Коттедж семейства Кеннесси

Кост-Рейндж, штат Орегон

Среда, 13:10

Полуденное солнце залило яркими лучами прогалины на орегонских холмах, высветив длинные просеки, по которым возили вырубленный лес. Патриция и Джоди сидели за столом в гостиной у окна, отдернув занавески и погасив лампы. Они собирали сложную картинку-головоломку, которую нашли на кедровом кресле, стоявшем в оконной нише.

Перед тем как взяться за игру, они позавтракали холодными бутербродами и пачкой отсыревших в сыром воздухе картофельных чипсов. Джоди стоически переносил тяготы, а Патриция не уставала радоваться тому, что у сына вновь появился аппетит. Он заметно поправился, но Патриция опасалась тешить себя надеждами. Она со страхом ждала того мгновения, когда со щек Джоди вновь исчезнет румянец и его состояние опять начнет ухудшаться.

А пока Патриция старалась не отпускать сына ни на шаг. Кроме Джоди, у нее ничего не осталось.

Они вдвоем сидели у стола, склонившись над разбросанными кусочками мозаики. Готовая картинка должна была изображать восход Земли над лунными кратерами, сфотографированный экипажем «Аполло». Большую часть маленького деревянного столика занимала голубовато-зеленая сфера. Некоторые континенты были собраны не до конца, и на месте недостающих кусочков зияли бреши.

Игра не доставляла Патриции и Джоди особого удовольствия. Они попросту убивали время, отгоняя мрачные мысли.

Патриция и Джоди разговаривали мало, предпочитая тишину, как это часто бывает у людей, вынужденных коротать вдвоем долгие дни. Порой они обменивались отрывочными восклицаниями, бросали друг другу шутку или замечание, понятные только им самим. Джоди протянул руку с зубчатым кусочком снежной антарктической шапки, проверяя, как он подходит к соседним картонкам.

— Мам, а у тебя нет знакомых, которые бывали в Антарктике? — спросил он.

— Туда не продают билетов, малыш, — ответила Патриция, растягивая губы в улыбке.

— А папа ездил туда? Для экспериментов? Брови Патриции начали тревожно хмуриться, и она, спохватившись, вновь заставила себя улыбнуться.

— Ты имеешь в виду, чтобы проводить медицинские опыты? И на ком же? На пингвинах? Или на белых медведях?

Почему бы и нет? Вейдера-то он не пощадил… Джоди насмешливо потряс головой и сказал:

— Белые медведи живут на Северном полюсе. Тебе, мам, следовало бы привести в порядок свои познания.

Порой он говорил точь-в-точь как его отец.

Патриции пришлось объяснить сыну, почему они скрываются от окружающего мира, почему им пришлось ждать до последней минуты, пока наконец они не получили ответы на некоторые вопросы и не выяснили, кто истинный виновник трагедии «ДайМар».

Дарин расстался с братом после долгих ожесточенных споров относительно опасностей, которые таили в себе их исследования. Он бросил работу в лаборатории и ушел к «вольным дикарям», сторонникам естественного образа жизни, обитавшим в орегонской глуши. С той поры Дэвид отзывался о Дарине с презрением, не забывая всякий раз помянуть дурным словом «луддитов», к которым присоединился его брат.

Дарин не раз предупреждал Дэвида об опасности, которая поджидает их в том случае, если результаты исследований получат огласку, но Дэвид почему-то был уверен, что его достижения могут оценить только люди, получившие естественнонаучное образование.

— Всегда приятно увидеть, что твой собеседник умнее, чем ты о нем думал, но такое случается крайне редко, — говаривал он.

Однако Патриция понимала, что Дэвид наивен. Да, смысл его открытий был недоступен большинству простых людей, они были слишком сложны, и осознание той угрозы и тех перемен, которые несли человечеству «чудеса» Дэвида, требовало особого дара предвидения. И все же его исследования не остались незамеченными. Дарин испугался и сбежал, и для этого у него были достаточно веские причины. Теперь Патрицию занимал лишь один вопрос: кто за всем этим стоит?

В толпе пикетчиков, осадивших «ДайМар», смешалась разношерстная публика: религиозные секты, защитники прав животных, представители рабочего движения и бог его знает кто еще — иные безобидные, другие кровожадные. Дэвид погиб в огне, успев лишь предупредить Патрицию об опасности. Беги! Скрывайся! Не давайся им в руки!

Поначалу Патриция решила, что нападение на лабораторию — это лишь очередная шумиха, поднятая демонстрантами, и вскоре все уляжется. Захватив сына и собаку, она несколько часов бесцельно колесила по округе, потом увидела вспышку взрыва и услышала удаленный гул, и в ее душу закрались самые тягостные подозрения. Она бросилась домой, надеясь застать там Дэвида или хотя бы записку от него.

Вместо этого она обнаружила, что дом подвергся обыску. Неизвестные искали материалы Дэвида и его домочадцев. Патриция тут же уехала, захватив только самые необходимые вещи. Подгоняемые страхом, они мчались прочь от Тигарда, Портленда и укрыться в лесной глуши.

Несколько раз Патриция останавливалась на темных стоянках и меняла номера машины. Дождавшись, когда время подошло к полуночи, она сняла в банкомате Южена максимальную сумму, какую можно было брать за один раз, потом пересекла город и, как только пробило двенадцать, то есть начался новый день, разыскала другой аппарат и сняла еще одну суточную порцию денег. После этого она двинулась к побережью, направляясь к старому заброшенному коттеджу Дарина, где они с Джоди могли укрываться сколь угодно долго, пока вновь не почувствуют себя в безопасности.

Уже долгие годы Патриция работала на дому, составляя архитектурные проекты на бездоговорной основе, — особенно в последние месяцы, когда состояние Джоди начало стремительно ухудшаться, как из-за рака, так и химио- и радиотерапии.

Прошло уже немало лет с тех пор, как Патриция спроектировала этот домик в подарок своему деверю. Воспользовавшись взятым напрокат оборудованием, Дарин сам провел электричество, накатал подъездную дорожку, спилил несколько деревьев, но так и не сумел превратить коттедж в настоящее жилище. Он был всецело поглощен исследованиями, которым уделял по двадцать пять часов в сутки, — несомненно, под влиянием Дэвида.

О существовании давно построенного, а теперь заброшенного дома не знала ни одна душа, и никому даже в голову не пришло бы искать там семью Кеннесси. Дарин скрылся из виду полгода назад, и его коттедж оказался самым лучшим местом, где Патриция и Джоди могли перевести дух и решить, что им делать дальше.

А теперь вдобавок пропал и Вейдер. Он был последней искоркой радости для Джоди, последним якорем, который еще держал его на плаву. Черный Лабрадор так радовался переезду в лес, где он мог вволю резвиться на природе. Всю свою жизнь он провел в городе среди заборов и стен и вот неожиданно очутился в самой гуще орегонских лесов.

Патриция ничуть не удивилась исчезновению Вейдера и все же сомневалась, что он вернется домой. Может быть, следовало держать его на привязи, но как она могла решиться посадить его на цепь, когда сама находилась здесь в положении пленницы? Пленницы в изгнании. Патриция была так напугана, что даже сняла с собаки ошейник и бляху. Теперь, если пса поймают, собьют машиной или подстрелят, он уже не вернется назад, и найти его будет невозможно.

Джоди тяжело переживал пропажу четвероногого друга, но не терял надежды. В эти дни мальчика занимала лишь одна мысль — ожидание возвращения Вейдера. Если не обращать внимания на уныние Джоди, он казался все более здоровым; на его голове, облысевшей после химиотерапии, вновь отросли волосы, а такой резвости и энергии, как сейчас, он не проявлял уже очень долгое время. Джоди вновь начинал походить на нормального ребенка.

И все же тоска по Вейдеру мучила его, словно незаживающая рана. Всякий раз, уложив на место очередной кусочек мозаики, он выглядывал из-за открытых занавесок в окно, внимательно присматриваясь к лесной опушке.

Внезапно Джоди вскочил на ноги.

— Мама, он вернулся! — воскликнул мальчик, отталкивая в сторону кресло.

В первую секунду Патрицию охватил страх. Она подумала о том, что Джоди, вероятно, увидел охотника или другого постороннего человека, который мог заметить дом и выдать беглецов. Но потом сквозь сетчатую дверь донесся собачий лай. Патриция поднялась из-за стола с мозаикой, с изумлением наблюдая за черным Лабрадором, выскочившим из-за деревьев.

Джоди оттолкнулся от стола и бросился к двери. Он мчался к собаке с невероятной прытью, и Патриции показалось, что мальчик вот-вот расквасит себе нос о дорожку или споткнется о пень или какой-нибудь сук, валяющийся во дворе.

— Джоди! Осторожно! — крикнула она. Не хватало только, чтобы парень сломал себе руку — тогда пиши пропало. До сих пор Патриции удавалось избегать общения с врачами и прочими людьми из тех, что обязаны вести записи и спрашивать имена.

Наконец мальчик благополучно добрался до пса, и они оба начали наперебой демонстрировать друг другу свою радость. Вейдер лаял и описывал круги, высоко подпрыгивая. Джоди обнял Лабрадора за шею и повалил его на влажную траву, взъерошив черный мех и перепачкав его землей.

Наконец вымокшие насквозь и покрытые травяной зеленью Джоди и Вейдер бросились наперегонки к коттеджу. Патриция вытерла руки о кухонное полотенце и вышла на крыльцо.

— Я же говорила, с ним все будет в порядке, — сказала она.

Джоди, радостно сияя глазами, лишь кивнул головой и погладил пса.

Патриция наклонилась и, зарывшись пальцами в мех Вейдера, провела ладонью по его телу, цепляясь золотым обручальным кольцом за черные пряди шерсти. Лабрадор, изнывая от нетерпения, послушно стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу и вывесив наружу язык. Его хвост болтался, словно потерявший управление руль корабля, и псу пришлось упереться всеми четырьмя лапами, чтобы не потерять равновесие.

Патриция похлопала его по макушке, и Вейдер поднял на нее свои темно-карие глаза.

— Жаль, что не умеешь говорить, — промолвила Патриция, качнув головой. — Ты бы рассказал нам много интересного.