— Кончено, — сказал полковник Несвицкий князю Андрею. Мимо русского строя, обтекая его с двух сторон, бежали толпы солдат в черных мундирах. Крики, ругательства и стоны заглушили на время гул канонады. Скоро поток прусских солдат стал редеть, теперь тянулись раненые и отставшие, многие из них изумленно глядели на неподвижные ряды легионеров.

— Commen zie, cameraden! — крикнул артиллерийский капитан с лицом, покрытым черной копотью. Никто не взглянул в его сторону, и он, махнув рукой, захромал дальше.

Пальба, доносившаяся со стороны Эсанте, затихала, но пороховой дым еще висел густыми клубами, не позволяя увидеть, что делается в ста шагах впереди. На правом фланге, от Угумона, слышался гул канонады, но и он стал, кажется, слабеть. На вершине соседнего холма, между брошенных пруссаками пушек, вдруг показался всадник. Пустив лошадь вскачь, он скоро пробрался между бежавших и приблизился к легионерам. Всадник этот, подтянутый офицер в аккуратном мундире, с серьезным выражением лица, подъехал к полковнику Несвицкому и князю Андрею.

— Сражение проиграно, господа! Фельдмаршал приказал всем отступать к Брюсселю, — он не знал, к которому из двух полковников обратиться, и попеременно смотрел то на одного, то на другого.

— Вы от прямо фельдмаршала, Берг? Каковы наши потери? — быстро спросил князь Андрей офицера. Офицер этот был Берг.

— Положение очень опасное, господа. Пирх убит, его корпус разбит совершенно. Австрийцы сдались Нею. Мы оставили все наши пушки императору, — со значительным видом перечислил Берг все услышанное им у фельдмаршала и по дороге, — Что же вы медлите? Командуйте же отступление! — нетерпеливо сказал он.

— Так значит мы потеряли половину армии и всю артиллерию, — воскликнул внезапно полковник Несвицкий. Его красивое лицо покраснело, он как-то весь вытянулся и стал кричать, размахивая руками. — И это ваш немец Блюхер сумел так проиграть сражение, стоя на превосходной позиции и имея превосходство в тридцать тысяч! И теперь ваш Блюхер имеет наглость приказать нам бежать вместе с ним! К черту вашего Блюхера! — полковник кричал на Берга, словно тот был виноват во всем, что сделали немцы плохого для Несвицкого, — Я три года гнал французов по Европе до этого места, и теперь Блюхер хочет, чтобы я сбежал от них! К черту Блюхера! Я остаюсь здесь! — Несвицкий умолк, тяжело дыша.

— Правильно, господа! — раздался вдруг звонкий голос из строя, — Мы должны теперь спасать нашу честь и доказать, что достойны того доверия, которое оказал нам государь! — говоривший был молодой граф Петр Ростов. По рядам легионеров прошел одобрительный гул.

Берг, у которого на лице появилось такое выражение, какое бывает у человека, над которым все вокруг смеются, повернулся к князю Андрею, словно ожидая, что тот положит конец безумию, которое внезапно охватило легионеров, но князь Андрей сказал Бергу:

— Чего же вы ждете? Поезжайте к фельдмаршалу и доложите, что мы отступать не станем.

— Что ж, господа… прощайте, — растерянно сказал Берг. Он хотел что-то еще добавить, но потом пожал плечами и поспешно поскакал прочь.

«А ведь и я чувствую так же, как полковник и Петр Ростов, и любой из легионеров, что мы не можем отступить, — думал князь Андрей, — Немцы, Блюхер и Шварценберг, могут отступать, потому что знают, что за них стоят их государства и сила всех немцев. А мы отступать не можем, потому что нам отступать некуда. Пока мы наступали, мы полагали своей целью полную победу и уничтожение Наполеона и это всех нас одушевляло на подвиги. Ежели теперь мы пойдем назад, чтобы защищать от Наполеона прусского короля и австрийского императора, то половина из нас вовсе откажется сражаться, а другая половина будет делать это так же дурно, как под Аустерлицем, не видя перед собой настоящей причины, по которой нужно отдавать жизнь. И оттого нам проще и легче остаться и умереть здесь, чем отступить и потерять последний смысл в жизни».

— Что же, командуйте, граф, — сказал князь Андрей Несвицкому. Несвицкий повернулся к полку и приказал батальонным командирам строить людей в колонны.

* * *

Полк уже был выстроен, когда послышался треск барабанов, затем к нему добавился глухой топот множества ног. Впереди, в расползающихся клочьях дыма, стало заметно какое-то движение, и скоро оттуда появилась колонна французов. Впереди строя ехал на гнедой кобыле французский генерал. На лице его было важное выражение победителя, рука со шпагой была торжественно поднята, как у священника, благославляющего прихожан. При виде русских он осадил свою лошадь и поднял шпагу вверх, останавливая солдат. Барабан умолк.

— Quel regiment est-ce? — крикнул французский генерал неожиданно низким голосом.

— Le troisiem regiment de la Legion Blanche, — ответил Несвицкий. Вдруг вновь послышался барабанный бой. Слева появилась еще одна колонна французов.

— Vous avez perdu la bataille! Rendez — vous! — снова крикнул генерал. Несвицкий побледнел, но промолчал. Князь Андрей до боли сжал руку со шпагой.

— Jamais! Les Russes ne se rendent pas! — вдруг закричал стоявший слева от него Петр Ростов. И тотчас же раздался голос Несвицкого:

— Вперед! В штыки! Князь Андрей побежал вместе со всеми. Он успел увидеть, как французы подняли ружья и прицелились, но вдруг все сделалось темно и мир вокруг пропал.

Граф Л. Толстой «Преступление и наказание» Лондон, 1852