От нервного шока он оправился довольно быстро. Его доставили в одну из берлинских тюрем и на всякий случай обращались с ним как с подследственным, поскольку не очень-то понимали, что он за птица. Камера-одиночка освещалась круглые сутки, так что он спал мало и плохо. В половине одиннадцатого ему выдавали два одеяла и разрешали лечь в постель. Прятать лицо и руки под одеяло не полагалось, так что его будили, если во сне он нарушал это правило.

Он пытался объяснить, почему он оказался в стороне от межзонального шоссе, но на него смотрели непонимающими глазами. Во время одного из допросов следователь сообщил, что машину подняли и что ее конфискуют.

— Что с моей матерью? — спросил Лотар.

— Ее похоронили, — ответил следователь. — На кладбище в Витштоке.

— У нас есть семейная могила, — заметил Лотар, — на Гернгутерском кладбище, возле площади Блюхера.

— Вы можете позже произвести перехоронение, — сказал следователь.

Спустя несколько дней ему принесли вещи, найденные в машине, — главным образом вещи его матери, в том числе и коричневую сумку. Видно было, что все это долго пролежало в воде и затем подверглось тщательной сушке: вещи казались какими-то мумифицированными экспонатами, добытыми при раскопках.

В сумке он нашел письмо Мелани, оно пришло из Восточной Германии. Лотар повертел письмо, прочел адрес матери, написанный от руки; почерк Мелани почти не изменился. Чернила от воды кое-где расплылись. Не читая, он аккуратно порвал письмо на мелкие кусочки.

Через три недели его выпустили. Очень помог Тилиус, походатайствовав за него через своих коллег в университете имени Гумбольдта. Лотара доставили в машине к Бранденбургским воротам, где его встретил Тилиус, которого заранее известили. День был дождливый и прохладный. При этой встрече Тилиус показал себя с лучшей стороны — не было всех этих его деканских замашек, не было искусной велеречивости, он вел себя сдержанно, говорил мало и явно искренне сочувствовал горю Лотара. Когда они сидели в такси, он сказал:

— Прокурор перешлет бумаги на Запад. Вам придется еще выдержать процесс по обвинению в преступной халатности, приведшей к смертельному исходу… Но дело почти наверняка кончится условным осуждением, — добавил он.

Лотар попросил высадить его у вокзала Цоо. Прежде чем он вышел из такси, Тилиус сказал:

— Неужели не можете бросить пить, Витте?!

Он сказал это по-дружески, просто, как мужчина мужчине.

На вокзале Лотар посмотрел расписание межзональных поездов. Он решил утром следующего дня уехать на Запад. Потом зашел к какому-то маклеру и поручил ему заняться продажей дома во Фронау. Дом не был заложен, и маклер наобещал за него кучу денег. Лотар прикинул, что эти деньги позволят ему на несколько лет оставить преподавание в университете и посвятить все время работе над книгой об Амори де Бене. Он отправился побродить по Курфюрстендамм и в конце концов завернул в «Бристоль». Терраса там отапливалась инфракрасными обогревателями. Лотар сидел под тентом в плетеном кресле с мягкой обивкой и рассеянно глядел на улицу. Было прохладно, блестевший под дождем бульвар пестрел дамскими зонтиками. После трех недель в тюрьме без капли спиртного Лотар еле дождался, когда принесут заказанные им две рюмки коньяку. Он выпил их с наслаждением, но больше заказывать не стал. Потом поднялся и ушел, чтобы снять номер в отеле на ночь.