Прямо к цели

Арчер Джеффри

Дафни

1918–1921

 

 

Глава 13

Когда я раскрыла письмо, то, признаюсь, не сразу вспомнила, кто такая Бекки Сэлмон. Но затем в памяти у меня всплыло, что в «Святом. Павле» такую фамилию носила одна чрезвычайно смышленая и довольно полная ученица, у которой был нескончаемый запас пирожных с кремом. Если я правильно помню, то единственное, что я предложила ей со своей стороны, это была книга по искусству, подаренная мне на Рождество теткой из Камберланда.

К тому времени, когда я оканчивала школу, не по годам развитая акселератка уже училась в предвыпускном классе, хотя разница в возрасте между нами составляла целых два года.

Прочитав письмо во второй раз, но так и не поняв, зачем ей понадобилось видеть меня, я решила пригласить ее на чай к себе в Челси и выяснить это.

Впервые увидев Бекки после длительного перерыва, я с трудом узнала ее. Она не только сбросила пару стоунов веса, но как будто сошла с одного из рекламных плакатов «Пепсодента», которые можно видеть в каждом трамвае, — такая, знаете ли, цветущая девица, в ослепительной улыбке демонстрирующая безупречный набор зубов. Признаюсь, я даже позавидовала ей.

Бекки объяснила, что ей необходима комната в Лондоне на время учебы в университете. Я была готова с радостью предложить ей таковую. В конце концов, моя маман не раз давала мне понять, как ей не нравится мое одинокое проживание в квартире и что она в толк не возьмет, почему меня не устраивает наша лондонская резиденция на Лаундз-сквер 26. Мне не терпелось сообщить родителям, что я нашла себе подходящую компаньонку, как они и рекомендовали мне.

— Так кто же такая эта девушка? — поинтересовалась мать, когда я приехала на уик-энд в Гаркорт холл. — Кто-нибудь из тех, кого мы знаем?

— Не думаю, ма, — ответила я. — Старая школьная подружка. Вся в учебе.

— Синий чулок, ты хочешь сказать? — вмешался отец.

— Ты правильно понял, па. Она посещает какой-то Бедфордский колледж, где изучает историю эпохи Возрождения или что-то в этом роде.

— Вот не думала, что девицы способны к университетскому образованию, — сказал отец. — Это все, должно быть, плоды усилий проклятого коротышки Уэлшмана, насаждающего свои идеи о новой Британии.

— Ты не должен так отзываться о Ллойд Джордже, — посетовала на него моя мать. — Он все-таки наш премьер-министр.

— Он, может быть, и твой, но уж точно не мой. Я все это отношу на счет суфражисток, — добавил он, демонстрируя свою привычку путать причину со следствием.

— Мой дорогой, ты во всем обвиняешь суфражисток, — напомнила ему мать, — даже в прошлогоднем неурожае. — Однако, — продолжала она, — если возвратиться к этой девушке, то мне кажется, что она может оказать положительное влияние на Дафни. Как ты сказала, откуда происходят ее родители?

— Я не говорила, — ответила я. — Но мне кажется, что ее отец занимался бизнесом где-то на востоке, а с ее матерью мне предстоит пить чай где-то на следующей неделе.

— В Сингапуре, наверное? — предположил па. — Там многие занимаются бизнесом, каучук и все такое.

— Нет, я не думаю, что он занимался каучуком, па.

— Ладно, как бы там ни было, все равно пригласи девушку к нам на чай как-нибудь после обеда, — настоятельно попросила мать. — Или даже на уик-энд. Она охотится?

— Нет, не думаю, ма, но на чай я обязательно приглашу ее в ближайшее время, чтобы вы смогли проинспектировать ее оба.

Должна признаться, что меня одинаково забавляла мысль о приглашении на чай к матери Бекки для того, чтобы и она могла убедиться в том, что я тоже подхожу ее дочери. В душе же я была совершенно уверена в обратном. Я никогда не бывала на востоке дальше Олдвича, насколько мне помнится, поэтому находила идею отправиться в Эссекс даже более увлекательной, чем путешествие за границу.

К счастью, поездка в Ромфорд прошла без происшествий, главным образом потому, что шофер моего отца хорошо знал дорогу. Оказалось, что он выходец из какого-то Дагенхэма, который находится еще дальше в джунглях Эссекса.

До того дня я не имела представления, что существуют такие люди. Они не относились ни к слугам, ни к деловым сословиям, и не являлись также представителями мелкопоместного дворянства, да и от Ромфорда я, прямо скажем, не была без ума. Однако миссис Сэлмон и ее сестра мисс Роач были более чем гостеприимными. Мать Бекки оказалась практичной, рассудительной и богобоязненной женщиной и, к тому же, большой мастерицей готовить шикарный чай, так что поездка в целом оказалась не напрасной.

Бекки вселилась в мою квартиру на следующей неделе, и я с ужасом обнаружила, как много она работает. Она, похоже, проводила весь день в своем Бедфорде и возвращалась домой только за тем, чтобы, перехватив бутерброд и выпив стакан молока, продолжать свои занятия до тех пор, пока сон не одолеет ее, что обычно случалось, когда я уже давно спала. Я никак не могла взять в толк, во имя чего нужны были такие жертвы.

И лишь только после ее наивного до глупости визита к Джону Д. Вуду я впервые узнала о Чарли Трумпере и его амбициозных замыслах. Столько волнений только из-за того, что она продала его лоток, не посоветовавшись с ним. Я сочла своим долгом указать ей, что двое из моих предков были обезглавлены за попытку обманом получить графский титул, а один сидел в Тауэре за государственную измену. Ну и, по меньшей мере, предавалась я воспоминаниям, у меня найдется один родственник, который провел остаток своих дней в окрестностях Ист-энда.

Как всегда, Бекки знала, что делает.

— Но это же всего одна сотня фунтов, — повторяла она.

— Которой ты не располагаешь.

— У меня есть сорок фунтов, и я уверена, что это настолько выгодное помещение капитала, что я без труда смогу вернуть эти шестьдесят фунтов. В конце концов, Чарли сумеет продать даже лед эскимосам.

— А как ты собираешься заниматься магазином в его отсутствие? — спросила я. — В перерывах между лекциями, наверное?

— Ох, не будь такой несерьезной. Магазином займется Чарли, как только вернется с войны. Теперь уже недолго осталось ждать.

— Уже несколько недель, как война закончилась, — напомнила я. — А твоего Чарли что-то не видно.

— Он не мой Чарли, — только и сказала она.

Так или иначе, весь следующий месяц я не спускала глаз с Бекки и вскоре убедилась, что ей не удастся найти нужную сумму денег. Однако она оказалась слишком гордой для того, чтобы признаться мне в этом. Поэтому я решила, что мне пора нанести еще один визит в Ромфорд.

«Какая неожиданная радость, мисс Гаркорт-Браун», — заверила меня мать Бекки, когда я внезапно нагрянула в их маленький домик на Бельвью-роуд. Мне пришлось сказать в свое оправдание, что, если бы у них был телефон, я бы обязательно сообщила о своем предстоящем визите. Поскольку мне были нужны сведения, предоставить которые до истечения месячного срока могла только она и которые должны были спасти не только репутацию ее дочери, но и ее финансовое положение, я не хотела доверяться почте.

— С Бекки ничего не случилось, я надеюсь? — первое, что спросила миссис Сэлмон, когда увидела меня на пороге.

— Конечно, нет, — заверила я ее. — Никогда не видела более цветущей девушки, чем она.

— Знаете, после смерти ее отца я очень беспокоюсь о ней, — сказала миссис Сэлмон. Слегка прихрамывая, она проводила меня в гостиную, которая пребывала в таком же безупречном порядке, как и в тот день, когда я была здесь в первый раз. В центре стола стояла ваза с фруктами. Про себя я молила Бога, чтобы миссис Сэлмон никогда не оказалась на Челси-террас 97, хотя бы за год не предупредив об этом.

— Чем могу помочь? — спросила миссис Сэлмон, как только ее сестра отправилась на кухню готовить чай.

— Я собираюсь вложить небольшие деньги в овощной магазин в Челси, — сказала я ей. — У Джона Д. Вуда меня заверили, что это решение вполне разумное, несмотря на существующую нехватку продовольствия и все обостряющиеся проблемы с профсоюзами, но при одном лишь условии — если я сделаю ставку на первоклассного управляющего.

Улыбка миссис Сэлмон сменилась выражением озадаченности.

— Бекки поет дифирамбы некоему Чарли Трумперу, и цель моего визита заключается в том, чтобы узнать ваше мнение об этом джентльмене.

— Джентльмен из него, — не задумываясь сказала миссис Сэлмон, — такой же, как из недоучки-хулигана.

— Ох, как жаль, — разочарованно воскликнула я. — Особенно после того, как Бекки убедила меня, что ваш покойный муж был довольно высокого мнения о нем.

— Как зеленщик он, безусловно, заслуживает такой оценки. Скажу вам даже больше. Мистер Сэлмон считал, что молодой Чарли может в конечном итоге стать таким же, как его дед.

— А каким был его дед?

— Хотя я не особенно водилась с этими людьми, как вы понимаете, — пояснила миссис Сэлмон, — мне было известно, — из вторых рук, конечно, — что он был лучшим торговцем в Уайтчапеле во все времена.

— Это хорошо, — заметила я. — Но отличается ли он также и честностью?

— Я никогда не слышала обратного, — призналась миссис Сэлмон. — И видит Бог, он готов работать от зари до зари, но он вряд ли подойдет вам, мисс Гаркорт-Браун, мне думается.

— Он мне нужен в качестве управляющего магазином, миссис Сэлмон, а не в качестве кавалера на королевских приемах в Эскоте. — В этот момент появилась мисс Роач с подносом фруктовых пирожных и эклеров, густо покрытых кремом. Они оказались такими вкусными, что я пробыла намного дольше, чем собиралась.

Следующим утром я нанесла визит Джону Д. Вуду и передала чек на оставшиеся девяносто фунтов. Затем посетила своего адвоката и попросила его составить контракт, который по завершении сама отказалась понимать.

Когда Бекки узнала о моем шаге, я всерьез принялась торговаться, ибо знала, что она будет возмущена моим вмешательством, если мне не удастся убедить ее в том, что я извлекаю из сделки определенную выгоду для себя.

Убедившись в этом, она немедленно внесла тридцать фунтов в счет погашения задолженности. Бекки, безусловно, относилась к своему предприятию самым серьезным образом, поскольку вскоре переманила молодого человека из магазина в Кенсингтоне к себе на место управляющего, которое он должен был занимать до возвращения Чарли. Сама же она по-прежнему продолжала работать по тридцать часов в сутки. У меня в голове не укладывалось, зачем нужно вставать по утрам до того, как это сделало солнце.

После того как Бекки освоилась со своим новым распорядком, я даже пригласила ее однажды вечером пойти в оперу и послушать «Богему» в компании из четырех человек. Раньше она была не склонна принимать участие в моих вылазках, особенно с появлением у нее дополнительных забот о магазине. Но в тот раз я упросила ее присоединиться к нам, потому что моя подруга в последнюю минуту передумала идти с нами и нам нужна была еще одна девушка.

— Но мне нечего надеть, — заявила она беспомощно.

— Выбирай из моего гардероба все, что захочется, — сказала я и показала на свою спальню.

Я видела, что ей очень хотелось пойти в оперу. Через час она появилась в длинном платье бирюзового цвета, которое на ней приобрело тот вид, который оно первоначально имело на манекенщице.

— Кто твои другие гости? — поинтересовалась Бекки.

— Элджернон Фитцпатрик. Он лучший друг Перси Уилтшира, того самого, за которого меня еще не сватали.

— И кто же четвертый?

— Гай Трентам. Он капитан из вполне достойного полка королевских фузилеров, — сказала я. — Недавно вернулся с фронта, где, как говорят, неплохо себя показал. Военный крест и все такое. Мы с ним из одной деревни в Беркшире и росли вместе, хотя между нами мало общего, должна я признаться. Очень симпатичный, но пользуется репутацией сердцееда, так что остерегайся.

«Богема» имела огромный успех, даже несмотря на плотоядные взгляды, которые Гай весь второй акт бросал на Бекки. Нельзя сказать, что сама Бекки не проявила ни малейшего к нему интереса.

Однако, как только мы вернулись на квартиру, Бекки, к моему удивлению, сама завела разговор об этом мужчине — о том, как он выглядит, какой он утонченный и очаровательный, хотя я не могла не отметить что она ни разу при этом не коснулась его характера. В конце концов мне удалось добраться до постели, но не раньше, чем я заверила Бекки в том, что ее чувства, несомненно, являются взаимными.

Фактически, сама того не желая, я стала ангелом Купидона в этом зарождавшемся романе. На следующий день Гай попросил меня пригласить мисс Сэлмон пойти с ним на спектакль в Уэст-энде. Бекки, конечно же, приняла его приглашение, но я к тому времени уже заверила Гая в этом.

После своего похода в Хаймаркет они всюду стали появляться вместе. И я начала опасаться, что если их отношения не выльются во что-то более серьезное, то, как говорила моя няня, они могут закончиться не чем иным, как слезами. Я начала сожалеть, что познакомила их, хотя не было никаких сомнений в том, что она, выражаясь современным языком, была влюблена по уши.

Несмотря на это среди обитателей дома 97 на несколько недель установилось равновесие — и тут демобилизовался Чарли.

Некоторое время я не была официально представлена ему, и, когда это произошло, мне пришлось признать, что с выходцами из Беркшира ничего общего он не имеет. Знакомство состоялось за общим ужином в ужасном итальянском ресторанчике, что напротив моей квартиры.

Честно говоря, вечер прошел так себе, отчасти из-за того, что Гай не пытался быть общительным, и, главным образом, потому, что Бекки вовсе не старалась подключить Чарли к разговору. Мне пришлось задавать, а затем и отвечать на большинство вопросов. Что же до Чарли, то на первый взгляд он показался несколько неуклюжим.

Возвращаясь на квартиру после ужина, я предложила ему предоставить Бекки и Гая самим себе. Когда Чарли завел меня в свой магазин, то не смог удержаться, чтобы не рассказать, как он тут все переделал после своего появления. Его энтузиазм убедил бы самого недоверчивого из вкладчиков, но самое большое впечатление на меня произвело его знание дела, о котором до этого мне никогда не приходилось даже задумываться. Именно тогда я решила помогать Чарли в обоих его начинаниях.

Я ничуть не удивилась, узнав о его чувствах к Бекки, но она была настолько увлечена Гаем, что даже не замечала самого существования Чарли. Как раз во время одного из его бесконечных монологов о достоинствах этой девушки у меня в голове начал складываться план в отношении будущего Чарли. Я решила, что ему необходимо иметь другое образование, не такое официальное, как у Бекки, но и не менее важное для того будущего, которое он избрал для себя.

Я заверила Чарли, что Гаю скоро наскучит Бекки, как это неизменно случалось с девушками, которые попадались на его пути в прошлом. И посоветовала, набравшись терпения, дождаться, когда яблоко само упадет в руки, объяснив при этом, кто такой был Ньютон.

Я полагала, что те слезы, о которых так часто говорила няня, могут действительно хлынуть вскоре после того, как Бекки получит приглашение провести уик-энд у родителей Гая в Ашхерсте. Мне пришлось побеспокоиться и тоже получить приглашение к Трентамам на воскресный чай, чтобы оказать Бекки всяческую моральную поддержку, какая только понадобится ей.

Прибыв вскоре после трех сорока, что всегда считалось наиболее подходящим временем для чая, я обнаружила лишь миссис Трентам, сидевшую в полном одиночестве среди серебра и фаянса.

— А где же влюбленные голубки? — с порога поинтересовалась я.

— Если ты, в своей обычной грубой манере, Дафни, спрашиваешь о моем сыне и мисс Сэлмон, то они уже отбыли в Лондон.

— Вместе, я полагаю?

— Да, я даже представить себе не могу, что мой милый мальчик нашел в ней? — Миссис Трентам налила мне чашку чая. — Что касается меня, то я нахожу ее слишком вульгарной.

— Наверное, ум и внешность, — предположила я, когда в гостиной появился майор. Я улыбнулась этому человеку, которого знала с детства и к которому относилась, как к своему дяде. Для меня оставалось загадкой лишь то, почему он в свое время клюнул на такую особу, как Этель Хардкасл.

— Гай тоже уехал? — спросил он.

— Да, он отправился назад в Лондон с мисс Сэлмон, — сказала миссис Трентам во второй раз.

— Ох, как жаль. Она оказалась такой великолепной девушкой.

— Это смотря с чьей колокольни судить, — сказала миссис Трентам.

— Мне представляется, что Гай без ума от нее, — бросила я пробный камешек.

— Боже упаси! — воскликнула миссис Трентам.

— Сомневаюсь, что Всевышний может воспротивиться этому, — вошла я во вкус спора с ней.

— Тогда я воспротивлюсь, — заявила миссис Трентам. — Я не намерена позволить своему сыну ваять себе в жены дочь уличного торговца из Ист-энда.

— А почему бы нет? — вступил майор. — В конце концов, разве не уличным торговцем был твой дед?

— Джеральд, ну что ты в самом деле. Мой дед основал и развил чрезвычайно успешное дело в Йоркшире, а не в Ист-энде.

— Тогда, я думаю, все различия сводятся только к географии, — заметил майор. — А потом, я хорошо помню, как твой отец говорил мне — с некоторой долей гордости, могу я добавить, — что его папаша начинал свое дело где-то на задворках Хаддерсфилда.

— Джеральд, я уверена, что он преувеличивал.

— Он никогда не казался мне способным к преувеличениям, — парировал майор. — Напротив, он всегда представлял вещи такими, какими они были на самом деле. И, как я всегда считал, был довольно проницательным.

— В таком случае, это было совсем давно, — сказала миссис Трентам.

— Более того, я подозреваю, что мы еще увидим, как дети Ребекки Сэлмон утрут нос нам подобным, — добавил майор.

— Джеральд, мне бы не хотелось, чтобы ты употреблял столь грубые выражения. На всех нас оказывает влияние этот социалист-драматург Шоу и его безобразный «Пигмалион», который представляет собой не что иное, как пьесу о мисс Сэлмон.

— Едва ли, — возразила я. — Бекки закончит Лондонский университет со степенью бакалавра искусств, чего не удалось добиться ни одному представителю нашего рода за одиннадцать столетий.

— Это может быть и так, — вступила миссис Трентам, — но вряд ли ученые степени будут способствовать военной карьере Гая, особенно теперь, когда его полк будет нести службу в Индии.

Эта новость прозвучала как гром среди ясного неба. Я была уверена, что Бекки об этом тоже ничего не известно.

— И когда он вернется к этим берегам, — продолжала миссис Трентам, — я присмотрю ему в жены кого-нибудь с приличным происхождением, достаточным количеством денег и, может быть, даже с небольшим интеллектом. Пусть Джеральд и не стал, из-за предвзятого к нему отношения, командиром полка, но я не позволю, чтобы такое же произошло с Гаем, в этом я могу вас заверить.

— Просто я не тянул на эту должность, — угрюмо произнес майор. — Сэр Данверс был гораздо лучше подготовлен для нее, и, в любом случае, только ты хотела, чтобы я получил ее во что бы то ни стало.

— Тем не менее, я считаю, что с такими результатами, с которыми Гай закончил Сандхерст…

— Ему удалось оказаться в первой половине, — напомнил ей майор. — Тут не скажешь, что он был удостоен права пронести меч чести, моя дорогая.

— Но он был награжден Военным крестом за участие в боевых действиях и отмечен в приказе…

Майор лишь хрюкнул в ответ, давая понять, что этим ему уже прожужжали все уши.

— Так что, вы видите, — продолжала миссис Трентам, — у меня есть все основания полагать, что Гай в свое время станет командиром полка, и я не стану скрывать, что уже имею кое-кого на примете, кто будет помогать ему в этом. В конце концов, жены способны как делать, так и ломать карьеру своим мужьям, ты разве не знаешь об этом, Дафни?

— Вот уж в этом я могу полностью согласиться с тобой, моя дорогая, — пробормотал ее муж.

Я возвращалась в Лондон с некоторым облегчением, считая, что после такой стычки отношениям Бекки и Гая уж точно придет конец. И действительно, чем больше я видела этого негодного человека, тем больше не доверяла ему.

Возвратившись на квартиру в тот вечер, я нашла дрожавшую Бекки на диване с заплаканными глазами.

— Она ненавидит меня, — были ее первые слова.

— Она еще не оценила тебя по достоинству, — так я сформулировала свой ответ. — Но могу тебе сказать, что майор считает тебя «великолепной девушкой».

— Спасибо ему за доброту, — всхлипнула Бекки. — Знаешь, он показал мне свое поместье.

— Моя дорогая, семь сотен акров не называют поместьем. Усадьбой, возможно, но уж никак не поместьем.

— Как ты думаешь, Гай прекратит со мной видеться после того, что произошло в Ашхерсте?

Я чуть было не сказала «надеюсь», но в последний момент удержалась.

— Нет, конечно, если у него есть характер, — дипломатично ответила я.

И действительно, на следующей неделе Гай встретился с ней и, насколько я понимаю, даже не обмолвился о своей матери или о том несчастном уик-энде.

Тем не менее, я продолжала считать, что у Бекки и Чарли все идет по намеченному мной плану, пока не обнаружила, возвратившись после продолжительного уик-энда, одно из своих любимых платьев валявшимся на полу в гостиной. Дорожка из предметов одежды привела меня к двери в спальню Бекки, открыв которую, я, к ужасу своему, увидела еще кое-что из своего белья, лежавшим возле ее кровати вместе с одеждой Гая. Я напрасно надеялась, что Бекки все же удастся разглядеть в нем негодяя раньше, чем она позволит ему добиться своей цели.

Гай отправился в Индию на следующий день, а Бекки принялась рассказывать всем, кому не лень, что она обручена с этим сокровищем, хотя ни кольцо на пальце, ни объявление в газете не подтверждали ее слова. «Мне достаточно слова Гая», — твердила она, повергая в уныние каждого, кто знал его.

Вернувшись в тот вечер домой, я нашла ее спящей в моей кровати. За завтраком Бекки сказала, что туда положил ее Чарли, и больше объяснять ничего не стала.

В следующее воскресенье я опять напросилась на чай к Трентамам, узнала от матери Гая, что он заверил ее в том, что не виделся с Бекки с того самого времени, когда она поспешно убралась из Ашхерста шесть месяцев назад.

— Но это же не… — начала я, но остановилась на полуслове, вспомнив о своем обещании, данном Бекки, не сообщать матери Гая о том, что они продолжали встречаться.

Через несколько недель после этого Бекки сказала мне, что она беременна. Я поклялась, что буду держать это в секрете, но в тот же день не задумываясь рассказала все Чарли, который едва не лишился рассудка, услышав эту новость. Но хуже всего было то, что ему всякий раз при виде Бекки приходилось притворяться, что ему ничего не известно.

— Клянусь, что если бы этот ублюдок был в Англии, я бы убил его, — повторял Чарли, кружа по гостиной.

— Если бы он был в Англии, то, по моим данным, нашлось бы не менее трех девиц, чьи отцы с радостью выполнили бы эту работу за тебя, — заметила я.

— Так что же мне делать в таком случае? — спросил наконец Чарли.

— Ничего, — был мой совет. — Я подозреваю, что время и восемь тысяч миль расстояния могут стать твоими величайшими союзниками.

Полковник тоже оказался из числа тех, кто с радостью пристрелил бы Гая Трентама, предоставься ему такой шанс. В его случае причиной этого была честь полка и все такое. Он даже пробормотал что-то зловещее насчет того, что отправится к майору Трентаму и выложил ему все прямо в лицо. Я могла бы сказать ему, что не в майоре вовсе дело, а в том, что при всем своем боевом опыте он вряд ли встречал противника более страшного, чем миссис Трентам.

Должно быть, где-то примерно в это время Перси Уилтшир уволился наконец из полка шотландских гвардейцев. Только недавно перестала я вздрагивать, когда его мать звонила мне. Все эти ужасные годы, с 1916-го по 1919-й, мне казалось, что она звонит, чтобы сообщить, что Перси убит на Западном фронте, как до того были убиты его отец и старший брат. Прошли годы, прежде чем я призналась вдове маркиза, с каким оцепенением я слушала каждый раз ее голос на другом конце линии.

Затем совершенно неожиданно Перси сделал мне предложение. Боюсь, что с этого момента я была настолько поглощена нашим совместным будущим и должна была нанести столько визитов его родственникам, что совершенно забыла о своих обязанностях по отношению к Бекки, даже несмотря на то, что предоставила свою квартиру в ее полное распоряжение. И, когда я все еще находилась в водовороте личных забот, она родила маленького Дэниела. Мне оставалось только молить Бога, чтобы ей хватило сил нести свой крест безмужней женщины.

Через несколько месяцев после крестин я решила без предупреждения посетить свою квартиру, возвращаясь от матери Перси.

В дверях меня встретил Чарли с газетой под мышкой. Бекки сидела на диване и, похоже, штопала носок. На полу я увидела Дэниела, который стремительно полз к двери. Мне пришлось подхватить его на руки, чтобы он не проскочил на лестницу, а оттуда в большой мир.

— Как я рада видеть тебя, — воскликнула, вскакивая, Бекки. — Прошло столько времени. Я приготовлю тебе чай.

— Спасибо, мне лишь хотелось убедиться, что вы не стесняетесь… — Мой взгляд замер на маленькой картине маслом, что висела над каминной доской. — Какая поистине очаровательная картина, — заметила я.

— Но ты, должно быть, видела ее много раз, — сказала Бекки. — Она ведь висела у Чарли в…

— Нет, я никогда не видела ее раньше, — ответила я, не совсем понимая, к чему она клонит.

 

Глава 14

Когда тисненная золотом карточка была доставлена на Лаундз-сквер, Дафни положила ее вместе с приглашением на королевскую охоту в Эскот и высочайшим повелением посетить придворный прием в Букингемском дворце, решив, однако, что эта карточка будет красоваться на каминной доске и после того, как приглашения в Эскот и во дворец отправятся в корзину для мусора.

Из трех нарядов, специально подобранных в Париже для каждого из этих событий, самый эффектный предназначался для церемонии присвоения Бекки степени, которую она представила Перси как «величайшее событие».

Ее жених — хотя она еще не вполне привыкла воспринимать Перси в таком качестве — также признался, что никогда прежде не принимал участия в подобных церемониях.

Бригадный генерал Гаркорт-Браун предложил, чтобы Хоскинз доставил дочь к зданию университетского совета на «роллс-ройсе», и признался, что немного завидует им.

Когда утро наконец прошло, Дафни отправилась в сопровождении Перси обедать в «Ритц». Просмотрев в сотый раз список приглашенных и гимны, которые будут исполняться на церемонии, они перешли к деталям предстоявшего в этот день мероприятия.

— Я очень надеюсь, что нам не будут задавать заумных вопросов, — сказала Дафни. — Ибо в одном я уверена точно — я не смогу ответить ни на один из них.

— О, я уверен, что мы не попадем в затруднительное положение, старушка, — заверил ее Перси. — И это не оттого, что я посещал подобные вечеринки когда-либо прежде. Мы, Уилтширы, никогда не отличались этим, — добавил он со смехом, который был похож у него на кашель.

— Ты должен избавиться от этой привычки, Перси. Если ты намерен смеяться, то смейся. Если собираешься кашлять — кашляй.

— Как скажешь, старушка.

— И прекрати называть меня старушкой. Мне всего двадцать три, и мои родители нарекли меня вполне приемлемым христианским именем.

— Как скажешь, старушка, — повторил Перси.

— Ты совершенно не слушаешь, что я говорю, — Дафни посмотрела на часы. — А теперь нам пора отправляться. Лучше не опаздывать на такое событие.

— Совершенно верно, — ответил он и попросил официанта принести счет.

— Вы имеете представление, куда мы направляемся, Хоскинз? — спросила Дафни, когда тот распахнул перед ней заднюю дверцу «роллс-ройса».

— Да, миледи, я взял на себя смелость проехать по этому маршруту, когда вы и его светлость находились в Шотландии в прошлом месяце.

— Соображаешь, Хоскинз, — сказал Перси. — Иначе мы могли бы кружить там до конца дня.

Когда Хоскинз завел машину, Дафни взглянула на человека, которого любила, и подумала о том, каким счастливым был ее выбор. По правде говоря, она избрала его еще в шестнадцатилетнем возрасте и ни разу не усомнилась в правильности своего выбора, даже если сам он и не подозревал об этом. Она всегда считала Перси добрым, отзывчивым и мягким, и уж если не красавцем, то достаточно видным собой. Каждую ночь она благодарила Бога, что ему удалось вернуться с этой кошмарной войны без единой царапины. Узнав от Перси, что он отправляется с полком шотландских гвардейцев во Францию, она провела три самых несчастных года в своей жизни. С этого момента ей стало казаться, что каждое письмо, каждое сообщение и каждый звонок только и могут, что нести в себе известие о его гибели. Многие пытались ухаживать за ней в его отсутствие, но все их попытки оказались тщетными, поскольку Дафни, подобно Пенелопе, ждала возвращения своего избранника. Страхи за его жизнь покинули ее только тогда, когда она увидела его спускавшимся по трапу в Дувре. Дафни на всю жизнь запомнила слова, произнесенные им в первый момент их встречи.

— Подумать только, я вижу тебя, старушка. Какое совпадение с моими мечтами, ты не представляешь.

Перси никогда не рассказывал о героизме своего отца, хотя некролог в «Таймс» по случаю гибели маркиза занимал добрую половину страницы. В нем описывалось, как в ходе боевых действий на Марне он в одиночку уничтожил германскую батарею, за что был посмертно удостоен выдающейся военной награды — ордена «Крест Виктории». Когда месяц спустя был убит на Ипре старший брат Перси, она осознала, как много семей страдают от этой войны. Теперь Перси унаследовал титул двенадцатого маркиза Уилтширского. Десятого и двенадцатого разделяли лишь несколько недель.

— Вы уверены, что мы едем в правильном направлении? — спросила Дафни, когда «роллс-ройс» въехал на Шафтсбури-авеню.

— Да, миледи, — ответил Хоскинз, который, очевидно, решил обращаться к ней как к маркизе, несмотря на то что они с Перси еще не были официально женаты.

— Он лишь помогает тебе свыкнуться с этой мыслью, старушка, — предположил Перси, прежде чем опять закашляться своим смехом.

Дафни была чрезвычайно довольна, когда Перси сказал ей, что собирается подать в отставку, чтобы заняться семейными поместьями. Как она ни восхищалась им, когда он был в своей темно-синей форме гвардейца, ей хотелось выйти замуж за фермера, а не за солдата. Ее никогда не привлекала возможность провести жизнь в Индии, Африке или где-нибудь в колониях.

Свернув на Малет-стрит, они увидели большую группу людей, поднимавшихся по каменным ступеням величественного здания.

— Это, наверное, и есть здание совета, — воскликнула она, словно натолкнувшись на неведомую доселе преграду.

— Да, миледи, — ответил Хоскинз.

— И хорошо запомни, Перси… — начала Дафни.

— Да, старушка?

— …что ты не должен раскрывать рта, пока с тобой не заговорят. В данном случае, мы будем находиться в не совсем привычной обстановке, и мне не хочется, чтобы кто-либо из нас попал в глупое положение. А теперь вспомни, где у тебя лежат приглашение и специальные билеты с указанием наших мест?

— Я помню, что я их клал куда-то. — Он начал шарить по карманам.

— Они лежат в левом внутреннем кармане вашего пиджака, ваша светлость, — сказал Хоскинз, останавливая машину возле здания.

— Да, конечно же, они здесь, — воскликнул Перси. — Спасибо, Хоскинз.

— Рад услужить, ваша светлость, — произнес Хоскинз.

— Идем вслед за всеми остальными, — инструктировала Дафни, — и делаем такой вид, как будто посещаем подобные мероприятия каждую неделю.

Они миновали нескольких швейцаров и привратников в форме, прежде чем клерк проверил у них билеты и провел к ряду «М».

— Я никогда раньше не сидела так далеко в театре, — заметила Дафни.

— Я лично только однажды старался держаться так далеко от сцены, — признался Перси. — И это было, когда на ней находились немцы. — Он опять закашлялся.

Дальше они сидели молча и смотрели перед собой в ожидании каких-либо событий. Сцена пустовала, если не считать четырнадцати стульев, два из которых, стоявшие в центре, были похожи на троны.

В два пятьдесят пять на сцене появились десять мужчин и две женщины, одетые все, как показалось Дафни, в длинные черные женские платья с пурпурными шарфами вокруг шеи. Они прошли по сцене медленно извивающейся колонной и заняли предназначенные им места. Свободными остались только два трона. Ровно в три звук фанфар на галерее музыкантов возвестил о прибытии короля с королевой. Все присутствовавшие встали при их появлении и продолжали стоять, пока исполнялся национальный гимн.

— Берти выглядит очень хорошо, учти, — сказал Перси, опускаясь на свое место.

— Прошу тебя, тише, — прошептала Дафни. — Его больше никто не знает.

Пожилой мужчина в длинной черной мантии — единственный, кто остался стоять, дождался, когда все усядутся, сделал шаг вперед и, поклонившись королевской чете, обратился с речью к аудитории.

Когда почетный ректор сэр Расселл Уэлс проговорил уже довольно значительное время, Перси поинтересовался у своей невесты:

— Как может человек, забросивший латынь еще в четвертом классе, воспринимать эту галиматью?

— Я сама смогла выдержать этот предмет только год.

— Тогда ты тоже не помощник, старушка, — прошептал Перси.

Кто-то из сидевших впереди обернулся и взглянул на них с осуждением.

Всю оставшуюся часть церемонии Дафни и Перси старались сидеть тихо, хотя Дафни время от времени приходилось класть руку на колено Перси, удерживая его от беспокойного ерзания на жестком деревянном стуле.

— Хорошо королю, — шептал Перси. — У него такая большая подушка для сиденья.

Наконец наступил момент, ради которого они были приглашены сюда.

Почетный ректор, зачитывавший фамилии по списку, добрался до буквы «Т» и объявил: «Бакалавр искусств миссис Трумпер из Бедфордского колледжа». Аплодисменты зазвучали чуть ли не вдвое громче, как случалось каждый раз, когда получать диплом из королевских рук выходила женщина. Бекки присела перед королем в реверансе, и он повязал ей поверх мантии то, что в программе значилось как «пурпурный капюшон», вручив после этого пергаментный свиток. Она вновь сделала реверанс и, отступив на два шага назад, возвратилась на свое место.

— Даже у меня не получилось бы лучше, — произнес Перси, разразившись аплодисментами. — И никаких призов угадавшему, кто репетировал с ней это маленькое представление, — добавил он.

Дафни покрылась румянцем. Просидев еще какое-то время, пока получали свои дипломы оставшиеся в списке, они наконец получили возможность отправиться во двор на чай.

— Не вижу их нигде, — сообщил Перси, обойдя вокруг лужайки.

— И я тоже, — откликнулась Дафни. — Но продолжай смотреть, они должны быть где-то здесь.

— Добрый день, мисс Гаркорт-Браун.

Дафни повернулась кругом.

— О, здравствуйте, миссис Сэлмон, я очень рада видеть вас. А какая очаровательная шляпка. Дорогая мисс Роач! Перси, это мама Бекки, миссис Сэлмон, и ее тетя, мисс Роач. Мой жених…

— Очень рады познакомиться с вами, ваша светлость, — проговорила миссис Сэлмон, размышляя над тем, а поверят ли ей знакомые в Ромфорде, когда она расскажет об этом.

— Вы, должно быть, очень гордитесь вашей дочерью, — заметил Перси.

— Да, горжусь, ваша светлость, — ответила миссис Сэлмон.

Мисс Роач стояла, как каменная, и не произносила ни слова.

— А где же наш молодой ученый? — спросила Дафни.

— Я здесь, — раздался голос Бекки. — А вот где были вы? — Она отделилась от группы выпускников.

— Искали тебя.

Подруги обнялись.

— Вы видели мою мать?

— Еще секунду назад она была с нами, — сказала Дафни, оглядываясь по сторонам.

— Я думаю, она пошла за сандвичами, — отозвалась мисс Роач.

— Это похоже на маму, — заключила Бекки.

— Здравствуйте, Перси, — сказал Чарли. — Как поживаете?

— Великолепно, — засмеялся Перси. — Ну и молодец Бекки, скажу я вам, — добавил он, когда миссис Сэлмон вернулась с большой тарелкой сандвичей.

— Если Бекки унаследовала от своей матери ее здравый смысл, миссис Сэлмон, — сказала Дафни, выбирая сандвич с огурцом для Перси, — то она не пропадет в этой жизни, так как я подозреваю, что через пятнадцать минут от сандвичей ничего не останется. — Она взяла себе с осетриной. — Волновалась ли ты, когда выходила на сцену? — спросила Дафни, вновь обращая свое внимание на Бекки.

— Да, конечно, — ответила она. — А когда король повязывал капюшон, у меня чуть не подкосились ноги. Затем стало еще хуже, когда, возвратившись на место, я обнаружила, что у Чарли текут слезы.

— Ничего подобного, — запротестовал ее муж.

— Я просто балдею от этого пурпурного капюшона, — сказал Перси. — В таком наряде я был бы самым главным щеголем на предстоящей королевской охоте. Как ты думаешь, старушка?

— Вам пришлось бы очень много потрудиться, прежде чем украсить себя одной из таких вещиц, Перси.

Они обернулись, чтобы посмотреть на того, кто произнес эти слова.

Перси покорно склонил голову.

— Вы, как всегда, совершенно правы, Ваше Величество. Могу добавить, сир, что, учитывая мой послужной список, я вряд ли смею рассчитывать на такое отличие.

Король улыбнулся и добавил:

— Должен заметить, Перси, что вы, похоже, несколько выбились за пределы своей обычной среды обитания.

— Подруга Дафни стала причиной этого, — пояснил Перси.

— Дафни, моя дорогая, как я рад видеть тебя, — сказал король. — А я ведь еще не имел возможности поздравить тебя с помолвкой.

— Вчера я получила записку от королевы, Ваше Величество. Мы удостоены чести принимать вас обоих на нашей свадьбе.

— Я просто в восторге от такой возможности, — сказал Перси. — И позвольте представить вам миссис Трумпер, которая была удостоена сегодня диплома. — Король во второй раз пожал руку Бекки. — А это ее муж, мистер Чарлз Трумпер, мать, миссис Сэлмон и тетя, мисс Роач.

Король пожал всем руки и сказал:

— Молодец, миссис Трумпер. Я очень надеюсь, что вы найдете полезное применение своей степени.

— Я поступаю в штат Сотби, Ваше Величество. В качестве стажера в их отдел изящных искусств.

— Неплохо. В таком случае, мне остается только пожелать вам дальнейших успехов, миссис Трумпер. Рад буду увидеться с вами на свадьбе, если не раньше, Перси. — Кивнув на прощанье, король перешел к другой группе.

— Славный парень, — сказал Перси. — Очень мило с его стороны подойти так запросто.

— Я не имела представления, что вы знакомы с… — начала Бекки.

— Что ж, — пояснил Перси, — если говорить честно, то мой пра-пра-пра-прадедушка пытался умертвить его пра-пра-пра-прадедушку, и если бы он преуспел в этом деле, то мы бы поменялись ролями. Но, несмотря на это, мы прекрасно с ним ладим.

— И что случилось с вашим пра-пра-пра-прадедушкой? — поинтересовался Чарли.

— Был отправлен в ссылку, — сказал Перси. — И должен добавить, вполне справедливо. Иначе бы он на этом не остановился.

— О боже! — с улыбкой воскликнула Бекки.

— Что такое? — спросил Чарли.

— Я только что сообразила, кто такой был пра-пра-пра-прадедушка Перси.

Больше Дафни не представлялось возможности видеться с Бекки до самой свадьбы, поскольку последние несколько недель были расписаны у нее по минутам. Тем не менее, ей все же удалось узнать о событиях на Челси-террас, встретившись с полковником и его женой во время приема у леди Денем на Онзлоу-сквер. Полковник сообщил ей доверительным тоном, что Чарли взял довольно большой кредит в банке — «большой, даже если рассчитался со всеми другими кредиторами». Дафни улыбнулась, вспомнив, что последняя выплата задолженности ей была сделана в типичной манере Чарли — за несколько месяцев до истечения срока.

— А недавно я узнал, что он положил глаз еще на один магазин, — добавил полковник.

— И на какой же в этот раз?

— На булочную под номером 145.

— То, чем занимался отец Бекки, — произнесла Дафни. — Они уверены, что смогут заполучить ее?

— Думаю, да, хотя боюсь, что Чарли придется немного переплатить на сей раз.

— Почему так?

— Булочная находится совсем рядом с фруктово-овощным магазином, и мистер Рейнольдз слишком хорошо понимает, насколько сильно желание Чарли приобрести ее. Правда, Чарли искушает его предложением остаться управляющим и получать долю от прибыли.

— Х-м. Как вы думаете, сколько может просуществовать это маленькое соглашение?

— Только до той поры, пока Чарли не овладеет секретами профессии булочника.

— А как Бекки?

— Она приступила к работе у Сотби. В качестве продавца.

— Продавца? — удивленно переспросила Дафни. — С таким трудом надо было получать степень, чтобы пойти работать продавцом?

— Очевидно, все так начинают у Сотби, независимо от того, с какой квалификацией они приходят. Так объяснила мне Бекки, — ответил полковник. — Ты можешь быть даже сыном президента, проработать в главной картинной галлерее Уэст-энда семь лет, иметь степень или вовсе не иметь никакой квалификации, но тем не менее начинаешь за прилавком. Когда убедятся в твоей пригодности, переводят в соответствующий отдел. Совсем не так, как в армии.

— И в какой отдел намерена попасть Бекки?

— Похоже, что она хочет попасть к какому-то Пембертону, который является признанным авторитетом в области живописи эпохи Возрождения.

— Ручаюсь, — сказала Дафни, — что она простоит за прилавком не больше пары недель.

— Чарли не такого низкого мнения о ней, как ты, — заметил полковник.

— О, и сколько же он дает ей?

На лице полковника появилась улыбка.

— Самое большое, десять дней.

 

Глава 15

Когда на Лаундз-сквер прибывала утренняя почта, Уэнтуорт, дворецкий, клал письма на серебряный поднос и относил их бригадному генералу в кабинет, где его хозяин отбирал адресованные ему и возвращал поднос дворецкому. А тот, в свою очередь, доставлял оставшиеся письма женской половине дома.

Однако после объявления о помолвке дочери в «Таймс» и последующего направления свыше пятисот приглашений на предстоящую свадьбу бригадному генералу надоело заниматься сортировкой и он дал распоряжение Уэнтуорту изменить маршрут так, чтобы к нему поступали только адресованные ему письма.

Поэтому в понедельник утром в июне 1921 года Уэнтуорт постучал в дверь спальни Дафни и, войдя после разрешения, вручил ей большую пачку писем. Отделив от нее корреспонденцию, адресованную себе и матери, она вернула то немногое, что осталось, Уэнтуорту, который после легкого поклона продолжил свой измененный маршрут.

Как только дверь за Уэнтуортом закрылась, Дафни выбралась из постели, положила пачку писем на туалетный столик и побрела в ванную. Вскоре после десяти тридцати, почувствовав себя готовой встретить новый день, она вернулась к туалетному столику и принялась разрезать конверты. Согласия и сожаления помещались отдельными стопками и отмечались затем галочками или вычеркивались из основного списка, для того чтобы мать впоследствии могла подсчитать точное количество присутствующих и составить план рассадки. Вскрытие тридцати одного письма в это утро дало двадцать два «да», включая принцессу, виконта, двух лордов, и одного посла, а также милейших полковника и леди Гамильтон. Четыре «нет» пришли от двух пар, которые отправлялись за границу, престарелого дяди, страдающего тяжелой формой диабета, и еще одного дяди, чья дочь имела глупость избрать тот же самый день и для своего бракосочетания. Пометив и вычеркнув их фамилии в основном списке, Дафни занялась пятью оставшимися письмами.

Одно из них оказалось от восьмидесятисемилетней тетки Агаты, проживавшей в Камберланде и некоторое время назад заявившей, что не будет присутствовать на свадьбе по той причине, что поездка до Лондона может оказаться слишком утомительной для нее. Однако в своем письме тетка Агата предлагала заехать к ней с визитом, когда они с Перси будут возвращаться после свадебного путешествия, чтобы она могла познакомиться с ним.

— Конечно же нет, — громко сказала Дафни. — Когда я вернусь в Англию, у меня найдутся дела поважнее, чем визиты к престарелым теткам.

Затем она прочла постскриптум:

И, когда будешь в Камберланде, моя дорогая, ты сможешь посоветовать, как мне составить завещание, поскольку я не уверена, какую кому оставить картину, особенно Каналетто, который, я считаю, заслуживает хорошего дома.

«Хитрая старая леди», — подумала Дафни, хорошо понимая, что точно такую же приписку тетка Агата делала каждому из своих родственников, какими бы дальними они ни были, гарантируя себе, что ни одной недели не останется в одиночестве.

Второе письмо было из компании «М. Фишлок и К°», занимавшейся поставками продовольствия, и содержало предварительный счет за чай для пятисот гостей на Винсент-сквер сразу после церемонии бракосочетания. Три сотни гиней показались Дафни возмутительной суммой, но она не раздумывая отложила счет в сторону, чтобы позднее им занялся отец. Два других письма, пришедших для матери от друзей и не имевших отношения к Дафни, были также отложены в сторону.

Пятое письмо она приберегла на конец, поскольку на его конверте были наклеены самые живописные марки, а в правом верхнем углу над словами «Десять анн» красовалась корона в овале.

Она медленно разрезала конверт и вынула несколько листов плотной бумаги с рельефным крестом и эмблемой королевских фузилеров на первом.

«Дорогая Дафни», — начиналось письмо. Она быстро нашла последнюю страницу. «Как всегда, твой друг Гай», — гласила заключительная фраза.

Вернувшись к первой странице, она взглянула на адрес и, испытывая недобрые предчувствия, принялась читать.

Офицерское собрание,

2-й батальон,

Королевский фузилерный полк,

Веллингтонские казармы,

Пуна, Индия,

15 мая, 1921 г.

Дорогая Дафни,

Надеюсь, что ты простишь меня за то, что я злоупотребляю нашей давней семейной дружбой, но у меня возникла проблема, о которой тебе, я уверен, хорошо известно и по поводу которой мне, к несчастью, приходится обращаться за помощью и советом.

Некоторое время назад я получил письмо от твоей подруги Ребекки Сэлмон…

Дафни положила непрочитанные страницы обратно на туалетный столик, сожалея о том, что письмо пришло до их отъезда в свадебное путешествие. Некоторое время она пыталась заниматься списком гостей, но потом все же решила, что ей так или иначе придется узнать, чего же хочет от нее Гай, и опять принялась читать.

…в котором сообщалось, что она беременна и что я являюсь отцом ребенка.

Позволь мне заверить тебя с самого начала, что в этом нет и доли правды, поскольку в тот единственный раз, когда я оставался в твоей квартире на ночь, у нас с Ребеккой не было физического контакта.

Если быть точным, то именно она настояла на том, чтобы мы ужинали на квартире в тот вечер, несмотря на то что у меня был заказан столик в «Ритц».

Во время ужина мне стало ясно, что она старается напоить меня, и действительно, когда я собрался уходить, то почувствовал легкое опьянение и засомневался, смогу ли я благополучно добраться до казарм.

Ребекка тут же предложила мне остаться и «переспать», как сказала она. Я, естественно, отказался. Тогда она сказала, что я могу расположиться в твоей спальне, поскольку ты должна была возвратиться только к следующему вечеру, что потом ты сама подтвердила.

И действительно, я воспользовался любезным предложением Ребекки и, добравшись до постели, быстро заснул крепким сном, который был прерван впоследствии звуком хлопнувшей двери. Проснувшись, я с ужасом обнаружил тебя, стоявшей передо мной. Но еще больше шокировало меня то, что рядом со мной лежала Ребекка, совершенно неведомым образом забравшаяся ко мне в постель.

Ты была, естественно, смущена и сразу же вышла из комнаты, не сказав ни слова. Я встал, оделся, отправился в казармы и был в своей комнате не позднее часа пятидесяти.

Прибыв следующим утром на вокзал Ватерлоо, чтобы отправиться в Индию, я был, как ты сама можешь представить, несколько удивлен, когда обнаружил, что Ребекка ждала меня на платформе. Пробыв с ней совсем недолго, я ушел, недвусмысленно дав ей понять, как я отношусь к тому трюку, который она проделала со мной прошлым вечером. Попрощавшись с ней за руку, я сел в поезд, отправлявшийся в Саутгемптон, не желая больше знать ее. В следующий раз мисс Сэлмон напомнила о себе несколько месяцев спустя, когда я получил от нее это неуместное и лживое письмо, которое заставило меня обратиться за помощью к тебе.

Дафни перевернула страницу и остановилась, чтобы посмотреть на себя в зеркало. У нее пропало всякое желание выяснять намерения Гая. Он даже запамятовал, в чьей спальне был обнаружен. И все же через несколько секунд ее взгляд вновь вернулся к началу следующей страницы и она продолжила чтение.

На этом бы все и закончилось, если бы за дело не взялся полковник сэр Данверс Гамильтон и не написал записку моему нынешнему командиру полковнику Форбзу, в которой изложил версию событий, представленную Ребеккой. Это привело к тому, что я должен был защищать свою честь перед специальной комиссией дознавателей из числа моих сослуживцев офицеров.

Естественно, я честно рассказал о том, что произошло в тот вечер, но, поскольку полковник Гамильтон продолжает пользоваться влияниям в полку, некоторые из офицеров не захотели принять мою версию происшедшего. К счастью, через несколько недель моя мать смогла сообщить полковнику Форбзу в своем письме о том, что мисс Сэлмон вышла замуж за своего давнего любовника Чарлза Трумпера и что тот не отрицает своего отцовства по отношению к внебрачному ребенку. Если бы полковник не поверил моей матери на слово, мне бы пришлось немедленно уйти в отставку, но, к счастью, такая несправедливость миновала меня.

Однако затем мать сообщила, что ты собираешься посетить Индию во время своего свадебного путешествия (с чем я тебя сердечно поздравляю) и наверняка, встретишься с полковником Форбзом, который может поинтересоваться у тебя обстоятельствами этого дела, так как твое имя уже фигурировало в нем.

Я поэтому умоляю тебя не говорить ничего такого, что бы могло навредить моей карьере. Если ты сможешь подтвердить мой рассказ, то вся эта история будет предана забвению.

Как всегда, твой друг Гай.

Дафни положила письмо обратно на туалетный столик и принялась расчесывать волосы, раздумывая над тем, как ей быть дальше. Ей не хотелось обсуждать эту проблему ни с матерью, ни с отцом, и уж тем более, у нее не было никакого желания впутывать в эту историю Перси. Она чувствовала также, что до тех пор, пока не определится, как ей поступить в данном случае, Бекки не должна знать об этом пространном послании Трентама. В голове у нее не укладывалось, какой короткой считал ее память Гай, если так отрывался от действительности.

Дафни отложила расческу и посмотрела на себя в зеркало, прежде чем перечитать письмо во второй, а затем и в третий раз. Наконец она положила его назад в конверт и попыталась выбросить содержание из головы, но несмотря на все старания слова Гая по-прежнему продолжали занимать ее мысли. Особенно раздражало то, что Гай считал ее такой легковерной.

Неожиданно Дафни сообразила, у кого ей следует искать совета. Она взяла телефон и, попросив оператора соединить ее с номером в Челси, с удовольствием обнаружила, что полковник находился дома.

— Я сейчас отправляюсь в свой клуб, Дафни, — сказал он. — Но тем не менее скажите, чем я могу вам помочь.

— Мне необходимо срочно поговорить с вами, но я чувствую, что этот вопрос по телефону обсуждать не следует, — объяснила она.

— Понимаю, — сказал полковник и, помолчав, добавил, — если вы не заняты, то почему бы нам вместе не пообедать в клубе? Я в таком случае лишь изменю заказ на женский зал.

Дафни приняла приглашение с благодарностью и, проверив еще раз прическу, отправилась с Хоскинэом на Пикадилли, прибыв в военно-морской клуб вскоре после часа.

Полковник встретил ее в вестибюле.

— Это приятный сюрприз, — произнес сэр Данверс. — Не каждый день я обедаю с молодыми красивыми женщинами. Это бесконечно повысит мою репутацию в клубе. Теперь я буду лишь усмехаться при встрече с генералами.

Тот факт, что Дафни не рассмеялась над этой маленькой шуткой, мгновенно заставил полковника изменить манеру поведения. Он мягко взял свою гостью под руку и повел ее в обеденный зал для дам. Когда он написал их заказ и отдал его официанту, Дафни достала из сумочки письмо Гая и молча протянула его полковнику.

Полковник приставил к здоровому глазу монокль и начал читать, изредка поглядывая на Дафни, только чтобы убедиться, что она не притрагивается к виндзорскому супу, стоявшему перед ней.

— Странное это дело, — произнес он, вкладывая письмо в конверт и возвращая его Дафни.

— Я согласна, но что вы посоветуете мне делать?

— Ну что ж, ясно одно, моя дорогая, что вы не можете обсуждать его содержание с Чарли или Бекки. Я также считаю, что вам так или иначе придется дать знать Трентам у о том, что, если перед вами будет прямо поставлен вопрос об отцовстве ребенка, вы будете обязаны дать на него честный ответ. — Он замолчал, чтобы отхлебнуть ложку супа. — Клянусь, что я больше никогда в жизни не заговорю с миссис Трентам, — добавил он без каких-либо пояснений.

Дафни была ошеломлена словами полковника, до этого момента она не подозревала, что ему приходилось сталкиваться с этой женщиной.

— Вероятно, нам следует объединить наши усилия, чтобы подготовить подходящий ответ, — предложил полковник после некоторых раздумий. Затем появилась официантка с фирменным клубным блюдом, и их разговор на некоторое время был прерван.

— Если вы сможете помочь, я буду бесконечно признательна — сказала Дафни, заметно нервничая. — Но прежде, я думаю, должна рассказать вам все, что знаю.

Полковник кивнул.

— Я уверена, вам хорошо известно, что именно я познакомила их друг с другом.

К тому времени когда Дафни закончила свой рассказ, тарелка полковника была пустой.

— Большую часть этого я уже знал, — признался он, прикасаясь салфеткой к губам. — Но вам, тем не менее, удалось восполнить пару существенных пробелов в моих знаниях. Признаюсь, я не подозревал, что Трентам окажется таким подлецом. Оглядываясь назад, я вижу, что мне следовало настоять на тщательном выяснении всех обстоятельств, прежде чем давать свое согласие на включение его в список награжденных. — Он встал. — Ну а сейчас, если бы вы несколько минут полистали журналы в холле, я бы попробовал набросать первоначальный вариант ответа.

— Мне очень жаль, что я доставляю вам столько беспокойства, — сказала Дафни.

— Не говорите глупостей. Я только польщен тем, что вы считаете меня достойным вашего доверия. — Полковник повернулся и пошел в другую комнату.

Он отсутствовал почти час, в течение которого Дафни перечитывала в журналах «Леди» объявления, где предлагались услуги нянь.

Она поспешно опустила журнал на стол и выпрямилась в кресле. Полковник вручил ей результаты своих трудов, которые она изучала несколько минут, прежде чем заговорить.

— Бог знает, что Гай будет делать, если я напишу ему такое письмо, — произнесла она наконец.

— Он подаст в отставку, моя дорогая, это ясно как божий день. И чем скорее, тем лучше, я считаю. — Полковник нахмурился. — Пора ему уже осознать последствия своих поступков и в первую очередь свою ответственность по отношению к Бекки и ребенку.

— Но теперь, когда у нее счастливый брак, это было бы несправедливо по отношению к Чарли, — взмолилась Дафни.

— Когда вы видели Дэниела последний раз? — спросил полковник, понижая голос.

— Несколько месяцев назад, а что?

— Тогда вам лучше взглянуть еще раз, поскольку найдется не так уж много Трумперов и Сэлмонов со светлыми волосами, римскими носами и голубыми глазами. Боюсь, что более похожие копии можно встретить только где-нибудь в Ашхерсте или Беркшире. В любом случае Бекки и Чарли будут вынуждены сказать ребенку правду в конце концов, иначе позднее у них будут серьезные неприятности в связи с этим. Так что, отправляйте письмо, — сказал он, пристукнув пальцами по краю стола, — вот мой совет.

Возвратившись на Лаундз-сквер, Дафни прошла прямо в свою комнату. Села за письменный стол и, задумавшись лишь на секунду, принялась переписывать то, что получила от полковника.

Выполнив свою задачу, она перечитала один из абзацев размышлений полковника, который опустила в своем послании, и пожелала лишь, чтобы его мрачные пророчества так и остались на бумаге.

Закончив свой собственный вариант письма, Дафни порвала бумагу полковника и позвонила Уэнтуорту.

— Всего одно письмо на отправку, — только и сказала она.

Подготовка к свадьбе стала такой лихорадочной, что, передав письмо Уэнтуорту, Дафни совершенно забыла о проблемах Гая Трентама. Как выбрать подружек, чтобы не обидеть половину всех родственников; где набраться терпения, чтобы вынести все эти бесконечные примерки, которые вечно задерживались; как посадить гостей, чтобы те, кто годами друг с другом не разговаривают, не оказались за одним столом, и, наконец, как поладить с будущей свекровью, вдовой маркиза, которая уже выдала замуж трех дочерей и по каждому вопросу имела наготове три разных мнения, — все эти проблемы просто оставляли ее без сил.

За неделю до назначенного срока Дафни не выдержала и предложила Перси пойти в ближайшее бюро регистрации и как можно скорее покончить со всем этим — и, главное, не ставить никого в известность.

— Как скажешь, старушка, — ответил Перси, который давно уже перестал слушать чьи-либо советы, касающиеся свадьбы.

Проснувшись 16 июля 1921 года в пять сорок три, Дафни чувствовала себя опустошенной, но, когда в час сорок пять она ступила на залитый солнцем двор, настроение у нее было приподнятое и она с нетерпением ожидала предстоящего события.

Отец помог ей взойти по ступенькам в открытую карету, в которой ездили на свадьбу еще ее бабушка и мать. Небольшая толпа слуг и доброжелателей приветствовала невесту, когда карета отправилась в путь к Вестминстеру. Прохожие махали ей с мостовой, офицеры отдавали честь, щеголи посылали воздушные поцелуи, а будущие невесты вздыхали, когда она проезжала мимо.

Под руку с отцом Дафни вошла в церковь через северный вход вскоре после того, как часы на Биг Бене пробили два, и под звуки свадебного марша Мендельсона медленно двинулась между рядами. Прежде чем соединиться с Перси, она задержалась на секунду, чтобы сделать реверанс королю с королевой, сидевшим в одиночестве на своей скамье за алтарем. После всех этих месяцев ожидания, служба, как ей показалось, продлилась всего несколько мгновений. После того как орган затянул «Возрадуйся» и новобрачных пригласили поставить свои подписи в книге регистрации, единственным желанием Дафни было вновь пройти всю эту церемонию.

Несмотря на то что она уже несколько раз тайно пробовала делать это на бумаге у себя на Лаундз-сквер, Дафни все же заволновалась, прежде чем вывести слова «Дафни Уилтшир».

Муж и жена вышли из церкви под оглушительный перезвон колоколов и двинулись по улицам Вестминстера, залитого яркими лучами послеполуденного солнца. Добравшись до огромного шатра, раскинутого на Винсент-сквер, они стали встречать своих гостей. Попытки переброситься словом с каждым из них привели к тому, что Дафни не удалось даже попробовать своего свадебного торта, но, как только она все же откусила от него кусочек, неизвестно откуда выплыла вдова маркиза и объявила, что если они не приступят к тостам, то могут распрощаться с надеждой успеть на пароход.

Элджернон Фицпатрик пропел дифирамбы подружкам и пожелал счастья жениху с невестой. Перси произнес неожиданно остроумную и тепло принятую ответную речь. Затем Дафни была препровождена на Винсент-сквер 45, в дом дальней родственницы, чтобы переодеться в дорожное платье.

Вновь толпы вывалили на мостовую, чтобы осыпать их рисом и лепестками роз, в то время как Хоскинз уже ждал, чтобы отвезти новобрачных в Саутгемптон.

Тридцать минут спустя Хоскинз мирно вез их по шоссе А30 мимо Кью-гарденз, оставив гостей продолжать празднование, но уже без молодых.

— Что ж, теперь ты привязан ко мне на всю жизнь, Перси Уилтшир, — сказала Дафни своему мужу.

— Это, я подозреваю, было предопределено нашими матерями еще до нашей встречи, — произнес Перси. — Глупее не придумаешь.

— Глупее не придумаешь?

— Да. Я бы давным-давно мог прекратить их ухищрения, сказав, что никогда не собирался жениться ни на ком другом.

Дафни первый раз серьезно задумалась о предстоящем медовом месяце только тогда, когда Хоскинз остановил автомобиль в порту за добрых два часа до того, как «Мавритания» должна была запустить свои машины. С помощью нескольких носильщиков Хоскинз выгрузил два чемодана из багажника авто — четырнадцать других были отправлены днем раньше, — пока Дафни и Перси направлялись к трапу, где их ожидал корабельный интендант.

В тот момент, когда интендант шагнул вперед, чтобы приветствовать маркиза и его жену, из толпы донеслось: «Счастливого пути, ваша светлость! Скажу вам от миссис и от себя, что маркиза выглядит всем на зависть».

Они обернулись и не смогли сдержать смех, когда увидели Чарли и Бекки, стоящих в толпе в своих праздничных нарядах, надетых по случаю их свадьбы.

Интендант проводил всех четверых в кают-кампанию, где их ждала очередная бутылка шампанского.

— Как вам удалось оказаться здесь раньше нас? — спросила Дафни.

— Вот так, — сказал Чарли, вовсю демонстрируя свой акцент простолюдина, — хоть у нас и не «роллс-ройс», но мы все же умудрились обогнать Хоскинза на своем двухместном авто еще на выезде из Винчестера, верно ведь?

Рассмеялись все, кроме Бекки, которая не могла отвести глаз от овальной бриллиантовой броши, которая смотрелась так изысканно на отвороте жакета Дафни.

Пароход издал три гудка, и интендант посоветовал им побеспокоиться о том, чтобы покинуть корабль, если, конечно, они не собираются сопровождать Уилтширов до Нью-Йорка.

Увидимся через год нли около того, — крикнул Чарли, обернувшись, чтобы помахать им с трапа.

— К тому времени мы обогнем весь земной шар, старушка, — поведал своей жене Перси.

Дафни взмахнула рукой на прощанье. «Да, и к тому времени, когда мы вернемся, одному Богу известно, чем будут заняты эти двое».