Не теряя времени, следователь поспешил в музей. До прибытия экспертов он решил лично осмотреть черный ход. Карасев попросил у Михайловой ключи и отправился на второй этаж. Пройдя через зал скульптуры, он без особой путаницы сразу вышел на служебную лестницу, которая сама повела его вниз через подвал к двойным дверям черного хода. Площадка перед дверьми была покрыта слоем пыли. Однако у самого порога явно отпечатались следы женских туфель.

Стараясь не задевать следов, Карасев осторожно подошел, отпер замок и толкнул двери плечом. Пространство тамбура было также пыльным и неухоженным. Однако от одной двери к другой вела целая дорожка следов. «Да здесь ходили табунами!» — удивился Тарас. Аккуратно на цыпочках, чтобы не задеть дорожку, он подкрался к другой двери и уже было вставил в скважину ключ, но, к своему удивлению, обнаружил, что наружная дверь не заперта. Тарас пнул ее ногой и вышел во двор. От двери вилась и терялась в траве едва видимая тропинка. Она привела к резным железным воротам с маленькой куполообразной калиткой. На калитке висел новенький накладной замок.

Не отходя от нее, Карасев позвонил с «мобильника» в экспертный отдел с просьбой поторопиться и отправился обратно, стараясь не наступать на следы. Войдя в музей, он оставил дверь черного хода открытой, а сам направился в каптерку сторожа. Включив сигнализацию, следователь обнаружил, что ячейка дверей черного хода как ни в чем не бывало горит, несмотря на то что дверь в данный момент была открыта настежь. «Никак она тоже разблокирована», усмехнулся Карасев. Но разблокирована более хитро: без магнита и без отвертки. А может, прибор барахлит?

Тарас стукнул сверху по «Рубину», и его кулак угодил во что-то вязкое. Никак пластилин нашелся? Карасев снял с прибора полкуска коричневого пластилина и аккуратно завернул его в платок. Он хотел пошарить на приборе еще, но раздумал. Там могут быть отпечатки. Карасев выдвинул ящик стола, открыл шкаф, заглянул под топчан. Везде лежало какое-то грязное барахло: клетчатые ветхие рубахи, засаленные куртки, штаны, кирзовые ботинки и пустые коробки из-под чая.

Карасев присел на топчан и набрал сотовый Берестова.

— Леня, привет! Рад тебя слышать. У тебя как?

— У меня — как штык! А у тебя? В Питер съездил?

— Съездил! Подробности при встрече. Вспомни, это очень важно, как в ту ночь вы вышли с Галкой из музея?

— Черт его знает? Сейчас спрошу у нее.

Через некоторое время отозвалась Галка.

— Привет, Тарас! Рада тебя слышать. Как у тебя?

— У меня как у Лени. Подробности при встрече. Галка, ты же была не пьяной: вспомни, как вы с Леней вышли из музея?

— Вышли через двор какой-то.

— Точно через двор? А не через вестибюль?

— Через вестибюль не шли. Точно помню. Шли, как белые люди, через кусты. Потом проползли через какую-то железную калитку и наконец оказались на улице.

— Кто вам открывал, сторож?

— Сторожа в упор не помню. Кажется, никто не открывал. Все было распахнуто настежь!

— И железная калитка?

— И она!

«Черт возьми, — соображал Тарас. — Они вышли через черный ход, оставив кучу следов. А я поторопил экспертов».

Эксперты вскоре явились. Тарас показал фронт работы, и они пришли в восторг.

— Здесь следов на все случаи жизни! Наконец-то оторвемся!

Карасев передал Саше пластилин и направился в кабинет директрисы. На этот раз она была встревожена, и все допытывалась, зачем экспертной группе понадобилось обследовать черный ход, если он даже близко не соприкасался с местом убийства.

— Алла Григорьевна, — строго произнес Карасев, — я обнаружил, что входная дверь черного хода не заперта!

— Какое безобразие, — возмутилась директриса и даже вскочила со стула. — Это надо спрашивать с Михайловой. Сегодня я с ней разберусь.

— Да подождите, Алла Григорьевна! Объясните, наконец, у кого ключи от черного хода?

— У Михайловой! — не задумываясь, ответила директриса.

— И больше ни у кого нет?

Директриса беспокойно заерзала на стуле.

— Но если она у нас официальная ключница, у кого же еще могут быть ключи?

— Но должны быть дубликаты.

— От черного хода дубликатов нет.

— А ключ от калитки тоже у нее?

— Ну у кого же еще? — через силу улыбнулась директриса. — Только она занимается ключами.

— С ключами понятно, — кивнул Карасев. — Давайте уточним еще кое-что: вы мне сказали, что в день убийства Александрова пришла раньше вас?

— Я и сейчас это говорю. Когда я пришла, она была уже здесь!

— Но она утверждает, что вы пришли раньше ее.

— Как же я могла прийти раньше, когда дверь ее отдела была открыта настежь. Я шла по коридору к себе и хорошо помню, что ее кабинет был открыт. Я в него заглянула. В кабинете никого не было, но ее сумочка лежала на столе. Я разделась, пошла обратно и встретила Александрову на лестнице. Она поднималась из туалета.

— Но дело в том, Алла Григорьевна, что и милиционер подтверждает: именно вы пришли самой первой. Александрова пришла после вас.

— Но это какая-то ошибка! — махнула рукой директриса. — Я своими глазами видела, что дверь отдела Гончарова была открытой. Я еще не сумасшедшая, чтобы не помнить таких вещей. А милиционер перепутал. Он всех в лицо не знает.

— Но, может быть, отдел Гончарова был не заперт с вечера?

— Этого не может быть, — нахально улыбнулась директриса. — Накануне я уходила последней, не считая Михайловой конечно, и перед уходом проверила все кабинеты. У меня вообще так заведено — по пути проверять кабинеты. Даю палец на отсечение: вечером комната Гончарова была заперта на ключ.

Карасев смутно догадывался, почему директриса настаивает на том, что она пришла позже своей сотрудницы. Кто пришел всех раньше, тот и снял с двери магнит.

— Спасибо, Алла Григорьевна, у меня к вам больше нет вопросов. Сейчас наш эксперт еще раз снимет с вас отпечатки пальцев. Не волнуйтесь, это ничего не значит. Они просто у нас не получились.

Тарас спустился вниз, отыскал Сашу и отправил его исследовать пальцы директрисы. А сам направился в отдел Гончарова.

Александрова грациозно восседала за своим столом и что-то увлеченно строчила в общей тетради, опустив черные ресницы. Когда Тарас вошел, она подняла голову и обаятельно улыбнулась.

— Убийцу нашли? — спросила она вместо приветствия.

— Ищем, — неопределенно ответил Тарас. — Если позволите, несколько вопросов.

— Пожалуйста, — ответила она, уставясь на него своими красивыми глазами.

— Директриса стоит на своем, утверждая, что вы пришли раньше ее.

— Но ведь милиционер видел, кто пришел раньше, — пожала она плечами.

— Я, конечно, больше верю милиционеру, — подмигнул Карасев. — Но вспомните же наконец, накануне вечером вы запирали свой кабинет?

— Конечно, запирала, — ответила она уверенно и вдруг задумалась. Внезапно в глазах ее мелькнуло беспокойство. — А это так важно, запирала я или нет? Если я забыла запереть, то это что-то смертельное? — спросила она.

— Пока ничего смертельного не вырисовывается, — усмехнулся Карасев, но Алла Григорьевна утверждает, что вечером уходила позже всех и что специально проверила ваш кабинет. Он был заперт. А когда пришла утром, кабинет оказался открытым, хотя вас, как вы утверждаете, еще не было.

Уголки губ ее уныло опустились.

— А она проверяла только мой кабинет?

— Да нет, не только ваш — все кабинеты проверяла. Дело не в этом. Дело в том, что из вас двоих кто-то, мягко говоря, говорит неправду.

— А это так важно, — поморщила она носик, — оставляла я открытым кабинет или не оставляла?

— В этом деле важно все. Вспомните, Екатерина Алексеевна, когда вы пришли в то утро, ваш кабинет действительно был открытым?

Александрова погрузилась в задумчивость.

— Честно говоря, не помню.

— Нужно вспомнить!

— А если не вспомню, меня казнят? — стрельнула она глазками.

Карасев улыбнулся и вынул из кармана визитку.

— Вспомните — позвоните! И еще я хотел у вас спросить: кто из сотрудников музея знал, что входную дверь можно заблокировать при помощи магнита?

— Практически все! — ответила девушка. — Мы все по очереди сдаем музей на пульт и знаем, что после того, как объект примется, удобнее заблокировать магнитом дверь и спокойно выйти из музея, чем потом волноваться и перезванивать из дома. Весь персонал музея знал, что магнит лежит на шкафу, а пластилин на «Рубине»…

В это время в кабинет заглянул Саша и молча поманил пальцем. По его виду было заметно, что следов накопали много.

— Ну что? — спросил Карасев, после того как они вышли в коридор.

— На ручке внутренней двери пальчиков навалом. Самые последние отпечатки директрисы. Следы туфель на площадке перед дверью тоже ее. В предбанник она не выходила. Видимо, подходила к двери, чтобы ее запереть. Ее ладонь на ручке видна очень четко. Последние, кто был в предбаннике, это мужчина в кроссовках сорок второго размера и женщина в туфлях тридцать шестого размера. Мужская рука со шрамом на ладони обнаружена и на ручке первой входной двери. Она, по всей видимости, того, кому принадлежат кроссовки сорок второго размера. Не исключено, что мужчина с женщиной выходили вместе. Но входили они, по всей видимости, через центральный вход, потому что снаружи его отпечатков нет. Зато снаружи на дверной ручке отпечатки другого мужчины. У него кулачища с пивную кружку. В предбаннике найден и его частичный след ботинка сорок седьмого размера. Кроме того, есть еще часть следа женских кроссовок тридцать седьмого размера.

— Понял! — коротко произнес Карасев и быстро набрал сотовый Берестова.

— Леонид Александрович у аппарата, — услышал он в трубке.

— Леня, какой размер кроссовок носишь? — спросил Карасев.

— Сорок второй, — удивленно ответил Берестов.

— А Галка?

— На вид тридцать пятый! Хотя нет! Говорит, тридцать шестой! Но маломерки.

— Шрам у тебя на ладони есть?

— Шрам? Сейчас посмотрю. Слушай, е-мое! Где это я так порезался?

Карасев отключил сотовой и приказал:

— Следы сорок второго и тридцать шестого размера проигнорируйте и отпечаток мужской руки со шрамом — тоже. А лапу с пивную кружку и след кроссовок тридцать седьмого размера можете оформлять. Ну что еще интересного? На «Рубине» есть какие-нибудь отпечатки?

— Только твои. Если хочешь — оформим. А вот насчет пластилина… У директрисы все чисто. А у Михайловой под ногтями частички коричневого пластилина.