На той же неделе вышло так, что я проснулся совсем глухой ночью. Лежу и не могу заснуть. В голове крутятся гимны и молитвы. Зажег лурдскую лампочку. Положил туда серебряную монетку от Макналти и медяки от Айлсиного отца. Мария смотрела сверху вниз на Бернадетту и на мои приношения, лежавшие еще ниже. Я вырвал из тетрадки листок. Положил на него Айлсино сердечко, пририсовал вторую половину — на вид оно теперь было целое. На другой странице нарисовал символ БЯР. И написал:

«Прошу тебя, не дай нам допустить такую глупость. Больше никогда. Аминь».

Сложил листок вчетверо и запихал под лампочку.

Открыл окно, вдохнул запах моря и ночи. Под звездами совсем ничего не двигалось.

Вот только что это за звук примешивался к ворчанию волн? Голоса стонущих моряков? Свист воздуха у папы в горле? Джаз?

— Прошу тебя, — прошептал я.

В соседней комнате раздался папин кашель.

Лампочку я не погасил. Лег обратно. Папа все кашляет и кашляет, а я смотрю Марии в лицо.

— Прошу тебя, — шепчу. — Больше никогда.

Папа затих. И мы уснули в мире.