В тихое утро понедельника Кенни Мерчант — это было его ненастоящее имя, но, правда, в Кенни почти всё было ненастоящим — выбрал «Харродс» местом действия первой части операции.

На Кенни был костюм в тонкую полоску, белая рубашка и галстук цветов Королевской гвардии. Не многие покупатели поймут, что это галстук Королевской гвардии, но он был уверен, что продавец, которого он для себя выбрал, сразу же узнает красно-синие полосы.

Дверь ему открыл швейцар, который служил в Колдстримском гвардейском полку. Заметив галстук, швейцар тотчас отдал ему честь. Когда он несколько раз заходил в магазин на прошлой неделе, тот же швейцар его даже не замечал, правда, справедливости ради надо сказать, что тогда на Кенни был поношенный лоснящийся костюм, рубашка с открытым воротом и тёмные очки. Но на прошлой неделе он всего лишь проводил рекогносцировку; сегодня же он планировал оказаться под арестом.

Хотя в «Харродс» бывает свыше ста тысяч покупателей в неделю, с десяти до одиннадцати утра в понедельник здесь всегда тихо и спокойно. Кенни знал об универмаге всё, каждую мелочь, как футбольный болельщик, который знает всю статистику матчей любимой команды.

Он знал, где находятся все видеокамеры, и мог узнать любого охранника с тридцати шагов. Он даже знал, как зовут продавца, который будет его сегодня обслуживать, хотя мистер Паркер даже не догадывался, что станет крошечным винтиком в хорошо смазанном механизме Кенни.

Когда Кенни вошёл в ювелирный отдел, мистер Паркер объяснял своему молодому помощнику, как нужно оформить витрину.

— Доброе утро, сэр, — сказал он, повернувшись к своему первому покупателю. — Чем могу помочь?

— Я ищу запонки, — ответил Кенни, надеясь, что рубленая манера речи сделает его похожим на гвардейского офицера.

— Сию секунду, сэр, — сказал мистер Паркер.

Кенни забавляло, что к нему относятся с таким почтением всего лишь благодаря галстуку Королевской гвардии, который он купил накануне в мужском отделе за каких-то двадцать три фунта.

— Вас интересует что-то конкретное? — спросил продавец.

— Мне хотелось бы серебряные.

— Понимаю, сэр, — ответил мистер Паркер и стал выкладывать на прилавок коробочки с серебряными запонками.

Кенни уже знал, что ему нужно. Он выбрал запонки ещё в прошлую субботу.

— Могу я посмотреть вот эти? — спросил он, показывая на верхнюю полку.

Когда продавец отвернулся, Кенни украдкой взглянул на камеру слежения и сделал шаг вправо, чтобы его было лучше видно. Пока мистер Паркер доставал запонки, Кенни незаметно схватил выбранную пару и опустил в карман пиджака. В этот момент продавец снова повернулся к нему.

Краем глаза Кенни увидел, что к нему быстро идёт охранник и одновременно что-то говорит по рации.

— Прошу прощения, сэр, — взял его за локоть охранник. — Будьте любезны, пройдите, пожалуйста, со мной.

— А в чём дело? — возмутился Кенни, стараясь, чтобы его голос звучал раздражённо.

К ним подошёл второй охранник.

— Думаю, вам следует пройти с нами, тогда мы сможем поговорить без посторонних, — предложил второй охранник, крепко держа его за руку.

— Меня никогда в жизни так не оскорбляли, — во весь голос заявил Кенни. Он достал запонки из кармана и, положив их на прилавок, добавил: — Я собирался за них заплатить.

Охранник взял коробочку. К его удивлению, после этого разгневанный покупатель безропотно последовал за ним в комнату для задержанных.

В небольшом помещении с зелёными стенами Кенни усадили к столу. Один охранник вернулся к своим обязанностям на первом этаже, а второй остался стоять у двери. Кенни знал, что в «Харродс» ежедневно попадаются за воровство в среднем сорок два человека, и больше девяноста процентов из них оказываются на скамье подсудимых.

Через несколько минут дверь открылась, и в комнату вошёл высокий худощавый человек с измождённым лицом. Он сел по другую сторону стола и, взглянув на Кенни, открыл ящик и достал зелёный бланк.

— Имя? — спросил он.

— Кенни Мерчант, — без запинки ответил Кенни.

— Адрес?

— Патни, Сент-Люкс-роуд, сорок два.

— Род занятий?

— Безработный.

Ещё несколько минут Кенни тщательно отвечал на вопросы высокого человека. Дойдя до последнего вопроса, дознаватель внимательно осмотрел серебряные запонки, прежде чем заполнить нижнюю строчку. Стоимость: девяносто фунтов. Кенни отлично знал, какое значение имеет эта сумма.

Потом дознаватель подвинул бланк Кенни, который, к его удивлению, без возражений поставил подпись с замысловатой завитушкой.

После этого охранник препроводил Кенни в соседнюю комнату, где он просидел в ожидании почти час. Охранника удивило, что Кенни не спрашивает, что с ним будет потом. Всех остальных это очень интересовало. Однако Кенни точно знал, что будет дальше, хотя его никогда ещё не обвиняли в магазинном воровстве.

Примерно час спустя приехала полиция, и его вместе с ещё пятью воришками отвезли в суд магистратов на Хорсбери-роуд. Последовало очередное долгое ожидание, и наконец он предстал перед мировым судьёй. Ему зачитали обвинение, и он признал себя виновным. Кенни знал, что ему присудят, скорее, штраф, чем лишение свободы, так как стоимость запонок была меньше ста фунтов. На прошлой неделе он несколько раз приходил в суд и слушал, как рассматриваются другие дела, поэтому теперь он терпеливо ждал, когда мировой судья задаст ему вопрос, который задавал всем.

— Вы хотите сообщить суду ещё какие-нибудь сведения, которые мне следует принять во внимание, прежде чем вынести приговор?

— Да, сэр, — ответил Кенни. — На прошлой неделе я украл часы в «Селфриджес». С тех пор меня мучает совесть, и я хочу их вернуть. — Он лучезарно улыбнулся судье.

Судья кивнул и, найдя адрес обвиняемого на лежащем перед ним бланке, приказал констеблю сопроводить мистера Мерчанта домой и забрать украденный товар. На короткое мгновение показалось, что судья почти готов похвалить осуждённого преступника за гражданский поступок. Он, как и мистер Паркер, охранник и дознаватель, не понимал, что является всего лишь ещё одним винтиком в чётко отлаженном механизме.

В Патни Кенни отвёз молодой констебль, который рассказал ему, что работает в полиции всего несколько недель. Тогда тебя ждёт небольшое потрясение, подумал Кенни, открывая входную дверь и приглашая офицера войти в дом.

— Господи, — выдохнул молодой человек, заглянув в гостиную.

Он повернулся, выбежал из квартиры и немедленно связался со своим сержантом по автомобильной рации. Через несколько минут около дома Кенни по Сент-Люкс-роуд остановились две патрульные машины. Старший инспектор Трэвис распахнул незапертую дверь и обнаружил сидевшего в холле Кенни с украденными часами в руке.

— К чёрту часы, — заявил старший инспектор. — Что всё это значит? — спросил он, обводя руками гостиную.

— Это всё моё, — ответил Кенни. — Я украл одну-единственную вещь, которую и собираюсь вернуть, эти часы. «Таймекс Мастерпис» стоимостью сорок четыре фунта.

— Что за игру ты затеял, дружок? — спросил Трэвис.

— Не понимаю, о чём вы, — с невинным видом ответил Кенни.

— Всё ты прекрасно понимаешь, — возмутился старший инспектор. — Твоё гнёздышко набито дорогими украшениями, картинами, произведениями искусства и антикварной мебелью («стоимостью около трёхсот тысяч фунтов», хотелось сказать Кенни), и я не верю, что всё это принадлежит тебе.

— Тогда вам придётся это доказать, старший инспектор, а если не сможете, то по закону всё это моё. И в этом случае я имею право распоряжаться своим имуществом, как пожелаю.

Старший инспектор нахмурился, зачитал Кенни его права и арестовал за кражу.

В следующий раз Кенни предстал перед Центральным криминальным судом в здании Олд-Бейли. Кенни был одет соответственно случаю — в костюм в тонкую полоску, белую рубашку и галстук Королевской гвардии. Он сидел на скамье подсудимых по обвинению в краже на сумму двадцать четыре тысячи фунтов.

Полиция составила полный список всех обнаруженных в его квартире вещей и следующие шесть месяцев пыталась разыскать владельцев этих сокровищ. Но хотя они разместили объявления во всех известных журналах и даже показывали украденные ценности в телепередаче «На страже закона», да ещё выставили их на всеобщее обозрение, восемьдесят процентов владельцев так и не объявились.

Старший инспектор Трэвис пытался заключить с Кенни сделку. Он обещал, что Кенни получит мягкий приговор, если будет сотрудничать и скажет, кому принадлежат все эти вещи.

— Они принадлежат мне, — повторял Кенни.

— Если ты решил вести такую игру, помощи от нас не жди, — заявил старший инспектор.

Кенни и не ждал никакой помощи от Трэвиса. Это не было частью его первоначального плана.

Кенни всегда считал: будешь экономить при выборе адвоката — в итоге дорого заплатишь. Поэтому в суде его представляла крупная юридическая фирма и весьма услужливый мистер Арден Дювин, королевский адвокат, который запросил десять тысяч фунтов за свои услуги.

Кенни признал себя виновным. Он знал — если полиция дала показания, она не сможет снова предъявить невостребованные ценности, и, следовательно, закон признает их его собственностью. На самом деле, полиция уже неохотно вернула вещи, кражу которых не смогла доказать, и Кенни быстро сбыл их за треть стоимости, хотя шесть месяцев назад скупщик краденого предлагал ему за них всего лишь десятую часть.

Мистер Дювин, королевский адвокат, выступая с защитной речью, обратил внимание судьи, что это первое правонарушение его клиента, к тому же он сам пригласил полицейских к себе в дом, прекрасно зная, что они обнаружат там украденные вещи и арестуют его. «Нужно ли ещё какое-нибудь доказательство раскаяния и сожаления?» — вопрошал он.

Кроме того, мистер Дювин обратил внимание суда на то, что мистер Мерчант отслужил девять лет в вооружённых силах и с почётом вышел в отставку после участия в боевых действиях в Заливе, но после увольнения из армии он так и не смог приспособиться к гражданской жизни. Мистер Дювин заявил, что это не оправдывает поведение его клиента, но он хочет довести до сведения суда, что мистер Мерчант поклялся впредь никогда не совершать подобных преступлений, и поэтому он просит судью вынести его клиенту более мягкий приговор.

Кенни сидел на скамье подсудимых, опустив голову.

Судья прочитал ему небольшую лекцию о тяжести совершённого преступления, но при этом добавил, что он учёл все смягчающие обстоятельства дела и решил приговорить его к двум годам тюремного заключения.

Кенни поблагодарил его и заверил, что больше не причинит ему беспокойства. Он знал, что следующее его преступление не может окончиться тюремным заключением.

Когда Кенни увели под конвоем, старший инспектор Трэвис посмотрел ему вслед и, повернувшись к королевскому прокурору, спросил:

— Как вы думаете, сколько этот мерзавец заработал, придерживаясь буквы закона?

— Полагаю, не меньше ста тысяч, — ответил королевский обвинитель.

— Мне столько и за всю жизнь не заработать, — заметил старший инспектор и разразился тирадой, которую никто из присутствующих не осмелился повторить своим жёнам за ужином.

Королевский обвинитель не намного ошибся. В начале недели Кенни отправил в Гонконгско-Шанхайский банк чек на восемьдесят шесть тысяч фунтов.

Но старший инспектор не мог знать, что Кенни выполнил лишь половину своего плана, и теперь, когда начальный капитал находился в надёжном месте, он мог подготовиться к досрочному выходу на пенсию. Перед тем как его увезли в тюрьму, он обратился к своему адвокату с ещё одной просьбой.

Отбывая срок в открытой тюрьме «Форд», Кенни не терял времени даром. Каждую свободную минуту он посвящал изучению различных парламентских актов, которые в это время обсуждала Палата общин. Он бегло просматривал «Зелёные книги», «Белые книги», законопроекты в области здравоохранения, образования и социальных услуг и наконец наткнулся на Проект закона о защите данных. Каждую статью этого законопроекта он изучал не менее тщательно, чем член Палаты общин на стадии доклада. Он внимательно следил за каждой новой поправкой, которую передавали на рассмотрение Палаты, и каждым принятым пунктом. Как только законопроект в 1992 году стал законом, Кенни добился новой встречи со своим стряпчим.

Стряпчий внимательно выслушал его вопросы и, поняв, что они ему не по зубам, сказал, что узнает мнение адвоката.

— Я немедленно свяжусь с мистером Дювином, — пообещал он.

Кенни попросил, чтобы ему доставляли все деловые газеты и журналы, издаваемые в Соединённом Королевстве, пока он ждёт решения королевского адвоката.

Стряпчий постарался сделать вид, что ничуть не удивлён этой просьбе. Точно так же он скрывал своё изумление, когда его попросили принести все парламентские акты, которые обсуждались в то время в Палате общин. Следующие несколько недель в тюрьму прибывали огромные кипы газет и журналов, и Кенни всё свободное время вырезал рекламные объявления, которые встречались сразу в нескольких изданиях.

Ровно через год после вынесения приговора Кенни освободили досрочно за образцовое поведение. Когда он вышел из тюрьмы «Форд», отсидев всего половину срока, он взял с собой только одну вещь — большой коричневый пакет с тремя тысячами рекламных объявлений и письменным заключением главного адвоката по Закону о защите данных 1992 года, статья 9, пункт 6, подпункт а.

Неделю спустя Кенни вылетел самолётом в Гонконг.

Из гонконгской полиции старшему инспектору Трэвису доложили, что мистер Мерчант остановился в небольшой гостинице и проводит все дни в походах по местным типографиям. Он хочет издать журнал под названием «Деловое предприятие Великобритании» и интересуется типографскими расценками и розничными ценами на фирменные бланки и конверты. Полицейские быстро разнюхали, что в журнале будет лишь несколько статей о финансах и акциях, но в основном все его страницы будут заняты рекламными объявлениями.

Гонконгские полицейские признались, что пришли в недоумение, когда выяснили, сколько экземпляров журнала заказал Кенни.

— Сколько? — спросил старший инспектор Трэвис.

— Девяносто девять.

— Девяносто девять? На это должна быть какая-то причина, — уверенно заявил Трэвис.

Он пришёл в ещё большее недоумение, когда узнал, что журнал под названием «Деловое предприятие» уже существует и издаёт десять тысяч экземпляров в месяц.

Через некоторое время полиция Гонконга сообщила, что Кенни заказал две тысячи пятьсот фирменных бланков и две тысячи пятьсот конвертов из плотной бумаги.

— Что же он задумал? — недоумевал Трэвис.

Ни в Гонконге, ни в Лондоне не могли придумать никакого разумного объяснения.

Три недели спустя гонконгская полиция доложила, что мистера Мерчанта видели в местном почтовом отделении, где он отправлял две тысячи четыреста писем по различным адресам Соединённого Королевства.

На следующей неделе Кенни прилетел обратно в Хитроу.

Хотя Трэвис постоянно держал Кенни под наблюдением, молодой констебль не смог сообщить ему ничего интересного, кроме того, что мистер Мерчант получает около двадцати пяти писем в день. Как часы, ровно в полдень он заходит в «Ллойдс банк» на Кингз-роуд и кладёт на счёт несколько разных сумм — от двухсот до двух тысяч фунтов. Правда, констебль не доложил старшему инспектору, что каждое утро, перед тем как зайти в банк, Кенни машет ему рукой.

Через шесть месяцев поток писем превратился в маленький ручеёк, и походы Кенни в банк почти прекратились.

За это время констебль сообщил старшему инспектору Трэвису только одну новость: мистер Мерчант переехал из своей квартирки в Патни на Сент-Люкс-роуд в величественный четырёхэтажный особняк на Честер-сквер.

Трэвиса отвлекли другие, более срочные дела, а тем временем Кенни снова улетел в Гонконг.

— Ровно через год, день в день, — только и сказал старший инспектор.

Полицейские Гонконга докладывали старшему инспектору, что повторяются события прошлого года. Единственное отличие заключается в том, что на этот раз Кенни забронировал себе многокомнатный номер в «Мандарине». Он выбрал ту же типографию, владелец которой подтвердил, что его клиент сделал ещё один заказ на издание «Делового предприятия Великобритании». Второй номер опубликует несколько новых статей и всего тысяча девятьсот семьдесят одно объявление.

— Сколько экземпляров он издаёт на этот раз? — поинтересовался старший инспектор.

— Столько же, — последовал ответ. — Девяносто девять. Но он заказал всего две тысячи фирменных бланков и две тысячи конвертов.

— Что же он задумал? — повторил старший инспектор. Ответа он не получил.

Как только журнал вышел из-под пресса, Кенни снова отправился на почту и разослал тысяча девятьсот семьдесят одно письмо. После этого вернулся в Лондон в первом классе самолёта «Британских авиалиний».

Трэвис понимал, что Кенни каким-то образом нарушает закон, но у него не было ни людей, ни средств, чтобы это доказать. И Кенни ещё долго доил бы эту корову, если бы в один прекрасный день на стол старшего инспектора не легла жалоба от ведущей компании фондовой биржи.

Некий мистер Кокс, финансовый директор компании, сообщал, что получил счёт на пятьсот фунтов за рекламное объявление, которое его фирма никогда не заказывала.

Старший инспектор навестил мистера Кокса в его конторе в Сити. После долгих уговоров Кокс согласился помочь полиции и выдвинуть обвинение.

Государственное обвинение почти шесть месяцев готовило дело, прежде чем отправить его на рассмотрение в Службу уголовного преследования. Там почти столько же времени решали, поддержать обвинение или нет, но когда решение было принято, старший инспектор тотчас отправился на Честер-сквер и лично арестовал Кенни по обвинению в мошенничестве.

Мистер Дювин явился в суд на следующее утро, настаивая, что его клиент является образцовым гражданином. Судья выпустил Кенни под залог, но потребовал, чтобы он оставил свой паспорт в суде.

— Меня это устраивает, — сказал Кенни своему адвокату. — Раньше чем через пару месяцев он мне не понадобится.

Суд начался шесть недель спустя в Олд-Бейли, и вновь Кенни представлял мистер Дювин. Кенни стоя слушал, как судебный секретарь зачитал семь пунктов обвинения. Он не признал себя виновным ни по одному пункту. Обвинитель произнес вступительную речь, но присяжные, как часто бывает на финансовых процессах, явно не поняли ни одного слова из его пространных заявлений.

Кенни решил, что всё будет зависеть от того, кому поверят эти двенадцать добропорядочных мужчин и женщин — ему или мистеру Коксу, так как они вряд ли смогут разобраться в тонкостях Закона о защите данных.

Когда на третий день мистер Кокс приносил присягу, он произвёл на Кенни впечатление человека, которому можно доверить последние деньги. Он даже подумал, что, пожалуй, вложит несколько тысяч в его компанию.

Государственный обвинитель мистер Мэтью Джарвис задал мистеру Коксу несколько умело построенных вопросов, и в результате тот предстал честным и неподкупным человеком, который — ни много ни мало — считал своим гражданским долгом раз и навсегда искоренить отвратительное мошенничество, совершённое подсудимым.

Мистер Дювин встал и приступил к перекрёстному допросу.

— Позвольте вас спросить, мистер Кокс, вы видели объявление, о котором идёт речь?

Мистер Кокс посмотрел на него с праведным негодованием.

— Да, разумеется, видел, — ответил он.

— Скажите, в обычных обстоятельствах его качество было бы приемлемым для вашей компании?

— Да, но…

— Никаких «но», мистер Кокс. Либо его качество было приемлемым для вашей компании, либо нет.

— Оно было приемлемым, — процедил мистер Кокс.

— Ваша компания в конечном итоге заплатила за рекламу?

— Конечно же нет, — ответил мистер Кокс. — Счёт вызвал сомнение у одного из моих сотрудников, и он сразу же сообщил об этом мне.

— Весьма похвально, — сказал Дювин. — А этот сотрудник заметил текст, в котором говорится об оплате счёта?

— Нет, его заметил я. — Мистер Кокс с довольной улыбкой повернулся к присяжным.

— Я просто поражён, мистер Кокс. И вы всё ещё помните этот текст? Можете повторить его дословно?

— Думаю, да, — ответил мистер Кокс. Он задумался, но всего лишь на мгновение. — «Если вы не довольны качеством продукта, вы не обязаны оплачивать этот счёт».

— «Не обязаны оплачивать этот счёт», — повторил Дювин.

— Да, — ответил мистер Кокс. — Именно так там было написано.

— Значит, вы не оплатили счёт?

— Нет, не оплатил.

— Позвольте мне вкратце обрисовать ситуацию, мистер Кокс. Вы получили бесплатную рекламу в журнале моего клиента, качество которой было бы приемлемым для вашей компании, если бы она вышла в другом периодическом издании. Верно?

— Да, но… — начал мистер Кокс.

— У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Дювин не упомянул клиентов, которые всё-таки заплатили за рекламные объявления, потому что ни один из них не пожелал явиться в суд, опасаясь за свою репутацию. Кенни чувствовал, что его адвокат уничтожил главного свидетеля обвинения, но Дювин предупредил его, что Джарвис попытается проделать с ним то же самое, как только он займёт свидетельское место.

Судья предложил сделать перерыв на обед. Кенни не стал есть — он снова и снова перечитывал Закон о защите данных.

Когда суд возобновил заседание после обеда, мистер Дювин сообщил судье, что намерен вызвать только своего подзащитного.

Кенни, в тёмно-синем костюме, белой рубашке и с галстуком Королевской гвардии, встал на свидетельское место.

Мистер Дювин умело задавал вопросы, позволяя Кенни подробно рассказать о своей карьере в армии и о службе на благо своей страны в Заливе, не касаясь, однако, недавней «службы» на благо Её Величества. Потом он вкратце опросил его по существу дела. Когда мистер Дювин вернулся на своё место, у присяжных не осталось ни малейших сомнений, что перед ними — сама добродетель и честность.

Мистер Мэтью Джарвис, королевский обвинитель, медленно встал и долго перебирал бумаги, устроив из этого целое представление. Наконец он задал свой первый вопрос:

— Мистер Мерчант, для начала мне хотелось бы побольше узнать о периодическом издании «Деловое предприятие Великобритании». Позвольте вас спросить, почему вы выбрали именно такое название для вашего журнала?

— Оно отражает всё, во что я верю.

— Не сомневаюсь, мистер Мерчант, но не пытались ли вы ввести в заблуждение потенциальных рекламодателей, проводя аналогию с «Деловым предприятием», журналом, имеющим солидный вес и безупречную репутацию. Не в этом ли заключалась ваша истинная цель?

— В таком случае, можно провести аналогию между журналом «Женщина» и «Только для женщин», или «Дом и сад» и «Дома и сады», — возразил Кенни.

— Но все журналы, о которых вы говорите, выпускаются многотысячным тиражом. Какой тираж у «Делового предприятия Великобритании»?

— Девяносто девять экземпляров, — ответил Кенни.

— Всего девяносто девять? В таком случае, он вряд ли войдёт в список бестселлеров, не так ли? Пожалуйста, поясните суду, почему вы остановились именно на этой цифре.

— Потому что она меньше ста, а согласно Закону о защите данных, принятому в тысяча девятьсот девяносто втором году, публикацией считается периодическое издание с тиражом не меньше ста экземпляров. Статья два, пункт одиннадцать.

— Возможно, всё это так, мистер Мерчант, — продолжал мистер Джарвис, — но тогда тем более возмутительно предлагать клиентам заплатить пятьсот фунтов за рекламу в вашем журнале, которую никто не заказывал.

— Может, и возмутительно, но не противозаконно, — ответил Кенни с обезоруживающей улыбкой.

— Разрешите, я продолжу, мистер Мерчант. Не могли бы вы объяснить суду, по какому принципу вы определяли сумму счёта для каждой компании?

— Я выяснил, сколько их бухгалтерии имеют право потратить, не обращаясь за разрешением к старшему руководству.

— И с помощью какой хитрости вам удалось вытянуть из них эту информацию?

— Я звонил в бухгалтерию и приглашал к телефону клерка, который выписывает счета.

По залу прокатился смех. Судья театрально прочистил горло и призвал суд к порядку.

— И так вы решали, на какую сумму выписать счёт?

— Не совсем. Понимаете, у меня был прейскурант — цветная реклама на всю полосу стоила две тысячи фунтов, а чёрно-белая на четверть полосы — двести фунтов. Как видите, мы вполне конкурентоспособны, хотя, пожалуй, слегка не дотягиваем до национального уровня.

— Естественно, вы не дотягиваете до национального уровня, учитывая ваш тираж, — разозлился мистер Джарвис.

— Я знавал и похуже.

— Может, приведёте суду пример, — попросил мистер Джарвис, уверенный, что загнал подсудимого в ловушку.

— Консервативная партия.

— Я вас не понимаю, мистер Мерчант.

— Раз в год они устраивают приём в «Гроувнор Хаус». Они продают пятьсот рекламных проспектов и берут пять тысяч фунтов за цветную рекламу на всю страницу.

— Но они, по крайней мере, дают потенциальным рекламодателям возможность отказаться и не платить такую сумму.

— И я тоже, — ответил Кенни.

— Значит, вы не признаёте, что нарушаете закон, направляя компаниям счета за товар, который они даже не видели?

— Возможно, в Соединённом Королевстве и даже в Европе, — сказал Кенни, — это является нарушением закона. Но этот закон не действует, если журнал издаётся в Гонконге, британской колонии, и счета отправляются оттуда.

Мистер Джарвис зашуршал бумагами.

— Поправка девять к статье четыре, принятая в Палате лордов во втором чтении, — подсказал Кенни.

— Но их светлости имели в виду совсем другое, когда принимали эту поправку, — возмутился Джарвис, найдя нужную страницу.

— Я не умею читать мысли, мистер Джарвис, — пожал плечами Кенни, — и не могу точно знать, что имели в виду их светлости. Я лишь придерживаюсь буквы закона.

— Но вы получили деньги в Англии и не подали декларацию в Управление налоговых сборов, значит, вы нарушили закон.

— Вы ошибаетесь, мистер Джарвис. «Деловое предприятие Великобритании» является филиалом компании, зарегистрированной в Гонконге. Когда дело касается британских колоний, закон позволяет филиалам получать доход в той стране, где они распространяют свой товар.

— Но вы даже не пытались распространять журнал, мистер Мерчант.

— Британская библиотека и ещё несколько ведущих учреждений получили по номеру «Делового предприятия Великобритании», как и предусмотрено в статье девятнадцать.

— Вероятно, это так, но вы не можете отрицать тот факт, мистер Мерчант, что требовали деньги под ложными предлогами.

— Нет, ведь на счёте ясно написано, что клиент не обязан оплачивать счёт, если товар ему не подходит.

— Но текст на счёте напечатан таким мелким шрифтом, что его можно прочитать только с помощью лупы.

— Как следует изучите Закон, мистер Джарвис. Лично я не нашёл там никакого указания насчёт размера букв.

— А нет ли там указаний насчёт цвета?

— Цвета? — притворно удивился Кенни.

— Да, мистер Мерчант, цвета. Ваши счета отпечатаны светло-серыми буквами на тёмно-серой бумаге.

— Это цвета компании, мистер Джарвис. Это понятно любому, кто хоть раз видел обложку журнала. К тому же, в Законе нет никаких упоминаний о том, какого цвета должны быть счета.

— Да, — кивнул государственный обвинитель, — но в Законе есть одна статья, в которой ясно сказано, что текст должен быть напечатан на видном месте. Статья три, пункт четырнадцать.

— Совершенно верно, мистер Джарвис.

— И вы полагаете, что обратную сторону счёта можно назвать видным местом?

— Конечно, — сказал Кенни. — В конце концов, на обороте счёта нет ничего, кроме текста. Я тоже стараюсь придерживаться духа Закона.

— Значит, и я буду его придерживаться, — рассвирепел Джарвис. — Верно ли, что вы должны выслать компании номер журнала, если она оплатила рекламу в «Деловом предприятии Великобритании»?

— Только по её требованию — статья сорок два, пункт девять.

— И сколько компаний потребовали номер «Делового предприятия Великобритании»?

— В прошлом году — сто семь, а в этом — всего девяносто одна.

— И все они получили журнал?

— Нет. К сожалению, в прошлом году некоторые компании не получили журнал, но в этом я смог выполнить все заказы.

— Значит, в данном случае вы нарушили закон?

— Да, но только потому, что я, как уже объяснял, не смог издать сто экземпляров журнала.

Мистер Джарвис замолчал, дожидаясь, пока судья закончит писать.

— Полагаю, это статья восемьдесят четыре, пункт шестой, ваша честь.

Судья кивнул.

— И наконец, мистер Мерчант, позвольте обсудить с вами одно обстоятельство, о котором вы, к сожалению, забыли сообщить своему защитнику, когда он вас допрашивал.

Кенни сжал руки в карманах.

— В прошлом году вы разослали две тысячи четыреста счетов. Сколько компаний их оплатили?

— Около сорока пяти процентов.

— Сколько, мистер Мерчант?

— Тысяча сто тридцать, — признался Кенни.

— А в этом году вы отправили всего тысяча девятьсот счетов. Могу я спросить, почему пятьсот компаний получили помилование?

— Я решил не выставлять счета фирмам, которые объявили о снижении годового дохода и не смогли предложить дивиденды своим акционерам.

— Весьма похвально, весьма. Но сколько компаний всё-таки оплатили счета?

— Тысяча девяносто, — ответил Кенни.

Мистер Джарвис несколько секунд молча смотрел на присяжных, потом задал следующий вопрос:

— А какую прибыль вы получили в течение первого года?

В суде наступила тишина. Все восемь дней, пока длился этот процесс, зал умолкал всякий раз, когда Кенни обдумывал свой ответ.

— Один миллион четыреста двенадцать тысяч фунтов, — наконец ответил он.

— А в этом году? — тихо спросил мистер Джарвис.

— Немного меньше. Полагаю, из-за экономического спада.

— Сколько? — настаивал мистер Джарвис.

— Чуть больше одного миллиона двухсот тысяч фунтов.

— Больше вопросов нет, ваша честь.

И обвинитель, и защитник выступили с блистательными заключительными речами, но Кенни чувствовал, что присяжные хотят услышать напутственное слово судьи, прежде чем вынести свой вердикт.

Судье Торнтону потребовалось немало времени, чтобы подвести итоги этого дела. Он обратил внимание жюри на то, что обязан разъяснить им, как применяется закон в данном деле.

— Мы, безусловно, имеем дело с человеком, который досконально изучил формальный смысл закона. И это его право. Законы издают парламентарии, и суд не обязан выяснять, что они имели в виду, принимая тот или иной закон.

Таким образом, я должен вам сказать, что обвинение мистера Мерчанта состоит из семи пунктов, и по шести из них я рекомендую вам признать его невиновным, потому что в этих случаях он не преступил закон.

По седьмому пункту — на основании этого пункта он обвиняется в том, что не отправил свой журнал «Деловое предприятие Великобритании» тем клиентам, которые оплатили рекламу и потребовали прислать им номер журнала — он признался, что в некоторых случаях этого не сделал. Присяжные, вы можете считать, что здесь он, безусловно, нарушил закон, несмотря на то, что год спустя исправил ситуацию — и то, думаю, только потому, что число требований оказалось меньше ста. Члены жюри, вероятно, помнят данную статью Закона о защите данных и её значение.

Гладя на двенадцать ничего не выражающих лиц, можно было с уверенностью утверждать, что они понятия не имеют, о чём идёт речь.

В заключение судья сказал:

— Я надеюсь, вы серьёзно обдумаете своё окончательное решение, потому что ещё несколько сторон за пределами этого суда будут ждать вашего вердикта.

Подсудимый вынужден был признать справедливость этого заявления, глядя, как присяжные гуськом покидают зал суда в сопровождении судебных приставов. Его отвели назад в камеру. Он отказался от обеда и больше часа пролежал на койке в ожидании решения своей судьбы. Наконец его снова вызвали в зал суда.

Кенни поднялся по ступенькам и сел на скамью подсудимых. Ему оставалось только ждать, пока присяжные рассядутся по своим местам.

Судья сел за стол, посмотрел на секретаря суда и кивнул. Секретарь повернулся к старшине присяжных и зачитал каждый из семи пунктов обвинения.

По первым шести пунктам обвинения в мошенничестве и обмане старшина, следуя указаниям судьи, объявил, что присяжные вынесли вердикт «не виновен».

Затем секретарь зачитал седьмой пункт: невыполнение требования о доставке номера журнала тем компаниям, которые, заплатив за рекламу в упомянутом журнале и запросив номер упомянутого журнала, так его и не получили.

— Каков ваш вердикт по этому пункту — виновен или не виновен? — спросил секретарь.

— Виновен, — объявил старшина присяжных и вернулся на своё место.

Судья повернулся к Кенни, который стоял и внимательно слушал.

— Я, как и вы, мистер Мерчант, — начал он, — долго и тщательно изучал Закон о защите данных, принятый в тысяча девятьсот девяносто втором году, и в особенности меры наказания за невыполнение требований пункта один статьи восемьдесят четыре. Я решил, что у меня не остаётся выбора, кроме как применить к вам высшую меру наказания, которую Закон предусматривает в данном случае.

Он пристально посмотрел на Кенни — так, словно собирался вынести ему смертный приговор.

— Вы будете оштрафованы на тысячу фунтов.

Мистер Дювин даже глазом не моргнул. Он не обратился к суду за разрешением на подачу апелляции, не стал уточнять срок выплаты штрафа, потому что именно такой приговор предсказал Кенни ещё до начала процесса. Он совершил только одну ошибку за эти два года и был готов заплатить за неё. Кенни покинул скамью подсудимых, выписал чек на требуемую сумму и отдал секретарю суда.

Поблагодарив своих юристов, он взглянул на часы и быстро вышел из зала суда. В коридоре его ждал старший инспектор.

— Ну что, накрылось ваше деловое предприятие, — сказал Трэвис и зашагал рядом.

— С чего вы взяли? — сказал Кенни, ускоряя шаг.

— Теперь парламенту придётся изменить Закон, — пояснил старший инспектор, — и на этот раз, можете не сомневаться, они прикроют все ваши лазейки.

— Уверен, это произойдёт нескоро, — сказал Кенни, выходя из здания и сбегая вниз по ступенькам. — Парламент вот-вот уйдет на летние каникулы, и я не думаю, что у них появится время для обсуждения новых поправок к Закону о защите данных раньше февраля или марта следующего года.

— Но если вы попытаетесь снова прокрутить свою аферу, я арестую вас прямо в аэропорту, — пообещал Трэвис, когда Кенни остановился на тротуаре.

— Вряд ли, старший инспектор.

— Почему это?

— Не думаю, что Служба уголовного преследования станет затевать ещё один дорогостоящий процесс, если в результате они получат какую-то тысячу фунтов. Подумайте об этом, старший инспектор.

— Ну тогда я возьму вас в следующем году, — не унимался Трэвис.

— Сомневаюсь. Видите ли, к тому времени Гонконг уже не будет колонией Короны, и я займусь другим делом, — сообщил Кенни, садясь в такси.

— Другим делом? — озадаченно пробормотал старший инспектор.

Кенни опустил стекло и с улыбкой сказал Трэвису:

— Если вам нечем заняться, старший инспектор, советую изучить новый Закон о финансовом обеспечении. Вы не поверите, сколько там лазеек. Прощайте, старший инспектор.

— Куда едем, приятель? — спросил водитель такси.

— В Хитроу. Но не могли бы мы по пути заехать в «Харродс»? Мне нужно захватить там пару запонок.