Следующие двадцать дней были очень напряжёнными для всех. Непросто в совершенстве овладеть планами других и отшлифовать свой собственный. В пятницу компаньоны в первый раз встретились в больнице св. Фомы. Можно было считать, что знакомство с операционной прошло вполне успешно, если бы Джеймс устоял на ногах. В обморок его поверг даже не вид текущей крови — ему оказалось достаточно увидеть сверкающий скальпель. Но и у этого происшествия была своя положительная сторона: Джеймсу вновь удалось избежать объяснения, почему его план до сих пор не готов.

На следующей неделе Стивен был чрезвычайно занят: он проходил на Харлей-стрит ускоренный курс в одной весьма специфической области медицины, причём на достаточно высоком уровне.

Джеймс провёл несколько часов, разъезжая на стареньком фургончике по запруженным машинами улицам от больницы св. Фомы до Харлей-стрит. Так он готовился к последнему экзамену в Монте-Карло, который, по его предположению, должен оказаться намного проще. Также он съездил в Оксфорд и постарался разобраться, как работает казначей университета мистер Кастор, изучая его обычные маршруты.

Жан-Пьер, после двухдневного ожидания, заплатив за счёт Меткафа двадцать пять долларов, стал заграничным членом самого престижного лондонского игорного клуба «Кларемон». Там он проводил вечера, наблюдая, как праздные богачи играют в баккара и блэкджек, иногда поднимая ставки до тысячи долларов. Через три недели Жан-Пьер рискнул отправиться в казино «Голден Наггет», где ставки редко превышали пять фунтов. К концу месяца он наиграл уже пятьдесят шесть часов, но так осторожно, что его проигрыш был минимальным.

Главной заботой Джеймса оставался его личный вклад в их общее дело. Но чем больше он старался придумать план, тем меньше у него получалось. Он снова и снова перебирал все немногочисленные идеи, даже когда на большой скорости гонял по Лондону. Однажды вечером, поставив фургончик в гараж и пересев в «альфа-ромео», Джеймс отправился на квартиру к Энн. По дороге он мучительно решал вопрос, можно ли доверить ей их общую тайну.

В это время Энн готовила особый ужин для Джеймса, прекрасно отдавая себе отчёт, что он не просто любит вкусно поесть, а принимает изысканную пищу как должное. Аромат домашнего гаспачо разносился по всей квартире, и винный соус был уже почти готов. В последнее время Энн стала замечать, что избегает заказов вне Лондона: ей совсем не хотелось расставаться с Джеймсом, пусть даже на короткий срок. Также в ней крепло чувство, что он, пожалуй, единственный мужчина, с которым она с удовольствием провела бы ночь. Но пока он не предпринимал никаких попыток оказаться где-либо, кроме её столовой.

Джеймс принёс вино «Бон Монти Руж» 1971 года, — его погреб быстро пустел, но молодой лорд все же надеялся, что до окончания их операции вина хватит, хотя и понимал, что автоматически теряет право на возвращение своих денег, пока не внесёт лепту в виде собственного плана.

В длинном чёрном платье, мягко окутывающем её стройную фигурку, Энн выглядела потрясающе. Она была без макияжа и без драгоценностей, только тяжёлый узел волос блестел в свете свечей. Ужин удался на славу, Энн, такая дразнящая в чёрном платье… Она немного нервничала и даже просыпала кофе, когда готовила две крохотные чашечки крепкого напитка. О чём она думала? Джеймсу совсем не хотелось испортить их отношения нежеланным ухаживанием. Он больше привык быть обожаемым, чем любить самому. Он привык к лести, привык к тому, что обычно вечер заканчивался в постели с девушкой, при виде которой в холодном ясном свете утра он покрывался мурашками. Энн волновала его совершенно по-другому. Он хотел быть рядом с нею, держать её в объятиях, любить её. Но больше всего он хотел, чтобы она осталась с ним и утром.

Убирая посуду со стола, Энн, казалось, избегала его взгляда. Затем они сели у камина — с бокалами бренди и Линой Хори, которая пела «Я прекрасно обхожусь без тебя». Обхватив колени руками, Энн сидела на полу у ног Джеймса и глядела в огонь. Он нерешительно протянул руку и погладил её волосы. На секунду Энн замерла, а затем, запрокинув голову, обняла его за шею и притянула к себе. Он отозвался, наклонившись вперёд и касаясь её щеки и носа губами, обхватил её лицо ладонями, нежно поглаживая пальцами её уши и шею. От её кожи струился тончайший аромат жасмина, а приоткрытые, блестящие в отблесках огня губы улыбались ему. Он поцеловал её, и его руки соскользнули на её тело, мягкое и лёгкое под его ладонями. Джеймс нежно провёл пальцами по её груди и сел рядом на пол, прижимаясь к ней всем телом. Его руки бесшумно скользнули к ней за спину, расстёгивая молнию платья, которое тут же упало на ковёр. Не сводя с неё взгляда, Джеймс поднялся и быстро разделся. Взглянув на его обнажённое тело, Энн застенчиво улыбнулась.

— Милый Джеймс… — тихонько проговорила она.

Потом они лежали, не как любовники, но как влюблённые. Энн положила голову на плечо Джеймсу и рисовала, едва касаясь кончиком пальца, на его волосатой груди.

— В чём дело, Джеймс? Я знаю, что очень застенчива, но это…

— Ты просто прекрасна. Ты сама не знаешь, как ты великолепна. Проблема не в этом… Энн, я должен тебе кое-что рассказать, поэтому просто лежи и слушай.

— Ты женат.

— Нет, хуже. — Помолчав, Джеймс закурил и глубоко затянулся. В жизни бывает так, что расскажешь все без утайки, и станет легче. — Энн, дорогая, я, как полный идиот, вложил огромные деньги в афёру, и шайка жуликов украла их. Моя семья ещё ничего не знает об этом, и они страшно расстроятся, когда узнают. К счастью или несчастью, нашлись ещё трое парней, попавших в ту же переделку, что и я, и вот теперь мы пытаемся вернуть свои деньги. Они хорошие ребята, и у них полно блестящих идей, а мне ничего в голову не приходит, как выполнить мою часть договора. Иногда мне кажется, что я так напряжённо думаю, что сойду с ума, и к тому же жаль терять сто пятьдесят тысяч фунтов. Ты — единственное, что в последний месяц сохраняет мне разум.

— Джеймс, начни сначала и помедленнее, — попросила Энн.

Джеймс рассказал всю историю с «Проспекта ойл», начиная со своей встречи с Дэвидом Кеслером в клубе «Аннабель» до приглашения на обед к Стивену Брэдли, при этом объяснив, почему он, как маньяк, разъезжает по городу в часы пик на фургончике. Джеймс утаил одну-единственную подробность — фамилию их потенциальной жертвы, рассудив, что таким образом не до конца нарушит клятву.

Энн глубоко вздохнула:

— Даже не знаю, что и сказать. Просто невероятно. Настолько невероятно, что я верю каждому твоему слову.

— Знаешь, я вот рассказал тебе и мне стало легче, но я с ужасом думаю, что будет, если мои компаньоны узнают, что я нарушил нашу клятву.

— Джеймс, ты же понимаешь, что я никому не скажу ни слова. Поверь, мне искренне жаль, что ты вляпался в такую неприятную историю. Можно я тоже подумаю над твоим планом? Может, мне придёт в голову что-нибудь подходящее? И почему мы не можем работать вместе, не рассказывая об этом остальным?

Джеймс и вправду почувствовал себя гораздо лучше.

Энн тихонько погладила его по ноге. Через двадцать минут они погрузились в блаженный сон, придумывая планы, как одолеть Харви Меткафа.