Наконец вздохнули с облегчением. С отъездом бурутийцев у всех камень свалился с сердца, и жизнь снова вошла в обычное русло. Злобные нелюди больше не угрожали, оставаясь в своих лесах по ту сторону гряды, и, судя по всему, на время оставили мысли любой ценой избавиться от людей. Правда, крепость продолжала походить на военный лагерь, - практически все население помимо различных работ занималось военной подготовкой. Срочно восстанавливались укрепления и возводились новые, люди сновали тут и там, в говоре и шуме слышалось радостное оживление. Не все бурутийские пленники вернулись домой! Несколько человек остались в колонии, это были тяжелораненные, которые могли без надлежащего ухода умереть в пути, а двое воинов отказались возвращаться, предпочтя "спокойную" жизнь в долине.
С окончанием напряженной недели настал период более мирный. После землетрясения переселенцы неспешно разбирали остатки завалов, восстанавливая обрушенные кровли. На этот раз Ярослав решил проявить строгость и четко регламентировать конструкцию крыш, чтобы избежать трагедий в будущем. Если кто-то самовольно пытался действовать по-старинке, из лени или пренебрежения к указам, такие постройки подлежали немедленному разрушению, а строители - наказанию.
В прошлом ничем нескрепленные древесные стволы просто укладывали на каменные стены, а поверх черепицу, то теперь всем вменялось в обязанность обрабатывать бревна в брусья и прочно соединять меж собой, превращая в единый массив, прорезанный продольными и поперечными балками. Причем совершенно не использовался металл, всякие там скобы, гвозди, заменяемые деревянными шконтами, потому конструкция получалась гибкой, подвижной и с легкостью могла выдержать новое землетрясение. По своему роду такой метод связей походил на применяемый в кораблестроении и хорошо себя зарекомендовал. Ярослав на деле пытался таким способом не только предотвратить гибель людей под обломками, но и приучить неграмотных аборигенов к тщательной плотницкой работе.
Станислав, видя, какими прочными выходят крыши, говорил:
- И почему мы не делали сразу, - в удивлении разводя руками, - ведь знали заранее, что будут землетрясения.
На что раздосадованный Ярослав отмахивался:
- Дурная голова рукам покоя не дает!
* * *
Несмотря ни на что, крепость медленно восстанавливалась. В течение последующих недель значительные усилия колонистов были направлены на вырубку леса, корчевание и подготовку полей. Как только небольшой участок освобождался, сразу приступали к возделыванию земли и посадке растений. В своей основе это были местные культуры, земляне оберегали собственные, припасая на более благоприятное время года. В первую очередь, так называемые, корневые: рамин - внешне похожий на хрен, но на вкус как репа, с таким же буйным ростом и густым корневищем; путюо - большая морковка, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, с множеством отростков корней. Оба вида можно было есть как сырыми, так и печеными. Растение падук представляло собой большой земляной плод весом около двух-трех килограммов в кожистой, колючей оболочке, с сочной, водянистой мякотью, похожей на огурец.
Однако основу рациона всех аборигенов составлял сладкий картофель, выращивание которого не составляло труда в любое время года, исключая самое засушливое летом, когда он выгорал,и в период дождей, когда вообще выращивать что-либо было невозможно. Различная зелень наподобие нашей капусты, только не способной завиться в кочаны, произрастала круглогодично, но зерно на муку и хлеб можно было сеять только весной, когда земля, пропитанная влагой, будет готова и когда не так сильно печет солнце.
Несмотря на обязанности вождя, Ярослав в страдную пору много времени проводил в поле, обрабатывая землю наравне со всеми. Занятое его группой поместье обладало хорошей плодородной почвой, но требовало больших усилий для налаживания хозяйства. Два колесных плуга, привезенные с Земли, значительно облегчили обработку, но использование "сложного" агрегата аборигенами требовало постоянного контроля. Формально группа была разделена на семьи и десятки, а из состава взвода выделены три копья тяжелой конницы, но на деле продолжал оставаться единый организм, спаянный трудностями долгого пути и перенесенными лишениями. Все помогали друг другу, ведя хозяйство поблизости, у подножия гряды, на ее террасах и вершинах плато.
Станислав взялся за восстановление мельницы, находящейся у подножия непосредственно на территории поместья. Вокруг города, конечно, были другие подобные сооружения, но это оказалось ближе всего, и кладка стен была не так разрушена временем. Если водяные колеса и механизм жерновов Тимофеевич с товарищами (к мельнице были приписаны семьи Питошно и Пихошно) обещали смастерить быстро, в течение месяца-полтора, то размытая дамба требовала много сил. Пришлось Ярославу, скрепя сердце, время от времени выделять людей на восстановление плотины и даже устраивать нечто вроде "субботников", когда все население колонии от мала до велика "в едином порыве" выходила на работы. Колонистам повезло с устройством дамбы в том, что каменная кладка, некогда служившая облицовкой запруды, никуда не делась, и ее следовало только установить на старое место, забив промежутки между стен землей и камнями. Тем не менее, дело двигалось медленно. Несмотря на быструю постройку механизмов, мельница, вероятно, не сможет работать в полную силу до нового сухого сезона.
Станислав предложил для ускорения дела и экономии сил прямо здесь на мельнице организовать хорошую кузницу, причем обещал изготовить хитрый привод на механический молот. Для его устройства также не требовалось много сил и времени, но до полного восстановления запруды и шлюзов нечего было думать запустить в дело. А пока обходились ручными, а молодежь семей Питошно и Пихошно после работы на полях качала обычные меха. Меж тем кузница была нужна как воздух, изделий кузничной работы не хватало, и спрос все время увеличивался.
* * *
Обычно в это время Ярослав вставал очень рано, до восхода, после утреннего моциона присутствовал на общем разводе, где определялись необходимые работы для всех взводов и семьей колонии. Затем следовал завтрак и отбытие в поместье, где он трудился примерно до сиесты. Земляне постепенно привыкали к такому порядку, когда в разгар дня следует прерывать работы, укрываясь от палящих лучей солнца. Впрочем, при приближении дождливого сезона полуденная жара несколько ослабевала. Затем следовал непродолжительный отдых, обед в поместье, когда все семьи собирались под крышей старого дома на краю бассейна. В этот момент обсуждали новости, вели беседы, порой принимали важные решения. Позже Ярослав уезжал контролировать работы в крепости, городе или окрестностях. Другие его товарищи занимались каждый своим порученным делом. Через час-полтора он возвращался в крепость, где до вечера занимался в устроенной им ботной мастерской вместе с приставленными к этому делу помощниками, мастерил лодки.
Вторым, по мнению Ярослава, делом, которое он выделил лично для себя, стало устройство сушильного склада. Причина в том, что никто не знал, как сушить искусственно большое количество древесины, а Ярослав в свое время, еще будучи подростком, вместе с отцом участвовал в строительстве такого предприятия и досконально знал процесс сушки.
Для этого он выбрал в городе подходящее сооружение без крыши, на которое всем миром наслали бревна, а поверх насыпали земли и уложили черепицу. Глинобитную печь, наподобие той, что когда-то сделал отец, Ярослав построил сам с помощником в течение одного дня. Действовало устройство так: колотые или пиленые доски укладывали штабелями внутри склада и покрывали циновками. Закрывали створки ворот. Разжигалась печь, дым и горячие газы, попадая в помещение, сушили лес, а затем уходили в отверстие под крышей в дальнем конце склада, унося с собой лишнюю влагу. В этом деле главным было не топить печь слишком сильно и ненароком не поджечь штабеля внутри склада. Работа заняла три-четыре дня, а уже к концу неделиботная и столярная мастерские получили прекрасный, готовый к работе материал.
В этот период Ярослав отдавал много времени военной подготовке колонистов. Два раза в неделю он выводил отряд воинов для учебы в ближайший лес, держась, как правило, берега залива или поднимаясь на гряду. Сами модоны и ласу - неплохие земледельцы, по натуре не отличались воинственностью и приходилось их подтягивать, то, чего им не хватало, требовалось восполнять с помощью изнурительных учений и строгой, можно сказать, палочной дисциплины. Последние события с бурутийцами стали серьезным предостережением на будущее и послужили встряской, что каждый задумался и вынужден был явить желание стать и первым мечником, и лучшим стрелком, и ловким метателем копья.
Воинскому искусству их обучали люди, которые сами владели лучшим образом, а такие нашлись как среди землян, так и среди аборигенов. Особенно заняты были в этом деле Шестопер, Володя-Лучник и некоторые из местных: Наростяшно, а также хороший лучник - агеронец Бегиш.
Что касается Ярослава, то он осуществлял общий контроль и создал особый сводный отряд из двадцати человек, который обучал различным известным ему способам находить и преследовать врага, раскрывать его замыслы, взаимодействовать между собой. Это были не занятия в полном смысле этого слова, как при обучении строевому делу, а скорее непринужденная беседа о воинском искусстве и методах ведения боя. Таким образом, он готовил младших командиров, пытаясь привить необходимые навыки и понимание принципов, по которым строится и протекает бой и что требуется неукоснительно исполнять для победы.
Не уклонялся Ярослав и от личной подготовки, по мере возможности занимаясь фехтованием, и продолжал занятия с группой и всеми желающими. Такие уроки строились по методам,коим учили его самого, и в значительной степени отражали реалии, с которыми переселенцам пришлось столкнуться на Троне. Многое пришлось менять на ходу, изобретая или находя по наитию те позиции и связки, потребные войнам на данный момент. Солидная техническая база, заложенная в юности, позволяла варьировать подходы, находить новое, вспоминать и восстанавливать по отрывочным сведениям забытое на земле искусство щитового боя, когда и шпага, и катана становились малоэффективны, когда теснота схватки вынуждает использовать кинжал и вакидздаки, а щиты врага требуют более тяжелого оружия, чем легковесные произведения фехтовального искусства семнадцатого века. В ход идут топоры, кинжалы, короткие мечи, а этому не учат ни в залах спортивных школ, ни в секциях единоборств, ни в пестрых, разношерстных сборищах реконструкторов. Приходилось не только учить, но и искать и учиться самому.
Самым оживленным местом занятий стал двор вокруг Белой башни недалеко от поместья. Здесь на ровной плотной площадке проводилось большинство потешных боев и отрабатывались приемы строевой подготовки. Двор был достаточно обширен не только для индивидуальных занятий, но мог вместить групповые схватки, а окружавшие его портики позволяли людям укрываться от палящих лучей солнца. Многочисленные помещения по периметру двора легко приспосабливались для отдыха, складов с учебным оружием и кухонь. Старинное сооружение прекрасно вписалось в структуру военной организации колонистов, став чем-то вроде воинской школы, загородного военного лагеря и развлечения для мужчин.
Здесь впервые по инициативе Ярослава были проведены турниры, где определялись победители в разных видах подготовки среди лучников, мечников, копейщиков, и выдавались награды. Под некоторым давлением, но не сильным, вводили спортивные, прикладные соревнования. Первыми из них стали: бег в полном боевом снаряжении, борьба, кулачный бой, метание копья. Однако самыми зрелищными оказались конные состязания. Совершенно новое для аборигенов действо вызывало умопомрачительный ажиотаж. Смотреть вольтижировку, конкур, бега собиралось все население колонии от мала до велика, и недостаточно умело поставленное шоу, людьми малознакомыми как с конным спортом, так и с театром, все едино вызывало неподдельный восторг неискушенных зрителей. Но гвоздем программы стали схватки конных рыцарей, закованных в броню. И хотя участников было немного, всем оставалось интересно, кого сегодня выбьют из седла.
Сама Белая башня использовалась как отличный наблюдательный пункт, на котором постоянно несли службу люди. Как и обещал Ярослав, в значительном числе это были девушки-землянки вперемешку с аборигенками. В их обязанности входило примечать любые подозрительные движения на реке, море и фиорде, а также в округе города и немедленно сообщать. Частью этого был подсчет кораблей, проходящих мимо морем, входящих в устье реки и многое другое. Обычно на вахту заступали две землянки и двое из местных, попеременно неся службу на башне.
Не обошла сия участь и подружек Ярослава. Настя, Анна, Ноки и другие порой по несколько суток кряду торчали на башне, делая, по их словам, никому ненужные записи учета подозрительных кораблей.
Ноки в последнее время оправилась от терзавших ее страхов и постепенно осваивалась в семье, и хотя хозяин был холоден с ней, не теряла надежду. Девушка отличалась особым трудолюбием и редкостным послушанием, никому не перечила и слушала всех, кто чего не прикажет. Ярославу даже приходилось в некоторой степени ограждать девчонку от излишних претензий остальных девушек семьи. Работала она много, порой засиживаясь до ночи. Ярослав почти каждый день засыпал под жужжание ее веретена. У Ноки был особый дар, она могла часами сидеть в кромешной темноте одна и наощупь прясть. По ее словам, этот дар у нее от матери, что в прошлом так пряла в ее детской.
Среди колонистов одежда и ткань быстро становились дефицитом, потому умение прясть и ткать высоко ценилось. Для местных это не было проблемой, но землянки оказались совершенно не готовы к такой ситуации, и что самое обидное, не желали что-либо менять. Труд пряхи для них был низок и недостоин звания женщины. В этой ситуации Ярославу пришла хорошая идея,и он, поговорив со столяром Петровичем, заказал для Ноки ручную прялку в двадцать веретен. На земле в прошлом она называлась "Джени" и приводилась в действие вручную. Станок должен был облегчить труд девушки.