— Мам! По-моему это мой мобильник надрывается! — крикнул Макс, высовываясь из ванной с намыленной физиономией, — Возьми и скажи, что я сейчас перезвоню!

— Ладно, брейся давай, посмотрю, кому ты там понадобился ни свет ни заря, — ответила из кухни Нина Николаевна.

— Алло!

— Здравствуйте, я могу поговорить с Максимом Викторовичем? — услышала она в трубке знакомый голос Алексея.

— Алло, Леша, здравствуй! Как ты, дорогой мой? Что-то давненько к нам не заезжал!

— Ой, Нина Николаевна, какая приятная неожиданность! Вот не вру, только недавно вспоминал про вас. Вам там, простите за нескромный вопрос, не икалось?

Нина Николаевна от души рассмеялась — она давно привыкла к тому, что Березин неисправимый балагур и жизнелюб.

— Нет, Бог миловал, Лешенька, но спасибо, что спросил. Так когда заедешь-то?

— Скоро, Нина Николаевна, теперь очень скоро, — сказал Лешка, улыбаясь, и невольно вспоминая Инну — ну а куда теперь денешься?! Все-таки будущая теща, и надо сказать, что теща — золотая!

— А Макс у вас, как я понимаю? Мне очень нужно с ним поговорить.

— Он умывается, Лешенька! Сейчас подойдет. Ты мне пока расскажи, как твои дела?

— Да по разному, Нина Николаевна. Вы же меня знаете: работаю, а в свободное время пьянствую, гуляю, наслаждаюсь жизнью. Только вот жаль, что для последнего времени у меня почти не остается! Уже забыл, как водка пахнет! — весело ответил Березин.

— Ну, Лешка, ты, я смотрю, совсем не меняешься! Все такой же шутник! Как бы сказал мой муж — «трепачова фабрика».

Уже много лет, с тех самых пор, как умерла его мама, семья Королевых была для него родной. Родители Макса и Инны всегда были рядом, они помогали, они ругали, они учили и давали советы, когда таковые были нужны. Всегда деликатные, они никогда не были ни назойливыми, ни дотошными. В бытность студентом он не раз перехватывал у них денег до стипендии. А по выходным и на каникулах вместе с Максом приезжал к ним в деревню, где всегда их ждали вкуснейшие шашлыки с костра и фирменная настойка, которую Королевы всегда делали сами и никому не открывали рецепта. Каждый год под конец сезона на полочках в погребе выстраивалась целая коллекция различных бутылок: черничная, земляничная, рябиновая, калиновая, на мяте и на смородине: выбирай любую! Костер запаливался только на березовых и сосновых полешках, потому что Виктор Петрович не признавал никакого готового угля и новомодных мангалов. Только шампуры и костер. А ночью, когда родители и Инна уходили спать в дом, Макс с Алексеем вдвоем разговаривали обо всем на свете и пели песни и пекли картошку. «И как в вас столько влезает? Я, например, после такого количества шашлыка „кыш“ сказать не могу, а вы еще и картошку есть собираетесь!» — постоянно удивлялся Королев-старший. А они ели, пели, пили, и было в этом столько счастья, что и представить сложно! И ежики шуршали в хворосте, и был даже один знакомый филин, постоянно прилетавший по ночам на соседнюю березу. Они даже дали ему имя Никодим. Этот Никодим ухал, охал, бессмысленно пучил оранжевые глаза и луна отражалась в них, играя и переливаясь, как будто наливая их, как два блюдечка, своим таинственным загадочным светом…

— Ну, ладно, Лешенька, ты только не пропадай, а то мы с Витькой скучаем. Передаю трубку!

— Леха, ты что так рано-то? Случилось чего? — Макс вышел на кухню и уселся возле стола, на котором уже исходили ароматом аппетитные румяные сырники с изюмом.

— Случилось, Макс, случилось. Нам бы пересечься и чем раньше, тем лучше. По-моему, я вчера накосячил, и по ходу, серьезно.

— В смысле? — Макс не удержался и сунул в рот горячий сырник, щедро полив его сгущенкой.

— Короче, давай, собирайся и через десять минут жду тебя около подъезда. Повторяю, это срочно. Отбой.

Макс с сожалением отодвинул тарелку и отхлебнул чай. Нина Николаевна присела напротив на краешек табуретки и заглянула сыну в глаза.

— Ну, что, опять неприятности? На работе, провались она пропадом?

— Ма-а-ам! Ну ты же знаешь, что это единственное, что я умею делать хорошо, потому, что это единственное, что я делаю с удовольствием! И вообще, мне казалось. что мы уже давно все обсудили и тему закрыли, — Макс улыбнулся, нежно взял маму за руку и поцеловал.

— Это опасно?

— Ну какое там «опасно», мамуль! Конечно нет. Я прошу тебя, не волнуйся, а вечером я постараюсь притащить к нам Березина. Посидим, чайку попьем, чаек коньячком полирнем, поболтаем. Кстати, надо бы Иннке тоже позвонить, как думаешь? — крикнул он уже из коридора, надевая куртку. — Все, мамуль, мне надо бежать! До вечера. Постараюсь днем позвонить, но не обещаю!

Макс клюнул мать в теплую щеку и вышел в коридор.

* * *

— Вот такие дела, брат Максимка. Я был у Мальцевой. Машины ее перед домом нет, а в квартире мне открыла какая-то полоумная старуха, — как я понял, ее соседка по коммуналке, — которая сначала наорала на меня, а потом сказала, что Вероника — шалава и сегодня дома вообще не появлялась. Так что нужно срочно искать госпожу Мальцеву и наведаться в тот дом, куда наш клиент привез Катю Долгову. Разорваться я, как ты понимаешь, не могу. Так что в область ехать надо кому-то еще, — Березин выбросил окурок, поднял стекло и поставил обогреватель на максимум. В машине было надымлено так, что щипало глаза, но бессонная ночь и два литра приторного кофе сказывались ознобом, который колотил его нещадно.

— Так, спокойно! Не газуй. То, что Вероника не подходит к телефону в конторе, вообще-то, вполне объяснимо. На часах только половина седьмого утра. Офисные работнички начинают трудовой день не раньше девяти, а то и позже.

— А где ее ночью черти носили? Ведь соседка заявила, что не было ее дома!

— Ну ты даешь, Леха! Да где угодно! Она девушка одинокая, незамужняя, дети ее не ждут, так что вполне возможно, что ночь она провела у какого-нибудь своего друга или подруги. Так что бить тревогу пока рановато, — Максим опустил стекло. Дым клубами рванул наружу, уступая место сырому московскому воздуху. Вместе с ним в салон ворвались привычные утренние звуки московской улицы и сердитые, будто простуженные, голоса моторов. Алексей поежился.

— Макс, закрой окно, холодно!

— Не могу! Иначе мы рискуем с тобой задохнуться. Потерпи еще пару минут. И вообще, у тебя так печка шпарит, что мне даже жарко.

— А мне холодно! — Березин со злостью нажал на кнопку, и стекло послушно и тихо поехало вверх.

— Ну ты даешь! — удивленно покачал головой Максим — Слушай, а ты не заболел? Что-то ты плохо выглядишь. Вон и глаза красные, как у окуня. Не спал что ли?

— Не спал, — буркнул Березин.

— Оно и видно.

— Слушай, Королев, мне сейчас не до шуток, — ответил он с раздражением. — Я совершенно серьезно думаю, что эта девица будет шантажировать Филиппова. А он таких штучек не прощает. Хлопнет он ее, как пить дать — хлопнет! Если уже не…

— Так, стоп психоз!

Макс глубоко вздохнул и хлопнул ладонями о колени:

— Ну вот что. Я сейчас возьму ребят, мы поедем в область и постараемся все осмотреть, хотя, мне кажется, что это пустышка. И вообще, что ты предполагаешь там обнаружить? Хладный труп гражданки Мальцевой?

— Типун тебе на язык! Надеюсь, что до этого еще не дошло, хотя все возможно. Макс, прошу тебя, пошурши там. Может подвал там есть или погреб? Не знаю, может это действительно паранойя, но предчувствие у меня очень нехорошее. Думаю, что наш маньяк не будет сидеть сложа руки, ведь насколько я сумел понять, эта Мальцева может утопить его, как кутенка. Блин! И кто меня вчера за язык тянул?!

— Давай, Леха, поезжай-ка ты к офису этого «Фармконтакта» и постарайся ее там перехватить. И успокойся, я тебя прошу!

Макс вышел из машины, а Березин в который раз набрал уже наизусть заученный номер Вероники. Трубка отозвалась длинными гудками и в конце просьбой оставить сообщение.

* * *

…Перед закрытыми глазами метались радужные пятна, как в детской игрушке, которую в детстве подарил Веронике папа. Калейдоскоп. Вот как она называлась. Маленькая Вероника очень любила, приникнув глазом к концу этой небольшой трубочки, медленно поворачивать ее и наблюдать, какие причудливые узоры складываются из мелких разноцветных стеклышек. Когда соседский мальчишка по имени Валерка увидел калейдоскоп, то непременно захотел разломать его, чтобы достать «несметные сокровища». Он отнял у Вероники игрушку и разломал ее. В ладони оказалась горсточка совершенно обычных осколков, волшебство пропало, сказка растаяла… В тот день Вероника долго и безутешно плакала…

Сейчас тоже было ощущение того, что Вероника, как в детстве, смотрит, как меняются разноцветные хитросплетения. Но только тогда эти картинки не вызывали страха, не будили ужас, а напротив, были интересными и загадочными. А еще почему-то не хватало воздуха, несмотря на то, что было холодно. Вероника пыталась втянуть его ноздрями, ртом, но что-то мешало. Горло першило и кашлянуть почему-то тоже не получалось… Это, наверное, просто сон. Просто надо проснуться. Вероника слышала, что бывают такие кошмары, из которых сложно вынырнуть и для нее это всегда было удивительно. Как это — бояться во сне? Сама она всегда спала очень хорошо. Особенно в родительском доме, после сытного ужина, который готовила ее мама. К ужину обязательно было розовое сало, до которого Вероника была большая охотница, домашние пельмени с густой жирной сметаной и вкусный вишневый пирог, который обязательно надо было есть с пылу, с жару. В родительском саду росли три старых вишневых дерева. Вероника собирала красно-бордовые спелые ягоды в корзину, повешенную на шею, и после этого руки три дня нельзя было отмыть даже с мылом… Мама учила ее раскатывать тесто для пирога и Вероника обсыпалась мукой вся, как говорил отец — «от ушей до хвоста». Скалка непременно скатывалась на пол, а вишня растекалась сладко-кислой бордовой лужицей. Тогда мама смеялась над ней и выпроваживала дочку с кухни, а сама колдовала над тестом… Все это было в той жизни, когда не надо было бороться за место под солнцем, когда ее не передергивало от старушек на улицах, когда не было еще маленького швейцарского кафе с воздушными круассанами. А были простые мама и папа, бабушка и дедушка, когда были походы на речку и за грибами, калейдоскопы, мягкие игрушки и семейные ужины, вкуснее которых ничего себе и вообразить нельзя…

Вероника постаралась пошевелиться, но внезапная резкая боль пронизала ее всю до самых кончиков ногтей. Она вскрикнула, но услышала только хриплый глухой звук. Сделав над собой усилие, Вероника постаралась открыть глаза.

— Ну, что, сучка, оклемалась? Или ты всерьез думала, что сможешь играть со мной в кошки-мышки? Я же предупреждал, что это слишком опасно.

Сухие воспаленные глаза с трудом рассмотрели силуэт, освещенный слабым светом грязной молочной луны. Человек, облаченный в непромокаемый плащ и высокие сапоги, стоял напротив Вероники. Такая же одежда была и у ее отца, когда тот ездил на рыбалку на речку Сошку, что протекала неподалеку от их дома. Правая рука, стоящего перед ней человека, заканчивалась хищным узким лезвием большого ножа. Она изо всех сил напрягла зрение, вглядываясь в его лицо. Наконец пелена немного рассеялась и она узнала его. В реальность происходящего поверить было почти невозможно. Неужели это тот самый Виктор Михайлович Филиппов, — рыцарь, прилежный семьянин, любящий и заботливый отец?! Неужели это чудовище, стоящее перед ней, и есть тот самый мужчина, которого она, Вероника, не щадя сил и времени так долго и упорно добивалась?! Она наконец поняла, почему даже простой глоток воздуха дается с трудом: рот был заткнут грязным скользким кляпом, а руки и ноги опутаны веревками. Тело ломило так сильно, что на минуту ей показалось, что внутри нее не осталось ни одной целой кости. Сильная рука грубо выдернула кляп, так, что передний зуб надломился. Вероника, вскрикнула. Человек перед ней приложил палец к губам, отрицательно покачал головой и показал нож.

— Я, моя милая Вероника, очень хотел бы знать, где спрятаны фотографии. И чем раньше ты все мне расскажешь, тем быстрее умрешь. Ты сама виновата в том, что произошло, — он пожал плечами и продолжал. — Ты девочка умная, сообразительная и должна понимать, что оставить тебя в живых я просто не могу. Хочу сразу предупредить, что здесь кричать можно, но не рекомендуется. И шутить, как ты понимаешь, я не настроен, — голос был спокойным, речь — рассудительной и тем страшнее было вникать в смысл сказанного.

— Дайте мне воды! — с трудом проговорила она и не узнала свой голос.

Человек вновь покачал головой. Лезвие взметнулось и прошло по щеке, рассекая кожу. Странно, но боли Вероника не почувствовала, только горячая струйка крови потекла за шиворот, обжигая лицо и шею. Девушка дернулась и застонала.

Человек сморщился от отвращения, на его лице возникло выражение крайней брезгливости.

— Уверен, если бы она все-таки выросла, то стала бы такой же лживой и продажной тварью, как ты! Вы готовы на все, ради собственного благополучия. Готовы отнимать то, что не принадлежит вам, готовы рушить судьбы других людей, если ВАМ это нужно. Та отняла у меня семью, а ты хочешь отнять свободу. Но я вам не дамся, нет! Я убил ее. И тебя тоже убью. Я сильнее вас!

Запекшимися губами Вероника пыталась хватать воздух.

— Я прошу, не надо! За что? — прохрипела она.

Вместо ответа снова последовал сильный удар в незащищенный живот, который заставил Веронику скрючиться на сыром полу. Как издалека она услышала собственный безумный вопль боли и ужаса и наконец вспомнила все, что случилось с ней накануне.

* * *

…В ресторан она приехала заранее и выбрала самый отдаленный от барной стойки столик. Заказав бокал красного вина, она в который раз за день постаралась собраться с мыслями. Главное, — уверенность и напор. Риск и блеф! Все фишки — на зеро и можно сорвать банк. И все же где-то, в самой глубине сознания, металась подлая мыслишка: «А может бросить все к черту? Ситуация слишком опасна! Этот человек не из тех, что останавливается на полпути. Для него твоя жизнь ничего не значит и ему плевать на то, что ты строишь какие-то планы и до безумия хочешь жить в маленьком уютном домике в швейцарских Альпах. Остановись, нажми на тормоз, уходи, пока не стало слишком горячо!» Но Вероника старательно гнала от себя эту трусость, запивая ее вином. Он появился в дверях как всегда подтянутый, в сером элегантном плаще и поискав ее глазами, проследовал к ней.

— Итак, Вероника, я надеюсь, что повод, по которому вы меня выдернули из дома на ночь глядя, был действительно весомый, — сказал мужчина из ее недавних грез, присаживаясь напротив.

— Не сомневайтесь, Виктор Михайлович. Уверяю, вам будет интересно. Будете что-нибудь заказывать? Вино не советую, оно здесь какое-то кислое, — Вероника слегка сморщила свой хорошенький носик и ослепительно улыбнулась подошедшему официанту.

— Минеральной воды без газа и «американо» без сахара, — негромко сделал заказ Филиппов и выжидающе посмотрел на собеседницу.

Несмотря на видимую невозмутимость, девушка нервничала. Пальцы быстро крутили зажигалку, а кончик красиво очерченных губ слегка подергивался.

— Виктор Михайлович, не буду вас бомбардировать ненужной информацией и обойду все детали. Важно то, что я теперь знаю некоторые моменты из вашей биографии, которые вы старательно пытаетесь скрыть от окружающих. Вы понимаете меня?

— Боюсь, что не совсем. О каких именно моментах моей жизни вы говорите? — он взглянул на нее и она мысленно передернулась: столько холода было в этом взгляде!

Она медлила с ответом.

— Вероника, вы выглядите не совсем здоровой, мне кажется, что вам не повредил бы отпуск. Хотите я переговорю с шефом? Вам необходима перемена обстановки, свежий воздух. Что вы думаете о поездке к морю? Рекомендую вам Гоа или Шри Ланку. Изумительный отдых на берегу Индийского океана. Подумайте, Вероника!

— Виктор Михайлович, я все-таки думаю, что вам полезно будет выслушать меня, — наконец решилась она. — Итак, по порядку и без лишних подробностей. С некоторых пор вы снимаете квартиру в этом районе. Я знаю, что с весны здесь пропали без вести три девочки, а недавно было совершено еще одно нападение. Последней жертве удалось сбежать. Вы на данном этапе вне подозрений, так как она не помнит вашей внешности, да и действовали вы весьма аккуратно. Но вы не учли одно обстоятельство. Я знаю, что это были именно вы. И у меня есть неоспоримые доказательства вашей вины. Как и почему они ко мне попали, я сейчас рассказывать не буду, это не интересно. Важно другое, — Вероника бесшумно выпустила воздух через сложенные в трубочку губы и покачала головой. Руки начали предательски дрожать и она старательно пыталась скрыть эту дрожь плотно обнимая ладонями полупустой бокал. — Если вы не хотите сложностей, вам придется выслушать мои условия и согласиться на них.

Он молча пил кофе не отрывая взгляда от своей собеседницы. В какой-то момент Вероника поняла, что еще чуть-чуть, и она просто вскочит с места и убежит куда глаза глядят, только бы не находиться на «мушке» этого человека. Ей вдруг стало безумно страшно и одиноко. И именно в тот самый момент она поняла, что не ошиблась. Это был он. И это его молчание было красноречивее любого чистосердечного признания. Не вынеся затянувшейся молчаливой дуэли, Вероника быстро продолжила.

— Я хочу, чтобы вы завтра же перевели на мой счет в банке сто тысяч евро. И тогда бумаги, которые я должна отослать следователю — а такие бумаги с моими показаниями, а также кое-какие очень интересные фотографии у меня, как вы догадываетесь, есть — никогда не попадут к нему на стол. Иначе, сами понимаете, что вас ожидает. И хорошо, если вашу судьбу решит суд, а то ведь есть немалая вероятность того, что до суда вы просто не доживете. Я бы на вашем месте согласилась. Думаю, что сумма, озвученная мной, не столь обременительна для вас, тем более, если учесть, что на кону стоит ваша жизнь и свобода, — она глубоко вздохнула, будто долгое время находилась под водой. Ну вот и все. Последний шаг сделан, Рубикон перейден, путь назад отрезан. Теперь только вперед!

Он вдруг улыбнулся и взял ее за руку. Ладони девушки были влажные и холодные.

— Вероника, вы всегда мне нравились, — начал он тихим глубоким голосом, поглаживая ледяные длинные пальцы с великолепным маникюром. — Вы умеете брать от этой жизни все. Меня всегда восхищали такие люди. Вам надо было родиться мужчиной. Вы решительны, умны и абсолютно беспринципны. Я не говорю, что это минус! Напротив, именно это качество, как правило, помогает людям достигнуть карьерных высот. Но неужели вы совершенно не боитесь? Ведь вы в этот поздний час пришли сюда совершенно одна. Вы утверждаете, что я причастен к смерти как минимум трех человек. И сами же ведете со мной светскую неспешную беседу за бокалом вина. Это же полное безрассудство! Вам так не кажется?

Вероника вырвала свои пальцы и они выскользнули из его жесткой руки, как выскакивает из рук незадачливого рыбака только что пойманная в реке рыба. Она брезгливо поморщилась, взяла со стола салфетку и промокнула ладони, а затем, достав из сумочки влажные платки, она приложила один из них к щекам, на которых цвели ярко-алые пятна.

— Вы мне угрожаете, Виктор Михайлович?

— Бог с вами, Вероника! Напротив, я отдаю должное вашему незаурядному уму и прозорливости, — Филиппов расслабленно откинулся на спинку стула и продолжал.

— Вы сумели взять быка за рога. Но почему только сто тысяч? Почему не миллион? Почему не два? Сумма в сто тысяч ничтожно мала и вам этого надолго не хватит. Уверяю вас, моя дорогая, денег не бывает много. Это только сейчас кажется, что этого вполне достаточно. А какие у меня гарантии, что через пару месяцев вы не начнете требовать с меня еще и еще? Я предлагаю вам обоюдовыгодный вариант. Мы сейчас вместе с вами едем в банк, где я перевожу на ваш счет требуемую вами сумму, а потом мы вместе едем к вам, где вы передаете мне все документы. Иначе никак не получится. Вы же разумная женщина и понимаете, что в данном случае это бизнес: вы мне, я вам.

Вероника нервно рассмеялась.

— Виктор Михайлович! Неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы поехать с ВАМИ куда бы то ни было? Я совсем не хочу, чтобы завтра мое остывшее тело клевали вороны. Бумаги и фотографии в надежном месте, так что сначала деньги, а уже вечером стулья, это же классика, вам ли не знать! Не сомневайтесь, документы будут уничтожены сразу, как только я получу то, что хочу. Я честная девушка и слово свое держу.

Наступила довольно продолжительная пауза. Вероника чувствовала, как человек, сидящий напротив нее пристально смотрит на нее, словно оценивая. Она именно чувствовала этот взгляд, поскольку боялась взглянуть ему в глаза. Вино показалось пресным, как теплая вода. За соседним столиком развеселая компания молодежи праздновала какой-то свой праздник — звучали радостные голоса, сыпались «соленые» анекдоты и «крутые приколы». То и дело до ее слуха долетал громкий смех и звон пивных кружек, сдвигаемых в очередной раз под тост. И Вероника вдруг почувствовала жгучую зависть к ним. Как было бы хорошо сидеть с ними за одним столом, пить плебейское пиво, заедать его креветками и солеными фисташками. А потом завалиться к кому-нибудь на квартиру и до самого утра на кухне петь песни под гитару, хлебать жидкий чай из щербатых чашек и закусывать старым ванильным сухарем, обсыпанным крупным сахаром. Она так живо представила себе эту картину, что удивилась сама себе. Разве то, что сейчас нарисовало ее воображение, похоже на ту жизнь, которую она планировала для себя? В этом нет абсолютно ничего общего с горными пейзажами далекой Швейцарии. Почему же тогда она вдруг так остро захотела этой беззаботной студенческой жизни? Не дав себе додумать эту мысль до конца, Вероника вновь закурила и решительно прервала молчание:

— Ну так что же, Виктор Михайлович? Я жду вашего решения.

— Хорошо, Вероника. Договорились, вы победили, — Филиппов шутливо поднял руки, — Завтра же необходимая сумма будет у вас. Я верю в вашу порядочность и ценю вашу смелость. Ну а теперь вынужден откланяться.

Он небрежно бросил на стол тысячную купюру и, поцеловав Веронику на прощание в запястье, ушел.

Некоторое время она сидела не двигаясь с места и едва переводя дыхание. Затем подозвав официанта и наступив на глотку всем своим принципам, заказала двойную водку с соком и залпом выпила содержимое стакана. Страшные мысли вдруг отступили, отчаяние и беспомощность улетучились с последним глотком «Абсолюта» и уступили место какой-то безудержной эйфории. Нетвердо стоя на ногах, Вероника вышла из душного помещения на улицу и со вкусом глотнула морозный ноябрьский воздух. Все получилось! Получилось даже проще, чем она думала. Наконец-то жизнь заиграет красками. Какая там студенческая жизнь с пивом и поездками в душном метро?! Какой чай из спитого пакетика? Какие сухари? Это было минутное помрачение. Она обязательно уедет в Швейцарию. Она снимет там домик — она уже узнавала, на ту сумму, что она потребовала с Филиппова это вполне реально, хватит на несколько лет безбедной жизни. А потом со временем, она выучит язык, найдет работу и каждый выходной будет пить кофе с воздушными круассанами! А по выходным она будет подниматься в горы и гулять по альпийским лугам, где пасутся совершенно замечательные коричневые коровы с бубенчиками на толстых шеях. И ресницы у этих коров длинные-длинные, из-под которых смотрят на мир грустные и добрые глаза. Вероника сорвет большой пучок сочной травы и покормит корову с печальными глазами, а старый пастух в кожаных штанах улыбнется и заговорит с ней на своем переливчатом тирольском наречии. Она обязательно найдет и засушит на память эдельвейс. Она будет смотреть на снежные вершины Альп и как дурной сон вспоминать этот холодный, грязный и ужасный город. Она не совсем дура, зачем требовать невозможного?! Ей вполне хватит той суммы, которую она озвучила. Это вполне адекватная плата за молчание. И она ее получит! Вероника взялась за ручку двери своей верной «Тойоты» и в этот момент мир перестал существовать…

* * *

— Алло, Макс, ну что у тебя там с выездом? Прошу тебя, поторопись.

— Да как всегда, формальность на формальности. Начальство срочно требует сдать отчеты по некоторым нашим делам — у нас какая-то проверка намечается, поэтому задерживаюсь. Но я уже почти все закончил. Надеюсь, что скоро сможем выехать. Ну а что у тебя?

— Все хреново, даже очень хреново. Мальцева на работе так и не появилась. Филиппов же позвонил вчера вечером своему шефу и взял на сегодня отгул. У него вроде как ребенок заболел. Я ему позвонил на мобильный. Он сказал, что сейчас едет с женой и сыном в больницу, часам к двенадцати будет. Но все равно я хочу съездить к нему, чтобы удостовериться, что дома никого нет. Макс, вот что пришло мне в голову. Надо бы те даты, в которые пропадали девчонки сверить с расписанием командировок и отпусков Филиппова. Попробуй пробить это дело. Можешь позвонить Ступину.

— А это еще что за зверь?

— Да ладно тебе, я же вчера тебе рассказывал, что в офисе разговорил одного молодого, да шустрого. Старший менеджер, Ступин Антон Сергеевич. Это он мне вчера все про Мальцеву выложил.

— А, помню! Это тот, что тебя сватал принтер чинить?

— Во-во! Он точно в курсе. Скажи, что ты от меня. Этот козел так ко мне проникся, что точно не откажется помочь. Мне почему-то кажется, что он этого Филиппова недолюбливает и не упустит возможности притопить шефа. Уж скрывать-то точно ничего не станет.

— Ладно, я тебе сразу же отзвоню, как только что-нибудь выясню.

— Знаешь что, я, пожалуй, после визита на квартиру Филиппова, метнусь в область сам, а там уж гляди и ты с ребятами подъедешь. Все, отбой! — Алексей проигнорировал очередной красный светофор и нажал на газ. Интуиция его еще ни разу не подводила. А сейчас градус опасности просто зашкаливал. В голове въедливой пиявкой засела мысль, что он опаздывает, безбожно опаздывает! Все, что у него было на данный момент против Филиппова, это только его предположения, но пиявка, вгрызаясь в мозг с каждой секундой, убеждала его в том, что он прав. И если они опоздают, то все их рассуждения, все гипотезы, будь они неладны, все ордера и бумажки уже не смогут помочь глупой и жадной птичке-Вероничке, которая добровольно зашла в пасть к крокодилу. И пусть окажется, что он, Березин, ошибается, и что его хваленое шестое чувство его подвело, только бы не случилось самого страшного. Оставив машину прямо на улице, Березин включил «аварийку». Из интересующего его подъезда как раз выходила пожилая дама, ведущая на поводке огромного поджарого дога. Алексей почтительно придержал дверь и вошел внутрь.

— Вы к кому, молодой человек? — задала вопрос бдительная консьержка, высунувшись из своей будки. Перед крепкой и боевитой на вид бабулькой на заботливо подстеленной салфеточке лежал аппетитный бутерброд с краковской колбасой, сдобные баранки и дымящаяся чашка с чаем. Березин отчетливо ощутил, как в его желудке сиротливо полощутся два литра растворимого кофе, выпитых еще ночью.

— Я в пятьдесят восьмую, к Филипповым.

— А Виктора Михайловича нет дома, или вы к Лидочке? Тогда назовите свое имя-фамилию! У меня все четко, — муха не проскользнет! — с этими словами бабулька с неохотой отодвинула от себя приготовленный завтрак и открыла пухлый журнал в коричневой клеенчатой обложке — эдакий предок бумажно-канцелярской промышленности.

— Это хорошо, что муха! — отозвался Березин, сглатывая слюну. — А Филиппов один уехал или с сыном?

— Дак, а он и не приезжал со вчерашнего вечера. Как вчера с вечеру укатал в свою командировку, так и не появлялся. Виктор Михалыч человек деловой, обстоятельный, не то что некоторые, как например Петька Моховой из сорок четвертой. Этому только бы по бабам шляться. Тьфу на него, плесень, а не мужик! Вчерась опять с клуба какую-то деваху притащил: юбчонка махонькая — срамота, одним словом, а колготки аж вот в такую дырку! — бабулька подняла со стола баранку, которая наглядно должна была продемонстрировать Березину величину «дырок» на колготках пришлой девахи, и высунула ее в окошко прямо ему под нос. — А третьего дня…

— Так значит, жена Филиппова с ребенком дома? Странно, я ей звонил, а к телефону никто не подошел, — перебил Алексей словоохотливую консьержку.

— Да дома она, куда ей деться-то! А телефон, поди, отключила, чтоб мальца не будить. Небось Владичка опять засопливился. Говорила ж я ей, что салом надобно дите мазать, даже предлагала: мне сноха целую банку с Гомеля прислала! Хорошее сало, домашнее! А Лидка все по аптекам да докторам ходить.

— Спасибо, вам, — Алексей сорвался с места и не обращая на возмущенные крики без лифта взлетел на четвертый этаж.

Он нажал кнопку дверного звонка. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги. Замки щелкнули и Алексей увидел существо, напоминающее больного кузнечика. Женщина прижимала к виску мокрое полотенце, вода с которого капала на тапочки и придверной коврик.

— Вам кого? — слабым тихим голосом прошелестел кузнечик.

— Мне вас, Лидия Сергеевна, а еще лучше было бы увидеться с вашим мужем. Ведь Виктор Михайлович Филиппов является вашим супругом? — Березин не дожидаясь приглашения протиснулся в коридор и закрыл за собой дверь, так как на лестнице уже слышался топот бдительной сторожихи..

— Да, а вы кто? — кузнечик Лида слегка пошатнулась, но на ногах все же устояла.

При слабом свете, проникающем в коридор с кухни, Алексей увидел, что на виске и под правым глазом молодой женщины расплывается иссиня-черный кровоподтек.

— О-о! Лидия Сергеевна, это кто же вас так сильно любит-то?

— Это… Это не важно, я просто не спала пару ночей, у меня ребенок маленький. Устала очень, вот и упала, — голос был таким тихим, что каждое слово нужно было ловить, несмотря на то, что стояли они почти вплотную друг к другу.

— Ну-ну, понятно, — Алексей согласно и сочувственно покивал головой. — Ну а супруг-то ваш где? Что же он-то вам не поможет?

Несмотря на полумрак, Березин увидел, как женщина напряглась.

— Виктор уехал на работу. Давайте пройдем, а то как-то на пороге разговаривать не хочется. Баба Дуня, небось, уже под дверью стоит, — сказал кузнечик, и нетвердой походкой двинулась в комнату.

— Вы только не шумите, пожалуйста, а то я только что сына спать уложила, — сказала она присаживаясь на краешек дивана. — Так вы кто?

— С вашей стороны это не очень благоразумно, впускать в квартиру неизвестно кого, — проговорил Березин, оглядываясь по сторонам. Квартира была шикарная. Все вокруг просто вопило о достатке хозяев. В большом, под потолок, книжном шкафу стояли в ряд коллекционные издания Пушкина, Баратынского, Брюсова, Блока. Другую полку занимали английские, немецкие и французские классики. На журнальном столике Березин заметил потрепанный томик Бертольда Брехта. Видно было, что книга не просто пылится, — ее читают, и похоже, что не в первый раз. Но несмотря на видимый достаток, Березин почему-то явственно ощутил отсутствие уюта и домашнего тепла. Он вдруг понял, что ужасно соскучился по Инне, хотя они расстались всего несколько часов назад. Мысленно он представил ее в прозрачной бледно-сиреневой ночной рубашке, с разметавшимися по подушке волосами и раскрасневшуюся после их долгого любовного марафона. От одних воспоминаний спина покрылась мурашками и сердце гулко ударило где-то в животе. «Вот разберусь с этим делом и сразу же, а может быть в тот же день женюсь на Иннке!» Невероятным усилием воли он сбросил с себя наваждение и вернулся в реальный мир. А в реальном мире перед ним сидело больное существо, кузнечик по имени Лида и смотрела на него своими глазками-бусинками. Березин увидел, что ее глаза совершенно черного цвета, похожие на две мелкие, но уже перезрелые чернички.

— Моя фамилия Березин. Я майор милиции. Вот мое удостоверение, — Алексей достал «корочку» и протянул Лидии, но она даже не взглянула, а чернички подернулись предательской росой.

— А вопрос у меня такой. Где в данный момент находится ваш муж?

— Я же уже сказала, что Витя на работе. Он работает в одной известной фармацевтической компании, занимает там пост заместителя генерального директора.

— А я и не знал, что известные фармацевтические фирмы перешли на круглосуточную работу! Не бережет себя ваш супруг, как бы не надорвался — день и ночь на службе! — покачал головой Алексей.

— Извините, я не поняла.

— А что тут не понятного? Ваш муж не ночевал сегодня дома. Судя по всему, все это время он провел на работе, зарабатывая деньги честным трудом. Не так ли?

Бледное лицо Лидии стало синюшного цвета. Березин испугался, что с ней может приключиться обморок и машинально подвинул ей стакан с водой, стоявший на столе.

— С чего вы взяли, что Витя не ночевал? — спросила Лидия, с трудом шевеля непослушными губами, и сделала маленький глоток.

— А с того, что ваша баба Дуня сказала мне о том, что ваш муж «укатал» вчера вечером в командировку. А вот у меня есть другая информация. Когда я сегодня утром разговаривал с ним по телефону, он мне поведал трогательную историю о внезапно заболевшем сыне, которого срочно необходимо показать врачу. Но и это еще не все. Непосредственный начальник Виктора Михайловича рассказал мне, что ваш дражайший супруг взял на сегодня отгул. Вот я и прибыл к вам, чтобы выяснить, где же правда, милая Лидия Сергеевна?

— А почему вам это интересно, Алексей Дмитриевич? Вы что, в чем-то подозреваете Витю? Он ни в чем не может быть виноват!

— А с чего вы вдруг решили, что я его в чем-то подозреваю? — наивным голосом поинтересовался Березин.

— Просто мне кажется, что работники МУРа просто так по домам не ходят. Для этого должен быть какой-то значительный повод.

— Лидия Сергеевна, вы очень проницательная женщина, повод у меня есть, — Алексей чувствовал, что его насмешливый и издевательский тон совершенно неуместен, но не мог сдержаться. Неужели эта женщина, сидящая перед ним может любить и покрывать такое чудовище, как Филиппов? Живет по принципу «Бьет, значит любит». Березин никогда не мог понять таких вот затюканных несчастных, которые сами добровольно соглашаются быть рабами своих мужей. А то, что Лида запугана до предела, сомневаться не приходилось. И ведь явно не дура — Брехта абы кто читать не будет — так зачем хоронить себя раньше времени? Зачем становиться безвольной и бессловесной тряпкой? Любовь? Но это уже больше похоже на мазохизм в изощренной форме!

— Вы его просто не знаете! Витя самый добрый, самый чуткий и заботливый мужчина на свете! — голос Лиды сорвался на крик и она тут же закашлялась.

— Я вижу, Лидия Сергеевна. Ваш внешний вид красноречиво говорит о сдержанном и спокойном характере вашего мужа. Видимо, это он так трогательно заботится о вас, — безжалостно продолжал Березин, подавая ей пачку носовых платков.

Женщина напротив него сжала ее так, что костяшки побелели. Она вскочила на ноги и быстро прошлась по комнате. Затем она вернулась и наклонилась к самому лицу Березина:

— Да что вы можете знать о моей жизни?! Может я на самом деле счастлива, и не вам меня судить! Если у вас есть, что сказать — говорите, а нет — так убирайтесь отсюда к чертовой матери! — выдохнула она с ненавистью.

На мгновенье Алексею показалось, что Лидия сейчас вцепится ему в лицо. Она была похожа на разъяренную самку, в нору которой забрался непрошеный гость.

— Успокойтесь, Лидия Сергеевна. Я не собирался вторгаться в вашу личную жизнь. То, как вы живете, меня ни в коей мере не волнует. В конце концов, жить с нормальным человеком или с неадекватным монстром, который может в любой момент накинуться на вас с кулаками — это сугубо ваше дело. Но кое-какие подозрения у нас действительно есть. И постарайтесь сейчас членораздельно сказать, где находится ваш муж в данный момент. Поверьте, это очень важно, так как, возможно, от этого зависит жизнь и здоровье одной молодой, но глупенькой барышни. А возможно и не только ее.

Лидия подняла пылающий взгляд на Алексея, и вдруг обмякла, колени ее подкосились, и она бессильно опустилась на кресло и закрыла глаза. Березин взглянул на часы.

— Лидия Сергеевна! Вы меня слышите? Где? Ваш? Муж? — громко и отчетливо повторил он, чувствуя, что теряет терпение.

— Я не знаю. Мы вчера поссорились, и он ушел, — сказала она и вдруг заплакала. Слезы лились из-под закрытых век прозрачными ручейками, а она будто не замечала их. Она не всхлипывала, не стонала, но казалось, что соленый поток прорвал плотину и не остановится теперь никогда.

— Где он может находиться?

Она молча пожала худыми плечами и покачала головой. И тут Березин вдруг почувствовал, что не жалость, не сочувствие, а какая-то неконтролируемая злость начинает закипать в нем:

— Вы ничего, совершенно ничего не знаете о человеке, который живет рядом с вами! — Алексей чувствовал, что нужно остановиться, но уже совершенно не мог сдерживать себя, — Вы похоронили себя заживо, поставили крест не только на своей жизни, но и обрекаете ребенка на такую же судьбу! Мужчина, который позволяет себе поднимать руку на женщину, не заслуживает ничего, кроме презрения и отвращения. О какой любви, о каком таком счастье можете вы говорить?! Вы покрываете мерзавца, который, как тряпичными куклами играет живыми людьми! Неужели вы не видите, что вы тоже для него — никто? Вот и сейчас, возможно, от прихоти вашего мужа напрямую зависит человеческая жизнь, но вам ведь наплевать! Вам важно, чтобы вас не трогали, не вмешивались в ваш ограниченный глухой мирок, который вы выдумали для своего спокойствия! — он почти сорвался на крик.

Лидия в ужасе, как затравленная, широко открытыми глазами смотрела на него.

— Я правда ничего не знаю. Витя хороший, он не может никого убить! — наконец проговорила она.

Алексей презрительно усмехнулся, поднялся и прошел к двери. Уже на пороге он обернулся. Лида сидела в той же позе, но на этот раз в ее взгляде он заметил страх.

— Лидия Сергеевна, мой вам совет. Вернитесь в реальность. Себя вам не жалко, так подумайте хотя бы о сыне. Он не жертвенный агнец, а просто маленький безответный ребенок. То существование, что вы добровольно выбрали для себя, ему не подходит. Пожалейте его. Берите малыша и отправляйтесь к родителям. Они ведь живут в Москве? — уточнил он.

Она молча кивнула.

— Вот и хорошо. Поживите какое-то время у них. Так будет лучше для всех. Только из Москвы не исчезайте. Вы нам можете понадобиться, — он слегка замялся, — А в следующий раз узнайте получше человека, которому доверяете свое будущее, а то ведь может статься, что он опять окажется не таким, каким вы его себе придумали.

Березин вышел из дома Филиппова и с силой захлопнул дверь. Он взглянул на часы. Стрелки неумолимо бежали вперед, уводя с собой такое нужное время.

* * *

Сквозняк пузырем надул занавеску в спальне, и Инна услышала, как за Алексеем хлопнула входная дверь. Она понимала, что обстоятельства складывались таким образом, что ему просто необходимо было все проверить, как можно оперативнее. Макс был абсолютно таким же. Он мог среди ночи сорваться из дома, дабы проверить свои подозрения. Его бывшая жена, Вера, никогда не понимала этого, из-за чего в их семье постоянно вспыхивали грандиозные скандалы. Инна много раз пыталась доказать ей, что порой от этих отлучек Макса в прямом смысле слова зависит жизнь людей, пыталась убедить, но та ничего не хотела об этом слышать. Сама же Инна принимала действительность такой, какой она была. Алексей, так же как и ее брат, любит свою работу. Они сколько угодно могут жаловаться на постоянную загруженность, невозможность планировать выходные, на безденежье, но все равно ни один из них никогда не уйдет с этой службы по собственному желанию. Это, наверное, и называется высокопарным словом «призвание». Однако именно к таким сумасшедшим бегут несчастные и обманутые, именно они являются для них последним шансом на справедливость и защиту. В данном случае в этой защите нуждались дети. Она и сама была такой же. Профессия учителя, мягко говоря, не относится к категории «престижных», однако, блестяще окончив университет, Инна пошла работать в школу. Там ей было интересно и там она до последнего времени чувствовала себя на своем месте.

Инна взглянула на часы. Половина шестого. Все равно, засыпать уже поздно, да и не получится. Инна напоследок уткнула нос в подушку Алексея и вдохнула его родной запах. Она тряхнула головой и отбросила одеяло. Ноги нашарили пушистые тапочки и, запахнув теплый халат, она вышла на кухню. За окном было темно и мрачно, но в соседнем доме в шахматном порядке уже зажглось несколько окон. На столе Инна обнаружила записку: «Уехал проверять твои гипотезы, моя любимая мисс Марпл! Люблю, целую.» В конце записки Березин пририсовал смешную мордочку. Инна улыбнулась и включила чайник. Дашка, услышав, что хозяйка проснулась, тоже пришла следом и уселась на пороге умываться.

— Ну, что, зверь, не дают тебе спокойно поспать эти злые люди? Ладно, раз проснулись, будем завтракать! Хотя судя по тому, сколько ты слопала ночью, тебя следовало бы подержать на диете. Ты так не думаешь?

Дашка в ответ на это подошла к хозяйке и лизнула ее в ногу своим шершавым язычком.

— Ах, ты, подлиза мелкая! Ладно уж, будет тебе кормежка.

Инна погладила котенка и пошла в ванную.

На работу идти не хотелось. Инна знала, что впереди у нее очередной раунд разборок с директрисой и завучем. Ей до тошноты надоело доказывать им очевидные вещи, надоело бороться против «команды». Но она не могла бросить сейчас своих ребят, которым нужна. Не могла оставить Лизу и Катьку, напуганных до невменяемости родителей девочек. Но ведь ее уже почти уволили… Скорчив напоследок морду своему отражению в зеркале, Инна вышла из ванной. Взгляд ее наткнулся на мобильник, лежащий на подоконнике в кухне, но звонить Максу или Алексею она не решилась. Инна изо всех сил гнала от себя мрачные и тревожные мысли. Они вместе, они профессионалы, они обязательно справятся. И все будет в порядке. Просто так долго было плохо, что дальше должно быть только хорошо.

— Дашка! Мы с тобой очень счастливые, потому что у нас теперь есть Лешка! Вместе мы справимся! — нарочито громко сказала она. Дашка от неожиданности замерла, как и была — с поднятой лапкой, которую старательно вылизывала, и вопросительно уставилась на хозяйку.

— Он теперь всегда будет с нами и обязательно всем поможет! А мы с тобой должны ему доверять и любить его. Он обязательно это почувствует и с ним ничего не случится, потому что он будет знать как сильно мы с тобой его ждем. Правда? — Инна подхватила Дашку на руки и чмокнула в мягкую пушистую моську.

* * *

За окном машины проносились голые, сиротливые стволы деревьев. Если еще неделю назад осень пыталась отыграть у зимы хоть маленький кусочек власти, то теперь она полностью утратила свои позиции и сдалась на милость победителя. Опавшие листья почерневшим ковром устилали землю, под деревьями кое-где лежал снег, а по небу с бешеной скоростью неслись рваные растрепанные, как бродячие собаки, тучи, не пропуская ни одного солнечного лучика. Казалось, что весь мир окунулся в какой-то сумрак, и не верилось, что где-то на Земле есть голубое высокое небо, с которого беззаботно проливаются мягкие, как пух тополя, солнечные лучи, опутывая всех и вся своей ласковой теплой паутинкой. Дорога была испещрена выбоинами и колдобинами, как лицо прыщавого подростка. «Блин! Ну почему, для лица мы придумали „Клерасил“, а для дорог не можем придумать ничего?» — думал про себя Алексей, изо всех сил жалея свою машину, подпрыгивающую на ямах и буграх, как взбесившийся козлик. Но нога неумолимо жала на педаль, подгоняя верного скакуна. Колеса взрывали тонкую ледяную корку и из-под нее брызгами расплескивалась черная, холодная грязь. На повороте с главной дороги навстречу ему неожиданно вынырнул красного цвета джип и, мгновенно набрав скорость, помчался в сторону Москвы. Алексей взглянул в зеркало, пытаясь разглядеть номера автомобиля, но в мутной пелене тумана цифры и буквы слились в одно серое грязное пятно. Березин достал мобильный телефон.

— Алло, Лех, ты где? Я уже выезжаю! — услышал он голос Королева. — Кстати, твое чутье тебя не подвело. Отпуска Филиппова совпадают с тем временем, когда пропадали девочки. Но ты ведь сам понимаешь, что само по себе это ничего не доказывает!

— Макс, вполне возможно, что вскоре у нас будут неоспоримые улики против этого упыря, — мрачно отозвался Алексей. — Если, конечно, еще не поздно, — добавил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я подъезжаю к дому, где держали Катю Долгову. И знаешь, мне показалось, что только что я видел машину Филиппова. Он выехал мне навстречу. Торопится в город, мать его так! Он же говорил мне, что в двенадцать он сможет со мной увидеться. Вот и торопится, сучонок!

— А ты уверен, что это был именно он? Номера разглядел?

— Нет, стопроцентной уверенности нет. Туман, да и грязь на дорогах сам знаешь какая.

— Почему ты не поехал за ним, Лех?

— Во-первых, мне его ни в жизнь не догнать на моей старушке, а во-вторых — и в главных — я очень боюсь того, что могу обнаружить в доме. Даже не хочу этого озвучивать, пока не проверю все сам. Ну а ты пока погоди торопиться сюда, лучше поезжай-ка ты навстречу с уважаемым Виктором Михайловичем и постарайся задержать его до моего звонка. Желательно еще, чтобы он не сунулся домой. Я разговаривал с его женой, Лидой. Так вот Филиппов ее так избил вчера, что она еле на ногах держится. А там еще и ребенок. Мало ли, что этому уроду еще в голову придет. Я, конечно, посоветовал ей с ребенком уехать на время, но мне думается, что она не послушается. Она вообще была не в себе. Мне показалось даже, что она немного того… Короче, их безопасность на тебе, лады? А сюда, на всякий случай, отправь Вовку Емельяненко с группой наших. Думаю, что одному мне будет сложновато управиться.

— Сделаем! Ты давай там аккуратно!

— Не учи ученого! Мне теперь себя тоже беречь надо. Меня теперь очень любят и ждут. Мне домой надо!

— Ого! Ну ты и шустрый! И когда ты только все успеваешь! А я ее знаю? — невнятно пробулькала трубка.

— И даже лучше, чем ты думаешь! — засмеялся Березин, — Ну все, хорош трепаться, я на месте. Да и связь что-то пропадает. Позвоню.

Алексей остановил машину. Все, дальше не проехать, теперь — пешком. С тоской он посмотрел на свой телефон. «Позвонить что ли, Иннке? Пожалуй что нет. Если я услышу ее голос, то точно не смогу соображать нормально». Он решительно сунул мобильник в карман, вытащил из бардачка карманный фонарик и закрыл двери. За кустами виднелась проваленная крыша и выбитые окна дома. Тишина была такой пронзительной, что казалось, будто все в мире остановилось и замерло, только где-то далеко в лесу слышался стук дятла. Алексей медленно зашагал к дому. Под ногами потрескивали ветки деревьев и похрустывал утренний ледок, сковавший опавшую листву. Он переступил порог избы и остановился. Повсюду были разбросаны грязные вонючие тряпки, у дальней стены примостился драный, ощетинившийся пружинами матрас, а в углу громоздилась целая куча бутылок из-под дешевого портвейна, красноречиво говорившая о тех, кто облюбовал этот «дом» под временное жилье на время летнего периода. Алексей, превозмогая отвращение, прошел внутрь и приподнял полуистлевшее тряпье. Под слоем слежавшейся ткани обнаружилось целое гнездо личинок и прочей пакостной живности, нашедшей себе здесь пристанище на время зимних холодов. Березин вытащил сигареты и с наслаждением затянулся крепким ароматным дымом, пытаясь забить им зловоние, исходившее от гниющей начинки дома. «Хорошо, что холодно, не то просто можно было бы задохнуться», — подумал он про себя и вдруг ему показалось, что он услышал слабый стон. Такие звуки иногда издают сосны, при порывах ветра. Они похожи на еле слышный плач младенца, берут за сердце и нагоняют невыразимую тоску. Но на удивление ветер сегодня угомонился и взял временную передышку. Через минуту стон повторился, но на этот раз он был длиннее и явственнее. Алексей, бросив недокуренную сигарету, одним прыжком очутился возле матраса и приподнял его. Под матрасом обнаружилась слежавшаяся комкастая вата. Разбросав ее ногами, он наткнулся на ржавую ручку в виде кольца, приделанную к небольшой полусгнившей дверце. Рывком откинув ее в сторону, Алексей зажег фонарь и его прямой пронзительный луч, пожирая темноту, осветил большую и мрачную яму погреба, из которого дохнуло гнилью и смрадом. В дальнем его углу свернувшись калачиком, как ребенок в утробе матери, лежала Вероника. Алексей спрыгнул вниз и подошел к девушке. Длинные ресницы дрогнули и ее обезумевшие воспаленные глаза словно нехотя сфокусировались на нем. Ее еще вчера такое холеное и красивое лицо было в крови, которая сочилась из свежих порезов, изрешетивших щеки и лоб. Алексей вытащил кляп и девушка хрипло вскрикнула. Передний зуб был сломан, на его месте зияла отвратительная черная дыра с запекшейся кровью.

— Ну, все, все! — уговаривал Алексей Веронику, пытаясь освободить ее связанные за спиной руки. Перочинный нож был плохим помощником — веревки были толстыми и прочными.

— Не бойтесь, теперь все будет хорошо. Надо успокоиться!

Девушка тряслась всем телом, изворачивалась и плакала. В панике она брыкалась и, казалось, что она не совершенно не понимает, кто перед ней. Вынырнув на секунду из погреба, Алексей зачерпнул небольшую горсточку снега, слежавшегося под порогом дома, и приложил его ко лбу и щекам Вероники. Взгляд ее стал чуть более осмысленными.

— Кто вы? — с трудом превозмогая боль еле слышно спросила она наконец.

— Меня зовут Алексей Дмитриевич Березин. Вы должны меня помнить, мы разговаривали с вами недавно. Я пришел, чтобы вам помочь, слышите? — громко и отчетливо произнес он.

Она часто-часто задышала и замотала головой:

— Он сказал, что вернется! — забормотала она. — Я боюсь… Он меня убьет, обязательно убьет. Он обещал, что умирать я буду долго.

— Кто «он»? — спросил Березин заранее зная ответ.

— Филиппов. Это он! Он убил их, и сказал, что обязательно убьет и меня, — лоб девушки покрылся капельками холодного пота. Она вновь сделала попытку вырваться и встать на ноги.

— Вероника, я хочу развязать вам руки, но если вы будете мне мешать, то у меня ничего не выйдет. Полежите спокойно, скоро все закончится.

Он осторожно, но решительно перевернул ее на живот и вновь занялся узлом. Нож уже натер кровавую мозоль на его пальцах, но наконец растрепанные концы поддались и веревка лопнула. Руки девушки плетьми упали вдоль тела. Березин осторожно усадил ее и прислонил спиной к холодной земляной стене погреба.

— Вероника, что он хотел от вас?

— У меня есть фотографии. Я следила за ним и знаю наверняка, что в том доме он снимал квартиру на первом этаже.

— А зачем вы это делали? Вы в чем-то его подозревали?

— Да, я думала, что он изменяет жене. Просто он часто говорил, что уезжает в отпуск с семьей, а на самом деле был в городе.

— Вы весьма догадливы и прозорливы, Вероника, — невесело усмехнулся Алексей. — Однако в нашем случае, боюсь, эти качества не пошли вам на пользу. Я так понимаю, что впоследствии вы припугнули его этими уликами. Я прав?

Она согласно прикрыла глаза.

— Вы сказали ему, где снимки?

— Нет, я не успела, я потеряла сознание. Но он обязательно вернется! — сухие потрескавшиеся губы двигались с трудом, глаза блестели неестественным лихорадочным блеском.

И тут Алексей вспомнил, что когда-то давно, кажется, на прошлый Новый год, ребята подарили ему небольшую бутылку хорошего коньяка. Тогда он сунул ее в бардачок и все забывал отнести домой. Сейчас она была бы кстати.

— Вероника, я сейчас вернусь, я ненадолго!

Железные ледяные пальцы Вероники вцепились в его ладонь. Алексей заметил, что запястья ее распухли и почернели.

— Нет, только не это! Прошу, не оставляйте меня одну!

— Вы можете идти?

— Не знаю, но я попробую.

Алексей попытался помочь ей встать. Вероника коротко вскрикнула от резкой боли и вновь опустилась на пол.

— Где болит?

— Везде… — она покачнулась, глаза ее закатились.

— Послушайте меня, — Алексей слегка похлопал ее по впалым, землистого цвета щекам. — Нам надо выбираться отсюда. Вероника, я постараюсь вас вынести. Будет больно, но выхода у нас нет. Прошу вас, потерпите немного. Вам как можно скорее нужно в больницу.

Он осторожно взял девушку на руки и, приподняв, вытащил ее из погреба. Тело было тяжелым и безвольным, это было удивительно, потому что еще вчера Вероника казалась Алексею тонкой и воздушной. Сейчас же все мускулы ее утратили былой тонус и стали похожи на пластилиновое твердое тесто. Алексей опасался, что внутренние повреждения могут оказаться весьма и весьма серьезными. Вероника стонала и по временам вскрикивала. Донеся Веронику до машины, Алексей достал аптечку и постарался обработать порезы на лице. Они были довольно глубокие, кровь из них сочилась непрерывно. Вероника лежала на заднем сидении в полуобморочном состоянии. «Нет, пожалуй что коньяк отменяется. Здесь, скорее, пригодится нашатырь. И еще необходима „Скорая“, самому мне по этим ухабам ее не довезти,» — подумал про себя Алексей и достал телефон.

— Вовка, вы где? — спросил он, когда Емельяненко ответил. Голос в трубке квакал и заикался. Алексей отошел от машины на открытое пространство, чтобы было лучше слышно.

— Скоро будем, командир! Мы уже на выезде из города. А у тебя как?

— Слушай сюда. Срочно нужна «Скорая». Тут Вероника и она в критическом состоянии. Ей нужно в больницу. И везти ее надо в специальной машине. Боюсь, что у нее возможны разрывы внутренних органов и серьезные переломы. Медики могут запутаться и не найти это место. Поэтому ищите ближайшую подстанцию и берите с собой перевозку и врачей.

— Опаньки! Значит и в этот раз интуиция тебя не подвела! Молодца, Леха! Не волнуйся, я все понял. Скоро будем.

— Жду! Давай побыстрее. Девчонка почти все время на грани обморока. Кстати, созвонись с Королевым. Он должен был встретиться с Филипповым. Сообщи ему наши новости. Здесь связь паршивая!

Алексей отключился и взглянул на Веронику. Глаза ее закатились, дыхание было прерывистым. Березин, порывшись в аптечке, нашел необходимые лекарства. Нужно было держать ее в сознании. Девушка с трудом разлепила веки, но взгляд ее был каким-то потусторонним, блуждающим. Поминутно он смачивал ее губы водой из бутылки.

Теперь им оставалось только ждать.

* * *

Макс взглянул на часы. Стрелки подбирались к двенадцати, когда во двор въехал неповоротливый, как нильский бегемот, джип. Когда-то давно вместе с Инной, Макс смотрел по телевизору фильм об этих животных. Ленивые, грузные, безобидные на первый взгляд, они, как оказалось, представляют нешуточную опасность для людей. Переворачивая утлые лодчонки рыбаков, они перекусывают их пополам, как дети хлебную соломку.

Водительская дверь открылась, и показался человек, одетый в джинсы и теплую серую куртку с меховым капюшоном. Из-под распахнутой куртки виднелся мягкий черный свитер. Но кажущаяся незамысловатость одежды не могла обмануть: стоила эта простота немалых денег. Безупречный вид водителя, легко выпрыгнувшего из салона, однако, совершенно не соответствовал заляпанным грязью бокам машины. Пискнув брелоком, Филиппов направился в сторону подъезда.

— Виктор Михайлович! А я вас тут уже давно жду! — окликнул его Макс.

Он заметил, как плечи, под курткой вздрогнули, но на лице обернувшегося к нему человека не отразилось ни тени испуга или замешательства.

— А, вы, наверное, тот самый Алексей Дмитриевич Березин, которому так срочно нужно было со мной переговорить. Ну, вот он я. — он мимоходом взглянул на запястье, где хищно поблескивал золотой браслет «Ролекса».

— Видите, как и обещал, в двенадцать я подъехал. Но учтите, долго разговаривать не смогу. Меня ждут на работе. Итак, что у вас?

— У меня много чего. Но зовут меня Максим Викторович Королев. Дело в том, что Алексей Дмитриевич сейчас занят и на встречу с вами приехал я. А на работу вы не спешите, вы же взяли отгул не сегодня. Или у меня неверная информация?

Филиппов едва заметно усмехнулся. Макс подивился способности этого человека держать под контролем свои эмоции.

— Где же вы пропадали, уважаемый Виктор Михайлович? Ваша жена уверена, что вы уехали в командировку, Алексею Дмитриевичу вы сказали, что у вас неожиданно и очень серьезно заболел сын. А на самом-то деле?

— Послушайте, как вас там…

— Максим Викторович, меня там.

— Да, простите, забыл. Максим Викторович, вы женаты?

— Нет, не женат, а какое это имеет отношение к вопросу, который я вам задал?

— Самое прямое. Я был у любовницы. И что в этом такого?! Я же не могу на каждом углу кричать об этом. И потом, мои отношения с женщинами — это сугубо личное дело.

— Ваша любовница живет на другом конце света?

— Не понял вас.

— Ну ваша машина выглядит так, будто участвовала в ралли Париж-Дакар.

— Оглянитесь вокруг, — он широким театральным жестом обвел двор, — На улице не то зима, не то осень. С неба льет, на дорогах хлябь. И как, по-вашему, должна выглядеть машина в это время года?

— Вы не ответили на мой непосредственный вопрос, господин Филиппов. Я повторю: так где живет ваша любовница?

— Это не тот вопрос, который мне бы хотелось обсуждать с совершенно посторонним человеком. И вообще, я не понимаю, к чему ваше неуместное любопытство? Вы что, приехали меня отчитывать за аморальное поведение?

— Нет, что вы! Как можно! Вы взрослый человек, и вправе делать то, что хотите. Но сейчас вы отправитесь со мной.

— Это еще зачем? — красиво очерченные брови надменно взлетели вверх. — Разве нельзя пообщаться где-нибудь на улице или в кафе?

— Многоуважаемый Виктор Михайлович! На улице холодно, сами понимаете, не май месяц, а в кабаки по такому раннему времени я ходить не приучен. Поэтому, давайте не будем попусту тратить время и проедем ко мне в кабинет, на Петровку. Там в спокойной обстановке мы сможем поговорить и задать друг другу накопившиеся вопросы.

— Мне необходимо увидеть жену. Понимаете, мы вчера поссорились и очень нехорошо расстались. Давайте сначала поднимемся в квартиру, а уже потом отправимся, куда скажете.

В кармане куртки Макса вдруг ожил телефон.

— Да, Вов, что у тебя? — Макс машинально сделал несколько шагов в сторону и встал так, чтобы Филиппов не мог слышать того, что говорил невидимый Емельяненко.

— Слушай и запоминай. Леха обнаружил Мальцеву в том самом доме. Девчонка еле жива. Мы сейчас с бригадой врачей уже в пути. Надеемся, что не опоздаем. Так что улики у нас железные. Только бы Вероника выжила. Березин сказал, что она очень плоха. Но связь там паршивая, поэтому он толком ничего не рассказал. Как ты? Встретился с Филипповым?

— Да.

— Какой-то ты странный… Ты с ним рядом что ли?

— Угу.

— Ты это, аккуратней там! Мало ли что… Не отпускай его от себя.

— Ладно, разберемся, — Макс нажал «отбой» и сунул трубку в карман. Обернувшись, он увидел, как хлопнула тяжелая подъездная дверь и Филиппов исчез за нею.

— Твою же мать! — выругался Макс бросаясь вслед за ним. Пальцы на дверной панели машинально набрали нужные цифры, но домофон никто не взял.

«А может, все-таки она с ребенком уехала? Может все-таки испугалась, взяла себя в руки и убежала?»- лихорадочно соображал Макс, набирая по очереди номера других квартир в подъезде. Только в пятой по счету отозвался нетрезвый женский голос.

— Кто там?

— Откройте, пожалуйста, доставка пиццы! — брякнул он первое, что пришло в голову.

— А пивка холодненького у тебя, часом, нет? — хохотнула невидимая собеседница.

— И пиво найдется, и водка, и шампанское, и какава с чаем! Вы только откройте.

— О, гляди-ка, Петюнька, у вас тут так круто! Курьеры по утрам шампанское разносят! Давай, вали в сорок четвертую. И пиццу можешь прихватить! — дверь, наконец-то, пискнула, и Макс вбежал в подъезд.

— Вы к кому? — высунулась из будки крашеная хной голова.

— В сорок четвертую, курьер. Доставка пиццы, — отрапортовал Королев и не дожидаясь ответа пешком побежал по лестнице.

— От ведь, Петька, плесень! Никак не угомонится, поганец! Кульеры разные шастають! — донеслось до его слуха ворчание консьержки.

Макс вдавил кнопку звонка. За дверью разлилась трель и раздался детский плач. Двумя этажами ниже, за колонной колыхнулась черная тень. Человек бесшумно и быстро спустился вниз и вышел из подъезда.

* * *

— Лидия Сергеевна! Прошу вас, скажите мне, где ваш муж! Я же знаю, что он был здесь. И вы наверняка должны знать, куда он направился!

Когда Лида открыла ему дверь, Макс бросился в квартиру, но чисто интуитивно он уже чувствовал, что опоздал. Какой-то минуты, ушедшей на бесполезные звонки по квартирам и переговоры с нетрезвой сожительницей неизвестного Петьки хватило, чтобы Филиппов смог скрыться. Королев ринулся вниз, но во дворе уже никого не было, только рядом с мусорными бачками сосредоточенно рылся в пакете рыжий лохматый пес. Макс ругал себя последними словами. Ведь он должен был предвидеть, что Филиппов попытается скрыться! Почему он не осмотрел лестничные площадки, когда поднимался наверх?!

Он вернулся в квартиру. Лида была растеряна и напугана, ребенок плакал у нее на руках. Из окна Макс увидел, что красный внедорожник стоит на месте, значит Филиппов скрылся на такси или вообще сел в автобус. Необходимо было выяснить, куда он мог направиться. Но пока от Лидии было мало толку. Ни с Березиным, ни с Емельяненко связи не было. Наудачу, отправив им эсэмэски, Макс прошел на кухню и по хозяйски осмотрев полки, нашел пузырек с каплями. Щедрой рукой он накапал в стакан тройную дозу и почти насильно заставил Лидию проглотить пахучую горьковатую жидкость.

— Лидия Сергеевна, успокойтесь пожалуйста и постарайтесь вникнуть в то, что я хочу вам сказать. Ваш муж опасный преступник. У нас есть все необходимые доказательства того, что он причастен к гибели нескольких человек. А вчера ночью он почти до смерти избил и замучил одну девушку, которая оказалась невольной свидетельницей его преступлений. Вас же предупреждал мой коллега, что вам с ребенком необходимо уехать на время. Вам опасно находиться здесь. Почему вы остались?

Лидия перестала всхлипывать. Черные, лихорадочно блестящие глаза, в которых плескался неподдельный ужас, были теперь единственными пятнами на белом, как первый снег, худом лице.

— Витя действительно убийца?! Я не могу и не хочу в это верить! — упрямо покачала она головой.

Макс помолчал, глядя на нее. Лида судорожно вздохнула.

— Он пришел, схватил деньги. Все, что были дома. Я знаю, что у него в столе всегда хранилось тысяч тридцать долларов. А потом сразу ушел. Он сказал, что убьет Владика, если я кому-нибудь что-нибудь скажу, — прошептала она, прижимая к себе малыша.

Макс удивленно присвистнул:

— Тридцать тысяч? А почему такая приличная сумма хранится дома? Может быть благоразумнее было положить деньги в банк?

Лида пожала плечами:

— В банке, кажется, тоже есть какой-то счет, правда, где карточка, я не знаю. Витя каждый месяц выделял мне определенную сумму на ведение хозяйства. Нам ее вполне хватало, а если намечались какие-то серьезные покупки, то он снимал деньги заранее.

— Ваш муж настолько хорошо зарабатывал?

— Ну в общем да, но он как-то говорил, что ему оставила наследство его бабка по отцовской линии. Кажется, она была дворянкой, но я не знаю точно. Витя не любил говорить о своих родственниках, вот я и не спрашивала.

— Неужели вас совершенно не интересовало его прошлое, Лидия Сергеевна?

— Нет, а зачем мне это? Мне достаточно было настоящего.

Лидия помолчала, пальцы ее нервно теребили веселый красный помпончик на кофточке малыша..

— Скажите, а Витя действительно опасен? Я до сих пор не могу поверить, что он угрожал жизни Владика! Неужели он способен на такое?

— Учитывая то, чем занимался ваш муж, думаю, что вполне. Но если мы сможем его вовремя задержать, этого не случиться. Однако вы должны понять, что без вашей помощи нам это будет сделать гораздо сложнее. Поэтому соберитесь и постарайтесь сообразить, куда мог поехать ваш супруг.

— Я правда не знаю, — Лида глубоко и тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Малыш тоже успокоился и занялся изучением пряди волос, выбившихся из пучка матери.

— Лида, у вас есть запасные ключи от машины вашего мужа?

— Да, кажется они лежат в секретере. Я сейчас посмотрю.

Она вышла из комнаты и через минуту вернулась, неся дорогой позолоченный брелок с фирменной эмблемой. Макс забрал ключи, и спустившись вниз, открыл багажник. В большом непромокаемом мешке он обнаружил плащ, болотные сапоги и большой охотничий нож, на котором были видны следы бурой засохшей крови. Теперь стал понятен безукоризненный внешний вид Филиппова: на костюмчик — плащик и все в ажуре!

Когда Макс вернулся в квартиру, он застал Лидию на кухне. Она молча сидела у стола, глядя невидящими глазами в окно, за которым снова на мрачном низком небе собирались серые снежные тучи. Малыш весело гулил в детском стульчике, перебирая мягкие кубики.

— Лида, как вы себя чувствуете? Может, стоит пригласить врача?

— Нет, спасибо, я в порядке. Я тут подумала, может быть вам пригодится Витина записная книжка. Она всегда лежала в его столе. Мне кажется, что он ее оставил дома, потому, что все телефоны у него были забиты в мобильный, а этим блокнотом он в последнее время почти не пользовался. Говорил, что если вдруг потеряет телефон, то по памяти не сможет восстановить все контакты, поэтому время от времени записывал туда нужные номера. Я сейчас принесу.

Лида с видимым трудом поднялась на ноги и прошла в соседнюю комнату. Со спины она напомнила Максу старушку. Такая же сгорбленная спина, опущенные плечи, шаркающая походка, небрежно сколотые на голове простенькой заколкой волосы.

В кармане затрезвонил мобильник. Звонил Березин.

— Леха, ну наконец-то! — обрадовался Королев, — Ты все время был вне зоны. Есть что-нибудь новенькое?

— Есть, — голос Алексея был каким-то замороженным, деревянным. «Стеклянный, оловянный, деревянный» — пронеслось у Макса в голове.

— Ну, как там Мальцева? Довезли?

— Наверное… Ее врачи забрали. Сказали, что на первый взгляд жить будет, но более точной информации они навскидку не дают, — Березин замолчал, в трубке послышалось характерное чирканье и Макс понял, что он прикуривает.

— Макс, тут наши ребята с Валентинычем в подвале поработали.

— Нашли что-нибудь?

— Нашли такое, что мы теперь всей бригадой ночей десять спать не сможем. Этот урод девчонок кромсал, как бифштексы. Душил, а потом снова резал… Нашли три расчлененных трупа. Опознать почти невозможно. Он их в подвале закапывал. Сука! — сквозь зубы выругался он.

— Изнасилование?

— Пока невозможно ничего сказать точно, но Валентиныч обещал поторопиться. Да и потом, сам понимаешь, времени прошло немало. Ну а у тебя там как? Из твоих скупых посланий я понял только то, что ты его проворонил. Так?

— Так, Леха. Зато я осмотрел машину — Филиппов оставил ее и смылся либо на автобусе, либо поймал частника. Нашел в багажнике мешок, а в мешке полный комплект одежды: плащ, сапоги и нож. На лезвии явные следы крови.

— На фига ты поперся осматривать машину без свидетелей? Ты что, первый день на этой работе?! Нас же теперь с бумажками затаскают!

— Да ладно тебе, у нас каждая секунда на счету. Поговорю с Валентинычем, он что-нибудь придумает. Будут тебе и ордер, и понятые, и кофе и какава с чаем!

— Очень смешно! — безрадостно хмыкнул Березин.

В комнату вошла Лидия. Увидев, что Королев разговаривает по телефону, она молча положила на журнальный столик маленький стильный блокнот в дорогом кожаном переплете и вышла в кухню. Он молча кивнул.

— Сейчас пытаюсь говорить с женой. Он ей угрожал, что убьет ребенка. Поначалу она, конечно, была в шоке, но по-моему уже немного пришла с себя. Вот, только что принесла мне записную книжку Филиппова. Сейчас буду изучать.

— Я через час-полтора подъеду. Если куда-нибудь двинешься — звони.

На пороге кухни появилась Лида.

— Хотите, я могу сварить кофе?

— Хочу, Лидия Сергеевна. Я думаю, что вам тоже не помешало бы выпить чаю и чего-нибудь съесть. Вы ведь еле на ногах стоите, а у вас ребенок.

— Да, вы, наверное, правы. Я сейчас.

Макс присел на кресло и раскрыл первую страницу.

* * *

Инна сидела за столом в своем кабинете и тупо смотрела в тетрадку, исписанную красивым, ровным детским почерком. Сочинения на свободную тему, — это то. что она любила и давала писать своим ученикам довольно часто. Она всегда с интересом читала эти первые пробы пера. Детская искренность, непосредственность и незакомплексованность заставляли порой задуматься над такими вещами, мимо которых взрослые люди порой проходят, не замечая их. Но сегодня она просто не могла заставить себя сосредоточиться. Мысли вертелись и путались. Уже почти три часа, уроки закончены, а от Алексея так и не было вестей. Примерно в одиннадцать она все же не выдержала и набрала его номер. С тех пор звонки ее стали регулярными, на каждой перемене, а один раз она даже нажала «Вызов» на уроке. Вызываемый ею абонент уже почти четыре часа находился вне доступа сети. Макс же все ее звонки сбрасывал.

«Что-то случилось!» — в панике думала она, в который раз перечитывая первую страницу сочинения и не понимая ни единого слова. Ладони то и дело покрывались противным липким потом, который приходилось вытирать платком.

Дверь кабинета открылась и в класс вплыла Раиса Андреевна Велешева. Высокие каблучки темно-синих лакированных туфель царственно постукивали по деревянному полу, оставляя на мастике едва заметные следы. Строгая прическа и аккуратно наложенный макияж. Ногти — мечта! Длинные, едва тронутые телесным лаком. Наверное, на фоне Олеси Витольдовны в ее дырявых заляпанных кофточках и растянутых чулках, она чувствует себя принцессой Уэльской, никак не меньше, — мимолетно подумалось Инне.

— Добрый день, Инна Викторовна, — завуч прошествовала мимо Инны и присела на стуле напротив нее. — Ну, и почему я вас так и не дождалась? Почему я сама должна ходить к вам?

Инна потерла воспаленные глаза, которые ко всему прочему начали еще и слезиться. «Вот черт, наверно тушь размазалась!» — с досадой подумала Инна и мельком взглянула в висевшее на противоположной стороне кабинета зеркало.

— Простите, Раиса Андреевна, а почему вы меня ждали? Сегодня же не было педсовета.

— Конечно, вам же наплевать на мои приказы! Впрочем, я не удивлена, ведь вы постоянно игнорируете и меня и мои просьбы, — холодно усмехнулась завуч, покачав головой.

— Какие приказы? Какие просьбы? Извините, но я вас просто не понимаю! — Инна изо всех сил пыталась вспомнить о чем таком важном ей надо было поговорить с Велешевой, но ничего не вспоминалось.

— Мне казалось, что я ясно и доходчиво пояснила позицию администрации нашей школы в нашем прошлом разговоре. Вы со своими методами воспитания и поведения, совершенно не вписываетесь в нашу команду. Поэтому, или вы пишите заявление сами, или я уволю вас по несоответствию. Поверьте, моих связей хватит, чтобы испортить вашу репутацию раз и навсегда. Но если вы сделаете это сами, то я смогу обеспечить вам неплохие рекомендации.

Инна немного помолчала, глядя на свою царственную собеседницу.

— Это шантаж? — спросила она наконец.

— Помилуй Боже! — воскликнула она с хорошо разыгранным изумлением. — Я просто пекусь о здоровой атмосфере в нашем дружном коллективе. Поймите, что вы вносите диссонанс в наш размеренный ритм. Я давала вам шанс пересмотреть свои принципы, и не раз! — она воздела холеный палец к потолку. — Но видимо вы не считаете необходимым измениться, и именно по этой причине нам надо расстаться.

Инна молча пододвинула к себе первый попавшийся чистый лист и размашистым почерком написала требуемую бумагу. Поставив подпись, она подняла глаза и увидела торжествующий взгляд Раисы Андреевны и ее победную улыбку. И тут Инна расхохоталась. На фоне того, что в последнее время происходило в ее жизни, увольнение стало казаться таким мелким, ничтожным и смешным, что она не выдержала.

Ей было безумно весело смотреть, как задыхается от возмущения Раиса Андреевна.

— Уважаемая госпожа Велешева! — произнесла Инна, промокнув выступившие от хохота слезы. — Вы, конечно, здесь царь и бог. Ни для кого не секрет, что даже наша старенькая директриса ходит у вас по струнке, потому что досиживает в своем кресле последний год. Потом вы станете полноценной хозяйкой и владычицей. Об этом все знают. Но я все же напоследок скажу вам то, что думаю о вас и о вашей «команде». Вы просто немолодая, несчастная и очень глупая женщина. Вас никогда не любили ни дети, ни их родители. Впрочем, как и вы их. Потому что в противном случае вы никогда не стали бы держать у себя в школе таких педагогов, как Олеся Витольдовна. Вы не имеете представления о том, что у детей тоже есть достоинство, которое сильно страдает, когда по нему топчут ваши туфельки с десятисантиметровыми шпильками. Дети для вас просто ступеньки, по которым вы взбираетесь по карьерной лестнице. А ведь это живые ступеньки, которые тоже могут страдать, болеть, переживать и плакать от вашего равнодушия и черствости. Они, к сожалению, не могут вам сказать этого, потому что находятся в вашей власти. А вот я могу и мне от этого стало очень хорошо и легко. А теперь возьмите мое заявление и прощайте! Рекомендации ваши мне не нужны. Счастливо оставаться!

Инна встала из-за стола и, подхватив сумку, пошла к двери, физически ощущая ненависть и немую злобу которой сверлила ее бывшая патронесса.

Уже на улице она услышала долгожданный звонок. Но звонил не Алексей, а мама.

— Доченька! Как ты там? Ты вчера не позвонила вечером. У тебя все нормально?

— Мам! А меня только что с работы уволили. Теперь уже окончательно, — Инна вдруг почувствовала, что слезы, которых до разговора с мамой не было и в помине, начинают подступать к горлу. Она судорожно сглотнула и втянула носом морозный воздух.

— Ну наконец-то! Не расстраивайся, детка, мы же с тобой уже обсуждали эту тему.

— Мам, ну как ты не понимаешь! — в сердцах крикнула Инна не замечая удивленных взглядов случайных прохожих, — Я же их предала! Всех сразу!

— Кого предала? — не поняла Нина Николаевна.

— Ребят моих! Эти сволочи их теперь совсем заклюют.

— Ну конечно, а ты хотела, чтобы заклевали тебя? В конце концов, твои ребята должны понимать, что люди бывают разными, и они должны учиться жить и существовать не только с хорошими и добрыми, но и с плохими и злыми. Это называется жизнь, Иннуся. И потом, насколько я понимаю, у тебя не было другого выхода: тебя вынудили уйти. Или я не права?

— Права, мам, но все равно у меня чувство такое, будто я сбежала с тонущего корабля, как самая последняя крыса Шушара.

— Вот что, девочка моя, давай-ка приезжай к нам. Я сегодня проводила своих баварцев. Классные ребята, скажу я тебе. В следующий раз обещали привезти пару ящиков монастырского пива, — Нина Николаевна громко рассмеялась. — Так что они улетели, но обещали вернуться. И теперь до завтра я совершенно свободна. А тебе лучше сейчас не быть одной. Хочешь, я сейчас испеку твою любимую шарлотку с яблоками и смородиной?

Предложение было очень заманчивым — поплакать мамуле в плечо, пожалеть себя, поныть, повозражать ей, когда заранее знаешь, что она права и в конце концов, дать себя убедить. А потом долго и с аппетитом пить чай и уминать за обе щеки свежий пирог, смотреть телевизор и слушать язвительные замечания папы по поводу последних новостей.

— Нет, мамуль, у меня сейчас другие дела. Надо бы Дашку покормить и вообще… Мам, а тебе случайно Макс не звонил? — осторожно поинтересовалась Инна.

— Он не звонил, а вот я звонила. Его, к моему огромному сожалению, с работы еще не уволили. Едут куда-то с Березиным. Эти точно, пока всех жуликов не переловят, — не уймутся! — недовольно пробурчала в трубку Нина Николаевна.

«Значит, у них все хорошо! Слава Богу!» — пронеслось в голове у Инны.

— А почему ты спрашиваешь, дочь? У них что-то случилось?

— Нет, мамусь, просто у Макса ведь скоро День рождения. Вот и хотела у него узнать, что ему подарить, — выкрутилась Инна. — Ты не волнуйся, может быть я вечером заеду к вам с папой.

— Ну хорошо. И я тебя прошу, не сажай себя на комплекс вины. Никому от этого легче не станет. А твои ребята рано или поздно все поймут. Я тебя очень люблю, Шушара ты моя любимая!

— Хорошо, мамуль. Я тоже тебя люблю. Спасибо тебе! Ты самая лучшая!

Инна нажала «Отбой» и сразу же увидела, что во время разговора ей пришло сообщение от Алексея.

Дорогая моя Плюшка! Не волнуйся, у меня все тип-топ. Скоро увидимся. Целую, люблю!

Захлопнув крышку мобильника, Инна улыбнулась косматому серому небу, которое опять начало сочиться снежным дождем, и двинулась к автобусной остановке.

* * *

— Вот, смотри, Лех. Я тут кое-что нашел. Какой-то телефон, а под ним подмосковный адрес. Новогорск. Тебе это название о чем-нибудь говорит?

— Это городишко небольшой. Кажется где-то в районе Химок. А кто там по этому адресу живет?

— Непонятно пока. Имени нет. Надо бы по базе данных пробить. Давай, звони в отдел, а я пока дальше буду шуршать.

Уже два часа Макс возился с телефонной книжкой Филиппова. Несмотря на маленький формат, номеров и адресов в ней было очень много. Пока Королев дошел только до буквы «М». Березин был занят разговором с Лидой. От отчаяния она перешла к апатии и теперь безучастно отвечала на вопросы, сидя на кухне и машинально прихлебывая остывший чай, в который Леха плеснул добрую рюмку коньяка.

— Лидия Сергеевна, попытайтесь вспомнить, неужели у вашего мужа не было никаких друзей, никаких родственников?

— Он всегда говорил, что его родители умерли, когда ему было семь лет. Витя сирота.

— А где же он воспитывался?

— Не знаю, наверное, в детском доме, — пожала плечами Лида. — Витя не любил расспросов, а сам ничего о своем детстве не рассказывал.

— Что-то не сходится… До этого вы утверждали, что ваш муж якобы получил наследство от своей бабки, которая, по его словам, была дворянкой?

— Ну да, Витя как-то раз обмолвился о том, что получил по завещанию крупную сумму.

— Ага, а воспитывался он в детдоме, и родителей своих совсем не помнит. Так?

Лида неопределенно пожала плечами.

— «Все страньше и страньше», как говорила Алиса, — пробубнил Березин себе под нос. — Ну, хорошо, Лидия Сергеевна, а друзья у вас общие были? Может, вы к кому-нибудь ходили в гости? Или к вам кто-нибудь приходил?

— Нет. Витя и я домоседы. На работе у него были коллеги. Некоторых я тоже видела. Помню, что была у него очень красивая секретарша по имени Вероника. Может быть, она что-нибудь знает?

«Она-то знает», — усмехнулся про себя Алексей, — «Лучше бы не знала!»

— Лида, простите, а где у вас можно покурить?

— Пройдите на балкон, только откройте там окна. Пепельница стоит на столике, увидите.

Березин вышел на лоджию, раздвинул окна и вытащил сигареты. Когда же кончится этот бесконечный день? Голова шумела, как растревоженный улей. Тот ужас, что довелось пережить несколько часов назад в подвале заброшенного дома ни на секунду не отпускал. Стоило закрыть глаза, как перед ним вставали жуткие картины истерзанных тел маленьких девочек… Теперь главное не упустить этого нелюдя, не дать ему уйти. Слава Богу, что Лизе и Катерине удалось избежать страшной участи. Надо бы позвонить Плюшке. Он видел, что у него множество неотвеченных вызовов от нее, но пока ему было необходимо сохранять спокойствие и хладнокровие. Он в нерешительности повертел трубку, набрал короткий текст и послал на знакомый номер. Плюшка все поймет. Ну а вечером он обязательно приедет к ней, все расскажет, а она обнимет его и скажет, что любит. Она улыбнется и обязательно вытащит его из этого болота безысходности и тупой ярости. Дожить бы до этого вечера!.. Он с силой затушил сигарету в пепельнице, и решительно вошел обратно в комнату.

— Есть новости, — сообщил Макс, — Наш клиент вовсе не сирота, как представлялся своей жене. У него есть мать, которая жива и относительно здорова. И проживает гражданка Филиппова именно по этому адресу. в городе Новогорске. Правда еще не факт, что он сунулся к ней. К телефону она не подходит. Может вышла?

— Собирайся, Макс, поедем туда. Печенкой чувствую, что он там! Только бы не опоздать!

— Погоди немного, это еще не все. Я тут с позволения хозяйки покопался в письменном столе Филиппова. Обнаружил потайной ящичек. Ключа к нему я, правда, не нашел, и попросту взломал замок. Да не смотри ты на меня так! На фоне незаконного вскрытия багажника, думаю, это уже мелочь. Во, смотри, что нарыл!

Макс протянул Березину несколько черно-белых пожелтевших снимков. На одном из них была изображена семья: счастливо улыбающаяся красивая молодая женщина, мужчина и между ними маленький мальчик лет шести. Фотография была сделана летом, в парке. У мальчика в руках — вафельный стаканчик с мороженым, а на заднем плане расположился аттракционный городок. На второй картинке та же семья, только на руках у отца на этот раз кружевной конверт, а на месте лица младенца грубо вырезанная дыра. На этом снимке мальчик серьезен и кажется намного взрослее. Алексей перевернул оба снимка. На каждом из них с обратной стороны, выцветшими от времени чернилами, были проставлены даты. Обе фотографии были сделаны с разницей в год.

— Думаешь, это его семья?

— Скорее всего. Ты все посмотрел?

Березин взглянул на последний снимок и присвистнул от неожиданности. На фотографии изображение могилы, заваленной цветами и плюшевыми игрушками; на надгробном камне надпись: Филиппова Машенька. А на обороте детской рукой написано: «Я сделал это!»

— Ни фига себе! Это что же получается? Наш маленький мальчик Витя свел в могилу собственную сестру? Интересно, как он смог это сделать?

— Ну если посмотреть на дату смерти, то получается, что на тот момент девочке едва исполнилось восемь месяцев. Вряд ли, если наш Витенька придушил ее подушкой, она бы сопротивлялась и брыкалась, — невесело усмехнулся Макс.

— Но родители-то должны были что-то заподозрить? Неужели им было настолько наплевать на гибель дочери?

— Леш, ты вообще представляешь, через что им бы пришлось пройти, обвинив в смерти малышки собственного сына? Вполне возможно, что даже если они что-то и подозревали, то скорее всего постарались замять это дело и не поднимать шум. Представили все, как несчастный случай или что-нибудь в этом роде. А больше тебе ничего странным не показалось?

— Ты о вырезанном лице?

— Значит ты тоже обратил на это внимание? Согласись, нормальный человек не станет так поступать с изображениями близких ему людей.

— А кто тебе сказал, что он нормальный? Он явный псих, и это еще одно тому доказательство. Но зачем он это сделал?! Судя по этой фотографии, — Алексей сунул Максу под нос первый снимок, — У него была вполне себе благополучная семья! Прогулки, мороженое, зоопарки…

— Согласен, но только до появления в ней второго ребенка, которого наш Витя возненавидел так сильно, что даже вырезал ему лицо, точнее — ей, потому что это была девочка по имени Маша. А потом вообще убил.

Они немного помолчали.

— Значит ты намекаешь на то, что все это время он мстил своей матери за то, что у него появилась сестра? И девчонок он тоже резал из-за этого? — медленно проговорил Березин.

— Я не знаю, Леха, но согласись, что вот это, — он швырнул фотографии на стол и они распались веером, — Говорит о том, что я прав.

— Офигеть! Но если он такой псих, то почему, спрашивается в задачке, он принялся убивать только сейчас?

— Понятия не имею, хотя есть у меня одна мыслишка. Во-первых, мы не знаем точно, может это далеко не первый его опыт. Ведь насколько нам известно, раньше он «работал» с теми детьми, которых не особенно и искали. Ну а во-вторых, я думаю, что эта сволочь все тщательно подготовил: обзавелся семьей, ребенком, заработал себе репутацию. Короче, все рассчитал. Да и потом, ты же знаешь, что месть — это то блюдо, которое подается в холодном виде.

— Если все так, то он сейчас у матери, — убежденно сказал Алексей. — Надо ехать немедленно! Вызывай группу, а я пока с Лидой поговорю.

Алексей быстро прошел на кухню.

— Лидия Сергеевна, быстро собирайтесь, вам нужно уезжать отсюда.

— Куда? — растерянно спросила она.

— Как куда? Вы же говорили, что у вас родители в Москве живут.

— Да, а еще есть брат.

— Вот и замечательно. Немедленно поезжайте к ним и оставайтесь там до моего звонка. А сейчас продиктуйте мне их адрес и телефон.

— А что будет с Витей? Вы его арестуете?

— Лидия Сергеевна, давайте мы отложим все объяснения на потом. А сейчас вспомните, наконец, что вы ответственны не только за вашу жизнь, но и за жизнь вашего сына. Иначе мне придется увозить вас силой.

Лида молча вышла из кухни и уже через десять минут появилась из спальни полностью одетой и с ребенком на руках. В маленький кожаный рюкзачок она уложила все необходимые вещи.

— Я готова, — тихо, но решительно сказала она. — Скажите, а это действительно правда? Ну то, что Витя… убийца?

Березин ничего не ответил, он коротко взглянул на нее и тут же отвел взгляд в сторону.

— Пойдемте, я помогу поймать вам машину, — сказал он, беря ее под руку.

Через минуту они уже спускались вниз.

* * *

Антонина Владимировна кое-как собрала седые волосы в пучок и взглянула на свое отражение в зеркале. Седые пряди неаккуратно выбивались из-под дешевой пластмассовой заколки, под глазами залегли глубокие тени, морщины изрешетили впалые щеки и лоб. Старая, никому не нужная, никчемно доживающая свой век… Наверное, Господь счел одиночество и долгую жизнь самым жестоким наказанием для нее. Говорят, что Бог каждому выделяет только то испытание, которое ему под силу. Она оказалась слишком сильной… Хотя казалось, что единственное, что хоть как-то поддерживает в ней жизнь, это надежда на встречу с родными, которых вот уже много лет не было рядом. Там, на небесах, они вновь соединятся и будут, наконец, счастливы.

Сполоснув потрескавшуюся раковину, в которую нападали волосы, она вышла на кухню, где на допотопной газовой плите закипал чайник. Она зябко повела сгорбленными плечами и поплотнее запахнула кофту. В последнее время она постоянно мерзла, несмотря на то, что окна никогда не открывала, тем более, что прошлые владельцы зачем-то намертво заколотили их. А может, у них была любимая кошка? Или птичка?…

На улице уже собирались сырые, неприветливые ранние сумерки. Она выглянула во двор. Опять начинался дождь, но жизнь ни на минуту не останавливалась. Какой-то карапуз тащил за собой большую пластмассовую красную машину, которая гремела колесами и разбрызгивала по сторонам фонтаны грязной талой воды. Он радостно хохотал и хлопал пухлыми ладошками, одетыми в пушистые варежки. Около палатки компания подростков что-то шумно обсуждала и пила пиво, ежась на холодном ветру. Две старушки, прислонив к лавочке свои сумки, неодобрительно качали головами и временами кидали осуждающие взгляды на молодежь. И никому в этом мире не было дела до нее… Антонина Владимировна тяжело вздохнула и задвинула простенькие ситцевые шторки.

Еще один день прожит, и теперь дорога к родным будет еще на сутки короче. Она грустно улыбнулась, залила в кружку кипяток и поставила чайник обратно. В это время из коридора разлилась трель дверного звонка. Рука от неожиданности дрогнула, и несколько капель пролилось мимо, с шипением затушив синее с рыжими язычками пламя. Она давно отвыкла от звонков. Телефон в этом месяце отключили за неуплату: Витя забыл оплатить квитанцию, а она и напоминать не стала. В самом деле, зачем ей он? Ей некому звонить… И кому это она вдруг понадобилась? Тяжелой шаркающей походкой Антонина Владимировна вышла из кухни. Кран плиты так и остался не завернутым…

— Витенька! Как я рада! Проходи, сыночек! Только вот угостить мне тебя нечем, прости меня, старую. Но, может, хоть чайку со мной выпьешь? — радостно засуетилась Антонина Владимировна, пропуская сына в квартиру.

Виктор грубо оттолкнул мать в сторону, и не разуваясь, прошел в комнату, оставляя за собой безобразные грязные следы.

— Ты и в самом деле рада, что я приехал? — странным голосом спросил он, подходя к серванту и разглядывая фотографию отца и сестры.

— Конечно, Витенька! Я всегда рада тебя видеть, — растерянно произнесла Антонина Владимировна, присаживаясь на краешек софы.

— Странно! — усмехнулся Виктор и обернулся к ней. Кривая гримаса ненависти до неузнаваемости исказила его красивое породистое лицо.

— Витюша, что же тут странного? Как мать может не радоваться своему ребенку?

— Мать! — презрительно выплюнул он. — У меня уже давно нет ни отца, ни матери. Мне было всего семь лет, когда я остался сиротой.

— Я не понимаю, сыночек, ты о чем? — побелевшими губами спросила Антонина Владимировна.

— Ты не понимаешь? — Виктор громко рассмеялся. — А ведь причина всегда перед тобой! Вот он, твой иконостас! — и он с силой швырнул ей под ноги рамку с фотографией, на которой была изображена маленькая улыбающаяся Машенька. Стекло разбилось на мелкие осколки. Дрожащими руками она подняла с пола снимок и машинально прижала к груди.

— Ну вот, а говоришь, что не понимаешь, — развел руками странный человек, который совсем не был похож на ее сына. Он взглянул на часы.

— Игра вошла в свою завершающую стадию, но немного времени у нас все же есть, да и история, которую я хочу рассказать, тебе очень знакома.

Виктор распахнул куртку и встал спиной к матери. Несколько минут он молча глядел на струи ледяного ноябрьского дождя, заливающие окно, а потом, не оборачиваясь, начал.

— Сегодня же я исчезну из этого мерзкого города, и начну новую жизнь где-нибудь очень далеко отсюда. И чем черт не шутит, может, еще буду счастлив! Но прежде я хочу, чтобы ты знала, что все что произошло, случилось по твоей вине. Я уверен, ты должна меня понять. Итак, жила-была семья. Обычная маленькая, но счастливая семья: папа, мама и сын. Мальчик очень любил своих родителей, а они любили его. По выходным дням они часто ездили в парк, катались на аттракционах и ели мороженое, а зимой ходили на лыжах. Они непременно брали с собой бутерброды и термос с горячим чаем с лимоном. Ты помнишь, как одуряюще пахло из того синего термоса, когда отец отвинчивал крышку? Какой густой душистый пар вырывался из него?.. А на день рождения в этой семье всегда пекли большой торт с кремом, дарили подарки. И маленькому мальчику было очень уютно, спокойно и весело рядом с этими людьми. Он боготворил своих родителей, чувствовал себя частью целого и был уверен, что ничто не может разрушить эту идиллию. Как жестоко он ошибался! Однажды в его светлую беззаботную жизнь вероломно ворвалось настоящее, совсем недетское горе. У него было имя Маша, — двухкилограммовый вечно хнычащий, болезненный сгусток зла.

Виктор брезгливо передернул плечами, услышав, как вдруг тихо вскрикнула его мать.

— Подожди с трагедией, слушай дальше, ведь я еще не дошел до самого интересного. Так вот именно с этого черного дня жизнь семилетнего мальчишки переменилась. Он разом потерял семью. Все внимание обожаемых мамы и папы переключилось на его ненавистную сестру. Его не слышали, не видели, не замечали. С ним почти не разговаривали, ему не улыбались. В тот черный год они даже забыли про его День рождения, представляешь? Он до позднего вечера прождал в своей комнате, когда же они его поздравят, но так и не дождался: не было ни праздничного пирога, ни долгожданных подарков. Равнодушие двух самых близких и дорогих ему людей, их безразличие ранили мальчика ежесекундно, но все же они были рядом, а потому рядом жила надежда, что когда-нибудь все изменится и станет, как прежде.

— А почему я сейчас не слышу испуганных криков и вздохов? — он обернулся к матери, которая на мигая смотрела на него, напоминая каменное изваяние.

— Ладно, я продолжу. Так прошло больше полугода. А потом, в один прекрасный теплый июньский день произошло самое страшное. Мальчик был увлечен постройкой самолета и мечтал о том, как поедет со своим другом к нему в деревню. Мыслями он был в солнечном будущем, на берегу быстрой прозрачной речки, где он непременно будет ловить рыбу с соседскими ребятами, когда в комнату вошла мама. Она посмотрела на него и ласково погладила сына по голове. Мальчик уже давно отвык от таких знаков внимания, поэтому очень удивился и обрадовался. Наконец-то мама вновь счастлива, она любит его, и всегда, несмотря ни на что, будет рядом! Но надежда не оправдалась. Мать вовсе не собиралась дарить ему свою любовь и заботу, нет! Напротив, она пришла, чтобы окончательно его уничтожить. Радостным голосом она сообщила ему о том, что они с отцом и Машей уезжают в далекий город Мюнхен, а его, маленького Витю, отдают под опеку старой бабки, живущей в деревне в Рязанской области. Она искренне радовалась и даже не понимала, что спасая дочь, окончательно убивает сына. И тогда этот мальчик пошел к сестре. Она лежала в своей красивой кружевной кровати под белоснежным пологом и улыбалась во сне. Мальчик просто накрыл ненавистное лицо своей ладошкой и зло перестало существовать. Оно просто перестало быть… А знаешь, я в тот момент был очень счастлив! — Виктор громко рассмеялся.

— Как тебе моя история? Нравится, мамочка? Вижу, что нравится, тогда слушай дальше. Я все-таки опоздал. Зло, которое я уничтожил в тот день, пустило корни. Оно все же отобрало у меня и отца и мать. Отец умер от горя. Он даже не понял, что я освободил его от той обузы, которую представляла собой эта больная, вечно ноющая девчонка. Он не захотел вспомнить о том, что у него остался я, его сын! Вместо этого он просто подло оставил меня и ушел вслед за ней. А мать словно подменили. Рядом со мной уже жила не та, которая улыбалась и любила меня. Я совершенно не знал ту чужую женщину, что поселилась со мной под одной крышей. Но теперь я знал, что и как нужно делать. Жизнь преподала мне хороший урок. Теперь я наверняка знал, что в этом мире каждый сам за себя…

Виктор на мгновение замолчал. В комнате стало очень тихо, только слышалось мерное постукивание дождевых капель по подоконнику. На ветку растущего под окном клена уселся нахохлившийся воробей, но когда встретил взгляд человека, стоящего у окна, словно испугавшись, метнулся в сторону. Виктор усмехнулся и продолжал:

— Когда я убивал этих девчонок, я чувствовал, что мир подчиняется мне, а не я ему. Я — хозяин, а не он. Знаешь, каждый раз я чувствовал, что убиваю зло. Ведь если бы Маша выжила, то она непременно превратилась в такую вот маленькую сучку. Я нисколько не жалею о том, что совершил. Ведь зло должно быть наказано? Не так ли, мама? Ведь именно этому ты учила меня в моем далеком и счастливом детстве? — Виктор с силой рванул воротник рубашки. Почему-то стало совсем тяжело дышать. Тошнота подступала к горлу и перед глазами плясали цветные пятна, сердце колотилось, как бешеное, взрывая кровь. Он попытался открыть форточку, с силой рванув ее на себя, но она не поддалась.

— Где твоя семья? — равнодушным голосом спросила мать.

— А о какой семье ты говоришь? Ты сделала все для того, чтобы я забыл, что такое семья.

— Но ведь у тебя есть жена, сын.

— Это не семья. Семья, это когда любят друг друга, как меня любили папа и мама. А то, что ты называешь семьей — это подделка, фальшь! Ты же до сих пор любишь ее больше, чем меня. Ты постоянно думаешь о ней, целуешь фотографию, разговариваешь с ней. На Новый год ты постоянно таскаешь этой маленькой твари подарки, хотя ее уже много лет не существует! Пойми, наконец — она умерла! Я ее убил! Я! И не только ее, но и ее продолжение. Да, я убивал ее трижды: в восемь, двенадцать и четырнадцать лет, но она почему то до сих пор здесь! — Виктор сорвался на крик. Он схватил со стола хрустальную вазу с сухими кленовыми листьями и с силой швырнул на пол.

Самый большой осколок больно рассек ногу Антонины Владимировны. Шум, стоящий в ушах становился все громче, в висках колотилась кровь. Казалось еще чуть-чуть и голова взорвется, как эта ваза. Она чувствовала, что еще немного и она потеряет сознание. Дышать было совершенно нечем, но она должна была сделать еще одно важное дело. Может быть самое важное дело своей жизни. Так вот зачем Господь до сих пор оставлял ее на этой грешной земле! В тумане, застилавшем глаза она видела спину одного очень страшного человека. Кто он ей? Точно не ее сын. Это совсем чужой, незнакомый человек, обманом проникший в ее судьбу, разрушивший счастье ее семьи, отнявший у нее все самое родное и дорогое. И этот человек больше никогда не сделает ничего плохого, она ему не позволит! Медленно, как со сне, она подняла осколок с пола и неслышно ступая, подошла к нему сзади. Голубая жилка пульсировала у него на шее. Недрогнувшей рукой Антонина Владимировна воткнула хрустальное острие прямо в нее. В следующую же секунду невыносимая боль разорвала грудь. Но боль была короткой, как вспышка молнии, а потом муж Мишенька почему-то вдруг оказался совсем рядом. Маша, улыбаясь и сидя на его коленях, протягивала к ней свои маленькие ручки.

— Ну, наконец-то, Тонюшка! Вот мы и дождались тебя!..

На маленькой кухне шипел незавернутый газовый вентиль, а на лестничной площадке слышались торопливые шаги опергруппы…