По возвращении из Питера Карасев, не заезжая домой, отправился в гостиницу «Советская», где снимал номер петербургский администратор восковых фигур. Шеф оказался прав. Действительно, нужно перепроверить его алиби. Темнит что-то Олег Смирнов со своей выставкой.

Особенностью этой гостиницы было то, что весь восьмой этаж приватизировали местные девицы непуританских нравов. Карасев много слышал о прогрессивном новшестве, но самому там бывать не доводилось. Теперь появился повод увидеть все воочию, тем более что и время позволяло.

Поднявшись на лифте на восьмой этаж, следователь направился в полупустой буфет, где увидел Женю Городецкого с оператором. Они сидели за шатким столиком и тихо попивали водку. На столе у них лежала огромная коробка из-под сапог.

— Женька, привет! Ты как оказался в этом злачном месте?

— Я-то по заданию редакции. А ты?

— Я по служебному делу.

— Сейчас это называется служебным делом? — усмехнулся Женька. — Хотел бы я знать: сюда кто-нибудь добровольно ходит? Эх, поспешили девицы с приватизацией этажа.

Городецкий повертел головой и обратился к двум заспанным буфетчицам за стойкой:

— Бабоньки, когда девчонки будут?

— Ждите, должны быть, — ответила одна.

— Мы уже минут сорок ждем, — пожаловался Женька. — Как при социализме! Эх! Мы уже из трехсот рублей, которые мне выделили в редакции на девушку, восемьдесят пропили. Кстати, познакомься, это мой оператор Серега.

— А почему он без камеры?

— Тсс, — Женька указал глазами на коробку из-под сапог, и Карасев увидел на ее торце аккуратно вырезанный кружок.

— Все ясно, скрытая камера?

Карасев кинул взгляд на оператора. У него были длинные, слипшиеся волосы, жеваный джемпер и совершенно остекленевший взгляд. Да и сам он уже был совсем стеклянным.

— Он сумеет в таком состоянии снять? — шепнул Карасев телезвезде.

— Он снимет в любом состоянии! — гордо ответил Городецкий. — Скажи, Серега?

Серега дернулся на стуле и живо затараторил по-английски. Буфетчицы переглянулись, и одна другой с почтением пояснила:

— Иносранец…

— Ты не обращай на него внимания, — махнул рукой Городецкий. — Его и трезвого ни черта не поймешь. Главное, чтобы работу знал. А он ее знает. Эх… Мы здесь уже три дня кантуемся. Кстати, у тебя сотовый при себе? Дай хоть жене позвоню.

Карасев протянул «мобильник».

— Телефона у нас нет, — продолжал Евгений, набирая номер, — поэтому приходится звонить соседям… Алло! Тетя Валя, это я, Женя! Позовите, пожалуйста, Вику! Только побыстрей, я звоню с сотового. Наверх не ходите! Постучите по батарее!

Сейчас прибежит как миленькая, — подмигнул Евгений. — Слышу, уже бежит! Вика, Вика! Это ты? А это я! — обрадовался Женька. — Ты не беспокойся. Я немного задержусь. Да-да, по работе. Я сижу в публичном доме. Жду, когда жрицы придут. Скоро должны быть! Не беспокойся, я быстро кончу!.. Что? Не понял! Черт, прервалось… Дай-ка еще наберу! Хотя фиг с ним. Предупредил, и ладно.

— Ты хочешь снять фильм о нелегкой судьбе девушек в глубинке? — с улыбкой спросил Карасев.

— На кой черт мне их судьба? — криво усмехнулся друг детства. Чиновника пасем… Мылова, заместителя мэра…

— Выполняешь заказ?

— Естественно.

— За определенную мзду?

— Не бесплатно же!

Городецкий был уже достаточно пьян, но язык его не запинался. И дикция еще вполне соответствовала. «Что значит профессионал! — позавидовал Карасев. — Сколько бы они ни пили, эти гидролизные телевизионщики, а в кадре всегда как огурчики».

— Кстати, Берестов приехал! — поделился новостью Карасев.

— Да ты что! — встрепенулся Евгений.

Он похлопал оператора по плечу.

— Берестов приехал, Серега! Я тебе о нем рассказывал. Он был редактором детской газеты «Слеза младенца». А мы с Тарасом были юнкорами. Эх, и классная была житуха!

Но оператор уже утух. Он уткнулся носом в стол и захрапел. Буфетчицы снова переглянулись. Они пошептались о чем-то, и у обеих округлились глаза.

В это время в буфет, наконец, вплыла первая ночная бабочка. Она была весьма потрепанного вида, в кожаной куртке и с фиолетовыми волосами. Увидев парней, бабочка жеманно отвела глаза и облокотилась о стойку буфета.

Женя осмотрел ее с ног до головы и поморщился. Он наклонился к Карасеву и шепнул на весь буфет:

— Слушай, если ноги иксом, насколько можно сбить таксу?

Карасев пожал плечами. Городецкий тяжело вздохнул.

— Эх, лучше бы я пошел на юридический…

Вошла еще одна девица. Она была с осветленными волосами и застенчивым взглядом. Вторая девушка проделала ту же процедуру, что и первая, жеманно облокотившись о стойку и повернувшись к парням спиной. Евгений осмотрел и ее с ног до головы и с тревогой прошептал однокласснику:

— Если все девицы будут такого уровня, боюсь, клиента мы сегодня не дождемся. У одной ноги иксом, у другой игреком. Они тут все что ли… с математическим уклоном?

Евгений поднял глаза к потолку и принялся что-то подсчитывать.

— Сколько будет от трехсот отнять восемьдесят?

— Двести десять! — улыбнулся Карасев.

— Минус еще сорок.

— Почему еще?

— Потому что мы с тобой сейчас возьмем бутылку.

— А на девушку потом хватит? — забеспокоился Карасев.

Одноклассник угрюмо покосился на ноги девиц и сказал:

— Не только хватит, но, я думаю, еще сдача будет.

Городецкий тяжело поднялся, подошел к стойке и, раздвинув девушек, потребовал бутылку водки. В эту минуту в буфет вошла Эллочка Людоедка. Ее Карасев знал в лицо, поскольку неоднократно видел в отделении. Формы блудницы были довольно пышные, взгляд томный, однако зубы настолько белые, что она походила на хищницу. Это прозвище — «Людоедка» — как нельзя лучше шло ей. У Городецкого она почему-то вызвала смертельную тоску. Получив свою бутылку, он тряхнул за шкирку спящего оператора и сказал громко:

— Проснись, нам надо принять допинг! Клиент уже на подходе.

Оператор вскочил со стула, схватил со стола коробку и начал затравленно озираться.

— Кого снимать? — спросил он.

— Их! — подмигнул Городецкий, кивая в сторону девиц. — Сделай несколько планов на перебивку.

— Меня не снимать! — сказал Карасев, поднимаясь со стула. — Мне сейчас нужно удалиться, но, возможно, я еще вернусь.

Карасев подошел к Людоедке и тронул ее руку.

— Таксу знаете? — произнесла она, расплываясь в широкой улыбке. Триста рублей.

— Веди! — приказал Карасев.

И она повела в самый конец коридора.

Номер, в который они зашли, был не очень комфортабельный. На столе пыль, тумбочки обшарпанные, несвежие покрывала. Свет от лампы-бра как-то очень тоскливо разливался по комнате, а в ванной что-то журчало.

Не успели они переступить порог, как Эллочка с резвостью дикой кошки набросилась на следователя. Она сбила его с ног и повалила на широкую кровать. В три секунды были расстегнуты все пуговицы на рубашке и тугой ремень. Девушка уже почти вцепилась зубами в интимную часть мужского туалета, но Карасев остудил ее пыл своим красным удостоверением. Глаза ее сделались круглыми. Людоедка сразу же перешла на «вы».

— Извините, вы мент?

— Мент! У меня к тебе только один вопрос. Ответишь — тебе ничего не будет.

Она грустно поднялась с кровати и тяжело вздохнула.

— Я слушаю.

— Как у тебя прошло со Смирновым из Петербурга? После ресторана, помнишь? Два дня назад…

— А, с Олежкой? — искривила рот. — Никак не прошло.

— Что значит «никак»? После ресторана вы поднялись с ним в номер. Время было около десяти.

— Поднялись. А что толку? Ну вошли мы в номер. Он посмотрел на часы и сказал: «Подожди, я сейчас приду». И убежал. Я прождала его до половины двенадцатого, а он так и не пришел. Обманул.

— Ты ему в номер звонила?

Людоедка развела руками и отрицательно качнула головой. В ту же минуту Карасев покинул разочарованную Эллочку. Выбежав из гостиницы, он мгновенно поймал такси и помчался домой. Войдя в квартиру, Тарас первым делом позвонил шефу.

— Леонид Григорьевич! Мне нужна санкция прокурора на арест Смирнова.

Шеф уже, видимо, спал.

— Я понял, — дремуче ответил он. — Значит, ты думаешь, что все-таки убил администратор?

— Да! Все факты об этом говорят.

— Но фактов, насколько мне известно, ты собрал немного. К тому же у него, кажется, алиби.

— Никакого алиби нет! — горячо воскликнул Тарас. — Он меня ввел в заблуждение. Сказал, что до десяти был в ресторане, и он действительно в ресторане был, его видели, а потом он снял девицу и отправился с нею на восьмой этаж, где якобы пробыл до половины двенадцатого. Это подтвердила дежурная по этажу. Без пятнадцати двенадцать Эллочка расплатилась за номер. Смирнова дежурная не видела. И не могла видеть. Я только что поговорил с Людоедкой. Она рассказала, что, как только они со Смирновым поднялись в номер, клиент тут же ее покинул, но велел ждать. Однако его она так и не дождалась. Ну как, Леонид Григорьевич?

— Это ни в какие ворота не лезет, — тяжело вздохнул шеф. — Неужели администрация гостиницы дошла до того, что официально сдает номера проституткам? Причем за почасовую оплату взимает дежурная по этажу! Тарас, когда закончишь с убийством, займешься гостиницей. А что касается Смирнова… — Леонид Григорьевич задумался, — ты это… не торопись с санкцией. Сначала с ним поговори. Никуда он не денется. Чтобы убить человека, нужен серьезный мотив. А у него, насколько мне известно, такого мотива нет. То, что они повздорили из-за Берии, — это ерунда, а не мотив.

— Мотив в другом! — воскликнул Карасев. — Убийство не с целью мести, а с целью рекламы!

— Что за чушь! — удивился шеф.

— Никакая это не чушь, Леонид Григорьевич! Я говорил с создателем этих восковых фигур, и он мне сказал, что Смирнов мастер на подобного рода трюки. Ажиотаж вокруг своей экспозиции Смирнов создает сам. Все эти сказки, будто фигуры оживают по ночам, придуманы самим Смирновым. Их цель заманить народ на выставку. Так что у меня все основания полагать, что убийство сторожа совершено в рекламных целях.

— На это способен только сумасшедший.

— Смирнов и есть сумасшедший. Возможно, и справка имеется. Я запрошу петербургский психдиспансер…

— Вот что, Карасев, — перебил шеф. — Прокурора пока не дергай. Завтра вызови Смирнова по повестке и возьми с него подписку о невыезде. А сейчас спать! Будь здоров.

В трубке послышались короткие гудки, и Карасев подумал, что сегодня шеф какой-то очень скептичный. Позднее время, что ли, действует? Карасев посмотрел на часы и покачал головой. Еще только одиннадцать. Детское время. Он доплелся до холодильника, открыл его и глубоко вздохнул. Вот черт! Когда он, наконец, займется домашним хозяйством или женится? «Завтра!» неуверенно ответил внутренний голос, и Тарас отправился спать.