Все встало на свои места. В фондах ульяновского музея хранился уникальный экспонат, найденный Шлиманом при раскопках Трои, экспонату было около трех с половиной тысяч лет. Его подарил своей жене Екатерине сам Генрих Шлиман в 1871 году уже после развода, поскольку продолжал материально поддерживать семью. Но русская жена Шлимана не оценила подарок и подарила осколок писателю Гончарову. Вот как этот осколок оказался в ульяновском музее, в отделе Гончарова.

Александрова, естественно, узнала об этом подарке Екатерины писателю из архивов. Девушка сообразила, что похитить этот экспонат, стоимостью более миллиона долларов, из провинциального музея не представляет большого труда, тем более что персонал музея не понимал, что за предмет лежит у них в запасниках музея.

Она устраивается в Гончаровский отдел на полставки младшей научной сотрудницы. Ее берут с удовольствием. Кто же еще согласится работать в провинциальном музее почти на голом энтузиазме? Параллельно поступает в университет. Это как бы главная причина приезда сюда. Чтобы не было подозрений. Копается в архивах Гончарова и узнает, где и под каким номером хранится в подвале экспонат. Она крадет у Михайловой связку ключей, заказывает копию ключа от подвала, тщательно промывает ключи растворителем и возвращает. Здесь уже без сообщника не обошлось. Наверняка это он заказывал копию в мастерской и промывал ключи растворителем. Наверняка он и разрабатывал детали этой операции и, как пить дать, уже нашел покупателя на этот осколок. Скорее всего, за границей.

Итак, третьего октября Александрова запирается у себя в кабинете. Ближе к одиннадцати, прокравшись мимо дверей сторожа в вестибюль, она блокирует магнитом дверь и впускает сообщника…

Тут Карасев стукнул себя по лбу. Почему эта операция была назначена на третье? Да потому что третьего по НТВ транслировался футбол между «Спартаком» и «Динамо». Локридский — любитель футбола. Трансляция матча начиналась в половине одиннадцатого, а в одиннадцать его убили. Это гениально — впустить сообщника именно во время футбола. Кстати, наконец объяснилось и то, почему Локридского грохнули ключом в коридорчике, а не в каптерке.

Карасев напряг все свои извилины и вдруг понял, что Локридский случайная жертва. Его вообще не планировали убивать! Поэтому-то сторожа и пристукнули случайным орудием. Хотя в общем-то… в мире нет ничего случайного…

Карасев набрал номер Михайловой.

— Зоя Павловна! — попросил он. — Сосредоточьтесь и вспомните: когда в ночь перед убийством вы сдавали сигнализацию на пульт, включали вы дополнительный прибор, который выведен на подвал?

— Что вы! Мы местную сигнализацию подвала уже сто лет не включаем, ответила она. — Какой от нее смысл, когда она срабатывает только у сторожа в каптерке. Пульта она не касается. Хотя нет! Стойте! Тарас Александрович! А ведь точно, я ее включила. Точно-точно! Когда я выпроводила этих архаровцев из подвала, у меня было такое чувство, что у них там осталась третья бутылка и они полны решимости за ней вернуться. Вот я и включила.

— А когда пришли наутро, она была включена?

— Нет! Она была выключена.

— Почему же вы мне об этом не сказали?

— Но эту сигнализацию иногда отключают сами сторожа. Она уже ветхая и дает ложные сработки.

— А как она срабатывает? Звенит?

— Да нет. Звонка у нее давно нет. Она просто щелкает, и начинает мигать лампочка.

— Спасибо, Зоя Павловна, вы мне очень помогли, — сказал Карасев. Никому ни слова.

Теперь картина была ясна окончательно. Александрова с сообщником открыли дверь подвала, и старый прибор начал щелкать. Локридский его, естественно, отключил и пошел на всякий случай посмотреть. В коридоре он увидел Катю, которая, судя по всему, стояла на шухере, а сообщник был уже в подвале. Что там произошло — неизвестно. Может, Катя завизжала от неожиданности, но сообщник выскочил из подвала и подвернувшимся ключом нанес ему два удара по голове.

Тарас покачал головой, и ему вдруг ясно представилась картина, как они стоят, ошеломленные, над трупом Локридского и смотрят друг на друга. «Вот это ни черта себе. Вот это похитили незаметно». Далее, наверное, все-таки Александрова своим ясным аналитическим умом сообразила намазать кровью пальцы Берии и стереть все отпечатки…

Размышления Карасева прервал звонок. Звонил Берестов. Голос его был взволнован.

— Тарас. Только что прочел Вергилия. Скажу честно, я ошеломлен. Все-таки по жизни нас водит судьба, и все по тем же тропам. Если бы еще знать фамилию ее сообщника…

— А я знаю, — ответил Карасев. — Мемнонов его фамилия.

— Как-как? А звать случайно не Агафоном?

— Да, Агафоном! Откуда ты знаешь? — удивился Карасев.

— Отбрось от имени окончание и соедини с фамилией — получится Агамемнон. Это греческий царь, который возглавлял осаду Трои. С ним Кассандра отбыла в Грецию! Сечешь? Тарас, срочно разыскивай Александрову. Ей грозит опасность.

— А я что, по-твоему, делаю? — возмутился Карасев. — Уже объявил всероссийский розыск.

— Зачем всероссийский? Мемнонов из Твери, и разыскивать его нужно в Твери.

— Тверское УВД уже этим занимается.

— Да не найдет их Тверское УВД, как ты не поймешь? Их даже ты не найдешь. Без меня.

— Все ясно. Вы с Галкой еще добавили.

— Я серьезно, Тарас. Если ехать в Тверь, поехали сейчас. На вечерний московский еще можно успеть…

«Это, конечно, безумство, не оформив командировку, не получив одобрение начальство, сорваться в Тверь, — думал Карасев, летя в такси на железнодорожный вокзал. — Но Берестову как-то всегда удается провоцировать на безумные поступки…»

На следующий день утром в десять они уже были в кабинете у начальника Тверского УВД полковника Григорьева. Он молча выслушал Карасева, после чего поднял трубку и сообщил дежурному:

— Полковник Григорьев у аппарата. Срочно выделить машину ульяновским товарищам. — Он положил трубку и приветливо улыбнулся. — Чем сможем, поможем. Группа захвата в любую минуту в вашем распоряжении.

Гости поблагодарили начальника и направились в дежурку.

— Сначала к ее матери, затем к его жене, — подмигнул Карасев.

Катина мама, Надежда Федоровна, оказалось моложавой, высокой, женщиной, грациозной и строгой, с черными внимательными глазами и легкой сединой на висках. Узнав, что пришли из милиции по поводу Кати, она встревожилась.

— Где сейчас может быть Катя? — спросил Карасев.

— Наверное, в Москве. Она сейчас работает над книгой. Наверняка роется в каких-нибудь архивах. А в чем, собственно, дело?

— Дело десятилетней давности. Она нужна нам в качестве свидетеля для опознания ботинок маньяка, — соврал Карасев. — Как давно вы с ней виделись?

— Месяц два назад. Как только она взяла творческий отпуск, сразу приехала сюда. Пожила неделю и уехала в Москву.

— С кем она здесь встречалась?

— Да ни с кем особо не встречалась, — пожала плечами Надежда Федоровна. — Закадычных друзей у нее нет. Только подруга, Аленка.

— А Мемнонов? — спросил Карасев.

— Мемнонов? — удивилась Надежда Федоровна. — Это муж Алены. Какой он ей друг…

— Агафон?

— При чем здесь Агафон? — еще больше удивилась женщина. — Агафон старший брат мужа Алены.

— А мужа Алены как зовут? — вмешался Берестов. — Случайно не Менелай?

— Нет, не Менелай, — улыбнулась женщина. — Его зовут Михаил. Но война из-за его Елены тут была.

— Ее похищали? — напирал Берестов.

— Такую похитишь. Она сама кого хочешь похитит. По доброй воле уехала в Крым с одним товарищем.

— Как звать?

— Звать, конечно, не Парисом, но Борисом. Фамилия Леонов.

— От слова Илион, — подмигнул Берестов.

Карасев незаметно показал товарищу кулак и продолжил:

— В каких отношениях ваша дочь с Агафоном Мемноновым?

— Ни в каких! — вытаращила глаза Надежда Федоровна. — Во всяком случае, замуж за него не собиралась, да и не могла собраться, поскольку он женат.

— А чем он занимается, это Агафон? — спросил Тарас.

— По-моему, антиквариатом. Боюсь соврать, но, кажется, в Москве у него свой антикварный магазин. Не сказать, что он очень крутой, но бедным тоже назвать нельзя.

— И последний вопрос, Надежда Федоровна, — опять вмешался Берестов. Когда она приезжает домой, куда идет в первую очередь?

— Домой, естественно, — ответила Надежда Федоровна. — В первую очередь идет к маме. Отца у нас нет.

— А во вторую?

— К Аленке…

Когда вышли от Надежды Федоровны, Карасев стал настаивать на том, чтобы ехать брать за жабры жену Мемнонова, а Берестов считал, что нужно сначала поговорить с Катиной подругой. В конце концов бросили монету и выпало ехать к подруге.

Дверь открыла белокурая голубоглазая красавица с пухлыми губами и роскошными бедрами. «С такой можно рвануть в Крым», — подумал Карасев. «Что в Крым… В Париж!» — подумал Берестов, и взор его заволокло.

— Вы Елена Мемнонова? — вежливо спросил Карасев. — Мы из милиции, по поводу Кати.

Глаза Алены расширились.

— С ней что-нибудь случилось?

— Почему вы так решили?

— У меня плохие предчувствия! — схватилась за сердце Алена.

Берестов отодвинул Карасева и строго посмотрел красавице в глаза.

— По нашим сведениям, ей грозит опасность. Спасти вашу подругу еще не поздно, но мы не знаем, где ее искать!

Алена метнулась было в комнату, но на пороге остановилась. Она внимательно посмотрела в глаза сначала Берестову, затем Карасеву и, уныло потупив взор, выдохнула:

— Не знаю.

Берестов вытащил из кармана визитку и сунул Алене.

— Если что-то узнаете, позвоните мне на мобильный.

Друзья развернулись и помчались по лестнице вниз.

— Она что-то знает, — шепнул Карасев.

— И мне так показалось, — ответил Берестов.