На следующее утро я встала очень рано, несмотря на то что пришла домой в два часа ночи. Стараясь делать все как можно тише (вряд ли Эвелин умерла от злости вчера вечером), я сварила себе кофе и опять легла в кровать. Странно, что моя соседка, так ненавидевшая всяких ползучих гадов, настаивала на том, чтобы мы двигались так, словно у нас отросло шесть дополнительных ножек.

Я думала о Джеймсе и о нашем поцелуе. Конечно, это был дружеский жест. Мы так долго приходили в себя после него, что нет никакого сомнения: враги так не целуются. И поскольку я ни с кем не встречалась в данный момент, этот эпизод полностью захватил меня. Поцелуй был таким нежным и сладким… Это было настолько чудесно, что я испугалась до смерти, почувствовав, как мои ожившие гормоны громко запели, словно хор Лондонского симфонического оркестра.

После этого Джеймс стал преспокойно укладывать посуду в корзину, не делая никаких попыток поцеловать меня еще раз. Ему что, не понравилось? А может, он просто хочет подразнить меня? Это все равно что съесть одну клубничку или орех. Теперь я Тантала понимаю.

По пути домой мы держались за руки, опять же чисто по-дружески: было так темно, что нужно было идти осторожно. Вполне вероятно, что Джеймс так же боится близких отношений, как и я, и поэтому мы оба были напуганы тем, что произошло. Что ж, если он думал, что поцелуй похож на разжигающую аппетит закуску, значит, его бывшая девушка умела готовить острые мексиканские блюда.

На цыпочках я прокралась на кухню, чтобы налить себе еще кофе. Дыма видно не было: видимо, шеф-повар сегодня отдыхает. Зато я обнаружила на столе пакет с круассанами, к которому была прикреплена бумажка с надписью «Гармония в доме». Рядом стояла банка с джемом из крыжовника. С такой же бумажкой. Непонятно, то ли Флора прикрепила их для смеха, то ли Эвелин позаимствовала свой девиз у какого-нибудь продуктового магазина.

В ванной никого не было, так что я быстро юркнула внутрь и заперла дверь. Я уловила, как Флора спрашивает Эвелин, стоя в гостиной: «Ну что, он обратил внимание на кроссворд?» Должно быть, она хотела вытянуть из Гармонии что-нибудь интересное о свидании. Я, пожалуй, приму горячую ванну, а о том, что произошло, можно и потом послушать.

Какое блаженство – лежать в теплой воде! Ванна освежила меня. Я вовсе не чувствовала себя виноватой, хотя теперь вода не согреется до полуночи. Я принялась за уборку: одежда была раскидана по всей комнате, хотя обычно я так не поступаю. Мама была такой аккуратисткой, что не могла поверить, что кто-то станет разбрасывать свои вещи. Если я так поступала, она думала, что это какие-то ненужные тряпки, и относила их в ближайший офис Армии Спасения.

Надев майку и джинсы, я удобно расположилась на кровати, взяв одну из книг Флоры. Это был какой-то любовный роман. Сначала я, впрочем, прочитала последнюю страницу, чтобы убедиться, что героиня осталась жива, а потом услышала, как Флора зовет меня. Ей громко вторила Эвелин.

Я ринулась в гостиную. Надо успеть до того, как Эвелин как следует разогреет связки. Обе мои соседки с двух сторон вцепились в какого-то коренастого низкорослого мужчину.

– Поймали мы твоего Баса, Кэрон. Правда, он не такой высокий, как ты описывала. И ты не говорила, что он лысый. Ну как, помогла я тебе? – спросила Эвелин.

Мужчина огрызнулся:

– Да что случилось? Я ищу Кэрон Карлайл. У меня для нее посылка.

Этот коротышка не был похож на головореза, которого, как мне казалось, должен был подрядить Бас. Я-то надеялась схлестнуться с Джеймсом Бондом! Или хотя бы с кем-то похожим. Хотя, скорее всего, мой бывший любовник нанимал его через посредников. Что ж, я даже испытала некоторое облегчение, узнав наконец, против кого мне нужно сражаться. Хотя, как это ни странно, парень выглядел каким-то напуганным. Как будто это мы ломились к нему в дом. Взяв себя в руки, я произнесла:

– Посылка в воскресенье? Довольно странно. Эвелин, не дай ему прорваться ко мне в спальню.

– Слушайте, в чем дело? У нас круглосуточная служба доставки, офисы во всех странах мира. Вы подпишете накладную или нет?

Флора прошептала:

– В детективах никто ничего не подписывает, пока документ не изучат юристы.

– А где же сверток? Вы что доставляете? Музыкальные открытки? – накинулась на него Эвелин.

– Значит, так. Или вы подписываете, и я приношу пакет из машины, или давайте просто забудем об этом. – Он здорово нервничал: наверное, довольно страшно стоять вот так, уставившись в пупок Эвелин.

На всякий случай (а вдруг он и правда посыльный?) я спросила:

– Разве вы не носите униформу или хотя бы бейджики?

– Я что, должен нарядиться в костюм, прежде чем залезть в свой грузовик? Подписывайте быстрее, или я ухожу. Последний раз говорю.

Это был очень подозрительный парень: слишком уж он отличался от злодеев в голливудских фильмах. Специально маскируется, похоже.

– Скажите, а почему у вас американский акцент? – поинтересовалась я.

– А у вас почему? Может, мы оба смотрим слишком много американских фильмов? Все, я ухожу.

– Ничего подобного, – возразила Эвелин, придвигаясь к нему поближе.

– Вероятно, нужно позвонить в полицию. Да, Кэрон? – предложила Флора.

– Если эта амазонка сейчас же не перестанет душить меня, я им сам позвоню.

Вот это странно. Бас, конечно, мог бы так схитрить, но только не настоящий грабитель.

– Дайте-ка я посмотрю, что у него за квитанция. Кажется, он даже и не пытался забраться в спальню.

Эвелин загородила дверь, а мы с Флорой стали разглядывать бумажку.

– Знаешь, Флора, это действительно очень похоже на бланк из курьерской службы. По крайней мере, это определенно не свидетельство о разводе и не брачный контракт.

Флора прошептала:

– Поставь какую-нибудь закорючку, типа как на медицинском рецепте. Или что-нибудь вроде автографа, который дают кинозвезды.

Я тихо ответила:

– Это не имеет значения. В суде скажут, что на документе есть отпечатки моих пальцев.

– Послушайте, дамы, я все прекрасно слышу. Можете надеть перчатки, прежде чем подписывать.

Мне стало так стыдно, что я сразу же поставила подпись. Ну, не подпись, а так, крестик. Мужчина схватил бумагу и ринулся к двери. Эвелин прокричала:

– Я пойду с ним, а то вдруг он попытается сбежать.

Посыльный остановился.

– Я не принесу вам сверток, пока вы не пообещаете, что не возьмете меня в заложники. С меня хватит. Еще одно слово, и я выкину вашу посылку на середину дороги, а потом перееду ее своим грузовиком.

Через несколько минут он притащил антикварное кресло-качалку. К его ручке был прикреплен маленький пакетик.

Мне стало не по себе.

– Черт, это же то самое кресло, которое мы когда-то купили с Басом. Наверняка он что-то задумал.

Эвелин опять стала у двери.

– Теперь открой пакетик. Вдруг там бомба? – сказала она курьеру.

– Откройте его на улице, – добавила Флора. Мужчина стал так трясти головой, что мне показалось, будто она сейчас отвалится.

– Чертова штуковина облетела полмира. Ее перевозили морем, по воздуху и по суше в грузовике. Если бы там была бомба, она бы уже давно бабахнула.

Эвелин сказала:

– Бухнула. Даже я знаю, что надо говорить «бухнула».

Я возразила:

– Мне кажется, он прав, Эвелин. Правильно говорить бабахнула, а не бухнула. Бухнуть – значит выпить.

Тут в разговор вступил посыльный:

– Беру свои слова обратно, милые леди. Позвольте выразить надежду, что вам больше понравится выражение «взорвалась». Так вот, я считаю, что эта хрень давным-давно взорвалась бы, если бы в действительности была бомбой.

Флора поддержала его:

– Я читала, что есть такие бомбы, которые можно вложить в конверт. Так что было бы глупо засовывать ее в такой большой пакет. Все наемные убийцы об этом знают.

– Между прочим, я торчу у вас уже четверть часа. Согласно правилам профсоюза, мне положен перерыв на кофе, – проворчал мужчина.

– Ох, извините, как негостеприимно с моей стороны, – прошептала Флора.

– Я имею в виду, что я хочу выйти отсюда! Пусть эта чертова девка от меня отцепится!

– Сначала открой пакет! – приказала Эвелин.

Курьер посмотрел на нее немигающим взглядом, а потом поплелся к креслу. Он быстро отвязал сверток, кинул его, а сам уселся в кресло-качалку.

Мы все уставились на пол, ожидая, что произойдет дальше. Наверное, было бы разумно выбежать из дома, но нас словно загипнотизировали. Мы были похожи на зайцев, которых привлек свет фары. Я стала медленно считать, и когда сказала «пятьдесят», то поняла, что мужчина пытается нам что-то втолковать.

– Ладно, хорошо, я могу и здесь кофе попить. Не забудьте про молоко. Сахара пять ложечек. Еще печенье. Пончиков у вас не водится, надо полагать?

Флора устремилась на кухню, а я сказала:

– По-моему, все в порядке. Очевидно, что в пакете бомбы нет. Он может идти.

– Нет, я никуда не уйду, пока не выпью кофе. Я всегда это делаю в одиннадцать часов. И еще мне интересно, что же в этом пакете. Надо думать, друзья у вас тоже с придурью.

Мне вовсе не хотелось прикасаться к тому, что прислал Бас. С другой стороны, я не могла просить кого-либо оказать мне эту услугу. А что, если это такая специальная бомба, которая взрывается только тогда, когда до нее дотрагиваются во второй раз? Я стала медленно и осторожно разворачивать сверток и увидела коробку шоколадных конфет. К ней была прикреплена записка. Тут вернулась Флора. В ее руках был кофейник.

Мужчина обратился к Флоре:

– Обожаю шоколадное печенье. Можно я возьму немного с собой, чтобы съесть позже? А конфеты вы собираетесь открывать или как?

Но сначала я развернула записку. На ней большими заглавными буквами было написано: «ВЕРЬ МНЕ».

– Ясно. Конфеты отравлены, – сказала Флора.

– Слушайте, девушки, а чем вы занимаетесь по будням? Неужели ходите на работу, как все нормальные люди? – поинтересовался работник курьерской службы.

А Эвелин сказала:

– Может, этот курьер согласится их попробовать?

– Даже если он выживет, это еще ничего не значит. Скорее всего, отравлена только одна конфета, – объяснила Флора.

– Вы не возражаете, если я налью себе еще одну чашечку кофе? – спросил мужчина. – Знаете, у вас он гораздо вкуснее, чем тот, который варят в придорожной забегаловке, где я обычно обедаю. Скажите, а вы всегда так веселитесь по выходным?

– Бас явно что-то задумал. Это мои любимые конфеты: горький темный шоколад и начинка из апельсинового желе.

– Понятно. Вкус горького шоколада заглушает привкус мышьяка, – пояснила Флора.

– Вряд ли Бас хотел отравить толпу народа. Здесь двадцать четыре конфеты, а он знает, что обычно я съедаю только одну. То есть беру одну время от времени. Не сразу двадцать четыре. Кроме того, он же понимает, что я не одна живу в этом доме.

– Это правда, – подтвердила Флора. – Кроме того, он бы не стал звонить предварительно. Он же как Ирландская республиканская армия, которая оповещает Би-би-си о всех своих действиях.

Не зная, что делать дальше, я просто положила коробку на верхнюю полку пустого книжного шкафа, предназначенного для нас с Эвелин. Я не хотела, чтобы кто-то отравился. С другой стороны, если с конфетами действительно что-то сделали, их можно будет предъявить в суде в качестве вещественного доказательства. Потом нам пришлось нелегко.

Надо было как-то выставить этого посыльного из нашего дома. Он, казалось, был не прочь провести здесь целый день.

Наконец Эвелин удалось подвести его к выходу. – Знаешь, – сказал он, уходя, – если бы ты не была такой коротышкой…

Кресло мне очень нравилось. Мы купили его в антикварном магазине. Когда я была ребенком, в нашем доме стояло такое же. Правда, когда его кто-то поцарапал, мама отнесла его в какую-то благотворительную организацию. Это кресло принадлежало мне, а не Басу. Так что я села на его мягкое сиденье и стала размышлять. Флора суетилась на кухне, а Эвелин все старалась выпроводить нашего навязчивого посетителя. Вообще-то он вел себя очень мило, особенно учитывая то, через что ему пришлось пройти из-за наших подозрений. Возможно, Бас наделал больше вреда, обманывая и предавая людей, чем если бы он расчищал себе путь при помощи винтовки. Впрочем, не исключено, что винтовку он просто припрятал до поры до времени.

Когда Эвелин покончила со своим непростым делом, Флора позвала нас на кухню. На столе она разложила съестное из корзинки Джеймса: куриные грудки в лимонном соусе, свежие рогалики, домашнее масло, клубнику, девонширские сливки, крошечные артишоки с лимонным маслом в качестве приправы. Еще там были нарезанные для салата овощи: морковь, сельдерей, редис и зеленый лук.

Эвелин поблагодарила Флору, но она сказала, что это моя заслуга.

– Вот это номер! Хотела бы я так отвратительно готовить, как это умеешь делать ты, Кэрон.

Мне пришлось объяснить, потому что Флора выразительно на меня посмотрела.

– На самом деле я получила это все в подарок. Эвелин тоже уставилась на меня.

– Ну, после вчерашнего пикника одна корзина осталась нетронутой.

Они даже есть перестали.

– Понимаете, Джеймс принес одну, и я тоже, ту, которую так любезно приготовила для меня Флора. Так что у нас было две тяжелые корзины с провизией. Слишком много еды для полночного пикника.

Эвелин спросила, указывая на меня вилкой:

– Ты устраивала полночный пикник с каким-то парнем? Ты же вроде говорила, что мужчины тебя не интересуют.

– Мы с ним просто друзья.

– А он такой же хорошенький, как тот чувак, который тебя выслеживает?

– Они очень разные. Но, в общем-то, он даже более привлекательный.

Эвелин протянула мне блюдо с куриными грудками.

– Слушай, дай мне знать, если ему понадобится не просто друг.

Флора быстро сказала:

– Эвелин, когда же ты расскажешь нам, как прошло твое свидание?

Гармония нахмурилась:

– Очень хорошо. Кстати, парень проверил ответы в кроссворде.

– Рада, что смогла тебе помочь.

– Да, неоценимая помощь. Мне пришлось целый вечер говорить о кроссвордах.

Мы с Флорой стали жевать быстрее, потому что Эвелин уже положила себе на тарелку еще одну порцию.

– Может, в следующий раз, если ты хочешь показать себя с лучшей стороны, тебе следует говорить о том, что тебе действительно интересно?

– Думаешь, это сработает?

– Попробовать стоит, – заметила Флора. – Знаешь, Кэрон, мне ужасно нравится твое кресло. Особенно то, как оно раскрашено: этот пейзаж на сиденье, море на спинке и цветы на подлокотниках. Я, конечно, не искусствовед, но, кажется, это называется примитивизм. Наверняка оно стоило кучу денег.

Тут в разговор вступила Эвелин:

– Ага. Качественная вещь. Слушай, теперь я поняла, что собирается делать твой бывший. Он будет постепенно пересылать мебель из своей квартиры, а потом попытается сам сюда вселиться. Что ж, раз уж мы разгадали его план, нам не нужно за ним следить.

Мы засмеялись. Наверное, Эвелин пора сменить диету.

– Даже не знаю. На самом деле я не думаю, что конфеты отравлены. Просто Бас пытается заставить меня, то есть нас, волноваться, лишить душевного спокойствия. Он часто посылал своим неприятелям цветы или подарки, когда они соревновались за получение контракта. Из-за этого они теряли бдительность или, наоборот, начинали нервничать, благодаря чему чего Бас получал дополнительное преимущество. Обычно он делал что-нибудь в этом роде, прежде чем захлопнуть капкан или вытащить из шляпы кролика. Флора спросила:

– А ты можешь сказать, что теперь он предпримет? Что бы он сделал, если бы его конкурент знал его так же хорошо, как ты?

– Не уверена. Кто его знает, что у него в голове. Бас чем-то похож на цирк с тремя аренами, на которых одновременно идут представления. Абсолютно неизвестно, с кем придется столкнуться – с клоуном, слоном или тигром.

– Если бы в брачном агентстве можно было выбирать из этих трех вариантов, я бы предпочла тигра, но никак не клоуна, – заметила Эвелин.

– Ну да, и он бы тебя съел, – сказала Флора. – Ну а дальше что? Что бы предпринял Бас, если бы участвовал в переговорах?

– Что-нибудь совершенно неожиданное.

– Я знаю: сейчас в этого богатого и красивого мужика вцепится какая-нибудь потрясная девица. Она не даст ему соскучиться. Так что у него не будет времени на всякие глупые розыгрыши. Лично я бы им занялась. – Эвелин взглянула на часы и встала из-за стола. – Ладно, мне пора. У меня назначено свидание в одной кафешке. Мне еще нужно зайти в аптеку и купить презервативы с клубничным запахом.

Флора была шокирована.

– Ты ведь его даже не видела!

Эвелин удивилась:

– Кэрон сказала, что я должна показать ему, что мне действительно интересно. Так что я разложу их на столе, чтобы он сразу увидел.

Когда за ней захлопнулась дверь, Флора сказала:

– Как ты думаешь, Кэрон, она шутит? Поддразнивает нас?

– Надеюсь, что так.

Через некоторое время Эвелин опять ввалилась на кухню. Она выглядела очень счастливой.

– Я еще одного поймала! Очень надеюсь, что он и впрямь настоящий преступник! На этот раз это злодей-цветовод! Ну что, мне его прямо в твою спальню вести, Кэрон?

Сначала я не поняла, о чем она говорит. В списке первоочередных дел, которые составила Флора, на первом месте была запись «Отремонтировать бойлер», а уж потом «Починить дверной колокольчик». Последнее нас меньше беспокоило. А если сидишь на кухне, то не слышно, как стучат в дверь.

– Давайте быстрее, а то он убежит. Я помню, ты говорила, что грабителя нельзя пускать в твою спальню. Значит, там находится что-то, за чем он охотится? Я могу втащить грабителя внутрь, и мы посмотрим, что он будет делать дальше.

Флора схватила скалку и побежала в гостиную. Вернулась она разочарованная и очень злая.

– Эвелин, это Джеймс, друг Кэрон. И мой друг тоже. Так что не смей даже прикасаться к нему.

– Да ну вас. То вы говорите, что я должна быть настороже, то запрещаете мне прикасаться к какому-то подозрительному типу. Как в таком случае я смогу вам помочь?

Обмен мнениями проходил довольно бурно. Я побежала в зал и увидела присмиревшего Джеймса, который держал в руках букет цветов.

– Прости, Кэрон. Кажется, это из-за меня началось. Флора стала размахивать скалкой, а эта женщина…

Я закричала:

– Эй, Флора, Эвелин! Посмотрите, кто к нам пришел! Это же Джеймс!

К сожалению, нам не удалось начать все сначала и разыграть более благопристойную сцену встречи, потому что обе мои соседки были полностью поглощены друг другом. Мне пришло в голову, что, если бы развлекательные каналы снимали свои реалити-шоу у нас в доме, никому бы из нас троих никогда бы уже не нужно было работать.

Потом Эвелин произнесла:

– Рада тебя видеть, уверена в этом.

Да, именно это она и сказала. А потом и Флора присоединилась к ней, сказав:

– Добро пожаловать.

Потом Гармония ушла, а мы втроем стали пить кофе, причем Джеймс постоянно бормотал что-то вроде: «Мне очень жаль, если я пришел не вовремя и помешал вам». А потом он увидел кресло-качалку.

– Какая прекрасная вещь. Интересно, оно выдержит, если я сяду?

Мы уверили его в этом, и он опробовал кресло. А я надеялась, что оно развалится под ним, потому что тогда Джеймс не спросит, откуда оно у нас. Какой смысл обсуждать раскрашенные куски дерева?

Мой приятель сказал, что у Флоры прекрасный вкус, но она молча показала на меня. Ой-ей-ей. На мою нынешнюю зарплату такую мебель не купишь. Честно говоря, я бы и раньше не могла себе это позволить, но Бас добавил мне денег.

– Спасибо за то, что оставил свою корзину у нас. Мы только что пообедали, и ты знаешь, еда была потрясающей.

Он улыбнулся:

– Думаю, ты понимаешь, что это заслуга миссис Стоун. – Повернувшись к Флоре, он пояснил: – Миссис Стоун – моя домохозяйка. Характер у нее твердый как камень. Из таких крепких людей надо надгробные плиты делать. Это она попросила, чтобы я отнес тебе цветы, Кэрон. Ты произвела на нее очень хорошее впечатление.

Когда мы пошли на кухню, чтобы вновь наполнить кофейник, я, усмехнувшись, спросила:

– О каких это надгробных плитах ты говорил? Он снова улыбнулся:

– Все благодаря тебе. Меня очень воодушевило то, что тебе удалось смягчить миссис Стоун. Я подумал, что с ней все-таки можно договориться, пообещав, что не буду упоминать ни о каких пенсиях, и попросил не называть меня юным Джеймсом. В знак благодарности я был готов нанять еще одну женщину, чтобы она помогала ей по дому. Потом сказал, что повышу ей зарплату. Она по-прежнему настаивала на своем. Что же мне для вас сделать, спросил я.

– И она тебя укусила?

– Сначала она сказала, что скорее умрет, чем уступит. А умирать она не собирается. Затем она все-таки смилостивилась и сказала, что она будет продолжать называть меня юным, пока я не перестану обращаться к ней миссис Стоун. Из-за этого она чувствует себя старой развалиной, а она еще молода и полна сил. Тогда я решил, что буду называть ее Надгробная Плита. Или просто Плита. Свежо, не правда ли? Очень оригинальное имя.

– И что же, я тоже должна называть ее так? Неужели для пожилой леди не нашлось более подходящего прозвища?

– Только так. Она сказала, что ей нужен новый имидж, чтобы возродиться к жизни. Она планирует посадить еще одно дерево. – Джеймс криво усмехнулся, – Как ты думаешь, сколько она еще проживет? Лет семьдесят?

Мы засмеялись. Флора принесла тарелку с шоколадным печеньем. Джеймс встал, чтобы расчистить на столе место. Когда она стала его угощать, он с удрученным видом отказался. Разглядывая книги, принадлежавшие Флоре, он увидел коробку конфет. Мы быстро обменялись тревожными взглядами.

– Мои любимые конфеты. Вы, наверное, решили приберечь их до Рождества?

Это был самый хитрый способ выклянчить пару штучек. До Рождества ждать полгода, не меньше.

– Знаешь, Джеймс, по-моему, они несвежие. Срок годности давно истек.

– Да? В таком случае можно я возьму одну конфетку? Раз уж вы их есть не собираетесь.

Он поднес конфету ко рту, как вдруг мы с Флорой повскакали со своих мест, и я выкрикнула:

– Стой! Кто знает, что у них внутри!

Джеймс в удивлении поднял брови.

– А вдруг там мышьяк? Когда мы будем знать это наверняка, будет слишком поздно. Хотя, конечно, может быть, что это самые обыкновенные конфеты. Мы не хотим, чтобы ты рисковал. Друзьями нельзя разбрасываться! – воскликнула Флора.

– Вы их для врагов приберегаете?

– Нет-нет, – сказала я. – Мы бы никому не позволили их есть. Мы специально положили эти конфеты в шкаф, чтобы книжкам не было так одиноко.

– Кэрон, кажется, я чего-то не понимаю. Это что, игра такая?

– Вероятно. Только я в такие игры не играю.

Джеймс посмотрел на нас так, будто мы две старухи из фильма ужасов, которые убивают и хоронят в подвале всех чудаков, которые приходят к ним, чтобы выпить чашечку чая. Флора быстро сказала, что сходит на кухню за коржиками. Я уверена: если врач когда-нибудь скажет ей, что она скоро умрет, она передвинет кровать на кухню.

Тут Джеймс увидел сложенную записку, она лежала у коробки. Да, подвела меня моя философия. Как я могла забыть, что если оставляешь какую-то вещь лежать в одиночестве на открытом пространстве, ею обязательно заинтересуются. Именно поэтому музеи вставляют в массивные рамы маленькие картинки, нарисованные в бледных и мрачных тонах.

Даже не спросив моего разрешения, Джеймс развернул записку и прочитал ее.

– Ее послали вместе с коробкой, так ведь? Скажи, Кэрон, почему ты решила, что слова «Верь мне» означают, что конфеты отравлены?

– Мне кажется это очевидным.

– А если бы здесь было написано «Не верь мне», то что бы ты подумала?

– То же самое. Знаешь, если в кино один человек говорит другому «Верь мне», значит, тому нужно скорее прятать свои денежки.

– Мы же не в кино. Наверняка есть какое-то объяснение тому, что ты восприняла эти слова именно так, а не иначе.

– Да нет же, Джеймс. Если кто-то так говорит, обязательно нужно думать о том, что на самом деле он планирует сделать. Разница может быть огромной. Одно дело, если кто-то просит тебя поверить, что он вернет пять фунтов в пятницу, и совсем другое, если кто-то говорит это, а в действительности хочет зажарить тебя в кляре.

Он пересел ко мне на диван и взял меня за руку:

– Кэрон, эти конфеты послал тебе твой конь или как его там?

– Не хочу даже говорить об этом, Джеймс. Все это так глупо.

– Не думаю, что это глупо. Но я ничего не понимаю. Что за странная загадка?

– Все это очень запутанно.

Он посмотрел на часы.

– Рассказывай по порядку. Можешь не торопиться, у меня лет сорок впереди.

– Ладно, хорошо. Этот проделки моего бывшего сожителя. Лошадь превратилась в большую свинью, видишь ли. Он хочет, чтобы я вернулась, но наверняка это вранье. Он просто злится, потому что ему не нравится, что инициатива исходит не от него.

И теперь он что-то затеял. Конечно, вряд ли он действительно что-то предпримет. Вот, например, он прислал это кресло из Нью-Йорка. Прямо сюда. И еще коробку конфет и записку. Мы думали, что посыльного тоже нанял Бас, чтобы он нас ограбил, но видел бы ты этого беднягу, когда мы его окружили и стали его допрашивать. Эвелин решила, что ты еще один мнимый посыльный. Потому что ты пришел с цветами. Ну, теперь мы во всем разобрались?

Джеймс молчал несколько минут, пристально глядя на меня. Наконец он сказал:

– Нет, я ничего не понял. Попробуй объяснить мне еще раз. Надеюсь, это все-таки займет меньше, чем сорок оставшихся мне лет. – Потом он спросил: – Почему ты думаешь, что он нанял кого-то, чтобы вас обобрать?

Вот черт! Джеймс прирожденный следователь. Из всей моей болтовни он обратил внимание на самое важное слово. Я нерешительно улыбнулась и продолжила свой рассказ. Говорила я очень медленно, обдумывая каждое слово:

– Наверное, это было похоже на любой развод, Джеймс. Люди часто ссорятся даже из-за того, кому достанется паутина в углу. Я взяла только свою одежду и те вещи, которые можно было взять с собой в самолет. Хочешь верь, хочешь не верь. Но это не важно. Даже если бы я оставила ему свою одежду или, наоборот, попросила грузчиков вынести из квартиры всю мебель, он бы все равно вел себя так же. Он хочет, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Что ты имеешь в виду под последним словом? Скажи, Кэрон, тебе грозит опасность?

– А ты как думаешь? Если бы твоя бывшая девушка прислала тебе коробку конфет, ты стал бы их есть и предлагать своим друзьям?

Джеймс на минуту задумался.

– Да, она бы их обязательно отравила. Но у тебя совершенно другая ситуация.

– Ничего подобного. Абсолютно такая же, за исключением того, что никто не присылал тебе кресло-качалку.

– Из-за этого негодяя ты как будто живешь в осаде. Это неправильно. Все-таки мы с миссис Стоун не встречаем гостей со скалкой в руке.

– Осторожность не помешает. Джеймс. Но я уверена, что вскоре он встретит другую женщину и тогда оставит меня в покое.

– Не думаю, что он сможет легко позабыть тебя. Джеймс мог бы выиграть конкурс «Друг года»!

Но потом я подумала, что его слова могут иметь оскорбительный смысл. Во время нашего разговора Флора то входила, то выходила из комнаты. Потом на кухне раздался какой-то грохот. Тогда она наконец успокоилась.

– Скажи, Флора, а ты что думаешь? Неужели Кэрон и правда в опасности? – спросил Джеймс.

– Возможно, но не из-за конфет, это точно. Я лично считаю, что он по-прежнему влюблен в нее и хочет, чтобы она вернулась. Не думаю, что он может нанести ей какой-то вред. По крайней мере, не своими руками.

Джеймс задумался на минутку, потом сказал:

– Нет, вы меня не убедите. Я собираюсь съесть все эти чертовы конфеты прямо сейчас!

– А вот и нет, – возразила я. – Я тоже буду их есть, и мы постараемся забыть все то, о чем я говорила.

– Вы опоздали, ребята. Честно говоря, я уже об этих конфетах… позаботилась.

Мы с Джеймсом были просто в ужасе.

– О всех двадцати четырех? – с трудом выдавила я.

Флора кивнула. Потом она, видимо, почувствовала, что мы смотрим на нее как-то странно.

– Разумеется, я их не ела! Просто выкинула. Но коробку я оставила, так что можешь положить ее обратно в шкаф, Кэрон.

Джеймс посмотрел на часы, и я с надеждой спросила:

– Ты торопишься на встречу?

Он явно собирался спросить, почему Флора выбросила конфеты, если она была уверена, что они не отравлены.

Вместо этого он сказал:

– Моя домохозяйка попросила меня купить кое-что на Саут-Хилл-Грин. Пойдем поговорим? То есть пойдем погуляем?

Саут-Хилл-Грин находился всего в паре сотен метров от нашего дома, так что Джеймсу пришлось незамедлительно приступить к разговору:

– Кэрон, мы же друзья. Почему же мне кажется, что ты даже не упомянула, что тебе грозит опасность?

– Может, потому, что ты подозрительный человек?

Мы зашли в магазин, где Джеймс купил молоко и масло. Потом он с тревогой спросил:

– Хочешь, я провожу тебя обратно? На всякий случай…

– Мой дом находится так близко, что ты можешь не провожать, а просто метнуть меня до дома.

Он посмотрел на свои туфли. Видимо, так ему было легче собраться с мыслями.

– Знаешь, я приходил к тебе, чтобы сказать, что в течение нескольких недель меня не будет в Лондоне. Надо будет съездить по делам. И я подумал, что, поскольку мы друзья, я должен сказать тебе об этом, чтобы ты не думала… ну, чтобы ты ничего плохого не подумала. Я просто стараюсь научиться общаться и поэтому решил сказать тебе.

Мне захотелось успокоить его, уверить, что он и так прекрасно умеет общаться, но я не совсем понимала, о чем он говорит. Чем-то это было похоже на кроссворд: каждое слово имело зашифрованный смысл.

– Это как-то связано с твоей бывшей девушкой? Она что, обидела тебя? Сказала, что даже кубик льда разговорчивее, чем ты?

– Нет. Она сравнила меня с айсбергом. Естественно, она имела в виду только мою манеру общаться. Не то, что ты подумала.

Ничего такого я не подумала, но Джеймс, очевидно, решил сделать так, чтобы у меня не оставалось на этот счет никаких сомнений. Он приподнял мой подбородок и осторожно притронулся к моему лицу.

Ощущение было такое, будто я пробежала по синтетическому ковру, а потом притронулась к дверной ручке. Джеймс наклонился поближе и поцеловал меня в нос. Наверняка он туда и метил, потому что мой рот находится на самом видном месте и его легко найти даже с завязанными глазами.

– Пожалуйста, Кэрон, позвони мне, если еще что-нибудь случится.

– Что ты имеешь в виду? Если нам пришлют диван или пианино? – Я просто не знала, что сказать.

– Нет, если произойдет что-нибудь подозрительное, не важно что. И если тебе захочется обсудить с кем-нибудь эту проблему, помни, что одна голова хорошо, а две лучше.

Моя голова была по-прежнему запрокинута так, что я могла видеть небо. К сожалению, это было бесполезно. К тому же у меня шея затекла. Больше я не могла так стоять.

– А еще можно и так сказать: один рот хорошо, а два – еще лучше, – и поцеловала Джеймса.

Он обнял меня, и я почувствовала, как он вдавил пакет молока мне в спину. Это было чудесно! Его поцелуй был таким нежным, ласковым, мягким и успокаивающим, что я почти забыла о неприятностях и проблемах, преследующих меня в последнее время. Его рука лежала у меня на талии, и, кажется, это было самое подходящее для нее место. Я чувствовала запах его одеколона. К сожалению, стадия эмоций, когда мой внутренний голос вопил: «Давай! Вперед, детка!», прошла. Теперь мой разум говорил мне: «Ерунда это все».

Я отпрянула от него:

– Извини, Джеймс. Мы ведь друзья, и мне, конечно, не стоило…

Он усмехнулся:

– Ну, на вражескую атаку это непохоже. Честно говоря, я не очень ясно представляю, как вести себя с другом-женщиной. В смысле, где пролегает граница между приятельскими отношениями и любовными.

– У меня те же затруднения, только с друзьями-мужчинами. Думаю, это тот самый случай.

Да, мой приятель Джеймс продвинулся быстрее, чем Реактивный Бас в свое время. Я была очень напугана. Мне до сих пор не удалось избавиться от Баса, и сделать это будет еще труднее, если меня рикошетом отбросит к другому мужчине. Наверное, я просто трусиха и скоро опять буду зависеть от другого мужчины, вместо того чтобы учиться жить самостоятельно.

– Джеймс, а что делают просто друзья в разных фильмах? Кажется, они постоянно обсуждают свои любовные приключения и плачут на плече друг у друга. Или, может, в скраббл играют?

– Я не умею играть в скраббл. И в данный момент мне вовсе не хочется заводить интрижку. А вдруг это помешает нашей дружбе?

– Ой, я имела в виду совсем другое. То есть не то чтобы совсем противоположное, я тоже хотела сказать что-то в этом духе. Возможно, нам стоит попробовать играть в шахматы и таким образом мы выйдем из патовой ситуации?

– Что ж, мы уже условились, что не будем обсуждать свои неудачные романы, которые давно в прошлом. И я очень рад, что мы это сделали. Просто в восторге от этого. Если ты хочешь поплакать на моем плече, то можешь приступать прямо сейчас. Тем более что ты его уже согрела.

Что-то подсказывало мне, что я должна установить жесткие границы, например, настоять на том, чтобы мы виделись не чаще раза в неделю и не дольше одного часа. И еще нам нужна дуэнья. Мы можем вместе ходить в кино при условии, что сидеть будем в первом ряду. Но у меня не было сил вымолвить это.

– Понимаешь, Джеймс, когда ты рядом, мне вовсе не хочется плакать. Даже если мне тяжело, это не значит, что я плакса. Понимаешь, по натуре я борец, а не нытик. В основном.

Он улыбнулся:

– То же самое могу сказать о себе. Знаешь, я постоянно смеюсь, когда ты рядом.

– Не очень-то ты вежлив, Джеймс!

– Я имею в виду, что благодаря тебе я чувствую себя счастливым, потому что ты подбадриваешь меня. Я начинаю оживать.

Мой здравый смысл говорил, что мне пора уходить. Я протянула руку, и Джеймс пожал ее.

– Ну что, останемся друзьями, Джеймс? Теперь у нас будут новые правила. И никто не будет обижаться, если другой попытается установить какие-то границы. Если это будет необходимо, конечно.

Он улыбнулся, по-прежнему не выпуская моей руки:

– Абсолютно согласен. Вот номер моего мобильного телефона, так что мы сможем связаться друг с другом, когда я уеду. Если я и не смогу вернуться в ту же минуту, я уверен, все равно смогу что-то предпринять. – Я взяла его визитку. Джеймс добавил: – Не забывай, что ты можешь плакать и смеяться на моем плече, сколько тебе угодно и в любое время. Как там сказал Самюэл Джонсон? «Бессмертная красота женской дружбы»?

Я улыбнулась:

– Ты мне льстишь. Нам все-таки нужно быть настороже. Помнишь, что сказал Уильям Блейк? «Я дружил с тобой, и ты ранил мое сердце. Будь другом, стань моим врагом».

Джеймс засмеялся:

– Мне больше нравится высказывание Джонсона. Еще он говорил: «Если человек идет по жизни и не заводит новых знакомств, то вскоре обнаружит, что одинок. Дружба нуждается в постоянной заботе». Просто дай мне знать как можно быстрее, если почувствуешь, что с нашими отношениями что-то не так, чтобы я успел это исправить.

– У меня к тебе та же просьба.

Небрежно чмокнув меня в щеку, Джеймс ушел. По пути к дому я раздумывала о нем. Он такой интересный и глубокий человек. Бас считал, что поэты пишут только о красных розах и лиловых фиалках, а цитировал исключительно финансовые известия. И еще я немного нервничала, вспоминая Джона Гэя: «Знайте, что дружба женщины заканчивается любовью».