«НЕБО ВЫСОХЛО»

С подснежниками, фиалками, стаями птиц с юга пришла и, пройдя по долине Аракса, поднялась к вершинам Дали-дага новая весна. Природа проснулась после зимнего сна, скинула белое покрывало и надела красочные одежды. В камышах озера Гилли снова закопошились, зашумели, заговорили на все лады птицы.

С наступлением весны ребята привели в порядок инкубаторы, добыли аккумуляторы. Неузнаваемо изменилось все здесь за зиму. Маленький, детскими руками созданный птичник превратился трудами колхозников в большую ферму. Птицы были помещены в новые клетки и питание получали по особым рационам: по одному – несушки, по другому – птенцы, по третьему – селезни и петухи водяной курочки.

В один из солнечных дней Асмик широко раскрыла ворота фермы, и ее питомцы – водяные птицы разных пород и раскрасок – неудержимо двинулись к пруду. Солидно переваливаясь с боку на бок, шли гуси и утки. Перья у них блестели так, как это и должно быть у здоровых и жирных птиц.

Асмик не могла нарадоваться, глядя на своих питомцев.

– Вы поглядите только, как они уже выросли!.. И птица в птицу: недаром в один день родились! – в восторге повторяла она.

– Да, все от одной железной матери, – с обычным смехом в глазах сказал Грикор. – Все выросли… Да ведь и ты выросла, Асмик. Джейран ты, а не девочка!

Асмик больно ухватила Грикора за вихор.

– Нет, нет, – вопил Грикор, – не выросла, не выросла! Пусти, больно!

Но Грикор был прав: Асмик за год расцвела. Не отстали от нее и товарищи. Камо еще более возмужал. На верхней губе у него уже пробивались усы, голос погрубел. Армен тоже повзрослел, но стал еще тоньше и застенчивее. Только Грикор остался как будто таким же: то же детски-наивное лицо, такой же подвижной, бойкий, тот же смех в черных глазах…

Дикие птицы на ферме начали нестись. А так как несушек было до ста двадцати, ребятам больше не было нужды собирать яйца для инкубаторов на озере.

Из отделения, где содержались лысухи, выбежала радостная Асмик. В руках у нее было продолговатое, покрытое мелкими крапинками яйцо.

– Первое яйцо! – закричала она. – Первое яйцо домашней лысухи! Поглядите, какое красивое!

– А ну, дай мне… Дай на зубах попробую. Ты знаешь, какие крепкие первые яйца у молоденькой курицы! – И Грикор протянул руку.

– Не дам! – испугалась Асмик. – Раздавишь. – Она нежно прижала яйцо к щеке.

– Давайте взвесим, – предложил Армен.

Грикор принес маленькие аптечные весы, висевшие на гвозде в одном из углов фермы.

– Ну, такое же, как и куриное, – сказал Армен, взвесив яйцо. – Тридцать семь граммов. А через год, через два, когда птицы подрастут, они и яйца будут нести крупнее. Нам теперь нужно получить помесь между дикой и домашней птицей, понимаешь, Асмик?

– Но у нас ни гусей, ни уток домашних нет.

– Давай обменяем часть наших диких на домашних, – предложил Камо.

По распоряжению Баграта, ребятам разрешили взять с колхозной фермы десять птиц – пять уток и пять гусынь.

– А в обмен не возьмете наших? – спросил Камо.

– Такого распоряжения председатель мне не давал, – сказал заведующий фермой.

* * *

Запасы хлеба в селе в прошлом всегда зависели от дождей. Теперь колхоз летом глубоко пашет и на зиму копит в земле влагу. Кроме того, колхоз засевает поля осенью засухоустойчивыми семенами. И в районе Севана урожай повысился. Но все же засуха и теперь еще самый страшный враг этого края, потому что он лишен лесов.

– Посмотри, вон в чем наше несчастье, – сказал Армен Асмик, показывая на обнаженные горные склоны. – Мы окружены со всех сторон горами. С Черного моря к нам плывут облака, но наталкиваются на эти горы и весь свой груз – дожди – сбрасывают по ту сторону, не донеся до нас.

– А наше «море»? – спросила Асмик.

– Наш Севан не так велик, он образует мало облаков, да и те уносит ветром в чужие края…

Весной случилось то, чего боялись в Личке: сколько ни ожидали люди дождей, они не шли.

На полях пробились побеги, поднялись на пядь – и поникли, не получая влаги. Речка, протекавшая около села, обмелела, и колхозники стали ходить за водой к озеру Гилли.

Замерли пчелы на пасеке, на полях и на лугах начали увядать цветы. Особенно страдали водяные птицы на ферме. Они бродили вялые, похудели, запаршивели. Асмик два – три раза водила их к озеру Гилли.

Жалкий вид птенцов, их грязные перья заставляли девочку страдать.

– Ты видел, как потрескалось дно у нашего пруда? – спрашивала она у Грикора.

– Бедный пруд, он тоже пить хочет! – отвечал Грикор, и трудно было понять – смеется он или говорит серьезно.

Однажды Армен попросил у Баграта телегу, чтобы привезти воды из озера.

Взяв в кооперативе несколько пустых пивных бочек, ребята поехали за водой. Наполнив бочки, они по пути на ферму заехали на пасеку.

– Десять миллионов пчел не выпьют столько, сколько один теленок, – засмеялся дед. – Зря вы бочки сюда привезли: не будут же пчелы из бочек пить! Они привыкли пить из ручейков. Да ручьи теперь часто пересыхают. Можете вы для них новый устроить?

– Устроить-то устроим, только вода в нем будет мутной. А давайте польем этот клевер – здесь вода не загрязнится.

Ребята осторожно сняли с телеги бочку, опустили ее на землю и полили поникший от жары клевер, который рос вдоль ограды пчельника.

Пчелы сейчас же почуяли воду и тучей слетелись на клевер.

– Так лучше. Пусть пчелы пьют с листочков клевера, а в ручье они и потонуть могли бы, – сказал Армен.

– Погодите, я сейчас такой для них ручей устрою, что пчелы, когда им время умирать придет, только меня, Грикора, и будут поминать! – И Грикор помчался домой.

В углу комнаты давно стоял старый медный самовар с кривым краном. Грикор схватил его и выбежал.

– Эй, сорванец, куда ты самовар уносишь? – крикнула ему вдогонку мать.

– Мамочка, у пчел праздник, им большой самовар нужен.

Не успела мать опомниться, а Грикора уже и след простыл.

Притащив самовар на пасеку, он заторопил Армена:

– Армен, скорее налей в него воды!.. Так… Теперь надо чуть-чуть приоткрыть кран… Видишь, какой тоненький ручеек потек?.. Так, так… Надо каждый день так делать: наполнять самовар водой и открывать кран на такую чуточку. Вот вам и «пчелиный ручей».

Остальные бочки с водой они отвезли на птицеводческую ферму и разлили там во все, какие только нашлись, корыта и ванны.

Гуси и утки на радостях подняли такой гомон, с такой стремительностью бросились к корытам, что едва не разлили всю воду. Многим она и не досталась – птицы посильнее теснили и отгоняли слабых.

– Грикор, сбегай попроси у бригадиров еще две телеги. Может быть, и ячмень сумеем полить, – распорядился Камо.

Дед Асатур не останавливал ребят. «Пусть, – думал он, – мои львята облегчат жажду хотя бы кусочка земли. Но разве можно напоить все посевы!»

Какие это были томительные дни!

Когда бы еще не было так много воды перед глазами… Внизу – бескрайный водный бассейн, вверху, над ним, – страдающая от жажды земля…

А в камышах озера Гилли таинственно и зловеще продолжало реветь неведомое чудовище: «бо-олт… болт… бо-олт!..»

– Мы бога забыли, люди, бог нас и карает! – вопила Сона и вздымала руки к небу.

– Не трепи языком! – сердился на нее старик охотник. – Вы раньше по три раза в год не ходили на богомолье? Не приносили жертв? Не постились? Что же, не было засухи?.. Забыла, как в японскую войну небо высыхало? Как обеднел тогда народ?

– Такие вот старики, как ты, и довели нас до этого. Спутались с ребятишками, да их умом и живут… Пойдем, бабы, пойдем воду пахать – может, и пожалеет нас господь.

– Дело Сона говорит. Идите, способ испытанный, – с оглядкой советовал женщинам колхозный счетовод Месроп, бывший дьякон.

Сона и несколько старух взяли кривую жердь, похожую на соху, и спустились к озеру.

За ними со смехом и шутками бежали ребятишки:

– Смотрите, смотрите, старушки пошли воду пахать!

– Сона, над нами смеются, вернемся, – смущенно сказала одна из женщин. Повернулась и пошла назад. А остальные старухи поплелись за Соной, впряглись, как лошади, в «соху» и, войдя в реку, впадавшую из Гилли в Севан, начали бороздить ее – «пахать воду».

Окруженный своими «львятами», на плоской крыше сарая сидел дед Асатур. Посасывая неразлучную трубочку, он поглядывал на уморительные движения женщин, «пахавших воду» в реке, и насмешливо пофыркивал.

– Откуда у них это берется, дедушка? – спросил Армен.

– Откуда?.. Хм… Знаешь ли ты, в каком темном царстве мы раньше жили, как жили?.. Как скоты! Кто нас чему учил?.. Случился раз год такой засушливый – солнце все вокруг начисто выжгло. Ну, скажите, что наши сельские дуралеи придумали? Стали воду «пахать», а там и монахов позвали, из того монастыря на Севанском острове. Пришли они в черных рясах, в черных клобуках, с крестами, иконами, облачились в золотые ризы и пошли к озеру. А за ними валом повалил народ. Пели монахи там песни свои церковные, кадили кадилами, к небу дым валил – должно быть, молитвы верующих с собой к богу нес…

– Ну, а бог прислал дождь в обмен? – засмеялся Грикор.

– Дождь?.. Какой дождь! Холеру прислал.

– Холеру?..

– Ну да, холеру. Не слышали, в селе часто говорят: «в холерный год было»? Это в тысяча девятьсот одиннадцатом. В Ереване холера началась, вот и стали от нее у нас спасаться – и к нам ее занесли. Как? Да вот так же. Приезжие из Еревана спешили в монастырь – к крестам да иконам прикладываться. Некоторые из них уже больные были. А потом монахи к нам в село пришли дождик у бога вымаливать да наших дураков заставили кресты целовать. Вот так и передали заразу… По двадцать человек в день умирало!.. Все в ужасе кинулись в горы, в пещеры, на пастбища. Шалаши ставили и жили. И все врозь. Люди, как звери, друг от друга убегали… Вот, ребята мои дорогие, как «дождь» на нашу голову призвали чернорясники!.. Зато на беде нашей они да поп деревенский нажились. Вон детский сад – дом с красной крышей – это бывший поповский. Хоронил-то ведь не даром! – Дед поглядел на озеро, покачал головой и добавил: – Глупое дело… Воду в реке взбалтывая, полей не оживишь. Тут другое нужно.

Ребята сидели молча. Мысли их были заняты водой.

…Вечером на колхозном собрании председатель Баграт стыдил суеверных женщин:

– Ваша «пахота», кроме позора, ничего вам не даст. Уж лучше давайте пойдем все, сколько нас есть, к Гилли: пусть кто сколько сможет принесет воды для полей.

– Это что же? Мы, выходит, для того колхозниками стали, чтобы воду носить? – раскричалась Сона.

– Колхоз тебе не карас с медом, чтобы ты, как куница, влезла, наелась и пошла спать, – сказал ей дед Асатур. – Идем, ребята! Хорошо надумал Баграт.

Арам Михайлович поднял на решение этой задачи сельскую партийную организацию, Камо – комсомольскую, Армен – пионеров своего отряда, Асмик и Аракс – своих подруг.

Школьный звонок, умолкший на время каникул, неожиданно зазвонил. Не прошло и нескольких минут, как во дворе школы собрались все учащиеся, пришли учителя.

Арам Михайлович вышел вперед и произнес небольшую речь, которую закончил призывом:

– Идем спасать умирающие от жажды поля нашего колхоза!

Баграт стал похож на старшину роты, который спешно готовит к походу вслед за идущей в бой частью ее транспорт и хозяйство.

– Запрячь все колхозные фургоны, телеги! – тоном боевого приказа сказал он бригадирам. – Вывести всех имеющихся в селе ослов, лошадей, мулов. Собрать все, какие только есть, бочки, кувшины. Взять на молочной ферме все бидоны!

Каждый принес что мог: кто бурдюк, кто ведро, кувшин, даже чайник – все, что только можно было наполнить водой. В сердцах людей вспыхнула надежда спасти поля от засухи.

Когда все было готово, председатель отдал приказ:

– Все к Гилли!

И село тронулось за водой.

Стояла ночь, тихая, ясная. Полная луна мягко освещала обожженные солнцем поля и смотрелась в темное зеркало озера. Дневной зной сменился ласковой прохладой.

Зазвучала зурна. Ее поддержал барабан. Звуки музыки оживили людей. Послышались шутки, смех, вспыхнула песня. Тишину озера нарушили плеск воды и звон ведер.

Спустился к берегу и колхозный грузовик, нагруженный бочками. С лязгом и скрежетом следовали за ним тракторы, волоча за собой прицепы, тоже с бочками. Тарахтели арбы и фургоны, запряженные лошадьми; за ними шел караван ослов и мулов, увешанных бидонами. А за караваном спешили запоздалые группы женщин и детей.

Набрав воды, все двинулись на гору.

Шли радостно настроенные, ободренные мыслью, что дадут жизнь умирающим без воды посевам.

Поднявшись на склон горы, на котором раскинулись их поля, колхозники опрокинули на землю бочки, развязали тугие бурдюки, откупорили узкогорлые кувшины, и к корням растений, истомленных от засухи, с приятным бульканьем потекла холодная, свежая вода.

Иссохшая земля жадно впитывала прозрачные струи воды и мягко похлюпывала, будто говорила: «Ох, как легко, как хорошо стало!.. Дайте же попить еще, еще!..»

Всю ночь колхозники поливали посевы. И всю ночь играла зурна, призывая их к труду…

На рассвете, когда мальчики еще раз хотели вернуться к озеру за водой, Асмик сказала:

– Ты устал, Армен, довольно, поди домой. – И, словно оправдываясь перед товарищами, добавила: – Он ведь такой худенький…

В голосе девочки звучала забота и ласка. Армен тепло улыбнулся.

– Ну, теперь у меня и усталость прошла! – сказал он и, взяв ведра, побежал к озеру.

В камышах Гилли просыпалось пернатое население.

 

БОРЬБА В СЕРДЦЕ СТАРОГО ОХОТНИКА

Поля ожили и начали поправляться, точно маленькие дети после болезни.

Но птицы на ферме ходили ослабевшие, пчелы не вылетали из ульев – в полях не было цветов, не было ветерка…

В двух ульях-кувшинах, привезенных с Чанчакара, пчелы и совсем вымерли. Дед Асатур вынул из одного кувшина мед, остатки сотов, выставил пустой кувшин на солнце и занялся вторым.

– Армен, ученый сынок, сбегай-ка позови завскладом, пусть придет примет мед.

Армен побежал в склад.

Дед Асатур своим длинным кинжалом подрезал воск, которым соты были прикреплены к стенкам второго кувшина, и, вынимая круглые медовые лепешки, складывал их на большой деревянный поднос.

Неожиданно кинжал наткнулся на что-то твердое. Старик вынул еще одну лепешку. Вдруг ярко сверкнул какой-то блестящий предмет. Дед быстро прикрыл его сотами и боязливо оглянулся: не увидел ли кто его находки?

Рабочий пришел из склада, принял вынутый мед и, указывая на еще не опорожненный кувшин, спросил у деда Асатура:

– А этот?

– Этот я х-х-хочу разделить по н-н-неполным ульям… для подкормки… – сказал, заикаясь, дед.

Рабочий решил, что деду, вероятно, захотелось отнести немного меду своей старухе, и он, ничего не сказав, ушел. Армен еще не возвращался.

Дед Асатур, оставшись один, вынул еще несколько сотов и опешил: кувшин наполовину был полон золотых монет, колец, ожерелий.

Старик совершенно растерялся. У него помутилось в голове, и он сел на землю.

Опомнился дед не сразу. Потом, понемногу придя в себя, принес мешок и стал наполнять его найденными сокровищами. Руки у него дрожали, не слушались. Прилипшие к стенкам кувшина монеты с трудом отковыривались.

А дед спешил – боялся, что его застанут за этим занятием. В то же время он не хотел оставить ни одной монетки, чтобы не выдать себя.

Наконец, очистив карас до дна и взвалив на спину мешок, дед дрожащими шагами направился домой. Он задыхался, казался тяжело больным.

Дед шел, и ему чудилось, что за ним идет все село.

Но вот и дом. Войдя в хлев, старик спрятал мешок в стойло.

Когда стемнело, дед Асатур сказал жене:

– Ты что-то давно не была у нашей дочки. Пошла бы поглядела, как она живет.

– И то правда, – согласилась старая Наргиз. – Пойду погляжу.

Она оделась и ушла, а дед, оставшись в одиночестве, взял кувшин с водой, корыто, свечу и пошел в хлев. Крепко заложив дверь изнутри, он зажег свечу, вытащил из стойла мешок с кладом и, налив в корыто воды, начал смывать мед, налипший на драгоценностях.

Чисто вымытые, они так блестели, такими радужными огоньками отливали вправленные в браслеты и кольца драгоценные камни, что старику на мгновение показалось, будто ему снится сказочный сон.

Шум во дворе заставил деда поспешно потушить свечу. Он замер… Нет, никого… Должно быть, Чамбар пробежал. От волнения у старика дух захватывало: такие сокровища!..

Боясь, что может вернуться жена, он наскоро собрал снова все в мешок, поспешно вырыл яму в темном углу хлева и спрятал в нее клад.

Выйдя во двор, дед боязливо огляделся. Нет, никого не видно. Он запер дверь хлева, вернулся домой и, сидя на тахте, мрачно посасывал свою трубочку.

Мысли деда были сосредоточены на находке: и рад был ей и боялся. Сидел и настороженно прислушивался. Казалось, вот-вот придут, раскроют его воровство.

«Но почему воровство? Чье добро я украл? – размышлял дед. – Чего я боюсь?..»

У дверей послышались шаги. Вернулась Наргиз.

– Что с тобой? Отчего ты такой бледный, дрожишь? Заболел? – встревожилась она.

– Постели мне, лягу, – сказал дед и, угрюмо сопя, начал раздеваться.

С этого дня колхозники стали замечать, что дед Асатур делается все мрачнее, раздражительнее, избегает людей. Даже на пасеку не ходит, а с ружьем в коленях сидит все время на колхозном гумне.

Однажды Грикор прибежал к Камо и в ужасе сказал:

– Дедушка Асатур сошел с ума!

Они крадучись подошли к гумну. Спрятавшись за скирдой, мальчики начали наблюдать за дедом. Старик сидел, вытянув руки, и попеременно то поднимал, то опускал их: у него в ладонях был, казалось, какой-то груз, который он взвешивал. Губы деда шевелились, словно он разговаривал сам с собой. При малейшем шорохе он вздрагивал и оглядывался.

– Что с ним? – прошептал Камо.

– От старости, должно быть, – заключил Грикор.

– Нет, это не от старости, он еще крепок. Тут что-то другое… Неужели мой старый дед заболел? – и на глазах у Камо Грикор впервые увидел слезы.

– Окликнем?

– Нет, нет… Уйдем!

Дня через два старик, поманив к себе Армена, таинственно шепнул ему на ухо:

– Армен, если бы ты нашел золото, что бы ты сделал?

– Золото?.. Если бы я нашел золото – отдал бы тому, кому оно принадлежит, – не колеблясь ответил Армен. – А почему ты об этом, дедушка, спрашиваешь?

– А кому оно принадлежит?

– Государству, народу!

– Как? – удивился старик. – Все люди готовы перегрызть друг другу горло из-за золота, а ты говоришь – государству?

– У нас из-за золота не перегрызают друг другу горло. Так было в том, твоем старом мире, – сказал Армен. – У нас этого нет. Только в Америке из-за долларов разные подлости делают.

– Раз ты нашел золото – значит, оно твое. Зачем отдавать другому? – возмутился старик. Он, казалось, хотел заглушить в себе другой, справедливый, возражавший ему голос.

– Что ж, что нашел я? Золото – собственность государства. Мы его присваивать не имеем права. Ты сам всегда говоришь: «Берегите честь дедов!» Что это с тобой вдруг сталось?.. Да и к чему ты об этом разговор завел, не пойму никак!

Старик смутился и, чтобы скрыть тревогу, закричал на мальчика:

– Не болтай глупостей! Скажи на милость, этот сосунок охотника Асатура честности учить вздумал!

Дед, взволновавшись, пошел домой. Войдя в хлев, он запер за собой дверь и достал мешок.

«Нет, надо беречь свою честь… Этот ребенок был прав… Я никогда не делал ничего нечестного и теперь не сделаю!» – сказал он себе и, взвалив мешок на спину, хотел отнести его в сельсовет. Но ноги не шли.

Дед опустил мешок, раскрыл его и снова начал перебирать драгоценности.

Всю свою жизнь, бродя по горам за дичью, мечтал охотник Асатур: «Эх, где ты, бог нищих? Дал бы мне найти кувшин с золотом, дал бы пожить немного по-человечески!»

Шестьдесят лет носил он в сердце эту мечту. Ходил по горам, влезал в пещеры, искал клады и, отчаявшись, возвращался домой с пустыми руками.

В былые дни, под влиянием стариковских рассказов, он часто видел сны. «Пойди, – говорили ему в этих снах, – пойди туда, где было старое село. Там у овражка, под камнем, клад зарыт. Откопай, возьми». Но деревенские суеверия не допускали таких попыток: «Если пойдешь, перевернешь камень, о котором тебе сказали во сне, и найдешь золото – умрет твоя жена». Жажда найти золото, однако, пересиливала. Сколько раз, презрев суеверия, ходил Асатур лунными ночами переворачивать камни! Сны обманывали – золота все не было… «Где уж бедняку о счастье думать!» – горько говорил он и шел настораживать капканы на волков.

Дед вспомнил свою молодость. О чем только он не мечтал, женившись на «дочери Артина»!.. Каждой осенью, как только выпадал снег, охотник Асатур весело говорил жене:

– Ну, жена, теперь мы с тобой заживем!

– Ах ты, хвастун! Хотела бы я увидеть того, кто разбогател охотой…

Асатур горячился:

– А что, давай-ка посчитаем! За шкуру куницы дают три рубля, так? Убью я за неделю не меньше двух куниц? Убью. За три месяца – а в месяце четыре недели: это двенадцать недель – убью двадцать четыре куницы. Вот тебе уже семьдесят два рубля. Чего тебе еще надо. Даже корову купить можно.

Всю зиму бродил охотник Асатур по горам, уставал, обмораживал руки, ноги, но всегда просчитывался. За зиму ему удавалось убить не больше четырех – пяти куниц. За медвежьи и лисьи шкуры давали гроши, а мясо убитых козуль и оленей он, по охотничьему обычаю, раздавал соседям.

Так всю жизнь и прожил бедняком Асатур. Только при советской власти зажил он хорошо, но страх, скопившийся в нем за пережитое голодное полустолетие, не покидал его. Этот страх перед нуждой и жадность частного собственника, которые еще ютились где-то в уголке его души, заставили старика сейчас снова опустить мешок с плеч и зарыть его глубоко в углу хлева. «Умирая, завещаю внукам», – решил он.

 

О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ДРЕВНИЙ КУВШИН

Дед Асатур нашел в карасе целое богатство. Но не меньшее богатство нашел в другом карасе Армен. Осматривая его, он заметил внутри какие-то странные царапины. Армен вгляделся внимательнее. Сомнений не было: чем-то острым на стенке огромного, плохо обожженного глиняного кувшина вкривь и вкось были нацарапаны какие-то буквы. Многие из них были залеплены воском.

Армен сбегал за горячей водой и тщательно отмыл и отскреб внутренность кувшина. Потом он взял карандаш и бумагу и старательно перерисовал найденную им надпись. Прочесть ее Армен не смог: буквы были армянские, но слов он не понял. Только одно из них и было ему знакомо – имя «Артак».

Армен помчался к Араму Михайловичу.

– Я принес вам письмо от полководца Артака, – сказал он улыбаясь.

– Что, он опустил его в почтовый ящик? – засмеялся учитель.

– Нет, в карас.

Арам Михайлович долго разглядывал срисованную Арменом надпись, но тоже не мог понять всего, о чем в ней говорилось.

– Это, – сказал он, – древнеармянский язык.

Арам Михайлович достал из шкафа словарь древнеармянского церковного языка и, разбирая слово за словом, фразу за фразой, заносил их на листок бумаги. Некоторые места записи с трудом поддавались расшифровке. Учитель хмурился, волновался, но лицо его постепенно светлело и оживлялось довольной улыбкой. «Скалы… скалы… – шептал он, – скалы раскололись и поглотили Великий Источник… И после… после… поля…»

– Ура! – наконец вскричал он. – Всё… Прочел всю запись! Слушай, Армен, вот что сказано в ней… – И Арам Михайлович торжественно прочел: – «Я, Артак, севанского края полководец, родился под несчастной звездой. Гора загремела, земля затряслась, море вышло из берегов, скалы раскололись и поглотили Великий Источник. Поля и нивы наши стали пустыней. И пришел чужеземный захватчик, придушил, уничтожил мой голодный народ, и реки крови потекли по этой стране. Ныне, окруженные врагами в пещерах Чанчакара, уповаем на милость неба».

– Вода?.. Значит, в нашем селе был Великий Источник! Как хорошо, что мы поднялись на Чанчакар!

Армен в волнении вскочил с места.

– Да, вода была и, к сожалению, пропала, – задумчиво ответил учитель.

– Но где же был он, этот Великий Источник?

– Вот этого-то мы и не знаем, – сказал Арам Михайлович. – Пойдем к деду Асатуру, поговорим с ним.

По дороге они встретили Камо.

– Камо, новость-то какая! Вот удивишься!.. – показал ему бумагу Армен. – Потом скажу, идем к деду.

Старик всполошился, увидев посетителей. Лицо у него побледнело.

– Что случилось? – едва выговорил он дрожащими губами.

– Ничего. Ты должен объяснить нам тайну караса, – сказал учитель.

– Караса?.. – Дед, внезапно ослабев, сел на тахту. – Я… я… к-караса?.. – заикаясь, говорил он.

– Что с тобой, дедушка? Армен нашел в старом карасе запись. В ней говорится, что в далекие годы где-то в наших местах было много воды. Что ты об этом знаешь? Ты ведь охотник, тебе знаком каждый камень у нас. Может, ты видел где-нибудь следы былой воды или каналов?

– Ах, об этом карасе? – облегченно перевел дух старик. – Нет, сынок, не видал. И мы ведь не дураки. Была бы вода, мы бы ее достали. Сколько раз уж у нас сгорали поля от засухи!.. Будь вода, мы бы разве упустили ее?

– Знаешь, дедушка, – продолжал учитель, – в древности в Армении был такой обычай: у начала каналов ставили каменные фигуры, статуи-памятники богу воды. Таких фигур ты тоже не видал?

– Нет, таких не видал… Вот разве что под Черными скалами, на Дали-даге, есть вишап. Вроде как крокодил, только без хвоста…

– Вишап?.. Должно быть, то самое. А ну, дед Асатур, собирайся, идем! – взволновался учитель. – Идем скорей!

 

НА ЗАГАДОЧНОЙ ТРОПЕ

Камо поспешил к Асмик.

У фермы он застал Сэто. Перегнувшись через изгородь, он говорил Асмик:

– Если мать из железа, без сердца, то, конечно, дети у такой матери запаршивеют. Ну и ферму же вы устроили, бородой вашего деда Асатура клянусь! Я бы…

Сэто не кончил фразы. Увидев Камо, он обратился в бегство.

– Не обращай на него внимания, Асмик, – сказал Камо девочке. – Сбегай лучше сейчас к Грикору, скажи, что мы идем на Дали-даг.

– На Дали-даг?.. – обрадовалась Асмик.

Она мигом собралась и побежала за Грикором.

Мать Грикора неожиданно запротестовала:

– Что вы его из-за каждого пустяка тревожите, не даете дома ничего сделать!

– Нани, кто бы другой так сказал, а ты ведь знаешь, что без меня ни одна научная экспедиция не удается, – серьезным тоном сказал Грикор.

– Ну, поди, поди, сумасброд! Разве из тебя толк выйдет? – сказала мать и, смеясь, махнула рукой.

– Выйдет, нани-джан, но на это время нужно – лет пятьдесят, пожалуй, – улыбнулся Грикор матери.

– Ссоритесь вы когда-нибудь с матерью? – спросила у него по дороге Асмик.

– Ссоримся?.. Как не ссориться – даже очень часто. Вот так, как мы сейчас ссорились. Но ссоры у нас всегда кончаются смехом.

– А вот у Сэто в семье ссоры каждый день… Чего только не говорит мать сыну, так его ругает… У нас слышно.

Вскоре Асмик и Грикор нагнали ушедших вперед Арама Михайловича, Камо, Армена и деда Асатура. Камо взял с собой кирку, дед Асатур – свое неразлучное ружье, Армен – фотоаппарат.

Впереди шел дед Асатур. В пути он оживился и развеселился. Рядом с ним бежал довольный своим хозяином Чамбар – он видел на его плече ружье. Шествие замыкал Грикор, походивший на хромого барашка, отставшего от стада.

Чем выше они поднимались, тем шире расстилался перед ними прекрасный, голубой Севан.

Печальный вид представляли скалы Дали-дага: засуха сожгла здесь всю растительность.

Кусты, выросшие среди камней, пожелтели. Трава, едва поднявшись, посохла. Склоны горы были безрадостно серы, а местами сквозь сожженную жалкую поросль проступали и пятна огненно-красной песчаной земли. Казалось, уже настала осень. В этих местах все было голо, пусто. Не было и животных. Они или погибли от недостатка пищи, или ушли в другие края. Жара усиливалась. Путь был унылый.

Вскоре наши натуралисты дошли до широкой покатой тропы, которая со стороны Черных скал спускалась по склону Дали-дага к колхозным полям села Личк.

Неожиданно Арам Михайлович остановился.

– Что это значит?.. Неужели здесь? – прошептал он.

– Что случилось?

Подняв руку, как в классе, учитель сказал:

– Скажите, кто из вас был по ту сторону наших гор? Там Дали-даг такой же сухой и каменистый, как у нас?

– Нет, что вы!.. – ответил учителю Грикор. – Если бы вы знали, сколько я съел там диких слив – желтых, красных! А яблок, а груш!.. Леса там такие, что не пройдешь, а горные луга сочные, зеленые. Мы с Вано телят туда гоняли, они пировали там, как на свадьбе.

Асмик засмеялась. Она без смеха не могла слушать Грикора, если даже он говорил о самом серьезном.

– А что? Разве я не правду говорю, дедушка?

– Верно. Горы по ту сторону лесистые, – подтвердил старик. – Это тут у нас все голые.

– В Армении все горы такие, – сказал учитель. – У нас южные склоны гор каменисты, а северные лесисты, в то время как в северных районах нашего Союза, например в Сибири, склоны гор – и южные и северные – мягки, покрыты плодородной почвой. А у нас земля скапливается только на северных склонах… Почему это так? Да потому, – продолжал учитель, отвечая на свой же вопрос, – что у нас, особенно на южной стороне, горячее солнце выжигает органические вещества земли… Ну-ка, поглядите на верхний склон – остались камень да рыже-красная глина, которые не боятся солнца…

– Но откуда же здесь глина? – прервал учителя Камо.

– Эти рыжие камни и есть глина. Они когда-то образовались на дне моря из глины. А теперь, разрушаясь, опять превращаются в глину, и дожди уносят ее в озеро. Там, оседая на дне, она снова становится под давлением воды такими же рыжими камнями… Так как растительность на южных склонах бедна, здесь земля не может задержаться, ее всю смывают и уносят дожди. На северных склонах, где растительность богата и пышна, верхний слой земли даже увеличивается с каждым годом.

Деда Асатура эти простые объяснения ставили в тупик. Все это он видел с детства, но думал ли он, что одна сторона горы может распадаться, другая – нарастать, увеличиваться.

– Оттого, значит, у наших гор спины такие толстые, как у горбунов? – спросил он.

– Ты правильно заметил, дед. Спина – толстая, а грудь – худая, впалая…

– Но постойте-ка! – вдруг, точно что-то вспомнив, вмешался Армен. – Тогда почему же те склоны, что идут вниз от этой тропы, не разрушаются?

– Ты это тоже заметил? – ласково проговорил Арам Михайлович. – Вот как раз этот вопрос и волнует меня. Поглядите, как резко эта тропа разделяет Дали-даг на две части.

Все внимательно осмотрели склоны, идущие вверх и вниз от тропы. Контраст был очевиден: верх склона был каменист и лишен растительности, низ был покрыт травой, правда сухой, выжженной солнцем.

– Это что-нибудь да значит… – таинственно сказал учитель. – А ну, Камо, копни-ка землю там, пониже тропы.

Камо копнул. Слой земли достигал здесь четырех – пяти пальцев в толщину.

– Здесь почва не только не уменьшилась в течение ряда лет, а даже увеличилась… Что бы это значило? – взглянул на мальчиков учитель.

– Не значит ли это, что ниже этой дороги была раньше густая растительность? – спросил Армен и покраснел.

– Да, ты, наверно, прав, Армен: ниже нас, должно быть, когда-то была пышная растительность, она-то и оставила этот слой почвы. Вот и перегной в нем смешан с глинистой землей, потому и цвет этой почвы темнее, чем у верхней… Теперь, Камо, попробуй копни там, наверху… Видите, какая разница? – говорил учитель, сравнивая образцы почвы, взятые под тропкой и над ней. Один из них был красно-рыжий, другой – красно-серый с черным отливом. – Но как же все-таки мог образоваться здесь, внизу, на покатом склоне, такой слой земли?

– Тут он, значит, не уменьшается? – быстро спросил Камо.

– Нет. Ниже тропы весь склон покрыт густым сплетением травяных корневищ: они сберегают почву. Но интересно, когда образовалось такое сплетение?

– Оно могло образоваться только в том случае, если эти склоны орошались, – сказал Армен.

– Орошались?.. А где же твой вишап, дед?.. И почему здесь такая гладкая дорога?

– Дорога как дорога… Должно быть, скотина вытоптала. Гоняют же тут стада на пастьбу.

– Но разве скотина такую широкую тропу протопчет? Да и зачем ей к Черным скалам ходить? Там разве есть пастбище?

– Какое там!.. Одни камни.

– Нет, это не простая дорога, это что-то другое. Вот посмотрите, нижний край ее кое-где приподнят, – сказал учитель. – Пойдем-ка, мы это выясним вон у тех камней, где дорога прерывается гребнем.

Не пройдя и ста шагов, Армен остановился и подозвал учителя:

– Вы заметили, что наклон тропы везде одинаковый? Я знаю, о чем вы думаете, Арам Михайлович, все признаки говорят о том же…

– Ты прав: наклон повсюду равномерен, точно животные, прежде чем проложить тропу копытами, сначала наметили ее… карандашом, – ответил учитель.

Этот загадочный разговор между учителем и учеником привлек всеобщее внимание.

Армен так возвысился в глазах Асмик, что когда немного спустя она обратилась к нему с каким-то вопросом, то невольно назвала его на «вы» и смутилась.

– Ученый сынок, разъясни-ка мысль свою, чтобы и мы пеняли, – не вытерпел старик.

– Нет, еще не время, – возразил учитель, – еще ничего сказать нельзя. Все разъяснится вон у того гребня, что преграждает путь.

Молча они шли вперед.

«Что же это за тайна, которая только у тех камней и разрешится?» – думала Асмик, торопясь поскорее дойти до указанного учителем места.

Когда они были уже недалеко от него, Арам Михайлович остановился и, обращаясь к старику, сказал:

– Если на этих камнях окажутся знаки, о которых мы с Арменом думаем, то скоро и вишапа твоего найдем.

– Откуда вы это узнали? – спросил старик, пораженный. – Так оно и есть…

– Мы знаем… – ответил учитель улыбнувшись. – Не так ли, Армен?

У Камо эти таинственные разговоры вызывали чувство досады. Он исподтишка посматривал на Асмик, замечал, какое впечатление производит на нее ум Армена, и сердце у него сжималось от обиды.

«Уж не зависть ли меня разбирает?» – подумал Камо и остановился, неприятно смущенный этой мыслью: он очень любил Армена.

Наконец они подошли к каменистому выступу. Учитель и Армен внимательно осмотрели дорогу в этом месте и понимающе улыбнулись друг другу. Край утеса был здесь затерт и точно отполирован.

– Ну вот, глядите, это сделала вода – вода, которая бежала по этой предполагаемой дороге к селу Личк, – сказал учитель, показывая на сточенные водой камни. – Здесь был небольшой водопад… Камо, сбегай вниз и покопай вон там. Ты должен будешь найти там камни, круглые-круглые. Такие, как речные голыши.

Камо взял кирку и побежал вниз, куда стекал предполагаемый водопад. За Камо увязался Чамбар. Собака почувствовала внезапную перемену в настроении своих хозяев, но никак не могла понять, где же дичь и почему старый охотник не снимает ружье с плеча…

Камо вскоре поднялся наверх с шапкой, полной камней и камешков. Учитель с большим интересом стал их рассматривать.

– Видите, – сказал он задумчиво, – ни у одного из этих камней нет острого угла – так обточила их вода.

– Да, верно, что камни водяные, – подтвердил и дед, взяв в руки несколько камней.

– Значит, Армен, наше предположение верно, – сказал Арам Михайлович. – Эту дорогу не животные проложили и никто другой: это русло древнего водного канала.

– Канала?! – удивилась Асмик.

– Но где этот канал начинался? – спросил Камо.

– Какая вода в этих горах! Все склоны Дали-дага перероешь – ни одного родника не найдешь, – сказал старик, безнадежно махнув рукой. – По этой дороге скот ходил. Откуда тут быть воде?

– Обследуем. Где твой вишап, дедушка? Веди-ка к нему.

 

У «ВОДЯНОГО БОГА»

Несмотря на возраставшую жару и отсутствие малейшей тени, все настойчиво шли вперед. Всех разбирало нетерпение, томило желание узнать тайну канала, и на усталость никто не жаловался.

Миновав еще один гребень, наши путники увидели величественные утесы Чанчакара и Черных скал.

Небо было ясное – ни облачка. Светлая лазурь его, отражаясь в Севане, делала и озеро прозрачно-ясным. Горы смотрелись в серебряное зеркало вод.

Вскоре путники вступили в ущелье.

Там, у подножия Черных скал, дед показал на полузасыпанный щебнем длинный округлый камень. Это и был «вишап», о котором говорил дед.

– Вы о нем спрашивали? – показал старик на камень.

– Вот это то, что нам нужно. Мы нашли начало канала! – обрадовался учитель. Он был необычайно взволнован.

Несколько успокоившись, Арам Михайлович сказал:

– Это фигура водяного бога, каким его себе представляли три тысячи лет назад прежние обитатели нашей страны – урартийцы, или халды. Таких богов они ставили у истоков каналов и искусственных водохранилищ. Здесь и надо начинать раскопки.

Осмотрев «вишапа», учитель обратился к деду:

– Ты не прав, дед: камень этот скорее похож на рыбу, а не на крокодила. Погляди – жабры. А рыба – символ воды. Тут, смотрите, ребята, на камне вырезана еще голова буйвола: буйволы очень любят воду. А вот, на спине у вишапа, изображены аист и журавль. Это тоже символы воды.

Ребята с огромным интересом осматривали камень, ощупывали вырезанные на нем три тысячи лет назад знаки и изображения.

– Погодите, не мешает и величину этой «рыбки» узнать, – заметил учитель.

Он быстро вымерил «вишапа» своим поясом.

– По-моему, в нем около трех метров в длину и до двух метров в обхвате. У нас в Армении ученые немало нашли таких вишапов. Оказалось, что они были поставлены у истоков древних каналов и у водохранилищ. Значит, здесь безусловно когда-то была вода. Давайте-ка поглядим, нет ли еще каких примет, – сказал Арам Михайлович и, сняв пиджак, взял в руки кирку.

В этот день, однако, раскопки никаких результатов не дали. Вечером, усталые, все вернулись в село.

Арам Михайлович, не отдохнув, зашел к председателю колхоза и рассказал о находке.

– Как же вы это без меня раскопки делать начали? – упрекнул его Баграт. – Надо было сообщить. Я бы сам пришел, людей бы прислал. Ведь это вопрос не маленький. Знаете, что такое вода для колхоза?

– Людей приму, а тебя зачем тревожить, пока все до конца не выясним? У тебя и без того голова кругом идет. Надо на пастбище водоем вырыть – там скотина без воды томится. И туда ведь добралась проклятая засуха!..

Наутро ребята и несколько человек из строительной бригады во главе с учителем снова были на месте, где стоял «вишап», и возобновили прерванную накануне работу. По совету Арама Михайловича они начали рыть землю на разных расстояниях от «вишапа».

Работали, стараясь не отставать друг от друга. Но быстрее всех работал Грикор, которому и посчастливилось сделать важную находку. Его кирка наткнулась на большой плоский камень.

– Плита какая-то! – крикнул мальчик. – Идите-ка ко мне на помощь!

Товарищи поспешили к нему.

– Прекрати работу! – закричал учитель.

Кирка выпала из рук Грикора: такой, полный тревоги голос он уже слышал один раз – в пещере Чанчакара.

Арам Михайлович опустился на колени и бережно, руками, начал откидывать в сторону разрытые Грикором щебень и землю. Он делал это с такой осторожностью, с таким вниманием, так нежно касался пальцами комков земли, словно в них было скрыто что-то очень драгоценное и такое хрупкое, что от малейшего неловкого движения могло разлететься на кусочки. Так он работал очень долго.

Наконец общими усилиями из земли выкопали большую, расколотую на части плиту, покрытую клинообразной надписью.

Арам Михайлович попытался прочесть надпись, но разобрал только два слова – «Сардур» и «пили».

– Сардур? Урартийский царь? – удивился Камо.

– Надо думать, что он. Сардур царствовал в этой стране (она тогда называлась Урарту) за много веков до образования армянского государства. Он был царем-строителем и покрыл Урарту каналами, орошавшими поля, – сказал учитель. – Урарту было военно-феодальным государством, и Сардур сооружал каналы в эпоху нашествий на страну чужеземцев, руками пленных вражеских воинов. Этих воинов Сардур превращал в своих рабов. И сколько рабов погибло во время строительства таких каналов!.. Вот в этот период и было принято ставить у истоков каналов такие изваяния – богов воды. Недавно наши ученые нашли на склонах горы Ахмаган шесть таких фигур. Это говорит о том, что там были каналы или водохранилища, дававшие воду засушливым землям Котайка.

– А что значит «пили»?

– «Пили» – канал. Это по-урартийски.

– Значит, здесь был канал? – спросил Камо.

– Молодец! – засмеялся Грикор. – Как сорок раз сказали – ты сразу догадался!

Асмик фыркнула.

Камо покраснел от досады: надо же ему было задать такой наивный вопрос!

– Конечно, – сказал учитель. – Здесь был канал, это несомненно.

Дед Асатур молча прислушивался к разговору. Вот что такое наука, какова ее сила!.. Увидел ученый человек безобразный обломок камня с какими-то царапинами на нем, похожими на гвозди, и разглядел за ними царя, который жил две с половиной тысячи лет назад!.. Как ни стар он, охотник Асатур, как много ни видел, но куда уж ему тут, за наукой не угонишься…

– Да, – задумчиво проговорил учитель, – в этом деле мы без помощи Академии наук не обойдемся. Надо будет сообщить в Ереван. Идем!

Собрав лопаты и кирки, они вернулись в село.

 

ДОКЛАД О КАНАЛАХ

На другой день утром Арам Михайлович связался по телефону с Ереваном.

– Мы давно ждем приезда геолога из Академии наук. Он должен помочь нам выяснить некоторые интересующие нас вопросы. А теперь сообщаем, что мы нашли следы древнего канала царя Сардура, – сказал он.

Это сообщение было встречено в Академии наук с большим интересом. Не прошло и пяти часов, как на ровном поле на берегу Севана приземлился самолет, и колхозная легковая машина доставила в село профессора Севяна и нескольких сопровождавших его археологов.

Профессор сердечно обнял учителя:

– Здравствуйте, здравствуйте! Вы, должно быть, нашли что-то очень ценное, если решили еще раз потревожить меня, старика.

– Да, профессор. Здесь, у истоков древнего канала, мы нашли плиту с халдской надписью. Плита, к сожалению, расколота, некоторых знаков нет, и восстановить надпись полностью мне не удалось. Вот я и решился вас побеспокоить.

– Пустяки, пустяки! От каждой такой находки я только молодею. И во мне сейчас столько энергии, сколько в этом юном геркулесе. – Профессор ласково потрепал Камо по плечу. – Ну, не будем терять время, показывайте свою плиту. Вы разобрали слово «пили»? Да, это значит «канал». Может быть, мы и на самом деле призовем на помощь колхозным полям канал урартийского царя Сардура? А, что вы скажете? – улыбнулся профессор председателю колхоза.

Председателя извела засуха, он сердито хмурился, и его ответ профессору прозвучал не совсем любезно:

– Вы нам только дайте воду, а чья она – царская или дьявольская, – что нам до того! Скажите нам, где вода, как ее добыть, – вот то, что нам нужно. Вы, ученые, должны это знать. Если наука не может помочь колхозу в трудную минуту, зачем нам такая наука?..

Во взгляде старика профессора промелькнула укоризна.

– Ну что же, пойдем посмотрим, что там такое, – сказал он.

Шествие открыл дед Асатур. За ним бежал Чамбар. В сопровождении председателя колхоза, учителя и своих сотрудников шел профессор Севян. Замыкали процессию юные натуралисты. С ними была и Асмик.

Живое и доброе лицо профессора, когда он увидел камень, стало вдруг серьезным и озабоченным. Он опустился на колени и разглядывал надпись с таким благоговением, что все невольно затихли.

Наступило долгое, томительное молчание. Губы профессора медленно шевелились. Было видно, что он напряженно старается разрешить какую-то трудную задачу.

Наконец старик поднял голову.

– Я разобрал, – облегченно вздохнул он. – Сейчас я прочту вам эту надпись.

И медленно, слово за словом, профессор перевел надпись с урартийского на современный армянский язык:

– «Я, Сардур, царь страны Наир?, соорудил этот канал. Проклятие и смерть тому, кто разрушит этот канал! Проклятие и кара тем селянам, кто украдет воду из моего канала!..»

Все молчали.

– Каким жестоким был этот царь! – прошептала Асмик.

– Да, цари были жестоки к простому народу и, как видите, посылали проклятия и угрозы крестьянам, которые осмелились бы орошать свои поля водой из построенных ими каналов, – сказал профессор. – Позвольте мне воспользоваться случаем и рассказать о древних каналах нашей страны.

Собравшиеся расселись на камнях и приготовились слушать.

– Вы знаете нашу Араратскую долину, – продолжал профессор. – Сейчас она вся покрыта цветущими садами, пышными полями. А в старые времена большая часть ее была пустыней. Там, где не было воды, только чертополох рос, репьё, колючки. Там, где была вода, кипела жизнь – были сады, все было покрыто богатой растительностью. Жгучее южное солнце нещадно выжигает все места, где нет воды. А если есть вода, солнце сладкими соками наливает плоды. Источник жизни, источник счастья – везде вода… В прошлом сильные, богатые отнимали у нашего народа воду. Тысячу лет назад княгиня Сюникского края Софья провела канал, который нес полям воду из реки Базарчай в Даралагёз, и под страхом смерти запретила крестьянам брать из него воду. Построив монастырь в ущелье Гндеваза, княгиня передала ему право использования канала. «Святые отцы» поставили у истока канала камень, на котором вырезали надпись, гласившую, что проклятие и смерть ожидают крестьянина, взявшего из канала воду…

Так было не только тысячу лет назад, но и на протяжении всех миновавших веков. Совсем недавно в районе Котайка, недалеко от селения Зар, мы нашли плиту, лежавшую у истока старого канала. Надпись на ней была сделана сравнительно недавно – в девятнадцатом веке. И она гласила почти то же: «Да пресечется, будет стерт с лица земли род того человека, который посмеет оросить свои поля этой принадлежащей ага Агамалову водой»… Вот как было у нас до революции!

Еще один пример. В 1867 году и позже армяне не раз обращались с просьбами к царскому правительству разрешить им привести в порядок запущенный Эчмиадзинский канал. Разрешение было дано только в 1911 году, то есть спустя почти полвека. За селом Карби, у подножия скал, есть обильные водой родники. Крестьяне села Карби и соседних сел сорок лет подряд обращались к царским властям с просьбой разрешить им отвести воду родников на поливку садов. Разрешения им так и не дали… А при советской власти воду отвели за… сорок дней. Ее подняли на вершину горы и по каналам направили в сады у подошвы горы Алагёз… Вас интересует, был ли здесь канал? Да, здесь много веков назад был канал – в этом сомнений быть не может. Но откуда канал получал воду, как он был разрушен и куда девалась вода – неизвестно. Если верить той записи, которую вы нашли в кувшине, вода пропала после землетрясения. Так ли это? Решить эту загадку должны геологи. Мы пришлем вам геологов, сейчас же пришлем. Мы не позволим, чтобы вода пропадала даром!..

Попросив отправить «вишапа» и плиту с надписью в Ереван, ученые вернулись к самолету.

Когда профессор улетел, дед Асатур огорченно покачал головой:

– Ну и что же, разве наши поля теперь заколосятся? Я, брат, ничего не понимаю в их науке, – обратился он к председателю колхоза. – Найдут разбитую глиняную миску и радуются. Да еще печатают об этом в газете! От этого у нас хлеба не прибавится.

Баграт был мрачен. Он знал, что дед не прав, но его печалило, что в такие трудные дни опаздывала помощь.

На другой же день Баграт послал телеграмму в Ереван с просьбой прислать в село специалистов.

«Министерство водного хозяйства решило пойти селу Личк на помощь», – сообщили ему из столицы.

– «Решило»!.. Пока солнце взойдет, роса очи выест, – ворчал председатель колхоза.

На пятый день после отъезда ученых перед домом Арама Михайловича остановилась легковая машина.

Из машины вышли два молодых человека в простых крепких сапогах, в грубой, из брезента сшитой одежде и таких же плащах. Это были присланные из Еревана геологи.

Один из них, худощавый и мускулистый, оказался весьма деловитым и подвижным. Не прошло и нескольких минут после его знакомства с Арамом Михайловичем, как он уже приступил к выполнению возложенной на него задачи.

– Прежде всего, – сказал он, – я попрошу вас повести нас к тем жителям села, которые хорошо знакомы с Дали-дагом: к охотникам, пастухам.

– Ну что ж, пойдем, – согласился Арам Михайлович и повел гостей сначала, конечно, к старому охотнику, деду Асатуру.

По пути они встретили Камо.

– Собери свой отряд и приведи к деду, – сказал ему учитель.

Когда Камо ушел, Арам Михайлович обратился к молодому геологу:

– Знаете что, Ашот Степанович? Я боюсь, что вы своими активными действиями подавите инициативу моих учеников.

– Как? – удивился геолог. – Разве геологическая разведка может быть осуществлена по инициативе неопытных ребят?

– Геологическую разведку будете вести вы, это ясно. Но, пожалуйста, пусть наши юные натуралисты будут участниками вашей работы – так они многому научатся. Затем, как педагог, я должен сказать вам об одном важном обстоятельстве. Школьники занялись решением очень серьезной задачи, и они так поглощены этим, что отнять у них инициативу – значило бы затушить тот огонь, который их сейчас сжигает… Дайте направление их работе, но незаметно. Мы давно уже действуем так – я и председатель колхоза, – и результаты прекрасные.

– Понимаю вас, попробуем и мы так же действовать, – согласился геолог.

Разговаривая, они подошли к дому деда Асатура. Почти одновременно с ними пришли и юные натуралисты.

Увидев незнакомых людей, старик вначале смутился (по причинам, известным только автору и читателям; ведь в селе Личк пока еще никто не знает тайны клада!).

– Погляди-ка, Наргиз, что это за люди? Чего хотят? – в тревоге сказал он жене.

Гости вошли, поздоровались и сказали о цели своего прихода. Дед приободрился, попросил гостей сесть.

– Это верно, – сказал он. – Покойный кум мой Мукел – будь ему земля пухом! – говорил, что слышал от дедов, будто у нас здесь было много воды, но она провалилась в землю, пропала… Только когда это было, где было – никто не знает. Осталась нам от дедов наших только легенда одна. Была, говорится в той легенде, у народа вода, да завладел ею, отнял злой вишап…

– Легенда? – оживился геолог. – О воде легенда? Ты знаешь ее, дедушка? А ну, расскажи нам.

– Знаю, как не знать! – И дед самодовольно погладил свою белую бороду.

– Расскажи, расскажи же, дедушка!

Дед Асатур присел на лавку и, как всегда перед рассказом, начал набивать табаком свою любимую трубку.

Все окружили старика, с интересом ожидая его рассказа.

 

ЛЕГЕНДА О ВОДЕ

– Говорят, – начал дед Асатур, – что в давние-предавние времена был край, где волк и овца мирно уживались рядом. С далеких гор стекала в этот край прозрачная, холодная река, орошала поля и сады, и все вокруг было покрыто пышной зеленью. Хлеба и плодов было вволю. В те далекие дни, говорят, не было ни богатых, ни бедных, все жили в довольстве. Люди не знали, что такое нужда. Никто не отнимал у них плодов их труда, а вода, стекавшая с горных вершин, давала жизнь даже сухим, бесплодным склонам, где и камни благодаря ей покрывались зеленью.

Но вот однажды летом люди увидели, что воды стало меньше, ее не хватало полям. И тот, у кого было больше силы, захватил больше воды. Урожай у него был лучше, и он стал богаче и сильнее тех, кому не хватало воды. У них же урожай был меньше, и они обеднели. С той поры богачи стали хозяевами воды и отнимали у народа это благо природы.

А воды у бедняков, чем дальше, становилось все меньше и меньше. Поля и сады у народа сохли и погибали, и люди начали восставать и требовать своей доли воды. Тогда богачи вооружили своих слуг-великанов, поставили их у родников и приказали не подпускать к ним народ. «Ваша доля воды, – сказали они людям, – пропадает по пути с гор. Подите поглядите, кто похищает ее…»

Люди взяли заступы и кирки и поднялись в горы. Шли они, шли и наконец увидели, как вода, изобильная, кипучая, шумная, весело журчит и вливается в скалы, а оттуда выходит снова, но уже тонким, бессильным ручьем. Начали разбивать скалы: надо же узнать, куда девается вода!.. Работали люди дни и ночи. Наконец перед ними открылась пещера – большая-большая, ни конца ее, ни края не видно… Зажгли смоляные факелы, осветили пещеру – и что же видят: сидит в одном из ее углов страшный-престрашный вишап, и река вливается в его огромную пасть. Глотает вишап реку, и только каплями вода падает с краев губ чудовища и вытекает из пещеры. И еще видят люди, что вишап с каждой минутой растет, ширится, раздувается…

Увидев людей, чудовище затряслось, метнуло пламя из глаз, загремело громовым голосом: «Убирайтесь, проглочу всех!»

Испуганные, смущенные, пошли назад люди. А за ними грохот, гром: это вишап огромными камнями загораживал вход в свое жилье.

Вернулись люди в село и порешили поставить в горах каменное изваяние, изображающее вишапа. Каждый год приносили они ему жертвы, умоляя дать воды для полей немного побольше той, что стекала у него с губ.

Так, с вечной мечтой о воде, передавая ее из поколения в поколение, и живет народ. Живет и не теряет веры, что наступит время, когда он станет таким сильным, что не будет приносить вишапу жертвы, разроет скалы, найдет чудище и свернет ему голову, что снова будет много воды и будет по-прежнему служить она людям…

– Значит, наша речка и есть то, что оставляет нам вишап, что стекает с его губ? – спросил Грикор.

– Пойдем найдем вишапа, свернем ему голову! – взволновался Камо. Его раздражал этот «вишап» даже в легенде!

Геолог Ашот Степанович, улыбнувшись, сказал:

– У этой легенды смысл более глубокий. Голова вишапа в нашей стране уже размозжена – это сделала Октябрьская революция. Источник народной жизни, народного счастья открыт и бьет полным ключом. Но эта легенда говорит нам и о другом – о том, что вода здесь была и пропала.

А Арам Михайлович добавил:

– Легенда, которую мы услышали от деда Асатура, передается из поколения в поколение. В этой легенде есть скрытый смысл. Народ, создавая легенды и сказки, в сущности передает следующим поколениям подлинные сведения о том, что было, пользуется материалом действительности, хотя и облекает его в фантастические формы. Надо разгадать смысл нашей легенды. Давайте же займемся этим!

 

ЗЕЛЕНОЕ ПЯТНО

В сопровождении колхозников и ребят геологи поднялись на Дали-даг. Они обыскали все утесы горы, все ее расщелины, ущелья и ложбины. Воды не было и следа!

Завидев где-нибудь несколько засохших камышинок, все спешили к ним в надежде, что около них должна быть вода, – не могли же камыши вырасти на сухом месте!

Заметив зеленые кустарники, бежали к ним, осматривали и рыли все вокруг – не могут же они обходиться без влаги!..

Бродили по горным склонам и председатель колхоза Баграт и Арам Михайлович. Была поставлена на ноги колхозная строительная бригада. Пошли в горы все, кто был на фронте в саперных частях.

Но все было впустую. Воды не было.

Однажды, когда ребята с геологами, устав от долгих и безнадежных поисков, собирались уже вернуться домой, Армен неожиданно обратил внимание на зеленое пятно на одном из склонов Дали-дага. Оно было очень далеко – значительно выше верхушек Черных скал – и, как оазис в пустыне, резко выделялось на сером, выжженном фоне горы.

– Там есть вода, ребята, – сказал Ашот Степанович. – Без воды не может быть такой свежей зелени на этих вершинах.

– Но, если бы там была вода, она была бы видна. Да и что там – небольшой зеленый клочок, в носовой платок! – возразил Камо.

– Не говорю же я, что там родник… Но ведь даже этот клочок, как бы он ни был мал, должен питаться водой.

– Вам дай волю, до ночи голодными будете ходить! – заворчал Грикор. – Ты, Камо, хотя б ружье у деда взял – подстрелил бы, на худой конец, того коршуна.

– Потерпи, Грикор, дорогой! Если найдем воду, премируем тебя целым гусем с нашей фермы.

– И позволите мне одному его съесть?

– Одному.

– По рукам, раз так!

Камо протянул Грикору руку.

– Ну, готовь гуся: там вода, ясно. Вон и товарищ геолог скажет. Не видите, что ли, зелень какая!.. – И Грикор, лукаво ухмыльнувшись, стал подниматься на гору.

Подъем был нелегкий, но ребята одолели его и подошли к тому, что издали казалось зеленым пятном. Это был и на самом деле клочок земли, если не в носовой платок, то в развернутую газету, но действительно покрытый густой, сочной зеленью.

Грикор лег и приложил ухо к земле.

– Что ты делаешь? Встань, попробуем порыть, – сказал Камо.

– Тсс!.. – погрозил ему Грикор пальцем. – Тсс!..

– Что ты слышишь там?

– Тсс… Корни – буль-буль-буль – воду пьют и приговаривают: «О-ох, о-ох, о-ох, как приятно!» Ройте!

Ребята заступами и кирками разрыли землю. Под зеленой травой была полужидкая, влажная почва.

– Вода!.. Слово твое верно? – спросил Грикор, выбрасывая лопатой мокрую землю. – Получу гуся?

– Смотря какая вода. Если это та, пропавшая вода, что поля орошала, гуся получишь. Да и не только гуся, а и другие награды. Все мы получим: и от колхоза и от государства. А если это простой родник – чем он нам поможет в этой дали?..

Вырыв колодец метра в полтора глубиной, ребята нашли источник воды. Это был слабенький родничок. Не имея сил подняться на поверхность, он давал влагу лишь небольшому слою почвы.

– У этого родничка, безусловно, есть и источник, который его питает там, внутри горы, – сказал Ашот Степанович. – Он где-то тут, под землей. Но у этого источника нет ничего общего с пропавшей водой царя Сардура. Он слишком мал, для того чтобы давать воду селу.

Ребята, уставшие и разочарованные, стояли у вырытой ими ямы и смотрели, как она мало-помалу наполняется водой.

Геологи решили обследовать противоположный гребень горы.

– Ну, а вы, – сказал Ашот Степанович ребятам, – можете прямо отсюда вернуться в село.

Это означало, что работу с ними он сегодня закончил и они свободны.

Ребята отошли от родничка и прилегли в тени скалистого выступа.

Они чувствовали себя очень усталыми. Говорить не хотелось, одолевала дрема.

Так прошло часа полтора – два.

Наконец Камо, встряхнувшись, поднялся:

– Пойдем, ребята, попьем водицы из нашего нового родника, умоемся – и домой.

– Идем, – согласились товарищи.

Они вернулись к вырытому ими колодцу. Вода в нем стала прозрачной, светлой и, переливаясь через край, потекла вниз, узенькой серебряной лентой сверкая на солнце.

До чего же приятно было истомленной жарой почве едва слышное журчание ручейка! Армен вспомнил рыбу краснушку, которую он однажды вынул из сетей и пустил обратно в озеро. Так же жадно, как она тогда, глотала сейчас воду и полумертвая трава этого выжженного солнцем склона… Если бы ребята были в состоянии уловить и более тонкие проявления, вызванные в растительности водой, они заметили бы, как воскресают побеги, как живительная влага, впитываемая корнями растений, поднимается вверх по их стеблям.

Невдалеке от них на камне появилась куропатка. Вытянув шею, она смотрела на воду.

– Ребята, а ведь мы, сами того не зная, добыли воду для куропаток! – воскликнул Армен.

– Да, а также и для коршунов, для соколов, для ворон… – с горькой иронией добавил Грикор.

Камо угрюмо молчал.

Вечером, когда они вернулись в село и рассказали деду Асатуру о найденном роднике, старый охотник так обрадовался, что перецеловал поочередно всех ребят.

– Да ведь вы же не понимаете, какое большое дело сделали! – воскликнул дед. – Вы спасли диких коз Дали-дага.

– Как это «спасли»? – удивился Камо. – Они ведь от жажды не погибают. Ты же говорил, что они за день могут сто километров одолеть.

– В том-то и дело, что «могут»… Одолевают – и уходят от нас совсем. Ну, а зачем тогда жить старому охотнику Асатуру, если Дали-даг останется без таких красивых животных?

Армен, влюбленный во все красивое, сразу понял смысл того, что хотел сказать старик. А Грикор воспринял его слова по-своему.

– Конечно, – сказал он, – дед Асатур может остаться без шашлыка.

– Да разве в шашлыке дело, дурень!.. Видел ли ты когда-нибудь коз, как они друг за дружкой проходят по гребню горы?.. Вам поглядеть надо – тогда вы меня поймете. Ашуги недаром в своих песнях сравнивают красавиц с газелями, – говорил старик, пришедший в поэтическое настроение. – Да, Камо, милый, вы большое и доброе дело сделали. Молодцы! Надо только еще кусок каменной соли отнести, положить у родника.

– Соли?.. Зачем?

– Затем, чтобы козы соль лизали, воду пили и просили для вас у неба долгой жизни.

Армену захотелось обнять деда: ну и добрый же старик! А ведь до сих пор они считали, что деду на охоте – только бы убить дичь.

– Да, эти бедняжки без соли совсем истомились. Раньше я каждый год носил и раскладывал у родников куски соли, а в этом году не понес. Родники все пересохли. «Что же, – думаю, – полижут соли, пить захотят, а пить нечего. Только будут томиться от жажды…» А вот сейчас соль положить у родника – дело большое. Сейчас козы, чтобы соли лизнуть, уходят на солончаки к реке Аракс, на границу Ирана и Турции. Правда, там они не остаются, возвращаются на родину. А что вы думаете? Нет ни одного живого существа, у которого бы не было родины, – с глубоким убеждением сказал старик. – Так вот, я и говорю: возвращаются. Но стоит ли им из-за соли такой длинный путь одолевать? Жаль их…

– Хорошо, дедушка, сделаю! – обещал Камо. – Вот только не знаю, где взять каменную соль. Но найду обязательно.

– У нас дома есть, я принесу, – охотно предложил свои услуги Грикор.

– Вот и хорошо! – растрогался дед.

Ребята ушли от деда с потеплевшими сердцами. Теперь они понимали, что охота заключается не только в добыче дикого животного, но и в заботе о нем…

Когда Камо на заре следующего дня с громадным куском каменной соли на плече появился на горе, он увидел диких голубей, толпившихся у родника. Они набирали в клювики воду и, глотая ее, высоко поднимали головы.

Камо улыбнулся. «Просят для нас у неба долгой жизни», – вспомнил он слова деда.

 

ЖИЗНЬ ВОКРУГ ОАЗИСА

Через несколько дней после того, как у родника была положена соль, дед Асатур позвал мальчиков:

– Пойдемте к роднику, я вам там кое-что покажу.

– Что, дедушка? Скажи сейчас!

– Идем, идем, сами увидите.

– Асмик возьмем? – спросил Камо.

– Пойдет ли? У нее сегодня настроение плохое – кот унес птенца, – сообщил Армен.

– Кот?.. – возмутился старик. – Почему мне не сказали? Я бы с него шкуру спустил!

– Надо взять Асмик, пусть пойдет с нами, немного повеселится, – сказал Камо.

Армен пошел на ферму. По дороге он остановился у пруда, вырытого пионерами. Рыжая глина на дне полопалась от жары: попади в такую трещину цыпленок – и следов не сыщешь…

«Когда-то он снова наполнится водой? Когда-то снова будут плавать в нем наши птицы?» – с грустью подумал Армен.

Асмик он застал в «детской». Одного за другим она пропускала своих птенцов через какой-то круглый прибор, откуда они выходили мокрыми, затем выгоняла во двор.

– Купаешь? – спросил Армен.

– Нет, это средство от насекомых. Птицы все время сухие, а на сухих насекомые сильно размножаются, – грустно ответила девочка.

– Идем с нами на гору, к роднику, который мы нашли.

– Родник?.. Вода сюда дойдет?

– Нет, это только для диких животных. Идем!

* * *

К полудню ребята вслед за дедом Асатуром дошли до гребня горы, в расщелинах которого пробивалось несколько низкорослых кустов терновника. Спрятавшись за ними, они начали осторожно наблюдать за тем, что делалось у родника.

– Куропатка, куропатка со своими птенцами! – радостно взвизгнула Асмик и хотела захлопать в ладоши, но Камо вовремя удержал ее.

Зрелище, действительно, было восхитительное. Куропатка-мать, перепрыгивая с камня на камень, медленно спускалась к роднику. За ней серенькими пушистыми комочками катились крошечные куропатки. Напившись, они, ковыляя вслед за матерью, скрылись среди камней и сухой травы.

– Да разве такие существа убивать можно? – прошептал Армен.

Дед Асатур, подняв голову, сказал спокойно и внушительно:

– Охотник Асатур шестьдесят лет с ружьем по лесам и полям бродит и никогда, никогда еще не убивал ни детеныша, ни мать.

– Но ведь охотник, завидев дичь, обо всем забывает! Разве не так, дедушка? – спросил Камо. – Скажи правду: неужели ты никогда ни матери, ни детеныша не убивал?

– Правду сказать, один раз, в молодости, мать убил. Убил, да очень пожалел после… Повстречал козу, а с нею козленок был. Сказал себе: «Вот и ладно! Козу убью, а козленка возьму, выращу дома». Козленку, пожалуй, и одного дня еще не было. Спрятался я тогда, вот как сейчас, выстрелил прямо в бедную мать – рука бы у меня переломилась!.. Упала она, так жалобно-жалобно застонала. А козленок увидал, что мать легла, подумал, что она его кормить собралась, Подбежал, припал к ее груди и сосет, сосет беззаботно… Увидел это я, сердце сжалось от боли, в голову точно огонь кинулся. Повернулся – и домой… Лишь бы не видеть ни козленка, ни его умирающей матери… – Глаза у старика повлажнели, голос задрожал. – Вот с того дня я ни детеныша, ни мать не убиваю, – закончил он свой рассказ. – Давайте-ка поглядим сначала, нашли ли козы воду и соль.

Они осторожно подошли к роднику.

Дед поглядел, и морщины на его лице разгладились, он просиял.

– Нашли! – сказал он обрадованно. – Поглядите, как соль облизали, прямо полировку навели.

Вокруг родника виднелось бесчисленное количество козьих следов, а большой кусок каменной соли был так облизан со всех сторон, что на нем и в самом деле не осталось ни трещин, ни острых краев.

– Как много их тут было! – удивилась Асмик.

– Должно быть, стадо колхозных овец прошло, – предположил Камо. – Не может же быть так много диких коз!

Дед многозначительно ухмыльнулся:

– Здесь, на Дали-даге, я один раз двести коз в одном стаде насчитал. Дикие козы обыкновенно приходят на водопой на утренней заре и вечером, но если нет опасности и поблизости есть вода – в жару приходят и в полдень. Шум воды и запах соли им не дадут покоя.

– И у соли разве есть запах? – удивленно спросил Грикор.

– Да еще какой!.. Дикие животные, те, что траву едят, из-за соли с ума сходят, болеют, если нет соли. И мясо дичи, лишенной соли, безвкусное. А как же? Дикая коза запах соли издалека чует.

– А волки скорее запах мяса услышат, но не соли, – умно рассудил Грикор.

– Молодец! Каждый слышит то, что ему нужно, – подтвердил дед, возвращаясь к кустам терновника.

За ним последовали и ребята. Они укрылись в кустах и стали ждать.

– Хорошо! – сказал дед. – Ветер от родника, на нас. Козы нас не почуют. И голосов не услышат – отнесет ветром. Ну и молодцы вы, славный родник откопали! Пусть же и жизнь ваша будет длинна, как ручей! – говорил старик, с восхищением глядя на сверкающую на солнце поверхность воды.

И в самом деле, на фоне замершей природы этот родник, журчащий, радостный, был самой жизнью.

 

САМЫЕ КРАСИВЫЕ ОБИТАТЕЛИ ДАЛИ-ДАГА

Ждать пришлось долго.

Солнце палило невыносимо, но желание увидеть диких коз все пересиливало.

Вокруг царила тишина. Лишь шмели жужжали над головами ребят да время от времени ветер доносил с Гилли голос неугомонного «водяного»: «болт… бо-олт… болт!..»

Наконец послышался легкий шорох камней. Дед приложил палец к губам и прислушался. Затем чуть заметным движением головы он указал своим юным спутникам на гребень противоположного склона и таинственно улыбнулся.

У Асмик от изумления широко раскрылись глаза, и она бы снова взвизгнула, если бы Камо вовремя не прикрыл ей рот ладонью.

Там, на фоне голубого неба, из-за каменистого гребня вдруг поднялись огромные, похожие на две кривые сабли в ножнах рога. Это был большой козел. Поставив передние ноги на камень, величественно подняв голову, он был похож на прекрасное изваяние.

Козел долго стоял, осматривая окрестность, принюхиваясь. Затем, в последний раз вдохнув воздух, он спокойно, неторопливо сошел со своего постамента и исчез за камнями.

– Видели? – прерывающимся от волнения голосом спросил дед. – Это был разведчик. Сейчас он пошел сказать товарищам, что опасности нет.

– Почему же ты его не убил? – разгорячился Грикор. – Такую добычу из рук упустил!

Дед посмотрел на него сердито.

– Только нечестная рука может поднять оружие на такое животное! – возмутился он.

– Почему? Что он такое, этот козел?

– Что он такое?.. Сиди в засаде здесь, у родника, охотник, волк, барс – кто пал бы первый жертвой? Он. А все же идет, чтобы разведать, нет ли опасности для товарищей, свободен ли путь!.. Только нечестная рука может поднять оружие на такое животное! – повторил дед.

Но тут опять послышался шорох, будто камешки посыпались, и старый охотник снова предостерегающе приложил палец к губам.

На гребне, за которым только что исчез козел-разведчик, появилось, четко вырисовываясь на фоне неба, множество «сабель» – огромных козлиных рогов. Тяжело покачивая ими, целое стадо козлов, грациозными скачками перепрыгивая с камня на камень, бросилось к роднику.

Козлов было так много, что, казалось, им и конца не будет… Всё новые и новые ряды их поднимались из-за гребня.

Козлы быстро окружили родник, и из-за воды и соли между ними началась борьба. Они толкали друг друга своими исполинскими рогами, стараясь оттеснить один другого.

Все животные были рыжеватого цвета, с темной полосой, шедшей вдоль спины, от головы к хвосту. У многих темная полоска проходила поперек спины и груди, будто опоясывала. Глядя на них, Армен думал: «А какие бы чудесные гибриды получились из помеси этих диких животных с домашними!»

Козлы напились, полизали соли и, подняв головы, стали осматриваться – не видел ли кто их, не сидит ли кто в засаде у родника.

Дикие животные долго не остаются у воды. Самое опасное место для них в природе – это у воды. У ее источников всегда скрываются хищные звери. Вот почему, несмотря на то что зелень, разросшаяся вокруг родника, и соблазняла их, ни один козел не нагнулся, чтобы сорвать несколько травинок. Утолив жажду, они сейчас же возвращались назад, тем же путем, по которому пришли. Перебирались на ту сторону гребня и исчезали. Прыжки их были так легки, что, казалось, животные, не касаясь земли, плыли в воздухе…

Когда стадо ушло, из-за гребня горы долго еще выглядывала голова козла с уже знакомыми нашим ребятам гигантскими рогами. Это был козел-разведчик. Он должен был оставаться здесь до тех пор, пока не уйдет все стадо.

Только вполне убедившись, что им ничто не грозит, он спрыгнул с камня и ушел вслед за остальными.

Ребята облегченно вздохнули.

– Ну вот, а ты говоришь – стреляй! – еще раз упрекнул старик Грикора.

– Хорошо, но ведь ты же мог убить не этого козла, а другого, разве их мало у воды было! – сказал Камо.

– Когда животные пьют, убивать нельзя – жалко. Наша пословица говорит, что и змея не ужалит того, кто пьет воду. Так-то, мои миленькие!.. Охотники проливают кровь, но и у них душа есть, совесть есть. А сейчас коз и вообще убивать нельзя, запрещается…

– Дедушка, а почему здесь были только козлы? – задал Армен давно занимавший его вопрос. – Ни одной козы, ни одного козленка.

– В самом деле, как нарочно, только козлы. Почему так, дедушка? – присоединилась к Армену Асмик.

Дед лукаво улыбнулся и погладил бороду.

– А почем я знаю! – сказал он, подмигнув Грикору. Задал дед загадку!..

Первым нарушил молчание Армен:

– Козлы всегда так ходят, отдельными стадами?

– Нет, почему же всегда! С июня до начала декабря, и только.

– А потом?

– Потом смешиваются с козами в одно стадо. Так вместе и ходят до тех пор, пока не родятся козлята. А как только козлята немного подрастут, матери забирают их и убегают подальше от отцов. Так, вдали от них, и живут с детьми в утесах.

– Убегают от отцов? – удивился Камо.

– Ну да, убегают в ужасе…

Ребята слушали деда и все больше изумлялись: что же это за загадка такая? Кто же так разделяет матерей и отцов?

– Тсс!.. – неожиданно прошептал дед и поднял палец.

На гребне, за которым скрылись козлы, вдруг снова появилась голова, украшенная рогами, показавшимися ребятам особенно большими – чуть ли не в два раза крупнее рогов первого козла-разведчика. Но сейчас это был белый козел и очень большой – с доброго бычка. Оглядев лощинку, козел скрылся.

Дед Асатур, охваченный охотничьим азартом, дрожал как в лихорадке.

– Видели, видели? – повторял он. – Ему уже примерно лет двенадцать, а рога у него в два аршина! – шептал дед возбужденно. – Старик уже. Такие старые козлы редко встречаются. После восьми лет они обычно дряхлеют и становятся поживой волков. А не то заберутся в какую-нибудь темную пещеру и умрут там в глухом углу, вдалеке от всех…

– Откуда ты знаешь, сколько козлу лет? – спросил Камо.

– А по кольцам на рогах. Каждый год – новое.

– А почему он такой белый?

– Старенький стал, как я, – выставил дед свою белую бороду. – Тише, ребята! Другое стадо идет воду пить.

– А из этого стада одного не убьешь? – спросил у деда Грикор, поглаживая свою воображаемую бороду: на Востоке всегда так делают, когда о чем-нибудь просят.

– Воспрещено! – коротко отрезал дед.

Раздался топот множества копытцев. К роднику спустился белый вожак, за ним следовало большое стадо козлов. Дорога была разведана, и козлы шли, не останавливаясь, не оглядываясь, прямо к воде. Рыжеватые, они были под цвет окружавшим их камням, а темные «пояса» на некоторых из них как раз под стать темным прослойкам, то там, то сям видневшимся на склонах Дали-дага.

Не успели козлы напиться и уйти и белый вожак еще стоял на гребне, охраняя безопасность стада, как снизу, из лощины, донесся шорох. Из глубины кустов выбежали и легкими прыжками понеслись к воде рыжевато-красные, стройные, тонконогие животные с маленькими головками на гибкой шее, украшенными острыми рожками.

– Ой, джейраны! – тихо вскрикнула Асмик. Сердце ее забилось от радости.

– Шш… Козы! – шепотом поправил ее дед.

Как ни тихи были их голоса, коза, шедшая впереди, остановилась и чутко прислушалась. Две маленькие козочки вырвались вперед и вприпрыжку подбежали к воде. Но мать издала какие-то звуки, похожие на «фурт, фурт», и козлята тотчас же вернулись к ней. Мягкими толчками своих рожек мать отогнала их назад и скрылась за камнем. Козлята послушно прилегли и затихли. Козы, бежавшие вслед за первой, тоже остановились и словно окаменели. Они так сливались цветом с окружающей природой, что их можно было бы и не заметить.

Однако опасность грозила им не со стороны наших героев.

Коза, прибежавшая к роднику первой, вдохнула воздух, уловила в нем что-то опасное, осмотрелась и, увидев гигантские рога белого вожака, издала резкое «фурт, фурт» и скрылась. Стая коз и козлят последовала за ней. Сделав несколько грациозных прыжков, животные исчезли в ущелье.

– Видели? – спросил старик. – А ведь не верили, когда я говорил!

– И в самом деле бежали, да еще как! Точно от врага, – сказал Армен, пораженный увиденной картиной.

– Дедушка, как они похожи на наших домашних коз! – воскликнула Асмик.

– А как же: от этих диких коз и произошли наши домашние. И блеют они точно так же, как наши.

– А я не слышала, чтобы домашние так фыркали.

– Да, дикие козы фыркают, когда чуют врага: это их сигнал – дают знать об опасности. Так вот, такой сигнал они дают в это время года и завидев отцов своих детенышей. Точно волка видят… А ну, пусть Дарвин ваш, раз он такой умный, пусть-ка скажет, что это такое? Может быть, и я, неграмотный мужик, чему-нибудь еще у него научусь?

Вид у деда был задорный.

Ребята молчали. Они и в самом деле ни о чем таком никогда не читали.

– Ну ладно, – смилостивился дед, – не томитесь, объясню сейчас… Пусть эта тайна вам как память обо мне останется – другие люди ее не знают. Так вот: если летом козы будут жить в одном стаде, то козлята родятся через пять месяцев – зимой. Зимой от холода и мать и детеныши погибнут, не выживут.

– Значит, если козы сходятся в одно стадо в декабре или январе, то козлята появляются на свет в мае – июне? В теплые, солнечные дни? И зелени тогда много. Как умно устроила все природа! – сказал Армен, повторяя любимое выражение деда.

– Молодец! – похвалил Армена дед. – Правильно понял. В мае козлята родятся, а в начале лета, когда они подрастут, козлы и козы разбегаются в разные стороны – так, будто кто их дубинкой хватил… Козлы уходят на верхние склоны Дали-дага, козы с козлятами – вниз, на скалы.

– Почему на скалы? – удивился Камо. – Почему козлы уходят на лучшие пастбища, а козы – на худшие? Да еще с козлятами?

– Верхние склоны – горные пастбища – открыты, там спрятаться негде. Козлы – им что, они могут и убежать от волка, а не то такого дадут ему своими огромными рогами – хорошо, если жив уйдет! А куда же убежит козленок? Да и отпустит ли его от себя мать! Вот козы с козлятами и прячутся от волков, от лис и от орлов в расщелинах и пещерах.

– В расщелинах жарко и совсем нет зелени, – сказала Асмик.

– Да, но что поделаешь? Ведь козы-матери, как все матери в мире, жертвуют для своих детей всем, терпят лишения, – закончил дед и поднялся.

– Останемся еще, подождем коз. Придут же они опять к воде! – взмолилась Асмик.

– Придут, девочка, но не скоро – напугались. А вы небось перегрелись на солнце – голова, пожалуй, разболится. Идем… Да, вы тут им рай устроили! – добавил старик, в восхищении глядя на родник. – Вот бы несколько таких! Жаль животных. Видели, как они толкали друг друга?

– Будут, дедушка, сейчас еще ямки выроем! – вскочил с места Камо.

– Чем? Лопат-то нет!

– А кольями? – И Камо, выхватив у деда из ножен кинжал, вырубил в кустах несколько толстых нижних сучьев и заострил их концы.

Сделав несколько кольев, Камо роздал их товарищам.

– Рой здесь, – сказал он Грикору, очертив на земле круг, на шаг книзу от родника.

Еще шагом ниже от этого места начал рыть Армен, а дальше – Камо.

Вырыв таким образом три ямы, мальчики узкой канавкой соединили их с родником. Вода, вытекавшая из родника, перестала растекаться впустую по земле и начала наполнять вырытые ребятами ямки.

Дед сидел в стороне на камне и, покуривая трубочку, с одобрением смотрел на работу ребят.

– Камо, родненький, – сказал он, – разбей-ка соль и положи по куску у каждой ямки.

Камо разбил большой кусок соли на мелкие.

– Этот рассыпался, – показал он один из мелких кусков старику.

– Ну, ничего, высыпь прямо в воду, – посоветовал дед.

– Ну и просолятся же козы! – пошутил Грикор.

Старик вместо ответа показал на край одного из нижних утесов. Из-за него выглядывала козья голова с двумя острыми рожками.

– Ждет, бедная, когда мы наконец уйдем. Истомилась от жажды… Ну, идем же! – решительно двинулся вперед дед.

Они отошли и спрятались за выступом скалы. Отсюда можно было осторожно наблюдать за родником.

Матери-козы, успокоившись, собрали своих козлят и повели их к воде. Утолив жажду и полизав соли, козы, делая легкие, грациозные прыжки, убежали на гребни Айцемнасара – «Козьей горы»…

– Как много нового узнали мы за сегодняшний день! – сказала Асмик, когда они возвращались в село. – Настоящая была экспедиция!

– Да, на самом деле, многому мы сегодня научились, – подтвердил Армен и посмотрел на деда.

Старик остановился посреди дороги. С его большой лысой головы обильными струями стекал пот. Дед отирал его своей овчинной папахой.

Обернувшись к Камо, Армен сказал:

– Дед твой – просто клад.

Дед Асатур, услышав, побледнел, у него задрожали губы.

– Какой клад? – еле слышно спросил он.

– Это мы о тебе.

– Обо мне? Откуда же у меня клад?

– У тебя самый большой клад, дедушка, – ласково сказал Камо.

Старик взволновался еще больше. «А вдруг догадались?.. Пропал я, пропал!..» – с ужасом подумал он и непременно выдал бы себя, если бы Камо не добавил:

– Твой клад, дедушка, это твой характер. А еще то, что ты лучше всех, кого я знаю, понимаешь в природе.

– Ах, это… ты об этом кладе… – облегченно вздохнул дед. – Это, конечно, клад немалый. – Затем задумался ненадолго и вдруг спросил: – А верно, вот вы говорите «клад», я и подумал: что бы вы сделали, если бы нашли кувшин с золотом?

– Я бы построил электростанцию и при ее помощи поднял воду Севана сюда, на гору, а отсюда по каналам направил на поля нашего колхоза. Как оживились бы наши посевы! – размечтался Армен. – Это было бы для меня самым большим счастьем.

– Я бы купил тысячу телят и увеличил колхозное стадо, – сказал Грикор.

– А я бы сдал золото правительству и попросил построить штук пятьдесят танков, а меня назначить командиром танковой бригады! – заявил Камо.

Мальчики с удивлением заметили, что старик не только не обрадовался их ответам, а еще больше помрачнел.

Они вернулись в село в хорошем расположении духа, но в глубине души у каждого из них лежало что-то тяжелое, омрачавшее их жизнерадостное настроение. Они до сих пор не нашли воды, а жестокая засуха продолжалась…

В начале июля, однако, произошел неожиданный случай, сразу освободивший ребят от томившей их тяжести. Но об этом потом. Пока мы посмотрим, куда это направляет свои стопы неукротимый Сэто.

 

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О СЭТО

Даже в те моменты, когда Сэто строил козни против фермы, в глубине души он не мог не чувствовать тайных угрызений совести.

Асмик, терпеливо сносившая все проделки Сэто, однажды после его набега на ферму все же была принуждена пожаловаться председателю колхоза:

– Дядя Баграт, уйми Сэто! Все время вертится вокруг фермы, смеется, бранит меня…

Баграт вызвал к себе Сэто.

– Знаешь ли что? – сказал он, сурово глядя на него из-под густых бровей. – Я не учитель, в разных способах исправления не разбираюсь и применять их к тебе не буду. Я человек военный, я знаю одно – дисциплину! Мой способ – вот он! – Баграт стукнул по столу тяжелым кулаком. – Как ты думаешь: есть власть у нас в селе?.. Ну-ка, – обратился он к секретарю, – напиши прокурору, что Сэто Мартиросян ведет у нас борьбу против колхоза… Да, именно так и напиши. Я этого парня так прижму, что он сразу выправится…

Однако Асмик, встретив председателя вечером, упросила его к суровым мерам не прибегать.

– Дядя Баграт, мы придумали одно средство, – сказала она, – попробуем его. Если не поможет, тогда…

– Ладно, – согласился Баграт, – подождем. – И он погладил Асмик по голове.

На другой же день Сэто решил повторить набег на ферму – назло! С неохотой последовал за ним и братишка.

– Все одно, Арто, – подбодрял его Сэто, натягивая свой лук. – Раз уж отвечать, так хоть в последний раз сердце отведу.

– Нет, нет, брось!.. – взмолился Арто. – Из рук деда Асатура мы целыми не уйдем…

– Ну и трус же ты!

В это время на улице появились Камо и Армен, а из сарая вышла Асмик. Сэто хотел улизнуть, но твердый, властный голос Камо остановил его:

– Сэто, погоди, я хочу тебе кое-что сказать.

Сэто стоял в нерешительности. Все свои вины он знал, знал, за что отчитываться надо. «Возьми палку, – говорит армянская пословица, – вороватый пес сразу хвост подожмет».

– Ну что тебе?

– Поди сюда, не бойся. Скажу что-то важное.

– Говори оттуда, – сказал Сэто.

– Да не бойся же ты, не трону! Скажу тебе несколько слов, и всё… – И, обернувшись к Асмик, Камо шепнул ей: – Испробуем способ Армена.

Сэто не двинулся с места и нашел в себе достаточно мужества, чтобы не убежать, когда увидел, что Камо сам идет к нему.

Дружелюбно положив руку на плечо Сэто, Камо сказал ему тепло и искренне:

– Вот что, Сэто: давай бросим воевать…

Сэто, за последнее время не слышавший ничего, кроме попреков, растерялся от неожиданности.

– Ты ведь парень не без совести, – продолжал Камо. – Чего же ради гадости делаешь, зачем себя губишь?

– Поздно, – угрюмо ответил Сэто. – Меня под суд отдают.

– Ты не гляди, что дядя Баграт суров, – вмешалась Асмик, – у него сердце доброе. Будешь себя хорошо вести – простит.

– Да ведь я же хулиган? – съязвил Сэто. – Как же я могу не делать гадостей?

– Шутки в сторону, ты нам прямо скажи: зачем ты это делаешь?

– Зачем? Назло вам!

– На что злишься? Был виноват – тебе об этом сказали, по-другому поступить не могли…

Здесь, читатель, я вынужден рассказать о том, что случилось с Сэто и почему он перестал дружить с товарищами.

Дело было еще в седьмом классе. Тогда Сэто сидел на одной парте с Арменом, и все в школе знали, что они отличники. Знали и то, что чаще их никто не ходит в школьную библиотеку.

Однажды Сэто получил новую, в красивом переплете, толстую книгу Ферсмана «Занимательная минералогия». Он очень долго читал ее. Библиотекарь Геворг Акопович несколько раз просил Сэто вернуть книгу, но он не приносил.

Наконец, после настойчивых требований, Сэто книгу вернул. Но сердце… сердце его не могло от нее оторваться…

В то время, когда Сэто пришел в библиотеку, Геворг Акопович менял книги первоклассникам. Было шумно, дети гурьбой обступили стол с книгами.

Геворг Акопович попросил Сэто книгу оставить, а за новой прийти в другой раз. Сэто положил книгу на стол, но затем незаметно снова взял ее и спрятал под куртку. Теперь уж никто не сможет разлучить их! Домой!..

И Сэто, прибежав домой, спрятал книгу на полке среди своих учебников. С тех пор он читал ее тайком.

Новый мир раскрывала перед Сэто эта книга. Камни всех видов и расцветок овладели воображением мальчика еще в его раннем детстве. Когда он подрос и значение многих этих камней стало ему понятно, Сэто стал мечтать найти в родных горах целые залежи ценных руд. Их не могло не быть на склонах Дали-дага! А книга рассказывала ему такие изумительные, казавшиеся сказками истории о рудах и минералах! Как взрослый, умный друг, она разговаривала с ним, и слова ее глубоко западали в душу… Ну, как же расстанешься с таким другом!..

Геворг Акопович в это время книгу искал по всей школе, спрашивал у всех детей, а у Сэто спросить не мог, потому что он не пришел на занятия.

Тогда Геворг Акопович написал Сэто записку и попросил Асмик занести ее своему соседу.

Мать Сэто набросилась на девочку:

– Какой тебе Сэто? Сэто еще в школе. Книжку требует учитель? Все забери! Он совсем от рук отбился; по дому помогать перестал, читает днем, читает ночью в сарае, керосин жжет, утром подняться не хочет, а ведь он – самый старший в доме…

Когда Асмик среди других книг увидела «Занимательную минералогию», она сказала:

– Тетя Сона, вот эта книга мне и нужна, – и взяла ее.

Вот как случилось, что Сэто заслужил в школе дурную славу.

«Дело» Сэто разбиралось на пионерском собрании. Камо выступил, наговорил много неприятного и тяжелого. Сэто готов был провалиться сквозь землю. Да, его поступок считается кражей. Так его и назвали на собрании – перед Асмик, перед Аракс, перед всеми! Красный, сгорая от стыда, Сэто стоял, не смея поднять голову. Ему хотелось сказать им все: сказать, что он увлечен этой книгой и не может с нею расстаться; рассказать о своей мечте стать геологом. Может быть, тогда его бы поняли… Но стыд и уязвленное самолюбие мешали. Скажут: «Подумаешь, какой геолог нашелся!»

С собрания Сэто ушел оскорбленный. Он чувствовал свою вину, но не мог примириться с тем, что за нее его могли опозорить на людях.

С тех пор Сэто стал другим: пересел на последнюю скамью, перестал слушать учителей, на уроках думал о своем, оживляясь только к концу занятий. После звонка он сейчас же исчезал.

В деревне Сэто в эти часы не видали, дома его тоже не было. Где мальчик пропадал – никто не знал. Лишь пастухи порой встречали его в горах. Что он там делал? Лазил по скалистым кручам. А что его туда тянуло – об этом он никому не говорил…

 

ПРИМИРЕНИЕ

Теперь Сэто стоял в раздумье. Дружеское обращение недавних «противников» его обезоруживало.

– Иди, Сэто, к нам, у нас столько дел сейчас разных!.. Таких дел – мир удивим!.. Все будут довольны тобой, даже Асмик, которую ты так часто заставляешь плакать, – мягко сказал Армен.

Асмик добродушно усмехнулась.

– Жаль тебя, Сэто, ты парень хороший, храбрый… – продолжал Армен.

– Да, – подтвердила Асмик, – храбрость Сэто мне очень нравится: он так хорошо лазит по скалам!

Слова девочки, видимо, затронули в сердце Сэто какие-то струнки и польстили ему.

– А зачем вам по скалам лазить? – спросил он уже миролюбивым тоном.

– Все знают, что мы нашли древний канал, теперь ищем воду. Ведь мы же юные натуралисты. Мы должны подняться на Черные скалы, как недавно поднялись на Чанчакар, на пасеку диких пчел, – пояснил Армен. – Мы должны раскрыть тайну озера Гилли, тайну «Врат ада», узнать, кто там стонет внутри.

– В таких делах тебя, Сэто, никем не заменишь, – добавил Камо. – Давай же покончим с нашей враждой! – И он протянул Сэто руку.

Огонек, скрывавшийся в глубине сердца Сэто, вдруг разгорелся, запылал ярко, и лучи его, пробившись наружу, тепло осветили лицо мальчика.

Он сразу почувствовал себя другим и, пожав руку Камо, наклонился и положил свой лук и стрелы к его ногам:

– Вот берите, больше воевать не буду!

Это увидел Арто. Широкая, добрая улыбка расплылась по его лицу. Он побежал к Камо и тоже отдал ему свой лук.

Мальчики и Асмик по очереди пожали руки Сэто и Арто. Теплое, приятное чувство охватило всех.

– Вот так, теперь мы стали еще сильнее! – воскликнул Камо, обнимая Сэто.

* * *

Неожиданное примирение с Сэто так обрадовало ребят, что они почувствовали желание поделиться приятной новостью с самым старым членом своего кружка – дедом Асатуром.

– Нет, я к деду Асатуру не пойду, – опустив голову, сказал Сэто.

– Почему?

Сэто замялся. Он вспомнил случай с бочкой, горсть золы, которую он кинул в глаза старику.

– Я с ним нехорошо обошелся… – пробормотал он.

– У, какие пустяки! – взял его под руку Камо. – Мой дед никогда зла не помнит. Идем!

Ребята гурьбой пошли на колхозный пчельник. У одного из ульев стояли дед Асатур и колхозный пчеловод Аршак.

– Видишь, – донеслись до ребят слова деда, – дикие пчелы легче переносят засуху. Что я тебе говорил?.. Мои львята пришли! – обрадовался он, увидев мальчиков. – Ну, какие новости?

Камо подтолкнул вперед Сэто:

– Хорошие новости, дедушка! Вот, познакомься: новый член нашего кружка.

– А, – широко улыбнулся старик, – добро пожаловать! Вот и хорошо, что ты к нам пришел. В мире, сынок, только добрые дела и остаются. Делай и ты доброе, зачем тебе делать худое!

– Будет делать доброе, дедушка, – кивнул головой Камо, – будет – и покажет еще, что мы в нем ошибались.

– Нет, не ошибались, – смущенно ответил Сэто. – Я перед вами, а особенно перед Асмик, виноват… не знаю, как об этом ей сказать, – добавил он, вспомнив о своих проделках на ферме.

Асмик. улыбнулась ему ласково, а Грикор, вдруг что-то вспомнив, воскликнул:

– Эй, парень, не ты ли это жирненькими утятами объедался? – И завистливо добавил: – Счастливчик!

Сэто смущенно опустил глаза.

– Как, так это ты в бочке сидел? – спросил дед и шутливо схватился за кинжал.

– Ну-ну, довольно! – вмешался Камо. – Прежнего Сэто больше нет…

– Э, нет, погоди, Камо! Что было, то прошло – это верно сказано, но все-таки пусть Сэто расскажет, как он птенцов таскал, – запротестовал дед. – Вы-то ведь не видели, а я видел. Было на что поглядеть – всему миру на удивление!.. Распустил утенок крылья, шею вытянул, рот раскрыл и ползет к бочке. Будто рука какая невидимая схватила его за клюв и тащит… Как это ты делал, Сэто? Открой секрет. Сколько времени за птицей охочусь, все способы знаю, а такого фокуса не видывал… Да, еще: куда ты птенцов девал? Ведь ты их десятками таскал. Не съедал же ты их!

Сэто готов был сквозь землю провалиться – так неловко он себя чувствовал. Он покраснел до ушей и стоял опустив голову.

– Да ну, Сэто, дело прошлое, расскажи, – подбадривал его Камо.

– Никакой невидимой руки не было… Моя была рука, да я ее в бочке прятал… – смущенно сказал Сэто под общий смех.

– Ну, а как?

– Нитка была простая, катушечная. За нитку тянул птенцов. Нитки-то не видно – вот со стороны и казалось, что их невидимая сила тащит…

– За нитку? Как за нитку? – спросила Асмик.

– Ну, как сказать… Привяжу к нитке ячменное зерно и закину сквозь щель в изгороди. Клюнет гусенок или утенок это зерно, а с ним и нитку. А другой конец нитки у меня в бочке. Потяну нитку – так гусенок, раскинув крылья, и тянется прямо в бочку…

– Ну, а что же ты потом с гусятами делал?

– Мы с братом всех их в Гилли относили, в озеро, и отпускали… Вам назло делали, – сказал он покраснев. – Что им, живут себе на воле…

– И ни одного не съел? – удивился Грикор.

– Ни одного… честное слово!

Ребята весело засмеялись, а дед сокрушенно покачал головой:

– Разве назло можно такие вещи делать! Не жаль трудов этого ребенка? – указал он на Асмик. И, неторопливо вынув трубку из кармана, спросил у ребят: – А знаете ли вы, что эта трубка спасла вашу ферму?

– Как? – заинтересовалась Асмик.

– Очень просто. Не постучи я трубкой по бочке, оттуда не подали бы голоса.

– Это правда, – сказал Сэто. – Мы уговорились с Арто так: кто первый заметит, что вокруг нет никого, тот и постучит по бочке.

Все расхохотались.

Арто, низко опустив голову, застенчиво улыбался. Смеялся, краснея, и сам Сэто.

– Да, вот, ребята, что я вспомнил в связи с бочками, – сказал дед. – Как раз такой же случай был на острове Севан семь или восемь столетий назад. Я об этом слышал от деда, а тот – от своего… В Армению тогда чужеземцы ворвались. Всё захватили, всю страну наводнили, а вот острова Севан взять не могут… Да и как взять? Вокруг вода, остров весь в скалах, утесах. Подойдут на плотах, а их сверху камнями!.. Враги и думают: как бы хитростью завладеть островом? Думали, думали – придумали. У каждого народа всегда найдется один на десятки тысяч грязный человек, предатель. Вот и они нашли жадного купца-армянина. Наобещали ему горы золота за то, чтобы он воинов неприятельских спрятал в бочках и ящиках и под видом товара повез на остров. Так и сделали. Посадили воинов с оружием в руках в бочки, погрузили на баржи, и поплыли они к острову с купцом. Остров-то ведь целый год враги осаждали. Понятно, очень нуждались там люди во всем: в пище, в одежде. Обрадовались купцу. Приняли бочки, ящики, сложили их в монастырском дворе, в погребах. Кому могло в голову прийти, что в ящиках не товары, а воины с мечами. В это время парень один, вроде Сэто, епископа из терпения вывел: уроков не учит, озорничает … Епископ и посадил ею в погреб. «Пока, – говорит, – уроки знать назубок не будешь – не выпущу»… Сидел этот парень в погребе, сидел, попробовал почитать – стало скучно. Ну, и начал по бочке постукивать, как по барабану. Вдруг слышит из бочки голос: «Гасан, вахты ды?» («Время, Гасан?») Парень выскочил в ужасе из погреба – и к епископу. Пришли люди, взяли бочки, ящики и, не открывая, все в море покидали… А предателя-купца на виселицу отправили… Да, вот какие дела… Побарабанил от нечего делать – и остров спас. А я постучал трубкой по бочке – и ферму спас, – закончил свой рассказ дед и широко улыбнулся Сэто.

– Как интересно! – сказала Асмик.

– А это не сказка? – спросил Армен.

– Нет, какая же сказка! – ответил дед. – Было такое дело…

* * *

Проснувшись на рассвете, Сэто почувствовал, что сердце его полно какой-то особой, непередаваемой радости. Прежней тяжести, тревожившей его по утрам, как не бывало.

«В чем дело, что случилось со мной? Почему мне стало радостно?» – подумал Сэто и вдруг, вспомнив, стремительно вскочил с постели.

– Опоздал, нани, скорее! – торопил он мать.

– Ты что, косить идешь? – удивилась мать.

– А почему бы и нет? Чем я хуже Грикора? Скорее, нани, дай завтрак!

Сунув сверток в карман, Сэто взял косу и убежал.

С веселым гомоном выходили из села вооруженные косами и серпами группы колхозников и спускались к раскинувшимся у озера Гилли темно-зеленым полям люцерны и клевера. Мягкий утренний ветерок ласково колебал верхушки густых, высоких трав, и сердца людей наполнялись радостью. Земли, лежавшие у озера, было легко орошать – не то что наверху…

Председатель колхоза Баграт догнал косарей. Он был верхом на белой лошади.

Заметив председателя, Сэто опустил голову, стыдясь взглянуть на него.

Придержав лошадь, Баграт спросил у мальчика:

– Косить идешь, Сэто?

– Да, товарищ председатель, – не поднимая головы, ответил Сэто.

– Молодец! Ну, что было, то было. Кто старое помянет… Мне Асмик все рассказала, – по-отечески мягко сказал Баграт.

Почувствовав, однако, что мальчика смущает его присутствие, Баграт отъехал в сторону. Разыскав в толпе бригадира, Баграт сказал ему:

– Овсеп, судя по всему, Сэто решил свои грехи загладить. Обращайся с ним мягко. Скажи о том же и членам своей бригады. Понял?

– Если слабую струнку затронем, хорошо будет работать, парень крепкий, – добродушно улыбнулся Овсеп.

…Когда три дня спустя в правлении колхоза обсуждался вопрос о награждении лучших косарей, Баграт предложил премировать и Сэто.

– Да ведь у него всего тридцать шесть трудодней, за что же ему премию давать? – спросил один из косарей.

Бригадир Овсеп, участвовавший в совещании, вступился за Сэто:

– За это время в моей бригаде никто не накосил столько, сколько Сэто. В поле выходил раньше всех, возвращался позже всех. Всегда серьезный, ни с кем не шутит, ни на кого глаз не поднимет… Даже мать наставляет. Я несколько раз слышал, как он шепотом упрекал ее: «Стыдно, нани! Что люди скажут!»

– Вот за эту работу ему и надо ботинки дать, – решил Баграт.

На другой день в поле выдавали премии лучшим косарям бригады Овсепа. Сэто был очень удивлен, услышав свое имя.

– Тут какая-то ошибка, товарищ бригадир, – смущенно пробормотал он. – Я никакой премии не заслужил.

– Никакой ошибки! Получай свою премию и работай так, как первые дни работал.

Сэто, однако, не решался подойти.

– Дурень, поди возьми, – шептала мать, дергая его за рукав. – Поди же! Те, что получают, не лучше тебя работали.

Сэто сурово взглянул на мать и нерешительно подошел к бригадиру. Взяв ботинки, он с чувством сказал:

– Беру, да только в счет оставшейся работы!

В этот день вечером Камо с товарищами пришли к Сэто и поздравили его с наградой. Сэто так взволновался, что слова сказать не мог. Сердце его сильно билось при мысли, что все с ним добры и что он, как и все, является участником общего труда.

 

НАГРАЖДЕНИЕ

Секретарь райкома комсомола однажды спросил у председателя колхоза:

– Товарищ Баграт, почему не премируете наших юных натуралистов? Почему доярка получает премию, а те, кто ферму организовал или древности нашел, не получают?

– Правду говоря, я даже не знаю, можно ли премировать за это? – ответил председатель. – Мы премируем тех, кто перевыполняет установленные нормы. Подходит ли под какие-либо нормы организация птицеводческой фермы?

Секретарь райкома улыбнулся:

– Но то, что делают наши комсомольцы, очень ценно.

– Согласен, ценно.

– И поскольку их работа выходит из принятых норм, необычная работа, надо и награждать необычно.

– Ладно, поговорю с секретарем парторганизации, что-нибудь придумаем, – согласился Баграт.

На ближайшем заседании правления колхоза этот вопрос был поставлен на обсуждение. Решили, что комсомольцев следует премировать ценными подарками.

– Подарите им радиоприемники, – предложил Арам Михайлович. – Ребята они умные, культурные. Будут слушать передачи из Москвы, из других наших центров, и это будет полезно не только для них самих. Со всем, о чем они узнают, они познакомят и колхозников, объяснят им. Таким образом, эти радиоприемники принесут пользу колхозу.

– Дорого, – возразил Баграт.

– Дорого, правда, но они заслуживают награды.

– А деду Асатуру?

– Для него ружье всего дороже в мире. Ему давайте подарим хорошую двустволку: его теперешнее ружье, как сам он говорит, еще кавказские войны помнит, – сказал бригадир Овсеп.

Так и постановили.

Когда члены правления разошлись, Баграт спросил у Арама Михайловича:

– А кого мы пошлем покупать подарки?

– Не послать ли Сэто?

– Испытать, что ли, хочешь парня?

– Ну да, испытать, – ответил Арам Михайлович улыбаясь.

– Деньги большие, боюсь…

– А ты не бойся. Попробуем – увидишь, что не сделаем ошибки. Помнишь Макаренко – какие он деньги доверял? Побольше, чем эти. Да каким еще неисправимым ребятам!

– Да… – задумчиво сказал Баграт. – «Педагогическую поэму» я читал. Способ испытанный. Ты прав…

Услышав о решении, принятом правлением колхоза, Сэто не испытал чувства зависти к своим вчерашним недругам, и это его удивило. Ему нисколько не было больно, что их так возвышают и награждают. А ведь как бы он был раздражен, как бы вскипел, случись это дней десять назад!..

Неожиданно его позвали в правление колхоза.

– Сэто, готовься в дорогу – завтра поедешь в Ереван, – сказал ему Баграт.

– Зачем? – удивился Сэто.

– Покупка подарков для твоих товарищей поручается тебе. – Баграт посмотрел на мальчика испытующим взглядом.

Сэто широко улыбнулся. В его черных глазах вспыхнули искры радости.

Один из членов правления колхоза, заведующий молочной фермой Артем, рослый, серьезный человек, сердито поглядел на Баграта.

Сэто заметил этот взгляд, и чувство обиды кольнуло его сердце. «Должно быть, – подумал он, – Артему это не нравится. Не доверяет мне. Ну что же, я ему докажу, что я не тот, за кого он меня считает…»

– Хорошо, – сказал Сэто, – я согласен, дядя Баграт. Только разрешите мне сделать покупки не в Ереване, а в Тбилиси.

– В Тбилиси? – удивился Баграт. – Почему в Тбилиси? Разве в Ереване нет радиоприемников?

– Есть, конечно, дядя Баграт, только отсюда до Тбилиси ехать столько же, сколько и до Еревана, а в Тбилиси у меня есть дядя. Он человек знающий, поможет мне.

– Арут? Это верно, Арут поможет, Ну что ж, поезжай. Завтра придешь, получишь деньги и удостоверение и поедешь, – сказал председатель, вручая Сэто записку.

Не успел Сэто выйти из комнаты, как услышал за своей спиной голос Артема:

– Овцу волку под присмотр отдаешь?

Сэто на мгновение застыл на месте. Кровь бросилась ему в лицо. Он, однако, сдержался: вспомнил украденных им гусят, другие злые выходки – и проглотил обиду.

Слова Артема все же больно уязвили его, и он по дороге домой все время вспоминал их. Но если бы он вернулся и открыл дверь правления колхоза, то услышал бы, что говорил о нем Баграт Артему.

– Как ты можешь этого подростка с волком сравнивать? – возмущался он. – Как может быть волком парень, который родился и вырос в колхозе, учится в нашей школе!.. Да и чей сын он, чтобы быть волком? Сын рыбака Хечо, того, что утонул, добывая рыбу для колхоза… Правда, мать у него с дурным характером, испортила мальчишку. Ну, а мы с тобой? Что сделали мы для его воспитания?..

…Прибежав домой, Сэто радостно обнял мать:

– Правление посылает меня в Тбилиси и очень много денег дает…

– В Тбилиси? Зачем?

– Купить подарки для Камо, Армена, Асмик, Грикора и деда Асатура.

Сона сначала рассердилась:

– Я буду ждать, а они подарки получать?..

Затем, однако, она смирилась и решила, что, пожалуй, сыну небесполезно съездить в Тбилиси.

– Хорошо будет: дядю повидаешь – он тебя с пустыми руками не отпустит.

До революции тысячи людей покидали берега Севана и уходили в поисках работы в большие города. Шли они в тогдашний Тифлис, в Баку, Батум, на Северный Кавказ. Нужда гнала их, заставляла покидать родные места. В те годы уехал в Тифлис «на поиски счастья» и брат Сона, Арут. Там он и обосновался, устроился рабочим на деревообделочной фабрике. О нем-то Сона и говорила.

– Может, сестре своей башмаки, платье купит, если уж ничем другим не сумеет помочь… Только жена у него злющая, словно змея ее укусила. Кабы не она, разве брат оставил бы меня без помощи? Пошли ей бог сто лихорадок!..

 

КАК СЭТО СЕБЯ ВЫДАЛ

Мысли Сэто все время, пока он ехал в вагоне, были заняты только одним: как произошло, что дядя Баграт, еще недавно относившийся к нему очень плохо, сейчас дал ему такое поручение?

Он ощупывал портфель и, думая о его содержимом, чувствовал, как растет, возвышается в своих глазах.

«А что, если в самом деле у меня украдут портфель?» – вдруг промелькнуло в голове Сэто, и он в страхе оглядел своих попутчиков. Кто его знает, может быть, среди них есть и карманники… И он с опаской поглядывал и на лежавшего на скамье напротив военного и на сидевшую рядом пожилую женщину, а особенно на двух устроившихся у окна пассажиров. Они, казалось Сэто, наблюдали за ним.

Мысль, что он снова может потерять доверие товарищей, приводила Сэто в ужас, и он все сильнее прижимал к себе портфель, все чаще проверял, целы ли в нем деньги, и, несмотря на то что была глубокая ночь, не спал.

И он невольно выдал себя. Подозрительные люди, сидевшие у окна, сразу поняли, что в портфеле у него есть что-то ценное. И они прибегли к «тактическому маневру»: притворились, что Сэто для них совершенно безразличен. Перестали даже смотреть в его сторону и улеглись спать. И Сэто, успокоившись, положил портфель под голову и тоже растянулся на скамье.

Поезд мчался по берегу реки Дебед-чай, и грохот его колес нарушал покой мирно дремлющего Лорийского ущелья. Яркие электрические глаза-фонари паровоза прорезали ночной мрак, вырывая из него то крутой склон горы, то зеленую прибрежную лужайку.

Сэто начал подремывать. На лице его светилась улыбка, вызванная приятной мыслью, что кончилась наконец та нехорошая борьба, которую он вел против Камо и его товарищей.

Сон все сильнее овладевал Сэто. Он тщетно боролся с дремой, время от времени встряхивал головой и инстинктивно тянулся к лежавшему под головой портфелю. Нет, беспокоиться нечего: портфель на месте… Да и кто подумает, что в нем лежат деньги!..

Но вдруг Сэто почувствовал, что у него из-под головы выхватили портфель. Рывок был быстрым и сильным…

Сэто вскочил.

– Унесли, унесли!.. – крикнул он в отчаянии.

– Кто унес? Что унес?.. – всполошились, повскакали с мест сонные пассажиры.

Вор между тем уже добрался до выхода из вагона и повис на поручнях, не решаясь выпрыгнуть.

Кто-то выскочил из соседнего вагона, крикнул:

– Вот он, вор! Я поймал вора…

Но это была неправда: вор на всем ходу спрыгнул с поезда и исчез в ночной темноте…

 

УТРАЧЕННОЕ ДОВЕРИЕ

Глаза Сэто вспухли от слез, когда, приехав в Тбилиси, он вошел в квартиру своего дяди Арута.

Столяр Арут сердечно встретил племянника и был очень огорчен, услышав его рассказ о приключении в поезде.

– Ну что поделаешь! Что было, то было. Деньги я постараюсь достать, купишь что надо, отвезешь. Колхоз потом со мной рассчитается, – сделал он попытку утешить Сэто.

– Я в свое село больше не вернусь, – расплакался Сэто.

– Как это «не вернусь»? Не останешься же ты здесь!

– Не вернусь! Кто поверит, что меня обокрали?

– Почему не поверят? Разве в поезде акта не составили?

– Составили, со мной он… Но ведь ты, дядя, не знаешь всего. Я в колхозе был на плохом счету. А сейчас они доверили мне колхозные деньги… Что же, выходит, правильно говорили обо мне многие: «Сэто неисправим». – И он навзрыд заплакал.

Дядя Арут так и не понял, почему Сэто нельзя вернуться в село.

В эту ночь Сэто спалось плохо. Он ворочался на постели, тяжело вздыхал.

Мысли все время возвращались к постигшему его несчастью.

Его мать, конечно, могла продать корову и овец и вернуть колхозу деньги. Да, наконец, стоит ему самому приналечь на работу в каникулы, и он оплатит свой долг!.. Но все ли поверят, что и на самом деле деньги у него украли? Вот что томило Сэто. Вот почему он решил не возвращаться в село.

* * *

Прошло несколько дней, и по селу разнесся слух, что Сэто сбежал и растратил колхозные деньги.

– Ну что, Баграт, плакали колхозные денежки? – сказал Артем. – Разве не говорил я, что волка позвали за овцой приглядеть?

Баграт замялся. В его сердце тоже зародилась тревога: срок командировки давно прошел, а о Сэто ни слуху ни духу. И все же в нечестность мальчика не верилось.

– Знаете что? – сказал он подумав. – Как бы ни был Сэто внутренне испорчен, все то, что мы сделали для него, не могло не повлиять на него хорошо. Он колхозных денег не присвоит. Я в этом убежден.

…В то время как в правлении колхоза шли эти разговоры, наши юные натуралисты, сидя на краю гумна, были погружены в грустное раздумье. Их угнетала не только пропажа денег, но и потеря товарища.

– Неужели мы ошиблись в Сэто? – задумчиво спросил Камо.

– Не может быть! Я не верю, чтобы он мог растратить колхозные деньги, – твердо сказал Армен.

– Мне тоже кажется, что этого не может быть. Что-нибудь случилось, – высказала свое мнение Асмик. – Сэто в тот день даже заплакал. Нет, мне сердце говорит, что он дурного не сделает…

* * *

Между станциями Калагеран и Санаин рельсы железной дороги пересекает много маленьких мостов, переброшенных через балки, в которых собираются мутные потоки дождевой воды.

Обходя свой участок, путевой сторож Мовсес остановился на одном из таких мостов. Из балки шел тяжелый запах.

«Должно быть, поезд прирезал какую-нибудь скотинку», – подумал Мовсес.

Он спустился с насыпи в балку. Там, влево от железнодорожного пути, в поросшей кустами шиповника и репьем ямке, виднелось что-то темное.

Мовсес подошел и остановился, потрясенный. Перед ним лежал сильно обезображенный труп человека. Невдалеке от него в траве валялся портфель.

Мовсес поднял портфель, открыл и, увидев в нем деньги, ахнул.

С минуту постояв в нерешительности, Мовсес закрыл портфель и, оглянувшись по сторонам – не видит ли кто, поспешил к своему домику, находившемуся в двух – трех километрах от моста.

Дома Мовсес пересчитал деньги. Никогда еще в его руках не было такой большой суммы! В душе его началась было такая же борьба, как у деда Асатура, когда тот нашел золото в кувшине с медом. Но борьба эта длилась недолго.

«Нет, – решил Мовсес, – деньги колхозные, общественные, их трогать нельзя».

Взяв портфель, Мовсес пошел на станцию Санаин и рассказал о своей находке сержанту милиции Мануку Серобяну.

– Ты из портфеля ничего не брал? – подозрительно посмотрел на сторожа сержант.

– Ничего, белым светом клянусь! – взволновался старик. – Я греха на душу не возьму, не таковский! – добавил он.

В милиции подсчитали деньги, бывшие в портфеле, ознакомились с бумагами. Было установлено, что колхозник из села Личк, Сэто Мартиросян, командированный в Тбилиси за покупками для колхоза, по невыясненной причине упал с поезда и разбился. Произошло это, по мнению врача, с неделю назад.

На следующий день сержант милиции Манук Серобян выехал в село Личк и, вручив председателю колхоза Баграту портфель с деньгами и бумагами, рассказал с происшедшем.

Неожиданное известие очень расстроило Баграта. Он чувствовал, что сердечно привязался к Сэто. Мучила его и совесть: ведь этот мальчик погиб, исполняя поручение, данное ему колхозом!

Безмерно были опечалены и товарищи Сэто.

– Вы понимаете, ведь он же ехал, чтобы купить для нас подарки!.. – всхлипывая, говорила Асмик.

Камо с Арменом сидели на траве понурив головы, а Грикор, отвернувшись, чтобы не видели набегавших на глаза слез, бросал камешки в пасшихся невдалеке телят.

Ну, а Сона?.. Она ведь была матерью, и сердце ее болело и обливалось кровью, как и у всех матерей в мире, теряющих своих детей. Она рыдала, билась, а порой и теряла сознание…

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ СЭТО

Приближался рассвет.

Невдалеке от дома тетки Сона остановился грузовик, и с него сошел Сэто. Грузовик понесся дальше. Сэто стоял в раздумье: как быть, как рассказать матери о потере денег?

Он прожил с неделю в Тбилиси, у дяди Арута, чувствуя себя в его семье нежеланным гостем. Виной этому была жена дяди, не скрывавшая своего недоброжелательного отношения к мальчику. Делать было нечего, надо было уносить ноги, и Сэто уже решил поступить на фабрику, где работал дядя Арут.

О причинах недоброго отношения к нему тетки Сэто узнал нечаянно, ночью. Думая, что Сэто спит, тетка злым голосом говорила мужу:

– И не стыдятся, приезжают из села с пустыми руками!.. Скажи, что бы у нее убыло, если бы она нам прислала несколько кусков сыра?

– Ну, вдова она, тысяча забот да нужд у нее, – пытался смягчить недовольство жены Арут.

– Ты не защищай! Деревенские все такие – жадные да скаредные… А ты еще хочешь, чтобы я ей на платье послала!..

Этот разговор так подействовал на Сэто, что он сразу же решил послушаться совета дяди Арута и вернуться в село. И вот сейчас, без платья, ожидаемого матерью, ограбленный, он стоял на пороге своего дома и не решался постучать. Откуда же он мог знать, что его скупая мать, из-за просяного зернышка поднимавшая ссору с Соседкой, готова была бы отдать и дом свой, и скотину, и жизнь свою, лишь бы сын ее был жив!

«Скоро, – думал Сэто, – все узнают о моем приезде. Товарищи с насмешкой будут слушать рассказ о происшествии в поезде: о воре, о пропавшем портфеле с деньгами. «Знаем, – скажут, – как пропали деньги!» А дядя Артем обязательно мигнет глазом Баграту: «Не говорил ли я, что нельзя доверять овцу волку?»

Нет, о краже портфеля он никому ничего не расскажет. Деньги не пропали. Он скажет так: «Я оставил их у дяди Арута… Дядя велел мне поскорее вернуться в колхоз и начать работать. Он обещал, что все купит сам и пришлет». Только как же на самом деле быть с деньгами?.. Сэто задумался… Ничего, деньги он заработает и пошлет дяде Аруту тайком. Попросит купить самое лучшее ружье и приемники и с кем-нибудь прислать. Об этом Сэто никому не расскажет. Разве только матери. Он упадет ей в ноги, будет умолять, чтобы никому не проговорилась… А что, если она откажет? Не захочет скрыть эту ужасную тайну?.. Всем на селе рассказывать начнет, шуметь, проклинать – лишь бы облегчить сердце…

Он поднял было руку, чтобы постучать, но сейчас же снова опустил ее. Мальчик прекрасно изучил характер матери. Если рассердится, то в течение нескольких минут молчит, а затем вдруг взорвется…

«Нет, сейчас она обрушит на меня весь свой запас проклятий. Пойду-ка я лучше к деду Асатуру, а утром полажу с матерью», – решил он.

Сэто дошел до дома старого охотника и постучал в окно.

– Кто там? – послышался сонный голос старика.

– Это я, дедушка, открой.

Дед вышел полураздетый. Увидев Сэто, он было попятился, но, сразу поняв, что произошло, так обрадовался, так сердечно обнял мальчика, что тот растерялся. «С чего бы это радость такая? – подумал он. – А, дед, должно быть, думает, что я ему ружье привез, ведь он охотник!»

А старик восхищенно вертел Сэто во все стороны, ощупывал его и то и дело повторял:

– Жив?.. Жив?.. Ну, слава небесам!

– Жив, конечно. В чем дело, дед?

– Вот так история!.. Ну, беги скорее к Баграту, а то уедет в поле. Беги, беги!

Сэто не понимал старика. Почему ему надо так рано к председателю бежать? Может быть, он еще спит.

«Что мне спешить? Дядя Баграт теперь обо мне, должно быть, как о разбойнике думает. Но все равно, – размышлял Сэто, – когда-нибудь надо сказать. Пойду сейчас».

И Сэто неторопливо зашагал к дому председателя.

В окне у Баграта мерцал слабый огонек. Когда Сэто постучал, огонек разгорелся сильнее, дверь открылась и на пороге появился сам Баграт.

– Это ты, Сэто? – удивился он.

– Дядя Арут скоро пришлет подарки, товарищ председатель, я ему оставил деньги. Не хотел что попало покупать. Он поищет и пришлет… Самые лучшие, – стараясь скрыть волнение, говорил Сэто.

– Ты ли это, Сэто? Не во сне ли я тебя вижу? – переспросил Баграт.

– Товарищ председатель, это я… Я и к нам домой заходил и у деда Асатура был…

– Что мать сказала? Не лопнуло сердце от радости?

– Да я не постучался… Она, конечно, очень на меня сердита.

– Ну, входи. Как же так, парень? Как ты ожил? – уже смеялся Баграт.

– Товарищ Баграт, – взмолился Сэто, – как это «ожил»?.. Когда же это я умирал?

– Ну, а кого похоронили у Алавердах? И как твой дядя может купить радиоприемники, когда все деньги и портфель твой у меня?

Сэто так и подскочил:

– Деньги нашлись? Вора поймали?..

Баграт все понял и расхохотался.

– Ой, парень, вора вместо тебя похоронили? Тогда рассказывай, что с тобой было.

Рассказ Сэто так развеселил Баграта, что, обняв мальчика, он сердечно расцеловал его.

– А ну-ка, дочка, – приказал он, – оденься да беги скорее, веди сюда тетю Сона. Про Сэто молчи. Скажи: отец срочно по делу зовет.

– Она ночует у сестры! – крикнула из соседней комнаты жена Баграта.

– К ней пусть и побежит… Да, – продолжал он, обращаясь к Сэто, – видел бы ты, что тут было!.. Ну и занятная история! Если бы ты знал, Сэто, как много людей по тебе горевали, какие слезы лили!..

Сэто не сводил с Баграта, этого сурового, но доброго человека, взгляда, полного горячей признательности. А какое счастье было слышать, что люди проливали по нем слезы!.. Чувство собственного достоинства, гордости вызывал в нем рассказ Баграта.

В комнату вошла дочь Баграта – Маро. Она смущенно взглянула на Сэто и сказала:

– Значит, не умер? Как хорошо, что не умер! Вот-то обрадуются Камо, Армен, Асмик!.. А мать твоя. Ну, ее радость мы сейчас увидим. – И она выбежала из дому.

Баграт увел Сэто в другую комнату:

– Посиди здесь. Вам с матерью нельзя сразу встретиться…

Вскоре Маро вернулась, ведя за собой тетю Сона. Сона в смятении остановилась на крылечке: зачем это ее зовут, да еще в такую рань?

– Сестрица Сона, – сказал Баграт, – ошибка одна вышла… Хорошая ошибка, не волнуйся.

Он ввел женщину в комнату и не торопясь, спокойно стал рассказывать уже известную нам историю приключений Сэто.

Сона слушала, не веря ушам, она почти задыхалась от волнения… Наконец, поняв, что произошло, женщина вскочила с места.

– Сыночек мой жив, значит?! – воплем вырвалось у нее. – Дай твои ножки поцелую, Баграт, родненький! – И, опустившись на колени, Сона обняла ноги председателя.

Баграт поднял ее, дал воды, усадил, начал успокаивать.

– Где же он сейчас, мой сынок? – в тревоге спросила Сона.

Из спальни вышла жена Баграта, поцеловала Сона, сказала: «Свет очам твоим!..» После разговора с ней Сона понемногу успокоилась, пришла в себя.

Тогда позвали Сэто. Он вбежал в комнату и, обливаясь слезами, обнял мать.

Жена председателя стояла в сторонке и плакала.

Наутро с происшествии с Сэто узнало все село. Особенно, конечно, радовались наши юные друзья.

В тот же день Баграт написал в Алаверды, начальнику милиции, что Сэто Мартиросян, член колхоза селения Личк, вернулся домой здрав и невредим.

А вскоре председатель колхоза торжественно вручал юным натуралистам подарки. За ними снова был послан Сэто, на этот раз в Ереван.

С удовлетворением смотрел Баграт на своих юных приятелей, получавших заслуженные премии, и черные глаза его светились ласково.

Этим история Сэто и закончилась.

Я остановился так подробно на ней потому, что она сыграла решающую роль в его жизни. Потеряв деньги, Сэто глубоко пережил то угнетенное состояние, в которое неизбежно впадает человек, когда он теряет доверие товарищей, коллектива.

И Сэто дал себе слово жить всегда так, чтобы не лишаться этого доверия.

 

ТАЙНА СЭТО

Тайну Сэто Армен открыл лишь недавно, зайдя однажды к нему за книжкой. Только теперь он понял, почему Сэто был «лентяем», что отвлекало его от школьных занятий.

Всё в его комнате – подоконники, столы, табуретки, полки, верхушки шкафов – было покрыто камнями. Камни грудами лежали на полу, у стен, в углах. Камни большие и малые, разной расцветки, разной формы…

Армен пришел к Сэто в тот момент, когда Сона обрушивала на сына очередной поток своих проклятий:

– Чтоб ты лопнул!.. Что эти камни – разорви тебя! – хлебом тебе станут?.. – И, обращаясь к Армену, вошедшему в это время в комнату, продолжала: – Люди в поле выходят, работают, трудодни зарабатывают, а этот только о камнях и думает. Ни башмаков, ни одежды не напасешься. Только по горам и лазит. А что он оттуда приносит? Вон камни эти… Да пропади они пропадом! Все жилье завалил, проходу нет… – И Сона в пылу негодования начала выбрасывать камни в окно.

Сэто обнял мать, усадил на тахту и сказал спокойно, но твердо:

– Ну чего ты? Ведь я же работаю теперь. Чего ты сердишься?

– Работает, правда, – смягчилась Сона, – но голова его по-прежнему в горах. И ноги-то не вывихнет, хоть тогда бы не мог по скалам лазить!.. Счастье мое такое… И младшего брата с пути сбил… Подумал ли хоть раз, что тысяча нужд у нас всяких?..

И долго еще Сона жаловалась на свою «судьбу горькую» и на «бездельника сына». Наконец она утерла слезы концом передника и ушла.

Зрелище это – груды камней, разбросанных по полу, жалобы и брань тетки Сона – в другое время произвело бы на Армена тяжелое впечатление. Но сейчас он подумал обрадованно: «А мы-то считали Сэто лодырем!.. Вот у него какое увлечение!»

Теперь Армену все стало ясно. До сих пор никто не понимал Сэто, ничего не знал о его стремлениях, а потому и помочь ему не могли, не могли направить его по нужному пути.

Армен взял в руки один из камней, тяжелый и грубый. Светляками поблескивали в нем какие-то яркие пятнышки.

– Не золото ли это? – спросил он.

– Нет, – засмеялся Сэто, – это медная руда. Я нашел ее под Черными скалами.

– А этот черный блестящий камень?

– Черный аспид. Из него в будущем станут делать бутылки для нарзана… А нарзанные источники как раз рядом с местом, где я нашел этот камень.

– Ну, а этот ржавый, рыхлый камень – не слипшийся ком земли?

– Нет, – улыбнулся Сэто, – какая же это земля! Это железо.

– Но ведь оно совсем не похоже на железо.

– И не должно быть похоже. Ашот Степанович говорит, что руды в природе совсем не похожи на изделия из них, которые мы видим в лавках… Погляди, например, вот на этот комок глины. Видишь, блестящая полоска на нем – будто улитка проползла и оставила след. Из этой глины получают алюминий… А этот камень, такой матовый, темный – ведь это белый-белый мрамор! Он так потемнел от ветра, солнца, мороза, жары…

Сэто был в своей стихии. Его черные глаза точно огнем горели. Он воодушевился и одну за другой показывал Армену свои драгоценные находки.

– Посмотри! Ты говоришь, что это совсем не похоже на железо? В самом деле, просто ржавая земля. Тут опять виноват воздух. В книге объясняется: «Кислород, находящийся в воздухе, соединился с железом и вызвал ржавчину». Если мы положим эту руду в огонь, кислород выделится и останется железо… Погляди, что я устроил в хлеву у нас…

Сэто, взяв товарища за руку, повел его в старый хлев, где в одном углу было устроено что-то вроде горна с прилаженными к нему кузнечными мехами. На земле около горна валялись куски каменного угля.

Армен оторопел от удивления.

Сэто даже не спрашивал товарища, интересует ли его все это, есть ли у него время слушать его, Сэто, рассказы, рассматривать его камни. Увлеченный близким его сердцу делом, он лихорадочно раздувал мехами огонь и ворочал в нем кусок ржавой руды. Наконец, выхватив щипцами из горна какой-то пылающий, сыплющий искры твердый комок, он торжественно показал ею Армену:

– Вот тебе и то железо, которое ты видел… А знаешь, сколько железа в наших горах?.. И не только железа. Чего-чего только нет у нас!.. Вот, посмотри…

Сэто нашел в одном из углов хлева какой-то камень и поднял его:

– Знаешь, что это за камень? Это обыкновенный базальт. Ты бы просто повертел его в руках, да и бросил, а ведь из него можно выплавлять изоляторы!

– Откуда ты это знаешь?

– Откуда? Из книг знаю. И учитель много рассказывал на уроках естествознания Я его так люблю слушать!.. Да одни ли только эти руды есть в наших горах!

Сэто посмотрел на Армена с видом превосходства и продолжал с воодушевлением:

– За Чанчакаром, повыше, есть небольшое ущелье, знаешь? Видел, там в одном месте пробита земля и перед дыркой этой шлак раскидан?

– Видел.

– Дед Асатур говорит, что там плавили руду наши предки. Они умели приготовлять такие сплавы, что о щиты, сделанные из них, мечи врагов крошились, как сухари…

Сэто помолчал, потом немного смущенно добавил:

– Правду сказать, меня сейчас руды интересуют уже меньше. Я там же, на Чанчакаре, такие скалы нашел, что дух захватило: базальт, мрамор, да какой мрамор! Белый как снег, с розовыми жилками, черный с желтыми узорами – будто цветы раскиданы, зеленый… Дворцы можно строить из этих камней!

– Ну и молодец же ты, Сэто! Как много ты знаешь!

Сэто смущенно улыбнулся:

– Скажешь тоже – много! Еще так много есть камней, которых я не знаю. Вот погляди на эти. Я так и не понял до сих пор, что это такое. Хочу у Ашота Степановича спросить… Погоди, я тебе еще что-то покажу…

Сэто порылся в стойле, нашел в нем небольшой мешочек, похожий на кисет для табака, и протянул его Армену:

– Как ты думаешь, что в нем?

Армен взял мешочек. В нем было что-то вроде песка, желтоватого, словно поблекшего.

– Это похоже на махорку, но тяжелое, как металл… Что это может быть?

Глаза у Сэто засияли.

– Можешь себе представить, – сказал он в восхищении, – золото!.. Настоящее, чистое золото! Его весной принесла с гор вместе с песком наша речка. Но оно не блестит – вероятно, опять виноват воздух, а может быть, есть примесь какая-нибудь, точно не знаю.

– Но этот золотой песок надо отдать государству, – сказал Армен. – Надо сообщить о находке.

– Конечно, отдам. Я уже сказал и Ашоту Степановичу и его товарищу. Мне кажется, что много богатств скрыто в наших горах. Вот я и ищу их. Скоро к Севану будет проложен железнодорожный путь. Знаешь ли ты, какое будущее ожидает наш севанский край! Какие сокровища есть тут у нас!..

В черных глазах Сэто светилась счастливая улыбка.

Армен задумчиво молчал. Сильное впечатление произвели на него рассказы Сэто. Было в них нечто свежее, светлое. А Сэто, раскрыв свою тайну Армену, стоял теперь перед ним, как ученик, ожидающий решения учителя.

Наконец Армен заговорил:

– Знаешь что, Сэто? Все это хорошо: ты, оказывается, был не тем, за кого мы тебя принимали. Но ничем нельзя оправдать ни того, что ты убегал из школы, ни твоих других нехороших, сейчас мне совершенно непонятных поступков… Теперь мне твой путь ясен – ты будешь геологом. Но, чтобы стать настоящим геологом, нужно образование. Для этого нужно учиться, учиться… Мы поговорим с Арамом Михайловичем и с нашими гостями – геологами. Ты поедешь в Ереван, поступишь в университет, на геологический факультет. Ашот Степанович поможет тебе… Какой ты, однако, занятный парень! – закончил Армен и так радостно, так тепло обнял товарища, что тот искренне расчувствовался.

– Конечно, я сделаю так, как ты советуешь, – сказал Сэто. – Обязательно сделаю…

 

НОЧЬЮ НА БЕРЕГУ ОЗЕРА

Два неразлучных друга – Камо и Армен – лежали на зеленом берегу озера Гилли и читали. Один с головой погрузился в «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, другой – в рассказы о челюскинской эпопее.

– Ну, на что мы годны? – вскочил вдруг с места Камо. – На что мы годны? Ведь дальше нельзя так! Тебя я спрашиваю, Армен!

Молодая кровь бурлила в нем, жаждала необыкновенных подвигов. Сила Камо росла, мысли становились шире, характер беспокойнее, крепла вера в то, что никакие препятствия не устоят перед ним.

Армен же за последний год стал более молчаливым, более замкнутым и сосредоточенным. Он обладал горячим воображением, мечтательным характером. Спокойно светились его добрые, умные глаза.

– Тут нужно не только желание, – сказал он, – нужны и знания. Надо быть геологом, знать структуру, строение гор… Силой одной ничего не возьмешь.

– Ты опять – терпение, терпение!.. Я покоя не нахожу, а ты хоть бы что! – взволновался Камо. – Как ты можешь говорить так спокойно, в то время как поля нашего колхоза гибнут без воды.

– Не горячись! Подумать надо. А пока идем домой, поздно.

– Я отсюда никуда не уйду. Здесь так хорошо, прохладно!.. Я уже сказал матери, что сегодня не вернусь.

– Что же, ты здесь ночевать будешь?

– Здесь такой свежий, чистый воздух! Надо дураком быть, чтобы уйти отсюда и спать в душной комнате.

И Камо начал обламывать верхушки камышей, готовить себе «мягкую постель».

– Пожалуй, и я останусь. Буду смотреть на звезды и слушать, как шумят камыши, – соблазнился Армен.

Мальчики легли и снова углубились в свои книги.

Наконец солнце зашло. Озеро помрачнело и, взволнованное вечерним ветерком, заплескалось в своих берегах. Из глубины камышей снова раздался жуткий голос «водяного». В сумерках он становился еще более таинственным и страшным.

– Ты говоришь: «Не горячись». А как не горячиться, когда мы даже в том, кто это там ревет, разобраться не можем! – с досадой сказал Камо, захлопывая книгу.

Армен не ответил. Он смотрел на верхушки гор, сверкавшие в огненных отблесках вечерней зари, и о чем-то думал.

Налетел ветерок, спутал у мальчиков волосы, зашумел в камышах, покрыл морщинами зеркальную поверхность озера. С мягким шелестом набежали на берег мелкие волны, тихо зашуршал стронутый ими с места песок. Одна за другой прилетали с полей стаи уток, с плеском садились на воду в своих заводях и, тихо посвистывая, засыпали.

На небосвод выплыла луна и закачалась в темном зеркале озера. От воды поднялась прохлада и освежила истомленную зноем землю.

Все в природе погрузилось в сон. Не спали одни лишь лягушки – все слышнее становился их концерт в камышах, да выдры бродили по прибрежному песку, оставляя на нем следы своих мокрых широких лап.

Товарищи проговорили до поздней ночи, делясь надеждами и мечтами, волновавшими их юные сердца. Но наконец сон овладел и ими…

Заря еще не занималась, когда Армен открыл глаза, разбуженный резким криком какой-то болотной птицы. Озеро еще мирно дремало, но вершины хребта уже посветлели – утро вставало на них и медленно спускалось вниз. Неподвижно стояли вокруг спящей красавицы – озера, словно ожидая ее пробуждения, молчаливые великаны-горы.

Проснулся и Камо, вскочил, сделал несколько резких движений руками и глубоко вдохнул свежий утренний воздух.

– Ну, пошли? – улыбнулся он Армену.

Ребята шли к селу по дороге, проложенной среди колхозных полей. Здесь раньше были болота. Колхоз их осушил и посеял тут пшеницу. Эти земли засуха затронула мало. От пропитанных утренней свежестью посевов исходил такой чудесный аромат, такими нежными, ласковыми голосами перекликались перепела, что Армену все вокруг казалось каким-то сладким сном.

На краю села их остановил окрик:

– Эй, кто там? Стой!

Смутно маячивший в утреннем сумраке человек прицелился в них из ружья.

– Это мы, дедушка, свои…

– Откуда вы, сынки, в такую рань?

– У озера спали, на берегу.

– Ох, а хорошо на берегу поспать! – не без зависти сказал старик. – В молодые годы я часто спал так. – Он набил трубку и неторопливо продолжал: – Лежу, гляжу на небо, на звезды, к голосам земли прислушиваюсь. Прислушиваюсь и думаю: не одни мы в этом мире живем и дышим. Вот и озеро дышит. Когда ему радостно, оно смеется, как молодая девушка, а в дождь и бурю ярится, бушует, брызжет пеной… А ветер, а скалы, а камыши?.. Слышал ты, Камо, как стонут и плачут камыши, когда в осеннюю непогоду их треплет ветер? Словно птенцы-сироты…

Мальчики молча слушали: влюбленный в природу дед Асатур был в своей стихии…

– Да, все живет, – продолжал он рассудительно. – Даже Дали-даг. Разве раз в сто лет не сходит он с ума, не рвется, как пес на привязи, дышит огнем и плюется лавой?.. А вот те деревья, листы, травы, цветы – разве ты не видишь, как хиреют, томятся, умирают они, если нет воды?

Старик умолк и взял в рот свою старенькую трубку. Он всю свою жизнь прожил среди природы и поклонялся ей. Мысли деда казались Камо, конечно, странными, но он не удивлялся. Слабости старика с избытком покрывались его знанием природы родной страны. Природу он знал, как свои пять пальцев, а за это Камо прощал ему многое. Довольно было деду взглянуть вечером на небо, и он мог безошибочно сказать, будет завтра дождь или не будет. По звездам он определял время, по ветру решал, каков будет урожай. И чего-чего не знал дед Асатур!

– Дедушка, откуда же нам добыть воду для полей? – вдруг спросил Камо. Видно было, что философствования деда не доходят до него – все мысли мальчика были поглощены водой.

– Откуда?.. Если скажу откуда – проведешь?

– Проведу.

– Сможешь, например, сквозь Дали-даг тоннель пробить в десять километров?

– Тоннель?.. Зачем?

– А чтобы воду с верхушки горы провести в село.

– Да разве на вершине Дали-дага есть вода?

– Есть, а как же… конечно, есть… Очень красивое озеро. Да до него нелегко дойти, высоко очень. Там в июле еще снег лежит. Холодно там чертовски. Только летом добираются до него олени и горные бараны.

– Как, и олени, и бараны? – встрепенулся Камо.

– Ну да, чего ты удивляешься?

Камо задумался.

– Дедушка, – спросил Армен, – почему же ты нам не говорил, что вода есть на самой вершине, во впадине? А ну пойдем, расскажем об этом озере товарищу Ашоту.

Взяв деда под руки, мальчики повели его в село.

Приход ранних посетителей всполошил геолога.

– Что случилось? – сорвался он с постели.

– Воду нашли, но очень далеко – на вершине горы, – сказал Камо.

– Ну, дед, что ты скажешь об этой воде?

– Что сказать мне, сынок? – ласково глянул дед на Ашота. – Далеко оно, это озеро. В облаках затерялось. А какие там цветы! Красоты неописуемой… Когда мой кум Мукел был пастухом, погнал он как-то овец на вершину Дали-дага, к этому озеру. «Пусть, – говорит, – этой бессмертной травки покушают, этой живой воды попьют – дольше жить будут». Воду в этом озере деды наши «живой водой» называли. Говорили, будто жизни прибавится, если попьешь… Ну, пригнал он овец, а они, беспокойные, разбрелись по всему лугу – никак не соберет… Рассердился на них кум Мукел. Взял свою дубинку да как бросит в них! А дубинка у него тяжелая была, кизиловая, с железным концом. Попала она не в овец, а в озеро и пошла ко дну. Пожалел кум Мукел свою дубинку, да что поделаешь! А через несколько дней вдруг приносит ее ему сосед Акоп. «Акоп, – говорит кум Мукел, – где ты ее нашел?» Что же, ты думаешь, отвечает Акоп? «На озере Гилли, – говорит, – нашел». – «Как же так?» – «Да так: выловил из озера».

Геолог задумался.

– Это сказка… Под землей дубинка такого пути не одолеет. Где-нибудь да застряла бы. Но тут что-то есть, надо расследовать. Знаешь, что, дедушка? Уже светает, давай возьмем ребят и пойдем на гору. Может быть, мы откроем тайну твоего каменного вишапа, – сказал он и начал одеваться.

– Эх, сынок, – вздохнул дед, – уж сколько-сколько раз в старые годы постигала нас засуха, сколько раз выгорали поля и народ с голоду помирал, а кто мог – бежал отсюда! Сами мы разве не искали выхода? Искали, да не нашли.

– А мы, может быть, и найдем.

– Ну что ж, – согласился старик, – пойдем, хотя толку не будет. Зато я вам горных баранов покажу. Мало, что вы о них в книжках читали, надо своими глазами поглядеть. Тогда у вас в голове кое-что останется.

День разгорался все больше, а пока они подняли с постели соню Грикора, и солнце взошло.

У фермы мальчики застали Сэто. Он безропотно выполнял распоряжения Асмик: таскал на плечах из склада корм для птенцов, чистил помещения фермы и вообще делал все, что только Асмик находила нужным.

– Сэто, ты ведь сын рыбака? – спросил его Камо.

– Да. Разве ты не знаешь?

– Потому и спрашиваю. Ты хорошо и плавать и нырять умеешь?

– Со мной и рыбе не помериться.

Камо дружески положил ему руку на плечо:

– Ступай домой, возьми еды, лапти надень. На гору идем, в башмаках не годится.

– Знаю, – сказал Сэто и радостно помчался домой.

Пришел геолог Ашот Степанович. Он был в походной одежде – с головы до ног облачен в брезент. Не только куртка и брюки, но и фуражка на нем была брезентовая. С плеча свисал мешок (тоже из брезента) с геологическими инструментами.

Ашот Степанович отозвал Армена в сторону и долго с ним о чем-то тихо беседовал.

Камо завистливо поглядывал в их сторону и тщетно напрягал слух, стараясь узнать, о чем они говорят. Услышал он всего лишь несколько слов, сказанных Арменом, но не понял их значения.

– Да… – говорил Армен. – И у меня такое же предположение. Керосин может помочь нам… Хорошо.

Армен вернулся к товарищам. Его большие черные глаза блестели как-то особенно.

– Подождите с полчаса, у меня есть одно серьезное дело, – сказал он и убежал.

Разыскав председателя колхоза Баграта, Армен долго говорил с ним. О чем – осталось неизвестным. Однако в результате этого разговора счетовод Месроп получил распоряжение, вызвавшее у него недовольство:

– А как оформить? Счетовод должен знать, для какой цели выписывается то или другое из склада.

На этот раз Месроп был прав. Но Армен был убежден, что, даже получив необходимые объяснения, счетовод все-таки будет против – так не любил этот человек юннатов.

– О цели ты потом узнаешь. Наш ученый не хочет открывать своей тайны, – улыбаясь, сказал, председатель. – Я думаю, юные натуралисты заслуживают доверия – мы можем отпустить пятнадцать литров керосина, не спрашивая пока, зачем он им понадобился.

На складе Армену выдали пять стеклянных трехлитровых бутылей с керосином.

Тщательно их закупорив, мальчик вернулся к товарищам.

– Пусть каждый из вас возьмет дома по одному старому мешку и придет в колхозный склад, – распорядился он, – а я пока сбегаю к Араму Михайловичу.

Ребята в недоумении переглянулись.

– Ну, чего вы удивляетесь? Не ясно разве? Баграт нам на дорогу еду дает! – обрадовался Грикор и понесся домой за мешком.

Но каково же было его разочарование, когда на складе в его мешок была уложена не еда, а большая бутыль с керосином!

– Это что за шуточки? – готов был рассердиться он.

– Дай и нам пошутить, – засмеялся Армен. – Ну, берите каждый свою долю, что стали!.. Зачем берем? Не скажу пока зачем, потом узнаете.

– Ученый парень, без ума ничего не сделает, – помог Армену дед.

Он тоже взял бутыль с керосином и уложил в свою кошелку.

«Страшно интересно, что придумал Армен?» – пыталась разгадать эту загадку Асмик.

Взвалив на плечи мешки с их странным грузом, ребята вместе с приезжими геологами двинулись в поход.

 

В КРАТЕРЕ ВУЛКАНА

С трудом одолевая гребни и расщелины горы, поднимались наши путешественники на вершину Дали-дага. Тропинки были узки и едва проходимы. Жара томила. Раскаленный воздух опалял лица. Асмик, которая вначале козой перепрыгивала с камня на камень, шла теперь тяжело дыша и часто останавливалась. Армену тоже было нелегко, но он боялся, что его усталость заметит Асмик, и старался не отставать от бодро шедшего впереди Камо. Грикор шел, ни на минуту не умолкая и развлекая товарищей веселыми шутками.

Уверенной поступью охотника, не торопясь, но и не замедляя шага, шел дед Асатур. Он подбадривал молодежь:

– Ну, миленькие, прибавьте ходу! Немного, совсем немного осталось.

Самым бодрым и неутомимым был Камо. Порой, чтобы удивить товарищей, он, как молодой олень, с разбегу взлетал на какую-нибудь вершинку и с гордым видом смотрел оттуда вниз, на отставших спутников. Лицо мальчика пылало от горного воздуха, глаза сверкали от возбуждения и, вероятно, от мысли, что он и его товарищи затеяли дело, полное таинственности и приключений.

Крепок, как Камо, но более вынослив, был новый их спутник, Сэто. Он был в своей стихии. Худощавый, мускулистый, легкий, он без усилий одолевал трудные горные тропинки. Все его внимание было обращено на скалы, на прослойки пород в них. Он то и дело выламывал или подбирал какие-то камни и прятал их в свою сумку. С ребятами Сэто почти не говорил и все время вертелся около геологов, внимательно прислушиваясь к их разговорам, присматриваясь к тому, что они делают. Глядя на него, товарищи только посмеивались добродушно – теперь они знали его тайну.

Понемногу Сэто начал отставать: слишком тяжелы стали набитые камнями сумка и карманы. Наконец он не выдержал и высыпал все собранные камни в укромном уголке под скалой. «Возьму их на обратном пути», – подумал он и легкими прыжками помчался вслед за товарищами…

Но вот они и дошли.

– Ох, и места же здесь! – вскрикнул Камо.

И в самом деле, то, что открылось здесь перед его глазами, было разительной противоположностью каменистым, выжженным солнцем южным склонам Дали-дага.

В рамке изумрудных, покрытых весенними цветами горных лугов лежало изумительно красивое озеро. Оно было таким светлым, таким прозрачным, что, стоя на берегу, можно было различить каждую песчинку на его дне. Выше, на зубчатых гребнях горы, еще лежал снег. Он таял и певучими ручейками стекал в озеро.

– Ах, как красиво! – вырвалось у Асмик. – И козы! Камо, погляди – дикие козы!

По противоположному берегу озера, уходя к покрытым снегом гребням, стремительно мчались стройные животные. На мгновение они остановились, прислушались и скрылись за камнями. Лишь одно из них, с загнутыми назад огромными рогами, остановилось на гребне и, вытянув шею, следило за движениями незнакомых двуногих существ.

– Это не козы, – сказал дед, – это горные бараны. Помешали мы им, не дали воды напиться.

– Ах, это не козы, а дикие бараны, муфлоны, да? Я о них читал, – сказал Армен.

– Да, бараны, – подтвердил дед. – Смотрите – сами они рыжеватые, а зады белые. Ну, ведь все дикие животные, чтобы их не заметили, принимают цвет травы, камня, земли… Так вот, вы мне, быть может, скажете, для чего же эти белые зады, а?

Мальчики смущенно молчали.

– Ну, а я вам скажу, – самодовольно погладил бороду дед. – Это для того, чтобы темной ночью ягненок мог видеть, куда убегает мать, и не отставать от нее.

– Ты как-то убил барана с громадными рогами. Это был самец. Почему же и у него зад был белый? – спросил Камо, думая смутить этим вопросом деда.

– А как ты думаешь, почему? – вопросом на вопрос ответил дед, и под усами у него заиграла насмешливая улыбка.

Камо молчал.

– Это был вожак стада, – объяснил старик. – Вожак знает узкие тропинки, по которым нужно убегать от волка. Бежит он по знакомым ему дорожкам, а за ним и все стадо. Белое пятно-то видно ведь в темноте!.. Зачем у грузовиков иногда белые круги на борту сзади? Затем, чтобы машины не врезались ночью одна в другую… Вот так и у баранов. – Дед оглядел своих слушателей и продолжал: – У горных баранов есть привычка в беге цепочкой вытягиваться. Потому-то сзади у них белое пятно, чтобы ночью не терять друг друга. Вот и бегут они цепью, на эти белые пятна поглядывая. Не будь их, ягненок потерял бы мать, стадо – вожака и многие попали бы волку в зубы или попадали со скал…

Грикор веселыми глазами посматривал на товарищей и, казалось, говорил: «А ну, что скажете на это?»

– Так-то, родненькие, так-то, родненькие, – приговаривал дед, – это вам не мацун хлебать. Надо природу изучать. Видите, как все умно устроила природа!

– Это не природа устроила, – возразил Армен. – Животные приобрели такие свойства в борьбе за существование.

Армену было досадно, что сам он не сумел объяснить явление, ключ к которому давала теория Дарвина.

– Как не природа? – снова вспыхнул старик. – Кто это сказал?

– Дарвин.

– Откуда мог знать об этом Дарвин? Я шестьдесят лет рыщу, как волк, за стаями диких баранов, ползком следую за ними, а все еще не знаю хорошо их жизни. А твой Дарвин, оказывается, знает?..

Старик расшумелся и, по старой привычке, схватился за рукоять кинжала. Мальчики добродушно смеялись.

– Дедушка, ты бы подстрелил одного, – попросил Грикор. – Хорошо бы шашлык сделать…

– Поди подстрели! Не видишь, сторожа поставили? Подойди только – сразу даст знать. Пулей с места сорвутся. Глазом моргнуть не успеешь, как они по ту сторону горы будут. Горного барана подстрелить нелегко, и не каждому охотнику это по силам.

Старик сел и вынул кисет с табаком.

– Эх, молодость, молодость! – взволнованно продолжал он. – Где-то ты, моя молодость?.. Сколько раз я прятался здесь, вон за теми камнями, выслеживая баранов… Не подумайте только, что я стрелял в них, когда они воду пили! – повысил голос дед.

– А как же ты убивал их? – спросил Грикор.

– Как мужчина! Давал знать – здесь я, мол. Они убегают, а я стреляю… Да не очень-то убежишь от моей пули!..

– Совершенно ясно, озеро это было раньше кратером вулкана, – сказал Ашот Степанович, подходя к ребятам. – Поглядите на его форму – настоящая воронка. Вообще Армения – страна потухших вулканов. Когда вулкан этот потух, кратер покрылся лавой, образовалась чаша. Снег весной таял, вода стекала в эту чашу – вот она и стала озером. Но какое же оно красивое! Найдется ли художник или поэт, которые сумеют передать его очарование!.. А наши предположения верны, Армен. Действуй! Из формы озера, характера кратера мы уже вывели определенные заключения. Так оно и будет.

«Что же это за тайна такая?» – сгорала от любопытства Асмик.

А мальчики прислушивались к загадочному разговору между геологом и своим товарищем, и Армен в их глазах, казалось, рос, становился выше.

– Не подняться ли нам на ту вершину? Поглядим, что за ней лежит, какие там места, – сказал Камо.

Оставив бутыли с керосином на берегу, они стали взбираться на одну из конусообразных вершин, окружавших озеро. Хотя уже было начало июля, но вершину, на которую указал Камо, покрывала нежная зеленая травка. Весна, поднимавшаяся из ущелья, только что дошла до этих высот.

– Подснежники, подснежники! – в восторге воскликнула Асмик, увидев белые цветы.

Толстый слой снега лежал еще во многих складках горы и, тая, струйками воды, блестевшими в траве, стекал к озеру.

Асмик первая взбежала на вершину. Оттуда донеслись ее восторженные возгласы:

– Идите, идите скорее! Поглядите, какой новый, чудесный мир виден отсюда!

Вслед за Асмик на гребень горы поднялись остальные наши путники и остановились, пораженные.

 

«КАВКАЗ ПОДО МНОЮ…»

Необычайно красивый вид открывался со склонов Дали-дага, обращенных к северу. Это был совершенно новый, незнакомый ребятам до сих пор мир высоких, покрытых густыми лесами вершин и ущелий. Многочисленные отроги Малого Кавказского хребта спускались параллельными рядами к долине реки Куры и там обрывались. У самой границы Ирана, у реки Аракс, где кончается Малый Кавказ, высокие горы снова сходились, сталкивались, взбирались одна на другую, росли, словно стараясь дотянуться до неба, и опять расходились лабиринтом морщинистых кряжей. Дремучий, девственный лес покрывал склоны и подножия гор, оставляя открытыми только их вершины. Но и они не были обнажены – по ним стлались сочные горные луга с ярко-изумрудной травой и пестрыми цветами. То тут, то там в глубине лесных чащ высоко над деревьями поднимались одиночные скалы, тоже зеленые. Нашедшая приют в расщелинах камней ползучая поросль прикрывала их наготу.

Воздух был чист и прозрачен. Пышный зеленый мир расстилался вокруг: серебряные ленты рек, плодородные долины, поселки в изумрудной рамке садов и полей.

В лесистом ущелье длинной волнистой струйкой вился дымок: это шел поезд. Взбираясь на Армянское нагорье, он должен был пробежать через многочисленные пробитые в скалах тоннели.

Далеко-далеко впереди, на горизонте, похожие на мулл в белоснежных чалмах, стояли горы, покрытые облаками.

На севере исполинской стеной поднимались хребты Большого Кавказа. На востоке темной чертой – тучами в лазури неба – тянулись к Каспийскому морю цепи гор, поросшие лесами. На юге вытянулись в ряд иранские карадагские кряжи, на юго-западе – мрачные турецкие хребты. На западе поднялись высоко в небо величественные вершины Грузии, вечно зеленые, вечно молодые, вечно радостные, как и обитатели их подножий… Совсем же рядом с Дали-дагом дымились покрытые фиолетовой фатой горы Казаха.

Силуэтами фантастических храмов, замков, башен вырисовывались каменистые гребни гор на светлом фоне небосклона.

Всюду, куда ни падал взор, – потухшие вулканы, кряжи, хребты, лабиринты ущелий и теснин. Словно весь край здесь был сложен из фантастических громад и глубоких пропастей.

Внизу, в ущельях, неожиданно возникли какие-то белые клубы, похожие на облака. Они росли, становились больше, тяжело и грузно поднимались вверх… Поднялись, расплылись, наполнили ущелья густым молочно-белым туманом. Лишь кое-где верхушки гор торчали из него, словно острова в море…

На такой вершине-острове, над белым морем тумана, стояли и наши юные герои. Они молчали, не находя слов для выражения своего восторга. Да и какими словами можно списать восхитительный горный мир Кавказа, с такой необычайной силой привлекающий к себе поэтов!..

С вершин повеял свежий ветер и взволновал молочное море тумана. Оно колыхнулось и стало спадать, один за другим обнажая потерявшиеся было хребты, скалы, холмы.

Все ниже и ниже опускался и редел туман. Вот он наконец и у берегов Куры и, рассеиваясь, уходит, открывая поросшее пышной зеленью Казахское ущелье с прорезающей его рекой Акстафой.

– А что это за гора? – спросил Армен, указывая на мерцавшую на севере серебряную вершину. – Какая высокая – выше облаков! По-моему, это Эльбрус… Сейчас проверю по карте.

– Или Казбек, – сказал Камо. – Они не так далеки друг от друга.

– Может быть, и Казбек. – Армен развернул небольшую карту и старался определить расположение гор. – Нет, это Эльбрус. А где же гора Двал, дедушка? – обратился он к старику.

– Вон она, та голая гора, а на ней рыжие полосы. Видите, идут завитками. Это дорога в Степанаван с ее поворотами.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, дед внимательно разглядывал одну из многочисленных гор, скопившихся на северо-западе.

– Дорога в Степанаван? Бывший Джелал-оглы? Ведь по этой дороге сто двадцать лет назад проезжал Пушкин, – сказал Армен.

– Неужели та самая? – спросила Асмик. У нее разгорелись глаза. – Я ведь читала об этом. Не на этой ли дороге он встретил арбу с телом Грибоедова?

– Ну да, на этой… Там, на вершине, есть родник, у которого Пушкин останавливался и пил воду. При советской власти над родником воздвигли памятник. Молодой скульптор изобразил на камне Пушкина, верхом едущего в Арзрум, – сказал Ашот Степанович.

Армен мечтательно глядел на дальнюю гору, на дорогу, освященную стопами прошедшего по ней Пушкина. И мальчик неожиданно, с чувством продекламировал:

Словно завороженные, слушали его ребята. Слушал и Сэто, и глаза его светились мягким, добрым и печальным блеском.

Долго стояли так ребята, любуясь этим новым для них, прекрасным миром. Первым опомнился Камо.

– Поздно, идем, – поторопил он товарищей.

Они вернулись, взяли свои мешки и, перепрыгивая с камня на камень, спустились к озеру.

Геологи остались на вершине, продолжая свои записи. Их интересовала структура этих гор.

Зеленый луг, окружавший озеро, был, казалось, покрыт пышными, многокрасочными восточными коврами: так много было на нем цветов.

Сидя на берегу, ребята любовались плескавшимися в водах озера дикими утками. Непуганые птицы, казалось, и не замечали присутствия людей.

Солнце освещало глубины озера, выделяя каждый камешек, каждую песчинку на его дне. В ярких лучах, прорезавших воду, искрились серебряные бока рыбы краснушки.

Армен сидел поодаль над листком бумаги и сосредоточенно грыз карандаш.

Асмик заметила, что у него от волнения дрожит рука. Подмигнув товарищам, девочка шепнула:

– Тсс…

Но Камо, не церемонясь, потянул Армена за рукав:

– Ну-ка, что ты там написал? Прочитай-ка нам, Армен! Я уверен, у тебя получилось прекрасно. Ведь здесь все, что нужно поэту: озеро, цветы, горный ветерок и, наконец… – Камо лукаво поглядел в сторону Асмик и улыбнулся.

Армен покраснел и хотел спрятать свое произведение, но Грикор подскочил и быстро вырвал листок у него из рук:

– Ну, чего ты ломаешься? Давай почитаем!

Уморительно гримасничая, Грикор опустился на колени перед Асмик. Одну руку он крепко прижал к сердцу, а в другой были стихи Армена.

Листок со стихами Грикор держал вверх ногами, и то, что он начал «читать», он тут же и сочинял. Подражая народным певцам – ашугам, Грикор притворно жалобным голосом продекламировал нараспев:

«Дочитав», Грикор отдал листок Асмик и, припрыгивая на одной ноге, сбежал к озеру. Тут он, как был в одежде, бросился в воду.

Ребята смеялись до упаду.

Грикор вылез из воды и, выжимая мокрую одежду, сказал:

– Вот теперь я понимаю, почему мать обливает клушек холодной водой, – у меня сразу весь пыл прошёл.

С веселыми возгласами ребята окружили Асмик. А Камо выхватил из ее рук листок со стихотворением и с пафосом прочел:

– Браво, браво! – закричали все и побежали разыскивать Армена, в смущении спрятавшегося где-то за камнями.

А не спрятаться он не мог, потому что и на другой стороне листка было несколько строк, которые Камо, не пожалев товарища, прочитал тоже вслух:

– Кому посвящены эти строки? – спросил, улыбаясь, Камо и погрозил пальцем Армену.

Все, точно сговорившись, посмотрели на Асмик. Девочка до кончиков ушей залилась румянцем и, отняв у Камо листок со стихами, убежала.

 

У ГОРНОГО ОЗЕРА

– Ребята! – воскликнул Камо, входя в роль командира. – Мы, то есть юные натуралисты села Личк, с участием старого натуралиста деда Асатура и под руководством научных сотрудников Академии наук Армянской ССР, выступили в поход, для того чтобы обследовать это озеро и установить, нет ли связи между ним и озером Гилли. Наши геологи сообщили мне, как вашему руководителю, о результатах геологического исследования этого озера. По их предположению, вода озера просачивается сквозь его дно. Не так ли, Ашот Степанович?

– Безусловно. Дно озера сложено из вулканической лавы, да и вообще вся эта гора вулканического происхождения. Поэтому она пориста, и вода легко может проникать в ее недра. Дальше!

– Затем, – продолжал Камо, – мы знаем, что на дне Гилли есть родники, многоводные, как реки. Мы знаем, что на склонах этой горы был Великий Источник. Помните, о нем сказано в записи, сделанной в кувшине? Мы также слышали, что дубинка кума Мукела упала в озеро, а выплыла в Гилли. Можно, значит, думать, что вода стекает отсюда вниз, проходя под склонами гор, под нашими полями… Поэтому мы должны немедленно приступить к делу…

Он замолчал и задумался. Хорошо сказать – «приступить к делу»!

Но как приступить, с чего начать?.. Камо этого еще не знал.

– Надо изучить дно озера, – шепотом подсказал ему геолог.

– Да… да! – обрадовался Камо. – Раздевайтесь. Приступаем к изучению дна озера.

– Брось! Кто полезет в такое холодное озеро! – возразил Грикор. – Где это озеро, где Гилли!.. Выдумал!

– Ничего не выдумал, – вмешался Армен. – Вы только поглядите, сколько воды поступает в это озеро. Раз, два, три, четыре… Вода из четырех ручьев, не считая дождевой. Ведь весь снег на этих гребнях тает и тоже стекает в озеро.

– А ведь и в самом деле! – сказал Камо. – Сколько воды, а незаметно, чтобы уровень озера повышался. Да оно бы и не вместило ее.

– Может быть, испаряется? – предположила Асмик.

– Нет, здесь холодно, большого испарения быть не может, – отрицательно покачал головой Ашот Степанович. – Здесь, несомненно, есть где-то утечка, иначе кратер наполнился бы водой по самые края и она стала бы через них переливаться. Ведь из всех озер Армении вытекают реки и речки: и из нашего Севана, и из озера на вершине Алагёза, и из озера Айгер-лич, и из озера Арпа, и из озера Ганлы-гёл на вершине Ахмахана, и из озера горы Капуджух. Эти озера мы видели сами. Все они – проточные. В природе есть определенная закономерность. Если это озеро непроточное, значит закономерность почему-либо нарушена. Вот и надо выяснить: почему.

Дед Асатур не принимал участия в этом разговоре. Не спуская глаз, наблюдал он за гребнем горы, где недавно стояли горные бараны. Старый охотник знал, что один из них останется и будет осторожно следить за всеми движениями пришельцев.

– Ну, вы подумайте, как узнать, что делается на дне озера, а мы продолжим наши исследования, – обратился к ребятам Ашот Степанович.

И геологи направились к нагромождению камней, видневшемуся у противоположной вершины.

– Я хочу, чтобы мы здесь играли только роль консультантов, – сказал Ашот Степанович своему товарищу. – Помнишь, о чем мы говорили в день своего приезда с Арамом Михайловичем? Ты видишь, я все время стараюсь держаться в стороне. Пусть инициатива остается в руках у ребят. Мы будем вмешиваться только в крайнем случае, если они будут делать какие-нибудь ошибки.

– Ты прав. Они на верном пути и теперь сделают всё сами… А вот и камни, выброшенные вулканом. Ударь-ка молотком, поглядим…

А на берегу озера Камо торопил ребят:

– Покажи-ка, Сэто, что ты сын рыбака!

Сэто первым бросился в озеро. Он и на самом деле плавал и нырял, как рыба. За Сэто последовали остальные мальчики.

Нежные форели в испуге взметнулись и торопливо попрятались.

Вода в озере была такой холодной, что ребята, синие, дрожащие, почти тут же выскочили на берег.

Согревшись, они снова влезли в воду, и Сэто попробовал доплыть до середины озера.

Вернувшись, он взволнованно сообщил;

– Ребята, там посередке вода кругами идет!

Мальчики всмотрелись. Действительно, в центре озера вода кружилась и бурлила, взбивая пену.

– Позовем ученых… Ашот Степанович! – крикнул Камо. – Посмотрите на середину озера!

Геологи подошли, поглядели на озеро. Потом Ашот Степанович что-то сказал товарищу, и тот утвердительно кивнул головой.

– В дне озера, – сказал Ашот Степанович мальчикам, – есть дыра. Вода уходит через нее в недра горы… Браво, ребята, вы сделали важное открытие!

Армен самодовольно улыбнулся.

– Но отчего же эти круги? – спросил Грикор.

– Налей-ка воду в дырявую посуду и погляди, пойдет она кругами или нет, когда начнет вытекать, – ответил Сэто, легонько стукнув Грикора по голове.

Камо задумался.

– Как же нам узнать, действительно ли вода уходит в отверстие?.. Вся надежда на тебя, Сэто, – сказал он.

Сэто воодушевился. Раз вся надежда на него, он готов даже в адово пекло полезть. Да еще на глазах у Асмик!

– Я тоже поплыву туда, – сказал Ашот Степанович и начал раздеваться. – Как не поглядеть вблизи на такую важную находку! Не правда ли, Сэто? Только, смотри, нам надо быть осторожнее. Не попасть бы в течение – оно может унести нас. Ну, поплыли!

И оба прыгнули в ледяную воду.

Доплыв до места, где озеро шло кругами, Сэто нырнул. Он старался держаться подальше от несшегося вниз потока воды. Но водоворот был таким стремительным, таким бурным, что захлестнул его, сжал и понес вниз, к узкой щели в дне озера.

Ребята увидели, что водяные круги стали шире. Начали вздуваться и лопаться большие пузыри.

– Сэто тонет! – взволновался Камо и, прыгнув в воду, поплыл на помощь товарищу.

Но Ашот Степанович обогнал его. Он был отличным пловцом.

Нырнув, геолог увидел Сэто прямо перед собой. Мальчик стоял внутри водяного потока, столбом уходившего внутрь горы. Геолог понял, что на плечи Сэто навалилась огромная тяжесть и что вынести его вверх нельзя будет никакими силами… Разве только вытолкнуть из водяного столба, но вбок – в «мертвое пространство»?.. Ашот Степанович схватил Сэто за руку и силой потянул его к себе. Громадная тяжесть была сброшена с плеч мальчика. Тут подоспел Камо, и они вместе с Ашотом Степановичем вытащили Сэто на берег. На берегу его закутали в архалук деда Асатура, согрели, и он, отдышавшись, начал рассказывать о том, что увидел под водой.

– Там внизу река, настоящая подводная река… – с трудом переводя дух, рассказывал Сэто. – Будь дыра пошире, вода унесла бы меня внутрь горы.

– Ты просто должен был дать унести себя… Интересно, где бы ты выплыл? В Севане или еще где-нибудь? – серьезно сказал Грикор. – Чего ты сердишься?.. Разве не это цель нашей экспедиции? Ты принес бы жертву ради науки, зато мы бы узнали, куда течет вода.

– Для этого есть лучшее средство, – засмеялся Ашот Степанович и подмигнул глазом Армену.

Армен покраснел.

– Да, но куда же все-таки уходит вода? – недоумевал Камо.

– Поди узнай!.. То ли в сторону Казаха, то ли в Даралагёз… – развел руками Грикор.

– Это узнать трудно.

– А для чего мы керосин принесли? Вы хотя бы раз об этом подумали? – спокойно улыбаясь, спросил Армен.

– Ох, на самом деле!.. Поняла теперь, поняла! – воскликнула Асмик. – Страшно интересно! Значит, вы нальете керосин в эту подводную речку?

Все с уважением смотрели на Ашота Степановича и Армена: умный они придумали способ!

– Нальем-то мы здесь, а вот где выйдет этот керосин – это вопрос важный, – сказал Армен. – На Гилли будет наблюдать за водой пионерское звено Аракс – Ачик Арутюнян, Зорик Овсепян, Соня Вартазарян, и другие, наверно, ребята придут. Они будут следить за озером и, если на нем появятся пятна керосина, сообщат нам. С ними будет и наш учитель Арам Михайлович. Он покажет, кому, где стоять и как следить за озером. Все это по его плану и делается, – таинственно улыбаясь, добавил Армен. – По плану Арама Михайловича, – шепнул он на ухо Камо, – действуют и геологи.

– А мне кажется, что они не вмешиваются в наши дела.

– Так только кажется…

– Сэто, как бы это разбить бутыли в той подводной щели, которую ты нашел? – спросил Камо.

– Пять бутылей?.. Значит, пять раз нырнуть и пять раз вынырнуть? Да еще разбивать бутыли?.. Нет, это невозможно. Ты видел, Камо, меня с трудом вытащили и в первый раз.

– Интересно, какой они найдут выход?.. Помолчим… Удивительно пытливый ум у этих ребят! – тихо сказал товарищу Ашот Степанович и любовно поглядел на серьезные лица мальчиков.

– Это верно… – задумчиво ответил Армен Сэто. – К тому же, если разбивать бутыли по одной, керосин расплывется. Нам нужно весь керосин сразу слить в подводную щель, только тогда и будет толк. Вот если бы одна большая посудина была, хотя бы кувшин для воды или баллон на пятнадцать литров…

– Кувшин для воды? – поднял голову дед Асатур. – Кувшин достать легко. Его можно попросить в кочевье у азербайджанцев. Это на той стороне горы, в направлении к Казаху, совсем недалеко от нас.

Пойти за кувшином собрался Камо, но Сэто не дал ему одеться.

– Я же сказал, что должен свой грех перед Асмик загладить! – запротестовал он и как был, полуодетый, помчался к шатрам азербайджанцев.

– Сэто, – крикнул ему вдогонку Камо, – можешь пообещать в обмен за кувшин все наши стеклянные бутыли! Да проси от имени деда Асатура, его кочевники хорошо знают.

Когда Сэто исчез из виду, Камо, обернувшись к товарищам, сказал:

– Какой Сэто стал!

– Это твоя заслуга, Камо, – улыбнулся Армен. – Ты правильную повел с ним политику.

– По твоему способу, – засмеялся Камо.

– А я так прямо поразилась, как Камо, ну прямо в один момент, обезоружил этого злюку. Неужели ты такой сильный, Камо? – спросила Асмик, лукаво на него поглядывая.

Неожиданный комплимент смутил Камо.

– Н-не знаю… – пробормотал он.

– Ну, ты заслужил подарок. Сейчас будет готов. – И Асмик, вскочив, начала собирать цветы.

Геологи шли в это время к обрыву, находившемуся напротив озера. Он начинался на одной из вершинок и спускался к ее подножию.

– Мне кажется, – сказал Ашот Степанович, – что по строению этой горы мы можем решить, куда должна течь вода: то ли по ту ее сторону – к Казаху, то ли по эту – к Севану.

– Конечно, можем… И, правду говоря, не выяснив этого, мы не должны понапрасну мучить ребят.

– Ясно: если вода течет в сторону Казаха, то даже керосин вливать в поток бесцельно, тем более что для этого надо нырять на дно озера.

Позади них послышался веселый голос Асмик.

– Погляди, Армен, – говорила она, срывая цветок за цветком, – какие они красивые, какие ароматные!..

Собрав цветы, Асмик сплела из них венок и с шутливой торжественностью возложила его на голову Камо.

– За исправление Сэто… за спасение нашей фермы… – перечисляла она заслуги Камо. – Но я вижу, – обернулась она к Армену, – что у поэта на куски сердце разрывается. Погоди, сейчас и для тебя сплету.

Асмик сплела еще один венок и надела его на голову Армену.

– Ах, как ты похорошел, Армен! Хотя… ты всегда был хорошеньким, – шутила девочка.

В этот день удивительно болтливой была Асмик.

– А Грикор?.. Бедный мой пастух! Погоди, тебе я нарву нарциссов… На, вот тебе мой подарок! Но, если ты не будешь лечить ногу, как обещал, я тебя перестану любить… А ты, мой добрый дед, что заскучал? На этот букет тебе. Видишь, какие у тебя хорошие внучата!

Дед поцеловал Асмик в голову и вздохнул. Места, где он бродил в молодые годы, пробудили, по-видимому, у старика волнующие воспоминания, и, глядя на озеро, он запел. Это была какая-то восточная, полная грусти песня. И старик спел ее так хорошо, что ребята расчувствовались.

– Эх, Дали-даг!.. Сколько, сколько таких, как мы, приходили к тебе, дышали запахом твоих чудесных цветов и уходили… Никто не знает, откуда приходят люди, куда уходят, человеку непонятны тайны природы…

Старик встал. Он был глубоко взволнован:

– Ну, пойду, ребята, на охоту. Дали-дага я больше не увижу, это в последний раз… Пойду погляжу, зорок ли еще мой глаз!

Дед встал и, слегка покряхтывая, поднялся на ближайший гребень скалы.

Он долго стоял здесь, внимательно вглядываясь вдаль.

По ту сторону гребня, в лощинке, мирно паслось несколько диких баранов.

Дед вскинул ружье. Вожак увидел его, тревожно фыркнул, и бараны, делая огромные прыжки, стремительно понеслись вниз по кремнистой горе.

Раздался гулкий выстрел. Прожужжала пуля, и красавец муфлон упал на голову, перевернулся и покатился по склону, оставляя на снегу пятна крови.

Вскоре старый охотник с ружьем в руках вновь появился на гребне. Он прикрыл ладонью глаза и долго смотрел на Севан, на чудесные горы, а потом запел снова. Это была песнь его юности – «Песня пастуха». Пел он грустно, всем своим взволнованным сердцем говорил «прости» любимым горам…

 

НЕСКОЛЬКО НАУЧНЫХ ПОДСЧЕТОВ

Убитый дедом баран был большой и тяжелый. Камо с Грикором, впрягшись в рога, не без труда подтащили тушу к берегу озера. Блестящая, темная, с рыжим отливом шкура животного, по мере того как оно остывало, все больше тускнела.

– Такой красивый! Неужели не жаль убивать было? – говорила Асмик.

– Жаль-то жаль, – сказал дед, – да ведь и для науки иной раз кровь проливать приходится. На днях председатель охотничьего союза говорит мне: «Дед Асатур, зоологическому институту дикий баран требуется. Хотят поглядеть, какой у него желудок, легкие, печень». Не знаю, для чего это им – нет ли болезней каких, что ли?.. Ну вот и пошлем им нутро, пускай поглядят, а мясо мы съедим. Хорошо, что под пулю мою самец попал!

– Нашему деду за такой выстрел! – сказал Армен и протянул ему листок бумаги.

На нем было всего четыре строки:

Асмик восторженно захлопала в ладоши.

– Дедушка, а зачем у него такие огромные рога? – спросил Грикор, приподнимая гигантские узловатые рога барана. – И что это за кольца у него на рогах?

– Рога барану нужны и для защиты и для нападения. В борьбе побеждает тот, у кого и голова и рога крепки, а сам он молод и силен… А кольца на рогах показывают возраст – я уже говорил вам об этом.

– Значит, ему двадцать лет? – сосчитал Грикор.

– Нет, они так долго не живут. В восемь – десять лет баран уже старик. Они живут лет двенадцать – тринадцать, не больше. Эти мелкие кольца не считай. Вот те, крупные, показывают года.

В то время как дед Асатур свежевал барана, прибежал запыхавшийся Сэто с большим глиняным кувшином на плечах. Узнав, что мальчик из села Личк, в азербайджанском кочевье охотно исполнили его просьбу.

Из жаркой прикуринской равнины колхозники азербайджанцы каждое лето приходят в армянские горы и встречают здесь сердечный прием. С особым уважением относились азербайджанцы к старому охотнику.

– Меня ты им назвал? – спросил старик.

– Как же, назвал.

– Что же они сказали?

– Сказали, что для кирва Асатура они и жизни своей не пожалеют, – ответил Сэто и, подмигнув товарищам, добавил: – Они хотели и барашка тебе прислать, да уж куда мне было и кувшин и барашка тащить.

Дед гордо поднял голову:

– Не говорил я, что мне они ни в чем не откажут?.. Я, бывало, убью оленя и приволоку к ним в бина. Соберутся азербайджанцы у огня, кругом в горах шашлыком пахнет… Ох, где ты, моя молодость!..

– Ну и зверь! – ахнул Сэто, увидев барана. – Дедушка убил?

Не менее, чем Сэто, были изумлены и молодые геологи, вернувшиеся из своей «научной экспедиции».

– Этот вид дикого барана называется в науке «арменийский муфлон», – сказал Ашот Степанович. – Он водится только у нас в Армении да встречается порой в граничащих с нами районах Турции и в северном Иране.

– Ну, что же дало ваше обследование? – спросил у геологов Армен. – Стоит рисковать или не стоит? Или вода уходит к Казаху?

– Если судить по строению горы, вода из озера должна стекать к Севану. Рискнуть стоит, – ответил Ашот Степанович. – Но, чтобы избежать несчастного случая, надо хорошо обдумать, как вылить керосин в озеро.

– Ничего, выльем! – воскликнул Камо. Он не любил долго раздумывать.

– С водой шутить нельзя, внучек, – предостерег дед Асатур. – Погодите, ребята, немного, я вам такого помощника дам, что все хорошо будет, – сказал он и зашагал к опушке леса.

– По-моему, если мы шашлык поедим, да вволюшку, нам никакая вода не будет страшна, – серьезным тоном высказал свое мнение Грикор и вскочил на ноги. – Я сейчас сбегаю в лес, наберу немного хвороста.

Не прошло, однако, и двадцати минут, как он появился снова на вершине гребня, с большой вязанкой хвороста на плечах. Такой быстроты от него никто не ожидал.

Грикор шариком скатился с холма и, прихрамывая, подбежал к товарищам.

– Скорей разжигайте костер, пока я не потерял сознание от голода! – смеясь, кричал он.

Ребята быстро разложили костер, нарезали и насадили на вертелы, сделанные из принесенных Грикором веток, самые вкусные кусочки мяса. Когда немного спустя из-за того же холма вышел дед Асатур, волоча за собой длинное бревно, обостренное обоняние старого охотника еще издали уловило ароматный запах шашлыка, знакомый и приятный. И дед ускорил шаги.

– Дичину, добытую на охоте, только так и надо есть, – сказал он, присаживаясь к костру. – А домой принесешь, бросят в кастрюлю, сварят – ни вкуса, ни удовольствия… И рыбу надо есть там, где ты ее поймал, и на этой же воде готовить: сваришь на другой – весь вкус потеряется… А то как же иначе? Такие уж законы у природы… Ну, мои родненькие, вот вам помощница, – указал дед на принесенный им ствол дерева, сухой и лишенный коры. – Это липа, она легкая и плавучая. Бросьте на воду и придерживайтесь за нее… Мне, однако, запах шашлыка голову кружит. Слово даю, это затея Грикора!

– Ну, вот и прекрасно! Все сразу проще стало. Я как раз собирался поручить Грикору достать такое легкое бревно, – сказал Ашот Степанович. – Теперь у нас есть из чего построить «подъемный кран», чтобы извлечь Сэто из озера.

Шашлык был съеден с большим аппетитом. Камо поднялся первым.

– Ну, раздевайтесь, живо! – крикнул он.

– Нет, у нас до раздевания еще есть важное дело, – остановил товарищей Армен. – Надо сначала им заняться… Сэто, помоги-ка керосин из бутылей перелить в кувшин.

Когда эта операция была закончена, Армен сказал:

– А теперь надо приготовить спасательный круг.

– Спасательный круг?.. Из чего?

– А вот из этих бутылей. Они достаточно большие, трехлитровые… Дедушка, позволь отрезать немного кожи от твоей охотничьей добычи.

Получив разрешение, Армен вырезал из шкуры барана несколько кусочков кожи и плотно обвязал ими отверстия пустых бутылей. Затем, накрепко привязав бутыли к концам и середине принесенного дедом бревна, он кинул свой «спасательный круг» в озеро.

– Теперь и те, кто не умеет плавать, могут следовать за нами, – объявил он. – Хоть до самого центра озера!.. Мои бутыли тоже могут выдержать кое-какую тяжесть.

– Правильно! – одобрил Ашот Степанович, обнимая мальчика.

– Ну, готово? Раздевайтесь же скорее! – нетерпеливо потребовал Камо.

– Нет, еще не все готово, – возразил Армен. – Ты подумал о том, как мы опустим на дно озера этот полный керосина кувшин? – спросил он, испытующе поглядев на товарища.

Камо, рвавшийся вперед, как молодой, не объезженный еще конь, должен был сознаться, что о такой «мелочи» он и не подумал.

– Ведь керосин легче воды, и никто из нас не сумеет опустить кувшин на дно озера, – продолжал Армен.

– Подвяжем к кувшину камень, – предложил Сэто.

– Камень?.. Не надо. Керосин легче воды, это верно, но кувшин – тяжелее. Кувшин с налитым в него керосином будет тяжелее воды на килограмм, – сказал геолог, наскоро подсчитав в своей тетрадке разницу в удельном весе керосина и кувшина.

– Ну, готовы ли вы наконец? – нетерпеливо спросил Камо.

– Да, теперь можно сказать, что мы готовы, – ответил Армен.

– Разденемся и мы, – сказал Ашот Степанович своему товарищу – геологу. – Если мы не включимся в такой научный поход, много потеряем.

 

В ВОДОВОРОТЕ

Войдя в воду, ребята ухватились за бревно с бутылями и поплыли к середине озера. Здесь водоворот ощущался совершенно ясно. Из глубины озера поднимались пузыри, лопались, разбегались кольцами.

– Вот тут-то подводная река и начинается, – сказал Сэто. – Камо, отвяжи кувшин и дай мне. Я…

– Погоди, дай прежде обвяжем тебя веревкой… Вот так… – И Армен крепко обвязал Сэто веревкой вокруг пояса. – Глубоко ли здесь? – спросил он.

– Метра четыре.

Армен на глаз измерил веревку. В ней было больше пяти метров. Отвязав кувшин от бревна, Армен вручил его Сэто:

– Ну, можешь отправляться.

– Не бойся, я тебя держу за хвост, – засмеялся Грикор, взяв в руки конец веревки, обвязывавшей Сэто.

– Да, да, гляди, хвост мой не упусти, не то поток меня унесет, – сказал Сэто и, обняв кувшин левой рукой, нырнул вместе с ним в озеро в том самом месте, где оно бурлило.

Придерживаясь за плавучее бревно, все с волнением ожидали возвращения своего отважного товарища.

Кольца веревки, одним концом которой был обвязан Сэто, а другой остался у Грикора, быстро исчезли с поверхности воды. Наконец вся веревка ушла под воду и натянулась. Озеро всколыхнулось, пошло кругообразными волнами. Над его темной глубью вздувались и лопались большие воздушные пузыри.

– Что-то опаздывает… – в тревоге сказал Ашот Степанович.

– Нет… Хвост Сэто у меня в руках: начнет тонуть – вытащу, – попробовал пошутить Грикор, но вдруг посерьезнел и вскрикнул: – Веревка уходит!.. Камо, помоги, скорее! Сэто тащит меня за собой!

Камо бросился на помощь Грикору и тоже ухватился за веревку, но она с силой тянула их вниз.

Вот тут-то и пришли ребятам на помощь плавучее бревно деда и привязанные к нему пустые бутыли.

– Ребята, держитесь одной рукой за бревно, а свободной тяните веревку! – кричал Ашот Степанович. – Тяните не вверх, а вбок!

Соединенными усилиями все начали тянуть веревку.

Наконец она точно оторвалась от чего-то, уступила и пошла легко. Вскоре из воды появилась голова Сэто.

Вцепившись в бревно, Сэто упал на него грудью. Он тяжело дышал.

– К берегу! – крикнул Камо.

Добравшись до берега, ребята растерли, обсушили и одели товарища.

Когда Сэто пришел в себя, Камо нетерпеливо спросил его:

– Ну, что ты там под водой сделал?

– Керосин я отправил по адресу: он уже в пути. Но и я с ним чуть-чуть не отправился. Спасибо, что вытащили… Керосин еще не всплывал на поверхность озера?

– Ни капельки.

– Вот и хорошо! Значит, поток унес его с собой весь! – обрадовался Сэто. На его бледном лице вспыхнула улыбка.

– Мы, что же, из самой расщелины тебя вытащили? – спросил Грикор тревожно.

– Из самой расщелины… Не будь Ашота Степановича, вам бы меня больше не видать… А кувшин прямо из рук вырвало! Ударился о камни, в куски разлетелся… Мне даже страшно стало.

– Ну, все в порядке. Собирайтесь, идем! – торопил юных исследователей Ашот Степанович.

По каменистым тропкам Дали-дага они спускались к Гилли. Шли молча. Всех томила мысль: удалась ли затея? Где-то обнаружится керосин?

 

ПОДЗЕМНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ КЕРОСИНА

На озере Гилли, в камышах, на берегах знакомых нам водоемов, тут и там сидели ребята и внимательно следили за водой, не боясь криков «вишапа».

А на берегу озера, на связке камыша, там, где едва не утонул Камо, сидел Арам Михайлович.

Жгучее летнее солнце пекло нещадно. Безжалостно кусали комары и мошки. Но терпение у пионеров было неистощимое. Им было сказано: сидеть и внимательно следить, не появятся ли на воде следы керосина, – и они не спускали глаз с воды.

Маслянистые пятна, появлявшиеся на ее поверхности, обманывали ребят. Аракс, особенно нетерпеливая, заметив сверкнувшее на солнце маслянистое пятно, срывалась с места и кричала что было силы:

– Арам Михайлович, керосин, керосин!

Сурен, сидевший на другом берегу озера, услышав эти крики и высмотрев такое же маслянистое пятно, зачерпывал его вместе с водой в горсть руки, пробовал на вкус и выплевывал морщась.

– Что ты выдумываешь! – кричал он ей. – Какой же это керосин!

Арама Михайловича такие похожие на керосин пятна не обманывали. Он знал, что это выделения разлагающихся болотных растений.

Но вот перед ним в центре озера появились на воде длинные жирные лентообразные полосы. Однако они были так далеко, что учитель не мог решить, какого они происхождения. «Пожалуй, – подумал Арам Михайлович, – те же болотные выделения».

Через несколько минут снизу, с соседних островков, понеслись радостные возгласы:

– Керосин, керосин!..

– И у нас керосин!..

– У нас, у нас!..

Озеро ожило. Можно было бы только приблизительно установить, сколько в его камышах таилось детей.

Голоса их звенели во всех концах озера. Пионеры перекликались, требовали друг у друга проверки, тщательного исследования…

Потом прозвучал голос Арама Михайловича:

– Тише! Внимание!.. Наполните кружки керосинной водой и ждите меня.

И Арам Михайлович начал пробираться к своим терпеливо ожидавшим его ученикам.

Не выдержав жары и мошкары, сбежал в село, еще не зная о появлении керосина, один лишь Гурген Миросян.

А в это время наши юные натуралисты, обливаясь потом, уже вошли в село. Было за полдень, когда они наконец, усталые и разгоряченные, сели передохнуть на камнях у дома Сэто.

Тут и натолкнулся на них сбежавший с озера Гилли «дезертир» Гурген.

Увидев ребят, Гурген смущенно остановился.

Камо подозвал его к себе:

– Ты откуда? С Гилли?

– Да…

– Ну, что вы там видели, на озере?

– Гусей, уток… – растерянно ответил мальчик.

– А вода? Какой была вода? Ты за чем должен был следить, а?

Мальчик молчал.

– А керосин? Керосин не появлялся на воде?

– Керосин?.. А вы что, налили керосину?

– Да зачем тебя на озеро посылали? Что тебе велено делать?

– Смотреть на воду… Ну, я и смотрел… Ребята рассмеялись.

Армен грустно поник головой:

– Мы ошиблись. Видно, между озерами нет никакой связи…

Сэто покраснел. Ему казалось, что все считают его виновным в том, что керосин не появился в Гилли.

– Я все сделал… Сделал так, как вы сказали мне, – словно оправдывался он. – Керосин весь ушел с водой.

– Мы тебя не виним, Сэто, – сказал Камо. – Мы знаем, что ты сделал все, что было нужно. Что поделаешь! Значит, вода течет в сторону Казаха или еще куда-нибудь. Наверно, и геологи наши ошиблись.

– Необязательно, чтобы вода впадала именно в Гилли… Может быть, она впадает в Севан. Важно то, что она протекает под нашими полями, – возразил Армен.

– Ну и что же из этого? Чем это ценно для нас? Мы ведь все равно не найдем русла, не сможем вывести воду на поверхность…

В это время к ним подошли Асмик с Грикором, а следом за ними и дед Асатур.

– Что? Какие известия? – спросила Асмик и, увидев угрюмые лица мальчиков, тоже помрачнела.

Но вот на дороге, ведущей к селу от озера Гилли, появился ослик, нагруженный двумя кувшинами с водой. Подгоняя животное, тяжело поднимавшееся в гору, сзади шел брат Сэто, Арто.

Мать, по обыкновению, встретила Арто градом попреков:

– Ноги, что ли, у тебя отвалились? Где ты так долго болтался?

Сона сняла кувшины с осла, налила воды в каменное корыто – курам, налила в лоханку – теленку и, наконец, в стакан – себе.

Выпила она воду жадно, двумя большими глотками, но вдруг поморщилась, начала отплевываться и разъяренно кричать на бедного Арто:

– Ах, пропади ты! Я тебя за водой посылала или за керосином?

«Керосин?..»

Если бы только знала Сона, какую счастливую весть сообщила она ребятам!

Не успел Камо и вскрикнуть от радости, как на дороге показалась целая процессия – шел Арам Михайлович, окруженный пионерами.

Арам Михайлович, улыбаясь, показал на кружки, которые бережно несли в руках ребята.

– Керосин! Керосин! – кричал он.

В порыве бурного восторга Камо обнял и поцеловал Арама Михайловича, поцеловал Аракс, затем, схватив стоявший у стены дома лом, стремительно помчался по тропке, ведущей на Дали-даг.

Армен, Грикор, Сэто, захватив кирки, побежали за ним вдогонку.

Увидев детей, бегущих к Черным скалам, зашумела на своей крыше Сона:

– Разума детей лишили!.. Ты куда, Сэто? Домой, говорят тебе, домой!.. Уф, разорвись ты!..

Но Сэто был уже далеко.

Армен, обернувшись, увидел Асмик:

– Ты зачем? Ты же очень устала, вернись домой. Ну, вернись же…

– Ты так ласково просишь, что я уже и усталости не чувствую, – засмеялась Асмик. – Нет, нет, я вас не брошу… Да ведь и я же хочу знать, что вы будете делать!

 

ГДЕ ЖЕ РЫТЬ?

Ребята молча поднимались вверх по горе. За ними, в сопровождении своего неразлучного Чамбара, шел дед Асатур. У всех в голове была одна и та же мысль. Они знали, что под этими склонами, быть может у них под ногами, из горного озера стекает в Гилли целая река. Но где именно она протекает и куда они сами идут сейчас, ребята не знали.

И все же, несмотря ни на что, они должны были идти, не могли не идти. Разве же можно было сидеть спокойно, когда нашлась веками пропадавшая вода – пропадавшее счастье народа!..

Шли они, шли, в поту, усталые. Наконец остановились, тяжело дыша, и Армен спросил:

– Но куда же мы идем?

Камо рассердился:

– На гору идем! Идем рыть… «Куда идем»!

Сверкая глазами, он взглянул на товарищей.

– Да, но где мы будем рыть?

– Где?..

Камо смутился. До сих пор ему казалось, что довольно установить, что под склонами Дали-дага течет вода, и можно считать, что ею уже обеспечены и колхозные поля и ферма и что засуха им не страшна. Сейчас он понял, что перед ними возник наиболее серьезный вопрос: где рыть? Склоны Дали-дага разбегаются в стороны на двадцать – тридцать километров, а в потоке воды нет, вероятно, и метра в ширину. Попробуй-ка найди эту крохотную жилку в таком огромном теле!..

– Пойдем, ребята, назад, – предложил дед, набивая табаком свою трубку. – Пойдем с людьми посоветуемся, послушаем, что скажут.

Пришлось послушаться деда Асатура. В селе ребята явились прежде всего к председателю колхоза Баграту и доложили ему о результатах своей разведки.

– Вот это по-военному: выполнил задание – явись, доложи по начальству. Село не без власти, – выразил свое удовлетворение Баграт. – Значит, воду вы нашли… то есть еще не нашли, но разведали? Остается организовать розыск. Ладно…

Баграт задумался.

– Ну, народ, – обратился он после небольшой паузы к колхозникам, находившимся в правлении колхоза, – что ты скажешь? Наши ребята сделали необыкновенное открытие: они нашли пропавшую воду, установили, что она протекает под нашими землями, а вот где – не знают. Что нам делать?

– Что делать?.. Надо взять кирки да пойти перерыть Дали-даг. Что мы можем другое сделать!.. Не будем же сидеть спокойно! – сказал кузнец Самсон, отец Камо.

– Верно говоришь. Возьми-ка все ломы и кирки, какие найдешь, да приведи их в порядок у себя в кузнице. Пойдем на поиски, – распорядился Баграт. – Бригадирам задание: выделить по четыре человека от каждой бригады.

Камо подошел к столу председателя:

– Дядя Баграт, я думаю, что Армен, Сэто, Грикор, мои товарищи, согласны со мной. Мы все скажем сейчас… – он волновался, подыскивая слова. – Дядя Баграт, нам хотелось бы начатое нами дело самим закончить. Это вопрос чести и для нас и для комсомольской организации. Завтра мы пойдем на поиски сами. Если найдем…

Камо не закончил фразы. Баграт нахмурил брови:

– Странно ты мыслишь, Камо! Нашли воду, и ты хочешь, чтобы колхоз не взволновался, не принял участия в этом деле?.. О какой «чести» тут может быть разговор? Странно, узко мыслишь ты… Начните исследовательскую работу с геологами. Станет ясно, где копать, – тогда мы начнем работать всем колхозом.

Баграт подошел к телефону и позвонил секретарю райкома. Начался длинный деловой разговор. Ребята ушли.

От председателя ребята пошли к Араму Михайловичу.

– Теперь остается найти, где проходит вода, в каком месте ее перехватить, – сказал учитель. – А вот и наши геологи… Здравствуйте, здравствуйте! Ну что, сильно помучили вас наши ребята?

– Помучили малость! – засмеялся Ашот Степанович. – Но какие же смелые у вас ученики, какие замечательные ребята! – воскликнул он.

Было видно, что такое мнение сложилось у него давно и что ему не терпелось его высказать.

Разговор у Арама Михайловича длился долго. Сообща обдумывали, с чего теперь начинать.

– Мне кажется, что необходимо прежде всего обследовать пещеру – ту, которую называют «Вратами ада», – советовал Ашот Степанович.

– Я тоже такого мнения, – согласился Арам Михайлович.

– Послушай, Арам, родной, зря вы в те места ребят собираетесь посылать, – вмешался дед. – Места проклятые.

– Была бы опасность, мы бы не посылали, дедушка.

Старик покорно умолк. С того дня, когда были начаты поиски древнего канала, Арам Михайлович стал для него авторитетом, не слушаться его было невозможно.

А учитель продолжал:

– Взять надо альпинистское снаряжение. В пещеру попасть легко – до нее от верхушки едва ли и десять метров будет. Да… кто-нибудь из вас обратил внимание на вход во «Врата ада»? – спросил он у ребят.

– Никто. До того ли было – мед ели! – шепнул Грикор.

Асмик фыркнула и покраснела. Камо молчал. Ответил учителю только Армен:

– Я осмотрел его внимательно и кое о чем подумал, но…

Он не договорил.

– Я знал, что такое важное обстоятельство не останется незамеченным моим ученым воспитанником, – погладил курчавую голову Армена Арам Михайлович.

– Какое обстоятельство? – несмело спросил Камо, и в груди у него снова возникло то чувство к Армену, которое он уже когда-то назвал «завистью».

– Обследуем пещеру, а об этом мы потом поговорим, – ответил учитель, и они с Арменом обменялись таинственными улыбками.

«Тут что-то есть!» – весело подумала Асмик.

– А ружье, дедушка, с собой захватишь? – спросил Грикор. – Я в прошлый раз под Черными скалами козу заприметил – стояла как вкопанная.

– Козу? – переспросил Арам Михайлович и задумался.

– Ну, до завтрашнего утра расстанемся. Выйдем на заре, – сказал Ашот Степанович. – А теперь по домам, спать! Завтра у нас будет много работы.

– Что ж, раз организация решает, что я могу сказать! – поднялся с места дед Асатур. – Скажу Наргиз, чтобы она для нас хороший кусок баранины сварила да завернула в лаваш. Возьму с собой, утром поедим у Черных скал. И ружье возьму – какой я охотник без ружья!..

 

ДОЖДЬ НАД ВОДОЙ

Когда взошло солнце, все уже были у Черных скал и остановились передохнуть в широкой тени старого дуба.

– Наши предки каждую осень на поклон к этим скалам приходили, жертвы приносили, – говорил дед Асатур. – А вот и «Врата ада» – вон та черная дыра, – показал он рукой. – Туда еще никто не входил… Только один раз кум мой Мукел набрался храбрости. Как вошел, вспоминал он, в эту адову пещеру, таким холодом пахнуло, будто из могилы. Голова кругом пошла… Где-то глубоко, словно под землей, что-то гудит, бурлит. Страшно стало ему. Как он ноги унес – и не помнит. «Непременно, – говорит он, – это в аду сатана в своем большом котле грешников варит. Засучил рукава и бросает одного за другим…» Их-то стоны кум мой Мукел и слышал.

– Опять кум Мукел? – улыбнулся Камо. – Ну, ты, дедушка, продолжай рассказывать обо всем этом Асмик, а мы пошли на разведку.

– Идите, бог с вами. Путь вам добрый! – махнул рукой дед. – Идите, мы с Асмик посидим, подождем. Я бы вас не пустил, но раз Ашот с вами, значит, все хорошо будет: он человек умный.

Когда Асмик с дедом остались одни, дед задумчиво спросил:

– Внучка, а может, это и в самом деле не ад? Ведь и на Чанчакаре дэвов не оказалось. Мало ли что там в горе шумит!.. Так я своим умом полагаю: не сердце ли Дали-дага там бьется и не кровь ли горы бежит по ее жилам, бурлит?.. Разве Дали-даг не живой! Мало он, что ли, сердился на нас, на людей, огнем и дымом дышал, ревел?.. А ты что умишком своим думаешь, внучка? Может и ад неправдой оказаться?

Асмик не удержалась от смеха: таким серьезным стало лицо деда, сосредоточенным – взгляд. Чувствовалось, что для него это не простой вопрос.

– Какой ад, дедушка! Ты говоришь серьезно?.. Лучше погляди, тучи какие идут! Дедушка, вот и дождь накрапывает…

– Тучи?.. Добро пожаловать, давно ждем!

На вершинах Черных скал и на самом деле собрались тучи. Нарастал ураган. Грянул гром, стократно отраженный эхом пещер и ущелий. Полил дождь. Сердце старика радостно забилось.

– Джан! Греми, греми!.. – повторял он в восторге.

– Дедушка, пойдем под тот каменный навес, – звала Асмик.

Но листья дуба под струями дождя шелестели так мелодично, так приятно, словно песня матери над колыбелью… Старик сел и прислонился к стволу дерева, задумчиво посасывая давно потухшую трубку. Вторя шелесту листьев, мягко позванивали, ударяясь о камни, капли дождя. Может ли быть что-нибудь приятнее дремы в такой дождь под развесистым дубом!..

– Дедушка, пойдем! Вымокнем мы здесь, – повторила Асмик.

– Дай посидеть еще немножко, девочка! Вот уж сколько лет не был под деревом во время дождя… А как ты думаешь, может быть в пещере вода? – начал было дед, но тут совсем близко сверкнула молния и снова грозно прогремел гром. – Э, нет, в грозу опасно оставаться под одиноким деревом!

Вслед за Асмик и старик поспешил укрыться под выступом скалы.

* * *

Тучи, набежавшие с Черного моря, собрались наконец над Севаном.

Мрачные, черные, они словно темным пологом прикрыли светлое зеркало озера. Оно тоже почернело и помрачнело, но вскоре на его гладкой поверхности затрепетало, казалось, множество белокрылых чаек. Это ветер, налетевший с гор, поднял на Севане волны и покрыл их гребни белой кружевной пеной.

Дневной зной спал, сменился холодом, и поникшие растения ожили и приободрились. А внизу, в долине, радостно кричали колхозники: «Дождь, дождь!..»

Вот бы пронестись ливню над изнуренными от жажды колхозными полями!..

Сенокосилки, работавшие на лугах по берегам озера Гилли, остановились. Бригадир Овсеп приказал прекратить покос:

– Дождь попортит скошенное. Пусть пройдет. – И, поглядев на членов своей бригады, спросил: – А высохшее сено успеем до дождя убрать?

– Чего там спрашивать, только время терять! – сказал молодой рослый колхозник. – Начнем, товарищи!

Все взялись за грабли.

– Ну, миленькие, давайте побыстрее! – кивнул головой Овсеп, и пестрый поток вооруженных граблями колхозниц двинулся вперед. Торопливо сгребая сено, женщины то и дело глядели на небо. Они боялись не того, что дождь промочит сено: сено намокнет и высохнет. Волновало их другое: что, если тучи прольются дождем над озером, а не над полями села Личк?..

Не прошло и десяти минут, как берега Гилли покрылись холмиками скошенной травы.

Опасения колхозников оправдались: тучи разразились дождем над Севаном.

– Сюда, сюда, чего вы воду на воду льете! – махая шапкой, звал тучи на колхозные поля бригадир Овсеп, но тучи, не донеся свой драгоценный груз до полей села Личк, отдали его озеру.

– Продолжать косьбу! – огорченно махнул рукой бригадир Овсеп.

Снова со скрежетом поползли сенокосилки. Снова зазвенели косы в руках у колхозников, ровненько подрезая траву и оставляя на зеленой поверхности прибрежных лугов параллельные темно-зеленые полосы.

А в горах раскатисто гремел гром.

 

СЛЕДЫ ВЕКОВ

Подойти к пещере снизу было невозможно, и, так же как на Чанчакаре, наши разведчики решили добраться до нее с вершин Черных скал.

Оттуда хорошо был виден похожий на губу нижний край пещеры – гладкий и блестящий, точно отполированный. Верх скалы не был крутым, и с него, держась за выступы, можно было спуститься к пещере. Так, по словам деда, проник в нее «блаженной памяти» кум его Мукел. Еще легче, однако, было спуститься сюда по веревочной лестнице.

Крепко обмотав конец веревки вокруг одного из острых зубцов на верхушке скалы, мальчики опустили лестницу и начали осторожно спускаться вниз. Добравшись до гладкого выступа пещеры, Камо остановился на нем и посмотрел вниз. От входа в пещеру книзу шла отвесная скала, кончавшаяся глубоко в пропасти.

Через несколько минут к Камо присоединились Армен, Грикор и Сэто. Спустился и Ашот Степанович.

Из мрачной, темной пещеры на них дохнуло сырым, холодным воздухом, заставившим всех зябко вздрогнуть. Где-то в глубине ее, казалось очень далеко, раздавались глухие звуки, похожие на стоны…

Армен и Сэто вынули карманные фонарики. Тонкие лучи света забегали по влажным стенам, мрачным впадинам, кривым и косым ходам. Пещера была большой и, по-видимому, очень длинной.

– Погоди-ка, посвети мне, – остановил Армена Камо.

Он нагнулся и поднял с пола пещеры рыбий скелетик.

– Рыба?.. – удивился Армен. – Дай-ка поглядеть.

При свете фонарей мальчики внимательно осмотрели скелетик. Совершенно целым, нетронутым был этот остов рыбки, неизвестно с каких времен лежавший на сухом камне посреди пещеры.

– Неужели Черные скалы были под морем? – спросил Камо.

Армен вопросительно взглянул на геолога.

– Нет, – ответил тот. – Они сложены из черного гранита, а гранит не образуется в море… Тут что-то другое.

Нескрываемая радость звучала в голосе молодого геолога.

Они вернулись к входу в пещеру и остановились здесь, щуря глаза от яркого дневного света.

– Как тщательно отполировано… – задумчиво, как бы про себя, сказал геолог, глядя вниз на скалу.

– Я давно это заметил, и все наши надежды именно на этом и основаны, – понимающе кивнул ему головой Армен.

– Да? И ты можешь объяснить, что это такое?

– Конечно. А рыбий скелетик подтверждает наши предположения.

– Ну, никаким сомнениям теперь уже не может быть места. Надо действовать смело и уверенно, – твердо сказал Ашот Степанович.

– Неужели есть связь между этой рыбкой и блестящим следом на скале? – с недоумением спросил Камо.

– Безусловно. Это следствия одного и того же природного явления.

Слова геолога еще больше разожгли любопытство и нетерпение Камо.

Видя его терзания, Армен решил положить им конец.

– Ты знаешь, до чего додумались мы с Арамом Михайловичем? – улыбаясь, спросил Армен у товарища.

– До чего?

Камо был явно смущен и раздосадован: Армен всегда знает больше, чем он!

– Ну, погляди-ка вниз.

Камо посмотрел.

– Что ты видишь?

– Пропасть.

– А ты не видишь, что от этого края до самой пропасти Фархад прорезал в скале ложбинку?

Камо широко улыбнулся:

– Действительно, будто прорезано…

– А что может прорезать гранит?

– Вода!.. – сорвалось с уст Камо. – Но все-таки, как могла рыба попасть в пещеру?

Ашот Степанович, ласково поглядывая на мальчиков, прислушивался к их разговору.

– Рыба, конечно, не могла жить в пещере, для нее тут не было пищи, – спокойно ответил Армен. – Но посмотри на ее скелет. Ведь это скелет форельки… Погляди хорошенько, Сэто: откуда эта форель? Из Севана или из горной реки? Ты сын рыбака, ты должен знать.

– Нет, это не севанская, это речная форель, – авторитетно заявил Сэто.

– А вы что скажете, Ашот Степанович?

Получив подтверждение, Армен продолжал:

– А этот вид форели, как вы знаете, живет только в горных реках. Видишь, у нее, кроме позвоночника и боковых ребер, других костей нет и пасть широкая… Как раз такая форель, какую мы видели вчера в озере на вершине Дали-дага… Одним словом, мне кажется – мы нашли старое русло реки, вытекавшей из горного озера. Рыбку принесло сюда потоком. Это было незадолго до землетрясения. Река протекала раньше здесь, но землетрясение изменило ее русло. Скала раскололась внутри и преградила путь реке, изменив ее направление. Мы пока не знаем, куда она уходит, но погляди-ка, какой тут был водопад! Погляди, с какой высоты стекала вода… Вот было зрелище!.. А вон и та дикая коза, о которой говорил Грикор. Смотри-ка, стоит внизу растерянно и не замечает нас.

– Теперь я догадался, почему сюда приходят козы! – воскликнул Камо. – Как внук охотника, я могу подтвердить, что в жаркие дни их привлекает сюда подземный шум воды.

– Так оно и есть! – радостно закричал Сэто, обнимая товарищей.

– Свалитесь в пропасть, эй, вы!.. – предостерег их Грикор. – Недаром говорят, что верблюдам всегда приходит охота поплясать на узком мосту… Отойдите от края!

– Ну, войдем в пещеру… Нет, погодите! Надо сначала спугнуть козу, а не то, Камо, твой охотник-дед не выдержит и подстрелит ее. – И Армен с криком: «Эй, эй, эй!» – свалил в пропасть камень.

Коза вздрогнула, словно оглушенная громом, потом сделала прыжок, другой и исчезла в расщелинах Чанчакара, слившись своей рыжей шерсткой с красноватыми камнями скалы. Только щебень, сыпавшийся с узеньких тропок, и давал представление о стремительном беге животного.

Разведчики снова вернулись в пещеру. Едва сдерживая свою радость, за ребятами шел геолог.

Ашот Степанович внимательно осматривал пещеру. Постукивая своим геологическим молоточком, он то уходил вглубь пещеры, то возвращался. Наконец он сказал нетерпеливо ожидавшим его решения ребятам:

– Начнем здесь пробивать.

Сэто поднял лом и методичными ударами начал пробивать камень.

– Армен, свети! – командовал Камо. – Пусти-ка, Сэто, дай я поработаю. – И он взял из рук Сэто тяжелый лом.

Грикор тщательно выгребал из вырытой в скале ямки крошки камня и ссыпал их холмиком на плоский обломок скалы.

– Не много, – заметил он. – Гора моя пока не больше кулака.

– Когда она будет не с кулак, а с голову ребенка, тогда только можно будет заложить в пробоину взрывчатку, – сказал Ашот Степанович.

Камо, всегда нетерпеливый, на этот раз был возбужден сильнее обычного. Он с жаром наносил по скале удар за ударом. Пот лил с него градом.

– Погоди, – сказал Грикор, – ты зря мучаешься, как молодой бычок в первой упряжке. Зря мучаешься! Каждое дело сноровки требует, – добавил он наставительным, как у деда Асатура, тоном. – Бей ломом не торопясь. Камень не силой, а ухваткой брать надо.

Грикор одно время помогал рабочим в каменоломне колхоза, на строительстве скотного двора для молочной фермы, – он не раз видел, как ломали и подрывали камень. Взяв лом, он начал бить им по скале размеренными ударами, без напряжения и спешки. И вскоре гора обломков на плоском камне начала быстро расти, а лом уходил в скалу почти на две пяди.

– Видел?.. Вот как надо камень долбить! – гордо сказал Грикор. – А то… силилась лягушка, а с вола не надулась, – добавил он, взглянув на Камо.

Ребята засмеялись, а Камо смущенно улыбнулся.

– Ну, Сэто, пошевеливайся, очищай дыру! Так сейчас грохнем – на весь мир!.. – И, взяв свою котомку, Грикор вынул из нее и разложил на земле все необходимое для взрыва. – Теперь, Камо, – сказал он, – гляди внимательно. Вот этот желтый порошок – аммонал. Насыпь его в пробоину… Вот так, молодец!.. Теперь возьмем этот черный шнур – это фитиль, а это – капсюль. Надо конец фитиля вложить в капсюль, а капсюль зарыть в аммонале… Так, правильно… Помоги теперь собрать эти обломки. Ими надо заделать пробоину и хорошенько утрамбовать тупым концом лома. А конец фитиля должен остаться снаружи.

– Ты что это? Вздумал лекции читать?

Грикор был неузнаваем. Словно совсем другой человек, а не вечный шутник-весельчак… Он отдавал распоряжения, и Камо и Сэто беспрекословно подчинялись.

– Ну, готово! Осторожнее трамбуйте… Все правильно сделано, – сказал Ашот Степанович. – Грикор, заканчивай заделку пробоины, выводи наружу фитиль!

Ашот Степанович внимательно осмотрел все еще раз и тогда уже скомандовал:

– Все уходите отсюда! Сейчас подожгу.

Он зажег спичку и поднес ее к фитилю. Послышался легкий треск, слабый голубой огонек вспыхнул и побежал по шнуру фитиля к капсюлю, заключенному в аммонале.

Ашот Степанович торопливо последовал за ребятами. Выйдя в соседнюю пещеру, они притаились здесь у одной из ее стенок.

Не прошло и минуты, как раздался оглушительный взрыв. Скала задрожала. Удушливый запах взрывчатки наполнил воздух.

 

ВОДОПАД ВНУТРИ СКАЛЫ

Ашот Степанович первым возвратился в пещеру.

Пыль раскрошенных камней и едкий запах аммонала стесняли дыхание.

В темноте, лишь слабо прорезаемой тусклым светом карманного фонарика, ребята осторожно пробирались вслед за геологом к тому месту, где ими был заложен заряд.

Поднятые взрывом пласты камней были разбросаны вокруг бесформенными кусками. На самом месте взрыва образовалось углубление величиной с большую ванну. Каменное дно его под ногами у мальчиков дрожало и тряслось так, словно они стояли на площадке гигантского генератора.

– Ну, наш ученый, что это по-твоему? Котел в аду кипит или вода бежит? – обратился к Армену Грикор.

– И ты в такое время так спокойно шутишь? Да ведь с ума можно сойти!.. Дай сюда лом, Сэто! – крикнул Камо.

Его охватила буйная радость. Схватив лом, он начал лихорадочно разбивать им дно образованного взрывом углубления.

– Ну-ка, остановитесь! Тихо, дайте послушаю. – Грикор лег и приложил ухо к большому плоскому камню. – Вода, право слово, вода! Настоящая вода – булькает, плещет, бурлит, ключом кипит! Вода, водичка моя милая, я тебя из тюрьмы твоей освобожу, на белый свет выведу!.. Эй, парень, – хлопнул он по плечу Сэто, – что стоишь рот разинув? Радуйся, радуйся!

Грикор стремительно выбежал из пещеры и, прыгая на одной ноге на самом краю обрыва, крикнул в ущелье:

– Воду, воду нашли!

Надев на конец посоха папаху, он бурно потрясал ею, как делал всегда, пытаясь привлечь внимание рассыпавшихся по лугу телят.

Вслед за Грикором на край пещеры выбежал Камо и закричал как сумасшедший:

– Дедушка, вода! Вода совсем рядом!.. Канал, тот самый канал!..

– Эй, внучонок, – отозвался дед, – что мне делать? Может быть, прийти помочь вам? – добавил он, совсем забыв об «аде» и своих страхах.

– Нет, дедушка, сейчас мы сами идем к вам.

Вернувшись к товарищам, Камо сказал огорченно:

– Жаль, что нет у нас больше капсюлей! Какая была бы радость!.. Вся деревня бросилась бы к Черным скалам… А теперь придется еще подождать.

Поднявшись по веревочной лестнице на вершину, наши разведчики спустились оттуда в ущелье.

От радости никто из них не замечал, что льет сильный дождь.

Камо уже подходил к дереву, когда позади него раздался веселый голос:

– Здесь, здесь! Мы спрятались от дождя!

Навстречу им выбежала Асмик.

В это мгновение вновь раздался удар грома, такой силы, будто скала раскололась или сразу сто пушек выпалило. Асмик упала, а Армен в испуге присел. То же сделали и шедшие за ним Грикор, Сэто и Ашот Степанович. А Камо словно какая-то невидимая сила вверх подбросила: он взмахнул руками и растянулся на земле плашмя.

Зажженный молнией, гигантским факелом вспыхнул дуб.

Старик охотник выбежал в страхе из-под навеса скалы, увидел ребят, припавших к земле, и в ужасе поднял руки к небу:

– О сатаэл, о бог ада, что же, какой же ответ дам я матерям этих детей?.. О безжалостный, бессердечный сатана!..

Асмик лежала, то открывая, то закрывая рот, похожая на выброшенную из воды рыбку. Однако она быстро оправилась, поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла к деду. Пришли в себя и Ашот Степанович, Сэто с Грикором, а немного попозже и Камо.

Испуганные, и смущенные, ребята молча смотрели друг на друга, на растерянное лицо деда, на горящее дерево…

– Чуть было ног не протянули, прежде чем воду нашли, – сказал Грикор.

– Идем, идем, ребятки! – торопил их дед. Он был бледен как мел.

На пути в село дед Асатур говорил:

– Ну что по-вашему, не сатаэл вас ударил?

– Как же бы мы в живых остались, если бы он нас ударил? – засмеялся Камо.

Старик посмотрел на мальчика недоверчиво. Он все еще не мог избавиться от стариковских, темных предрассудков.

– А почему же он дерево ударил, под которым вы были?

– Никакого сатаэла не существует. Молния ударила. А молнию притянул медный кувшин, – объяснил Армен. – Для молнии это самая хорошая мишень.

– Это, пожалуй, верно… – в раздумье поскреб затылок дед. – Покойный дед Симон – кума моего Мукела отец – шел как-то во время грозы с заступом на плече, вот молния и ударила в заступ… Умер человек… Так, значит, никакого сатаны?..

Дед вдруг проявил такую бурную радость, точно ему подарили весь мир.

– А ведь могла бы получиться глупая история, – говорил Камо. – Если бы мы добежали до дуба минутой раньше, мы все уже были бы под деревом, и молния нас наверно бы убила… Вот попробовал бы тогда бедный Арам Михайлович убедить тетку Сона, что сатана тут ни при чем!

– И вправду, какое совпадение! – сказал Армен. – А вы только назад поглядите – какое зрелище!..

Ребята остановились и оглянулись.

Гигантским факелом пылал у подножия Чанчакара разбитый молнией дуб, взметая высоко в небо клубы черного дыма и языки пламени.

 

«МЕСТЬ САТАЭЛА»

В начале повести мы уже говорили, что село Личк в течение столетий, затаив в сердце страх, смотрело на Черные скалы. В последние годы, правда, страх этот был забыт, и лишь ничтожные остатки его еще жили в сердцах нескольких стариков. Но то, что произошло в этот день, вдруг оживило, воскресило старые суеверные бредни.

Уже с утра все село узнало, что комсомольцы пошли на Черные скалы. Баграт, смеясь, говорил колхозникам:

– Наши орлы, комсомольцы, взяли кирки да лопаты, полезли отнимать воду у самого вишапа.

Сона, стоя на крыше своего жилища, кричала:

– Чтоб род твой сгинул, собака Асатур! Зачем ты сына моего в адову пасть повел?.. Чтоб тебя разорвало! Чтоб тебе…

Стоявшие на улице дети, представив себе Сэто в «адовой пасти», весело засмеялись, еще больше рассердив этим злую женщину.

А счетовод Месроп, перебирая четки, таинственно нашептывал одной из старух:

– Смотри, какие тучи… Не может быть, чтобы сатана оставил безнаказанными этих сорванцов!..

И в самом деле, собравшаяся толпа увидела, как огромная темная туча неторопливо наползала с запада на Черные скалы.

Первый взрыв в скале заглушили раскаты грома.

– Над Черными скалами гром, молния! Откуда в такой солнечный день черные тучи? Вишап мстит! – кричала Сона, размахивая длинными, костлявыми руками. – Сгинули, пропали детушки!.. Обозлился в аду сатана… Огненным кнутом грозит сынку моему!..

– Полно тебе каркать по-вороньему! – крикнул ей кузнец Самсон.

А Месроп бормотал:

– Велики грехи наши… Жертву, жертву… Сколько лет не приносили жертвы!

Услышав слова Месропа, кузнец Самсон поднес тяжелый кулак к самому носу бывшего дьякона:

– Вот тебе «жертва»!.. Если в тяжелые дни войны вы нескольких старух с толку сбили, жертву принести уговорили, думаешь – и теперь это пройдет?.. Все это ушло-прошло, больше не увидишь!

– Я ведь не говорю… Какое мне дело!.. – забормотал в испуге Месроп.

Но тут над Черными скалами вновь засверкала молния, удары грома потрясли воздух.

– Люди, смотрите – огонь! Открылась дверь адова! – заголосила Сона. – И бог на нас и ад… Это месть сатаэла! Сэто, где мой Сэто?..

Сона сошла с крыши и побежала из села к тропке, ведущей к Черным скалам.

Всполошилась и мать Камо.

– Самсон, – говорила она, – может быть, наш сын там погибает… Быстрее! Окаменел ты, что ли?

Кузнец Самсон, человек по природе хладнокровный и спокойный, увидя клубы дыма и прорывающееся сквозь него у Черных скал пламя, тоже сорвался с места и, как был в кузнечном фартуке, без шапки, помчался вслед за Сона.

За Сона и Самсоном побежали матери Грикора и Асмик, а за ними вдогонку и другие колхозницы.

Маленькая старушка вышла торопливыми шагами из села и засеменила вслед за всеми. На ее худеньком, покрытом глубокими морщинами лице был написан ужас.

Старушка то и дело останавливалась, поднимала глаза к небу и осеняла себя крестным знамением.

– Силы небесные, – шептала старушка, – силы небесные, сохраните моего Асатура!

Но как же велики были удивление и радость и старушки Наргиз и сварливой Сона, когда на одном из поворотов тропинки с веселой песней вышли им навстречу все наши герои! На беззаботных, радостных лицах ребят не было и признака каких-либо пережитых ими ужасов.

Старуха Наргиз обняла своего старика, матери – детей, и начались беспорядочные спросы да расспросы.

– Что у вас там такое было? Что это гремело, прямо как у меня в кузне? – весело спрашивал кузнец Самсон.

– Как же без грома! С чертями сражались, – подмигнув товарищам, ответил Грикор. – Мы им под ад динамит подложили. Ну, ясно, они и разбушевались… С комсомольцами – руки коротки – не справились, вот и обрушились на дерево!

– Бедное дерево!

– И-и-и!.. Неправду говоришь! – вмешалась Сона.

Сэто, вспыхнув до корней волос, закричал на мать:

– Не довольно ли тебе? А я-то откуда пришел?

– И-и-и!.. Глазоньки мои бы не видели: и моего ягненочка с пути сбили!..

А Ашот Степанович говорил кузнецу:

– Храбрые ребята, храбрый и твой сынок!..

Наступила ночь, и в ее густой тьме казалось особенно ярким пламя догоравшего на Чанчакаре дерева.

 

УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ

Старый охотник никогда еще не был так взволнован, как в эту ночь.

– Жена, сколько грошей дадут за таких людей, как мы с тобой? – с горечью спросил он у своей старухи и, не ожидая ответа, пошел в хлев.

Наргиз в полном недоумении поглядела ему вслед: что это творится со стариком?

А дед Асатур, сидя в углу хлева, тихо разговаривал сам с собой.

– Да разве кто из дедов твоих покупал себе архалук на нечистые деньги, что ты хочешь купить?.. Разве мать твоя на нечистые деньги покупала себе платье, что ты захотел жене купить?.. Разве кто с нечистыми деньгами в кармане доходил до конца своего пути, как ты хочешь дойти? – терзаясь от угрызений совести, спрашивал себя дед. Он проклинал сокровище князя Артака, которое сначала так обрадовало его, а затем стало для него горем, опутало его по рукам и ногам: – Будь оно проклято!.. Полно ему меня томить! Отдам им… До каких пор в страхе жить?..

Но, когда дед достал свое сокровище, когда он погрузил руки в мешок и начал перебирать золотые вещи и драгоценные камни, в глазах у него снова потемнело.

– Гляжу – и не верится… Сокровище, настоящее сокровище! – повторял он, рассматривая золотые украшения.

Яркие огоньки зажигал на них свет маленькой керосиновой лампочки.

Боязливо оглянувшись, старик вынул из мешка великолепный, червонного золота браслет.

– Мой! Все это мое! Да ведь это царское богатство! Значит, я, охотник Борода Асатур, сразу стал миллионером? От такой радости человек и с ума сойти может… – словно в бреду, шептал он. – Вот обрадуется старуха, когда узнает! «Какой, – говорит, – охотник жил хорошо!» Бабий ум не верит в счастье… А ну, давай подол, насыплю золота. Что скажешь? Есть у охотника счастье?..

Дед осторожно положил драгоценности назад в мешок и задумался.

– Так что же, – сказал он себе, – снова спрятать? Но до каких же пор прятать? До каких пор мне быть маленьким перед большими делами этих детей?.. Нет, это всю мою жизнь перевернуло! Раньше лучше было: богат я не был, да зато и на душе легко было. Нет, не надо… Свинцом на сердце моем лежит этот груз. Не надо, не хочу!.. Зачем я чужим добром завладел?..

Дед вскочил, взвалил мешок на спину и пошел к дверям. Но у самого выхода он остановился и, ослабевший от внутренней борьбы, опустился на землю.

Старик был весь в поту. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул:

– Ах, когда ж конец моим мукам придет?..

Потом, немного оправившись, дед поднял голову и спросил громко:

– Ну, не дурак ли я, люди? Всю жизнь мечтал золото найти, а вот нашел – и с ума спятил! Нет, Асатур, где ума не хватит – спроси разума. Привалило счастье к дверям твоим – не гони его. Не будь дураком – не лягнула же тебя лошадь в голову!.. Эй, человече, живи да живи себе вволюшку и внукам завещай – пусть живут счастливо да тебя славят… Ну, чего ты раскис?

И опять старое, собственническое, личное подавило в охотнике Асатуре все его добрые намерения. Он встал, поднял мешок и снова запрятал сокровища в тайник.

 

ПРОИСШЕСТВИЕ В ПЕЩЕРЕ

В тот день, как мы видели, ребята подверглись случайно большому испытанию и случайно же вышли из него невредимыми. Но испытание это не было последним. На следующий же день произошло новое событие, которое явилось следствием уже не случайности, а нетерпеливого характера Камо.

Утром, когда колхозники собрались у крыльца правления колхоза и взяли кирки и ломы, чтобы идти на Черные скалы, председатель сказал Ашоту Степановичу:

– Я дам вам только тех, кто знаком со взрывными работами. Меня с Арамом Михайловичем вызвали на совещание в район. Как только оно окончится, мы птицами примчимся обратно и явимся на Черные скалы. Только ребят держите подальше от взрывчатки… Да и вообще лучше бы вы их сегодня с собой не брали: в пещере и так негде будет повернуться.

– Да разве их можно будет удержать! – улыбнулся геолог.

– Это верно, особенно Камо – его и на цепи не удержишь: перепилит и убежит на Черные скалы. Ну, поздно, двигайтесь!

Колхозные каменщики, взяв инструменты, пошли к Черным скалам. Вместе с ними шли и наши юные друзья. Остановив их, дед Асатур сказал:

– Не хотел бы я, чтобы вы ходили в эту чертову пещеру, да разве вас уговоришь? Все же расскажу я вам одну историю – может пригодиться, раз вы с динамитом возитесь. Деда Оганеса знаете?

– Слепого? – спросил Сэто.

– Да, слепого Оганеса. Он ведь не всегда слепым был. Был он молодым, красивым, решительным человеком. И вот – ослеп… По своей оплошности ослеп: нетерпеливый, несдержанный был. Мы тогда колодец в селе рыли и камнем обкладывали. А камень в скалах добывали взрывами. Вот мы с Оганесом провертели в скале дырку, вложили порох, фитиль приспособили, подожгли и убежали подальше… Ждем-пождем, а взрыва все нет и нет. Оганес меня дергает: «Порох, должно быть, мокрый, а не то фитиль погас. Идем!» Я ему: «Оганес, погоди еще немного! Кто его знает, может, еще рванет». А в нем кровь кипела, как у нашего Камо. Не послушал меня, пошел. Только нагнулся поглядеть, что с фитилем случилось, а порох как ахнет!.. Вот и выжег глаза у парня, молодого, красивого…

Нужно бы ребятам запомнить эти слова виды видавшего деда!

Когда они вошли в пещеру, бригадир отряда каменщиков Егор сказал:

– Ну, детки, сядьте у входа в пещеру, потолкуйте о том, о сем, а мы займемся делом.

– Как?.. Мы, значит, ни к чему?.. – загорячился Камо.

Мастер Егор улыбнулся в густые усы:

– Почему ни к чему? Воду вы нашли! Мы ваши помощники – помогаем вам воду добыть.

Егор поднял стальной лом и, наклонившись, начал долбить камень.

– Ну, а ты, Степан, – сказал он одному из товарищей, – долби здесь. Ты, Тигран, сюда стань… Нам нужно проделать пять – шесть отверстий и заложить взрывчатку. Тогда мы выломаем сразу много камня.

Пробурив в скале отверстия, каменщики вложили в них аммонал, подвели фитиль. Ашот Степанович поджег его, и все опрометью бросились вон из пещеры.

Прошло четверть минуты, полминуты – взрыва нет.

Камо казалось, что прошел час.

– Не будем же мы тут сидеть до вечера! – наконец не выдержал он и выбежал из-за укрытия. – Капсюль, должно быть, не годен. Ашот Степанович не успел удержать мальчика.

– Камо, вернись! О рассказе деда Асатура забыл? – закричал ему вслед Армен. – Вспомни о слепом Оганесе!

Слова Армена перебил оглушительный грохот. Тяжелым каменным градом посыпались обломки скалы, подброшенные взрывом к потолку пещеры. Удушающий запах аммонала и дым наполнили воздух.

Ребята вбежали в пещеру. Раскинувшись плашмя на большой каменной плите, лежал Камо. Он был без сознания.

– Ай-ай-ай! Скорей вынесем его отсюда! – кричал мастер Егор.

Ашот Степанович с Грикором подняли Камо и вынесли на воздух. На виске у мальчика виднелся синий кружочек. Камо, казалось, не дышал.

* * *

На сооруженных наскоро из веток носилках Камо принесли в село.

Неописуем был ужас матери мальчика. Увидев носилки, она вскрикнула и лишилась чувств.

Камо внесли в комнату. Со всех сторон собрались соседки. Дали знать Араму Михайловичу и Баграту, которые только что вернулись из районного центра и собирались на Черные скалы. Баграт отдавал спешные распоряжения.

Узнав о событии, Баграт, крайне встревоженный, прибежал в дом кузнеца Самсона. Вскоре пришел и Арам Михайлович.

Обычно сдержанный, Баграт взволновался:

– Тетя Анаид, открой окна! Шире!.. Так… Дай воды… Шушан, сбегай в правление, принеси аптечку. Живо!.. Ашот, помоги Араму… Арам, ты сумеешь вызвать у него дыхание?

Арам Михайлович молча кивнул головой и, сняв пиджак, засучил рукава рубашки.

С дорожной аптечкой прибежала Шушан. В комнате распространился запах нашатырного спирта.

Вошел дед Асатур. Борода у деда была всклокочена. Жалким, дрожащим голосом он начал умолять учителя:

– Арам-джан, жить тебе счастливо! Ради всего, что тебе свято, позвони в Ереван, по радио дай знать – пусть приедут доктора, ученые, спасут внука моего!..

– Успокойся, дедушка!

– Тысячу дам, миллион дам… Позовите профессоров, спасите моего внука!..

Баграт соболезнующе поглядел на деда. Глаза у старика помутнели и слезились.

«Спятил, бедный, – подумал Баграт, – о миллионах говорит!»

Во дворе Сэто и Армен успокаивали Асмик. Она всхлипывала и все время вытирала платком набегавшие слезы.

У ворот Грикор отчитывал счетовода Месропа.

– Ты что это дурацкие штуки вытворяешь? Черт знает что болтаешь! – кричал он. – Какой ад, какие дьяволы? Вода бежит, понимаешь?.. Бурлит, шумит! Завтра пойду приведу ее в село. Тебе капли не дам – подыхай от жажды… С парнем беда случилась по его же неосторожности, а ты тут нашептываешь: черти наказали… Хватит тебе, наконец, народ смущать!

Грикор в порыве возмущения потерял чувство меры в своих выражениях.

– Кто сказал, что не вода?.. Зачем кричишь, Грикор-джан?.. – растерянно бормотал Месроп и оглядывался – не слышит ли кто.

В это время вошел во двор зеленоглазый мальчик с бледным, встревоженным лицом. Это был завистник Артуш.

Мальчики молча смотрели на него. Сейчас, после несчастья с Камо, им особенно был неприятен этот старый недруг.

– Ну, ты-то чего нюни распустил? – ядовито спросил Грикор. – Ты чего печаль разыгрываешь?

Артуш поднял на Грикора глаза, полные неподдельного горя, и Грикор понял, что очень-очень огорчил его своими словами.

– Не сердись на меня… – сказал Артуш. Голос у него был подавленный, робкий. – Ради него простите! – На глазах у Артуша выступили слезы.

– Ладно, – протянул руку Артушу Армен. – Только сейчас не до тебя…

У постели больного хлопотали несколько человек.

Ашот Степанович держал пузырек с нашатырным спиртом. Баграт тер Камо виски. Арам Михайлович делал мальчику искусственное дыхание.

Их усилия наконец увенчались успехом. Бледное лицо учителя вспыхнуло, глаза загорелись радостью.

– Жив? – спросил Баграт.

– Жив! Дышит…

Это известие мгновенно перенеслось во двор. Все облегченно вздохнули. Оттуда донесся голос Асмик:

– Пустите, пустите меня к Камо!..

– Ну хорошо, хорошо, иди, теперь можно, – сказал председатель, добродушно улыбаясь.

Грикор стоял в сторонке, обливался слезами, но не в силах был даже сейчас удержаться от шутки:

– Уж я знаю: притворялся мертвым, чтобы мы его еще больше полюбили!

Все засмеялись, но не потому, что им понравилась шутка Грикора, а просто от радости.

Асмик, встретив изумленный взгляд еще ничего не соображающего Камо, остановилась, повернулась, прижалась к груди Баграта и разрыдалась.

– Успокойся, доченька, все хорошо, все прошло, – говорил Баграт, ласково гладя шелковистые каштановые волосы девочки. Но и сам он не был спокоен и с трудом сдерживал охватившее его радостное волнение.

Из соседней комнаты вышла мать Камо, опустилась на колени и, припав к ногам сына, заплакала. Это были слезы не горя, а того безграничного счастья, которым может быть полно только сердце матери.

А Камо тупо смотрел на всех своими большими глазами и ничего не понимал…

– Ожил, ожил мой львенок! – взволнованно говорил дед Асатур и, воздев руки к небу, бормотал что-то непонятное. – Фу, что я говорю! – вдруг пришел он в себя. – В руках у сил небесных ничего больше не осталось…

– Ты что загрустил, дедушка? – ласково спросил его Арам Михайлович. – Видишь, все хорошо, жив твой внук.

– А?.. – опомнился старик и, точно разрешив какую-то мучившую его задачу, заговорил снова, но как-то странно и несвязно: – Значит, знатный охотник Асатур сердцем своим этих детей меньше?.. Они для нас жизни своей не жалеют, а я деньги буду жалеть?.. Нет, довольно, довольно! – вдруг закричал он. – Баграт-джан, придушило меня это богатство, эти миллионы сердце мое высушили… Пойду принесу, совесть свою облегчу… – И он решительными шагами вышел из комнаты.

Несвязных слов старика никто не понял.

– Что с нашим дедом? – удивленно поднял брови Баграт. – Заболел он, что ли? Какие миллионы?..

Арам Михайлович в недоумении пожал плечами.

Дом деда был недалеко. Не прошло и нескольких минут, как старик появился снова, сгибаясь под тяжестью туго набитого мешка.

– Вот они, мои миллионы, – можете получить их! – сказал он, опуская мешок на пол. – Дочка, дай-ка какой-нибудь ковер, – обратился он к матери Камо.

Все переглянулись и зашептались.

– Пойди домой, – положил руку на плечо старика Баграт. – Пойди отдохни, успокойся…

– Говорю – ковер дайте! – рассердился старик. – Вы что думаете, рехнулся дед? Дайте ковер, я свой миллион выложу… Отойдите, место освободите… Вот так! – командовал дед, широко расставив ноги и размахивая руками.

Сорвав со стены ковер, старик расстелил его посреди комнаты и вывалил на него содержимое мешка.

Все оторопели.

– Ох!.. – вскрикнула Асмик.

Драгоценные, всех цветов радуги камни, золотые монеты, браслеты, подвески, кольца, ожерелья слепящей глаза грудой покрыли ковер.

Дед стоял над этими сокровищами гордый и, одной рукой поглаживая бороду, а другой сжимая рукоять кинжала, смотрел на всех блестящими глазами.

– Что?.. Сказал – дам миллион! А вы думали: спятил старый! А что теперь скажете?..

Торжествующий взор старого охотника встретился с суровым, полным упрека взглядом Арама Михайловича. И вдруг дед все понял: радостная, победная улыбка сбежала с его лица, и рука перестала сжимать рукоять кинжала. Дед снял папаху, опустился на колени и низко склонил свою седую голову, словно приговоренный к смерти.

– Прости, народ!.. Прости, товарищ Баграт… Прости, секретарь… Ошибся… Простите… – глухим, полным слез голосом сказал он.

Лицо у деда стало страдальческим, он сразу точно еще больше постарел, стал дряхлым и жалким.

– Откуда? – строго спросил Арам Михайлович.

– Нашел в карасе под медом…

– Почему же ты до сих пор никому не говорил?

Все посерьезнели, услышав этот вопрос.

– Арестуют! – со страхом прошептала Анаид.

– И хорошо сделают, – сказал заведующий молочной фермой Артем. Он пришел недавно и стоял сзади всех, в дверях.

А старый охотник продолжал каяться:

– Грешен я, братцы… не отдал тогда государству… Жадность глаза ослепила. Простите, братцы!.. Баграт-джан, богатство это целый месяц пудовой гирей лежит на моем сердце, мучит меня… Возьмите, братцы, освободите меня от этой тяжести!

– Как же ты сейчас решился с этим добром расстаться? Из-за внука?

– Не брани меня, Баграт-джан! Смотрел я на дела этих ребят, и стыдно мне становилось, сквозь землю рад был провалиться. – Дед показал на Камо, на его товарищей. – Глядел я на них и видел, что ум их, мысли – не о себе, а обо всех нас, а мои думы – только о себе. Это меня и толкнуло. Одно это и положило конец моим мучениям. Не из-за внука, небо свидетель…

Все молча слушали.

– Жизнью этой молодежи клянусь, – продолжал дед, – что совесть меня все время мучила. В хлеву хранил. Ходил, доставал, взваливал на плечи – отнести, отдать, но… ноги не несли… И думал: неужто я, охотник Асатур, который никогда в жизни своей не делал ничего постыдного, честь свою потерял из-за этой рухляди?

Дед враждебно глянул на драгоценности и с отвращением оттолкнул ногой шлем, усыпанный камнями.

В комнате стало тесно. Слух о необычайном происшествии мигом облетел село, и в дом к кузнецу Самсону набилось полно людей.

Деда слушали молча. Все понимали, что он совершил большой проступок, и ждали, что же скажут те, кто имеет право судить.

– Чего скулишь? – перебил признания старика счетовод Месроп. – И миллионы отдаешь и еще прощения просишь? Другой на твоем месте и не отдал бы…

– А чего ради отдал бы? – поддержала его Сона. – Хорошо ты делал, дедушка, каяться нечего.

И еще несколько голосов раздалось в защиту деда. Можно было подумать, что они старика утешат. Но, когда Месроп протянул руку, чтобы помочь деду подняться, тот оттолкнул его и сказал возмущенно:

– Прочь!.. Или я уж так низко пал, что ты можешь меня защищать?.. Нет, пусть меня народ судит…

Обернувшись к собравшимся, дед взволнованно проговорил:

– Народ, раз уж меня Сона и Месроп защищать стали, то мне и жить незачем… Прикажите меня в тюрьму отвести. Ни тюрьмы, ни смерти я не боюсь. Имя мое честное пропадет – вот что страшно. Что такое смерть?

Крупные слезы покатились из глаз старика на его седую бороду…

 

СУД НАРОДА

К деду Асатуру подошел долго молчавший председатель колхоза и поднял его с колен.

– Проступок велик, – сказал он, – но кто из нас не знает деда Асатура! Есть ли среди вас кто-нибудь, кому бы дед в жизни своей на помощь не пришел?..

– Таких людей нет! – раздался голос Анаид.

– Кто из вас не знает, что человек этот всю свою жизнь был чист и честен! – продолжал Баграт. – То, что он клад хранил и не решался отдать, – это всё грехи старого общества. Оно, это старое общество, оставило в сердцах многих из тех, кто в нем жил, черные пятна. Дед Асатур не коммунист, но в дни майского восстания 1920 года он нас, партизан, скрывал в своем хлеву. Голодали мы тогда, вот он и кормил нас своей охотничьей добычей… Нет, мы так легко не осудим деда Асатура! Он был совестью нашего села, и это событие – недоразумение в его жизни. Помните, люди, какой голод был у нас в первом году революции, как разрушалась страна в дни гражданской войны? Помните, как народ ел траву, страдал от голода и умирал?.. Кто спас тогда нашу жизнь, спас Личк? Русский народ!.. Помните, как из России эшелонами привозили нам зерно – для голодающих? Кого мы избрали, кому поручили получить это зерно и честно, справедливо распределить?..

– Деду Асатуру!.. Конечно, деду Асатуру!.. – раздалось со всех сторон.

– А в дни Отечественной войны кто помогал семьям ушедших на фронт бойцов? Кого в те дни, когда фашистские орды были у ворот Закавказья, избрали вы командиром местного ополчения!..

– Асатура! – хором отозвались собравшиеся.

– Правильно. И вы его избрали потому, что он был честен. Честен он и теперь, – повысил голос Баграт, – а его грех – это остатки былого, остатки старого. Человек, выросший в старом, собственническом обществе, не смог вполне освободиться от одного из главных пороков этого общества – жадности. Вот они, – показал Баграт на ребят, – они будут свободны от таких пороков, потому что родились и выросли в новом обществе, в том обществе, где у человека есть только одно стремление – подчинить все личное общим интересам… Ну вот… Я хотел бы, чтобы это наше собрание явилось судом над дедом Асатуром. Я свое слово сказал. Пусть и другие выразят свое мнение. Тогда мы здесь же и примем свое решение и сообщим о нем правительству.

– Что могут сделать дедушке Асатуру? – со страхом прошептала Асмик.

После председателя выступил Арам Михайлович.

– Это золото, – сказал он, указывая на найденные дедом сокровища, – напоминает мне об одном историческом событии. Весной 1921 года, когда армянские белогвардейцы – дашнаки – выступили против нового, советского правительства, одна из наших красноармейских частей оторвалась от Одиннадцатой армии, возглавляемой Орджоникидзе, Кировым и Микояном, и осталась в южном конце Армении, в крайнем углу Араратской долины, у Нахичевани. Эта воинская часть противостояла контрреволюционным силам, не надеясь ни на какую помощь. У бойцов не было хлеба, не было необходимого снаряжения. Впереди были враги, позади – феодальный Иран. Разгром казался неизбежным. Но вот раздался шум мотора, и в небе появился самолет. Для тех дней это было событие исключительное. Самолет сделал круг над нами и сбросил мешочек золота, присланный Лениным. На это золото отряду удалось раздобыть в Иране хлеба, люди оправились, приободрились и сумели одолеть врага.

– Верно! Я был там с ними… – отозвался из своего угла бывший партизан, теперь заведующий молочной фермой Артем.

– Пусть не обидится на меня теперь дед Асатур, если я сделаю одно сравнение, – продолжал Арам Михайлович. – То было золото, и это – тоже золото. Разницы как будто нет, не так ли?.. Но чему послужило то золото и чему – это, лежа в хлеву у деда Асатура?..

Старый охотник стоял понуря голову, и было видно, как больно ему слушать такие тяжкие упреки.

– Я хочу указать также на другое важное обстоятельство, – продолжал учитель. – Сейчас меня, как советского человека, смущает и еще одна мысль: как было бы ужасно, если бы в деде Асатуре победило старое! И какая великая потеря была бы для советской науки, если бы снова остались под землей или пропали, были бы тайно проданы – просто как ценный металл – эти молчаливые свидетели прошлой истории нашего народа, его борьбы, быта, культуры… – Арам Михайлович взял из груды золотых вещей, лежавших на полу, одну монету: – Вот видите, на ней изображен Тигран Великий. Монета эта была выбита в те времена, когда в нашей стране еще царило язычество. А вот и союзника Тиграна Великого – Митридата Понтийского – изображение, выбитое на золотой медали… Тигран и Митридат подняли народы подвластных им стран на борьбу с легионами римских захватчиков. Это очень важные, очень ценные находки для науки. Такие находки прятать или уничтожать, превращая в слитки, – преступление… Ну, я думаю, что всего сказанного довольно для деда Асатура. Он глубоко чувствует свою вину. Асатур говорит о дедовской честности, и немало этой честности в нем самом. Но мне хотелось бы, чтобы дед Асатур самому себе задал вопрос: как можно забыть о честности, о человечности при виде этих блестящих вещичек?..

– Дед Асатур услышал все, что ему нужно было услышать, – сказал Баграт. – Его раскаянию мы верим – оно глубоко и искренне. В конце концов, очень хорошо, что все эти вещи нашлись. Но больше всего надо радоваться, что нашелся человек, что под влиянием этих ребят нашлась утерянная дедом Асатуром честность. – И он пожал старику руку. – Я убежден, что правительство учтет твое раскаяние, дедушка.

Дед облегченно вздохнул. Его побледневшее лицо мало-помалу начало оживляться и принимать естественную окраску.

Все заулыбались, кое-кто даже захлопал. Дед расправил плечи, выпрямился. Влажные его глаза сверкнули, как у старого, но еще могучего сокола.

Исход дела больше всех, конечно, обрадовал наших юных героев. Они очень любили своего старого, доброго деда, и, видя его страдания, тоже страдали.

– Спасибо и нашим отважным ребятам! Не они ли нашли это золото вместе с остальными древностями в пещерах Чанчакара? Не они ли своим примером спасли честь старого охотника? – сказал учитель.

Подозвав к себе ребят, он обнял и поцеловал их по очереди.

Дед Асатур приосанился и, по старой привычке, опять сжал рукоять кинжала. Возвращалось к нему утерянное было чувство собственного достоинства.

– Ну, конец, теперь ко мне и смерть не подступится! – сказал он и вдруг, что-то вспомнив, повернулся к Камо: – Камо, родненький, нашли вы, что там такое в пещере бурлило? Не котел сатаны?

– Нет, дедушка, какой там котел! Это под скалой бежит вода, – слабым голосом ответил еще не совсем оправившийся от потрясения мальчик.

– Так, значит, это не сатаэл тебя огненным кнутом хлестнул?

– Кнутом? – изумился Камо. – Ведь и деда Оганеса не сатана ударил, ты это сам говорил.

– Если бы его ударил сатаэл, – смеясь, вмешался Армен, – он бы не остался живым, дедушка.

– И это правда, против кнута дьявольского кто устоит! – пробормотал дед. – Значит, ад оказался неправдой?.. Так… Эй, кум Мукел, встань-ка, погляди, что эти парнишки делают! Погляди…

– В самом деле вода? – спросил у Камо Артем.

– Да. Ясно слышно, как она бежит, клокочет…

– Что же ты нам об этом не сказал? – обернулся Артем к Баграту.

– Мы и сами еще ничего толком не знаем… Ашот Степанович, ребята, расскажите, что вы сегодня на Черных скалах сделали?.. А куда пропал твой товарищ, ученый? – забросал вопросами Баграт.

– Сурен? Сурен не пропал. Он занимается очень важным делом: вычерчивает карту старого русла канала, отмечает на ней те места, которые следует укрепить цементом, – ответил Ашот Степанович. – Иначе вода в этих местах – они сложены из пористой лавы – будет просачиваться и пропадать даром, не дойдя до ваших полей.

…В тот же вечер Баграт послал колхозный грузовик в районное управление водным хозяйством за цементом, а сам с учителем побывал во «Вратах ада». Они осмотрели пещеру и убедились, что под ней действительно бурным потоком несется вода – затворница Черных скал…

Рано утром председатель колхоза провел мобилизацию колхозников на рытье канала.

По селу быстро разнеслось:

– Вода!.. Скоро будет вода!..

Словно лес с корней сорвался – поднялись все: старые и малые, мужчины и женщины. Схватив лопаты, кирки, ломы, ринулись на склон Дали-дага, по которому проходило когда-то старое русло Великого Источника царя Сардура, та самая «таинственная тропа», былое значение которой разгадали Арам Михайлович и Армен.

Появились тракторные плуги. Не успело еще взойти солнце, как они уже собрались на склоне горы, там, где стоял недавно «вишап» – «бог воды», и поползли оттуда, вгрызаясь в землю, вниз, к полям колхоза. За плугами шли колхозники и лопатами и кирками углубляли русло древнего канала.

 

СНОВА К ЧЕРНЫМ СКАЛАМ

Светало. Асмик, проснувшись, почувствовала, что сердце у нее не щемит, как вчера. Ей было легко и радостно. Она сбросила одеяло, вскочила с кровати и быстро оделась. Ей хотелось пойти к Камо, но идти так рано и одной ей казалось неловко.

Асмик побежала к Грикору:

– Идем к Камо!

Их встретила мать Камо и, приложив палец к губам, сказала:

– Тсс! Он спит.

– Ну-ну, пусть спит, ему это нужно, – ответил Грикор. – А мы, Асмик, вернемся пока к нам.

Вслед за ними к Грикору вскоре пришли и Армен с Сэто.

– Зайдем к Камо? – спросил Армен.

– Нет, он спит. Не надо его трогать.

– Ладно, пусть отдыхает. Пойдем одни. Вот только Артуша взять надо, он хотел пойти с нами.

И они пошли к Артушу.

– Ты куда, сынок? – крикнула мать вдогонку Грикору.

– Мы к Черным скалам! – Он знал, что мать теперь удерживать его не станет.

Захватив Артуша, они двинулись вперед, и перед ними снова открылась знакомая картина: обожженные солнцем, томящиеся от жажды поля и долы.

Колхозники напряженно работали, углубляя русло канала. Широкой черной лентой тянулся он, спускаясь по склону Дали-дага к колхозным посевам.

Председатель колхоза Баграт утратил свое хладнокровие. Он горячился:

– Ну-ну, мои миленькие, работайте по-военному! Задание такое – по четыре кубометра на человека. Выполнил – доложи. По-боевому!.. Нужно как можно быстрее провести воду: строительная бригада все время на Черных скалах работает.

Как бы в ответ на эти слова, со стороны Черных скал послышалось, один за другим, несколько взрывов. Облака дыма и пыли вырвались из пещеры.

– Мы опоздали! Они опередили нас! – огорчился Армен. – Идем скорее!

И они побежали.

Вот и Черные скалы. Древний дуб стоял обгоревший снизу доверху, ствол его раскололся, ветви повисли – поломанные, обугленные. Медный кувшин лежал в корнях дерева, почерневший и сплющенный.

На вершине Черных скал появились люди, и один из них крикнул вниз:

– Грикор, ты это? Смена пришла?

– Да, пришла. Оставьте там ломы, спускайтесь.

Строительная бригада, работавшая в пещере, сходила в ущелье. На смену ей поднимались наверх наши ребята.

На склоне горы они встретились. Мастер Егор, не говоря ни слова, взял из рук Грикора мешок с аммоналом, капсюли и фитиль, затем ощупал у ребят карманы.

– Это что такое?.. – вспыхнул Армен.

– Председатель приказал. Или вы позабыли уже о случае с Камо?

Егор сурово глянул на ребят, но, увидев их смущенные лица, смягчился.

– О взрывах и не думайте. Вам придется в камнях отверстия проделать. Я отметил мелом эти места. Камень пробивайте на полметра, – сказал он и добавил: – Не обижайтесь, ребята, идите.

Егор добродушно похлопал мальчиков по плечам.

Тяжело взмахивая крыльями, поднялись с вершины скал орлы и закружились над головами ребят. Где-то здесь, в пещерах, были их гнезда, и орлы готовились к защите своих птенцов.

Но ребятам было не до орлов. Они вошли в пещеру. В ней было темно и сыро. Пробирала дрожь. Узкий вход в пещеру постепенно расширялся. Стены и пол были влажны и покрыты слизью. Откуда-то, словно, из-под земли, доносились глухие звуки. Чем дальше, тем звуки становились слышнее.

Ребята подошли к узкой черной щели – проходу в одной из стен.

Артуш зажег фонарь, но сильная холодная струя воздуха, дувшая из щели, мгновенно погасила его. Пришлось пробираться ощупью, ползком, все время куда-то вверх. Однако путь был им уже знаком. За этим проходом была вторая пещера, где ребята производили первые взрывы. Строительная бригада здесь оставила ломы.

В пещере царил глубокий мрак. Таинственный подземный шум слышен был в ней особенно сильно.

– А ведь вода, когда мы ее освободим, ринется в проход, по которому мы только что пришли… Значит, она отрежет нам путь, и мы останемся в этой пещере, – в раздумье сказал Армен. – По-моему, надо расширить отверстие.

Ребята снова зажгли фонари и обследовали проход. Черные скалы в глубине своей были сложены не из гранита, а из мягких горных пород, и сейчас ребята ломами увеличили узкую щель до ширины обыкновенной двери. Затем они прошли в тот угол пещеры, где в прошлый раз ими была сделана в скале выемка. Сейчас, после того как здесь побывала строительная бригада, она стала во много раз шире и глубже. Теперь под этой ямой уже совершенно явственно бурлила, плескалась, кипела вода.

– А может, и в самом деле там котел с грешниками? – смеясь, сказал Грикор. – Чего доброго, мы душу кума Мукела выловим и отнесем в подарок деду.

– Брр!.. – вздрогнула Асмик. Она все еще не могла отделаться от чувства страха и боязливо жалась к Армену.

Храбрее всех были Сэто и Грикор.

– Не бойтесь, – успокаивал товарищей Грикор, – это вода, вода-пленница! Скоро мы дадим ей свободу. А ну, посвети, Сэто!

– Нет, светить нам будет Асмик, а мы возьмем ломы, – сказал Сэто, передавая фонарь девочке.

Пробираясь среди раскиданных взрывом камней, они вошли в выемку, под которой шумела вода. Светлый круг, отбрасываемый фонарем, падал на ее неровное дно.

Армен снял с себя куртку и накинул на плечи Асмик, все еще дрожавшей не то от страха, не то от холода.

– Не надо, – запротестовала она, – простудишься.

– Ну, что ты!.. Я буду работать. Мне скоро станет жарко.

Скинули свои куртки и горячо принялись за работу и Сэто с Грикором и Артушем.

На краю выемки с фонарем в руках стояла Асмик. Куртка Армена не помогла, девочка дрожала все сильнее и сильнее, и отбрасываемый фонарем круг света то и дело взметался и убегал из выемки.

– Э, это не дело, – наконец решил Армен. – Ты замерзнешь здесь, Асмик. Шла бы лучше домой, а с фонарем мы и без тебя управимся.

– Нет, нет, ни за что!

– Поди, поди… Ты там полезнее будешь. Поди пригляди за Камо, позабавь его.

– Нет! – еще раз сказала Асмик и покраснела до ушей. Хорошо, что свет фонаря падал не на нее и товарищи не заметили этого.

– В самом деле, – вмешался Сэто, – тебе не к чему здесь оставаться. Поди домой, а фонарь мы укрепим в камнях, и свет не будет плясать по земле, как сейчас.

Асмик наконец уступила. Сэто проводил ее до выхода из пещеры и помог взобраться на вершину скалы. Оттуда, уже одна, Асмик, подпрыгивая, как козочка, помчалась в деревню…

Войдя в село, Асмик остановилась в нерешительности. Идти домой?.. Нет, к Камо…

Дверь ей открыла мать мальчика. На ее исхудавшем лице светились счастьем большие, глубоко запавшие глаза.

Она обняла и поцеловала девочку, а Асмик прижалась к ее груди с таким теплым чувством, какое она испытывала, только ласкаясь к родной матери.

Мать Камо, в течение одного дня пережившая и великое горе и великую радость, тихо плакала.

Когда они обе успокоились, Асмик шепотом спросила, как чувствует себя Камо.

Как бы в ответ на ее вопрос, из соседней комнаты донесся бодрый, веселый голос:

– Иди сюда, Асмик, а не то я сам приду!

– Сумасшедший!.. Чего доброго, и на самом деле из постели выскочит. Еще рано ему! – в испуге воскликнула мать. – Поди к нему, Асмик-джан, поди.

Асмик вошла в комнату, где у широкого, светлого окна стояла кровать, на которой лежал Камо. Его большие черные глаза радостно сияли.

Асмик бросилась к нему и расплакалась.

– Ну-ну, хорошо, успокойся, – ласково погладил девочку по голове Камо. – А ты, мама, чего ты плачешь? Жив же я! И почему все, кто ни приходит, вместо того чтобы смеяться, плачут?.. Что за странный народ! Умирает человек – плачут, воскресает – плачут…

Асмик засмеялась сквозь слезы.

– Вот так хорошо! Смеяться надо.

Асмик села, смахнула слезы и только тогда взглянула на Камо.

Он был тот же. Те же красивые глаза, то же мужественное, но бледное сейчас лицо, словно провел бессонную ночь.

Мать Камо возилась на кухне, оставив ребят одних.

Они тихо беседовали.

– Что ты почувствовал, когда тебя ударило? – спросила Асмик.

– Что?.. Трудно передать словами… После взрыва мне показалось, что какая-то невидимая сила оторвала меня от земли, а по спине словно пробежала горячая вода. В это время я и ударился, верно, о камни. Как я упал и что было со мной после – не знаю: я ничего больше не чувствовал до тех пор, пока не пришел в себя здесь.

– Уф-ф… – вздрогнула Асмик. – Если бы ты знал, как тяжело было видеть тебя в таком состоянии!.. Неподвижный, окаменелый…

– Случалось с тобой так: видишь тяжелый сон, знаешь, что это сон, хочешь проснуться – и не можешь?.. А тут, когда я пришел в себя…

– Не подумал, зачем вокруг тебя люди собрались?

– Голова не работала. Потом начал понимать, что со мной что-то случилось. Все на меня смотрели с такой жалостью и лаской… Думаю: что это все меня так вдруг полюбили?..

Камо засмеялся.

– Тебя, Камо, в самом деле все любят, – оживилась девочка. – Погоди, что это? Дай-ка руку.

– Пустяки, царапина, – пробормотал Камо и сделал попытку спрятать руку.

– Ой, глаза бы мои не видели!

– Ну-ну, так нельзя… Если ты так будешь за больным ухаживать, толку не будет. Вот придет мама – скажу ей, она такую сиделку прогонит, – пошутил Камо.

Асмик достала чистый платок, смочила его, приложила к ссадине на руке Камо, а поверх повязала полотенцем.

Камо молча, не сопротивляясь, как ребенок, взглядом, полным ласки, следил за каждым движением девочки.

Асмик еще раз сменила ему примочку:

– Что же дальше было, Камо?

– Когда я понял, что произошло, то сейчас же подумал: «Вот Асмик наплакалась!» И знаешь, это меня обрадовало.

– Обрадовало, что друга заставил плакать?..

– Да… только тебя я жалел и думал: пожалуй, надо выжить хотя бы для того, чтобы ее успокоить…

Асмик счастливо улыбалась.

– А что ты подумал, когда у твоей тахты дедушка свои сокровища высыпал? – смеясь, сказала она. – Но какие же там были чудесные браслеты, ожерелья!.. Их, должно быть, носила княгиня Анаид… Я глаз не могла оторвать.

– А я думаю, что зря мы не оставили одного из этих ожерелий – оно бы так шло тебе…

Так, в веселой болтовне, они провели весь день.

Под вечер в прихожей послышался топот, дверь с шумом растворилась, и в комнату ввалились Армен, Сэто, Грикор, а за ними, стараясь остаться незаметным, и Артуш.

– Ах вы, дезертиры! Нас в «ад» послали, а сами тут прохлаждаетесь, лодырничаете? Вот как, оказывается, ты комедии разыгрывала! Дрожала, жаловалась – холодно! – смеялся Грикор.

Ребята бросились к Камо и начали его обнимать.

– Эй, не все сразу, становитесь в очередь! – балагурил, как всегда, Грикор.

Камо только теперь заметил Артуша. Он стоял в углу, у шкафа, и в замешательстве мял в руках кепку. Выл он, как и все остальные, в пыли и земле.

По оживленному лицу Камо пробежала тень.

Асмик, заметив это, поспешила на помощь Артушу.

– Вот, – сказала она, как бы представляя его, – новый член нашего кружка юных натуралистов. Он работает с нами в пещере, заменяя тебя.

Могло ли какое-нибудь чувство мести, злобы, недоброжелательности найти место в сердце юноши! И было ли оно в нем вообще раньше, в добром сердце Камо! Да еще тогда, когда он только что спасся от смерти и был полон самых добрых чувств ко всем людям…

Поэтому, когда Артуш смущенно подошел к нему, собираясь просить прощения, Камо быстро закрыл ему рот рукой и тепло сказал:

– Не надо. Теперь мы будем добрыми друзьями. Я давно хотел этого.

И мальчики обнялись.

– Ну, как ты себя чувствуешь, Камо? – мягко спросил Армен, взяв товарища за руку.

– Немного тяжела голова, в остальном хорошо.

– Еще бы, как же не хорошо! – вмешался Грикор. – Походи за мной такая фельдшерица, – он лукаво покосился в сторону Асмик, – у меня бы в два – три дня нога выправилась… Честное слово!

– Довольно тебе, насмешник, довольно! – потянула Грикора за его черные кудри Асмик. – Даю тебе слово, что буду за тобой ухаживать, когда ты наконец решишься на операцию, дашь врачам выправить ногу.

– Как же вода-то, вода-то? – нетерпеливо спросил Камо.

– Вода будет, работаем… Сегодня докопались до огромного плоского камня, – сказал Сэто. – Вода под ним – это ясно. Пробьем камень – вода фонтаном хлынет.

Камо взволнованно поднялся и сел на кровати:

– Зачем в это дело вмешалась строительная бригада? Воду мы нашли, мы и должны ее дать селу. Будет позорно, если нас опередит кто-нибудь другой. Для нас это дело чести!

– Своими силами мы не скоро справились бы, – сказал Армен.

– Мы делали отверстия, а потом пришел дядя Егор, наполнил аммоналом все сделанные нами в камнях дыры и поджег фитили… Такой был взрыв!.. Чуть Черные скалы к небу не взлетели! – добавил Сэто.

– Почему они взрывают? А вы что смотрели? – огорченно спросил Камо.

– Если бы захотели, мы и сами бы это сделали. Мы добровольно уступили эти обязанности Егору, – сфальшивил Армен, желая успокоить Камо.

– Где аммонал, капсюли, фитили?

– Когда мы уходили, мастер Егор спрятал их в пещере.

– Это хорошо, очень хорошо! – сказал Камо. – Буду знать…

По уходе товарищей Камо долго не мог уснуть. В спальню вошла мать:

– Что с тобой, Камо, милый? Спи, родной мой, спи…

Она обняла черную кудрявую голову сына и нежно поцеловала его.

Прижавшись к матери, Камо мало-помалу успокоился и уснул.

 

РАДОСТНЫЕ СОБЫТИЯ

Утро еще не наступило, и село Личк покоилось в глубоком, крепком сне.

Какой-то юноша верхом на маленькой пегой лошадке, с подвязанной к седлу котомкой, торопливо пробирался в предутреннем сумраке по дороге, ведущей к Черным скалам. Он то и дело оглядывался, словно делал что-то тайком и не хотел, чтобы его видели.

Доехав до разбитого молнией дуба, юноша привязал к нему свою лошадь и, взяв котомку, полез на скалу. Добравшись до ее вершины, он остановился и посмотрел вниз.

Горизонт на востоке понемногу светлел, и звезды одна за другой затухали. В небе горела ярко только одна Венера.

В камышах озера Гилли просыпалось их пернатое население. Утренний ветерок, набегая с вершин Дали-дага на зеркальную гладь Севана, покрывал ее легкой рябью. Гигантский водоем каждую минуту менял свой цвет и становился все светлее.

Как прекрасна жизнь! Как чарующе хороша природа! Как хорошо жить, наслаждаться благами нашего чудесного мира!..

Юноша с жадностью вдыхал свежий утренний воздух. Он жив, он снова в этом светлом, волшебном мире!.. И никто, никто так, как он, не мог сейчас понимать ценность жизни и любить ее…

Веревочная лестница висела на своем месте, прикрепленная к одному из зубцов скалы: путешествия во «Врата ада» стали такими обычными, что ее больше и не убирали.

Юноша привычно спустился по лестнице и вошел в пещеру. Сердце его замерло от счастья: шум воды, еще недавно такой глухой и неопределенный, теперь был слышен совершенно явственно. Сотрясая скалу, клокоча и звеня, мчался где-то совсем близко под ногами бурный водный поток.

Войдя во вторую пещеру, Камо (читатель, конечно, давно узнал его) увидел, что за эти два дня здесь была проделана громадная работа.

Он зажег фонарь, укрепил его в камнях на краю огромной впадины, образованной взрывами, и, взяв лом, начал долбить скалу там, где звуки воды были особенно четки.

* * *

Село только что проснулось, когда знакомая нам группа юных натуралистов подходила к Черным скалам.

Не успели ребята начать восхождение на вершину, как вдруг внутри горы раздался взрыв и из отверстия пещеры повалили густые клубы дыма.

Ребята обменялись удивленными взглядами. Что там такое?.. Не сатаэл ли снова зашалил?.. Им и в голову не могло прийти, что Камо, вчера еще лежавший в постели, слабый, один ночью добрался до Черных скал и продолжает незаконченную ими работу.

– Вернемся, – в страхе предложила Асмик.

– О, да чья же это здесь лошадь?.. Ну конечно, Камо… Это Камо там! – в восторге воскликнул Сэто и побежал к тропинке, ведущей на гору.

– Но ведь он болен и на руках еще ссадины не прошли! – вырвалось у Асмик.

– Подумаешь – ссадины! Что такое ссадины в такой великой работе! – весело отозвался Грикор. – Идем!.. Камо, родненький, наводи страх на чертей, мы к тебе идем! – сложив рупором руки, крикнул он.

Вслед за первым на Черных скалах раздалось еще несколько взрывов.

Мастер Егор, шедший во главе своей бригады, как вкопанный остановился на тропинке, ведущей к Черным скалам.

– Эти сорванцы снова натворят что-нибудь, себе на голову… – пробормотал он. – Ох, как ошиблись мы, оставив капсюли в пещере!

– А все-таки молодцы ребята! – воскликнул один из каменщиков. – Опередили нас!

Он с довольным видом потряс в воздухе тяжелым ломом и торопливо зашагал наверх, к пещерам.

Многих в селе Личк в это утро разбудили взрывы на Черных скалах. Радостных, очень радостных событий ожидали колхозники.

Но в семье Камо взрывы вызвали панику.

Мать Камо, не найдя сына в постели, с криком бросилась к мужу:

– Что ты стоишь? Камо опять на Черные скалы ушел!..

Родители Камо еще не оправились от тревоги, перенесенной ими в последние дни. А тут – пожалуйста, новая!..

Кузнец Самсон, всегда спокойный и сдержанный, выскочил из дому как был, без шапки, и побежал к Черным скалам.

– Камо опять ушел в эту чертову пещеру! – вопила Сона и, выбежав на свою крышу, смотрела вслед уходившему в горы кузнецу Самсону.

Прибежал Артуш, недовольный тем, что товарищи ушли без него, и, ни у кого не спрашивая разрешения, пустился догонять их. За ним последовало еще несколько школьников.

– Людей удивляет! – ворчал по дороге Артуш, раздосадованный поступком Камо. Зависть вновь начинала шевелиться в его сердце.

Вышел из дому и председатель колхоза Баграт. Вслед за ним появился и учитель Арам Михайлович, как всегда в гимнастерке, старой военной фуражке и высоких хромовых сапогах.

– Пойдем, Арам Михайлович, – сказал Баграт, – поглядим, что делают наши герои… И Асмик ведь с ними ушла, еще до рассвета. Тайком ушла… Эх, где-то наша молодость! – улыбаясь в усы, говорил Баграт. – Смотрю я на эту молодежь, на дела ее, вижу, как все ее внимание, все ее мысли, сердце целиком отдаются народу, как они только и думают о том, чтобы сделать доброе дело, нужное родной Советской стране…

Заметив Артуша с товарищами, спешивших к Черным скалам, Баграт остановил их:

– Эй, ребята, куда вы с пустыми руками? На свадьбу, что ли?.. Назад! Возьмите лопаты, кирки, ломы… Эге, и дед Асатур ковыляет! Заложил бороду за пазуху – значит, тоже в поход собрался… Занятный человек, хороший человек, – кивнул Баграт Араму Михайловичу на старого охотника.

Учитель только улыбался – он ли не знал деда Асатура!

А Сона кричала:

– Сэто, эй, Сэто! Этот сорванец снова ушел в то проклятое место!..

– Ты чего опять раскричалась, баба? И дал же бог тебе голосок! – укоризненно покачал головой дед Аса-тур. – Помолчи немного! Сейчас все пойдем поглядим, что делать надо.

И дед Асатур, сопровождаемый своим верным Чамбаром, тоже зашагал к Черным скалам.

* * *

Вскоре на вершине скалы над пещерой собралось много сельской молодежи. Ребята посмелее даже спустились по веревочной лестнице и скрылись в черной пасти «Врат ада».

А внизу, в ущелье, собрались колхозники и, задрав головы, с любопытством поглядывали вверх.

Внизу, у дуба, дед нашел Асмик: на этот раз ребята ее с собой в пещеру не взяли.

Увидев старика, она радостно бросилась к нему:

– Дедушка, а как же мы? Мы так и не пойдем в пещеру?

– Как – не пойдем? Да разве без нас что выйдет! – искренне удивился дед Асатур. – Идем!

Не успели старик с девочкой дойти до вершины, как снова, на этот раз из ущелья, послышался крикливый голос Сона (и она прибежала сюда с народом):

– Эй, сынок, Сэто! Эй, сыночек, куда ты забрался? Вылазь оттуда!.. Уф, сил моих нет!

И, как нарочно, Сэто вдруг появился у входа в пещеру. Он был радостно взволнован.

– Погоди, погоди, мать! – крикнул он. – Рванем еще разок, и все будет ясно: то ли вода там под камнями, то ли ад… Мало осталось, погоди. Мы…

Не договорив, Сэто вдруг сорвался с места, бросился к лестнице и торопливо полез вверх. Вслед за Сэто выбежали и остальные ребята и один за другим поползли по качавшейся над ущельем лестнице.

– Эй, эгей, удирайте! – крикнул вниз Грикор. – Удирайте! Сейчас скала лопнет и весь мир наполнится рогатыми чертями!..

Грикор, смеясь, помахал рукой столпившимся внизу колхозникам и, подпрыгивая на одной ноге, бросился догонять товарищей, уже спускавшихся по узкой, затерявшейся среди расщелин скалы тропке.

– Ох, уж этот Грикор! – сказал кто-то внизу. – Мир еще никогда не видел такого болтуна и насмешника, такого…

Но тут и в самом деле дрогнули и качнулись Черные скалы. Оглушительный взрыв потряс воздух. Рыжее облако дыма сказочным драконом-вишапом выползло из «Врат ада» и мглистой тенью закрыло солнце. И вдруг с грохотом, громом, звоном ринулась в ущелье вода…

Вырвалась она из черной пасти «Врат ада», из своей мрачной многовековой темницы, и бурным каскадом низверглась в ущелье. Это был, вероятно, самый высокий, самый чудесный водопад в мире… С недосягаемой высоты стремился мощный поток студеной светлой воды, дробился о выступы скал, рассыпался мириадами брызг и радужных, ярко горевших на солнце искр…

Непередаваемый восторг охватил колхозников. В первое мгновение они словно лишились дара речи и безмолвно, горящими глазами смотрели на дорожку, внезапно возникшую на черном фоне скалы – живую, бурливую, в серебряном кружеве пены… Затем молчание нарушилось громовым «ура». В воздух полетели шапки. Люди опускались на колени, припадали к воде, прикасались к ней, словно целуя губами…

Яростно лаял на падавшую в ущелье воду Чамбар. То ли радость свою выражал он, то ли удивление – ведь совсем-совсем еще недавно бегал он здесь по сухим и острым камням!

Неожиданно на краю пещеры появилась фигурка с ломом в руке. Снизу она казалась совсем маленькой. Это был Камо. Он стоял на каменном выступе, в самом уголке гладкой каменной «губы», которая впервые рассказала Армену и Араму Михайловичу о когда-то, века назад, стекавшем отсюда водном потоке.

Лицо мальчика сияло. С чувством глубокого удовлетворения смотрел он на холодные струи освобожденной им и его товарищами воды, и сердце его было полно безграничного счастья.

Из глаз Камо текли слезы, но он не замечал их: это были слезы радости, большой, неизъяснимой.

Товарищи, колхозники махали ему шапками, что-то кричали восторженно, а его пегая лошадка, привязанная к разбитому молнией дубу, била копытами, ржала и вздрагивала от падавших на нее холодных брызг воды.

Когда Камо сошел вниз, его встретили и обняли сначала родители, потом товарищи, колхозники. Расчувствовался и поцеловал его и суровый обычно председатель колхоза. Его сегодня нельзя было узнать – так он сиял.

Вышел вперед и горячо обнял своего отважного внука и старый охотник, дед Асатур. Бороду свою он, как всегда, свернул и уложил за пазуху. Положив руку на рукоять длинного кинжала, дед обернулся к колхозникам и сказал:

– Вот оно как, люди… Выходит так, что никакого ада не было и нет. Наши внуки умнее дедов оказались… Где ты, кум Мукел? Вышел бы ты из могилы да поглядел, что нашла наша молодежь в твоем «аде», что получил народ!..

Но деда почти никто уже и не слушал. Все лихорадочно работали, освобождая дорогу воде. Звенели заступы; из-под кирок, пробивавших каменистую почву, летели искры…

Выбежав из ущелья, водный поток, направляемый колхозниками, подступил к старому устью канала, начинавшегося там, где недавно стоял «водяной бог», увезенный учеными в Ереван. Отсюда, свернув на склон Дали-дага, вода устремилась в канал, восстановленный колхозниками, и, весело бурля, побежала к колхозным полям. Она несла им жизнь, и навстречу ей, жадно впитывая влагу, радостно поднимали свои головки истомленные зноем колосья.

Вода растекалась по полям и уходила в почву, тихо и мелодично журча. У корней растений вздувались и с еле слышным треском лопались крошечные воздушные пузырьки. Казалось, шепчет что-то оживающая земля и сладко-сладко вздыхает: «О-ох… о-ох… о-ох… Еще… еще…»

По небольшому ответвлению канала добежала вода и до самого села, влилась в высохшее русло ручья, а затем наполнила и пруд, вырытый пионерами.

Асмик пришла в неописуемый восторг. Она помчалась на ферму, открыла ворота и погнала к пруду своих захиревших питомцев. Гуси, утки, лысухи, шумно хлопая крыльями, бросились в воду. Их радостное гоготанье и крики весь день стояли над селом. Ожили не только птенцы, но и ослабевшие пчелы. Они вылетели из ульев и понеслись в поля.

Радостно, шумно было в этот день в селе Личк. Не принимал участия в общем веселье только один «водяной», века подряд пугавший крестьян своим грозным ревом. Он вдруг умолк, и, как ни странно, никто в селе и не заметил этого.

…Вечером на сельской площади собрался митинг, посвященный радостному событию. Героями дня были, конечно, юные натуралисты – Камо, Армен и их товарищи.

Арам Михайлович, приветствуя их от имени партийной организации, сказал:

– Имея таких детей, как вы, наша великая Советская страна всегда будет победительницей!

 

ПОЧЕМУ УМОЛК «ВОДЯНОЙ»

Если встать на восточном берегу Севана спиной к озеру и взглянуть на поля села Личк, может показаться, что там, колеблемое нежным горным ветерком, мягко волнуется другое, золотистое озеро – озеро пышно разросшейся пшеницы.

Комбайны с приятным хрустом срезают и обмолачивают колосья.

Когда бригадир Овсеп поднимает вверх руку и говорит: «Гоп!..» – это значит, что «амбар» комбайна полон и его нужно опорожнить. Подходит автомашина, забирает золотое зерно и отвозит его в колхозное хранилище.

После одной из таких погрузок Сэто и Артуш подошли к бригадиру Овсепу.

– Позволь мне и Артушу, – сказал Сэто, – пойти в село, нас вызывает секретарь комсомола.

– Какой секретарь? – нахмурился Овсеп.

– Секретарь нашей организации, комсомольской – Камо.

Лицо Овсепа прояснилось:

– Камо? Ну, идите, раз Камо зовет – он без дела от работы не оторвет. Что-нибудь важное…

На террасе у Камо собрались юные натуралисты села Личк. Когда к ним присоединились Сэто и Артуш, Камо сказал:

– Ну, теперь все в сборе, мы только вас и ждали. Нам сегодня придется решить важный вопрос: почему умолк водяной озера Гилли.

– А ведь и в самом деле, – удивился Артуш, – его что-то совсем не слышно…

– Да разве он, боясь нас, подаст голос? – похвастался Грикор.

– Нам сейчас не до шуток, – остановил его Камо. – Мы, юные натуралисты села Личк, должны сегодня раскрыть тайну озера Гилли и положить конец всяким вздорным «чудесам» так же, как и тайне «Врат ада», которую мы раскрыли… Мы разделимся на два отряда. Один из них пойдет на Черные скалы, другой – на озеро Гилли.

– Не орет? Ну что ж, тем лучше, что не орет. Чего же нам беспокоиться теперь? – удивился Сэто.

– Как это «тем лучше»? – притворно возмутился Грикор. – Люди со дня рождения слушали его приятный голос, а он, видите ли, вдруг замолчал… Все привыкли, сжились… Всем теперь чего-то не хватает без него…

– Должны ли мы выяснить, чем был вызван этот рев? Как вы думаете? – спросил Армен.

Ребята зашумели:

– А как мы это выясним?

– Это тайна нашего ученого, он не желает нам ее доверить, – сказал Камо.

– Нет, пока я не узнаю, как ты хочешь выяснить тайну озера, я никуда не пойду, – отозвалась Асмик и обиженно отошла на другой конец террасы. – Всё какие-то тайны, загадки… Этот Армен всегда держит нас в тревоге!

Армен улыбнулся.

– Почему моя тайна? Разве не Арам Михайлович дал нам ключ к решению вопроса? – краснея, как обычно, сказал он. – И не ясно разве все? Скажите, кто из вас слышал, как орет водяной, с того дня, как мы выпустили из пещеры воду?

– Никто…

– Я многих спрашивал – никто не слышал… Неужели не понятно, что есть какая-то связь между водой, которая была заключена в Черных скалах, и водяным озера Гилли?

Асмик обернулась:

– А, поняла, поняла… Какая же я глупая!.. Идем скорее, идем!..

– Поняла, да не совсем. Связь есть, но почему же он, этот водяной, орал, никто из нас не знает. Вот то, что мы хотим узнать, – сказал Армен.

– Сэто, нашему ученому нужны два мешка соломы, самой мелкой. Пойди возьми два мешка и набери соломы у колхозных молотилок, – командовал Камо. – Только не забудь – самой мелкой… А ты, Грикор, ступай попроси бригадира Овсепа дать нам одного осла. Мешки с соломой, кирки, ломы погрузите на осла и возьмите его с собой – вы с Арменом пойдете на Черные скалы. Все, что Армен ни прикажет, выполнять беспрекословно!.. Я, Асмик и дедушка Асатур пойдем на озеро… Да, возьмите с собой Артуша, он сильный и смелый парень, пригодится.

Так Камо распределил обязанности каждого. Вскоре оба отряда были готовы к походу.

– Мы о самом важном не договорились, – сказал Армен. – Камо, когда ты должен быть на озере?

– Как по-твоему, когда мне надо быть?

– Когда? Погоди, подсчитаю. Мы доберемся до Черных скал к часу. В два часа будем в пещере. Дела там у нас на полчаса… Сколько будет километров от Черных скал до Гилли?

– Около пяти.

– Около пяти? Ну, если принять во внимание наклон горы, надо дать воде тоже минут тридцать. Значит, ровно в три тебе нужно быть с фотоаппаратом на том самом месте, где мы тогда сделали снимок с водяного. Станешь там же, палец – на спуске затвора. Не упусти, сейчас же щелкни!

– Страшно интересно!.. – сгорая от любопытства, вертелась на месте Асмик. – Идем, чего же вы ждете?

Немного спустя Камо и Асмик вышли из села. По дороге к ним присоединился дед Асатур. Борода у деда была, по обыкновению, заботливо подвернута и уложена за пазуху, на плече висело ружье. Он шел спокойным, размеренным шагом, по-видимому вполне довольный всем, что окружало его. Тревога покинула деда, и лицо его было ясным и мирным, спокойно светились еще полные жизни глаза. Он, казалось, поздоровел, даже помолодел.

– Дедушка, – обратился Камо к старику, – ты заметил, что с тех пор, как водяной перестал орать, и Месроп не орет?

– Глупый человек этот Месроп, – вздохнул дед. – Он у нас, как говорят, ложка дегтя в бочке меда… Все кругом поумнели, а у него башка все такой же темной осталась. Тайком в старую часовню ходит… Скажи, дурной, какая сила у этого сухого камня? Мой кум Мукел, блаженной памяти, хорошим каменщиком был. Он смеялся над нами, говорил: «Крест на камне в этой часовне я вырезал, а вы ходите да прикладываетесь к этому кресту, целуете, святым называете…» Да, темные, темные мы были люди…

Дед немного помолчал, сделал две – три затяжки из своей трубки, затем продолжал:

– Месроп умолк потому, что его заставили замолчать. Такой фрукт сам не замолчит… В те дни, когда вы воду из пещеры выпускали, Баграт так его к стене прижал, так отделал… Еще немного – в куски бы разорвал! Знаешь ведь ты, какой Баграт горячий. «Ты, – говорит, – собачий сын, колхозный работник или дьякон? Ты своим провокациям положи конец, а не то я тебя в такой пресс зажму, что разом тебя выровняет… Ни одного кривого местечка не останется…»

Асмик представила себе бледного дьякона Месропа зажатым в пресс и фыркнула: костлявые руки и ноги торчат из-под досок, извиваются, как клешни у рака…

– Смеешься? А что ты думаешь, Баграт не сделает? Сделает! Боевой человек, дисциплину любит, всех подтянул. Погляди, какой колхоз устроил – на диво!.. Да, Камо-джан, ты говоришь: ребята в Черных скалах воду остановят? Зачем?

– Это уж тайна Армена. Опять тайна!

Они подошли к берегу уже знакомой нам самой короткой реки в мире.

– Река будто помелела. Что скажешь, Камо?

Камо улыбнулся. На верхней губе его дрогнули заметно выросшие черные усики.

– А как же иначе, дедушка? У нас небось август месяц?

– Что ж, что август? Эта река в самые засушливые годы никогда так не спадала даже в августе, – настаивал дед.

Камо по-прежнему загадочно улыбался. Любопытство сжигало Асмик.

– И ты, и ты научился у Армена из всего тайну делать! Ну, говори, говори же, в чем дело? – нетерпеливо требовала она.

– Что ж мне говорить, не ясно ли и так?.. Когда мы выпустили керосин в озеро на вершине Дали-дага, не дошел ли он до Гилли?

– Хорошо, дошел.

– Если мы сделаем это теперь, то керосин попадет уже не в Гилли, а в пруд, где полощутся твои гусята.

– Как это, парень? – удивился дед.

– Вот непонятливый народ! Ясно же. Керосин попадает в водный поток, вытекающий из «Врат ада», оттуда в канал, а из канала – на наши поля, в сельский ручей, в пруд…

– Ох, и дел же вы наделали, Камо-джан! – восхитился старик, наконец уразумев, что произошло. – Уж на что умный человек был покойник Каро, и то не разобрался бы…

– И кум твой Мукел тоже бы ни за что не разобрался, – засмеялся Камо.

Заливисто засмеялась и Асмик. Ее очень забавлял этот «кум Мукел» с его неоспоримым для деда Асатура авторитетом. Кум Мукел был тем бездонным источником, из которого старый охотник постоянно черпал примеры житейской мудрости.

На берегу они нашли рыбачью лодку и, сдвинув ее в воду, поплыли по бесконечным протокам и бассейнам озера к памятному качающемуся островку.

– Помнишь, сколько яиц мы собрали на этом острове полтора года назад! – сказала Асмик Камо.

– Помню, конечно, – кивнул головой Камо. – Только не сорвался ли он со своего «якоря» и не стал ли из качающегося плавучим, этот наш островок?.. Как много уток, дедушка, но они почему-то не летают. Дай-ка ружье, – протянул он руку, – я их сейчас пугну… Странно, почему они не летают? Птенцы, что ли, неоперившиеся?

Обилие уток пробудило в Камо охотничьи инстинкты. А Чамбар, высунув красный язык, визжал и нетерпеливо рвался из лодки.

– Удивительное дело – на воде ни одной утки, все в камышах! Должно быть, утята, – предположила Асмик.

– Дай мне ружье, – еще раз попросил Камо.

Но дед не дал ружья.

– Нельзя, – сказал он. – Это не птенцы, а отцы и матери. Они сейчас линяют, меняют перья, а без пера они летать не могут. Таких стрелять нельзя, жалко… И погляди, как все умно устроила природа. Птицы-матери только тогда перо меняют, когда птенцы подрастут в сами начнут себе хлеб добывать. Мать тогда свободна – забот не стало, может и о себе подумать…

Но вот они добрались до качающегося островка. Дед и Асмик высадились, а Камо поплыл дальше. Чамбар остался с ним в лодке.

* * *

Расстанемся ненадолго с Камо и поглядим, чем занят другой отряд наших юных натуралистов, ушедший на Черные скалы.

Добравшись до зубчатой вершины, ребята подвязали себе на плечи мешки с соломой, сняли башмаки, чулки, выше колен подвернули брюки и по веревочной лестнице спустились в пещеру – прямо в вытекавшую из нее воду.

Первое ощущение было похоже на ожог. По спине пробежала дрожь, тело покрылось пупырышками – такой холодной была эта вода, рожденная тающим снегом горных вершин. Но это не смутило ребят, и они отважно двинулись вперед, освещая путь слабым пучком света электрического фонаря.

Бурный поток воды сбивал их с ног. Стены пещеры были мокры и скользки и представляли ненадежную опору. Однако ребята преодолели все препятствия. Не остановила их и мощная масса воды, несшаяся из прохода в глубине пещеры. Первым вошел в это отверстие Сэто, за ним последовали Армен и Грикор с Артушем. Мокрые с ног до головы, они наконец попали во вторую пещеру и, найдя здесь сухой клочок земли, остановились, чтобы передохнуть.

– Умно мы сделали, Армен, – заметил Грикор, – что расширили этот проход. Иначе мы остались бы здесь в плену. Ты, как ученый, видишь будущее…

– Вы расширили? – спросил Артуш. – Значит, вы с самого начала знали, что добудете воду и она вот через это самое отверстие и пойдет?

– Да, по многим признакам мы давно пришли к этому твердому убеждению, – серьезно, тоном настоящего ученого ответил Армен.

– Ну, только я не из тех, кто в плену остается! – продолжал свое Грикор. – Я бы воткнулся в эту дыру и закупорил ее. Вода наполнила бы пещеру и выбросила меня силком… как шампанское – пробку.

– План гениальный, но немного запоздал, – тем же серьезным тоном отозвался Армен.

А Сэто сказал смеясь:

– Вылетел бы вместе с водой – и головой в пропасть!

– Ого, прыжок был бы замечательный, да еще без парашюта… Ну, начнем, уже время. Не то Камо заждется нас, со скуки на что-нибудь заглядится – опять по шею уйдет в болото.

Они подошли к устью потока. Вода, стекавшая из горного озера, с вершин Дали-дага, со страшной силой ударялась о стены бассейна, образованного взрывами аммонала и динамита, бешено кружилась, бурлила, взбивая пену, и, вырвавшись на поверхность, стремительно неслась к выходу из пещеры.

Такой грохот стоял в этом темном подземном мире, такие таинственные шумы раздавались во всех углах пещеры, что ребятами овладел необъяснимый страх. То ли водоворот этот страшный их поглотит, то ли, не выдержав ужасных сотрясений, рассыплются скалы и погребут их под собой…

Положив на землю мешки с соломой, ребята сидели на них и при тусклом свете электрических фонариков смотрели на бешено бурлящую воду.

– Ну, что же мы должны делать в этом аду? – не без страха спросил Сэто.

Армен встал, подошел к бассейну и, осветив фонариком одну из его стенок, сказал:

– Видите это заделанное отверстие? Раньше вода уходила в него, уходила в глубины горы. После того как Камо в последний раз взорвал здесь скалу, вода изменила течение и пошла так, как теперь. Потом из колхоза пришли мастера и заделали эту дыру цементом. Сейчас мы должны опять ее открыть и снова направить воду по ее прежнему пути.

– Осушить канал?! Лишить село воды?.. Да что ты!.. Что скажут о нас? За кого примут?

– Обо всем этом мы уже договорились с товарищем Багратом. Сейчас вода колхозу не нужна. Сегодня обойдутся, а завтра дыра снова будет заделана.

– Да, но отверстие это выше уровня воды. Она не пойдет в него больше, – сказал Артуш.

– Ну, это пустое дело. Мы заложим камнями выход из бассейна, вода в нем поднимется и начнет поступать в прежний сток, снова пройдет под горой и вольется в Гилли, а там ее будет ожидать Камо с аппаратом в руках, – наконец открыл товарищам тайну их похода на Черные скалы Армен.

– А если вода пойдет не в Гилли, а совсем в другую сторону? – спросил Сэто.

– Может случиться… Но именно затем, чтобы узнать это, мы и должны проделать свой опыт. Потому-то Камо и дежурит на озере, ожидает нашей посылки… известий от нас. Попробуем… Ну, Грикор, возьми лом. А мы будем камни носить, укладывать.

Грикор со сноровкой опытного мастера несколькими ударами лома выбил цементную пробку, закрывавшую прежний сток. Открылась глубокая черная расщелина.

– Значит, если я упаду в эту дыру, то выплыву в Гилли? – опять не удержался от шутки Грикор.

– Попробуй, тогда увидим.

– Вот будет история! – сказал Артуш. – Стоит Камо с фотоаппаратом, ждет. И вдруг – ужасный рев, вода столбом, а в столбе Грикор… Камо умрет со страху…

– Ой, нет, не надо, я не хочу этого! – всполошился Грикор. – Не брошусь, не брошусь… Я лучше шапку свою пошлю Камо. – И он кинул в расщелину свою старую шапку. – Вот удивится-то Камо!

– Сэто, тащи мешки! – крикнул Армен.

Ребята высыпали солому в расщелину, а затем крепко заложили камнями выемку в бассейне, из которой выливалась и поступала в пещеру вода.

Бассейн быстро наполнился водой доверху, и, дойдя до расщелины, вода, грозно бушуя, с ревом и свистом устремилась в свое прежнее, подземное, неведомо куда ведущее русло.

Под бешеным напором воды задрожала, затряслась скала. В ее недосягаемых глубинах что-то стонало, плакало, ухало… От этих звуков мурашки поползли по спинам ребят.

– Ну, чем не ад?.. Недаром наши предки думали, что он не только существует, но и помещается под этими скалами, – сказал Армен.

Минут через пятнадцать ребята разбросали камни, сложенные ими в выемке бассейна. Уровень воды в бассейне понизился, она перестала вливаться в расщелину и снова, клокоча и звеня, ринулась в пещеру, а из нее бурным серебряным каскадом низверглась в ущелье, в русло колхозного канала.

– Ну, идем, мы свою задачу выполнили. Идем! – повторил Армен.

Вскоре, мокрые, грязные, но довольные, ребята вышли из темной пещеры, и в глаза им ударил ослепительный свет радостного августовского полдня.

 

ПОСЛЕДНИЙ РЕВ

Выскочив из лодки, Камо стоял на груде поваленного камыша и любовался новыми, пестрыми одеждами озера Гилли.

Зелеными и оранжевыми огнями пламенели в лучах солнца берега озера и покрывавшие его камышовые островки.

На озере царила тишина. Казалось, его покинуло все пернатое население, обычно такое обильное. Не крякали утки, не было слышно гогота гусей.

Уровень воды в озере сильно понизился. Трудно было сказать, что повлияло на это – то ли зной засушливого лета, то ли прекратился доступ воды из бассейна, скрытого в Черных скалах. Во всяком случае, камыши поредели, на островке стало суше, и Камо без особого труда добрался до того места, где в прошлый раз он едва не пошел ко дну.

Рядом с ним стоял Чамбар. Навострив короткие уши, палкой вытянув хвост, пес внимательно осматривался вокруг, следуя направлению взгляда мальчика.

В глазах Чамбара отражалось явное недоумение. Из-за чего, казалось, нужно стоять здесь, в таком бездействии! Это было вне его собачьего разумения… Красота сверкающей в лучах солнца водной глади и отраженной в ней стены камышей могла быть понятна только человеческому существу.

Камо посмотрел на часы: было без малого три.

Вынув из футляра фотоаппарат, Камо проверил работу затвора, подвинул до предела рычажок, регулирующий скорость, направил объектив на середину бассейна и замер в неподвижной позе.

Ему казалось, что в таком положении он простоял очень долго. Может быть, причина тому – испытываемое им нетерпение.

Вода в озере была спокойна. Только ветерок налетал иногда и покрывал ее легкой рябью. В тот раз, весной, озеро волновалось, вздувались и лопались большие пузыри, вода расходилась кругами и бежала к берегам. А сейчас – никакого признака «водяного»… Зеркало воды – ровное и светлое. В нем только отражаются камыши, да нет-нет промелькнет тень ястреба, кружащего над озером в поисках добычи.

Все вокруг было таким мирным, такая царила тишина, что у Камо даже зазвенело в ушах…

Горячее августовское солнце накалило желтеющие тростники. Их палящее дыхание обжигало, и лицо у Камо покраснело и пылало.

Напряженность положения томила его, но он стоял, не двигаясь, и ждал.

Наконец терпение Камо было вознаграждено. Озеро заволновалось, закипело. По его зеркальной глади пошли большие пузыри и, лопаясь, кругами побежали к берегам. Затем внезапно вода в центре озера вздулась, поднялась широким невысоким грибом, и воздух огласился страшным: «бо-олт… болт… бо-олт!..»

Озеро дрогнуло, вздыбилось, пошло волнами…

Чамбар рванулся и неистово залаял, вызывая непонятного врага на бой.

На лице Камо играла победная улыбка.

«Ладно, – казалось, говорил он, – больше не удивишь и не испугаешь – знаем мы, что ты такое!..»

«Водяной» вынес с собой из глубины озера и рассеял по его поверхности массу мелко искрошенной соломы.

Камо смотрел на солому и улыбался. Вот откуда идет эта вода! Вот чем объясняется этот жуткий рев!

Вдруг он заметил в воде что-то черное.

«Что это, ежик или мертвая лысуха?»

Круги воды, медленно уходя к берегу, все ближе и ближе подвигали к нему этот таинственный предмет.

– Да ведь это чья-то шапка! – воскликнул он. – Как попала она сюда?

Выломав камышину, Камо подцепил ею шапку и вытянул на берег.

Чамбар, взволновавшись, бросился к шапке, вырвал ее из рук Камо и тщательно обнюхал, Потом, подняв на мальчика свои умные глаза, он посмотрел на него так выразительно, точно хотел сказать что-то очень важное.

– Да ведь это шапка Грикора! – сказал Камо. – Чамбарушка, родной, что с нашим Грикором?..

Шапка испортила радужное настроение Камо и навела его на мрачные мысли. В задумчивости вернулся он к лодке и поплыл к острову, на котором оставил Асмик и деда.

– Ну-ну, что там было? – набросилась на Камо Асмик. – Что ты видел?

– Когда раздался рев, из озера поднялся столб воды, – сказал Камо. – Но, дедушка, все это пустяки. Важно вот что: как только столб опал, озеро покрылось соломой. А солому, как тебе известно, ребята наши вместе с водой послали нам с Черных скал.

– Вот так штука! Значит, столб, что поднимается со дна озера, это вода? Та, что в Черных скалах течет? – изумился дед.

– Ну да, с Черных скал… Вернее, с Дали-дага, из того горного озера.

– А как же водяной?

– Дедушка, ты, кажется, все понял! Какой же водяной!

– А кто же орет?

– Лучше мы об этом у Арама Михайловича и Армена спросим, они толково объяснят, чем рев вызывается.

– Конечно, они объяснят. Но почему же вода не ревет, вытекая из родника? – наивно спросила Асмик.

Дед в раздумье поглаживал бороду. Все его старые верования разбивались одно за другим, а новое с трудом умещалось в голове.

– Девочка правду говорит. Чего ради вода, бьющая из родника, будет, как вишап, реветь! Тут что-то другое… – с недоверием покачал он головой.

– А почему ты, Камо, такой мрачный? Сделал большое открытие – и не радуешься, – спросила Асмик, тревожно поглядывая на мальчика.

– Знаешь что?.. Я шапку Грикора подобрал в озере. Нехорошо это… – Камо поднял со дна лодки и показал Асмик мокрую шапку Грикора. – Ее выбросило вместе с водой и соломой со дна озера. Боюсь, не случилось ли что с Грикором!

– Грикор упал в подземный поток?.. – перепугалась Асмик. – Едем, едем скорей! Чего мы ждем! – И девочке стремительно бросилась к лодке.

Они гребли что было сил, досадуя на замедлявшие движение лодки водоросли.

Вот наконец и самая короткая в мире река и домик рыбаков на берегу. Камо и Асмик выскочили из лодки и помчались в село. Их догонял Чамбар. А дед отстал. Где уж ему гоняться за молодыми!..

На дорожке среди жнивья, не доходя до села, их встретили Сэто, Артуш и Армен. Вид у них был озабоченный.

– А Грикор?.. – бросилась к мальчикам Асмик.

– Брось, не мучай девочку! – обернулся назад Сэто.

Из-за снопов, стоявших в поле, недалеко от дороги, показался чуб Грикора.

Асмик подбежала к Грикору и повисла у него на шее. Вслед за нею и Камо крепко обнял и горячо поцеловал товарища.

– Ты жив, Грикор, жив? – спрашивал он, осматривая его со всех сторон.

Ребята с недоумением смотрели на эту необыкновенную сцену.

– А почему я должен умереть? – удивился Грикор, но, увидев свою мокрую шапку, догадался. – Будь покойна, моя родненькая, Грикор не из тех, кто умирает понапрасну, – сказал он, нежно гладя голову Асмик. – Дурак я, что ли, чтобы, покинув этот светлый мир, землей покрыться черной!

Вытирая слезы, полусердясь, полусмеясь, Асмик теребила его за волосы.

– Больно! – визжал Грикор, счастливо улыбаясь. – Благодарю тебя, господи! – балагурил он, подняв к небу смеющиеся глаза. – Значит, и по мне есть кому плакать… Ну что, Камо, выплыла солома в озере?.. Мы слышали, как этот черт орал.

– Рев мы услышали ровно через тридцать восемь минут после того, как спустили воду, – сказал Армен. – В это время мы уже подходили к селу.

– Мать твоя небось снова такой шум подняла, как услышала этого водяного? – смеясь, спросил Камо у Сэто.

– Как же, конечно подняла, – ответил за него Грикор. – Тотчас же полезла на крышу и давай руками размахивать, бить себя по коленям и на помощь звать…

– А вы?

– Посмеялись, конечно. Объяснили колхозникам, что это мы воду в озеро спускали, оттого и рев, – сказал Артуш.

– Ну, ученый брат, объясни-ка нам теперь, как по-твоему, что этот рев вызывало? – обратился Камо к Армену. – Против твоих глубоко научных выводов есть серьезные возражения. Одно, – показал он на догонявшего их деда Асатура, – исходит от этого почтенного старца, а другое, – повернулся он к Асмик, – от управляющей птицеводческой фермой. Эти возражения – они, говоря между нами, очень близки друг к другу – сводятся к следующему: почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, если это не вишап? Почему вода, текущая из родников, не вопит «бо-олт, болт, бо-олт»?

Армен засмеялся. Товарищи окружили его, ожидая объяснений. Вопрос деда Асатура, почему бьющая вверх вода должна реветь, как вишап, интересовал всех не меньше, чем деда.

– Вода, которую вы видели, – начал Армен серьезным, убедительным тоном, – не обычный родник или ручей. Это настоящая река, падающая к тому же с громадной высоты, а значит, и с огромной силой. Устремляясь в расщелину в пещере Черных скал, водный поток захватывает с собой и массы воздуха и доносит их до озера Гилли. Там, в озере, он со страшной силой выбрасывает этот воздух из воды. Вот почему и поднимается вода столбом. Это воздух подбрасывает ее вверх, воздух образует гигантские пузыри. Пузыри лопаются, и вот тогда-то и раздается это ужасное «бо-олт, болт, бо-олт».

– Ох, ребята, до чего же это просто! – воскликнула Асмик. – Наконец-то это дошло до меня! Ведь и в самом деле лопаются пузыри, воздух вырывается и… ревет.

– Дедушка, что ты можешь возразить? – обратился к старику Камо.

– Что мне сказать? Вы во всем выходите правыми… Мои возражения и копейки не стоят, – смущенно ответил старик. – Вижу одно: нет никакого вишапа, никакого белого буйвола…

– То-то, дедушка, не верь куму Мукелу! – засмеялся Камо. – Ну, ставлю на голосование: кто за то, чтобы принять объяснения Армена? Поднимите руки.

Руки подняли все, даже старый охотник.

– Единогласно… Итак, тайны Черных скал и озера Гилли разгаданы, – объявил Камо.

– Водяной ревел сегодня в последний раз, – сказал Армен.

И в самом деле, с этого дня «водяной», в течение многих веков пугавший село Личк, больше уже не ревел.

 

ВСТРЕЧА С ГЕРОЯМИ НАШЕЙ ПОВЕСТИ

Когда наступает весна, огромные стаи дупелей, покидая жаркий юг, летят на север, где лето прохладнее и мягче.

На своем пути на север они останавливаются, как на придорожной станции, на богатых кормом болотах озера Гилли.

Летят эти птицы только ночью. Но, перелетев через высокий горный хребет, подступающий к озеру с юга, они и темной ночью без труда находят место для посадки – таким оглушительным концертом встречают гостей тысячи лягушек, населяющих болота.

В дни прилета дупелей я всегда прихожу на охоту в эти давно знакомые мне места.

В этом году я нашел здесь много нового. Экскаваторы углубили русло реки, и воды Гилли бурно неслись в Севан. Озеро осело, и болот, примыкавших раньше к его берегам, не стало. Их место заняли пышные зеленые поляны, где пасутся стада породистых коров колхоза села Личк.

Гилли становится хранилищем неисчерпаемых запасов торфа… Уже работали торфорезы, и грузовики возили торф безлесным и лишенным топлива колхозам сел, окружающих Севан.

На лужайке, за которой начинались заросли камыша, стоял пес со свернутым в крендель и закинутым на спину хвостом. Он с удивлением смотрел на мою охотничью собаку – небольшую, тонкую, с гладкой шерстью – и, казалось, думал: из их ли собачьего рода это диковинное животное?.. А моя собака, приняв наступательный вид, угрожающе рычала.

В это время, размахивая в воздухе длинной дубинкой, к нам подбежал молодой парень.

– Чего ты удивляешься, Чамбар? – сказал он. – Городская собачка, не видишь, что ли? Одно знает – перепелок гонять…

Заметив меня, парень смутился и придержал Чамбара за ошейник.

У него было приятное смуглое лицо, веселые, искрящиеся смехом глаза.

– Ты что тут делаешь?

– Я?.. Я не один, я с Чамбаром. Мы пришли полюбоваться на колхозных телят села Личк, – ответил он и показал на изумрудные луга на берегу Севана, где паслось стадо красивых, породистых телят.

– Ну, а вы с Чамбаром охотиться умеете?

– Мы?.. А как же! Мы входим в охотничьи кадры деда Асатура, нашего старого охотника. Что же касается Чамбара, то с ним у меня договор подписан: как поймает зайца – мясо мне, брюшко и косточки – ему… – балагурил паренек.

– Охотник Асатур?.. О нем я что-то слышал. Это не тот, что клад нашел?

– Он самый… Как высыпал он из мешка золотые монеты да кольца, я так и сел – голова кругом пошла…

Я засмеялся. Видно было, что этот парень без шутки говорить не умеет.

– Ну, а где же можно увидеть вашего деда Асатура? – спросил я. – Небось охотится сейчас?

– Охотится?.. Станет он пулю тратить на такое добро! – Парень с пренебрежением показал на висевших на моем поясе бекасов и дупелей. – Вон он, рыбачит. Форелей ловит, полненьких, жирненьких… И без собачьей помощи, – добавил он, не без презрения поглядев на мою собаку.

Я подошел к реке.

На берегу, размахивая руками, суетился старичок с длинной, по колена, белой бородой.

– Камо, парень, нашел время для уроков! – кричал он тревожно. – Рыба-то, рыба уходит… Иди-ка скорее, перехватим ее на пути…

На зеленой траве, невдалеке от реки, уткнувшись в книги, лежали несколько ребят. Один из них, парень атлетического сложения, услышав окрик деда, поднялся и пошел к нему. За ним последовал товарищ.

Мальчики быстро разделись и, взяв у деда конец невода, поплыли с ним на другой берег реки. Здесь они прикрепили невод к колышку, вбитому в берег.

– Ну, теперь рыба наша, – успокоился старик, увидев, как ушли в воду грузила и натянулась сеть, от берега до берега, перерезав реку. – Молодцы, ребята! Камо-джан, Сэто-джан, вы теперь свободны. Берите свои книжки. Когда рыба наловится, я вас опять кликну.

Увидев меня, дед прикрыл ладонью глаза и вгляделся.

– Здравствуй, отец! – сказал я. – Это ты – охотник Асатур?

– Я, а кто еще может быть!

Старик искоса взглянул на мое ружье и собаку и, как бы возобновляя давно начатый нами разговор, продолжал:

– А рыба-то в этом году валом валит!..

Мы разговорились – у охотников сразу находится общий язык. Но дед сейчас был поглощен рыбой. Он то и дело поглядывал на реку – не сорвался ли, часом, невод.

Потом он подвел меня к группе, сидевшей на траве молодежи. Все встали и вежливо со мной поздоровались.

– Это мои львята, – улыбаясь, представил мне ребят дед. – Ты, должно быть, в газетах о них читал. Наша гордость… наши молодые нату… нару… Как это вы, Камо, называетесь, по Дарвину вашему?

Ребята засмеялись.

– Юные натуралисты, – подсказал Камо.

– Вот-вот, и я так говорю… Эта вот славная девочка, Асмик, научила нас собирать яйца диких птиц Она же в селе и ферму птичью устроила… А это наш ученый, Армен, – показал дед на худощавого, с тонкими чертами лица, большим лбом и красивыми черными глазами юношу. – А вот этот – Артуш. Он наш блудный сын. Все бегал от нас, злился, а теперь с нами, добрый мальчик…

Ребята улыбались, прислушиваясь к характеристикам, которые давал им дед.

– А обо мне что скажешь, дедушка? – спросил мальчик с дугообразными бровями. Он только что вместе с Камо устанавливал невод, и с его мокрого чуба еще стекала вода.

– Про тебя? – засмеялся дед. – Разбойничьи глаза у тебя, вот что я про тебя скажу. А парень ты ничего, тоже хороший. Он, – пояснил мне старик, – в прошлом году отстал от товарищей, не учился. А теперь догнал их и вместе с ними оканчивает школу. Но он вроде охотника Асатура – все мысли у него в горах. Только охотник Асатур за вкусной дичью ходит, а он – за камнями. Шахты строить собирается… А это наш шутник Грикор, он тоже готовится к экзаменам. Кто с ним живет, не состарится. Смех целый день!.. А сегодня у нас особый день. Грикор вернулся из Еревана и уже не хромает, как прежде. Он долго не соглашался на операцию, а как узнал, что юные натуралисты – и он с ними – должны в Москву ехать, сразу решился. Вот ему ногу и выправили. Ишь, каким молодцом ходит!

Я уселся на траву и разговорился с ребятами.

Больше всех меня заинтересовал Сэто, мальчик с очень своеобразным характером. Ум и мысли его и на самом деле были в горах. Удивительные крайности наблюдались в его школьных успехах. У него нет, как рассказали мне его товарищи, ни одной тройки или четверки – только двойки и пятерки. Пятерки он получил по геологии, краеведению, географии, естествознанию. Этим предметам отдает все внимание, остальные его не интересуют. Однако страх, что его не примут в Горный институт в Ереване, заставляет Сэто заниматься. Армен, по крайней мере, выразил уверенность, что Сэто экзамены сдаст и по нелюбимым предметам.

Хорошо учится теперь и Асмик, стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.

«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» – горько жаловалась она матери.

Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя – так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.

Только Армен успевал повсюду: и разгадкой тайн природы интересоваться и оставаться первым учеником в классе.

– Прошли через все это мои львята, прошли… – говорил дед Асатур. – Хороший был у них учитель – научил их уму-разуму. Вот они и вишапа победили и гнездо сатаны в Черных скалах разорили, а селу хлеб, хлеб дали!.. Знаешь ты, что такое вода для нашей страны? Для нас вода – это бог… Недаром когда-то люди воде поклонялись, жертвы приносили. Вода и солнце всему жизнь дают… Знаешь, какое изобилие во всем дала нашему селу вода Черных скал!.. Пусть жизнь этих ребят журчит так же сладко, как вода, пусть течет так же, как вода, долго!..

Дед беседовал с нами спокойно, неторопливо покуривая свою трубку, но все внимание его было занято рекой, и ни одно движение, возникавшее на ней, не ускользало от его наметанного взгляда. Вдруг он вскочил с места.

– Эй, ребята, рыба в сети, вставайте скорее!.. – воскликнул он и, на ходу запихивая свою длинную бороду в складки архалука, побежал к реке.

Вслед за дедом, сбросив с себя одежду, кинулись к реке и ребята. На лужайке осталась только Асмик.

Соединенными усилиями тяжелый невод был извлечен на берег, и вскоре на зеленой траве, в свете яркого утреннего солнца, трепетали и бились серебристые, с красными пятнышками на боках, большие красивые рыбы. Это были знаменитые севанские форели.

Вокруг рыб вытанцовывал Грикор.

– Ох, ох, ох!.. – восклицал он. – Костер нужен!

– Да, – сказал дед, обращаясь ко мне так, словно продолжал прерванную беседу, – так вот я говорю: чтобы узнать, что такое севанская форель, надо тут же, на берегу, ее и сварить… и непременно в той же воде, в которой она жила. Только тогда ты и узнаешь вкус этой рыбы. А как сваришь, надо вывалить рыбу из котелка прямо на траву. Вода стечет, а рыба останется.

Так и сделали. Развели костер, рыбу сварили и, когда она была готова, поставили котелок на траву и перевернули его. Вода стекла, рыба осталась, с травы мы ее и ели. Такой форели мне еще никогда не приходилось есть.

С дедом Асатуром и молодежью мы пошли поглядеть на водопад Черных скал.

Из черной пасти былых «Врат ада», взбивая серебряную кружевную пену, вырывался и падал в ущелье могучий поток. От его грохота и гула у нас под ногами дрожала земля.

Что же, разве не чудо этот бурный поток, эта многоцветная радуга среди темных утесов!.. Не чудо ли этот канал, вода!..

В нескольких шагах от водопада все еще виден старый, разбитый молнией дуб. Но и он ожил и помолодел. Из его расколотого ствола проросли новые, молодые, сильные ветви, покрылись пышной листвой и рвутся вверх, к солнцу.

«Вот и еще «старый дуб» и окружающие его «молодые побеги», – подумал я, глядя на старого охотника и теснящуюся около него молодежь.

А они стояли на обломке скалы, устремив взоры на бирюзовые воды Севана.

В прекрасном настроении я вернулся в город. Ягдташ мой был набит дичью, и так много чудесных впечатлений оставила во мне встреча с дедом Асатуром и его «львятами»!