– Знаете, – холодно сказала Эмма, наконец-то решившись поднять глаза на Армана, – по-моему, вы ошибаетесь. Вы меня с кем-то перепутали.

– Лучше бы вам вспомнить нашу первую встречу, – он не отступал, – потому что мне нужно вам кое-что сказать. Кое-что интимное, а двум старым знакомым куда легче раскрывать друг другу интимные тайны.

– Вообще-то я не собираюсь ничего вам раскрывать.

Эмма уже открыла замок и пыталась проскользнуть в дверь, но собака обошла ее и легла на пороге, преграждая вход.

Ишь, как он ее выдрессировал, этот Арман!

Неужели он действительно ее узнал? Но как, каким образом? Она тогда выглядела иначе, была в жутком парике и ехидно поскрипывающем костюме. Скорее всего, Арман уловил какое-то смутное сходство и теперь берет ее на пушку, только и всего.

Врешь, не возьмешь, как говорил бессмертный Василий Иванович Чапаев.

– Собачка, – Эмма легонько коснулась грязно-белого косматого бока носком туфельки, – пропусти меня, а?

Устремленные на нее карие собачьи глаза повлажнели. Эмма отлично знала, что собаки к ней относятся по-особенному, словно признают ее безоговорочную власть над своим племенем. Ни одной и в голову не могло прийти ее укусить. Эмма их не боялась – признавала их существами разумными, и они это ощущали.

Вот и эта псина вздрогнула и приподнялась, словно собралась отойти от двери.

– Шьен, – укоризненно произнес Арман. Собака забила хвостом и снова улеглась, доказывая преданность хозяину, а не этой особе, которая чуть не заставила ее пойти на преступление. – Вот так! – удовлетворенно сказал Арман.

– А ну уберите собаку! – вдруг выкрикнула Эмма. – И пошел вон отсюда, слышишь?

Она стиснула кулаки, вонзила ногти в ладони, чтобы прийти в себя. Надо же, пусть на мгновение, а потеряла голову. Конечно, в последнее время столько всего случилось, что требовало постоянного самоконтроля!.. Это напряжение ее измучило, она и не ожидала, что самые простые вещи будут даваться так тяжело, невероятно тяжело, и даже мысль о том, что она сама все это…

Эмма резко мотнула головой.

Не думать. Ни в чем себя не упрекать. Да и упрекать не в чем! Она все делает правильно. А сейчас нужно взять себя в руки и отделаться от Армана, чтоб он сдох вместе со своей собакой!

Нет, собака пусть живет, собаку жалко. Армана – нет.

И тут Эмма услышала его голос.

– Мадам, не стоит отрабатывать на моей собачке ваши чары. Довольно того, что вы свели с ума меня. Да-да. – Он криво усмехнулся, словно сам себе не верил, словно стыдился этого признания. – Из-за вас, между прочим, я нарушил обязательства перед человеком, который меня нанял…

– Нанял вас? Кто? Зачем? Следить за мной?

– Да не за вами, – отмахнулся Арман. – Вас я выследил случайно. Нет, сейчас-то я сознательно шел за вами, чтобы больше не упустить, но до этого по утрам на углу рю де ла Бурз и де Ко– лонн…

Эмма приоткрыла сразу пересохшие губы, силясь вздохнуть.

Угол улиц де ла Бурз и де Колонн! Дом Фанни!

Он знает!.. Что он знает?

– Послушайте, я вам все объясню, – торопливо заговорил Арман, хватая ее за рукав. – Но неудобно говорить на улице. Давайте зайдем ко мне, я живу неподалеку, вон там. – Он махнул в сторону бульвара Ришара Ленуа.

Идти к этому бомжу, к этому клошару? Еще недоставало!

Хотя какой же он клошар? У него есть квартира. Можно себе представить, конечно, что это за квартира. Помойка! И на этой помойке он, понятное дело, будет шантажировать Эмму: или он расскажет Фанни, что она следила за ней, или…

Или что?

При желании от всего можно отпереться. Тогда в бистро была вовсе не она. Какой паричок морковного цвета, какой костюмчик? У вас галлюцинации, дорогой мсье! Ах да, он же видел ее около дома Фанни. Случайность, чистая случайность. Но что, если он видел ее там не единожды? И не только там?

Ладно, пусть докажет, наговорить можно что угодно. Еще неизвестно, что он сам делал у дома Фанни, этот мерзкий соглядатай.

Да, кстати, что он там делал?

Неважно, сейчас главное – отделаться от него.

– Не понимаю, о чем вы говорите. И уберите ваши грязные руки, дайте мне пройти.

И тут Арман отчудил: вытянул руки перед глазами Эммы и повертел ладонями туда-сюда.

– Нет уж, руки у меня не грязные! – с внезапной обидой воскликнул он. – Вас, может быть, это удивит, но я брезглив! И лучше нарушу маскировку, чем буду ходить с нечищеными ногтями!

Маскировку?

– Да, – торопливо сказал Арман, заметив по ее лицу, что она мысленно уцепилась за это слово. – Конечно, это все карнавал, игра, роль! – Он брезгливо потянул ворот-хомут своего растянутого, потерявшего первоначальный цвет свитера. – Я ведь сыщик. Не настоящий флик, нет, а просто частный детектив. Примерно полгода тому назад меня наняли следить за Фанни.

– Следить за Фанни? – эхом отозвалась Эмма.

– Как вы думаете, кто меня нанял? Нетрудно догадаться!

Илларионов? Да нет, зачем ему? Он уходит, не оглядываясь.

– Катрин?

– Конечно. Она очень боялась, что Лоран пожалеет Фанни и решит к ней вернуться. Ему нужна другая женщина, не просто телка, как эта Катрин, у которой вместо разума – острейшая женская интуиция. О, Фанни поинтересней, и намного! Катрин ни за что не хотела, чтобы Лоран вернулся к прежней пассии, и решила опорочить ее в его глазах. Фанни – горячая штучка, Катрин это знала (они ведь некогда приятельствовали и много чего друг о друге знают) и не сомневалась, что одной она не останется. Доказательства нового увлечения она, Катрин, быстренько представит Лорану. Это окончательно отвратит его от Фанни, и тогда Катрин может спокойно спать на своих черных шелковых простынях.

– А вы откуда знаете, какие у нее простыни?

Если она думала смутить Армана, то напрасно.

– Однако Катрин ошиблась, – как ни в чем не бывало продолжил он. – Разрыв с Лораном нанес Фанни слишком глубокую рану. Долгое время она вообще не обращала внимания на мужчин. Похудела, постарела, стала гораздо хуже выглядеть. Честное слово, жалко было смотреть! И не усмехайтесь, не усмехайтесь, – погрозил он пальцем Эмме, которая не смогла сдержать очередной ехидной улыбочки, – я в самом деле начал ее жалеть. Я к ней привязался, как… к старшей сестре, как к доброму другу, ведь полгода я жил ее жизнью, следил за ней с утра до вечера. И вот в одно из таких утр…

Он перевел дыхание и многозначительно посмотрел на Эмму. Та изо всех сил старалась сохранять невозмутимое выражение, но ее уже выдали напрягшиеся челюсти: слишком крепко стиснула она зубы, чтобы выдержать удар, который ее ждал.

Арман мог не продолжать, она знала, о чем пойдет речь.

– Однажды я заметил, что за Фанни неотступно следует еще один спортсмен. Вернее, спортсменка. Когда Фанни подходила к своему заветному месту у поворота на Пон-Неф, та, другая женщина пряталась за ларями букинистов. Потом она подходила к той же скамье и какое-то время смотрела на эту скамью, на фонари, на реку, словно пыталась понять, почему это место так много значит для Фанни!..

… В седьмом часу утра таинственно светятся пещеры подземных гаражей. Безмятежно возятся в лужах голуби и чирикают воробьи в сквере напротив дворца Ришелье. Пять роскошных мраморных дам, хранительниц воды в фонтане, еще спят. И Мольер в своем кудрявом каменном парике тоже спит на стыке улиц Ришелье и Мольера, облокотившийся на открытый каменный том своих пьес. Рядом Мадлен и Аманда, его неразлучные музы-любовницы, дремлют с широко открытыми глазами.

На торце Malte Hôtеl Opéra прямо по штукатурке искусно нарисован балкон с приоткрытой дверью, откуда выглядывает улыбчивый молодой человек, приветственно взмахивающий рукой. В то первое утро, когда Эмма только начала следить за Фанни, он здорово ее напугал, этот парень, такой всезнающей была его улыбка! Да, чего он только не нагляделся со своего наблюдательного поста… Скоро Эмма к нему привыкла, перестала бояться и лишь помахивала ему, пробегая вслед за Фанни по рю Ришелье.

Загадочно мерцают умело подсвеченные витрины магазинчиков, в которых любое барахло кажется сокровищем. Главные ворота Лувра еще закрыты, спят картины, спят статуи, спят тени и призраки королей и королев, герцогов и герцогинь, их фавориток и фаворитов. Изредка взревет мотоцикл, черной тенью мелькнет по рю Риволи, а так слышен лишь шум фонтана, увенчанного фигуркой неутомимого Гермеса. Рядом с фонтаном холодно, пробирает дрожь. Фанни ускоряет бег, быстрее бежит и Эмма.

Вот и набережная Лувра. Открываются рестораны, из-за решетки перед входом в зоомагазин слышен возбужденный собачий лай и шибает таки-им запашком!.. Лучше перебежать на противоположную сторону. Лотки букинистов заперты на старомодные висячие замки, огни барж-ресторанчиков дрожат в бледно-зеленом зеркале Сены. Удивительная река – вода в ней всегда зелена, даже когда отражает серое, войлочное, тяжелое зимнее небо.

Вот Пон-Неф, вот фонарь, вот скамья. Фанни перегибается через перила, смотрит на воду, потом выпрямляется, оглядывает набережную. Она ждет.

Что ж, решает однажды Эмма, пусть, наконец, дождется.

Она провела рукой по лбу.

Арман знает? Или это блеф?

– И что, – она охрипла от волнения, – что дальше?

– Однажды утром Фанни встретилась на мосту с молодым человеком. Потом он пришел в бистро. Потом они оказались вместе в вагоне метро. Произошло ли это случайно или некто разузнал и этот маршрут Фанни, ведь она частенько навещает свою тетушку на рю де Валанс? Неважно! Важно то, что молодой человек и Фанни стали неразлучны. Она помолодела, похорошела, расцвела. Она нашла замену Лорану, а я – тот материал, который мог представить моей клиентке.

Черт, как бы отделаться от этого мерзавца? В свете того, что он рассказывает, некоторые события начинают выглядеть совершенно иначе. Нужно предпринять кое-какие меры, да побыстрей!..

Арман глядел на нее глазами наркомана, который вдруг увидел вожделенный шприц.

– Я уже говорил вам, что обманул ее. О да, сначала я собирался все рассказать Катрин, однако произошло событие, после которого я… Оно меня поразило, нет, потрясло! Я решил подождать. Тем временем Катрин сама узнала о молодом любовнике Фанни: та не преминула похвастать им перед заклятой подругой. Право, женщин жизнь совершенно ничему не учит! – воскликнул он запальчиво, словно бы даже с обидой.

На языке, которого Арман не знает, это называется «наступать на одни и те же грабли», и Эмма, между нами говоря, приложила все усилия, чтобы Фанни на эти самые грабли наступила. Однако Арман не поймет, если она так ответит. Ничего не поделаешь, непереводимая игра слов.

– Этот молодой человек – его зовут Роман – приглянулся Катрин, и она решила завладеть им. Не могу сказать точно, как это произошло, однако Фанни он бросил и уехал с Катрин. Думаю, она держит его в своем тайном гнездышке на бульваре Сен-Мишель – там, где на постели черные простыни.

Он сделал паузу, не отрывая жадного взора от лица Эммы, но она стояла совершенно невозмутимо. Только ноздри дрогнули, но, может быть, ей просто неприятен запах парфюма вон той проходящей мимо девицы?

Ишь какая. Ничем ее не проймешь.

Арман усмехнулся. На самом деле он отлично знал, чем пронять эту каменную статую – если, конечно, бывают каменные статуи, источающие такое сексуальное притяжение. Куда до нее Венере! Та просто кукла, красивая кукла, а эта…

«Ничего, сейчас ты у меня попляшешь!» – почти с ненавистью подумал он.

– Роман, ваш… сын. – Пауза была столь мимолетна, что посторонний не уловил бы.

Статуя уловила: вскинула глаза на Армана и тотчас отвела. Бледные щеки порозовели.

Заволновалась? Еще бы, почуяла недоброе.

– Ваш сын и не подозревает, с кем связался. Опасна не Катрин: она хоть и стерва, но довольно безобидная, – смертельно опасен ее любовник. Он связан здесь, в Париже с людьми, которые лоббируют новый законопроект – о легализации игорного бизнеса, об открытии целой сети общедоступных игорных заведений. Надеются добиться этого не только в нижней палате парламента, но и утвердить в сенате. Причем одновременно добиваются этого две группы бизнесменов, которые соперничают друг с другом. Есть мнение, что череда нераскрытых убийств и терактов – их рук дело. Полиция пока молчит, не делает никаких заявлений.

– Но при чем здесь Илла… Лоран? – спросила Эмма. – Его в чем-то подозревают?

– Нет, пока нет. Он очень осторожен, хитер. Боюсь, он может заподозрить, что Роман – агент его конкурентов, которые пытаются что-то узнать через любовницу. Очень может быть, их интересует российское прошлое Лорана. Какая разница, лишь бы скомпрометировать его, а через него те политические силы, которые обещают поддержку команде, куда входит Лоран.

Какая чушь! Полуправда, полувранье. Но чего он добивается? Почему так старается уверить ее, что Роману грозит смертельная опасность? Откуда вдруг такая забота?

– Я не совсем понимаю, чего вы хотите и зачем меня пугаете, – сказала Эмма. – Логика такая: я должна испугаться, разыскать Романа и спасти его от Катрин. Мне совершенно безразлично, с кем он спит, – это его выбор, на который я не имею права влиять. Мне только непонятно, ради чего вы суетитесь? Хотите, чтобы Роман вернулся к Фанни? Вы желаете устроить ее личную жизнь? Или вы ревнуете к нему Катрин? Я ничего не понимаю!

– У меня есть средство вас убедить, – холодно сказал Арман. – Но для этого вы должны зайти ко мне.

Эмма вскинула брови и усмехнулась.

– Да чего вы боитесь? – вскипел он. – Я не собираюсь вас насиловать!

«Это правда. Ты сама мне отдашься, когда увидишь…»

Эмма пожала плечами.

– Поверьте, – теперь его голос звучал умоляюще, – это для вашего же блага!

– Да почему вы заботитесь о моем благе?

– Я люблю вас.

Оба уставились друг на друга: он – потрясенный тем, что сказал, она – ошеломленная тем, что услышала.

– Пойдемте, прошу вас! Клянусь, я не причиню вам вреда. Хорошо, если вы меня боитесь, позвоните кому-нибудь, этому вашему Роману, друзьям, если они у вас есть, в полицию, что ли… Назовите мой адрес, скажите, что, если через час от вас не будет вестей, пусть приедут с автоматами, в бронежилетах, с гранатами!..

О какой любви он говорит? Она чувствовала опасность, исходящую от этого человека.

Что делать? Не у кого спросить совета. Ох, почему, почему Эмме всегда в этой жизни приходится рассчитывать только на себя?

Неизвестно, как поступит Арман, если она откажется.

Эмма опустила взгляд и встретилась глазами с Шьен. Собака несколько раз ударила хвостом по мостовой и встала. Потянулась.

– Хорошо, – сказала Эмма неожиданно для себя самой. – Идемте. Который дом? Вон тот?

И пошла, слыша за спиной торопливые шаги Армана, который от неожиданности замешкался, а теперь бросился догонять ее.