо, вы очень любезны! – И вдруг его тон меняется. – Это всё, что вы наскребли? И какого чуда вы ждёте за такие гроши?

Он ищет взглядом тех, кто совсем не жаждет расставаться с деньгами:

– Я вас вижу. Никто не скроется от Панчо Пирелли. Раскошеливайтесь, господа! На пару монет!

Несколько раз он нарочито гневно возвышает голос:

– Вы хоть понимаете, что мальчик рискует жизнью, чтобы вас потешить?

Толпа гомонит всё громче, всё нетерпеливее.

На самом её краю, в укромном месте меж двух фур, зыркают туда-сюда пять пар глаз. Пять пар глаз, которые принадлежат пяти одетым в чёрное бугаям.

– А чо ща будет-то, босс? – спрашивает один из знакомых нам охламонов.

– Зейчаз наздубид чаз самого брестубного брестубления, – говорит Кларенс П., указывая на Стена. – Я должен был эдо бредвидедь! Эдо же монздр, а не ребёног! Надо было оздановидь его ещё дам, в Рыбацгом береулге.

– И вас я тоже прекрасно вижу, – говорит Панчо, направляясь через толпу к охламонам и их боссу. – Не стоит прятаться, господа! Не робейте!

– Мы не робеем! – говорит Кларенс П. – Мы зледим! Мы глядим на важи безобразия во взе глаза! Мы раззледуем всё бодозридельное и взегда чуем, езли у зозеда бобахивает рыбой!

– О, тогда вы по адресу, – соглашается Панчо. – У нас точно попахивает. Нет, даже пахнет! Рыбой!

– Эдо бозор! Мы боложим эдому гонец!

– Этому – чему? – миролюбиво интересуется Панчо.

– Мы боложим гонец важему безздыдздву! – говорит Кларенс П.

– Каким же образом? – спрашивает Панчо.

Кларенс П. прищуривается.

– Э-э-э! Не вежайде лабжу на ужи Гларензу Б. Глаббу. Я знаю важи уловги, миздер Гладиде-деньги-в-зумгу. И уловги важи со мной не бройдуд!

Панчо улыбается. Ступив в тень от фургона, он кладёт руку на плечо ДУРЕН-дознавателя.

– Вы позволите называть вас просто Кларенсом? – спрашивает Панчо.

– Не бозволю! – отвечает Кларенс П. – Одбуздиде немедленно!

– Не пугайтесь, мистер Клапп, – вкрадчиво говорит Панчо.

– Кларенс П. Клапп никогда не пугается! – замечает Фред.

– Неужели? – Панчо обрадован. – Тогда, возможно, он хотел бы поплавать в моём аквариуме?

Охламоны смотрят на Кларенса П. Его глаза предательски поблёскивают.

– Одбуздиде, вам говоряд! – шипит он. – Уздроили дуд небодребздво и безздыдздво!

– Вы уверены? – говорит Панчо.

– Абзолюдно! Эдод мальчижга – дьявол, а вы, зэр, згользгий диб! Згользгий, гаг угорь.

Панчо смеётся.

– И эди важи рыбы… – Кларенс П. кивает на аквариум.

– А их как обзовёте? – живо интересуется Панчо.

– …они вовзе не де, за гого вы их выдаёде, – заканчивает Кларенс П.

– Не пираньи? – уточняет Панчо.

– Не они.

– А теперь слушайте меня, Кларенс, причём внимательно. – Панчо указывает на Стена и аквариум с рыбами. – Этот мальчик – один из самых храбрых мальчиков, которых нам с вами доводилось видеть. А рыбы – самые свирепые и кровожадные рыбы на свете. И наш храбрый мальчик собирается поплавать с ними в одном аквариуме.

– Этот шкет? С этими кильками? – Фред фыркает.

– Да, – говорит Панчо.

– А я твоего шкета проглочу – не подавлюсь. А кильками закушу! – Тед ржёт.

– А воду из этой плошки вместо бульона выпью! – добавляет Дуг.

– Что ж, давайте попробуем! – предлагает им Панчо. – Идёмте к аквариуму. Суньте палец в воду!

– Здойде, барни! – кричит Кларенс П. – Не злужайде его! Миздер Гладиде-деньги-в-зумгу бодначиваед вас на бодозридельные делижги. Он бодздрегадель! Эдо взё жалгие уловги! Зэр, в важем зрелище нед абзолюдно нигагого змысла! И у наз нед желания бринимадь в нём учаздие. Немедленно одбуздиде меня! И убирайдезь из эдих мезд! А мы брозледим. Ждобы духу важего и важих вонючих рыб дуд не было!

Охламоны ржут и плотным кольцом обступают Панчо.

– Ха, рыб-убийц нашёл! – гогочут они. – Килька!

Парни надвигаются на Панчо вплотную, вот-вот схватят! Но нет! Он уже идёт через толпу обратно к аквариуму.

– Не здавайдезь, барни, – говорит Кларенс П. – Мы бобали в одно из замых здражных и дёмных мезд в мире. А зам мир кадидца в дардарары! Змодриде во взе глаза! Злужайдезь меня и набирайдезь ума-разума.

Парни пялятся на Панчо, на Стена, на толпу и на пираний, которые безмятежно плавают в ярко освещённом аквариуме.

– Однажды, барни, мы бокончим зо взей нечиздью на взём зведе, – объявляет Кларенс П. – Дагих безумных мезд, как эдо, дагих безумных людей, как эди, больже не будед. И бодозридельных ёмгоздей з водой, и бодозридельных блощадных зрелижч – ничего не будед.

– То-то заживём, босс, – говорит Альф.

– И все вокруг будут такие, как мы? – спрашивает Дуг. – Простые мирные охламоны?

– Ага, – отзывается Фред. – И мы им устроим та-а-а-кой мир!..

– Круто! – подхватывает Тед. – Охламоны обустроят мир!

– Хорожо згазано, Тед, – хвалит Кларенс П. – Я зам бы лучже не выдумал.

 

Глава сорок четвёртая

Ещё недавно Стен был попросту несчастным сиротой без родни и друзей, а теперь он стоит перед огромной толпой и готовится исполнить смертельный трюк. Но он все равно сирота. И у него всё равно нет родни и почти нет друзей. Конечно, есть Панчо, который снуёт меж людей с потяжелевшей бархатной сумкой в руке. Есть Достоевски и Ниташа – они стоят в первых рядах, они гордятся им и очень волнуются. Есть в толпе и человек-кабан, и женщина с клыками, и Питер-Рассмеши, и мистер Смит, и Морской Волк. Есть люди, с которыми Стен сидел у костра и ел печёную картошку, есть вся ярмарочная ребятня, все люди, которые махали и улыбались ему, которые окликали его по имени. И есть множество незнакомых людей, которые смотрят на него и желают ему успеха.

Тем временем давайте-ка вернёмся на просёлок. Там, взявшись за руки, плетутся те двое, которые любят Стенли Эрунда с самых первых дней его жизни и которым надо непременно успеть к началу представления. Анни и Эрни ещё не знают, куда именно они стремятся, они просто шагают к огням, музыке, крикам и смеху, которые эхом раскатываются в воздухе.

– Это же ярмарка, Эрни! – говорит Анни.

– По всему слышно, – отзывается Эрни.

– Я так люблю ярмарки! – восклицает Анни. – Да и ты их когда-то обожал. Помнишь?

– Помню, – печально отвечает Эрни. Он думает о ярмарке, которая покинула их городок в тот день, когда ушёл Стен.

Анни крепче сжимает его ладонь.

– Как же там было чудесно! И мы были молоды… Катались на «Музыкальном экспрессе», охотились на пластмассовых уток, выигрывали призы, а цыганка предсказывала нам будущее.

– «Ты повстречаешь юную и прекрасную девушку!» Так мне нагадала цыганка. Так всё и случилось! Я встретил тебя!

– А мне она напророчила высокого красивого мужчину. И всё сошлось! Это был ты.

Эрни улыбается, вздыхает.

– Бедная моя, любимая! Сколько же бед я тебе принёс…

– Не говори ерунды. Всё будет хорошо, – говорит Анни.

– Ой ли?.. – Эрни опять вздыхает.

– Да, всё будет хорошо, – слышится чей-то голос. – Пока ваши сердца верны себе и друг другу.

Они оборачиваются. На обочине стоит цыганка. Свет луны падает на неё, на пустырь, на ярмарочные балаганы…

– Не бойтесь, – тихонько говорит цыганка. – Я не принесу вам зла. Я цыганка Роза.

Анни подходит ближе, вглядывается.

– Та самая! Я встретила вас когда-то на ярмарке! Я была совсем девочкой. Но ведь этого не может быть!

Цыганка Роза улыбается.

– Вряд ли… Хотя? Кто знает… – бормочет она. – Всё это – игра света, игра лунного света. У вас найдётся монетка? Ручку позолотить?

– Только медяки, – отвечает Эрни. Он тоже пристально смотрит на цыганку, вслушивается. Это лицо, этот цветастый платок, этот голос – всё ему смутно знакомо. – Это вы! – шепчет он. – Но так не бывает!

Цыганка улыбается.

– Бывает. Раз нет денег, за тебя заплатит луна. – Она раскрывает ладонь, подставляет её потокам лунного света. – Спасибо. А теперь дайте-ка руки.

Она смотрит на ладони Эрни и Анни, освещённые луной, и говорит, что под этим самым чистым и правдивым светом все линии, складки и бугорки скажут только чистую правду.

– Вижу, вижу, вы пережили трудные времена, потери и боль, – говорит цыганка Роза. Внезапно лицо её вытягивается, и она разочарованно стонет. Поднимает глаза на Эрни. – Эх, Эрнест! – Она вздыхает.

– Что? – тревожно спрашивает Эрни.

– Ты не всегда был таким, каким тебя задумала природа.

– Но он хороший человек, – горячо возражает Анни.

– Можно ли считать хорошим того, кто совершил все эти ужасные поступки?

– Можно! – твёрдо отвечает Анни. – Он уже признал свои ошибки. Он раскаялся.

– Ты уверена?

– Да! Просто он на какое-то время обезумел. Ненадолго. Верно, Эрни?

Цыганка Роза смотрит Эрни в глаза.

– Что скажешь, Эрнест?

– Вы правы, я сбился с пути, – говорит он. – Погнался за славой и богатством.

– Безумие тоже разное бывает, – говорит цыганка. – Чаще от него вред и зло, но некоторые безумцы творят добро. – Она снова переводит взгляд на открытые ладони. – Вы что-то ищете. Или кого-то? Я права?

– У нас был мальчик, – говорит Анни. – Мальчик с ясными, как слеза, глазами и чистым и пылким, как луна, сердцем. Скажите, Роза… Нам суждено его найти?

– Вспомните его, представьте и посмотрите на луну, – велит цыганка. – От нашей человечьей тоски луна разгорается ярче. Смотрите на неё и мысленно зовите потерянного мальчика. Сердцем зовите.

Анни и Эрни поднимают глаза, смотрят на луну, тоскуют о племяннике и видят, как луна начинает светить всё ярче и ярче. А совсем недалеко, в нескольких сотнях метров, посреди ярмарки, их мальчик, их Стен на миг выходит из-под луча прожектора. Он тоже смотрит на луну, и тоскует по своей утраченной семье, и видит, что луна в ответ на его тоску разгорается особенно ярко. И на миг все они видят лица друг друга – там, в вышине, в сияющем диске луны. И шепчут любимые имена.

– Приезжайте! – шепчет Стен. – Пожалуйста, найдите меня!

А Эрни и Анни в этот момент спрашивают цыганку Розу:

– Где же нам его найти?

Но цыганки рядом уже нет, она исчезла, растворилась в темноте. И тётя с дядей снова берутся за руки и спотыкаясь спешат вперёд, на ярмарку. Пробираются между автоприцепами и фурами, идут мимо балаганов и шатра, похожего на мир, мимо шатра с борцами, мимо таверны «Дикий кабан». Что-то влечёт их в самый центр ярмарки, туда, где толпа всё плотнее сбивается вокруг синего трейлера, где люди ахают, охают, смеются, волнуются, предвкушают. Анни и Эрни уже добрались до задних рядов, они встают на цыпочки, тянут шеи.

– Что там происходит? – спрашивает Анни.

– Не знаю, милая, – отвечает Эрни. – Ничего не вижу.

И вдруг они оба видят мальчика. Он стоит перед огромным, подсвеченным снизу аквариумом с рыбами. В лазоревом плаще. В луче прожектора.

– Там наш мальчик, – говорит Анни.

– Не может быть! – выдыхает Эрни.

– Нет, это не он!

– Он!

– Он!

– Стен! – кричат они. – СТЕН!

Но их голоса тонут в шуме других голосов, потому что все вокруг кричат «Стен! Стен! Стен! Стен!», так что сам воздух дрожит от этих криков.

– Что он собирается делать? – испуганно спрашивает Эрни.

Пара начинает отчаянно пробиваться вперёд.

– Там наш мальчик, – твердят они стоящим на их пути людям. – Пожалуйста, пропустите нас к нашему мальчику.

Но люди стоят плотно, к аквариуму не проберёшься.

– СТЕН! – кричат Анни и Эрни поверх голов. – Что ты делаешь?

 

Глава сорок пятая

– Многоуважаемая публика! Наступил момент истины! – провозглашает Панчо Пирелли.

Толпа стихает.

– Перед вами мальчик, который вырос на берегах Ориноко, – говорит Панчо.

– Где-где? – восклицает Эрни.

– На каких берегах? – восклицает Анни.

– Этот выдающийся, уникальный мальчик сейчас будет танцевать с пираньями! – объявляет Панчо.

– С кем? – восклицает Эрни.

– Не исключено, что он будет съеден – прямо сейчас, у вас на глазах, – продолжает Панчо.

– ЧТО? – вопит Анни.

– ЧТО? – вопит Эрни.

– СТЕН! – вопят они хором. – СТЕН! ЭТО МЫ!

Но толпа снова гудит. Все стремятся встать поближе к аквариуму. Анни с Эрни по-прежнему не могут пробиться вперёд.

– Это наш мальчик! – кричат они. – Пропустите нас к нашему мальчику!

А люди вокруг твердят:

– Он же совсем ребёнок! Тощий! Худющий! Неужели он сможет?

– Нет! Он не сможет! – причитают Анни и Эрни. – Он самый обыкновенный мальчик. Наш прекрасный мальчик.

Стен не ощущает себя ни тощим, ни маленьким. Он храбр и силён. Он – на пороге чего-то нового, изумительного. Он скидывает плащ. И начинает подниматься по лестнице. Рыбы тоже устремляются вверх, ему навстречу. На верхней ступеньке Стен останавливается. Надевает лазоревые очки. Поднимает руку, чтобы помахать зрителям. Люди стихают, замирают. И в наступившей тишине остаются только два голоса:

– СТЕН! СТЕН! ЧТО ТЫ ВЫДУМАЛ? ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Стен прислушивается. Снимает очки. Вглядывается в толпу. И видит! Видит своих дядю с тётей – они проталкиваются к нему, отчаянно размахивая руками. И повторяют его имя. Снова и снова. Его сердце переполняется радостью.

– Тётушка Анни! – кричит он. – Дядя Эрни!

– СТОЙ, СЫНОК! – вопит Анни.

– СПУСКАЙСЯ, СТЕН! – вопит Эрни.

Стен смеётся. И снова надевает очки.

– Не бойтесь! – кричит он звонко. – Я это для вас делаю!

– Не делай! Мы не хотим! – вопит Эрни.

Стен смеётся.

– Смотрите! – кричит он и, широко раскинув руки, встаёт на самую кромку аквариума.

Подпрыгнув, он уже в полёте соединяет ладони, сгибается вперёд и вниз и идеально, почти не вспенив воду, ныряет к пираньям.

Рыбы расступаются, словно готовясь принять в стаю себе подобного. Они сопровождают Стена до самого дна, а потом, когда он отталкивается ногами, чтобы всплыть, поднимаются вместе с ним на поверхность. Пираньи ведут себя так, будто он – Панчо Пирелли или Педро Пельдито. Стен кружится, и они кружатся рядом, выдерживая идеально симметричный рисунок. Он зависает в центре аквариума, и они, разделившись на две равные группы, замирают по обе стороны от мальчика. Он чуть покачивается – и они тоже. Он танцует, и они танцуют. Он всплывает на поверхность, набирает воздух и возвращается к рыбам. Он пристально смотрит на них сквозь очки, а они – на него.

O, мои сотоварищи, – шепчет он про себя.

O, наш собрат! – слышит он в ответ.

Стен кружится, прыгает, кувыркается и чувствует себя в этой освещённой прожектором воде, с этими смертельно опасными пираньями как дома.

Люди пооткрывали рты. Они безотчётно придвигаются ближе и ближе. Они запомнят эту картину, и она всегда будет являться им в снах и мечтах. Эрни и Анни тоже смотрят как заворожённые. Их страх превращается в трепет… в счастье!

– Смотри, как он умеет! – говорят они друг другу.

– Это наш Стен, – говорят они стоящим рядом людям. – Это наш драгоценный мальчик!

– Ах, как гордились бы его мама с папой… – Анни вздыхает.

Стен снова всплывает, набирает воздуха. И снова устремляется вниз. Он думает о тринадцатой рыбке и её собратьях. Вспоминает консервную баночку с надписью Золотые рыбки Эрунда. Представляет, как, загнувшись завитком, крышечка открывается и рыбки, целая дюжина, выскальзывают из банки и разлетаются по аквариуму, словно блестящие золотые капельки: они будут плавать вместе с ним и с пираньями. Они выделывают прекрасные, совершенные элементы удивительного танца: дикие пираньи, робкие золотые рыбки и худенький мальчик. Стен глядит через стекло и видит своих друзей и свою семью, всех вместе: тут Достоевски и Ниташа, Панчо Пирелли, тётушка Анни и дядя Эрни.

А ещё – на самый краткий миг – ему дано увидеть совсем рядом с аквариумом, в двух шагах, маму и папу. Они улыбаются, машут ему и говорят одними губами: Мы так гордимся тобой, Стен. Мы тебя любим, Стен.

Но вот они исчезли.

Стен всплывает на поверхность. Перелезает на лестницу и останавливается наверху, на самой верхней ступеньке. Он кланяется публике. Толпа беснуется и ревёт. А потом Стен спускается вниз и бросается в объятия Анни и Эрни.

 

Глава сорок шестая

Что ж, ура Стенли Эрунду! Этот мальчик и вправду сильно изменился. То есть он по-прежнему худенький паренёк, который хлебнул в жизни немало лиха, но ведь он оказался отважным, верно? Настолько отважным, что стал героем нашей повести! И жизнь его теперь раскрылась – как цветок из бутона. Он будет каждый вечер плавать с пираньями. И они его не съедят. На самом деле пираньи не так уж опасны. Так считает Панчо Пирелли. Поверим? Возможно, спустя какое-то время Стен простится с пираньями и займётся чем-то другим. Например, съездит на Амазонку и Ориноко. Или в Сибирь. Или хоть в пригород Бирмингема, в Эшби де ла Зуш. И с каждым днём он будет расти, меняться, становиться всё новым и новым Стенли Эрундом.

И его семья, которая уже выглядит совсем иначе, тоже будет расти и меняться вместе с ним. А сейчас все они вместе, все счастливы, а вокруг неистово скандирует толпа зрителей.

Панчо закрывает аквариум брезентом, и все друзья и близкие Стена направляются к аттракциону «Утиная охота». Они разведут там костёр, испекут картошку, будут запивать её черногазом… Пусть, пусть идут. Пусть празднуют, предаются воспоминаниям и строят планы на великолепное будущее.

Толпа рассеивается. Тускнеют огни. Луна клонится к горизонту, но бессчётные звёзды неутомимо мерцают в бесконечной тьме. И все сердца бьются быстрее. И все глаза сияют ярче. И в каждой голове роятся причудливые и удивительные мечты. Улыбается даже вечно печальный Питер-Рассмеши.

Так, а это кто такие? Кто там вышел из тени? Кто пробирается к аквариуму – туда, где только что обнимались и смеялись счастливые люди? А-а, это же Кларенс П. Клапп и его охламоны: Дуг, Альф, Фред и Тед. Зачем они крадутся к пираньям Панчо Пирелли? Может, Кларенс П. всё-таки собрался доказать, что эти рыбы – вовсе не пираньи? ДУРЕН-команда всё ближе… Они сдёргивают брезент. Они смеются, ржут, обзывают рыб кильками. Ой, посмотри-ка! Кларенс П. уже на лестнице! Он взбирается на самый верх. Неужели прыгнет?

А что, по-твоему, должно сейчас произойти? Стоит отправить Кларенса П. к пираньям? Может, конечно, это совершенно не важно. Да и пираньи могут оказаться кильками, почему нет? Но возможен и другой исход: пираньи сожрут дознавателя. И поделом! Ведь, согласись, Кларенс П., Дуг, Альф, Фред и Тед отнюдь не ангелы. В нашей повести они совершили много неблаговидных поступков. Выгнали из дому Анни и Эрни! Расквасили физиономию водителю, который сигналил у светофора. Вообразите, сколько других бед могут они принести людям. А руководит ими Кларенс П., которого они называют боссом, и он стоит сейчас на верхней ступеньке лестницы. Некоторые читатели уверены, что такие мерзкие типы, как Кларенс П. и его охламоны, просто сбились с пути. Ну, детство у них тяжелое выдалось. Или каких-то гаечек и винтиков в мозгу не хватает. Кто-то предложит отправить их к психотерапевту, или включить им хорошую музыку, или просто обнять крепко-крепко. Я не знаю. И не мне решать.

Так или иначе, Кларенс смотрит в воду, на пираний. Потом на своих парней.

– Прыгайте, босс, – предлагает Дуг.

– Это ж кильки паршивые, – говорит Альф.

– Вперёд, – подначивает Фред.

– Да, только вперёд, – вторит ему Тед.

Кларенс П. встаёт на кромку.

Решать тебе, читатель. Представь, что эту историю сочиняешь ты. Что сейчас произойдёт? Он прыгнет? И если прыгнет, что с ним станется? Если сам никак не решишь, попробуй представить, что сделал бы с Кларенсом П. герой нашей повести, Стенли Эрунд. Или это не важно? В конце концов, это всего лишь книжка. Кларенс П. Клапп существует только на этих страницах и в твоём воображении, а воображение – место довольно таинственное.

В общем, решай сам.

Впереди у нас одна короткая главка – и конец.

 

Глава сорок седьмая

Вообще-то конец бывает только у книжек. В жизни никакого конца нет, да и откуда? Люди, которые пережили эти события, в будущем переживут ещё многое другое. Но нам-то надо где-нибудь поставить точку. Вот здесь и поставим. Давай-ка, читатель, поднимемся в небо и полетим. Покинем ярмарку и всех людей на ярмарке. А ну-ка, выше! Ещё выше! Пустырь с фурами и шатрами становится совсем маленьким. Мы видим огни города и тоненькие гирлянды огоньков, которые тянутся от него в разные стороны, – это дороги, и они бегут к другим посёлкам и городам. Мы видим глухую тьму – там леса и поля, а среди них – слабое мерцание петляющих рек. А потом – глубокая чернота моря. Взлетев ещё выше, мы видим целые галактики рассеянных по всему миру городов. И между ними – незаселённые, дикие просторы. Океаны и снежные пики гор.

А теперь мы взлетели так высоко, что видна вся планета, целиком. Только посмотрите на этот величественный шар! Он вращается, и день уступает место ночи, ночь – дню, и всё время сменяют друг друга полосы тьмы и света. Синева морей сияет под солнцем и густеет под луной. Представляете, сколько людей живут на этом шаре? И сколько замечательных историй происходит с ними каждый день? Люди живут, умирают, любят, мечтают, волнуются, творят добро и зло. Ах, сколько историй! Но мы поднимаемся ещё выше, и даже наша огромная планета уменьшается, превращается в один мир среди многих и многих миров, которые вращаются в бескрайней вселенной. Сколько историй хранит эта тьма?

Что ж, спускаемся! Напоследок нам надо кое-кого проведать. Земной шар виден всё отчётливее, как глобус. Куда полетим? Смотри-ка, вот тут, в Сибири, уже утро. На снегу искрится солнце. Реки покрыты льдом, из труб в раскиданных по степи деревеньках идёт дым. Вот большой город у реки, город Новосибирск. Подлетим ближе. Воздух чист, прозрачен и потрескивает от мороза. Широкая река называется Обь. В городе есть очень высокие здания. И огромный вокзал, выкрашенный светло-зелёной и белой краской. Вход в вокзал обрамлён красивой аркой.

Давай войдём! Внутри довольно оживлённо. Много людей на перронах. Много поездов. Несколько тоненьких женщин в шубах и меховых шапках идут к вагону. Их дыхание стынет в ледяном воздухе. Ты видишь? Ты узнаёшь это лицо? Мы, кажется, видели эту женщину на фотографии. И она действительно очень красива. Неужели это мама Ниташи, миссис Достоевски? Она смеётся, болтает с подругами. Поезд скоро отъезжает! Пора! Женщины гурьбой впархивают в вагон.

Возможно, миссис Достоевски едет домой. И Стенли Эрунда и его друзей ждёт новая радость. Будем надеяться. Они заслужили. Ведь, несмотря на все беды, ошибки и недостатки, сердца этих людей верны себе и друг другу.