Эти двое мужчин познакомились, когда им было по пять лет: их посадили вместе за одной школьной партой исключительно из-за того, что их фамилии, Таунсенд и Томпсон, шли в классном журнале одна за другой. Вскоре они стали лучшими друзьями, что в их возрасте связывает сильней всех прочих уз. Успешно сдав «одиннадцать плюс», они попали в местную среднюю школу с гуманитарным уклоном, где никакие Тимпсоны, Толли и Томлисоны не смогли вклиниться между ними. Благополучно проучившись семь лет в этом учебном заведении, они достигли того возраста, когда надо устраиваться на работу или поступать в университет. Они предпочли второе — на том основании, что собственное трудоустройство лучше отложить на потом и не вспоминать о нем как можно дольше. При их способностях парни вполне заслуженно получили места в университете Дархэм, на отделении английского языка и литературы.

Жизнь на младших курсах таила в себе не меньше радостей, чем в начальной школе, хоть и несколько иного рода: не столько язык и литература, сколько теннис и крикет, застолья и девушки. К счастью, в последнем из этих пристрастий их вкусы несколько отличались. Майкл, стройный парень с темными курчавыми волосами и шести футов ростом, предпочитал длинноногих грудастых блондинок с голубыми глазами. Эдриен, коренастый малый с прямыми песочного оттенка волосами, питал слабость к миниатюрным, стройненьким, темноволосым и темноглазым девицам. И если Эдриену случалось повстречать где-то девушку, будь то их однокурсница или, скажем, барменша, к которой Майкл испытывал явный интерес — или же наоборот, — каждый из них начинал всячески превозносить достоинства своего друга. Так они прожили в Дархэме душа в душу три счастливых года, приобретя за это время нечто большее, чем степень бакалавра искусств. А поскольку ответы друзей на выпускных экзаменах были не настолько впечатляющими, чтобы дать возможность следующие два года корпеть над написанием «докторского» диплома, им пришлось-таки окунуться в реальную жизнь.

И двойняшки Дики Виттингтоны отправились в Лондон, где Майкл стал стажером на Би-би-си, а Эдриен подписал с международным рекламным агентством «Бентон энд Боулз» контракт на работу помощником завотделом. Они сняли небольшую квартиру на Эрлз-Корт-роуд, перекрасили ее стены в оранжево-коричневые тона и зажили жизнью разбитных малых — во всяком случае, такими они сами себя считали.

Так прошли пять лет блаженного холостяцкого житья-бытья, пока они не встретили, наконец, девушек, полностью соответствовавших всех их требованиям. Они женились с разницей в несколько недель. Майкл — на высокой голубоглазой блондинке, с которой познакомился, играя в теннис в клубе «Харлингэм». Эдриен — на стройной, темноглазой, темноволосой девушке, сотруднице финансового отдела «Келлогс Корнфлейкс». Они были свидетелями на свадьбах друг у друга. А затем за три года произвели на свет по трое детей — с той лишь разницей, что Майкл обзавелся двумя сыновьями и дочерью, Эдриен же — двумя дочками и сыном. И каждый стал крестным отцом сына-первенца своего друга.

Семейная жизнь почти никак не повлияла на их отношения. Они по-прежнему были верны своим старым привычкам: совместная игра в крикет по уик-эндам летом и в футбол — зимой. Не говоря уж о регулярных встречах за ланчем в будние дни.

Отпраздновав десятую годовщину свадьбы, Майкл, к тому моменту уже главный продюсер «Тэмз Телевижн», стыдливо признался Эдриену, что у него случилась первая супружеская измена. Он не смог устоять перед высокой фигуристой блондинкой из их машинописного бюро: умение печатать под диктовку со скоростью 70 слов в минуту оказалось не единственным ее достоинством. Через каких-то несколько недель Эдриен, к тому моменту заведующий отделом рекламы в «Перл энд Дин», пошел по тому же неверному пути: его выбор пал на журналистку с Флит-стрит, искавшую инсайдерскую информацию по одной из компаний, которые он представлял. Они были квиты. После чего два друга довольно скоро вернулись к привычному житейскому распорядку. Любая помощь, которые они только могли оказать друг другу, предоставлялась тут же, а разница во вкусах ни разу не стала поводом для конфликта. Все это не было помехой их семейной жизни — во всяком случае, так они твердили друг другу, — и вот в свои 35 лет, пережив бурные 60-е, они стали извлекать максимальную выгоду из наступивших 70-х.

Как-то в начале нового десятилетия «Тэмз Телевижн» отправила Майкла в Америку: он должен был смонтировать фильм о жизни в Нью-Йорке, снятый американской компанией Эй-би-си специально для британских зрителей. Эдриен, всегда мечтавший увидеть Восточное побережье Америки, без особого труда организовал себе поездку на то же самое время, убедив руководство, что ему необходимо провести какое-то особое исследование для одной англо-американской табачной компании. Друзья славно провели неделю в Нью-Йорке, а главным ее событием стала вечеринка Эй-би-си, выпавшая на последний их вечер в Америке: там должны были показать смонтированный Майклом фильм «Большое Яблоко глазами англичанина».

Когда Майкл и Эдриен приехали на студию Эй-би-си, вечеринка была в самом разгаре. Они вошли в зал плечом к плечу с одним-единственным намерением: немного выпить и отправиться спать пораньше — на следующий день им предстоял полет обратно в Англию.

Они заметили ее практически одновременно.

Среднего роста, хорошо сложена, зеленые с поволокой глаза и рыжие с золотым отливом волосы — убийственная комбинация их фантазий. Каждый сразу же понял, где именно он хотел бы провести нынешнюю ночь. И, одержимые одной и той же мыслью, друзья целенаправленно двинулись к красотке.

— Привет! Меня зовут Майкл Томпсон.

— Привет, — ответила она. — А меня — Дебби Кендэлл.

— Ну а я — Эдриен Таунсенд.

Она протянула руку, и каждый попытался первым ухватиться за нее.

К концу вечера они успели выяснить, что Дебби — директор съемочной площадки вечернего выпуска новостей Эй-би-си. Разведена, оба ребенка живут с ней здесь, в Нью-Йорке. Но ни одному из них не удалось произвести на нее должного впечатления — возможно, оттого что каждый пытался перещеголять другого. Оба как могли пускали ей пыль в глаза и даже несколько раз чуть не поссорились, выясняя, кто должен поднести новой знакомой что-нибудь из выпивки или из закусок. А стоило одному ненадолго отлучиться, как другой тут же ловил себя на том, что пытается подставить лучшего друга — может, непреднамеренно, но все равно некрасиво.

— Эдриен — классный парень, если бы только не эта его страсть к выпивке, — как бы между прочим замечал Майкл.

— Отличный малый Майкл, а какая у него милая жена! И тебе надо обязательно увидеть трех его восхитительных ребятишек, — уточнял при случае Эдриен.

Они на пару проводили Дебби и с большой неохотой расстались с ней у подъезда ее дома на 68-й улице. Она небрежно чмокнула и того и другого в щеку, поблагодарила за приятный вечер и пожелала им спокойной ночи.

По дороге в отель оба не проронили ни слова. Когда они наконец дошли до дверей своего номера на 19-м этаже «Плаза», Майкл первым нарушил молчание.

— Мне очень жаль, что все так вышло, — сказал он. — Я вел себя как последний идиот!

— Я не лучше, — заявил Эдриен. — Что вообще на нас нашло? У нас раньше никогда не бывало стычек из-за женщин.

— Да уж, — согласился Майкл. — Предлагаю компромисс.

— Что ты имеешь в виду?

— Завтра утром мы оба возвращаемся в Лондон. Ну а дальше давай так: кто первым из нас вернется сюда когда-нибудь…

— Идет! — кивнул Эдриен. И они рукопожатием скрепили свой договор — совсем как в старые добрые времена, когда, играя в крикет в школе, друзья решали, кому бить первым.

Оказавшись снова в Лондоне, оба пытались найти хоть какой-то повод для возвращения в Нью-Йорк. Никаких звонков и писем Дебби Кендэлл в Нью-Йорк: это нарушило бы их джентльменское соглашение. Но когда недели разлуки с ней переросли в месяцы, оба впали в уныние. Казалось, ни тому ни другому никогда уже не представится возможность вернуться.

Но вот однажды Эдриену предложили выступить на конференции СМИ в Лос-Анджелесе. Эта идея окрылила его: он не сомневался, что на обратном пути в Лондон сможет хоть ненадолго задержаться в Нью-Йорке. Но тут Майкл выяснил, что «Бритиш Эйруэйз» предлагает билеты с большой скидкой для жен, сопровождающих своих мужей в деловых поездках, и Эдриену пришлось забыть о возвращении через Нью-Йорк. Майкл вздохнул с облегчением.

Облегчение переросло в триумф, когда его командировали в Вашингтон, чтобы осветить обращение президента к Конгрессу. В разговоре с руководителем отдела иновещания Майкл предложил заглянуть на обратном пути в Нью-Йорк — для укрепления контактов с Эй-би-си. Глава иновещания одобрил идею, но уточнил, что уже на следующий день Майкл должен быть на месте: ему надо будет освещать открытие парламента.

Эдриен позвонил жене Майкла и вкратце рассказал ей о скидках на билеты в Штаты, если речь идет о сопровождении мужа в деловой поездке.

— Ты такой заботливый, Эдриен, — прозвучало в ответ. — Но, увы, в школе меня ни за что не отпустят в разгар учебного года. Кроме того, я страшно боюсь летать на самолетах.

Майкл с пониманием относился к фобии жены и поехал заказывать один билет.

В следующий понедельник он прилетел в Вашингтон и позвонил Дебби Кендэлл из гостиничного номера. Интересно, гадал Майкл, вспомнит ли она вообще тех двух хвастунов-англичан, с которыми виделась несколько месяцев назад, да и то всего один вечер. А если все же вспомнит, поймет ли, с кем из них она сейчас разговаривает. Он нервно набрал нужный номер и теперь с волнением вслушивался в гудки. На месте ли она? Может, ее вообще нет в Нью-Йорке? Наконец в трубке щелкнуло, и мягкий приятный голос сказал «алло».

— Привет, Дебби. Это Майкл Томпсон.

— Привет, Майкл. Вот так сюрприз! Ты в Нью-Йорке?

— Нет, в Вашингтоне. Но собираюсь и в Нью-Йорк. Как у тебя со временем? Ты можешь пообедать со мной в четверг?

— Сейчас посмотрю свой еженедельник.

Майкл затаил дыхание в ожидании ответа. Эти несколько секунд показались ему вечностью.

— Ты знаешь, в это время я как раз свободна.

— Здорово! Я заеду за тобой около восьми?

— Да, конечно, Майкл. Хотелось бы тебя увидеть.

Окрыленный столь обнадеживающим началом, Майкл тут же отправил телеграмму Эдриену, в которой «выразил свои соболезнования в связи с постигшей его утратой». Эдриен ничего не ответил.

В четверг днем, едва закончив отчет о выступлении президента для лондонской редакции, Майкл первым же рейсом вылетел в Нью-Йорк. Поселившись в другом гостиничном номере — на этот раз с двухместной кроватью: вдруг дети Дебби сейчас дома, — он долго и тщательно принимал душ, затем не спеша брился. Он все же умудрился дважды порезаться и, пожалуй, чуть переборщил с лосьоном после бритья. Затем пересмотрел весь свой гардероб, выбирая наиболее подходящие галстук, рубашку и костюм. Одевшись, придирчиво осмотрел себя в зеркале. Аккуратно причесал только что вымытые волосы, постаравшись сделать так, чтобы те места на голове, где волосы уже начали редеть, были максимально прикрыты, а несколько длинных прядей выбивались как бы невзначай. Взглянув на свое отражение еще раз, пришел к выводу, что выглядит моложе своих 38 лет.

Затем Майкл спустился на лифте на первый этаж. Выйдя из дверей «Плаза» на залитую неоновым светом Пятую авеню, с небрежным видом направился в сторону 68-й улицы. По пути он купил дюжину роз в магазинчике на углу и, мурлыча что-то себе под нос, отправился дальше. К подъезду небольшого кирпичного дома, где проживала Дебби Кендэлл, Майкл подошел в пять минут девятого.

Когда Дебби открыла дверь, Майкл подумал, что она выглядит еще обворожительней, чем в прошлый раз. На ней было длинное синее платье с воротничком и манжетами из белого шелка, закрывавшее тело от шеи до самых щиколоток, но и в нем она была желанней всех на свете. Никакого макияжа. Лишь чуть-чуть губной помады, которую он готов был помочь ей стереть прямо сейчас. Ее зеленые глаза сверкали.

— Ну, скажи же что-нибудь, — улыбнулась она.

— Потрясающе выглядишь, Дебби! — это все, что пришло Майклу в голову. Потом он сообразил, что не отдал хозяйке розы, и тут же исправил свою оплошность.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала она и пригласила гостя войти.

Майкл прошел за ней на кухню, где Дебби обрезала стебли цветов и поставила их в фарфоровую вазу. Затем она провела его в гостиную: розы заняли место на овальном столике возле фотографии двух мальчишек.

— У нас есть время, чтобы немного выпить?

— Конечно. Я заказал столик в «Элейн» на восемь тридцать.

— Мой любимый ресторан, — сказала она с улыбкой, отчего на щеках у нее появились ямочки. Ни слова больше не говоря, она налила виски в стаканы, один передала Майклу.

«Ну у нее и память!» — подумал про себя Майкл, неловко поднимая и опуская стакан: он нервничал, прямо как юноша на первом свидании. Когда Майкл допил, Дебби сказала, что им, пожалуй, пора.

— В «Элейн» не станут держать столик даже минуту дольше положенного, будь ты хоть сам госсекретарь Генри Киссинджер.

Майкл расхохотался и помог Дебби надеть пальто. Когда она уже запирала дверь на ключ, до него вдруг дошло, что он не заметил в квартире никакой няни. Детского шума тоже вроде не было слышно. «Наверное, они сейчас у отца», — подумал Майкл.

Он прежде ни разу не был в «Элейн». Это место ему присоветовал один приятель с Эй-би-си, напутствовавший его словами: «Такое заведение заметно повысит твои шансы на успех».

Когда парочка вошла в переполненный зал и остановилась у стойки бара в ожидании метрдотеля, Майкл оценил обстановку. Похоже на место, которое облюбовали богатые и знаменитые. Интересно, выдержит ли его карман подобные расходы и — самое главное — оправдаются ли все эти затраты?

Официант проводил их к небольшому столику в глубине зала, где они заказали еще по порции виски в ожидании меню. Когда официант пришел за заказом, Дебби сказала, что первое она не будет, только пикатту из телятины. Майкл заказал себе то же самое.

— И, пожалуйста, без чесночного соуса, — попросила Дебби.

Майкл подумал, что его ожидания не так уж и беспочвенны.

— А как Эдриен поживает? — спросила Дебби.

— О, лучше не бывает, — ответил Майкл. — Он, конечно же, шлет тебе свои поцелуи.

На слове «поцелуи» Майкл сделал особое ударение.

— Надо же, он еще помнит меня. Ты тоже передай ему мой привет… И, кстати, что привело тебя в Нью-Йорк на этот раз, Майкл? Еще один фильм?

— Нет. Нью-Йорк для кого угодно может стать вторым домом, но на этот раз я приехал сюда только для того, чтобы повидаться с тобой.

— Повидаться со мной?

— Именно так. Мне надо было смонтировать одну пленку в Вашингтоне. Но я знал, что успею все сделать сегодня к полудню, вот и подумал: может, ты будешь свободна и согласишься провести этот вечер со мной?

— Ты мне льстишь.

— И в мыслях не было!

Дебби улыбнулась. Тут принесли телятину.

— Выглядит аппетитно, — поделился своими наблюдениями Майкл.

— На вкус тоже ничего, — добавила Дебби. — А когда ты улетаешь?

— К сожалению, уже завтра утром. Рейс в одиннадцать ровно.

— Немного ты себе отвел времени на дела в Нью-Йорке.

— Я прилетел только для того, чтобы увидеть тебя, — напомнил ей Майкл.

Дебби, казалось, была целиком занята своей телятиной.

— Не представляю себе мужчину, который захотел бы развестись с тобой, Дебби. Как это произошло?

— А! Ничего особенного. Он влюбился в двадцатидвухлетнюю блондинку и бросил свою тридцатидвухлетнюю жену.

— Ну и напрасно. Он мог крутить роман с двадцатидвухлетней блондинкой и при этом хранить верность своей тридцатидвухлетней супруге.

— Разве это не взаимоисключающие вещи?

— Я так не думаю. Как никогда не думал, что в страсти к постороннему человеку есть что-то противоестественное. Как ни крути, жизнь — длинная штука, и было бы странно, если б за все это время ты не возжелал другую женщину.

— Мне трудно с тобой согласиться, — задумчиво сказала она. — Мне хотелось бы оставаться верной одному-единственному мужчине.

«Черт возьми, — подумал Майкл, — не очень-то обнадеживающая философия».

— Тебе его не хватает? — сделал он еще один заход.

— Да, иногда. Верно пишут в глянцевых дамских журналах: ты ощущаешь полное одиночество, когда вдруг оказываешься предоставлен самому себе.

«А вот это уже звучит многообещающе», — отметил Майкл и несколько неожиданно для самого себя изрек:

— Да, я все понимаю, но такой человек, как ты, не должен оставаться предоставленным самому себе чересчур долго.

Дебби ничего на это не ответила.

Майкл подлил ей вина почти до краев в надежде, что успеет заказать еще одну бутылку, прежде чем Дебби покончит с телятиной.

— Майкл, ты что, хочешь меня напоить?

— Ну, если ты думаешь, что это поможет, — рассмеялся он в ответ.

У Дебби эта шутка смеха не вызвала. Майкл не сдавался.

— В театре в последний раз давно была?

— Недавно. Ходила на прошлой неделе на «Эвиту». Мне понравилось («Интересно, кто же тебя туда водил?» — подумал Майкл), а вот мама заснула в середине второго действия. Думаю, стоит сходить туда еще раз, но уже одной…

— Останься я здесь подольше, охотно составил бы тебе компанию.

— Было бы неплохо, — заметила Дебби.

— Ну, ничего, обойдемся представлением в Лондоне.

— Со своей женой.

— Официант, пожалуйста, еще бутылку вина!

— Мне больше не надо, Майкл, честное слово.

— Ну хоть немного ты мне поможешь? — Официант удалился. — А ты была в Англии?

— Всего раз, когда Роджер, мой бывший, вывез нас туда всей семьей. Мне у вас понравилось, и я получила от поездки все, что хотела. Боюсь, мы делали именно то, что все и ожидают от американцев в такой ситуации. Тауэр, Букингемский дворец, затем Оксфорд, Стратфорд — и самолет на Париж.

— Не самый подходящий способ узнать Англию. Там есть еще масса всего, что я бы мог тебе показать.

— Подозреваю, что англичане, попадающие в Америку, тоже мало что видят, кроме Нью-Йорка, Вашингтона, Лос-Анджелеса. Ну и, пожалуй, еще Сан-Франциско.

— Согласен, — ответил Майкл, не желавший перечить Дебби.

Официант унес пустые тарелки.

— Как насчет десерта, Дебби?

— Нет-нет, ни в коем случае! Я борюсь с лишним весом….

Майкл мягко приобнял ее за талию.

— Зачем? Ты и так выглядишь просто идеально.

Она засмеялась, он улыбнулся.

— А вот от кофе я бы не отказалась, — сказала Дебби.

— И к нему еще немного бренди?

— Нет, спасибо. Только кофе!

— Черный?

— Черный.

— Два кофе, пожалуйста, — сказал Майкл официанту. И добавил, обращаясь уже к Дебби: — Мне следовало бы пригласить тебя куда-нибудь, где нет такого шума и показухи.

— Ты это о чем?

Майкл взял Дебби за руку. Рука была холодной.

— Мне хотелось сказать тебе что-то такое, что не должны слышать люди за соседним столиком.

— Думаю, здесь, в «Элейн», Майкл, они наслушались такого, что вряд ли их можно чем-то шокировать.

— Ну хорошо… Скажи, ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Нет. Но допускаю, что при первой же встрече можно почувствовать физическое влечение к кому-то.

— Как, например, у меня к тебе.

И вновь она оставила его реплику без ответа.

Принесли кофе, и Дебби высвободила руку, чтобы взять чашку. Майкл гнул свое.

— В тот вечер, когда мы познакомились, Дебби, в зале было полторы сотни женщин, но я ни на секунду не мог отвести от тебя взгляд.

— Даже во время просмотра фильма?

— Этот чертов фильм я видел уже раз сто. А вот тебя я боялся не увидеть больше никогда.

— Тронута твоим признанием.

— С чего это вдруг? Думаю, ты такие признания слышишь постоянно.

— Да, — кивнула она. — Но с той поры, как муж оставил меня, я никого еще не воспринимала всерьез.

— Мне очень жаль.

— Не стоит, Майкл. Не так-то просто перешагнуть через человека, с которым ты прожила десять лет. И я сильно сомневаюсь, что разведенные женщины в большинстве своем только и мечтают прыгнуть в постель к первому же встречному, как это любят показывать в современных фильмах.

Майкл снова взял ее за руку, страстно надеясь, что он не относится к категории «первых встречных».

— Замечательный вечер. Почему бы нам теперь не отправиться в «Карлайл» и не послушать сладкоголосого Бобби Коротышку?

Приятель с Эй-би-си рекомендовал этот тактический ход на случай, если Майкл поймет: его дела не совсем безнадежны.

— Да, я с удовольствием бы послушала, — ответила Дебби.

Майкл попросил счет. Восемьдесят семь долларов. Если бы по другую сторону стола сейчас сидела его жена, он бы самым внимательным образом изучил все пункты счета, но это был особый случай. Он просто оставил пять двадцатидолларовых купюр и не стал дожидаться сдачи.

Когда они вышли на Вторую авеню, он взял Дебби за руку, и они направились в сторону центра. На Мэдисон авеню они остановились у витрины магазина, и Майкл стал прицениваться к меховой шубе, часам Картье и платью от Баленсиага. «Хорошо, что магазины в это время уже закрыты», — с облегчением подумала Дебби.

В «Карлайл» они попали как раз к началу одиннадцатичасового шоу. Официант, подсвечивая себе миниатюрным фонариком, провел их через небольшой затемненный зал на первом этаже к столику в самом углу. Майкл заказал бутылку шампанского, а Бобби Коротышка дернул струны и протяжно запел: «Джорджия, Джорджия, о, милая моя…» Из-за шума оркестра лишенный возможности разговаривать с Дебби, Майкл просто держал ее за руку. А когда артист запел «В этот раз все сошлось у нас, а, девчонка моя?», он перегнулся через стол и поцеловал Дебби в щеку. Она обернулась, улыбнулась ему в ответ, и, кажется, вид у нее при этом был слегка заговорщицкий (или он просто принимает желаемое за действительное?), а затем пригубила шампанское. Ровно в двенадцать Бобби Коротышка закрыл крышку рояля и сказал: «Доброй вам ночи, друзья мои. Всем добропорядочным гражданам пора в постель, шалунам, впрочем, тоже». Майкл засмеялся чуть громче, чем следовало. Но порадовался, что Дебби тоже хохочет.

Они прогулялись по Мэдисон авеню до 68-й улицы, по дороге болтая о всякой всячине, хотя все мысли Майкла сейчас занимало лишь одно. У подъезда своего дома на 68-й стрит Дебби достала ключ.

— Как насчет стаканчика на ночь? — спросила Дебби ровным и спокойным голосом.

— Нет, Дебби, спиртного, пожалуй, хватит. А вот от кофе я бы не отказался.

Она провела его в гостиную.

— Смотри, как цветы хорошо стоят, — заметила она и пошла на кухню готовить кофе. Майкл взял какой-то старый номер «Тайма», но его хватало лишь на то, чтобы разглядывать картинки, в слова он не вникал. Через несколько минут хозяйка вернулась, неся на изящном подносе кофейник и две чашечки. Она разлила по чашкам кофе — снова черный — и села на диван рядом с Майклом, подогнув одну ногу под себя и слегка развернувшись в его сторону. Он осушил свою чашку в два глотка и слегка обжег при этом рот. После чего поставил чашку на место, повернулся и поцеловал Дебби в губы. Через некоторое время ее глаза ненадолго открылись: она пыталась поставить чашку на стол. После еще одного продолжительного поцелуя она чуть отодвинулась от Майкла.

— Мне завтра утром рано вставать.

— Мне тоже, — ответил Майкл, — но куда больше меня беспокоит то, что я не скоро тебя увижу.

— Красиво сказано, — заметила Дебби.

— Но меня это действительно беспокоит, — повторил Майкл, прежде чем поцеловать ее снова.

На этот раз она ответила. Он положил ей руку на грудь, а другой стал на ощупь расстегивать ряд маленьких пуговок у нее на спине. Дебби снова резким движением отодвинулась.

— Не стоит делать того, о чем мы потом будем сожалеть.

— Я знаю, что мы не будем сожалеть об этом, — отозвался Майкл.

Он поцеловал ее шею и плечи, стал тихонько стягивать платье вниз, следуя за ним губами по ее телу к груди: его обрадовало, что она была без лифчика.

— Может, мы все же пойдем в спальню, Дебби? Я уже староват для того, чтобы заниматься этим на софе.

Она молча поднялась и повела его за руку в спальню, где царил едва уловимый и восхитительный аромат тех самых духов, которыми она сегодня подушилась.

Дебби включила маленький ночник и сняла с себя все остальное: вещи упали прямо ей под ноги. Майкл, неуклюже раздевавшийся по другую сторону кровати, ни на мгновение не отводил взгляда от ее тела. Он нырнул под покрывало вслед за ней. Когда все было окончено — давно он не получал такого удовольствия, — Майкл лежал, размышляя над тем, что она целиком поддалась ему — на первом же свидании.

Они молча полежали в объятиях друг у друга, прежде чем заняться любовью вновь, и это было так же восхитительно, как и в первый раз. А потом Майкл заснул глубоким сном.

На следующее утро он проснулся первым и долго любовался красивой женщиной, лежавшей рядом с ним. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывали три минуты восьмого. Он нежно коснулся ее лба губами и стал перебирать ее волосы. Дебби как бы нехотя открыла глаза, улыбнулась. Потом была утренняя любовь. Медленная и нежная. И столь же приятная, как ночью. Майкл не сказал ни слова, когда она выскользнула из-под покрывала и убежала в ванную, чтобы включить ему душ, а затем отправилась на кухню готовить завтрак.

Майкл расслабленно стоял под горячим душем, во весь голос распевая песенку Бобби Коротышки. Как бы он хотел, чтобы Эдриен увидел его сейчас. Он вытерся насухо, оделся и вышел к Дебби на кухню, где они разделили утреннюю трапезу. Яйца, бекон, тосты, английский мармелад и дымящийся черный кофе. Пока Дебби одевалась, Майкл листал «Нью-Йорк таймс». Она вышла к нему в гостиную в элегантном платье цвета коралла, и он пожалел, что ему надо ехать так скоро.

— Нам пора, а не то ты опоздаешь на свой рейс.

Майкл с неохотой поднялся, и Дебби отвезла его в отель. Там он быстро побросал вещи в чемодан, расплатился за так и не использованный им номер с двуспальной кроватью и снова сел к ней в машину.

По дороге в аэропорт они болтали о предстоящих выборах и пироге из тыквы так, будто прожили в браке не один год, или так, как если бы не хотели признаться, что у них была эта ночь.

Дебби высадила Майкла перед офисом «Пан Американ» и отогнала машину на стоянку, чтобы вновь присоединиться к нему уже у регистрационной стойки. Они ждали, когда объявят посадку на его рейс.

«„Пан Американ“ объявляет посадку на рейс 006, следующий до Лондона. Пассажиров просят пройти с посадочными талонами к выходу номер 9».

Когда они достигли барьера «Только для пассажиров», Майкл крепко обнял Дебби.

— Спасибо за незабываемый вечер, — сказал он.

— Нет, это я должна сказать тебе спасибо, Майкл, — ответила Дебби и поцеловала его в щеку.

— Сказать по правде, я не очень-то надеялся, что все кончится именно так, — признался он.

— Почему? — поинтересовалась Дебби.

— Сложно объяснить, — сказал Майкл, пытаясь подобрать нужные слова. — Скажем так: я был удивлен…

— Ты был удивлен, что первый же наш вечер закончился в постели? — продолжила Дебби за него. — Зря ты удивляешься!

— Зря удивляюсь?!

— Да, зря. Все объясняется очень просто. Когда я развелась, все друзья в один голос твердили, что мне надо найти мужчину на одну ночь. Звучало это, конечно, здорово, но мне как-то не хотелось, чтобы мужчины в Нью-Йорке вообразили вдруг, что я так доступна.

Она нежно провела рукой по его щеке:

— И когда я встретила тебя и Эдриена, живущих за три тысячи миль отсюда, я сказала себе: «Кто бы из них ни прибыл первым…»