История шести лет, проведенных Розалиндой в Чикаго, это история многих тысяч незамужних женщин, работающих в конторах большого города. Она поступила на службу и дорожила своим местом, хотя и не слишком нуждалась в нем и не считала себя человеком, которому предстоит всегда работать. Окончив курсы стенографии, она некоторое время переходила из одной конторы в другую, приобретая все больше навыка, но не испытывая особого интереса к тому, что делала. Это было средство заполнить длинные дни. Отец, который, кроме складов угля и лесных материалов, владел еще тремя фермами, посылал ей сто долларов в месяц. Заработанные деньги тратились на наряды, благодаря чему она была одета лучше других женщин, с которыми ей приходилось работать.
Одно Розалинда решила совершенно твердо. Она не хотела возвращаться в Уиллоу-Спрингс, чтобы жить с отцом и матерью; а через некоторое время она поняла, что не может больше жить с братом и его женой. Впервые она стала присматриваться к городу, расстилавшемуся перед ее взором. Когда она шла в полдень по Мичиганскому бульвару, или заходила в ресторан, или ехала вечером домой в трамвае, она видела женщин с мужчинами. То же бывало, когда летом в воскресный день она гуляла в парке или у озера. В трамвае Розалинда однажды заметила, как маленькая круглолицая женщина вложила свою руку в руку спутника. Предварительно она опасливо оглянулась, она хотела в чем-то удостовериться. Остальным женщинам в вагоне, Розалинде и другим, ее движение было понятно. Женщина как бы заявляла вслух: «Он мой, не придвигайтесь к нему слишком близко!»
Несомненно, Розалинда пробуждалась от того оцепенения, в котором прожила в Уиллоу-Спрингсе ранние девические годы. Большой город дал ей, по крайней мере, это. Чикаго был велик. Он стремительно рос. Достаточно было заставить ноги как следует поработать, чтобы очутиться на незнакомых улицах, увидеть новые лица.
В субботу после обеда и весь воскресный день не работали. Летом это время можно было использовать для прогулок по парку или среди незнакомой яркой толпы на Халстед-стрит, в обществе молодежи из конторы, или для того, чтобы провести день в дюнах на берегу озера Мичиган. Девушки были возбуждены и жаждали, жаждали, всегда жаждали мужского общества. К этому все сводилось. Они хотели иметь что-то свое… мужчину, чтобы ездить с ним на увеселительные прогулки, быть уверенными в нем, да, владеть им.
Розалинда читала книги, написанные всегда мужчинами или мужеподобными женщинами. Излагаемые в книгах взгляды на жизнь страдали существенной ошибкой. В эту ошибку впадали все. Во времена Розалинды она стала более значительной. Кто-то нашел ключ, которым можно было отпереть дверь в тайник жизни. Другие хватали этот ключ и врывались внутрь. Тайник жизни заполнился шумной, пошлой толпой. Все книги, если они вообще говорили о жизни, говорили о ней устами толпы, недавно ворвавшейся в святилище. Писатель обладал ключом, и для него наступало время быть услышанным. «Пол! — кричал он. — Поняв проблему пола, я распутаю тайну!»
Все это было совершенно справедливо и подчас интересно, но быстро надоедало.
Как-то летним воскресным вечером Розалинда лежала в постели в доме брата. Днем она ходила гулять и на одной из улиц северо-западной части города наткнулась на религиозную процессию. По улицам несли статую святой девы. Дома были разукрашены, и из окон высовывались женщины. Старые священники в белом одеянии брели вперевалку. Сильные молодые парии несли помост, на котором покоилась святая дева, Процессия то и дело останавливалась. Чей-то звучный чистый голос запевал псалом. Другие голоса подхватывали. Кругом шныряли ребята, собирая пожертвования. Все время слышался громкий гул непрекращавшегося обыденного разговора. Женщины перекликались через улицу. Молодые девушки прогуливались по тротуарам и тихонько смеялись, когда юноши в белом, толпившиеся около святой девы, оборачивались и смотрела на них. На каждом углу торговцы продавали сласти, орехи, прохладительные напитки…
Розалинда отложила в сторону книгу, которую перед сном читала в постели. «Поклонение святой деве — одна из форм проявления полового инстинкта», — только что прочла она.
«Что же с того? Если это и правда, что же с того?»
Розалинда встала с постели и сняла с себя ночную рубашку. Она сама была девственница. Что же с того? Она медленно поворачивалась, рассматривая свое крепкое тело молодой женщины. В нем обитал пол. Оно могло вызывать проявления пола в других. Что же с того? Вот рядом, в соседней комнате, ее брат спит со своей женой. В Уиллоу-Спрингсе, штата Айова, отец как раз в эту минуту накачивает ведро воды из колодца возле двери кухни. Сейчас он внесет его в кухню, чтобы поставить на ящик у раковины.
Щеки Розалинды горели. Странную и милую фигуру представляла она собой, когда стояла обнаженная перед зеркалом в своей комнате там, в Чикаго. Она была такая живая и в то же время неживая. Ее глаза сияли от возбуждения, Она продолжала медленно поворачиваться кругом и кругом, изгибая шею, чтобы посмотреть на свою голую спину. «Пожалуй, я приобретаю способность мыслить!» — решила Розалинда. В представления людей о жизни вкралась какая-то существенная ошибка. Было нечто, что знала Розалинда, и это было так же важно, как то, что знали и излагали в книгах мудрецы. Ей тоже открылась какая-то истина о жизни. Ее тело было все еще телом той, кого принято называть девственницей. Что же с того? «Если скрытый в нем половой инстинкт будет удовлетворен, каким образом это разрешит мою проблему? Теперь я одинока. Совершенно очевидно, что и после того, как это произойдет я буду все так же одинока».