А потом пришла весна. Мягко, по-французски, она постучалась в наш отсыревший дом и наполнила его ярким светом. Солнце щедро делилось с нами теплом, а дни становились все длиннее и длиннее.

От солнечного света Брыся совсем ошалела и теперь целыми днями скакала по газону, где сквозь оттаявшую землю пробивались первые кроты и крокусы. Вместе с очнувшимися от зимы птицами она орала веселые песни собственного сочинения.

Энди и Робин каждый день приходили к нам и бурно обсуждали свежие новости, которых, почему-то, оказалось гораздо больше, чем зимой. Йорк рассказывал о свадьбах, а Энди — про то, как разное лесное зверье все чаще приходит к домам в поисках пищи. Чарли тоже часто приезжал к нам, и несколько раз, к великой радости Брыси, его оставляли нам на выходные.

Не откладывая, я записала Брысю на вторую выставку, и мы возобновили наши занятия. Теперь Брыся училась стоять на столе и показывать зубы незнакомым людям. «С лапами и хвостом договориться гораздо проще, чем с головой», — сетовала она. Незнакомых людей, готовых заглянуть Брысе в рот, было немного, и их роль, в основном, играли знакомые.

Мы продолжали тренироваться и на улице, по-прежнему избегая встреч с противным доберманом и другими «зазаборными».

Марина давала мне все новые и новые советы по стрижке и презентации. Узнав, что в июне состоится Чемпионат Франции, она посоветовала мне записаться на него. Она и сама собиралась приехать и выставить одного из своих лучших кобелей. Я обрадовалась: никто не сможет подготовить и выставить Брысю на Чемпионате лучше, чем Марина.

Я тут же объявила Брысе, что вторая выставка будет не просто выставкой, а подготовкой к Чемпионату Франции, что еще больше повысило Брысин статус в глазах всех наших друзей. Сама же Брыся прониклась исключительной важностью задачи и теперь отрабатывала с Энди прием под названием «неподвижная стойка».

Ответственная Брыся тренировалась теперь каждый день — ее друзья не давали ей расслабиться. Наши, впрочем, тоже. Узнав, что Брыся поедет на Чемпионат Франции, они предлагали теперь всяческую помощь и поддержку. Количество добровольцев заглянуть ей в рот росло с каждым днем. Брыся проводила домашние кастинги, выбирая тех, кому хотела бы показать зубы. Критерии выбора были мне неизвестны, но тем, кому она отказывала, приходилось носить в карманах гораздо больше печенья.

Я часто обсуждала со всеми предстоящий Чемпионат. Коллеги сдержанно хмыкали, а родные и близкие стали вскоре иронично намекать, что меня, кроме Брыси и Чемпионата, вообще ничего не интересует.

И вот настал день второй выставки. Брыся невероятно гордилась своей гладкой головой и ушами, похожими на капельки. Купленные в Бельгии специальные шампуни, спреи и прочие модные парикмахерские средства для собак придавали нам обеим уверенности в себе.

Мы приехали на выставку при полном параде. Брыся блестела нарядной шерстью, а я — новыми туфлями. К слову сказать, когда я их выбирала, надо мной смеялся весь магазин: главным критерием выбора было «удобно или нет бегать по резиновому и ковровому покрытию».

Судья — француженка лет шестидесяти — была нам незнакома. Подойдя поближе к рингу, мы увидели Шарлотку и еще пару незнакомых юниорок. К моему удивлению, Брыся первой поздоровалась со всеми и тут же потащила меня в проход — потренироваться.

Мы долго бегали по узкому коридору между рингами, и мне показалось, что Брыся вошла в состояние транса. Она молчала, не отвечала на мои вопросы, а ее взгляд был направлен куда-то внутрь. Я уже стала беспокоиться, все ли с ней в порядке, и решила отвести ее в парк рядом с выставочным комплексом. Там можно посидеть на травке, успокоиться, попить воды и съесть захваченную из дома пачку печенья. Брыся нехотя согласилась.

Мы двинулись, было, к выходу, как вдруг в коридор вылетел маленький джек-рассел. Щелкая зубами и визжа, он ринулся прямо на Брысю. Инстинктивно схватив ее за шкирку, я подняла ее как можно выше. Сообразив, что промахнулся, джек впился мне в щиколотку. От боли и неожиданности я закричала, но вырвать щиколотку из цепкой пасти не смогла.

Брыся ужом извивалась в моих руках и пронзительно визжала: «Отстань от мамы! Сейчас спущусь и уши поотрываю!». Но джек продолжал, рыча, сжимать челюсти на моей ноге. Я попыталась отбиться от него другой ногой, но он уже не соображал, что делает.

На мой крик «Заберите собаку! Чья собака?!» прибежал его хозяин и, жестко выкрутив псу ухо, наконец оторвал его от моей ноги. На брючине, через следы слюней, проступила кровь, и я поняла, что меня впервые в жизни покусала собака.

— Тварь! — процедил мужчина сквозь зубы и пнул джека ногой.

Тот жалобно заскулил и прижался к бетонному полу, пытаясь стать как можно более плоским и незаметным.

— Теперь мне штраф платить! — добавил хозяин и для острастки дал собаке затрещину. — Мадам сейчас полицию позовет! Тварь! Ну, дома ты у меня получишь!

От удара маленькая голова джека игрушечно мотнулась в сторону, но он только плотнее прильнул к полу. Хозяин — атлетического телосложения мужчина — замахнулся на него ногой, но почему-то передумал.

Он посмотрел на меня. Ненависть в его карих, когда-то красивых глазах рассказала мне о нем больше, чем любой сеанс психотерапии. Он ненавидел всех, включая себя, и, как и его собака, совершенно не соображал, что делал.

Брыся прижалась ко мне и начала дрожать. Спускать ее на пол я не рискнула. Люди вокруг молчали, никто не вмешивался. Меня это не удивило — во Франции вообще редко вмешиваются в чужие дела. Я приподняла брючину и осмотрела раны: их было четыре или пять, круглых кровоточащих дырочек.

— Ублюдок! — подытожил мужчина, все-таки пнул еще раз свою собаку и взял ее на поводок. — Извините, мадам, — наконец, обратился он ко мне, — эта псина совсем охренела. Он домашний пес, но жутко агрессивный. На поводке — еще ничего, но если сорвется — просто зверь. Вы как? Нормально?

— Нормально, — ответила я. — Дайте мне, пожалуйста, ваш адрес и телефон.

— Конечно, конечно, — засуетился тот, — мало ли что… инфекция какая…

— Зачем тебе его адрес? — заволновалась Брыся. — Он же его совсем убьет!

— Не волнуйся, — тихо сказала я, — так надо.

Мужчина вынул визитную карточку, на которой было крупно написано «Поль Леруа. Директор». Название фирмы мне ни о чем не говорило.

— Спасибо, — сказала я, сунув визитку в карман брюк. — Вы его не наказывайте. Он ни в чем не виноват, я сама его спровоцировала.

— Да? Сами? — озадаченно спросил мужчина и улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой. — Вот и ладненько!

Он изрядно повеселел, кивнул мне и, по-военному развернувшись, быстрым шагом направился к выходу. Джек упирался всеми четырьмя лапами, но хозяин бесцеремонно тащил его за собой, как игрушку.

Я спустила Брысю на пол. Она обнюхала мою ногу и попыталась зализать ранки, оставленные острыми, как перочинный нож, зубами джека. Я остановила ее — любое прикосновение было болезненно. Мы переглянулись.

— Больно? — спросила Брыся. — Может, все-таки…

— Спасибо, не надо, — ответила я, — я как-нибудь сама.

— А мы на ринг пойдем? — озабоченно спросила Брыся. — Это я просто так интересуюсь.

— Пойдем, наверное, — неуверенно ответила я. — Ты как?

— Я-то нормально, — ответила она и покрутила головой, проверяя свои способности видеть, слышать и ощущать. — А ты?

— Неприятно, конечно, но несмертельно.

— Эх, жалко, ты меня не спустила! Я бы ему наваляла, как Энди учил! Полетели бы клочки…

— …по закоулочкам, — грустно закончила я и пригладила ее растрепавшиеся уши. — Нет, Брыся, драться ты не будешь. Так что, уезжаем или все-таки пробежимся по рингу?

— Не знаю… — протянула Брыся. — Никакого настроения нет.

— А Чемпионат?

— Как-нибудь обойдется…

— Нет уж, — решительно сказала я, — раз приехали, надо выступить. С любым результатом!

Она задумчиво поскребла за ухом и кивнула:

— Ладно, только если я никакого места не займу, ты меня не ругай.

— Брыся, — возмутилась я, — а разве я тебя когда-нибудь ругаю?

Мы вернулись к рингу, где все уже знали об инциденте. Нас рассматривали с любопытством, задерживая взгляд на моей пятнистой, пожеванной брючине. Кто-то предложил вызвать врача, но я отказалась. Праздничное настроение было безнадежно испорчено, и я все-таки подумывала о том, не уехать ли нам домой. Впрочем, за руль садиться тоже не хотелось — слишком сильно колотилось сердце.

Наконец нас вызвали на ринг. На этот раз собак было пять, и все как на подбор. Брыся рассеянно смотрела по сторонам. Когда наступила наша очередь, я, прихрамывая и морщась, пробежала положенные метры. Брыся с отсутствующим видом семенила рядом. Потом я поставила ее на стол. Она покорно дала судье себя пощупать и заглянуть в рот. Вид у нее был совершенно безучастный.

Внимательно изучив всех собак, судья распределила места. К моему удивлению, мы были третьими. Судья поздравила нас, выдала описание, и мы с Брысей пошли к машине.

— Теперь вообще третье… Может, не поедем на Чим-пи-анат? — грустно спросила Брыся, семеня рядом с моей покусанной ногой.

— Брыся, в жизни так бывает, что обстоятельства оказываются сильнее нас. Твое третье место говорит лишь о том, что даже в состоянии глубокого потрясения ты способна выигрывать! Так что на Чемпионат мы, безусловно, поедем. А я постараюсь сделать так, чтобы никаких обстоятельств, которые сильнее нас, больше не оказалось.

Через час мы уже были дома, я обработала ранки и выстирала брюки, уничтожив свидетельства пережитого нами шока. Потом, устроившись на диване с чашкой обжигающего чая, я внимательно изучила визитку, которую дал мне хозяин джека. Интересно, что же такое случилось в жизни этого человека, если даже его собака, как губка, впитала в себя часть переполнявшей его ненависти? Я знала, что у счастливых людей не бывает агрессивных собак, и это не позволяло мне выбросить визитку Поля Леруа в мусорное ведро и как можно скорее забыть об этой истории.