Расскажи, как надо жить (СИ)

Анич Федор

Глава шестая

 

 

Вася

Россия, Москва

Я оглох на оба уха или в переговорной этого шикарного отеля повисло молчание. Только что было озвучено предложение. Брат Брэдли Моргана Джоуи внимательно следит за реакцией Димы, да и Брэдли тоже. Я же наблюдаю за тем, как меняются их лица с каждой секундой.

Несмотря на успокоительные, которые мы приняли все втроем – я, Ника и Дима, – мой мозг соображает здраво и относительно быстро. В этой ситуации есть какой-то подвох, и чем скорее я пойму в чем, тем меньше шансов, что Дима наделает глупостей.

Так, включим голову и подумаем. Они предлагают ему контракт с условием, что сами будут решать все, что касается его карьеры, но вся его карьера будет строиться на его деньгах, взятых в займы. В чем проблема? Проблема может состоять в том, что продюсеры могут кинуть его, выделив деньги и сделать свою работу плохо и получится, что Дима потеряет деньги и время. Но с другой стороны, зачем им рисковать своими деньгами, выделенными не под проценты? Ведь они ничего не заработают! Хотя нет…

– Какие гарантии есть у артиста, что ваше руководство его проектом принесет прибыль? – решил спросить я в лоб.

Брэдли несколько раз моргнул. Кажется, этот вопрос его сильно озадачил, а меня озадачило его поведение. Если это рабочая схема, то такой вопрос задавался неоднократно. И он должен быть готов на него ответить. На удивление мне ответил за него Джоуи:

– Гарантия нужна не артисту, а продюсерскому центру. Он финансирует под возврат производство проекта и должен иметь гарантии, что деньги вернутся. Поэтому он заинтересован в том, чтобы проект сработал хотя бы «в ноль», а для этого нужно умело и грамотно управлять ресурсами.

– Но деньги вернутся в любом случае! Если проект не сработает, то деньги отдаст артист, или я понял неверно?

Джоуи как-то странно улыбнулся.

– Василий, очевидно вы живете в России, где компании могут высудить деньги, занятые под бизнес с простого человека. В Америке это невозможно. Человека признают банкротом и прощают ему долги. Конечно, если у него нечего продать. А когда речь идет о человеке с иностранным гражданством, то тут дела обстоят еще хуже: в России никто судиться не будет, это выйдет намного дороже.

– Господа, прошу нас простить, нам необходимо посовещаться, – сказал я.

Брэдли кивнул, и они с братом удалились, оставив нас наедине.

– Что с тобой? Почему ты молчишь? – спросил я яростно у Димы. Мне было непонятно, отчего он вдруг замкнулся в себе.

– Ты им веришь? – вопросом на вопрос ответил Дима.

– Верю, ведь я проверил. Помнишь? Сегодня утром мы проверили все, и организацию, и Брэдли. Он говорит чистую правду. В центре никто с ним не соединяет, потому что он в командировке в Москве.

– Я не об этом. Ты веришь, что кто-то желает заключить контракт с нами?

– Дима, но это действительно так. Он здесь.

– Он здесь по каким-то делам…

– Нет, я думаю, он приехал специально. Помнишь, я рассказывал тебе об одной артистке? Алиша Бэнкс? Так вот, она – артист их центра, и на нее у центра большие планы, а это графики и огромные деньги. А что с ней стало помнишь? Она упала, и никто не делает положительных прогнозов, скорее всего, ее карьера окончена, но центр должен жить дальше. Им нужен новый проект!

– Неужели в Америке нет артистов?

– Есть, как и везде. Но именно ты попал в нужное время!

– Думаешь?

– Да, я уверен в этом. Больше того скажу: учитывая их ситуацию, я думаю, мы сможем не позволить им завязать твои яйца в узел этим контрактом. Мы выторгуем идеальные условия!

– Ты считаешь, это главный вопрос?

– Да.

– А я так не думаю.

– Какой же вопрос, по-твоему, главный?

Дима, долго не думая, смотрит на меня совершенно беззащитными глазами, в которых не было ни единого барьера, даже самого маленького отступа, о который я мог бы споткнуться, возжелай я причинить ему вред. Он доверял мне полностью. Доверял сильнее, чем службе маршалов, правительству и ФСБ в защите своей жизни. И в этот момент я чувствовал себя самой последней тварью на земле. Я знал, в чем состоит моя задача, только не был уверен, кто это задачу мне поставил. Если бы не тот человек, который рассказал мне все и который сказал мне, что я должен сделать, верил бы я сейчас Брэдли Моргану и его брату, невероятно знакомому мне по лицу (где я его мог видеть?). Чувство исходящего предательства уже перешло к Диме, замаскировалось и отсасывало у меня силы, чтобы поддерживать эту маскировку. Я знаю, о чем он спросит. Я уже слышу этот вопрос, хотя он его еще даже не произнес.

– Вопрос в том, поедешь ли ты со мной?

Я не успеваю ответить – меня опережает Ника.

– Так, мальчики, давайте об этом поговорим позднее. Простите меня, что я вмешиваюсь, не смотри на меня волком, Дима. Я знаю, что мы знакомы меньше недели, но я сейчас все же выскажусь. В конце концов, я купила эти туфли и натянула колготки, а это, знаете ли, почти подвиг. А если учесть, что я два с половиной часа делала макияж и добрых полчаса создаю уют и старательно таю лед этой ситуации, то имею полное право голоса. Да, Вася, можешь отъехать, потому что мне нужно закурить.

Я сморщился, но с места не сдвинулся. Ника долго ищет что-то в сумке, зажимая сигарету уголком рта. Выглядит она довольно комично – толстая сигарета шевелится в такт бормотанию: «Ну и где эта чертова зажигалка?!» – пока официант не подносит огонек к кончику ее сигаретки. Наконец она затягивается, выдыхает дым подальше от меня и внимательно смотрит на нас.

– Вы, конечно, невероятно умные парни, и браво вам за это. Но в части жизненного опыта ни у одного из вас нет ни малейшего понятия, что есть что. Позвольте, старая черепаха Ника вам объяснит, что тут к чему. Итак, первое, на что вы не обратили внимания: красавчик Джоуи. Ох, если бы я была стройнее, я бы осталась сегодня в этом отеле и зажгла бы в нем искорку русского секса. Но да не в том дело, а в том, что ни одному из вас не пришло в голову спросить: а зачем здесь этот талантливый актер? Легенда о «поддержании» брата это не совсем правда, хотя в ней, конечно, доля правды есть, но весьма незначительная. И наша задача понять: почему Брэдли не сказал нам всей правды. Учитывая все сказанное, я сделала вывод, что Брэдли недостаточно опытный продюсер, на которого взвалили поиск проекта под образовавшуюся дыру. И с чем такое может быть связано? Фиг знает, может быть, остальные продюсеры слишком звездные, чтобы искать, может быть мистер Коннор надеется, что Брэдли в лепешку разобьется, но не провалит миссию, а может быть, не один Брэдли ищет и вариантов у продюсерского центра масса. И это уже плохо, ибо в таком случае, мы не сможем выдавить ровным счетом ничего, и к этому надо быть готовыми. В поддержание моей теории я приведу доказательство: ведь это Джоуи ответил на твой вопрос, Вася, а не Брэдли. И второе, с чем мы должны считаться: тяжелая артиллерия красавчика Джоуи. Я думаю, Брэдли должен уехать из Москвы с Димой подмышкой, иначе переговоры бы не прошли в такой спешке, в какой они проходят сейчас, и явно здесь бы не было способа давления в виде красавчика Джоуи. Они поражают лоском. Мол, смотри, за тобой приехал сам Джоуи Морган, ну разве можно отказаться от такого шанса? Это говорит в пользу того, что Брэдли крайне заинтересован в поиске артиста, но совершенно не исключает того факта, что продюсерский центр может иметь нескольких ищеек. Ведь это брат Брэдли, а не артист центра. Итак, что я предлагаю: проверить, насколько Брэдли может двигаться в условиях контракта, главные условия которого мы согласуем сейчас.

Да, Ника молодец. Ей удалось свести концы с концами. Я понимаю, что она говорит толковые вещи, но как-то не пытался проанализировать все это в таком ключе. Я был полностью согласен с Никой, но Дима, видимо, метался. Действие успокоительного проходило, и он потихоньку стал беспокоиться. Я взял Диму за руку и сказал:

– Успокойся, мы не оставим тебя одного.

– Ты не ответил на вопрос. Мне плевать, какой будет контракт. Я готов даже гречку жрать и работать круглые сутки, готов даже быть рабом. Но я не смогу один.

«А я не смогу смотреть тебе в глаза там, в Америке. И я не могу бросить здесь все, что у меня есть. Мой дом, где мы жили с мамой, ее могилу. Это твой путь, к которому я тебя толкаю. Как знать, может быть, тебе придется вернутся. И куда ты вернешься, если мы поедем вместе? А если я буду здесь, держать тыл, то тебе будет куда вернуться». Я понимал, что в моих рассуждениях есть какая-то подлая мысль, и мне она была неприятна, но я знал, что не могу поехать с ним. Не могу! Я должен надуть подушку безопасности здесь и ждать, что может случиться что-то страшное, от которого я должен защитить его. И еще: программа защиты свидетелей. Они не позволят, чтобы с Димой что-то случилось. Они также не позволят, чтобы я ехал с ним, я должен быть здесь – Игорь Сергеевич дал ясно понять это.

– С тобой поедет Ника, – сказал неожиданно я.

Дима смотрит на нее. Как будто видит в первый раз. Ника открыла рот, но я не дал ей сказать.

– Я не могу поехать, Дима. Я буду обузой. Я должен быть здесь. Если у вас что-то не получится, вам будет куда вернуться. Я буду с вами на расстоянии, а потом, если все будет хорошо складываться, я приеду. Я не могу рисковать и ехать в Америку. А вдруг я заболею, что мы будем делать? А вдруг кончатся лекарства?

– Я понимаю, – сказал Дима.

Его голос дрожит. Ника тушит окурок, все еще немного в шоке.

– Я предлагаю нам всем обсудить этот вопрос позже, братья возвращаются. Итак, выясняем, есть ли у них еще варианты, если нет, давим. Считаем, что договорились: летят двое. Я и Дима, я в роли директора, администратора, ассистента, секретарши, как угодно. Дима один не полетит.

 

Ника

США, Лос-Анджелес

Если бы вы знали меня лучше, то не поверили бы во все, что сейчас происходит. Да я сама бы никогда себе не поверила, даже если бы сама себе рассказала, например, в зеркало.

Начнем с того, что мир не знал более неподходящего человека для ведения переговоров, чем я. Навыков бизнеса у меня совершенно никаких, только несколько внятных семинаров в университете по этике делового общения, но это все теория! Тем более теория с русскими преподавателями, пусть и говорящими на английском языке, но голова-то у них заточена на русский лад.

Когда вернулись братья, я поставила им ультиматум: в Америку едут двое – я и Дима. Дима не будет брать никаких займов, и права собственности на песни остается за ним навсегда, а продюсерскому центру передаются лишь на время – пять лет. Продюсерский центр берет на себя полугодовое содержание нас обоих – помимо зарплаты, оплата квартиры, еды и пошлины на все документы. Чтобы додавить, мы с мальчиками встали и ушли, оставив братьев одних обсуждать условия. Мы договорились созвониться через несколько часов, но не успели даже доехать до дома Васи, как Брэдли Морган позвонил Диме и сказал, что продюсерский центр принимает его условия, с одной лишь оговоркой: мы все вылетаем завтра утром.

Услышав это, я отреагировала как надо: возмутилась, что мне нужно больше времени, чтобы все обдумать, в конце концов, если я соглашусь, то элементарно собраться, подготовить визу и документы, решить вопрос с квартирой, встретиться с родителями, напоследок закатить прощальную вечеринку – одним словом, я не готова! А сама тем временем уже прикидывала, есть ли у меня большой чемодан? Знаете, чем прекрасно быть худой? В один чемодан худышки могут сложить весь свой гардероб, потому что у них вещи как носовые платки! А у меня шатры – один другого шире!

Тем же вечером у нас состоялась встреча с консулом на предмет получения мультивизы в сокращенные сроки. Я не ожидала, что это будет так быстро и так легко. От нас не потребовалось ничего, кроме личного присутствия и загранпаспорта. Консул задал нам всего несколько вопросов, а потом ознакомился с несколькими документами: в частности, приглашением на работу от «Коннор Дистрибьюшн», гарантийным письмом о финансовом обеспечении, которое составил лично Джейкоб Коннор, договором аренды квартиры, в которой указаны как проживающие в квартире я и Дима (к тому же договор предоплачен на год). Вечером следующего дня курьер привез мой загранпаспорт со вклеенной в него визой на три года.

Утром мы вылетели в Лос-Анджелес. Из-за разницы во времени (в Лос-Анджелесе на одиннадцать часов меньше, чем в Москве) перелет в тринадцать часов занял больше суток. В девять утра, ошарашенные, раскладывали свои вещи в квартире, которую снял для нас продюсерский центр. Но об этом позже, сейчас самое главное это то, что случилось на приветственном ужине, который плавно перетек в самые важные в нашей жизни переговоры.

Мистер Коннор оказался дядькой в моем вкусе. Ему было слегка за шестьдесят, о чем гордились седые волосы. И в свои шестьдесят он был красив как бог! Мужественен, ухожен и самодостаточен, самый настоящий handsome man. Идеально подобранный костюм, блестящие ботинки, дорогие часы. При виде нас он улыбнулся истинной голливудской улыбкой, громко поприветствовал, пожал нам руки и усадил за столик.

– Поздравляю, мистер Морган, вам удалось невозможное! – сказал он горделивому Брэдли.

Мы ужинали в ресторане недалеко от нашей квартиры. Брэдли так торопил нас, что я не успела прочесть название на вывеске. Естественно, я вспотела, хотя перед выходом из дома приняла ледяной душ – все-таки это Лос-Анджелес, детка, тут и вечером гребаный зной. Не переставая улыбаться (мантра преподавателей: «ваша улыбка стоит ровно столько миллионов, сколько минут она играет на ваших устах»), я уселась в отведенное для меня кресло, и начался обычный около деловой треп: как долетели, как разместились, проблем с визой не было, понравился ли вам ЛА? К окончанию этого обсуждения (длился примерно минут пятнадцать) я была на взводе: я стеснялась попроситься в туалет, но ситуация была практически критическая – пот капал на ресницы.

В конце концов, когда очередная толстая капля скомкала на реснице грязно-снежный ком, я решила, что пописать – это вполне естественное желание любого человека, и стесняться стоит как раз того, что моя тушь недостаточно водостойкая. Все сидящие за столом (мистер Коннор, Дима, Брэдли и я), оживленно беседовали (кроме Димы, который молча слушал), никто не заметил (или сделал вид) моих мучений. Поэтому я в конце концов плюнула на амплуа девственницы, величественно встала из-за стола и грудным голосом сказала:

– Господа, прошу простить даму, я вынуждена вас оставить на пару минут.

Я не знаю, чего я ожидала от них, скорее всего, какой-то издевки, косого взгляда (мол, дома отлить не могла что ли), но ничего подобного. Мужчины меня поразили. Они уважительно кивнули, встали (включая Диму) и проводили меня взглядом. Надо же. Удаляясь, я виляла бедрами так, словно от ширины амплитуды зависел мой гонорар. В туалете первым делом я опустошила бак с бумажными полотенцами, подтирая пот на голове и лице; затем умылась и немного подсушила голову под сушкой для рук. Входящие в общий «вестибюль» туалета дамы не обращали на мои манипуляции никакого внимания, только мило улыбались и шмыгали в кабинки. Я зачесала волосы назад, стянула их резинкой, едва тронула помадой губы и вполне удовлетворенная своим внешним видом вернулась в зал.

Когда я подошла к нашему столу, я поняла, что первая моя ошибка была в том, что я их оставила. Пусть на несколько минут, но этого хватило, чтобы приветственное тепло погасло и воцарилось трагическое молчание. Меня приветствовали стоя, я поймала особый взгляд Брэдли. Дело плохо. Что случиться-то могло? Не мог же Дима за минуту что-то сказать такое, что все замолчали как на поминках? Я обворожительно улыбнулась и спряталась за меню, чтобы объяснить тишину. Мужчины подхватили мою идею, и мы увлеченно стали выбирать десерт. Мне пришлось согласиться на вишневый пудинг, хотя я слабо представляла себе, как буду его есть. Я ненавижу пудинг, но эта тема заинтересовала мистера Коннора, очевидно, любителя пудингов, потому что он долго перечислял все варианты, комментируя каждый, дав мне возможность подумать. Видимо, Димину замкнутость они восприняли как враждебность, потому что сдулся даже Брэдли. В глазах мистера Коннора читался упрек в адрес подчиненного: мол, что за немого ты притащил?! Когда заказ был сделан, я улыбнулась и сказала:

– Господа, прошу нас простить. Перелет дался нам крайне тяжело. В самолете Диму мутило, видите, до сих пор открыть рот не может. Но, собственно, поэтому здесь я. Я буду ртом, готовым на все!

И тут я поняла, что совершила вторую ошибку. Я спошлила, но решила сдержать марку, посему томно добавила:

– В пределах разумного, конечно, ах-ах-ах!

Мужчины немного оттаяли после моей шутки.

– Ах, не надо было десерта, – сказала я жалобливо, отложив меню. – Фигуру портить нельзя!

– Что вы Ника, у вас идеальная фигура, – влез со своими пятью копейками Брэдли.

Да, я, конечно, не самый топовый объект и мало пользуюсь популярностью среди мужчин, но бывали и у меня методы съема. А мальчик в себе уверен, я смотрю. С чего бы это? Неужто решил, что похож на своего сексуального братца, от одного вида которого беременеют женщины планеты? Ничего подобного, дорогой Брэдли, хоть ты мне и по сердцу пришелся, но сейчас ты оплошал: ну кто же говорит толстухе, что у нее идеальная фигура? Все это я отобразила на своем лице, и даже открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь дерзость. У Брэдли даже со мной ни одного шанса. Но вовремя вспоминила, что отвечаю здесь вообще за все, поэтому грустно улыбнулась и небрежно взмахнула рукой. Мол, не говорите глупостей, дорогой Брэдли, а на самом деле: я с тобой потом разберусь.

– Мистер Коннор…

– Прошу вас, мисс Ника, зовите меня Джейкоб, – попросил мистер Коннор с мягкой улыбкой.

Он на удивление оказался мил, и это меня насторожило так, что вспотела задница. Понятное дело, что культурные и по-настоящему деловые люди ценят комфорт в общении со своими партнерами, но быть милыми вовсе не обязательно. Опыт жизни в России научит кого угодно: если с тобой милы – жди беды. Так, во всяком случае, говорили наши преподы, битые опытом российских бизнесменов и ловко подложенных ими камней под солому, на которую летишь почти без страха, а потом считаешь шишки.

– Хорошо, Джейкоб, наверное, Брэдли вам рассказал нашу историю, и повторяться не имеет смысла?

– Совершенно верно, – кивнул Джейкоб.

– Тогда вы догадываетесь, что я не понимаю абсолютно, чем мне придется заниматься. Я не скажу, что не хочу здесь находиться. Это не так. Я здесь по своей собственной воле, и так уж сложилось, что работать мы будем вместе. Если, конечно, ваше предложение в силе.

– Наше предложение в силе, конечно, – поспешил ответить Джейкоб. – И наш сегодняшний разговор – это всего лишь беседа деловых партнеров, которые хотят узнать друг друга получше. Решение было принято с нашей стороны в тот момент, когда его озвучил мистер Морган, с вашей – когда вы сели в самолет. И мы полностью подтверждаем свои намерения.

– Отлично, я рада слышать, что на свете остались мужчины, умеющие держать свое слово. И мне приятно, что я нахожусь в их обществе, – подлизалась я. Мужчины оценили. – Я прошу прощения за неразговорчивость Димы, но, повторюсь, ему было плохо в самолете, и это расставание с другом, знаете ли…

– Ничего страшного, – ответил Джейкоб, – я надеюсь, что после полноценного отдыха Дима придет в себя, и мы успеем поговорить как следует.

– Брэдли рассказал мне о вашей непростой ситуации, и у меня есть несколько вопросов, позволите?

– Конечно, мисс Ника!

– Прошу, зовите меня Ника.

– Договорились!

– Итак, Джейкоб, ваш продюсерский центр возложил определенные надежды на профессиональную артистку, у которой случилась личная драма и появилась дыра в производстве. Я все правильно понимаю?

– Да.

– В связи с этим у меня вопрос: если такая ситуация произошла с профессиональной артисткой, которая давно и успешно занимается этим делом, то почему вы возлагаете надежды на непрофессионалов вроде нас?

Джейкоб тяжело вздохнул. Я уверена, он сам себе задавал этот вопрос не единожды и у него есть ответ.

– Позвольте ответить подробно. Мы в самом начале нашего совместного делового пути, и мне совершенно не хочется скрывать от вас то, что скрывать не обязательно. Ситуация с Алишей Бэнкс нас ввергла в шок, это правда. Есть много бизнес-процессов, с которыми вам только предстоит познакомиться, поэтому, сегодня примите на веру: у нас очень сложная ситуация, очень острая, требующая неотложных мер. Мы сделали все, чтобы реабилитировать проект Алиши, но, увы. Я люблю эту девушку как свою дочь, мы многое пережили вместе, и до сих пор я пытаюсь помочь ей всем, чем только могу, но правда такова: она никогда не вернется на сцену. Ее проект закрыт. Однако бизнес не может позволить себе расслабляться, проект был длительным и под него было взято множество обязательств, которые теперь не могут быть исполнены ввиду отсутствия артиста. Это очень сложно понять, не видя всей ситуации целиком. Нам нужно срочно закрыть дыру в производстве, при этом совершенно неважно, какой целевой аудиторией. Это может показаться странным, но нам нужен уровень артиста, а не его целевая аудитория. Молодые исполнители, стартапы выведенные в тренды искусственно, имеют два пути: либо они зажигаются и долго и очень ярко горят, либо быстро сгорают. Тлеющий вариант затопчем мы сами, так как поддерживать его слишком дорого и трудно. Сейчас в нашем распоряжении готовые, отточенные инструменты для огранки вашего алмаза, и мы искали именно вас, самородок, талант. Нам не нужен коммерческий проект, собранный по кускам быстро и заточенный под определенную аудиторию, хотя, быть может, это было бы легче. Но я умею ценить и уважать тех людей, которые приносят нам деньги. Наш зритель не простит копию Алиши, не просит и замен. Мы должны выйти на рынок с абсолютно новым проектом, уровень которого будет не ниже. Нам нужно солнце, потому что вокруг мрак. Понимаете?

– Кажется, да, – ответила я, жалея, что не захватила с собой диктофон. Мне с трудом удается понять, что говорит Джейкоб, потому что говорил он быстро, проглатывая окончания слов. Но общий смысл я, кажется, уловила.

– Позвольте следующий вопрос: что будет с нами, если ничего не получится?

– Во-первых, такой вариант невозможен, – серьезно ответил Джейкоб. – Да, у нас мало времени. Да, у вас мало опыта. Но мы здесь для одной цели: сделать Диму звездой. Мы применим весь свой опыт, а вы потратите все свое время для того, чтобы это получилось.

– И все же…

– Что вы хотите услышать? Что я найму бандитов и убью вас? Этого не будет. Если провалится все, то у меня будут очень большие проблемы и мне будет совершенно не до вас. Я буду пытаться спасти центр и его артистов, судьба которых зависит от благосостояния компнии. Я думаю, не сильно преувеличу, если скажу, что судьба центра зависит от успеха нашего с вами предприятия.

– Будем считать, что я поняла, – ответила я, чтобы не показаться совсем уж тупой, хотя, видит бог, я ничего не поняла, но задать откровенный вопрос: мы денег должны будем или нет? – я не решалась.

– Тогда давайте следующий вопрос!

– У меня больше нет вопросов, я думаю, они появятся, когда мы начнем подписывать документы.

– Ника, у нас нет времени на это ерунду. Вы подпишите контракт на условиях, которые обсудили в Москве, и мы приступим к работе. Я бы вообще не подписывал с вами ничего, оставив это на потом, когда утихнут страсти, но юридически я не смогу запустить проект без надлежаще оформленных документов.

– А если нас что-то не устроит? – напрягаюсь я.

– Нас тоже может что-то не устроить, но мы на все закроем глаза, Ника. На все, как и вы. Мы ступаем на очень тяжелый путь и пройти его сможем, только доверяя друг другу. У нас нет времени строить кирпичный мост, безопасный и прочный; мы не можем позволить себе засесть над бумагами и вылизывать каждый пункт.

«Мягко стелите, Джейкоб, а вот не твердо ли будет спать?» – подумала я. Задница зазудила, я почувствовала, что вот он, подвох. Нужно настоять, дожать, закрутить эту гайку и отказаться напрочь от сотрудничества на доверии, но я почему-то хотела просто верить Джейкобу.

Брэдли спокоен и уверен в себе.

Дима молчит.

Я потягиваю прохладное и правда чудное вино (Джейкоб не обманул!). Думаю, а не затягиваю ли наши задницы в пропасть, из которой потом не выберемся?

Дима все еще был подавлен отказом Васи поехать с ним. Он воспринял это как предательство и никак иначе. Я бы тоже, наверное, так считала. Васин поступок по отношению ко мне был чистой подставой, за которую надо бы устроить темную, но я уже влезла во все это по самые серьги, и назад нельзя. Да и к тому же нравится мне все это, черт возьми. Нравится! Может быть, поэтому я так хочу верить Джейкобу, несмотря на нестерпимый зуд в попе?

Испустив вздох раненой слонихи, я перевела взгляд на Диму и вдруг заметила в его глазах нечто такое, чего раньше не было. Он готов. Он ждет решения от меня, а я жду, что он будет распоряжаться своей (и моей) жизнью сам, но именно в этот момент я должна принять командование на себя навсегда. Отныне я должна решать все, я сама должна взять себя эту ответственность, а Дима покорно пойдет за мной.

Осушив бокал, я поставила его на стол, раздавила языком о небо последние капли божественного винца и торжественно сказала:

– Ну что, босс, у меня последний вопрос: когда начинаем?

* * *

Первую ночь в Лос-Анджелесе мы не спали. Нет, не надо ничего такого думать – мы даже не пили. Дима молча лежал в кровати, а я листала контракт, пытаясь сообразить, где здесь подвох. Он был огромный – страниц сто! Сна не было ни в одном глазу ни у меня, ни у Димы. Но Диму совсем не интересовал контракт, и меня это возмущало.

– Дима, почему тебе совсем не интересно, на что подписываешься?

– Ты ведь смотришь контракт? – безразлично спросил Дима.

– Ну это я. Я немного тупенькая, может быть, я чего-то упущу.

– Ника, я думаю, у нас нет выбора. Чтобы ты там не нашла, ничего исправить уже нельзя. Мы могли сделать это в Москве, здесь ничего не получится.

– У нас не было возможности смотреть контракт в Москве.

– Я знаю. Так к чему сейчас читать эти бумаги?

– Я все-таки почитаю…

– Твое дело.

Дима был раздавлен. Он сказал Васе, что все понимает. Что ни в чем его не винит, не видит ни в чем предательства. Дима соврал Васе, что просто расстроен, что все так быстро и что им необходимо расстаться. Но в самолете Дима плакал у меня на плече и молчал. Он не говорил, что на самом деле произошло и что между ними было. Я подозреваю, что не все так просто. Они не просто друзья, у них есть какая-то одна тайна на двоих. И эта тайна не позволила Васе уехать, а Диме настоять, чтобы Вася поехал с ним. Что это может быть? Я чувствовала себя некомфортно, поскольку была в деле, а всей правды не знала. Может быть, это к лучшему, может быть, так и надо, но мне было некомфортно. А когда девушке некомфортно, она начинает потеть – и я потела на протяжении всего перелета в Америку, а когда самолет приземлился – еще пуще, ведь в Лос-Анджелесе был чертов зной.

Квартира, которую для нас сняли, была двухкомнатной – по комнате на каждого, и большая зона кухни, где стоял плюшевый диван. В этой кухне-гостиной мы и провели первую ночь, каждый занятый своим.

Под утро мне удалось немного покемарить, а Дима не спал совсем. Я уже почти спала, когда услышала, что Дима говорит по телефону. Наверное, с Васей. Я слышала только слова Димы, но сквозь полудрем, возможно, что-то придумалось. Но слышала я примерно следующее: «Я понимаю, что они сделают… И не виню никого, это моя жизнь, и да, она будет такой… Мне нужно было уехать одному или вообще никуда не ехать… Ни ты, ни Ника на это не соглашались… И ей нужно все рассказать, возможно, она захочет уехать. Она просто не знает всего… И что, что он сказал, что у нас нет выбора? Это у него нет выбора, а у нас он есть. Вернее, у вас. Ты свой сделал, осталось сделать Нике. Послушай, я ни в чем тебя не виню, но тебя ведь нет здесь? Возможно, и Ника не захочет…». Напугаться я не успела – заснула, а под утро у меня уже не было возможности обдумать Димины слова. Я решила, что поговорю с ним вечером.

Вчера на ужине были поставлены сроки – две недели. Брэдли, как держатель проекта, сказал:

– Учитывая особую важность запуска проекта, на весь подготовительный период для нас оборудован штаб, который располагается прямо в производственном цехе центра, это за городом. Весь наш персонал будет там, все члены команды, чтобы процесс был непрерывным. Там мы будем работать над запуском: записывать песни, снимать видео, делать фотосессии, репетировать. В этом цехе огромный съемочный павильон, и целые две недели он принадлежит только нам, – сказал Брэдли, потирая руки.

– Две недели?! Так мало?!

– Ты что, Ника, это очень много. Я думаю, у нас будет готово все к запуску через неделю. Даже не так – в течение этой недели.

– Но сегодня вторник.

– Скажи спасибо, что не пятница, – улыбнулся Брэдли, – на самом деле, нам много не нужно. Лишь записать три песни, снять два видео и подготовить одно живое выступление. Все.

…Работа началась ровно в десять утра. Брэдли заехал за нами в восемь, мы с Димой стояли у подъезда, я курила, а Димка нервничал. Я порывалась купить ему памперсы, но он сердито бурчал, что со своим желудком справится. Нет, он не отравился, просто боится.

Поесть мы не успели. Я хотела выглядеть хорошо (помню, как Брэдли смотрел на меня, совершенно другими глазами), а Дима хотел спать. Поэтому до самого часа «Х» мы занимались кто чем – я красила глаза, а Дима полоскался в ванной.

Когда мы приехали в студию звукозаписи (небольшое и неприметное здание со входом со двора через теплотрассу по железным ступеням вверх-вниз, и вот она – дверь), Брэдли тут же развел бурную деятельность: администраторы еле успевали подносить кофе в высоких картонных стаканах, куски пиццы, и мы наконец позавтракали.

Студия звукозаписи в моем представлении всегда была небольшим заплесневелым, захламленным полутемным помещением с микрофоном за стеклом, возле которого становился артист, надевал наушники и начинал петь. А по «эту» сторону стояли люди и тупо смотрели, как человек рвет связки. Но в этой студии все было иначе.

Она была просторной, в ней были окна, выходящие на побережье, в ней было много света и пахло свежестью и кофе. Аквариум был довольно просторный и на вид комфортный. Микрофон тоже был, а артиста еще не было, он как раз стоял у меня за спиной, и я отчетливо слышала, как у него бурчит в желудке. Комната разделена на две части, одну из которых занимал аквариум, а вторую – огромный стол, в который мы практически все и уперлись, войдя. На столе (во всю длину комнаты!) стоял огромный пульт, усыпанный разнообразными лампочками, кнопками и вертящимися головками, а к нему стекались компьютерные экраны. За пультом сидели двое юрких парнишек, которые с улыбками встретили нас, и тут же завалили Диму вопросами:

– Как будешь петь? Отрываясь от структуры или целиком?

– Что пишем сначала?

– Кто бэки запишет?

– После аранжировки забежишь перепеть?

– Куда выстраивать хор?

– Минусовку сразу делать?

Мы с непониманием уставились на них.

– Так, парни, остыньте, – сказал Брэдли, выставив ладони вперед. – Мы только зашли. Как скажете, так и будет. Позвольте представиться: я – Брэдли, продюсер; это Дима – артист, и Ника – наш директор.

– Боб и Том, – ответил один из парней. Судя по тому, что при произношении «Том», он указал на себя, он был Томом. Второй, получается, Боб. Жаль, не Джерри.

У Тома была серьга в ухе, а Боб был рыжим. В целом они неплохо смотрелись вместе, работали слаженно и болтали без умолку, одновременно. Брэдли показал парням тексты, и они практически в один голос сказали:

– Так мы слышали эти песни.

– Отлично, – подытожил Брэдли. – Мы думаем, что в песне должно быть много живых инструментов. Поэтому, когда будете делать аранжировку и сведение, некоторые сэмплы нужно поменять на запись живых инструментов.

– Без проблем организуем, – сказал Том.

Боб и Том, как два брата-акробата, склонились над распечатками текстов. Я заметила на экране одного ноутбука замершего Диму во время исполнения «Roberto», а на другом – скользящую кривую красную линию на черном фоне. Что-то мне подсказывало, что это электронная диаграмма песни.

Парни все смотрели в тексты.

– Так чего мы ждем? Начинаем? – спросил Брэдли.

Услышав вопрос Брэдли, они на секунду замерли и хором прокричали:

– ПОЕХАЛИ!!!

Началась месиловка. В колонках загрохотали какие-то сэмплы, в которых я с удивлением уловила мелодию «Roberto». Боб и Том показали класс – их быстрые руки залетали над пультом в чарующих и замысловатых движениях.

Я засунула в рот кусок пиццы и уселась на диван.

– Начнем с куплетов, они в целом хороши, – сказал Том. Боб кивнул, соскочил со своего кресла и пригласил Диму в аквариум. Мне стало страшно. Я, как зачарованная, с куском пиццы во рту смотрела, как Дима натянул наушники, поставил перед собой распечатку текста и сказал в микрофон:

– Я готов…

Эта вакханалия длилась несколько часов, под конец я угадайте, что сделала? Верно. Уснула. Разбудил меня громкий возглас одного из ребят, я распахнула глаза, сделала вид, что так все и должно быть: кусок пиццы во рту, холодный кофе, я немного помятая. Ох, как я была на себя зла: ну нельзя же так! И для чего я тогда выряжалась все утро? Пиджак измят, кофточку сжевала подмышка, а про юбку я вообще думать даже боюсь. Нет, это просто издевательство какое-то. Чего я отрубилась-то, как маленькая? И Брэдли, молодец, конечно, хоть бы разбудил. Засранец. Видел же, что женщина храпит, значит, заснула в такой момент ответственный! Позор-то какой, господи!

– Врубай, Том, – услышала я.

Мы что, сейчас песню услышим?! Я была не готова. Совершенно не готова! Но Том включил запись. Музыка. Электронный синтезатор. Димин сэмпл. Все осталось прежним, но вот голос… Я не узнавала его. Судя по лицу Димы – он тоже не узнал себя.

Тот магический посыл, который я слышала каждый раз, когда прослушивала «Roberto» – я додумывала сама, потому что в треке его не было. А теперь это звучало. В тончайших, ненавязчивых гитарных сэмплах, изящно встроенных Томом в основу песни. Эти сэмплы своим волшебным звуком пронизывали всю песню, заставляли звучать ее так, что щемило сердце. Когда я услышала Димин голос, уверенный, великолепно сведенный с музыкой, я опять не смогла сдержать слез. Та обреченность, которую так хотел услышать Вася, остро зазвучала в конце куплета, а потом обреченность оборвалась гитарной вставкой, и громыхнул припев. Боб усилил мощь голоса, раздвоив его и сделав эхо в конце строчек. Вся мощь чувств, вложенных Димой в запись песни, была в сто раз увеличена с помощью эффектов, и вот – я уже рыдаю в голос, спрятав лицо в ладонях, а «Roberto» звучит из студийных колонок, а Брэдли хлопает в ладоши, обнимаются со счастливым Димой, кто-то победно вскидывает кулак.

Куда подевалось то видео с жалобным стоном над синтезатором?

Теперь «Roberto» – это мощный трек, произведение искусства, восхитительная запись!

* * *

Удивительно, но после записи Дима чувствовал себя на подъеме. Едва мы приехали домой, как он засел за синтезатор, сообщив, что я могу забыть о его присутствии. Забыть пришлось надолго, так как он работал над мелодиями для разных песен: Васька ночью скинул тексты и теперь работа за Димой.

Я же наконец-то добралась до электронной почты и разобрала все письма, которыми меня засыпали ребята из центра. Это действительно были разные планы, сценарии, концепты. Я с удовольствием рассматривала зарисовки, картинки и документы, но не понимала, какое отношение имею ко всему этому. Что это за план-макеты? Что за бесконечные файлы с одинаковым названием «Бриф» и цифрой рядом? Что все это означает? Графические картинки, прикрепленные к письмам, мне нравились абсолютно все, но это не были Димины снимки, это были какие-то люди с разными выражениями лица, в разных одеждах и позах. Никаких пояснений не прилагалось. Наверное, это стандартные документы, и я обязана в них разбираться, но, позвольте… я не понимаю.

Я долго ковырялась в документах, пока наконец не догадалась позвонить Ваське. Учитывая, что на часах было начало восьмого вечера, то у Васьки уже полседьмого утра, он проснулся и, скорее всего, в рабочем состоянии. Я скинула ему письма и попросила со мной связаться в скайпе. А через пару секунд последовал видеозвонок.

– Привет, Ника!

– Привет, Васька. Ты получил от меня бумаги?

– Как я понимаю, некогда объяснять, но разобраться надо?

– Да, без тебя тут никак.

– Думаю, вместе справимся. Давай начнем с писем ребят из производственного отдела. Это три первых письма, тут говорится о видео. Итак, смотри, концепты сценариев, насколько я понимаю. Есть несколько зарисовок, из которых нужно выбрать интересный сюжет. Тут есть приписка, что раскадровка текста – вопрос креативщиков и будет is determined in the process, то есть, как я понимаю, все будет делаться живьем. Никаких постановочных кадров, только то, что придет в голову режиссеру во время работы. Так?

– Видимо, мне кажется, тут все так делается. Я-то думала, нам пришлют несколько коробок с разрисованными листочками, на которых будут позы и выражения, которые мы отберем для клипа, а потом снимем.

– Наверное, так и будет, но не сразу. Никто же не знает, как Дима выглядит в кадре.

Об этом я не подумала.

– И что ты предлагаешь? – спросила я.

– Ммм… дай я дочитаю… А ты как относишься к тем сценариям, что предложены? Третий, по-моему, весьма неплох. Называется «Crush».

– Я тоже о нем думала, но… Слегка как-то депрессивно? Нарезать в капусту все, залить огнем, льдом и отчаянием? Смотри, тут рухнувший самолет, какие-то зеркальные лабиринты, преисподняя…

– А песню мы такую и написали, во всяком случае, с таким ощущением. Это же все больно, страшно и неприятно. Я думаю, подать такую песню через такие видеоряды и нужно. Сильно выглядеть должно, если, конечно, со спецэффектами не опозориться.

– А вдруг? Может, лучше возле окошка с томным лицом спеть?

– Ника, так даже в Советские годы делать перестали.

– Твоя правда, – вздохнула я.

Два оставшихся сценария, которые прислали производственники, мы не одобрили. Один был на манер фэнтези – Дима в образе дракона летает и похищает прекрасных девственниц, пока не видит прекрасного парня, которого цепляет. Этот парень разрушает все фэнтезийное мироустройство, дракон становится хорошим, и они вместе летят навстречу рассвету, оставляя позади себя разрушенные города и села. Ерунда. Второй сценарий был «у окошка», где Дима должен был страдать три с половиной минуты у окна, за которым лил дождь, со вставками прогулки на природе, по городу, трассам и каким-то крышам, где на лицо будет хлестать дождь, над головой летать вороны, а где-то мелькать то ли мужской, то ли женский зад. В общем, «Crush» был из предложенных самым лучшим. Не отрываясь от Васьки, я в одно ухо спела Диме три идеи, и он, не поднимая пальцев от клавиш, согласно кивнул на «Crush».

Следующий блок вопросов состоял из графика съемок и прочих атрибутов.

– Я думаю, Ника, это как раз раскадровки. Но, опять-таки, никто не знает, как Дима выглядит в кадре. Вполне возможно, ему не подходят эти ракурсы и потребуются другие. Тут дело будут делать фотографы.

– Зачем же тогда нам отправили эти фото?

Я рассматривала фотографии. Полуобнаженные мужчины, по одному и несколько на кадрах, в трусах, без них, в майках, натянутых до паха, с поворотами головы в разные стороны и так далее. Все они были прекрасны, но ни на одном кадре я не видела Диму. Таким, каким знаю его.

– Думаю, для атмосферы, это, наверное, то, что мы должны выбрать. В каком стиле будут фото. Смотри, их можно разделить на несколько видов – готика, позитив при плохой погоде и… я бы называл эти три последних фото явным нарциссизмом.

С последней трактовкой Васьки я была согласна. У парня на последних трех фото взгляд был устремлен только на его тело, преимущественно, на те его участки, где округлые мышцы напряжены и смазаны капельками пота. А сколько любви было в этом взгляде! Эротично!

– И чего делать с атмосферой?

Васька, недолго думая, объявил:

– А ничего не сделаешь, в принципе, тут все однотипно. Когда будут кадры, будет видно, что получилось лучше. Так же, как и с видео. Не думаешь?

– Тогда я письменно дам ответ только по сюжету клипа, да? А по поводу всех этих концептов скажу, что определиться не можем, так как сами понятия не имеем, что будет лучше выглядеть в кадре. Достаточно обоснованно или некорректно?

– Я думаю, вторую часть твоего письма лучше сдобрить доверием и упованием на профессионализм специалистов.

– Ты прав. Так и сделаю.

Остальное мы даже смотреть не стали. Производственные схемы расположения декораций, костюмы и прочее – зачем? Везде было указано is determined in the process соответственно, все будет определяться на месте.

Я вышла на балкон покурить, где Димка заботливо положил на стеклянный столик пепельницу, пачку сигарет и зажигалку. Я поставила планшет на стол, и затянулась.

– Как там Димка? – спросил Вася.

– Да хорошо. Сегодня записали «Roberto», он очень переживал, но все прошло так хорошо, что по приходе домой Дима тут же сел за рояль.

– Присматривай за ним, ему сейчас непросто.

– Знаешь, Вась, мне иногда кажется, что тому, кто пишет наши судьбы, надо руки оторвать.

– Почему?

– Все, что сейчас происходит, как в плохом романе. Все так сумбурно. В жизни никакой логики, последовательности, описания… Одни события.

– Ситком шоу, – улыбается Васька, – в жизни всегда так, ты же знаешь.

– Нет, все не так. Когда я попадала в свои передряги, у меня было столько поводов подумать, столько мыслей и размышлений. А сейчас все некогда. Я даже город не могу посмотреть. Мне даже рассказать тебе нечего. Я тупо не знаю, где мы живем. В каком-то районе. Пару раз ездили на встречи, на авто, не видели ни побережья, ни Голливуда, ничего. Сидим тут, работаем?

– Все наладится, вы же только третий день в Америке. И потом, не забывай, когда ты попадаешь в свои беды и передряги, то думаешь только о себе. Со вкусом и основательно. А теперь вас двое, нет, даже трое. И вам некогда слишком много времени уделять мыслям и переживаниям. Все наладится, вольется в колею, потерпи.

– Ладно… как у тебя?

– А как у меня?

– Ну, как ты живешь? – спросила я. Мне было искренне интересно, как Вася там без нас, как родной город.

– Ищу себе помощника.

– А как справляешься пока?

– Пока нанял сиделку на пару недель, в принципе, нормально. Она приходит утром, убирается, готовит и все такое… А дальше я сам. Но ассистент нужен, работы много, мало что успеваю.

– Беспальцеву уволили?

– Нет, все еще работаю над этим вопросом. Вот как раз сейчас займусь очередным ее опусом.

– А в остальном как?

– Очень скучаю. Одиноко.

– Приезжай к нам, – предложила я с улыбкой, выпуская струйку дыма. – Некогда скучать будет.

– Это точно, – отвечает Васька, и его довольная мордочка расплывается в улыбке. – Но я думаю, что вам и без меня суетно. Когда будет все попроще, я, может быть, и свалюсь на вас со своими проблемами.

– Ты хотел сказать с помощью? – вмешался неожиданно Димка. Я вздрогнула – совершенно не услышала, как он закончил играть и вышел на балкон. Теперь он стоял у меня за спиной, я увидела его лицо в маленьком квадратике внизу экрана планшета.

– Ну как сказать, – улыбнулся Васька.

Парни переключились на историю с музыкой, а я пыталась сосредоточиться на написании письма. Я решила не мешать им и уткнулась в телефон, чтобы составить сообщение. Первое, с чем я столкнулась, так это с тем, что совершенно не понимала, кому отвечать и что писать. Ведь, наверное, каждый отвечает только за свое направление, не ставить же всех в каждое письмо! На всякий случай я все же решаю нажать на кнопку «ответить всем». Я написала все именно так, как мы и договорились с Васей. Не успеваю я выйти из почты, как телефон пиликает. Это что, уже ответы?

«Ника, привет! Спасибо за доверие, со сценарием все понятно, расписываем «Crush». Брэдли, подтверди бюджет. Скажи, кто будет отвечать за финплан? Мне нужны цифры, чтобы понимать. Мисс Тони, вы организовали балет? Я не помню, чтобы вы были на митинге, поэтому прошу вас включиться сейчас и ответить».

Отыскав глазами адресата, я понимаю, что письмо от Парвати. Надо же, а я думала, она просто тетка у монитора.

«Привет всем, балет в сборе, проблем никаких. Завтра мы готовы начать репетировать. Танец тоже готов. Мне тоже понравился «Crush», я рада, что мы с Джейсоном в этом плане дышим в унисон. Насчет красных трусов и шорт – категорически нет. У моих парней идеальные ноги, не хотелось бы их светить полностью, все-таки, это прерогатива концертов. Поэтому, длинные штаны, на крайний случай – трусы с балахонами, чтобы ноги не показывать полностью. Мне тоже нужен финплан».

Видимо, подписываться в этом обществе не принято, решаю я, снова пытаясь понять, от кого поступило письмо. Ага, Тони.

Я пребываю в легком недоумении. Надо ли мне отвечать и, если да, что писать? Спасибо?

«Привет всем, за финплан отвечаю пока я, потом видно будет. Мисс Тони, у вас бюджет стандартный, но я думаю, можно заключить контракт на троих постоянных парней, отберите по своему вкусу завтра на репетиции, хорошо? Лучше вас никто этого не сделает. Остальных – на аутсорсинг. По дизайну одежды – это лучше спросить у Ники и Димы, как они смотрят на такую одежду в принципе. Сэм, твой бюджет в рамках контракта «А», Коннор сегодня подписал ведомость, посмотри в базе. Там твои законные $13000. Брэдли».

– Не поняла, – ошарашенно сказала я, вчитываясь в письмо, – у нас съемка клипа стоит тринадцать тысяч долларов? Так мало?

– Это мало? – оторвавшись от разговора с Васей переспросил Дима.

– Или много? – раздался Васькин голос.

– Меньше полумиллиона рублей. Что можно снять достойного за полмиллиона рублей? Меньше даже? Какую графику?

– А там будет графика? – снова удивился Дима.

– Ну а как же? «Crush».

– Ника, я думаю, это деньги на фактические затраты, а не полностью на все съемки. Многое же будет сделано иждивением центра. Насколько я знаю, у Коннора неплохое производственное оснащение. То есть за многое платить не нужно.

Об этом я тоже не подумала, но Васька, видимо, прав. В затраты включают все, но ведь они и так сами по себе текут – оплата зарплат сотрудников, электричество, аренда, прочее. А есть люди, которых нанимают на проект, опять же, закупают реквизит. Возможно, оплачивают кому-то сверхурочные. Видимо, тринадцать тысяч долларов – это и есть сумма «сверх расходов», которая должна быть заложена в бюджет.

«По поводу одежды ничего сказать не могу. Сами ничего не знаем. Вроде бы никаких отрицательных эмоций не вызывают ни шорты, ни трусы. Поэтому, на усмотрение мисс Тони. Ника», – ответила я всем.

Финальное письмо пришло от Парвати:

«Коллеги, все согласовано и все хорошо. Если нет возражений по поводу бюджета, то не забудьте, что завтра с утра начинаются репетиции для съемок видео. Диму должны привезти к мисс Тони к 11:00 утра, форма одежды – спортивная. Ника, Брэдли, организуете? Ника, ты нужна в офисе на подписании финансовых документов, чтобы бухгалтерия начала переводить деньги. Брэдли, за тобой еще три пакета спонсоров, я давно не видела по ним результатов».

То есть это нормально – оставить один день для подготовки танцев?

Что вообще происходит?

* * *

Дима пропал без вести на целые сутки. Я, бегающая по инстанциям продюсерского центра с пачкой документов, не сразу заметила, что Димы нет в офисе. Да и как мне заметить это, когда центральный офис, где я носилась, располагался в Голливуде, а наша штаб-квартира с репетиционный центром, куда мы утром отвезли Диму, – на отшибе цивилизации. Я моталась с водителем, которого мне выцыганил Брэдли, от одного офиса к другому, не переставая печатать ответы на вопросы, сыплющиеся на электронку. Это просто с ума сойти, сколько деталей люди могут решить с помощью пальцев.

Слава богу, что для решения этих вопросов не требовалось встречаться ни с кем. Брэдли, получая от меня письма, позвонил и сказал, что встречи с маркетологами и менеджментом возьмет на себя, там мне присутствовать не обязательно, так как решать там ничего не нужно. В любом случае финальные отчеты придут на почту.

У меня остался только один вопрос: как в этом дичайшем потоке писем контролировать решение вопросов? Оказалось, достаточно легко. Просто я не знала, а все остальные – прекрасно знали, что система ставит задачи в программе управления делами, и в случае неразрешенной в срок задачи приходит напоминание на почту. Осталось научиться пользоваться системой управления и ставить задачи, но на первоначальном этапе Парвати, соизволившая позвонить по этому вопросу, обещала все взять на себя и вносить задачи в график самостоятельно. Поэтому я, поблагодарив ее, поехала по делам в офис.

Мне нужно было согласовать все этапы запуска проекта: от финальной версии сингла (девятнадцать виз руководства, включая визу Коннора) до бюджета, двухтомного проспекта, сшитого и запаянного со всех сторон. В финансовом отделе трудились две чудесные женщины, с которыми мне удалось пообщаться более или менее спокойно. Женщины сказали, что не подтвердят бюджет, пока не ознакомятся со всеми статьями. Оказалось, что для этого совершенно не нужно расшивать документ, достаточно отсканировать штрих-код на обложке, и вся информация поступила им в компьютер. Они знакомились с документом не больше десяти минут (ну разве можно оценить бюджет за десять минут?), после чего обе расписались на обложке, и я отправилась в штаб-квартиру с согласованными документами.

Димы там не оказалось. – А где Дима? – спросила я Брэдли, корпящего над каким-то длинным документом.

Он поднял на меня осоловевшие глаза. Видимо, не только я с утра бегала по инстанциям центра и решала вопросы. Он тоже не совсем понимал, где находится и чем занимается.

– О, ты уже здесь? Его забрала мисс Тони, хореограф, они спустились в павильон, где репетируют танцы. Честно говоря, я не помню, чтобы мы согласовывали сценарный план с танцами. А ты?

– И я не помню, – ответила я.

– Отлично.

Кажется, он даже не услышал, что я ему сказала.

Да, я совсем забыла упонямуть, что к нашей штаб-квартире приставили персонального администратора. Оказалось, что постоянного рабочего места у нас не будет. Мы всегда будем базироваться в каких-то помещениях, находящихся на территории конкретного производственного отдела. Единственное, что будет ездить везде с нами, – это наш администратор. Не отнимая много времени сегодня утром он уточнил, чтобы мы хотели видеть в своем рабочем пространстве, и сказал, что изучит расписание наших «штаб-квартир» и организует помещения по образу и подобию. Судя по всему, в нынешней штаб-квартире мы проведем не меньше недели, так как от нее рукой подать до студии звукозаписи, а через дорогу – фотостудия, где будем снимать фотографии промо. Так что, вполне вероятно, что недель будет даже две.

Не знаю, действительно ли Александр (так его звали) работал один, но когда я в четвертом часу приехала из центрального офиса, то вошла в совершенно другое помещение, которое не стыдно было именовать штаб-квартирой. Обустроенное и обжитое помещение, в нем захотелось остаться и спокойно поработать. Столов четыре, и они стояли в центре комнаты квадратом. Над каждым нависала лампа. За Брэдли, который вчитывался в какой-то длинный документ, громоздилась офисная техника. Был и диван, который стоял около стены, смежной с окном, рядом два кресла, между которыми Александр воткнул стеклянный столик, а за него – фикус. Откуда-то взялся высокий шкаф со стеклянными дверцами. В него же было понапихано куча каких-то книг, папок и пачки бумаги для принтера. На тумбе рядом стояла большая плазменная панель, а под ней – стереосистема. Больше всего мне понравилась «бутылочная доска», утянутая разноцветными нитями, которые удерживали разные листочки с информацией. Я, открыв рот, потрогала листочки на доске. «График выпуска синглов», «график съемок в павильоне», «график сессий в студии». На всю доску был разложен планинг-календарь, датированный, но не заполненный. Возле доски стоял кулер с горячей и холодной водой, рядом – небольшой сервировочный столик с кофемашиной (таких монстров я никогда не видела), вазочка с печеньем в хрустких бумажных обертках.

Обалдевшая от всего этого, я приготовила кофе (благо, сообразила, как завести этот чудо-агрегат) и вместе с кружкой спустилась в павильон, оставив невменяемого Брэдли в одиночестве.

Мисс Тони, похоже, гоняла Диму весь день без перерыва. Худощавая девушка мексиканской внешности чем-то напоминающая Габриэль Солис из «Отчаянных домохозяек», она упруго двигалась и хлесталась плеткой. Она раздела Диму до трусов: оставила его в боксерах и кроссовках. Помимо трусов и кроссовок на нем были наколенники, а локти перетянуты эластичным бинтом. Кроме их двоих в зале больше никого не было.

Когда я вошла, Дима терпеливо повторял движения за мисс Тони под счет «раз-два-три». Трусы промокли насквозь. По нему было видно, что он получал удовольствие от репетиции, или что у них было пока я не вошла? Заприметив меня, мисс Тони сказала Диме немного отдохнуть, а сама подошла поздороваться.

– Здравствуйте, я мисс Тони, хореограф, – сказала она с милой улыбкой. От нее пахло жаром и легким ароматом жасмина. Мне понравилось.

– Я Ника, директор Димы.

– Очень приятно, Ника. Не хотите присоединиться?

– О нет, спасибо. Я немного понаблюдаю и отправлюсь дальше работать.

– Хорошо.

В этот момент подоспел Дима. Видимо, отдохнувший.

– Да вы никак готовы, мистер? – игриво спросила мисс Тони.

– Готов! – оптимистично заявил Дима.

– Отлично, встаньте позади меня, возьмите меня за талию, и просто стойте, я присмотрюсь.

Дима прикаснулся к ней, и мисс Тони тотчас уперлась своими бедрами ему в пах. Даже я почувствовала там жжение! Да уж, непростая жизнь у артистов, коль приходится работать с такими хореографами. Мисс Тони откровенно соблазняла бедного мальчика своими фигурными бедрами, водя ими по его телу. Вренее, по той части тела, что ниже пояса. Она закинула руки ему за голову, крепко вцепилась в его шею и, повиснув, раздвинула ноги.

– Повернитесь, чтобы я видела нас сбоку, – скомандовала она.

Дима повернулся. Судя по комплекции, мисс Тони практически ничего не весит, поэтому Дима без труда вертелся с ней на шее. Увиденное мисс Тони, видимо, понравилось, она довольно улыбнулась и скомандовала:

– Отлично! Теперь выставьте ногу… Не туда, мистер, а между моих ног. Скромность не для этого танца. Вот так, блестяще!.. Смотрите, если приглушить свет, то я стала секс-гигантом!..

«О боже!»

На этом я удалилась, оставив «секс-гигантов» резвиться.

* * *

…Девять «восьмерок» были готовы ближе к ночи. Мы с Брэдли зашли за Димой в репетиционный зал, перед тем как отправиться в центральный офис для участия в презентации, организованной Парвати на энтузиазме. В сопроводительном письме значились два вопроса: 1) решение вопроса с бюджетом проекта на первый месяц; 2) решение вопроса с присутствием в социальных сетях. Я ничего не понимала ни в первом, ни во втором, но с Брэдли мы решили подтвердить свое участие, чтобы потом не выглядеть глупо. А вдруг нам это действительно нужно и важно? Касаемо бюджета, как я понимаю, вопросов не было никаких – все за счет заведения, а о зарплатах написано в контракте. Что еще тут обсуждать? Скорее всего, какие-то коммерческие вопросы, на которые мы никак повлиять не сможем, но в курсе надо быть. А присутствие в социальных сетях – что это вообще такое? В зале были какие-то парни в трико и вытянутых майках, под потолком витал запах сладкого табака, пота и мужских тел. И жасмин, конечно же, духи мисс Тони. Никто не обращал на нас внимания, пока Брэдли не помахал мисс Тони рукой, тогда нас тотчас усадили на пол и велели смотреть танец. Из динамиков лился «Roberto» в записи. Как все быстро, боже мой.

Мы послушно сели и как с первых аккордов открыли рот, так и остались с разинутыми до самого финала. Получилось просто невообразимо хорошо. Мисс Тони удалось наполнить грустью этот танец, пониманием и принятием себя и своей сексуальности. Она прониклась песней, и у нее отлично вышло. Дима старался как мог, и его ободряла улыбка мисс Тони – профессионала, которого он признал сразу. Она разбила «восьмерки» на два такта: слабый и соблазнительный для куплета и мощный и двигательный для припева. Она просила его петь и танцевать, Дима задыхался. Тогда она перетянула ему диафрагму эластичной лентой, и дышать стало действительно легче. Во всяком случае, так сказал Дима.

– Нам нужно еще полчаса, три репетиции с балетом, хорошо? Передохните, мистер, я пока поработаю с ребятами.

Дима подбежал к нам. Он улыбался и светился, хотя было видно, что он очень устал. Он просто сел возле меня, привалился ко мне и закрыл глаза. Отдохнуть ему дали недолго, за это время мисс Тони вернулась с пятью парнями и начала с ними работать. Парни, повинуясь какому-то слабо вразумительному жесту хореографа, не стесняясь, разделись до трусов, перетянули суставы, и выстроились в шеренгу. У них были идеальные тела. Дима со своим блеклым, но фигуристым телом не входил ни в какое сравнение с ними. У танцоров были накаченный торс, руки, идеальные и безволосые ноги. У Димы волосы были и на груди, и на животе, и на руках-ногах. Он сложил руки на груди и улыбнулся.

Мисс Тони взяла плетку и приказала всем повернуться задом, спустить трусы. Парни повиновались, Дима и Брэдли залились краской, а я, неожиданно для себя, зашлась сексуальным стоном.

– Мисс Домбровская? Есть предпочтения? – с лукавой улыбкой спросила мисс Тони и шлепнула одного танцора по ягодице.

Я, словно одурела от вида накаченных задниц, захлопала в ладоши и, плотоядно улыбаясь, ткнула пальцем в чью-то откровенно пошлую задницу со словами:

– Ну вот этот персик я б надгрызла!

– Элиот, выйди из шеренги, – приказала мисс Тони.

Элиот, обладатель персика-задницы, сыграл бедрами, подтянул трусы и повернулся с улыбкой.

– Эл, ты работаешь с артистом.

– Да, мисс Тони.

– Остальные – сзади. Парни, смотрим, а потом работаем. У нас всего полчаса!

Мисс Тони врубила музыку, поманила к себе Диму, и они два раза подряд станцевали девять «восьмерок», то есть комбинацию движений, укладывающихся в ритм песни, если разбить ее на равные части по восемь ударов в ладоши. Как раз выходило, что на припев танцевалось три «восьмерки», на куплет также три, одна на бридж и две дополнительные к финальному куплету.

Парни внимательно смотрели, а Элиот то и дело бегал то вперед, то назад, улавливая одному ему понятные движения. Я не видела ничего сложного в танце, но когда мисс Тони и Дима закончили, Элиот сказал:

– Мисс Тони, я не понимаю связку в финале. Вы специально ее смазали? Она нечеткая.

– У Димы не получается четко ее выразить, подстраивайтесь, – бросила она и скомандовала: – Начинаем!

За Диму встали четыре парня, ободряюще ему улыбнулись, а Элиот пристроился рядом.

– Помните, что рука у меня тяжелая, мальчики, – предупредила мисс Тони и щелкнула плеткой, словно Карабас на кукол.

Мне нравилась эта тетка. Она молодец, умела держать в узде липовыми инструментами. Ну не станет она же их бить!

Но тут я ошиблась. Первый свой шлепок получил по заднице Дима – мощный, обжигающий. Он не успел повернуться ровно и повалился на Элиота. Тот его, конечно, раскрутил, но «восьмерку» пришлось танцевать заново. Второй мисс Тони влепила Диме уже по рукам, когда он их не убрал за спину в припевочной «восьмерке». Последующие я уже не считала, только каждый раз вздрагивала, представляя, какой силы этот удар, если я слышу его даже сквозь песню. Но когда Дима с Элиотом делали движение «просунь ногу между моих ног», я всерьез обеспокоилась за достоинство Элиота: мисс Тони обустроилась у Элиота между ног и от души шлепала его по бедрам, заставляя выгибать их все больше и больше. Элиот был намного больше мисс Тони, и я видела, как Дима держал его с трудом, за что получил щелчок по спине с грозным:

– Горб убрать!

* * *

Следующее утро началось с совещания и одного сюрприза. В переговорной комнате в нашем штабе на диванчике, поставленном вместо трех или пяти складных стульев, роскошно раскинув белесые волосы из парика, восседала ОНА. Памелла Аллегро, женщина, держащая небосвод мира моды. Хозяйка модного дома «Allegro». У меня помутнело в глазах. Я видела фото этой чудотворной женщины, я восхищалась ею и боготворила! Но даже не представляла себе, насколько она страшная! Мать моя женщина! Это же просто ужас! Сухая пергаментная кожа, надутые, будто воспаленные герпесом, губы с ярко-лиловой помадой, ресницы а-ля Буренка. Худощавые, но жилистые руки прикручены к телу плечами, словно грубыми болтами. Куцая грудка под сеточкой стянутой кожи. Элегантное платье из последней коллекции, темно-синее с открытыми плечами и глубоким декольте и с поясом из каленого стекла. Как я хотела это платье! Но, увы, последний размер в коллекции я могла натянуть на себя в двенадцать лет. Босоножки со стеклянными бретельками и прозрачной подошвой… Боже мой, это дива Памелла Аллегро!

– Здравствуйте, мои дорогие, – сказала Памелла.

О боже, какой голос! Волшебный, неповторимый, с ненавязчивой хрипотцой, словно дива слегка простудилась. Я слышала не одно интервью Памеллы и знала, какая тяжелая выпала на ее долю ноша. Муж-подонок, проблемы со здоровьем… Но она была для меня образцом нравственности и силы духа.

– Памелла! Добрый день! Рада знакомству с вами! Я – Ника!

Кажется, я проговорила это в полуобмороке и с каменным лицом, потому что мозг отказывался давать команды мышцам. Но когда Памела встала и подошла ближе и – представьте себе! – обняла меня (легкий сладкий парфюм! «Маленькое черное платье» или «Шанель № 5»?), я увидела свое отражение в зеркале. Улыбаюсь. Слава богу! Дима топтался у входа. Конечно, он никогда в жизни не слышал о Памелле Аллегро и не знает, кто она. И судя по его сконфуженному виду, он не понимает, почему я ее обнимаю. И боится, что Памелла полезет с объятиями к нему или съест его. Не полезет, ибо это фишка Памеллы – она обнимается только с теми, кто говорит «добрый день!» в любое время суток! Остальные – не в теме.

– Рада познакомиться, дорогая. Я – Памелла, – сказала Дива.

– Памелла, познакомься, это наш Дима.

– Наша новая звезда, я полагаю? – томно проговорила Памелла и протянула Диме сухую лапку.

Дима пожал ее с недоверчивой улыбкой и кивнул.

– Готовы приступить? – раздался голос Парвати сзади.

Я снова принимаю чувство реальности и обвожу взглядом комнату. Так, дива затмила собой около семи человек, не считая нас троих и саму себя. Кроме Коннора я больше не знала никого, но, как заранее объявил Брэдли, никого знать и не нужно. Людей настолько много, что далеко не факт, что мы еще хоть раз встретимся. Как в прошлый раз на встрече.

Но двоих профурсеток я знала. Виолетт и Дженнифер. Я получила от них не один десяток писем и даже слазила к ним в профайл в системе коммуникации между сотрудниками центра, где были их фотографии. Обе блондинки, молодые, стройняшки, в общем, они из той категории, которая презрительно осматривает мое тело и прощает себе лишнее пирожное на ночь. Виолетта откровенно косила под Бритни Спирс, а в Дженнифер были видны попытки отчаянной индивидуальности, но без особых изысков. Девушки были одеты в деловые костюмы, Виолетта – в строгий черный, а Дженнифер – в переливающийся серебристый. Естественно, обе на высоких каблуках и с изящными планшетами в славных корках, по которым постукивают десять цепких коготков.

– Я приветствую всех на презентации проекта Джейсона МакКуина (такое сценическое имя взял себе Дима), прошу рассаживаться, – сказала Парвати. Ее темные волосы были стянуты в хвост так туго, что глаза казались притянуты к вискам.

Мы с Димой и Брэдли уселись по левую сторону, напротив окна. Возле Брэдли на свой диван села Памелла, мистер Коннор расположился по левую руку от нее, тоже на диванчик. С другой стороны стола сидели неизвестные нам четверо – двое мужчин и две женщины.

Дженнифер и Виолетта остались стоять возле проектора, который располагался на другом краю стола от нас. Парвати уступила пальму повествования девчонкам, уставившись в проектор так, словно на него транслировалось завещание ее покойной тетушки-миллиардерши.

– Дорогие друзья, мы рады приветствовать мистера МакКуина и его команду. Позвольте представить: Джейсон МакКуин, – торжественно объявляет Дженнифер, и Дима кланяется всем под ободряющие взгляды, – далее мисс Домбровская, директор артиста, и продюсер артиста – Брэдли Морган. Позвольте представить вам нашу специальную гостю – Памеллу Аллегро, дизайнера, стилиста и потрясающего человека.

Памелла изящно встает и дарит реверанс.

Инициативу перехватывает Дженнифер:

– Дорогие друзья, позвольте представить вам команду продюсерского центра и наш совет директоров. Мистер Джейкоб Коннор, генеральный продюсер.

Джейкоб улыбается и машет всем рукой. Следом Дженнифер представляет Томаса Гримма, генерального директора «Коннор Дистрибьюшн мьюзик», звукозаписывающей компании, входящего в холдинг «Коннор Дистрибьюшн». Это весьма молодой человек, мне кажется, не старше меня, даже сидя в кресле он был выше всех. Долговязый, с длинными волосами и внимательными глазами за круглыми очками. Он удостаивает всех открытой улыбкой, которую тут же стирает с лица. Мне он показался человеком довольно странным и… опасным.

Справа от него – миссис Ванесса Руби, генеральный директор «Live World Company», оператора мировых турне артистов разной величины, так пояснила Дженнифер. Это была очень взрослая и ухоженная женщина, с идеальным маникюром, в стильном деловой костюме серого цвета и аккуратной строгой прической. Весь ее вид означал деловитость и собранность.

Следующий директор – Ллойд Френкли из «Intervideo Production», компании, занимающейся производством видео любого уровня – от рекламного ролика до кинофильма. Ллойд, как и Томас Гримм молод, но в отличие от Гримма, откровенно забавен. Он был в кепке, солнцезащитных очках и футболке. Тщедушный, как цыпленок. Услышав свое имя, он делает губы трубочкой и с шумом втягивает воздух.

И последняя, кого представила Дженнифер – Саша Лоуренс, начальник юридического и финансового департамента «Коннор Дистрибьюшн». Честно говоря, я ожидала на встрече финансистов и юристов, но, во-первых, не думала, что это будет один человек, а во-вторых, не ожидала на этом посту фотомодель, скорее, мне представлялась взрослая деловая женщина вроде Ванессы Руби, но никак не хрупкая блондинка с именем Саша Лоуренс.

– Итак, все друг с другом знакомы, теперь приступим к презентации нашего проекта. Презентация состоит из трех частей. Первую и последнюю представляю я, а вторую – моя коллега Виолетта. Итак, приступим.

На экране появилась презентация. Общий маркетинговый план заключался в продвижении Джейсона МакКуина, или, как он именовался в презентации, – «проект», – через Интернет. Главное преимущество продюсерского центра – наличие собственных раскрученных интернет-сайтов, включая поисковик, социальную сеть и модный глянец.

План заключался в масштабной и быстрой раскрутке артиста. На календаре, изящно выполненном в сине-серых тонах, Дженнифер изобразила период «полной тишины», когда об артисте не будет ни слова, далее начинается мощная бомбардировка. Девять инструментов продвижения единовременно в полную силу.

План был рассчитан на текущий месяц. В нем должен выйти новый сингл, в поддержку которого будет организован промо-тур с выступлением на ключевых площадках, имеющих большой отклик, о которых будет сообщено дополнительно. На протяжении всей промо-кампании частные выступления запрещены, артист работает только на имидж.

– Как правило, в этот период поступает очень много предложений как в «Live World Company», так и напрямую продюсеру, – отметила Дженифер, – мы настоятельно рекомендуем отказываться от любых предложений, так как они будут экономически несостоятельны. Понятно, что хочется заработать деньги, но отказ стимулирует в дальнейшем больший спрос. Артист отправится в турне не раньше, чем через три с половиной месяца.

Альбом должен выйти не позже, чем через четыре месяца. Перед альбомом выйдет два сингла, и один – одновременно с альбомом, этот сингл станет ведущим. Поэтому, эту песню необходимо выбрать особенно тщательно, подготовить идеальный план продвижения.

– Именно поэтому, лид-сингл будет написан лучшими авторами с учетом мировых трендов, – сказала Дженнифер, – сейчас материал отдан в работу, и я думаю, что к середине следующей недели у нас будет готовый текст.

Далее начался финансовый план. Я была шокирована теми суммами, которые услышала. Когда я увидела на экране «план девяти пунктов» я предполагала, что суммы будут большими, но что настолько… Одно только участие в показе модного дома «Allegro» обойдется в полмиллиона долларов, кроме того, мы заплатим за то, что Дима будет лицом кампании на протяжении года. Надеюсь, что так будет не всегда, и скоро платить будут нам.

Оказывается, нет.

Памелла заявила, что хочет эксклюзив на лицо Джейсона МакКуина в рекламе любой одежды на три года, первый год оплачивает продюсерский центр, а два последующих идут в счет взаимозачета за одежду, которую «Allegro» будет предоставлять МакКуину и всей его сценической команде для туров, выступлений и так далее.

Я открыла было рот, чтобы сказать категоричное «НЕТ», но Дженнифер перехватила инициативу и сказала:

– Спасибо, Памелла, отличное и щедрое предложение, мы его принимаем.

В зале раздались аплодисменты. Я посмотрела на Брэдли вопросительно, он нахмурил брови, перестал хлопать и написал на планшете в блокноте фразу: «Обычно мы платим за это $1 млн». Тут захлопала я и решила больше не пытаться изменить этот мир.

На этом Дженнифер заканчила и передала слово Виолетте, которая тут же загрузила новую презентацию. Облик артиста.

Общая концепция на первую эру (под которой понимается альбом и тур в его поддержку) – атмосфера мрачной и стеснительной порочности. Темные тона, идеальные фигуры, преимущественно темно-синий цвет, черно-белые фотографии, томные взгляды и легкая эротика.

На примерных образцах фотографий нам показали, как будет выглядеть (концептуально) образец идеального плаката Джейсона МакКуина: черно-белое фото до пояса, полностью обнаженное, слегка опущенная голова и отведены глаза, рельефные руки и грудь, белая надпись JASON MCQUEEN. Я бы назвала эту концепцию «гомо эротическая».

Сайт уже был разработан и на презентации мы увидели его фото. С фотографией на главной странице обнаженного человека в трусах «Allegro», который лежит в нижней части экрана на белых буквах JASON MCQUEEN, а над ним располагается серый квадрат с информацией, справа от которого – квадратики логотипов социальных сетей, где есть страничка Джейсона. Слева всего три слова – about, video и tour.

Скажу сразу, что сайт мне понравился и вопросов не вызвал. За исключением одного: что мы напишем в легенде, то есть на загадочной страничке about. Эти вопросы я пишу в планшет Брэдли. Надо бы научиться пользоваться этими вещами как блокнотом с ручкой, это и вправду удобнее, во всяком случае, на встречах, где приглушен свет и не всегда есть стол, куда можно облокотить все письменные принадлежности.

Далее Виолетта рассказывает о том, как будут выглядеть альбом и синглы.

«Сингл – это издание в электронном виде и издание на физическом носителе (компакт-диск), куда помещена запись песни и официальные ремиксы» – написано на презентации. В качестве обложки альбома Виолетта предложила черно-белую фотографию на темно-сером фоне нижней части спины, куда немного захватить объективом попу. И тут же показала этот шедевр.

В принципе мне понравилось, за исключением одного: мне показалось это слишком пошлым.

– Буклет будет раскладываться, и когда человек приобретет диск и распакует его, то сможет получить полный постер с телом Джейсона, например, вот так…

И она показывает сложенный вчетверо снимок какого-то несметного самца. Фото было черно-белым, полностью обнаженным и снятым сзади. Полностью голая задница, что ли?!

В качестве обложек синглов Виолетта представляет несколько вариантов: обложки без фото вообще, только с надписями на все пространство, или фотографии лица в разных ракурсах и большую надпись тонкими буквами в нижней части обложки.

– Фотосессию назначим на завтрашнее утро, в павильоне в Голливуде, – сказала Виолетта. – Я приглашу трех фотографов, и мы выберем те работы, которые нам понравятся больше всего.

На этом она заканчивает и передает слово Дженнифер.

«ЛЕГЕНДА» – гласила надпись на следующей презентации.

– Я не буду комментировать этот шедевр, смотрите сами.

И появляется небольшой текст.

* * *

«Джейсон МакКуин сын эмигрантов из России, родился и вырос в Лос-Анджелесе. Его родители погибли, у него нет никого и ничего, кроме музыки. Ему чуть больше двадцати, и он рожден для того, чтобы быть на сцене».

Да уж.

И это шедевр? Я бы придумала куда лучше. Драмы однозначно мало, как хорорра и саспенса, о которых молила, о которых я просила всевышнего. Такую легенду я могла бы сочинить, сидя на унитазе! Но я смотрю на этот текст с точки зрения редактора, а не продюсера. Я присмотрелась к директорам: Джейкоб довольно кивал, Руби и Гримм одобрительно похлопали. Брэдли улыбался. Неужели это их устраивает?

Я скашиваю глаза на Диму. Он был шокирован. В этих небольших строчках было больше правды, чем вымысла. Наверное, он думал, что легенда будет куда более лживой.

– Мы настоятельно рекомендуем не вдаваться в подробности личной жизни до момента появления на сцене. Джейсон вправе рассказывать обо всем, что происходит с ним сейчас, но ни в коем случае ничего, что было «до». Это должно оставаться неизвестным. Поэтому эту информацию мы не раскрываем. Когда придет время, мы представим ее, но сейчас не время. В любых интервью продюсеру и директору артиста надлежит заранее обсудить стоп-лист, в которых прописать: никаких вопросов о прошлом артиста, никаких вопросов о будущем, только настоящее. Это правило гарантирует саспенс, то есть интригу, и отсутствие ложных ошибок.

– И еще одно: по поводу сексуальной ориентации артиста, – продолжает она, – никаких однозначных ответов, но мы настоятельно рекомендуем взять за основу бисексуальную ориентацию, что позволит зацепить обе аудитории: и девушек, и парней, и сразу же отсечь нетолерантные целевые группы, которые, как показывает практика, мало образованы, бедны и скупы на отзывы, и не представляют для нас никакого интереса.

Я бросила быстрый взгляд на Диму. Он был безмятежен.

В общем, загадочное мероприятие подошло к концу, и мы толком не успели перекинуться и парой слов. Я помахала Памелле, которая в очередной раз обняла меня и сказала, что будем держать связь и очень скоро встретимся, и унеслась об руку с Коннором, который даже не улыбнулся на прощание. Люди поскручивали провода и разошлись. Почта привычно запиликала, поясняя, что заполняется новыми сообщениями.

Брэдли увел нас из офиса, мы отправились в ближайший ресторанчик, где легко поужинали с бокалом вина, и Дима отчалил домой, оставив нас с Брэдли наедине.

Я, честно признаться, не совсем поняла, зачем он это сделал. Мы заказали еще вина. Наедине с Брэдли я не чувствовала себя женщиной – я еще помнила, как он отозвался о моей маленькой стокилограммовой проблеме на ужине с Коннором. Не сказать чтобы я была сильно обижена, но внимание мое этим своим небрежно брошенным высказыванием привлек. И теперь мне хотелось не просто, чтобы он признал свою неправоту, а чтобы… ну, больше того, понимаете? Короче, сложно это. Сама не могу понять – ну не хочу же я в самом деле, чтобы Брэдли в меня влюбился? Это было бы забавно, и, возможно, пролило бы бальзам на мою тушу.

В моей голове крутились разные мысли, и ни единой – правильной.

– Ника, а у тебя в России был возлюбленный? – неожиданно спросил Брэдли.

– Что за вопрос? – ощетинилась сразу я. Мне кажется, я даже тряханула вторым подбородком от возмущения.

– Ну мне интересно, – ответил он. – Нужно быть очень отважным, чтобы приблизиться к такой женщине, как ты.

Может быть, это хмель ударил в меня. Я, вообще, на алкоголь слабенькая. Пью мало, редко. Вот меня и выкашивает первой. Завидую бабам, которые могут сидеть прямо, когда мужики-собутыльники уже попадали под стол. Я вот не такая. Никогда компанию не поддержку – первой в голову стрельнет, первой драку разведу. Первой потом усну.

– Интересно ему, значит, – тихо сказал я, в груди уже клокотало. – Мало было в тот раз, когда ты пошутил по поводу моей «идеальной фигуры»? Теперь ты решил уточнить, сколько героев-мужчин посчитали меня женщиной, достойной ласки? Это хочешь узнать? Тебе как ответить? Посчитать только тех, с кем у меня был секс? Чего глаза удивленные сделал? Да, у меня был секс, представь себе. И не с самой собой. Так что? Посчитать, только их или еще тех, которые до постели не добрались? – спросила я уже довольно громко. Да, меня понесло. Наверное, усталость. Или легкий хмель от винца. Не знаю точно. Но меня было не остановить. – О, я знаю, что тебя обрадует! К черту всех этих мужиков, которые не дошли до постели, и тех, кто туда добрался! Давай я скажу, сколько мужиков меня отшили из-за того, что я толстая. Хочешь узнать?

Я допила бокал вина, поставила его на стол и встала. Меня пошатнуло, Брэдли вскочил и придержал меня. Я вдохнула, совсем того не ожидая, его запах. Господи, ну почему так? Почему все мужчины, которые разбивают мне сердце, пахнут так потрясающе? Легким бризом, уверенностью в себе, свежестью? Почему всегда так?

– Ника, пойдем, я отвезу тебя домой, – осторожно сказал Брэдли.

– Не надо, – сказала я твердо. Пожалуй, даже тверже, чем держалась на ногах. – Спасибо, но я сама. Рассчитайся, пожалуйста, а я пойду умоюсь.

В туалете я плескала водой в лицо и проклинала себя. Ну что я несу, Господи?! Ведь не зря все говорили – в Америке другой менталитет. Может быть, Брэдли просто по-дружески хотел со мной поговорить, а я решила, что он собирается меня унижать. Ну почему у меня голова так построена? Почему я сразу решаю, что все мужики априори считают меня непривлекательной из-за того, что я толстая? Почему я первым делом думаю, что меня хотят обидеть?

Потому что меня всегда обижали.

Но здесь, в Америке, я с собой так не позволю. Ведь я же просто супер. Я супер детка! Я целая вселенная, умная, у меня потрясающее чувство юмора! Я богиня в сексе и я преданная. Отличный друг, буду прекрасной матерью… Я все это говорю себе в зеркало, а в ответ мне сама я, самая обычная, такая же, как и всегда. Ровно такая же, как и тогда, когда мне в лицо плевала мордовка. Ровно такая же, которую бросил мужчина, ради которого я пошла на убийство – аборт. И кого я обманываю?

Я вышла из туалета другим человеком. Когда такое показывают в фильмах, всегда говорят – она оставила там свое сердце. Наверное, я оставила в этом туалете свое сердце. Больше никто не проникнет в него, больше никто не разобьет. И даже ты, Брэдли Морган, будь ты трижды самым сексуальным мужчиной на планете.

Меня не шатало – перед выходом я сунула два пальца в рот, и потом тщательно прополоскала его. Мне стало легче, особенно после пяти выпитых черпаков ледяной воды из ладошек.

Брэдли ждал меня на улице. Уже стемнело. Куда идти – я не знала.

– Я отвезу тебя, Ника, – сказал Брэдли. Выглядел он встревоженным.

– Я ведь сказала тебе, что доберусь сама, – ответила я, и подняла руку, чтобы поймать такси.

Брэдли опустил мою руку твердо, но не сильно.

– Послушай, ты совсем неправильно меня поняла, – сказал он. – Пожалуйста, не обижайся. Давай поговорим, только ты выслушай меня.

– Брэдли, дорогой, я все услышала, и я сегодня очень устала. Давай закончим этот разговор? Желательно закрыть эту тему раз и навсегда. Я поняла, что ты хотел сказать мне. Я не в твоем вкусе. Можешь расслабиться. Я не буду делать тебе знаков внимания. Хотя мне казалось, я и раньше их не делала. Но впредь буду осторожнее. Вот на этой машине я поеду, – сказал я и улыбнулась. Возле нас остановился большой красный джип с желтой шашечкой на крыше. За баранкой сидел обаятельный негр, который улыбался во все данные природой белоснежные зубы.

Чуть сильнее, чем было нужно, я выдернула свою руку и села в машину. Брэдли продиктовал таксисту мой адрес (спасибо, а то я и не знала, если честно), попросил меня открыть окно.

– Ника, сейчас ты не хочешь разговаривать. Но прошу тебя – не делай выводов, дай нам шанс все это обсудить.

– Брэдли, хочешь я тебя поцелую, чтобы ты отстал?

Вот тут разозлился он. Пока я пыталась сфокусировать взгляд шальных глаз, он приблизил ко мне свое красивое лицо с легкой щетиной и слабым ароматом своих потрясающих духов и прошептал:

– Иди ты к черту!

– С удовольствием, – ответила я и скомандовала негру: – Едем, шеф!

Брэдли отпустил дверь, и машина тронулась.

Я снова заплакала, тихонько, закрывая рот ладошкой, чтобы не взреветь белугой.

 

Игорь

Игорь ненавидел запасные варианты. Но почему-то всегда так получалось, что запасной вариант обычно становился генеральным планом, но, как водится, до мельчайших деталей разработан не был. Он ведь запасной, к чему его прорабатывать?

Проект Димы Грановского раскручивали. Ему дали псевдоним – Джейсон МакКуин, подписали с ним контракт. Игорю были неизвестные детали стремительного взлета Саши Лаврова, его интересовало – как долго ФБР сможет держать все в тайне? Игорь был уверен, что недолго. И знал, что у ФБР нет запасного плана. Спасти Сашу Лаврова будет просто некому. Все разбегутся, оставив его на съедение Наркобарону. Даже Вася Ковалев и тот умыл руки. Хотя так отважно сопротивлялся, пытаясь отстоять за Сашей право выбирать самому… Ну что, ему дали иллюзию выбора. Игорь надеялся, что Саша Лавров принял эту иллюзию за чистую монету.

В день, когда на радиостанциях зазвучала песня Джейсона МакКуина, в ведомственной клинике, где Саше Лаврову делали операцию, повесилась медсестра. Поскольку женщина работала в больнице очень много лет и принимала непосредственное участие в реабилитации Саши Лаврова, Игорю об этом доложили. Игорю эта новость не понравилась, и он поехал на место.

Объяснить трагедию не смог никто – ни родные, ни коллеги. Следователи допрашивали весь персонал по нескольку раз, дело было очень важным и острым – медсестра была с допуском к государственной тайне и знала много такого, чего обычные люди не знают.

– Я не скажу, чтобы наши сотрудники жаловались на зарплату, – сказала главврач клиники, – у нас очень большие доплаты. Скорее всего, это никак не связано с работой, а, наверное, связано с личной жизнью. Аллочка у нас одинокая, наверное, не захотела больше жить одна.

Главврач пустилась в пространные рассказы о личной жизни медсестры, но Игорь был уверен: эта дама сейчас насочиняет таких страданий, лишь бы никто не думал, что Алла Бережная повесилась не из-за личной жизни. Игорь был сам одинок, и не видел поводов из-за этого совершать самоубийство. В конце концов, семейная жизнь и любовь – не главное в этой жизни.

Прошло четыре дня, Аллу Бережную похоронили. Расследование ее суицида было завершено. Признаков насильственной смерти обнаружено не было. На пятые сутки после смерти Аллы песня Джейсона МакКуина возглавила все хит-парады планеты. Слова песни звучали из каждого угла, телевизора, радио, в рекламе, в торговых центрах. Эта песня облетела мир и завоевала его.

Хит МакКуина играл у него в приемнике, когда Игорь ранним утром приехал к Ирине с твердым намерением прекратить отношения и уехать, уехать, уехать, не оглядываясь. Он не хотел объяснений, скандалов и еще чего-нибудь, он просто хотел поставить точку, чтобы можно было двигаться дальше. Да, когда она привела в дом парня, Игорь ушел. Но ведь было понятно и без слов, что этот появившийся в ее жизни и, возможно, в постели человек – всего лишь способ вызвать ревность у Игоря. И хоть у него был полноценный повод больше не появляться в ее доме, Игорь хотел поставить точку.

* * *

Все пошло наперекосяк прямо с порога. Ирина встретила его со слезами на глазах и едва Игорь вошел в квартиру, кинулась к нему в объятия и долго рыдала, не в силах совладать с собой. План «А» смылся вместе со слезами. Они давно друг друга знали, и Игорь не мог просто так отстранить ее и сказать: «Между нами все кончено». Нет, он так не мог, хотя это сильно его удивило и привнесло какую-то легкость. Как будто святой отец грехи отпустил.

Или он сам себя простил – ведь еще месяц назад он не стал бы даже задерживаться ни на минуту. Слезы Иры – вполне себе обыкновенное дело, и терпеть он это не обязан ни при каких обстоятельствах. Но что-то изменилось, и Игорь вдруг осознал, что правильно именно так, а не иначе.

Он впустил Иру в свои объятия и даже погладил по голове.

– Что у тебя случилось? – спросил он.

– Папа… папа умер…

Игорь зажмурился. Почему именно сейчас? Неужели невозможно отложить это горе, отсрочить его? Избавить его от этих слез, от утешений и всего, что сопутствует? Мыли, весьма привычные и обыкновенные, которые следовали в его голове по давным-давно проложенному маршруту, вдруг показались ему кощунственными, неправильными, жестокими и отвратительными.

– Ира, мне очень жаль, – сказал он вполне искренне. – Что я могу сделать для тебя?

– Остаться, – сказала она. – Я не могу одна. Я боюсь. Я боюсь сойти с ума… Папочка, его больше нет…

– Тише-тише. Я побуду с тобой, – согласился он.

И она расплакалась еще пуще. Игорь ногами стянул ботинки, помог Ирине забраться в кровать, лег рядом. Она прильнула к нему и плакала-плакала-плакала. Игорь говорил какие-то слова утешения, гладил ее по голове и все видел, как со стороны – это совершенно не он. Он сам себя не узнавал. Практически каждый день Игорь сталкивался со смертью и давно привык к этой костлявой и неразборчивой старухе, ее зловонному запаху и слезам, которые она вокруг себя густо сеет. Он зачерствел к ней и чувствам, которые она вызывала у окружающих, считая их ненастоящими, как действие наркотиков. Смерть недолго задерживалась в одном доме, но всегда оставляла за собой право возвратиться в самый неожиданный момент. Нужно забыться и дождаться, когда она уйдет и в доме снова будет солнце. А сейчас все по-другому. Отца Иры он, конечно же, не знал. Но несколько раз она рассказывала, что человеком он был хорошим, и Ира была сильно привязана к отцу. Для нее это горе. Покойному отцу уже все равно, горе осталось у живых: у его дочери, сына и жены.

– Когда похороны будут? – спросил Игорь.

– Я не знаю… Мама сказала, что послезавтра, но ведь он умер только сегодня ночью… Так все быстро. Я не готова, Игорь, не готова…

– Но ты должна, – сказал он, впустив в голос немного жесткости, присущей прежнему Игорю, который бы просто позвонил подруге Ире и попросил ее приехать, а не остался бы сам. – Ты должна быть сильной и достойно проводить отца в последний путь. Это твой долг.

Ира кивнула и снова уткнулась в его плечо. У Игоря зазвонил телефон.

– Я могу услышать Игоря Сергеевича Романова? – спросил вежливый женский голос. Игорь сразу узнал его: Светлана Ивановна, психиатр из клиники.

– Здравствуйте, Светлана Ивановна, – ответил Игорь. – Слушаю вас.

– У меня произошло ЧП, – сказала она, – я могу по телефону сказать?

– Не стоит, я скоро буду. Вы на работе?

– Да. Жду вас. Это и вправду важно.

– Я вас понял.

Он положил трубку и взял ее снова. Нельзя оставлять Ирину одну. Через полчаса приехала подруга Иры, Лера, жгучая брюнетка, прочно привязывающая свои глаза к мужским ширинкам. Вот и сегодня первым, на что она посмотрела, был Игорь, вернее, та часть тела, что располагалась ниже пояса. И только после она заметила сжавшуюся в жалкий клубок Иру.

– Мне нужно идти, – сказал Игорь, – но я приеду вечером.

– А завтра? – с надеждой спросила Ира.

– И завтра тоже приеду, – сказал он.

В клинику Игорь приехал около трех часов дня. Светлана Ивановна встретила его в холле и по дороге в ее башенку сказала:

– Я не проверила сразу. Только сейчас поняла, что нужно было это сделать давно! Боже мой, столько времени упущено! Игорь Сергеевич, мне кажется, все пропало. Все псу под хвост.

– Да что случилось?

– Мне кажется, я рассекретила Сашу Лаврова.

– Что вы сказали сейчас?

– Вернее, не я. Я не знаю кто. Но думаю, это сделала Аллочка.

Они зашли в кабинет, и Светлана Ивановна показала Игорю свой шкаф. Там стояли толстые картонные папки. На корешках – номера.

– Я не подписываю папки именами пациентов. Только номера. У Саши Лаврова был номер 5478-00, возьмите эту папку. Вам нужна перчатка?

– Да, пожалуйста.

Он надел синюю латексную перчатку и взял папку. Она была очень легкой, потому что оказалась пустой.

– Что у вас было в папке? У вас нет доступа к профайлу Саши Лаврова, к тому, где содержатся данные о его новой личности. Что вы могли рассекретить? Вы даже не знаете, как он выглядит – он общался с вами в бинтах!

– Я вас умоляю, опровергните мои слова. – Ее голос дрожал, на глазах были слезы. – Скажите, что я ошиблась. Тогда ошибутся и они. Скажите, что это не так.

– Да что сказать вам? – разозлился Игорь.

– Саша Лавров это ведь не Джейсон МакКуин?