Раб-номенклатор явился к хозяину и доложил:

— Господин, там к тебе пришли…. - раб был явно взволнован и запинался не в силах вымолвить главное.

— Я же приказал сегодня меня, ни для кого нет дома. Тебе это непонятно?! Стоит прочистить твои мозги розгами. Иди!

— Но там… там отряд преторианцев с центурионом!

Гай Сильвий Феликс вздрогнул от таких слов, фиал выпал из его рук и вино залило его белоснежную тогу. В прежние времена такие гости были вестниками смерти.

— Ты сказал преторианцы? Но что им нужно у меня дома?

— Мне открыть им двери, господин?

— Конечно, открыть! Это же преторианцы и если их не впустить, то они войдут сами. Иди! Иди! Быстро!

В этот момент молоток снова забарабанил по двери. Центурион начал терять терпение.

Номенклатор бросился вниз и приказал привратникам отворить ворота.

— Где твой хозяин? — строго спросил центурион.

— Он в атрии, господин.

— Иди и доложи ему, что прибыл центурион Анимий с отрядом преторианцев и принес ему послание от божественного цезаря!

— Будет исполнено, господин. Будет исполнено! Я сейчас же иду с докладом.

— А мы идем за тобой следом.

Феликс быстро сменил залитую тогу на другую, и вышел в атрий. Он уже овладел собой, но по-прежнему был бледен.

— Привет тебе, центурион! С чем ты посетил мой дом?

— Привет тебе, Гай! Ты сам знаешь, что центурионы преторианской гвардии подчиняются одному господину. А зовут меня Анимий Лар.

— Рад видеть тебя в моем доме, почтенный Анимий. Я готов выслушать повеление божественного императора! — произнес Феликс.

— Гай! Я принес тебе привет и пожелание долгих лет жизни! Вот таблицы и знак, что я прибыл от имени божественного!

Центурион протянул табличку Феликсу. Тот принял её и посмотрел на содержание. Послание от Веспасиана! При Нероне оно было равносильно смертному приговору. Тогда получив подобную табличку, знатные сенаторы восклицали: "Heu, heu, me miserum!" (Это переводиться как: "Горе мне несчастному!")

— Благодарю императора за привет и пожелание здоровья! Все приказы императора я готов выполнить. Чего же хочет от своего верного слуги божественный император?

— Божественному стало известно, что в твоем доме проживает некий Сатерн. Фискал из города Помпеи. Это так?

— Да… Но разве это…. Я не понимаю…

— Ты не сделал ничего плохого, Гай. Не беспокойся. Император совсем не гневается лично на тебя. Ты мог и не знать, что этот человек государственный преступник.

— Преступник? Что ты имеешь в виду центурион? Сатерн — преступник? Может ли это быть? Этот человек всегда служил фискалом, и всегда доносил о врагах империи и императора.

— Я принес тебе волю цезаря. Ты сомневаешься в правоте божественного? — голос центуриона стал металлическим и в нем послушались раскаты львиного голоса его хозяина Веспасиана Флавия.

— Нет, нет. Я не сомневаюсь в правоте божественного. И готов исполнить его приказ.

— Тогда покажи нам, где скрывается в твоем доме Сатерн?

— Видишь ли, сейчас его нет в моем доме, и появляется он здесь совсем не часто. Но не подумай, что я хочу скрыть государственного преступника от справедливого гнева божественного императора.

— Твои слова довольно странные. Но ведь он живет у тебя? Ты дал ему приют в своем доме, не так ли? — прогремел центурион, который не привык не выполнять возложенных на него поручений.

— Я дал ему приют. Это так. Но только приют и больше ничего. Этот Сатерн редкий пройдоха и постоянно шляется где-то, я же не могу знать всех подробностей его жизни. Только вчера он приходил, но вот сегодня снова исчез. И когда он придет никто не знает.

— Хорошо. Твои рабы хорошо знают его?

— Да, знают.

— А сколько человек насчитывает твоя фамилия в Риме? (Фамилия — так называли рабов знатного патрицианского дома).

— Здесь у меня совсем не много рабов. Всего 152 человека. Большая часть моего достояния погибла в Помпеях.

— Тогда сейчас ты разошлешь их в различные части Рима, и они станут искать Сатерна. К ним префект претория благородный Мизерин приставит солдат. Ты понял?

— Да. Я готов сделать все, чтобы выполнить волю цезаря.

— Тогда жди посланцев Мизерина. А пока в твоем доме останется пять моих солдат. Вдруг Сатерн решит вернуться.

Гай Сильвий Феликс был готов рвать на себе волосы. Зачем он только связался с этим Сатерном? Будь проклят тот час, когда они встретились!

Больше богатый всадник уже не хотел мстить своей жене. Пусть себе живет с кем угодно и где угодно. Лишь бы не навлечь на себя гнев Веспасиана. Он хоть и считается справедливым императором, но Феликс прекрасно знал, что власть может испортить кого угодно.

Он, конечно, станет всеми силами помогать преторианцам найти Сатерна. Но кто знает, что этот самый Сатерн скажет, когда его схватят? Ведь Гай Сильвий даже не знает, чем он мог прогневать императора. А если он под пытками назовет и его имя? И неважно, что он ни в чем не виноват. Там в подземельях Мамертина заставят признаться в чем угодно.

Что же делать? Как выйти из создавшегося положения? Нужно отдать им Сатерна но не живого, а мертвого! Мертвый фискал не опасен, ибо уже ничего не сможет никому рассказать. Разве что самому Аиду в его мрачном царстве. Но там пусть говорит что угодно. И император будет доволен. Ему нужна голова Сатерна — он получит её.

Феликс поднял голову и посмотрел на раба-номенклатора.

— Целер, ты хочешь получить свободу, и стать мои вольноотпущенником и смотрителем моего дома — старшим над всеми рабами? — спросил он его.

— Что, господин? Я не ослышался? — раб рухнул в ноги Феликсу и обнял его колени.

— Нет, ты не ослышался. Но поднимись с колен. Рано еще благодарить меня. Я дам тебе это не даром.

— Что я должен сделать, господин? — номенклатор поднялся с колен.

— Ты помнишь, Сатерна, не так ли?

— Еще бы мне его не помнить, господин.

— Тогда ты должен его найти первым! Найти и убить! Тело мы отдадим преторианцам. Ты понял меня?

— Да, господин! Твой приказ будет выполнен.

— Но убить ты его должен в любом случае. Даже если это произойдет на глазах центуриона. Он не должен попасть к ним живым. Ты понял?

— Понял, господин.

— Но ты знаешь, что если тебя обвинят в его убийстве, то ты можешь быть казнен за это. Он все-таки римский гражданин. И убийство ты припишешь личной мести. Мое имя не должно всплыть на следствии. Я, конечно, попытаюсь освободить тебя из тюрьмы. Но это может и не получиться. Ты готов пойти на это во имя своей свободы?

— Готов, господин. И попытаюсь зарезать Сатерна тайно, чтобы никто и ничего не узнал.

— Тогда иди и ищи его! Помни — твоя свобода и смерть Сатерна находятся рядом.

Раб развернулся и вышел из атрия….

Децебал сидел на холодных плитах и не шевелился. Кирн понимал его состояние и уже час сохранял полное молчание. Но, наконец, дак заговорил:

— Я не сдамся, — тихо произнес он.

— Что? — спросил грек. — Что ты сказал, друг?

— Я не сдамся. Я стану бороться дальше.

— Бороться? Но на этот раз нас с тобой двоих приковали к стене цепями. Да и разве дело в цепях? В подземном каземате Мамертинской тюрьмы. Отсюда не бегут.

— Я думаю, над тем как нам с тобой это сделать!

— Ты мечтатель, друг мой. Дни нашей жизни сочтены. После того как ты свернул шею тому римлянину, шансов увидеть свет, у нас нет. Хотя, если ты примешь Христа в свое сердце, ты увидишь свет после смерти, Децебал.

— Свет это свобода, Кирн. Только свобода. Раньше я совсем не ценил её. Я бродил по горам ребенком и пас стадо моего отца и не понимал, что боги тогда даровали мне наивысшее счастье! Я совершенно не ценил его.

— Это не только твой грех, Децебал. Все мы начинаем ценить простые радости жизни, после того как утратим их.

Больше дак ничего не стал говорить. Он стал думать. Для него давно уже не существовало слово — "невозможно".

Кто сказал, что из этой тюрьмы невозможно уйти живым? Кирн? Римляне? Но все бывает когда-то в первый раз. И может быть, потом станут говорить, что он был первым кто бежал из Мамертина!

Главк совершенно случайно увидел Сатрена на улице Патрициев. Тот с ног до головы был закутан в длинный серый плащ, но тем не менее он сразу же узнал старого фискала.

"Он следит за мной! — мелькнуло в голове лекаря. — Хорошо, что госпожа дала мне охрану! Не так просто теперь захватить в свои лапы старого лекаря и заставить его работать на себя. Ничего он теперь сделать мне не сможет. Хотя, он, по-видимому, один. И идет так чтобы не попадаться на глаза. А если я сам окликну его? Если скажу, что не боюсь его угроз?"

Главк был трусом, но в настоящее время за его спиной были мощные вольноотпущенники Юлии, что не дадут его в обиду.

Он протиснулся в толпе и приблизился к фискалу.

"Да он, похоже, совсем не знает о моем присутствии здесь и следит совсем не за мной! — мелькнула мысль в его голове. — Тогда стоит все выяснить? Вдруг да сумею больше угодить Юлии".

Но лекарь приблизился слишком близко к Сатерну и тот, повернув голову, заметил его. Фискал вздрогнул всем телом и хотел скрыться в толпе, но Главк нагнал его.

— Погоди, приятель! Почему бежишь от меня? Раньше ты сам хотел меня видеть. Что же теперь изменилось?

Рука лекаря легла на плечо фискала и тот замер на месте.

— Мои телохранители не обидят тебя без моего приказа.

— Преторианцы? — прошептал Сатерн.

— Преторианцы? — удивленно спросил Главк. — Какие преторианцы? У меня пока нет среди телохранителей императорских гвардейцев. Разве я такой большой человек?

— Говори тише во имя богов, Главк. Говори тише. Если не желаешь погубить меня.

— Что? Погубить такого пройдоху, как ты? Ты, верно спутал, Сатерн, это ты по роду своей деятельности губишь людей, а я их спасаю. Я лекарь, а не фискал.

— Тихо! Молю не произноси моего имени!

— Да что случилось? Чего это ты стал так бояться?

— Давай войдем вон в ту винную лавку, и я все расскажу тебе.

Главк сделал знак рабам ждать его, и вошел в сопровождении Сатерна в винную лавку "Приют легионера". Людей там было совсем мало, и старые знакомые сели за столик. Главк заказал кувшин фалернского.

— Итак, меня просто раздирает любопытство. Что же с тобой случилось, Сатерн?

— Фурии преследуют меня по пятам. (Фурии — богини мщения). Уж не могу догадаться, за что они так набросились на меня.

— Вот как? Давно пора. Слишком многие там, в ином мире жаждут мести тебе. И они могли попросить Фурий начать травить тебя как оленя в лесу.

— Как и тебе, Главк. Не без твоей помощи многие расстались с жизнью в Помпеях. И там, в мрачном царстве Аида, не один десяток людей жаждут видеть тебя.

— Мерзкая и возмутительная ложь. Я никого не убивал. Я продавал яды — продавал и только. Но убивали те, кто их покупал. Боги видят — убил ли я сам хоть одного человека. Боги видят!

— Ладно, не будем спорить. Мне сейчас не до таких разговоров. Я попал в страшную беду, Главк.

— В беду? И что же это за беда?

— Меня ищут преторианцы по приказу императора, — едва слышно прошептал Сатерн. — Я сам узнал об этом случайно. Когда подходил к дому Гая Сильвия Феликса моего здесь покровителя, то увидел у его дома центуриона и десяток солдат преторианской гвардии. Я затаился и стал наблюдать. Поначалу подумал, что это пришли за Феликсом. Но центурион ушел из его дома один. Больше того рабы Феликса теперь дежурят по все дорогам и ищут они меня. Я объявлен государственным преступником. Врагом самого цезаря.

— Но за что? — еще больше удивился Главк. — Тебя же в Риме никто не знает.

— Сейчас многие забыли, но раньше меня знали! Еще как знали! — Сатерн поднял руку вверх и посмотрел в потолок. Затем он залпом осушил фиал вина. — И, очевидно, кто-то меня узнал, не смотря на то, что прошло много лет.

— Но почему тебя ищут преторианцы?

— Тот, кто узнал меня, доложил обо всем Веспасиану и тот, приказ меня схватить.

— Сам император? Тебя? Да кто ты такой, чтобы тобой интересовался сам цезарь? Ты ври, да не завирайся, Сатерн.

— Тсс! — фискал приложил палец к губам. — Тихо. Я же просил тебя не называть моего имени. А не веришь ты мне напрасно. В свое время я знал секреты многих известных людей, Главк. И очевидно, кто-то из них не хочет чтобы я заговорил.

— Сатерн, ты был в Помпеях мелким кляузником и доносчиком. Как же тебя могли знать известные люди Рима?

— А так. Я был близок ко двору императора.

— Императора? Какого?

— Имя это человека было Луций Домиций Агенобарб, который после того как император Клавдий усыновил его, стал зваться Нерон Клавдий Друз. Затем он стал императором. Тогда я знал многих близких ко двору Нерона людей. Сенеку, его племянника Лукана, Афрания Бура, Софиния Тигелина. Авла Вителия, что также потом стал императором, но правда не на долго. Видел и самого Веспасина Флавия и его сына Тита. Они также были частыми гостями при дворе Нерона.

— Ты не врешь?

— Мне не до вранья, Главк.

— Но почему ты рассказываешь все это мне?

— Не знаю, — развел руками Сатерн. — К кому я еще могу обратиться? Сама судьба послала мне тебя. Я должен выбраться из Рима. Но все ворота и выходы из города наверняка перекрыты.

— И почему я должен рисковать, помогая тебе? Ты не боишься, а вдруг я выдам тебя?

— Выдашь? Но тогда я расскажу все о том, что знаю о тебе, Главк. А знаю я — очень многое. И твоей благодетельнице Юлии достанется. И подумай, сколько ты после этого проживешь в своем новом домике со своими новыми рабынями?

— Ты и это уже знаешь? Но ты не учел одного. Юлию ты просто так не запугаешь. А если она, услышав от меня о твоих угрозах, пошлет рабов убить тебя и выбросить твой труп в Тибр? Что ты на это скажешь?

— Глупо. Я ведь знаю многое! И эти знания можно использовать на пользу! Я могу помочь твоей госпоже вытащить гладиатора Децебала из Мамертинской тюрьмы. Она ведь этого хочет, не так ли?

— Что? Ты знаешь, как спасти дакийца? Врешь!

— Нет, не вру. И если я не спасу его, то пусть Юлия прикажет меня убить. Я ведь буду в её власти. Чем ты или она рискуете? Ничем! Но если меня схватят, то я уже ничем не смогу вам помочь. Но, во имя всех богов, прошу спасти меня. Дать мне убежище.

— Хорошо. Я спрячу тебя в своем доме. Ты знаешь, где он находиться?

— Знаю.

— Тогда сейчас иди туда и если тебя не схватят по дороге, я предоставлю тебе убежище.

— Да благословят тебя боги. Но помни, если ты выдашь меня преторианцам, то Децебал погибнет безвозвратно.

— Не выдам. Это не в моих интересах.

Сатерн, благополучно достиг дома Главка и был им размещен в винном погребе. Главк самостоятельно запер его там, предоставив все необходимое — пищу и два теплых одеяла.

Сам он приказал отнести себя в дом к Юлии в Карины. Похоже, судьба благоволит ему и скоро он станет обеспеченным человеком. Сатерн поневоле стал их союзником. И если он знает, как уйти из Мамертина, то дело будет сделано! Юлия получит своего гладиатора, а он получит деньги.

Верил ли он в то, что Сатерн знал некогда таких знаменитых людей и самого Веспасиана? Теперь это совсем не казалось ему враньем. Кто знает, какие тайны были в жизни этого человека? А если он раньше жил в Риме, то может знать и Мамертин и его обитателей.

Рабы быстро продвигались с носилками среди многочисленных прохожих. Дорогу ему расчищали двое слуг с колотушками в руках. Они трясли ими и кричали:

— Дорогу носилкам благородной госпожи Юлии Виндекс!

С Аполлоновой улицы носилки повернули на Форум. Здесь как всегда было многолюдно. Именно сюда приходили граждане, чтобы узнать последние новости и посплетничать.

"Как велика римская толпа, — думал лекарь. — И судя по лицам, которые я вижу, на них нет печати благородства и добропорядочности. А это как раз мои будущие клиенты. Не зря я покинул Помпеи. Вернее меня заставили покинуть Помпеи. Но вот кто меня заставил? Неужели сами боги? Получается что именно так!"

Носилки проплыли мимо Капитолийского холма, и Главк больше не стал смотреть, что происходит снаружи. Он еще успеет насладиться величественными видами вечного города…

Незаметно носилки приблизились к Каринам.

— А вот и дом Юлии, — пробормотал он. — Как, однако, хорошо путешествовать на носилках да с глашатаями! И быстро и удобно!

Дюжие рабы опустили носилки с телом Главка у парадного входа в жилище римского военачальника. Слугам Юлии было приказано впускать лекаря к госпоже в любое время.

Она сидела в библиотеке и разбирала свитки.

— Да будет милостива к тебе Юнона, госпожа, — прямо с порога начал Главк. — Я принес отличные вести.

— Ты нашел способ проникнуть в Мамертинскую тюрьму? — спросила она.

— Именно так. Но для этого понадобятся деньги.

— Я уже приказала продать часть моих драгоценностей, и приготовила 10 тысяч сестерциев. Вот они! — она указала рукой на небольшой столик, на котором лежал увесистый кожаный кошель. — Возьми их и используй на благо Децебала.

Главк не заставил себя упрашивать и быстро завладел кошельком.

— Но есть еще одно обстоятельство, госпожа… — продолжил он.

— Этих денег мало? Будет еще! — заверила его Юлия.

— Дело не в деньгах. Этот человек, что сможет помочь, нуждается в защите. Его могут схватить и ему нужно убежище.

— Схватить? Но кто? — недоумевала Юлия.

— Преторианцы!

— Что? Но зачем он нужен преторианцам? Неужели по приказу самого Веспасиана?

— Центуриона преторианцев не может послать кто-то иной, госпожа. И если ты решишься спрятать его у себя, то тогда я переведу его в твой дом.

— А где он сейчас? — спросила Юлия.

— В моем доме, госпожа. Но его уже ищут, и боюсь, скоро додумаются где он может скрываться. Дело в том, что меня видели с ним многие жители Помпей, когда мы бежали из города. И твой муж так же. А Гай Сильвий Феликс ничего не станет скрывать. Ведь они поначалу искали его там.

— Если так, то скоро жди гостей в своем доме. Никто не видел, как ты провел его к себе?

— Нет, госпожа. Я запер его в винном подвале. И никто не знает, что он там.

— Срочно веди его ко мне. Но сделай это тайно.

— Ты готова рискнуть, госпожа? — спросил Главк, хотя абсолютно не сомневался в её ответе.

— Готова. Когда мы вытащим Децебала, я вместе с ним покину Италию. А ты получишь от меня 50 тысяч сестерциев…