Полковник Риббок любил время от времени переставлять мебель в своем кабинете. Делал он это всякий раз, когда приходилось слишком долго – по его мнению – ожидать развития событий. Вот и сейчас он пытался развернуть стол таким образом, чтобы дверь находилась с левой его стороны. Стол был большой и тяжелый. Старинной работы, с резными ножками. Двухтумбовый. Столешница была сделана из австралийского эвкалипта, вследствие чего в кабинете всегда стоял несколько пряный и дурманящий запах леса. Полковник любил этот запах. Он вообще был крайне чувствителен к запахам: некоторые его раздражали, а некоторые нравились ему чрезвычайно. Но он уже и не помнил, чтобы ему встречались запахи, к которым он был бы равнодушен.

Стол поддавался туго: полковник уже более часа возился с ним. Конечно, он мог вызвать работников внутренней службы, – и те буквально за пару минут сделали бы все, что ему нужно. Но весь смысл таких перестановок мебели в том-то как раз и состоял, чтобы сделать все самому!

– Ну что ж, придется все-таки вынуть из стола все. – негромко пробормотал он.

Делать этого не хотелось, – но куда деваться?!

Через полчаса все, что было в столе, – документы, листы бумаги, канцелярские принадлежности, личные вещи и безделушки (а их полковник никогда не выбрасывал, и за более чем двадцать лет его работы в АНБ таких безделушек скопилось предостаточно) были расставлены по углам комнаты. На полу, на полках, на столиках, на стульях и креслах – всюду был "рабочий беспорядок"…

Однако когда из стола был вынут маленький бордовый блокнотик, Риббок долго держал его в руках, а потом положил его на стол, придвинул стул поближе, сел на него и задумался.

Джоанн Кертис… Он тогда уже был женат, – и даже ожидал своего первого сына. Она ему нравилась, – хотя, конечно, он совсем не собирался бросать свою Лауру. А вот Джоанн вцепилась в него как кошка. Вцепилась сразу же, как только увидела первый раз. Вцепилась так, что он уже еле отбивался от нее.

И тут – эта самая злополучная операция… Они участвовали в атаке на один из главных командных пунктов движения Сендеро Луминоса в Аргентине, – США хотели пресечь один из каналов распространения наркотиков в свою страну. К операции были подключены многие спецслужбы, – не только ЦРУ, – которое, собственно и разрабатывало план операции, – но также ФБР и даже АНБ. Вот как раз АНБ и представляли он с Джоанной. Теперь-то он понимал, что операция уже изначально была обречена на безусловный провал! Когда столь большое количество разных организаций собирается в один кулак, но при этом каждая их них действует по распоряжению своего собственного командования и подчиняется своим собственным правилам, – надеяться на успех не приходится. Разве что на чудо.

Но в тот раз чуда не произошло…

Они с Джоанной остались вдвоем: остальные были убиты в короткой и ожесточенной схватке, – практически без выстрелов, когда враги сходились один к одному, грудью в грудь. И времени оставалось только – чтобы выхватить нож… (Уже много лет спустя он узнал, что охрану лагеря террористов возглавлял бывший сотрудник команды "А" из бывшего ГРУ уже распавшегося к тому времени СССР, – тогда был как раз тот период, когда много таких специалистов странствовали по свету в поисках не столько счастья, сколько денег…)

…Они бежали сквозь джунгли, напрягая последние силы. У Джоанн кровью из распоротого бока пропитались даже брюки. Риббок видел, что если не остановиться, она не протянет и полчаса такой гонки.

И он остановился. Они залегли за небольшой грядой сбоку от тропинки, куда они добрались последним отчаянным броском, оставившим их почти совсем без сил. Риббок даже не успел перевязать Джжоанн, когда на тропинке показались преследователи. Их было пять человек. Джоанн захрипела в агонии. Он посмотрел на нее. Глаза Джоанн молили: спасайся сам!

У Риббока даже сейчас, когда он вспоминал этот взгляд, пробегала огненная полоса вдоль спины. А тогда он резко вскочил в полный рост и закричал. Закричал настолько страшно, что преследователи остановились, как вкопанные. И так и стояли, пока он стрелял в них. Он сделал всего пять выстрелов, – по одному на каждого их них.

Когда он нагнулся к Джоанн, она была уже мертва.

Он еще долгих три часа нес то, что раньше называлось Джоанн, до пункта сбора. С того времени он и стал чувствителен к запаху… Но тело Джоанн было похоронено на родной земле…

А на память он взял себе ее маленькую записную книжку, в которой Джоанн записывала рецепты, – готовить она не умела совсем, но после знакомства с ним – начала лихорадочно учиться этому. Для него…

С тех пор они с Лаурой всегда вечером 5 ноября на полчаса выключают свет и 30 минут сидят в темноте, при свечах. Сидят молча. В память Джоанн.

… Риббок очнулся от нахлынувших воспоминаний, положил записную книжку на полку и опять принялся за стол. И тут он понял, что сдвинуть его опять не удастся.

– Ну что ж, применим мой любимый способ. – упрямо пробормотал он. Ему уже не раз за свою жизнь приходилось сталкиваться с этой проблемой – и он знал, что нужно делать.

Он достал из шкафа 4 пластмассовых крышечки, – вот они и опять пригодились ему. Поднял угол стола и подставил одну крышечку под его ножку. Точно также поступил и с остальными ножками.

Теперь стол стал послушен, и полковник быстро переставил его на нужное место. Потом отошел к двери, посмотрел.

– Вроде неплохо. – остался доволен он своей работой.

…Через сорок минут кабинет был как новый, и полковник Риббок весело расхаживал по нему, привыкая к НОВОМУ виду своего кабинету и осваиваясь в нем.

Полковник имел тип личности (П-Отн(С-Мемб((рациональный, этический, сенсорный, интроверт), то есть он воспринимал из всего богатства окружающего мира только отношения между конкретными объектами. А если отношения между такими конкретными объектами какое-то время оставались неизменными, – например, когда на работе все было без изменений, новых вещей не покупалось, новых бумаг не поступало, – тогда он организовывал свою деятельность таким образом, чтобы добиться изменения привычных отношений между какими-либо старыми, ставшими уже привычными объектами. Например, – переставлял мебель: после такой перестановки ему приходилось ЗАНОВО привыкать к жизни в такой НОВОЙ обстановке, – то есть – заново ФОРМИРОВАТЬ НОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ между предметами…

***

В конце дня прибыл курьер из службы связи АНБ, и Риббок понял, что полностью насладиться сделанной им перестановкой ему уже не придется. Но теперь уже это его мало волновало – ожидание кончилось, и новой информации теперь будет предостаточно.

И это оказалось действительно так: письма, разосланные в иностранные службы безопасности, принесли свои первые плоды.

Первым откликнулся МОСАД. Это было и неудивительно: Израильская разведка всегда жила в условиях непрерывно ведущихся военных действий, и, остановись она хоть на секунду, могло последовать незамедлительное арабское вторжение в страну.

"…Ваше письмо объясняет явление, которое мы зафиксировали более года назад, но до сих пор так и не смогли объяснить…

Уже 14 месяцев мы наблюдаем странное затишье среди террористических организаций, ранее активно действовавших против Израиля. Все крупные террористические организации резко свернули свою террористическую активность. Более того: они существенно облегчили прием новых членов и перешли к обучению новичков по программам ВОЕННЫХ организаций…

Одновременно мы уже 10 месяцев наблюдаем повышенную перекачку денег в США из ряда арабских стран, а также от ряда арабских террористических организаций…"

– Похоже, мы хотя-бы теперь знаем, среди кого искать террористов. – понял Риббок. – Надо срочно найти Мишель. Для нее отпуск окончился тоже…

Остальные члены группы Риббока оставались всю эту неделю на своих местах.

***

Еще в прошлое воскресенье Мишель получила письмо по электронной почте, заставившее ее немедленно уехать в Пендлтон, штат Орегон.

Письмо было от адвоката Айрин Мохаши и содержало довольно странное известие. Два дня назад умер учитель Мишель по каратэ, основатель и глава школы Ди-Ай ("искусство отвечать") в США, Хироширо Номуши. Его тело было в тот же день кремировано.

Однако самое неожиданное заключалось в том, что главой своей школы после смерти он назначил именно Мишель – особо оговорив это в завещании, составленном по всей форме.

Известие о смерти Номуши взволновало и очень расстроило Мишель, – хотя она и была давно уже готова к тому, что восьмидесятилетний сенсей скоро должен покинуть этот мир.

Вторая же часть письма повергла ее в немалое удивление. Она такого назначения никак не ожидала! Тем более, что Номуши при жизни никогда не говорил с ней по этому поводу.

Мишель еще некоторое время сидела перед компьютером, глядя на пустынный уже экран.

…Вот она, еще школьница младших классов, впервые переступает порог дожо – в него на время тренировки волшебным образом превращался маленький спортивный зал их школы. Они, девочки и мальчики, впервые в своей жизни одетые в новенькие карате-ги, чистенькие и выглаженные своими родителями, выстроены в одну линию. Они стояли, боясь шелохнуться.

Перед строем сидел на коленях старичок (в сейдза, – как узнала она уже потом название такой позы). Среднего роста, коротко, как и многие японцы, пострижен. Большие уши лопухами торчали по обе стороны его головы. Глаза полуприкрыты. Дремлет? Нет! Внимательно разглядывает строй. Вот его взгляд остановился на Мишель. И вдруг старичок подмигнул ей! Она даже вздрогнула и опустила глаза. Не может быть! Она снова из-под бровей метнула быстрый взгляд на старичка. И опять увидела полуприкрытые веки. Показалось?!

Она так и не успела спросить сенсея Номуши об этом, – просто никак не могла собраться, все забывала за разговором при встречах с ним. А теперь уже и не сможет спросить никогда…

Но неужели сенсей Номуши увидел в ней что-то настолько важное уже тогда?! Еще лет семь назад, до того, как она начала уходить "в глушь" на свои особые тренировки, она бы просто посмеялась над таким предположением. Но сейчас она уже не была так уверена в невозможности этого, казавшиеся ей ранее столь нелепым, предположения…

…Мишель была поздним ребенком в семье. Она родилась, когда ее родители совсем уже отчаялись иметь детей. Она была первой, – а затем дети посыпались как из рога изобилия. Погодки. Она и еще трое ее младших братьев. Поэтому-то она и была обречена на вечное одиночество: все свое внимание мама и отец направляли на ее младших братьев. Но, странное дело, это ее не особенно огорчало.

Она любила играть одна. Она сама придумывала себе игры, – порой по пол дня играя во дворе какой-нибудь ниточкой. Когда она подросла, она остро почувствовала свою неприспособленность к так называемому "американскому образу жизни". Она не любила вести активный образ жизни, когда с энтузиазмом набрасываешься на работу, стремясь преодолеть все трудности и – обязательно! – занять ПЕРВОЕ МЕСТО. Первое место во всем: по обучению – в классе, а потом и в школе, в спорте и – особенно – в соревнованиях, затем – в университете, в бизнесе, – да и вообще, во всем… Ей не нравилось участвовать во всех этих "командах поддержки" – прыгать и неистово визжать, пока ребята из их класса проигрывают на бейсбольном поле старшеклассникам. Ей не нравилось часами перемывать косточки парням и старшеклассникам в девчоночьих разговорах с подружками из их класса. И, наконец, у нее очень рано обнаружилась черта характера, ну совершенно уже неподходящая для успеха в жизни: она была абсолютно лишена азарта и соревновательного духа…

Когда Мишель что-то делала – то стремилась выполнить его так, как она умет. И только! Если же это нужно было делать в гонке, стремясь опередить других, – она, если только представлялась хоть малейшая возможность, вообще отказывалась от борьбы. Она не терпела работать "из-под палки". Когда же ее принуждали к этому, – она всегда сопротивлялась. Когда была маленькая – плакала. Когда стала взрослее – замыкалась в себе и пыталась убежать "с глаз долой"…

Она вообще любила смотреть на жизнь как-бы "со стороны". Именно не участвовать в ней актером, – а оставаться зрителем, выходя "на сцену" лишь в случае крайней необходимости. Тогда, когда ничего другого ей уже не оставалось. Когда без нее дело сделано не будет вообще. Но, как только необходимость в ее непосредственном участии заканчивалась, – как только она сыграла свою роль, – она тут же "спускалась в зрительный зал" и, уютно устроившись в кресле, снова принималась наблюдать за "представлением" со стороны…

Но вот что у нее получалось – так это сводить воедино самую разную информацию. В школе она не имела никаких проблем с обучением. Точнее, в школе она просто не училась. Она посещала школу, – но все домашние задания занимали у нее не более 30 минут. И то – только письменные задания. Устные – она уже с 4 класса просто совсем не учила: ей было совершенно достаточно того, что она прослушивала урок в школе, да еще посмотреть в учебник 5 минут, – как раз то время, пока учитель идет к столу после звонка.

Единственное, чего она не любила – это заучивать напамять разные там даты, названия, и все такое…

В каратэ она нашла то, что всегда любила. Она не стремилась, как другие дети, "увидеть" противника и "побить его". Или же – "защищаться от его ударов". Она просто оттачивала технику, рассматривая ее не более чем упражнения, способные соединить воедино мысль и движение. Способные соединить воедино ВНУТРЕННЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ДВИЖЕНИИ С САМИМ ЭТИМ ДВИЖЕНИЕМ.

Участия в спортивных соревнованиях она старательно избегала. Тренер уже давно махнул на нее рукой. Собственно, тренером был не тот старичок-японец, а другой – молодой парень с черным поясом: старичок провел лишь только первое занятие, да еще прочел лекцию о том, что каратэ – это не средство "побить противника", а путь укрепления духа, и сразу уехал. Поэтому довольно скоро Мишель оказалась предоставленой практически только сама себе: тренер часами возился с подающими надежды энтузиастами, которые вечно ходили с синяками. А Мишель в дожо вскоре начала заниматься только одними ката…

Поэтому она впервые пришла на экзамен по получению квалификационного уровня уже только в университете, обучаясь на первом курсе факультета социологических наук. Собственно, она воспользовалась оказией, так как в том году в их университет приехал на один семестр читать лекции сам Хироширо Номуши, – тот самый старичок-японец. Они увиделись в университетском дворе, – и старичок именно ей медленно поклонился в японском полупоклоне. Она автоматически сделала то же, – и потом долго вспоминала, кто же это мог быть. Вспомнила лишь, уже придя на экзамен и увидав старичка в белом каратэ-ги, перепоясанном красным поясом. Она еще не успела оформиться в секцию – и поэтому скромно пристроилась в конце очереди желающих сдавать экзамен.

Когда, в самом конце, подошла ее очередь, она подала в качестве документа справку, выданную школьным тренером и написанную в самой обтекаемой форме (что-то вроде "…прозанималась в секции 7 лет,… знает все основные ката школы…"). Секретарь, увидев такой образец письма обтекаемого стиля, встала и подошла к столику экзаменаторов. Она еще не успела ничего сказать, когда сенсей Хироширо Номуши протянул руку, взял у нее эту справку, и, даже не заглянув в нее, положил на стол.

– Санчин. – громко произнес он название ката.

Мишель стала в стойку мусуби-дачи, сложила руки и закрыла глаза. Она чувствовала, как постепенно уходило все. И усталость после двухчасового ожидания своей очереди. И гул голосов ребят и девушек, которые сдали экзамен раньше ее и теперь дожидались в дальнем конце зала объявления своих результатов. И даже сам зал. Оставалась лишь она, – а все вне ее превращалось в некий сплошной фон.

Начало ката пришло внезапно, как будто само тело, вне ее желания, начало плавно переливаться из одного состояния в другое, четко фиксируя на мгновение ту или иную каноническую форму стоек, нападающих и защитных положений. Слышалось лишь только громкое, отчетливое, мощное ДВУХСТАДИЙНОЕ дыхание. Именно то дыхание, ради которого и уделяется столь много времени этому ката в школе каратэ годжу-рю…

Потом было ката Теншо, где тело, связанное неимоверным напряжением всех мышц, в своем движении уже не останавливается ни на мгновение…

Потом – остальные 8 ката школы каратэ Хироширо Номуши "Ди-Ай", стиль годжу-рю…

Последний поклон. Повернуться и уйти к студентам, дожидающимся результатов. Ее удивило, что гула голосов уже не было. Она встретила несколько весьма удивленных взглядов…

Но тут прозвучала команда, и все выстроились в несколько шеренг – в порядке сдачи экзамена. Как и всегда в таких случаях, были радостные возгласы успеха, были и горькие стоны неудач. А вот и ее фамилия. И опять все затихло.

– Мишель Статтон. – раздался громкий голос сенсея Хироширо Номуши.

И пауза.

А затем прозвучало решение комиссии:

– Четвертый дан.

Она автоматически поклонилась. И только затем пришло удивление. Не ослышалась ли она? Ведь всем известна консервативность школы Ди-Ай, особенно в случаях, когда человек долго не сдавал экзаменов. И всем известно, что никакие мольбы не помогут: в ЭТОЙ школе тебе присвоят ТОЛЬКО ТО, ЧТО ТЫ ЗАСЛУЖИЛ. Только то, что реально отражает твое умение.

Но выданный ей Диплом рассеивал всякие сомнения…

…А потом была долгая и спокойная беседа с Хироширо Номуши в его домике, который он снял неподалеку от университета. Разговаривали обо всем, – и прежде всего о социологии. Профессор Номуши оказался по своей научной специальности именно социологом. Для Мишель стало буквально откровением, когда он рассказал ей о разработанном им методе "параллельного изучения социальных процессов". Суть метода заключалась в том, что социальные процессы изучаются не так, как принято в школе или историографии, – то есть в их привязке к данной локальной территории. Чаще всего – к отдельной стране. Наоборот! Вместо этого изучаются социальные процессы, которые имели место с нескольких странах, – иногда даже и весьма отдаленных друг от друга!

Для Мишель удивительным оказалось также то, что, как следовало из исторических хроник, древний – дохристианский – мир нашей планеты оказался связан в единое целое гораздо более сильно, чем могло показаться на первый взгляд. Информация переносилась людьми, которые интенсивно мигрировали из страны в страну, из цивилизации в цивилизацию. А насыщенность таких миграционных процессов была просто поразительной. По этой причине новые знания практически мгновенно распространялись по территории материков…

Эта тема полностью поглотила внимание Мишель на весь период ее обучения в университете. Уже на старших курсах она опубликовала несколько статей, в которых доказывала, что технологический успех Европы и Северной Америки обусловлен как раз ИЗОЛЯЦИОНИСТСКОЙ ПОЛИТИКОЙ РАННЕГО ХРИСТИАНСТВА. Точнее, такая изоляционистская политика, которая выражалась в крайней, доходящей до вооруженного уничтожения, нетерпимости к людям, которые придерживались другой религиозной доктрины – так вот, такая доктрина оказалась БЛАГОМ, оказалась ПРУЖИНОЙ, раскручивающий научный и технический прогресс ЕВРОПЕЙСКОЙ Цивилизации…

Действительно, – если раньше на территории Европы присутствовало МНОГОБОЖИЕ, вследствие чего принять НОВОГО БОГА для человека не представляло никакой трудности, то теперь с появлением ЕДИНОГО БОГА, "чужой бог" вместе с его приверженцем оказывался "последователем сатаны". И такого "последователя сатаны" нужно было уничтожать физически, – как следствие проявления на Земле всеобщей, НЕБЕСНОЙ борьбы с Дьяволом.

Так прошло 15 столетий. И лишь тогда появился протестантизм, который снабдил КАЖДОГО ЖИТЕЛЯ Европы книгой, в которой описана ЕДИНАЯ КАРТИНА МИРА, – Библией, переведенной на РАЗГОВОРНЫЙ язык.

И только тогда, ОПИРАЯСЬ на эту – уже ПОВСЕМЕСТНО принятую, уже ПОВСЕМЕСТНО в Европе известную картину мира, Человек начал АКТИВНО ПРЕОБРАЗОВЫВАТЬ МИР. А вот именно для такого преобразования и понадобились Человеку технические средства. Вот поэтому-то и начал развиваться технологический прогресс…

Из ее научных работ следовало, что сейчас в мировой цивилизации создались условия для перехода к новому этапу – объединительному, когда все Человечество может заняться преобразованием Природы – СОВМЕСТНО. Этот вывод вызвал множество споров среди политических социологов в развитых странах мира и принес широкую известность Мишель в академических кругах.

Этой же теме была посвящена ее Докторская диссертация по политической социологии…

…Совершенно неожиданно для Мишель, после защиты диссертации ей предложили работать в АНБ. В Аналитическом отделе. После некоторого раздумья она согласилась. В ее задачу входило отслеживать экстремистские общественные движения в мире, – разные религиозные секты, тоталитарные группы, и все такое…

За годы работы в АНБ у нее появилось также и хобби. Один – два раза в год Мишель обязательно печатала в научно – популярных и популяризаторских журналах США социологические биографии ученых, как современных, так и "классиков". Журналы она выбирала такие, которые были близки к области деятельности этих ученых. За это время она приобрела известность и положение также и в этих кругах, – несколько ее статей были отмечены весьма похвальной рецензией в "Нью Йорк Таймс"…

Собственно, именно наличия такого хобби и стало причиной ее откомандирования в группу полковника Риббока.

***

Мишель приехала в Пендлтон, штат Орегон, вечером в понедельник. Несмотря на это, она сразу же поехала к Айрин Мохаши. Там ее ждал текст завещания Хироширо Номуши, а также его письмо.

"…Я понимаю Вашу занятость, Мишель, – но, вместе с тем, Вы и сами прекрасно понимаете, что лишь только с Вами и под Вашим управлением наша школа каратэ сможет продолжить свое существование и дальше, уже после моей смерти…

…Вам не нужно долго объяснять, что главное – это Учитель. То есть тот человек, который только и сможет дать ученикам ПОЛНЫЙ и ТОЧНЫЙ ответ на все их вопросы…

..В нашей школе лишь только Вы сможете выполнить эти обязанности…

…Собственно, нет необходимости в том, чтобы Вы осуществляли постоянное и безотрывное текущее руководство школой, – и прежде всего административное руководство ею. Как раз это вполне смогут успешно сделать другие мои ученики. Не хочу влиять на Ваш выбор, но рискну сообщить свое мнение по поводу возможной раскладки обязанностей между моими ведущими учениками…"

***

Все оставшиеся дни Мишель посвятила переговорам с людьми и новым назначениям. Следует сказать, что сенсей Хироширо Номуши подобрал на соответствующие руководящие посты в своей школе каратэ именно тех людей, которых выбрала бы и она сама, так что в этом плане никаких затруднений не возникло. Гораздо больше времени ушло на то, чтобы юридически оформить соответствующие экономические документы и наметить планы дальнейшего развития школы.

Она впервые попробовала подойти к вставшей перед ней проблеме – организации управления организацией – в соответствие с требованиями своего собственного типа личности (который был (П-Топ(С-КС(- иррациональный, интуитивный, логический, интроверт). Прежде всего, она организовала Комитеты "по направлениям" – Технический, Тренерский, Судейский, Экономический и тому подобные. Затем – создала Комиссию по Развитию – рабочий орган по осуществлению руководства Школой. Он был составлен из всех руководителей различных Комитетов, и его задачей было определение как стратегических путей развития Школы, так и решение конкретных – тактических – текущих дел (в последние Мишель решила практически не вмешиваться вообще: теперь, после знакомства с книгами доктора Кожухаря, она уже знала, что для нее типно разрабатывать стратегические, долговременные планы, – тогда как тактические, текущие, кратковременные задачи по их реализации у нее, что называется, "не шли").

В качестве своего секретаря – референта она взяла Рика Корнера. Это был как раз тот человек, на которого можно было возложить все то, что нужно было ей для успешного управления Школой. Рик Корнер был обязан: 1) готовить обзоры поступающей информации в письменном виде, 2) на основании "макета решения" – документа, который Мишель составляла, подытоживая заседания Комиссии по Развитию – составлять Проект Окончательного Решения (Рик также был обязан проследить, чтобы она внимательно прочитала его, выправила и подписала), 3) переключать на Мишель как можно меньшее количество внешних связей, самостоятельно переадресовывая их на других, – тех членов Комитетов, которые, собственно, и могли решить возникшие задачи, 4) напоминать Мишель о необходимости закончить оформление принятых решений, 5) самому рассылать готовое решение по всем необходимым адресам, и многое другое. Рику это было нетрудно по многим причинам. Во-первых, он давно уже выполнял неформальные обязанности "секретаря Школы", и, во-вторых, он имел тип личности (С-Мемб(П-Отн((иррациональный, сенсорный, этический, экстраверт), который как раз и был идеально приспособленный для такого рода деятельности.

За эту неделю Мишель успела более десятка раз выступить на собраниях в разных городах США, в которых рассказывала о жизненном пути сенсея Хироширо Номуши, его научных результатах (даже для многих членов Школы стало настоящим откровением, что Учитель был также и всемирно известным ученым!) и о его Школе. Было также подготовлено несколько телепередач с ее участием.

Участвовала она даже и в знаменитом ток-шоу "Женщины – Лидеры мира": ведь это впервые женщина стала Лидером Школы Каратэ.

К своему удивлению, в Ньюпорт Мишель вернулась отдохнувшая и готовая к работе.

***

– Здравствуйте, миссис Стоун! – весело прокричала стайка ребятишек, возвращающихся из школы.

– Здравствуйте, сорванцы! – нарочито строго ответила им Маргарет Стоун. – Много ли двоек несете родителям в своих ранцах?

Ребятишки весело рассмеялись и умчались дальше – дома их уже ждал вкусный обед.

Такая сценка повторялась уже много лет подряд, – с тех пор, как Маргарет Стоун вышла на пенсию и поселилась в маленьком городке с громких названием Парадайзхолл в штате Луизиана. Она всю жизнь стремилась обосноваться в таком маленьком городке, – но все не складывалось… И только после смерти мужа, уже пенсионеркой, она переехала сюда.

И городок не обманул ее ожиданий. Ее приняли как свою еще тогда, когда она только в первый раз приехала в Парадайзхолл и завела первые – еще осторожные – разговоры о покупке дома. Местные жители и помогли ей выбрать, – именно такой домик, в каком она всегда и хотела жить. Они же помогли ей и обосноваться.

И вот миссис Стоун уже около десятка лет сидит днем на своей веранде, возвышающейся над низкими кустами сирени (ее любимыми цветами), под прохладной тенью тента. Она просто смотрит на протекающую мимо нее жизнь, – размеренную жизнь маленького городка. И отдыхает. Отдыхает всей душой. Истово.

За свою долгую жизнь она смертельно устала от суеты Больших Городов. Устала от постоянно тревожившего ее чувства опасности, когда окружающие так и стремятся вмешаться в твои дела. Устала от постоянного "духа соревновательности", который прямо-таки физически ощутимо витает среди жителей большого города. Устала от вечно орущих орд молодежи, которыми заполнены улицы Большого Города. Устала от того, что все время нужно кому-то что-то доказывать, нужно с кем-то все время спорить. Устала от того, что постоянно нужно было куда-то спешить, что постоянно, всю жизнь, ты куда-то опаздываешь. И никогда не знаешь, что будет через минуту! Что нужно держать ухо востро, ибо так легко можно проворонить свою УДАЧУ. А удача – это ДЕНЬГИ…

В Парадайзхолле она нашла все, что хотела. Она нашла все то, к чему стремилась ее душа. И вот это как раз и поняли местные жители! И как раз по этой причине миссис Маргарет Стоун была что называется ПРИНЯТА в местное общество – то общество, которое десятилетиями может считать "недостойного" человека ЗА ЧУЖОГО…

…А вот сейчас проедет на патрульной машине Курт Смитсон.

– Интересно, остановится ли он сегодня выпить со мной чашечку чая со льдом? – негромко спросила саму себя миссис Стоун.

– Здравствуйте, миссис Стоун! Какой жаркий день? И как Вы только выносите такую жару?! Не угостите ли чашечкой Вашего знаменитого чая со льдом?

Заглянул. Вот и хорошо! Можно скоротать несколько минут за приятным разговором!

– Здравствуйте, Курт! Как хорошо, что Вы заглянули! Как там Мери, как детишки?

– Спасибо, миссис Стоун! Мери затеяла большую стирку – с утра возится. Полли еще в школе, – она опять на полчаса два раза в неделю остается после уроков. Говорит, что школьный воздух помогает ей учить английский! Но я думаю, что она хочет опять получить первую премию на школьной олимпиаде! Ей так понравилось выступать перед нами!

– О! Полли у Вас очень умная девочка! И настоящая актриса! Я хорошо помню, как она читала нам Лонгфелло на прошлое Рождество! А с каким чувством она прочитала тот отрывок из "Хижины дяди Тома" на День Благодарения! Мы с миссис Черси даже плакали! И сейчас она, наверное, собирается преподнести нам всем незабываемый подарок!

– Да, Полли будет великой драматической актрисой! Она бы оставалась в школе подольше, – но учительница не рекомендует. Говорит – ребенку нужно гулять.

– Что ж, это правильно! Мисс Дробстон очень строгая учительница. Строгая и справедливая. Вот уж будет кому-то примерная жена! Она, я заметила начала встречаться с молодым Вислоу?

– Да! Наконец-то! Кажется, у них серьезные намерения. Аксли Бирман мне говорил, что миссис Коул говорила ему, что миссис Тодд видела их вместе, прогуливающимися под ручку в парке, – знаете, в том, что возле Уошито. Ходили они себе по бережку, и молчали.

– Ну, тогда скоро быть свадьбе! Уж если девушка ходит с парнем под ручку, да еще и молчит при этом, – точно к свадьбе!

– Ну и слава Богу! Пусть им будет счастье!… Ну что ж, спасибо за чай, миссис Стоун!

– Как, Вы уже уходите?

– Служба, миссис Стоун! Надо ехать дальше.

– Ну хорошо! Так я жду вас в среду к пирогу!

– Обязательно, миссис Стоун! Моя Джесси уже три раза спрашивала – когда же мы пойдем к миссис Стоун? У нее такой вкусный пирог! Вот малышня! Да и то сказать: о чем же ей еще думать в свои два с половиной годика?!

Стукнула дверка автомобиля, и сержант Курт Смитсон поехал дальше…

– Так, уже скоро четыре часа пополудни. Значит сейчас старый Клич пойдет в магазин за бутылкой пива, – и на обратной пути, конечно же, завернет немножко поболтать. – миссис Маргарет Стоун любила комментировать для себя события, которые уже давно незыблемо вошли в ежедневный и неизменный распорядок ее жизни.

День катился к вечеру. Над Парадайзхоллом, будто оправдывая его название ("Райский уголок") царило спокойствие и размеренность.

Это была настоящая Америка с ее настоящим АМЕРИКАНСКИМ ДУХОМ. Ради того, чтобы жить в таком месте, большая часть американцев готова десятилетиями тяжело трудиться… Они знают, что эта тихая пристань их обязательно дождется…

***

Морис Бар сидел в бистро уже четвертый час. Он считался среди своих коллег по группе "Си" второго управления контрразведки "удачливым малым" Удачливым во всем, – от работы и до девочек. Особенно до девочек! И что такое в нем было?! Худой, сутулый, с морщинистым лицом (и это в его-то неполные 30 лет!), с вечно всклокоченными волосами. И однако ж, каких только красавиц он не заволакивал в свою постель! Вот и сейчас, стоит подумать о Жаклин, как…

На лице Мориса Бара никогда ничего нельзя было разобрать. Поэтому многие – даже те, которые работали вместе с ним многие годы – были бы чрезвычайно удивлены, если бы могли узнать, что Морис ведет с самим собой постоянный внутренний разговор. Вот и сейчас, по привычке, он разговаривал.

"Но об этом потом. А сейчас, похоже, придется побегать.

Из дома – наискосок, через площадь, быстро вышел молодой человек – по виду типичный француз лет 35 – и сел на мотоцикл. Что ж, пока он заведется, я смогу не спеша дойти до своего мотороллера. Почему я так уверен этом? Ну, хорош бы я был, если бы за это время не вывернул ему свечу! Немного, буквально на восьмушку оборота. Однако ж теперь у меня есть время.

Удачливость, удачливость… Надоели мне до чертиков такие разговоры. А как надоела мне вся эта зависть! Все достигается большим трудом. Вот и за Жаклин пришлось побегать! Да еще как! И нипочем она бы не согласилась, если бы…

Все, завел, наконец! И долго же ты возился, дурашка. Так недолго и всю задницу отсидеть на моем неудобном сидении. И дернул же меня черт взять такой мотороллер – все сидение продавлено… А говорят удачливость, удачливость… Да посадить бы их на такое сидение…

И куда же мы поедем?

Ага, вот тебе куда надо. Ну что ж, ты давай по центральным, а мы – боковушками, проулочками. Нам гоняться за тобой по центральным улицам – только зазря себя подставлять. Нет, мы все уж лучше проулочками… Чтобы нас и не заметили. Тем более, что сегодня, – я прослеживать буду лишь только последнюю четверть твоего маршрута. Так я думаю, конечно, потому что уже, кажется, даже знаю, куда это ты ездишь. Надеюсь что знаю, конечно… Редко ты по нему ездишь, редко. Не более чем два раза в неделю. И уж как-то очень осторожно. К чему это?…

В прошлый раз я был на красном мерседесе, – помаячил тебе немножко, а потом свернул на аллейку к замкам. Но успел увидеть, как ты заюлил по узенькой дорожке в сторону деревеньки Флори.

Но сегодня уж я узнаю точно, куда ты ездишь! Мой мопед хоть и неказист на вид, – но будет помощнее твоего мотоцикла с форсированным двигателем.

А вот и поворот на Флори. Повернем. Вот видишь птенчик, я опередил тебя на добрых 5 минут, – этого мне как раз хватит, чтобы ты еще издали заметил пыль от моего мопеда. Как видишь, я ничего не скрываю.

Ну вот и хорошо! Мы не испугались! Да и то, кого пугаться?! Какого-то придурка на мопеде?! Мы, такие крутые, на этих мошек даже внимания не обращаем! Так, проехал. А теперь проявим на лице испуг: еще бы, рядом на скорости добрых 100 километров в час промчалась такая махина. Хорошо, хорошо. Хватит, не пережимай с эмоциями. А теперь остановись. Еще больше испуга. Поехали, поехали. теснись ближе к обочине. Все. Дело сделано: теперь ты будешь помнить только тупого испуганного деревенского придурка, который не знает толка в этой жизни.

Постой, постой, а ведь я, кажется, теперь уже точно знаю, куда тебя черти несут! Ну так и есть! Это гнездышко опять полно! А ведь оно уже давно пустовало: после того, как три года назад я проследил как-то раз до этого самого дома группу "Скрябин" (композитор русский какой-то, что ли? Или писатель?.. Нет, все же композитор). Однако те были совсем не композиторы. И не музыканты…

А теперь с радостными видом сворачивай к местной аптеке. Все! Осталось зайти в аптеку и взять пачку презервативов: на то он и деревенский дурашка, чтобы за презервативами ехать аж в другой город!

Зашли. Купили. С крылышками! И, с довольной рожей – да еще и газануть перед ихними окнами! И – сразу скорость где-то километров под 40! Вот я какой крутой!…

А те были совсем не музыканты: два взорванных поезда кое-что да значат. И взяли мы их далеко от Флори, так что хата осталась без подозрений. И вот опять улов. А мы уже и отчаялись дожидаться! Уже год, как сняли наблюдение.

Ну и что ж – все продуманное-то тогда осталось на месте!"

***

Начальнику группы "Си"

полковнику П. Ришару

..В домике под Флори обнаружены новые жильцы. Организует их прикрытие Лю Мошизон, вернувшийся три недели назад во Францию. До этого – прикрытие лежало на Ги Рошаре.

Вышли на группу вследствие наблюдения за Лю Мошизоном.

Предлагается организовать круглосуточное наблюдение по схеме, разработанной мной три года назад для этого же самого дома.

Майор Морис Бар

***

Сказать, что полковник Ришар вернулся с совещания у руководителя Службы Безопасности Франции сильно встревоженным, – это ничего не сказать.

Он был просто в ужасе, – пожалуй, вот наиболее точное определение его ощущения. Чтобы Штаты – да попросили о помощи?! Уже давно их способы, их методы, их операции по противодействию терроризму являлись образцом для подражания…

К тому же, совсем недавно, ФБР и ЦРУ провели просто блестящую операцию против арабских террористов, и практически полностью уничтожили всех ее "практикующих" лидеров, – полковник Ришар знал это наверняка, так как его ведомство оказало американцам весомую помощь. И вот теперь – все начинать заново?! Куда же котится мир?!

Допустить более 700 убитых?! (Этого, конечно, в письме не было. Но у Франции все же была своя собственная разведывательная служба. И притом не из самых плохих и беспомощных… Ну а в Конгрессе всегда полно утечек информации!)

И чтобы США – да у себя в стране?! В голове не укладывается!

Однако, если подумать, то ничего в этом удивительного нет…

"У себя во Франции мы бы также прохлопали подобное дело." – подумал, успокаиваясь полковник. – "Да и, положа руку на сердце, кто может сказать, что он мог даже допустить подобное развитие событий?! Погоди, ну и как же с этим бороться, если это все коснется НАС?"

И ледяной холодок пополз по спине полковника Ришара, прямо между лопаток. Он внезапно осознал, что эту задачу ему не решить. Ощущение было такое, с каким он сталкивался всего один раз в жизни, когда безоружным стоял перед дулом пистолета самого Абу-Нидаля… Тогда все обошлось – выручила начавшаяся неподалеку стрельба, но на всю жизнь остался на память шрам от сквозного ранения грудной клетки, да еще это кошмарное ощущение собственной беспомощности…

Ладно, об этом будем думать позже. Теперь следовало продумать главное: имеется ли у его службы хоть что-то, что могло бы помочь США в этом вопросе. А вторую проблему – как организовать во Франции систему противодействия. подобному развитию событий – придется решать уже потом. Собственно, он понимал, что успешное решение второй проблемы напрямую зависело от вклада его самого и спецслужб Франции в решение первогй проблемы: полную информацию можно было получить только в США, – а дадут ли они ее зависело только от того, насколько полковник Ришар сможет им помочь в этом деле СЕЙЧАС…

Он долго сидел сначала за компьютером, а потом – за кипой тоненьких папочек, анализируя имеющиеся в его распоряжении данные.

Наконец, он выбрал как наиболее перспективные три папки…

А через два дня стало ясно, что в США надо срочно направить результаты наблюдений, полученные группой майора Мориса Бара.

***