Кармине Апра ненавидел так называемую информацию.

Печатная страница приводила его в бешенство, а телепрограммы вызывали острый приступ диарреи. Особенно те, в которых рассказывалось о нем и его делишках.

Это открылось ему много лет назад, когда он еще не покинул свою родную землю и был почетным гостем в камере тюрьмы Уччиардоне. Там, в камере, где практически любая вещь годилась для того, чтобы убивать время, ему случилось прочесть книгу, некое исследование по информации, написанное каким-то малым, который явно подержал в цианиде клавиатуру своего компьютера и в этой стране стукачей не побоялся назвать вещи своими именами. Апра запамятовал его имя. Но понравившиеся ему слова из этого сосуда с желчью запомнил отлично: говорящие бюсты. Это про напыщенных рогоносцев, что обращаются к тебе по три-четыре раза на дню с экранов одноглазого монстра.

Говорящие бюсты. Верно, черт возьми, как верно. Вот они: банда болтающих сверчков, разрезанных по пояс рамкой экрана, с рожами, вызванными к жизни кнопкой пульта, с таким количеством серого вещества в башке, сколько у надувной куклы, наполненной теплой водой.

Говорящие бюсты. Нет, хуже. Для него они говорящие задницы и ничто иное.

«Катанский зверь», так эти задницы назвали его много лет назад. Со времени его тридцать первого ареста, в связи с четырнадцатым обвинением в предумышленном убийстве. К чему добавились резня, уничтожение трупов, организация преступной группы, хранение боевого оружия, вооруженные грабежи со взломом, похищения с применением оружия, нанесение тяжелых побоев, изнасилования, вымогательство и прочие бла-бла-бла.

Как же он их ненавидел. Всех, без разбора. Он их ненавидел, наверное, еще сильнее, чем полицейских и судей. Но ему еще не выпадало случая вышибить мозги кому-нибудь из них. Одна из немногих вещей, которая его огорчала. Но, честно говоря, не так уж сильно: рано или поздно какой-нибудь из этих мудаков, совершит большую ошибку. Это неизбежно. И тогда он, Кармине Апра, «катанский зверь», отплатит им по полной программе.

Он стоял неподвижно перед запыленным окном, всматриваясь в темноту сквозь омытые дождем стекла. Восьмью этажами ниже переливался белыми и красными огнями проспект Семпионе, главная артерия северного Милана, нескончаемая автомобильная река.

Он поднял глаза, стараясь разглядеть габаритные огни на конце антенны гигантской телевизионной башни, торчащий скелетообразный символ власти говорящих задниц. Но огней не было видно: низкие тучи и завеса дождя, фиолетовая от городской иллюминации, поглощали все.

Зима в северной Италии уже заявила о себе злым дыханием. Отопление еще не включили. Он, Джанни Скалия и Лука Бонески укрылись в этой пустой квартире сразу же после убийства судьи Варци. Квартира пропахла помойкой. Сырость, вонь окурков, смрад объедков в разбросанных повсюду банках.

Апра поднес к губам стакан до краев полный граппы, сделал большой глоток. Некоторое время смотрел на свое отражение в оконном стекле. Ему было тридцать два года, половину из них он провел по тюрьмам, включая пять лет в карцере строгого режима. Черты его лица были резкими, придававшими ему зверское выражение. Куриные лапки в углах глаз. Глубокие морщины на лбу. Проклятые шестнадцать лет оставили свои следы. А может быть, их оставила злоба ко всему и всем, переполнявшая с детства, это необъяснимое существо без формы и лица, заползшее ему в душу лет в тринадцать, когда он чумазым босым пацаном бегал по узким переулкам катанской окраины. Что с ним случилось? Что понял он о себе в тот день, когда кирпичом разбил голову старушке-пенсионерке, которая не хотела отдать ему свою сумку? Это было как ослепляющая вспышка, полученная от дозы кокаина. Что-то эротичное. Оргазм без секса.

Со старухи все и началось. Дальше покатилось само собой. Кровавая дорожка смертей. Кражи, разбои, вооруженные грабежи, похищение людей и вступление в могущественный клан Дона Франческо Деллакроче. К этому моменту Кармине Апра было двадцать два года и он был коронован в принцы сицилийской мафии.

Паскуды-журналисты уже давно сели ему на хвост. Кое-кто из них напрямую пытался вписать его в лист подозреваемых по делу об убийстве судей Фальконе и Борселино. Не вышло. Не было доказательств. Доказательств не было никогда. И не могло быть. Ни по одному из четырнадцати обвинений в убийствах, которые то так, то эдак, пытались на него повесить.

Апра повернулся. Комната выглядела мерзко: матрасы, брошенные на грязный пол, маленький черно-белый телевизор на ящике из-под фруктов, несколько дачных стульев, разбросанная одежда, переполненные пепельницы, пустые бутылки и жестяные банки.

И оружие. Куча оружия различного калибра: два автомата «калашников АК-47», обрез двустволки, небольшой пистолет-автомат «мак-10», револьвер «магнум» 357-го калибра, два автоматических «кольта-45», набитые патронами обоймы, коробки с патронами. Достаточно для ведения войны.

Джанни Скалия, крупный, мускулистый мужик с трехдневной щетиной, жесткой, словно лошадиный скребок, валялся на одном из матрасов.

— Шли бы вы к … матери, суки! — Скалия, дымя очередной сигаретой, выпустил струю дыма в сторону экрана телевизора.

— Жаль, что они не могут тебя слышать, а, Джанни? — Апра отхлебнул из стакана. — А то бы наложили в штаны от страха.

Лука Бонелли, полулежа на другом матрасе, сделал страшную рожу и рыгнул.

Все трое уставились на сменяющие друг друга изображения на экране. Полицейские останавливают автомобили для проверки. Полицейские с собаками прочесывают улицы на окраине Милана. Летают вертолеты. Личный досмотр. Патрульные автомобили со включенными сиренами. Очередная говорящая задница плаксиво комментирует происходящее.

— …Почти одиннадцать суток прошло со дня кровавой бойни на улице Фарини, но попытки правоохранительных органов найти убийц пока не дали результатов. Тем не менее, результат ожидается в ближайшее время. В этом нас заверили на сегодняшней пресс-конференции во Дворце Правосудия начальник миланской полиции, и судья Пьетро Гало, назначенный руководителем следствия по делу убийства судьи Варци.

Суета полицейских на экране сменилась изображением крупного мужчины лет тридцати в очках в тонкой металлической оправе. Толпа репортеров и телеоператоров совала ему в лицо микрофоны и объективы камер.

— Ну и дурацкая рожа у этого говнюка! — фыркнул Бонелли.

— Это — очень опасный говнюк, — ответил Апра.

— Варци тоже был опасным, — хохотнул Скалия, обнажив прокуренные зубы, — а сейчас он мертвый говнюк.

— Пришел момент твердо сказать: хватит! — заявил с экрана Гало. — Мы не позволили взять нас за горло «красным бригадам», не позволим сделать это и мафии, старой или новой, любой, какая есть. Судья Варци исполнял свой долг и заплатил за это своей жизнью. Мы сделаем все, чтобы этот человек и его решимость бороться с преступностью не были забыты. Не позволим, чтобы его жертва осталась бесполезной. Не позволим банде убийц запугать правосудие и следствие. Им не запугать нас!

— Пой, говнюк, пой! — Скалия опять пустил струю дыма в экран. — Ни хрена у тебя не выйдет. Что скажешь, Кармине?

Апра не ответил. Порыв ветра бросил в окно капли дождя. Звук стучащих по стеклу капель странным образом напомнил ему щелкающий звук хвоста гремучей змеи.

Шесть теней.

Они растворились в ночи, скользнули по блестящей мокрой, продуваемой ветром крыше. Шесть мужчин в черных боевых комбинезонах, перетянутых нейлоновыми лямками с карабинами и с мотками прочных альпинистских веревок за плечами. Вооруженные автоматами и короткоствольной винтовкой.

Таких, как они, существовало всего двести пятьдесят человек во всей Италии. Отбор велся в течение двух лет. После чего в течение девяти месяцев шли интенсивное обучение. В Италии об их существовании знало не более тридцати человек из окружения президента, главы правительства и МВД.

Они назывались 4-й Дивизион. Название достаточно нейтральное, чтобы не привлекать особого интереса, и достаточно специфичное, чтобы не звучать двусмысленно для посвященных.

Для людей из 4-го Дивизиона права обвиняемого было бессмысленным понятием. Перед ними стояла задача: локализация — проникновение — уничтожение. Всего неделю назад они разрешили небольшую чеченскую проблему в частном аэропорту неподалеку от Турина. А сейчас Группа Бета 4-го Дивизиона вновь вышла на задание.

Сержант Клаудио Джунти, командир группы, позывной «бета 1», подошел к краю крыши и присел на корточки, глядя вниз. Под ним переливался огнями проспект Семпионе.

По лицу Джунти, покрытому черной, размытой дождем, краской, пробежала короткая усмешка. Он вспомнил, как его пугала высота, когда он впервые оказался на верхней площадке тренировочной башни. Здесь и сейчас, пять лет спустя, прогулка по самому краю сорокаметровой бездны не вызывала в нем никаких эмоций.

Джунти повернул голову к рации, укрепленной на его левом плече, и произнес:

— Бета 1 на уровне восемь.

— Здесь альфа 1, — ответила рация голосом человека, находившегося парой этажей ниже.

— Уровень шесть, готовность.

Джунти посмотрел за спину. Его ребята закрепили веревки в карабинах комбинезонов и замерли на карнизе в ожидании команды.

— Уровень восемь, полная готовность, — проговорил он в рацию, — стен-бай зеленый свет.

— Альфа 1. Всем стен-бай.

Все заключенные являются политическими заключенными.

Было время, когда Андреа Каларно, старший комиссар Отдела убийств Центрального полицейского управления Милана, верил в это. Он верил в это на самом деле.

Он доверял мыслям и личности человека, сказавшего эту фразу. Антонио Грамши, гражданин, философ, чьи устремленность и честность оказали сильное влияние на формирование целых поколений. Вслед за ним Андреа верил в демократическую идеологию, в возможность совершенствования человеческой природы. Он верил в равноправие, социальную справедливость и в классовое равенство.

Верил, потому что хотел верить.

Но долго это продолжаться не могло. Первый удар его вера получила душным днем в августе 1980 года. Он только что получил погоны лейтенанта по окончании полицейского училища. В этот день кто-то сильным зарядом разнес в куски железнодорожный вокзал Болоньи. Восемьдесят человек погибли на месте, сотни были ранены, контужены, искалечены.

А затем пошло-поехало: «красные бригады», ложа П-2, бойня в Капачи, бойня на улице Д’Амелио, волны нашествия различных мафий из Восточной Европы, из Африки, Азии. Все перемешалось. С одним результатом: море крови. Желание Андреа Каларно продолжать верить в человека, в его потребность меняться пошло трещинами и начало разваливаться. И в итоге рухнуло окончательно.

Он тоже внес свою лепту в это кровавое море. Он тоже убивал. Много раз. Слишком много. Террор взял верх над идеологией, задушил надежды. Они превратились в ничто, как высокотемпературное пламя превращает в ничто клочок бумаги. Вера не имела больше никакого значения. И никакого смысла. Зубчатый механизм продолжал крутиться с нарастающей скоростью, затягивая его в шестерни кусок за куском. Его семейная жизнь кончилась крахом. Для своей дочери он оставался незнакомцем, иностранцем, личностью, имя которой можно прочитать в газетах или услышать по телевизору. Андреа Каларно, а, это тот, что раскрыл дело Мараски. Андреа Каларно — герой дела о грабеже монетного двора. Андреа Каларно — суперстар дела Росси-Стивенса. Андреа Каларно — первое имя в списке приговоренных к смерти друзьями друзей. Андреа Каларно — великий итальянец, великий полицейский! Может быть, самый великий!

Бред!

Он даже не личность. Просто ньюсмейкер для масс-медиа. Игрушка для говорящих задниц, как обозвал их убийца Кармине Апра… Человек, нанесший окончательный удар по его и без того шатающимся идеологическим барьерам.

Все заключенные являются политическими заключенными. Ошибка. Не было ничего политического, революционного или реформаторского в кровавых делах Апра. Были алчность, жестокость, жажда насилия, желание убивать. Идеология? Никакой. Что касается Кармине Апра, идеология здесь и не ночевала.

Уже семь лет он пытался покончить с Апра. Кто бы знал, как ему хотелось влепить тому пулю меж глаз или засадить за решетку до конца его паскудной жизни.

Каларно был первый, кто прибыл на место убийства судьи Варци. Его старого друга, наверное, последнего из честнейших людей, превратили в лежащий в луже крови труп, начиненный свинцом. Окруженный трупами четырех телохранителей, также разорванных на куски очередями автоматов.

Кармине Апра, опять он. Политический заключенный? Жертва системы? Для кого-то, может быть. Для тех, кто хотел бы продолжать свой словесный онанизм по поводу социальной несправедливости и прочего. Но не для Каларно. В случае с Апра он ощущал себя не столько полицейским, сколько хирургом, чьим долгом было как можно скорее уничтожить метастазы.

И этой дождливой ночью на лестничной площадке между шестым и седьмым этажами здания на проспекте Семпионе с «береттой» в руке Андреа Каларно был в паре шагов от того, чтобы уничтожить метастазу раз и навсегда.

Он еще раз огляделся по сторонам. Четверо ребят его отдела в бронежилетах с пистолет-автоматами были готовы к действию. Готовы к штурму квартиры на седьмом этаже, где нашел убежище Кармине Апра и пара его подельников.

Каларно поднес к губам рацию:

— Здесь альфа 1, пошел на седьмой уровень.

— Принято, бета 1.

Каларно кивнул своим и начал тихо подниматься по ступеням, ведущим на лестничную площадку седьмого этажа.

Двумя этажами выше «бета 3» и «бета 4» черными тенями скользнули вниз по нейлоновым тросам. Черная ночь поглотила их.

«Порше» резко остановился, визжа шинами об асфальт, мокрый от дождя. Ремо Дзенони подался вперед, опершись о руль. Напряженно глянул сквозь заляпанное грязью окно, пытаясь понять, в чем там дело. Метрах в ста впереди дорога была перекрыта. Блин! Что там стряслось? Несколько автомобилей стояли поперек проезжей части с погашенными фарами. Ни одного горящего фонаря. Только темные силуэты у стоящих машин.

Ремо исполнилось двадцать два года Он был худощавым, коротко стриженным парнем, в кожаных джинсах и куртке от «армани». С нижней губы свешивалась сигарета, придавая ему вид законченного хулигана. Он и был тем, кем казался: юным отпрыском богатого папаши, пресыщенным и изнывающим от скуки шпаненком.

— Интересно, что за хреновина там случилась?

— Мне не интересно. Отвези меня домой и хватит на сегодня.

Ремо повернулся к девушке, сидевшей рядом, натянул на физиономию фирменную наглую ухмылку.

— Это ты учишь меня, чем мне заниматься сегодня, Лидия?

Лидия Доминичи продолжала смотреть прямо перед собой. Когда Ремо искал неприятностей, всегда кончалось тем, что он их находил. Для начала она была уверена, что «порше» он угнал. Из-за чего весь вечер чувствовала себя сидящей на раскаленных углях.

Пока Ремо ждал, — почти два часа, — когда виски со льдом «размягчат» Лидию, он, не закрывая рта, болтал о деньгах и машинах со своими дружками, такими же раздолбаями, с которыми проводил по три вечера в неделю в дурацком ночном клубе на площади Диаз.

Ремо пощекотал ее затылок.

— Что-то у нас сегодня нервишки шалят?

— Я просила отвезти меня домой. — Она сжала его запястье и, глядя в глаза, спросила: — Отвезешь, или мне взять такси?

Ремо снял сигарету с губы и выдул дым прямо ей в лицо. Если бы он так не сходил от нее с ума, отвесил бы ей пару плюх, чтоб сидела спокойно. Лидии было девятнадцать, у нее были шикарные рыжие волосы и фигурка манекенщицы. Достаточно много ног и груди, чтобы совратить монаха-затворника. И в качестве бонуса у нее имелся несомненный класс.

Ремо кивнул на преградившие дорогу автомобили.

— Путь закрыт, не видишь, что ли?

Лидия потянулась к ручке дверцы.

— Ладно, я найду такси.

Ремо схватил ее за рукав плаща и дернул к себе.

— Не валяй дурака, Лидия! Я не в настроении. — Что-то привлекло его внимание за окном. — Сиди и не рыпайся! — добавил он, открывая дверцу.

Бледная от ярости, Лидия следила, как он, выйдя из машины под дождь, прошел вокруг другой, стоящей на тротуаре метрах в десяти, достал из кармана что-то, сверкнувшее металлом в свете фар. Лидия вдруг поняла, что он собирается делать.

— Нет, Ремо, нет! Не надо!..

Но было поздно. Стоя рядом с другим «порше», Ремо ухмыльнулся. Правой рукой с надетым на нее кастетом он разбил окно водителя, втиснулся в салон, дотянулся до приемника и выдернул его из ниши.

Противоугонная система среагировала тотчас. Тишину улицы разорвали резкие звуки сирены.

Висящий над бездной на нейлоновой веревке, упираясь ногами в стену здания, Клаудио Джунти вывернул шею, чтобы посмотреть, откуда доносится вой этой проклятой сирены.

«Беты 2, 5 и 7» уже пускались с края крыши к окнам седьмого этажа.

Джунти тихо выругался. Хуже момента в операции, когда четыре из шести членов группы в уязвимой позиции, не придумаешь, Краем глаза он заметил темную фигуру, отпрянувшую от окна, рядом с которым пришел на ноги «бета 2».

Звук противоугонной сирены резанул по ушам.

Кармине Апра приставил ладони к вискам, чтобы не мешал свет и уткнул нос в самое стекло, пытаясь разглядеть, что творится внизу, на улице, погруженной в темноту. И увидел.

Стремительные тени, похожие на призраки, вынырнули из дождя, рядом с окном. Вот ответ на вспышку тревоги, опалившей его мозг пятью секундами раньше. Что значит инстинкт. Инстинкт убийцы. Через долю секунды «кольт», заткнутый за брючный ремень, был уже в руке Апра. Отскочив на пару шагов, Апра дослал патрон в ствол и начал стрелять сквозь стекло.

Три пули попали в грудь «бета 2» как раз в тот момент, когда от, оттолкнувшись ногами от стены, влетал в окно. Кевларовый бронежилет выдержал удар двух пуль, но третья прошла выше, пробив горло. Он был уже мертв, когда его тело, разнеся вдребезги стекло, ввалилось в комнату, поливая пол кровью.

Апра бросился к соседнему окну и расстрелял в него всю обойму. У него не было времени убедиться, попал он или нет. Он выскочил в коридор и схватил автомат, стоявший у стены.

Эхо выстрелов покатилось по лестнице седьмого этажа. Каларно закричал в рацию:

— Вперед! Вперед! Вперед! — И словно разъяренный бык, взлетел на лестничную площадку. Нет, он не позволит уйти этой сволочи. На этот раз, точно нет.

Клаудио Джунти вломился в окно в дожде стеклянных осколков и деревянных обломков. Метрах в четырех от него Джанни Скалия, сняв с предохранителя автомат «узи», поднимал ствол в сторону Джунти, который начал стрелять еще в полете. Очередь, выпущенная им, швырнула бандита на пол. Из перерубленного пополам тела во все стороны хлестанула кровь. Приземлившись, Джунти выстрелил ему в голову. Чтобы наверняка.

В коридоре Апра и Бонески одновременно начали палить по двери одной из комнат. Свинцовый шквал разнес в щепки дверь и часть стены. Влетевшие в комнату «бета 5» и «бета 6» упали на пол, а на них сыпались и сыпались куски дерева и штукатурки.

Апра сменил отстрелянный рожок и вставил полный. Матерясь, выстрелил в замочную скважину входной двери. Пули, вылетевшие на лестничную клетку, вынудили Каларно и его людей отскочить к стене.

«Бета 3 и 4» вломились в дальнюю комнату через дверь, ведущую на чердак. Апра краем глаза заметил движение и отправил в их сторону дорожку пуль. Бронежилет «бета 3» остановил все четыре пули, в него попавшие. Еще одна разбила рацию, висевшую на плече «бета 4». Оба бросились на пол.

Бонески, лежащий посреди коридора, переломил обрез, выбросил дымящиеся гильзы и вставил новые. Услышал шум в опасной близости от себя, закрыл обрез и нажал один курок. Фонтан кирпичных осколков выплеснулся на высоте человеческого роста из стены комнаты напротив.

Луке Бонески не удалось сделать второй выстрел. Андреа Каларно, Клаудио Джунти, «бета 5» и «бета 6» одновременно открыли огонь с дистанции не более четырех метров, разнеся его тело в клочья.

Апра, опустошив рожок в сторону входной двери, отшвырнул ставший бесполезным автомат, перепрыгнул через мертвого подельника, лежавшего в луже крови и бросился в глубину квартиры, доставая «кольт».

Каларно оказался в коридоре первым. Сквозь кирпично-штукатурную пыль, поднятую выстрелами, он разглядел в этом мутном тумане Апра, бегущего метрах в десяти от него. Каларно бросился следом и, вбежав в комнату в то мгновение, когда Апра был уже возле от чердачной двери, крикнул:

— Апра! Стоять, сволочь!

«Катанский зверь» остановился. Повернулся. Он узнал этот голос. Каларно, проклятая ищейка! Но как он это сделал? Как такое стало возможным? Апра поднял «кольт».

— Сдохни, тварь!

Звуки двух пистолетов слились в один удвоенный грохот. Каларно нырнул вперед, почувствовав на лице горячее дыхание пули 45-го калибра. «Беретта» в его руке дернулась два, три, четыре, пять раз.

Четыре дыры, каждая размером с теннисный мяч, появились в двери в волоске от головы Апра. Пятая вошла точно под правую ключицу, вылетев из спины с фонтаном крови.

Удар крутанул Апра на месте, он задергался, словно марионетка без ниток, болевой шок вызвал мерцание разноцветных геометрических фигур в его глазах. Ноги подломились, он упал спиной на стену и сполз на пол.

Андреа Каларно поднялся. Очень спокойно сменил обойму. Передернул ствол. В наступившей тишине щелчок ствола прозвучал намного оглушительнее, чем пальба, завершившаяся мгновение назад.

— Ты оказываешь сопротивление при аресте, Апра. — Каларно показалось, что его голос звучит откуда-то издалека. — И мне сдается, нужно положить этому конец.

Апра попытался что-то произнести. Не смог. Рот был заполнен кровью и желчью. Ствол готовой выстрелить «беретты» смотрел ему в лоб.

Толпа людей в форме и в штатском заполнила квартиру за спиной Каларно. Все оружие было направлено на лежавшего бандита. Каларно, казалось, не слышал их. Обхватив рукоятку «беретты» обеими руками, он прицелился. Один выстрел. Только один выстрел. Прямо в правый глаз. Удали раковую опухоль! Сделай это сейчас! — прозвучал голос в мозгу.

Сержант Клаудио Джунти стоял в шаге от Каларно. На черном от маскировочной мази, мокром от дождя и пота лице блестели голубые глаза.

— Андреа! — голос Джунти прозвучал буднично, почти скучно. — Идешь с нами?

Каларно опустил пистолет. Кивнул. Волна черной ярости схлынула, затухая в каком-то тайном уголке сознания. Люди вокруг облегченно вздохнули.

— Кармине Апра, — Каларно поставил пистолет на предохранитель, — именем закона ты арестован по обвинению в убийстве судьи Карло Варци и его сотрудников.

Апра, лежавший на полу в неудобной позе, в разорванной и напитавшейся кровью рубашке, закрыл глаза.

Каларно пошел к выходу по засыпанному обломками коридору.

— Вызовите «скорую» этой сволочи.