— Бьянка мертва. Возвращайтесь. Вы нужны нам здесь.

Вот так для меня и началось всё это. Всего несколько слов, произнесённых знакомым голосом Мисао Смита.

Бьянка мертва.

Я стояла, уставившись на телефонную трубку, пока слова проникали в мой мозг и кровь, в каждую клетку моего тела. За моей спиной, на застеклённом балконе, раздавался шум праздничного обеда. Элли отмечала свой двадцать пятый день рождения. Снаружи бурные воды озера Верхнее были такого же серо-стального цвета, как и низко висящие над головой облака. Элли сидела во главе усыпанного конфетти стола и смеялась в странной, свойственной ей лет с четырёх манере, больше напоминающей икоту, а Джо и Дэйл поддразнивали друг друга насчёт… чего-то там. В любую секунду Дэвид уже был готов велеть им успокоиться. Но тогда они начали бы поддевать и его за то, что обращается с ними так, будто они все по-прежнему четырёхлетние дети.

Я не включала экран. Помню, что была безумно рада этому упущению. Благодаря ему моя семья не увидела того, кто прервал день рождения Элли.

Бьянка мертва.

Я не виделась с Бьянкой больше тридцати лет, но не забывала о ней ни на минуту. Она была моей первой наставницей в стражах и моей лучшей подругой все годы моей службы.

— Тереза? — раздался вопрошающий холодный голос Мисао.

— Да, да. Я здесь. — Практически здесь. Отчасти я сейчас рядом с Бьянкой, наблюдаю, как она откидывает волосы за спину. Она всегда так делала, когда становилась серьёзной. Ничто не могло подвигнуть её подстричь волосы, хотя они ей постоянно мешали.

Бьянка мертва.

— Как?..

— Не могу сказать об этом сейчас. — Голос Мисао был безжизненным и недовольным.

Я с силой сжала переносицу, надеясь, что ощущение боли заставит меня сосредоточиться. Кисть руки нервно подёргивалась. Ещё секунда — и меня начнёт трясти. Шумное веселье счастливого семейства стало понемногу утихать. Дэвид и дети заметили: что-то не так.

Мисао протяжно вздохнул, давая понять, что его терпение на пределе.

— Вы приедете?

Тысячи ответов, которые я могла произнести, пронеслись в моей голове. «Мисао, ради всего святого, сегодня же день рождения моего ребёнка! Что произошло? Скажи мне, что случилось! Нет! С этим покончено. Я им всем обещала, что не вернусь к этому никогда».

Молчание за моей спиной. Молчание в трубке.

— Завтра, — сказала я.

— Нет…

Но я отключила телефон и отвернулась. Вся моя семья пристально смотрела на меня.

Моя семья. Моя жизнь и моя душа принадлежали этим четверым. Впечатлительной смуглянке Элли, которая сегодня отмечает праздник в кругу семьи, а завтра будет заниматься с друзьями тем, о чём я предпочитаю не знать. Джо, нашей средней дочери, перекрасившейся в блондинку, чтобы как-то выделиться среди нас. Дэйлу, моему младшему, моему сыну, вылитой копии своего отца, с теми же карими глазами на красивом юном лице.

Отцу моих детей и моему мужу, Дэвиду, который встал и обошёл вокруг стола.

— В чём дело? Кто это был?

Я не могла ответить. Я просто протянула трубку, и Дэвид увидел имя звонившего. Он резко выдохнул. У нас за спиной переглядывались дети. В семье существует своего рода телепатия. Есть слова, которые нет нужды произносить. У нас к ним относилось слово — стражи.

— Они хотят, чтобы я приступила к делам завтра, — сказала я.

— И ты это сделаешь?

Я кивнула.

— Тереза… — Он произнёс моё имя, растягивая гласные.

Предупреждение. Я попыталась его проигнорировать.

— Мисао не оставит меня в покое, пока я не дам им выговориться, Дэвид. Чем раньше, тем скорее я смогу сказать ему… чтобы отстал. — Мой голос звучал слабо и менее уверенно, чем я того хотела. Факт, которого Дэвид не упустил.

— Что ещё он сказал?

Я уловила его беспомощный взгляд.

— Бьянка.

Он увидел слёзы, притаившиеся в уголках моих глаз. Остальное мой муж понял сразу.

Дэвид обнял меня. Его ладонь лежала на моём затылке. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, окутанная его теплом, желая, чтобы эта минута длилась вечно. Но мой разум противился моему желанию. Перед глазами стояла Бьянка: молчаливая, отважная, упрямая Бьянка, с сияющими глазами. Дерзкая, решительная, беспощадная, бесстрашная. Та, с которой нельзя было состязаться в уме и проницательности. Где же она выполняла задание? Я не знала. Я потеряла её след.

«Когда, чёрт побери, я стала терять её след?»

— Ну же. — Дэвид поцеловал меня в макушку. — Мы ещё не разрезали торт.

— Верно. Верно.

Я вытерла глаза и попыталась улыбнуться детям, но ни один из них не улыбнулся в ответ. Я села за стол и протянула Элли нож. Но на самом деле вечеринка подошла к концу, и мы все это знали.

Четыре утра. Я не могла уснуть и вернулась в столовую. Мы отключили на ночь фильтр звукозащиты, и я слышала, как волны озера Верхнее с грохотом разбиваются о берег. Снаружи доносилось глухое бормотание ноябрьского ветра, нагоняющего тяжёлые тучи. Воздух сгустился, и я почувствовала, что этот ветер принесёт снег. Луна спряталась, и в окнах стало темным-темно. Я чётко представляла себе, как выгляжу: бледное призрачное существо в атласной ночной сорочке, которая колышется в тёмной глубине стекла. Я мрачно усмехнулась этой мысли. По справедливости, я вполне могла бы сейчас быть призраком.

Я потёрла за ухом, в самом низу впадины между моим черепом и шеей. Сейчас здесь была абсолютно гладкая кожа, но я всё ещё хранила горькое воспоминание о ране и боли, которую испытала, когда они причинили её моему спутнику.

Спутник или спутница — так в стражах назывался постоянный дублёр, которого использовали. Он имелся у каждого полевого офицера на случай, если тот будет пленён во вражеской зоне. Спутник — друг, помощник, опора и, если уж абсолютно не повезёт, свидетель твоей смерти.

Он — одна из тайн, которые хранят стражи. Вернее, хранили. На самом деле это больше не тайна.

Сорок лет назад, во время восстания искупителей, меня взяли в плен. Бросили в тёмную камеру и пытали, чтобы вытянуть хоть какую-то информацию. Моим тюремщикам удалось раскрыть того, кто был моим спутником, и они поспешно и жестоко отрезали нас друг от друга. Потом меня снова швырнули в темноту.

Моей спасительницей стала Бьянка. Она вытащила меня из этой чёрной дыры.

Спасла мне жизнь.

Это самое ужасное. Бьянка мертва, а меня не только не оказалось рядом, чтобы прийти ей на помощь, я даже не знала, что она в опасности.

Храп Дэйла, сопровождаемый тихим сопением, похожим на звук теплового насоса, врезался в череду моих тяжёлых, мрачных мыслей. Какой-то звуковой сигнал донёсся из кухни. В гостиной что-то загудело в ответ.

Звуки ночи. Звуки родного дома.

Этот дом был не первым, в котором я жила вместе с Дэвидом. И даже не третьим по счёту. Годами мы просто встречались от случая к случаю до того, как поженились в то время, которое могли бы назвать периодом неустроенности в наших жизнях. Тогда нам уже было порядком за тридцать. Большинство людей такого возраста успевают официально развестись по второму разу и приступить к созданию третьей семьи. Дэвид покинул отчий дом и попытался зажить своим собственным, но это ни к чему не привело, и он больше не делал попыток. Я старалась как можно скорее окутать его нормальной домашней атмосферой. Он находил меня обворожительной, похожей на раненую птичку. А я считала, что он настоящее чудо, мой спасательный трос. Мы нуждались друг в друге и, приняв это за любовь, поженились.

В сложившихся тогда обстоятельствах мы много переезжали с места на место. Бангкок, Москва, Сан-Франциско. Некоторое время мы жили на севере, в квартире на Адас-Апаба, а потом год на юге, на Марианских островах. Именно там мы или, скорее, я, и в прямом смысле слова, и выражаясь фигурально, дошла до точки. Дэвид грозился оставить меня, что в конце концов подействовало как лекарство на мой физический и моральный дух, прежде отвергавший все попытки излечения.

Когда я бросила службу, мы нашли это местечко посреди озера Верхнее. Уайткэп был маленьким молодым городком на маленьком молодом островке. Мы оба страстно желали покоя и тишины, но верили, что это ненадолго.

Оказалось наоборот: желание становилось упорнее и глубже. Несмотря на все трудности, наши сумбурные чувства переросли в настоящую любовь к новому дому и друг к другу. Мы созидали, дополняли, накапливали и хранили. Мы выяснили, какие рестораны нравятся нам обоим и где можно найти хорошего доктора или стилиста. Существовало множество более впечатляющих мест, может, гораздо красивее, но мы прикипели к этому городку. Прикипели настолько, что в то утро, когда семейный доктор возвестил о том, что я жду нашего первого ребёнка, нам ничего не оставалось, как отпраздновать это событие.

Я услышала звук чьих-то шагов по непокрытому полу и выпрямилась, сразу же насторожившись. Некоторые инстинкты никуда не исчезают. К моему отражению в чёрном стекле присоединилась фигура Дэвида. Она становилась всё ближе, пока я не почувствовала его тёплое прикосновение.

— Думаешь, это всё из-за системы Эразмус?

Я почувствовала его дыхание на своих волосах. Возвращаться к прерванным разговорам даже спустя несколько часов молчания — это было так похоже на Дэвида.

— Скорее всего. Именно это я прямо сейчас и пытаюсь анализировать.

Некоторое время мы не проронили ни слова. Лишь в его серьёзных тёмных глазах я читала немой вопрос и ждала, когда же он наконец его задаст.

— Для чего они призывают тебя? Ты могла бы поделиться с ними своими размышлениями через переговорное устройство.

— Не знаю.

Чего я не сказала — так это как сильно звонок Мисао меня напугал. Если стражи начали звонить тем, кто тридцать лет в отставке, это означало, что в одной из дюжины горячих точек, о которых мне было известно, и плюс ко всему в тех новых, о которых я могла не знать, готова была разразиться настоящая война.

Война. Древний, противоречащий здравому смыслу, пропитывающий всё своим духом, проникающий повсюду ночной кошмар, который мы изгнали из Солнечной системы, подписав мирный договор миров, Всеобщий пакт о мире и Законы человечества. Я посвятила свою жизнь тому, чтобы предотвратить её возвращение, поскольку человеческие существа заполонили всю галактику. Это усилие чуть не лишило меня рассудка и жизни. Я старалась уйти в сторону, наслаждаться миром, который удавалось поддерживать не без моего участия, но меня не покидало ощущение, что война следует за мной по пятам. Я взглянула на облака. Мне было интересно, что скрывается за ними.

— Ты могла отказаться, — сказал Дэвид.

Мне даже не пришлось ответить на эти слова. Его губы искривились. Отвращение или всего лишь разочарование? Я не знала. Оттого и тревожилась.

— Прости, Дэвид. Прости за то, что я такая. Прости за то, что приложила не все силы, чтобы уничтожить тот последний маленький камешек в моём сердце, на котором всё ещё выгравировано слово ДОЛГ. Он причинял боль, и я хотела прогнать её.

Я повернулась к Дэвиду. Темнота улицы и моих собственных мыслей осталась за моей спиной. Пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы заглянуть в его глаза. Что-то сжалось в моей груди.

— Может, как бы то ни было, нам и так было отпущено времени сверх меры, сверх того, на что мы могли надеяться, — пробормотала я. — Может, нам следует быть благодарными за то, что это время у нас было.

— Не говори так, — жёстко прошептал он. — Мы ничем никому не обязаны за свою жизнь. Мы заработали её. Мы за неё сражались.

Он обнял меня, и я, прижавшись к его сердцу, чувствовала, как спокойно и ровно оно бьётся в ритме волн, разбивающихся о берег.

— Вернись в постель, — шепнул он мне на ухо.

— Если я до сих пор не уснула, больше не усну.

— Тогда мы не будем спать. Вернись в постель.

Я позволила ему отвести меня в нашу комнату мимо мирно сопевших во сне детей. Я позволила ему нажатием большого пальца установить на место защитный экран, предотвращающий проникновение света и звуков через порог. Позволила подойти ко мне. Позволила медленно спустить с плеч рубашку и сбросить её. Она с шуршанием опустилась на пол. Мы остались кожа к коже, под звуки ветра и волн. Я позволила ему прикасаться ко мне, и его ласки заставили забыть о том, что ожидало меня по другую сторону ночной черноты, ни о чём не думать, пока длилась эта минута, и я ощущала тепло Дэвида под своими руками.

Наконец я уснула.