Три недели назад от меня ушел муж… Сказать, что я впала в депрессию, это не сказать ничего, так как мое состояние было похоже на тягучее, липкое болото, из которого нет спасения. Трое суток я была близка к сумасшествию, не могла ни есть, ни спать, только думала, думала – почему. Я всегда теоретически была готова к тому, что он от меня уйдет. Я старше его на пять лет, рано или поздно он может встретить молоденькую девушку и… Но не так скоро, не через три года совместной жизни, без всяких объяснений и извинений. Просто сказал: «Я от тебя ухожу», и все. Я представляла свою соперницу неземной красавицей, и чувство зависти пожирало меня целиком. Я даже не могла плакать. Просто задыхалась от гнева. Хотелось выть, но было страшно – боялась напугать ребенка. Собрав последние силы, я отвезла сына к маме, которая давно мечтала его заполучить, но раньше я не могла и не хотела нарушить целостность нашей семьи, а теперь нарушать было нечего. И такая безысходность, такая тоска на меня навалились, что я не придумала ничего лучшего, как уйти в запой. Самокопание, поиск причины случившегося доводили до исступления, а алкоголь лишал меня всякой мысли. Я могла спокойно спать, выпив несколько рюмок коньяка, спиртное всегда на меня действовало усыпляюще.

Я не хотела никого видеть, никого слышать, мне были не нужны ничьи советы, нужно было самой справиться со своим горем, очень, очень сильно переболеть им, только тогда могло наступить выздоровление. Я ходила по дому в старом застиранном халате необъятных размеров, непричесанная, опухшая от алкоголя и сна. Я не читала газет, не смотрела телевизор, отключила телефон и лишь изредка звонила маме, чтобы справиться о своем сыне.

Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы как-то среди ночи не раздался звонок в дверь. На минуту мне показалось, что пришел Данила, но потом я вспомнила, что он больше не придет. Три года мы снимаем нынешнюю квартиру в хрущевской пятиэтажке. Всех жильцов я, конечно, не знала, но с соседями, наиболее приметными и по площадке, была немного знакома. Сейчас на пороге стояла соседка из квартиры напротив. На протяжении всего моего запоя она каждый день приходила ко мне с различными просьбами. То ей нужны были спички, то соль, то прокладки, то хлеб и еще миллион мелочей, лишь бы не оставить меня в покое. Надоела как горькая редька, но соседи есть соседи… Однако прийти в два часа ночи – это уже перебор. Мне хотелось ее прибить. Но, увидев девушку, я поняла: что-то случилось. Раньше она приходила ухоженная, элегантно одетая – воплощение женственности и красоты (я мысленно называла ее Мисс Совершенство), сейчас же выглядела ужасно: волосы растрепаны, небрежный макияж, на лице выражение тревоги и озабоченности…

– Ноготь сломала или чулки порвала? – тем не менее схохмила я. – Хочу обратить твое внимание, что время для визитов не совсем подходящее.

Не слушая меня, она вошла и закрыла за собой дверь.

– Ангелина, у меня, верней, у нас неприятности, – сказала соседка.

– Ты что, обалдела, что значит «у нас»? Мы с тобой едва знакомы, у нас никогда не было никаких совместных дел, я даже не знаю, как тебя зовут.

– Пожалуйста, выслушай меня, и тогда ты все поймешь.

– Хорошо! Проходи!

– Сейчас я вкратце расскажу тебе, что случилось, а потом мы пойдем ко мне домой приводить тебя в порядок.

– А зачем мне нужно быть в порядке? Да и боюсь, что это будет непростой задачей, я недавно смотрела на себя в зеркало, зрелище то еще, ничего страшнее отродясь не видела.

– Ангелина, доверься мне, и все будет в лучшем виде. Поверь, так нужно.

Она подошла к столу, отпила несколько глотков коньяка прямо из бутылки и начала свой рассказ:

– Так вот, несколько дней назад в одном ночном клубе я познакомилась с мужчиной, звали его Владимир, я назвалась Эльвирой, хотя на самом деле меня зовут Бони. Он проводил меня до подъезда, я же решила с ним больше не встречаться, потому что, как мне показалось, был он каким-то безбашенным, отчаянным, не от смелости, а от тоски, как будто жизнь его кончена и на все ему плевать. В клубе он всячески нарывался на неприятности. Ко всем приставал, хамил без разбора, но связываться с ним никто не хотел, а может, его хорошо знали и поэтому ему многое сходило с рук. Позже в машине он сказал, что его отец – какой-то криминальный авторитет, и это многое объяснило. В машине он пытался ко мне приставать, но как-то вяло, не по-настоящему, как будто по привычке, для порядка. Было видно, что женщины его мало волнуют. Взгляд был пустой и отчужденный. Когда мы подъехали к подъезду, я постаралась быстренько ретироваться, не назвав номера квартиры. Дома же тихо порадовалась, что все закончилось благополучно, и пообещала себе впредь быть более разборчивой в новых знакомствах. А сегодня ночью, около часа, я услышала, как под окнами кто-то кричал «Геля!», и решила – это тебя зовут. Еще подумала, что бабули из нашего дома тебе завтра выскажут свои претензии. О том, что могли кричать «Эля», мне даже не пришло в голову, напрочь забыла, что недавно представилась Эльвирой. И вот спустя полчаса я услышала, как в подъезде что-то упало. Осторожно выглянула и увидела на нашей площадке Владимира. Наверное, он хотел обойти квартиры, чтобы меня найти, поднялся на пятый этаж, по какой-то причине упал с лестницы и умер. Он и сейчас там лежит.

– Ты сошла с ума, да? Значит, у меня почти что под дверью лежит труп, а ты мне тут сказки рассказываешь! Кому интересны твои ночные знакомства? Почему ты сразу же не вызвала милицию?

– Успокойся, какая милиция? Ты что, ничего не поняла? Ведь ты подозреваемый номер один, завтра наши милые старушки, те из них, которые плохо спят и еще хорошо слышат, все как одна скажут, что он звал тебя в час ночи.

– Ты что несешь, я спала и ничего не слышала, я ни с кем не могла знакомиться, все знают меня как примерную жену и вообще у меня личное горе.

– Весь дом уже знает про твое горе, все знают, что Данила от тебя ушел и почему бы тебе, теперь уже свободной женщине, не познакомиться с мужчиной?

– Дура! Что ты несешь! Ты специально меня подставила! Сволочь! Пришла тут среди ночи и впутываешь меня в историю! Сама шляешься где попало, знакомишься с кем попало, а я должна отвечать! Гадина!

От гнева я была готова ее ударить.

– Прошу тебя, Геля, успокойся. Что касается моих сомнительных знакомств, признаю, ты права. Но клянусь, я не хотела и не хочу втягивать тебя в неприятности, просто я хорошенько все обдумала и поняла, что все указывает на тебя и сейчас нужно подготовиться и встретить опасность во всеоружии. Есть еще одно обстоятельство, из-за которого я вынуждена просить у тебя помощи, но о нем скажу позже.

Не знаю почему, но я ей поверила, наверное, пары алкоголя крепко засели в моей бедной голове и она очень плохо соображала, а ее размеренная речь притупляла мою бдительность. Я попыталась успокоиться и собраться с мыслями, что было очень нелегко, и, кажется, даже к месту спросила:

– А что за врагов ты имеешь в виду, их что, очень много?

– Не очень, но достаточно, чтобы доставить нам неприятности. Это милиция и папаша моего ушедшего в мир иной знакомого. Не забывай, что он какой-то бандит, а это пострашнее любой милиции.

– Так меня что, убьют? Я умирать в ближайшие пятьдесят лет не собираюсь.

– Надеюсь, до этого не дойдет. Мы должны действовать согласованно и продуманно и, возможно, тогда все закончится хорошо.

– Возможно? Значит, ты в этом не уверена?

– Дорогая моя, разве я бог, и могу дать тебе гарантии? В наше время ни в чем нет уверенности. Но мы с тобой люди умные, а это что-то да значит. Если постараться, обстоятельства можно изменить в лучшую сторону. Только давай подготовимся, и, надеюсь, все будет хорошо.

– Ты меня убедила, что нужно делать?

– Для начала нужно привести тебя в нормальный, нет, в сногсшибательный вид. Поверь мне, красивой женщине гораздо легче пробиться в этой жизни. А нам нужно, чтобы ты была необыкновенно красивой, чтобы головы наших врагов кружились в твоем присутствии и они обо всем забывали. Проще будет им пудрить мозги. И потом, ты должна быть похожа на меня. Мы с тобой обе блондинки, у обеих длинные волосы, у нас схожие черты лица, только вот ты более фигуристая и пониже, но это не очень заметно, главное, что мы обе стройные, а рост вряд ли кто в состоянии определить.

– Ну, ты сумасшедшая. Мы с тобой похожи? Да мне до тебя как до Луны. А на счет стройности, тут ты мне непомерно льстишь, может, и была у меня эта стройность до родов, только теперь она безвозвратно утеряна.

– А ты когда на себя в зеркало смотрела во весь рост?

– Ну, во весь рост я давно себя не видела, да и не очень-то хочется, неприглядное зрелище, скажу тебе.

– Вот и зря. Ты, наверное, только пьешь все это время, да еще и не закусываешь?

– С закуской тяжеловато. Все, что было в доме, давно подъела, а в магазин идти неохота в таком виде, да и есть уже давно не хочется.

– Вот и хорошо. На вскидку могу сказать, что килограмм восемь ты сбросила и выглядишь великолепно, только нужно над тобой слегка поработать.

Я подошла к зеркалу. Действительно, от моих прежних телес не осталось и следа. Раньше бы этот факт ох как порадовал, ведь я тщетно пыталась сбросить лишние килограммы, но при теперешних обстоятельствах было не до радости.

– Ну давай, как тебя там, Бони, работай, бог тебе в помощь. Надо так надо!

– Нужно подкрасить волосы на корнях. У тебя есть краска?

– Где-то была в прошлой жизни, сейчас поищу, – ответила я и пошла в ванную.

Когда вернулась, Бони ждала меня в прихожей почему-то с ведром.

– Теперь пойдем ко мне, там мне будет удобней, – сказала она.

– Хорошо, только ведь там этот лежит…

– Ничего, ты, главное, на него не смотри, быстро заходи ко мне – дверь открыта.

Мы вышли на площадку. Как я ни старалась, боковым зрением я все равно видела труп знакомого Бони и тут поняла, зачем она взяла ведро. Все, что я выпила за сутки, начало из меня извергаться фонтаном. Бони предусмотрительно подставила ведро, и в результате на полу не оказалось ни капли. Кое-как доковыляв до ее квартиры, я рухнула на маленькое креслице в прихожей.

– Сейчас, потерпи. Это хорошо, что тебя стошнило, быстрее придешь в нормальное состояние. Ты пока посиди здесь или пройди в комнату, а я приготовлю ванну.

– Нет, я лучше здесь, боюсь, мне не дойти.

– Ну, хорошо. Будь умницей, я скоро.

Бони засуетилась в ванной, а я предалась горьким раздумьям, будучи уже почти в трезвом уме.

Всем известно, что если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Очевидно, это мой случай. Кажется, с уходом мужа прежней спокойной и размеренной жизни пришел конец. Более того, я оказалась втянута в какую-то, мягко скажем, нехорошую историю с трупами (тьфу-тьфу, к счастью, только с одним) и с папочкой-бандитом. Самое интересное, совершенно непонятно, причем здесь я. Этот аргумент на счет крика под окном «Геля – Эля» не очень убедителен. Может, вообще никто ничего не слышал, как я, например, хотя в моем недавнем состоянии я вряд ли могла услышать какие-либо крики за окном, мне было глубоко наплевать на внешний мир, меня интересовали только мои личные чувства и переживания. И еще Бони говорила, что этот Владимир в ночном клубе вел себя вызывающе, значит, его запомнили и ее наверняка тоже, значит, доказать, что с ним была я, будет сложно. Хотя она и говорит, что мы с ней похожи, чтобы нас спутать, нужно быть слабоумным, это все равно что принять курицу за павлина. Допустим, она каким-то образом сделает меня похожей на нее, но омолодить лет на семь ей вряд ли удастся. Нужно узнать, почему все-таки она сама не может сказать, что он ее знакомый. Почему она не назвала ему свое настоящее имя? Почему последнее время постоянно приходила ко мне? Может, вся эта история спланирована ею заранее? Мое воображение не на шутку разыгралось. И еще, почему грохот тела слышала только она? Это уж точно подозрительно.

Появилась Бони, подала мне стакан:

– На, выпей! Это минералка с лимоном, она должна привести тебя в чувство.

– Я хочу у тебя о многом спросить, – сказала я.

– Хорошо, хорошо, спросишь, только полезай в ванную, не теряй времени.

«Ну ладно, – решила я, – помыться давно уже не мешало. – И неожиданно подумала, но как-то апатично: – А может, она меня утопит? Может, она какая-нибудь психопатка? Сначала завалила этого Вовочку, а теперь возьмется за меня». Наверное, недоедание и переживания лишили меня сил, навалилось безразличие.

Я залезла в ванную с огромной шапкой пены и умопомрачительным запахом. Да, ради того чтобы принять такую ванну, стоит умереть. Оказывается, все мои клеточки, все молекулы и атомы, составляющие мое тело, жаждали этой животворящей водицы. Подобного блаженства я давно не испытывала. Если учесть, что над моими волосами начала бережно колдовать Бони, вы меня поймете. Она аккуратно расчесала каждую прядку, развела краску и покрасила отросшие корни, закрыла все это полиэтиленом и принялась за лицо. Я окончательно расслабилась под ее умелыми руками. Она попеременно накладывала на него какие-то волшебные маски, а у меня не было сил даже пошевелить языком, чтобы задать ей наконец вопросы. Но Бони сама сказала:

– Я помню, что ты хочешь у меня что-то спросить, обязательно спросишь, но позже, сначала выслушай одну историю.

– Жил себе в подмосковной деревушке Говорово один мужичок. Не было в нем ничего особенного, кроме того что был он по профессии мастером-краснодеревщиком и мог из любой деревяшки сострогать настоящее произведение искусства. Слава о его умелых руках разлетелась далеко за пределы Говорова. Дошла она и до Москвы. Тогда наступила для Николая Кузьмича сказочная жизнь, так как повалили к нему заказчики-москвичи, да не простые, а номенклатурные, которые могли и дерево достать, и в мебели толк знали. В столице мебель «а-ля Кузьмич» быстро вошла в моду, так как выбор по тем временам был небольшой, это были 60-е годы. Кто-то из клиентов для удобства перевез мастера в Москву, выхлопотав для него хорошую двухкомнатную квартиру в сталинском доме в центре. И все было бы хорошо, если бы не было у Кузьмича одной маленькой, да пагубной страстишки – больше всего на свете любил он играть в карты, и так самозабвенно, что забывал обо всем на свете, в том числе и о своей дочери. Жена его умерла при родах, оставив ему в наследство дочку Зою. Отец он был неплохой, любящий, но времени на дочь не хватало, росла она, как сорная трава, сама по себе. В деревне ей было хорошо, там ее жалели. Местные бабы кормили, иногда оставляли ночевать, заставляли своих ребятишек играть с ней, так как у них самих такого желания не возникало, характер у Зои был тяжелый. Своей угрюмостью и молчаливостью она отпугивала и сверстников, и взрослых. Только сердобольные деревенские тетки от щедроты своих сердец заботились о ней.

А Москва – особенный город, равнодушный и на жалость скупой, в нем можно подняться до небес, можно упасть в бездну, все зависит не столько от способностей и трудолюбия, сколько от силы духа, нахальства, самоуверенности. Говорят, талант всегда дорогу найдет. Неправда! Что такое талант без силы воли? Сколько талантливых людей спилось, скололось, многих давно нет среди живых. Потому что не умели пробиваться, стучать в закрытые двери. Муки творчества, неуверенность в своих силах мешали им сделать это. Москва дает каждому из нас малюсенький шанс чего-то достичь, и нужно его не проспать, быть все время настороже и в форме, не распускаться, не расслабляться. Работать над собой и своими идеями. Хотя это трудно, никто не может долго находиться в тонусе, нет-нет, да и приходит уныние. Кажется, вот ты придумал что-то необыкновенное, то, чего доселе не было, например, фасон платья или детективный рассказ, в котором и сюжет лихо закручен, и герои интересные. Но открываешь журнал и что видишь? Один к одному платье, которое ты моделировал в своем воображении. Покупаешь книгу, и пожалуйста, твои герои уже живут в другой истории. Говорят, что если что-то придумал, не нужно это озвучивать, так как идеи возвращаются через космос и попадают к другим людям. Но похоже, даже думать нужно очень осторожно и не размусоливать, а побыстрее воплощать в жизнь.

Зое в Москве пришлось совсем туго. Одноклассники ее сразу же возненавидели. Мало того что она была деревенщина неотесанная, так еще и характер не сахар. Умом и красотой тоже не блистала. Будь она веселой, жизнерадостной, гляди, и тянулись бы к ней люди, а так, кроме насмешек и издевательств ничего Зоя не видела. Позже и этого не стало, появилось полное безразличие к ее особе. Другой бы человек обиделся, что может быть хуже равнодушия – как будто и нет тебя вовсе. Но Зое было все равно. Ее единственным божком была еда. Поесть она очень любила. И даже неплохо разбиралась в яствах. Отец, дабы компенсировать недостаток воспитания, заваливал дочь дефицитными продуктами, благо его клиенты не знали в них нужды. Неудивительно, что дочка к пятнадцати годам из крупной превратилась в тучную девочку. Кое-как окончив восемь классов, она пошла учиться в кулинарное училище, и вот тогда фортуна и повернулась к ней лицом. Это было для нее самое счастливое время. Зоя с открытым ртом слушала преподавателей, впитывая в себя информацию, как лакмусовая бумажка, и стала одной из лучших учениц, к ней относились хоть и не с любовью, но с уважением. И все равно, по распределению она попала в небольшую рабочую столовую, хотя менее способные девочки были направлены в рестораны. Зоин характер и здесь сыграл свою отрицательную роль.

Отец от радости, что дочка пристроена, пустился во все тяжкие. К тому времени его пагубная страсть завладела им полностью. Если раньше он хоть изредка появлялся дома, то теперь стал пропадать неделями, а позже и месяцами. Ручеек заказчиков становился все тоньше и тоньше, а потом иссяк вовсе. Отец похудел, осунулся – азарт точил его изнутри. Он приходил, забирал Зоину зарплату и опять исчезал. Не удивительно, что накануне девятнадцатилетия дочери его нашли на пустыре с проломленным черепом, наверное, кто-то из кредиторов прибил его за карточные долги. После похорон отца у Зои отобрали единственную ценность – квартиру. Она оказалась в общежитии. Но это было не то место, где она могла чувствовать себя нормально, и тогда первый и практически последний раз она приложила усилия для устройства своей жизни – выбила для себя убогую однокомнатную квартирку. Ее убогости девушка не замечала, в ней она себя чувствовала одинокой, а стало быть, счастливой.

Я вышла из ванной с ощущением невесомости, хотелось парить и петь, но сложившиеся обстоятельства не способствовали этому. Во время рассказа Бони я, кажется, дремала и при этом прекрасно слышала, о чем она говорила.

Я завернулась в пушистый, уютный халат, который оказался мне длинноват. Надо же, я раньше не обращала внимания на то, что Бони высокого роста. Присмотревшись к ней внимательней, поняла, что и хрупкой ее никак не назовешь, скорее, стройной и поджарой, вон, мышцы под футболкой видны. Наверное, она активно занимается спортом. Молодец все-таки, чтобы так следить за собой, нужна огромная сила воли. Мне вот всегда некогда, вернее, недосуг, всегда найду, чем оправдать свою лень. К тридцати годам я растеряла запасы своей природной привлекательности, поэтому, наверное, Данила и ушел от меня, хотя нет, он всегда принимал меня такой, какая я есть. Не заставлял худеть, что-то в себе менять. Он вообще относился к людям непредвзято. Никогда никого не обсуждал, не пытался переделать. За это я его и любила. И еще за ум, надежность и верность. Хотя последний поступок опровергает эти качества. Ну вот, опять я за старое. Однако сейчас эти мысли не причинили мне прежней боли, видимо, кризис миновал. Или в предчувствии опасности смещаются акценты, и то, что было важно несколько часов назад, отодвигается на задний план?

Из раздумий меня вывел голос Бони:

– Уже четыре часа. У нас совсем мало времени. Я думала, ты успеешь поспать, тебе бы это не помешало, но, наверное, придется обойтись без сна, еще много чего нужно сделать.

– Не беспокойся, за последние две недели я так выспалась, что еще долго смогу обходиться без сна.

– Вот и отлично. Сейчас я сварю кофе и сооружу бутерброды, тебе необходимо поесть. А потом продолжим. Я думаю, времени у нас достаточно часов до семи, вряд ли кто-нибудь выйдет и обнаружит трупешник.

– Трупешник?! Что-то ты очень спокойно стала к этому относиться.

– Это нервное. Ты представить себе не можешь, как я боюсь. Позже поймешь почему. Только дослушай историю до конца.

– Ладно, валяй, если для тебя это так важно.

Кажется, я пребывала в самом благостном настроении. Бони просто волшебница, в буквальном смысле возродила меня из пены.

Она принесла бутерброды с каким-то неизвестным, но очень вкусным сыром и ароматный, крепко заваренный кофе. От этого я совсем возлюбила всех и вся, а Бони особенно. Так меня баловать… Хотя что ей остается делать, своего дублера нужно холить и лелеять, иначе кого подставишь вместо себя в минуты опасности. Ладно, даст бог, все обойдется. И потом это приключение, похоже, идет мне на пользу, ишь как воспряла, ирония проснулась, жажда жизни. А себя мне нужно беречь, у меня сын растет, моя дорогая крошка. Кто его будет любить больше меня? Ради него стоит побороться за свою физическую оболочку.

Мне очень хотелось посмотреть на себя, но Бони сказала, что еще рано. В ванной зеркало было запотевшее, а в комнате она посадила меня так, чтобы я не могла себя видеть. Только я думаю, что сделать меня хуже, чем я была, невозможно, поэтому пусть творит, гляди что-нибудь да выйдет, главное, что физически я себя чувствую великолепно. Бони принялась сушить и укладывать мои волосы, кое-где орудуя ножницами, и продолжала свой рассказ:

– И так прожила Зоя Николаевна еще 23 года. Все в той же квартире, работая все в той же столовой. Это ее вполне устраивало. Зарплата была не очень большой, но на еду и на лекарства хватало (к сорокам годам у нее начали болеть ноги, тяжело им было носить на себе сто сорок килограмм). Вдруг в сорок два года ее размеренную, скучную жизнь нарушило одно событие. Она родила ребенка! Как, когда и при каких обстоятельствах она его зачала, до сих пор остается тайной. Наверное, она и сама не очень-то понимала, как это произошло, потому что до самых схваток не знала о своей беременности. Когда начались боли, подумала, что съела несвежую рыбу, вот и разболелся живот. Хорошо, что все это случилось на работе, опытные в таких делах коллеги поняли в чем дело и вызвали «скорую», а то неизвестно какая участь ждала бы ее слабого семимесячного сына.

Зоя Николаевна предалась материнству со всей страстью, на которую была способна ее одинокая, никогда не знавшая ни любви, ни ласки душа. Она кормила его с утра до ночи, следила, чтобы в детском саду он все съедал до крошки, давала ему в школу необъятные бутерброды и даже завела в доме настоящие медицинские весы и научилась взвешивать свое чадо, чтобы, не дай бог, кровиночка не исхудала. В этом и выражалась ее любовь, так как по-другому она любить не умела. Но все ее попытки раскормить мальчика были тщетны, на его счастье, еда в нем сгорала, как в топке. И этот факт очень огорчал маму Зою. Сын одновременно любил и ненавидел мать. С одной стороны, кроме нее, у него никого не было и какая-никакая, все же мать, а с другой – все ее привычки, весь ее образ жизни были ему ненавистны. Возможно, от деда ему достался хороший вкус, и он не понимал, как можно жрать с утра до вечера и ничем не интересоваться, кроме еды. Он любил кино, знал всех отечественных и зарубежных актеров, любил читать и занимался спортом. Он был записан в несколько библиотек – денег на покупку книг ему мать не давала. Часами просиживал в читальном зале, где впервые увидел журналы мод и «заболел». «Заболел» миром красивых, хорошо одетых, неземных женщин, так непохожих на его мать. Он пытался ей привить любовь к прекрасному, приносил журналы, водил в кино, но она оставалась безучастной. Зато он, глядя на экран, запоминал и копировал красивые жесты, движения, манеру поведения любимых актеров, а в особенности актрис, которые так разительно отличались от его матери. А дома он окунался в мир, который вызывал у него чувство брезгливости. Мать не только непомерно ела, она еще и не стеснялась в своих физиологических проявлениях. Чтобы было понятно, объясняю, она могла громко рыгнуть, выпустить газы, никогда не закрывала дверь, когда мыла свое слоноподобное тело или сидела на унитазе. Но даже все это мог простить ей мальчик, только не то, как она назвала его. Вся его тонко организованная сущность вопила от праведного гнева, ведь более несуразное имя тяжело было придумать. Фамилия их была Говоровы, а имя она дала ему, подумать только… – Бонифаций! Где она могла его услышать, непонятно (я знаю только одного Бонифация – льва, из мультфильма), а отчество – Альфредович, так как была вольна написать любое, ведь отец был никому неизвестен, кроме нее одной. Наверное, такое сочетание ФИО казалось ей необыкновенно красивым.

– Надо же, твое имя Бони похоже на Бонифаций, кстати, все время хочу тебя спросить – это твое настоящее имя или как?

– Или как! – огрызнулась Бони. – Позже объясню.

– О’кей! Только не психуй, продолжай, очень интересно.

– Так вот, еще в школе Бонифаций научился шить. И достиг на этом поприще неплохих результатов. Сначала брал старенький «Зингер» у соседки, а позже купил новую электронную машинку. Его увлечение стало приносить ему неплохую прибыль. Сначала соседи, а и потом одноклассники, их родители, и даже учителя приходили к нему с заказами. Несмотря на то что на дворе были не совковые времена, в магазинах и на рынках появился огромный выбор товаров на любой вкус, они предпочитали шить эксклюзивные вещи у Бонифация. Кстати, никто и никогда не шутил над его именем, наоборот, относились с сочувствием. И в шестнадцать лет, когда пришло время получать паспорт, классный руководитель осторожно спросила, не хочет ли он сменить имя. Само собой, что он очень хотел. Благодаря стараниям директора школы и участкового и вопреки протестам матери, в паспорте было написано Говоров Борис Алексеевич. Но все по привычке продолжали его звать Бони…

– Как «Бони»? Что это значит? Что-то я никак не пойму, к чему ты клонишь? – заорала я, вскакивая со стула.

– Это значит, дорогая, что это моя история, обо мне.

– Нет, ты явно психопатка! Ты что, этот, как их там, трах, ой нет, транссексуал?

– Нет.

– А, понятно, пе…, ой, гей, да?

– Нет.

– Ну тогда гермафродит, точно. Тебя ведь не отличить от женщины, да ты и есть настоящая женщина, да?

– Спасибо, Геля. Это наивысшая похвала для меня и признание моего таланта перевоплощения. Но только должен тебя огорчить, я – мужчина, может, не совсем обычный, потому что мне нравится переодеваться в женщину. Только так я могу воплотить свои детские мечты и создать совершенную женщину. В сексе я абсолютно натурален, мне нравятся исключительно женщины. И все эти переодевания не более чем игра.

– Воистину сегодня сумасшедшая ночь или, может, у меня уже белая горячка. – Я потрогала лоб. – Значит, ты мужчина, а я у тебя на глазах валялась в ванной голая, как младенец.

– Не волнуйся, я никогда не позволю себе за тобой волочиться, я помню ваши трепетные отношения с Данилой и всегда вам по-доброму завидовал. Уходя, он попросил меня приглядывать за тобой. Вот почему я каждый день к тебе заходил под разными предлогами, мне нужно было удостовериться, что с тобой все нормально.

– Значит, Данила знал о тебе.

– Нет. Мы случайно с ним столкнулись на лестнице, и он обратился ко мне, как к женщине, как к соседке. И прошу тебя, не держи на него зла. Кажется мне, что не так уж просто он ушел. Может, что случилось?

– Случилось, да, захотелось смены впечатлений, новых ощущений, жена вошла в привычку, нужно испробовать что-то новенькое, посвежее. Все мужики одинаковые, тебе ли не знать. Ладно, не будем развешивать сопли, – я решительно тряхнула головой. – Слушай, ты ведь ко мне за прокладками раза два приходила, то есть приходил? Это зачем?

– Я так развлекался. Повод, чтобы на тебя посмотреть, все равно был нужен, а заодно я наслаждался тем, как ты не замечаешь, что я не женщина. Понимаешь, пунктик у меня…

– Это понятно. А почему стук падающего тела этого Вовчика слышал только ты? Почему больше никто не вышел?

– Точно не знаю, но думаю, соседи с пятого не могли слышать, ведь он упал вниз. А на нашем четвертом этаже живем мы с тобой, дед Степан, он, как известно, глухой, и баба Валя, которая, наверное, водочки выпила и спит без задних ног. А я не спал, просматривал отчетность за месяц. У меня свой небольшой салон красоты «Бони», который приносит неплохую прибыль.

– А ты там кто, мужчина или женщина?

– Мужчина.

– А просматривал отчеты в женском виде? Это среди ночи-то!

– Когда я увидел труп, вернулся в квартиру, все обдумал, надел парик, подкрасился на скорую руку – иначе бы ты мне не открыла.

– А как же наши соседи? Они знали тебя с детства, ты ведь так и живешь в убогой квартирке, которую выбила твоя мать.

– Нет, это другая квартира, двухкомнатная. После восемнадцати лет я решительно настоял на том, что мне нужна отдельная комната. Спать с мамой в одном помещении было выше моих сил. Я боялся, что еще немного, и возненавижу всех женщин. После долгих перипетий мы переехали в эту, не менее убогую, зато с дополнительной комнатой. Так вот, раньше я занимался переодеванием разве что когда матери не было дома. Только позже, когда она умерла от тромбофлебита и когда в нашем доме поселились вы с Данилом, я вышел на улицу в женском обличье.

– А при чем здесь мы?

– Притом, дорогая, что я решил подделываться под тебя. Ты появилась такая красивая, трогательная, с хорошими манерами, и все это было не нарочитым, а удивительно естественным. Я понял, как должна выглядеть настоящая женщина. Складывалось впечатление, что ты сама не понимаешь, какая ты милая. И я подражал тебе во всем, странно, что ты этого не замечала. Помнишь, я частенько заходил к вам с разными просьбами? Это для того, чтобы лишний раз увидеть тебя, понаблюдать, как ты говоришь, как двигаешься. Сложности были только тогда, когда ты забеременела. Мне приходилось надевать бесформенные вещи, чтобы соседи не видели между нами разницу. Вообще-то я редко появлялся на улице, в основном поздно, когда наши почтенные матроны уже ложились спать. Проколов ни разу не было. Меня они знают как Бориса Алексеевича. Думаю, вряд ли им приходило в голову, что мужчина может одеваться и выглядеть как женщина, на это у них не хватит воображения, сформированного под влиянием сериалов. Они ведь люди другого поколения и многие вещи для них дикость. Прошу, прости меня, умоляю, я очень перед тобой виноват, получается, что я тебя подставил, но клянусь, что это была лишь невинная шалость, я предположить не мог, что так все обернется. Прошу, спаси меня, иначе я погибну.

Он почти что рыдал.

– Ладно, успокойся, ты, конечно, гад и сволочь, но я попробую помочь тебе.

– Спасибо, Ангелина, считай, что с этой минуты ты приобрела истинного друга, в любой ситуации можешь рассчитывать на меня, я никогда не забуду, что ты для меня сделала.

– Пока еще ничего, так что давай поторапливайся, нам ведь многое нужно успеть! – решительно сказала я и задумалась.

Дело в том, что главный мой недостаток – неспособность никому ни в чем отказывать. Я постоянно взваливаю себе на плечи какие-то чужие проблемы и потом мучаюсь и разгребаю дела, которые ко мне не имеют никакого отношения. У меня никогда не хватало мужества, а может, наглости просто послать просителей подальше. И я, зная, что мне придется туго, все равно соглашалась выполнить просьбу. Но этот случай выходит за рамки обычного. Как я буду выпутываться и зачем мне все это нужно? Но я уже пообещала, да и трудно устоять перед такими мольбами. А если действительно Бони все подстроил? Хотя непохоже, слишком уж он расстроен. Ладно, рискну! Может, на небе мне зачтется как благое дело.

Бони сделал мне маникюр. Брызнул на запястья и на шею совершенно изумительные духи и развернул меня к зеркалу… Я вытаращила глаза, даже хотела протереть их, но Бони вовремя перехватил мои руки. Это была не я. …Это не могла быть я… Клаудиа Шиффер, Брижит Бордо да кто угодно, но только не я. Это была изумительно привлекательная девушка, а никак не тридцатилетняя домохозяйка. Никаких мешков под глазами, на лице ни одного прыщика, ни одной морщиночки, ни одной ненужной складочки. Гладкая, ухоженная кожа, утонченно-бледная и с румянцем на щеках, глаза огромные, сияющие, губы пухлые. А волосы… Водопад, каскад, грива длинных белокурых волос. Девушки, рекламирующие шампуни, просто отдыхают рядом с этой красоткой.

Я ущипнула себя. Сегодняшняя ночь преподнесла много сюрпризов, но этот был самым умопомрачительным и бесспорно, самым приятным.

– Ну ты даешь, да тебе цены нет. Ты просто фея, волшебница, колдунья, пластический хирург, маг и чародей. Как тебе это удалось?

Бони стоял, скромно улыбаясь, и даже покраснел от удовольствия.

– Теперь я понимаю, почему ты всегда так хорошо выглядишь, и уверена, что твой салон красоты процветает.

– Да, дела идут неплохо, но я не так давно открыл его. Пришлось долго копить деньги. Ну ладно, это еще не все. Нужно придумать что-то с одеждой. Догадываюсь, тебе некогда было следить за новинками моды, да и размер у тебя не тот, что прежде, придется быстро собрать тебе новый гардеробчик.

Он открыл шкаф, начал доставать костюмы, платья, шляпки, сумочки, очки, платки и прочие аксессуары. Я дивилась многообразию выбора, хотя уже поняла, что от соседки, то есть соседа, можно ожидать чего угодно. Бони отобрал несколько вещей и достал швейную машинку.

– Еще рано расслабляться, – сказал он. – Нужно подогнать под тебя одежду и продумать, что ты будешь говорить врагам-недругам.

– Черт, я почти забыла, что меня ждут неприятности. Здесь я, как Золушка перед балом, только вот беда – мой бал со злыми демонами.

– Не бойся, Геля, прорвемся. Ты у нас вон какая красавица оказалась, даже я не ожидал такого результата. Я всегда верил, что красота спасет пусть не весь мир, но отдельные личности обязательно. Итак, гардеробчик. Давай меряй. Шоу продолжается! Надеюсь, у тебя найдется пара приличной обуви, моя будет велика.

Я заверила, что обувь у меня есть, и начала примерять вещи. Все они были отменного качества. Некоторые весьма скромные на вид, но наверняка очень дорогие. В течение часа все, что было отобрано, Бони подогнал по моей фигуре. И даже собрал мне сумочку, уложив туда духи, бумажные платки, дымчатые очки, косметику. Я выглядела сногсшибательно, чего, собственно, мы и добивались. Жаль, Данила меня не видел, влюбился бы безоглядно, так как теперь никто не мог конкурировать со мной.

Вот это мужчина! Хотя и суррогатный от части!

Потом он устало откинулся на диван. Это я все время только отдыхала, а он работал как каторжный. Правда, у меня еще все впереди.

– Ангелина, – сказал Бони, передохнув, – мне пора переодеться, а ты пока настройся на серьезный разговор.

Минут через десять в комнату вошел молодой темноволосый мужчина с короткой стрижкой, с правильными чертами лица – довольно привлекательный. Кажется, я иногда встречала его в подъезде. Я немного смутилась, как-то не верилось, что это он возился со мной все это время.

– Теперь ты понимаешь, что мне нельзя общаться ни с милицией, ни с бандитами. Методы у них примерно одинаковые, они решат, что я «голубой», и тогда точно стану таким с их помощью, – грустно сказал Бони. Голос у него изменился, он и раньше был низковат для женщины, а сейчас звучал как баритон. Мне стало жаль парня. Ведь он, в сущности, очень классный, ну и что, что немного с приветом. В принципе, у каждого свои закидоны. Нельзя позволить, чтобы его изуродовали еще больше, и я искренне заверила, что сделаю все возможное, чтобы мы из этой истории выпутались достойно. Бони провел инструктаж, и я засобиралась домой. Мне предстояло пройти мимо трупа, но я была настроена весьма решительно, да и в желудке было спокойно, поэтому я легко преодолела препятствие.

Дома повесила вещи в шкаф. Надела спортивный костюм, взяла газету «Из рук в руки», которую мне дал Бони, обвела маркером некоторые объявления о найме на работу. Потом собрала пустые бутылки и отнесла их на балкон, полила цветы и немного убралась в доме. Абсолютная чистота ни к чему, так как могла вызвать подозрение. Я включила музыку и стала ждать гостей. Интересно, кто придет первым?

В 7.30 раздался звонок в дверь. Я глубоко вздохнула и пошла открывать. Первой оказались милиция.

– Здрасть! Гражданка Алехина Ангелина Викторовна? – спросили меня.

«Прямо, как в кино», – подумала я и ответила:

– Она самая.

– Разрешите войти?

Вопрос был риторическим, к тому времени они были уже в комнате.

– Проходите. Что случилось?

Я убавила звук в надрывающемся магнитофоне, который должен был убедить всех, что совесть моя чиста. В комнате было гораздо светлее, чем в прихожей, и, я думаю, Бони оценил бы произведенный мною эффект.

Их было двое. Один матерый мент, а второй, может, стажер или просто очень молодой парень. Оба уставшие, помятые, с сальными волосами и прокуренным дыханием. Увидев меня, они как-то расслабились. Из потенциальной подозреваемой я на какое-то время перешла в разряд свидетелей. Начались вопросы. С кем живу? Чем занимаюсь? Как провожу досуг? Есть ли у меня любовник? Слышала ли я что-нибудь подозрительное этой ночью?

Я честно рассказала, что до сегодняшнего дня была домохозяйкой. Что муж меня бросил две недели назад (при этом брови у них поползли вверх). Что ребенка отвезла на время к маме. Что намерена начать новую жизнь. Что как раз сегодня собиралась искать работу, так как теперь нужно самой содержать семью (здесь они согласно кивнули). Что у меня нет времени на любовников и для досуга, хотя совсем недавно я сходила в кино (назвала фильм, благо я еще раньше просмотрела пиратскую копию, до выхода картины на экран) и в ночной клуб (чтобы развеяться), но мне там не понравилось, и я дала себе слово больше подобные заведения не посещать. Здесь они оживились и попросили рассказать подробней, почему мне не понравилось. Я сказала, что поняла – ночная жизнь не для меня. Утром плохо выгляжу. Милиционеры переглянулись и скептически улыбнулись.

– Да и клеятся разные придурки, – добавила я.

Они оживились и попросили о «придурках» рассказать точнее. Я сказала, что пристал один, еле отшила, пришлось даже согласиться, чтоб отвез меня домой, лишь бы отцепился. Вообще был он жутко прилипчивый и какой-то не в себе. Они спросили, заходил ли он ко мне и когда. Я объяснила, что я женщина не настолько легкомысленная, чтобы приводить к себе первых встречных, и что даже не позволила проводить себя до дверей квартиры. Что этой ночью я спала, выпив снотворное (Бони снабдил меня пузырьком), поэтому ничего не слышала. Попросила сказать, что случилось, может, что с мужем (в этом месте я заволновалась), иначе к чему все эти вопросы. Они меня успокоили, сказали, что о муже им ничего не известно, скорее всего, он страдает от разлуки со мной (это был комплимент). А пришли ко мне за помощью – на моей площадке лежит мертвый человек и требуется его опознать. Я попыталась потерять сознание, молодой принес мне водички, я с благодарностью ее выпила. Успокоившись, дала согласие им помочь.

Они направились к двери, я вцепилась в «матерого», сзади меня поддерживал «молодой», и так мы вышли на площадку. Там суетились еще несколько милиционеров, стояли соседи: хмурился дед Степан, пьяно скалилась баба Валя, злорадно ухмылялась тетя Фима, и, опустив голову, стоял Бони. Когда я вышла, он пристально посмотрел на меня такими щенячьими глазами, что у меня екнуло сердце, и я решила, что ради него готова на что угодно. Проведенная ночь и общее дело сделали нас настоящими друзьями. Я посмотрела на труп и так натурально заорала, что даже дед Степан услышал, а тетя Фима перестала ухмыляться (она наверняка уже всем растрепала, что ко мне ночью приходил хахаль, а потом я его убила или что-то в этом роде, у нее довольно буйная фантазия даже для сплетницы).

Я замычала:

– Это он, он…

«Матерый» ободрился, и я опять перешла в разряд подозреваемых:

– Гражданка Алехина, пройдемте для дачи показаний, – сказал он, и мы вернулись в квартиру.

Прерывая рыдания (оказывается, я неплохая актриса, стоило вспомнить глаза Бони, могла бы сыграть даже Офелию, а то и Гамлета), я рассказала, что это и есть мой провожатый, что зовут его Владимир. Но как он мог оказаться у меня под дверью, понятия не имею.

В общем, промурыжив меня около часа, милиционеры ушли несолоно хлебавши, взяв с меня обещание по первому же требованию явиться в отделение.

Итак, первый акт закончился, пока антракт… Можно отдохнуть и подготовиться ко второму действию.

Значит так. Сейчас я потрясена случившимся и раздумала трудоустраиваться, но в магазин выйти можно, нужно только соответствующее выражение лица. Я потренировалась перед зеркалом. Вроде бы ничего – смесь недоумения и легкого шока, главное, не переигрывать, ведь, по сути, умер чужой для меня человек, так что можно иногда забыться и отвлечься на какую-нибудь покупку. Я ведь женщина. Я надела очень симпатичный костюмчик изо льна бледно-красного цвета, отыскала подходящие сабо (Бони, наверное, не одобрил бы мой выбор, но чем богаты, тем и рады, зато его сумочка была в тон), нацепила солнцезащитные очки и состроила гримасу легкой пришибленности. Ну что ж, в путь! Вот только денег остался последний мешок, нужно предпринять что-то кардинальное для пополнения запасов.

Возле подъезда толпились бабуськи под предводительством тети Фимы. Когда я появилась, они сразу же затихли, но зловредная Фима не могла упустить случай выпустить яд:

– Как ты похорошела, Гелечка! Что значит жить без мужа! – сказала она.

– Да похорошеешь здесь, когда такое творится, – парировала я. – Из-за трупов ходить негде. Это не вы случайно довели беднягу своими разговорчиками? – не смогла я удержаться, чтобы не уколоть ее. Зеленоватая от злости физиономия тети Фимы маленько перекосилась. И на том спасибо! Мелочь, но приятно. Зато баба Надя, добрейшая и безотказная душа, которая иногда сидела с моим ребенком, подошла ко мне и сказала:

– Не переживай, Гелечка, все обойдется, сходи пройдись, что взаперти сидеть, так и с ума сойти можно. Как твой сыночек? Дай ему бог здоровья.

Я чуть не прослезилась. Не все еще потеряно, пока в нашем обществе есть такие люди.

– Спасибо вам, дорогая, – я поцеловала ее. – И вам того же.

Ободренная сочувствием, я понеслась к метро. И так предалась размышлениям о человеческой природе, о добре и зле, что не заметила, как возле меня остановилась иномарка. Вообще-то я страдаю автомобильным кретинизмом, и сколько ни учил меня муж разбираться в марках машин, я кроме марки «Мерседес» и модели джип ничего не различаю. Эта же машина была «два в одном». Джип «Мерседес» – огромное сверкающее, ужасно красивое чудище. И пока я стояла и откровенно любовалась этим созданием стоимостью, как наша квартира, дверь машины открылась и из нее вышел мужчина. Он был примерно моих лет, высокий, красивый. На первый взгляд, черты лица его были идеальны, но при внимательном рассмотрении оказалось, что все они слегка чрезмерны. Слишком раскосые глаза. Нос ровный, но его кончик слегка, самую малость, загнут вниз, что придавало лицу хищное выражение. Рот красиво очерченный, но полноват, из чего следует, что его обладатель сластолюбив. Добавьте сюда резко изогнутые брови и смоляные волосы, и перед вами портрет Мефистофеля, но невероятно смазливого. Из-за этой смазливости я его сразу же невзлюбила.

Еще один мой недостаток: я патологически не выношу красавчиков и не доверяю им. Как показал мой жизненный опыт, – они законченные эгоисты, занимающиеся самолюбованием. Бедняжки, не могут расслабиться, все ситуации рассматривают «под себя» – хорошо ли они выглядят со стороны, как смотрятся в тех или иных обстоятельствах. Как известно, не все то золото, что блестит, а большое красивое глянцевое яблоко напичкано нитратами и прочей гадостью, только витаминов в нем нет. Жан-Поль Бельмондо или Николай Караченцов для меня куда привлекательнее, чем, к примеру, Ален Делон или певец Юлиан. С ранней юности я дружила с ребятами некрасивыми, но душевными. Как правило, они были либо ниже меня ростом, либо страшненькие, либо с другими недостатками. Но я мало внимания обращала на это, меня интересовал их внутренний мир. Конечно, хотелось, чтобы мои ребята были и привлекательными, но почему-то не встречались такие экземпляры, за исключением Данилы. Мама в шутку называла меня «приманкой для уродов».

Красавчик подошел ко мне и спросил:

– Алехина Ангелина Викторовна?

«Надо же, прямо как милиция, не зря Бони говорил, что методы у них одинаковые», – подумала я.

– С вами хочет встретиться один человек, – сказал Мефисто.

– Да? По поводу работы?

Говорят, что глупость – второе счастье, и я попробовала стать на короткое время счастливой.

– По поводу убийства, – он передразнил мою манеру говорить.

– Вы шутите! Какого еще убийства? Что за день сегодня выдался, просто мрак, – вознегодовала я.

– Человек, которого нашли возле вашей двери, был убит, и поэтому с вами хочет поговорить его отец, – с преувеличенным спокойствием продолжал объяснять незнакомец, при этом лицо у него было, как будто он разговаривал с олигофреном.

– Я не поеду! У меня своих дел по горло.

– Вам придется поехать, иначе все ваши дела навсегда закончатся, – прошипел он.

– Ой-ой, только не надо пугать, а то точно не поеду, насилие не терплю в любом проявлении.

– Хорошо, прошу вас, – прошипел он, – думаю, это не займет много времени.

«Явно врет, так они от меня просто и отвяжутся, всю душу небось вытрясут, – подумала я. – Но ехать все равно придется. Назвался груздем, полезай в кузов».

И я полезла в салон машины.

Мы ехали довольно долго. Похоже, место назначения находилось за городом. Я осмотрелась. Кроме Мефисто (буду называть его так, поскольку он не представился) в машине находился еще водитель. По виду обычный парень, только слегка перекачавшийся. Он мне приветливо подмигнул в зеркало, за что Мефисто злобно посмотрел на него. В полной тишине мы подъехали к воротам, за которыми оказался шикарный коттедж. Дом был воплощением моей самой смелой мечты. Архитекторы не на шутку потрудились. Трехэтажный, разноуровневый, с балконами, эркерами, большими окнами и необычной планировкой, он стоял в окружении сосен в обрамлении ухоженных дорожек, несимметрично разбитых клумб. За домом, насколько я могла увидеть, был скромненький парк – Версаль с Петергофом померкли бы рядом с ним. Я вышла из машины, и у меня закружилась голова, такой чистый был воздух, насыщенный ароматами цветов, хвои, мха. Просто рай на земле. Посмотрим, что за ангелы живут в этом раю.

Мы вошли в дом. Излишне говорить, что внутри он выглядел не менее великолепно, был обставлен с большим вкусом, но скорее скромно, чем помпезно. Не было любимых многими фонтанчиков, искусственных цветов, позолоты, расписных потолков и картин сомнительной ценности. Да, дизайнеры тоже в грязь лицом не ударили!

Я присела на диван в гостиной и, вместо того чтобы продумывать ход предстоящей беседы, принялась осматривать комнату. И так увлеклась этим занятием, что не заметила, как в комнату вошел мужчина.

На первый взгляд, не было в его внешности ничего примечательного – обычный среднестатистический мужчина. Но позже я поняла, что этот человек таит в себе огромную силу, не столько физическую, сколько внутреннюю. Минут пять мы молча рассматривали друг друга, и кажется, оба остались довольны. Его не слишком презентабельная внешность не мешала ему быть необыкновенно притягательным. Он излучал мощнейшие сексуальные флюиды. Женщины за такими мужчинами идут на край света и готовы ради них на все. Под его пронзительным рентгеновским взглядом окружающие становились ниже ростом, хотя сам он был невысокий, коренастый. Да, туговато мне придется. Такого не обманешь и не проведешь. Но я тоже не лыком шита. В моем характере есть еще одна особенность: я невероятно честна и прямолинейна, всегда высказываю свое мнение и «в лоб» задаю самые каверзные вопросы. И поэтому многие считают меня простушкой. Но эти многие не понимают, что когда мне действительно нужно что-то скрыть, они никогда ни при каких обстоятельствах ничего не узнают, им даже в голову не придет, что я способна что-то утаивать.

– Давайте знакомиться, Ангелина, – у хозяина оказался приятный тихий голос. А зачем ему напрягаться, наверняка подчиненные прислушиваются к каждому его вздоху.

– Давайте, хотя вы уже и знаете мое имя. – Я не стала ерничать, а также спокойно ответила ему.

– И не только имя, но и многое другое, – сказал он. – Меня зовут Прохор Степанович, а это, – он указал на красавчика, – Стас, моя «правая рука».

Мефисто на глазах преобразился. Только что он был господином, и вдруг уже верный вассал.

«Ах ты, хамелеон вшивый», – подумала я.

– А теперь я бы хотел узнать обстоятельства смерти моего сына, – продолжал Прохор.

– Боюсь, что не смогу быть вам полезной, так как не знаю, как он умер, – сказала я.

– Тогда расскажите все, начиная с момента вашего знакомства.

– Ну, мы познакомились примерно неделю назад в ночном клубе «Смерч», он отвез меня домой, сказал, что зовут его Владимир, вот, в принципе, и все.

– А вчера он зашел к вам, и вы по какой-то причине его убили.

– Вы с ума сошли, я вообще не могу понять, почему и вы, и Мефи… этот Стас говорите об убийстве, ведь очевидно, что это несчастный случай.

– Значит, вы постарались обставить все, как несчастный случай? – Прохор гнул свою линию.

– Да что вы несете, я знать не знала вашего сына, он вообще мне не понравился, безбашенный какой-то, психованный, извините, конечно. Зачем мне было его убивать, да и с чего вы взяли, что он убит, может просто упал с лестницы. – Мое негодование было неподдельным.

– Да, мой мальчик действительно был слегка не уравновешен. – Легкая тень пробежала по лицу Прохора. – Но это не повод для убийства.

– Да, не повод, поэтому я его и не убивала.

– Вы уверены? – спросил он.

– Я пока в состоянии отвечать за свои слова.

– Но может, вы ненадолго потеряли контроль над собой? – продолжал он изводить меня вопросами.

– Ну вы, похоже, тоже ненормальный. – Я окончательно вышла из себя. Стас угрожающе привстал, но Прохор осадил его жестом. – Вы хоть слышите, о чем я говорю. Я его не убивала! У меня не было никаких причин для этого! Сумасшедший дом какой-то!

От гнева мое лицо пылало.

– Я прекрасно слышу, только почему же на его лице обнаружены следы ногтей?

– Откуда мне знать! – продолжала я кипятиться. – Судя по характеру вашего сына, следы ногтей – это не самое страшное, что с ним могло приключиться, он постоянно нарывался на неприятности и вел себя нагло. Может, какая-нибудь девица и не выдержала.

– Да, это возможно, но как показала экспертиза, эти следы появились незадолго до смерти, если точнее, где-то за полчаса, – спокойно сказал Прохор.

– Ну, я не знаю, я не могу вам сказать, откуда они взялись. А ногти чьи, мужские или женские? – вдруг осенило меня.

– Это определить трудно, хотя, скорее всего, следы от женских ногтей. Сейчас сюда придет эксперт и возьмет соскобы из-под ваших ногтей. Вы не против? – Он пристально посмотрел на меня.

– Я только за. Может, тогда вы поймете, что я не убивала вашего сына. И все равно мне не понятно, почему вы думаете, что его убили, от царапин еще никто не умирал.

– Потому что перед смертью он с кем-то дрался, у него в руках был волос, оторвана пуговица на пиджаке, но самое главное, что перила на лестнице тщательно протерты, никаких отпечатков пальцев на них нет, а это говорит о попытке скрыть следы.

– А может, он с кем-то пришел и с ним подрался, а этот кто-то потом убежал.

– Все возможно, даже то, что это были вы.

– Да ну вас, делайте что хотите, с вами невозможно разговаривать, у вас точно проблемы со слухом, – равнодушно сказала я, на что Прохор слегка улыбнулся.

Пришел дяденька в белом халате и с каким-то ящичком, поковырялся у меня под ногтями, едва не испортив маникюр, любовно сделанный Бони, и, гад такой, вырвал у меня волосок из головы. Я стойко пережила увечья и вообще делала вид, что мне наплевать на окружающих, но краем глаза наблюдала за Прохором, а он с усмешкой поглядывал на меня.

«Для человека, недавно потерявшего сына, что-то уж очень он веселый», – подумала я, а вслух произнесла:

– Вы, я вижу, не очень опечалены смертью сына?

Стас аж побелел от злости и сцепил руки. Наверное, ему хотелось меня придушить и он с трудом себя сдерживал. Прохор показал ему глазами на дверь. Красавчик нехотя подчинился, его взгляд в мою сторону не предвещал ничего хорошего. Когда мы остались одни, Прохор сказал:

– Я очень любил сына, кроме него, у меня не было близких, но Володя не оправдал моих надежд, я подозревал, что он плохо кончит, поэтому подсознательно был готов к его ранней смерти. Ему недавно исполнилось тридцать три года. А может быть, я еще не до конца осознал, что его больше нет.

Я удивилась, не ожидала от этого человека подобной искренности. Тут зазвонил сотовый телефон. Прохор выслушал сказанное и отключил его.

– Сейчас мне сообщили результаты анализа. Это не ваши волосы и не ваши ногти.

– А я что говорила! Значит, я свободна? – обрадовалась я.

– Думаю, вам следует задержаться здесь до окончания следствия, я все же не до конца снимаю с вас подозрение. И еще, вы – та девушка, которую мой сын хотел видеть в последнюю минуту своей жизни. Думаю, вы останетесь на похороны.

– Похоже, выбора у меня нет. Если вам от этого будет легче, я конечно останусь. А когда вы снимете с меня свои подозрения?

– Тогда, милая, когда будет известно, как мой сын провел свой последний день, что с ним произошло ночью и будет доподлинно известен убийца. Чтобы ускорить поиски, можете сами заняться расследованием.

– Да вы что, я ведь не детектив, я не умею искать убийц, собирать улики и тому подобные вещи. Я только все испорчу, убийца, если таковой был, успеет замести следы.

– Я думаю, у вас получится, у вас ведь тоже сын, – тихо сказал Прохор, а у меня от его слов побежали мурашки.

– Как вы смеете? Навязались на мою голову, еще и пугаете. В чем я виновата? Только в том, что имела неосторожность познакомиться с вашим сыном!

– Послушай, девочка, я тебя вовсе не пугаю, но думаю, если ты хорошо постараешься, сможешь выяснить причины смерти моего мальчика, – перешел он на «ты». – Кто бы ни был убийца, он должен понести наказание. Если окажется, что это не ты, я тебя отпущу, иначе готовься к худшему.

Я не нашлась, что сказать. Похоже, в данном вопросе мое согласие и не требовалось. На этом разговор закончился, Прохор ушел, а я осталась грустить на диване. В комнате появилась женщина:

– Добрый день, меня зовут Софья Петровна, я служу домоправительницей у Прохора Степановича, прошу следовать за мной.

Надо же, какая вышколенная прислуга, как в лучших домах. Такое впечатление, что я попала к аристократу, а не бандиту. Правда, бандиты нынче уж очень смахивают на обычных бизнесменов, и наоборот.

Мы пошли на второй этаж. Софья Петровна показала мне мою комнату, которую я незамедлительно обследовала. Она была изысканно-уютная, размером с нашу двухкомнатную квартиру, но больше всего меня поразил санузел. Ванная комната всегда была моим самым любимым местом в доме, и я, как могла, пыталась ее облагородить, сделать комфортной, чистой и сияющей. Хотя то, что в моем представлении до сих пор было ванной, не шло ни в какое сравнение с тем, что я увидела в доме Прохора. Это была бальная комната, в которой по недоразумению находилась душевая кабинка с функцией сауны, огромная круглая ванна – джакузи, которую легко спутать с мини-бассейном, вертикальный солярий, различные фены и электрощипцы для завивки волос, всяческие массажеры и маникюрно-педикюрные наборы. В шкафчиках лежало великое множество белоснежных махровых полотенец, на полочках стояли кремы для всех частей тела и небольшая коллекция духов. Этот мини-салон красоты произвел на меня неизгладимое впечатление. Вот где женщина могла бы чувствовать себя комфортно, на мой вкус, конечно. Я бы лично с превеликим удовольствием осталась здесь жить.

Мое настроение быстро испортилось – в шкафу я обнаружила абсолютно все свои вещи, вплоть до зимних. Видимо те, кто их собирал, взяли их на всякий случай. Я рассердилась. Они что, думают, я здесь и зимовать буду? Ну, это уже слишком! Я им покажу, как лишать меня свободы! Я не игрушка и не позволю с собой так обращаться. Убийца вам нужен, будет вам убийца. Вот устрою междоусобицу, тогда поглядим, кто круче. Бандиты хреновы. От злости я готова была на любой самый глупый поступок. Благо Софья Петровна принесла мне обед. Сытно поев, я расслабилась и успокоилась. В этой тюрьме хорошо кормили и, если так пойдет дальше, я опять наберу прежний вес. Злость – плохой советчик, а мне нужно хорошо обдумать сложившуюся ситуацию, для этого следует держать себя в руках.

Я погрузилась в размышления и незаметно уснула. Как можно было это сделать после всего, что произошло, непонятно, но это факт. Наверное, обед так на меня подействовал, ведь я уже давно нормально не ела, вот меня и разморило с непривычки. Мне снился сон, что я стою возле горы разноцветных камушков и как будто бы нужно из них сложить мозаику. Камушков очень много, и стена, которую должна была украсить эта мозаика, невероятно большая. Как подступиться, с чего начать, я не знала…

Меня разбудил Стас. И из-за него я так и не узнала, как сложить картину. От этого моя неприязнь к нему еще больше возросла. Не мог подождать немного. Но зато он испытал шок, увидев меня спящей – наверняка ожидал увидеть что угодно, только не это. К примеру, что я вскрыла себе вены, или утопилась в ванной, или задохнулась в сауне, или зажарилась в солярии, ну и прочие суицидные прелести. Но чтобы я спала, об этом он, наверное, и помыслить не мог. А я очень порадовалась. Хоть и невольно, но мне удалось досадить ему.

Прохор встретил меня все в той же гостиной, посмотрел на мою заспанную физиономию и тоже удивился:

– Спать изволите? Ну, ну… Ты хоть подумала, как будешь искать убийцу? – спросил он.

Я так не люблю, когда меня будят, особенно когда не удалось досмотреть сон до конца, поэтому я с раздражением ответила:

– А что мне остается делать в этом карцере? И как мне прикажете искать убийцу, если у меня нет свободы передвижения. Сидя в комнате, только Ниро Вульф искал преступников и то ему все сведения собирал Арчи Гудвин. А мне никто ничего не собирает, еще и меня не выпускают.

– Почему же? Ты можешь ходить по дому и задавать вопросы. Я своим людям отдал приказ не препятствовать тебе и рассказывать все, о чем ты попросишь. – Он миролюбиво улыбнулся.

«Змея, – подумала я, – еще и скалится».

– Вам известны случаи, когда по приказу свыше люди шли на контакт? Мне нет. Так вот, если вы хотите, чтобы что-то получилось из вашей затеи, нужно, чтобы я стала в вашей среде своей в доску, чтобы на меня перестали обращать внимание, а для этого нужно время. Если кто-то что-то не то вякнет, вы должны за меня заступиться. Я должна чувствовать вашу поддержку, контингент у вас наверняка специфический, и всякое может случиться. Еще у меня должен быть доступ к вещам Владимира и к тому, что нароют в милиции.

– Ну, ты молодец, не знаю как сыщик, но командир из тебя неплохой, – похвалил меня Прохор.

– Это еще не все. Мне нужно три раза в неделю поливать дома цветы и посещать салон красоты. По необходимости.

– С этим нет проблем, ты будешь ездить с моим человеком куда потребуется.

– И последнее условие. Собирая информацию о вашем сыне, я хочу начать с вас.

– Хорошо, ближе к вечеру поговорим, а сейчас у меня дела.

Кажется, Прохор остался доволен нашим разговором. Похоже, моя уверенность вселила в него надежду. Сама же я только удивлялась, откуда она у меня взялась, эта уверенность. Нервы, наверное.

Итак, я принялась бесцельно шататься по дому, предаваясь грустным мыслям. Мысленно я аплодировала Прохору, ведь какой молодец, он прекрасно понимает, что я, дурочка безмозглая, попав в капкан, от отчаяния и от страха за свою жизнь и жизнь своего сына все переверну вверх дном, чтобы отыскать виновных. Страх – стимул посильнее денег. Но с чего начать, я даже примерно не знаю. Может, почитать детектив, изучить методы поиска преступника. В книгах так все складно, возьмутся за конец веревочки и потихоньку приближаются к искомому. А где у меня начало этой путеводной ниточки? Кто подскажет? Хорошо бы посоветоваться с Бони (никогда не смогу назвать его Борис, он для меня навсегда останется Бони), а для этого нужно поехать в салон.

Я бродила по дому, изучая интерьер и нагло заходя во все комнаты. «Нечего было разрешать!» – злорадно думала я. Пошатавшись около часа, обнаружила, что дом напичкан камерами слежения и прислугой. Я не знала, как построить разговор, о чем нужно спрашивать, поэтому ни к кому подходить не стала. Хотя пора бы уж, ведь мне ничего не известно о Владимире, я даже не знаю, как он выглядел. Решила отложить все расспросы до разговора с Прохором, может, тогда придет озарение…

Остаток дня я развлекалась, как могла: плескалась в ванной, занималась самомассажем – доводила свою недавно обретенную красоту до совершенства. Я попыталась отбросить грустные мысли и вообразить, что нахожусь где-нибудь на отдыхе, а значит, надо максимально наслаждаться, раз выпала такая возможность. «Что-то я второй раз за сутки отмокаю в ванной, так можно и привыкнуть к комфорту!» – думала я.

Прохор появился около восьми вечера, взъерошенный и уставший. Похоже, сегодняшний день дался ему нелегко. Я даже почувствовала жалость к нему, но тут же пресекла это чувство, ведь он меня не жалеет.

Мы спустились в столовую, где был накрыт стол на двоих. На ужин был салат из морепродуктов, салат из свежих овощей, королевские креветки в кляре, фрукты и белое вино. Совершенно невозможно было отказаться от чего-либо. Весь ужин я боролась с искушением: подключала воображение и представляла свою прежнюю фигуру, тем самым пытаясь умерить аппетит, ничего из этого не вышло, я съедала все до крошки. Наверное, мои терзания были слишком очевидны, потому что Прохор, улыбаясь, сказал:

– Не волнуйся, Ангелина, эта еда низкокалорийная, я тоже слежу за своим весом, в моем возрасте это не дань моде, а необходимость. Ешь спокойно, не растолстеешь.

Я расслабилась и основательно подкрепилась. Решила – гулять так гулять. После ужина мы пошли в гостиную. Несмотря на лето, там горел камин, но жарко не было, так как работал кондиционер. Возле камина было так уютно, и Прохор выглядел таким осунувшимся, что мне совершенно искренне захотелось помочь ему. И поэтому, придав своему голосу деловые нотки профессионального психоаналитика, я сказала:

– Что ж, расскажите мне все о вашем сыне, начиная с самого рождения.

– Тебе придется запастись терпением, рассказ будет длинным, – предупредил он.

Я чуть не сказала: «Ничего, я уже привыкла», но вовремя прикусила язык.

– Начну с себя. Я родился незадолго до смерти Сталина в Москве. Мои родители сгинули во время репрессий, и сколько себя помню, я жил в интернате на окраине города. В то время окраину трудно было назвать Москвой, там была своя отдельная жизнь, со своими законами и порядками, этакое государство в государстве. Не буду утомлять тебя рассказами о своем нелегком детстве, скажу только, что интернат закалил и сформировал мой характер. Я рано привык не прощать обиды, отвечать на грубость и ненавидеть подлость. Но было у меня там и светлое чувство, чувство любви…

В нашем интернате была девочка Катя. Наверное, с самых пеленок мы были вдвоем, вместе играли, вместе сидели за партой, делали уроки, делили радости и беды. При этом я мало обращал внимания на то, красива ли она. Маленькие дети не задумываются над такими вещами. Я любил ее, как сестру, принимая такой, какой она была. Но по мере взросления мое отношение к ней менялось, может быть, она была не совершенна в физическом смысле, но вела себя так, как будто была самая красивая. Для меня лучше Катеньки не было никого. Я не замечал и недостатков в ее характере. У нее был скорее мужской склад ума и такие же повадки, была она какая-то лихая, отчаянная, но мне это нравилось, я думал, что девочки и должны быть такими.

В восемнадцать лет мы уже учились в училище. Я на токаря, а она на швею. И жили в общежитии. К тому времени я окончательно влюбился в нее. Она же относилась ко мне снисходительно, ей нравилась моя собачья преданность, моя привязанность. Нашей близости я жаждал со всей юношеской пылкостью и страстью. И Катюша, скорее для того чтобы еще больше привязать меня к себе, иногда позволяла мне спать с ней. От этого я совсем потерял голову и ради нее был готов на самые нелепые поступки. И скоро мне действительно пришлось доказать, что я готов на все.

Однажды она прибежала ко мне среди ночи и рассказала, что вместе с другими ребятами из интерната ограбила продуктовый магазин, принесла мне вина и денег. Опьянев от вина и близости с Катей, я пообещал ей, что если их «заметут», возьму вину на себя. Она своими женскими уловками и хитростью взяла меня на «слабо». Утром за мной пришли. Почему-то я не задумывался над тем, что пришли прежде всего за мной и что все ребята – участники ограбления не выдали Катерину. Суд прошел как во сне, я был горд тем, что ради любимой девушки способен на «подвиг». Мне как организатору ограбления дали семь лет. Лишь после, в тюрьме, от так называемых «подельщиков» я узнал, что моя любимая переспала почти со всеми, вот почему они ее покрывали, и о том, что при провале, в любом случае, должен был сесть я. Вот до какой степени она была уверена в моей преданности.

Как ни странно, но на зоне я не очень страдал. Жизнь там мало отличалась от жизни в интернате. За твердость характера, за умение вести за собой, за нежелание стучать и прогибаться я быстро оказался в авторитете, хотя тюремное начальство меня не жаловало, за что я отсидел от звонка до звонка.

Выйдя на свободу, первым делом кинулся искать Катерину. Я не хотел мстить ей, хотел только посмотреть в глаза. Узнать, где она, я смог только в интернате. Оказалось, что чуть больше шести лет назад она родила мальчика и он жил вместе с нянечкой Дарьей Андреевной. В свое время она растила нас, теперь же занималась воспитанием Владимира Прохоровича, так звали мальчика. Я был поражен, что у него мое отчество. Нянечка рассказала, что, по словам Екатерины, та забеременела от меня в ночь, когда был совершен налет и что это действительно мой сын. Куда подевалась Катя, было неизвестно. Как могла, пыталась устроиться в жизни, но в нашем обществе без корней, без связей это сделать очень сложно. К тому же Катя не обладала достаточным запасом терпения, чтобы самой заложить фундамент своей жизни, а ее склонный к авантюрам характер мешал вести честный образ жизни. Она частенько уходила в загулы, с каждым разом все реже и реже навещала сына и вот уже два года как совсем не появлялась.

Мои дальнейшие поиски ни к чему не привели, Катерина навсегда исчезла из моей жизни и жизни нашего сына. Может быть, она сейчас живет где-то под другой фамилией, стала примерной женой и матерью, с ужасом вспоминая ошибки молодости, а может, бомжует или давно похоронена чужими людьми.

Я должен был стать на ноги, чтобы усыновить Владимира, этот ребенок стал моей семьей. Я даже не подозревал, насколько сильны во мне отцовские чувства. Устроился на завод, мне дали общежитие, но из-за тюремного прошлого мне не разрешали забрать Володю. Я проводил с ним каждую свободную минуту, баловал его. Помня свое сиротское детство, как мог, заменял отца и мать. На заводе я потихоньку завоевывал уважение и, может быть, через пару лет мне бы удалось усыновить собственного сына, но моим планам не суждено было сбыться. В цеху, где я работал, пропали мелкие детали из какого-то очень дорогого сплава. Не долго думая, милиция быстро нашла виновника кражи – им оказался я. Как же, ведь у меня криминальное прошлое, да и пропажа случилась во время моей смены. Это уже был рецидив и хищение социалистической собственности, мне опять накрутили на полную катушку. На этот раз десять лет.

Когда освободился, на дворе была перестройка. В тюрьме я оброс криминальными связями. Раз уж все равно мне приходилось сидеть, пусть хоть будет за что, решил я. Понял, честным путем мне ничего не добиться, уже пробовал, поэтому я сколотил бригаду и начал вышибать деньги из кооператоров. Как ни странно, на зону я больше не попадал, зато обзавелся деньгами и немалыми. Позже оставил рэкет и занялся легальным бизнесом. Теперь у меня свое казино, пункты обмена валюты и несколько аптек. Благодаря тому, что деньги вложены в разные сферы бизнеса, разорение мне не грозит, но теперь это уже не имеет значения, так как тот, ради кого я жил, умер, а бизнес ради самого бизнеса мне не интересен.

Теперь о Володе. Когда я его увидел впервые, у меня защемило сердце, он действительно был похож на меня, но глаза были как у матери. Худенький маленький мальчик, наивный и добрый, был невероятно счастлив, что у него появился отец, гордился мной и почти что боготворил. Он регулярно писал на зону письма, ничуть не стесняясь меня. Я был в курсе всех его жизненных проблем, давал ему советы, хотя он был умным мальчиком и вряд ли в них нуждался. Когда я «откинулся» второй раз, он поступил в институт. Мой сын, сын уголовника, без всяких связей и знакомств, только благодаря себе, своим знаниям, поступил в вуз, на факультет экономики! Знала бы Катя, какого сына она родила! Ты не можешь представить, как я им гордился, мечтал, что когда он закончит институт, я сделаю его своим преемником, сам же уйду на покой, буду воспитывать внуков и бездельничать. Но моим планам не суждено было сбыться. На пятом курсе, перед самой защитой диплома, он ни с того ни с сего бросил учебу. И ни уговоры, ни угрозы не заставили его туда вернуться. С тех пор моего мальчика словно подменили, в нем отчетливо стала проступать бесшабашность матери, он окончательно лишился тормозов. Устраивал пьяные загулы, пропадал где-то неделями, впутывался в разные истории, видать, дурная наследственность взяла верх над благоразумием. Я боролся за него как мог, но трудно спасать того, кто не хочет спасаться. За эти десять лет он убил во мне всю любовь. Иногда я сам хотел его убить. Самое страшное, что он деградировал у меня на глазах, а я не мог ему помочь, моя власть и мое влияние были бесполезны. Так что пару лет назад я окончательно потерял надежду, и поэтому, как я уже говорил, подсознательно был готов к тому, что Володя плохо кончит. Вот, собственно, и весь рассказ.

Прокручивая историю своей жизни, Прохор заново все переживал, а это тяжело даже для такого сильного человека. Он закрыл глаза и погрузился в размышления. Я на цыпочках вышла из комнаты и пошла к себе. Мне предстояло все обдумать и найти зацепки для расследования.

Приняв душ и надев пижаму, я устроилась на кровати и приготовилась анализировать услышанное. Кровать была большая и удобная (мы с Данилой спали на небольшом бугристом диване), на тумбочке стоял апельсиновый сок и газированная вода, все мои вещи были отглажены и висели в шкафу, то есть мой быт был полностью устроен, и мне оставалось только заниматься расследованием. Но воспоминание о нашем неудобном диване увело мои мысли совсем в другом направлении, я, так же, как Прохор, погрузилась в прошлое.

До двадцати шести лет я была симпатичной и ветреной особой. Скоротечность моих романов меня нисколько не огорчала, так как мужчины, которые мне встречались, были далеки от придуманного мною идеала. Но время шло, ряды поклонников редели и неожиданно пришло ощущение, что еще пара лет и вообще никого не останется. Я засуетилась, поняв, что нужно срочно выходить замуж. Подкорректировала образ мужа с учетом сложившихся обстоятельств и начала искать подходящую кандидатуру. Но даже с существенными поправками знакомые мужчины не тянули на роль близкого человека. Я решила, что лучше жить одной, чем вместе с кем попало. Возраст мой приближался к тридцати годам, стало понятно – нужно выполнить свои природные функции, стать матерью. Но и для роли хотя бы биологического отца кандидатуры не нашлось. Или требования мои были слишком завышены, или мужчины измельчали. Я склонялась ко второму. Сначала испугалась, потом погоревала и успокоилась – видать, судьба у меня такая.

Говорят, что когда окончательно отчаешься, фортуна обязательно улыбнется. Не найдя счастья в личной жизни, я занялась своим образованием. После школы я училась в одном очень хорошем вузе на архитектора. Но у меня хватило мужества признать, что я недостаточно талантлива для этой специальности, и я ушла в «жизнь». За это время где только не работала, даже музейным смотрителем, но одумалась и решила все же получить диплом.

В один прекрасный день, обложившись словарями, я сидела в читальном зале и корпела над переводом английского текста. Дойдя до точки кипения от всех этих аглицких слов, которые все никак не хотели соединяться в предложения, я собралась уходить домой. Но наверное, на моем лице было такое отчаяние, что парень, который сидел напротив, спросил:

– Вам не нужна моя помощь?

Я подумала, что он может понимать, этот мальчишка наверняка просто клеится, но не– ожиданно для себя сказала:

– Да, очень нужна.

И представьте себе, он расправился с текстом за считанные минуты. Сказал, что помог бы мне со всей контрольной, но у него мало времени, нужно успеть закончить свою работу и бежать по делам, а вот вечером, если я захочу, мы могли бы встретиться и продолжить перевод. К тому времени я прониклась уважением к его знаниям, да и помощи ждать было неоткуда. Я согласилась:

– Что ж, приходите в 19.00 ко мне домой.

Назвала адрес. Про себя решила, что никакого повода для флирта я не дам, да и что у меня может быть общего с этим юнцом, а может, он и вовсе не придет.

Он пришел ровно в назначенное время. Я усадила его за стол переводить, а сама с повышенным интересом стала смотреть телевизор. Данила честно просидел два часа, пока не закончил перевод. От радости я предложила ему выпить. Он согласился, так как был студентом, у которых один ответ на предложение покушать или выпить: «Не откажусь». Поесть у меня ничего не было по причине единоличного проживания, а варить для себя я могу только кофе. Нашлась недопитая бутылка коньяка и четверть лимона. Водрузив это на стол, мы принялись выпивать. Данила оказался очень внимательным слушателем, он смотрел в глаза, не перебивал, и меня понесло. Я вдруг начала говорить о чем попало: о детстве, о работе, о родителях – о самых разных вещах. А Данила все слушал. Обычно мужчины сами любят говорить, а мы, женщины, должны лишь вовремя вставлять реплики типа: «Ну надо же!», «Гениально!», «Потрясающе!». А тут слушали совершенно серьезно мой треп. Закончился коньяк, время близилось к полуночи. Данила предложил еще выпить, я согласилась, начала совать ему деньги, он отказался и побежал в магазин. Вернулся с дорогим армянским коньяком и лимоном для меня (сам лимоны не ел), чем окончательно покорил меня в тот вечер. Мы продолжили задушевную беседу. Я, окрыленная таким неподдельным интересом к моей особе, трещала без остановки, очнулась в пять утра и поняла, что доехать до своего дома Данила не сможет. Пришлось предложить ему остаток ночи провести у меня. Спальным местом мне служил диван, с которого и начались мои воспоминания. Мы легли спать полностью одетые, дабы не вводить друг друга в искушение. И опять Данила оказался на высоте. Вместо того чтобы банально приставать ко мне, он обнял меня, и мы мирно уснули. Мне казалось, что я спала так с ним всю жизнь, что он самый родной в мире человек. С тех пор он приходил ко мне каждый день и оставался на ночь, рассказывал о своих делах, приносил продукты, цветы и милые безделушки. Он подрабатывал на стройке, к тому же был отличником и получал повышенную стипендию, так что деньги у него были.

Я вдруг обрела смысл жизни, принялась готовить еду, убирать в доме, носиться на крыльях по магазинам. Не могла дождаться конца рабочего дня, все время думала о Даниле и ждала встречи. Он никогда не опаздывал, всегда выполнял свои обещания, в общем, был интеллигентным, умным, порядочным парнем. Мне с ним было спокойно, надежно и хорошо. Я не могла поверить, что все те качества, которые я искала в зрелых мужчинах и не находила, я нашла в этом молодом человеке. Наши отношения были ровными и теплыми, как будто мы прожили с ним долгую счастливую жизнь. Мое сердце растаяло, и я влюбилась…

Тут я очнулась от воспоминаний, осознала, что ничего этого больше нет, и горько зарыдала. Наконец-то я смогла поплакать от души, с тех пор как я осталась одна, мне никак не удавалось это сделать, тоска лежала камнем у меня в груди и от этого было невыносимо тяжело. И вдруг прорвало. От этих очищающих слез на душе стало легко и спокойно.

И еще я поняла, с чего следует начать расследование. Нужно восстановить события жизни Владимира и прежде всего выяснить причину, по которой он бросил институт. Какая бы ни была наследственность, столь немотивированный поступок не может не вызывать подозрений. И еще нужно узнать, были ли у него друзья. Расспросить у них, что он за человек, мнение отца – это одно, а друзья могут рассказать много интересного. Нужно побывать у него в комнате, посмотреть фотографии, письма, если таковые имеются, понять, как он жил. Окружающие предметы также могут многое рассказать о характере и привычках. Записав план действий, я уснула.

Наступило утро. Бони так поработал над моим лицом, что ни переживания, ни слезы не смогли испортить его свежий вид, и прическа до сих пор было изумительна, нужно было лишь слегка подправить.

Я подобрала из гардероба Бони черное платье и шаль, взяла темные очки, мне они понадобятся, чтобы наблюдать за окружающими, так как сегодня должны состояться похороны. Я вынуждена присутствовать на погребении абсолютно постороннего человека, зато мне не придется горевать, я буду фиксировать проявление чувств других людей, может, это наведет меня на след убийцы. Ужасно хочется, чтобы им оказался Стас, очень он мне неприятен. Но по закону детективного жанра он не может им быть. Обычно преступник тот, на кого меньше всего можно подумать. Выходит, что Стаса нужно исключить из числа подозреваемых? Пока повременю, потому что уж очень большое искушение свалить на него это убийство. Если никого не найду, так и сделаю.

От мысли испортить жизнь Стасу я пришла в хорошее расположение духа, спустилась вниз, позавтракала, узнала, когда и где будут похороны. Поднялась к себе.

Позже за мной зашел визуально знакомый мне водитель, парень невероятно могучий. Мой Данила был ростом сто девяносто сантиметров, но рост водителя, наверное, зашкаливал за два метра или это в сочетании со стальными мышцами он казался огромным. К такой фигуре подошло бы свирепое, не обремененное интеллектом лицо, но у этого была улыбчивая, лукавая физиономия с носом картошкой и хитрющими глазами. Он сказал:

– Приветик, как жизнь? Давай знакомиться, что ли. – Его лицо сияло от добродушия. – Меня Ваней зовут, а ты Ангелина, или как?

– Она самая, Ваняша, Ангелина я, можно просто Геля. – Его мажорный тон передался мне.

– О’кей, Геля. А ты зови меня Ваняшой, здорово звучит, приятно, меня так еще никто не называл.

«Интересно, – подумала я, – он по жизни такой веселый или придуривается, а может, это смерть Владимира развеселила его. Как истинный следователь, я становилась подозрительной, начал сказываться «профессионализм».

– Хорошо, Ванятка, буду звать тебя Ваняшей.

– Ой, Ванятка тоже классно, так тоже можно. В общем, зови, как хочешь, ты умная, тебе видней.

– А ты не умный, что ли? Иванушка-дурачок?

– Ты чего дразнишься, «гель для душа»?

– При чем здесь гель?

– При том! Если будешь обзываться, я буду тебя так называть.

– Детский сад какой-то! Ну, извини, не буду больше. Так какие у нас планы на сегодня?

– В 12.00 будут отпевать и хоронить Володю. – Он помрачнел. – Потом поминки. А потом мы можем делать что угодно.

– Мы? – удивилась я.

– Да, мы – ты и я, потому что меня приставили к тебе. Я буду тебя отвозить, куда ты потребуешь, но обо всех твоих шагах звонить хозяину, ты уж извини, такой приказ.

– А кто у тебя хозяин, уж не Стас ли?

– Ты что? Сплюнь! Вот ляпнула. Я не камикадзе, чтобы с ним связываться, даже если совсем буду безработным.

– Но ты ведь был с ним, когда привозил меня сюда?

– Так хозяин велел, Прохор Степаныч. Понятно?

– Ну, теперь все ясно. А на похороны мы тоже вместе поедем?

– Да, теперь, мы везде будем вместе, как сиамские близнецы. Если хочешь, даже спать рядом и тому подобное.

– А в глаз не хочешь, братишка?

– Не-а, неохота что-то. Че ты взъелась? Я просто так предложил, из вежливости.

– Из вежливости? Ты шутишь? Из хамства, ты хотел сказать?

– Нет, из вежливости. Ты же вон какая конфетка, я как настоящий мужчина на всякий случай должен был поинтересоваться, вдруг ты не против. А если бы не спросил, ты бы обиделась, такая красотка, а я ноль внимания. Понимать надо.

– Понятно. Что, спасибо тебе сказать?

– Это уж как совесть подскажет.

Похоже, парень обиделся. Наверное, он искренне полагал, что оказывал мне знаки внимания, на мой взгляд, весьма своеобразные.

– Ну ладно, Ваняша, спасибо, и давай займемся делом.

– О’кей, что от меня требуется? – он приосанился.

– От тебя требуется подождать меня за дверью, пока я оденусь.

– Ладненько, уже ушел.

Я оделась. Мы с Ваней спустились вниз. Там нас уже поджидала какая-то старушка-божий одуванчик в траурной одежде. Она была такая ветхая, что казалось, подуй ветер посильнее, она упадет. Ваня взял ее под руку и бережно усадил в машину. Я села рядом с Ваней, и мы отправились в путь. По дороге я увидела цветочный ларек и сказала:

– Ваня, останови машину, мне ведь тоже нужно купить цветы.

– Успокойся, Геля, я уже обо всем позаботился, сзади охапки цветов, выберешь какие захочешь.

Ваняша нравился мне все больше. Может, и мои вещи из дома он привозил. Я спросила его об этом.

– Да, это я собирал твою одежду. А что, что-то не так? – спросил он.

– Нет, все нормально, но зачем ты приволок шубу и осеннее пальто, на дворе июль?

– Да кто вас, баб, пардон, женщин разберет, мало что тебе в голову взбредет, вдруг захочется в шубе прошвырнуться, а мне потом снова копайся в твоих шмотках, думаешь, приятно, как будто в замочную щель подглядываешь.

– Да, Ваня, ты оригинал, интересное у тебя представление о женщинах.

– Ты бы с моей Ленкой пожила, у тебя бы вообще крышу снесло от ее причуд. То ей ананасы в шампанском, то ей платье от Валентино. Замордовала вконец.

– От Валентино Юдашкина? – уточнила я.

– Шутишь? От «Валентино». Она у меня только импорт признает.

– А может, она у тебя беременная, вот и чудит.

– Да была, три года назад. Беременность прошла, а замашки остались. У меня, кстати, дочь растет, Алиска. Слава богу, в меня пошла характером – просто ангел.

– Ну, ты скромняга.

– Да, я такой.

Мы уже почти забыли и о старушке на заднем сиденье, и о том, куда направляемся, как вдруг старушка подала голос:

– Дети, скоро подъезжаем к церкви, вы уж успокойтесь, потом поговорите, – произнесла она довольно громко хорошо поставленным голосом.

Я совсем не ожидала, что в этом тщедушном теле может быть такой зычный голос. Похоже, она бывшая учительница, только они на всю жизнь сохраняют такие голоса и, наверное, она еще в трезвом уме и твердой памяти, хоть и выглядит такой древней.

Мы послушно притихли.

Не буду утомлять вас рассказом об отпевании и похоронах. Скажу только, что, как ни странно, все искренне скорбели о Володе. Даже я горевала, так как только возле могилы приходит понимание, что все не вечно. Мы живем, суетимся, к чему-то стремимся, кто-то многого достиг, кто-то совсем ничего не добился, но для всех рано или поздно придет черед, и все мы окажемся в небытии. Мне стало грустно, стало жаль себя, родных, знакомых, и я всплакнула. Учитывая местонахождение, это было уместно. Несмотря на охватившую меня грусть, я подмечала, кто как себя ведет. Прохор держался слишком прямо – зубы сжаты, глаза сухие. Такие мужчины не плачут, это потом плохо сказывается на их здоровье. Не давая волю эмоциям, они получают всяческие инсульты, инфаркты и прочие неприятности. На лице Стаса тоже ничего нельзя было прочесть, но от этого хамелеона я ничего и не ожидала. Ваняша стоял нахмурившись и сжав кулаки. Только у старушки непрерывно текли слезы, при этом она не издавала ни одного звука. Еще там были ребята, похоже, ровесники усопшего, наверное, его однокурсники. В общем, кроме философских, никаких других мыслей у меня не возникло.

Позже мы поехали в ресторан, но прежде отвезли старушку домой к Прохору. Ваняша осторожно довел ее до дверей, где сдал на руки Софье Петровне.

Как только он сел в машину, я спросила:

– Кто эта бабуся?

– Это нянечка Володи, Дарья Андреевна. Это такой человечище, каких теперь мало.

– Я поняла, это та нянечка, из интерната?

– Да, она еще Прохора растила.

Я решила, что при случае нужно поговорить с ней о Владимире, о Прохоре. Наверное, Дарья Андреевна хранит много чужих тайн.

Мы приехали в ресторан. Я наслышана, что на поминках многие так активно поминают, что начинают забывать причину, по которой собрались, и под конец вовсю веселятся. На этих поминках все было скорбно и сдержанно, не было и намека на веселье. Собравшиеся поочереди вставали и говорили о покойном, пили умеренно. Когда очередь дошла до меня, я сказала:

– О Володе я немногое могу сказать, потому что была с ним мало знакома, но видя ваши искренние переживания из-за его кончины, понимаю, что был он неплохим человеком и всем вам будет его не хватать. В любом случае, смерть такого молодого человека всегда очень болезненна для его близких. Любой человек неповторим. Будут рождаться люди, может быть, очень похожие на него, но такого, как он, уже никогда и нигде не будет. Поэтому давайте выпьем за упокой души Владимира, который прожил короткую, но исключительную жизнь. Пусть земля ему будет пухом!

Трудно говорить о том, кого абсолютно не знаешь, и я выкручивалась, как могла. Ваняша мне одобрительно кивнул, а Прохор пристально посмотрел в глаза.

Позднее поднялся парень кавказской наружности, который долго и цветисто говорил, как умеют говорить только кавказцы. Под конец его речи даже я готова была разрыдаться. Я полагала, что при желании умею вышибить слезу, но этот парень может растрогать даже скалу. Вытирая слезы, я спросила у Вани, кто это. Он сказал, что это бывший однокурсник и друг Владимира – Егор. Во время переку– ра, когда Егор вышел на террасу, я подошла к нему.

– Мне сказали, что вы были лучшим другом Володи.

– Да, был, но в последнее время мы не поддерживали отношений. Давайте познакомимся, я давно за вами наблюдаю и никогда бы не простил себе, если бы не познакомился с такой девушкой.

– Что ж, меня зовут Ангелина, и я расследую убийство Владимира.

И без того большие темные глаза Егора от удивления стали еще больше. А мне понравился произведенный эффект. Оказывается, представляться детективом очень приятно, правда, быть им очень сложно.

– Никогда не думал, что девушки с такой внешностью могут расследовать убийство, мне казалось, что этим занимаются какие-то толстые тетки, которым приятно копаться в грязном белье. Но вы настоящая Никита, как будто сошли с экрана. Кстати, меня зовут Егор.

Упоминание о грязном белье меня покоробило, но все сгладило сравнение с Никитой.

– Мне нужно с вами поговорить о Володе, о его характере, о его жизни и тому подобное, чтобы сформировать психологический портрет, поискать причины убийства в его прошлой жизни.

– Ангелина, вы который раз упоминаете об убийстве, это правда или вы говорите так для красного словца? Мне не сказали о причине смерти, я думал, что он умер естественной… Наркоманы долго не живут.

– Как наркоманы, он что, кололся?

– Нет, кажется, он нюхал кокаин.

– Насколько вы в этом уверены?

– Практически на сто процентов, поэтому мы с ним и перестали дружить и видеться.

– Это многое объясняет в его поведении. Думаю, Егор, что сейчас не совсем подходящее время для подобной беседы, прошу вас встретиться со мной в другой раз, если можно, завтра в более подходящей обстановке.

– С огромным удовольствием. Давайте посидим в ресторане, выпьем, покушаем, поговорим. Назовите ресторан, который вам нравится.

Я подумала, что Егор еще не в курсе, что я приду с Ваняшей, мне без него теперь никуда, поэтому решила остудить его пыл.

– Спасибо за приглашение, но поскольку беседа будет носить исключительно деловой характер, давайте встретимся в «Кофе-Хауз» на Тверской, там и поговорим. И еще небольшое уточнение, я приду не одна, а с Ваней, он мой телохранитель.

Егор заметно расстроился, но согласился. Мы обговорили время и разошлись.

Я села на свое место и сообщила Ване о предстоящей встрече. Он сказал, что я молодец, времени зря не теряю и что он с радостью будет моим телохранителем, так как такое тело нужно беречь, и, если потребуется, он с радостью закроет его собой в минуту опасности или в любое другое время по моему желанию. Я в ответ прошипела:

– Ваняша, если еще раз намекнешь на нашу близость, я буду общаться с тобой, как с неприятным мне человеком, поверь, я умею это делать так, что тебе будет свет не мил, поэтому выбирай – или мы друзья, или просто посторонние и недолюбливающие друг друга люди.

– Ну я, конечно, выбираю, что мы друзья, я не могу тебя недолюбливать, ты мне нравишься.

– Спасибо, Ваняша, ты мне тоже, иногда.

Через некоторое время Прохор извинился и ушел. Заправлять всем остался Стас, и присутствующие потихоньку начали исчезать. Мы с Ваней тоже ушли.

Я подумала, что все, с кем мне нужно поговорить, находятся не в самом хорошем настроении, поэтому лучше сегодня их не трогать. Остаток вечера решила провести в компании Вани и заехать к себе домой.

У подъезда бабуси притихли и наверняка забыли, о чем говорили до нашего появления, теперь у них появилась другая тема для обсуждения, где я занимаю главное место. Я поздоровалась, и Ваня громко сказал:

– Здравствуйте, бабоньки!

Я дернула его за рукав. За такое обращение они нас испепелят на месте. Но, о чудо, все соседки засияли, как медные самовары, такое приветствие пришлось им душе. Или Ванюша им приглянулся, или они ко всем мужчинам так благосклонны. Да, в нашей жизни еще много не объяснимого!

Квартира выглядела нежилой. Я опять затосковала по сыну Матвею, по мужу Даниле, по привычному жизненному укладу. Ваня заметил тень на моем лице и сказал:

– Ну чего ты, Геля, ну не расстраивайся, вот увидишь, все будет хорошо, я уверен в этом, ты только не грусти, давай я тебе помогу по дому.

– Спасибо, Ваня, я сама справлюсь, нужно только пыль протереть и цветы полить. Ты пока посиди, я позвоню.

Я позвонила маме, сказала, что со мной все в порядке, что я нашла работу и пока не могу приехать за Матвеем, маму это только порадовало. Потом полила цветы, за это время Ваня вытер пыль.

По дороге к дому Прохора я попросила Ваню рассказать о Владимире.

– Я работаю у Прохора Степановича всего четыре года. Он сильный и справедливый человек, никогда не обращался со мной, как с прислугой. В отличие от других. Я для него личность. Представь, он даже помнит, когда у меня день рождения. Он хорошо платит, даже купил мне какие-то акции и выгодно их где-то разместил, я в этом плохо разбираюсь. Мне на счет постоянно капают денежки, по идее я могу не работать, нам с Алисой и Светкой на жизнь небедную хватало бы, но я представить не могу, что от него уйду. Я за него в огонь и в воду.

– Ваняша, это все очень интересно, но ты, наверное, не услышал, я просила рассказать не о Прохоре, а о его сыне.

– Гелюсик, будешь перебивать, вообще с тобой разговаривать не буду. Я все тебе подробненько рассказываю, а ты бухтишь. Тебя должно все интересовать, ты ведь детектив.

– Ой, ты прав, спасибо, что напомнил. Продолжай.

– Так вот, Прохор нанял меня не для себя, а для Владимира. Я когда его первый раз увидел, впал в уныние, он был какой-то придурковатый, что ли. Разорался, что отец хочет приставить к нему надсмотрщика, лишить свободы передвижения, и все в таком духе. Прохор молчал, было заметно, что он разрывается между жалостью и злостью. Сын был его больной темой, и все всегда старались избегать упоминания о нем. Володька вообще редко приезжал. Только чтобы взять денег. Он всегда просил непомерные суммы, чем дальше, тем больше. Когда Прохор ему отказывал, он устраивал кромешный ад, орал, что тот ему не отец, что его никто не любит. Прохор чуть не плакал и всегда сдавался. Владимир умел вить из него веревки. Говорят, что раньше он не был таким, что были странности, но не до такой степени. Я его узнал, когда он был уже «с приветом». Когда он не захотел, чтобы я был его водилой, я вздохнул с облегчением. Быть у такого в подчинении никаких нервов не хватит, через пару месяцев меня самого отправили бы в дурдом. Ты бы видела, как он ездил. Удивляюсь, что никого не задавил. Иногда из машины просто выпадал, на ногах стоять не мог, а ездил.

– Значит, он жил отдельно.

– Да, у него была квартира в центре. Я несколько раз к нему приходил, передавал деньги. Там у него чисто монастырь, все в иконах, везде свечки, лампадки, какие-то портреты женские. Все покрашено в белый цвет.

– Что за портреты?

– Трудно сказать. Просто портреты. Мне кажется, он покупал те, что ему нравились, вряд ли в них есть какой-то смысл. Хотя кто знает, что было у него в голове.

– Слушай, мне сказали, что он был наркоманом, ты знал об этом?

– Я всегда думал, он что-то принимает, но утверждать не могу, так как редко его видел.

– А Прохор?

– Говорят, он устраивал его в клинику, но Владимир угрожал, что покончит с собой, если его не оставят в покое. Похоже, ему нравилось гробить себя.

– А этот Егор, откуда тебе знаком?

– Он иногда приходил. Прохор сам звонил ему и просил встретиться, они говорили о Володе, думали, как ему помочь, хотя все было напрасно. Наверное, они оба это прекрасно понимали, но хватались за соломинку.

– А почему именно с ним встречался Прохор?

– Думаю, кроме Егора, никто из его друзей Володей не интересовался.

– Что ж, спасибо, Ванечка, у меня теперь есть какое-то представление о Володе.

– Значит, я тебе здорово помог?

– «Здорово» помочь ты бы смог, если бы сказал, кто убийца, а так помог «маленько».

– «Маленько» тоже неплохо.

– Ваняша, давай помолчим, мне нужно подумать.

– О’кей, я сама немота.

Правду сказать, ни о чем думать мне не хотелось, я очень устала. Хотелось побыстрее приехать и забыться, а завтра на свежую голову поразмышлять. Остаток пути мы ехали молча. Договорились, когда Ваня за мной заедет, чтобы не опоздать на встречу с Егором, и расстались.

Проснулась я рано, при этом чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, рвалась в бой. Для начала решила поговорить с нянечкой, она, наверное, уже встала, пожилые люди обычно спят мало. Во время водных процедур я размышляла об увлечении Володи женскими портретами, еще вчера насторожилась. Интуиция меня редко подводила, как раз наоборот, всегда выручала. Часто я, твердо чего-то не зная, вдруг осознавала – правильное решение именно это, только потому, что у меня учащенней билось сердце. Промашек практически не бывало, разве что тогда, когда я поступала наперекор интуиции: по чьему-либо совету или, как мне казалось, руководствуясь здравым смыслом. Сейчас чувствую – с этими портретами что-то не так. Уверена, любой психоз имеет вполне реальную причину. Может, Володя состоял в какой-то религиозной секте. Всем известно, в некоторых из них так промывают людям мозги, что самые трезвомыслящие съезжают с катушек. А он, я думаю, крепкой психикой никогда не мог похвастаться. Нужно обязательно поехать к нему домой и посмотреть на его «иконостас», покопаться в бумагах. Должна же быть какая-то зацепка.

Я подошла к двери Дарии Андреевны и постучала. Сильным голосом сказали:

– Войдите!

Я на секунду растерялась, подумала, что ошиблась дверью, и сразу же вспомнила о необычном голосе милой старушки. Я вошла, но увидела ее не сразу, так как эта маленькая женщина сидела в огромном уютном кресле. Лучше б оно было поменьше, потому что в нем она совсем терялась. В остальном комната очень соответствовала облику своей хозяйки. Все в ней было выдержано в белой, голубой и синей гамме. Окна прикрывали шелковые белоснежные в мелких синих цветочках портьеры, такой же тканью была обтянута мебель, на столе была темно-синяя скатерть, связанная крючком, мебель скромная, но из натурального дерева. Больше всего поражало обилие цветов в красивых голубых кашпо. Мне как начинающему цветоводу захотелось походить и рассмотреть все это великолепие, но момент был неподходящий.

У Дарьи Андреевны были очень светлые добрые глаза, лицо со следами былой красоты, теперь испещренное морщинами, и абсолютно седые волосы, собранные в пучок.

– Проходи, милая, – сказала она, – после смерти моего мальчика я совсем не могу спать. Все думаю, как несправедлива жизнь. Я прожила так долго, так устала от своих лет, своей беспомощности и старости, а Володечка совсем молоденький, у него впереди было еще столько непознанного, столько нового, но вот я сижу здесь, дышу, завтракаю, а он, мое дорогое дитя, уже в земле. Почему не наоборот? Так было бы лучше для всех.

Бедная Дарья Андреевна была совершенно в растрепанных чувствах, и я испугалась, что разговор может принять не то направление, которое мне нужно.

Не успела я об этом подумать, как лицо нянечки из скорбного стало серьезным.

– Извини, детка. Ты конечно же не об этом хотела бы со мной поговорить. Я знаю, что ты обременена поисками убийцы, поэтому постараюсь помочь чем только смогу. Что бы ты хотела узнать?

«А старушка просто кремень, как я погляжу. Умеет вовремя сгруппироваться», – подумала я.

– Расскажите мне о Володе. Лучше, если вы начнете с самого детства. В общем, я сама точно не знаю, что меня интересует, пока просто собираю информацию.

– Ну что ж, если начинать с самого детства, то думаю, никак нельзя обойти и мою биографию, так как она тесно связана с жизнью и Прохора, и Володи, и Катерины.

Боже, очередная исповедь. Еще немного, и я могу писать мемуары или стану исповедником в какой-нибудь церквушке. Наверное, есть во мне что-то такое, что располагает к искренности даже малознакомых людей. Что ж, в моей нынешней ситуации это весьма кстати. Главное, суметь отделить зерна от плевел.

Я устроилась в кресле и приготовилась слушать.

– Я уже говорила, что зажилась на этом свете. Не многие доживают до восьмидесяти шести лет. Я родилась во время рабоче-крестьянской революции. Мои родители были мелкими дворянами. Отец – земский врач, мама из небогатой дворянской семьи. У них очень долго не было детей, и когда я родилась, родители необыкновенно радовались, несмотря на политические изменения в стране. Думаю, что тогда никто не мог предположить, что все обернется так плачевно и для России, и для царского двора, и для нашей семьи в частности. Родители во мне души не чаяли, может, из-за меня и не смогли вовремя уехать, потому что боялись рисковать моей жизнью и моим здоровьем, ведь они так долго ждали моего рождения. Им пришлось приспосабливаться к новому режиму или хотя бы делать вид, что они его принимают.

Отец даже дорос до заведующего педиатрической лечебницей. Мама пошла работать машинисткой. Это были тихие интеллигентные люди и меня воспитывали так же. Мы жили в маленькой комнатке в огромной коммунальной квартире. Там день и ночь бушевали страсти и выяснялись отношения между соседями, мы же старательно избегали любых конфликтов и лишний раз не высовывались. Может быть, за это нас и недолюбливали. Соседям казалось, что мы противопоставляем себя обществу, что мы заносчивы и недружелюбны, хотя папа всегда лечил их детей, помогал доставать лекарства, а мама, которая восхитительно готовила, угощала их чем-нибудь вкусненьким.

Так вот, в 30-х годах некоторые соседи начали потихоньку исчезать. В их комнаты заселялись другие люди, а потом тоже куда-то пропадали. Несмотря на то что мне уже было двадцать лет, я не понимала, что происходит. Теперь родители вздрагивали от любого шороха, старались лишний раз не выходить на улицу, а под кроватью у нас лежали три вещмешка с теплыми вещами, алюминиевыми кружками и сухарями. Мама часто обнимала меня, целовала и плакала. Однажды я спросила, почему она плачет, и тогда она рассказала о нашем происхождении, об арестах и умоляла, заклинала меня беречь себя и выжить любым способом.

Во время очередной смены соседей в одну из комнат заселился человек в военной форме. Я, когда его первый раз увидела, чуть не умерла от страха. Сначала думала, что нас пришли арестовывать. Потом, когда он улыбнулся и сказал, что его зовут Федот, что он наш новый сосед и надеется, что мы подружимся, я едва не лишилась чувств. У него был взгляд садиста, а улыбка не предвещала ничего хорошего. Он был рыжий, с кустистыми бровями, с лицом, изъеденным оспой, маленькими близко посажеными глазками, со скошенным лбом. Квазимодо рядом с ним был бы милым и приятным. Я кое-как пропищала свое имя и убежала к себе.

С тех пор начался настоящий ад. Это чудовище влюбилось в меня, на свой манер, конечно. Оно подстерегало меня на кухне, возле санузла, на лестнице и пыталось прижаться, ущипнуть или поцеловать. Я содрогалась от ужаса, умоляла родителей переехать, но это было довольно сложно по тем временам, и у нас не было родственников, у которых я могла бы укрыться. Думаю, что бы я ни делала, моя участь была предрешена. Урод работал в НКВД и однажды сказал, или я выхожу за него замуж, или завтра же нас арестуют. Я была готова на арест, готова принять любые мученья, даже смерть, только бы никогда не видеть его идиотского лица. Но мои бедные добрые дорогие старенькие родители… Как я могла допустить, чтобы над ними издевались в застенках! Тогда я уже догадывалась, что там делали с людьми, если там работали такие упыри, как Федот. За моих родных я была готова отдать жизнь или хотя бы пожертвовать ею ради их спасения. Я объявила им, что выхожу замуж за Старцева. Мама слегла от горя, отец постоянно пил какие-то капли, а я убеждала их, что так будет лучше для всех нас, мы сможем сохранить свои жизни. Папа умолял меня одуматься, говорил, что может все и так обойдется, но я решительно стояла на своем. Так я стала женой изверга и палача. Это было сексуально ненасытное животное. Ни уговоры, ни мольбы не могли избавить меня от близости с ним. Я умирала от отвращения, много раз была близка к самоубийству, только родители держали меня на этом свете. Единственное, о чем я молила Бога, это чтобы не забеременеть. Родить ребенка от этого садиста было бы ужасно. Родители поняли меня, несмотря на то что мечтали о том, чтобы наш род сохранился. Но ребенок с такой дурной кровью был бы скорее окончанием рода, чем его продолжением. Мама научила меня, как можно незаметно предохраняться с помощью уксуса. А я так боялась беременно– сти, что использовала его вне всякой меры. Может быть, поэтому у меня никогда и не было детей.

Не буду долго говорить, детка, о моей загубленной молодости. Скажу только, что мое замужество не спасло моих бедных родителей. В одну из страшных ночей их арестовали как врагов народа, и дальнейшая их судьба мне неизвестна. Тогда я решилась уйти из этого мира, но также избавить его от человека, искалечившего не только мою жизнь. Вечером я накрыла на стол, поставила спирт, надела лучшее платье и стала ждать Федота. Он пришел под утро, тем самым отсрочив свой приговор. А в шесть утра по радио объявили, что началась война. Я подумала, что теперь смогу тихонько уйти на фронт и пусть сам Бог решит мою участь. Но с оборотнем нужно было все равно кончать. Вряд ли он пойдет на смерть во имя родины, скорее всего, еще не один десяток людей погубит в тылу. Воспользовавшись тем, что Федот уснул, я ушла в военкомат. Там уже стояли толпы людей, готовых сражаться с врагом. Меня взяли санитаркой. Когда я вернулась, Федот еще спал. Я опять принарядилась. Он проснулся, а я запричитала:

– Как же теперь, Феденька, мы будем жить, такое горе случилось. Давай, что ли, выпьем, мало ли как жизнь обернется.

Муженек хоть и удивился произошедшим во мне переменам, но отнес это за счет того, что я не в себе, потому что война. Он с легкостью осушил всю бутылку, стал пьяным и веселым, начал требовать ласки, но я сказала, что хочу погулять в последний раз под ночным небом. Он согласился, потому что я редко выходила с ним. Я взяла еще одну бутылку спирта, и мы пошли гулять в последний раз. Возле Москвы-реки сели и еще раз выпили. Потом я подошла к крутому спуску, сделала вид, что мне плохо от выпитого, позвала его, чтоб помог дойти обратно. Когда он подошел, я сильно ударила его по голове бутылкой и столкнула в реку. Думаю, он не заслужил такой легкой смерти за все его грехи. Он даже не понял, что произошло, только молча упал с обрыва и утонул. А утром я уехала на фронт. Может, и искали Федота, может, даже нашли. Не знаю. Больше я о нем ничего не слышала.

На войне, как видишь, я выжила, хотя себя не щадила. Может быть, Бог меня берег. Там я познала и истинную любовь, такую, которая бывает только раз в жизни, да и то не у всех. Но мой Алешенька погиб, не дожив до победы. Думаю, что это и было моим наказанием за убийство Федота. Надеюсь, Бог простит мой страшный грех, примет меня на небо и тогда я встречусь с моим любимым в другом мире. Он уже давно заждался, мой единственный. Ты, наверное, удивляешься, что я так спокойно рассказываю тебе о том, как убила Федота. Знаю, не в моей власти лишать жизни другого человека, но если бы ты знала, как сильна во мне была ненависть к нему. А теперь минуло так много лет, что совесть давно меня не мучает, да и война изменила ценность человеческой жизни.

После победы я осталась совершенно одна, без дома, без семьи, без родных. Все, кто мне были дороги, покинули этот мир. Что мне было делать, куда деваться. Я всегда любила детей, но, как я уже говорила, у меня их не было, а потом уже и быть не могло, ведь мой Алеша погиб, а другого мужа я не хотела. Поэтому я пошла работать в интернат, где и прошла вся моя оставшаяся жизнь. Там было так много маленьких человечков с искалеченными судьбами, что думать о себе некогда, нужно врачевать их израненные души. Многие судьбы прошли у меня перед глазами. Там я наблюдала отношения Прохора и Катерины, пыталась вмешиваться, но юные не терпят наставлений и советов, им кажется, что они все знают. Вот и их дружба привела к печальным последствиям. Уж больно разными они были людьми. Катя была дочерью уголовников, а родители Прохора – «политическими». Возможно, они наследовали разные черты характера, хоть и выросли в одинаковых условиях.

Но больше всех жаль Володеньку, ведь он был сиротой во втором поколении, при живых родителях. Когда Катерина не знала, куда его деть, я упросила ее оставить мальчика у нас в интернате, хотя таких малюток туда не брали, для них существуют детские дома. Я договорилась с директором, сказала, что сама буду воспитывать его. К тому времени я была на пенсии, но продолжала жить в интернате, там у меня была своя комната. И вот я, уже не молодая женщина, стала молодой мамашей, ведь Володя практически остался у меня на попечении. Я не знаю, как бы я любила родного ребенка, но мне кажется, что сильнее, чем Володю, я вряд ли могла полюбить. Я была счастлива, что хоть под старость у меня появился сын, пусть и не мною рожденный. Только он все не мог смириться с тем, что я не его мать, хотя относился ко мне хорошо. Пока он оставался в неведении, мы были настоящей семьей. Но везде существуют «доброжелатели», вот наши интернатовские и открыли Володе глаза на то, что я ему не родная. С тех пор все изменилось, моего мальчика будто подменили. Он по-прежнему был со мной ласков, но уже тех близких, доверительных отношений не стало. У него появилась печаль в глазах, как у бедного брошенного животного.

Володя любил меня по-своему, доверял свои тайны, но все равно очень страдал без родителей. Мне было больно смотреть на то, как он тоскует. Думаю, он многое бы отдал, чтобы увидеть настоящую мать. Отца же он просто боготворил. Ради него хорошо учился, поступил в институт, как будто хотел доказать, что он хороший мальчик и достоен его любви. Прохор отвечал ему взаимностью, он ценил и мою заботу о нем, поэтому к старости у меня появился этот дом и семья. Только вот Володенька к тому времени очень сильно изменился, поэтому жизнь здесь не доставляет мне радости.

– А у вас есть предположения, почему он изменился, что произошло, возможно, он вам что-то говорил? – спросила я.

– Я много думала об этом, но ничего не знаю. С возрастом Володя перестал делиться со мной своими тайнами, наверное, у него появились другие доверенные люди. Может быть, у него была неразделенная любовь, которая разбила ему сердце. Не могу сказать точно, это только мои предположения, но вел он себя как будто в ожидании конца.

Вошла горничная и принесла чай для Дарьи Андреевны, а для меня кофе, апельсиновый сок, маленькие тостики с сыром и салат из овощей. Пока я все это вкушала, старушка о чем-то задумалась. Потом, как будто приняв решение, сказала:

– Милая, я хочу открыть вам одну тайну, может быть, это поможет вам в расследовании. Только поклянитесь, что без необходимости не расскажете об этом никому, особенно Прохору Степановичу.

– Уверяю вас, что сохраню вашу тайну.

– Это не моя тайна, она касается прошлого и главным образом Катерины. Она ведь не исчезла бесследно. Я всегда знала, где она живет и как сложилась ее дальнейшая жизнь.

– И вы так долго молчали?

– Да. Я считала, что не вправе говорить, она меня очень об этом просила.

– Выходит, она сознательно бросила своего ребенка?

– Выходит, что так. Но не забывайте, она была очень молодой и всегда очень легкомысленной. Единственное, на что у нее хватило ума, это завербоваться на БАМ, иначе бы она действительно плохо кончила. Так вот, спустя год после отъезда она приехала и рассказала, что снова ждет ребенка. На стройке она познакомилась с каким-то начальником старше ее на шестнадцать лет, но, похоже, они действительно полюбили друг друга. Не знаю как он, она же выглядела по-настоящему влюбленной, уж я-то помню себя в таком состоянии. И в отличие от Володи, ребенок, которого она тогда носила, был желанным. Тимур, так звали ее возлюбленного, собирался жениться на ней. По национальности он был казах, воспитания строгого, патриархального. И Катерина даже представить не могла, как бы он отнесся к ее незаконнорожденному ребенку. Хотя я считала, раз уж он полюбил ее, то должен был принять и ее ребенка, и ее саму такой, какой она была. Но она даже слышать ничего не хотела, просила у меня и у Володечки прощения, оставила денег и уехала, взяв с меня клятву молчать. Через несколько лет она появилась, сообщила, что у нее родился мальчик, что ее муж – директор строительного треста, что живут они хорошо и счастливо. О Володе почти не вспоминала, думаю, сознательно вычеркнула воспоминания о прежней жизни. Другого сына она обожала, постоянно рассказывала, какой он умный, какой красивый, какой ласковый. Выглядела очень хорошо, сразу было видно, что это жена начальника. Вся в золоте, одета модно, хорошая прическа. Но наверное, иногда совесть мучила ее, поэтому и примчалась – откупиться. Оставила крупную сумму денег и уехала окончательно. Вот почему я никогда не говорила Володе о ней. Я была уверена, что не знать о ее судьбе лучше, чем встреча, которая наверняка разбила бы ему сердце.

– И больше вы никогда ее не видели?

– Нет, та встреча была последней.

– А где она жила тогда, вы знаете?

– В Алма-Ате, фамилия ее была Кудаева. При желании, я могла бы найти ее через адресное бюро. Но чего бы я добилась, разыскав ее? Пусть живет как считает нужным, Бог ей судья.

Дарья Андреевна устала и стала выглядеть еще старше, насколько это вообще возможно. Я поняла, что пора и честь знать. Искренне поблагодарила ее и засобиралась уходить. Она сказала, что я могу к ней заходить в любое время, когда захочу. Я прониклась огромным уважением к этой мужественной пожилой женщине, на долю которой выпало столько испытаний и которая, несмотря ни на что, сохранила чистое сердце, доброту и порядочность.

К приезду Вани я успела переодеться в элегантный брючный костюм. Появившийся Ванюша сиял, как витрина в ювелирном магазине.

– Ваняш, привет! Что случилось, ты почему такой счастливый? Неожиданное наследство?

– Мелко плаваешь, старушка, бери выше! Кстати, привет!

– «Выше» мне ничего на ум не приходит, что может быть радостнее наследства? Может, тебя в депутаты выбрали? Это, наверное, круче!

– Да ну, скажешь тоже! Зачем мне такая головная боль, – Ваня сделал паузу для пущего эффекта и, улыбаясь во весь рот, сказал с придыханием – Я получил лицензию на ношение оружия!

– Поздравляю! Ну и что? – Я никак не могла понять причину такого счастья.

– А то, что вот что у меня теперь есть, – он вытащил из-за пояса пистолет.

– Ну и что? – тупо повторила я.

– Ну, ты странная! А то, что теперь я настоящий телохранитель. Я поговорил с Прохором, он одобрил твою идею насчет того, чтобы я был твоим телохранителем, даже помог получить разрешение на ношение оружия.

– Да ты псих! Я ведь просто так сказала, чтобы как-то объяснить, почему мы всегда вместе.

– А я считаю, что это была отличная идея. Ты не сомневайся, я хорошо стреляю.

– Не в этом дело, просто я не думала, что ты так буквально это воспримешь. Хотя, может, ты и прав, почему бы мне и не заиметь своего личного охранника, когда еще выпадет такая возможность! – сказала я. А про себя подумала, что мой новоиспеченный друг, теперь еще и хранитель тела, настоящий ребенок и, несмотря на угрожающую внешность, просто мальчишка.

– Значит, одобряешь? – спросил он.

Что мне оставалось делать.

– А то как же! Здорово ты придумал, когда только и успел!

– Так Прохор через свои каналы и организовал, я только съездил и все получил. Клево, да? – Ваня продолжал захлебываться от восторга.

– Еще бы! Ты молодец! – Я старалась поддержать его настроение.

– Кто бы сомневался, – как всегда скромно ответил он.

– А почему ты носишь его просто за поясом, ведь существуют всяческие специальные ремешки с кобурой.

– Мне так удобней, при случае легко вытащить.

– Думаю, нужный тебе случай вряд ли представиться, – попыталась я слегка опустить Ваню на землю.

– Как знать, – ответил он, – всякое может случиться. – Он продолжал парить в облаках экстаза.

Ладно, уж пусть порезвится, похоже, переубедить его вряд ли удастся.

Мы сели в машину и поехали на встречу с Егором. По пути Ваня продолжал рассказывать подробности получения оружия и о том, как он хорошо стреляет, а я, периодически кивая, думала о своем.

Итак, что еще я выяснила такого, что помогло бы мне найти убийцу Володи? Возможно, в его жизни была неразделенная любовь. Еще его бросила мать. Может ли все это иметь хоть какое-то значение? А если он как-то узнал о матери и … И что? Ничего пока не ясно. Буду собирать информацию дальше, может, что всплывет.

Егор уже ждал нас в кафе. Одет был с иголочки, выбрит до синевы, благоухал «Кензо», было заметно, что тщательно готовился к встрече и хотел понравиться.

– Ангелина, вы прекрасны, как ангел, извините за каламбур. Глядя на вас, душой отдыхаешь. Вы так ослепительны, что больно глазам, – говорил Егор, гордо глядя по сторонам – все ли умерли от зависти или кто-то еще жив.

Ванечка сел поближе ко мне и как бы невзначай продемонстрировал окружающим свой «Макаров». Все-таки мужчины – настоящие дети, каждый играет в свою игру: Егор – в галантного кавалера, Ваня – в телохранителя. Правда, мне тоже навязана игра – игра в детектива.

– Спасибо, Егор, за столь лестную оценку моей внешности, но давайте поговорим о Владимире, – решила я пресечь поток патоки, пока меня не замутило. Как говорят поляки: «Шо занадто – то не здраво», то есть примерно: «Что чрезмерно – то не на здоровье». Всегда любила эту поговорку и пыталась ей следовать.

– Хорошо, – Егор погрустнел. – Что вам рассказать?

– Все. Начиная с момента знакомства и до последних дней.

Егор попытался заказать мне мороженое, какие-то по виду вкуснейшие пирожные, но я согласилась лишь на чашечку кофе по-восточному. Ваня же решил до конца исполнять свою роль и от еды отказался, сказав, что он на работе, и еще раз «случайно» продемонстрировал пистолет. Пусть развлекается, пока не надоело.

Егор начал рассказ:

– Мы учились с Володей на одном курсе. Ребят у нас было не очень много, на факультете экономики учились в основном девушки. Из всех ребят он был самый приметный, потому что был очень симпатичным, весьма обеспеченным и не жадным. Наши девушки по нему просто сохли – как же, такой завидный жених. Еще было в нем что-то трагиче– ское, этакий надлом, взгляд, как у раненой птицы. Девушек это невероятно интриговало и притягивало. Кто как мог пытался обратить на себя его внимание, но Володя как будто этого не замечал и был к девчонкам абсолютно равнодушен. Я же, наоборот, активно ухаживал за однокурсницами, поэтому не мог понять, как можно отказываться от того, что само плывет в руки. Мы были абсолютно разными людьми, но неожиданно стали дружить. Как говориться, единство противоположностей. И поверьте мне, о лучшем друге я и мечтать не мог. Володя был по-настоящему преданным товарищем, случись что, он бы не раздумывая отдал за меня свою жизнь. Я на половину армянин, а у кавказцев дружба дорогого стоит. Так вот относительно девушек. В нашей группе была самая упорная Вовкина поклонница Наденька Ковалева. Невероятно хорошенькая, высокая, с великолепной фигурой. На других мужчин даже не глядела, а Володей просто бредила. Как-то на одной вечеринке ей все же удалось его заполучить, и с тех пор она его от себя ни на шаг не отпускала. Думаю, это была связь, построенная на физической близости, которую Володя принял за любовь. Я не хотел его разубеждать, со временем он сам прозрел. Надя к тому времени наделила себя правами собственности на Володю, а его это стало потихоньку раздражать. В общем их трехлетний союз распался. Надя грозилась покончить с собой, может быть, так бы и сделала, она была особой эксцентричной, но к обоюдному удовольствию неожиданно вышла замуж за кандидата экономических наук. Володя от чувства свободы пустился в загул и начал спать с кем только можно, внешность не имела для него большого значения. Он мне сказал, что переспал даже с нашим куратором Ларисой Петровной, настоящим синим чулком. С другими он насчет своих похождений не откровенничал. Мы были молодыми, жадными до удовольствий и пытались получить их по максимуму. Спали с женщинами, выпивали, курили, но наркотиками никогда не баловались, поэтому я как-то не сразу заметил, что Володя иногда был под кайфом. Мне до сих пор не известно, где он покупал кокаин и где впервые его попробовал. Только иногда его поведение было не адекватно – то беспричинное веселье, то черная меланхолия. Позже стали появляться признаки паранойи. Володя начал говорить, что убил свою мать. У него на этой почве просто поехала крыша. Сколько я ни разубеждал его, он стоял на своем.

– Может быть, это была правда? – спросила я.

– Это не могло быть правдой. Всем известно, что матери у Володи не было, что его воспитывала Дарья Андреевна, но она, к счастью, до сих пор жива.

– А что именно он говорил по этому поводу? Расскажите подробнее.

– Я не знаю подробностей. Он редко об этом говорил, только когда был в невменяемом состоянии. Он то плакал, то хохотал как сума– сшедший и все твердил: «Я убил ее, я убил ее, я убил свою мать». А когда был нормальным, тогда вообще на эту тему говорить не хотел, просил, чтобы я оставил его в покое. Вот с тех пор его жизнь пошла под откос. Он все реже посещал лекции, а на пятом курсе вообще бросил институт.

– А Прохор Степанович знал о его пристрастии к наркотикам и бреде на счет убийства матери? – спросила я.

– Сначала я не хотел ему сообщать, надеялся, что мы с Володей сами справимся, но когда понял, что нам вдвоем это не под силу, сказал. До сих пор виню себя, что не сделал этого раньше, может быть, удалось бы спасти Володю. Я считал, что вмешивать родителей в свои проблемы – это как ябедничать в детском саду, вот поэтому и сообщил с опозданием, уже перед уходом Володи из института.

– А как Прохор Степанович отнесся ко всему?

– Долго не мог поверить. Володя не дурак, к отцу всегда приезжал в нормальном виде, был самим собой. Поэтому узнать, что его сын стал наркоманом, было для Прохора Степановича, как гром среди ясного неба. Он тут же положил его в клинику, но, выйдя из нее, Володя стал еще хуже. Наотрез отказывался возвращаться к нормальной жизни. В итоге Прохор Степанович понял, что чем чаще Володя лежал в больнице, тем хуже становился. Он как будто пытался с лихвой компенсировать дни, проведенные без наркотиков.

– А по поводу матери, что говорил Прохор Степанович?

– Он также, как я, считал это не более чем наркотическим бредом.

– Когда точно у него возник этот бред? – продолжала я уточнять.

– Думаю, Ангелиночка, вы напрасно придаете этому такое значение. Наркоманов еще не такие мысли посещают, да простит меня Володя.

– И все же? – упорствовала я.

– Хорошо, если угодно, где-то в конце четвертого курса.

– Володе было двадцать два?

– Двадцать три, он на год позже закончил интернат. В детстве долго болел воспалением легких.

– Еще мне необходимо знать, где я могу найти Надежду Ковалеву и Ларису Петровну.

– Чтобы проверить всех Вовкиных знакомых, вам жизни не хватит, у него их было не меряно.

– Егор, кто из нас детектив, вы или я? – Я решила поставить парня на место.

– Конечно вы, простите, кажется, я лезу не в свое дело.

– Вот именно! Итак?

– Я знаю только телефон Нади. Иногда я встречал ее и она хвасталась, как хорошо они живут с мужем и что у них новая трехкомнатная квартира на Новокузнецкой, приглашала в гости, а адрес Ларисы Петровны, наверное, можно найти в деканате.

Егор сказал мне телефон Нади и рассказал, где находится институт. Я попросила его оставить также и свой номер телефона, на всякий случай.

– С огромным удовольствием, звоните в любое время, не обязательно по делу, можно встретиться, сходить куда-нибудь, всегда буду рад…

Егор опять начал оказывать знаки внимания.

– Спасибо, если будет время, позвоню, – я не стала его разочаровывать. – И еще. Может быть, у вас есть предположение, где Володя доставал наркотики.

– Это, наверное, никому не известно. Володя, когда хотел, был очень скрытным, но пару раз обмолвился, что у него появился друг, который как никто его понимает. Мне было обидно слышать подобные слова. Я пытался узнать об этом друге побольше, но Володя всегда отшучивался или кричал, чтобы я не лез в его жизнь. Не знаю, существовал ли этот друг на самом деле или это был плод нездорового воображения, но позже Володя о нем никогда не упоминал.

Я поблагодарила Егора, мы с Ваней ушли.

– Куда теперь? – спросил Ванятка.

– Сейчас решим, – сказала я, – дай-ка мне мобильный. – И набрала номер Надежды, особенно не рассчитывая на удачу. На часах было 17.00, в это время большинство людей на работе. Надя к их числу не относилась, откликнулась звонким голосом:

– Алле?

– Добрый день, – сказала я, – меня зовут Ангелина, я знакомая Егора Дилояна. Это он дал мне ваш номер телефона, так как мне нужно с вами поговорить по важному для меня делу.

– Ангелина… Надо же, какое редкое имя, у меня никогда не было знакомых с таким именем. А когда вы приедете? – спросила она.

В то время, когда она говорила, мне приходилось отставлять трубку подальше от уха, иначе у меня могли лопнуть барабанные перепонки. Ее голос был слишком звонким, и она почти что кричала. Ваня, не напрягаясь, слышал все.

– Я к вам приеду сразу же, как только вы мне скажете адрес.

– А-а. Пожалуйста. – Она назвала улицу и номер дома, продиктовала код. И добавила: – У меня прекрасная трехкомнатная квартира с евроремонтом, окна выходят…

– Хорошо, приеду, тогда и покажете, до встречи. – Мне пришлось пресечь дифирамбы ее квартире, я нажала отбой.

– Странная женщина, не спросила, по какому мы делу, уверена, она даже не услышала, кто дал нам ее номер телефона, – сказала я.

– По-моему, она просто с приветом. А орет как оглашенная, я чуть не оглох, – сказал Ваня и включил двигатель.

– Нужно ехать к метро «Новокузнецкая»… – начала было я.

– Слышал! – буркнул он.

Когда мы припарковались во дворе Надиного дома, Ваня вызвался идти со мной. Я согласилась, Надя ведь еще не видела его доспехов. Дверь нам открыла высокая крашеная блондинка. Наверное, в молодые годы она была очень хорошенькая. Большие фиолетовые глаза, маленький вздернутый носик, губки бантиком. Сейчас ее лицо портил двойной подбородок, слишком подведенные глаза, пережженные плохо стриженые волосы. А фигура вообще не просматривалась за складками жира. Сейчас ей чуть больше тридцати, если она не умерит свой аппетит, позже ее имя можно будет занести в Книгу рекордов Гиннесса, как имя самой толстой женщины на планете.

– Привет, – прокричала она, – проходи, я тебе сейчас все покажу! – Отбросив все условности, она перешла на «ты».

Вдруг она увидела Ванюшу и буквально остолбенела. Думаю, он был как раз в ее вкусе, по крайней мере рядом с ним она не чувствовала своей огромности.

– Ой, ты не одна? А я так по-домашнему одета. Меня зовут Надежда, – многозначительно сказала она, кокетливо стрельнув на Ваню подведенными глазками.

Ваня слегка попятился, потом протянул свою ручищу и сказал:

– Иван.

– Какое чудесное имя, – запела она, – вам очень идет. – Почему-то к Ване она обращалась на «Вы».

– Кажется, ты хотела нам что-то показать? – напомнила я.

– Ах да, посмотрите, какая у меня квартира, трехкомнатная… Вот здесь кухня, – Надя начала экскурсию.

Справедливости ради нужно сказать, квартира у нее действительно была хорошая, при этом ухоженная и любовно вычищенная, похоже, она была предметом гордости хозяйки. Хотя мы пришли по другому делу, я поняла, чтобы расположить к себе Надежду, необходимо осмотреть ее жилище и в должной мере похвалить. Что я и сделала. Надя расцвела. Она угостила нас довольно приличным чаем с рогаликами. Я похвалила ее и в этом.

– Это я сама пекла, – она радовалась, как маленькая.

Надежда оказалась хорошей хозяйкой. Что же она себя так запустила?

– Надя, я пришла с тобой поговорить о Володе, с которым ты встречалась в институте.

– Да? А что он натворил?

– Он, к сожалению, умер, вернее, его убили, – ответила я.

– Как убили? Вовчика? Не может быть! – Она вдруг заревела белугой. – Как же так? Как же так? Он ведь такой молодой! За что? Кто? Что он сделал?

– Вот это я и хочу узнать, я расследую его убийство, – решила я слегка прихвастнуть.

– Да? Но я не знаю, кто его убил, мы не виделись много лет, – от волнения Надя стала говорить намного тише.

– Пожалуйста, уточни, сколько именно вы не виделись.

– Может, лет восемь, может, семь, не помню. Я иногда встречала его, но он всегда избегал меня, так что мы почти не общались. Правда, он как-то сильно сдал, болел, наверное, но ничего на этот счет не говорил.

И она опять зарыдала. Тушь потекла по лицу черными ручьями. Я посмотрела на Ваню, он принес воды. Надя выпила и слегка успокоилась, посмотрела на руки, которые были черными от туши, потом на Ваню и сказала:

– Ой, я сейчас приду, – и убежала в ванную.

– Ваняша, думаю, тебе лучше уйти, она на тебя все время отвлекается. Придумай причину и исчезни, подождешь меня в машине.

– О’кей, – сказал Ваня.

Вошла Надежда. Умытая, несмотря на слегка припухшие глаза, она выглядела гораздо привлекательней, чем с макияжем. Даже Ваня засмотрелся. Я кивнула ему в сторону входной двери. Он вышел из ступора и сказал, что ему нужно проверить зажигание в машине, которое барахлит. Попрощался и ушел.

– Симпатичный у тебя парень, – вздохнула Надя с завистью.

– Спасибо, только он мне не парень, а мой телохранитель, – продолжала я набивать себе цену.

У Надежды отвисла челюсть, мне удалось-таки ее поразить.

– А он женат?

– Да, но кажется ты тоже замужем.

– Да, числюсь. Мой муж уже профессор и любит только свою работу. Он у меня талантливый, его книги по экономике переведены на многие языки мира. Мы разбогатели, видишь… видите, квартиру недавно купили, ремонт сделали.

Бог мой, если она опять начнет про квартиру, я ее убью.

– А почему у вас нет детей? – быстро спросила я, пока она не начала развивать любимую тему.

– Ну, сначала мы не хотели, думали, станем на ноги, тогда и рожу, а сейчас что-то не получается, может, потому, что мы видимся редко. Муж то на симпозиумах, то на конференциях, ему не до меня, и тем более не до детей.

Мне стало жаль Надежду. Она просто одинокая домохозяйка, которая давно никому не интересна, даже самой себе. Ее хобби – квартира, которую она любит и лелеет, больше ей заняться нечем.

– Знаешь, Наденька, Ваня сказал, что ты очень красивая, только полнота тебя портит. Он, видишь, какой спортивный, поэтому ценит совершенную красоту.

– Да, я поправилась за последнее время. А ты… вы тоже так считаете?

– Говори мне «ты», не мучайся. Думаю, тебе килограмм пятнадцать нужно сбросить. Да и лицом, и волосами заняться не мешало бы. Слушай, сходи в один салон, называется «Бони», спроси Бориса, скажи, что от меня, там из тебя куколку сделают.

Я сказала адрес.

– Правда? Здорово! Только что это изменит?

– Мужа вернешь, или, на худой конец, любовника заведешь, сама себя зауважаешь. Вот увидишь, начнется новая жизнь.

– Хорошо, почему бы и нет.

Я попросила рассказать мне о Володе, что он был за человек, какие у них были отношения.

Помолчав, Надя заговорила:

– Я любила его, долго добивалась взаимно– сти, но Володя не создан ни для любви, ни для семьи, он был погружен в себя, всегда апатичный, до окружающих ему не было дела. Я до сих пор удивляюсь, что мы с ним встречались почти три года. Думаю, только благодаря моей настырности. Он был моим первым мужчиной, первой настоящей любовью, я не думала, что мы когда-нибудь расстанемся. Когда Володя порвал со мной, я назло ему вышла замуж. Но его это мало волновало. Его вообще ничто никогда не волновало. Я только себе сделала хуже. Муж у меня хоть и хороший, но по-настоящему женат на своей работе, все свои чувства отдает ей, для меня уже ничего не остается. Думаю, он нечасто вспоминает о моем существовании. Тогда звонит и спрашивает: «Как дела?», я отвечаю: «Нормально». Вот и весь диалог. Для другого у него нет времени. Вот такие мне встречались мужчины.

Мы еще минут десять поговорили, посокрушались о кончине Володи. Я поняла, что ничего нового мне узнать не удастся, поэтому собралась уходить. Прощались мы как лучшие подруги. Надя была счастлива, что ее однообразную жизнь нарушил наш приход.

Пока я спускалась на лифте, мне неожиданно пришла в голову, как мне показалось, хорошая мысль. Сев в машину, я сказала Ване:

– Эта Надя – мировая тетка, просто одинокая, вот и носится с квартирой своей от скуки. Я думаю, нужно ее внимание переключить на что-то другое. Ты не знаешь, где можно достать денег?

– Знаю. У меня есть тысяча баксов, – улыбнулся Ваня.

– Откуда?

– Так Прохор дал нам на карманные рас– ходы.

– Тысячу – на карманные расходы?

– Я же говорил, что он щедрый. Ты в косметический салон собиралась, а он не знает, есть у тебя деньги или нет.

– Обалдеть можно! То обвиняет меня в смерти сына, то денег дает на мои капризы. Парадокс!

Я была шокирована.

– Да ладно, нормально, не комплексуй, – успокоил меня Ваня. – А что ты хочешь купить Наде? Кстати, я тоже заметил, что она неплохая.

– Я хочу купить ей щенка.

– Гениально, молодец, Геля. Уверен, она его полюбит и не будет так страдать от скуки. Собаки очень преданны, так что любовь будет взаимной.

– Я тоже думаю.

– Видишь, значит, я не глупее тебя.

Ваня был явно очень высокого мнения о моих умственных способностях. Пусть продолжает заблуждаться.

– Несомненно, – заверила я его.

– Итак, едем покупать щенка, я знаю один зоологический магазин, там наверняка подскажут, где сейчас это можно сделать.

Ваняша совсем развеселился, и мы поехали искать щенка.

После продолжительных поисков нашли совершенно очаровательного йоркширского терьера. Не полюбить его было невозможно. Когда видишь эту крошку, берешь его маленькое тельце в руки, возникают просто-таки материнские чувства. Мы вернулись на Новокузнецкую, и Ваня пошел дарить малютку.

Когда он пришел от Надежды, на его лице была счастливая улыбка человека, спасшего мир от гибели. Мне не терпелось узнать подробности. Ваня сказал:

– Ты не можешь себе представить, как мы правильно поступили. Надя чуть не визжала от восторга и едва не свернула мне шею, когда хотела меня расцеловать, – для убедительности, он потер шею, – а я сказал ей, что эти собаки не выносят громкого голоса, она сразу заговорила почти шепотом. Назвала его Басиком. Теперь мы с тобой как его крестные всегда желанные гости в ее доме.

– Ну что ж, это хорошо. Как-нибудь навестим их, только вот мы немного отклонились от заданного курса. Пора возвращаться к работе, – заметила я.

– Ты что, Геля, побойся Бога, посмотри, который час, уже спать пора, а ты все о работе. Да и поужинать не мешало бы.

– Понимаешь, мне никак не удается сдвинуться с мертвой точки… – призналась я.

– Ничего, прорвемся, не дрейфь. А теперь домой, ужинать и спать. Завтра будет новый день, продолжишь свои поиски.

Ваня, как отец родной, следил за моим режимом.

– И то верно, – согласилась я. На меня навалилась усталость, день выдался невероятно трудный и длинный.

– Да и мне домой пора, а то Ленка опять будет ругаться, – вздохнул Ваня.

– Она у тебя какая-то злобная, – вяло заметила я.

– Есть немного, все время чем-то недовольна, всегда найдет к чему придраться, а так, в принципе, ничего – терпимо.

«Все же мой друг неисправимый оптимист», – подумала я.

Когда мы приехали домой (теперь дом Прохора – мой дом, на неопределенное время), я перехватила салатика, приняла душ, переоделась, и усталость вдруг испарилась, спать совершенно расхотелось. Я попыталась систематизировать полученную сегодня информацию. Потом решила спуститься в гостиную и расположиться там. В углу комнаты я обнаружила невероятно удобное кресло, возле которого находилась витиеватая лампа. Этот уголок был создан для раздумий и приведения в порядок хаотичных мыслей. Там я и осела, решив для начала просто посидеть в тишине и темноте. Кажется, я все же задремала, так как неожиданно проснулась от какого-то движения в комнате. Сначала даже не поняла, где я и кто находится рядом. Пока сосредотачивалась, выдавать свое присутствие стало поздно. Возле камина стоял Стас, он говорил по телефону. Я решила, что окликну его, когда он закончит разговор. Мне было слышно, как он говорил: «Хорошо, я все понял, так и сделаем, не волнуйтесь, Прохор Степанович». Потом он захлопнул крышку телефона, с раздражением сказал: «Старый осел, сдохнешь, как и твой ублюдок». Я чуть не подпрыгнула от неожиданности и попыталась вжаться в кресло, слиться с ним, прирасти к нему. Теперь обнаружить себя было равносильно самоубийству. Никогда я не была в подобной ситуации. Развернись Стас на полкорпуса, и сразу же увидел бы меня. Я была готова провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе. Огромным усилием воли я отвела от него взгляд – известно, что если пристально смотреть на человека, он почувствует это и обернется. Я не придумала ничего лучшего, как притвориться спящей, но, похоже, удача сегодня была на моей стороне. Сначала я уловила, что в комнате что-то изменилось, потом открыла глаза и увидела, что она опустела. Я так перетрусила, что у меня дрожали руки. Посидев еще минут пять, я на негнущихся ногах подошла к бару, налила себе бокал «Хеннеси» и залпом осушила его. По телу пошла приятная истома. Я решила больше не искушать судьбу, а идти спать. На сегодня впечатлений более чем достаточно. В кровати долго вертелась и думала о том, что изначально считала Стаса хамелеоном, но чтобы он зашел так далеко в своем притворстве, даже предположить не могла.

Следующий день начался с визита ко мне Прохора Степановича. Он слегка осунулся, но выглядел великолепно. Деловой костюм подчеркивал его мужественность и властность.

– Извини, Ангелина, что вынужден будить тебя, но я хочу поговорить. У меня есть всего час, позже я должен уехать до вечера – у меня дела, – сказал он. – Я буду ждать тебя в столовой.

Приход Прохора был весьма кстати, в силу последнего происшествия мне также нужно было у него кое-что спросить.

Спустя десять минут я уже садилась за стол.

– Оперативно, – похвалил меня Прохор, – давай наш разговор совместим с завтраком.

Кажется, наши предпочтения в кулинарии полностью совпадали, потому что Прохор также пил крепко заваренный кофе и ел маленькие некалорийные тостики.

– Я сознательно не тревожил тебя все эти дни – не хотел мешать. Что нового тебе удалось выяснить? – спросил он.

– Боюсь, что мне придется вас разочаровать, информации у меня с гулькин нос. Я сама в отчаянии, что мне не удается сдвинуться с места. Я ведь говорила, что лучше обратиться к профессионалам, они бы наверняка что-нибудь уже выяснили.

– Профессионалы, то бишь милиция, и так делают, что могут. Думаю, иногда весьма полезно свежее мнение дилетанта, как говорится, взгляд под другим углом…

– Может, вы и правы, только пока у меня нет никакого мнения, ни свежего, ни устаревшего. Я уверена, если очень постараться, можно чего-то добиться, только как бы нам не потерять драгоценное время, вдруг у нас его мало.

– Не беспокойся об этом. Главное, что ты пытаешься что-то сделать, это уже немаловажно. Как тебе мой Ваня? – сменил он тему.

– Ваня – просто умница, не знаю, как я обходилась без него раньше.

– Вот, вот, у меня тоже всегда такое чувство.

Мы сидели в столовой, завтракали и мило болтали, а я все не решилась заговорить о Стасе. Мне не хотелось говорить о том, что я вчера услышала, но очень хотелось узнать о нем побольше. Как он оказался с Прохором, почему стал его помощником. Прохор – человек жизнью битый, легковерным его никак не назовешь, поэтому мне было не понятно его безграничное доверие к Стасу. И вдруг Прохор сам начал говорить:

– Не знаю, почему вы невзлюбили друг друга. Он отличный парень, в вопросах бизнеса ему нет равных, он предан мне с давних пор и проверен на прочность – свой человек.

Видимо, я упустила часть монолога, потому что не сразу поняла, о ком он говорит. Когда же поняла, что это характеристика Стаса, была очень удивлена. У меня он вызывал совсем иные эмоции.

– А как он оказался с вами? – спросила я.

– Он со мной уже лет восемь, за это время благодаря ему мой бизнес окреп и расширился, все его проекты были весьма удачными и приносили хорошую прибыль. Его привел Володя, сказал, что они вместе учились, что Стас был талантливым студентом и просил испытать его. После нескольких удачных сделок я проникся к нему уважением и сделал его своим помощником. Он, как и Ваня, незаменим на своем месте.

– Во время нашей первой встречи вы называли его своей правой рукой. Он что, теперь ваш компаньон?

– В некотором роде, да. Он мой партнер по бизнесу. Ему принадлежит треть моего дела.

– Почему треть? – поинтересовалась я.

– Одна треть – моя, вторая была Володина. Господи, если бы я мог все исправить. Думаю, что мы напрасно ищем убийцу. Я и есть настоящий убийца. Я убил свое дитя, убил своей невнимательностью. Если бы я вовремя заметил, что с ним твориться что-то неладное, проявил чуткость, может, его можно было спасти, а теперь уже ничего не исправишь, слишком поздно я спохватился.

Настроение Прохора испортилось. Я попыталась его утешить.

– Думаю, что вы вините себя напрасно. Постарайтесь успокоиться, дождитесь конца расследования, вдруг всплывут факты, которые опровергнут все, о чем вы только что говорили.

– Спасибо, Ангелина. Только Володю это не вернет, и я не сниму с себя вину за его гибель. Он начал погибать задолго до своей истинной кончины, а я не смог его спасти. Он ведь был законченным наркоманом…

– Знаю. А как фамилия Стаса? – перебила я его, стараясь вернуть разговор в нужное мне русло.

– Евсеев, – ответил Прохор. – Ты напрасно копаешь под него, Стас вне подозрений. Он надежный, проверенный, несколько лет назад спас мне жизнь.

– И как же это произошло? – заинтересовалась я.

– Года четыре назад на меня было совершено покушение. Когда мы выходили из казино, раздался выстрел, Стас заслонил меня своим телом.

– Он был ранен?

– Он – нет, был убит мой тогдашний партнер – Серега.

– А кто стрелял?

– Не известно, дело так и не раскрыли. Мы в то время делили фармацевтический бизнес, думаю, что убийство заказали конкуренты.

Чем больше я узнавала, тем больше вопросов у меня возникало, но я решила пока их не задавать. Я попросила ключи от квартиры Володи, и мы распрощались.

Приехал Ванюша и как обычно начал балагурить:

– Привет, шеф! Какие планы на сегодня?

– Привет, Ванечка! Сегодня четверг, и думаю, что нам следует поехать в институт, поговорить с Ларисой Петровной. А потом поедем в косметический салон или осмотрим Володину квартиру.

– О’кей, шеф! Понято! – дурачился он.

По дороге я спросила:

– Ваняша, а ты знаешь, как в окружении Прохора возник Стас, откуда он появился?

– Нет, Геля, я не застал этот момент. Когда я начал работать на Прохора, этот змей уже был при нем.

– Ты его не любишь?

– Не любишь! Смеешься? Я его не выношу! Если бы ты не была женщиной, я бы тебе охарактеризовал его более крепкими словечками. А так могу сказать: очень нехороший человек.

– И в чем же проявляется его нехорошесть?

– Трудно сказать, вроде бы и примеров привести не могу, но чувствую – гаденыш он, подлый и неискренний.

– Однако же Прохор доверяет ему вне всякой меры.

– Я сам иногда удивляюсь. Прохор – нормальный мужик и этот слизняк, что может быть общего. Ан нет, неразлучны, как пальцы на ногах.

– Почему именно на ногах?

– А кто их знает! Хочешь – на руках.

– Ладно, без разницы. Лучше приведи мне хоть один пример его неискренности или подлости.

– Ну, например: однажды я сам случайно видел, как они с Володей садились в такси возле ночного клуба «Смерч». Утром Прохор долго не мог дозвониться Володе и все беспокоился, не случилось ли с ним что-то. Я ему посоветовал спросить у Стаса, куда они поехали вечером и где Володя. Когда Прохор спросил, Стас «включил дурака», сказал, что они с Вовкой вообще почти не встречаются, откуда ему знать, где он бывает, что он весь вечер просидел над договорами с поставщиками, работал как каторжный и все в таком духе. Орал, как больной, и меня выставил полным идиотом. Хотя, клянусь тебе, Геля, я не ошибся и до сих пор уверен, что это был он.

– Я верю тебе, Ваня. Интересная складывается мозаика. А про покушение на Прохора ты что-нибудь знаешь?

– Этот момент я тоже не застал, но в то, что Стас прикрыл Прохора своим никчемным телом, верится с трудом. Если бы он прятался за Прохором – другое дело, в это я бы охотно поверил. А так… Не такой он человек, чтобы жертвовать своей шкурой ради другого. Не тот типаж. Понимаешь?

– Охотно верю! Не нравится мне все это.

– Мне тоже никогда не нравилось, но что я могу изменить. Я ведь простой водитель и должен соблюдать субординацию. Не могу же я прийти и сказать Прохору: «Вы напрасно ему доверяете – гад он». А доказательства? Нету! Одни эмоции!

– Когда приедем в институт, нужно будет и о нем навести справки: откуда он, кто родители и тому подобное. Чует мое сердце, что-то с этим Стасом не так.

– Обязательно спроси, Геля. Вот бы хорошо было найти на него какой-нибудь компромат, может, Прохор в нем разочаруется и погонит взашей.

– Ладно, не мечтать нужно, а действовать.

Я была настроена весьма решительно.

– Согласен!

Мы приехали в институт, наплели с три короба бдительному вахтеру, который не хотел нас пускать без пропусков. Но Ванина внушительная внешность и мои честнейшие глаза возымели действие. Он наверняка решил, что мы не иначе как из ФСБ, такого туману напустили.

– Ваня, если мы так будем выкладываться возле каждого вахтера, у нас здоровья не хватит до конца расследования, – пошутила я.

– Не волнуйся, у меня хватит на двоих. Дай повеселиться, интересно наблюдать, насколько люди у нас доверчивы. Я понял, если постараться, то к любому человеку можно найти подход.

– Ты как всегда прав, – похвалила я его.

Мы нашли нужный нам деканат. Ваня остался за дверью, а я вошла. В деканате находилась лишь молоденькая секретарша, наверняка подрабатывающая студентка. Она с завистью оглядела меня с ног до головы. Мысленно подсчитала стоимость моего костюма, сумочки, косметики и духов, итог произвел на нее впечатление. В ее взгляде застыло восхищение и желание угодить. Это была естественная реакция неповзрослевшей девочки, которая мечтает стать такой же красивой и успешной, когда вырастет. Мне оставалось только молить Бога, чтобы не пришел кто-то постарше и менее впечатлительный. Я спросила о Ларисе Петровне. Девушка сказала, что та в отпуске. Я попросила ее домашний адрес, сказала, что мой двоечник брат не сдал ей экзамен. Это была чистая импровизация, так как я не знала и знать не могла, какой предмет ведет Лариса Петровна, принимает ли она экзамены и как фамилия моего несуществующего брата. Но или я попала в точку, или девушку это мало волновало, она спокойно списала с компьютера домашний адрес преподавателя.

– У меня к вам есть еще одна просьба, – изображая некоторое смущение, снова заговорила я, – думаю, вы сможете меня понять, мы ведь обе женщины…

После такого обращения девушка стала само внимание и участие.

– Да, конечно, – сказала она.

– Понимаете, недавно я повстречала одного мужчину, у нас с ним завязались весьма теплые, очень даже теплые отношения…

– Понимаю, – девушка затаила дыхание.

– Так вот, я боюсь, как бы не разочароваться. Вдруг он женат. Я знаю, что он учился в этом институте, может быть, есть личное дело или адрес, чтобы я могла проверить его честность.

Это была откровенная липа, шитая белыми нитками, но девушка внимала с открытым ртом. Я неуверенно спросила:

– Наверное, это сложно. Да?

– Ну что вы, нет ничего проще, вся информация о студентах, начиная с 1978 года, хранится в базе данных институтских компьютеров, – услышала я. – Какой год вас интересует?

– Год я точно не знаю, где-то около 90-го, но зовут моего знакомого Евсеев Станислав Александрович.

– Хорошо, поищем по фамилии.

Через считанные секунды передо мной лежал листок со всеми Евсеевыми, которые учились в институте, начиная с 1978 года. Их оказалось не так уж много, всего шесть человек: Евгения, Леонид, Сергей, Александр, еще раз Александр и Елена. Станислава не было.

– А может, он не окончил институт? – с надеждой спросила я.

– Здесь все студенты, которые учились, видите, напротив некоторых стоят пометки «отчислен» и год. К сожалению, вашего знакомого здесь нет. Мне очень жаль, – девушка расстроилась даже больше, чем я.

– Ничего, может я его не правильно поняла и он учился не в этом вузе, – успокоила я ее.

Вдруг в деканат влетела, внеслась какая-то грудастая тетенька в костюме «прощай юность». Она вперила в меня свои больные хроническим конъюнктивитом глаза, осмотрела с головы до ног и, в отличие от секретаря, мигом возненавидела. Ее красные воспаленные глаза были слегка навыкате, добавьте сюда еще очки в массивной оправе с бифокальными линзами, беспорядочно растущие зубы, и сходство с вампиром очевидно. Она посмотрела на меня пристальным, не дремлющим оком и спросила грудным голосом:

– Что вам нужно, мамаша?

Я даже оглянулась, так как не сразу поняла, что это она ко мне так обращается. А когда поняла, так опешила, что не смогла ничего ответить.

Неожиданно девушка пришла мне на помощь, она сказала:

– Это знакомая Ларисы Петровны, я сказала, что она в отпуске и будет в конце июля.

Пока девушка говорила, я спрятала распечатанный листок в сумочку, сделав вид, что достаю платок. Мне и в самом деле стало жарко, и на верхней губе выступила испарина, которую я аккуратно промокнула.

– Милочка, ты как всегда все напутала, за что только деньги получаешь. Лариса Петровна сейчас на кафедре. А вы по какому вопросу к ней?

Столь откровенное унижение бедной секретарши меня просто взбесило. Вот же дрянь какая, наверняка ежедневно издевается над несчастной малышкой, которая за свою рабо– ту получает сущие копейки. Я окончательно оправилась от шока, поэтому с достоинством сказала:

– Вас, душечка, это совершенно не касается. Если Лариса Петровна сочтет нужным, обязательно проинформирует вас о цели моего визита, а я считаю это излишним.

«Вампирша» впала в состояние прострации, а девушка спряталась за монитором, так как не могла сдержать смех. Я подмигнула ей и показала глазами в сторону двери. Она кивнула в ответ.

– До свидания, милочка, всего вам доброго, – попрощалась я с «вампиршей».

В конце коридора маячила мощная Ваняшкина фигура, я пошла к нему.

– Ну, как? – спросил он.

– Позже расскажу, потерпи.

Он «надулся». Через минуту выбежала моя студентка-секретарша и подошла к нам.

– Спасибо тебе, ты мне очень помогла и перед «вампиршей» отмазала, – сказала я.

Она засмеялась:

– Что вы, это вам спасибо. Изольда долго вас будет помнить, ее еще никогда так не ставили на место. Как я сама не додумалась назвать ее «вампиршей», она такая не столько из-за внешности, сколько по своей сути, всю кровь из меня выпила, ужасно сволочная. Я ничего не напутала, Лариса Петровна действительно в отпуске. Но может, у нее какие-то дела или она вышла на работу для своего удовольствия. Вы, наверное, хотели узнать, где находится кафедра?

Эта девочка нравилась мне все больше и больше.

– Да, как найти ее в этих лабиринтах?

– Пойдемте, я вас провожу, – предложила она.

– А как же Изольда?

– Ничего, пусть попсихует, – махнула рукой девушка. И мы пошли на поиски Ларисы Петровны. После недолгих блужданий по этажам и коридорам мы подошли к нужной двери. Девчонка сказала:

– Это здесь!

Мы распрощались, как родные, и она умчалась к себе. Кафедра представляла собой отдельный коридор с множеством дверей. Я и Ваня несколько минут заглядывали в них и спрашивали, где найти Ларису Петровну. В предпоследней комнате к нам подошла женщина, сказала, что это она и есть.

Лариса Петровна оказалась женщиной неопределенного возраста – от тридцати до пятидесяти лет. Такая неопределенность обусловлена тем, что она обладала невыразительной внешностью: невысокого роста, наверное, худенькая, хотя могла быть и полноватой – фигуру скрывала растянутая вязаная кофта и длинная трикотажная юбка, на ногах простые удобные туфли без каблуков. Лицо же и вовсе было не запоминающимся: мышиного цвета волосы, собранные в тугой пучок, блеклые губы, небольшой нос, брови непонятной формы, глаза прятались за серой оправой со стеклами «хамелеон». Запомнить такую женщину невозможно, еще сложнее сказать, нравится она вам или нет. Подобным людям удобно в криминальных кругах – никто и никогда не смог бы составить их фоторобот.

– Чем обязана? – спросила она меня, потому что Ваня успел ретироваться.

– У вас можно где-нибудь присесть? – не отвечая на вопрос, в свою очередь спросила я.

– А стоит ли?

– Думаю, да, – ответила я.

– Ну что ж, пройдемте.

Она провела меня в какую-то каморку, судя по всему местную курилку, где мы и устроились.

– Я хочу задать вам несколько вопросов относительно вашего бывшего студента Володи Астахова, – начала я.

Лариса Петровна изменилась в лице. Выражение глаз невозможно было определить за очками, но то, что она стала невероятно бледна и губы у нее побелели, было очевидно. Странная реакция, а главное подозрительная. С чего бы так бледнеть.

– Я, пожалуй, закурю, – хрипло сказала она.

Когда Лариса Петровна достала сигарету, у нее так дрожали руки, что она долго не могла вставить ее в рот, а потом прикурить.

– Вам помочь? – спросила я.

– Справлюсь, – ответила она. – Что вы хотите узнать?

– Хочу знать, какие у вас с ним были отношения.

– На каком основании я должна отвечать на подобные вопросы?

– На том, что я расследую обстоятельства его смерти.

– У вас есть соответствующее удостоверение?

– Нет. Его отец попросил меня заняться расследованием в частном порядке. Надеюсь, вы мне поможете?

– Не думаю, что могу вам чем-нибудь помочь. Мы с ним были мало знакомы.

Похоже, она оправилась от шока.

– У меня на этот счет другая информация, – я решила блефовать.

– Какая же?

– Мне известно, что вы были с ним близки, по крайней мере, один раз.

– Это неправда!

– И все же, я уверена в обратном, – продолжала настаивать я.

– Ну что ж, хорошо, я думаю, отпираться бессмысленно. Да, мы действительно «были близки», как вы выражаетесь. Ну и что из этого? Это было всего один раз. Больше мы никогда не встречались.

– Скажите, что он был за человек?

– Инопланетянин! – сказала она.

– Как это?

– Он был не от мира сего, как будто с Луны свалился. Жил в своем придуманном, иллюзорном мире, в своих мечтах.

– Простите за бестактный вопрос, но все это вы поняли после одной ночи или что у вас было…

– Ничего. Одним бестактным вопросом больше, одним меньше – какая разница. Нет, я сделала эти выводы задолго до нашей ночи. Это действительно была целая ночь, проведенная вместе. Я была куратором группы, в которой учился Володя, и старалась наблюдать за всеми ребятами. Так вот, о Володе у меня сложилось мнение, что он как будто всегда в стороне от других. Что он ведомый человек. Если ему встречалась сильная личность, он подчинялся ей полностью. Не могу сказать, что он был бесхребетным. Нет. Просто так ему было удобней жить. Хотя относительно нашей близости… Инициатива исходила от него, я бы до такого не додумалась.

– И вы не растерялись и приняли его предложение. – Я откровенно хамила.

– Это вас не касается. Если у вас больше нет вопросов, разрешите откланяться, у меня много работы.

Лариса Петровна встала и повернулась ко мне спиной, собираясь уходить.

– А почему вы вышли на работу, вы ведь в отпуске?

Этот безобидный вопрос заставил женщину замереть, я увидела, как напряглась ее спина. Не оборачиваясь, она повторила:

– У меня много работы.

Я простилась и ушла. Ваня опять спросил:

– Ну, как?

– Знаешь, у меня такое чувство, что мы что-то нащупали, но что, убей не пойму.

– Не буду я тебя убивать, вдруг поймешь.

Ваня, как всегда, веселился.

– Отстань со своими глупостями, а то ничего не расскажу, – я сделала вид, что рассердилась.

– Нем, как рыба. Говори!

– Так вот, Лариса эта какая-то подозрительная, будто чего-то боится. Наверное, что-то скрывает, только что? Что ей может быть известно? Насчет того, что переспала с Володей, она не таится, почему-то очень испугалась, когда я сказала, что пришла с ней поговорить о Володе, а известие о его смерти ее не взволновало, в отличие от Нади. Она даже не спросила, от чего он умер. Странно! Да, и самое главное: Стаса нет среди студентов когда-либо учившихся в этом институте. Каково, а? Возникает вопрос – откуда он взялся?

– Я же говорил, что он неискренний! – сказал Ваня.

– Знаешь, нужно добыть его личное дело. Что-то же должно на него быть, может, в офисе. Только как это сделать? К Прохору обращаться не стоит.

– Нет проблем. У меня приятельские отношения с Маринкой, секретарем Прохора, думаю, она нам поможет. Только нужно заехать купить какие-нибудь классные духи для нее.

Мы заехали в магазин «Летуаль», где купили духи «Барбари», из новой коллекции. Подъезжать к офису не стали, припарковались недалеко от него, в переулке. Ваня позвонил Марине и договорился о встрече в кафе, в котором та иногда обедала. Нам повезло, до обеда осталось минут двадцать. В кафе мы неплохо подкрепились за умеренную цену. Когда появилась Марина, я взяла у Вани ключи от машины и ушла, решив не мешать их разговору. В таких делах свидетели не нужны.

Спустя минут сорок пришел Ваня и сказал, что девушка обещала вечером, после работы, принести бумаги.

– Молодец, ловко, – похвалила я своего помощника. Ваня только хмыкнул в ответ, что означало – иначе и быть не могло.

Было всего половина третьего, до конца рабочего дня далеко, и мы решили обыскивать Володину квартиру. Возле старого добротного дома у метро «Проспект Мира» Ваня остановил машину.

Войдя в подъезд, я была поражена. На мраморной лестнице лежали ковровые дорожки, в углах стояли кадки с живыми цветами, на стенах висели незамысловатые профессионально выполненные акварели. Этот подъезд настолько отличался от нашего, загаженного и заплеванного, что я чуть не заплакала. Живут же люди!

К нам подошел консьерж – спортивный парень в форме охранника. Я приготовилась сочинять очередную легенду, но он протянул руку Ванечке:

– Здорово, Иван! В 122-ю?

– Привет, Серега! Да, нужно забрать кое-что из вещей, Володя-то умер.

– Да слышал, пусть земля ему будет пухом, щедрый был парень. А эта девушка с тобой?

– Это, Серега, не девушка, а мой босс. Я у нее теперь в телохранителях состою, вот… – и он показал свой пистолет.

– Везет же некоторым, – присвистнул Сергей, сначала взглянув на «Макаров», потом оглядев меня.

Ваня гордо прошел мимо него по лестнице, а я за ним. На втором этаже он остановился у двери из какого-то наверняка пуленепробиваемого сплава. Мы вошли. Несмотря на отсутствие хозяина, в квартире был не затхлый воздух. Я сказала об этом Ване. Он предположил, что домработница по-прежнему приходит и убирает. Может, ей не сказали, что хозяина уже нет в живых, а может, просто еще не решили, что делать с квартирой.

Как и говорил Ваня, Володина квартира напоминала жилище аскета. Подъезд этого дома выглядел куда богаче, чем она. Мебели было минимум, только самое необходимое. Кухня чистая, но и безликая. В спальне стояла двуспальная кровать, шкаф, комод. Телевизора не было. Повсюду в разных подсвечниках огромное количество свечей. Стены выкрашены в белый цвет, одна из них увешана женскими портретами. Окна плотно зашторены, от чего было темно и неуютно. Я даже поежилась – так неприятно было здесь находиться, в полутьме, под пристальными взглядами женщин. Мы раздвинули шторы, и я внимательно оглядела портреты. Видимо, некоторые покупались у разных художников, другие же вырезались из журналов. Но все они были в рамочках, под стеклом. На первый взгляд, ничего интересного: просто разные немолодые, ничем не примечательные женщины, но позже я поняла, есть в них что-то общее – как говорят, один типаж. У всех большие глаза, небольшой ровный нос, маленькие губы, схожий излом бровей. Отличались они разве что овалом лица: у некоторых он был чуть круглее, у других чуть длиннее, а еще цветом волос и глаз, прической. Значит, Володе они напоминали какую-то конкретную женщину. Но кого? Ладно, вернемся к ним позже.

В другой комнате тоже был минимум предметов мебели. Пара кресел, книжные полки, круглый стол с тремя стульями. Ни вазочек, ни картинок, ни фотографий, ни цветов – ничего, что дало бы представление о хозяине квартиры. Думаю, домработница не очень уставала от уборки в ней. На полке стояло немного книг Ф.М. Достоевского. «Преступление и наказание», «Идиот»… Кажется, их часто читали. Несмотря на то что год выпуска был 1998-й, выглядели они потрепанными, зачитанными. Однако какой необычный вкус у Володи! Я глубоко уважаю Федора Михайловича, но меня его творения всегда вгоняли в тоску и уныние, больно уж они мрачные. Видимо, Володе нравилось поддерживать в себе удрученное настроение.

Мы с Ваней обыскали комнаты и даже ванную с туалетом в надежде найти что-то необычное, но в этой квартире и обычных-то вещей не наблюдалось, что уж говорить о необычных. В идеале хотелось бы отыскать дневник, написанный Володей с систематическим повествованием о прожитых днях и искренними объяснениями, почему он бросил институт, когда и почему начал принимать наркотики, где их доставал. Может, там оказалось бы и имя вероятного убийцы. Естественно, ничего похожего не то что на дневник, но даже на плохонькую записочку, мы не нашли. Ничего, за что я смогла бы зацепиться для продолжения поисков. Я так расстроилась, так огорчилась, что от отчаяния неожиданно для себя и тем более для Вани заплакала. Ванечка растерялся. Стоял посреди комнаты, пытался что-то сказать и, похоже, слов не находил. В конце концов он подошел ко мне и просто обнял, крепко прижав к своей богатырской груди, погладил по голове.

– Бедная, ты бедная. Ничего, все образуется, ты только потерпи. Чем я могу помочь тебе?

От Ваниного сочувствия и участия я мгновенно успокоилась. В любых обстоятельствах есть что-то хорошее. Хотя я и попала в тяжелое положение, зато нашла такого друга, как Ваня. Я могла бы всю жизнь прожить и никогда с ним не встретиться, а тут так повезло. Я приободрилась.

– Ничего, Ваня, я уверена, что обязательно найду убийцу, нужно только не лениться. Да?

– А то! Все будет в ажуре! Ну что, уходим?

– Знаешь, у меня вдруг возникла одна идея. Давай заберем эти портреты и покажем Егору, Дарье Андреевне и Наде, может, они знают, на кого они похожи.

– О’кей, сейчас сниму их и упакую в лучшем виде.

Ваня начал снимать портреты. Было их двенадцать штук. Никаких коробок для упаковки мы не нашли, поэтому решили вынуть их из рамок и свернуть в рулон. Когда мы сняли с подрамника первый портрет, Ваня сказал:

– Смотри, здесь что-то написано, очень коряво, но разобрать можно.

– Не может быть! Дай сюда! – заорала я и выхватила из Ваниных рук картинку. С обратной стороны вся она была исписана неровным, дерганым почерком.

«Мамочка, родная моя. После твоей смерти я потерял покой навсегда. Я почти не помню, как ты выглядела, мы ведь виделись всего раз, в тот день, когда я убил тебя. Сволочь я и убийца. Нет мне прощения, поэтому и жизни нет. Прости, прости, прости…»

И так до конца листа.

Ваня лихорадочно извлекал из рамок остальные портреты, а я выдирала их из его рук. На всех были похожие тексты, примерно следующего содержания:

«Никогда не забыть мне нашей встречи. Я же ждал ее всю жизнь. Как я мог так отреагировать? Что на меня нашло? Я ведь так мечтал встретиться с тобой. Почему я тебя убил? За что? Я ничего не помню. Как мне жить дальше? Разве это жизнь теперь, без тебя. Я потерял тебя, не успев найти». И так далее, в том же духе.

В этих записях было столько горя, боли и раскаянья, что я отчетливо поняла, – это не могло быть горячечным бредом, а наверняка имело реальную основу. Думаю, Егор напрасно отнесся к Володиному откровению несерьезно. И если предположить, что это убийство произошло на самом деле, значит, Володя каким-то образом встретился с Катериной. Портреты нужно показать Дарье Андреевне и спросить, похожи ли эти женщины на Володину мать. Еще необходимо раздобыть образец почерка Володи, вдруг это не он писал, тогда все еще больше запутается. Но я уверена, что это начало ниточки, ведущей к разгадке гибели Володи.

На всех парусах мы понеслись к дому Прохора. Мое сердце бешено колотилось, не терпелось побыстрее встретиться с нянечкой и хоть что-то прояснить в этом деле. Ваня показал высший пилотаж в вождении машины, он виртуозно объезжал все преграды в виде светофоров и пробок. Я изо всех сил терпела, чтобы не подгонять его, он и так делал, что мог. Наконец мы оказались возле пункта назначения.

В доме царила непривычная суета. В холле было больше прислуги, чем обычно. Со скорбным лицом к нам подошла Софья Петровна и сообщила, что… О, ужас!!! С Дарьей Андреевной случился инсульт, и ее увезли в больницу. Я рухнула в кресло как подкошенная. Ваня положил мне руку на плечо и спросил:

– Что теперь делать?

Моим первым порывом было расплакаться, но я вовремя вспомнила, что уже это делала около часа назад. Если так и дальше пойдет, я рискую превратиться в истеричку. Поэтому на этот раз пришлось сдержаться.

– Что говорят врачи? – спросила я с надеждой. – Какой прогноз?

– Не очень утешительный, учитывая возраст Дарьи Андреевны, – ответила домоправительница.

Потом я обратилась к Ване, кажется, теперь была моя очередь утешать.

– Знаешь, я давно убедилась, что жизнь любит ставить подножки, но эта очень уж подлая. Ты не находишь?

– Ага! – согласился Ваня.

– Ну ничего, трудности закаляют.

– Ага. А может Прохору показать наши находки? – спросил Ваня.

– Ни в коем случае. Очень тебя прошу, ничего пока ему не говори, я обещала Дарье Андреевне не делать этого без необходимости, она доверила мне одну тайну. – Меня осенило. – Постой, кажется, есть выход! Точно! Ты мне поможешь?

– Спрашиваешь! Конечно, помогу.

– Пойдем ко мне в комнату, там все обсудим.

Я поднялась.

– А ты не будешь ко мне приставать?

К Ване вернулось шутливое настроение.

– Постараюсь держать себя в рамках приличия, – заверила я его.

– Вообще-то можешь немного и выйти за них, я потерплю, – продолжал Ваняша.

– Ванька, убью! – пригрозила я.

– Понял, молчу!

И я рассказала о том, что знаю, где искать мать Володи. Мы решили сказать Прохору, что в выходные я поеду к своей маме повидаться с ребенком, а сама полечу в Казахстан. Ванечка же достанет денег на билеты и будет прикрывать меня в Москве.

Разработав план действий, мы отправились на встречу с Мариной. Я попросила завезти меня в салон красоты «Бони» – нужно было почистить перышки и тем самым успокоить суматошные мысли. Высадив меня возле салона, Ваня поехал к Марине. Внимательно осмотрев вывеску и красиво оформленную витрину, я вошла, и тут же рядом со мной возникла администратор и вежливо зачастила:

– Добрый день! Какие услуги вы хотели бы получить в нашем салоне? Может, хотите ознакомиться с их перечнем? У нас работают первоклассные специалисты. Вы останетесь довольны. Пожалуйста, присядьте в это кресло. Что желаете, чай или кофе? Сейчас к вам подойдет мэтр.

– Борис Алексеевич, что ли?

– Да, он сейчас освободится. Если хотите, он сам вас обслужит. Его время стоит очень дорого, но он творит чудеса.

– У меня уже была возможность в этом убедиться. Пожалуйста, сообщите ему, что пришла Ангелина.

– Хорошо, я сообщу, только мэтр очень занят.

– Все же сообщите о моем приходе, – настаи-вала я.

Администратор наконец ушла. «Бр-рр, ну и болтушка», – подумала я.

Через минуту, нет через секунду вылетел взволнованный Бони.

– Ну наконец-то! Я чуть не поседел за это время! Что же ты не давала о себе знать? Я так волновался! – запричитал он.

– Давай где-нибудь поговорим.

– Да, да, конечно. Пройдем в мой кабинет. Маруся, – обратился он к администратору, – пожалуйста, кофе и что-нибудь поклевать.

В кабинете Бони продолжал:

– Я перестал спать, думал, тебя уже нет в живых. Тяжело тебе пришлось, да? Они тебя отпустили, да? Все позади?

– Бони, успокойся. Со мной очень даже хорошо обращаются. Только одно плохо: мне поставили условие найти убийцу Владимира или самой признаться в его убийстве.

– Шутишь? Это ведь был несчастный случай!

– У них другое мнение на этот счет. Да и улики есть. Поэтому я землю носом рою, пытаюсь хоть что-то раскопать.

– Ангелина, прости. Это все из-за меня. Я понятия не имел, что его убили. Но я ведь выглянул сразу же, как услышал стук упавшего тела, а наверху никого не было, я смотрел. Чердак всегда заперт, да и никто не успел бы туда взобраться за такой короткий срок по железной лестнице. А на пятом этаже спрятаться негде, ты сама знаешь. Не понимаю, как его могли убить, когда.

– Бони, хорошо бы немного привести меня в порядок, а я за это время тебе все расскажу.

– Да, конечно, я и сам хотел предложить тебе, но не знаю, сколько у тебя свободного времени. Вообще ты молодец, хорошо выглядишь.

Он уложил меня в косметическое кресло, которое по совместительству было и массажным, и начал трудиться над моим лицом и волосами. А я рассказывала обо всех прожитых в неволе днях и при этом млела от массажа и различных процедур. После моего повествования о приключениях Бони сказал:

– Гелечка, дорогая, да я бы сам для себя не смог сделать большего, чем удалось тебе. Раз уж я втянул тебя в эту историю, постараюсь тоже поискать преступника по своим каналам.

– А что у тебя за каналы? Какая-то могущественная тайная структура? – спросила я с иронией.

– Еще какая могущественная. Страшно сказать!

– Ну мне-то ты скажешь, а? По секрету. Пожалуйста, скажи. Может, это мой шанс на спасение? – разволновалась я.

– Нет, не стоит на это надеяться. Извини, кажется, я неудачно пошутил, тем самым обнадежив тебя. Нет никакой структуры, я имел в виду наших вездесущих бабушек-соседок. Уверен, у них ничто не проходит незамеченным. Может, кто-то что-то видел, только не придал событию должного значения. Расспрошу их, пока из-за своего склероза они не забыли.

– Да, возможно, – разочарованно сказала я. – А я уж чуть не расслабилась.

– Извини.

– Прекрати извиняться. Разве не ясно, что я тебя за все прощаю. Может, действительно удастся найти свидетелей, хотя если милиция до сих пор не нашла, шансов у тебя мало.

– В отличие от милиции, я лицо заинтересованное, да и подход у меня другой. Небольшие подарки бабусям скорее освежат их память, чем занудные расспросы служителей закона.

– Будем надеяться! Итак, решено, ты ищешь по своим «каналам», а я по своим, встретимся здесь же через три дня и обменяемся информацией.

Я посмотрела в зеркало. Бони как будто подтянул мое лицо с помощью скальпеля, такое оно было молодое и привлекательное. Белокурые волосы кое-где покрасил темной краской в виде перьев орла, получилось очень красиво. Если он будет продолжать в том же духе, я скоро легко сойду за тинейджера, придется полностью обновлять гардероб. Вот же Всевышний взял и наделил человека талантом, чтобы тот исправлял его же божественные ошибки. С этим надо родиться, и конечно же талант надо беречь и развивать. Он есть в каждом человеке, только не каждый его замечает. Таланты разные бывают. Водить троллейбус или чинить сантехнику тоже можно виртуозно. А можно уметь хорошо писать картины или играть на скрипке. Но если лениться, «не набивать» руку, это умение навсегда покинет его обладателя. Чего это я расфилософствовалась? Как будто заняться больше нечем!

– Боничка, ты действительно непревзойденный мастер своего дела. Спасибо тебе, скоро мне придется носить с собой электрошокер, чтобы защищаться от мужчин. Ты гений!

– Ну что ты! С тобой легко работать, ты красивая от природы, нужно только слегка подчеркнуть твои достоинства. Так что благодари родителей и Создателя.

Я рассмеялась.

– Знаешь, ко мне приходила некая Надя, сказала, что от тебя.

– Ах да, я забыла тебе сказать. Ну и как, ты сделал из нее красавицу?

– Старался, как мог. Хоть она и хорошенькая, но удивительно запущенный экземпляр. Я посоветовал ей одну эффективную диету, но думаю, что она ей ни к чему.

– Неужели Надюха настолько безна– дежна?

– Нет. Просто она влюблена как кошка в какого-то, по ее словам, необыкновенного мужчину, прямо-таки принца. Никакая диета не сравнится с любовью. Ручаюсь, что через месяц она будет стройна как тополь.

В кабинет постучались, и вошла Маруся-администратор.

– Мэтр, к даме пришел невероятно могучий господин, – сказала она. Мы с Бони захохотали. Это надо же, какое оригинальное сообщение!

– Это не господин, это принц! – уточнила я.

– Тот самый? – спросил, хихикая, Бони.

– Ага, – промычала я, сдерживая смех, – он «голубой».

На этой веселой ноте мы распрощались, и я полетела к Ванечке.

Увидев меня, он присвистнул:

– Ну ты даешь, мать! Как тебе удается хорошеть не по дням, а по часам?

– Хочешь сказать, что до салона я не была хорошенькой? – ехидно спросила я.

– Да ты что? Пусть у меня язык отсохнет, если я такое скажу! Ты и раньше была симпампончиком, теперь же вообще загляденье.

– Сама обалдела, когда увидела. Ну давай, не томи! Рассказывай, как там Маринка! У нее получилось?

– Да вот, держи. Это ксерокопия, Маринка скопировала.

– Ах, умница! Итак, посмотрим, что у нас здесь написано.

В личном деле Евсеева Станислава Александровича данные были такими: москвич, 30 лет от роду, проживает на ул… с мамой Елизаветой Анатольевной. Окончил институт экономики и права в 199… году. В настоящее время не женат и никогда женат не был.

Все. Не густо. Но чем богаты, тем и рады. Будем проверять. Часть работы мы уже выполнили, узнав, что никакой институт экономики и права Стас не оканчивал. Остается выяснить, проживает ли он по указанному адресу. Сегодня уже поздно, поэтому сделаем это завтра, решили мы.

У дома Прохора мы были около девяти часов вечера. Мне захотелось пройтись. Воздух был необыкновенно свежим, особенно под вечер. Ваня высадил меня возле ворот и умчался в Москву. После общения с Бони, после осознания того, что у меня такие замечательные друзья, у меня было великолепное настроение. Подышав загородным не загазованным воздухом, я окончательно воспарила духом и устроилась в плетеном кресле возле дома. В траве пели кузнечики или сверчки, кто их знает. На небе появлялись ранние звездочки. Было тепло. Спустя какое-то время ко мне присоединился Прохор. Сначала он не заметил меня, так был погружен в себя, в свои мысли, но когда почувствовал, что он не один, подошел, окинул меня одобрительным взглядом и сказал:

– Все цветешь, Ангелина? Как твое расследование? Вижу, вы с Ваней неплохо спелись. Уверен, у тебя уже есть для меня информация, не зря же вы все время где-то пропадаете целыми днями. Может, пора меня ввести в курс дела?

– Прохор Степанович, при всем моем уважении к вам и тому подобное, я не могу пока это сделать. Уверена, что мне удалось кое-что нащупать, но этого пока слишком мало. Фактов почти нет, все строится на интуиции и домыслах. Очень прошу вас набраться терпения и подождать еще немного.

– Ну что же, я тебе доверяю. Если нужно подождать, я подожду. Главное, что ты не сидишь на месте. Спокойной ночи! – И он ушел.

Пожелание Прохора этой ночью не сработало, я все время вертелась в кровати и обдумывала, как построить дальнейшее расследование. Под утро, когда наконец-то решила пустить все на самотек, крепко уснула. Но поспать по-человечески мне не дал Ванька, который на ранней зорьке поднял меня с постели и заставил ехать к матери Стаса. Даже позавтракать не разрешил, сказал, что перекусим где-нибудь по дороге. Садист! В машине я спросила:

– Ты чего, сегодня не с той ноги встал?

– Я и лег не с той ноги, и встал! Ленка вчера всю плешь проела. Устроила дикий скандал с допросом. Все допытывалась, где я пропадаю. Говорит, что я себе кого-то завел и вообще, вела себе хуже чем обычно.

– Ну ты бы сказал ей, что выполняешь поручение Прохора, – ищешь убийцу.

– Я сказал, так она потребовала подробно– сти. Еле отвязался.

– Ты что, ей все рассказал?

– Фигушки! Наврал, что мы топчемся на месте, что проверили двух человек, но пока ничего не ясно. Она и о тебе спрашивала. Я сказал, что это не ее ума дело, так она меня чуть на клочки не порвала.

Я скептически улыбнулась, оглядев Ванину фигуру. Хотелось бы посмотреть на человека, который смог бы его порвать на клочки. Да, с женой Ванюшке, кажется, не очень повезло. Сколько слышу, она его все время пилит, а это происходит только в одном случае, о чем я и сказала ему:

– Ваня, думаю, она тебя не любит.

– Да я уже и сам это понял. Наверное, никогда и не любила. Зачем только замуж за меня пошла. Ленка – девушка видная, я даже не ожидал, что она примет мое предложение, а она согласилась. Я был на седьмом небе от счастья, думал, что обрел настоящую семью, особенно когда Алиса родилась. Только после женитьбы счастье длилось не больше месяца. Сначала я списывал закидоны жены на беременность, а потом понял, что это навсегда. Так и живем как кошка с собакой, только дочка и радует. Но жалко ее, что хорошего она видит в такой семье.

– Ладно, Ванечка, не грусти, пройдет время – притретесь и все образуется.

– Да? Спасибо, остается только надеятся.

Ваня остановил машину возле обычного панельного пятиэтажного дома.

– Лучше, если я пойду одна, – сказала я.

Ванечка легко согласился. Он был в плохом настроении.

Нужная мне квартира оказалась на третьем этаже. Было только девять утра, наверняка рановато для визитов, но я все же робко позвонила. Через пару минут дверь открыла еще не старая, но рано постаревшая женщина.

– Что вам нужно? – спросила она тихим голосом.

Черт возьми! Этот Ваня так стремительно поднял меня с постели, а по дороге запудрил мне мозги семейными проблемами, что я опять не придумала, что буду говорить. Снова придется импровизировать, а так как я врать не люблю, сразу же сказала, что пришла по поводу Станислава Александровича.

Женщина предложила мне войти.

Я вошла, и первое, что бросилось в глаза, это портрет молодого человека в рамке с траурной лентой. Я сказала:

– У вас горе? Примите мои соболезнования.

– Спасибо, с этим горем я живу уже давно. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала о нем и не страдала. Я вот все думаю, как долго еще смогу терпеть эту боль. Семь лет мучаюсь, и, видит бог, мои силы на пределе. Мне казалось, что со временем боль затихнет, притупиться, но нет, чем дальше, тем больше она терзает меня. Наверное, еще немного, и я перестану контролировать себя, клянусь, я держусь из последних сил. Будущего у меня нет, только тихое угасание с нездоровой психикой. Лучше бы сошла с ума, может, в мире больного воображения я не страдала бы так о своем сыне.

Я лихорадочно начала соображать. Наверняка эта женщина – мать Стаса, и если она говорит, что потеряла сына, значит, этот сын либо Стас, либо его брат.

– Он у вас единственный?

– Вам ли не знать, вы ведь поэтому ко мне и пришли.

Меня явно приняли за кого-то другого. И почему же я пришла, интересно? Не стану ее разубеждать.

– Да, конечно. Но как все произошло? Расскажите. Или вам больно вспоминать? – Говоря все это, я чувствовала себя распоследней подлой гадиной.

– Стасик всегда был ранимым, чутким ребенком, а такие люди часто пробуют наркотики, которые потом становятся неотъемлемой частью их жизни, продолжением иллюзий.

Эта женщина говорит о Стасе, о том, что он, так же как и Володя, был наркоманом, и, стало быть, это его портрет в траурной рамке. Вот так поворот! Но на фотографии изображен совсем другой человек, не тот Стас, которого я знаю.

– Он мечтал стать актером, но срезался на первом же туре, – продолжала она. – Я убеждала его не отчаиваться, попробовать себя еще, подать документы в другой вуз, но он сломался. Мой муж, отец Стасика, умер, когда сыну было три года. Я воспитывала его одна. Наверное, ему не хватало мужской твердости и поэтому он вырос не очень решительным, слишком мягким. Он всегда легко сдавался. А после неудачной попытки стать актером совсем раскис. Начал пропадать где-то, приходил поздно и ложился спать. Когда мне удавалось с ним поговорить, он отшучивался, говорил, что теперь у него все будет хорошо, что он открыл в себе новые грани таланта, что теперь его примут в любой театральный вуз и он мигом прославиться. Я радовалась, думала, он посещает какую-то студию и нашел хорошего преподавателя. Я спрашивала его, он говорил, что это действительно так. Еще говорил, что нужно много платить за репетиторство. Я работала на двух работах, а денег все не хватало. По утрам мыла полы в магазине, а потом бежала в поликлинику лечить детей. Я по профессии педиатр. Муж мой погиб на рабочем месте, в субботу, хотел подхалтурить. Пилил дрова на лесопилке, кусок дерева отлетел и застрял у него в груди. Пока приехала «скорая», пока довезли до больницы… В общем, он умер. Поскольку несчастный случай произошел в не рабочее время, пенсию нам платили очень маленькую. Я иной раз приходила с вызовов ног под собой не чуя, так уставала. Вот и не заметила, что со Стасом не все ладно, что он стал агрессивным, что его стали интересовать только деньги, что он и думать забыл об актерстве. Спохватилась, но было уже поздно. Не могу вам передать, каково это – иметь в семье наркомана, тем более единственного горячо любимого сына. Когда понимаешь, что это конец, что твой ребенок теперь совсем другой человек, что его, кроме очередной дозы, ничего не интересует, что ради нее он может пойти на все: убить, ограбить, продать ценные вещи и себя. Что твой мальчик, над которым ты дрожала с самого его рождения, плакала, когда он заболевал или что-то себе ломал, целовала его маленькие ручки, ножки, обнимала его худенькое тельце, учила его говорить и читать, стал чужим незнакомым человеком, даже не человеком, а зомби. Последние годы были самыми страшными. Стас появлялся редко, его невозможно стало узнать, так плохо он выглядел. Иногда он был почти в сознании и тогда плакал, просил его спасти. Были испробованы разные методы лечения, но ничего не помогало. Требовалось его твердое решение покончить с наркотической зависимостью, а силы воли у сына на это не хватало. Он умирал в больших мучениях. У него отказала печень, распухла до таких размеров, что ребра не выдерживали. Вены были ужасно изуродованы, доктора не могли ввести ему поддерживающие лекарства. Кровь была настолько густой, что не проводила их. Агония длилась неделю, и я все время оставалась рядом, видела, как он страдает, и молила Бога, чтоб он побыстрее забрал его к себе. Я, мать, просила Всевышнего не продлить жизнь сыну, а лишить его ее. Представьте, до чего я дошла!

Я давно все это представила, у меня у самой маленький ребенок, и я так остро поняла боль этой несчастной женщины, что не могла сдерживаться и тихо плакала. Пусть будут прокляты те нелюди, которые наживаются на наркотиках, принося в дома горе и ужас! Ведь Стас умер не из-за того, что заболел или случайно попал под машину, а потому, что когда-то кто-то дал ему попробовать проклятое зелье и в ту самую минуту подписал ему смертный приговор.

– Какой ужас, это так страшно, то, что вам пришлось пережить. У меня нет слов, чтобы передать, как я вам сочувствую, – говорила я, не переставая плакать.

Елизавета Анатольевна начала суетиться вокруг меня, пытаясь успокоить. Она от части свыклась со своим горем, я же ни с чем подобным, к счастью, никогда не сталкивалась.

У меня есть еще один недостаток, или достоинство (это как посмотреть), который мешает мне жить. Я всегда ставлю себя на место другого человека, полностью разделяя его чувства, так сказать, вживаюсь в его проблемы или радости. Иногда мне приходится выслушивать человека, у которого так много проблем, что они меня изматывают, буквально изнуряют. Тогда я пытаюсь избегать встречь с этим человеком. Но зато, я настолько вникаю в его переживания, что хорошенечко все осмыслив, могу дать ценный совет. У меня была подруга, с которой мы вместе работали, которая ежедневно посвящала меня в свои семейные проблемы. У нее был неравный брак и по возрасту, и по социальному положению. К мужу у нее была мощная сексуальная привязанность. Страсть была настолько сильной, что моя подруга не давала жизни ни себе, ни мужу, ежесекундно изводя себя и его ревностью, требуя доказательств любви. Это с одной стороны, а с другой, он раздражал ее тем, что кроме как в постели у них не было и не могло быть совместных интересов. Ее это злило, она порывалась с ним расстаться, но не могла. Я искренне пыталась ей помочь, объясняя, что нужно или приспособиться и искать точки соприкосновения, если человек ей дорог, либо расстаться с ним и не мучить друг друга. Не один из вариантов ее не устраивал, и она продолжала выливать на меня свои неизменные проблемы, уговаривая во что бы то ни стало ей помочь. На мой взгляд, нужно было подождать, пока эти отношения не изживут сами себя и эти люди мирно не расстанутся, но советы давать легко, а следовать им очень сложно. Так вот на протяжении всего их брака, а он длился два года, я была на грани нервного срыва. Но ситуация разрешилась неожиданно, когда муж моей подруги уехал к матери в деревню и утонул. Самое интересное, что в роли вдовы моя подруга почувствовала себя куда счастливее, чем замужем. Погоревав, она начала рьяно помогать его многочисленным родственникам ради его светлой памяти, изображая из себя женщину с трагической судьбой и тем самым привлекая внимание других мужчин. Сейчас ее личная жизнь в полном порядке, но я, на всякий случай, общаюсь с ней гораздо реже.

Немного успокоившись, я показала фотографию «нашего» Стаса с ксерокопии личного дела. Хотя копия и не очень удачная, но Стас на ней был вполне узнаваем.

– Скажите, вы не знаете этого человека, – спросила я.

– Вы не из собеса? – удивилась женщина.

– Нет! Меня зовут Ангелина. Я расследую смерть одного человека, который тоже был зависим от наркотиков. И расследование привело к вам.

– Вот как… А я приняла вас за работника собеса.

– Извините, что не стала вас переубеждать.

– Не стоит извиняться. Мне было странно, что вы так внимательно слушали меня. Они никогда не слушают, им всегда некогда. Подождите, я надену очки и посмотрю.

Я сложила лист так, чтобы была видна только фотография, и протянула ей.

– Конечно, можно ошибиться, но этот парень очень похож на приятеля моего сына, по крайней мере, он мог бы теперь так выглядеть. Внешность у него запоминающаяся, немного восточная. Его звали… Кажется, Евгений. Да, точно, Женя. Я еще всегда думала, что это имя ему не идет, оно бы подошло парню более изнеженному, что ли, а он был, как бы поточнее сказать… немного жестким.

– А как они познакомились, вы не знаете?

– Почему же, знаю. Женя учился на втором курсе театрального института, в который поступал мой сын, там они и познакомились. Стасик им всегда восхищался, говорил, что он невероятно талантлив.

Я не знала, что и думать. Сначала Володя привел этого Женю-Стаса к Прохору и сказал, что тот талантливый финансист, потом настоящий Стас говорит своей маме, что тот талантливый актер. Кто же он на самом деле? И не многовато ли талантов для одного человека? Как он везде успевает? Прямо-таки дьявольщина какая-то! Не зря я сразу прозвала этого типа Мефисто.

– Скажите, а Стас, случайно, не терял свой паспорт?

– Да, терял. А как вы узнали? Что все-таки происходит?

– Простите, это тайна следствия. Позже я вам все расскажу.

– Значит, вы еще придете?

– Обязательно. И не по делу, как сейчас, а в гости, если вы не возражаете.

– Ну что вы. У меня не так часто бывают гости, чтобы я возражала, – обрадовалась Елизавета Анатольевна.

– Расскажите об истории с паспортом, – попросила я.

– Дело в том, что Стас не только паспорт потерял, а еще и аттестат. Мы так намучились, восстанавливая документы.

– А когда это произошло, может, помните?

– Еще бы. Тогда, когда Стас не поступил в институт и забирал документы. По пути домой он их и потерял, но не мог вспомнить где.

– Теперь многое проясняется. А как сложилась судьба Евгения дальше?

– Когда Стас стал наркоманом, ряды его друзей поредели и Женя также исчез. Я их не виню, с ним было тяжело общаться.

Я узнала у Елизаветы Анатольевны, в какой театральный институт поступал ее сын, поблагодарила и ушла.

Когда села в машину, Ваня все еще был мрачным. «Ну ничего, сейчас я его взбодрю, мало не покажется!» – подумала я и рассказала все, что удалось узнать. Ваня непроизвольно скрипел зубами, а когда услышал о нашем голубчике Жене-Стасе, подпрыгнул так, что ударился головой о потолок машины. Хорошо, что средством передвижения нам служил «Мерседес», а не отечественный «ВАЗ», иначе или Ванькина голова, или потолок обязательно пострадали бы.

– Вот это бомба! Получается, что Стас, или кто он там, стащил чужие документы и живет под чужим именем! С ума можно сойти! Нужно немедленно сообщить Прохору, какого гада он пригрел на груди!

– Ванюша, успокойся и не пори горячку, все это необходимо доказать и только тогда можно будет вывести иуду на чистую воду. А сейчас возьми себя в руки и делай вид, что мы – бездарные сыщики и ничего до сих пор не раскопали.

– Хорошо, я постараюсь, – поскучнев, кивнул он.

– Очень постарайся, Ванечка, от этого зависит наше дальнейшее расследование. Пока нельзя спугнуть птичку, пусть думает, что все по-прежнему. Теперь давай проанализируем, что у нас получается. Во-первых, и Володя, и настоящий Стас были наркоманами, только стали ими в разные годы. Сначала Стас, потом сын Прохора. Во-вторых, они оба были знакомы с Евгением. В-третьих, он живет, скорее всего, по чужим документам, значит, ему есть что скрывать. Нужно узнать, что именно.

– А как мы это узнаем?

– У нас есть еще одна возможность – театральный институт. Нужно поехать туда, выяснить, учился ли у них студент Евгений примерно одиннадцать лет назад, наверное, на актерском факультете и посмотреть его личное дело. Боюсь, что дело не из легких. К тому же я так наплакалась… У меня ужасно болит голова, я плохо соображаю. А нужно еще готовиться в дорогу, билеты купить, чтобы сегодня ночью вылететь в Казахстан.

– Давай заедем в какое-нибудь кафе, позавтракаем, потом ты отдохнешь в машине, а я схожу в театральный институт, расспрошу что к чему, – предложил Ваня.

– А ты справишься?

– Постараюсь! Хотя без тебя мне будет не легко, но могу попробовать, авось получится.

– «Авось» нас сейчас не очень устроит, но я уверена, ты справишься, – сказала я, хотя на самом деле у меня такой уверенности не было, просто хотелось подбодрить Ваняшу.

Мы подъехали к «Макавто» – этот придаток «Макдоналдса» очень удобен для автомобилистов. Поскольку у нас с Данилом не было машины, я никогда не пользовалась подобными услугами, сейчас же почувствовала себя белым человеком. Сидишь себе, отдаешь команды, а потом тебе все заказанное подают на подносике прямо в машину. Никакой суеты. Хотя я не очень одобряю все эти гамбургеры, крошки-картошки и «Кока-колы», но иногда все-таки очень хочется. Я заказала себе среднюю порцию картошки, ванильный коктейль и минералку. Ваня вяло сжевал гамбургер и выпил «Колу». Я постаралась не зацикливаться на калориях, ну их, и так голова болит. Потом мы поехали в «Щуку». Я устроилась отдыхать на заднем сиденье «Мерседеса», а мой верный оруженосец пошел на разведку в театральный институт. Вернулся он примерно через час, вспотевший и злой.

– Что, все? Дело раскрыто? – подколола я его.

– Да ну их, этих людей искусства! – зло сказал Ваня. – Это тебе не экономический институт, где все по полочкам. Полный бардак, никто ничего не знает и знать не хочет. А потом сегодня пятница. Как сказала секретарь, это маленькая суббота, следовательно, все расслаблены и на работу не настроены. Да и задание у меня было не из легких: пойди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что. В общем, я не справился. Что за день сегодня!

– Ничего страшного. Задача действительно была сложной. А день сегодня нормальный, такой, как обычно. У тебя плохое настроение и ты его проецируешь на все вокруг себя. Лучше давай займемся чем-нибудь хорошим, и прекрати киснуть, а то на тебя больно смотреть.

– Уже прекратил! Какие будут указания, шеф?

– Поехали за билетами.

– Ну очень хорошее занятие, нечего сказать, – с иронией сказал Ваня.

– А ты чего ожидал, поход на стриптиз?

– Фу, Геля! Как ты могла такое подумать? Я и стриптиз – несовместимые вещи.

– Охотно верю! Тогда едем к кассам аэропорта, мухой! – скомандовала я.

– Есть, шеф! Любой каприз!

Так, балагуря, мы подъехали к кассам, купили билет на четыре утра. Кошмар! Какая рань! В Казахстане время на три часа вперед, так что я прилечу в лучшем случае в 8.00, а там еще таможня и тому подобное. Нужно экономить время, неизвестно, хватит ли мне выходных, чтобы найти мать Володи, при условии, что она жива, конечно. Так что про сон сегодняшней ночью мне придется забыть.

Потом мы поехали ко мне домой очередной раз поливать цветы. Я опять позвонила маме. Матвей уже понемногу начал говорить на не совсем понятном языке. Мама приложила трубку к его ушку, и мы поговорили, каждый о своем. Я говорила, как сильно его люблю и скучаю по нему. А он о своих детских проблемах, я так думаю. Он не говорил, а имитировал речь взрослого человека, из всех слов понятными были только: «мама», «баба», «зая». Мой сын тактично не сказал слова «папа». Я растрогалась до слез. Ваня еле оттащил меня от трубки.

– Ну, Геля, ну не рви душу. Я и так едва взял себя в руки, теперь ты еще ввергаешь меня в тоску.

– Прямо-таки ввергаю? – сквозь слезы спросила я.

– А то нет, что ли? Еще зареви сейчас, чтоб совсем меня раздавить.

– Как же, тебя раздавишь, вон ты шкаф какой.

– Ну и что, что шкаф, а душа у меня нежная и ранимая. Я не могу смотреть равнодушно на твои страдания.

– Спасибо, друг, – абсолютно серьезно сказала я.

– И тебе за все спасибо.

Это было своего рода объяснение в любви, любви платонической, такой, которая быва– ет только между верными друзьями. И хотя на словах это не прозвучало, мы оба это поняли.

Я попросила Ваню оставить меня на несколько часов дома – погрустить и, может быть, поспать, если повезет. Он согласился, сказал, что заедет за мной в 22.00, но только при условии, что грустить я не буду. Я заверила его, что так и будет, и осталась дома.

Я бродила по квартире, и воспоминания о моей разрушенной семье мешали мне думать о деле. Вся эта история с убийством в привычных бытовых условиях стала казаться нереальной. Глядя на кроватку сына, его игрушки, любимую чашку мужа, я подумала, может, происходящее со мной в течение последней недели не более чем сон. Теперь, когда Данила бросил нас, нужно будет решить много проблем: устроить себя на работу, Матвейку – в детский сад, найти денег на оплату жилья и вообще свыкнуться с мыслью, что наша семья – это только я и Матвей. Боюсь, что из-за поисков какого-то там абстрактного убийцы я не успею ничего сделать. Ведь уже конец июня, группы в детских садах уже набраны, придется приложить немало усилий, чтобы пристроить Матвея. А работа? Пока я ее найду, пока начну работать, пока получу зарплату, – все это время нужно на что-то жить. Я с раздражением вспомнила Прохора. Чего ему надо? Нанял бы профессиональных детективов, пусть рыщут. Они, может, уже давно бы раскрыли это дело. А я занималась бы своими проблемами. Если понадобилась Прохору, всегда нашел бы меня дома, куда мне деваться.

Мне таки удалось поспать рядом с медвежонком сына на нашем, верней, теперь уже моем, колченогом диване. Я чудесно выспалась, проснулась с ощущением праздника, так как сон мне снился какой-то приятный, и я почти физически ощутила, что все будет хорошо. Ничего. Раскрою убийство Владимира, все остальные проблемы будут казаться мелочью. Я привела себя в порядок, поцеловала портрет сынишки, показала язык фотографии мужа, и тут пришел Ванечка.

– Как ты? – спросил он.

– Хорошо!

– Ну и умница. Вот, держи – это тебе. – И протянул мне сотовый телефон. – Только что купил. Можешь говорить по нему, сколько захочешь и откуда угодно. Теперь мы постоянно будем поддерживать связь. А вот деньги. Здесь тысяча, думаю, должно хватить.

– Тысяча чего?

– Долларов, конечно! Рублей тебе хватило бы только на такси, а еще нужно оплатить гостиницу, на что-то есть, да и разные непредвиденные расходы… Скажи мне адрес своей мамы, мне нужно знать, чтобы дезинформировать Прохора. Я решил ему пока ничего не говорить, заметит, что тебя нет, тогда скажу.

– А тебе не влетит за самовольство?

– Ничего. Кто мне дороже, ты или Прохор?

– Не знаю…

– Глупая! Ты, конечно!

– А…

Вот как! Значит, я теперь авторитетней Прохора. Интересно, как мне удалось этого добиться. До недавнего времени Ваня был беззаветно предан только Прохору, а теперь я для него важнее.

Предусмотрительный мой телохранитель привез мне даже одежду, на мой взгляд, очень правильную для путешествия. Все собрал и аккуратно сложил в сумку.

– Ты же говорил, что тебе неприятно копаться в чужих вещах, – съехидничала я.

– Приятного мало, но раз уж однажды я в них копался, во второй раз было не так страшно. Нельзя же было это поручить кому-нибудь из горничных, пришлось бы объяснять, зачем да почему. Я решил, что чем меньше народу знает, тем лучше. Еще немного, и я буду знать твои шмотки лучше, чем ты.

Ваня не далеко ушел от истины. Действительно, в своей одежде я не очень-то хорошо ориентировалась, ведь она была позаимствована у Бони.

Перед отлетом мы приятно провели время в ресторане. Не сговариваясь, избегали упоминания о Стасе и иже с ним, и вообще обо всей этой мрачной истории. Говорили о детстве и детях, о цветах и прочих приятных вещах. Ваня смешил меня и веселился сам. Радостное настроение не покидало меня до самого прилета в Алма-Ату. Но когда были пройдены все формальности с багажом и таможней и я вышла из аэропорта, стало понятно – я просто не знаю, что мне делать дальше. Подходили таксисты, наперебой предлагая свои услуги, но я не могла этим воспользоваться. У меня же не было адреса матери Володи. Потом я все же решилась, подошла к таксисту, который показался менее ушлым и навязчивым.

– Понимаете, – сказала я, – мне необходимо найти подругу своей матери, но, кроме ее фамилии, я ничего не знаю и понятия не имею, как ее искать.

Таксист объяснил, что нужно обратиться в Центральное адресное бюро, и минут за сорок довез меня туда за вполне умеренную плату. Как ни странно, бюро работало даже в субботу. Приветливая казашка, непрерывно улыбаясь, пообещала найти нужного мне человека.

Кудаевых в Алма-Ате проживало великое множество, более десятка из них были Тимурами. Я сникла. Мне не то что выходных, а недели не хватит, чтобы обойти всех в незнакомом городе, и найти именно мужа Катерины. Женщина поняла мое состояние и спросила, нет ли у меня еще какой-нибудь дополнительной информации. Я сказала, что его жену зовут Екатерина. Она обрадовалась:

– Это облегчает поиск, Екатерина не очень распространенное имя среди казашек. Сейчас мы быстренько найдем нужного вам Тимура.

Но ни у одного найденного Тимура не оказалось жены Екатерины. Я окончательно растерялась.

– Что же теперь делать? Я так надеялась, что найду его…

– Давайте поищем Кудаеву Екатерину, вдруг они развелись или Тимур умер. У нас разводятся редко, но мало ли что могло произойти. Вы только не волнуйтесь. Вот, кажется, есть. Смотрите, Кудаева Екатерина Викторовна, 1953-го года рождения, проживает на улице Асылбекова, 19.

– Уверена, что это она! – закричала я. – Как вы мне помогли! Спасибо!

Я извлекла из кошелька десять долларов и протянула работнице бюро, она заулыбалась еще шире.

– Здесь еще две Екатерины, но они не подходят вам по возрасту, так что, скорее всего, мы нашли нужную.

– Спасибо! Спасибо! Всего вам наилучшего! – крикнула я на бегу, мчась на всех парусах к стоянке такси.

«Господи, помоги! Только бы это была она и чтобы была дома», – взмолилась я мысленно.

На часах было 11 утра, а уже очень тепло, даже почти жарко. Представляю, что будет через несколько часов.

Улица Асылбекова оказалась тихой и какой-то провинциальной, хотя и находилась почти в центре Алма-Аты. Дома здесь были не самыми современными, но весьма добротными, чувствовалось, что строили их люди состоятельные, на долгое время. Таксист сказал, что раньше в этом районе проживала партийная элита. Я поняла, что на верном пути, так как помнила – муж Екатерины был какой-то шишкой. Дом под номером 19 – большой, из белого кирпича, цокольный этаж – из камня, утопал в зелени. Калитка оказалась открытой – пожалуйста, заходи, бери что хочешь. Ко мне подбежал немолодой пес неопределенной породы и приветливо завилял хвостом.

– Что же ты не лаешь? – спросила я. – Тоже мне, сторож! Нельзя быть таким доверчивым. Нужно залаять и сообщить о моем приходе.

Пес, кажется, меня понял и весело тявкнул.

– Молодец! – похвалила я его.

Из дома вышла женщина и, прикрыв глаза от солнца ладонью, начала рассматривать меня.

– Не бойтесь, она не кусается! – крикнула она.

«Ага, пес значит, женского рода», – подумала я. В подтверждение моих слов, ближе к дому я обнаружила огромную корзину с копошащимися в ней щенками, маленькими, пушистыми и абсолютно белыми.

– Ой, какая прелесть! – не удержалась я и начала их гладить. – И все такие белые!

Женщина подошла ко мне.

– Порода такая. И Лайма, и ее мать всегда рожали белых щенков, хоть и от разных мужей. – Женщина улыбнулась. – У нас в Казахстане любят блондинов, поэтому щенков разбирают быстро. А вам какой нравится?

– Даже не знаю, они все такие хорошенькие.

– Вы кого хотите, мальчика или девочку?

Я хотела сказать, что у меня уже есть мальчик – сын, хорошо бы позже родить и дочку, но вдруг поняла, что женщина имеет в виду щенков. Собралась было сказать, что мне не нужны щенки, но все же выбрала самого толстого крепыша:

– Вот этого!

– Это девочка, самая шустрая и хулиганистая. Она мне тоже нравится, очень забавная.

– Сколько вы хотите за нее? – спросила я.

– Нисколько. Главное, чтобы вы ее любили и хорошо с ней обращались. Лайма так часто рожает, что скоро во всем Казахстане будут собаки только с белой шерстью. Хотите чаю?

– Да спасибо, не откажусь, тем более что так жарко!

– Жарко? – удивилась она. – Вы, наверное, не местная?

– Да? А как вы узнали? – теперь удиви– лась я.

– Потому что это еще не жара, скоро будет сорок в тени, тогда да, жарко. Похоже, вы этого не знаете, да и кожа у вас очень светлая, нежная для нашего климата.

Надо же, какая наблюдательная! Я внимательно посмотрела на нее. Женщина была славянкой. Длинные русые волосы, заплетенные в косу, уложены в пучок, на загорелом лице ярко выделялись большие голубые глаза и ровные белые зубы. Было ей около пятидесяти лет, но фигуру она сохранила стройной. Если это была та Катерина, то в ней действительно есть что-то притягательное, хотя красавицей ее не назовешь. Вообще-то мне не хотелось, чтобы она оказалась ею, так как я была настроена к той Катерине не очень дружелюбно, и была готова к серьезному разговору с ней, а эта женщина мне нравилась. Я мысленно сравнила ее с женщинами, виденными мною на Володиных портретах, но так и не поняла, похожа она на них или нет.

Меня пригласили в дом. Я вошла и осмотрелась. Он был обставлен с шиком 80-х годов. Все выстирано, выглажено, протерто и надраено. Кое-где проступали следы бедности, но пока не очень заметные. Например, шторы были слегка выгоревшими и в некоторых местах заштопанными, хотя в целом создавалось впечатление достатка.

Хозяйка поставила на стол пиалы, чайник с заваркой, варенье из лепестков роз и маленькие пирожки. Стол был сервирован по высшему разряду настоящим старинным китайским сервизом из тонкого, почти прозрачного фарфора. Мне было неловко, нужно было начинать допрос, а у меня язык не поворачивался. Я понимала, что поведу себя как свинья, если сначала все съем, а потом испорчу настроение гостеприимной хозяйке, поэтому я решила прояснить обстановку до начала «чайной церемонии».

– Меня зовут Ангелина, – представилась я. – Я сегодня прилетела из Москвы специально для встречи с вами, Екатерина Викторовна. Вас ведь так зовут?

Ее глаза потемнели и стали темно-серыми, почти черными. Надо же, никогда не видела таких невероятно изменчивых глаз, просто феномен какой-то.

– Да, я Екатерина Викторовна. Вы привезли мне известие о сыне? – Ее глаза стали тревожными.

Странно, почему она сразу так подумала, неужели все эти годы мысли о Володе не оставляли ее?

– Да. Не знаю, как вам сказать, понимаете, случилось несчастье…

– Ну говорите же скорее, не тяните! – Она задохнулась от волнения и гнева.

– Он погиб.

– Нет! Нет! Этого не может быть, только не мой мальчик, только не мой дорогой мальчик! Вы врете! Я вам не верю! Он не должен умереть! Я чувствую, что он жив! Я всегда чувствовала, когда с ним что-то неладно!

Она была в таком ужасном состоянии, что казалось, сама умрет с минуты на минуту.

– Прошу вас успокойтесь, ведь вы не виделись с Володей много лет, неужели вы так любили его?

И тут я действительно испугалась. Катерина перестала рыдать и посмотрела на меня страшным, убийственным взглядом.

– Какой еще Володя? Значит, умер Володя, а не мой сын?

– А разве Володя не ваш сын? – растеря– лась я.

– Вы кто? – со злостью спросила она.

– Я Ангелина, из Москвы!

– Это я поняла! Что вам нужно?

– Я привезла вам привет от Дарьи Андреевны, нянечки из детского дома, в котором вы выросли. – Я решила идти ва-банк.

– Вы опоздали, шантажировать меня теперь нет никакого смысла. Мой муж умер, а перед его смертью я ему все рассказала.

– Значит, он узнал о Володе и Прохоре.

– Да, я ему все рассказала, – повторила она.

– Я искала вас не для того, чтобы шантажировать. Володя погиб, его убили. Я ищу убийцу. Следы привели к вам.

– Какие следы? Уверяю вас, что мой сын ни при чем.

– Послушайте, я уже начинаю путаться… Ваш сын умер, и ваш сын «ни при чем». Пожалуйста, объясните мне…

– Я понимаю, что для вас это может прозвучать дико, но у меня был только один сын, хотя родила я двоих: вашего Володю и моего дорогого мальчика.

Все мое расположение к этой женщине после ее слов мгновенно испарилось. Бедный Володя всю жизнь напрасно ждал встречи с любимой мамой. Эта встреча не принесла бы ему ничего хорошего, Дарья Андреевна была права. Я рассердилась, что в общем и хорошо, теперь смогу жестче вести разговор.

– Володя был ошибкой молодости. Наверное, вам известно, что зачала я его от уголовника, мне было всего девятнадцать лет, когда я его родила.

– Ну и что, многие женщины рожают в таком возрасте, но не бросают своих детей.

– Слушайте, не нужно меня воспитывать, уже поздно, – резко прервала она меня.

Я узнавала ту Катерину, которую мне описала нянечка: грубую, циничную, готовую бросить родное дитя, обокрасть и подставить.

– Я это понимаю, продолжайте.

– Прохор всегда был тряпкой, и сын его наверняка был таким же. Я никогда его не любила, он бросил меня беременной, и я должна была как-то выживать.

– Вы ведь сами засадили его в тюрьму!

– Что же он был таким мямлей, что позволил сделать это?

– Он вас любил и был готов ради вас на все.

– Кретин и размазня. Вот мой муж был настоящим мужчиной, он умел себе подчинять. Он был большим человеком, его все уважали и слушались. А мое дитя – просто ангел. Жаль, что я не могу показать вам его фотографии, все они куда-то исчезли, наверное, он забрал их с собой, когда уезжал. Мой сыночек был невероятно, сказочно, просто дьявольски красив. Высокий, статный, похож на мужа, но с примесью моей крови, а метисы обычно красивы.

Что-то мне резануло слух. Вот! Эти слова – «дьявольски красив»! У меня на секунду возникли какие-то ассоциации. Что же? Есть! Дьявол – Мефистофель – Стас, верней Евгений! Я вдруг поняла, что Екатерина еще ни разу не назвала своего второго сына по имени.

– Как звали вашего сына?

– Моего сына зовут Женис, – поправила она меня.

– А по-русски как будет?

– Евгений.

У меня затряслись руки. Направляясь в Алма-Ату, я даже представить не могла, что меня ждет такое открытие. Значит, Женис поддерживал отношения со своим братом и работал у его отца. Надо бы переварить полученную информацию, все обдумать, сопоставить факты, но не сейчас. Нужно вытянуть из Катерины как можно больше информации, пока она готова говорить.

– А какой он, ваш Женис?

Ее глаза вновь стали голубыми и добрыми.

– Он необыкновенный. Умный, талантливый, целеустремленный. Если брался за что-то, никогда не останавливался на полпути, в отличие от других детей. Он хорошо учился, ходил на плавание, хорошо рисовал. Он ведь сейчас в Москве, работает в одном из столичных театров, он звезда. Собирает аншлаги, многие приходят в театр только ради него.

– Вы бывали на его спектаклях?

– Не довелось, но сыночек обещал, что скоро купит квартиру в Москве, заберет меня к себе, и тогда я буду ходить на все его спектакли.

– А откуда вы знаете, что он звезда?

– Он мне сам говорил. У меня нет причин сомневаться в его словах, он всегда был очень талантливым, и его конечно же заметили.

– Как долго он живет в Москве? Часто к вам приезжает?

– В Москве почти десять лет. А приезжает не часто, ему некогда. У него день расписан по минутам: репетиции, новые роли, гастроли. Когда ему. Я не обижаюсь, главное, что мой сын помнит и любит меня. Он мне регулярно звонит и присылает деньги. А скоро мы будем жить вместе.

Говорят же, что материнская любовь слепа, но чтобы до такой степени! Правда также и то, что если где-то убудет, то в другом месте прибавится. Ту любовь матери, которой был лишен Володя, стократно получал Женис. В этой женщине только крайности: одного мужчину презирает и ни во что не ставит, другого – безмерно уважает, преклоняется перед ним, к одному сыну абсолютно равнодушна, другого любит до абсурда.

– А почему вы решились рассказать мужу о Володе?

– Он сам просил меня. Он был умным человеком. Все годы нашей совместной жизни знал, что у меня были вторые роды, ему сказали врачи, но ни разу не заговорил об этом. А перед смертью велел мне облегчить душу, покаяться. Воля умирающего – закон, пришлось подчиниться. Тогда он наказал Женису и Мире разыскать брата, узнать, как он живет, и принять его в нашу семью. Мой муж был очень справедливым и считал, что Владимир должен обрести семью.

– Кто такая Мира? – спросила я.

– Моя дочь!

– Вы о ней не говорили ничего, я думала, у вас в этом браке был только один ребенок.

– Нет! Есть еще дочь Мира – исчадие ада. – Ее глаза вновь стали почти черными.

Я ужаснулась. Эта Катерина – просто какой-то кошмар. Оказывается, еще и дочь есть, а она упорно о ней молчит, как будто ее не существует. Сын для нее ангел, дочь – исчадие ада. Сплошные страсти.

– Эту паршивку отец слишком избаловал, она всегда делала, что хотела и дурно влияла на моего сына.

– И что же она такое делала, что вам не нравилось?

– Да все было отвратительно. Двоечница, лентяйка и бездарность. Ее интересовали только деньги, мальчики и рестораны. Кое-как закончила школу и то только благодаря связям отца. В аттестате одни тройки, кроме математики и физкультуры.

– А по этим предметам, какие оценки?

– «Пятерки». Если б можно было, то и «шестерки» поставили бы. Математику она любила, задачки решала, как орехи щелкала, а по физкультуре потому «пять», что она увлекалась стендовой стрельбой. Стреляла очень метко, вот ее и вытянули по другим предметам.

– А где она сейчас?

– Кто ее знает! Путается, наверное, с богатыми мужиками и живет в свое удовольствие. Иногда звонит, сообщает, что у нее все в порядке. Как будто я не знаю, что для нее значит порядок. Отец бы в гробу перевернулся, если бы узнал, как она живет. Хотя она и при нем вытворяла такое… А он не замечал, любил ее очень. Мужчины хоть и ждут всегда сына, наследника, дочек все-таки больше любят. А уж Тимур на Миру надышаться не мог. Только и слышно было: «Наша Мирочка такая умница, наша Мирочка такая способная». А способностей у нее только и было, что деньги у папочки выпрашивать.

– А почему вы считаете, что она дурно влияла на Жениса?

– Потому, что впутывала его в разные грязные истории. Перед самым его отъездом в Москву их чуть не посадили за распространение наркотиков. У Миры дружки были с сомнительной репутацией, она небось и подговорила его этим заниматься. Привыкла жить на широкую ногу на шее у отца, а как Тимура не стало, кончилась сладкая жизнь. Вот и старалась заработать разными способами, один другого хуже. Еле замяли ту историю. Хорошо, друзья мужа не бросили в беде.

Думаю, Мира очень уж похожа на молодую Екатерину, поэтому мать и не любит ее. Кому понравится ежедневное напоминание об ошибках молодости.

Ну и семейка! Не соскучишься!

– А фотографии Миры сохранились? – спросила я.

– Нет! Говорю же, наверное, Женис их забрал на память, я все время забываю его об этом спросить.

– А вы позвоните ему сейчас и узнайте.

– У меня нет его номера. Он пока что живет в общежитии, там нет телефона, но скоро купит квартиру, и я перееду к нему.

– Да я помню, вы говорили. А Мира красивая?

– Не так, как Женис, но, в общем, ничего, можно сказать, эффектная. Она всегда умела себя подать. У нее длинные густые волосы, большие глаза, фигура красивая. Мужики на таких западают, вот она и пользуется.

– А где она сейчас?

– Думаю, тоже в Москве, поближе к брату, она всегда знает, где можно поживится. Раз он теперь звезда, она, наверное, где-то рядом ошивается.

– А какие у них были отношения?

– Они хорошо ладили, Женис часто защищал ее, она задурила голову и ему.

– Может, не такая она и плохая, ваша дочь, раз и брат ее любил.

– Ехидна! Претворяется душечкой, вот Женис и идет у нее на поводу. Как бы она там, в Москве, что-нибудь не учудила и не испортила ему карьеру.

Говорят, что отцы любят своих детей за то, какие они есть, а матери за то, что они есть. Эта поговорка точно не о моей собеседнице. Она любит избирательно даже своих детей. Вот из троих и выбрала только одного, самого удачного, остальные ее вообще не интересовали. Она даже не уверена, что ее дочь живет именно в Москве, ей это не интересно.

Больше мне ничего не удалось узнать нового. Екатерина так и не спросила, как погиб Володя, ни словом не обмолвилась о Дарье Андреевне и Прохоре. Только восторгалась Женисом и изливала яд по поводу Миры. Мне захотелось испортить ей настроение.

– Жаль, что ваши дети ослушались отца и не нашли Прохора, он бы им помог во многом. Он теперь невероятно богат, купить им по квартире в Москве для него, пара пустяков, он легко может несколько улиц купить, что ему квартиры. И Женис уже давно бы прославился с его помощью. У Володи все было самое лучшее, он учился в престижном вузе на экономическом факультете. И Прохор здесь ни при чем, он сам поступил, без его помощи. Дарья Андреевна с ними живет как королева. Старенькая уже, но в норковом манто щеголяет и на «Мерседесе» ездит с личным водителем.

Я не стала говорить, что Володя много лет был наркоманом, а Дарья Андреевна смертельно больна – стоит о чем-то умолчать, и получится идеальная картина. Мне хотелось, чтобы эта женщина с характером изменчивым, как ее глаза, задохнулась от зависти, чтобы поняла, как много она потеряла, вычеркнув из жизни недостойных, по ее мнению, людей. И мне это удалось. На ее лицо легла тень сначала удивления, а потом досады. «Йес!» – сказала я себе мысленно. А ей:

– Ну что ж, мне пора.

Излишне говорить, что пить чай мне расхотелось, даже находиться в этом доме было неприятно, не то что есть. И вообще, хотелось принять душ. Собаку я решила взять, она должна помочь мне воздействовать на Жениса.

– Это вам за щенка. Прощайте! – сказала я хозяйке дома и положила на стол пятьдесят долларов.

Екатерина мне не ответила. Она сидела на стуле и смотрела в одну точку на ковре. Что ж, пусть подумает, может, проснется жалость к Прохору или старшему сыну, хотя, скорее всего, сейчас она сожалеет о том, что такие большие деньги прошли мимо ее любимца. А может, и не об этом она думает, кто ее знает. Бог ей судья! Я так и не показала ей фотографию Стаса, без того было ясно, что Женис и есть Стас, к тому же лучше избежать ненужных расспросов о цели моего визита.

Я торопливо вышла из дома, взяла щенка на руки, поймала машину и поехала в гостиницу. За несколько часов мне нужно было успеть передохнуть, сделать необходимые справки на собаку, купить билет.

Освеженная после душа, я позвонила Ванечке и сообщила, что мне удалось найти мать Володи, которая оказалась еще и матерью Стаса, и что на самом деле его зовут Женис, то есть по-русски Женя. Ваня сказал, что нужно заранее предупреждать, если собираешься сделать сенсационное сообщение, а то и в столб недолго въехать, – я сказала, что у нас теперь такая работа, вся состоящая из сенсаций, и что нужно лечить нервишки, если они шалят. Ваня пообещал научиться держать себя в руках и стать крепким как алмаз, так что даже если я сообщу ему о его банкротстве, ни один мускул не дрогнет на его лице. Пообещал узнать о ближайших рейсах на Москву и сообщить мне.

Щенок, несмотря на жару и свою теплую шубку, спокойно спал, укрывшись покрывалом, которое стащил с кровати. Я одевалась и обдумывала ситуацию.

Итак, после смерти Тимура семья остается без средств к существованию, так как больше в этой семье, похоже, никто не работал. Предположим, что Женис действительно талантливый актер, скорее всего, так оно и есть, ведь чтобы жить под чужой личиной столько лет, нужно иметь незаурядные способности. Он едет в Москву поступать в театральный институт, возможно, даже поступает. Володю разыскивает скорее из любопытства. То, что тот оказывается богат, просто невероятная удача. Женис бросает институт, ворует чужие документы, втирается в доверие к Володе, становится его другом. С его подачи попадает к Прохору в помощники, и вот у него уже треть их дела. Стоп! Сначала была четвертая часть, ведь был еще какой-то друг Прохора – Серега, но он погибает от пули, что весьма кстати для Жениса. Следующий шаг – устранение Владимира. Искусно подогреваемый комплекс вины у Володи – и тот становится наркоманом. Неизвестно только, как Женису удалось внушить брату мысль об убийстве матери. Володя все больше деградирует и опасности для Жениса уже не представляет. С его кончиной половина прохоровского дела окажется в руках Жениса. Но что заставило ускорить смерть Владимира? Какой смысл был его убивать, еще немного, и он умер бы сам. Наверное, ответ кроется в каких-то финансовых делах. Мне нужно выяснить: первое – обстоятельства смерти Сергея, второе – как Женис инсценировал смерть матери, третье – где был Женис в момент смерти Володи, четвертое – состояние дел прохоровской империи на данный момент и ее перспективы. А главное: какую роль во всей этой истории сыграла Мира и где она вообще. Наведя в голове порядок, я выехала из гостиницы. В магазине для животных купила корм, корзину для переноски щенка, узнала адрес ветклиники, где малышке быстренько сделали необходимые прививки и дали соответствующие справки. Ваня, волшебник, сообщил, что уже забронировал мне билет на ближайший рейс. Мне оставалось только самостоятельно добраться до аэропорта и оплатить билет.

Встретились мы с другом через два часа. Ваня аж вибрировал от нетерпения.

– Ну, рассказывай! – были его первые слова.

– Для начала здравствуй, Ванюша, – сказала я.

– Ну, Геля, я так и знал, что ты начнешь испытывать мое терпение.

– Да что ты! Просто принято здороваться после долгой разлуки!

– Геля, имей совесть, не томи!

– На вот, возьми пока щенка.

– Ой, я и не заметил! Ничего, хорошенький, только зачем нужно было тащить его из Казахстана, у нас что, своих собак мало?

– Это, Ваня, не собака, это повод для встряски.

– Ты что, перегрелась там, да? А, я понял, ты не выспалась!

– Ваняша, со мной все в порядке! – засмеялась я. – Поедем куда-нибудь, очень кушать хочется, я со вчерашнего дня ничего не ела.

– Не вопрос, едем в ресторан. В какой ты хочешь? – спросил он.

– Можно в любую самую дешевую столовую, сейчас я могу проглотить что угодно.

– Тогда едем в ближайший. Ты вообще-то молодчина, так быстро управилась, – продолжал меня нахваливать Ваня.

– Заканчивай свой мелкий подхалимаж, – отмахнулась я, – я сейчас все расскажу, ничего не утаю, потерпи десять минут.

– Да я уже целую вечность терплю!

Мы подъехали к ресторану. Я заказала для себя большую окрошку, две порции пельменей, два разных салата, а на десерт – черный двойной кофе с пирожными. Ваня смотрел на меня с легким недоумением:

– Ты что, блокаду пережила? Никогда не видел, чтобы ты столько ела. Вдруг лопнешь или уснешь и не успеешь мне рассказать!

– Сытый голодному не товарищ! Тебе меня не понять! Лучше, пока я ем, поведай, как здесь дела. Никто не заметил моего отсутствия?

– Ну, Прохор не был бы Прохором, если бы этого не заметил. Я сказал, что отвез тебя повидаться с сыном. Я действительно, поехал к твоей маме, отвез ей подарки.

– Какие еще подарки, от кого?

– От тебя, конечно. Не волнуйся, все прошло хорошо. Я сказал, что ты работаешь в туристической фирме, что вчера улетела с инспекцией на Кипр, но скоро вернешься, что сейчас разгар отпусков и поэтому у тебя много работы и ты никак не можешь приехать к ним. А я твой подчиненный, и ты попросила меня передать им деньги и подарки.

– Какие деньги и подарки! Мама никогда не поверит в эту историю!

– Она уже поверила, сказала спасибо и просила позвонить при случае.

– Ага! Этот случай уже представился!

– Черт! Я так и знал! Сам виноват! Нужно было сначала из тебя все вытянуть и только потом самому рассказывать!

Я уже не слушала Ваню, а говорила с мамой. Она была очарована Ванечкой, радовалась, что я нашла такую хорошую высокооплачиваемую работу, сказала, что Матвейка не расстается с радиоуправляемой пожарной машиной и что соковыжималка весьма кстати, ведь сейчас полно фруктов и овощей, а Матвею нужны витамины.

Я спросила, с чего она решила, что у меня высокооплачиваемая работа.

– Ну, как же, – удивлялась мама, – раз ты смогла передать две тысячи долларов, значит, тебе хорошо платят. Или это для тебя уже не деньги?

Я поперхнулась и показала Ване кулак.

– Конечно же деньги, только эта работа ненадолго, всего до конца месяца, а эти деньги – аванс. Может, больше ничего и не заработаю, – сказала я.

Закончив разговор, я набросилась на Ивана:

– Ты что творишь? Зачем ты это сделал, как я тебе их верну? Мои перспективы весьма туманны, а ты втягиваешь меня в долги.

– С ума сошла от голода, да? Какие долги? Ты что? Это шефская помощь. Я ведь твой друг, кто еще тебе поможет, если не я. Поверь, это для меня не деньги. Напоминаю, я весьма состоятельный господин.

– Спасибо тебе, состоятельный господин, ты настоящий, всамделешний друг, но прошу тебя, больше так не делай, ты ставишь меня в зависимое положение.

– Глупости. Уверен, что ты, если бы могла, сделала бы то же самое для меня.

– Ладно, Ваня, все, – решила я прервать это бессмысленное препирательство. – Давай о деле. Ты не зря так волнуешься, есть от чего. Слушай.

И я изложила ему всю историю. Пока Ваня удовлетворял свое любопытство, я, между прочим, насыщала желудок. Конечно же я не съела и трети заказанного. Ваня, внимательно слушая, успевал еще и ехидно ухмыляться. «Ну ничего, сейчас доем, я тебе покажу!»

– Ванька, прекрати так улыбаться, а то не расскажу о своих дальнейших планах и ты будешь чувствовать себя не у дел! – рявкнула я.

– О’кей, босс, уже серьезен, как никогда. Так какие у нас планы на жизнь?

– Я хочу спровоцировать Стаса, правда, пока не знаю на что. Эту прелестную собачку мы назовем Мирабелла и дадим понять, что знаем его настоящее имя и так далее. Уверена, он помнит, что их Альма рожает только белых щенков. Надеюсь, сразу же поймет, что мы его вычислили, может, как-то засуетится, станет делать глупости. Мы должны быть начеку в этот момент. Еще нам необходимо во что бы то ни стало разыскать Миру, его сестру. Для этого нужно за ним следить, мне кажется, что Катерина права, та «ошивается» где-то рядом. Мне кажется, если мы ее найдем, всей этой многолетней истории придет конец, дело будет завершено, и Прохор отпустит меня домой. Нужно только правильно все организовать.

– Давай, я подумаю над тем, как следить за Стасом, а ты – над другими деталями дела, – предложил Ваня.

– Хорошо. А сейчас мне нужно ненадолго заехать в салон «Бони».

Я решила рассказать Бони всю эту историю, может, он подаст какую-нибудь идею, и позвонила ему. Мне сказали, что он на месте и будет меня ждать.

Когда я вошла, Бони нервно ходил по холлу. Увидев меня, сказал:

– Ну, наконец-то! Я едва дождался, у меня для тебя кое-что есть.

Теперь занервничала я.

– Рассказывай поскорей.

– Пойдем ко мне в кабинет, – сказал он и выразительно посмотрел на администратора Марусю.

– Понимаю, вас нет и не будет, – кивнула она.

Все предыдущие процедуры повторились: я устроилась в кресле, а Бони начал возиться с моими волосами и лицом, одновременно рассказывая о своих поисках.

– Так вот, я опросил почти всех старушек в нашем доме, не буду говорить, чего мне это стоило, не в материальном смысле, а в смысле подорванной психики. Абсолютно каждая из них испытывает дефицит общения и любит говорить о пенсии и о плохом здоровье. Я думал, с ума сойду, настолько однообразны их разговоры о давлении, о невнимательных врачах и наглых продавцах из соседнего супермаркета. Они для меня теперь, как одна большая старушка, с одним общим клубком проблем. Я почти потерял надежду узнать что-то, как вдруг одна из них, Марина Серафимовна из соседнего подъезда, вместо того чтобы мучить меня жалобами на тяготы старости, прямо ответила на вопрос, видела ли она что-нибудь той ночью. Она не спала и все, все видела. Представляешь, эта замечательная женщина не только рассказала об увиденном, но и ни словом, ни словечком не обмолвилась о своих болезнях. Встречаются же подобные невероятно героические личности!

«Видимо, Бони крепко досталось от пожилых женщин, раз толковый ответ возводится им в степень героизма», – подумала я.

– Оказывается, в тот день у нее пропал кот. Она не могла уснуть, все время смотрела в окно – вдруг услышит или увидит его. Так вот. Она хорошо видела, как подъехала машина и из нее почти выпал какой-то мужчина. Он долго кричал под окнами: «Эля», а потом зашел в подъезд. Марина Серафимовна решила подождать блудливого кота еще сорок минут, до половины второго, и хорошо видела, как в час тридцать из подъезда «вылетела» женщина. Было заметно, что она очень торопилась, даже одевалась на ходу. Несмотря на возраст, у Марины Серафимовны хорошее зрение, но эту женщину она не успела разглядеть, так стремительно та пронеслась. Тем не менее старушка абсолютно уверена, что она не из нашего дома. За долгие годы жизни в нем Марина Серафимовна изучила всех жильцов. И я ей верю. Так вот, получается, что она вышла из подъезда почти сразу после того, как я выглянул на площадку и вернулся в квартиру.

– Но ты ведь говорил, что ничего не слышал и что на пятом этаже никого не было. Ты думаешь, что эта женщина убила Володю? Может, она выбежала с первого или второго этажа.

Бони сник.

– Теперь уже и сам не знаю. Но что-то мне подсказывает, что я нашел убийцу. Думаю, она могла пробежать в то время, когда я подошел к телефону. Был у меня сначала такой порыв – вызвать милицию, потом я сообразил, что этого делать не стоит.

– Но если, как ты говоришь, на площадке пятого этажа никого не было, где же она была в это время?

– Геля, ты свела к нулю все мои поиски. Я был твердо уверен, что напал на след, интуиция меня редко подводит.

– Прости, я понимаю, тебе пришлось нелегко, но нужно смотреть фактам в лицо. Поскольку я тоже привыкла доверять интуиции, в твоей я не стану сомневаться. Тогда получается, что единственное место, где могла спрятаться убийца, – одна из квартир на пятом этаже.

– Бог мой, как я сам до этого не додумался, ведь это очевидно! – вскричал Бони. – Я понял, сейчас побегу домой и продолжу расспросы. Надо мной живут вьетнамцы, думаю, их смело можно исключить, у них свои заботы, и вряд ли они когда-либо могли пересекаться с Владимиром. Рядом с вьетнамцами квартира пустует уже много лет. Над вами, то есть над тобой, Геля, живет какая-то новая бабуся, я ее раньше не видел. Рядом с ней – старая дева Вероника. Слушай, может, это убийство ее рук дело? Может, она была знакома с Володей или просто с ума сошла от одиночества и столкнула его с лестницы, от мужененавистничества. Как ты думаешь?

– Думаю, тебе еще предстоит в этом разобраться. И не следует исключать пустую квартиру, может быть, в тот момент в ней кто-то находился. А с новой бабусей и с Вероникой ты разговаривал?

– Да, бабуся тоже «пела» о больном сердце и плохом самочувствии и ничего не сказала интересного. Вероника послала меня подальше и дверь не открыла.

– Тебе необходимо найти к ним подход и поговорить еще раз, а также разыскать хозяев пустующей квартиры.

– Отлично. Вижу цель, не вижу препятствий! – бодро отрапортовал Бони.

Кажется, он обрадовался тому, что я ему поверила. Уверена, теперь, как гончая, понесется по следу. Я, правда, его оптимизма не разделяю, но как знать… Да и поиск в двух направлениях дает больше шансов на успех.

Бони продолжал говорить о том, как поведет расследование дальше, а я наблюдала за ним. Все-таки он невероятно привлекательный мужчина, но был еще более привлекательной женщиной. Для женского образа у него было больше возможностей применить свой талант. Интересно, Бони все еще перевоплощается? И неужели мы действительно были похожи с ним? Хотя сейчас, когда он превратил меня в прекрасного лебедя, я склонна верить, что так оно и есть. Что бы сказал Ванечка, увидев нас рядом: меня и Бони в роли женщины? Узнал бы, кто есть кто? Эврика! Это замечательная идея! Правильно говорят, что все гениальное просто. Думаю, у меня все получится.

– Бони, послушай, – прервала я его. – Ты как, до сих пор переодеваешься в женщину?

– Что ты! И думать забыл после той истории. Но скажу тебе честно, я очень скучаю по этой игре. Мои превращения были невероятно забавны, в них я шлифовал свой талант. Сейчас пытаюсь компенсировать это на клиентках, но они меня часто разочаровывают. Я выкладываюсь, создаю такие образы, которые им и не снились, превращаю их в совершенства, возвращаю им мужей, любимых. А они? Как только все наладится, забывают о том, что за телом и лицом нужно следить постоянно, а не один раз в год. Что нужно заниматься спортом, поддерживать вес, правильно питаться и не забывать о правилах гигиены. Не поверишь, но многие женщины дурно пахнут, лишний раз помыться им лень, видите ли. Заплатят кучу денег и идут ко мне. Думают, я чудотворец, не понимая, что они сами кузнецы своего счастья. А что я могу сделать, если клиентка заплыла жиром, как тюлень, и при этом требует превратить ее в роковую женщину? Ты где-нибудь видела роковых тюленей? Я ведь не пластический хирург, не могу скальпелем отсечь все лишнее, хотя, глядя на некоторых, руки чешутся…

– Бони, дорогой, остановись! Я хочу тебе предложить вернуться к женскому образу, – вновь прервала я его и изложила свой план.

– Неужели ты думаешь, что никто не заметит?

– Не так давно ты сам убеждал меня, что мы, как родные сестры. И потом, я не вижу другого способа обмануть Стаса. Уверена, он клюнет. А для чистоты эксперимента, мы пригласим Ваню и проверим на нем. Ты можешь, после того как закончишь со мной возиться, загримироваться под меня?

– Легко! А одежда?

– Давай наденем два белых халата, чтобы не искать одинаковую одежду.

– Отлично! С тобой я уже закончил, смотри!

Я посмотрела в зеркало. Бони сделал мне какой-то новый, абсолютно незаметный макияж, из-за чего казалось, что у меня молодое свежее лицо, а волосы лежали живыми, естественными прядями.

– Бони, нет слов, чтобы выразить свое восхищение твоим талантом! Ты как всегда на высоте! Только мне думается, что с твоей помощью я скоро буду выглядеть лет на тринадцать и пользоваться успехом у школьников.

– Не волнуйся, у взрослых дядечек ты тоже будешь пользоваться успехом, сейчас полно таких извращенцев.

– Ну, спасибо, дорогой, мне такого счастья не надо.

– Да шучу я, шучу, – засмеялся Бони. – Теперь моя очередь, подожди здесь.

Через десять минут в комнату вошла молодая привлекательная девушка.

– Добрый день! Вы кого-то ждете? – спросила она.

Я автоматически ответила:

– Да, Бориса Алексеевича!

– Геля, ну ты совсем! Это же я!

– Невероятно! Ты хочешь сказать, что я такая?

– Нет! Ты лучше! Зови своего мачо, посмотрим, что он скажет!

Я позвонила Ванюше и попросила зайти. Бони распорядился беспрепятственно пропустить его в салон.

Я спряталась за приоткрытой дверью соседней комнаты.

– Что случилось, Геля, зачем я тебе понадобился? – спросил Ваня у Бони.

– Хотела, чтобы ты сказал, нормально ли я выгляжу. Может, что-то подправить?

– Разве можно выглядеть лучше, чем ты! А что у тебя с голосом, почему хрипишь? – забеспокоился мой друг.

– Почему-то горло болит немного, – ответил Бони.

Мне стало смешно, потому что я вспомнила историю про Красную Шапочку. Я едва держалась, чтобы не рассмеяться.

– Хм, «почему-то», – передразнил Ваня. – Нечего было окрошку есть ведрами. Простыла, возись теперь с тобой, сопливой.

Я не выдержала и вышла из-за двери:

– При чем здесь сопли, если болит горло.

– Потому, что сопли, это следствие больного горла, – машинально ответил мне Ванюша и попятился к выходу.

– Позволь с тобой не согласиться, – сказала я побелевшему телохранителю. – Ну-ка, стой!

Исполнительный Ваня остановился.

– Что это? – спросил он. – Я что, сошел с ума?

– Нет, Ванечка, с тобой все в порядке. Позволь тебе представить Бони, хозяина этого салона.

– Очччень ппприятно, – заикаясь, сказал Ваняша. – Он что, твоя сестра?

– Ну, что ты говоришь? Сядь и успокойся! Сейчас мы тебе все объясним.

Я рассказала, что иногда рядом с Ваней вместо меня будет находится Бони, а я в это время буду следить за Стасом.

– Но ведь он легко узнает тебя, – сказал оправившийся Ваня.

– Не думаю, вот смотри.

Я и Бони вышли в другую комнату. Бони одел мне темный парик с короткой стрижкой. Потом нанес смуглый тональный крем, нарисовал почти коричневый румянец, темнее подвел глаза и накрасил губы красной помадой, которой я отродясь не пользовалась, так как мне, блондинке, она просто не подходила. Когда мы предстали пред ясны очи Вани, он даже привстал и неуверенно спросил.

– Ты хочешь сказать, что это ты?

– Я это, я, Ванечка. Ну как. На кого похожа?

– На кого угодно, только не на себя. Тебя бы и мать родная не узнала, не только я. Теперь я верю, что у нас все получиться. А как ты будешь за ним следить, он же на колесах?

– Об этом я не подумала. Нужна машина, и хорошо бы не одна.

– Это я беру на себя, – сказал Ваня. – У моего одноклассника свой автосервис, уверен, он одолжит нам, три-четыре «тачки». А ты водить умеешь?

– Не очень хорошо, но могу. И права у меня есть, только я ими никогда не пользовалась. Не волнуйся, я справлюсь.

– Может быть, лучше мне за ним следить? – спросил Бони.

– Нет, это буду делать я. Все-таки расследование веду я, значит, это мое дело.

– Но ведь вся эта каша заварилась из-за меня.

– Что он этим хочет сказать? – встревожился Ваня.

– Потом расскажу. Сейчас нужно вернуть прежний вид, пора за дело.

Бони быстро все исправил, и мы с Ванечкой удалились.

В машине нас ожидал сюрприз. Маленькая Мира описала оба коврика около заднего сиденья. Благо, сами сиденья не тронула, видимо, не смогла на них вскарабкаться, в джипе они расположены высоко. Ваня принялся устранять «следы преступления» малышки.

– Стоило эту писюху везти из Казахстана! – ворчал он. – Пока ты наводила красоту, я ее четыре раза выносил на улицу, и каждый раз она оставляла лужицу. А теперь, пожалуйста, она еще и в машине это сделала.

– Ванечка, у всех маленьких детей, в том числе и собак, слабый мочевой пузырь, так как он еще не сформировался. Подрастут, такое будет случаться реже. Сам знаешь, как долго собаки могут терпеть. Вот и ты наберись терпения и не ворчи.

– А что мне остается делать? Смотри только, чтобы она на тебя не написала, тогда посмотрю на твое терпение.

Пришлось нам во время пути несколько раз останавливать машину во избежание неприятностей.

Когда подъехали к дому Прохора, я очередной раз отметила, что не отказалась бы в таком доме прожить всю жизнь. Из жаркой пыльной загазованной Москвы мы приехали в прохладный цветущий оазис, полный зелени, цветов и кислорода. В таком месте нужно растить детей, любить своих родных и наслаждаться жизнью. А вот Прохору как раз всего этого не достает. Бедняга. Действительно, какой смысл ему работать, зарабатывать деньги, для кого этот большой дом… Теперь я понимала – убийство Володи совершено, чтобы подкосить Прохора, выбить его из колеи. Он пока еще держится, по-прежнему много работает, по привычке, но скоро придет осознание бессмысленности, и тогда этот человек самоустраниться. Он уже как-то намекал на это. А если так, к кому перейдет власть в его империи, кому все достанется? Стасу. Надоело ему, наверное, быть на побегушках и притворяться верным слугой, давно хочется получить все и сразу. Змей! Ну ничего, еще посмотрим, кто кого. Меня смущает одно – слишком легко я нашла убийцу, это противоречит законам детективного жанра. Но разве я виновата, что у меня так развита интуиция, что я сразу же невзлюбила Стаса, а он оправдал мою нелюбовь.

Ваня попросил Софью Петровну, и она принесла корзинку с матрасиком и молока для маленькой Миры. Сытно поев и сбегав по нужде, щенок сладко уснул в тенечке. Мы справились о здоровье Дарьи Андреевны. Оказалось, она по-прежнему чувствует себя плохо, до сих пор без сознания и к ней никого не пускают.

Мы пошли в мою комнату, в эти хоромы, где легко могли бы разместиться несколько машин. Ванечка стал звонить однокласснику, а я по– шла принять душ. Когда я вышла, Ванюша трапезничал, он успел заказать обед в комнату и с удовольствием им наслаждался. Небольшой столик у окна превратился в скатерть – самобранку. Там были солянка, жареная семга с рисом и удивительным соусом, свежие овощи, а на десерт – салат из фруктов с мороженым и белое вино.

– Для тебя, Геля, обещали принести дополнительные порции. Ты ведь у нас теперь любишь поесть, – не преминул пошутить Ваня. – Я заказал еще жареного поросенка с картошкой по-деревенски, опять же окрошечки полтазика, ты ее очень уважаешь, ну и булок-плюшек всяческих.

– Ты, Ваняша, когда-нибудь доиграешься. Лопнет мое терпение, я тебя поколочу, – пригрозила я.

– Хотелось бы на это посмотреть, хотя подобная акция доставит мне меньше удовольствия, чем твой разгулявшийся аппетит.

– Ванька, прекрати треп, – взмолилась я, – и скажи лучше, что там у нас с машинами.

– С машинами все в ажуре, уже договорился. Стаса пока нет, Прохор где-то в доме. Могу быть свободен, шеф?

– Сиди уж и ешь молча. Ты не исправим. После обеда я пойду к Прохору, а ты до вечера свободен. Вечером посмотрим.

– Сижу, ем, молчу и дышу в тряпочку!

Я рассмеялась и легонько стукнула его по спине.

– Это нервное, шеф, – уже серьезно сказал Ваня. – Сдается мне, что в воздухе пахнет бурей.

– У меня на сердце тоже неспокойно, может, это значит, что мы приближаемся к разгадке? Кабы так, я бы поехала за Матвейкой, забрала бы его домой. Ты представить себе не можешь, как я соскучилась.

– Представляю, Геля, я ведь отец, и Алиску люблю больше жизни. А твой Матвей такой умница! Дядей меня назвал, я даже растрогался. Он уже умеет собирать логический кубик и очень любит книжки. А ты не вешай нос, уже недолго осталось.

– Что ж, тогда за дело, я иду искать Прохора.

– А я пойду к себе.

– У тебя здесь своя комната?

– А как же! У каждого в этом доме есть своя комната.

– А почему ты меня туда ни разу не пригласил?

– Она почти такая же, как у тебя, только без всех этих женских прибамбасов. В твоей раньше жила Анжела, подруга Прохора, это она напичкала ванную всеми этими штучками для наведения красоты.

– А где она сейчас?

– Упорхнула птичка, выкачала из Прохора денег и подарков, сколько смогла, и исчезла. Стерва была редкая, но красивая. Ему вообще на баб не везет, только корыстные попадаются. Нашел бы нормальную, приятную женщину, жили бы душа в душу. А так только одна маята и все равно одиночество.

– А сам? Разве у тебя жена – приятная женщина?

– И то правда. Ладно, не тереби раны.

Прохора я нашла в кабинете, который походил на кабинет английского лорда ХVIII века. Здесь были тяжелые шторы, старинная мебель, огромный письменный стол, множество книг. О нашем времени напоминал только современный ноутбук. Увидев меня, Прохор встал и вышел из-за стола. На первый взгляд, выглядел он неплохо, только всмотревшись в его лицо, можно было понять, что у этого человека разбито сердце. В глазах отсутствовал блеск, улыбка казалась натянутой.

– Здравствуйте, Прохор Степанович, – сказала я, – хотелось бы с вами поговорить.

– Здравствуй, Ангелина, наши желания совпадают. Проходи, присаживайся. – Он указал рукой на кресло. Как съездила?

– Спасибо, хорошо.

– Как сын?

– Растет! Уже умеет собирать логический кубик, любит книжки, – повторила я недавно услышанное.

– Вот и отлично! А что по моему делу? – спросил Прохор так, будто говорил с профессионалом, а не любителем да еще по принуждению.

– Я хочу вас предупредить, что сегодня вы не услышите всей истории, хотя многое уже известно. Дайте мне еще пару дней, и, думаю, все будет ясно. Сейчас же я хочу задать вам несколько вопросов. Вы согласны?

– Разве у меня есть выбор? Не выбивать же из тебя признание.

– И на том спасибо.

– Что тебя интересует?

– Прежде всего, как ваш бизнес?

– Нормально, прибыли растут, как никогда, все идет своим чередом. Механизм отлажен, мое участие почти не требуется.

– После смерти сына, простите, что напоминаю, и в случае вашей смерти кому достанется этот отлаженный механизм?

– Я ни на минуту не забываю о Володе и о том, что его больше нет. А относительно наследников только сейчас начал думать. Большую часть денег получат мои люди: прислуга, охрана, служащие офиса, те, кто служил мне верой и правдой долгие годы.

– А к кому перейдет дело?

– Я решил все оставить Стасу. Он часть этого механизма, он помогал строить мою империю, ему и карты в руки. А ты что, все еще зуб точишь на Стаса?

– В интересах следствия информация разглашению не подлежит, – с умным видом сказала я. – Наберитесь терпения. И еще. Расскажите, какую роль в вашем бизнесе играл Сергей, что он был за человек.

– Я с ним познакомился в колонии, когда отбывал второй срок. У него были незаурядные способности делать деньги почти из воздуха, за это он и срок схлопотал. В советское время не очень поощряли предпринимателей вроде него. Не хочу рассказывать о тюремной жизни, но после одного случая, когда его чуть не убили, он буквально прилепился ко мне. Как я ни пытался от него избавиться, потому что привык к одиночеству, он неотступно следовал за мной, стал моей тенью. Сергей освободился раньше меня. Освободившись, я занялся рэкетом и через пару лет или погиб бы, или схлопотал очередной срок. Серега нашел меня и научил зарабатывать деньги. Вместе мы по кирпичику закладывали фундамент будущего дела, и у нас, как видишь, получилось. Он был очень умным, у него был нюх на беспроигрышные сделки. Ему по жизни всегда везло, он был любимчиком фортуны и женщин. К единственному досадному эпизоду в своей жизни, заключению в колонии, он относился философски. Говорил, так было угодно судьбе для того, чтобы познакомить нас. Это был легкий, не злой человек. Очень обаятельный и щедрый. Женщины его любили, иногда ему и доставалось от них. Он не умел хранить верность, за что и попадал в неприятные истории. Вот такой он был.

– А как его убили?

– Из винтовки с оптическим прицелом. Стреляли из соседнего здания. Убийцу не нашли, улик он не оставил, сработал чисто, наверное, был профессионал.

– А Стас спас вам жизнь…

– Да, бросился на меня, прикрыл от пули.

– Герой, – с иронией сказала я.

– Ты напрасно иронизируешь, это действительно так.

– А где он был, когда погиб Володя?

– Ну, это уж совсем абсурдное подозрение!

– Прошу вас ответить.

– Мы были вместе. Сидели возле камина, обсуждали дела, пили виски, потом разошлись по спальням.

– А почему он живет с вами? У него что, нет своего дома?

– Так удобно и мне, и ему. Он всегда под рукой. Говорит, что когда решит жениться, тогда и обзаведется собственным домом.

– Понятно. А сейчас он где?

– Где-то по делам. Должен вернуться вечером.

– Хорошо. Спасибо за разговор, Прохор Степанович. Мне пора.

Я встала.

– Ангелина, – окликнул он меня.

Я обернулась.

– Надеюсь, ты ошибаешься.

– Надеюсь, что нет, – тихо сказала я, вышла и прикрыла дверь.

Бедный Прохор. Он сильно подавлен, но как достойно держится. Жизнь его не баловала. По сути, Володя был единственной его радостью долгие годы. Он любил сына, возлагал на него надежды, а сына-то у него уже давно не было. Была человеческая оболочка и потерянная душа, мучившаяся, мечущаяся на бренной земле. Прохор нанял меня искать его убийцу. Но не теперешнего убийцу нужно искать, а того, кто сделал Владимира наркоманом и тем самым начал медленно убивать его много лет назад. Хотя, как следует из моих логических умозаключений, тот и этот убийца – одно и то же лицо, вернее тандем из Стаса и его сестры. Когда-то они пристрастили Володю к наркотикам, а недавно столкнули его с лестницы. Необходимо это доказать. Я размышляла и так, и этак, прикидывала, сопоставляла, но доказательств у меня не было. Единственная моя козырная карта – собачка Мира, которая должна была спровоцировать Стаса на необдуманный поступок. Но если он хорошо владеет собой, пиши пропало, напрасно я сама надеюсь, Прохору наобещала и Ванечке внушила уверенность, что скоро раскроем преступление. Ладно, надо надеяться на лучшее, чего гадать.

Я позвонила Ване и сказала, что машина и Бони должны вечером находиться возле дома Прохора. Ванечка заверил, что все будет исполнено в лучшем виде, велел мне не дрейфить, а держать нос по ветру. Он умеет поднять настроение, если бы не он, я бы, наверное, сидела в заточении да жалела бы себя.

Я никогда в жизни не ждала ни одного вечера так, как сегодняшнего. Ничего не могла делать, ни на чем не могла сосредоточиться, только ждала, когда приедет Стас. В одной из шкатулок нашла карты и принялась раскладывать пасьянс, загадав, – если сойдется, все будет хорошо. Я так увлеклась, что когда позвонил Ваня и сказал, что приехал Стас, я как дура спросила:

– Ну и что?

– Ты чем там занимаешься? Я сейчас приду! – рассердился он и отключился.

Через минуту Ваня был у меня.

– Ты что, офонарела? Я весь извелся, а она в карты играет!

– Я раскладываю пасьянс.

– Очень рад за тебя, но пора действовать.

– Не торопись, Ваняшечка, надо быть осторожными. Пусть пройдет еще около часика, тогда мы, как обычно, спустимся попить чайку или кофейку на свежем воздухе. Или ты предлагаешь принести щенка к Стасу и сказать: «Посмотри на эту собачку, ее зовут Мира, также как твою сестру. Ну-ка колись, как вы убили Володю».

– Ну нет, конечно, – смутился Ваня.

– Я сама волнуюсь, – призналась я.

– Угу, заметно.

– Нет, я действительно волнуюсь. Садись-ка рядом, я научу тебя раскладывать пасьянс, это невероятно успокаивает.

Мы еще полчаса играли, Ваня, так же как и я, втянулся и расслабился. Только вот пасьянс не сошелся. Как и планировали, мы пошли пить чай. Нам накрыли стол на улице. Я устроилась в плетеном кресле, а Ваня принес Мирочку. Щенок, наверное, все время спал, поэтому с радостью принял предложение поиграть. Мы веселились так, что вышколенная Софья Петровна смотрела на нас с осуждением. Ваняша был в ударе и так меня смешил, что я, позабыв все правила приличия, хохотала как сумасшедшая. Мы бросали палку собачке, кричали ей «апорт», учили ее сидеть и давать лапу. А поскольку щенок был еще слишком мал, несмышлен, получалось очень забавно. Мирочка старалась делать все, что ей велят, но у нее это не очень получалось. Она тявкала, с удовольствием носилась за Ванечкой, который приносил палку вместо нее, и радовалась такой веселой игре. Мы ни разу не назвали ее по имени до тех пор, пока не вышел Стас. Тогда я что есть мочи заорала:

– Мира, Мира, иди сюда, смотри, кто к нам пришел!

Смуглое лицо Стаса стало почти землистым. Он оказался нервный. Нелегко все-таки вести двойную жизнь. Я следила за ним краем глаза. Все происходило, как в замедленной съемке. Он тихонько повернул голову в сторону собачки и отступил назад. В это время она все же принесла мне палку, и я громко сказала:

– Ах ты моя умница, ах ты моя красавица казахская.

И случилось невероятное, Стас развернулся и ушел в дом. Я возликовала, это была маленькая победа.

– Нет, ты видела, ты видела, как он перетрухал, это было нечто! – возбужденно проговорил Ваня.

– Я все видела, только что дальше? Он, наверное, сейчас звонит, вот бы узнать куда. Ручаюсь, что он говорит с сестрой.

– Нужно попробовать узнать.

– Как?

– Посмотрим по обстоятельствам. Давай продолжим игру.

Через несколько минут вышел, верней, выбежал Стас. Ваня, игравший со щенком, как бы невзначай налетел на него. Столкнуться с Ваней, скажу я вам, то еще удовольствие. Казалось, у Стаса затрещали кости. Это было, как в регби, только Ваня больше походил на асфальтоукладочный каток, чем на регбиста. Стас какое-то время был в нокауте, и Ване хватило этого времени, чтобы заменить его телефон на свой. Когда Стас поднялся, Ваня принялся извиняться и отряхивать его. Тот злобно посмотрел на него, даже сжал кулак, видимо, хотел ударить, но так и не решился. Связываться с Ваней – занятие небезопасное, и Стас решил ретироваться. Он уже садился в машину, когда его догнал Ваня и сказал, что он перепутал телефоны, когда они у них выпали, и снова принялся извиняться. Стас уехал, и я спросила Ваню:

– Ну что, успел посмотреть номер?

– Нет! – ответил он.

– Значит, ты напрасно его сшиб?

– Ничто не бывает напрасно, – философски ответил он.

– Ладно, не расстраивайся. Где Бони?

– На заправке, недалеко от дома.

– Тогда немедленно выезжаем!

Бони, загримированный под меня, ждал в зеленой «девятке». Мы поменялись местами. Краситься у меня не было времени, я только надела темный парик и помчалась в сторону Москвы за Стасом, благо дорога одна и у меня был кое-какой шанс догнать его. Правда, «помчалась», громко сказано, вожу я не очень хорошо, стаж у меня нулевой, машина чужая, а главное, не было с собой прав. Я так увлеклась погоней, что даже не думала об этих мелочах. И правильно делала, так как через несколько километров привыкла к машине, а она ко мне, и мое вождение стало почти сносным. На одном из светофоров мне удалось-таки догнать Стаса. Я расслабилась и повела машину, можно сказать, даже хорошо. Я кралась за Стасом на расстоянии двух машин, не глядя по сторонам, так как боялась его потерять, и поэтому не имела представления, где мы находимся. К тому же я привыкла воспринимать Москву как пешеход, а не как водитель.

Мы подъехали к какому-то старенькому скверику и остановились. Мне пришлось проехать чуть дальше в целях конспирации. Стас вышел из машины и сел на скамейку. Судя по всему, он кого-то ждал. На соседнем сиденье своей машины я обнаружила косметичку, объемистый тонкий джемпер и даже бинокль. Бони, как обычно, все предусмотрел. Быстро накрасив губы и нарумянившись, я была уверена, что теперь меня никто не узнает.

Время шло, но ничего не происходило. От безделья я принялась осматривать место встречи. Вокруг скверика располагались старые, очень уютные дома, возможно, даже представляющие историческую ценность. Был теплый летний вечер. На скамейках сидели хорошо одетые старики и старушки, вероятно, довольно состоятельные, рядом прогуливались их питомцы всевозможных пород, но все как один такие же древние, как и их хозяева. Напрасно Стас выбрал для встречи этот сквер, он здесь был как гладиолус среди одуванчиков, весь на ладони. Я уже начинала терять терпение, когда к Стасу подошла сгорбленная старуха. На ней был огромный старый свитер, длинная черная юбка и стоптанные туфли. Я прильнула к биноклю и принялась ее рассматривать. Обычная, ничем не примечательная пожилая женщина из тех, кто любит поболтать со случайными людьми: седые волосы, спрятанные под косынку, очки в старой оправе, тонкие сжатые губы, бледная кожа. Она что-то говорила Стасу, а тот с раздражением ей отвечал. Бедная, нашла с кем говорить. Стас не самый приятный собеседник, лучше б выбрала себе кого-то из своих ровесников, вон их здесь сколько. Я принялась рассматривать других стариков и поняла, что старушка отличалась от них не только тем, что одета была хуже, но и тем, что была она не маленькая и сухонькая. Крепкая, высокая, размер ноги тридцать девять, не меньше. Да и сутулится как-то странно. Похоже, она не из этих красивых домов. Зачем ей было тащиться сюда? Может, хочет подцепить себе старичка побогаче? Так что же тогда с молодым беседует, шла бы и очаровывала дедушек. Хотя для этой цели оделась она не очень привлекательно. Свитер старый, большой, как мешок, туфлям давно место на помойке. Видно, совсем бедность доконала. Я, не отрываясь, смотрела в бинокль. Бабка отошла от Стаса, наверное, поняла, с кем имеет дело.

Стас продолжал сидеть. Прошло еще немного времени, он вдруг поднялся и пошел к машине. Странно. Значит, его встреча не состоялась, почему-то сестра не пришла. А с чего я взяла, что должна была прийти именно сестра, может, он ждал кого-то по делу, а теперь поедет к ней. Тогда в путь! Сейчас одену припасенный Бони джемпер, вдруг придется выйти и подойти к объекту слежки ближе, нужно быть совсем неузнаваемой. Я натягивала свитер и думала: «Ну и мешок, неужели не нашлось размера поменьше! Где он его только откопал?» Потом повернула ключ в замке зажигания и тут же заглушила мотор. Боже мой! Разве можно быть такой глупой, слепой и бестолковой идиоткой! Мне даже за рыбками в аквариуме нельзя доверять присмотр, они все разбегутся, а я и не замечу. Это ж надо, быть на волосок от разгадки и так опростоволосится. «Старушка» в безразмерном свитере и была его сестра, только переодетая и искусно загримированная! Ну где были мои глаза? Они тупо пялились на подозреваемых и ничего не замечали. Только, когда объекты слежки удалились в неизвестном направлении, я прозрела. Все пропало! Стаса мне ни за что не догнать. Хотя, если мои подозрения верны, он теперь поедет домой, так как больше ему не с кем встречаться. Старушка-сестричка навсегда для меня потеряна, сейчас она, наверное, далеко от этого места. Что делать? Я решила позвонить Ванечке и рассказать о своем промахе. Я так убивалась и казнила себя, что Ваня едва успевал меня утешать. Потом сказал:

– Подожди, я посоветуюсь с Гелей.

– С кем? А я кто?

– Блин, ну ты вообще! Слушай, езжай домой срочно! Вот и Геля говорит, что если ты права, то сама скоро в этом убедишься.

– Хорошо, еду, поняла, наконец.

– Вот и чудненько, позвони.

– Когда?

– Когда приедешь! – с раздражением сказал Ваня.

– А, ну да.

Я тронулась в путь, и тут возникла настоящая проблема – я не знала, как и куда мне ехать. Сюда я ехала, следуя за Стасом, автоматически. В какую сторону мне катить теперь, даже не представляла. Я снова позвонила Ване и сказала, что заблудилась.

– Тысяча чертей, ты меня убиваешь! – воскликнул он.

– Что же мне делать? Я не умею ездить по Москве самостоятельно.

– Я так и знал, что ты что-нибудь учудишь. Выйди и посмотри название улицы!

– Точно! Бегу! Не отключайся!

Я вышла и прочла название на одном из домов.

– Теперь сиди там и никуда не рыпайся, – приказал Ваня.

Прошло минут сорок, и мои спасители в лице Вани и Бони прибыли. Я к тому времени стерла макияж, сняла парик и джемпер и стала прежней Ангелиной. Может, смена имиджа дурно повлияла, что я до такой степени отупела. Другой человек – другие мысли. Наверное, так и есть, утешила я себя и поделилась своим выводом с друзьями.

– Конечно, конечно, – сказал Ваня, – это не ты, это она – эта бестолковая брюнетка. Бывают люди не прозорливые, не то что ты, Гелечка, умница и красавица.

– Да, я такая! – согласилась я.

– Хорошо, что я не поехал, – сказал Бони. – Я бы ни за что не догадался, что это была его сестра. Не переживай, Геля, в подобных обстоятельствах тяжело сориентироваться. И ведь какое место выбрали! Комар носа не подточит. Умные, пройдохи.

– Что бы я без вас делала, дорогие мои. Спасибо вам.

– А главное, куда бы ты ехала?! Сидела бы здесь холодная, голодная, – снова начал шутить Ваня.

– Почему холодная? – удивилась я. – Лето на дворе, тепло, тем более что я в машине.

– Кстати, о машинах. Давайте меняться. Бони, возьми пока «девятку» себе, возможно, ты нам еще понадобишься. А лучше съезди и возьми другую, чтоб не мелькать на одной и той же, – сказал Ваня.

– Ты прирожденный полководец! – похвалила я его.

– А ты, горе, садись в «мерс» и не подлизывайся, – остановил он меня.

– Ладно, Ванька, сейчас на твоей улице праздник, можешь наслаждаться, – мирно закончила я начавшуюся было пикировку.

Ваня пожал руку Бони, и мы разъехались. По дороге он сообщил, что я оказалась права, у Стаса эта встреча действительно была единственной, они видели его машину, которая следовала в сторону дома Прохора.

– Ну что ж, хоть какое-то утешение.

Когда мы приехали, стало почти темно, и я пошла спать, сославшись на усталость.

Утром, уже одетая, я собиралась выйти из комнаты. Неожиданно дверь распахнулась, и появился Стас.

– Тебя не учили стучаться? – спросила я.

Не обращая внимание на мои слова, незваный гость прошел в комнату и сел в кресло, положив ногу на ногу. Он нагло улыбался, но при этом был напряжен, видимо, нервничал.

– Кажется, нам нужно поговорить, – ска– зал он.

Терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос, я окончательно рассердилась и приняла его манеру говорить.

– Ты так считаешь?

– Разве у тебя не появились вопросы ко мне? Может, объяснимся?

– Почему бы и нет?

– Тогда давай встретимся сегодня в 22.00. Возле нашего офиса есть уличное кафе «Визит», я буду ждать вас там.

– Кого «вас»?

– Тебя и Санчо Пансо твоего, Ваньку.

– Даже не знаю, смогу ли я прийти, – решила я поиграть на его нервах.

– Постарайся, а то хуже будет!

– Чего?! А ну, пошел вон, слизняк! Ты мне надоел. Не буду я с тобой разговаривать, а сразу пойду к Прохору и все ему расскажу.

Стас вскочил с кресла и вплотную подошел ко мне. Кулаки его были сжаты, лицо злое, но в глубине глаз я увидела звериный страх. Не знаю, как бояться звери, наверное, у них перед опасностью именно такой взгляд – затравленный, с ощущением неминуемого конца. «А… Боишься, гнида, – подумала я. – Других убивать не боялся, а за свою шкуру вон как дрожишь, до обморока».

Он с трудом справился с собой и сказал:

– У тебя нет никаких доказательств! Ты ничего не сможешь мне сделать!

– Вот и посмотрим! – блефовала я.

– Думаю, нам все же необходимо поговорить. Ты многого не знаешь, поэтому у тебя складывается ложное представление обо мне, – сменил тон Стас.

– И о твоей сестре, – добавила я и поняла, что задела его за живое: его красивое, порочное лицо побелело.

– Ты и о ней знаешь?

– Я знаю ВСЕ!

– Так вы придете? – почти заискивающе спросил он, снова перейдя на «вы».

– Хорошо, хотя не вижу в этом необходимости.

Стас с облегчением вздохнул.

– До вечера! – произнес он, уходя.

Я подошла к окну и задумалась. Что значит это приглашение? Может, они решили перетянуть нас на свою сторону, взять в сообщники? В любом случае, встреча обещает быть интересной. Наконец-то мы увидим Миру и возможно, они сами дадут нам дополнительную информацию о своих подвигах. Только придется ждать целый день. Черт! Надо было назначить встречу пораньше, до десяти вечера еще так долго. Нужно порадовать Ваню, сказать, что враги выкинули белый флаг и согласны на мирные переговоры. Значит, мы заставили себя уважать и считаться с нами. Не полная, но все же победа.

Сотовый телефон Ванечки не отвечал, а домашний я не знала. После безуспешных попыток связаться с ним я спустилась вниз и вышла на улицу. Утренний воздух был слегка прохладным, кое-где блестели капельки росы, и жизнь казалась прекрасной. Да ну их всех, этих мужчин. Сейчас позавтракаю, отпрошусь у Прохора и поеду к маме. До вечера дел никаких нет, стало быть я абсолютно свободна.

Из дома вынесли плетеную мебель и начали сервировать стол. Через несколько минут вышел Прохор.

– Уже проснулась? Ранняя пташка, молодец! Я тоже люблю раннее утро, когда все только начинает просыпаться, – сказал он.

– Доброе утро, Прохор Степанович! Не возражаете, если я с вами позавтракаю? – спросила я.

– Наоборот, буду рад. Присоединяйся!

Я решила, что успею посмотреть на Мирочку, мы совсем забыли о бедном щенке. Она, наверное, ночью озябла. На том месте, где стояла ее корзиночка, ни Миры, ни корзинки не было. Я представила самое ужасное и бросилась к Прохору.

– Вы не видели собаку?

– Нет, не видел. А разве у нас есть собака?

– Да, была. Мы ее вчера привезли, белая такая, Мира зовут.

– Давай спросим у Софьи Петровны, обычно она все знает.

Из дома как раз вышла Софья Петровна, и я в отчаянии бросилась к ней.

– Софья Петровна, миленькая, вы не видели Мирочку, щенка? Она куда-то исчезла.

– Ее перенесли в дом. Ночью на улице прохладно, а она маленькая, могла заболеть, – сказала она с упреком. – Сейчас распоряжусь, ее принесут.

Я с облегчением вздохнула и села за стол.

– Что ты так переполошилась из-за этой собаки? – улыбнулся Прохор. – Куда бы ей деться со двора?

– Сама не знаю, Прохор Степанович. Я подумала, что с ней что-то случилось.

– Что с ней может случиться здесь? Она что, такая ценная?

– О, вы даже представить себе не можете насколько!

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – снова улыбнулся Прохор.

Принесли Миру. Она вылезла из корзинки, потянулась, зевнула, стряхнула с себя остатки сна и подбежала к нам.

– Какая необычная собака, – сказал Прохор, – абсолютно белая.

Мира как будто поняла, что ее рассматривают, потому что начала гордо прохаживаться возле нас.

– Задавака! – сказала я.

– Смешная какая. Ну-ка, иди сюда, – позвал ее Прохор.

Мира подошла к нему.

– Смотрите, какие мы умные. Садись рядом, будем завтракать.

Мира села. Наши вчерашние уроки не прошли даром.

– Вот молодчина, уже и команды выполняет, действительно ценная собака.

«Интересно, – подумала я, – что бы сказал Прохор, если бы узнал, кому еще вчера принадлежала эта собака и какую роль играет она в моем расследовании». Не далек тот час, когда он все узнает, осталось только последнее дело – встреча со Стасом и его сестрой. Необходимо вывести их на откровенный разговор, чтобы подтвердить мои догадки. Стас прав, доказательств у нас нет, но надеюсь, уже сегодня вечером они появятся.

Я попросила Прохора Степановича разрешить мне сегодня съездить к маме.

– Ты ведь позавчера там была, – удивил– ся он.

«Да знал бы ты, где я была…» – мелькнуло у меня в голове.

– Ну, пожалуйста! До вечера дел никаких нет. Я очень скучаю по сыну.

– Поезжай. Но почему у тебя дел нет? Что, расследование закончено? И что будет вечером?

– Вечером можно будет поставить точку в этом деле.

– Вот как? Хорошо, кабы так. Дождись Ваню, он тебя отвезет.

– У него телефон не отвечает.

– Не волнуйся, приедет. Куда он от тебя денется.

В подтверждение его слов появился Ваня. Таким я его еще не видела. Выглядел он так, будто всю ночь не спал: помятый, потрепанный и казался больным. На щеках рыжая щетина, короткие волосы торчали в разные стороны.

– Ваня, что с тобой случилось? Ты ужасно выглядишь! – не удержалась я.

– Догадываюсь. Здравствуйте, Прохор Степанович, Ангелина! – вяло сказал он.

– Что-то в семье? – спросил Прохор.

– Да, как обычно, – ответил Ваня.

– «Как обычно», ты выглядишь лучше, чем сегодня, значит, произошло что-то не совсем обычное.

– Простите меня, я не хочу пока говорить на эту тему, – потупился Ваня.

– Тогда садись завтракать, а позже отвези Ангелину к матери, если в состоянии, а то я Анатолия попрошу.

– Нет, я сам, – сказал Ваня.

Он посидел с нами за столом, но к еде не притронулся. Позже Прохор уехал по делам, а мы с Ваней пошли в мою комнату.

– Ванечка, ну что случилось, – спросила я, – на тебе лица нет? Что-то с дочкой? С женой? Опять поругались?

– Геля, только не сегодня, прошу тебя. – Лицо его стало еще более несчастным. – Я узнал, что моя жена мне не верна. Это все, что я пока могу сказать. Остальное в другой раз.

– Хорошо, я не настаиваю. Сходи, прими душ. Хочешь, поспи, а я поеду к маме на такси. Или вообще не поеду, буду с тобой весь день. Ты не отчаивайся. Меня тоже муж бросил, видишь, я держусь, хотя знаешь как больно.

– Ты молодец. Только мой случай поужаснее твоего, ты даже представить не можешь насколько.

Всем брошенным супругам, кажется, что именно их ситуация самая драматическая, но если посмотреть вокруг, то становится очевидным, что бывают и более трагические жизненные истории. Ваню сейчас переубеждать бессмысленно, я сама недавно была в его шкуре, тогда мне мало помогли чьи-либо советы. С этой болью может справиться только время. Сейчас лучше переключить внимание Вани на что-нибудь другое и не оставлять его одного.

Когда он вышел из душа и привел себя в порядок, я сообщила о предстоящей встрече со Стасом и его сестрой. Даже эта новость не проняла его. Он отрешенно сказал:

– Хорошо, поедем. Только, как вчера, я с Бони, а ты следишь за Стасом.

– Что за ним следить, какой смысл, нам и так известно, куда он поедет.

– Послушайся меня, так будет вернее. Да и помощь Бони нам не помешает.

– Тогда пусть он следит за Стасом и в случае чего будет под рукой.

– Нет. Поступим, как вчера. Бони бу– дет тобой и едет со мной, ты следишь за Стасом. И не спорь, на другие условия я не согласен.

Похоже, что спорить с ним действительно было бессмысленно. Сейчас, когда он в таком состоянии, доказать ему, что нет никакого смысла в нашем маскараде, невозможно. Что ж, поедем гуськом: Бони и Ваня, Стас и я. На месте разберемся.

Это был замечательный день. Мама, Матвей и я были несказанно рады встрече. Даже Ваня слегка повеселел, глядя на нас. Матвейка повзрослел и стал немного выше. Я смотрела на него и не могла налюбоваться. После долгой разлуки и всего пережитого было приятно сознавать, что у меня такой чудесный сын. Он уже неплохо говорил, знал почти всех зверей, мог назвать многие предметы и пытался высказываться. Мы пошли в парк, где катались на карусели, фотографировались, ели мороженое. Потом я и Матвей спали рядом, обнявшись. Сын перед сном погладил меня по голове, сказал: «Мама хаошая». И уснул. Все мои заботы остались далеко, в другом мире, и мне так не хотелось возвращаться в него. Но нужно было заканчивать расследование. Мы уехали, когда Матвейка еще спал. Наверное, когда он проснется, подумает, что наше свидание ему приснилось. Мама перед отъездом спросила:

– Как у тебя дела? Данила не звонил? Мы так и не поговорили.

– У меня все хорошо, – ответила я. – Скоро заберу Матвея. Данила не звонил, но сейчас это не важно. Поговорим об этом позже.

– Ты уже разлюбила его?

– Не знаю, мама, я не думаю об этом, мне некогда.

– Это хорошо. Но выглядишь ты намного лучше, чем прежде, просто замечательно. У тебя роман?

– Что ты, мама? С кем?

– С Ваней, например. Он весьма достойный молодой человек.

– С Ваней мы просто друзья.

– Понятно, – сказала мама таким тоном, как будто я ее обманываю.

Мамы все одинаковые, у них свое представление о нашем счастье, и спорить с ними зачастую нет никакого смысла.

До ожидаемой встречи по-прежнему было еще слишком много времени, и мы решили заехать к Бони.

Маруся, заламывая руки, сообщила, что Борис Алексеевич сегодня в салон не приходил, позвонил и сказал, что у него дела.

– Какие могут быть дела, когда у него на сегодня записано так много клиентов. Многие из них, вы представляете, угрожали мне физиче– ской расправой, если я не найду его. А что я могу сделать? Он сказал, чтобы я его ни под каким предлогом не беспокоила. Клиентки беснуются, ни у кого не хотят обслуживаться, только у метра. Уволюсь к чертовой матери! За что мне все это!

Я попыталась успокоить ее:

– Дорогая, вы не волнуйтесь. Наверняка у Бориса Алексеевича были веские причины не прийти сегодня. Думаю, он оценит по достоинству вашу самоотверженность и щедро отблагодарит. А может, вам вообще закрыть салон, например, по техническим причинам и пойти домой отдохнуть? Я скажу Борису Алексеевичу, что это я посоветовала так сделать, он не будет сердиться. Думаю, это единственно верное решение, тем более что до конца рабочего времени осталось всего три часа.

– Вы правы, пойду-ка я домой. Устала чертовски. Метр – щедрый человек, он обязательно оценит мою стойкость, я знаю.

Так, успокаивая себя, Маруся засобиралась домой, а мы отправились искать Бони. И нашли его дома, он спокойно пил кофе.

– Ты почему не в салоне? Там твоя Маруся места себе не находит, чуть руки на себя не наложила, так ее донимают твои клиентки, а ты кофе пьешь! – возмутилась я.

– Марусю я отблагодарю, она молодец. А кофе я пью, чтобы немного расслабиться. Потому что устал как лошадь. Целый день ублажал женщин разных возрастов, занимаясь расследованием.

Мы с Ваней переглянулись и заулыбались.

– Каким это образом ты их ублажал? – спросил насмешливо Ваня.

– Ой, только не надо придираться к словам. Лучше бы я их ублажал тем способом, о каком вы подумали, наверное, было бы легче. А то пришлось к каждой искать подход, выслушивать бесконечные жизненные истории, дарить подарки, давать какие-то обещания. С ума можно сойти. Одна Вероника чего стоит!

– Думаю, уже мог бы привыкнуть, так как все время имеешь дело с женщинами, – сказала я.

– Ты о моих клиентках? К ним я привык, и потом, они меня слушаются, я для них авторитет, поэтому легко могу ими управлять. Но незнакомые женщины – это просто ужас какой-то. Я для них как исповедник, их истории бесконечны. Одного чаю я сегодня выпил литра четыре, не меньше, не лучшего качества, между прочим. У меня до сих пор во рту привкус запаренного веника. Даже кофе не помогает.

– А ты выпей коньяку, – предложила я.

– Точно, с лимончиком! – согласился Бони. – У меня есть отличный коньяк, мне подарила одна дама, владелица сети супермаркетов. Присоединяйтесь, выпьем, и я вам все расскажу.

– Все не надо, только главное, то, что тебе удалось узнать. А пить мы не будем. Мне и Геле еще придется вести машины. Сегодня будем действовать по вчерашнему сценарию. Ты взял машину? – спросил Ваня.

– Да, старенький «Форд». Во дворе стоит. Он мне, кстати, сегодня пригодился, я на нем одну даму домой отвозил, паспортистку из паспортного стола. Довольно ценную информацию от нее получил… – не унимался Бони.

– Успокойся, неси коньяк, – остановила я его.

Когда он вышел, Ваня сказал:

– Ничего, он сейчас выпьет и немного расслабится, а то, видишь, как его разбирает. Настрадался, бедолага.

Бони принес коньяк, лимон, немного бутербродов и все порывался рассказать о проведенном расследовании, но мы с Ваней всячески пресекали эти попытки до тех пор, пока Бони не успокоился. Тогда он сам сказал:

– Итак, вкратце. Я поговорил с новой бабушкой с пятого этажа. С Вероникой съездил в паспортный стол и узнал о хозяевах пустующей квартиры. Параллельно узнал там же… Внимание! О том, что с новой бабусей прописана еще дочка. Не буду говорить, чего мне это стоило.

– Не надо!!! – дружно сказали я и Ваня.

Бони посмотрел на нас с осуждением. Как же, он проделал такую работу, а мы не хотим его даже выслушать…

– Так вот, в результате моих умозаключений вырисовывается следующая картина. Вероника слышала какую-то возню на площадке в ту ночь, но что говорили и кто, она не поняла. В пустующей квартире давно никто не живет. Она на сигнализации, и ее уже несколько месяцев никто не посещал. И самое главное. Эта дочь, прописанная со старушкой, вполне могла находиться в ту ночь по месту прописки и убить Владимира, может, даже случайно. Не успел еще узнать фамилию, имя и отчество этой дочки. Завтра попробую проверить ее алиби.

– Браво, Бони, тебе нет равных, ты великий и терпеливый сыщик. Продолжай, и тебя ждет успех! – сказала я.

Бони слегка покраснел: лесть пришлась ему по душе.

– Я обязательно докопаюсь до сути, вот увидите, – заверил он нас.

– Охотно верим, – одновременно сказали мы с Ваней.

– Теперь, когда Бони нам все рассказал, давайте, обсудим предстоящий вечер, – предложил Ваня.

Мы еще долго говорили о назначенной встрече, о ролях, отведенных каждому, и просто ни о чем.

В 20.00 Бони и Ваня сели в «Мерседес» и поехали к Прохору, я, переодетая в тупую брюнетку, на стареньком «Форде» отправилась следом. Зачем вообще нужно было туда ехать? Это противный Ванька настоял на том, чтобы я следила за Стасом от самого дома Прохора, а так как самостоятельно я туда вряд ли бы смогла добраться, пришлось им меня сопровождать, вернее, мне следовать за ними. Оказалось, дорогу я уже почти запомнила, но несколько коварных поворотов все же могли завести меня совсем в другое место. Непрезентабельный «Форд», довольно старенький, пообтрепавшийся, проявил все достоинства иностранной машины, ехать на ней одно удовольствие. Двигалась она легко, без рывков, плавно поворачивала и слушалась меня. Я почувствовала себя лихим гонщиком и свободно перестраивалась из ряда в ряд, снижала и увеличивала скорость, даже ухитрялась разглядывать улицы.

Ребята въехали на территорию коттеджа, а я, как и вчера, осталась на заправке, издалека наблюдая за воротами в ожидании Стаса. Когда он выехал, я медленно последовала за ним. В 21.45 мы заехали на довольно многолюдную улицу и остановились. Стас вышел из машины и направился в какой-то погребок под названием «Пивная боцмана». Я удивилась. Ведь мы условились встретиться в другом месте. Может, решил выпить пивка, но сейчас пиво везде подают, в «Визите» тоже.

Прошло минут пятнадцать, а Стас все не выходил, и я заволновалась. Может, скрылся через черный ход, засек меня? Я забежала в бар. Стас сидел за стойкой и разговаривал с барменом. Боже мой, что происходит, почему он не торопится? Я побежала к машине, схватила сотовый и стала звонить Ване. У меня так колотилось сердце и дрожали руки, что я долго не могла нажать нужные кнопки. Наконец соединение состоялось, но Ваня не отвечал. Я звонила вновь и вновь, но он не отвечал. Нужно было срочно ехать к офису Прохора. Как? Я спросила у прохожего, он сказал, что это не очень далеко, и объяснил мне самый короткий маршрут. Я неслась как на пожар, но произошло нечто пострашнее пожара. Мои самые ужасные предположения подтвердились. Возле ка– фе толпились люди. Бони лежал лицом вниз, Ваня – на спине, рядом расплывалось огромное кровавое пятно. Я подбежала к ним.

– Ваня, Ванечка, что случилось?

Еле слышно он прохрипел:

– Это она, – и отключился.

В толпе обсуждали происшествие, и я поняла, что в Бони и Ваню стреляли. Значит, вот на какую встречу позвал нас Стас. Я почти праздновала победу, а они в это время планировали убийство. Но это будет последнее зло, которое они совершили. Я осталась жить, и я отомщу. Я уничтожу их. Вспомнив о Ванечкином пистолете, я незаметно вытащила его и спрятала под свой большой свитер.

Вдруг послышался стон и Бони зашевелился. Я перевернула его. Парик съехал, на лбу была огромная шишка, а лицо заплывало прямо на глазах. Я наклонилась к нему.

– Бони, родной, ты жив?

Он улыбнулся:

– Кажется, да. Только голова очень болит.

– Что произошло?

– Я не понял. Ваня почему-то сильно ударил меня головой, и я потерял сознание.

Увидев Ваню, спросил:

– Что с ним?

– Он убит, спасая меня, – сказала я.

– Кажется, меня тоже. Я сначала услышал, как что-то прожужжало, а потом он меня ударил об стол, наверное, хотел, чтобы я пригнулся.

Приехали «скорая помощь», милиция и Прохор. Ваню погрузили в «скорую» и увезли.

– Почему ты мне ничего не рассказала, я мог бы предотвратить это преступление, – спорсил Прохор, обращаясь к Бони.

Ответила я:

– Простите меня, Прохор Степанович, мы хотели окончательно разобраться во всем и тогда все рассказать. Вы ведь не верили мне.

– Не понимаю, – сказал он, глядя на меня. – Вы кто?

– Это я – Ангелина, а это мой друг. Ваня настоял, чтобы он поехал с ним на встречу вместо меня. Наверное, что-то чувствовал. Это ужасно, никогда себе не прощу.

– Немедленно садись в машину! – скомандовал Прохор. – Я сейчас все улажу с органами, тогда поговорим. Друга тоже прихвати. Сыщики!

Я и Бони, со стороны две странные личности, направились к джипу. Бони едва ковылял, глаза его опухли, кожа вокруг них почернела, кажется, такой синяк называется «синдром очков». Я, поддерживая его под руку и размазывая тушь по своему лицу, в дурацком одеянии плелась рядом. Бони дал мне ключи от «мерса». Я усадила его на заднее сиденье.

– Нужно закрыть твой «Форд», позже я отвезу его хозяину, – сказал он. Несмотря на сильный удар, он неплохо соображал, в отличие от меня. Я о «своей» машине совсем забыла.

Забрав из «Форда» свои вещи и спрятав в сумочку пистолет, я закрыла машину и вернулась обратно. Бони рассматривал парик.

– Смотри, что я нашел, – он протянул мне пулю. – Она застряла у меня в парике. Представляешь!

– Отдай ее мне!

– Зачем? – удивился он.

– На память.

Бони отдал мне пулю.

Пришел Прохор.

– Ну, я слушаю. Подробно, пожалуйста.

В его голосе слышались металлические нотки.

– Давайте отвезем моего друга домой, кажется, он неважно себя чувствует, и поговорим где-нибудь в спокойной обстановке, – сказала я.

– Опять тянешь резину?! – еще жестче воскликнул Прохор.

– Нет, хочу собраться с мыслями, да и мой друг здесь ни при чем.

Он включил двигатель, за нами тронулась еще одна машина, кого-то из прохоровской свиты.

– А как вы здесь оказались? – спросила я.

– Когда ты сказала, что все решиться сегодня вечером, я велел своим людям присматривать за вами.

– И тогда, когда мы ездили к маме?

– Да, и к маме тебя сопровождали, и к салону красоты, и к моему дому, а вот маскарад ваш проглядели. Тебя узнать совершенно невозможно, зато твой друг – вылитый ты. Как вам это удалось?

– Бони, его так зовут, настоящий мастер, он может все. Он из меня сделал красотку, я ведь была совсем другая. И в расследовании мне помогал. Он и Ваня – самые лучшие друзья, я бы без них пропала.

Я говорила, говорила, очень громко, почти радостно, и при этом дрожала как осиновый лист.

Прохор неожиданно остановил машину, но еще более неожиданно дал мне пощечину. Я так обиделась, что тут же зарыдала. Поток слов, часто бестолковых, прервался.

– Вот и молодец, – сказал Прохор. – Теперь лучше?

Мне действительно стало лучше. Прошел озноб, я стала вполне адекватна.

– Спасибо, – тихо сказала я и еще тише, боясь услышать ответ, спросила: – Ванечка умер, да?

– Нет, он жив. Пуля прошла навылет, задела артерию на шее, очень большая потеря крови. Вот все, что известно на данный момент. Мои люди отправились в больницу и будут подробно докладывать о его состоянии. Надеюсь, выкарабкается, он крепкий.

– Я во всем виновата, это я втянула его в расследование.

– Прекрати, – остановил меня Прохор. – Начнем с того, что я сам его к тебе приставил и сам вынудил тебя начать поиски убийцы, хотя я не думал, что ты воспримешь мои слова так буквально. Просто тебе надо было находится у меня под присмотром до тех пор, пока не нашли бы убийцу. Когда ты сама занялась расследованием, я, правда, подумал, что это на пользу. Ты отвлечешься, а может, действительно, что-нибудь откопаешь, дилетантам иногда везет. Но оно вон как обернулось. Этого я не мог предусмотреть. Так что ты себя не вини. Я, старый дурак, заварил кашу, мне и расхлебывать.

– Вы здесь ни при чем, это давняя история, и я вам сейчас ее расскажу, только нужно отвезти Бони домой, а может, даже к врачу. Что-то он не очень хорошо выглядит.

Бони полулежал на заднем сиденье и то ли дремал, то ли опять потерял сознание.

– Я везу его к своему другу, он хороший врач, сейчас осмотрит его и, если потребуется, оставит у себя, – успокоил меня Прохор.

Бони действительно оставили в небольшой частной клинике, у него оказалось сотрясение мозга. Когда его переодели в больничную одежду и смыли косметику, он стал прежним обаятельным парнем, симпатичным, несмотря на уродливые последствия травмы. Перед моим уходом он протянул мне листочек из блокнота и сказал:

– Обещай, что найдешь ее.

Я взглянула на бумажку, там было написано чье-то имя, и пообещала:

– Хорошо, найду!

В клинике Прохору выделили свободный кабинет, там и произошел откровенный разговор.

Я рассказала все без утайки о Катерине, о ее муже Тимуре, о ее детях Женисе и Мире, об искалеченных судьбах Володи и настоящего Стаса Евсеева. Прохор слушал молча, ни разу не перебив меня. Иногда его мужественное лицо искажала гримаса страдания. Закончила я свой рассказ словами:

– Вот такая история, Прохор Степанович. Все вроде бы сходится, но доказательств пока нет. То, что они пошли на убийство, лишь подтверждает мою правоту.

– Зря ты не рассказала мне все это раньше, хотя, возможно, тогда я тебе не поверил бы. Выстрелив в Ваню, они убедили меня в том, что ты права. У меня спала пелена с глаз, и теперь многие вещи в поведении Стаса кажутся мне подозрительными. Как он мог, я ведь считал его вторым сыном. Я мог бы ему простить чужое имя, возможное воровство, но только не то, как он втерся ко мне в доверие – добился своей цели, переступив через моего сына, искалечив ему жизнь. Они же братья, у них одна мать! Этого я не могу понять, а значит, и простить. Он заплатит за все! Я из него душу вытрясу!

– Пожалуйста, не горячитесь, Прохор Степанович. Они не только в Ваню стреляли, но и в Бони, обоих спасло только чудо. Они мои друзья, а я никому не позволю убивать моих друзей или хотя бы пытаться сделать это. Давайте поступим так.

И я изложила свой план под названием «Приманка для урода», способ добыть доказательства многочисленных преступлений Жениса-Стаса и его сестры.

– Давай попробуем, но если это не сработает, я использую другие методы, тогда Стасу вряд ли удастся что-нибудь утаить. Видит бог, он вынуждает меня сделать это, – сказал Прохор.

По дороге к коттеджу ему несколько раз звонили и докладывали, что Ваня жив, хотя и в тяжелом состоянии. Думая о Стасе, я негодовала, пылала гневом. Была настолько зла, что непроизвольно скрипела зубами. При мысли о Ване и Бони меня охватывала такая жалость, что к горлу подкатывал ком и не давал мне заплакать. Произошедшее скорее походило на дурной сон или на сюжет боевика. Еще хорошо, что все обошлось именно так. Ведь я могла в одночасье лишиться обоих друзей. Или же оказаться на месте Бони с простреленным париком или головой. Что бы тогда было с моим маленьким сыном! Отец от него ушел добровольно, а мать – по воле плохих людей. Бедный мой сыночек, моя кровиночка, мое солнышко родное, как бы ему жилось в этом жестоком мире без родителей! А Ванина дочь? Ведь у нее ситуация сейчас не лучше. Ванечка в таком тяжелом состоянии, что неизвестно, выкарабкается ли. «Нужно завтра заехать к ним и сообщить о случившемся, сегодня лучше ничего не говорить, пусть поспят ночь спокойно, – подумала я. – Ванина жена наверняка решит, что он не пришел ночевать из-за утренней ссоры».

Было уже очень поздно, когда мы приехали в коттедж. Я постаралась пробраться к себе никем не замеченной, для этого Прохор распорядился выключить во дворе почти все фонари. Стас, оказывается, уже приехал и находился в своей комнате. Прохор велел позвать его в гостиную. Там по разработанному нами плану он рассказал о случившемся. Чтобы усыпить бдительность Стаса, сказал, что я погибла, а Ваня в тяжелом состоянии в реанимации. В это время я поднялась в комнату Стаса и терпеливо ждала в темноте, пока закончится разговор. Прохор позвонил мне (я предусмотрительно включила виброзвонок) и сообщил, что Стас пошел к себе. Я спряталась в шкаф.

Стас вошел, включил свет, запер дверь и принялся звонить.

– Не спишь? – спросил он кого-то. – Слушай, все на мази, «эта» подохла, а Ванька пока скрипит, но тоже не жилец.

На том конце что-то спросили.

– Да все в порядке, – заверил Стас. – Прохор расстроен, но я чист, сама знаешь. Ты-то как?

Он выслушал ответ и удовлетворенно кивнул.

– Ну да, это потом обговорим. Ты молодец, Мира!

«И ты молодец, – подумала я. – Не выдержал-таки, позвонил. Умница». Теперь немного подождем, пусть нарадуется, потом начнем его разочаровывать.

Стас действительно был рад. Носился по комнате, что-то насвистывал и, кажется, готовился лечь спокойно спать. Включив телевизор, он пошел в ванную. Телевизор в нашей затее был лишним. Я тихонько вышла из шкафа, выдернула штепсель из розетки и вернулась обратно. Стас, намывшись, вышел из ванной, плюхнулся на кровать, потом заметил, что телевизор не работает, встал, взял пульт, опять лег, начал нажимать на все кнопки.

– Что за черт! – сказал он с раздражением. – Сломался, что ли?

Снова встал, подошел к телевизору, начал нажимать на кнопки, потом заглянул за него и увидел выдернутый штепсель.

– Это еще что? – с недоумением воскликнул он, будто спрашивал кого-то.

«Наверное, меня», – решила я и вышла из шкафа.

Стас моего появления не заметил, так как возился с розеткой.

– Это я его отключила, чтобы не мешал, – спокойно сказала я.

Стас буквально подпрыгнул:

– Ты кто?

Я совсем забыла, что так и не переоделась, пришлось представиться:

– Протри глаза, я Ангелина.

– Какая Ангелина, – продолжал тупить Стас, пятясь от меня.

– А у тебя много знакомых Ангелин? Мне казалось, что мое имя не очень распространенное.

– Ты ведь того…

– Чего?

– Ну, это… умерла.

– Я? Ты что, с ума сошел? С чего мне умирать, я еще слишком молода. А ты пьян, да?

– Нет! Откуда ты взялась? Я дверь закрывал.

– Плохо закрыл, значит. Нужно было веничком подпереть, для надежности, а то заходи бери, что хочешь, проходной двор какой-то.

Стас вообще перестал что-либо понимать, а я продолжала, пока он не опомнился:

– Ну давай рассказывай, как вы с сестричкой меня убивали. Чего ж она промазала? Что, плохо стреляет? Квалификацию потеряла? А ваша мама говорила, что у Миры разряд по стрельбе. Прихвастнула? Нет разряда, да?

– Есть… – ответил обескураженный Стас.

– Так что ж тогда? В чем причина? Или она только в мужчин метко стреляет, а когда в женщин, рука дрожит?

Стас, кажется, стал приходить в себя и наконец-то разозлился:

– Что ты несешь? Ты как здесь оказалась? Почему так одета?

– Я, Стас, пардон, Женис, не несу, я не наседка, я культурно разговариваю. А если тебе мои слова кажутся странными, так это от перенесенного потрясения. Пока ты в «Боцмане» пиво пил, в меня, между прочим, стреляла твоя сестра. Знаешь, в меня не каждый день стреляют, поэтому могу себе позволить понервничать.

– Откуда ты знаешь про «Боцмана»?

– Так я же рядом была! Ты меня не заметил? Видишь, зрение у тебя совсем никудышное, нужно провериться, так и ослепнуть недолго.

– Ты не могла быть в «Боцмане», тебя ведь убили.

– Ты хочешь сказать, «убивали»? Но, как видишь, не убили, промахнулась твоя сестричка!

– Она не могла промахнуться! – зло выкрикнул Стас.

– И на старуху бывает проруха. Что, до сих пор всегда попадала?

– Да! Всегда!

– Молодец! И в Сергея попала, да? И в Ваню?

– Пошла ты!

– Куда же мне идти, я только что с того света вернулась, с тобой поговорить. Узнать, как ты себя чувствуешь, в каком настроении спать собираешься. А ты не рад, я вижу. Расскажи-ка лучше, как ты своего брата Володю убил и зачем. Он ведь по твоей милости наркоманом стал, с твоей помощью в этой беде «стаж» приобрел. Не сегодня-завтра сам бы помер. Какой смысл был его убивать?

– Я его не убивал.

– Значит, сестрица твоя разлюбезная.

– Ей тоже ни к чему это было.

– А Сергея «к чему» она убила? Чтобы тебе дорогу к Прохору расчистить?

– У нее свои с ним счеты были, я здесь ни при чем.

– Зато с Ваней при чем.

– Ваньку нам тем более ни к чему было убивать, видно, за компанию попал.

– За компанию с кем? Уж не со мной ли?

– Сама виновата, нечего было соваться не в свое дело.

– А тебе нечего было брата своего и Стаса Евсеева наркоманами делать.

– Он мне не брат!

– Почему это? Мать у вас одна, значит, брат.

– Размазня и нытик! Все плакался: «Мама, мама». Достал!

– У него, в отличие от тебя, не было мамы, вот он и страдал. А как вы убедили его, что он убил свою мать? Расскажи, не могу понять, как это вообще было возможно?

Невероятно, но Стас просиял – он был польщен.

– Очень просто. Мы решили показать ему Миру, ну как будто она его мать.

– Не спрашиваю, зачем вам это было нужно, и так все ясно.

– Тогда не перебивай!

– Молчу!

– А он разволновался, порошок нюхал не переставая. Я думал, пусть нюхает, а то заметит еще, что мать не настоящая. А он так нанюхался, что чуть копыта не откинул, у него кровь носом пошла, и он отключился. Когда очухался, мы сказали, что он мать убил, не смог простить ее предательства. Сказали, что труп мы ночью похоронили, а кровь еще не успели убрать. Он потом долго могилку искал, придурок, мы сказали, что забыли, где она, что темно было, а лес большой.

Я молчала, не находя слов. Столько циничности было в словах Стаса и не капли раскаяния. Он, похоже, даже гордился проделанным. Я узнала достаточно, дальше пусть им занимается Прохор. Кажется, он пришел к такому же решению, так как двое ребят из его команды ввалились в комнату вместе с дверью. Следом шел Прохор, держа в руках сотовый телефон, он улыбался, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего.

– Спасибо, Геля, иди отдыхай, – сказал мне Прохор.

Я вынула из-под своего мешковатого свитера сотовый, который все это время был включен, и Прохор слышал каждое наше слово, демонстративно отключила его перед носом Стаса.

– Сука!

Он кинулся ко мне, но был отброшен назад ребятами Прохора.

– И тебе всего доброго, – сказала я ему и удалилась.

Эта ночь у Стаса будет веселой. Надеюсь, Прохор выполнит свое обещание и вытряхнет из него душу, если таковая имеется. Мой сон был тяжелым и коротким. Я переживала за Ванечку, молились за его спасение.

Рано утром я узнала у Софьи Петровны домашний адрес Вани. Она сказала, что он чувствует себя по-прежнему, улучшение не наступило. Я поспешила к его жене, рассказать о случившемся и взяла «Мерседес» Прохора. Мне казалось, управлять им гораздо проще, чем другими «моими» машинами, я видела, как лихо это делал Ваня. В «бардачке» я еще раньше видела атлас Москвы и, внимательно изучив маршрут, спокойно отправилась в путь. Вести джип оказалось действительно легче, мне не приходилось прикладывать никаких усилий, чтобы переключать скорость – коробка передач здесь была автоматической. В общем, на такой машине можно ездить вообще не имея навыков вождения.

Ванин дом находился недалеко от коттеджа Прохора, если ехать по прямой. Он был расположен на параллельном шоссе, но я не знала короткого пути, пришлось ехать в объезд. Район, где жил Ваня, выглядел очень привлекательно. Это был ряд двухэтажных домиков, очень симпатичных, с огороженной территорией и гаражами. Такие таунхаусы я видела только на картинке. Стоят они недешево и пользуются популярностью у людей относительно состоятельных. Видимо, Ванечка относился к их категории. Я припарковалась возле ворот, которые были открыты, и поднялась по ступенькам на крыльцо, в углу которого я заприметила «видеоглаз».

Дверь мне открыли не сразу, кажется, долго рассматривали. Потом замок щелкнул.

– Проходи, – повелительно сказала женщина, встретившая меня в прихожей.

У нее был приятный грудной голос.

Я последовала за ней в комнату.

– Садись, – велела она.

«Однако Светлана не очень вежлива», – подумала я, но послушно села.

– Зачем пришла? – спросила она, усаживаясь напротив.

Наконец-то я могла рассмотреть Ванину жену. Посмотреть было на что. Высокая, с длинными прямыми темно-русыми волосами. Она действительно была привлекательной, даже очень. Правильные черты лица: ровный нос, слегка изогнутые брови, пухлые красиво очерченные губы, большие серо-голубые немного кошачьи глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Такой место в модельном бизнесе, она могла бы сделать неплохую карьеру. Тем более что и вела она себя, как королева. Сидела непринужденно, но спину держала прямо, изящная шея слегка наклонена, красивые руки свободно лежали на подлокотниках кресла, длинные ноги немного вытянуты вперед… Я представила рядом с ней Ваню. Не смотря на свою силу и мощь, рядом с этой женщиной он выглядел, как дворецкий возле королевы. Интересно, кто ее родители, откуда в ней столько аристократизма. Правда, ее обращение ко мне никак не сочеталось с ее обликом. Видимо, внешность в данном случае обманчива.

– К сожалению, я принесла вам не очень хорошее известие, – сказала я.

– Слушаю.

Она смотрела на меня слегка насмешливо.

– Ваня в больнице, – продолжила я.

– Вот как? – произнесла она, но даже не потрудилась удивиться. – И что же с ним случилось?

– Это длинная история. В него стреляли, но вы не волнуйтесь, он жив, и кажется, его жизнь вне опасности.

– Это радует, – сказала она с иронией, из чего следовало, что ей наплевать.

Я почувствовала себя неловко, так как совсем иначе представляла нашу встречу. Не зная, что говорить дальше, я огляделась. В комнате были разбросаны вещи, некоторые уже сложены стопкой, возле дивана стояла большая сумка, на журнальном столике лежали авиабилеты и паспорт.

– Вы уезжаете? – спросила я.

– Вроде того, – ответила Светлана.

– Но как же Ваня, он ведь в больнице?

– Ничего, переживет. Вижу, за ним есть кому присмотреть.

– Вы ничего не подумайте, мы с ним просто друзья.

– А я и не думаю, – безразлично сказала она.

– Вы не можете сейчас уехать, он любит вас и дочь, ему необходима ваша поддержка. Подождите немного, он поправится, тогда и выясните ваши отношения. Но только не сейчас, когда ему так плохо. Вы сделаете ему очень больно и усугубите его положение, – пыталась я ее образумить.

– Тебя это не касается, – зло сказала она, ее глаза потемнели.

– Я понимаю. Простите, но умоляю, вы не должны его бросать.

– Я все могу и сделаю так, как решила.

– Прошу вас хотя бы навестить его перед отъездом, – настаивала я.

– Это невозможно. Наш отъезд – дело решенное и никого я навещать не буду, – все также безразлично сказала она.

Я не могла понять, как можно так жестоко обойтись с Ваней. Нужно было во что бы то ни стало уговорить Светлану остаться.

– Задержитесь на пару часов. Давайте я съезжу и обменяю билеты на более поздний рейс, а потом сама отвезу вас в аэропорт, – предложила я.

– Ты одержимая! Оставь меня в покое, и вообще, тебе пора, мы только теряем время.

– Неужели вам его ни капельки не жаль? Он ведь ваш муж, отец вашего ребенка, откуда такое безразличие, что он такого сделал?

– Ой, только не надо давить на психику, со мной эти номера не проходят.

– Я уже поняла и просто не знаю, как вас уговорить и что делать.

– Я знаю. Займись чем-нибудь. Например, разберись со своим мужем. – Она опять насмехалась, глаза стали светлеть.

Мое терпение кончилось, и я взорвалась:

– Да как ты смеешь. В тебе есть хоть что-нибудь человеческое? Не смей вмешиваться в мою жизнь!

– А ты в мою! – парировала она. – Так, все. Тебе пора, надоела!

«Бог мой, вот это стерва. Нетрудно представить, каково Ване было с ней, она ведь абсолютно бездушная. Он говорил, что она его не любит, но похоже, она вообще не способна любить», – подумала я и, взяв себя в руки, вслух сказала:

– Я знаю, что ты его не любишь, но хотя бы ради дочери, он ведь ее отец.

– Ой, не смеши меня – «отец»! Таких отцов у нее могло быть сколько хочешь.

Не знаю, что на меня нашло. То ли она меня довела, то ли это была реакция на последние события моей жизни, но я вдруг встала, подошла к ней вплотную и прошипела:

– Все, ты меня достала… Я никуда тебя не отпущу! Будешь здесь столько, сколько потребуется!

– Что? – сказала она, вставая. – Ты кто такая? Ну-ка вали отсюда!

Она была выше меня и наверняка сильнее, но во мне было столько решительности и злости, что оказаться у меня на пути сейчас было опасно.

– Я уйду только с тобой и только в больницу, а потом можешь ехать на все четыре стороны.

Светлана смотрела на меня свысока, и ее прекрасное лицо наливалось злобой. Она вдруг стала похожа на ведьму, красивую, но зловещую, ее ноздри раздувались, губы сжались в полоску, глаза стали темными и страшными. И эти глаза были мне знакомы. Я вспомнила, вспомнила и все поняла. Попятившись от нее, я тихо прошептала:

– Мира?

– Дура, – сказала она. – Дошло?

– Да. Но этого не может быть.

– Неужели?

Я опустилась в кресло. Вся моя решительность мгновенно испарилась. Я была готова мстить, даже хотела убить убийцу моих друзей, но при таком повороте почувствовала полную растерянность. Это было невероятно. Мира, которую мы столько искали, все это время находилась рядом.

– Скажи мне, Ваня знал? – все также тихо спросила я.

Мира, которая все это время с интересом рассматривала меня, как муху под микроскопом, ответила:

– Он догадался только вчера.

– Как?

– Тебе виднее! Устроил здесь настоящее шоу, выясняя подробности. Пришлось его немного просветить. Так он, бедняга, так расстроился…

– В чем просветить?

– Сказать, что у него нет никаких прав на Алису. Он грозился отобрать у меня дочь. Мою дочь!

– Почему у него нет на нее прав, он ведь ее отец.

– Ему просто хочется так думать, на самом деле он ей – никто!

– Ты родила дочь не от Вани!

– Как до тебя медленно доходит!

– Тогда от кого?

– Тебя это не касается!

– Послушай, давай договоримся, ты мне все расскажешь с самого начала, а я не буду препятствовать тебе, можешь спокойно уезжать.

– Ну, неужели? Да мне твое согласие не требуется, я и так уеду, когда мне будет нужно.

– Что ж ты не оставляешь мне выбора! – сказала я, доставая из сумки пистолет. Как я вообще о нем вспомнила?

– Думаешь, что сможешь выстрелить? Для этого нужны нервы покрепче. У тебя духу не хватит.

– Не советую тебе проверять крепость моего духа! Когда я вспоминаю о том, что ты сделала с Ваней и еще с одним моим другом, я совершенно случайно могу нажать на курок. Не искушай судьбу, рассказывай!

Не похоже, что Мира испугалась, но все же призадумалась и сказала:

– Что ж, наверное, иначе от тебя не отделаться. Что ты хочешь услышать?

– Все. Начиная с самого вашего приезда в Москву. О знакомстве с Владимиром, о том, как вы убедили его, что он убил свою мать, о знакомстве с Прохором и кто был генератором идей, а кто исполнителем.

– Ты же видела моего брата, разве он может быть генератором идей?

– Я давно поняла, что за ним стоит очень умный человек, – решила я ей подыграть. Она скептически улыбнулась, но слова мои были ей приятны.

– Ты думаешь, легко столько лет держать все под контролем, давать нужные советы в нужный момент, сдерживать Жениса от необдуманных поступков?

– Наверное, ему не терпелось побыстрее провернуть дельце, он человек амбициозный, ему тяжело было быть в прислугах у Прохора.

– Вот именно, что амбиций много, а терпения ноль.

Я решила льстить, может, подействует.

– Знаешь, я ведь видела тебя на встрече с Женисом в парке. Должна сказать, твое перевоплощение было гениально. Никогда бы не подумала, что передо мной не настоящая бабушка. Как ты это проделала?

Она еще больше успокоилась, и мы стали общаться почти как близкие подруги.

– Я всегда мастерски гримировалась, еще со школы. Грим в актерском деле не на последнем месте, я тренировалась на Женисе, изучила кучу книг. Полезное хобби.

Видимо, все хобби этой женщины рано или поздно становились полезными, это вам не открытки собирать.

– Значит, ты и под мать гримировалась сама?

– Это было совсем просто, я ведь знала, кого изображала.

– А как вы оказались в Москве?

– Когда отец рассказал о том, что у нас есть брат, мы не очень серьезно отнеслись к этому. Есть и есть. Но мамашка-то какая шустрая. И подгулять успела, и ребенка родила от уголовника, и еще такого мужа себе нашла. Наш отец не чета Прохору, великий был человек, таких теперь нет.

Мира по-настоящему опечалилась, наверное, отец действительно был ею любим и уважаем, в отличие от матери.

– А почему вы все-таки решили найти Во– лодю?

– Потому что у Жениса не хватило терпения учиться! Он так мечтал быть актером, но и первый курс не смог окончить, жаждал славы немедленно, да и бедность одолела. Тогда я приехала к нему. Мы вспомнили, что у нашей матери есть еще один сын, подумали, раз он москвич, то поможет хотя бы с жильем. А он оказался наследником миллионера! Это стало настоящей удачей. Нам не потребовалось искать к нему подход, он привязался к Женису, как собака. Рад был до безумия, что у него теперь есть брат, нужно было только следить, чтобы он Прохору ничего не рассказал.

– А Володя знал о тебе?

– Нет, это было ни к чему! Достаточно того, что он знал о Женисе.

– Он знал его, как Жениса или как Стаса?

– Как Стаса, конечно. Зачем давать лишнюю информацию. Стас Евсеев – кто, откуда… Все шито-крыто.

– Настоящий Стас Евсеев умер. Знаешь об этом?

– Возможно. Он ведь был наркоманом, – равнодушно сказала Мира.

Я хотела сказать, что он не был им до встречи с ней и ее братом, но решила повременить, чтобы не злить и не нарушить ее исповедь.

– Но как вы убедили Володю в том, что он убил мать?

– Да проще простого. У него пошла носом кровь, моего прихода он так и не дождался, вырубился, вот я и придумала сказать, что он убил свою мать. Якобы не смог простить ей ее предательства. Он был легковерным, убедить его в чем-либо было несложно.

– С тех пор он был у вас на крючке?

– С тех пор ему уже на все было наплевать. Он и о Женисе забыл, говорил только о матери. Хорошо, что к его словам никто не прислушивался. Мало ли о чем бредит наркоман. Он всегда был немного странный, как блаженный, а тогда совсем с ума спрыгнул, потерял контроль над мозгами.

– Вам легко было убедить его познакомить Жениса с Прохором?

– Он все делал так, как просил Женис.

– А Сергея вы зачем устранили, он что, что-то подозревал?

Невероятно, но у Миры потемнели не только глаза, но и лицо. Видимо, это была больная тема. Она молчала.

– Тебе больно вспоминать? – спросила я с сочувствием. – Но почему?

– Он предал меня!

– Так вы были близко знакомы?

– Еще как близко. Он был вторым человеком после отца, которого я любила. Когда мы с ним познакомились, я решила, что душа отца вселилась в Сергея, чтобы оберегать и любить меня. Но это только казалось. Он бросил меня, как только узнал, что я беременна. Хотел откупиться, деньги предлагал, дом. Я не смогла простить предательства.

Конечно, поступок Сергея не может быть оправдан, хотя не известно, что им руководило. Может, он рассмотрел в Мире циничную, злую и жестокую натуру. Но насчет того, что она не заслужила такого отношения, не верно. За свои гадкие, преступные поступки она заслуживает куда большего наказания. Странно, что сама этого не понимает.

– И ты убила его?

– Да. Незачем ему было жить после того, что он сделал со мной и дочкой.

– А как же Ваня, он ведь уверен, что Алиса – его дочь.

– Был уверен! До вчерашнего вечера он в этом не сомневался.

– А что произошло вчера?

– Вчера влетел домой и принялся все крушить. Понял, что я и есть Мира.

– Странно, откуда он это узнал?

– Тебе виднее. Наверное, ты как-то подсказала ему это.

Я вспомнила столкновение Вани с Женисом, как он поменял телефоны, чтобы узнать, куда звонил Женис. Мне сказал, что не успел посмотреть номер, видимо, потому что не хотел говорить мне правду, так как узнал номер телефона своей жены и все понял.

– И ты решила остудить его, огорошив сообщением, что Алиса не его дочь?

– Он вынудил меня это сделать, грозился рассказать все Прохору, засадить меня в тюрьму и отобрать дочь. Это просто смешно – отобрать мою дочь. После смерти Сергея никто не имеет на нее прав, кроме меня. Пришлось поставить Ваньку на место. Он обещал взамен на твою жизнь не препятствовать нашему отлету в «Штаты» и не претендовать на дочь. Как будто могут быть какие-то претензии! Любая экспертиза легко подтвердит, что он Алисе чужой дядя.

– Не такой уж чужой, она ведь считает его своим отцом.

– Она пока маленькая и очень скоро забудет о нем.

– Но ты не выполнила свое обещание, решила убить и меня, и Ванечку.

– Это из-за Жениса, он ни за что не хотел улетать в Америку, так как был уверен, что почти достиг цели и миллионы Прохора у него в руках. Ему мешали только вы. Я решила на последок сделать подарок брату – избавиться от свидетелей.

Очень мило. Моя и Ванина смерть, оказывается, была прощальным подарком. Вот это, я понимаю, подарок, не какая-нибудь мелочевка. Дарить так дарить!

Я все больше и больше приходила в ужас от этой женщины. Не хотелось верить, что люди могут совершать подобные поступки, да еще спокойно, без тени раскаяния, об этом говорить. Как чужая смерть может так обыденно восприниматься? Как можно вообще так легко решать, жить или умереть тому или иному человеку? Как получилось, что эта женщина стала такой? Почему она так легко распоряжалась чужими судьбами, калеча и ломая их. Стас, Володя и, наверное, еще девочка Света, под чьим именем она живет. Почему двое детей Катерины стали настоящими нелюдями, ведь они с детства не были обделенными, ущербными. Что же с ними случилось? Или это расплата за грехи матери? Мне захотелось убежать из этого дома и никогда сюда не возвращаться. Кажется, подобное чувство возникло и в доме Катерины. Как все-таки они похожи!

Преодолевая брезгливость, я спросила:

– Как случилось, что тебя зовут Светлана?

– Это совсем просто. Я нашла паспорт девчонки, которая подходила мне по возрасту, мы переклеили фотографию, и я стала носить другое имя.

Мне оставалось выяснить несколько деталей и решить, что делать с этой женщиной. Позвонить Прохору или в милицию, позволить ей навсегда затеряться в Америке и пусть Бог рассудит нас, или просто убить. Но я вряд ли смогу выстрелить в человека, даже такого отвратительного, как Мира.

– Как вам удавалось столько лет жить с поддельными паспортами? – спросила я.

Мира махнула рукой.

– Ну немного подпортила паспорт, сказала, что случайно постирала в стиральной машинке. Дала приличную взятку, и мне спокойно выдали новенький, настоящий. А потом вышла замуж, сменила место жительства и фамилию. Теперь вообще комар носа не подточит. У Жениса все не так просто, нам удалось поменять его паспорт на новый, но он боится куда-либо с ним соваться. Почему, думаешь, он живет у Прохора? Да чтобы лишний раз его где-то не предъявлять. Сколько я ни убеждала его, бесполезно. И он действительно может нарваться на неприятности. Удача любит смелых, а он дрейфит. Что ж, пусть сидит в России и лижет задницу Прохору, мне надоело с ним возиться. Теперь каждый сам за себя.

– А ты знаешь, что вчера Прохор все узнал о вас и теперь Женис, скорее всего, похож на отбивную котлету?

На лице Миры промелькнула, нет, не жалость к брату, как я ожидала, а смесь досады и недовольства. Как же, кто-то оказался умнее ее и проворней и теперь наступает ей на пятки. Я решила подлить масла в огонь:

– Не думаю, что Женис долго продер– жится. Наверное, Прохор уже мчится сюда и скоро наступит твоя очередь раскаива– ться.

– Черт, что же ты мне зубы заговариваешь? У меня нет времени на разговоры!

– Сиди! – приказала я. – У меня к тебе еще один вопрос.

– Да пошла ты на х… – грязно выругалась она и резко поднялась, не обращая внимания на пистолет.

Я дернулась от неожиданности и выстрелила, но, к счастью, не попала. Она опешила и снова села.

– Ты что, о…ла? Ты меня чуть не убила!

Я сама не ожидала и чуть не сказала: «Извини», но вовремя опомнилась.

– Всего один вопрос. Как и зачем вы убили Володю?

– Ты чокнутая. Мы его не убивали, он и так был почти покойник, не было резона.

Ответь она по-другому, я бы не поверила, а именно такой ответ убедил меня, что Мира говорит правду.

Открылась дверь, в комнату вошла маленькая прелестная девочка и поздоровалась со мной.

– Мамочка, что-то так громко упало, я проснулась и хочу кушать, – обратилась она к Мире.

Мира изменилась до неузнаваемости, столько нежности появилось в ее лице, а рот, который только что изрыгал проклятья в мой адрес, заботливо произнес:

– Хорошо, детка, сейчас оденемся и поедем, по дороге я куплю тебе что-нибудь вкусненькое. Беги умывайся, а я провожу тетю.

Она посмотрела на меня вопрошающе, я согласно кивнула и поднялась. Все-таки эта женщина хоть кого-то любила. Пистолет вернулся обратно в сумку, мое желание мстить испарилось при виде крохи, только мелькнула мысль о Ванечке – как он теперь будет без своей любимой дочки, пусть и не от него рожденной.

Девочка повернулась ко мне и сказала:

– До свидания.

– Прощай, – ответила я ей.

Уже сидя в машине, я утешала себя. Я должна найти убийцу Володи, но теперь уверена, что ни Женис, ни Мира не являются таковыми. Признавшись в убийстве Сергея и в покушении на меня и Ваню, они в один голос утверждают, что им смерть Володи была ни к чему. Поэтому я самоустраняюсь, пусть все произойдет так, как должно произойти. Если суждено Мире улететь в Америку, пусть летит и совершает там свои преступления. А может, Женис уже раскололся и Прохор скоро будет здесь, тогда прощай Америка, здравствуй российская тюрьма. Пусть все идет своим чередом, без моего участия. Только вот где теперь искать убийцу. Я считала, что находилась в шаге от разгадки. И хотя моя неприязнь к Стасу оказалась не беспочвенной, этот человек погряз в преступлениях, но я не хочу свалить на него чужое. Осталась сущая ерунда – начать поиск убийцы с самого начала. Это ужасно, я уже мечтала о встрече с сыном и о новой свободной от всей этой грязи жизни. А что теперь? Где искать?

Ехать к Прохору домой не хотелось, к Ванечке – не имело смысла, он был без сознания. Оставался Бони. Действительно, нужно навестить его. И если он не плохо себя чувствует, расскажу ему о своей тупиковой ситуации, может, что посоветует. Так я и сделала. Изучила маршрут и поехала в клинику, где сейчас находился Бони.

Доехала легко, я потихоньку становилась приличным водителем. В клинике сменились охранники, и нынешние стражи не хотели меня пропускать. После долгих объяснений мне все же удалось прорваться.

Бони лежал на кровати, закрыв глаза. На голове у него была повязка. Огромный синяк под глазом. Синяк светился невероятной гаммой цветов, от черно-фиолетового до бледно-розового с желтовато-зеленым оттенком. Я осторожно прикоснулась к его руке. Бони открыл глаза и тихо сказал:

– Привет! Ты пришла меня навестить?

– Да, дорогой! Как ты себя чувствуешь?

– Мне кажется, хорошо, но утверждать не могу, мне дали сильное обезболивающее.

– Сколько тебя здесь продержат?

– Сказали, еще пару дней будут наблюдать за мной. Вчера сделали снимок, вроде бы мозги на месте, только тошнит немного. Ваня мне жизнь спас, но изувечил не на шутку.

– Он ведь не нарочно. В той ситуации трудно, наверное, было так все рассчитать, чтобы и жизнь тебе сохранить и красоту. Разве лучше было бы лежать сейчас в морге с простреленной головой и с красивым лицом?

– Брр, Геля! Ты, конечно, умеешь успокоить!

– Через недельку все пройдет, ты опять будешь красивым.

– А как Ваня?

– Он крепкий орешек и не собирается сдаваться. У него прострелена сонная артерия, большая потеря крови, но врачи приехали вовремя, так что будем надеется, его смогут спасти. Пока он без сознания, но это и к лучшему… Его бросила жена.

– Да ты что? Как можно бросить в такой момент?

– Когда узнаешь подробности, еще не так возмутишься. Только я не уверена, что сейчас можно тебя волновать.

– Расскажи все!

– Нет, скажу, в общем. Мы разоблачили Стаса, я нашла Миру, случайно, правда. Они не убивали Володю. Мое расследование зашло в тупик, и я не знаю, что делать дальше.

– Ага, – злорадно сказал Бони, – я так и думал, что вы не в том направлении ищете, а вот я откопал кое-что и уверен, что на правильном пути.

– Ой, Бони, я тебя умоляю! Это ты о старушках, фантазирующих от скуки? Да они такого наговорят, лишь бы их слушали!

– Ах, ты так! Я столько от них натерпелся, а ты не ценишь! Да может, у меня от них сотрясение мозга, а не от Ваниного удара. После той головомойки, что мне устроили все эти бабушки, легко можно с катушек съехать. Ты вынуждаешь меня сейчас же продолжить расследование! Все, хватит, ни минуты здесь больше не останусь!

Он решительно отбросил одеяло и попытался подняться. Я испугалась.

– Что ты? Что ты? Я тебе верю и сейчас же продолжу твое расследование. Ты только лежи и выздоравливай!

Бони лег на место и не смог сдержать победной улыбки. Ах ты, жук! Шантажист! Знает, что сейчас я не смогу ему отказать, вот и пользуется. Ладно уж, продолжу его дело, может, действительно, что-то полезное найду.

– Так что теперь мне нужно делать?

– Бог мой, она не помнит! Знаешь, это тебя нужно лечить вместо меня, чтобы память улучшилась.

– Бони, я действительно не знаю, что я должна помнить.

– Вот видишь, это потому, что вы с Ваней вчера надо мной насмехались и не слушали внимательно. Где листик с именем?

– Какой листик?

– Геля, не испытывай мое терпение! Если ты его потеряла, я тебе этого никогда не прощу. Опять ублажать паспортистку выше моих сил, тем более что я сейчас не в форме. Напоминаю, вчера в машине я тебе дал листочек бумаги, на котором было записано имя дочери новой бабушки с пятого этажа. Ты, кстати, обещала разыскать ее.

– Все, все, не нервничай, вспомнила! Уже ищу!

Я начала рыться в сумочке. Только бы он нашелся, этот важный для Бони клочок бумаги, а то вон как его разбирает, беднягу. В сумочке, которую мне не так давно аккуратно собрал Бони, царил хаос. Я вытащила косметичку, духи, расческу, ключи от машины и квартиры, права, пистолет, парик и даже бинокль. Сложила все это на кровать. У Бони брови поползли вверх, насколько позволяла ему это сделать повязка.

– Ну, ты даешь! А гранатомет у тебя там не завалялся, совершенно случайно? – спро– сил он.

– Не знаю, сейчас посмотрю! – спокойно ответила я.

– Не удивлюсь, если ты все-таки потеряла бумажку. В твоей сумочке можно потерять даже слона. Никогда не видел такого склада полезных вещей в такой небольшой дамской сумочке. Мрак!

Уже практически отчаявшись найти нужный «документ», я вытряхнула сумку, и, о чудо, оттуда выпал потрепанный клочок бумаги. Я развернула его и прочла:

– Семечкина Лариса Петровна.

– Наконец-то! Поедешь и найдешь ее! – командирским тоном приказал Бони.

– Есть! – браво ответила я. – А где искать?

– Точно не знаю, но думаю, что начать нужно с ее мамы, которая, напоминаю, живет в нашем подъезде, на пятом этаже, в квартире над моей. Адрес нашего дома написать?

– Издеваешься? Я помню.

– Странно.

– Ладно, Боничка, пошути пока. Посмотрим, что ты скажешь, если эта Семечкина окажется совершенно ни при чем.

– Тогда я оставлю тебя в покое.

– Это радует. Лечу искать доказательства ее непричастности.

– Ищи, ищи, займись делом. Геля, у меня к тебе просьба.

– Кого-то еще найти?

– Нет. Зайди в салон, а то душа болит. Построй там всех, скажи, что я скоро приеду, пусть Маруся отменит некоторые встречи, она знает с кем. И вообще, держи их под контролем.

– Построить – это я, пожалуйста, это мое любимое занятие.

– Еще возьми у Маруси ключи от моей квартиры, у меня рыбка живет, ее нужно кормить.

– Что-то не припомню, чтоб видела там рыбку.

– У тебя, Геля, как я погляжу, памяти совсем нету, поэтому поверь на слово, у меня живет рыбка в аквариуме. Найдешь?

– Постараюсь. Все, Боничка, пока, выздоравливай, а я полетела.

Я поднялась и поцеловала его как раз вовремя, потому что в палату ворвался разъяренный врач:

– Кто вас сюда пустил?

– Все, меня уже нет. Извините! – И я пулей вылетела из клиники, села в свою любимую машину, пардон, в прохоровскую машину, мною любимую. В салоне приятно пахло кожей и моими новыми духами, было прохладно и уютно. Я завела мою ласточку, включила кондиционер и поехала для начала в салон красоты. Ладно, сделаю Бони приятно, найду эту Семечкину, пусть успокоится, а там поглядим. Нужно справиться о состоянии Вани. Мой сотовый, как оказалось, разрядился. Позвоню из салона, – решила я.

Маруся, как верный слуга, уже была на месте.

– Как дела? – спросила я.

– Пока все в порядке, еще рано, основные клиенты приезжают гораздо позже, когда выспятся. Только вот Борис Алексеевич так и не появился, уж не знаю, что и думать.

– Я как раз от него. Он поручил мне сказать, что он заболел, у него слабое сотрясение мозга и…

Я не успела закончить, потому, что Маруся зарыдала:

– Ой, какой ужас! Что же теперь будет? Как же мы без него? По миру пойдем! Разоримся! На кого же он нас оставил?

Какая она все-таки нервная, эта Маруся.

– Прекрати, – велела я ей. – Он не умер, а немного заболел. Понятно? А пока я буду за вами присматривать и передавать ему информацию о состоянии дел. Понятно?

– Да, – она согласно закивала и принялась вытирать слезы. – А что мне теперь делать?

– Отмени наиболее важных клиентов, в остальном работайте, как и прежде.

– Нет, нет, я не смогу, они меня уничтожат.

– Кто?

– Эти важные клиентки, они на все способны. Я не смогу, лучше уволюсь.

В ее устах последняя фраза прозвучала, как: «Лучше повешусь», и выражение лица при этом было соответствующее – обреченное.

– Спокойно, – сказала я. – Давай обзвоним их вместе, начни с самой незлобивой. Если что, дашь трубку мне. Представишь меня как близкого друга Бориса Алексеевича.

Маруся приободрилась и посмотрела в свои записи.

– Вот можно госпоже Терентьевой позвонить сначала, она относительно нормальная дама.

– Начинай!

Мы позвонили пятерым клиенткам, и я поняла страх Маруси перед ними. Те еще были экземпляры. Разговаривали с нами, как с прислугой, через губу, не утруждая себя вежливостью. Но я нашла к ним подход, говорила без заискивания, вежливо, но твердо, при необходимости давала понять, что если им здесь не нравится, пусть поищут себе другого мастера, а уж наш Борис Алексеевич без клиентов никогда не останется. Они сбавляли обороты и потом чуть ли не умоляли записать их на ближайшее время к Бони, желая ему долгих лет жизни и обещая озолотить. Я говорила, что теперь все зависит от Марии, что она, если постарается, сможет отыскать свободное время. Тогда они говорили с Марусей, и как мне кажется, совсем другим тоном, чем прежде. Видимо, поняли, что она тоже что-то значит.

Маруся цвела от радости. Для нее наступил звездный час. Потом долго меня благодарила и сказала, что теперь знает, как нужно говорить с клиентками.

– Главное не перегни палку, но все же не забывай, что ты тоже человек и у тебя есть достоинство.

– Не забуду! – горячо заверила она.

Выполнив часть поручений Бони, я позвонила Софье Петровне. Она сказала, что Ванечкино состояние не изменилось, а потом шепотом добавила:

– Вас ищет Прохор Степанович. Он такой злой, я никогда его таким не видела, всех поднял на ноги, велел вас найти. Соединить вас с ним?

Я подумала, что он, наверное, из-за «мерса» так разозлился, я ведь взяла его без спроса, но оказалось, ошиблась. Всегда уравновешенный Прохор метал молнии:

– Ангелина, черт возьми, где тебя носит? Ты почему никому ничего не сказала? Опять хочешь влипнуть в какую-нибудь неприятность! Мне еще одни похороны не нужны! Почему у тебя телефон не отвечает? Где ты сейчас?

– Я в салоне красоты.

– С ума можно сойти! Мы тут с ног сбились, разыскивая тебя, думали, что ты поехала к Мире и опять попала в переплет, а ты там красоту наводишь. Ужасная девчонка, приедешь, я тебе уши надеру.

– Значит, вы знаете, кто такая Мира?

– Уже да! Но она успела исчезнуть. Кстати, там, в одной из комнат, следы от пули, ты не знаешь откуда?

– Как я могу знать про какую-то пулю, если не знаю, кто такая Мира, – солгала я.

– Ну, ну, – буркнул Прохор, явно мне не поверив. – Немедленно включи телефон, чтобы с тобой постоянно была связь.

– Но у меня нет зарядного устройства.

– Найди! – прикрикнул он.

Что это все сегодня мною помыкают! То Бони, то Прохор. Раскомандовались!

– Уже ищу, – с обидой сказала я.

– Ладно, не сердись, не хотел тебя обидеть, просто я волновался. Достаточно того, что мой сын убит и Ваня в тяжелом состоянии. Не хватало еще, чтобы с тобой что-то случилось.

Мне было приятно это слышать, он оказывается, обо мне беспокоился, а не о машине.

– Прохор Степанович, я вашу машину взяла без спроса.

– Я видел, на здоровье! Как она тебе?

– Чудо как хороша, ею управлять может даже корова, так все просто.

– Почему именно корова?

– Так, к слову пришлось.

– Хорошо. После салона красоты сразу домой. И включи сотовый!

После этого разговора у меня осталось такое впечатление, будто я пообщалась со своим любимым папой, который у меня очень добрый и заботливый. Странно, что Прохор со мной носится. Совсем недавно он угрозами заставил меня стать детективом, но я его не боюсь, со мной он обращается хорошо. Я даже слегка привязалась. Когда все это закончится, буду скучать и по нему, и по Софье Петровне, и по Дарье Андреевне, и по дому Прохора, и по этой шикарной машине. Вообще, мне будет недоставать этих приключений: вернусь к прежней жизни, будничной и размеренной, буду одна растить сына и ежедневно ходить на какую-нибудь скучную работу.

Я попросила Марусю найти мне зарядное устройство, но ее поиски не увенчались успехам. Что ж, позвоню Прохору из дома, – решила я. Пообещав Марусе навещать ее как можно чаще, взяв ключи от квартиры Бони, я поехала на поиски Семечкиной.

Возле машины меня поджидал гаишник. Оказалось, что я припарковалась в неположенном месте, перекрыв другим машинам въезд в соседний двор. Не знаю, как я могла перекрыть этот въезд, если там висел «кирпич», из чего следовало, что въезд запрещен. Но спорить с гаишниками себе дороже, и сейчас это было не в моих интересах, так как пока что он не догадался проверить мои документы. Как я объясню, откуда у меня эта машина? Вот что значит брать без спроса чужое. Поэтому я сразу же признала себя виноватой и спросила, как могу искупить свою вину. Гаишник оказался нормальным парнем, долго не кочевряжился и сказал, что на первый раз хватит и «полтинника». Но у меня не было даже этой суммы. Я могла бы взять ее у Маруси, но решила сначала поискать в бардачке, может, Ваня хранил там какую-нибудь наличность. Прежде всего, я нашла зарядное устройство, которое подошло к моему телефону, потом около тысячи рублей купюрами по пятьдесят и сто, наверное, приготовленных специально для штрафов. Гаишник терпеливо ждал все это время, не докучал. Получив свой полтинник, пожелал мне счастливого пути и отправился искать другую жертву. Я же подумала, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Это к тому, что если бы меня не оштрафовали, я бы не нашла зарядное устройство. И как я раньше не догадалась посмотреть в бардачке, ведь у нас с Ваней одинаковые телефоны, и логично было бы предположить, что он возит с собой зарядное устройство на всякий случай. Ну, раз так хорошо все сложилось, пора домой. Аккуратненько, не нарушая правил дорожного движения, а то вдруг нарвусь на более бдительного гаишника, еще упечет меня в каталажку за похищение «мерсика».

У подъезда сидели бабуси. Меня это порадовало, значит, все как обычно, ничего не изменилось. Иногда стабильность действует успокаивающе. Увидев меня выходящей из шикарной машины, тетя Фима лишилась дара речи и застыла с открытым ртом. Я демонстративно нажала на кнопку сигнализации и гордо прошлась мимо них, не забыв при этом поздороваться. Вежливость прежде всего. Бабуси как-то вяло и недружно сказали: «Здрасти!» Представляю, какую версию выдвинет тетя Фима о появлении у меня подобной машины. Что-то вроде того, что я теперь стала киллером и за убийство Володи мне заплатили большие деньги, вот и купила себе такую машину. Что ж, пусть поговорят, кто еще им подкинет тему для сплетен…

В квартире было пыльно и одиноко. Сварила себе кофе и поставила видеокассету со дня рождения Матвейки. «Мой славный мальчик, как мне не хватает тебя, потерпи немного, скоро заберу тебя домой, и мы будем вместе», – сказала я сынульке, который счастливо улыбался мне с экрана телевизора. В тот день у него было много подарков. Понемногу прибираясь, старалась не смотреть на мужа, но все равно отмечала, какой он красивый, какими влюбленными и радостными мы были тогда. Данила обнимал меня и изредка целовал от избытка чувств, так умилял его наш малыш и вся семейная идиллия. Где он теперь, кто с ним рядом? Пусть он легко отказался от меня, это я допускаю, но как мог забыть нашего сына, ведь он так его любил. Что с ним случилось? Неужели новая любовь затмила ему все на свете, даже родного сына? Известно, что с мужчинами происходят еще не такие метаморфозы. Потеряв голову от очередной пассии, они могут забыть обо всем: о прежней жене, о детях, о работе. Позже наступит прозрение, раскаяние, но повернуть жизнь вспять будет невозможно. Мой трезвомыслящий, семейный и надежный Данила, неужели он также, как другие, поддался чарам какой-нибудь роковой красавицы? В это трудно поверить.

Из раздумий меня вывел звонок сотового телефона. Звонил Прохор.

– Ну и что на этот раз? Ты ведь собиралась ехать домой?

– Так я уже дома!

– Не понимаю, я не вижу твоей машины.

– Как вы можете ее видеть, я ведь у себя дома, – сказала я, поняв, что Прохор меня не так понял. – К сожалению, у нас с вами разные дома.

– Ангелина, я тебе точно уши надеру, доиграешься! Ты должна быть возле меня! Понятно тебе? Мира сбежала, а эта особа опасна, она может попытаться снова тебя убить.

– Не волнуйтесь, Прохор Степанович, ничего она мне не сделает.

– Интересно, откуда тебе это известно? Значит, ты знаешь, кто она? Я догадывался. Ты ведь даже не поинтересовалась, кто такая сестра Стаса, а это более чем странно. Ну-ка говори, что тебе известно!

– Прохор Степанович, пожалуйста, дайте мне время до завтра, и я вам все расскажу.

– Нет, хватит с меня вчерашних событий. Я доверился тебе и чуть не лишился Ивана, а ты своего друга. Немедленно езжай домой! Ко мне домой!

– Прохор Степанович, поверьте, моей жизни ничто не угрожает. Можно, я побуду дома, я так соскучилась.

Прохор немного успокоился:

– Хорошо, только я пришлю к тебе своих ребят для присмотра и буду периодически звонить, будь все время на связи!

– Согласна, – сказала я, понимая, что на другие условия Прохор не пойдет.

Итак, у меня есть немного времени до приезда надзирателей, нужно сходить к матери Семечкиной и узнать, где она. Кажется, Бони говорил, что она прописана в квартире на пятом этаже, но там не живет. Нужно придумать какую-нибудь убедительную историю, чтобы расспросить ее маму о местонахождении дочери.

Я решила сильно не мудрить и пойти знакомиться по-соседски. Для этого одела свой старый, теперь уже необъятный халат, собрала свои шикарные волосы в пучок, ноги обула в старые изношенные тапочки. В таком виде я похожа на обычную домохозяйку, а не на сыщика, разъезжающего на шикарной иномарке. Необходимо придумать предлог для знакомства, чтобы удалось завязать беседу. Ничего умнее, чем попросить сахар для чая, я не придумала. Тем более что у меня его действительно не было, впрочем, как и чая. Я решила посмотреть, чем можно разжиться у Бони. У Бони можно было разжиться чем душе угодно. Его запасы были таковы, что их хватило бы человек на тридцать. Холодильник был забит разными вкусностями, на полках в шкафчиках, стояли различные сорта кофе, чая. Печенье и конфеты в коробках занимали отдельный шкаф, видимо, хозяин не был сладкоежкой, вот они и скапливались потихоньку. Но меня интересовал чай. Я взяла несколько пакетиков «Липтона». Из своего дома прихватила пустую сахарницу и пошла к соседке.

Дверь мне открыла небольшая, хрупкая женщина, еще совсем не старая или хорошо сохранившаяся. При взгляде на меня она, кажется, испытала облегчение. Я представилась соседкой с четвертого этажа, сказала, что очень захотелось чаю с сахаром, а последнего в доме нет. Сказала, что обычно не пью чай с сахаром, а сегодня вот именно сладкого захотелось. В магазин бежать неохота, а соседи такие все неприветливые, что к ним обращаться не хочется. Решила попытать счастья у нее, заодно и познакомиться. Соседка оживилась:

– Как я вас понимаю! В этом доме действительно очень неприветливые люди, никто даже не здоровается. Вот на прежнем месте мы знали всех и нас знали многие, мы всегда могли вот так запросто попросить сахар, соль, кусок мыла и прочие мелочи. Здесь же, видимо, это не принято.

Я отметила про себя, что она сказала, «нас знали», то есть она живет не одна, и что я сделала правильно, начав разговор с обсуждения соседей.

– Да уж, в этом доме мы живем уже три года и все равно чужие.

– Тогда мне вообще не на что рассчитывать, я ведь не так давно сюда приехала.

– Я поэтому к вам и пришла, подумала, может, вы непохожи на старожилов.

После этих слов Семечкина просто обязана была доказать, что я не ошиблась.

– Проходите, – сказала она, – давайте знакомиться.

– Спасибо, – сказала я, – меня зовут Ангелина.

– Тамара Павловна, – представилась она.

– Хотите, можно попить чай у меня, – предложила она.

Тамара Павловна провела меня на чистенькую, аккуратненькую кухню. Вся обстановка в ней была недорогая, но подобранная со вкусом. Она достала простой чайный сервиз, поставила на плиту чайник, из холодильника извлекла небольшой лимон. Я встала:

– Тамара Павловна, у меня с лучших времен должна была остаться коробка шоколадных конфет. Гулять так гулять!

– Что вы, Ангелина, не нужно, мы и без конфет попьем чайку.

– Нет, я настаиваю, тем более что я хранила ее на день рождения, но обстоятельства так сложились, что съесть эти конфеты было не с кем, а сейчас очень подходящий случай.

После этих слов она уже не могла сопротивляться, да и, думаю, ей было интересно узнать, как же так сложились обстоятельства, что даже конфеты съесть было не с кем. Поэтому я поспешила домой к Бони за конфетами, а Тамара Павловна осталась накрывать на стол. У Бони был такой выбор конфет, что трудно было на чем-нибудь остановиться, но тут я заметила мои самые любимые конфеты, в форме ракушек, перед ними я устоять не могла. Думаю, Бони простит мне, что я взяла их, это ведь в интересах дела, заодно и сама полакомлюсь.

Увидев такие дорогие конфеты, гостеприимная хозяйка взглянула на меня пристально и с недоверием. Принеси я какой-нибудь «Красный октябрь», она бы не насторожилась, а такие конфеты никак не вязались с моей пустой сахарницей. Я не дала ей времени на обдумывание этого несоответствия.

– Муж купил мне эти конфеты на день рождения, хотел побаловать, знал, что я их обожаю. Но перед самым днем рождения он меня бросил, без всякого повода, на мой взгляд. Вот они и остались несъеденными, а с вами я их с удовольствием уничтожу, – поспешила я с объяснениями.

Настороженность в ее глазах исчезла. Доверие было восстановлено.

– Не понимаю, что еще нужно современным мужчинам, – искренне удивилась она.

– Мне тоже казалось, что у нас все хорошо, и вдруг он собрал вещи и ушел, даже не потрудился что-либо объяснить. Теперь я осталась с сыном одна и нужно начинать новую жизнь. Сейчас ищу работу.

– У вас есть ребенок?

– Да, его зовут Матвей!

– Не часто встречается это имя. А где он сейчас, ваш мальчик?

– У мамы, в Подмосковье, пока не найду работу и детский сад для него.

– Если нужно, я могу с ним посидеть. Сколько ему?

– Еще нет двух.

– Совсем крошка.

– Да. Я так по нему скучаю! Мы с ним никогда раньше не расставались, а теперь вот вынуждены.

– Искренне вам сочувствую.

Тамара Павловна неподдельно опечалилась. Какая славная женщина!

– Спасибо! А у вас есть дети? – я сочла момент подходящим для наступления.

– Да, дочь, но она уже совсем взрослая, только вот замужем никогда не была.

– Жаль, конечно, но иногда бывают такие мужья, что лучше б их и не было. Вот мой Данила, казался образцовым мужем, а кто-то поманил, он все бросил, помчался за свежими впечатлениями. Мы ведь квартиру снимаем. Теперь мне еще и для этого нужны деньги. В общем, начинаю самостоятельную жизнь. А вы тоже снимаете эту квартиру?

– Нет, мы обменяли ее на двухкомнатную, но в кирпичном доме и в центре города. Знали бы вы, как я не хотела оттуда уезжать. Там прошла вся моя жизнь, там выросла дочь.

– Почему же вы уехали?

– Так сложились обстоятельства.

– Жаль! Наш дом, видимо, очень отличается от вашего прежнего. Я не могу к нему привыкнуть, все здесь чужое.

– Я тоже это чувствую.

– А чем занимается ваша дочь?

– Преподает, она из-за работы и замуж не вышла. Некогда было с мужчинами встречаться, всю себя посвятила детям.

– Сейчас она тоже на работе?

– Нет, сейчас она в отпуске, уехала на дачу. У нас маленький домик без удобств на берегу Истринского водохранилища.

– Я знаю немного эти места, муж иногда возил нас туда. А у вас в каком месте дача?

– Недалеко от станции Алексеевская, что очень удобно. Электрички часто ходят, еще немного пешком и уже дачные участки. Раньше у мужа на работе их бесплатно распределяли, а сейчас они довольно дорого стоят. Состоятельные господа почти все скупили, только немногие не хотят продавать, хотя и деньги предлагают хорошие. Вот и мы пока держимся. Пусть хоть дача останется в память о муже, продать всегда успеем.

Я была на седьмом небе от радости. Имея такие координаты, я легко отыщу Семеч– кину, главное, чтобы она оказалась на месте.

Еще немного поговорив о том, о сем и выпив три чашки чая, я откланялась и поспешила домой. Если Прохор звонил, могу нарваться на очередную взбучку. Едва я вошла, зазвонил телефон.

– Где тебя носит? – спросил Прохор.

– Извините, была в ванной, не слышала звонок, – опять соврала я.

– У тебя все в порядке? – поинтересовал– ся он.

– Да, спасибо. Говорю вам, не волнуйтесь, нет никакого повода.

– Лучше подстраховаться.

– Прохор Степанович, можно я посплю немного? – кротко спросила я.

Его подкупила моя покорность.

– Что ты спрашиваешь? Конечно можно! Сколько тебе нужно времени?

– Ну, пока усну, думаю, часа четыре, не меньше.

– Хорошо, я позвоню тебе ровно через четыре часа, – сказал Прохор и отключился.

Итак, я свободна на четыре часа, нужно уложиться в это время. Я быстро надела то, в чем выехала сегодня утром из дома Прохора: джинсы, легкий пуловер и удобные туфли. Быстро выбежала из дома, открыла «Мерседес» и взяла оттуда деньги. Машину брать мне нельзя. «Надзиратели», которые приедут, должны поверить, что я спокойно сплю дома. Еще мне нужно преодолеть преграду в лице бабушек-старушек. Для этого я вернулась в квартиру, надела темный парик, солнцезащитные очки, ярко и небрежно накрасила губы, нанесла темные румяна. Из-за Ваниного усердия у меня в шкафу почти не осталось никакой одежды, а та, что была, не годилась для маскировки. Но на балконе я нашла большую растянутую кофту терракотового цвета и потертые черные вельветовые брюки, в которые я влезла вместе с джинсами. В зеркале отразилась вульгарная полноватая девица, неопрятно одетая. Думаю, Бони похвалил бы меня за профессиональную маскировку. Когда я вышла из подъезда, бабушки переглянулись. Здороваться с ними подобная девушка вряд ли бы стала, вот и я их проигнорировала, нагло прошла мимо.

– Это кто ж такая? – зашушукались они за моей спиной.

– Наверно, к Лесику приходила, шалава! – сказала тетя Фима. – Водит всяких потаскух! – в вдогонку мне крикнула она.

Я не могла не воспользоваться случаем и грозно обернулась. Фима прикусила язык. Вот и чудненько, значит, маскарад удался и объяснения, откуда я такая взялась, соседки тоже сами придумали. Спасибо неизвестному Лесику, который приводит к себе подобных девиц. По дороге я отыскала подъезд, у которого не было бабушек-старушек, быстро сняла с себя экипировку, спрятала все в большую сумку, изменила макияж и побежала к метро. Мне нужно было доехать до станции «Тушинская», а потом на электричке до дачи Семечкиных. Я спешила, как могла. В метро бежала по эскалатору, перебегала из вагона в вагон, чтобы хоть как-то сэкономить время. Электричка подошла почти сразу. Пока что мне везло. Прибыв на место, обнаружила множество красивых современных домов, свидетельствовавших о состоятельности их владельцев. Но как и говорила Тамара Павловна, кое-где были видны непрезентабельные домишки старых времен. Представляю, как эти домики раздражали местных нуворишей. Ведь если бы не они, всю бы территорию дачного поселка огородили бы крепким забором, поставили камеры и охрану. Тогда ни один комар не пролетел бы в их владения без пропуска, а так вход оказался свободен, что было мне на руку. Я рысцой направилась к одному из скромных домиков.

Похоже, хозяева отсутствовали, о чем свидетельствовал замок на калитке и запущенная территория. Около другого домика играли дети школьного возраста. Я спросила у них, знают ли они Ларису Петровну Семечкину. Они сказали, что она через два дома. Я возликовала.

Этот дом давно требовал ремонта. Наверное, Тамара Павловна продаст участок лишь тогда, когда домик окончательно развалиться, и по всей видимости, это произойдет довольно скоро. Входная дверь была открыта, я постучала и вошла. Две небольшие комнаты, на столе хлеб, банка варенья и чайник. Значит, хозяйка где-то рядом. Она оказалась позади дома на небольшой грядке с зеленым луком. Когда я подошла и поздоровалась, женщина чуть не подпрыгнула и уронила вырванный лук. Она была невысокая, в широких брюках, в клетчатой рубашке с чужого плеча, большой широкополой шляпе, затеняющей лицо, и больших солнцезащитных очках.

– Извините, – сказала я, – не хотела вас напугать. Вы Лариса Петровна?

Она молчала.

– Мне нужно с вами поговорить.

Женщина продолжала молчать. Может, она немая? Ее мама говорила, что Лариса Петровна педагог, а немых учителей я еще не встречала, скорее, наоборот.

– Что же вы молчите? Ваша мама подсказала, где я могу вас найти.

Лариса Петровна, наконец, вышла из ступора и хрипло спросила:

– К чему эта комедия?

Бог мой, она не немая, она сумасшедшая! В чем она углядела комичность?

– Не понимаю, о чем вы?

– Почему бы вам сразу же не сказать, что вы пришли меня шантажировать? Но я вам говорила, что сейчас это не имеет никакого смысла.

– Вы мне говорили? Когда? – неподдельно удивилась я. – Мы что, знакомы?

– А вы как будто не знаете!

– Театр абсурда! Что в конце концов происходит? Вы меня с кем-то путаете!

– Ладно, – устало сказала она, – пойдем в дом, там и поговорим.

В доме она сняла шляпу, и я чуть не лишилась чувств. Передо мной стояла Лариса Петровна, куратор из института, с которой Володя якобы состоял в интимной связи. Значит, это она Семечкина! Я ведь не знала ее фамилию, а если бы знала, то обязательно запомнила бы. Вот так поворот!

– Садитесь, – сказала она, – я вам сейчас все расскажу.

Лариса Петровна поставила чайник на небольшую электрическую плитку и принялась резать хлеб. Так же как и в предыдущую нашу встречу, руки ее сильно дрожали, поэтому куски получались разного размера, но, кажется, она не обращала на это внимания. Она вообще как будто погрузилась в свои мысли и ничего не замечала вокруг, а я так была потрясена встречей, что сидела тихонько и терпеливо ждала, что она скажет. Прошло около получаса. Чайник уже давно вскипел. Лариса Петровна механически выключила плиту и теперь намазывала хлеб вареньем. Она даже не заметила, что изрезала весь хлеб и не думала о том, что такое количество бутербродов вряд ли кто-то осилит. Наконец мое терпение было вознаграждено. Она сказала:

– Вы не похожи на частного детектива.

– Да и вы мало похожи на жрицу любви. Однако у вас с Володей были интимные отношения.

– Пожалуйста, оставьте этот тон. Не нужно меня принуждать к откровенному разговору. Я уже давно готова к нему и отчасти даже рада, что вы меня нашли. Жить с «этим» выше моих сил. Прошу только об одном – выслушайте и постарайтесь меня понять.

Я кивнула, и она начала свой рассказ.

– Я была куратором их группы с самого начала. К тому времени уже давно поняла, что мужчинам я неинтересна, и успела смериться с этим. Тем более для меня полной неожиданностью стало поведение Астахова. Володя ни с того ни с сего начал оказывать мне знаки внимания. Зачем ему это было нужно, до сих пор непонятно. Учился он хорошо, так что моя к нему симпатия не принесла бы ему никакой выгоды. Мне кажется, что ему было просто интересно переспать с таким «синим чулком», как я. Он не знал недостатка в деньгах, а стало быть, и в женском внимании. Наверное, пресытился, вот и потянуло на экзотику. Я для него была как эксперимент для ученого. Я не стала чинить препятствий, а сделала вид, что рада его ухаживаниям. В общем, как будто попалась на крючок. Я прекрасно понимала, что это будет свидание на одну ночь, вряд ли у Владимира возникнет желание видеть меня вторично, поэтому постаралась использовать встречу для своих целей.

Володя пришел в назначенный мною срок, по правилам этикета принес шампанское, конфеты и цветы. Ужин прошел скомканно, ему не терпелось затащить меня в кровать. Я не стала ломаться, быстро дала себя уговорить. Это был просто секс, без нежностей и лишних эмоций. Я почему-то будила в нем самые низменные инстинкты. Он безжалостно терзал меня, упивался своей властью. Как же! Он с преподавателем может делать, что хочет. Но я мужественно снесла его оскорбительное поведение. Он ушел утром, даже не взглянув на меня и не попрощавшись. На другое отношение я не рассчитывала, поэтому постаралась не обидеться. Думаю, он потом всем рассказывал, что переспал со мной. Но меня это мало волновало, да и вряд ли ему поверили, я вела себя как ни в чем не бывало. Главное, что поставленная цель была достигнута, и мои страдания в ту ночь были вознаграждены.

– А что это была за цель? Хотелось узнать, каково в постели со студентом? – не удержалась я от колкости.

– Нет, конечно. Мне нужно было забеременеть, и это произошло.

Я чуть не рухнула со стула. Вот это да! Выдержка покинула меня.

– Как забеременеть, вы серьезно?

– Элементарно, так, как беременеют все женщины, с помощью мужчины. Мне нужен был ребенок. Я была уже в критическом возрасте, тридцать шесть лет. В нашей стране принято рожать молодыми, я и так запоздала. Искать подходящую кандидатуру на отцовство было некогда, да и внешность моя, как видите, не привлекает большого количества мужчин, скорее, вообще никого не привлекает. Можно было завести роман с коллегой, но потом видеть его постоянно рядом, работать с ним рука об руку… Я этого не хотела. Володя был идеальным вариантом. Во-первых, всего одна ночь вместе, во-вторых, он молодой симпатичный парень, в-третьих, никто ничего не узнает и на ребенка претендовать не будет.

Когда родился Павлик, я поняла, что совершила правильный поступок. Никакая научная деятельность не заменит радости материнства, только после рождения сына я начала жить полноценной жизнью. Я взяла отпуск по уходу за ребенком, и мы втроем – я, мама и Павлик – зажили очень счастливо. Мне удалось подрабатывать, решала контрольные, делала курсовые, писала дипломные работы непутевым студентам. Мама взяла на себя быт. Павлик рос и радовал нас.

К тому времени, когда я вышла на работу, Владимир уже бросил институт, поэтому ничто не омрачало мою жизнь. Но вот около года назад я случайно с ним столкнулась, ведя из школы Павлика. После этой встречи нашей спокойной жизни пришел конец. Владимир очень изменился, стал очень странным. Он был прилично одет, но глаза бегали, руки тряслись. Был как больной. Казалось, он отпустил тормоза и катится на дно.

Лариса вцепилась руками в скатерть, голос ее начал срываться.

– Не знаю, что на него нашло, но, увидев Павлика, он начал говорить такое… Подобного ужаса я не испытывала никогда в жизни. Я стояла и не могла пошевелиться. С трудом мне удалось выйти из оцепенения, мы убежали.

– Не понимаю, что такого он мог сказать, что так потрясло вас? Хотел отобрать сына? – спросила я.

– Он наверняка даже мысли не допускал, что это его сын. Я не могу дословно воспроизвести то, что он говорил, но постараюсь хотя бы в общих чертах. Для меня важно, чтобы вы поняли меня и мои дальнейшие действия, поняли, в какое ужасное положение я попала. Так вот, смысл сказанного был примерно следующий. Владимир сказал, что такие негодные мальчишки, убийцы своих матерей, не должны жить, что им нет места под солнцем и что, пока не поздно, я должна убить Павлика или он сам избавит его и меня от мучений. Он даже попытался схватить Павлика за руку, вот тогда я оттолкнула его и мы с Павликом понеслись прочь. Павлик был напуган, а я была готова пойти на все, только чтобы больше никогда не видеть свое дитя в таком страхе. Прошло какое-то время, я почти успокоилась, но однажды вновь повстречала Владимира. Он спросил, где мой сын. Я сказала, что увезла его к дальним родственникам. Он сказал, что нужно срочно дать им телеграмму, чтобы они избавились от него, иначе Павлик, когда вырастет, убьет меня. В общем эти встречи стали настолько частыми, что нашей спокойной жизни пришел конец. Мои страхи стали отражаться на моем поведении, мама не могла этого не заметить, и я все рассказала ей. Мы никогда не оставляли Павлика одного, везде его сопровождали. Жизнь превратилась в кошмар. Тогда мы приняли решение поменять квартиру, переехать в другой район и, может быть, навсегда избавиться от Володиных преследований. Мы без раздумий переехали в намного худшие бытовые условия, так как наше спокойствие было главнейшим аргументом. Целый месяц мы жили относительно спокойной жизнью. Я и мама перестали оглядываться на улице, стали нормально спать, как вдруг в одну из ночей позвонили в дверь. Было уже очень поздно. Ничто не могло напугать меня больше, чем то, что я увидела. На пороге стоял совершенно невменяемый Володя и улыбался. У каждого человека бывает предел терпения. Вот в ту секунду мой лимит был исчерпан. Я обезумела от страха за маленького невинного мальчика. Поняла тщетность нашего переезда и то, что этот, видимо, психически больной человек никогда не оставит нас в покое. Пришла злость, такая сильная, что я не смогла ей сопротивляться. Я кинулась на Владимира с кулаками, я хотела убить его, уничтожить, стереть с лица земли, растоптать и отомстить за наши мучения. Я била его молча, глотая слезы и не думая о последствиях. Или моя ярость была настолько сильной, или Володя слабо сопротивлялся, но состояние аффекта прошло в ту секунду, когда я увидела его на полу четвертого этажа. Он не подавал признаков жизни, а я тихо вошла в квартиру, закрыла дверь и без сил опустилась на пол.

Увидев меня, мама спросила, что случилось. Оказалось, что с того времени, как прозвенел звонок, прошло меньше пяти минут, мама за это время даже не успела встревожиться. Я рассказала ей, что произошло. Она поняла меня. Быстро собрала мои вещи, дала деньги, паспорт и велела ехать на дачу. Плохо помню, как добралась сюда. Было уже поздно, метро закрывалось, электрички не ходили. Я села в какой-то одинокий троллейбус и доехала до кафе «Бабушкины блинчики», оно работало круглосуточно. Заказала чай и порцию блинов, только чтобы меня не выгнали. Работники кафе оказались людьми деликатными, меня не беспокоили. В шесть утра я смогла уехать на дачу. Мне удалось немного поспать и отдохнуть физически, но голова была готова расколоться от боли. Мысли о мертвом Володе ни на минуту не оставляли меня. Я знала, что он мертв, он снился мне в той позе, в которой я его видела последний раз, и я понимала, что так лежать могут только мертвые. Я просидела здесь пару дней и поняла, что сойду с ума. Тогда, прервав отпуск, я вышла на работу, и в тот же день появились вы. Я снова испугалась и вернулась на дачу, но теперь забрала из спортивного лагеря Павлика, с ним я почти забываю о том, что убила человека.

– А где сейчас ваш сын?

– Играет с ребятами, через два дома. Знаете, сейчас, рассказав все, я испытала огромное облегчение и готова нести наказание. Теперь меня гложет только одна мысль. Я боюсь за психическое здоровье Павлика, так как очевидно, что его отец был нездоров.

– Не думайте об этом. До того как он начал принимать наркотики, он был абсолютно здоров. Может, немного со странностями, насколько я успела понять, но здоровым.

– Значит, он был наркоманом? Это многое объясняет и ставит на свои места. Но откуда такое навязчивое желание убить моего сына?

– Думаю, что он углядел сходство Павлика с собой. Они похожи?

– Да, очень!

– Вот видите! А так как некоторые непорядочные люди убедили его, что он убил свою мать, то Володя, видимо, отождествлял Павлика с собой. Скорее всего, не Павлика он хотел убить, а себя, свое олицетворение в нем.

– Что же теперь будет?

– Пока не знаю, мне нужно подумать.

Лариса Петровна вышла в другую комнату.

В самом деле, что же теперь делать, как поступить? Лариса Петровна, хоть и была убийцей, но стала ею поневоле. Если Мира и Женис планировали убийства по расчету, в своих корыстных целях, то эта женщина вынуждена была защищать своего сына. Как быть? Сможет ли понять ее Прохор, так же как поняла ее я? Какое решение он примет на счет ее дальнейшей судьбы? А что, если он окончательно сломает им жизнь?

Отворилась дверь, и вошел мальчик лет семи. Он сказал:

– Здравствуйте. Нашли маму?

Этого мальчика я видела вместе с другими детьми, когда спрашивала, где найти Ларису Петровну. Сейчас я могла рассмотреть его лучше. И даже мне, никогда не видевшей Володю живым, было очевидно, что они – одно лицо. Более того, глаза у Павлика были такие же, как у его бабушки Катерины. Теперь я поняла, что нужно делать.

– Лариса Петровна, – позвала я, – собирайтесь, едем в Москву. Прошу вас довериться мне. Думаю, что хуже, чем сейчас, вам уже не будет.

Она пристально посмотрела мне в глаза и кивнула. Сказала сыну:

– Павлик, переоденься, поедем к бабушке.

– Хорошо, я только съем бутерброд.

Через полчаса мы направились к станции. К этому времени отведенные мне четыре часа истекли, и позвонил Прохор.

– Проснулась? – спросил он.

– Я не спала. Прохор Степанович, примерно через час я буду на станции «Тушинская». Нельзя ли прислать за нами машину?

Прохор не стал задавать лишних вопросов, а только уточнил:

– Сколько вас?

– Трое.

– Мне приехать?

– Нет, ждите нас в коттедже.

По дороге к станции я думала о роковом стечении обстоятельств. Переодетый в женщину Бони познакомился с Володей. Володя пошел искать так называемую «Элю», позвонил в первую же квартиру, и оказалось, что в ней живет Лариса Петровна. Лариса Петровна, приложив массу усилий, переезжает в наш дом, чтобы спустя месяц в дверях своей квартиры встретиться с Володей, от которого она пыталась скрыться. Кажется, что подобное совпадение невозможно, но, немного зная жизнь, могу утверждать, что она преподносит еще и не такие сюрпризы. А раз так произошло, значит, так и должно было случиться. Но я не стану говорить Ларисе Петровне, что в ту страшную для нее ночь Володя попал к ней совершенно случайно, иначе только усугублю ее чувство вины.

Когда мы приехали к коттеджу, Прохор уже ждал нас на улице. Я попросила Ларису Петровну посидеть пока с Павликом в машине и подошла к нему. Он несколько раз оглянулся на машину, но, думаю, вряд ли что-то разглядел. Мы устроились в гостиной, и я попросила его выслушать меня, не перебивая.

– Итак, – начала я, – сейчас я расскажу вам о жизни вашего сына, начиная с поступления в институт и заканчивая его трагической смертью.

И я рассказала. Я вложила в этот рассказ все обуревавшие меня эмоции, все свои ораторские способности. Я сложила воедино известные мне факты и преподнесла их так, как мне было выгодно. Что-то стушевав, что-то подчеркнув, я пыталась добиться нужного восприятия всей этой истории. Прохор сидел молча, сжав кулаки, на скулах двигались желваки. По его лицу трудно было понять, какие чувства он испытывает. Мне оставалось лишь надеяться, что он верно истолкует мой рассказ и реакция будет правильной. Для меня это был тяжелейший момент в жизни. Закончила я словами:

– Думаю, вы не сделаете несчастным маленького ни в чем не повинного мальчика. У него прекрасная мать, которая лишь пыталась защитить его. Она очень страдает от того, что совершила. Пожалуйста, не разлучайте их!

Прохор, наконец, заговорил:

– Не нужно ничего объяснять. Я все понял. Веди меня к ним.

Сначала из машины вышла Лариса Петровна. Прохор пристально посмотрел ей в глаза, потом прижал к себе и сказал:

– Я прощаю вас. В том, что произошло, нет вашей вины.

Лариса Петровна, которая все это время была как натянутая струна, сразу расслабилась и заплакала. Чувство вины, наверное, никогда не оставит ее, но невыносимый груз тревоги в ожидании приговора и страх перед возможным расставанием с сыном навсегда покинули ее. Она была почти что счастлива.

Когда появился Павлик, я не на шутку испугалась за Прохора. Он побледнел и буквально остолбенел от увиденного. Потом погладил Павлика по голове и сказал:

– Разве такое возможно! Это ведь маленький Володя!

– Меня зовут Павлик, – сказал мальчик.

– Да, конечно, Павлик, – согласился Прохор. – А меня зовут Прохор Степанович.

Он протянул руку своему внуку. Павлик очень серьезно пожал ее.

– Проходите в дом, нам о многом нужно поговорить, – сказал Прохор.

Я посчитала свою миссию выполненной, поэтому попросилась домой.

– Да, конечно, ты можешь быть свободна, – сказал Прохор. – Сейчас ребята отвезут тебя. Спасибо тебе, дорогая, я в тебе не ошибся.

– Всего наилучшего, – пожелала я им всем.

Приехав домой, я не без сожаления отдала ключи от «Мерседеса» одному из сопровождающих, в последний раз взглянула в окошко на эту чудесную машину, вздохнула и пошла приводить мысли в порядок.

В течение всего двух недель со мной произошли невероятные события. Мне удалось с честью выпутаться из детективной истории, разоблачив при этом двух негодяев и найдя родственников Прохора. Правда, родственников нашел Бони, нужно отдать ему должное. Завтра с утра обязательно сообщу ему об этом. Сейчас же нужно отключиться и заняться своими делами. Но вот странность, я так долго ждала, когда закончиться мое «заключение», а теперь не знала, чем заняться. За две недели я привыкла быть в тонусе, как гончая, идущая по следу. Сейчас добыча поймана, цель исчезла. Все валилось из рук, появилось ощущение потерянности. Я долго слонялась по квартире без дела, но вдруг позвонили в дверь. Это была Тамара Павловна. Я насторожилась – неужели ей уже известно, что я обманула ее. Она действительно все знала, в этом не было сомнений, но, кажется, ругать меня за обман не собиралась.

– Проходите, – сказала я.

Она вошла в комнату.

– Спасибо вам, Ангелина, хоть вы и хитро– стью выведали у меня, где прячется Лариса, я не жалею, что поверила вам. Она звонила мне. Я знаю, что отец Владимира простил ее. Вы не представляете, что вы для нас сделали. Мы такого натерпелись, невозможно выразить словами.

– Я тоже рада, что все так закончилось. Думаю, что у вас теперь появился еще один родственник, к тому же еще и могущественный покровитель. Теперь он вас в обиду не даст. Признаться, на такой счастливый конец этой истории я не надеялась.

– А уж мы и подавно! – улыбнулась Тамара Павловна.

Мы проговорили до глубокой ночи, расстались умиротворенные и довольные друг другом. Каждой из нас необходима была исповедь, недосказанность мешала жить. Мне удалось привести мысли в порядок, и я спокойно уснула.

Утром меня ждал ошеломляющий сюрприз. Я собиралась к Бони, когда появился один из вчерашних ребят Прохора в сопровождении какого-то представительного мужчины в солидных очках и с кейсом в руках. Парень сказал:

– Ангелина, это Ефим Абрамович, он приехал уладить кое-какие формальности.

Я очень удивилась. Какие еще формально– сти, интересно. То, что я узнала потом, повергло меня в шок. Ефим Абрамович, оказывается, приехал, чтобы вручить мне дарственную на «Мерседес»! Вам когда-нибудь делали подобные подарки? Мне нет! И вряд ли когда еще сделают. Я была потрясена до глубины души. Та прекрасная машина, в которую я влюбилась с первого взгляда, теперь моя. Невероятно! Что скажут родители?

Когда нотариус и парень удалились, оставив мне документы на «Мерседес» и несколько связок ключей, я позвонила Прохору.

– Прохор Степанович, – начала я, – это удар ниже пояса. Я не могу принять такой дорогой подарок, он, наверное, стоит тысяч тридцать. Для меня это запредельные деньги. Такие подарки не по мне!

– Зато я могу себе позволить делать подобные подарки. И поверь, это меньшее, что я хотел бы сделать для тебя. Если бы не ты, я бы коротал остаток своих дней один или под прессингом Стаса. Ты вернула мне смысл жизни. Даже имея сына, я не был так счастлив, как сейчас. Лариса прекрасная женщина, а уж Павлик – это маленькое чудо, моя кровиночка, моя радость.

Прохор был в состоянии эйфории, и я поняла – заставить его взять машину обратно сейчас не представляется возможным.

Под всей этой историей так и хочется написать «HAPPY END». Но это еще не конец.

Прежде чем отправиться к Бони в больницу, я зашла в его квартиру и взяла для него джинсы, футболку, носки, мокасины и солнцезащитные очки, чтобы ему опять не пришлось одеваться в женскую одежду. Удивительно, что я вспомнила об этом, находясь в состоянии потрясения от прохоровского подарка.

На этот раз меня впустили беспрепятственно, даже почти не проявили интереса к моей личности. Видимо, я уже примелькалась или Бони шел на поправку. Оказалось, что верно второе предположение. Бони выглядел молодцом, если не смотреть на его лицо, вернее, ужасный синяк. При виде меня он принялся ворчать:

– Явилась? Наконец-то! Я уже все провода оборвал, пытаясь дозвониться к тебе домой! Ну что, я был прав?

– Бони, дорогой, здравствуй! О чем ты говоришь? В чем ты был прав? – стала спрашивать я, чтобы раззадорить его.

– Геля, ты язва! Быстро рассказывай, нашла Семечкину?! – В гневе он вскочил с кровати.

– Семечкину, Семечкину… – пробормотала я. – Это кто ж такая? Что-то не припомню.

– Все, Геля, мое терпение на исходе! – грозно сказал Бони и шагнул ко мне.

– Ой, ну ладно, – смилостивилась я, – сейчас расскажу. Стоит ли так кипятиться, хотя я понимаю твое нетерпение. Так вот, ты оказался абсолютно прав, Семечкина и была нужным нам человеком.

От последних слов Бони засиял радужней своего синяка.

– А я что говорил…

– Так вот, я вчера сходила к ее матери… – И я рассказала о Ларисе, о Павлике, об их встрече с Прохором.

– Невероятно! – сказал Бони. – Я, конечно, предполагал, что, возможно, Семечкина что-то знает о гибели Володи, но чтобы она сама была в это завязана, я даже представить себе не мог. Невероятно! – повторил он.

– Это не последняя потрясающая новость. Сегодня Прохор сделал мне такой подарок, который кажется просто невероятным. У меня теперь, представь себе, свой собственный «Мерседес». Каково? Правда, я хочу его вернуть, он ведь тысяч тридцать стоит, не меньше.

– С ума сойти! Сколько же интересного я пропустил, лежа на этой койке. Это какой же «Мерседес» он тебе подарил? Тот, которым управлял Ваня?

– Да! – гордо сказала я.

– Ты что? Такая машины не тридцать тысяч стоит, а около ста, уж точно.

– Долларов?

– Конечно!

Я подумала, что если за тридцать тысяч еще и можно было бы принять подарок, то за сто совершенно невозможно. Я сникла.

– Успокойся, – сказал Бони, – вряд ли Прохор не знает истинной стоимости этой машины. И если он ее подарил, значит, ты ее заслужила. Так что владей на здоровье! Может, меня когда подвезешь.

– Но я уже позвонила Прохору и отказалась.

– Извини меня, Геля, но ты дура. Зря, что ли, две недели копалась во всем этом, еще раз извини, дерьме? То, что ты сделала для Прохора, бесценно.

– Ты находишь? – робко спросила я. Мне так хотелось верить в то, что сказал Бони.

– Абсолютно в этом уверен!

– Тогда часть «Мерседеса» должна принадлежать тебе, ведь нашел Ларису Петров– ну ты.

– Ты бы все равно нашла ее, так что никаких частей. И не забывай, кто втянул тебя в эту историю.

– За это я тебе очень благодарна!

– А я тебе и подавно, ведь все могло обернуться не так хорошо, как сейчас, но ты все равно согласилась, как говорят, «легла грудью на амбразуру».

– Ты, конечно, преувеличиваешь, но мне приятно осознавать, что я такая умница.

– Предлагаю забрать меня из больницы и отметить завершение этого дела бутылочкой шампанского.

– Здорово! Только как ты себя чувствуешь?

– Отлично! А лицо я быстрее приведу в порядок в домашних условиях.

В этом я не сомневалась и пошла искать доктора, чтобы договариваться о выписке Бони. Настроение было прекрасным. Только жаль, что Вани не было рядом с нами. Сейчас ему будет очень тяжело. Как только он окрепнет физически, ему предстоит узнать, что он навсегда потерял свою дочь. Нужно будет поддержать его в это трудное для него время.

Бони разрешили забрать немедленно. Я спросила об оплате за пребывание в этой клинике. Меня заверили, что Прохор Степанович уже обо всем позаботился.

К моему приходу Бони был уже одет и с нетерпением ждал выхода на волю.

На улице мы долго восторгались машиной, радовались как дети. Сев в салон, немного успокоились и продумали план дальнейших действий. Сначала решили заехать с инспекцией в салон красоты. Потом справиться о Ванином самочувствии и, может быть, навестить его. Еще нужно было предупредить маму, что забираю у нее Матвея. И если останется время, распить все же бутылочку шампанского.

В салоне красоты царили тишь и гладь. Маруся сначала обрадовалась, увидев босса, а потом пришла в ужас от его внешнего вида.

– Как дела, Мария? – спросил Бони-босс.

– Сейчас уже все нормально, – с гордостью ответила девушка. – Ангелина помогла мне, мы перенесли встречи с важными клиентами на неделю. А с остальными девочки легко справляются. Все идет своим чередом.

– Значит, я беру недельный отпуск и привожу себя в порядок.

Бони зашел к себе в кабинет взять препараты, необходимые для «возвращения» своего лица.

Я позвонила Софье Петровне.

– Гелечка, у нас здесь такое твориться! У меня ни одной свободной минутки. К нам переезжают Лариса Петровна, ее мама и Павлик. Нужно готовить им комнаты. Они теперь всегда будут жить с нами.

– А как Прохор Степанович?

– Счастлив – это не то слово, он как будто заново родился. Ни на минуту не отходит от Павлика. Если так пойдет дальше, он его сильно избалует.

– Я хотела узнать о Ване.

– Ваня пришел в себя, говорят, что кризис миновал, теперь он должен пойти на поправку, но к нему никого не пускают. Дня через два, думаю, можно будет навестить.

Следующий разговор был не такой приятный. Мама долго плакала, не хотела расставаться с Матвеем. Она настроилась на то, что он поживет с ней до конца лета, и теперь оторвать его от себя было для нее очень болезненно. Пришлось пообещать оставить сынишку еще на неделю, там, мол, видно будет. Несмотря на наличие дорогой машины, денег у меня по-прежнему не было, нужно было искать работу. Мама успокоилась, а я озадачилась.

Вышел Бони из своего кабинета. Его синяк был почти не заметен, но только на приличном расстоянии. Неожиданно в салон буквально ворвалась дама, вернее, девушка. Увидев меня, она подбежала и начала трясти мои руки.

– Как я рада вас видеть! Увидела машину и подумала, что вы, наверное, здесь. А где Ваня? – спросила она, озираясь.

– Вани нет со мной, – ответила я ей с удивлением. – А мы разве знакомы?

– Вы не узнаете меня? – спросила она радостно.

– Простите, не могу вспомнить.

– Неудивительно, я сама себя теперь не узнаю. Я Надя.

«Какая еще Надя», – подумала я. И тут вспомнила высокую крашеную блондинку, с необъятными телесами. Эта девушка, высокая, довольно стройная, с большой красивой грудью, тонкой талией, не имела с той особой ничего общего. Ее лицо с высокими скулами, маленьким носиком, губками бантиком и большими фиалковыми глазами оттеняли ровно подстриженные темно-пепельные волосы, что делало ее необыкновенно привлекательной. Куда-то исчезли двойной подбородок и половина веса прежней Надюхи, и самое главное, она больше не кричала, как раньше, а говорила спокойно, даже тихо. Потрясающе, как люди могут меняться. Я взглянула на Бони. Он кивнул и одними губами сказал: «Вот видишь?» Да, посмотреть было на что. Бони, кажется, говорил мне о тех метаморфозах, которые с ней происходят, но чтобы измениться до такой степени! Кажется, еще Бони говорил, что Надя влюблена в Ванечку. Да, любовь и талант Бони действительно творят чудеса.

– Простите меня, а где Ваня? – снова спросила девушка и покраснела.

– Ваня сейчас в больнице, в тяжелом состоянии, он ранен.

Увидев, как Надя переменилась в лице, я быстро добавила:

– Только что мне сообщили, что его жизнь вне опасности. Скоро его можно будет навещать.

– Умоляю, скажите, где он лежит.

Надя сделала попытку упасть на колени.

С трудом удержав ее на ногах, я подвела ее к креслу и усадила:

– Успокойтесь, это не секрет, сейчас я вам все запишу.

Расставшись с Надей, мы поехали распивать шампанское, потому что дел на сегодня уже не было.

Как оказалось позже, сегодняшний день был переполнен сюрпризами. Когда мы мирно сидели у меня дома, пили шампанское, ели конфеты и хохотали над любым пустяком, в комнату вошел мой муж Данила. Мы не слышали, как открылась входная дверь, поэтому буквально остолбенели.

– Веселимся? – спросил он.

– Угу, – промычала я.

– Что это за тип? – спросил он, указывая на Бони. Голос его был полон злости.

– Думаю, ты теперь не имеешь права задавать подобные вопросы. Возьми то, за чем пришел, и всего тебе хорошего.

Данила рассвирепел. Вот до чего довела его распутная жизнь вне дома, раньше он обладал большой выдержкой, при любых обстоятельствах оставался невозмутимым.

Не известно, чем бы закончилась наша перепалка. После того что мне пришлось пережить по его милости, я была настрое– на агрессивно. Но тут в разговор вмешался Бони:

– Я ваш сосед из квартиры напротив, думаю, нам нужно поговорить.

– Что-то не припомню соседа из квартиры напротив. Там живет девушка.

– Теперь там живу я. Мне нужно вам многое объяснить. Предлагаю пойти ко мне. Вы согласны?

Данила кивнул, от злости он, кажется, даже говорить не мог. Бони поднялся, и они вышли. Надеюсь, у них не дойдет до рукоприкладства, у Бони на лице и так нет живого места.

Прошел почти час. Я убрала со стола и ждала, чем завершиться их разговор.

Когда мой, пока еще, муж вернулся, он был полон раскаяния.

– Прости меня, милая, я был не прав с самого начала.

Как это ни пошло, но я не смогла не опуститься до выяснения отношений, и спросила:

– Что тебя привело в наше скромное жилище? Забыл что-то?

– Я вернулся навсегда, – сказал он ра– достно.

– Подумать только, какое счастье нам привалило! Что, тебе негде жить?

– Гелечка, я понимаю твое негодование, но прошу выслушать меня. У меня были очень серьезные основания, чтобы уйти, сейчас я все объясню.

– Сделай милость, хоть сейчас объясни, а то я уже больше месяца теряюсь в догадках, куда тебя занесло.

– Думаю, ты помнишь, что я ушел накануне твоего дня рождения.

– Еще бы! По твоей милости я уничтожила все запасы спиртного, приготовленные для этого дня. И если бы не одна история, я сейчас лечилась бы от алкоголизма. Подло с твоей стороны уйти, не отпраздновав мой день рождения. Неделю потерпеть не мог, так приспичило?

– Да, именно так! Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Я был вынужден уйти, чтобы спасти вас и себя самого.

– Объясни, что это значит.

– Ты не заметила, что я забрал все наши сбережения на квартиру?

– Еще бы не заметить! Я осталась без ко– пейки.

– А деньги в шкатулке?

Я удивилась, ведь про шкатулку-то совсем забыла. Проверив ее содержимое, обнаружила, что все это время у меня были деньги, чуть меньше тысячи долларов.

Данила был потрясен.

– На что же вы жили?

– Матвейка сейчас у мамы, а я сначала не нуждалась, а потом о моем пропитании заботились другие люди.

– Бони немного рассказал мне, представляю, что тебе пришлось пережить. Позже ты расскажешь мне все подробно. Сейчас же я хочу реабилитироваться в твоих глазах.

Я немного смягчилась после того, как увидела деньги. Все же по-своему Данила позаботился о нас.

– Так вот, – продолжал он, – именно твой день рождения и сыграл со мной злую шутку. Я очень торопился сделать тебе такой сюрприз, о котором ты даже подумать не могла. И из-за этого влип в темную историю. Я хотел подарить тебе квартиру!

– Как? Каким образом? У нас ведь накоплений было всего двадцать тысяч, на такие деньги квартиру не купишь, самая дешевая от тридцати до сорока тысяч стоит.

– Да, именно так. Я нашел подходящий вариант за сорок две тысячи. Немного далековато от центра, но зато дом во дворе и рядом с метро. Тихий, уютный зеленый двор. Пятый этаж в девятиэтажном доме. Большая кухня, застекленная лоджия. На первое время нам бы однокомнатной квартиры вполне хватило. Главное, что это была бы наша собственная квартира.

– Понятно. Но где ты собирался взять еще двадцать две тысячи?

– Вот в этом все дело. Две тысячи обещали дать родители. А двадцать я хотел взять под небольшие проценты у одного кредитора. Мне его посоветовал наш сотрудник с фирмы. Я рассчитал, что отдавать долги с таким небольшим процентом гораздо выгодней, чем копить еще несколько лет и только потом покупать квартиру. Сама знаешь, за ценами на квартиры не угнаться. В общем, все складывалось хорошо, и я после некоторых колебаний решился. Как потом оказалось, это было настоящее кидалово, закамуфлированное под серьезную сделку. Мы все оформили у юриста, и я никак не ждал подвоха. Получив деньги на руки, начал вести переговоры по поводу квартиры. И тут мой кредитор сообщает, что он разорился и теперь все распродает, в том числе и долговые обязательства, в частности мое. Уверял, что люди, которым я теперь буду должен, очень серьезные и все будет на прежних условиях. Это действительно оказались очень серьезные люди, настоящие бандиты. Они взвинтили проценты до таких высот, что это была бы пожизненная кабала. Еще через некоторое время они поставили условие – или я возвращаю долг немедленно в размере сорока тысяч, или они вырастут в геометрической прогрессии. Получалось, что мы теряли все наши сбережения и возвращались к тому, с чего начинали, к нулю. Я был убит. Сколько лет мы копили, и теперь отдать все каким-то криминальным личностям? Я решил бороться. Для начала мне нужно было уйти от вас, чтобы, если со мной что случилось, вы не пострадали. Вот я и ушел без объяснений, рассудив, что лучше если ты будешь на меня злиться, чем волноваться, все время ощущая опасность. Твое неведение в этом случае было твоим спасением.

– Как ты мог? Я ведь твоя жена! Мы обязаны делить и горе, и радость. Ты должен был сказать мне правду!

– Возможно. Но все же я решил не травмировать тебя.

– «Не травмировать»!!! Ты представить себе не можешь, в каком состоянии я находилась все это время, как я ненавидела тебя и что чувствовала.

– Ты ведь у меня красавица, я терзался мыслью, что ты быстро найдешь мне замену. Такой удар я бы не смог пережить.

– Это я сейчас красавица, а после родов запустила себя и была уверена, что тебе приглянулся кто-то поухоженней.

– Ты напрасно комплексовала. Ну поправилась после рождения Матвейки! Тебе шла эта полнота. Сейчас ты выглядишь, как кинозвезда, а тогда была мамочкой, такой милой и родной. Тебя ничто не может испортить, я всегда буду любить тебя. Тем более после того, что я узнал от Бони. Я потрясен тем, какая ты у меня умница.

Доброе слово и кошке приятно, а мне и подавно. Я успокоилась и спросила:

– Ну и что теперь? Что с нашей проблемой? Думаю, если ты вернулся, она как-то разрешилась. Другое дело – как.

– Я не хочу долго рассказывать, скажу только, что помог мне справиться один авторитет. Пришлось, правда, сделать небольшие отчисления в общак, но наши сбережения удалось отвоевать. Вот только квартиры нам пока не видать.

– Ну и ладно, жили без нее и еще проживем. Тем более что вместо квартиры у нас есть машина.

– Какая машина?

– Разве Бони не сказал тебе, что мне подарили машину?

– Нет, он сказал, что втянул тебя в нехорошее приключение и что ты успешно выпуталась из него.

– Да, это так, но еще мне подарили машину. За благополучный исход детективной истории.

– Ты, наверное, преувеличиваешь?

– Нисколько! Машина тому доказательство.

– А где она?

– Во дворе стоит. Пошли, посмотрим!

Во дворе стояло множество машин, я достала ключи и отключила сигнализацию. Раздался характерный звук, и мы направились к «Мерседесу». Верней, я к – «Мерседесу», а Данила – к новенькой девятке, стоящей позади моей машины.

– Здорово, – сказал он. – Тебе подарили новую «девятку»? Хороший цвет! Дашь прокатиться?

– Конечно! А ты умеешь управлять джипом? – спросила я, непринужденно открывая переднюю дверь «Мерседеса». – Если да, тогда прошу, садись.

Данила застыл, а потом начал хватать ртом воздух, пытаясь что-то сказать.

Поэтому я решила немного понаслаждаться его реакцией.

– Водички? – спросила я заботливо.

Он кивнул.

– Тогда придется прокатиться до ближайшего киоска и купить ее там, или подняться домой.

– Ты хочешь сказать, что тебе подарили эту машину?

– Да, именно эту, а не какую-то «девятку». Ты меня недооцениваешь.

– Геля, я очень тебя ценю, но прости, какой человек в здравом уме захотел подарить тебе машину в сто тысяч долларов?

– Прохор Степанович вполне здоров в психическом смысле, просто он высоко оценил оказанную ему услугу.

– Бог мой, что это за услуга! Нелегальная перевозка ядерного чемоданчика?

– Ну, до таких масштабов я еще не доросла. Дома все подробно объясню, а сейчас давай прокатимся.

– Я не знаю, чего больше хочу, покататься или узнать подробности об оказанных услугах. Что-то мне это не очень нравится.

– Ты не думай ничего плохого. Признаться, я сама была в шоке от такого подарка, но Прохор Степанович – человек состоятельный и, видимо, действительно настолько оценил то, что я для него сделала. Хотя я сама не думаю, что достойна такого дорогого подарка, я вообще ни на какие подарки не рассчитывала.

– Геля, я всегда знал, что ты на многое способна, в хорошем смысле этого слова, но чтобы до такой степени! Бессонная ночь мне обеспечена! Такое потрясение!

– Давай уже поедем! Ты не представляешь, до чего здорово ею управлять. Даже я со своим нулевым опытом вождения легко справляюсь, а ты, наверное, будешь просто очарован.

Полночи мы катались по Москве. Было тепло, тихо, безветренно. Хоть ночью жизнь в Москве не прекращается, все же движение на дорогах не такое интенсивное, как днем. В цветочной палатке Данила купил мне красивую розу. Потом мы заехали в кафе и перекусили. В общем, ощущение праздника не покидало нас. Я рассказывала мужу о своих приключениях. Он то огорчался, то смеялся, то переживал все вместе со мной. Эта была необыкновенная, сказочная ночь, которая завершилась сладким примирением. Оказалось, что мы так соскучились, так истосковались друг по другу, что не могли насытиться до утра. Данила перебирал мои волосы, целовал каждую мою клеточку и все больше и больше распалялся. Я вдыхала аромат его тела, запах его одеколона, обнимала его крепкое тело и испытывала такую страсть, на которую, как мне казалось, не была способна. Под утро мы незаметно уснули, вновь обретя семейное счастье.

Проснувшись около полудня, я не выдержала и снова позвонила Прохору.

– Это я, Прохор Степанович. Здравствуйте!

– Здравствуй, Ангелиночка! Как дела?

– Все хорошо! Ко мне муж вернулся, – похвасталась я.

– Правильно сделал! Чтобы от такой женщины уйти, нужно быть полным идиотом.

– У него были на то причины, – заступилась я за Даню.

– Тогда понятно!

– А у вас как дела?

– У меня теперь большая семья! Не думал, что под старость обзаведусь такой. А все ты. Представляешь, Павлик научил меня играть в компьютерные игры! Теперь ни минуты свободного времени.

– Извините, что отвлекаю от такого важного дела.

– Сейчас у нас как раз отдых после очередного моего поражения.

– Ваш внук вас обыгрывает?

– Чему я очень рад!

– Я, Прохор Степанович, почему, собственно, звоню. Что делать с «Мерседесом»?

– Что хочешь, то и делай, он ведь теперь твой.

– Но он такой дорогой! – заныла я.

– Геля, не морочь мне голову. Подарили, значит, бери и пользуйся! – прикрикнул на меня Прохор и ехидно спросил: – Ведь тебе не очень хочется с ним расставаться?

– Конечно нет!

– Тогда не зли меня! Я уже говорил, что назад не возьму! И помни, я редко меняю свои решения! Понятно?

– Угу!

– Вот и умница! Приезжайте к нам как-нибудь на выходные, мы будем очень рады.

Мы распрощались «до скорого».

Данила сходил в магазин. Я быстренько приготовила завтрак, обед и полдник «в одной тарелке». После ночных развлечений кушать хотелось невероятно. За столом мы приняли решение, которое заставило меня слегка всплакнуть. Данила сказал:

– Ангелина, содержание такой машины нам не по карману.

Я кивнула, уже догадываясь, к чему он клонит.

– Так вот, мы можем продать ее и на вырученные деньги купить квартиру.

– Трехкомнатную?

– Вполне возможно!

– Давай покатаемся еще недельку, а потом продадим…

– Согласен! Я дам объявление. Пока суд да дело, думаю, не меньше недели пройдет, а ты за это время ищи квартиру. Даст бог, Матвейка приедет в новый дом.

На том и порешили.

Вечером мы съездили к моим родителям проведать сына. Встреча отца с сыном была такой трогательной, что даже моя мама, кажется, простила Данилу. Матвейка уморительно разговаривал. Он, маленький, старался многое нам рассказать, а мы изо всех сил пытались понять и повторить, то, что он говорит. Когда это получалось, наш малыш говорил: «Да», очень радовался и говорил еще больше. Мы смеялись и гордились своим милым мальчиком, который так терпеливо нам объяснял очевидные для него вещи.

Мама сделала попытку разузнать что к чему. Тем более что вопросов, действительно возникало множество. С чего это вернулся Данила? Где он был? Откуда такая машина? И тому подобное. Я попросила ее набраться терпения и подождать еще немного, позже я ей все объясню. Обещание оставить внука еще ненадолго пресекло все ее вопросы.

Мы занялись устройством своего благополучия.

Бегая по разным риэлторским компаниям, я не забывала справляться о здоровье Вани. Через неделю нам разрешили навестить его. Мы прихватили Бони, который к тому времени почти обрел свое лицо, и поехали в больницу.

– Явились наконец-то, тоже мне, друзья называются! – увидев нас, сказал он.

Выглядел он совершенно нормально, только на шее был пластырь. Свалить такого богатыря никакой пуле не под силу. Женщина, сидевшая у кровати, обернулась. Это была Надя. Она еще больше похудела, ее большие глаза просто искрились от любви и счастья. Видимо, находится рядом с Ваней доставляло ей огромную радость. Да и Ваня, похоже, не испытывал дискомфорта, таким веселым было его лицо. Хотя я только один раз видела его грустным – в тот день, когда он узнал, что его жена и есть Мира.

– Привет! Рада видеть вас вместе, – сказа– ла я.

Надины глаза стали лучиться еще сильнее.

Мужчины пожали друг другу руки. И пока мужчины знакомились, заметила:

– Нас, между прочим, к тебе не пускали.

– Да ладно! Вот Надюха-то прорвалась, никто ей не помешал!

Он погладил ее по руке и взглянул так ласково, что у меня сжалось сердце. Так смотреть можно только на дорогого тебе человека. Значит, они нашли друг друга. Как же это здорово! Думаю, новая любовь поможет пережить горечь от потери дочери.

– Не представляю, что бы без нее делал, – признался Ваня.

Надя смутилась и, сказав, что сходит за лекарством, вышла из палаты.

– Ты представить себе не можешь, что это за женщина, – продолжал Ванечка. – Я как только глаза открыл и ее увидел, думал, что я уже на небе и возле меня ангел. Сидит вся в белом, такая красивая, и смотрит своими необыкновенными глазами с такой добротой и лаской, как может смотреть только внеземное существо. У меня чуть сердце не остановилось. Я еще подумал, что если на небесах живут такие женщины, то очень хорошо, что я туда попал.

– Ваняша, да ты поэт, – подколола я его.

– Я, наверное, сейчас действительно смог бы писать стихи, такие чувства меня обуревают. Я сначала не узнал Надю. И вообще, до сих пор не верю, что она и есть та самая, к которой мы заходили.

– Это ты сделал ее такой, – похвалила я его.

Ваняша изо всех сил старался скрыть самодовольную улыбку. Действительно, осознавать, что от любви к тебе женщина может измениться до неузнаваемости, очень приятно.

Потом Ваня присмотрелся к Бони.

– А ты почему такой желто-зеленый? – спросил он.

– Хм! – возмутился наш друг. – Он еще спрашивает! Не помнишь, что ли, как ты приложил меня мордой об стол? Я даже сознание потерял.

– Прости, не рассчитал маленько! Я как понял, что пуля просвистела над головой, машинально толкнул тебя вниз и сам упал, но немного не успел, зацепила стерва.

– Но я тебе все равно благодарен. Ты мне жизнь спас, – сказал Бони. – Вот смотри, – он протянул Ванечке пулю, вынутую из парика.

– Да, здорово. У меня такая же есть, из шеи вынули. Так что мы с тобой теперь, как братья. Иди, я тебя поцелую.

Они обнялись. Потом я рассказала Ванечке о Ларисе и Павлике, о подарке Прохора и о наших планах на покупку квартиры.

– Ничего себе, что творится! Значит, Прохор теперь оброс семьей! Ну, класс! Вы молодцы, ребята! А на счет квартиры, мы с Надей можем вам помочь. Надя решила продать свою квартиру, вы можете ее купить по сходной цене.

– Не может быть! Она ведь в своей квартире души не чает, – не поверила я.

– Теперь у нее другой объект для обожания – это я, – скромно сказал Ваня. – И наши чувства взаимны.

– У нее ведь шикарная квартира в центре, – сказала я.

– А я что, не шикарный? Что там какая-то квартира по сравнению со мной? – балагурил Ваня. – А если серьезно, то хочу сообщить вам, что мы с Надей теперь будем жить у меня. Она уже поговорила с мужем, они решили развестись, продать квартиру, а деньги поделить пополам.

– Поздравляю тебя! Это здорово! У тебя хороший вкус и выбор достойный!

– Кто бы сомневался! – усмехнулся Ваня.

– Но почему ты не женишься на ней? – спросил Бони.

– Для начала нужно развестись. У Нади это вопрос нескольких дней, а мне будет сложнее. Не известно, где теперь моя бывшая.

– Она в Америке, – сказала я.

Ваня пристально посмотрел на меня:

– Тем более, будет сложно. Но как только мы решим эту проблему, Надя станет моей женой, она уже дала согласие.

Вошла Надя. Мы принялись ее от души поздравлять. Потом Ваня сообщил ей о возможности продать нам квартиру. Надя обрадовалась, такой вариант устраивал обе стороны. Мы договорились о цене и опять остались довольны друг другом. Потом попрощались с Ванечкой и вышли.

Спустя еще неделю после улаживания всех формальностей, мы стали обладателями трехкомнатной квартиры возле метро «Новокузнецкая». Надя оставила нам почти всю свою мебель, оставалось только слегка обустроить детскую и украсить дом цветами. Мои цветы за время моего отсутствия разрослись так, что превратили нашу квартиру в цветущий оазис.

Надя переехала к Ванечке, которого выписали из больницы. Все были рады, кроме Бони, который ворчал, что его оставили одного. Но так как его салон красоты находился в пяти минутах от нашего дома, мы виделись довольно часто. Он стал нашим постоянным гостем, а я изредка забегала к нему в салон на чашку кофе и почистить перышки. Надя и Ваня тоже приходили к нам. И всегда их сопровождал йоркширский терьер Басик, к великой радости нашего сына Матвея.

В августе умерла Дарья Андреевна. Последние полтора месяца она жила в своей комнате в доме Прохора. Он нанял ей двух профессиональных сиделок, так как состояние ее было очень плохим. Ее разбил паралич, она могла говорить только отдельные слоги, почти не могла двигаться. Ваня рассказал, что перед смертью Прохор привел к ней Павлика. Дарья Андреевна посмотрела на него и заплакала. Слезы текли по ее старушечьему лицу, она с трудом подняла руку, прикоснулась к Павлику и сказала: «Дитя мое». Это были первые и последние ее слова за то время, пока она болела. Наутро она умерла. Говорят, что лицо ее было спокойным и умиротворенным. Она наконец-то обрела покой. Думаю, что Бог сжалится над ней и примет ее к себе на небо, где она встретит своего возлюбленного.

Прошел год. В начале июля нам позвонил Прохор Степанович и сказал:

– Ангелиночка, поздравь меня, я женюсь!

– Как я рада, – сказала я, – поздравляю!

– Я хочу пригласить вас к нам на это торжество 10 июня к 15.00.

– С удовольствием!

Я сообщила новость Даниле.

– Ты представляешь, этот старый холостяк женится! Как здорово! Думаю, Лариса Петровна именно та женщина, которая ему нужна.

В назначенное время мы приехали в коттедж Прохора. Территория была украшена в лучших традициях голливудских фильмов: гирлянды из белых цветов, праздничные ленточки и шарики, от ворот до дома шла белоснежная ковровая дорожка, которая почему-то не пачкалась. На газоне стояли длинные столы, накрытые кружевными скатертями и заставленные бело-голубым фарфором. Немного в стороне находился, без преувеличения, симфонический оркестр и подготовлена площадка для танцев. Было ощущение, что мы попали на аристократический прием, а не на развеселую, вечно пьяную русскую свадьбу. Но такой сценарий мне нравился куда больше, чем тот, по которому обычно развиваются наши традиционные свадьбы, где пьяные лица – украшение стола, а мордобой – неотъемлемая часть праздника.

Гостей было не меряно. И хотя мы никого не знали, с легкостью находили темы для беседы.

Немного в стороне от гостей сидела повзрослевшая и ухоженная Мира. Держала она себя с достоинством: к гостям не приставала, не носилась по травке и не шкодила. Наоборот, весь ее вид говорил о том, что ей в жизни повезло и что она это знает и ценит. Еще бы! Чего только стоил покрытый стразами большой розовый ошейник из кожи, в котором красовалась Мира!

Потом мы увидели Ваню и Надю и подошли к ним. Последний раз мы виделись с ними на Новый год, который праздновали у нас. За это время Надя слегка округлилась, но как оказалось, у нее для этого были все основания: скользнула взглядом по ее фигуре и заметила выступающий животик. Ваня стоял рядом с выражением лица полководца, завоевавшего мир.

– Вы ждете ребенка? – заохала я. – Как я рада за вас! Какие вы молодцы!

– Поздравляю! – сказал Данила, пожимая Ване руку. – Очень рад!

– А мы-то как рады, – сказал Ванечка. – Это все Наденька, она у меня молодец.

Он поцеловал ее.

Надя попросила нас быть крестными их первенца. Они уже знали, что будет мальчик.

К нам подошел Прохор Степанович, он был неотразим. В прекрасно сшитом фраке, холеный, лощеный, а главное – счастливый, он смотрелся великолепно. Теперь была его очередь получать поздравления. Потом я спросила:

– А где же невеста?

– Теперь уже жена, – поправил меня Прохор. – Вон там, разговаривает с Софьей Петровной.

Возле Софьи Петровны стояла женщина в элегантном белом костюме. Это была платиновая блондинка, с серыми глазами, аккуратным носиком и улыбкой на все лицо, обнажающей ровные белоснежные зубы. Она была невысокая, со стройными изящными ножками, тонкой талией, ровной спиной. Этакая женщина а-ля Гурченко. Такие до старости выглядят как молоденькие девушки.

Я была потрясена. Задыхаясь, заикаясь от гнева и почти плача от досады, я накинулась на Прохора:

– Вы! Как вы могли? Я думала, вы на Ларисе!.. А вы!.. Все равно… на молоденькой… А я… Так радовалась…

Прохор смотрел на меня с удивлением.

– Что с ней? – спросил он у Данилы.

– Насколько я понял, – сказал мой муж, – Геля думала, что вы женитесь на Ларисе Петровне, а теперь она огорчена тем, что это не так.

Прохор несколько секунд стоял в недоумении и переваривал расшифровку моего лепета, а потом, потом буквально «взорвался» смехом. Я никогда не слышала, как он смеется, да и вообще, мало людей умеет так от души и заразительно смеяться. Он хохотал настолько смешно, что Ваня сначала просто лыбился, а потом тоже начал смеяться. «Ваньке только дай поржать, предатель», – успела подумать я до того, как это безумие стало коллективным. Дуэт Вани и Прохора был таким заразительным, что вскоре к ним присоединились Данила и Надя. И даже я, несмотря на гнев, начала глупо улыбаться. Гости начали оглядываться на нас и тоже посмеиваться. Жена Прохора повернулась в нашу сторону и удивленно приподняла брови. Прохор, который не мог сказать ни слова, жестом подозвал ее к себе. Я опять «надулась»: не хочу общаться с этой особой. Она подошла и спросила:

– Что с вами?

Прохор, с трудом борясь со смехом, почти рыдая, объяснил ей:

– Ангелина, ой, не могу… решила, что я женился не на тебе, а на другой, как она выразилась, «на молоденькой».

– Приятно это слышать! – сказала жена.

– Я думал, она меня убьет, так рьяно она защищала твои интересы, – сказал Прохор, вытирая глаза.

А я стояла и ничего не могла понять. О чем они говорят, эти новоиспеченные муж и жена.

– Ангелина, ты что, все еще не понимаешь? – спросил меня Прохор. – Ты не видишь, что ли, что это и есть Лариса!

– Не может быть! – Я даже попятилась.

– Ты еще скажи, «чур, меня, чур», – подколол меня Ваня.

– Это правда вы? – недоверчиво спросила я у Ларисы.

– Что, не похожа? – улыбнулась она.

– Совершенно, абсолютно другой человек!

– Мне приятно это слышать. У меня теперь все другое, вся моя жизнь изменилась, не только я. И мы все очень счастливы. Правда, Проша? – ласково спросила она у Прохора.

– Конечно, дорогая! – согласился с ней Прохор, а мне, погрозив пальцем, сказал: – А все из-за тебя, девчонка! – И они отошли к другим гостям.

Я же задумалась. Это что ж такое творится?! Все женщины вокруг перевоплощаются до неузнаваемости. Сначала я, потом Надя, теперь и Лариса туда же. Что делается? Вот что происходит, когда удача поворачивается к нам лицом. И хотя изменения эти произошли под воздействием разных обстоятельств, результат во всех случаях ошеломляющий. Я преобразилась исключительно благодаря таланту Бони, Надя – вследствие ее безграничной любви к Ванечке, а Лариса стала такой, благодаря… деньгам и благополучной жизни. И поэтому вывод напрашивается сам собой. Женщины, любите себя, своих мужчин, детей, живите полной жизнью, дышите глубоко, цените каждую минуту! Не прячьтесь в скорлупу, не комплексуйте, найдите себя, и счастье найдет вас! Будьте счастливы!

А вот теперь – HAPPY END.