В субботу сержант Беркович проснулся в собственной постели со странным ощущением, будто спал в чужой комнате. Положительно, день сегодня будет неудачным. Если просыпаешься в субботу с осознанием чуждости в этом мире, то лучшее, что можно сделать — повернуться на другой бок и попытаться заснуть опять.

— Боря! — крикнула мать из-за двери и, видимо, не в первый раз. — Хватит валяться! Одиннадцатый час! Кофе остывает!

— Не нужно было наливать раньше времени, — пробормотал Борис, опуская ноги на холодный пол. Коврик почему-то оказался на середине комнаты, и Борису пришлось шлепать босыми ногами, проклиная выходные, которые он в последнее время терпеть не мог, и будни проклиная тоже, поскольку дел ему не доставалось — не потому, что инспектор Хутиэли изменил к нему отношение, но просто пошла такая полоса: ничего, кроме драк и семейных скандалов…

Скучно.

Через полчаса, сделав зарядку и приняв душ, Борис сидел в «пинатохеле» и пил кофе (воду пришлось кипятить заново) с тостами. Мать возилась на кухне, там было шумно не столько от процесса приготовления пищи, сколько от радиоприемника, настроенного на волну русского радио. Отец сидел на диване в салоне, читая попеременно «Едиот», «Вести» и «Джерузалем пост». Ему нравилось сравнивать информационные материалы, опубликованные на разных языках. Сталкиваясь с нестыковками, а то и с прямыми противоречиями, он оживлялся и начинал вслух обсуждать прочитанное, этого ему хватало надолго, порой — до самого вечера.

— Мама, — сказал Борис, входя на кухню с пустой чашкой, — я пойду к Сержу, давно у него не был.

— Что? — переспросила мать, звуков было слишком много: ворчала стиральная машина, гудела микроволновая печь, шипело масло на сковороде, и над всем этим звуковым винегретом витал голос ведущей радио РЭКА Алоны Бреннер, спрашивавший у очередного «гостя в студии», действительно ли он приехал в Израиль по зову души или его привели в страну иные соображения.

— Я иду к Сержу! — крикнул Борис и поставил чашку в раковину.

— Мог бы и помыть, — сказала мать. — Почему к Сержу? Почему не к Наташе?

— Помыть? Звуков здесь и без того достаточно, — отпарировал Борис. — Нехватает еще шума льющейся воды.

Вопрос о Наташе он пригнорировал. Они поссорились три дня назад — повод был пустяковый, с его точки зрения: он, видите ли, не позвонил ей в назначенное время, а как он мог это сделать, если вел допрос мужа, ударившего жену с такой силой, что бедная женщина покатилась по лестнице и теперь лежала в больнице с переломом ноги?

У старого приятеля Сержа — он же Сергей Давидов — Борис не был почти месяц. Это было нехорошо. Даже просто плохо, потому что Сержа нужно было навещать так часто, как только возможно, и неужели это было невозможно больше трех недель?

Семья Давидовых приехала в Израиль годом раньше Берковичей. Сергею исполнилось тогда восемнадцать, он был слеп от рождения и — вот странная история! — два года не мог получить положенного ему пособия по инвалидности. Сейчас Сергей работал в какой-то фирме по выпуску дорогой бижутерии, ему привозили домой полуфабрикаты, и он что-то такое то ли связывал, то ли клепал, то ли, наоборот, разрезал на части. В общем, находился при деле, заработок был невелик, но Сергей не чувствовал себя нахлебником. Раньше, когда Борис учился в университете, он часто просиживал с Сержем вечера, они говорили, спорили, часто доходило до криков. Когда Беркович начал работать в полиции, времени почти не осталось, и приятели отдалились друг от друга. Борис понимал, что поступает нехорошо, но что было делать — времени действительно не оставалось. Разве что в субботу…

— Блудный сын явился! — встретил Бориса Серж, сидевший в полумраке своей комнаты и слушавший музыку.

— Уж не появились ли у тебя ко мне отцовские чувства? — с подозрением спросил Борис.

— Послушай-ка, — продолжал Серж, приглушив звук в магнитофоне, — утром я поминал тебя недобрым словом. Нужны были твои профессиональные способности, а ты уж которую неделю пропадаешь!

— Что такое? — насторожился Борис. — Что произошло?

— Нет, ничего криминального, — усмехнулся Серж, повернув лицо в сторону Бориса, но глядя мимо него. — Просто приходила Наташа, и мы поспорили.

Наташа? Наташа приходила к Сержу? Почему-то эта мысль вызвала у Бориса укол ревности, хотя он знал, конечно, что Наташа и раньше приходила к Сержу — с Борисом и одна. Серж умел слушать, и в дни размолвок Наташа (такое уже бывало) сидела в этом вот кресле и жаловалась Сержу на Бориса. Если она приходила, значит, думает о нем, значит, ей без него плохо… И все-таки, почему она предпочла прийти к Сержу, а не позвонить Борису?

— О чем же вы поспорили? — спросил Борис, хотя тема спора его сейчас занимала меньше всего.

— О тебе, — хмыкнул Серж. — Точнее, о твоей работе. Видишь ли, Наташа боится, что работа отнимает тебя у нее. Возможно, она права, я не могу судить… А поспорили мы о том, можно ли вообще разрешить загадку запертой комнаты. Я, видишь ли, считаю эту загадку неразрешимой в принципе и полагаю, что ее придумывают обычно писатели, а в жизни ничего подобного не происходит. А Наташа утверждала, что убийства в запертых комнатах бывают и в реальности, и именно страсть к решению подобных загадок заставила тебя пойти работать в полицию и, следовательно, отняла тебя у нее…

— Странная логика, — пробормотал Борис. — Сказала бы мне, я бы…

— Логика не странная, но женская, — усмехнулся Серж. — Наташа сказала: «Сейчас я задам тебе именно такую задачу, и те ее не решишь». Ты видишь этот шкаф? — неожиданно спросил Серж, мотнув головой в сторону дальней стены.

Там стоял небольшой шкаф, похожий на сейф — здесь Серж хранил заготовки, которые ему привозили из фирмы по выпуску бижутерии.

— Так вот, — продолжал Серж. — Мы взяли из морозильника кубики льда, положили в стакан, а стакан я сам поставил в этот шкаф на вторую полку. «Сядь и сиди тихо, — сказала Наташа. — Я выйду и закрою дверь. Ты ведь наверняка поймешь, если кто-нибудь войдет в комнату и попробует открыть шкаф?» «Безусловно», — сказал я. «Как бы тихо он ни двигался?» «Конечно, даже если этот некто будет в мягких тапочках». «Отлично, — сказала Наташа. — Сиди и слушай. Я войду и заменю стакан со льдом на стакан, ну, допустим, с вином». «Не выйдет, — сказал я самоуверенно. — Я сижу в двух шагах от шкафа. Ты не сумеешь пройти мимо меня». «Сумею», — сказала Наташа. В общем… Я запер шкаф на ключ, ключ положил вот сюда на стол, а сам сел в это кресло. Наташа вышла из комнаты и закрыла дверь снаружи, повернув ключ в замке, я это точно слышал… Вот, собственно, и все. Я просидел около часа, никто в комнату не входил, в этом я могу поклясться. Через час в замке повернулся ключ, вошла Наташа, я сказал ей, что было скучно, и спросил, почему она не захотела доводить спор до конца. А она засмеялась и сказала, что выиграла, потому что несколько минут назад зашла и заменила стакан, а я ничего не слышал.

— Я действительно ничего не слышал! — воскликнул Серж. — Но когда я открыл шкаф, в стакане было вино! Я даже могу сказать, какое — сухое вино «Кинг Давид». Что ты на это скажешь? По-моему, твоя Наташа либо обладает мистическими способностями, либо способна стать великим преступником!

— Она способна стать великим мистификатором, — сказал Борис. — Когда она принесла стакан из холодильника…

— Нет, погоди, — прервал Серж. — Стакан я принес сам. Холодильник, как ты знаешь, на кухне, я подошел, вытащил из морозилки посуду для приготовления льда, в ней было, как положено, двенадцать кубиков, я вытолкнул их в стакан, сам отнес его в свою комнату и запер в шкаф. Наташа к стакану не прикоснулась.

— Ну хорошо, — примирительно сказал Борис. — А о чем вы говорили с ней вчера вечером?

— Вчера? — Серж попытался вспомнить. — Да ни о чем конкретном, она забежала на минуту, спрашивала, приходил ли ты, я сказал, что нет…

— Она пила что-нибудь? Воду? Колу?

— Почему ты спрашиваешь? — удивился Серж. — Кажется, пила. Не помню.

— Но на кухню выходила…

— Может быть.

— А теперь вспомни-ка, — сказал Борис, — как решаются все без исключения загадки запертой комнаты.

— Как, как… — пробормотал Серж. — Либо комната в момент преступления была не заперта, либо преступление было совершено в другом месте. Но к данному случаю это не относится, вот ведь какая штука!

— Почему не относится? — удивился Борис. — Если, конечно, считать подмену воды вином преступлением, в чем я сильно сомневаюсь.

— Так я о том и говорю, — настойчиво сказал Серж. — То, что Наташа заменила воду вином, сомневаться не приходится. Но как ей удалось войти, чтобы я не услышал?

— Никак, — рассмеялся Борис. — Это тот случай, когда «преступление» было совершено заранее. Вчера Наташа вышла на кухню и залила в посуду для приготовления льда сухое вино. Вино должно было быть именно сухим, потому что сладкое вряд ли замерзло бы. А сегодня ты сам сделал все, чтобы обмануть себя. В стакане были кубики с винным льдом, а не с обычным. Вот и все. Естественно, Наташа в комнату не входила, сидела, наверное, на кухне и дожидалась, пока в стакане кубики полностью растают.

— Ты думаешь? — неуверенно спросил Серж.

— Я не думаю, я знаю, — сообщил Борис. — Наташа молодец, тебе кажется, это она тебя дурила? Нет, это она со мной пыталась поговорить именно таким способом. Наверняка заранее продумала эту комбинацию на несколько ходов. Она заставляет тебя ломать голову, ты ломаешь, потом прихожу я, ты привлекаешь меня к решению, я начинаю думать о том, какая Наташа умная, и как плохо, что мы поссорились…

— А ты действительно так подумал? — осведомился Серж.

— Конечно, потому что это правда.

— Гм, — сказал Серж. — Наверное, жена полицейского следователя не должна обладать потенциальными способностями преступника, как ты полагаешь?

— Где у тебя телефон? — спросил Борис.

— Если ты хочешь звонить Наташе, — сказал Серж, — то передай ей, что обманывать — нехорошо.