Утром, как только солнце согнало ночной иней, пришельцы с Земли открыли свой лагерь. На высоком бамбуковом удилище заиграл в синем небе красный советский флаг.

После завтрака Лукин и Кедров отправилась на разведку. Они шли вооруженные, с заступами, кинокамерой, радиотелефоном; рюкзаки были набиты множеством необходимых для похода вещей. Пески начинались сейчас же за посадочной площадкой. Тут и там пучками торчал колючий кустарник, словно вырезанный из жести.

Километра через полтора начали попадаться отдельные деревья, и скоро путешественники шли в сером кривом лесу. Марсианский лес не давал тени. Плакучие ветви, как змеи, были покрыты синеватыми чешуйками, издали ветви казались голыми. Ни шелеста листвы, ни пения птиц — это был немой лес. Низкорослые деревья далеко отстояли друг от друга, и заблудиться в таком лесу было трудно. Впрочем, он скоро кончался.

За лесом опять открылась песчаная равнина с холмом посередине. На вершине его темнел одинокий пик. Лукин и Кедров шли молча, вглядываясь и запоминая

— Зловещий лес! — сказал наконец Лукин.

Слева и справа громоздились странные машины, обросшие желтым плюшем пыли.

— Здесь все так странно! — ответил Кедров. — Эта тишина… Пустыня…

И опять они шли молча, время от времени поправляя на ходу свое снаряжение.

— А жарко становится… — проговорил Кедров. — В сапогах у меня песок…

— Но смотрите, — обернулся Лукин, — мы нагружены, а оставляем в песке совсем неглубокие следы! Вот что значит, уменьшение тяжести вдвое.

По дороге они набрели на водоем, обросший колючками. Ничто не оживляло его спокойной поверхности, затянутое ржавой пленкой. Лукин набрал в бутылку красноватой воды, попробовал и сплюнул.

— Горькая соль, — сказал он, — хуже английской!

Когда они поднялись на холм, то, что издали было принято ими за пик, оказалось огромной статуей. Наполовину занесенная оранжевым песком, она возвышалась перед ними, крылатая и загадочная. У нее было два лица, обращенные в разные стороны. Странные, нечеловеческие лица, нависшие лбы и невидящий взгляд устремленных вдаль совиных глаз! Удивленные до крайности, Лукин и Кедров стояли как вкопанные, молча взирая на это чудо среди пустыни. Одно лицо статуя казалось юным, другое пересекали суровые морщины. Острые крылья вздымались за плечами, в каменных глазницах лежал песок.

— Что это? — проговорил Лукин. — Что это может быть? Неужели марсиане такие?

Закинув головы, они медленно обошли статую. Кедров перевесил кинокамеру на грудь, взялся за ручку.

— Вероятно, — сказал он, — сделана она марсианами, но по их ли образу и подобию, сказать трудно.

— А что, если марсиане такие огромные? — воскликнул Лукин. Он сам был большой и любил все большое. — Во всяком случае, в какой-то мере эта статуя должна их напоминать. Вспомните сфинксов: наполовину они люди.

— Может быть, это какой-нибудь марсианский бог — двуликий, как Янус, и крылатый, как Хронос?

Так они стояли, разглядывая статую и перебрасываясь редкими фразами. Лукин посмотрел на часы.

Они спустились с холма, даже позабыв вытрясти песок из сапог.

Солнце пекло все яростнее, песок горел, слепил, но тени не было. Путешественники шли, нахлобучив шлемы на глаза. Не успели они пройти полкилометра, как Кедров схватил Лунина за рюкзак:

— Смотрите, смотрите, Иван Лукич! — и показал вперед.

Из песка торчала рука, рука скелета, со сжатыми в кулак костяшками пальцев, как будто тот, кто был погребен в сыпучем море, погибая, последним усилием хотел схватить воздух. Лукин остановился.

— Откопаем! — сказал он, отстегивая от ремня заступ. — Вот видите, одно идет за другим: после статуи эта рука. Что мы еще найдем на Марсе?

Сняв все свое снаряжение и раздевшись до пояса, они взялись за заступы. В такт их работе у ног путешественников сгибались и выпрямлялись короткие фиолетовые тени. Постепенно из песка выступил черный, похожий на ладью остов, металлический, из палых изогнутых трубок и, по-видимому, очень легкий. С левого борта выдавалась широкая плоскость.

— Похоже на летательный снаряд, — проговорил Кедров, опираясь на заступ.

Лукин продолжал работать и вдруг закричал:

— Марсианин!

Песок, осыпаясь, открыл наконец маленький, жалкий скелет с огромным черепом и птичьей грудью. Он лежал, скорчившись на дне снаряда, вытянув кверху сжатую в кулак руку.

С минуту они рассматривали его, потом Кедров проговорил:

— Почему он такой маленький?

— А череп, смотрите, какой мощный череп, вдвое больше нашего!

— Может быть, это ребенок?

— Не думаю, скелет окостенел полностью, швы черепа срослись плотно. Потом, смотрите, строение скелета очень напоминает ту статую.

— Возможно, он потерпел аварию?

— Но все кости целы. Тут что-то другое…

— Что мы с ним будем делать? — спросил Кедров.

— Покажем его завтра Малютину. Что он скажет? В свое время он занимался археологией.

Несмотря на зной и усиленную работу, полуобнаженные тела путешественников были сухи. Закрыв скелет куском прорезиненной ткани, они сделали небольшой привал и затем отравились дальше.

По песку идти друг за другом, след в след было легче. Впереди шел Лукин. Солнце жгло, двигались они тихо и, чтобы не глотать пыли, соблюдали между собой довольно большую дистанцию.

Неожиданно Лукин пошатнулся и стал быстро погружаться в песок. Даже не вскрикнув, он взмахнул руками и исчез.

«Зыбучие пески! — со страхом подумал Кедров, делая шаг вперед н останавливаясь. Он рисковал уйти в зыбучую трясину, тогда ни о какой помощи не могло быть и речи. — Вызвать Малютина? Но телефон у Лукина… Что делать?» — лихорадочно соображал он, ложась на песок и осторожно подползая к тому месту, где скрылся Лукин.

Он не находил этого места. Казалось, пески сомкнулись и навсегда похоронили начальника первой экспедиции на Марс, изобретателя гелиолина.

— Иван Лукич! — закричал Кедров, но крик прозвучал слабо и ответа не было.

Приподнявшись на руках, он тщетно всматривался в оранжевые волны и снова полз, пока перед ним не открылся темный провал. Недоумевая, он осветил его фонарем. Глубоко в провале, на куче песка сидел Лукин, раскачиваясь из стороны в сторону, тер спину. Он кряхтел от боли.

— Иван Лукич! — радостно вскричал Кедров. — Я думал, вас и в живых нет!

— Кой черт! — откликнулся Лукин. — Я только провалился. Всю спину расшиб. Дьявольская дыра!

Он провалился на лестницу, которую затянули ползучие растения, а сверху их занесло песком. Пересчитав боками и спиной несколько каменных ступенек, он задержался на площадке. Рюкзак спас его позвоночник.

— Послушайте, — позвал Лукин из ямы, — идите сюда. Посмотрим, куда ведет эта лестница среди пустыни.

Кедров спустился к нему и помог встать. Лукин прихрамывал. Они зажгли фонари. Два ослепительных луча света поползли по ступенькам. Лестница скоро кончилась. Перед ними был высокий, погруженный в кромешную тьму зал. Справа и слева, открывая проход, громоздились странные машины, обросшие желтым плюшем пыли. Пришельцам с Земли они казались хаосом заломленных и распластанных рук и ног. Многочисленные трубы и трубки, подобно запутанной кровеносной системе, извиваясь, ползли и пропадали в этом хаосе.

Лунин, и Кедров удивленно рассматривали нагромождение рычагов, суставов в труб, пытаясь найти в этом нагромождении какую-либо закономерность. Было похоже, что перед ними одна бесконечно сложная машина. Светя фонарями, путешественники прошли вперед, но дорогу преградил рухнувший свод; из песка и глиняных глыб торчали металлические балки, погнутые рычаги, исковерканные трубы.

— Темно, а попробуем все-таки заснять, — сказал Лукин. — Поставим наши фонари так, чтобы осветить как можно ярче хотя бы отдельные детали. Вон те рычаги совсем похожи на человеческие руки…

Закончив съемку, они собрались было подняться на поверхность, как вдруг услышали не то шорох, не то глубокий вздох. Лукин повернул фонарь. В углу по рухнувшему своду стекала тонкая струйка песка.

— Нет, ничего, — сказал, он, прислушавшись, — идемте! Оставим здесь часть своей поклажи, чтобы не носить ее взад я вперед с собой: завтра мы пойдем с Малютиным этим же путем.

Когда путешественники выбрались наконец на поверхность, солнце уже склонялось к закату. Они подвернули к лагерю. Чем ниже склонялось маленькое солнце, тем острее веял холодок. Нескоро в темнеющем небе они увидели красный флаг.

Конец дня и вечер заняли рассказы и обсуждение виденного. Перед ужином Малютин сказал:

— А знаете, я вам должен кое-что показать!

Оглянувшись, точно боясь быть смешным, как вчера, Малютин вытащил из-под хвоста звездолета затянутую марлей банку, в которой вчера сидел мышонок. В банке, упираясь вывороченными лапами в стеклянные стенки, вытягивалась рогатая ящерица. В оранжевых складках ее кожи и полузакрытых глазах было что-то старческое.