Действующие лица

Артемий – боярин варяжского происхождения, старший дружинник и советник Владимира, князя Смоленского.

Митько, Василий – отроки, соратники Артемия.

Олег – сводный брат князя Смоленского.

Каллистрата – знахарка греческого происхождения.

Филиппос – сын Каллистраты.

Отец Никодим (старец) – настоятель монастыря Двенадцати Братьев.

Злат – художник, работающий в монастыре Двенадцати Братьев.

Макар – молодой монах.

Отец Сновид – ключник монастыря Двенадцати Братьев.

Прокоп – боярин, живущий в Залесске.

Подлипа – дочь Прокопа.

 

Глава I

В благословенный 1070 год от Рождества Христова прохладным майским утром по пока безлюдным улицам Смоленска ехали два молодых всадника. Казалось, весь город был погружен в утренний сон. Служанки из богатых домов, стоявших по главной улице, еще не вымыли деревянные настилы перед крыльцом, торговцы не суетились на базарной площади, выкладывая товар. Лишь несколько ремесленников возились перед своими лавками.

Всадники добрались до главной площади города, где проходили вече – народные собрания – и обсуждались важные решения князя (на этих собраниях все свободные мужи имели право голоса). Они остановились перед роскошным деревянным дворцом, стоявшим рядом с собором. Это была резиденция князя Смоленского, молодого Владимира Мономаха, сына Всеволода Ярославича, великого князя Киевского, внука Ярослава Мудрого. Подъехав к высокому резному деревянному крыльцу, к которому был привязан прекрасный белый конь, они застыли в ожидании, не спешиваясь.

По их одеянию любой житель Смоленской земли мог бы узнать младших дружинников, отроков, которых также называли «руки князя». Эти воины собирали с князем дань, а во время войны составляли ударную силу княжеского войска.

Отроки были в длинных кольчугах, перехваченных на талии кожаными поясами с круглыми серебряными пластинами. Широкие штаны были заправлены в сапоги из мягкой кожи. Тонкая кольчужная бармица, спускавшаяся с черно-серебристых остроконечных шлемов на затылок и плечи, на груди была закреплена металлическими пластинами. Младшие дружинники были вооружены длинными плоскими мечами, а к лукам были приторочены боевые топоры. Дополняли облачение отроков короткие плащи из желтой паволоки, украшенные солнцем, вышитым красными нитями.

Ждать им пришлось недолго. Вскоре на крыльцо вышел третий дружинник, коротко приветствовал их, отвязал белого жеребца и вскочил в седло.

Он выглядел лет на десять старше своих спутников и слегка хромал. Одет он был так же, как и молодые люди, только плащ был белым. Эта деталь, равно как дорогой меч и боевой топор с рукоятью, украшенной драгоценными камнями, свидетельствовали о его принадлежности к старшей дружине.

– Нельзя ли узнать, какое поручение на нас возложено, боярин Артемий? – спросил один из отроков, крепкий белокурый молодец, восседавший на серой в яблоках лошади с широкой грудью, крепкой, как скала.

– Потом, когда выедем из города, – ответил старший дружинник.

Артемий кивнул, подавая знак к отъезду. Трое всадников галопом пересекли площадь и промчались по центральным улицам города. Копыта лошадей звонко цокали по деревянной мостовой, пугая ленивых ремесленников, не спешивших открывать двери лавок.

Проехав по лабиринту улочек с палисадниками, троица добралась до южных ворот. Стражник на сторожевой башне наклонился, чтобы лучше разглядеть всадников. Узнав дружинников, он приветствовал их и приказал открыть ворота. Выехав за городские стены, мужчины быстро спустились по холму и свернули на дорогу, ведущую в лес.

– Мы направляемся к Рше. Вам, несомненно, знакомо это поселение на пути из варяг в греки, – сказал Артемий, когда они выехали на опушку леса и были вынуждены придержать лошадей. – Нам понадобится менее чем полдня, чтобы добраться до него по большой дороге, если срезать путь по проезжим тропинкам. Таким образом, мы будем на месте довольно рано, и у нас будет достаточно времени. Так вот в чем состоит наше поручение…

Обращаясь к отрокам, Артемий не переставал думать о поручении Мономаха, призвавшего старшего дружинника к себе ночью. Дело было серьезным. Князь узнал, что накануне недалеко от поселка на Каспле был убит его друг, боярин Алексей. Он занимал должность хранителя библиотеки, поэтому Владимир принял Артемия в книгохранилище, которое располагалось в просторном помещении на втором этаже дворца.

Артемий вновь мысленным взором пробежал по высоким, до потолка, стеллажам. Тяжелые манускрипты в золотых и серебряных переплетах – подарки басилевсов Царьграда, а также более скромные на вид книги: стопки толстых шероховатых листов пергамента, папируса, наконец, свитки бересты. Последние были созданы на Руси. У отца Владимира, Всеволода Ярославича, в Киеве было богатейшее собрание книг, перешедшее от деда – Ярослава. А книги в Смоленске были куплены или переписаны по приказу Мономаха, который, несмотря на юный возраст, пользовался репутацией книголюба.

В библиотеке витала аура таинственности, которая усиливалась благодаря странному аромату – смеси запаха пергамента и пучками лежавшей между манускриптами полыни. Дикорастущие степные травы предохраняли сокровища цивилизации от червей и личинок. Если бы не скрип перьев двух писцов, трудившихся денно и нощно, в библиотеке стояла бы абсолютная тишина. Эта умиротворяющая атмосфера резко контрастировала с хмурым, осунувшимся лицом князя, на котором проницательный Артемий разглядел следы слез.

Введя старшего дружинника в помещение, князь отослал писцов и проверил, хорошо ли заперты железные ставни на узких окнах. Только тогда он поведал своему советнику все, что было известно. Хранитель библиотеки с торговым караваном был отправлен в Царьград – Владимир поручил приобрести редкие греческие книги. С этой задачей ученый успешно справился. На обратном пути, когда караван двигался через Ршу, ученый боярин по неизвестной причине остановился в пустыни недалеко от города и решил там переночевать. Об этом попутчики хранителя библиотеки, приехавшие в Смоленск два дня назад, сообщили Владимиру, а также передали ему бесценный груз, который боярин им доверил перед тем, как расстаться.

Князь с перечнем в руках лично проверил содержимое всех сундуков: манускрипты были на месте. Зная, насколько боярин любопытен, Владимир подумал, что тому захотелось познакомиться с книгами, которые хранились в пустыни. Но на следующий день, ближе к вечеру, дружинник, находившийся в Рше с поручением, принес князю дурную весть: ученый муж был найден убитым между пустынью и большой дорогой, ведущей в Смоленск. В тот же вечер, тщательно обдумав дело, Владимир решил поручить расследование Артемию.

– Итак, речь идет о том, чтобы найти убийц боярина, – пробормотал белокурый богатырь, теребя курчавую бороду. – Мне понятна печаль князя. Он столь молод и потерял верного друга и слугу!

– Митько, твой язык более проворный, чем твой меч! Хватит перебивать боярина! – возмутился Василий, второй отрок.

Выступающие скулы и раскосые глаза выдавали степное происхождение дружинника. Отец Василия, половецкий хан, в свое время стал союзником Руси, а потом женился на боярышне из русов.

– Право, все гораздо серьезнее, – согласился дознаватель Владимира. – Разумеется, князь опечален гибелью друга, но самое ужасное заключается в том, что при хранителе библиотеке была личная печать князя. Князь отдал ее, чтобы ученый мог купить особые манускрипты. Кроме того, при библиотекаре было несколько золотых монет. И они, и печать исчезли. Вероятно, их унес убийца. Или убийцы…

– Преступники должны дорого заплатить за злодеяние! – воскликнул Митько. – Княжеская печать – столь могучая вещь, что в день, когда их будут судить, князь наверняка соберет суд и всех старших дружинников! Как думаешь, боярин, смогут ли на этот раз разбойники отделаться вирой? Когда мы расследовали последнее преступление, мне было тяжело видеть, как купец, виновный в жутком злодеянии, спокойно заплатил десять гривен и покинул суд, чтобы жить так, словно ничего не произошло!

– Вы, как и я, знаете, – тихо возразил Артемий, – что мы живем по «Русской Правде». Худшим наказанием для преступника, не способного заплатить виру, является утрата свободы. Что может быть хуже жизни холопа? В деле, которое нам предстоит расследовать, с убийством княжеского мужа, боярина, плата – двойная вира. И, думаю, так как боярин – друг князя, убийце следовало бояться не виры, а меча, если бы у покойного была семья. Но боярин был холостяком, а его родители умерли два года назад, и кровной мести требовать некому.

– Таким образом, – вздохнул Митько, – мы уверены только в одном: дело будет рассматриваться княжеским судом.

– Не надо забывать, – уточнил Василий, – что убийство боярина – само по себе тягчайшее преступление – еще сильнее отягощено ужасной кражей, ведь преступники забрали не только золотые монеты хранителя библиотеки, но и часть имущества самого князя! Возможно, Владимир назначит более суровое наказание, чем это предусмотрено законами.

– Да, кража печати князя отягощает, а также намного усложняет дело, – согласился Артемий. – Если бы только мы были уверены, что речь идет об убийстве с целью ограбления!

– А ты полагаешь, что есть другая причина? – спросил Василий.

– Как подумаю, что ловкий мошенник способен сотворить, заполучив печать князя! Подделывать договоры, заключать сделки от имени князя, покупать военные отряды, снаряжение наемникам золотыми монетами убитого боярина… Действовать от имени Владимира… Но самое худшее, – Артемий с озабоченным видом поднял вверх указательный палец, – он может разорвать мирные договоры, заключенные с половцами и печенегами, или заключить договор с полоцким князем и пойти войной на союзников после стольких усилий великого князя, направленных на сохранение мира на Руси!

– Иными словами, кража печати превращает преступление в политическое дело! – воскликнул Митько.

– Да. Теперь вы понимаете, насколько высоки ставки. Но это не все. У нашего поручения есть еще одна сторона. Вы знаете старшего брата Владимира, Олега. Вы также знаете, что хотя Олег и байстрюк, а его мать умерла в родах, Мономах жалует его и осыпает его всевозможными милостями. Владимир искренне привязан к сводному брату и очень щедр с ним. Олег всегда рядом с князем – в военном походе, на охоте, на пиру. Так вот, пять недель назад Олег исчез. В конце концов Владимир узнал, что его сводный брат живет в Рше у своей бабки по материнской линии. В прошлом Олегу случалось навещать ее, однако он никогда не задерживался. Князь Владимир беспокоится. Более того, он чувствует себя уязвленным, оскорбленным, полагает, что Олег пренебрегает им. Несколько раз он посылал гонцов в Ршу с приказом довести до сведения Олега, что его отсутствие становится неприличным. Но, как бы странно это ни звучало, посланники так и не сумели разыскать князева брата. Это и есть вторая сторона поручения, данного нам. Мы должны установить, где скрывается Олег, и намекнуть ему, что пора возвращаться в Смоленск, иначе его вольготная жизнь может превратиться в тяжелое существование рядового дружинника. Надеюсь, вы понимаете, насколько деликатный характер носит это поручение.

Артемий замолчал. Всадники шагом двигались через лес. Дорога постепенно сузилась до тропы, по краям которой высились невысокие ели вперемешку с кленами и огромными дубами. Митько ехал впереди, в тридцати локтях, и старший дружинник не терял его из виду, а следом за дознавателем на таком же расстоянии ехал Василий. Ветви деревьев образовали над головами непроницаемый зеленый свод. В бесконечном лесном коридоре было прохладно. По мере того как лес становился гуще, голоса птиц звучали все реже. Погруженный в свои мысли, Артемий старался сосредоточиться на поручении, которое дал ему князь.

Не в первый раз Владимир доверял дознавателю решение особо щекотливых проблем. Раненный два года назад в колено в беспощадной битве с половцами, Артемий больше не мог принимать участия в крупных военных походах. Однако репутация человека столь же здравомыслящего, сколь и беспристрастного, навела великого князя киевского на мысль сделать его доверенным лицом сына, молодого Владимира. С тех пор боярин был и советником смоленского князя, и исполнителем воли Мономаха. Артемию поручали сложные дела, для решения которых требовались опыт воина, прозорливость дознавателя и хитрость дипломата.

Доверие, которым Владимир удостаивал Артемия, было сравнимо с доверием дружинника к сопровождавшим его отрокам. Для выполнения поставленной задачи он выбрал Митька и Василия. Такого количества людей должно было хватить, поскольку, по всей очевидности, предстояло столкнуться с одним-единственным преступником, в худшем случае – с двумя вооруженными людьми. Если бы в лесах между Смоленском и Ршой промышляла шайка воров, власти обоих городов знали бы о ней.

Артемий обдумывал сложившуюся ситуацию. Если бы речь шла об убийстве с целью наживы, можно было бы быстро арестовать злоумышленников, поскольку они, несомненно, попытались бы продать печать в Рше. Если бы, напротив, дело было связано с интригами врагов князя, то они, вне всякого сомнения, знали бы о приезде хранителя библиотеки в пустынь и воспользовались бы выпавшей возможностью, чтобы украсть печать. Если только боярин не попал в ловушку, ловко расставленную заранее!

В голове Артемия мелькнула неприятная мысль: а что, если пребывание Олега в Рше каким-то образом связано с этими событиями? В конце концов, Олег не имел ни власти, ни богатства. Всем, чем владел байстрюк, он был обязан сводному брату. Можно было бы предположить, что он хочет устранить Владимира, предложить племенам, недавно попавшим под власть Киева и недовольным этой властью, союз и, опираясь на их поддержку, вокняжить в Смоленске… Артемий очень любил Олега, пылкого и молчаливого молодого человека, который был верен своему брату и слушал его. Байстрюка нельзя было заподозрить ни в раболепии, ни в лицемерии. Однако сам факт, что Олег был вынужден жить в тени княжеской власти, не разделяя ее, мог толкнуть молодого человека на непредвиденные поступки.

Всадники проделали две трети пути, когда Митько дал знак остановиться.

– Посмотрите на этот пень, – сказал Митько. – Дерево срублено. Вероятно, мы где-то поблизости от пустыни в окрестностях Рши.

– Тогда почему ты остановился? – удивился Василий.

– А не смерд ли с топором, который рубил лес, нашел тело хранителя библиотеки? А если боярин Артемий хочет расспросить смерда? Мы по следу найдем его избу.

– Глаз Митька – глаз рыси! – с улыбкой воскликнул Василий.

– Вернее, глаз горожанина, – уточнил Митько, улыбаясь. – Я плохо знаю лес, но умею распознавать следы, которые оставляет человек, подсекающий лес для пашни.

По происхождению Митько был сыном бедного боярина. Два года назад он присоединился к Владимиру. Князь и старший дружинник заметили чрезвычайную отвагу и удивительную силу нового отрока. Вот так богатырь с почти девичьим круглым розовым лицом стал неразлучным спутником Артемия и Василия.

Митько съехал с тропинки и по едва заметным бороздам от волочения тяжелых бревен вскоре добрался до небольшой поляны. Недалеко от наполовину вросшей в землю времянки спокойно паслась старая лошадь.

– Есть кто-нибудь? – крикнул Митько.

В узком дверном проеме появился мужик лет сорока, одетый в длинную льняную рубаху, перехваченную на талии веревкой, и широкие порты.

– Что угодно благородным дружинникам от бедного человека?

– Тебя ведь Федором кличут? – спросил Артемий. И поскольку мужик кивнул головой, продолжил: – Значит, это ты вчера утром нашел тело убитого боярина?

Древоруб упал на колени.

– Не вели казнить, благородный боярин! Я знал, что эта история навлечет на меня неприятности. А ведь я клянусь бородой Перуна… Я хочу сказать – святого Илии, что я тут ни при чем!

– Да он к тому же язычник! – с отвращением прошептал Василий. – Признайся, смерд!

Но Артемий взглядом заставил Василия замолчать и обратился к мужику:

– Никто тебя ни в чем не обвиняет. Мы просто хотим, чтобы ты показал место, где нашел тело.

Мужик побледнел и отступил.

– Да что с тобой? – продолжал княжеский дознаватель. – Проведи нас туда, и мы оставим тебя в покое. На, держи монету.

– А вот этого я не могу сделать, благородный боярин… За все золото…

– Почему же?

Мужик перекрестился и молча опустил голову. Артемий спешился и замахнулся плетью.

– Знаешь, что тебя ждет, если ты откажешься?

Не поднимая головы, смерд прошептал:

– Не бей, боярин. Приказывай все, что пожелаешь, но только не посылай в это проклятое место!

– Да почему это место должно быть проклято? Потому что там было совершено убийство? Это еще одна причина, чтобы вернуться туда: ты поможешь нам раскрыть преступление!

– Нет, боярин. То место всегда было проклятым. Поэтому несчастный боярин расстался там с жизнью. А у меня будут неприятности, потому что я к нему приблизился. И что меня дернуло, дурака, пойти за этой заблудившейся лошадью?

– Хорошо же! Теперь ты мне объяснишь все с самого начала! – воскликнул Артемий, теряя терпение. – И берегись, если забудешь хотя бы малейшую подробность!

– Боярин, поверь мне, я не сделал ничего дурного! Вчера утром я, едва принявшись за работу, увидел оседланную лошадь с богатой сбруей. Но всадника нигде не было видно. Тогда я захотел ее поймать, но это оказалось нелегким делом. Я пошел за ней и, уж не знаю как, очутился около холма берендеев, этого проклятого места. Там я сказал себе: «Федор, дальше ты не пойдешь!» Правда, мне не следовало ступать на эту поляну, пусть даже там меня ждал бы самый прекрасный жеребец в мире! Мне сразу надо было бы уйти… Только вот мне захотелось взглянуть из-за кустов, чтобы убедиться, что лошадь по-прежнему там. И я увидел то, что увидел: человек, одетый как боярин, лежал у подножья холма. Казалось, он спал, но трава вокруг его головы была черной… И тогда я все понял. Он был еще одним, кого погубила нежить! И я убежал так быстро, как только мог. Отсюда до пустыни ближе, чем до города. Я прибежал туда и обо всем рассказал привратнику. Он не хотел мне верить, но я отказывался уходить до тех пор, пока он не позвал настоятеля. Тот меня выслушал и велел отправляться восвояси, сказав, что пошлет несколько монахов за телом боярина. Вот и все. Благородный боярин, я сказал все, что знал. Во имя Христа, не заставляй меня возвращаться к этому проклятому месту, иначе нежить расправится и со мной!

– Ты говорил о берендеях. Откуда бы им здесь взяться?

– Это племя, проклятое Богом, язычники, жили здесь на холме в стародавние времена, когда на этих землях никто не знал о русских князьях. Они жили все вместе, во грехе. Они не поклонялись ни Иисусу, нашему Господу, ни даже Перуну, а почитали ужасных идолов. В обмен на греховную жизнь эти идолы позволяли им отыскивать сокровища, спрятанные под землей и в болотах. Но однажды Бог потерял терпение и разом наказал их: злой дух унес их, никого не оставив в живых. Говорят, что сокровища, которыми владели берендеи, исчезли вместе с ними. Золота, серебра и пушнины у них было больше, чем у киевского князя. Но эти богатства так и не были найдены! Вероятно, Бог, разгневанный на этих нечестивых людей, уничтожил их или они вновь ушли под землю.

Мужчина перекрестился и яростно плюнул через левое плечо, чтобы прогнать черта. Потрясенный собственным рассказом, он закончил, понизив голос:

– С тех пор никто не осмеливается посещать это место. Тот, кто попадает туда, умирает ужасной смертью. Спросите кого угодно, охотников, жителей города… Я говорю правду! Не надо приближаться к проклятому холму, он заколдован. Духи берендеев охраняют свою землю и свои сокровища.

– Тем не менее ты отведешь нас туда, – сказал Артемий, хватая бедолагу за ворот рубахи. – Твой рассказ позабавил нас, но нам надо осмотреть место преступления.

– Не лучше ли сначала отправиться в пустынь, чтобы взглянуть на тело? – предложил Митько, в глазах которого сверкали тревожные искорки.

– А я предложил бы скорее добраться до города и начать поиски Олега, – поспешил предложить Василий.

– И не стыдно вам, отроки? – сухо заметил Артемий. – Вы же христиане. И как весь этот вздор, который мелют смерды, холопы и челядь о нежити, мог так вас испугать?

Уж не в первый раз старший дружинник увещевал таким образом своих спутников. Он хорошо знал отроков и понимал, что только колдовство могло испугать Митька и Василия. Оба воина без колебаний вступили бы в отчаянную схватку с ордой половцев или сотней вооруженных до зубов разбойников, однако при упоминании о вурдалаках, русалках, леших и прочих потусторонних созданиях они бледнели от ужаса.

Поскольку отроки нерешительно переглянулись, Артемий сказал тоном, не терпящим возражений:

– Хорошо, пусть будет так. Предложение Василия не лишено здравого смысла. Пустынь посетим позже. Сначала надо отыскать Олега. Отправляйтесь в город без меня и начинайте расследование. Посетите дом бабки Олега, боярыни Дарьи, и расспросите ее. Потом прочешите город, как вы это умеете, но только не выдавая себя. Я не хочу, чтобы княжий брат узнал о нашем приезде до того, как я встречусь с ним. А меня Федор отведет на место преступления. Если понадобится, и вы подойдете туда.

Отроки, обрадовавшись неожиданной отсрочке, повернули назад, к дороге, ведущей в город. Артемий же схватил мужика за плечо, да так сильно, что тот сморщился от боли.

– И не вздумай убегать! Я все равно тебя найду, и тогда… Впрочем, у тебя нет никаких оснований бояться. Нежить сразу поймет, что это я заставил тебя туда прийти. Сначала она набросится на меня, а ты тем временем сумеешь убежать. А теперь пошли.

– Твоя лошадь не проедет. К тому же здесь недалеко болото. Это опасно…

Безжалостно подталкиваемый, мужик углубился в лес. За ним шагал дознаватель, ведя под уздцы белую лошадь.

Через полчаса ходьбы смерд вновь принялся стенать, но под угрозой хлыста был вынужден продолжить путь. Наконец он остановился перед густыми зарослями и прошептал:

– Это здесь, за деревьями. Сам видишь, твоя лошадь не пройдет!

– Разумеется. Но мы-то пройти сумеем, – ответил Артемий, привязывая животное к березе. – Покажи мне место, где ты нашел тело.

– Вон там. Я вот так раздвинул ветви…

Старший дружинник отвязал боевой топор, притороченный к седлу, и принялся рубить ветки. Вскоре ему удалось сделать достаточно широкую просеку, позволявшую пробраться через заросли. Он направился вперед, увлекая за собой мужика, несмотря на его отчаянные возражения.

Глазам Артемия предстало любопытное зрелище. Широкая поляна плавно поднималась вверх, образуя холм с плоской вершиной. Поляна заросла ежевикой, но на холме растительности не было. Странные развалины простирались до горизонта. Остатки древних изъеденных червями деревянных построек разрушились от сырости. Артемий решил, что некогда здесь было поселение. Теперь от него остались лишь фрагменты стен, дубовые балки и несколько толстых трухлявых досок, едва различимых в зарослях. И только над одним строением время оказалось не властно. Просторное каменное здание с остроконечной крышей в форме шатра возвышалось на холме, господствуя над городом призраков. Это место, забытое Богом, людьми и самой природой, навевало странное чувство тоски и отчаяния.

Сделав над собой усилие, чтобы оторваться от созерцания развалин, Артемий, обернувшись к мужику, сказал:

– Покажи, где ты нашел тело.

– Здесь, – прошептал Федор, робко сделав несколько шагов вперед.

С тех пор как они вышли на поляну, Федор постоянно осенял себя крестом, несвязно шепча молитвы.

Артемий осмотрел место. Трава, на которой лежало тело, была примята, а там, где голова касалась земли, отчетливо виднелись капли запекшейся черной крови. Дознаватель осторожно перевернул несколько камней и сухих ветвей. Судя по всему, на месте преступления никто ничего не трогал. «Никаких следов борьбы, – сказал себе старший боярин. – Вероятно, на жертву напали неожиданно. Вполне возможно, что хранитель библиотеки знал нападавшего». Артемий повернулся к древорубу, но тот исчез.

– Негодяю удалось сбежать! – выругался дознаватель. – Федор! Немедленно вернись! Ты мне еще нужен! – кричал он.

Но ответом на призывы было лишь слабое эхо.

 

Глава II

Артемий чуть не бросился в погоню за сбежавшим мужиком, но потом решил, что только потеряет время зря, пытаясь догнать смерда в лесу, который тот знал как свои пять пальцев. Дружинник вновь залюбовался строением на вершине холма и решил осмотреть его, хотя бы для очистки совести. Когда дознаватель подошел к первому заброшенному дому, тишину разорвал пронзительный крик. Артемий вздрогнул. «Какой я глупый! Это кулик! Сказал же древоруб, что тут рядом болота». Однако когда дознаватель снова взглянул на зловещее здание, его охватила смутная, но пронзительная тревога. Ему казалось, что из-за черной дыры за каждым его движением следят глаза невидимого убийцы.

– Полно, не позволю же я россказням о призраках берендеев запугать себя! – с раздражением воскликнул дружинник.

Но вдруг существа из плоти и крови затаились в глубине строения, надеясь, что он попадет в ловушку? «Я вернусь сюда с отроками, – в конце концов решил Артемий. – Не стоит искушать дьявола».

Не сводя глаз с таинственного строения с остроконечной крышей, дознаватель дошел до просеки, которую проделал в зарослях, и двинулся по ней. Против воли он с облегчением вздохнул, когда строение исчезло из поля зрения, скрывшись за деревьями. Артемий похлопал по шее лошадь, которая спокойно ждала его. Теперь надо было как можно скорее отыскать тропинку, ведущую к хижине, а оттуда он без всякого труда выедет на дорогу в Ршу.

Артемий зашагал вперед, внимательно приглядываясь к следам, оставленным ими в лесу. Но, пройдя изрядно, он понял, что все же заблудился. Почва становилась все более влажной, лошадь часто упиралась, отказываясь идти. Старший дружинник остановился и попытался вновь сориентироваться, разглядывая окружающий лес. Пейзаж изменился. Высокие деревья уступили место хилым кустарникам, которые больше не закрывали солнце. Казалось, влажная трава была покрыта серебристым туманом. Земля проваливалась под ногами Артемия. Однако лучше было все же двигаться, чем оставаться на месте и играть в загадки с этим проклятым лесом.

– Но, пошла! – воскликнул Артемий, пытаясь заставить лошадь тронуться.

Но лошадь заржала и встала на дыбы, вырвав уздцы из рук. Дознаватель живо увернулся, чтобы не получить удар копытом, сделал шаг и застыл на месте. Слишком поздно! Болотная тина жадно облепила ступни. Артемий попытался свернуть вправо, потом влево, но увяз по бедра. Он больше не ощущал нежного тепла весеннего солнца. Соприкосновение с вязкой жижей, обездвижившее его, налило ноги тяжестью и заледенило тело до самых костей.

Стараясь двигаться как можно меньше, Артемий отцепил от пояса меч и боевой топор, снял остроконечный шлем и бросил их на то место, где стоял несколькими мгновениями ранее. Меч и боевой топор приземлились на кочку, а шлем ухнул рядом с Артемием и вскоре утонул. Дознаватель хотел было стянуть кольчугу, но понял, что это лучший способ приблизить смерть. Он глазами поискал лошадь. Если дотянется до поводьев, животное сможет вытащить его из болота. Артемий несколько раз свистнул, но животное, вероятно, убежало.

Старший дружинник проклинал свою глупость. Ему следовало бы довериться инстинкту животного в этом совершенно незнакомом лесу. Артемий с отчаянием огляделся вокруг. Всего в нескольких локтях от него рос кустарник. Собрав все силы, он попытался дотянуться до хрупких ветвей. Однако кустарник был слишком далеко и, казалось, насмехался над Артемием, спокойно качая листочками на ветру. Усилие дорого обошлось дружиннику: он увяз еще на несколько пядей.

И тогда он застыл на месте и начал читать молитвы, сначала страстно, потом машинально, просто пытаясь прогнать кошмар, стоящий перед глазами: как вязкая грязь постепенно обволакивает его шею, как смыкаются губы… как тина заполняет ноздри, покрывает глаза. Артемий принялся кричать, издавать громкие вопли, но вскоре охрип и замолчал.

Старший дружинник сунул руку под кольчугу, нащупал и вытащил гладкий плоский камень, большой, как четверть его ладони. Этот камень с таинственным рисунком был его талисманом, фетишем, хранившимся в семье на протяжении нескольких поколений. И хотя боярин был убежденным христианином, он больше всего на свете дорожил этим талисманом, единственной ниточкой, связывавшей его с предками-варягами, грозными воинами и превосходными мореплавателями.

– Сила небесная! – произнес Артемий, стараясь сосредоточиться на священной формулировке, которую символизировал рисунок, вырезанный на камне. – Сила небесная! Помоги мне!

Артемий чувствовал, что его медленно, но неотвратимо затягивает в болото. Он положил камень в карман. Талисман не помог. «Ну что же, он исчезнет вместе со мной», – с горечью подумал старший дружинник. Теперь он больше ничего не видел, ослепленный солнечными бликами, сверкавшими на поверхности ручейков, которые текли между пучками травы. Артемий закрыл глаза.

Он не знал, сколько времени простоял так, склонив голову на грудь, застыв в ожидании неизбежной смерти. Густая тина дошла до пояса. И тут сквозь звон, стоявший в ушах, до него долетел слабый насмешливый голос:

– Эй, боярин! Да ты попал в передрягу, как я погляжу!

– Это леший зовет меня, – пробормотал Артемий. – Подумать только, а я еще смеялся над Митьком и Василием, над их верой в нечисть, которую простой народ любит отождествлять с дьяволом! Жаль, что моих верных спутников нет здесь, чтобы посмеяться надо мной в последний час! Или чтобы мне помочь…

Дознаватель с трудом разомкнул веки и с изумлением обнаружил, что леший имел вид юного селянина, который в одной руке держал его меч, а в другой – боевой топор. Несомненно, смерд только что внимательно осмотрел свою находку. С восхищением он положил меч и боевой топор к ногам, потом глянул на дружинника.

Все чувства Артемия разом проснулись.

– Вытащи меня отсюда, парень, – выговорил он, удивляясь, каким хриплым стал его голос.

– Одному мне не вытянуть тебя, – ответил мальчик.

Казалось, в его глазах сверкнули насмешливые огоньки.

– К счастью, твоя лошадь здесь, боярин! Ты должен был бы присвоить ей высокий титул дружинника! Животные намного умнее людей.

Мальчик вывел из-за кустов лошадь Артемия, подобрал длинную веревку, лежавшую у его ног, и прочно прикрепил один конец к седлу. Резким движением он бросил веревку Артемию, которому удалось ее поймать.

– Теперь твоя очередь, коняга! – сказал мальчик почтительным тоном. – Ты никогда не видела своего всадника в столь плачевном состоянии, не правда ли? Если ты хочешь вытащить его, вперед!

– Если я отсюда выберусь, то надеру тебе уши, маленький наглец! – тихо буркнул Артемий, моля небеса, чтобы усилия мальчика увенчались успехом.

Юный селянин дернул за поводья, лошадь двинулась, и Артемий начал вылезать из тины. Когда дознаватель – задыхающийся, с красными кругами, плясавшими перед глазами, – почувствовал твердую землю, он несколько минут молчал, прежде чем смог поблагодарить мальчика.

– Не за что, – ответил тот. – Это твою лошадь надо благодарить. Я случайно наткнулся на нее в лесу. Потом, когда она увидела, что я иду за ней, она привела меня сюда. Вот и все.

Артемию пришлось собрать все силы, чтобы вскочить в седло. Он был вымотан гораздо сильнее, чем думал.

– Проводи меня до города, парень, – попросил старший дружинник. – В Рше я смогу отблагодарить тебя за помощь. Я дам тебе полгривны, ты это заслужил.

Мальчик лукаво взглянул на Артемия.

– Мне не нужны твои деньги, боярин, – ответил он. – Если бы я жаждал их, я мог бы оставить себе твой меч и боевой топор. Они стоят гораздо дороже, чем полгривны. Кроме того, ты не в состоянии добраться до города. Сначала тебя надо подлечить.

«Это не селянин», – подумал Артемий, прикрепляя меч к поясу, а боевой топор к седлу. Попытается ли мальчик заманить его в ловушку? Нет, это казалось немыслимым. Ребенок не только спас ему жизнь, но и вернул оружие. Дознаватель успокоился.

– И кто же будет меня лечить? – спросил он.

– Моя мать, – ответил мальчик. – Она нас ждет.

– Ты болтаешь глупости. Как она может нас ждать, если не знает меня, а ты недавно не был уверен, что сумеешь вытащить меня из болота?

– Сегодня утром она это видела в языках пламени, – с таинственной улыбкой сказал ребенок. – Она знала, что должна тебя встретить. Идем, боярин, не стоит искушать судьбу. Впрочем, разве ты не чувствуешь, что нездоров? Она натрет твои ноги и смажет лоб мазями, которые приготовила, ожидая тебя.

Несмотря на сильную усталость, дознаватель был заинтригован. Молча позволил мальчику вести лошадь. Надо признать, боярин впервые выглядел жалко, сидя верхом.

Примерно через полчаса они вышли на светлую поляну. Артемий с удивлением увидел странный дом, спрятавшийся меж двух огромных дубов. Дом нисколько не походил на избы местных, наполовину вросшие в землю, с крошечными оконцами и низкой дверью. Этот дом был воздвигнут на сваях, вероятно чтобы сырость не разъедала дерево. Несколько ступеней вели к двери, наличники которой были украшены строгим и изящным геометрическим узором. Он ничем не напоминал сложные орнаменты, смешение цветочных мотивов и изображений животных, которым отдавали предпочтение резчики из местных славян. Над дверью висел череп лошади, побелевший от времени. Селяне верили, что это отгоняет злых духов. В широком боковом окне Артемий заметил силуэт женщины.

Едва дознаватель спешился, мальчик занялся его лошадью – с необычайным умением. Боярин медленно поднялся по ступенькам крыльца. Не успел мужчина постучать, как дверь открылась и он перехватил ясный, лучезарный взгляд темных, почти черных глаз.

– Приветствую тебя, благородный боярин. Соблаговоли принять нашу помощь и гостеприимство.

Услышав мелодичный, с легким акцентом голос, Артемий вздрогнул и отвел взгляд. Вероятно, молодой женщине было лет тридцать, не больше. По обычаю ее блестящие черные волосы были заплетены в косы, но убраны на затылке в тяжелый низкий пучок. А вот одежда – длинное темно-красное одеяние и белая рубаха, расшитая речным жемчугом, – ничем не отличалась от одеяния здешних. Артемий поклонился хозяйке и вошел.

Единственная просторная комната была обставлена более чем скромно: в центре стояли квадратный стол, два табурета, сундук для одежды и лавка, которая, по всей видимости, служила мальчику кроватью. В углу комнаты, отгороженном пестрой занавеской, возможно, была вторая кровать.

Однако оригинальность и странное очарование придавали помещению полки, висевшие вдоль стен. На них громоздились многочисленные горшки, короба, пучки и снопы трав. Три полки были заняты терракотовыми пузырьками и флаконами с различными микстурами и снадобьями. С потолочных балок свисали гирлянды сухих трав. Все это было самобытно и красиво. Однако Артемий не сомневался, что все эти предметы не были просто украшением. В комнате витал необъяснимый, восхитительный и одурманивающий запах, смешивавшийся со свежим лесным воздухом. Единственное окно, широко распахнутое, выходило на поляну. Над окном были прибиты две скрещенные лапки совы. Дознаватель вспомнил о народных верованиях, согласно которым некоторые зелья и снадобья с магическими свойствами можно перемешивать во время приготовления только с помощью высушенной совиной лапки.

– Зачем вешать конский череп над дверью, если ты занимаешься колдовством? – прямо спросил Артемий.

– Я не колдунья, а знахарка, – ответила черноглазая. – Однако простые люди не понимают разницы. Опасаясь сглаза, они отказывались принимать мои снадобья и микстуры, когда у меня не было этого украшения, правда, совершенно бесполезного. Теперь те, кто приходит ко мне, знают, что я не якшаюсь с дьяволом. Прошу тебя, поверь, это правда. Если ты примешь мою помощь, боярин, то познаешь целительную силу моих бальзамов.

Молодая женщина исчезла за занавеской.

– Как тебя зовут? – спросил Артемий, садясь на лавку.

– Каллистрата, – ответила хозяйка, появившаяся с шерстяным покрывалом в руках. – А тебя как зовут?

– Артемий, сын Норвана.

– Готова спорить, что ты варяг, судя по твоим длинным усам и выбритому подбородку! Сейчас почти все бояре носят короткую бородку по византийской моде. А теперь, боярин Артемий, довольно любезничать. Снимай сапоги и порты, мой сын высушит их. Он уже разжег костер. А я смажу твои ноги снадобьем, которое восстановит движение крови.

Артемий подчинился. Он снял кольчугу и остался в тонкой льняной рубахе. Боярин чувствовал себя неловко, ведь после смерти жены, скончавшейся пять лет назад, ни одна женщина не видела его в таком облачении. Однако знахарка сновала по комнате, не обращая внимания ни на его смущение, ни на его хмурое лицо. «Она ведет себя со мной так, словно я мальчишка, ровесник ее сына, который наделал глупостей, – с раздражением думал дознаватель. – Что же, это моя вина. Если бы я был более осторожен в лесу…» И Артемий смирился. Закутавшись в покрывало до пояса, он наблюдал за Каллистратой, которая массировала его щиколотки и икры, предварительно вымыв их настойкой календулы.

– Судя по имени, ты гречанка?

– Да, боярин. Мой муж был врачевателем и аптекарем. Десять лет назад мы покинули Царьград. Проехали тысячи верст, прежде чем обосновались в Рше – в здешнем лесу растет множество лекарственных трав. Вот уж три года как муж умер. Мне пришлось продать лавку в городе и поселиться с сыном в этом маленьком лесном домике. По воскресеньям я продаю свои снадобья на базаре в Рше. Порой кто-нибудь приходит сюда, чтобы купить то или иное зелье. А остальное время мы собираем в лесу лекарственные растения.

– Твой сын спас мне жизнь, и я хочу его вознаградить. С этими деньгами вы сможете вернуться в Царьград.

– Мы не хотим уезжать. Филиппосу, моему сыну, было два года, когда мы покинули Царьград. Он говорит по-гречески, но не знает Византии. Сейчас он ближе к местным славянам, его родина здесь.

Молодая женщина накрыла ноги гостя куском плотной ткани, и дружинника охватило удивительное чувство блаженства, плохое настроение исчезло, словно по волшебству. Каллистрата выпрямилась, взяла с одной из полок большой серебряный флакон и сказала:

– Отпей глоток. Зелье убережет от лихорадки.

От горькой микстуры Артемий закашлялся, но знахарка тут же протянула ему плошку с медовухой. Боярин опорожнил емкость и пристально вгляделся в лицо хозяйки, тонкие черты которого напоминали дорогие византийские миниатюры.

– По правде говоря, твое имя очень подходит тебе.

– Мое имя тоже мне подходит, – сказал мальчик, появившийся на пороге с сапогами и портами Артемия. – Меня зовут Филиппос, потому что больше всего на свете я люблю лошадей. Ты, боярин, – добавил мальчик, – обязан жизнью своей белой лошади. Я шел за ней до самого болота, поскольку она вызвала у меня воспоминания о Белой Кобыле.

Артемий удивленно взглянул на мальчика.

– Согласно легенде, Белая Кобыла живет в лесу недалеко от болот. Она помогает заблудившимся путникам проходить через опасные места.

– Но сегодня она не очень-то мне помогла, – улыбаясь, заметил Артемий. – Вместо нее действовал ты, Филиппос. Но скажи, раз ты хорошо знаешь местные легенды: ты слышал о нежити среди развалин на холме берендеев?

– Да, боярин. Моя мать поведает тебе об этом лучше, чем я.

Лицо Каллистраты омрачилось.

– Благородный боярин, не сочти мой совет оскорблением, но… Тому, кто не знает об этой легенде, лучше не знать о ней, а тому, кто ее знает, лучше никогда не вспоминать.

– Вот уж действительно аргумент, достойный женщин! А я считал, что ты умнее. Полно! Эти сведения могут мне помочь.

– Как хочешь…

Сделав над собой усилие, Каллистрата прогнала облачко, омрачившее ее лицо, и начала рассказ:

– Очень давно, когда слово Христа еще не было распространено на Руси, на огромной поляне в самом сердце леса жило могущественное племя. На сотни верст вокруг они были единственными людьми, поскольку города Рша и в помине не было. Берендеи образовывали одну-единственную многочисленную семью. В домах они жили по десять и более человек. У них были идолы, большие деревянные изваяния, покрытые звериными шкурами и украшенные драгоценными металлами. Бог-покровитель берендеев стоял на вершине холма у дома главы племени. Статуя была прикреплена к земле тяжелыми цепями, чтобы ветер не смог ее опрокинуть во время летних гроз и снежных бурь. И сегодня можно видеть широкие кольца, к которым крепились цепи, удерживающие идола…

– Похоже, племя владело несметными сокровищами! – улыбаясь, прервал Каллистрату Артемий. – Народ любит приукрашивать.

– Тем не менее это правда, – ответила Каллистрата. – Когда русы и чужестранные купцы по водному пути направлялись в Смоленск, берендеи на плотах подплывали к кораблям, и купцы, измученные долгим путешествием, охотно покупали свежую дичь, ягоды и звериные шкуры по более выгодным ценам, чем на базаре Смоленска. Берендеи накопили огромные сокровища – золото, серебро, драгоценные камни, искусно сработанное оружие и богатую одежду, изготовленные в Византии… Но однажды среди берендеев вспыхнула ужасная эпидемия, за короткий срок унесшая все племя, так как люди жили в ужасной тесноте. Говорят, перед смертью царь велел верховному жрецу заколдовать его дворец, чтобы никто никогда не нашел сокровищ, хранителем которых он был…

– Я понимаю, что такой рассказ возбуждает воображение челяди: столько сокровищ, исчезнувших бесследно! – заметил дознаватель. – Но селянин, которого я недавно встретил, неохотно поведал мне об этой легенде. Похоже, одно лишь упоминание о берендеях приводит его в ужас!

– В его поведении нет ничего удивительного! – воскликнул Филиппос. – Местные боятся проклятого холма как огня. Но мы с мамой другие. Мы ходили туда собирать травы, и мне вовсе не было страшно!

– Позволь мне закончить, Филиппос, – ласково сказала Каллистрата. – Действительно, легенда завораживает всех, кто узнает о ней… Неведомо, кто первым заговорил о сокровищах, однако многие в них верят, а некоторые пытаются найти. Но смельчакам, добравшимся до жилища языческого царя, не везло. Жертвы болезней, несчастных случаев, диких зверей или болот, они умирали, так и не найдя следов золота. Жители Смоленска забыли даже имя берендеев. Жители же Рши, города, который возник и процветает на берегах реки, менее чем в трех верстах от развалин, по-прежнему избегают подходить к холму, но больше не интересуются легендой.

– Тем не менее память о ней жива, – возразил Артемий. – Когда в последний раз было слышно о призраках берендеев?

– Лет десять назад один купец из Рши добрался до холма и вернулся в город живым и здоровым. Все, что ему удалось найти, так это несколько звеньев ржавых старых цепей. Он даже не обнаружил остатков идолов, которые, как говорят, были уничтожены одновременно с проклятым племенем. Однако вскоре купец потерял свое судно на днепровских порогах, заболел и умер. С тех пор все еще тверже уверовали, что это место проклято, что призраки берендеев, наказанных Богом невесть за какие грехи, ревностно охраняют сокровища и губят каждого, кто приближается к ним…

Артемий с удовлетворением покачал головой. Этот рассказ не только объяснял ужас мужика, нашедшего тело хранителя библиотеки, но и подтверждал гипотезу дружинника: проклятое место было превосходной маскировкой для убийства. Таким образом, расследование ограничится Ршой, иначе говоря, людьми, которые хорошо знают лес, окружающий город, и слышали о берендеях.

Теперь, когда дознаватель чувствовал прилив сил и воодушевление, он торопился догнать отроков и продолжить расследование. Артемий надел порты, откинул покрывало и нагнулся, чтобы затянуть ремни на сапогах. Но вдруг глухой звук заставил его вздрогнуть. Талисман выпал из кармана рубахи. Молодая женщина, опередив боярина, проворно схватила его.

– Каллистрата, отдай мне камень! – сказал гость, раздраженный собственной неловкостью.

Но знахарка застыла неподвижно, завороженная странным рисунком, выгравированным на гладкой поверхности камня. Там был изображен своего рода кубок, стоящий на тонкой прямой ножке, похожей на стебелек, но раздвоенной на конце. Наверху две накладывающиеся друг на друга волнистые линии изображали движение волн.

– Удивительно! – прошептала Каллистрата, поглаживая указательным пальцем выгравированный символ. – Что означает этот сосуд в форме вазы или кубка? Впрочем, можно было бы сказать, что это силуэт человека, если бы не странная форма его черепа. А эти две волнистые линии над головой – я хочу сказать, над кубком… Они напоминают мне Высшие Воды, небесную субстанцию, изображенную в форме волн! Но что означает все вместе?

– Я не знаю, что ты подразумеваешь под Высшими Водами, но этот рисунок не имеет ничего общего со всем тем, о чем ты можешь знать. Отдай мне его.

Каллистрата с улыбкой вернула камень:

– Почему ты носишь его с собой, боярин? Твое снаряжение достаточно тяжелое и без него. Или камень защищает тебя лучше, чем кольчуга?

Нахмурив брови, Артемий молча положил талисман в карман и поспешил надеть рубаху.

– Понимаю, – продолжала Каллистрата, ничуть не обидевшись. – Это волшебный камень, не так ли? Напрасно ты замыкаешься, боярин. Мы могли бы обсудить значение этой криптограммы. В Византии мне довелось встречаться с учеными людьми, владеющими таинственными знаниями, и посчастливилось беседовать с ними. Они говорили о священном кубке, о небесных колебаниях, к которым они стремились приобщиться, чтобы познать тайны природы. У нас, греков, принято учить женщину, если она интересуется той или иной наукой…

– А у нас, русов, – оборвал Каллистрату Артемий, – если женщина задает слишком много вопросов, ее принуждают к молчанию. Во имя Христа, ты слишком любопытна, женщина!

– Прости меня, боярин, вижу, что оскорбила тебя, беседуя с тобой на равных.

Воцарилось молчание.

– Это я должен просить у тебя прощения, – в конце концов выдавил смущенный дружинник. – Несмотря на все твое внимание и заботу обо мне, я поступил невежливо, отказавшись ответить на вопрос, пусть он, впрочем, касается лишь меня одного. Эта реликвия досталась мне от предков. Было бы слишком смело утверждать, что она защищает меня. Но в какие-то моменты она помогает привести мысли в порядок и, как я думаю, лучше понять себя самого. В другой раз я охотно побеседовал бы с тобой, но сегодня нет времени. Я благодарю тебя и кланяюсь. Но прежде чем уйти, я хотел бы уладить одно дело. Твой сын спас мне жизнь. Ты избавила меня от лихорадки. Кроме того, ты снабдила меня полезными сведениями. Как я могу вас отблагодарить?

– Возможно, один из твоих людей соблаговолит научить моего сына ездить верхом как воин, а не как пахарь. Это доставит ему большое удовольствие. Что касается легенды о берендеях – если ты на это намекаешь, – забудь ее, боярин, для собственного же блага.

Артемий пожал плечами.

– Пусть Филиппос приедет в Ршу. Я со своими спутниками остановлюсь у старой Дарьи, бабки Олега, брата князя Владимира. Как бы там ни было, я повидаюсь с вами прежде, чем уеду в Смоленск. Я не боюсь развалин берендеев, они не опасны.

– Что ты об этом можешь знать? – возразила Каллистрата. Глаза ее заблестели. – Сегодня утром, до твоего приезда, я смотрела на огонь и увидела большую опасность, которая тебе угрожает… Она совсем рядом, притаившаяся в лесу. Будь осторожен, боярин! Не пренебрегай советом!

– Каллистрата, я уважаю твои знания, но не забывай, я воин, старший дружинник князя. Позволь мне заниматься опасными делами самостоятельно. Будь спокойна. И не думай больше о зловещем предзнаменовании, которое тебя смутило, поскольку нет такого врага, от которого я не сумел бы защититься! Впрочем, как твой сын сказал сегодня утром, судьбу искушать не стоит.

Каллистрата, побледнев, загадочно и сурово посмотрела на Артемия. Потом, не проронив больше ни слова, она позвала Филиппоса и коротко велела проводить дружинника до тропинки, ведущей в Ршу. Боярин поклонился и вышел, затем обернулся, чтобы бросить последний взгляд на молодую женщину. Но дверь уже закрылась.

 

Глава III

В то время как дознаватель, барахтаясь в болоте и все глубже увязая, прощался с жизнью, отроки, приехавшие в Ршу, без труда, как и предполагали поздним утром, нашли дом боярыни Дарьи. Как все жилища знатных горожан, он был увенчан просторным теремом. Именно в этой, богато украшенной части дома обычно были покои женщин.

Все окна были обрамлены искусно вырезанными изображениями – цветочные гирлянды, фантастические птицы и животные, а ставни по традиции были украшены символами языческой богини Мокоши с двумя конями и Рода с рожаницами.

Терем включал три помещения, в том числе опочивальню боярыни. На первом этаже находились трапезная и комнаты покойного супруга. Здесь дружинники намеревались разместить свой штаб на время расследования.

Поручив лошадей заботам конюха, отроки поднялись на крыльцо и постучали. Из-за двери донесся слабый голос, приглашавший внутрь.

Они вошли в дом, щуря глаза и пытаясь привыкнуть к полутьме. Окна, затянутые бычьими пузырями, пропускали тусклый свет, в котором нечетко вырисовывался длинный массивный дубовый стол в центре комнаты, стены которой были обшиты деревянными панелями. Женщина лет шестидесяти, одетая во все черное, в платке и тонком венце на седых волосах, с трудом поднялась со стула. Опираясь на клюку, она прошаркала навстречу дружинникам. Ее сморщенное, как печеное яблоко, лицо озарила приветливая улыбка. Это была хозяйка дома, бабушка Олега по материнской линии. Отроки представились, низко кланяясь старой боярыне.

– Добро пожаловать, дружинники! Я счастлива, что Владимир выбрал мой скромный дом. Как поживает наш возлюбленный князюшка? – прошелестела старая хозяйка, приглашая отроков располагаться на скамье у стены.

– Превосходно, благородная боярыня. Он шлет тебе привет и пожелания здравия и долголетия, – ответил Василий. – Но князь также поручил передать, что он безмерно удивлен. Почему ты так долго задерживаешь внука? Владимир скучает без своего милого брата. Он хочет поскорее увидеть его в Смоленске.

– Увы, дружинники! Я знаю, что князь привязан к моему внуку. Я также знаю, что нехорошо испытывать терпение Мономаха. Я не удерживаю Олега в Рше. Но он втемяшил себе в голову какое-то дело, которое захватило его целиком! Я вижу его раз в три дня, хотя он и живет под моей крышей.

– Значит, у нас мало шансов встретить его здесь. Ничего себе! – воскликнул Митько, толкая локтем Василия. – А как ты думаешь, благородная боярыня, что за дело может так его занимать?

– Не знаю. Вот уже месяц Олег живет здесь, но только один раз удостоился поужинать со мной. Он уклонился от всех моих вопросов. Тем не менее мне кажется, что он питает ко мне те же чувства, что и раньше. Например, он преподнес мне великолепный подарок, сработанный лучшим золотых дел мастером Смоленска.

Боярыня Дарья протянула хрупкую руку, и отроки увидели роскошный золотой браслет, инкрустированный изумрудами.

– Действительно, подарок умело выбран, – с восхищением заметил Митько. – Эти зеленые камни излучают такой же блеск, как твои глаза, боярыня!

Старая хозяйка улыбнулась.

– Ты очень наблюдателен, отрок! Редко мужчина, едва достигший двадцати лет, замечает цвет глаз старой женщины.

– Все дело в уважении к тебе, боярыня, и восхищении тобой, к тому же, когда любишь женщин, в них замечаешь все, поскольку каждая деталь предвещает удовольствие! – воскликнул Митько. – Плоть пробуждает плоть, а взгляд красавицы гонит кровь шибче, воспламеняет сердце и пленит душу!

– Если ты говоришь о таких женщинах, как я, тебе будет легко найти дорогу к их сердцам! – смеясь, ответила старуха. – Как жаль, что мой внук тебя не слышит. Твои речи пошли бы ему на пользу!

– Почему? Олег влюблен в одну из красавиц Рши?

– Ну что же, если откровенно, я так думаю. Я следила за его лицом: оно то лучезарное, как летнее солнышко, то хмурое, как осенние тучи. Только любовь может делать настроение человека таким изменчивым. Да, я полагаю, что Олега задерживают в нашем городе сердечные дела. Но вы же приехали сюда не из-за моего внука?

Митько и Василий переглянулись.

– Нет, нам поручили расследовать убийство хранителя библиотеки.

– Я так и подумала. Бедный боярин! Такой образованный, такой учтивый! Как вспомню, что он был у меня накануне смерти!

– Он приходил сюда?

– Да, он нанес мне визит вежливости, когда караван остановился в Рше. Если бы Олег его повстречал, он, несомненно, уговорил бы боярина остаться на ночь здесь, а не ехать в монастырь. К сожалению, болтовня старой женщины не так уж интересна для образованного боярина…

– Значит, Олега здесь не было?

– Был, только утром. Князь еще спал. С тех пор как поселился у меня, он, случается, долго спит по утрам. Хранитель библиотеки собирался дождаться, пока внук проснется, но потом передумал и ушел, сказав, что Олег сможет найти его в пустыни, если захочет.

– А потом они виделись?

– Нет. Я, разумеется, сообщила внуку, что хранитель библиотеки должен переночевать в монастыре и на следующий день пуститься в дорогу, но Олег ответил, что увидится с ним позже, в Смоленске. Увы! Кто мог предвидеть… Да что я все говорю! Я даже не подумала о том, что вы, должно быть, проголодались!

Боярыня хлопнула в ладоши, и на пороге появился молодой слуга.

– Принеси блюдо с пирожками с мясом и два больших кувшина со свежей медовухой! – распорядилась она.

Поев, отроки вернулись в сени за двумя большими мешками, в которых лежали их вещи. Они перенесли мешки в комнату, предназначенную для Артемия, и начали готовиться. Приятели вытащили две темные расшитые свиты, поношенные и залатанные, а также две шапки, весьма скромные на вид. Затем, сняв мечи и кольчуги, они надели эту одежду на льняные рубахи. В таком виде они вполне могли сойти за помощников купцов, ищущих новых клиентов. Это была идеальная маскировка, позволявшая спокойно бродить по городу, собирая сведения об Олеге.

Мужчины незаметно скользнули за палисад, окружавший дом, и зашагали по главной улице. Вскоре они оказались на базарной площади. Пестрая толпа заполонила узкие проходы между заваленными товарами прилавками и открытыми сундуками купцов. Здесь продавалось много местных товаров: мед, воск, шкуры крупного рогатого скота и пушнина на любой вкус и за любую цену – медвежьи, волчьи, рысьи, куньи, бобровые и собольи меха… Перейдя в другой ряд, дружинники быстро прошли мимо прилавков с посудой, горшками и другими подобными изделиями. Остановившись около торговцев ножами, Митько и Василий обменялись с ними несколькими словами. Два купца вспомнили, что недавно видели Олега, но не смогли дать более точных сведений.

Двое мнимых купчишек оказались в самом центре базара. Толпа была такой плотной, что они не могли с ней бороться. Их тащил за собой людской поток, и вдруг оглушительные крики сотен звонких невнятных голосов заставили повернуть головы. Пытаясь отойти от центральных рядов, дружинники оказались около булгарских купцов. Купцы продавали ткани, благовония и пряности, приобретенные у восточных торговцев, а также каракуль, поскольку бояре отдавали особое предпочтение этому шелковистому меху.

Здесь, в рядах, где торговали редкими и дорогими товарами, было меньше народа. Друзья быстро миновали их и углубились в проход, где расположились торговцы тканями. Рулоны самых разных цветов, фактуры и качества громоздились на прилавках и в сундуках. Торговцы-разносчики ходили между прилавками, удерживая на головах огромные корзины.

Внимание отроков привлекла молодая торговка, шедшая им навстречу. Она была почти полностью увешана товаром. Десятки платков, аккуратно сложенных в длину, свисали с ее пояса, спускаясь до земли. Они словно образовывали вторую запону с сотней складок и тысячей цветов. Она шла, слегка покачиваясь, громко и звонко расхваливая товар. Заметив Митька, она весело и вызовом на него посмотрела, воскликнув:

– До чего красивый молодец! Все девицы-красавицы у его ног, но он любит только одну. Я не знаю, белокурая она или темноволосая, но она самая красивая и самая верная! Ну, милок, купи платок для своей возлюбленной!

– Ты ошибаешься, моя красавица! Я люблю вас всех такими, какими вы есть, уродливых и красивых, умных и глупых! – ответил Митько, звонко целуя торговку в щеку.

Молодая женщина, смеясь, отстранилась и добавила:

– Вы оба не местные! Я знаю всех купцов и их помощников. Может, вы приехали с купцами из Пскова?

– Совершенно верно, – согласился Василий. – У нашего хозяина есть прекрасные острые ножи на продажу, из лучшего металла и по хорошей цене! Только мы не встретили ни одного покупателя, достойного товара, который собираемся предложить.

– Вы не найдете покупателей на базаре, – заметила женщина. – Идите вверх по улице, которая ведет к площади. Второй дом слева будет лавкой мастера Ждана, лучшего местного кузнеца. Он не приходит на базар, работает только по заказу. Если ваше барахло заинтересует его, он предложит хорошую цену.

– Спасибо за совет, – сказал Митько.

Но едва он собрался свернуть в боковой проход, как молодая торговка вполголоса окликнула его:

– Погодите: вон идет брат Сновид из пустыни. Не пропустите зрелище.

Торговец, чей прилавок находился рядом, услышал слова женщины и обратился к своему соседу:

– Эй! Говорит, идет брат Сновид! – прыская от смеха, сказал он. – В прошлом месяце мы его «позеленили». А на этот раз что будем делать? «Окрасим в красный»?

– Почему бы и нет? – ответил другой купец.

Он наклонился к мальчишке лет десяти, слонявшемуся около прилавка, и что-то прошептал на ухо. Худая мордашка озарилась широкой улыбкой, и сорванец исчез среди прилавков. Заинтригованные Митько и Василий уже хотели обратиться за разъяснениями к торговке, но та, смеясь, приложила указательный палец к губам и кивнула в сторону монаха лет пятидесяти, который появился в конце ряда. У монаха было лицо, похожее на лезвие ножа, и светло-голубые глаза, наивное, даже глуповатое выражение которых резко контрастировало с горькой складкой тонких поджатых губ. Монах подошел к прилавку первого купца и сказал пронзительным, но неуверенным голосом:

– Я хотел бы купить несколько аршинов конопляной ткани, самой дешевой.

– Ну, разумеется, брат Сновид! У меня есть именно то, что вам нужно! – зычно закричал купец, разворачивая перед монахом рулон красно-вишневой ткани. – Это подойдет?

– Ну… Не слишком ли яркий цвет? Мне нужна небеленая, некрашеная ткань…

– Ты прав! Это слишком яркая ткань! Тогда возьми вот эту. Суровая конопляная ткань, абсолютно некрашеная!

И купец застелил прилавок волнами ярко-красной ткани. Вытаращив глаза, монах несколько мгновений смотрел на ткань, потом, недовольно поджав губы, удалился. Через два прилавка разыгралась подобная сцена. Другие купцы тоже разворачивали перед монахом рулоны алых, красно-оранжевых и красно-бордовых тканей. Всюду раздавались взрывы хохота, мальчишки свистели, а монаху все никак не удавалось купить несколько аршинов конопляной ткани, за которой он пришел.

– Почему вы издеваетесь над этим несчастным братом? Что он вам сделал? – спросил Митько у торговки, когда монах, сгорбившись, покидал ряды, исчезая в толпе.

– Он не сделал нам ничего плохого. Просто нельзя быть таким скаредным и лицемерным, – ответила молодая женщина. – Он ключник в пустыни. Он приходит на базар, имея деньги, чтобы купить все, что нужно, как все остальные. Но он скупее хазара и сварливее грека! Если он начинает торговаться, все, в конце концов, ему уступают, лишь бы отделаться. Впрочем, именно поэтому он сам приходит на базар. Он никому не доверяет, даже другим монахам. Так вот, каждый раз, когда он появляется, с ним разыгрывают шутку… Он просит серое или небеленое, ему дают зеленое или красное. Однако он до того глупый, что никак не может понять, почему с ним так поступают!

Вдоволь посмеявшись над скупым монахом, дружинники стали пробираться сквозь толпу. Они покинули базарную площадь и без труда нашли лавку кузнеца, о котором говорила молодая торговка. Перед лавкой стояли два прилавка с образцами работы мастера: ключи, навесные замки, гвозди различных размеров, кочерги и другие предметы, необходимые в повседневной жизни, а также прекрасные ножи, шлемы, орнаменты для уздечек, седел и прочей упряжи.

Отроки вошли и поздоровались с кузнецом, который работал в глубине лавки. Похвалив его товар, они заговорили об Олеге, утверждая, что у их хозяина есть прекрасный меч, который тот хотел бы предложить князю.

– Князь – большой любитель хорошего оружия, у него есть коллекция мечей, изготовленных прославленными русскими и чужестранными мастерами, – сказал Василий. – Если ему известна лавка в Рше, то это, безусловно, твоя!

Кузнец был польщен, но заявил, что не знает, где сейчас находится Олег.

– Дней десять назад, – добавил он, – я подковывал его лошадь. Это точно его лошадь, я сразу ее узнал. Однако привел ее мой подмастерье Узки, холоп, маленький половец. Все знают, что Узки работает на меня. Случалось, князь доверял ему свою лошадь где-нибудь в городе, давая монету и приказывая потом привести животное обратно. Но вам не повезло. Узки бесполезно задавать вопросы. Бедолага глухонемой.

Разочарованные дружинники взглянули на худого раскосого подростка, который с удивительной ловкостью делал серебряную серьгу. Он не отрывал глаз от работы и не проявлял никакого интереса к посетителям.

Однако приближался час закрытия лавки на обед, и кузнец вежливо дал понять это своим гостям. Отроки поблагодарили мастера и направились к двери. На пороге Василий вновь залюбовался работой кузнеца, поглаживая пальцем блестящее лезвие меча. Неожиданно он наклонился к подмастерью и тихо произнес фразу на половецком, как понял Митько, языке. Мальчик вздрогнул и испуганно посмотрел на Василия через плечо. Едва заметным движением глаз Василий дал ему знак выйти. Через пять минут подмастерье догнал дружинников.

– Наблюдай за улицей, – велел Василий приятелю. – Этот мальчик совсем не жаждет, чтобы кто-нибудь узнал его тайну. Если мы хотим рассчитывать на его помощь, то должны уважать его небольшую уловку.

Митько кивнул и отошел. Оставшись наедине с юным половцем, Василий заговорил с ним на родном языке. Наконец он подозвал Митька, и тот едва успел увидеть, как мальчишка побежал, словно заяц, и юркнул в лавку кузнеца.

– Не так уж редко плененные половцы, ставшие у русских холопами, стараются сойти за глухонемых, – объяснил Василий. – Они не любят смешиваться с местными жителями и живут в надежде когда-нибудь сбежать. Бедный мальчишка не ожидал, что я заговорю на его родном языке, и выдал себя. Он был счастлив рассказать обо всем, что знал, в обмен на то, что мы никому не выдадим его. Нам повезло! Именно потому, что князь Олег считал мальчишку глухонемым, он не опасался его. Теперь мы знаем, где князь проводит большую часть своего времени! Речь идет о доме некого Прокопа, обедневшего, но принадлежащего к старинному боярскому роду, одного из самых знатных жителей Рши.

– Превосходно! – воскликнул Митько. – Сейчас самое подходящее время взглянуть на этот дом поближе и узнать, что там замышляется!

И дружинники углубились в лабиринт улочек, по сторонам которых стояли деревянные дома, большинство из которых почернели от времени. Это была самая старая часть Рши, где жили ремесленники и зажиточные купцы. Мнимые помощники купца спросили дорогу у бродячего торговца напитками, и тот указал строение, которое они искали.

Дом Прокопа был сработан просто, но прочно из дубового бруса. Он был одноэтажным, с широким теремом. От домов более скромных соседей жилье боярина отличалось тем, что при нем были просторный сад и двор со службами и домами для челяди. Двор и сад окружала массивная изгородь, но регулярные проемы между колами позволяли прекрасно видеть все, что происходило внутри.

– Право, нам сегодня везет! – тихо воскликнул Митько, заметив молодую служанку, которая срывала в саду цветы, составляя прелестный букет. – Вероятно, боярин с семьей еще сидит за столом. Значит, я спокойно могу поговорить с этой милашкой!

Митько взобрался на высокую изгородь, спрыгнул на землю с удивительной для человека его телосложения ловкостью и стал пробираться между деревьями к куртинам цветов. Вскоре Василий услышал приглушенный женский смех. Он вздохнул и, прислонившись к изгороди, застыл в ожидании. Прошел час. Наконец появился Митько. Он улыбался и явно был доволен собой.

– Я заставил тебя ждать, старый дружище, но это не потерянное даром время! – обратился он к Василию, спрыгивая на землю со стороны улицы. – Бежим отсюда, я все расскажу по дороге.

– Я так понимаю, что твое новое завоевание потребовало больше времени, чем утреннее! Для петуха из птичника молодая курочка все же более привлекательна, чем старая гусыня! Какие байки ты рассказывал бедной девице? Ты говорил, что ее глаза похожи на изумруды или на сапфиры?

– У меня не было необходимости говорить. Я позволил вести разговор своим рукам!

– Представляю, какие ценные сведения ты получил благодаря такому разговору!

– Ты плохо знаешь женщин, старый дружище, а кроме того, не доверяешь Митьку! Не волнуйся, я сумел получить нужные сведения. Видишь ли, женщины прямо противоположны нам. После занятий любовью мы, мужчины, нуждаемся во сне, а славные женки начинают трещать, как сороки. Необходимо приложить усилие, чтобы не испортить момент… Я никогда не мог понять этой страсти! И это действительно противоречит природе!

– Вероятно, это их способ высказываться. Итак, ты приложил усилие и, вместо того чтобы клевать носом, навострил уши. И что же ты узнал?

– Олег безумно влюблен в благородную юную Подлипу, дочь Прокопа. Он осаждает эту крепость добродетели по всем классическим правилам. Днем он ухаживает за красавицей под бдительным оком боярина, а ночью – по крайней мере, так думает служанка – голубки встречаются тайком. А это значит, что от крепости, вероятно, осталась лишь видимость! Тем не менее у Олега благородные намерения, поскольку он хочет жениться на боярышне и увезти ее в Смоленск. Старик ценит и поощряет ухаживания Олега. Сам подумай: одна только мысль породниться с князем Владимиром! Теперь остается узнать, как влюбленные встречаются ночью. Но это детская игра, достаточно понаблюдать. Ах, вот еще одна интересная подробность. Прекрасная Подлипа доверительно сказала своей служанке, что Олег обещает осыпать ее золотом и бриллиантами и обеспечить поистине княжескую жизнь. Меня это поразило, поскольку известно, что байстрюк беден и полностью зависит от милости сводного брата.

– Замечательно. Теперь нам известно, где, с кем и почему Олег проводит время. Мы можем отчитаться перед боярином! Судя по всему, он нас уже давно ждет…

Но славные дружинники ошибались. В этот самый момент Артемий только появился в доме старой боярыни. Дарья провела гостя в его покои. Довольно просторное помещение было обставлено со вкусом: красивый резной стол, стулья у стены, большой сундук для книг и широкая скамья, на которой лежали несколько тонких одеял и подушки в расшитых наволочках.

– Это комната моего покойного супруга, да хранит Господь его душу, – объяснила хозяйка. – Здесь он принимал купцов и прочий люд, который приходил к нему по делам. Я приказала поставить сюда кровать, и если эта скромная обстановка тебе подходит…

– Она очень мне подходит, благодарю тебя, – ответил Артемий. – В какую комнату ты поселила внука?

– В соседнюю. Это опочивальня моего супруга. Что касается твоих спутников, то они предпочли занять одну комнату. Они спят на лавках в большом зале. Не хочешь ли немного отдохнуть, боярин? Твоя кровать готова.

– Нет, не сейчас. Но я хочу попросить, чтобы слуги почистили мой плащ. Сегодня утром со мной случилась небольшая неприятность на болотах. Надеюсь, плащ не слишком пострадал.

Заметив буро-зеленоватые разводы на подкладке белого плаща, Дарья испуганно вскрикнула. Она засыпала гостя вопросами, но, наткнувшись на упорное молчание, в конце концов успокоилась, сложила плащ, заверив, что он будет готов к завтрашнему утру, и спросила, не хочет ли Артемий попариться.

– Позже, позже, боярынька! Я практически ничего не ел с самого утра. К тому же с минуту на минуту должны прийти отроки с отчетом. Я подожду их здесь, и за трапезой мы побеседуем.

– Хорошо. А я пока распоряжусь, чтобы накрыли на стол дорогим гостям.

– Олег иногда приходит сюда трапезничать?

Подняв глаза к небу, старуха тяжело вздохнула.

– О, если бы он делил трапезу со мной, как в былые времена! Нет, боярин, ты не увидишь его до поздней ночи… Если у тебя хватит терпения его дождаться.

– Что же ему мешает проводить с тобой больше времени?

– Увы! Твои спутники задали мне такой же вопрос. Я не в состоянии ответить на него. Тем не менее могу поделиться с тобой своими подозрениями: речь идет о сердечных делах.

– Вот уж действительно подозрения женщины… Неужели любовная история способна заставить мужа забыть о своем долге воина и братской привязанности к князю?

– Ведома ли тебе, боярин, власть, которую может получить женщина над самой стойкой душой? Одна встреча, одна любезная беседа, один красноречивый взгляд – и самый закаленный воин тает, словно воск!

По причине, которую Артемий не мог понять, слова Дарьи не понравились ему. Он стал яростно крутить длинный ус, но, прежде чем ответил, боярыня смущенно добавила:

– Прости старой беспамятной женщине необдуманные слова, благородный боярин. Теперь я вспомнила, что ты был женат и потерял свою молодую супругу.

– В твоих словах нет ничего обидного. Но если ты что-нибудь узнаешь о таинственном деле, которое мешает твоему внуку покинуть Ршу, сообщи мне. Я буду тебе признателен. А вот свои беспочвенные предположения оставь при себе. Пока же я от имени князя Владимира благодарю тебя за гостеприимство, оказанное мне и моим спутникам.

Церемонно положив руку на сердце, хозяйка дома поклонилась так низко, как позволяло ее старое негнущееся тело, и вышла.

Несмотря на старания Каллистраты, последствия утреннего омовения на болотах давали о себе знать. Артемий снял сапоги и кольчугу, сбросил с кровати несколько слишком мягких, на его взгляд, подушек и растянулся на покрывалах. Но едва он закрыл глаза, в коридоре раздался шум. Через минуту в дверь постучали. Это были Василий и Митько. Дознаватель с любопытством изучил их наряды, потом внимательно вгляделся в лица. Василий был, как обычно, бесстрастен, но в его узких глазах сверкали искорки, хорошо знакомые Артемию. Что касается Митька, то его широкое лицо было освещено довольной улыбкой.

Забыв об усталости, дознаватель проворно вскочил, и через несколько минут трое дружинников уже сидели в прохладной трапезной перед блюдом с крупно нарезанными кусками мяса и тремя десятками чаш и плошек с квашенными и пареными овощами.

Артемий бросил взгляд на дверь и кивнул отрокам, приглашая начать рассказ.

– Нам не составило труда поговорить с купцами и ремесленниками на базарной площади, – заявил Василий. – Ежедневно Олег довольно рано выходит из дома своей бабки, но каждый раз выбирает новый маршрут, несомненно чтобы запутать следы. Ведь он не может пройти незамеченным. К тому же люди любопытны. Однако никому так и не удалось узнать, куда он направляется. Впрочем, видели, что иногда он, выходя из города, движется в направлении леса. Эта подробность может оказаться нам полезной.

Артемий кивнул, побуждая отроков продолжать.

– Это Василия надо благодарить за то, что он выследил неуловимого князя, – сказал Митько с набитым ртом. – Хоть раз половец оказал услугу русу!

– В моих жилах течет половецкая кровь, и я этим горжусь, – ледяным тоном возразил Василий.

– Не обижайся, старый дружище, – произнес Митько, брусничный сок красной струйкой тек по его щекам и подбородку. – Ты – совсем другое дело. Твой отец был половцем, но бился на нашей стороне! К тому же твоя мать из русов.

– Да перестаньте же браниться! – с раздражением сказал Артемий.

– Я получил сведения от юного половецкого холопа, который работает у кузнеца, – продолжал Василий. – Мальчик выдает себя за глухонемого, но я заговорил с ним на его родном языке, и он проникся ко мне доверием. Он сообщил, что однажды, подковав лошадь Олега, он привел ее к богатому дому. Олег вышел и щедро заплатил ему, затем вернулся в дом, где, по всей видимости, чувствовал себя вольготно. Он не опасался мальчика, поскольку считал его глухонемым и поскольку у того нет друзей в городе.

– Вы смогли найти этот дом и узнать, кому он принадлежит?

– Разумеется, боярин. На этот раз, – глаза Василия заблестели, – наш петушок не зря прокукарекал!

– Я одержал одну из самых полезных побед, – согласился Митько.

И он подробно рассказал о том, что поведала служанка юной боярышни.

– Но зачем окружать такой таинственностью столь банальное приключение? – удивился Артемий, осушая кубок с медовухой.

– По моим источникам, – заявил Митько, надувшись от важности, – проблема заключается в следующем. Прокоп, отец нежной возлюбленной Олега, принадлежит к одной из старинных семей Рши. Он сражался на стороне великого князя, но никогда не входил в его близкое окружение. Я узнал, что он владеет большими земельными наделами, скотом, холопами. Однако всего этого недостаточно, чтобы Владимир счел брак выгодным. Олег это понимает. Союз с Подлипой, пусть она и красавица благородных кровей, будет неравным браком, на который Мономах никогда не даст согласия. Вот почему Олег посещает дом Прокопа в строжайшей тайне, а юная боярышня ручьями льет слезы.

– Вы уверены, что это единственная причина, которая удерживает Олега в Рше?

– Других причин мы не обнаружили.

Артемий задумчиво нахмурил брови. Неужели старая боярыня права? Только разговор со сводным братом Владимира мог дать дополнительные сведения. Если дознавателю удастся разговорить Олега, интуиция поможет понять, действительно ли молодой человек влюблен так, что не боится гнева Владимира. А пока перед дружинником стояла более насущная задача. Надо было незамедлительно посетить пустынь, где хранитель библиотеки провел позапрошлую ночь, до того как погиб от руки неизвестного убийцы. Тело будет покоиться в часовне до тех пор, пока старший дружинник не даст разрешение перевезти его в Смоленск, где хранитель библиотеки будет похоронен со всеми почестями, как требует занимаемое им положение.

Вытерев рот расшитой льняной салфеткой, Артемий встал из-за стола. Он с особой тщательностью проверил, не остались ли на его светлых усах следы недавней трапезы. Усы, который дружинник носил по варяжской моде, как и его покойный отец, спускались двумя длинными прядями. Это было единственным проявлением тщеславия, в котором можно было бы упрекнуть отважного воина. Боярин вернулся в свою комнату, где выбрал светло-желтый расшитый плащ, похожий на плащи отроков. Закрепив его на правом плече большой серебряной фибулой, Артемий вернулся к своим спутникам.

– Настало время посетить монахов, – коротко объявил боярин. – Василий, ты будешь меня сопровождать. А ты, Митько… Ты переоденешься и спрячешься у дома боярина Прокопа. Проверь, по-прежнему ли Олег там, тайком наблюдай за домом и следуй за Олегом по пятам.

– Нет ничего проще, – весело ответил Митько. – Благодаря моей новой подружке, молоденькой служанке боярышни, я отныне получил доступ в дом Прокопа.

– Я же сказал: тайком! – сказал Артемий, неодобрительно глядя на отрока.

– И никакого сна, старый дружище! – насмешливо произнес Василий.

Митько открыл было рот, чтобы ответить, но Василий проворно вышел вслед за Артемием, который уже звал конюха.

 

Глава IV

Выехав из города, всадники помчались по большой дороге, а затем свернули на узкую тропу, убегавшую в лес. Однако вскоре деревья поредели, а тропинка стала подниматься в гору. Пустынь располагалась на высоком берегу Днепра, реки, позволившей Рше менее чем за сто лет стать важным пунктом на водном пути торговых караванов. Небольшой скит со временем разросся. Артемий вспомнил, что видел пустынь издали, когда приезжал в Смоленск с флотом Владимира. С середины реки главное строение пустыни выглядело незабываемо. С этой стороны частокол из толстых бревен был не так высок, и можно было любоваться изящным силуэтом небольшой белой церкви с четырьмя голубыми куполами, усеянными звездами, на темном фоне леса.

Всадники долго ехали по взбиравшейся вверх тропе, прежде чем добрались до высокой стены из массивных дубовых бревен, за которыми виднелись купола с крестами. Василий постучал тяжелым железным молотком, прикрепленным к широким воротам, в которых была вырезана маленькая узкая дверь. Ею обычно пользовались монахи.

Почти сразу в небольшом окошке появилось бородатое лицо в черном капюшоне. Артемий назвал свое имя и причину приезда, и монах, не мешкая, торопливо открыл ворота. Всадники въехали на территорию пустыни, спешились и отдали лошадей на попечение привратника.

Пустынь расположилась на самом высоком месте берега. Кельи монахов – небольшие деревянные строения, с виду примитивные, но ладно сработанные, – примыкали к высокому частоколу по всему периметру. Слева можно было видеть деревянную часовню с куполом. Справа, у стены, противоположной главным воротам, над рекой, располагались кухни и службы. Однако где бы ни находился человек, его взгляд неизбежно приковывал центр, где возвышалась прекрасная белокаменная церковь. Она была возведена на месте деревянной часовни, построенной двенадцатью монахами, основавшими пустыни, и ее строительство продолжалось в течение двух лет.

Артемий залюбовался строгими формами здания, фасад которого делили на три части пилястры, заканчивавшиеся традиционными сводчатыми арками.

Подойдя ближе, дознаватель заметил изображения Бориса и Глеба, князей, павших мученической смертью и недавно канонизированных. Почти забыв о цели своего визита, увлекаемый лишь желанием полюбоваться внутренним убранством храма, старший дружинник поднялся по трем высоким ступеням, не без труда открыл тяжелую деревянную дверь, окованную железом, и вошел. Василий последовал за ним.

Четыре стройных, крестообразных в плане пилона поддерживали высокие своды, расписанные фресками. На алтарной преграде была икона Иисуса с двумя архангелами. На северной стене можно было увидеть прославление Богородицы, а западную стену делили между собой фрески, выполненные в чисто греческом стиле и изображавшие двенадцать апостолов, и фрески, символически напоминавшие о двенадцати главных праздниках Православной церкви.

Но внимание дознавателя привлекли фрески на западной стене, посвященные, по обычаю, Страшному суду. Леса, возведенные в правой части стены, свидетельствовали о том, что работа еще не закончена. Артемий подошел ближе, чтобы посмотреть на произведение. Насколько традиционным был сюжет, настолько манера неизвестного художника отвечала его собственной оригинальной концепции, резко отличаясь от стиля других фресок.

Изображения Судии Христа в окружении ангелов и вереницы праведников, ведомых Петром и Павлом в рай, занимали мало места по сравнению с оставшимся пространством, отданным грешникам, которых два ангела бросали в огонь. Фреска поражала изобилием деталей и необычным реализмом. Лица, искаженные ужасом и страданиями, измученные тела, оторванные члены, развевающаяся разорванная одежда резко выделялись на ярко-красном фоне. В своем падении грешники, казалось, цеплялись друг за друга. Но их словно засасывал вихрь, создаваемый чудовищным персонажем, оскал зубов которого, впрочем, выражал вполне человеческую жестокость.

Издали многочисленные перекрещивающиеся линии создавали странный ромбовидный мотив, который казался гармоничным и умиротворяющим и поражал лишь богатой хроматической гаммой, где пурпурные и ярко-красные тона чередовались с золотисто-желтыми и темно-зелеными цветами. Но вблизи благодаря своему неистовству изображение вполне могло привести в замешательство самого невинного зрителя, потрясенного картиной неизбежного наказания за грехи.

Боярину хотелось полюбоваться удивительным изображением Князя Тьмы, но центральную часть фрески частично закрывали леса. Он поискал глазами художника. Тот стоял в нескольких локтях от пола, заканчивал писать очередного грешника. Два монаха работали за деревянным столом, недалеко от лестницы, позволявшей забраться на леса. Они растирали краски, приготовленные мастером. Почувствовав на себе взгляд, художник обернулся. Дружинник удивился – он оказался совсем молодым человеком, с бледным лицом и длинными редкими белокурыми волосами.

– Ты изображаешь поистине ужасные вещи, брат, – заметил Артемий.

Молодой человек удостоил дознавателя слегка презрительным взглядом и ничего не ответил.

– Неужели ты полагаешь, что среди монахов столько грешников, – если посвящаешь фреску злу? – продолжал старший дружинник, раздосадованный поведением художника.

– Неужели ты думаешь, что художник пишет для публики? – иронично возразил молодой человек.

– Художник пишет для людей, особенно если он работает над произведением, способным произвести на них сильное впечатление.

– Ты рассуждаешь, как человек, стоящий у власти, боярин. Художника не заботит влияние, которое он может оказать. Главное для него – это собственное удовлетворение.

– Тот, кто перебывает под властью безмерной гордыни, всегда удовлетворен собой.

– А вот тут ты ошибаешься, боярин. Требовательный к себе художник никогда не бывает удовлетворен. Особенно если речь идет о его произведении, поскольку только он сам может судить о нем.

– А Бог, который судит нас всех, во что ты его ставишь, наглец ты эдакий?

– Да, Бог стоит выше меня, – сурово произнес художник. – Но Бог, а не люди.

Изумленный Артемий всмотрелся в лицо молодого человека. Со сверкающими глазами, с лицом, искаженным презрительной ухмылкой, он, казалось, воплощал недоброжелательного мятежного демона, сошедшего с фрески. Дружиннику пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вспылить.

– Как зовут тебя, непризнанный гений? – спросил Артемий, вновь обретя спокойный и ироничный тон, столь свойственный ему.

– Злат-художник. На самом деле я служу монахам чуть ли не даром, надо тебе сказать. Три гривны за фреску таких размеров и такого качества – это грабеж. Они пользуются моим юным возрастом и тем обстоятельством, что меня еще никто не знает.

– Имя и репутация – это завоевывается и это поддерживается.

– Не беспокойся о моей репутации, боярин. Сейчас я был вынужден принять предложение скупцов. У меня не было выбора. Видишь ли, я сын бедного ремесленника. У меня нет средств, чтобы купить краски. Я вынужден изготавливать их сам, используя землю и травы, которые растут в лесу.

– Твое положение должно было бы научить тебя смирению, – заметил Артемий.

– Но все это скоро закончится, – продолжал художник, не обращая внимания на замечание боярина. – Как только я закончу работу, я покину эту дыру и отправлюсь туда, где мой талант оценят по справедливости.

– В Смоленске много талантливых художников.

– В Смоленске? Но почему ты думаешь, что я отправлюсь в Смоленск? Я собираюсь пойти в Киев. Лишь великий князь и митрополит способны понять, на что я действительно способен.

– Дорога в Киев длиннее, чем кажется. Многие ждут годы, прежде чем их представляют ко двору.

– Я знаю, что добьюсь успеха, – уверенно ответил молодой художник. – Впрочем, все так говорят. Образованный боярин, который недавно здесь был, тоже посоветовал мне идти в Киев. А он знаком с великим князем.

– Он был знаком с ним. Разве ты не знаешь, что Господь призвал его к себе?

Впервые с начала разговора молодой человек растерялся.

– Это правда… Он умер… И мне очень жаль. Он был тонким знатоком живописи.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Мы долго беседовали с ним после вечери накануне его отъезда из пустыни. В тот день во время вечерней молитвы меня посетило божественное вдохновение. Я хотел изменить лицо, которое, на мой взгляд, было недостаточно выразительным. Я распорядился принести свечи. Я работал, когда он вошел в церковь с единственной целью – полюбоваться моим произведением перед отъездом, как он сам мне сказал. Он не прерывал меня, поскольку знал цену вдохновению… Потом мы почти всю ночь беседовали.

– О чем вы говорили?

– О зле, которое может отражаться на лице человека. Но бесполезно пересказывать тебе наш разговор, боярин. Ты не сумеешь его понять, – добавил Злат со снисходительной улыбкой. – Ты, кто думает, что монахи – святые и что люди могут стать лучше, любуясь благочестивыми изображениями.

– Благодаря моему положению и должности я, в отличие от тебя, знаю, на что способен человек, – заметил Артемий, не теряя хладнокровия. – Я приехал сюда по приказу князя Владимира, чтобы найти убийц хранителя библиотеки, и ты расскажешь мне обо всем, что я хочу знать.

Склонив голову, Злат несколько минут молчал, потом смущенно сказал:

– Я не хотел обидеть тебя, боярин. Ты волен думать все, что угодно, о живописи и людях. А что касается твоего поручения, то клянусь тебе на кресте, что с ученым боярином я не разговаривал на другие темы, и не понимаю, как наша мудреная беседа может тебе помочь…

– Он говорил о том, что его удержало в пустыни после отъезда торгового каравана?

– Думаю, он хотел посмотреть несколько старых манускриптов, хранящихся в библиотеке. Он посоветовал мне попросить у отца-настоятеля разрешение взглянуть на византийские миниатюры, заверив, что они помогут мне в работе, в частности чтобы улучшить голубые тона.

– Ты видел, с кем он разговаривал во время пребывания здесь?

– Однажды я видел его с ключником, братом Сновидом. Но чаще всего он беседовал со старцем, отцом Никодимом. Однако он провел здесь всего один день, и я не присутствовал при его отъезде.

– Знаешь ли ты, что крупная сумма денег, которую хранитель библиотеки имел при себе, была украдена?

– Я слышал об этом. О какой сумме идет речь?

– О десяти золотых монетах. А это целое состояние.

– В самом деле. Как только подумаю, что обычный разбойник пользуется этими деньгами сейчас, в то время как тот, кто действительно их заслуживает…

– Никто не заслуживает денег, которых не заработал сам. В том числе и ты.

– Ты говоришь, боярин, как мой покойный отец… Но я убежден, что смог бы использовать эти деньги лучше, чем кто-либо другой. Однако у меня их нет, и я не знаю, что с ними стало.

Артемий внимательно вгляделся в бледное худощавое лицо. Конечно, молодой художник был не слишком любезен, но казался честным и откровенным.

– Ну что же. Сейчас ты мне больше не нужен. Можешь продолжать свою работу. Но в будущем постарайся быть менее дерзким. Скромность никогда не вредила искусству.

Злат раздраженно вздохнул, но ничего не ответил, повернувшись к фреске. Дознаватель осмотрелся и с удивлением заметил, что Василия в церкви нет. Выйдя, Артемий увидел, что отрок сидит на ступеньках и беседует с юным послушником, которому, вероятно, не больше пятнадцати лет. Увидев боярина, юноша покраснел, еле слышно поздоровался и убежал. Василий смущенно взглянул на Артемия.

– Не сердись, боярин. Я правоверный христианин и хожу в церковь так же часто, как и Митько. Но эта пачкотня… Я не выношу ее. И я вышел, чтобы подышать свежим воздухом.

– А вот мне не понравился сам пачкун. Он создает удивительные вещи, но какое самодовольство! Впрочем, это не имеет значения. Что касается дела, которым мы занимаемся, то он не поведал мне ничего, чего бы мы не знали. Пойдем-ка к старцу, это с ним хранитель библиотеки провел большую часть времени.

Обогнув храм, дружинники остановились, пытаясь понять, какая из келий могла принадлежать отцу Никодиму. Но тут на пороге деревянной часовни, возвышавшейся у той части стены, которая выходила на реку, появилась импозантная фигура. Высокий клобук и величавая поступь указывали на то, что дружинники ищут именно этого человека. Переглянувшись, Артемий и Василий двинулись ему навстречу.

– Добро пожаловать в нашу скромную пустынь, – произнес старец, останавливаясь в нескольких шагах от дружинников. – Чем я могу помочь тебе, благородный Артемий?

Высокий, худой, немного сгорбившийся под бременем лет, с длинной бородой с проседью, доходившей до пояса, старец походил на святого из историй об основателях монастырей и об отшельниках, которые в детстве боярин не раз слышал наравне с рассказами о варягах. Только взгляд – холодный и пронзительный – не соответствовал этому впечатлению.

«Вероятно, он установил здесь железную дисциплину, – подумал Артемий. – Это не так уж плохо, со всеми этими монахами, которые думают только о том, как бы набить брюхо… если не о худшем».

– Благодарю тебя, отец Никодим, – сказал он. – Как вижу, новости распространяются быстро. Но кто предупредил тебя о моем приезде?

– Макар, послушник, с которым я столкнулся. Он четверть часа развлекался с твоим человеком, вместо того чтобы выполнять свои обязанности. Но вернемся к тому, что привело тебя сюда. Несомненно, ты хочешь поговорить со мной о несчастном боярине. Очень печально думать, что эрудиция стала причиной его гибели. Если бы у него не появилось желание посетить нашу библиотеку…

– Я тоже собираюсь посетить ее, – прервал старца Артемий. – По крайней мере, посмотреть на книги, с которыми он хотел ознакомиться.

Старец слегка поклонился и дал дружинникам знак следовать за ним.

Библиотека находилась в небольшом зале с толстыми сводчатыми стенами. Слабый свет, сочившийся из двух слюдяных окон, освещал несколько деревянных сундуков, края которых были обиты искусно сделанными железными пластинами. Монах, склонившийся над широким листом пергамента, старательно выводил русские буквы, время от времени поглядывая на лежавший перед ним греческий манускрипт, богато украшенный узорами, сделанными красной тушью.

– Оставь нас, – коротко велел отец Никодим.

Боярин кивнул Василию, и тот вышел вслед за монахом. Старец приподнял полу своей длинной черной рясы, снял с пояса ключ и открыл сундук, единственный, который был полностью обит железом.

– Здесь мы храним самые ценные книги. Немногие русские монастыри владеют двумя полными Библиями и пятью произведениями языческих философов, не говоря уже о пяти псалтирях с миниатюрами, на греческом и русском.

Старец протянул один из манускриптов гостю, и тому пришлось двумя руками удерживать широкий серебряный переплет роскошного полного издания Библии, на передней части которого было искусно выгравировано изображение Христа. Артемий позабыл, как много весили сокровища библиотек, насчитывавших тысячи пергаментных листов, больших, как четверть щита, и тяжелых, как массивное оружие.

– Хранитель библиотеки ознакомился лишь с произведениями, которые лежат в этом сундуке. Ты тоже можешь ими полюбоваться, боярин. Я останусь здесь до тех пор, пока буду нужен тебе. Впрочем, хотя мнение монаха и может помочь тебе, не думаю, что ты сумеешь прояснить тайну гнусного убийства благодаря этим книгам.

Артемий ничего не ответил. Старец, сев на место монаха, стал внимательно рассматривать страницу, с которой работал переводчик. Он уже приступил к проверке предыдущей страницы, когда дознаватель обратился к нему:

– Возможно, ты и прав, отец Никодим. Возможно, посещение библиотеки не связано непосредственно с убийством. Но что ты думаешь об этом преступлении? Ты последний, кто видел несчастного боярина живым. Мне хотелось бы знать мнение просвещенного мужа, который понимает душу человеческую.

– Твои слова льстят простому монаху… К сожалению, разговор с хранителем библиотеки позволил мне узнать более о степени его эрудиции, чем о дальнейших планах или характере. Показав ему произведения, хранящиеся здесь, я отвел его в свободную келью, где он провел ночь. На следующее утро, перед заутреней, я проводил его до ворот. Больше живым я его не видел. Около полудня ко мне пришел привратник. Он сказал, что Федор во весь дух примчался в пустынь, словно за ним гнались все болотные демоны. Едва привратник открыл дверь, Федор принялся рассказывать столь неправдоподобную историю о призраках и их жертвах, что монах хотел его прогнать. Понимаешь, смерды и холопы, – при этих словах на бледных губах старца заиграла снисходительная улыбка, – еще придерживаются языческих верований, которые очень трудно искоренить. Поскольку мужик отказывался уходить, мне пришлось самому выслушать эту историю и попытаться ее понять. Выяснилось, что Федор нашел заблудившуюся лошадь и, пытаясь ее поймать, заметил неподвижное тело на поляне, которую местные жители называют проклятым местом. Я отправил за трупом несколько монахов. Когда они принесли тело сюда, я узнал хранителя библиотеки.

– Знаешь ли ты, что личные вещи, которые были у боярина при себе, исчезли?

– Кошелек, который он носил на поясе, был срезан. Но я не знаю, что он там хранил.

– Десять золотых и, что самое главное, печать князя Владимира.

– Личную печать князя? – с любопытством спросил старец. – А как она выглядела?

– Это круглая печать из золота размером с гривну. На ее лицевой стороне выгравированы инициалы Владимира, а на оборотной – лик Христа.

– Судя по твоему описанию, Владимир, вероятно, заказывал ее в Константинополе, вернее, в Царьграде, – мечтательным тоном заметил отец Никодим. – Русским художникам еще далеко до талантливых византийских золотых дел мастеров! Но прости меня, боярин, эти размышления не имеют ничего общего с твоим расследованием. Каким бы ни было художественное достоинство печати, я не думаю, что злоумышленники убили путешественника, чтобы завладеть ею. То, что везут в своих сундуках по дорогам Смоленска купцы, стоит намного дороже!

– Не будем говорить об интересе, который может представлять кража княжеской печати, – уклончиво сказал Артемий. – Несомненно, разбойников привлекли десять золотых монет и возможность продать массивный золотой предмет. Это достаточный мотив для людей любого происхождения и социального положения.

– Ты встречаешься с обычными людьми чаще, чем я, боярин. Возможно, по их мнению – да и по твоему тоже, – это достаточный мотив для кражи. Что касается меня, полностью лишенного какого-либо корыстолюбия, то я считаю, что настоящим сокровищем, которое вез хранитель библиотеки, был сундук с книгами, приобретенными в Царьграде. Но этот бесценный груз уже прибыл в Смоленск вместе с торговым караваном, когда боярин нашел свою смерть.

– В самом деле. И ничто не пропало. Владимир лично проверил все приобретения по списку.

– Так вот. По моему мнению, человек, которого ты ищешь, принадлежит к числу самых низменных подонков, которые бродят по лесам в поисках легкой добычи.

– Спасибо, что поделился со мной своим мнением, отец Никодим. Я знаю, что хранитель библиотеки беседовал со Златом, художником, которого я уже расспросил. Как ты думаешь, он имел возможность поговорить с другими братьями?

– Я видел, как он разговаривал с братом Сновидом, нашим ключником. Я вел боярина в библиотеку, когда ко мне подошел брат, работающий на кухне. Он заговорил со мной о печи для выпечки хлеба. Мне пришлось отлучиться, чтобы оценить серьезность проблемы. Эти люди ничего не могут решить самостоятельно. Мне приходится лично следить за всеми мелочами! Брат Сновид, проходивший мимо, воспользовался моментом, чтобы немного поговорить с хранителем библиотеки. Я вернулся через несколько минут, и мы направились в библиотеку. Я не знаю, о чем они могли разговаривать, и, признаюсь тебе, у меня не возникло желания расспросить об этом боярина.

– Несомненно, ваш ключник сам просветит меня. А теперь, отец Никодим, с твоего позволения я хотел бы осмотреть тело.

Когда они вышли на улицу, к ним присоединился Василий, и они направились к небольшой деревянной часовне. Но тут их внимание привлекли громкие голоса. Два торговца, въехавшие на телегах во двор пустыни, отчаянно спорили. Они были одеты по местной моде, в льняные рубахи, подпоясанные веревкой, и просторные свиты из толстой шерсти.

– Я вот уже пять лет поставляю монахам воск! – вопил коренастый мужик со всклокоченной бородой.

Уперев руки в бока, он стоял на своей старой телеге среди ящиков, которые уже начал разгружать при помощи двух монахов. Второй мужик, высокий, худой, намного моложе первого, явно приехал позже, поскольку весь его товар еще лежал на телеге.

– Мой воск лучшего качества, об этом все в городе знают! – пронзительным голосом кричал он. – Сбывай свое барахло в другом месте! Братья, зажгите одну из моих свечей, и вы сразу увидите разницу! Воск, который он продает, – это издевательство над святыми иконами вашей церкви!

Его соперник задохнулся от возмущения.

– Мой воск столь же хорош, как и его! Как честный торговец, я имею право первоочередности в этом монастыре! И я намерен защищать свое право!

Спрыгнув на землю, он подбежал к телеге молодого торговца и неистово схватил того за рубаху.

– Неужели ты думаешь, что я испугался твоей луженой глотки? – огрызнулся тот. – Твоя храбрость – что твой воск: коптит, коптит, да не дает огня!

– Лучше испытай на себе мои кулаки! – зарычал первый торговец, стаскивая через голову свиту и засучивая рукава рубахи.

Разрешать споры кулаками было обычным делом. Но нельзя было допустить, чтобы драка возникла на территории пустыни. Однако испуганные монахи не осмеливались вмешаться. Оба брата, которые начали сгружать ящики с воском, а также те, кто прибежал на шум, стояли на почтительном расстоянии, обмениваясь вполголоса возмущенными репликами.

Крестьяне начертили круг, не спуская друг с друга глаз. В течение нескольких минут ни один из них не решался броситься на противника.

Артемий с любопытством посмотрел на отца-настоятеля. С самого начала потасовки отец Никодим не сдвинулся с места. Он стоял рядом с дружинниками, застыв неподвижно. Лишь странный огонек, плясавший в расширенных зрачках, оживлял взгляд отца-настоятеля.

«Неужели он так испугался, что не в состоянии вмешаться?» – удивился Артемий.

В принципе, княжеские дружинники не имели права вмешиваться в конфликты, вспыхивавшие на территории монастыря, какими бы серьезными они ни были, если только их об этом не просил настоятель. Но дознаватель напрасно ждал какой-либо реакции старца. Казалось, ничто не свидетельствовало о том, что тот рассчитывает на помощь Артемия или его спутника. Что касается отрока, то он, нахмурившись, внимательно следил за движениями противников.

Вдруг мужик со всклокоченной бородой прыгнул вперед и изо всех сил ударил противника в висок. Тот сумел увернуться, но потерял равновесие и упал на землю. Пока первый, завопивший от радости, собирался осыпать ударами мужика, лежавшего у его ног, тот несколько раз перевернулся и проворно вскочил. И тут боярин заметил, как в его руке сверкнул нож, который, вероятно, был спрятан под рубахой.

Пустить в ход нож означало нарушить негласные правила драки. Нахмурившись, Артемий взглянул на Василия. Тот, не спуская глаз с вооруженного мужика, положил руку на эфес меча. Старец наконец сбросил с себя оцепенение. Словно подражая отроку, он быстро и четко тоже словно положил руку на воображаемый меч. Но на самом деле он, махнув рукой, снял четки, которые обвивали его запястье, спрятал их в складках рясы и, не говоря ни слова, твердо и решительно направился к мужикам.

– Слишком поздно увещевать их, – прошептал Артемий, обращаясь к Василию. – Идем, а не то прольется кровь.

Но они не успели вмешаться.

То, что произошло потом, длилось всего несколько секунд. Не замедляя шага, старец подошел к крестьянам. Раскинув руки, выставив грудь, на которой блестел большой крест, он встал перед вооруженным ножом мужиком, закрыв своим телом другого. Вооруженный, уже поднявший руку, чтобы нанести удар, застыл, пристально глядя на крест. Несколько секунд прошло в полном молчании. Потом мужик бросил нож на землю, выругавшись сквозь зубы. Василий мгновенно прыгнул вперед, подобрал нож и протянул его Артемию. Монахи, заговорившие все одновременно, бросились к крестьянам и развели их по разные стороны. Старец повернулся и таким же размеренным шагом подошел к дознавателю.

– Напрасны мысли, что есть убежище, где нас минует мирская суета, – сказал он, и его бледные губы расплылись в улыбке.

Лицо старца было спокойным, взгляд – непроницаемым. Он вынул четки из внутреннего кармана рясы и добавил:

– Мне очень жаль, что ты стал свидетелем зрелища, недостойного этих мест, боярин. Идем, ты и так потерял много времени. Ты должен закончить свое дознание.

– Мне придется подвергать твое терпение испытанию еще какое-то время, отец Никодим, – возразил Артемий. – Можешь ли ты мне сказать, кто из собравшихся здесь монахов – брат Сновид? Мне хотелось бы немедленно задать ему пару вопросов. Это не займет много времени. Если только ты не предпочитаешь, чтобы я поговорил с ним, когда буду уезжать…

– Делай, как считаешь нужным. Я подожду тебя в часовне. Вон, видишь худого человека, идущего за телегами, которые братья везут к выходу? Это ключник. Поговори с ним, только недолго.

Артемий поблагодарил старца. Отец направился к часовне, а боярин поспешил догнать брата Сновида. Перекрывая голоса монахов, продолжавших обсуждать инцидент, громко звучал голос ключника:

– Вы оба воры! По такой цене можно купить воск в городе! Вбейте это хорошенько себе в голову, прежде чем вновь приезжать сюда и размахивать ножом!

Никто, казалось, его не слушал, ни монахи, ни торговцы воском, еще не остывшие после драки. Однако брат Сновид этого не замечал. Он уже начал произносить речь, резко обличающую цены, столь бессовестно завышенные торговцами, но его остановили Артемий и Василий, взявшие ключника под руки. Боярину пришлось дважды повторить свое имя и причину приезда в пустынь, прежде чем ключник среагировал.

– Да, я тогда разговаривал с боярином, приехавшим из Царьграда, – подтвердил он. – Тема нашего разговора, хотя и чрезвычайно важная для монастыря, не имеет никакого отношения к его преждевременной смерти. Что тебя интересует, боярин?

– Я хочу узнать, о чем вы говорили, вот и все, брат Сновид. Не сочти за нескромность, но необходимость провести расследование, порученное князем Владимиром, вынуждает меня расспросить тебя.

Ключник недружелюбно посмотрел на Артемия. Он поморщился и, немного помолчав, ответил:

– Раз тебе это нужно… Я спросил у боярина, сколько стоят в Царьграде чернила и, главное, пергамент. Видишь ли, наш отец Никодим требует, чтобы переписчики всегда использовали пергамент, хотя цена одного листа, купленного у купцов, проезжающих через Ршу, составляет полгривны. Таким образом, пустынь тратит целое состояние на покупку пергамента, хотя береста, обычный материал, который используют управляющие поместий и купцы, стоит в десять раз дешевле! Я хотел знать, почему отец Никодим упорно тратит столько денег на копии, которые не имеют никакой ценности…

– Почему бы не спросить об этом самого отца-настоятеля? – спросил Артемий, прерывая излияния монаха.

– С тех пор как меня назначили ключником, я постоянно пытаюсь его образумить, но он остается глух ко всем моим доводам! Можно подумать, что он забыл об обете бедности! Особенно это касается библиотеки! Переписчики используют только пергамент! А ты видел окна, боярин? Это отец Никодим приказал заменить бычий пузырь на слюду! А церковь? Что за необходимость заставила нанимать этого пачкуна, равно как и его предшественников? Суровые голые стены призывали монахов к раздумью, в то время как эти фрески только отвлекают их! Если бы скит основал я, то немедленно велел бы избавить храм от бесполезной роскоши!

– Ну что же, однажды, если Богу будет угодно…

– Речь идет не о Боге, а о киевском митрополите! Это он благословил отца Никодима. К сожалению, по его мнению, знания, полученные в Царьграде отцом Никодимом, превыше заслуг братьев, полностью посвятивших свою жизнь послушанию, бедности и строжайшей экономии в том, что касается внутренней жизни пустыни!

– Ты разговаривал с хранителем библиотеки о чем-нибудь, кроме цен на пергамент, существующих в Царьграде? – спросил Артемий, который уже начал терять терпение.

– О чем-нибудь другом? – воскликнул брат Сновид удивленно и вместе с тем возмущенно. – Да мы не успели хорошенько обсудить и эту тему, а ведь она очень важна! Вернулся старец и увел боярина, хотя наш разговор был далек от завершения. Я уверен, что он нисколько не интересовал отца Никодима! Как вы думаете, разве такое поведение достойно отца-настоятеля? Впрочем, теперь я, несмотря ни на что, могу со знанием дела разговаривать с торговцами пергаментом…

– Признателен тебе, брат Сновид. Прости, но нас ждет отец-настоятель.

Артемий и Василий быстро удалились, покинув ключника, который осуждающе смотрел им вслед, поскольку не успел закончить фразу.

– Какой несносный человек! – воскликнул дознаватель, когда они, обогнув церковь, направились к деревянной часовне.

– Весь город знает о его скупости. Он стал посмешищем в глазах торговцев! – подтвердил Василий. – Сегодня утром на базаре с ним сыграли злую шутку.

Пока дружинники шагали к часовне, Василий в нескольких словах пересказал сценку, свидетелями которой стали они с Митьком.

– Меня это не удивляет, – согласился Василий. – В любом случае, я доволен, что больше не имею с ним дела. Он один из тех людей, которые вызывают неприязнь, но которых легко использовать. Теперь же мы должны сосредоточиться на важной задаче, которая нас ждет. Я говорю об осмотре тела хранителя библиотеки.

Положенный во временный гроб из тонких еловых досок, труп должен был находиться в часовне, пока Артемий и дружинники, приехавшие в Ршу, не увезут его в Смоленск. Перед алтарем, освещенным слабым пламенем масляного светильника, монах нараспев читал поминальные молитвы. Едкий, резкий запах мирры, ладана и валерианы витал в воздухе, делая его густым и спертым.

Старец молча встретил дружинников, лишь кивнул головой. Поскольку Артемий закашлялся, он вполголоса пояснил:

– Незадолго до вашего прихода я приказал принести еще ладана, поскольку воздух стал зловонным. За исключением двух монахов, которых я выбрал для ночных бдений у тела покойного, к нему никто не подходил с тех пор, как его перенесли сюда.

Они вместе сняли крышку еще не заколоченного гроба, прикрыв рукой нос и рот. Несколько секунд Артемий пристально вглядывался в бледное лицо покойного. Выражение глубокой безмятежности, застывшее на нем, позволяло предполагать, что хранитель библиотеки расстался с жизнью мгновенно и без страданий. Артемий приподнял труп за плечи, потом при помощи старца повернул его на бок и склонился над ужасной раной, зияющей на затылке. Удар был нанесен острым оружием, ножом или мечом. По всей видимости, старец пришел к такому же выводу, поскольку сказал:

– Разбойники, напавшие на боярина, были хорошо вооружены. А если принять во внимание место, где было найдено тело, то я спрашиваю себя: уж не древние языческие развалины служат прибежищем всей этой швали?

– Ты говоришь о древнем дворце берендеев, который считают проклятым?

– Да. Я не придаю никакого значения глупым народным верованиям, но это идеальное место, где могут прятаться беглые холопы и разбойники с большой дороги. После библиотеки ты должен добавить эти развалины в свой список подозрительных мест, которые необходимо осмотреть, боярин, – сказал старец с едва уловимой иронией.

– Я непременно так и сделаю, – невозмутимо ответил Артемий. – Что касается тела, то я прикажу дружинникам, находящимся в городе, отвезти его в Смоленск. Я увидел то, что хотел.

Выйдя из часовни, дружинник вновь поблагодарил отца Никодима и пообещал информировать его о ходе расследования.

– Кстати, вот нож, который чуть не послужил оружием во время драки торговцев. Я отдаю его тебе, поскольку инцидент произошел в месте, находящемся под юрисдикцией Церкви.

– Инцидент исчерпан. Мне не нужен нож. К тому же я чураюсь оружия. Оставь его себе или сделай с ним, что сочтешь необходимым.

– Позволю себе заметить, что я восхищаюсь твоей храбростью, отец Никодим. Ты рисковал собственной жизнью ради спасения обычного мужика.

– Все наши жизни принадлежат Богу, а то, что ты называешь храбростью… Я всего лишь орудие Его воли, – рассудительно ответил старец. – Я прощаюсь с тобой, боярин. Да хранит тебя Господь. Тебя и твоих людей.

Артемий и Василий низко поклонились в ответ и покинули территорию монастыря.

 

Глава V

Вернувшись в город, старший дружинник и отрок направили лошадей по одной из тихих улиц, окаймленных небольшими палисадами. Здесь они не могли привлечь к себе внимание болтливых торговцев или любопытных слуг, любивших посудачить. Старший дружинник послал Василия за Митьком, который болтался у дома Прокопа, а сам спокойно отправился к Дарье.

– Наш голубок по-прежнему со своей горлицей, – сообщил Митько. – Мне не удалось подкрасться ближе, чтобы услышать их воркование, но могу заверить тебя, что никто не выходил из дома в период между обедом и вашим возвращением.

– Что же, в таком случае бесполезно ждать вечера, чтобы поговорить с Олегом. Мы поедем к нему сейчас же. Застигнутый врасплох, он не сможет ломать комедию и будет вынужден поведать нам о характере своих отношений с дочерью Прокопа. Я должен понять его замыслы. Митько поедет со мной. А ты, Василий, возвращайся к боярыне и жди нас дома. Если молодой князь решит не показываться нам на глаза и ускользнет от разговора, он рано или поздно появится у своей бабки. Тогда тебе придется хитростью или силой удержать его до нашего возвращения.

Василий кивнул, пришпорил коня и исчез за поворотом.

Митько, ехавший чуть впереди, и Артемий обогнули центр города и выехали на главную улицу недалеко от базарной площади. Проезжая мимо лавки кузнеца, Митько заговорщически взглянул на половца-подмастерье, который раскладывал на прилавке недавно изготовленные изделия. Однако юный холоп, казалось, ничего не заметил.

Покинув главную улицу, путники свернули в лабиринт маленьких улочек, где жили ремесленники, и наконец оказались перед домом боярина Прокопа.

Дружинники постучали в большую дверь дубового палисада. Конюх бросился встречать нежданных гостей. На крыльцо вышел импозантный мужчина. Окладистая брода, такая же белая, как и волосы, спускалась до середины груди. Вероятно, ему было около пятидесяти лет. Лицо с правильными, хотя и довольно грубыми чертами, благородная осанка и вид, излучавший суровую и спокойную уверенность, не оставляли никаких сомнений – это хозяин дома.

– Приветствую вас, бояре! Кому я обязан визитом?

– Я Артемий, сын Норвана, из старшей дружины князя Владимира. А это Митько, мой спутник из младшей дружины.

– Да будет благословен Господь за то, что прислал мне таких гостей! Вот уже три года, как я не имел счастья принимать у себя бояр из Смоленска. Входите! – сказал довольный Прокоп.

Хозяин ввел дружинников в просторную комнату, обитую дубовыми панелями. В центре стоял квадратный стол, окруженный скамьями.

– Не откажете ли мне честь отведать хлеб-соль? Как гласит пословица, красна изба не углами, а красна пирогами!

– Благодарю тебя, боярин. Я ценю твое гостеприимство, но неотложное дело, приведшее меня в Ршу, вынуждает сразу же перейти к цели моего визита. Я хочу поговорить с тобой и… с твоей дочерью.

– С моей дочерью?

Боярин поднял густые брови. Несмотря на удивление, он из вежливости не стал задавать вопросы, готовые сорваться с его губ, а просто добавил:

– В таком случае мои гости не откажутся от кубка медовухи, которую подаст им сама Подлипа.

Поклонившись, Прокоп вышел. Через несколько минут он вернулся с юной боярышней. На ней был голубой наряд с рукавами, перехваченными на запястьях серебряными браслетами. Височные украшения в форме спирали свисали до плеч. На голове был венец, как и у всех девушек, а длинную белокурую косу украшали разноцветные ленты и нити речного жемчуга.

Подлипа несла блюдо, на котором стояли большой кувшин и три расписных деревянных кубка. Не глядя на гостей, она поставила блюдо на стол и поклонилась каждому из присутствующих. Артемий внимательно смотрел на нежное лицо с детскими круглыми щеками. Под его взглядом длинные ресницы боярышни задрожали.

– Не бойся, дитя мое. Садись рядом со мной, – сказал Прокоп. – Наши дорогие гости хотят поговорить со мной в твоем присутствии.

Подлипа молча села рядом с отцом и впервые подняла взгляд на дознавателя. У нее были темно-голубые глаза, а страх, который прочитал в них боярин, сделал их почти синими. Насыщенный голубой и сладострастный блеск, который полностью преобразил лицо юной боярышни, придал ее очаровательному, но немного заурядному личику толику настоящей красоты.

– Я с удовольствием поднимаю свой кубок за процветание этого дома и красоту юной боярышни, – сказал Артемий. – Но почему ты не принесла четвертый кубок, прекрасное дитя? Возможно, брат князя Олег с удовольствием присоединился бы к моему предложению выпить за здоровье своей невесты?

На мгновение юная боярышня застыла от ужаса. Потом, закрыв лицо руками, разрыдалась, прижавшись к отцу. Старый боярин гладил белокурые волосы, бросая на гостя взгляды, полные упреков.

– Почему ты сразу не сказал о цели своего визита, боярин? – спросил он. – Зачем было пугать ребенка? Ты мог бы обойтись и без нее!

Неожиданно дверь отворилась и в комнату ворвался Олег с горящим взором. Его рука лежала на эфесе меча.

– Вот и ответ на твой вопрос, – спокойно проговорил Артемий. – Не будь здесь твоей дочери, у благородного Олега, несомненно, не возникло бы желания присоединиться к нам. Приветствую тебя, брат князя, – обратился он к молодому человеку, вставая и кланяясь. – Прости, но серьезные события вынудили меня добраться до твоего убежища. Твой брат, наш любимый князь Владимир, поручил мне спросить, какая причина вынуждает тебя так долго задерживаться в Рше.

– А я прошу тебя, благородный Артемий, сначала объяснить мне, почему ты довел до слез мою… боярышню Подлипу.

Олег подошел к девушке и нежно взял ее за руку. Подлипа с отчаянием посмотрела на него сквозь слезы.

– Он обо всем догадался, – прошептала она. – Он знает, что ты… что мы любим друг друга и что…

– Ну что же! В таком случае боярин Артемий знает, что удерживает меня здесь! – с вызовом бросил Олег, а потом продолжил с горечью: – Я не хочу, чтобы меня жалели. Я хочу, чтобы меня поняли. Моему брату Владимиру неведомо, что такое любовь. Только политика имеет для него значение! И вот два месяца назад он нашел для меня невесту, княжну, которая приходится ему двоюродной сестрой. Он думает, что этот брак сможет укрепить единство русских земель. Правда, сначала я не сказал «нет»…

Олег замолчал и залпом осушил кубок, к которому Артемий не притронулся. Сделал несколько шагов, нервным движением поправляя полы свиты из красного атласа. Подошел к юной боярышне, положил руку ей на плечо и продолжил более спокойным голосом, в котором сквозила нежность, поразившая дознавателя:

– Это было до того, как я познакомился с боярышней Подлипой. Она дала понять, насколько жизнь может быть восхитительной, позволила мне осознать, что удовольствие, получаемое на пирах и на охоте, воинская слава, хитрости политики – все это меркнет при одной лишь улыбке, при одном лишь лучезарном взгляде возлюбленной.

– Действительно, очень трогательные слова! – холодно откликнулся Артемий. – Но боюсь, что я, передавая их князю, испорчу их. Почему бы тебе самому не высказать все это Владимиру? Кто сумеет лучше понять смятение твоего сердца, чем тот, кто знает тебя, чем самый близкий тебе человек, сын твоего отца?

– Сын нашего отца! Это ты так сказал, Артемий! – воскликнул Олег. – Сын великого князя киевского. Владимир думает только о том, что на благо его землям. Он любит свой народ, он заботится о благополучии всех нас, но каждый из нас по отдельности немного для него значит. Счеты вместо мозга и весы вместо сердца – вот что представляет собой человек, держащий бразды правления. И каждый из людей в отдельности – даже брат – ничего не значит для него и важен только в том случае, когда речь заходит о нашей общей судьбе, заботиться о которой он обязан. Я понимаю его и восхищаюсь им. Но у меня, его сводного брата, никогда не будет права на княжение. У меня даже нет собственной дружины. Так пусть мне, по крайней мере, позволят жить так, как я хочу, – патетически закончил молодой человек.

– Олег, поговори с братом, не избегай его. Поговори с ним с открытым сердцем, и ты сумеешь его убедить.

Олег усмехнулся. В его глазах зажегся странный огонек.

– Да, вскоре я сумею его убедить. Не беспокойся обо мне, благородный Артемий. Близок час, когда я покину убежище в Рше, когда самые могущественные бояре будут склоняться передо мной. Байстрюк сумеет удивить своего могущественного отца. А Владимир, законнорожденный сын, не сможет больше помыкать мной. Напротив, он будет вынужден склониться перед моей волей.

– И что же за счастливый случай позволит тебе приобрести безусловную власть над могущественными боярами русской земли? – резко спросил Артемий. – Приданое твоей невесты? Однако, как я понимаю, оно весьма скромное. Ты нашел сокровища? Вернее, золото и предмет, который открывает двери и закрывает рты? Например, княжескую печать, которую добыл, пролив невинную кровь?

Подняв тонкие брови, Олег молча смотрел на дознавателя. На его лице застыло выражение чрезвычайного удивления.

На пороге комнаты появился старый слуга.

– Пришел молодой дружинник по имени Василий, – сказал он, кланяясь Прокопу. – Он назвался спутником твоего благородного гостя. Его сопровождает послушник из пустыни, который хочет видеть боярина Артемия.

Старший дружинник нахмурился. Он помнил молодого послушника, которого застал разговаривающим с Василием на ступеньках церкви. Если юноша покинул монастырь, чтобы поговорить с ним, Артемием, то, значит, у него была серьезная причина. Но он выбрал неподходящее время! Не только по этическим причинам дознаватель не мог прервать разговор с братом князя в тот самый момент, когда поведение Олега, возможно, выдало бы его сознательное или невольное участие в убийстве хранителя библиотеки.

– Пусть он подождет, – сказал Артемий. – Ну, Олег, что ты мне ответишь?

– Ты говоришь загадками, боярин, – холодно возразил молодой человек. – Если я и проливал кровь, так что же? Это была кровь моих врагов, и я об этом ничуть не жалею.

– Возлюбленный мой, послушай меня! – неожиданно воскликнула Подлипа, обращая к Олегу заплаканное лицо. – Сам видишь, боярину все известно. Он даже знает о княжеских сокровищах! К чему все отрицать? Расскажи ему о своей тайне, облегчи свое сердце!

– Стыдись, дочь моя! Как ты смеешь поднимать свой голос, когда мужчины разговаривают? – возмутился Прокоп. – Уходи! Принеси медовуху гостям, которые в сенях ждут боярина Артемия, а затем поднимайся в свои покои.

Под гневным взглядом отца юная боярышня встала. Но, сделав шаг, она покачнулась и упала, потеряв сознание. Олег бросился к своей красавице, а Прокоп громко хлопнул в ладоши.

Прибежавший на этот сигнал старый слуга вскрикнул, исчез и почти сразу же вновь появился в сопровождении двух служанок, которые подняли боярышню и унесли из комнаты. Несмотря на ужас, охвативший их при виде хозяйки, лежащей на полу, одна из них украдкой бросила сладострастный взгляд на Митька. Несомненно, это была служанка Подлипы, та, с которой он кокетничал утром.

Олег вышел следом. Через несколько минут он вернулся, явно успокоившись относительно здоровья своей невесты. Удостоив дознавателя неприязненным взглядом, он сел напротив боярина. На его лице читалось недоверие, к которому примешивалось презрение.

– Ну что же, я сам отнесу медовуху гостям, – заявил Прокоп, поднимаясь. – После чести гостеприимство – самая священная обязанность боярина. Михей! – крикнул он, и на пороге вновь появился старый слуга. – Приготовь еще кувшин с медовухой. И не забудь наполнить вот этот.

Прокоп вышел вслед за слугой, унесшим пустой кувшин. «Вот уж действительно удобный способ оставить нас с князем наедине», – с удовлетворением подумал Артемий и вслух продолжил:

– Обстоятельства вынуждают меня говорить с откровенностью, которая может показаться тебе грубой и неуместной, учитывая наше разное социальное положение, брат князя. Однако того требует важное дело, которое я расследую. Мои люди сообщили мне, что хранитель библиотеки нанес визит твоей бабушке, чтобы приветствовать тебя, но ты еще спал. Встречался ли ты с боярином позднее, днем, в городе или по дороге в монастырь? Беседовали ли вы? Я знаю, что хранитель библиотеки, гордившийся своими знаниями и общавшийся на равных с Владимиром, часто вел себя слишком высокомерно с другими. Все знают о спорах, возникавших у него с тобой и с боярами из близкого окружения князя. К тому же ты был в числе тех, кто знал, что боярин везет с собой печать князя…

– Я прерву тебя, боярин, прежде чем ты произнесешь оскорбительные для меня слова, – бросил Олег тоном, полным презрения. – Думаю, для твоего расследования будет достаточно, если я скажу, что не встречался с хранителем библиотеки во время его краткого пребывания в Рше. Проснувшись после его ухода, я от бабушки узнал, что он отправляется в пустынь. Однако у меня не возникло ни потребности, ни желания бежать вслед за ним. Я узнал о его убийстве от старой боярыни, в то же самое время, что и другие горожане. Надеюсь, ты удовлетворишься моим ответом и больше не станешь задавать вопросы.

– Тем не менее я хочу задать тебе один вопрос, который, как это ни странно, связан с предыдущим. Что это за заботы, о которых недавно говорила твоя невеста? Внемли ее совету, доверься мне, и я постараюсь тебе помочь.

– Моя невеста проявила нескромность, свойственную ее полу. Что касается меня, то мне нечего тебе доверить! – ответил молодой человек, опуская голову.

– Вы оба сказали слишком много, чтобы теперь отступать. На что намекала боярышня Подлипа, говоря о княжеских сокровищах?

Покраснев от досады, Олег резко вскочил и принялся шагать по комнате, словно медведь по клетке. Наконец он остановился перед Артемием. Глядя прямо в глаза боярину, он отчеканил:

– Мне неведомо, что ты задумал, Артемий, но я предполагаю, что ничего конкретного ты не знаешь. Что касается меня, то я связан строжайшей тайной сокровищ. Мне удастся осуществить задуманное только в том случае, если я никому ничего не скажу. Вскоре – как только я осуществлю свой план – ты обо всем узнаешь. И я знаю одного человека, который не оправится от удивления, – это мой сводный брат. Но могу заверить, что в моем плане нет ничего позорного для человека моего происхождения. Напротив, именно мое положение заставляет меня действовать по этому плану. Настала пора напомнить отцу, что его кровь течет и в моих жилах. Но сейчас, боярин, ничего нельзя поделать. На кон поставлены мое счастье и моя честь. И я скорее умру, чем расскажу тебе о своем плане.

– Честолюбие – не лучший путь к счастью, – сухо заметил дознаватель, раздраженно дергая себя за длинные усы.

Вот уже дважды – Артемий подумал о художнике Злате – он напрасно увещевал людей, но ни на шаг не продвинулся в деле, которое привело его в Ршу. «Вскоре я буду годен только на то, чтобы служить воспитателем детей моих старых товарищей по оружию», – с горечью подумал Артемий. Ясно было только одно: в данный момент он ничего не добьется от Олега. Лучше было вернуться к этой теме позднее и попытаться разговорить старого боярина или его дочь. А пока он должен выслушать юного монаха, который хотел сообщить ему нечто важное.

Артемий холодно, но церемонно простился с Олегом и прошел в сени. Там никого не было. Он вышел на высокое крыльцо и увидел Василия, который разговаривал с конюхом. Заметив дружинника, Василий устремился к нему.

– Можешь ли ты мне объяснить, что означает этот неожиданный визит? – угрюмо спросил Артемий.

– Это Макар, юный послушник… Ты помнишь его, благородный Артемий, это он предупредил старца о нашем визите. Пока ты беседовал с пачкуном, я, выйдя из церкви, столкнулся с послушником. Он стоял рядом с входом, а поскольку дверь была приоткрыта, то он, несомненно, слышал отрывки твоей беседы со Златом. У меня сложилось впечатление, что он что-то знает. Ты упомянул об убийстве и о расследовании, которое привело нас в монастырь, и он побледнел. Я это заметил, выходя из церкви. Я принялся его расспрашивать, но он смутился и не хотел ничего говорить. Я объяснил, где он сможет нас найти, если переменит мнение и у него возникнет желание довериться нам. Так вот, он пришел к боярыне Дарье, чтобы поговорить с тобой! Он взял старую лошадь Федора, который валит лес, поскольку не хотел, чтобы монах, смотрящий за конюшней, стал его расспрашивать. Он мне сказал: «Это исповедь, хотя у меня нет грехов». Я не знал, когда ты вернешься, и решил, что будет лучше, если я приведу его сюда.

– Хорошо. Но где он? – нетерпеливо спросил Артемий.

– Незадолго до того, как ты вышел, ему вдруг стало плохо… И он отправился в пустынь. В конце концов, может, он просто передумал и притворился больным, чтобы сбежать!

– Ты понимаешь, что он хотел сообщить мне? Это может быть чрезвычайно важно! – воскликнул Артемий. – Ты должен был поставить меня в известность до того, как он ушел! А ты спокойно позволил ему сбежать, даже не подумав, что мы наконец нашли свидетеля! Коня мне, быстро! – закричал он, обращаясь к конюху. – Василий, жди меня вместе с Митьком у старой боярыни. Я возвращаюсь в пустынь. Я должен узнать, что хотел сообщить Макар!

На этот раз Артемию понадобилось меньше часа, чтобы проехать через лес и добраться до высокого берега. Лес быстро окутывала темнота. К небу, расцвеченному пурпурными полосами, взлетала суровая песнь, отчетливо слышимая в тишине. Пробил час вечерней. Молодой привратник-послушник открыл дознавателю ворота и взял под уздцы его лошадь, чтобы отвести в конюшню. Он подтвердил, что все братья, в том числе и послушники, в церкви. Макар наверняка там. Артемий твердым шагом взошел на крыльцо и, стоя на верхней ступеньке под сводом, решил дождаться, когда монахи выйдут.

Дознаватель обдумывал все детали разговора с Олегом в доме Прокопа. Брат князя был, безусловно, искренен, говоря о своей любви к боярышне Подлипе. История была трогательной и звучала правдоподобно. Но намерение пойти наперекор воле Владимира, заключив брак, не имеющий никакой политической ценности, с боярышней, которая не могла похвастаться ни княжеским происхождением, ни приданым, служило достаточным мотивом для того, чтобы Олег совершил необдуманные поступки, действовал неосмотрительно и – почему бы нет? – предпринял рискованный, но выгодный для его планов демарш. Княжеская печать, золото, чтобы нанять дружину…

Да, бесспорно, мотив казался еще более убедительным в свете того, что Артемий недавно узнал о планах Олега. Князь вполне мог солгать, говоря, что не встречался с хранителем библиотеки ни в городе, ни в окрестностях монастыря. Но стать соучастником убийства… Если Олег замешан в этом деле, то какова степень его вины? Заказчик, действующее лицо или невольный сообщник? Другими словами, в какой степени он был способен совершить столь отвратительный и подлый поступок, каким является убийство боярина, а также сплести заговор против своего брата и князя? К тому же нельзя было забывать, что безмятежное выражение лица жертвы ясно указывало на то, что хранитель библиотеки умер прежде, чем догадался, что с ним происходит. А это служило определенным доказательством, что он знал своего убийцу!

Существовал еще один вопрос, который не давал дознавателю покоя. Слова Олега о княжеских сокровищах были слишком загадочными, чтобы не вызывать беспокойства. Хотел ли байстрюк ценой предательства, коварных слов, вооруженным путем завладеть престолом своего брата, смоленского князя? Уже давно между потомками Рюрика свирепствовала братоубийственная война, вспыхивающая время от времени адским пожаром, истребляющая семьи, разоряющая земли. Несмотря на симпатию, которую Артемий испытывал к Олегу, он должен был принимать во внимание дурные примеры, способные толкнуть молодого человека на опасный путь. Но тут дознаватель оказывался в тупике, столкнувшись с упрямым молчанием Олега и нехваткой фактов.

Звон колоколов прервал раздумья Артемия. Служба закончилась, и монахи начали покидать церковь. Дознаватель проворно отошел в сторону и встал в углу за крыльцом. Он наблюдал за монахами, чтобы подать знак Макару, когда тот появится. Но послушника все не было.

Подойдя к одному из братьев, которые последними выходили из церкви и торопливо направлялись к кельям, Артемий спросил, присутствовал ли Макар на службе. Монах подозрительно посмотрел на боярина, и тому пришлось назвать свое имя. Только тогда монах ответил:

– Послушник Макар в церкви. В конце службы он потерял сознание. Сейчас им занимаются брат Кирилл, наш травник, и художник Злат. Несомненно, недомогание было вызвано запахом краски! Он исходит от этой ужасной фрески, которую наш отец Никодим терпит по неизвестным причинам. Этим запахом пропиталась вся церковь! Ничего удивительного, что…

Но Артемий не стал слушать дальше. Он бросился внутрь.

В боковом нефе несколько монахов, среди которых был и травник, тихо беседовали, склонившись над телом, лежавшим на плитах. Грубо растолкав монахов, пробивая себе дорогу, дознаватель присел на корточки рядом с безжизненным телом юноши. Злат поддерживал голову несчастного. Лицо послушника было мертвенно-бледно, рот приоткрыт. Кто-то расстегнул узкий ворот, чтобы Макар мог легче дышать, и Артемий разглядел зловещие красноватые пятна на шее и впалой груди послушника. Тело юноши содрогалось в конвульсиях.

– Макар, ты слышишь меня? – проговорил Артемий, пытаясь сдержать волну бессильного гнева, подступавшую к горлу. – Это я, боярин Артемий. Что ты хотел мне сообщить? Говори!

Юный послушник открыл глаза, поблекшие от страданий. Он смотрел на дружинника, но, казалось, не видел его.

– Злат! – прошептал Макар, и зеленоватая пена выступила у него на губах.

– Я здесь, брат Макар! Я с тобой, друг мой!

Голос молодого художника звучал глухо. Он плакал.

– Говори, малыш! Назови мне имя! – просил Артемий.

Но было слишком поздно. Макар, вздрогнув, широко раскрыл глаза… Через мгновение его тело застыло. Потом он весь обмяк и упал на руки Артемия. Ни дознаватель, ни кто-либо другой больше ничего не могли сделать для Макара…

Дружинник осторожно положил голову послушника на плиты и поднялся. Один из монахов перекрестил безжизненное тело. Злат опустил голову. Слезы художника потекли на бледный лоб его друга. Артемий положил руку на плечо Злата, обвел взглядом людей, склонившихся над трупом. Лица одних монахов были суровыми, других – выражали любопытство, однако все они были удивленными.

– Бог мне свидетель, я никогда прежде не видел столь сильного приступа! – прошептал брат Кирилл, травник.

– Бедный юноша не отличался крепким здоровьем, он заболевал от любого пустяка… – начал другой монах.

Но прежде чем собравшиеся начали оживленно обсуждать происшедшее, Артемий прервал их:

– Именем князя Владимира и властью, данной мне, выйдите, братья! – приказал он. – Я должен осмотреть тело. Злат, ты можешь остаться, – добавил он, обращаясь к художнику, который, по-прежнему стоя на коленях, казалось, ничего не слышал.

Даже первоначальный осмотр, проведенный при колеблющемся пламени свечей, не оставил никаких сомнений: юноша был отравлен. Дознаватель не так хорошо разбирался в ядах, чтобы определить вещество, вызвавшее смерть послушника. Однако красноватые пятна и стремительная смерть, похоже, указывали на то, что был использован сильнодействующий яд, добавленный в пищу или напиток. Артемий принялся расспрашивать Злата.

– Да, я видел, как он появился непосредственно перед вечерней, – прошептал художник, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Но он ни к чему не притрагивался… Нет, его мучила жажда, и он выпил воды из колодца.

– Вода в колодце не могла быть отравлена. Он что-нибудь ел или пил перед тем, как уехал в город?

– Я не знаю почему, но на трапезу он опоздал. Его обед еще стоял в трапезной, когда почти все монахи ушли. Он быстро проглотил юшку, потом сказал, что у него в городе есть дела, и ушел. Место Макара находится около входа, об этом все знают…

– Словом, ты хочешь сказать, что каждый, кто проходил мимо, мог подсыпать яд в его плошку, – заметил Артемий, пристально глядя на художника.

– Но это немыслимо! Кто-то из братьев так сильно ненавидел Макара? – воскликнул Злат. – Отравитель находится не здесь, а в городе! Ищи этого человека среди тех, с кем Макар встречался сегодня днем в Рше!

– Он приехал, чтобы повидаться со мной. К сожалению, я не смог с ним поговорить. Ты догадываешься, хотя бы смутно, что он собирался мне сообщить? По мнению Макара это было настолько важно, что он решил сегодня же приехать в город, не дожидаясь моего следующего приезда в пустынь. Ты вполне можешь об этом знать. Думаю, вы были очень привязаны друг к другу.

– Да, правда, мы были очень близки. Он был такой юный, наивный, доверчивый… Но он был настоящим другом. Моим единственным другом. Тем не менее он не раскрыл мне то, что может тебя интересовать, боярин.

Теперь покрасневшие глаза Злата были сухими. Он с вызовом смотрел на Артемия.

– Подумай, прежде чем ответить, – настаивал дознаватель. – Ты можешь мне помочь. Чтобы найти того, кто хладнокровно убил твоего друга, важна любая подробность.

– Это твоя работа, боярин. А моя – рисовать, а не искать убийц, разгуливающих на свободе. Но если я смогу отомстить за Макара, я сделаю это без твоей помощи.

Злат бросил последний взгляд на тело несчастного юноши. Было ли это всего лишь впечатлением, возникшим из-за колеблющегося пламени свечей? Артемию показалось, что теперь к выражению жалости в глазах художника примешивалось нечто вроде экзальтации. Словно, когда прошел шок, вызванный смертью друга, новая тайная мысль завладела умом художника, оживляя черты его лица и придавая загадочный и темный блеск его взгляду. Дружинник пристально вгляделся в лицо молодого человека. Сомнений не оставалось. Можно было подумать, что художник находился во власти странной лихорадки, а его глаза отражали смешение страха и возбуждения. Не говоря ни слова, боярин повернулся и вышел из церкви.

Артемий вновь сосредоточился на внешних следах, оставленных смертоносным веществом. Было необходимо, чтобы кто-нибудь сумел определить яд, подтвердить его действие и описать, каким образом он мог попасть в организм. Травник монастыря говорил о сильном приступе болезни, но это поспешное и слишком простое объяснение не могло удовлетворить дружинника. Тем не менее была одна особа, которая могла просветить Артемия, – знахарка Каллистрата. Но как найти ее дом ночью в лесу, в котором он – после приключений на болоте – боялся вновь угодить в ловушку?

Дознаватель выходил из церкви в тот самый момент, когда туда входил отец Никодим в сопровождении нескольких монахов. Боярин коротко поприветствовал его, поскольку торопился покинуть монастырь. Не было никакой необходимости присутствовать при констатации смерти и установлении причин, вызвавших ее, поскольку старец, разумеется, разделял мнение травника.

На улице было темно, как в печи. Пытаясь вспомнить, с какой стороны находится конюшня, Артемий чуть не упал, столкнувшись с монахом, быстрым шагом направлявшимся к церкви. С трудом сдержав ругательство, дружинник пробормотал слова извинения.

– О, да это боярин Артемий! – воскликнул монах, извиняясь в свою очередь.

Дружинник с сожалением узнал пронзительный голос ключника.

– Я ищу конюшню, но поскольку не видно ни зги…

– Следуй за мной, боярин, я отведу тебя туда. Это я распорядился экономить факелы, поскольку братья, за исключением нескольких послушников, назубок знают все уголки нашей территории.

Дознаватель покорно вздохнул, ключник взял его под локоть и повел в темноте, указывая путь.

– Кстати, о послушниках. Похоже, Макару стало плохо. Я как раз собирался проведать его. Полагаю, ничего серьезного. Несомненно, он переел, как всегда! Глядя на него, в это трудно поверить, ведь он худой, как гвоздь. Тем не менее он такой же прожорливый, как самый пузатый из монахов! Да и его приятель пачкун не лучше. Он так дорого обходится нашему монастырю!

– Теперь тебе не придется в чем-либо упрекать послушника Макара, – сухо ответил Артемий. – Бедный юноша умер.

В это мгновение из-за разорвавшихся облаков медленно вышла луна. Бледный луч озарил лицо монаха, на котором застыло выражение изумления. Прежде чем брат Сновид успел прокомментировать новость, дознаватель коротко поблагодарил его за помощь и быстро направился к конюшне, очертания которой уже можно было различить.

Мирянина, занимавшегося лошадьми, не было. Его, несомненно, привлекла суматоха, царившая вокруг церкви. Но в тот самый момент, когда Артемий собрался отвязывать лошадь, из черных глубин постройки возник, словно тень, хрупкий силуэт.

– Наконец-то, боярин! – сказала тень тонким голоском. – Мы ждали тебя, твоя белая лошадь и я. Ты позволишь сопровождать тебя?

– Филиппос! Ты как раз вовремя. Я собирался навестить твою мать. Но что ты здесь делаешь?

– Я принес заказ брата Кирилла, травника. На болотах мама собрала для него целую корзину лекарственных трав. Этим вечером заказ был готов, и я отнес его. Я собирался взять лошадь из конюшни монастыря, чтобы вернуться домой, но тут узнал твою лошадь, и… Я решил подождать тебя. Мы славно побеседовали, твоя белая лошадь и я.

Артемий невольно улыбнулся и, вскочив в седло, посадил мальчика впереди себя.

– Ты беседовал с моей лошадью? И о чем же вы говорили, если не секрет?

– Нет, не секрет, поскольку это касается тебя. Я говорил, что у тебя, несомненно, возникнет желание вновь увидеть мою маму и что мне нужно подождать тебя, чтобы попросить отвезти меня домой. Таким образом, я получил бы удовольствие проехаться верхом на моем друге, на белой лошади, а у тебя появилась бы причина заехать к нам.

Мальчик лукаво рассмеялся и взял вожжи. Дружинник положил руки на руки ребенка, тем не менее предоставив ему возможность править.

– Нет, ты ошибаешься, Филиппос! – уверенно возразил Артемий. – Нет нужды придумывать причину для моего приезда к вам. Мне действительно необходимо повидаться с твоей матерью. В данный момент она единственная, кто в состоянии мне помочь, ведь она знает все травы, растущие в лесу.

– Это, несомненно, связано со смертью послушника Макара, не так ли? – спросил Филиппос. – Я тоже думаю, что здесь дело нечисто.

– Я надеюсь прояснить его благодаря знаниям твоей матери. Теперь правь лошадью и перестань болтать.

– Как бы там ни было, я знал, что ты приедешь к нам, – твердо сказал Филиппос. – Не обижайся. Мама видела это в языках пламени.

Решительно, от этого мальчика, хитрого, как домовой, ничто не ускользало. Что касается загадочного намека на огонь, то боярин не стал задавать вопросов, решив узнать всю подноготную у самой Каллистраты.

– Надеюсь, твоя мать, как всегда, сможет увидеть в языках пламени нечто, что окажется мне полезным, – проворчал Артемий, пришпоривая лошадь.

Вскоре тропинка начала сужаться. По мере того как лес становился все непролазнее, верхушки деревьев плотнее заслоняли луну, делая темноту полной, густой и непроницаемой, словно саму ночь поглотила иссиня-черная тьма, равно как ночное небо и сомкнувшуюся влажную тень деревьев. И лишь уханье совы время от времени нарушало тишину, напоминая о существовании леса. Потом раздался жалобный крик кулика, потонувший в монотонном кваканье хора лягушек, говорившего о близости топкого болота, в котором чуть не погиб Артемий. И хотя дружинник был отважным человеком, он все же вздрогнул и благословил небеса за то, что на этот раз он путешествовал в обществе Филиппоса. Мальчик тоже молчал. Казалось, он целиком отдался возложенной на него миссии: провести гостя через грозный лабиринт, в котором ориентировался только он один.

– Приехали! – наконец сказал Филиппос.

И тут же из-за пелены облаков выглянула луна. Артемий узнал поляну с домом на сваях. В боковом окне, затянутом бычьем пузырем, горел тусклый огонек. Остальная часть дома была погружена во мрак. Только череп лошади выделялся белым пятном на темном фасаде. С легким поскрипыванием открылась дверь, и на крыльце появился женский силуэт.

– Мама, я привез боярина! – крикнул Филиппос.

– Какого боярина? – спросила знахарка, и Артемий понял, что она улыбается.

– Ты прекрасно знаешь какого. Того, кого лечила сегодня утром.

Мальчик ловко соскользнул на землю, вынудив Артемия самостоятельно позаботиться о лошади. Подняв еловую ветвь, Филиппос зажег ее и прикрепил к стене у входа. Каллистрата, которую теперь можно было разглядеть, приветствовала дружинника с верхней ступеньки крыльца.

– Чем на этот раз могу помочь тебе, дорогой гость? – спросила женщина. – Ты приехал за волшебной травой, чтобы излечиться от любовных страданий? Или чтобы купить расположение боярышни с золотистыми волосами, лазурными глазами и каменным сердцем?

– Не смейся надо мной, Каллистрата. В столь поздний час к твоему дому меня привела вовсе не любовь.

– Жаль! – улыбнулась Каллистрата, вводя боярина в большую комнату, пропитавшуюся запахами можжевельника, душицы и других трав, которых дружинник не мог определить.

От очага, в котором горел жаркий огонь, исходило тепло. Во второй раз дознаватель спрашивал себя, по какому волшебству он чувствует себя столь уютно – как это ни странно – в доме черноглазой знахарки. Но сейчас было не время расслабляться или шутить. Именно так он и сказал молодой женщине, лицо которой сразу стало серьезным.

– Прости меня, боярин! Удовольствие видеть в моем доме столь редкого и столь дорогого, как ты, гостя вынудило меня произнести эти неуместные слова. Что же произошло? Что вынудило тебя приехать в столь поздний час?

Артемий коротко поведал о том, что произошло в монастыре, рассказал о своих подозрениях относительно смерти юного послушника, подчеркнув важность, которую мог иметь этот эпизод в расследуемом им деле. Каллистрата выслушала его, не перебивая. Потом она сказала:

– Нет никаких сомнений, что симптомы, описанные тобой, указывают на сильнодействующий яд. Русские называют эту траву змеевкой или голубой болотной травой. Отвар из этой травы вызывает смерть через час или два после того, как его выпить. Возникает рвота, на верхней части тела появляются красные пятна. Однако эта трава встречается крайне редко. Надо хорошо ее знать, чтобы собирать и использовать. Тем более что эта же самая трава, истолченная в порошок, служит основой для приготовления лучшего в наших краях бальзама, заживляющего раны. Вот, посмотри. У меня есть почти готовое зелье из голубой травы. Через два-три дня бальзам загустеет, и им можно будет смазывать раны.

Каллистрата взяла с полки один из маленьких глиняных горшков и протянула его Артемию. Дружинник осторожно приподнял промасленную тряпицу, закрывавшую горшок, и понюхал зелье. Запах оказался знакомым. Он чувствовал его на губах несчастного юноши, который умер час назад.

– А вот сама голубая трава. Будь осторожен, не дотрагивайся до нее и не растирай пальцами.

Каллистрата показала на тонкий пучок стебельков, покрытых голубовато-зелеными, почти серебристыми цветками. Пучок лежал на влажном лоскуте, немного в стороне от других растений.

– И ты хранишь дома столь опасные травы?

– Не беспокойся, – улыбаясь, ответила молодая женщина. – Филиппос разбирается в травах так же хорошо, как и я. Мы не подвергаем себя опасности.

– Я подумал о другом. Любой, кто приходит к тебе под каким-либо предлогом, может взять эту траву! Достаточно, чтобы ты отвлеклась или чтобы тебя не было дома… И ее можно украсть…

– Но ведь надо знать, где я ее храню! Как гость узнает голубую траву среди сотен растений, которые я использую для своих снадобий?

– Точно так же, как узнал ее я, – по запаху.

Каллистрата, ставившая горшок на место, похоже, смутилась. Но через секунду она с сомнением покачала головой. Немного помолчав, дознаватель спросил:

– Ты уверена, что этот яд начинает действовать меньше чем через два часа?

– В принципе, да. Однако это зависит от природной стойкости организма. Если речь идет о молодом человеке, то яд может начать действовать и через три часа.

– Это доказывает, что послушнику подсыпали яд задолго до вечери. Иначе говоря, до того, как он покинул монастырь… или сразу после его приезда в город! Возможно ли, чтобы кто-то сопровождал его и дал ему съесть или выпить что-нибудь в Рше? По словам Василия, послушник приехал прямо к боярыне Дарье. Потом они оба немедленно направились к Прокопу! Старый боярин собственноручно поднес ему кубок медовухи… Или это был Олег, который принес ему напиток после того, как вышел вслед за боярышней, потерявшей сознание?

Бледное лицо Каллистраты слегка порозовело. Заметив, что рассуждает вслух, Артемий неожиданно осознал, что реакция знахарки связана с именами, которые он только что назвал.

– Говори, Каллистрата! Скажи мне: кто недавно посещал тебя? Князь Олег? Или боярин Прокоп? Я видел, как ты покраснела. Ты знаешь их обоих! Тебе не в чем себя упрекать, но ты должна рассказать мне все, что тебе известно! Впрочем, я уже заподозрил, что князь Олег связан с предыдущим убийством.

– Князь Олег невиновен, я в этом уверена! – твердо заявила Каллистрата. – Даже если он… Даже если все против него, он не смог бы совершить столь подлое, низкое, недостойное его положения деяние!

– Что тебе об этом известно? Признайся, ты недавно принимала его у себя. Бесполезно это скрывать… Конечно, если ты искренне хочешь мне помочь.

– Боярин, я всем сердцем хочу помочь тебе – любыми способами, чего бы мне это ни стоило! – медленно произнесла Каллистрата. Лицо ее приняло суровое выражение. – Пусть даже ценой собственной жизни.

– Я не прошу тебя об этом.

– Конечно нет. Этого требуют силы, которые управляют нашими судьбами. Я видела, что это было написано в языках пламени. Я прочитала это на золе.

– Женщина, – прервал Каллистрату Артемий, теряя терпение. – Я не прошу тебя описывать призраков, которые ты заметила в языках пламени. Я прошу тебя сказать, кого ты видела, из плоти и крови, у себя дома. Именем князя Владимира я приказываю назвать имена этих людей!

– От имени сил, превосходящих силу князя Владимира, я не имею права сказать тебе это, боярин.

Выйдя из себя, дружинник схватил молодую женщину за руки и начал трясти ее.

– Ты делаешь мне больно! – воскликнула Каллистрата.

Артемий отпустил тонкие запястья и, сконфуженный, пристыженный, опустил голову. Когда он осмелился вновь взглянуть на Каллистрату, он увидел ее лицо рядом со своим. Искорки пламени отражались в ее глазах и бросали золотистый отсвет на кожу. Неужели у него закружилась голова от запаха окружавших его растений? По-прежнему не понимая, что с ним происходит, он бросился на колени перед молодой женщиной и, обхватив ее ноги, прошептал:

– Прости меня, Каллистрата. Я не знаю, что со мной. Я сам не свой в твоем присутствии! Когда я чувствую, что ты противишься моей воле, у меня возникает желание избить тебя, сломить, уничтожить… Но я скорее умру, чем причиню тебе хотя бы малейшее зло! Помоги! Объясни, что со мной происходит. Научи вновь стать самим собой. И я смогу продолжить выполнять возложенные на меня обязанности.

– С тобой не происходит ничего необычного, – ласково ответила молодая женщина. – Ничего такого, что ты сам бы не сумел понять. Ты пребываешь в величайшем смятении, потому что отказываешься осознать вещи, новые для твоего сердца. А сейчас не изводи себя напрасно, забудь обо всем, что тревожит твою душу. Сосредоточься на загадке, занимающей твой ум. Я помогу. Несколько дней назад я действительно принимала у себя Олега. Но его посещение нисколько не связано с печальными событиями, о которых ты говоришь.

– Зачем он приезжал?

– Ну что же… Он приехал за зельем, которое оберегает влюбленных. Он хотел навсегда получить привязанность и верность своей зазнобы.

– Но это бессмысленно! – воскликнул Артемий. – Он в этом ничуть не нуждается. Подлипа безумно влюблена в него. Ответь, говорил ли он в твоем присутствии о княжеских сокровищах?

– А вот об этом я ничего не могу сказать тебе боярин. Мои губы запечатаны тайной, которая принадлежит не мне.

– Опять эта проклятая тайна! Если речь не идет о крамоле, которая могла бы позволить Олегу завладеть всем имуществом князя Владимира, почему он упоминал о княжеских сокровищах? Ведь он же не надеется откопать старые сокровища, о которых говорится в легенде? Как это… Сокровища берендеев. В эти сокровища я не верю, равно как не верю в призраков, которые бродят вокруг проклятого места и будто бы причастны к смерти хранителя библиотеки. Я видел раздробленный череп несчастного. Не призрак нанес такой удар!

– Я тоже не верю, что в этом преступлении повинны души мертвых. Что касается сокровищ, которые они охраняют, то в них можно верить или не верить, но у тех, кто ищет эти сокровища, нет никакого шанса найти.

– Разумеется, раз их не существует!

Каллистрата молча подошла к одной из полок. Взяв кувшин, она наполнила кубок ароматной коричневой жидкостью.

– Выпей это, боярин, перед уходом. Напиток освежит тебя и позволит расслабиться. Более того, сегодня ночью ты будешь хорошо спать, а проснешься с ясным умом и отдохнувшим телом.

– Что это такое? – недоверчиво спросил Артемий. – Цвет не очень-то радует глаз!

– Это медовуха, приготовленная по моему собственному рецепту.

Дознаватель залпом выпил напиток, оказавшийся приятным на вкус. Каллистрата низко поклонилась гостю, и он понял, что пора уходить.

– Филиппос проводит тебя до тропинки, ведущей в город. Прощай. Не забывай дорогу к этому дому. Кто знает, сколько раз еще судьба позволит нам встретиться! – прошептала молодая женщина, и через мгновение печаль заволокла темной пеленой блеск ее глаз.

Был второй час ночи, когда Артемий бесшумно вошел в дом боярыни Дарьи. Он на ощупь нашел свою комнату, лег под тонкие разноцветные покрывала и тут же заснул.

 

Глава VI

Как и предсказывала Каллистрата, на следующее утро Артемий проснулся хорошо отдохнувшим, с ясным и трезвым умом. Он присоединился к своим спутникам, сидевшим за столом, на котором дымился большой горшок с юшкой и стояли блюда со свежими овощами.

– Недавно приходил слуга боярина Прокопа, – сказал Митько. – Мы все приглашены на охоту на кабана в его землях! Потом он собирается устроить небольшое торжество в твою честь, боярин. Я вот все спрашиваю себя, почему не в честь Олега.

– Потому что расположение Олега ему уже обеспечено – благодаря чувствам, которые князь питает к его дочери, – ответил дознаватель с легкой улыбкой. – А вот знатного жителя Смоленска, к тому же советника князя Владимира, не стоит игнорировать.

– Значит, мы поохотимся на кабана, а затем славно попируем за хорошим столом, – воскликнул Митько со свойственным ему добродушием.

– Вы поедете без меня. Я хочу задать несколько вопросов слугам этого столь гостеприимного боярина. Но после охоты я присоединюсь к вам на пиру.

Едва отроки ушли, Артемий надел красивую рубаху из красной паволоки, сапоги, но кольчугу надевать не стал. Он прикрепил к поясу меч и поправил большую фибулу на белом плаще, который служанки боярыни-хозяйки хорошо выстирали. Поглаживая длинные светлые усы, дружинник любовался собой, глядя в полированное серебряное зеркало, думая, что в таком наряде он вполне может появиться позже на пиру, который устраивался в его честь. Кроме того, парадное одеяние могло оказать ему услугу, если понадобится разговорить слуг. Как бы ни был челядин привязан к хозяину, он не сможет отказаться отвечать на вопросы официального посланника князя Владимира, облеченного всеми атрибутами власти.

В отсутствие боярина Прокопа жизнь в его доме не замерла. Один из двух амбаров был открыт. Трое слуг выносили оттуда мешки с зерном, лари с сушеной и копченой рыбой, большие горшки с маринованными овощами и прочую снедь, суетливо бегая между амбаром, кухней и домом. Ключник, сидевший за массивным столом во дворе, принимал холопов, отчитывавшихся о том, как идет сев. Перед ним лежали несколько еще чистых кусков бересты, которые вскоре он непременно заполнит острым стилосом, – потом эти документы, отражающие состояние дел в домашнем хозяйстве, будут аккуратно сложены в сундук, где хранятся архивы. В свежем утреннем воздухе раздалась мелодичная песнь. Она доносилась из большого сада, примыкающего к огороду, расположенному за службами. Пели молодые девицы, собиравшие первую в этом году ягоду.

Артемий препоручил слошадь конюху и прервал вежливую речь слуги, бросившегося к нему, чтобы сказать, что хозяина нет дома:

– Я пришел, чтобы повидаться не с ним, а с тобой. Тебя кличут Михеем, не так ли?

– Да, благородный боярин, но…

– Михей, ты должен ответить на мои вопросы. Это в интересах твоего хозяина. Ты можешь помочь распутать дело, которое доверил мне князь Владимир. Вчера ты подал кубок медовухи молодому послушнику, который хотел поговорить со мной.

– Но я не сделал ничего плохого! – залепетал старый слуга. – Послушник хотел пить, и хозяин приказал…

– Ты правильно поступил, выполнив его приказ. Я просто хочу, чтобы ты сказал, кто наполнил кубок и кто преподнес его послушнику – ты или хозяин лично.

– Я не помню…

Старик озадаченно почесал в затылке.

– В толпилось много народу. Боярышне стало плохо, и девки суетились около лестницы, которая ведет в ее покои…

– Ты должен вспомнить в деталях все, что происходило. Это очень важно.

– Я попытаюсь… Я пошел к бочке, чтобы наполнить кувшин. Потом я принес кубок и налил в него свежую медовуху. Я помню, что в тот момент Олег вышел вместе со служанками. Он помогал им нести боярышню, лишившуюся чувств. Но с ними он не поднимался. Хотя он княжеский брат и жених, он не имеет права входить в покои боярышни. Мой хозяин очень строг на этот счет. Князь остался с новыми гостями, с дружинником из твоей свиты и послушником. Что касается боярина Прокопа, он встретил их у входа. Он взял у меня кубок и поднес его монаху. Ах, да! Олег тоже из него пил.

– Как?

– Он очень волновался за боярышню. Наверняка поэтому и почувствовал жажду. Послушник ждал за дверью. Прямо перед тем, как мой хозяин вышел с кубком, Олег взял из рук боярина Прокопа кубок и сделал несколько глотков. Тогда я снова наполнил кубок до краев, и хозяин вышел и дал его послушнику.

Артемий нахмурился. Увидев, что дружинник чем-то озадачен, старик испугался.

– Случилось что-то плохое? – встревоженно спросил он.

– Ничего такого, за что ты должен себя упрекать. Иди с миром, Михей. Об остальном я поговорю с твоим хозяином, когда он вернется.

Старый слуга направился к дому. Дознаватель выбрал укромное местечко у палисада, окружавшего сад, и удобно устроился на траве под гигантским дубом, чтобы спокойно поразмыслить до того, как вернутся охотники. Если яд был подсыпан в кубок, предназначавшийся послушнику, то у обоих бояр была возможность совершить это злодеяние. Однако не следовало отбрасывать версию об отравлении в монастыре, до отъезда Макара в город. Молодой послушник хотел встретиться с дружинником, чтобы «исповедоваться, хотя у него не было грехов». Вне всякого сомнения, Макар вспомнил о какой-то детали, которая вдруг показалась ему важной. Или же он узнал нечто новое об убийстве и хотел сообщить об этом Артемию.

Дознаватель был уверен только в одном: то, о чем собирался сообщить послушник, показалось убийце настолько опасным, что он устранил Макара. В монастыре травы использовали не только травник и повара. Большинство братьев обладали более или менее серьезными знаниями о травах, поскольку часто гуляли по лесу. Но в таком случае придется предположить, что в предыдущем преступлении замешан один из монахов. Однако надо было признать, что в данной версии Артемий не мог найти мотива…

А вот когда дознаватель думал об Олеге или даже о Прокопе, мотив был ясен, хотя мужчины могли руководствоваться разными мотивами. Что касается старого боярина, можно было предположить, что речь шла либо об отвратительном преступлении, либо о сообщничестве с Олегом. Олег вполне мог украсть роковую траву во время посещения Каллистраты. Но Прокоп? Знахарка утверждала, что никогда не принимала Прокопа у себя. Если Прокоп был единственным виновным, то он должен был следовать за Олегом и воспользоваться удобным моментом, чтобы украсть траву. Надо будет его умело расспросить. Правда, тот факт, что Макар не остерегался ни монахов, ни знатных жителей города, еще ни о чем не говорил. Он мог не знать убийцу лично, но благодаря своему открытию позволить Артемию установить его.

Так размышлял дружинник. Но тут его внимание привлекло окно терема. Дознавателю показалось, что за тонкой пленкой бычьего пузыря, натянутого на раму, он различил чье-то лицо. Эта часть дома, занимавшая меньшую площадь, чем первый этаж, была отдана женщинам. Зная, что Подлипа, как любая другая девушка, живущая под крышей отцовского дома, не может принять его в отсутствие хозяина, Артемий все же подумал, что если ему немного повезет и он проявит смекалку, то сумеет поговорить с ней до приезда остальных. Он быстро снял плащ и аккуратно положил его на траву. Потом, схватившись за нижнюю ветвь векового дерева, стал взбираться наверх, стараясь приблизиться к окну, которое, как он полагал, было окном опочивальни Подлипы.

Добравшись до уровня терема, Артемий ступил на широкую горизонтальную ветвь, простиравшуюся к дому, остановился в нескольких локтях от окна и внимательно огляделся. Он никого не увидел, но все же был убежден, что за окном находилась опочивальня боярышни. Это было самое очаровательное и богато украшенное окно дома: резные наличники, узорчатые ставни с изображением птиц и цветов. Краски лишь слегка выцвели под лучами солнца и дождями, а значит, эту часть терема недавно обновляли, чтобы доставить удовольствие единственной дочери Прокопа.

Раздумывая, к какой уловке прибегнуть, чтобы убедить юную боярышню подойти к окну, Артемий неожиданно заметил у своей правой руки букву П, вырезанную острым ножом на коре дерева, и не смог сдержать улыбки. Значит, именно так пылкий Олег встречался с возлюбленной! На огромный дуб было довольно легко влезть, и Олег, вероятно, проделывал это упражнение много раз. Ожидая, когда Подлипа появится в окне, молодой князь вырезал первую букву имени зазнобы. Влюбленные должны были наслаждаться ночными свиданиями в строжайшей тайне. Если верить Митьку, даже служанка Подлипы ничего о них не знала. Но это было и понятно: Прокоп требовал, чтобы ритуал визитов до замужества дочери неукоснительно соблюдался, несмотря на таинственность, которой окружил себя Олег. Молодые люди могли свободно выражать свои чувства в присутствии отца, но едва байстрюк откланивался, прощаясь с Прокопом, боярышня поднималась в свои покои. «Несомненно, нисколько не возражая», – думал Артемий. Теперь-то он знал причину такой покорности!

Уверенный, что боярышня, хотя и невидимая, продолжает следить за ним, дознаватель тихо сказал:

– Олег! Не стоит подниматься, ее здесь нет!

И тут же оконная рама слегка сдвинулась и в узком проеме показалась белокурая головка с длинными височными украшениями. Не теряя времени, Артемий произнес вполголоса:

– Боярышня, мне необходимо поговорить с тобой о брате князя. Речь идет о вашем счастье.

Подлипа наклонилась и, не увидев князя, немного отступила. Однако упоминание Олега возымело действие. Немного поколебавшись, она вернулась к окну.

– Изволь выслушать меня, боярышня. Возможно, Олег причастен к тяжкому преступлению. Князь Владимир послал меня сюда, чтобы я распутал дело. Ты можешь помочь и мне, и своему жениху, если честно ответишь на мои вопросы. Я должен знать о планах Олега.

– Что я могу сообщить тебе такого, о чем ты не знаешь? – робко прошептала юная боярышня. – Князь Олег оказывает огромную честь нашему дому, собираясь на мне жениться. Но он пока не может… Пока не может…

– Что же ему мешает? Меня интересует не содержимое или стоимость приданого, а княжеские сокровища, о которых говорил Олег. Что это за сокровища?

– Сокровища, которые позволят нам соединить наши судьбы.

Артемий нетерпеливо дернул себя за длинный ус.

– Но я тоже тружусь, стараясь соединить ваши судьбы! Я пытаюсь помочь Олегу, понимаешь? Однако чтобы добиться успеха, мне требуется твоя помощь.

– Ты трудишься прежде всего на князя Владимира. Как я могу понять, кому ты стараешься помочь – князю смоленскому или моему жениху? Я не могу сказать, что ищет мой возлюбленный.

«Будьте прокляты все эти девицы, которые могут быть такими хитрыми, что и не поверишь», – мысленно выругался Артемий, но не отступил.

– Хорошо, – спокойно сказал он. – Я понимаю, что ты не хочешь открыть мне тайну, которая тебе не принадлежит. Но загадочные сокровища, которые ищет твой возлюбленный, несомненно принадлежат его сводному брату Владимиру. Это-то ты можешь мне сказать?

– Нет, сокровища не принадлежат любимому брату Олега. Те, кто владеет ими, в них не нуждаются. К тому же они очень злые. Я попросила своего возлюбленного выгнать их из леса.

– Бог ты мой! Ты говоришь о призраках берендеев! – недоверчиво воскликнул Артемий.

– Замолчи!

Подлипа прикрыла рот изящной рукой. Ее глаза расширились от ужаса.

– Их имя нельзя произносить вслух! Кто знает, не слышат ли они нас? Это может навредить князю. А теперь уходи, боярин. Скоро вернется отец. Не надо, чтобы он видел тебя здесь.

– Разумеется! Тем более что твой отец ничего не знает о ночных свиданиях, которые ты назначаешь Олегу, – лукаво ответил Артемий.

Подлипа онемела от изумления, но через несколько секунд воскликнула:

– Как ты узнал, боярин? Я не говорила тебе о них! Я умею хранить тайны!

– Как? – улыбаясь, ответил Артемий, уже начавший спускаться. – Ради этого я непременно приду к тебе еще раз.

Едва Артемий успел спрыгнуть на землю и надеть плащ, до него донесся топот копыт. Подойдя к воротам, он увидел Прокопа со всклокоченной бородой, входившего в свои владения. После обычных приветствий Артемий спросил, удачной ли была охота.

– Твои молодцы загнали огромного кабана. Я таких еще не видывал. Но убил его Олег! Это еще один повод гордиться будущим зятем.

– Правда? – холодно откликнулся Артемий. – Давай поговорим о твоем будущем зяте вдали от любопытных.

– Сегодня твои желания – закон в моем доме, – добродушно согласился старый боярин. – Почему бы нам не отправиться в баню? Я хотел предложить тебе попариться, до того как начнется пир. До приезда остальных, которые присоединятся к нам позднее, у тебя будет время поговорить о моем будущем зяте и обо всем, что у тебя на сердце.

Дознаватель согласился. Он любил этот обычай, согласно которому зимой, равно как и летом, пир мог начинаться или заканчиваться посещением бани хозяина дома. Пока женщины следили за приготовлением пищи, мужчины любили час-два отдохнуть на широких скамьях в клубах пара, похлестать себя по бокам березовыми вениками, чтобы «изгнать из тела болезни», поокатывать себя холодной и горячей водой и обсудить последние события, попивая квас. Потом, облачившись в чистое, они шли к столу. Сам Владимир часто приглашал дружинников в бани, примыкавшие к дворцу. Он охотно проводил несколько часов в обществе бояр и отроков, которые были счастливы разделить с князем простые радости. Как и князь Смоленский, который вел удивительно скромный для его положения и возраста образ жизни, Артемий признавал только эту одну-единственную плотскую утеху.

Бояре направились к приземистому зданию из еловых бревен с плоской крышей. Дознаватель вошел вслед за Прокопом в предбанник и вслед за хозяином дома полностью разделся. Он аккуратно положил свой варяжский талисман – камень с вырезанной криптограммой «Сила небесная» – в карман рубахи, которую прикрыл другой одеждой.

– Что ты прячешь с такой осторожностью? Немного легкомысленный сувенир в память о какой-нибудь любовной интрижке? – подмигнув Артемию, спросил Прокоп.

Боярин нахмурился.

– Это древняя реликвия, которая имеет ценность лишь для меня одного. У меня нет привычки хранить легкомысленные сувениры, равно как и затевать любовные интрижки.

– А я не привык, чтобы в моем доме прятали вещи! – возразил хозяин. – Тебя здесь не обворуют! Но не обижайся, боярин. Идем-ка в баню, пар расслабляет тело и омолаживает ум.

Артемий и Прокоп вошли. Слева от двери на полках стояли пустые ушаты и лежали березовые веники. Справа пять раскаленных больших камней уже были готовы для совершения банного ритуала. Остальное пространство занимали несколько широких скамей и бочек, наполненных свежей водой. Мужчины взяли по ушату, наполнили их и вылили воду на раскаленные камни, которые мгновенно высохли. От камней тут же пошли густые клубы пара. Бояре повторили это действие несколько раз и вскоре с трудом могли различать друг друга в плотных белых облаках. Затем, вооружившись березовыми вениками, они принялись хлестать друг друга по спине и бокам, призывая бить как можно сильнее.

– Как гласит пословица, пар костей не ломит, но изгоняет болезни, – сказал Прокоп, выливая очередной ушат на камни. – А теперь, боярин, похлещи-ка меня по спине, да изо всех сил. Это единственное лечение, которое безропотно принимает мое тело.

Артемий принялся за работу, а Прокоп сопровождал каждый удар радостными возгласами. Наконец мужчины растянулись на стоявших тут же скамьях.

– В бане человек трижды меняет кожу, и четвертая кожа – самая подходящая, – заявил Прокоп, потягиваясь.

– Да, правда, баня весьма полезна, – согласился Артемий, – но сейчас мне хотелось бы, чтобы мы перестали твердить пословицы, боярин. Я объясню тебе, почему я намерен поговорить об Олеге. Владимир доверил мне очень важное и серьезное дело – найти убийц хранителя его библиотеки и украденные бесценные предметы. Я не осмеливаюсь представить себе, что Олег может быть причастен к омерзительному убийству. Однако его продолжительное отсутствие в Смоленске не нравится князю, и… Короче, ты слышал, как Олег упоминал о сокровищах, которыми надеется вскоре завладеть. В отчете князю я не могу опустить его слова. В интересах Олега, чтобы я понял, о чем идет речь. Ты же знаешь, насколько Мономах самолюбив и какое отвращение он питает к тайнам, в суть которых не в состоянии проникнуть! Я могу сделать так, что Владимир получит мой отчет лишь после того, как Олег воплотит в жизнь свой план. Но ты понимаешь, в каком затруднительном положении я оказался, поскольку не могу требовать объяснений от брата князя. Если ты мне обо всем поведаешь вместо него, то окажешь услугу, о которой я никогда не забуду. При случае я даже могу рассказать о ней князю Владимиру.

Прокоп слушал дознавателя, не перебивая. Выражение его лица стало серьезным. Казалось, он понимал, как поднялись ставки в игре.

– Хочу, чтобы ты знал, дорогой гость, что, несмотря на удовольствие принимать у себя дружинников Владимира, я, старый боярин, не ищу милости или расположения князя смоленского. Однако я понял тебя и сообщу то немногое, что мне известно, поскольку хочу положить конец необоснованным домыслам об Олеге, благородство души которого я сумел оценить по достоинству. Брат князя действительно ищет сокровища, которые позволят ему стать материально независимым от Владимира, не стыдясь, жениться на Подлипе и добиться благодарности брата, которому он собирается отдать бóльшую часть сокровищ.

– Но что именно он ищет? Почему он говорил о княжеских сокровищах?

– Это прилагательное вызывает у меня недоумение. Однако я точно знаю, что ищет Олег, – золото берендеев.

– Неужели вы оба, ты и Олег, верите в эту легенду? – спросил Артемий, задумчиво теребя усы.

И хотя они были вдвоем, старый боярин недоверчиво огляделся и ответил, понизив голос:

– Сокровища существуют, я в этом уверен. Только не у всех одинаковые шансы найти их. Надо знать, как взяться за поиски. Если верить Олегу, он знает верный способ.

Прокоп сжал узловатые пальцы правой руки в кулак, вытянув вперед указательный палец и мизинец, и многозначительно помахал рукой. Этот жест означал, что тут не обходится без нечистого духа и что Олег должен прибегнуть к колдовству, чтобы успешно воплотить в жизнь свой таинственный план.

– Ты должен яснее объяснить, каким образом Олег собирается добыть золото, – настаивал Артемий.

Прокоп вздохнул, в отчаянии подняв руки. Наклонившись к дознавателю, он уже собирался что-то сказать, как вдруг дверь отворилась и в баню вошли Митько и Василий. Их загоревшие лица и руки странным образом контрастировали с белизной мускулистых тел. Через мгновение в бане появился Олег. Пришедшие радостно приветствовали купальщиков на скамьях. Помещение заполнили густые клубы пара и веселые крики. Веники заставили всех забыть о заботах.

– Мы вернемся к разговору позже, – прошептал Артемий Прокопу, направляясь к выходу.

Старый боярин последовал за дознавателем. В предбаннике молодой слуга помог им завернуться в большие льняные простыни и высушить волосы толстыми полотенцами, сотканными из грубых нитей. Прокоп еще расчесывал свою длинную бороду, когда Артемий вышел из бани, с удовольствием вдохнув приятные запахи сада, раскинувшегося неподалеку. Он рассчитывал найти во время пира возможность тайком поговорить с боярином, поскольку не был удовлетворен результатом беседы. Он пытался вспомнить все подробности древней легенды, которую ему рассказала Каллистрата.

Вскоре мужчины собрались в комнате, где накануне Артемий расспрашивал Олега. Расслабившиеся, отдохнувшие, с разгоряченными после бани лицами, они слушали княжеского брата, живописавшего, как он оказался один на один с кабаном и как сумел загнать и убить опасного зверя. Наконец старый слуга Михей сообщил хозяину, что столы накрыты. Прокоп, поклонившись гостям, предложил пройти в другое помещение.

Просторный зал со стенами, обшитыми резным деревом, был, несомненно, самой красивой комнатой в доме. Роскошные мечи и боевые топоры, украшавшие стены и инкрустированные драгоценными камнями, свидетельствовали о достойном жизненном пути воина Прокопа. Длинный стол, возвышавшийся в центре зала, был покрыт изумительной скатертью с ажурной каймой. На скамьях лежали шкуры диких животных. Во главе стола возвышалось широкое кресло с резной спинкой, предназначавшееся для хозяина дома.

Большая серебряная чаша с витыми ручками и серебряный кувшин на столе были наполнены свежей медовухой. Перед каждым местом, отведенным для гостя, стояли блюда тончайшей работы. Тарелки с соленьями, сушеной и вяленой рыбой и овощами и фруктами были расставлены между двух больших блюд с холодным мясом. На столе стояли также горшок с пареной репой, деревянные миски с брусничным соусом и кислым молоком и глиняные горшки со смородиновым соком.

Поклонившись Олегу, Прокоп торжественно сказал:

– Дорогой гость! Сегодня пир в честь боярина Артемия и отроков, сопровождающих его. Я не пригласил никого из бояр, уважив твое желание пребывать в городе неузнанным. Позволишь ли ты начать пир?

– Позволяю, – сказал Олег, склонив голову.

Прокоп указал рукой на кресло, достаточно широкое, чтобы на нем уместились по крайней мере три человека, и обратился к Артемию:

– Соблаговоли, боярин, занять место одесную от меня. Прошу тебя разделить со мной и Олегом эту скромную трапезу.

Прокоп сел в кресло, а дознаватель устроился в таком же кресле справа от хозяина дома. Олег занял место на одной из длинных скамей, а отроки расположились напротив него. Прокоп хлопнул в ладоши, и в зал вошли двое слуг. Они внесли серебряные блюда с жареными кабаньими окороками. Старый боярин громко прочитал молитву и благословил трапезу. Появилась Подлипа с большим кувшином вишневого вина и наполнила кубок Артемия. По обычаю во время трапезы наливать гостям вино должна была дочь хозяина дома. Подождав, когда дружинник осушит первый кубок – за здоровье Прокопа, она вновь наполнила его и обошла стол, наполняя чаши других гостей. Все выпили за процветание дома Прокопа и приступили к еде.

Вслед за жареным кабаном на столе появились паштеты из птицы, грибы, заливное и пирожки с разными начинками. Превосходное вишневое вино уступило место смородиновому. Но гости с удовольствием пили и ароматную медовуху, которая приятно освежала, позволяя сохранить ясность ума. Подлипа ходила вокруг стола, внимательно следя за тем, чтобы кубки мужчин не оставались пустыми. Боярышня имела право присоединиться к гостям только в том случае, если ее об этом попросит отец или почетный гость. Опустив глаза, она краснела всякий раз, когда наполняла кубок Олега. Что касается брата князя, он бросал на нее пламенные взоры, делая вид, что слушает Василия, которому напитки развязали язык и который подробно рассказывал о половецком искусстве стрельбы из лука. Митько комментировал его рассказ и с радостью предавался своему излюбленному занятию – еде.

После паштетов слуги принесли тетеревов и рябчиков со сливами. Артемий давно уже насытился, но знал, что, отказавшись попробовать очередное яство, нанесет оскорбление хозяину. Поэтому он предусмотрительно брал небольшие порции каждого блюда и не пил, а лишь смачивал губы. Он ждал благоприятного момента, чтобы продолжить разговор с Прокопом, начатый в бане. Однако до тех пор, пока Подлипа не сядет вместе с ними за стол, напрасно было надеяться, что Олег не услышит их разговор. А пока он сообщал Прокопу последние новости, пришедшие со степных границ и касавшиеся стычек с половцами.

Наконец возникла пауза между переменами блюд. Появилась возможность лучше понять характер каждого, кто сидел за столом. Прокоп с ностальгией рассказывал о своем прошлом, когда он служил при дворе Всеволода, отца Олега и Владимира. Брат Мономаха рассеянно слушал Митька, который сам громко смеялся над своими шутками. Василий же, принимавший участие в разговоре, вдруг стал серьезным. Его загадочный взгляд был прикован к мощному печенежскому мечу, висевшему на стене напротив.

Прокоп оглядел гостей и вновь хлопнул в ладоши. По сигналу прибежали несколько слуг. Они быстро унесли блюда.

Подлипа появилась в новом наряде из алой паволоки, расшитом золотыми нитями, с пышными рукавами. Тихо позвякивали длинные золотые височные украшения и браслеты боярышни. Что касается косы, то она была настоящим произведением искусства, плодом таланта служанок Подлипы. Слабо натянутая у корней волос, так, что скрывала затылок, коса была заплетена из тридцати трех прядей и спускалась по спине, плавно становясь более тугой. В волосы были вплетены нити из речного жемчуга. Коса заканчивалась изломом из трех прядей, на который были надеты серебряные кольца. Подлипа отвесила отцу глубокий поклон. Покачав головой, Прокоп взглянул на Артемия. Дружинник сказал:

– Соблаговоли, боярышня, присоединиться к нам. Займи место за нашим столом. Ты будешь служить его украшением, которое сделает честь твоему отцу и его сотрапезникам.

В знак благодарности Подлипа поклонилась и робко села на краешек скамьи слева от Олега.

– Могу ли я предложить тебе, прекрасная боярышня, кубок смородинового сока? – любезно сказал брат князя, который оживился, едва Подлипа появилась на пороге.

Девушка склонила голову в знак согласия и бросила на Олега влюбленный взгляд. В это же время в зал вошли две молодые служанки. Одна из них несла серебряное блюдо с пирогом в форме лебедя, вторая – поднос с горшками с медом и плошками с пряным хлебом. Поставив блюда на стол, молодые девушки по знаку Прокопа подошли к Митьку и Василию, предлагая попробовать новые яства. Отроки, обрадовавшиеся столь приятному обществу, тут же завязали со служанками оживленный разговор, не обращая никакого внимания на сладости.

Артемий повернулся к Прокопу. Наконец настал момент, когда дознаватель мог поговорить с боярином, не опасаясь, что его услышат остальные гости. Убедившись, что все внимание Олега приковано к Подлипе и гул голосов и взрывы смеха не позволят подслушать беседу, Артемий, наклонившись к Прокопу, спросил:

– Значит, твой будущий зять ищет сокровища берендеев?

– Да все ищут эти сокровища, боярин, все! – рассмеявшись, ответил Прокоп и осушил кубок смородиновой. – Неужели ты думаешь, что хранитель библиотеки случайно заблудился в этих местах? Он тоже жаждал заполучить золото берендеев! Только у него, бедняги, не было ни малейшего шанса на успех! Он не был родом из Рши. Так как же он мог обуздать дух Зла, который родился и был вскормлен в этом лесу?

– Хранитель библиотеки князя Владимира искал призрачные сокровища? – ледяным тоном осведомился Артемий. – Действительно забавно. Однако трагическая кончина несчастного должна вызывать уважение к усопшим и одновременно праведный гнев в отношении виновных!

– Я всегда питал к усопшим уважение, – возразил Прокоп, посерьезнев. – Но не следует забывать одну подробность: боярин сознательно пошел на риск, хотя ему пришлось заплатить за это жизнью. Как гласит пословица, волков бояться – в лес не ходить.

– Почему ты уверен, что хранитель библиотеки искал золото берендеев?

– Да это же очевидно! Если бы его ограбили разбойники с большой дороги, они спрятали бы тело в лесу. Но хранитель библиотеки сам пошел к развалинам после того, как посетил наш город. Впрочем, хорошо известно, что все путешественники, которые заезжают в Ршу, обязательно интересуются сокровищами берендеев. Одни, услышав легенду, не осмеливаются искать счастья… Но другие рискуют! И все же надо знать, как действовать, чтобы найти кубышку. Я убедил тебя, боярин?

Артемий ничего не ответил. Казалось, он погрузился в размышления. Когда Прокоп взглянул на дочь и будущего зятя, всецело занятых друг другом, дознаватель шепнул:

– Но ведь Олег тоже не уроженец Рши. Как думаешь, повезет ли ему?

Прокоп хитро улыбнулся.

– От тебя ничего невозможно скрыть, боярин. Ты прочитал мои мысли. Раз уж Олег владеет, скажем так, способом, необходимым, чтобы его поиски увенчались успехом, тут уж ничего не поделаешь! Он не из наших краев, и я сильно сомневаюсь, что духи нашего леса захотят открыть ему тайну. Но не беспокойся за него! Олег не умрет насильственной смертью, как его предшественники, и не испытает горечь поражения. Речь идет о счастье моей дочери, и я лично прослежу за этим!

– И как же ты намерен действовать? – спросил дружинник. – Ты изобрел магическую формулу, способную заколдовать лесных духов, удержать убийц и помочь отыскать сокровища?

– Это не формула, – выдохнул Прокоп, боязливо оглядываясь. – Это трава! – Опустив глаза, он с сожалением добавил: – Только ее еще надо найти…

– У тебя уже есть эта трава, – заявил Артемий, глядя Прокопу прямо в глаза. – А теперь хватит увиливать, боярин. Я даже скажу, как ты ее раздобыл. Ты следил за Олегом до дома знахарки и заметил, где Каллистрата хранит мешочки с травами. Один из них был предназначен для княжеского брата. Ты украл мешочек в тот самый момент, когда знахарка и Олег вышли из дома. А потом ты ушел так же незаметно, как пришел!

– Как ты об этом догадался? – изумленно прошептал Прокоп. – Меня никто не видел, я уверен! Даже ведьма не заметила, что я там был!

– Прости, боярин, но самодовольное выражение твоего лица красноречивее всех слов, которые слетают с твоих губ. Но это не важно. Важно то, что из-за этого двойного злодеяния, кражи и лжи – поскольку ты украл траву, но пытался скрыть это от меня, – ты оказался прямо замешанным во втором убийстве: в убийстве послушника Макара, который приходил к тебе вчера вечером.

Прокоп недоверчиво глянул на гостя. Артемий же коротко рассказал боярину об обстоятельствах смерти молодого послушника. Боярин слушал старшего дружинника, открыв рот. Дознаватель подумал, что если этот старый олух каким-то образом замешан в преступлении, то он – прирожденный комедиант.

– А теперь, боярин, – продолжал Артемий, – ты должен показать эту волшебную траву, если хочешь, чтобы с тебя были сняты все подозрения. Надеюсь, что она ничуть не похожа на то ядовитое растение, которое я видел у Каллистраты.

– Но… Это невозможно! Я не могу сейчас показать тебе эту траву, поскольку у меня ее нет.

Заметив недоверчивый взгляд дознавателя, Прокоп объяснил, что ни за что на свете не согласился бы оставить колдовское средство у себя дома, хотя и высоко ценил его свойства.

– Все, что я могу сделать, – это взять ее из тайника сегодня ночью. Я оставил траву в дупле дерева, растущего в центре леса. Однако надо дождаться наступления темноты, поскольку я, когда прятал ее, ориентировался только по звездам.

Суеверие боярина объяснялось просто: мало кто не боялся иметь дело с колдовством. Местные считали, что Зло не посмеет причинить вред до тех пор, пока магические предметы находятся за пределами их домов.

– Хорошо. В таком случае я приду, когда наступит ночь. Мы вместе отправимся к твоему тайнику и осмотрим содержимое мешочка.

Пока Прокоп, явно раздосадованный, пытался придать лицу нейтральное выражение, дознаватель встал и, улыбаясь, будто ничего не произошло, начал произносить традиционные здравицы, как это и положено в конце пира. Отроки последовали его примеру. Вскоре дружинники покинули дом боярина.

– А теперь возвращаемся к боярыне Дарье, – сказал Артемий, когда дом Прокопа исчез за поворотом. – Я расскажу, что мне удалось узнать, и мы вместе решим, как действовать дальше.

 

Глава VII

Заходящее солнце перемешивало тени и отдавало земле свое последнее нежное тепло. В это время трое дружинников, устроившись в небольшой беседке в глубине сада Дарьи, вели неторопливый разговор.

– Значит, Олег и Прокоп остаются нашими главными подозреваемыми, – подвел итог Василий.

– Не надо забывать о монастыре, – возразил Артемий, задумчиво накручивая ус на указательный палец. – Любой из братьев мог отравить Макара, едва узнал, что тот отправляется в город для встречи со мной. В какой-то момент я подумал, что человеком, которого мы разыскиваем, был Злат. Честолюбивый и высокомерный, он не должен испытывать угрызений совести, когда речь идет о блестящем будущем художника при дворе великого князя киевского. Мотивом первого убийства могли быть деньги. Это могло бы также объяснить, почему послушник испытывал смятение и колебался во время нашей первой встречи, не зная, стоит ли доверять мне, ведь молодые люди были привязаны друг к другу. Но… Или я не знаю людей, или Злат искренне горевал о смерти Макара.

– Что касается Прокопа, то нам повезло, что смородиновая сделала его разговорчивым! – усмехнулся Митько. – Теперь достаточно сравнить его волшебную траву с ядовитой, которую показывала тебе ведьма…

– Во-первых, Каллистрата – не ведьма, – сухо оборвал Артемий. – Во-вторых, даже если трава будет другой, это ничего не доказывает. Именно поэтому я предпочел оставить Прокопа и откланяться. Если мы хотим быть уверенными на его счет, то должны выяснить, что он будет делать, когда убедится, что за ним никто не следит. Разумеется, он не станет дожидаться меня, чтобы отправиться в лес. Он пойдет к тайнику один, когда смеркнется. Таким образом, мы узнаем, какой компрометирующий предмет там хранится и как поступит Прокоп, зная, что в его распоряжении только одна ночь, поскольку завтра утром мы повторим попытку. Если Прокоп замешан в двух убийствах, он так или иначе выдаст себя сегодня ночью.

– Но нам не удастся проследить за ним незаметно! Он знает лес лучше, чем мы!

– Разумеется, но не так хорошо, как Филиппос, – ответил дознаватель с легкой улыбкой. – Вот как я решил действовать этой ночью. Мы отправим сына Каллистраты следить за Прокопом, а он нам расскажет о том, что предпринял боярин. Если этой ночью он, вместо того чтобы ждать меня у себя дома, побежит к тайнику, это позволит нам узнать, где находится тайник и что там спрятано, а Прокоп ничего не заподозрит. Иначе говоря, как только Прокоп уйдет, унося то, что он прятал, мы сами заглянем в тайник и узнаем, что он замыслил. Потом мальчик отведет нас к проклятым развалинам. Мне бы хотелось осмотреть их втайне от всех, лично познакомиться со стражами таинственных сокровищ и понять, действительно ли речь идет о призраках, как утверждается в легенде. Что вы скажете о нашей двойной задаче?

Воцарившееся молчание вызвало у Артемия улыбку. Он хорошо понимал, что его отважные спутники предпочли бы сразиться с ордой кровожадных степных варваров, чем иметь дело с призраками, завывающими в развалинах.

– Да, сердце ушло в пятки! – проворчал дознаватель. – Но вы ведь не допустите, чтобы я в одиночку нанес визит берендеям? Все, что мы рискуем обнаружить, – логово разбойников, а не души умерших, прогуливающиеся с оружием в руках.

Переглянувшись, Митько и Василий без особой уверенности кивнули.

Войдя в дом, они сменили шелковые рубахи на льняные, поверх поддоспешников надели кольчуги. Такое облачение защищало от клинка. Впрочем, дружинники решили обойтись без тяжелых шлемов и плащей, которые могли бы стеснить их движения в лесу. Обулись дружинники в лапти, которые им принесла ключница старой боярыни. Такая обувь прекрасно подходила для передвижения по лесу.

Заходящее солнце наполовину скрылось, три всадника покинули дом боярыни Дарьи и направились к северным воротам Рши. Благодаря вчерашнему ночному путешествию с Филиппосом Артемий уверенно довел спутников через лес до дома Каллистраты. Поскольку время поджимало, старший дружинник сократил традиционные приветствия. В двух словах он объяснил Филиппосу, чего хочет. Мальчик стрелой сорвался с места. Филиппос решил подождать старого боярина при выходе из города, а затем тайком последовать за ним по лесу. Кроме того, он должен был внимательно наблюдать за всеми передвижениями Прокопа, вплоть до возвращения старого боярина в город, а затем присоединиться к дружинникам, которые останутся в доме Каллистраты.

В ожидании Филиппоса Митько и Василий уселись на натертый воском пол при входе и принялись играть в кости. Артемий наблюдал за хозяйкой. Сидя на небольшом табурете перед очагом, она медленно помешивала угли, пристально глядя на языки пламени.

– Если Прокоп украл именно ту траву, которую ты дала Олегу, то мне очень хотелось бы, чтобы ты сказала, что это за трава, – тихо сказал Артемий, устраиваясь рядом с Каллистратой, на втором табурете.

Женщина вздрогнула и, сделав над собой усилие, оторвалась от неведомого видения, которое, казалось, поглощало все ее внимание.

– Это папоротник, – ответила молодая женщина. – Говорят, он указывает путь ко всем сокровищам, поскольку направляет того, кто их ищет, и влечет к месту, где они спрятаны. Только редко кому выпадает счастье найти цветок папоротника. Для этого нужно дождаться первой майской луны, отыскать растение, нарисовать вокруг него магический круг, приговаривая определенные формулы, а потом дождаться цветка, который распускается на верхушке стебля, словно язык пламени, ровно в полночь. Существуют и другие условия, которые необходимо выполнить, чтобы сорвать цветок. Иначе силы Зла могут разорвать магический круг, отвлечь человека, убить его и завладеть цветком. Это нелегкое дело, надо знать ритуал, чтобы преуспеть. Неукоснительно выполнив ритуал, человек, сорвавший цветок и несколько листьев папоротника, должен зашить их в мешочек и всегда носить на груди. И только потом он, мечтающий найти сокровища, может надеяться обрести вожделенный скарб.

– Не думаю, что Олег сможет выполнить все эти манипуляции, – усмехнулся Артемий. – Должен ли я понимать, что ты его мило одурачила, поскольку у него нет никаких шансов обрести сокровища, раз он не сорвал цветок папоротника?

– Олег не нуждается в цветке папоротника, – ответила Каллистрата спокойным и ласковым тоном. – Он наделен даром, которого нет у других. Я всего лишь помогаю высвободить могущество, уже принадлежащее ему. Мне очень жаль, боярин, но больше я не могу ничего сказать…

– …тайна, которая тебе не принадлежит. Пусть будет так. Я все равно узнаю ее. Поведай немного о редких растениях, которые ты, похоже, хорошо знаешь. Я всегда недоверчиво относился к их магическим свойствам, однако тебе, возможно, удастся переубедить меня.

Улыбнувшись, Каллистрата покачала головой. Тяжелый низкий пучок рассыпался, и черные блестящие волосы волнами накрыли спину и плечи. Откинув прядь со лба, знахарка лукаво взглянула на Артемия.

– Кто хочет верить, поверит на слово. Кто не хочет верить, не поверит даже в чудо, которое видел собственными глазами. Ты пожелал выслушать меня, тогда слушай. Папоротник делает человека обладателем золота, зарытого в земле. Есть еще адамова голова, которую собирают на болотах. Она приводит к сокровищам, спрятанным под водой. Другие травы могут оказать воину неоценимую помощь, например железная трава, собранная в Петров день. Если ты натрешь ею оружие, то никогда не промахнешься. Плакун-трава тоже приносит пользу. Возьми один из ее корней в форме креста, повесь себе на грудь, и твои враги убегут прежде, чем ты вступишь с ними в схватку, а все будут бояться тебя, как огня. Есть иван-да-марья. Тот, кто носит эту траву, может садиться на любую клячу – она тут же превратится в лучшего в мире скакуна. Существует и разрыв-трава: приложи ее к стенам или укреплениям – деревянным или каменным, – и они тут же рухнут. Тирлич-трава помогает в лесу. Выпей ее настой, и ни один дикий зверь не тронет тебя, ни медведь летом, ни волк зимой. Что касается имбиря, то он плачет, как дитя, когда его выкапывают из земли. Было бы хорошо, если бы вчера утром ты повесил его на грудь. Тот, кто носит имбирь, не тонет.

– Надо же! Ты думаешь, что мне следует попросить его у тебя, прекрасная колдунья?

– Попроси у меня лучше приворот-траву, которую собирают в ночь на Ивана Купалу. Эта трава пробуждает любовь, боярин, открывает сердце воина и позволяет ему познать сладость разделенной любви.

Смущенный Артемий украдкой взглянул на Каллистрату. Она неподвижно сидела рядом, опустив глаза, скрестив руки на груди, казалось, не вздымавшейся от дыхания. Повинуясь странному чувству, дружинник нежно отодвинул черную пелену волос, чтобы лучше видеть изящный профиль молодой женщины. Коснувшись ее подбородка, он развернул к себе красивое бледное лицо. Каллистрата подняла глаза. Дружиннику показалось, что в уголках их сверкают слезы. Словно загипнотизированный этим взглядом, которому огонь придавал почти невыносимый блеск, Артемий наклонился и прошептал:

– Зачем ты смущаешь меня, женщина? Я знал, что такое любовная сладость, но ее отняли у меня. Моя любезная супруга умерла, давая жизнь мертвому ребенку. С тех пор я избегаю женщин, поскольку каждая напоминает ту, которую я любил. Никто не может заменить мне ее. А тут ты…

– А тут я… Бесполезно избегать меня, боярин. Равно как и ветра, который поднимается и дует тебе в лицо. Равно как и дня, который рождается и заливает тебя светом. Равно как и судьбы, которая увлекает тебя вопреки твоей воле и неумолимо продолжает свой бег. Но если я должна дать тебе совет, то я прошу покинуть эти места и больше никогда не возвращаться. Уезжай как можно дальше и забудь о проклятых развалинах, о сокровищах, которые они скрывают, и о бедной женщине, которая любит тебя сильнее, чем собственную жизнь.

– Но почему? Я хотел бы…

Боярин попытался сбросить странные чары, которые, казалось, обездвиживали его. Не отрывая взгляда от глаз Каллистраты, он положил руки на плечи молодой знахарки и медленно, но твердо произнес:

– У меня нет ни малейшего желания бежать. Честь велит мне остаться и исполнить свой долг, как бы обстоятельства ни сложились… для всех, в том числе и для меня. Что за волшебная трава смутила тебя до такой степени, что ты поверила в уж не знаю какое предзнаменование?

Ничего не ответив, Каллистрата осторожно высвободилась, наклонилась и открыла небольшой ларчик, стоявший у ее ног. Прежде чем Артемий успел разглядеть содержимое, Каллистрата извлекла зеленовато-коричневатый порошок, который высыпала себе на ладонь.

– Это не трава, боярин, это огонь, – глухо сказала она. – Огонь никогда не ошибается. Вчера, еще до того, как Филиппос нашел твою лошадь, я увидела в языках пламени, что ты должен приехать. А вместе с тобой я увидела свою жизнь, которая должна измениться и… скоро закончиться. Я также почувствовала опасность, которой ты подвергаешься, ведя поиски в развалинах дворца языческого царя. Берегись, боярин!

Каллистрата бросила щепотку порошка в огонь. Мгновенно языки пламени заплясали, устремляясь ввысь над почти потухшими поленьями.

– Я в этом вижу лишь довольно необычный способ разжигать огонь, – улыбаясь, заметил дознаватель. – Где ты видишь подстерегающую нас опасность?

Каллистрата ничего не ответила. Она напряженно смотрела на языки пламени. Казалось, в ее расширенных зрачках отражалось нечто, что вызывало у нее ужас.

– Он там, я его вижу, – сказала Каллистрата, хватая дружинника за руку. – Он там в этот самый момент.

– Но кто? – спросил заинтригованный Артемий.

– Существо, которое несет Зло. Его тоже влекут сокровища, и он к ним гораздо ближе, чем вы все…

Каллистрата бросила остатки порошка в огонь, потом едва слышно, словно говорила сама с собой, продолжила:

– Я вижу его рядом с золотыми дукатами и сверкающими драгоценными камнями. Он дотрагивается до них… Эти сокровища… Он уже владеет ими, они принадлежат ему! И он готовится вновь убивать, чтобы защитить их! Языки пламени становятся менее светлыми, они краснеют… Можно подумать, что это река крови. Я вижу длинные красные нити, похожие на кровоточащие вены. Я вижу серебристый полумесяц. Он поднимается, потом опускается, словно кривая сабля. Я вижу, как брызжет кровь… Умоляю, боярин, не ходи туда! Он будет безжалостен к тебе, равно как и ко мне!

Каллистрата больше не смотрела на пламя. Схватив обеими руками руку Артемия, она пристально смотрела на дружинника огромными глазами, в которых застыло выражение невысказанного ужаса. Воину хотелось обнять молодую женщину и успокоить ее, как успокаивают ребенка. Но вдруг до них донесся звук шагов.

Знахарка по-прежнему пристально смотрела на Артемия, но взгляд ее стал спокойным и лучезарным и не выдавал недавнего смятения. Отроки, которые все это время увлеченно играли, с сожалением оставили кости, поднялись и направились к двери. У обоих правая ладонь привычно лежала на эфесе.

Ласково отстранив Каллистрату, дознаватель развернулся к двери.

Филиппос, взбежав по ступенькам крыльца, появился на пороге. Он сильно запыхался, и понадобилось несколько минут, чтобы начать говорить.

– Я бежал так быстро, как только мог, – выговорил он. – Там такое произошло! Как ты и предполагал, боярин, старый Прокоп один отправился в лес. Все шло хорошо, но потом он отыскал дерево и вынул из дупла траву. Во всяком случае, я так думаю, поскольку узнал мешочек, похожий на те, в которых держит травы мать. Но вместо того чтобы перепрятать мешочек в надежное место, как ты считал, он спрятал его на груди и отправился к развалинам Берендеев! Я шел за ним до поляны, чтобы убедиться в этом. Потом я его оставил там и побежал домой, подумав, что тебя следует срочно предупредить!

– Ты правильно сделал, – сказал Артемий.

Лицо дознавателя было хмурым. Он не предполагал, что Прокоп отправится на поиски клада той же ночью. Значит, придется считаться с его присутствием у развалин, поскольку, по всей очевидности, боярин там надолго. Однако не могло быть и речи о том, чтобы отложить собственные поиски.

– Идем немедленно! – распорядился старший дружинник. – В конце концов, на месте я смогу быстрее во всем разобраться! Тем хуже для Прокопа, если он примет нас за призраков. Надеюсь, что у него крепкие нервы.

– Будь осторожен, боярин! Ты искушаешь дьявола, отправляясь в заброшенный дворец, – прошептала Каллистрата. – Существо, которое хочет причинить тебе зло, там! Оно не дремлет!

– Ну что же, если со мной случится несчастье, ты вылечишь меня так же хорошо, как и в первый раз.

– Я не всегда буду здесь, – ответила молодая женщина с такой печалью, что у Артемия перехватило дыхание.

– Но ты сама призналась, что некоторые вещи нельзя изменить, – ласково напомнил он. – В первую очередь, любовь и смерть. К ним надо добавить человеческую волю. В любом случае, ничто не в состоянии поколебать мою волю. А теперь нам надо торопиться.

– Филиппос, проводи их, – вздохнула Каллистрата. – Не спускай с них глаз.

– Я попытаюсь, мама, – серьезно ответил мальчик.

Бледная луна висела в небе, словно зацепившись за макушки деревьев. Залитый серебристым светом лес казался непроницаемым и черным.

– Если мы потеряем тебя из виду, тебе придется дать нам какой-нибудь условный сигнал, – обратился Артемий к Филиппосу.

Улыбнувшись, мальчик кивнул. Поднеся ко рту сложенные руки, он издал звонкий прерывистый свист.

– Так кричит птица, которая летает только по ночам. Она встречается реже, чем сова. Здесь эту птицу называют…

– Замечательно, – оборвал мальчика дознаватель. – Этот сигнал позволит нам следовать за тобой, не выдавая своего присутствия. Постарайся вести нас так, чтобы мы не наделали много шума.

Через полчаса они вслед за Филиппосом выбрались на поляну. Артемий узнал место, которое накануне ему показывал смерд. Можно было различить остовы деревянных домов, в которых некогда жило племя Берендеев. С того места, где остановились дружинники, был виден древний царский дворец с остроконечной крышей в форме шатра. Однако они не видели ни части крыши, разрушенной временем, ни зияющей дыры на месте входной двери, поэтому здание казалось нетронутым. Оно возвышалось на плоской вершине холма в зловещем одиночестве и производило странное впечатление присутствия чего-то живого, но враждебного. Дружинникам стало не по себе.

– Можно подумать, что там кто-то живет! – прошептал Митько.

– Разумеется! Призрак царя Берендеев, – процедил Василий.

– Хватит молоть чепуху! – оборвал их Артемий тоном, не терпящим возражений. – Это явно не логово разбойников – слишком уж тихо. Значит, Прокоп там один, и он спокойно ищет сокровища. Сделаем ему небольшой сюрприз.

Упоминание о существе из плоти и крови придало отрокам смелости.

– Вход должен находиться с этой стороны, – продолжал дознаватель. – Мы пойдем так, чтобы нас прикрывали кустарники. Прокоп не сможет нас заметить. Я пойду первым, а вы по очереди будете следовать за мной, повторяя мои движения. Ты же, Филиппос, остановишься на полпути между дворцом и лесной поляной и подашь нам сигнал, если заметишь в окрестностях что-нибудь необычное.

Трое мужчин осторожно направились к заброшенному строению. Идти было не так легко, поскольку поляна была завалена толстыми балками, бревнами и источенными червями обломками деревянных конструкций. Артемий вспомнил о легенде: берендеи строили дома впритык друг к другу, и именно скученность стала причиной их смерти во время эпидемии.

Наконец осталось преодолеть лишь несколько локтей. Теперь дружинники отчетливо видели огромную дыру на месте двери. Но не было и намека, что в толстых каменных стенах когда-то были окна. Внутри царила кромешная темнота. Оказалось, что крыша намного слабее поддалась разрушительному действию времени, чем предполагал дознаватель. Для осмотра этой части развалин на лунный свет надеяться не приходилось. Мужчины могли бы зажечь факел, но сначала нужно было осмотреться, чтобы их не обнаружил Прокоп.

– Перед тем как войти, мы осмотрим здание снаружи, – прошептал Артемий. – Я хочу убедиться, что здесь нет второго выхода, что птичка не упорхнет, как только заметит нас. Я останусь здесь, а вы обойдите строение.

– А если по бокам или сзади есть выход?

– Василий лучше всех нас умеет передвигаться бесшумно. Он сообщит мне о бреши или двери, которую вы обнаружите. А ты, Митько, будешь ждать нас там. Таким образом, мы получим более четкое представление об этом месте.

Отроки двинулись вдоль стены дворца. Свернув за угол, они осмотрели боковую и заднюю стены. Здесь склон холма круто уходил вверх, в высокой траве и густом кустарнике угадывались разрушенные деревянные срубы. Митько провалился в небольшую нору, споткнулся и едва не упал, с трудом сдержав ругательство. Но в целом все прошло без сучка без задоринки. Отроки не обнаружили второго выхода, не встретили ни одной живой души. Приятели вернулись к старшему дружиннику, тот стоял у дверного проема, прижавшись к стене. Он подал знак подойти ближе и прислушаться. Изнутри доносился странный шум. Казалось, кто-то медленно передвигается, едва волоча ноги.

– Это призраки! – прошептал Митько, бросая на Василия взгляд, полный ужаса. – Идем отсюда!

В тот же миг шум прекратился. Жестом Артемий велел Митьку замолчать и прошептал на ухо Василию:

– Иди за мной, а Митьку скажи, чтобы он охранял вход и никого не выпускал.

Воспользовавшись тем, что облако заволокло луну и все погрузилось во мрак, Артемий проворно скользнул внутрь. Василий последовал за боярином. Теперь во дворце царила полная тишина. Мужчины медленно продвигались вдоль левой стены. Было темно, как в печке. Артемий осторожно ощупывал окружавшее пространство, но его руки встречали только пустоту. Вдруг тишину нарушило хлопанье крыльев. Вероятно, это была ночная птица, которую они вспугнули. Звук нисколько не напоминал странный шум, который они недавно слышали.

Взяв Василия за руку, Артемий отошел от стены на несколько шагов. Его вытянутая правая рука наткнулась на противоположную стену, параллельную первой. Вне всякого сомнения, пространство, в котором они находились, представляло собой довольно широкий коридор, ведущий от входа к внутренним помещениям. Держась за руки, дружинники ощупывали стены. Так они могли продвигаться вперед, уверенные, что никто и ничто не ускользнет от них.

Вдруг дознаватель почувствовал справа от себя пустоту. Это наверняка был вход в комнату в центре здания. Дернув Василия за руку, он повлек его за собой. По-прежнему на ощупь они принялись изучать окружающие стены. Комната оказалась не очень большой. Свернув четыре раза, они вскоре оказались у низкого входа, через который попали сюда. Артемий оставил Василия, а сам, раздвинув руки, принялся ходить вправо и влево, прочесывая центр помещения. Однако на всем своем пути он встречал лишь пустоту.

Выйдя в коридор, заваленный обломками, они двинулись вперед. Судя по всему, пол был земляной везде, кроме внутреннего зала, там дознавателю показалось, что он движется по большим каменным плитам.

Дважды свернув за угол, мужчины оказались, вероятно, в самой удаленной от входа части коридора. И тут до них долетел едва различимый стон, за которым последовал шум падения. Казалось, звуки доносились от главного входа. Дружинники бросились вперед. В тот самый момент, когда они увидели огромную дыру, залитую лунным светом, Василий наткнулся на трухлявое полено и сдавленно выругался. Артемий тоже споткнулся и не сдержал ругательств. Но было слишком поздно, чтобы играть в прятки. Выскочив наружу, они увидели недалеко от порога тело Митька. Дружинники опустились перед ним на колени. Митько застонал и открыл глаза.

– Посмотрите за домом! Негодяй, оглушивший меня, обогнул здание и побежал вон туда! – слабым голосом произнес Митько, приподнимаясь на локте и потирая затылок.

И тут в ночной тишине раздался условный сигнал Филиппоса. Несомненно, мальчик увидел, как человек, напавший на Митька, мчится прочь от дома.

– Беги, Василий! Постарайся его настичь! – крикнул Артемий. – Я останусь с Митьком.

Василий стремглав помчался за нападавшим.

Дознаватель осмотрел голову отрока. На затылке образовалась огромная шишка, но раны, похоже, не было.

– Я сидел на корточках у проема, прислонившись спиной к стене, – ворчал Митько, поглаживая шишку. – Так я мог наблюдать за тем, что происходит внутри, и одновременно следить за входом. Если бы кто-нибудь захотел пройти мимо, я увидел бы его. Но этот негодяй Прокоп бросил камень изнутри и провел меня, как младенца! Когда я, привлеченный шумом, повернулся, он оглушил меня и спокойно сбежал!

– Да, момент был выбран удачный. Василий и я практически не шумели, но тот, кто хорошо знает эти места, мог понимать, что мы находимся далеко от главного входа в тот самый момент, когда он предпринял попытку сбежать.

Через минуту появился запыхавшийся Василий.

– Ничего не поделаешь! Я бежал за ним до лесной поляны, но он оказался быстрее. Такое впечатление, что он хорошо знает окрестности и все препятствия! Увидев, что он углубляется в лес, я прекратил преследование.

– Ты сделал все, что мог, – сказал дознаватель. – Даже если бы мое раненое колено не мешало, даже если бы мы оба бросились за ним, мы ни за что не догнали бы его в лесу. Но Прокоп может и подождать. Митько, тебе лучше?

Отрок кивнул. Дознаватель вынул из кармана кремень. Подобрав несколько длинных смолянистых щепок, достаточно прочных, чтобы служить факелами, Артемий позвал спутников внутрь. Они пошли прежней дорогой. Добравшись до входа во внутреннюю комнату, они увидели, что от двери осталась железная створка, которая – хотя и поржавела – все еще поворачивалась в петлях. Раньше дверь закрывалась как снаружи, так и изнутри на массивный замок, который все еще болтался в проушине. Стены и пол были выложены большими плитами правильной формы, местами покрытыми мхом. Низкий потолок представлял собой поржавевшую железную панель. Помещение было совершенно пусто.

– Учитывая, что это единственное помещение во дворце, я полагаю, что именно здесь восседал царь берендеев, – предположил Артемий, закончив осмотр. – Я все думаю: что могло его заставить сделать такой потолок? Или там находится пресловутый тайник, в пространстве между потолком и крышей?

Покинув железную комнату, дружинники двинулись по широкому коридору, окружавшему центральное помещение по периметру.

– Мы уверены только в одном, – заявил Митько. – Пока вы осматривались, Прокоп находился в коридоре и крался к выходу по другой его части. Моя вина, что он сбежал! Я вел себя, как неопытный сосунок, – сетовал он, потирая огромную шишку на затылке.

– Не забывай, у него серьезное преимущество. Он пришел первым. И он прекрасно знает эти места! – возразил Василий. – Прекрати терзать себя. Мы знаем, где его можно найти. Но только что это за странный звук мы слышали? Насколько мне известно, Прокоп не волочит ноги при ходьбе…

– А может, он что-то волочил? – оборвал Василия Митько. – Послушай, да это же ясно! К моменту, когда мы пришли, он уже нашел сокровища! Но поскольку они очень тяжелые…

– В таком случае он должен был бросить их на месте, поскольку бежал, как заяц. У меня впечатление, что драпал он налегке, – заметил Василий.

– Осмотрим другую часть коридора, – велел дознаватель. – Не думаю, чтобы он сбежал, не спрятав находку. Но кто знает…

Следуя за старшим дружинником, который освещал дорогу факелом, отроки прошагали по коридору, стараясь не наступать на чурбаны и трупы летучих мышей. Они уже видели вход и ночное небо, как вдруг Артемий остановился. Слева он заметил неглубокую нишу. Из ниши, перегораживая проход, торчали чьи-то ноги в лаптях.

Артемий, приблизившись к зловещей находке, склонился над телом. Человек, казалось, спал, прислонившись к стене ниши.

– Нет, отсюда сбежал вовсе не Прокоп, – сказал дознаватель, выпрямляясь. – Старый боярин навсегда покончил с поисками сокровищ.

– Значит, мы споткнулись о ноги этого несчастного! – ошеломленно прошептал Василий.

Отроки помогли старшему дружиннику вытащить тело из ниши в коридор. Во лбу Прокопа зияла огромная рана, а левая часть лица была полностью залита красным. Красивая седая борода старого воина почернела от запекшейся крови и прилипла к шее и груди длинными спутавшимися прядями.

– Раз напавший – не несчастный боярин, то кто же оглушил меня? Кто убил старика и почему? – пробормотал Митько.

– В любом случае, не призраки, – процедил Артемий сквозь зубы. – Никто не сумеет меня убедить, что дух способен нанести удары, вызвавшие смерть хранителя библиотеки и боярина Прокопа. Существо, несущее смерть, как сказала Каллистрата. Да, воистину, существо из плоти и крови, которое ревностно охраняет сокровища!

– Значит, ведунья знала о том, что произойдет? – хором воскликнули Митько и Василий.

– Она действительно предсказала нечто… Это смущает меня, учитывая то, что сейчас произошло. Но она ничего не говорила о личности убийцы.

– Надо ее расспросить более убедительными методами! – закричал Митько.

Артемий покачал головой.

– Не думаю, что это хорошая мысль. Да и не поможет это нам. Предупреждая меня об опасности, Каллистрата сказала все, что ей было известно… Вернее, то, что она более или менее смутно предчувствовала. Она не ошиблась, заявив, что прольется кровь. Судя по всему, Прокоп слишком близко подошел к тайнику, который именно в этот злополучный момент осматривал убийца. Ужасное дело! У нас три трупа и ни малейшей зацепки. Подумать только… Я подозревал Прокопа, а бедняга мечтал лишь о счастье дочери! Давайте-ка вернемся в комнату царя берендеев. Что-то мне подсказывает…

Дознаватель повел спутников в помещение с железным потолком.

– Взгляните на эти коричневатые пятна на плитах, – сказал он, тщательно осмотрев пол. – Преступление было совершено именно здесь. Убив неосторожного боярина, злодей наверняка положил бы труп у подножия холма, и, возможно, в том самом месте, где было найдено тело хранителя библиотеки. Таким образом он рассчитывал убить двух зайцев: подтвердить легенду о призраках, которые никому не позволяют приближаться к проклятому холму и унести тело подальше от места, где находятся сокровища. Шум, который мы слышали, издавал преступник, когда тащил тело к выходу. Но поскольку он услышал, как мы вошли в заброшенный дворец, то сразу понял, что не сможет в одиночку противостоять нам. Он спрятал тело в нишу и стал ждать, когда мы с Василием окажемся далеко от выхода. Затем он оглушил Митька и убежал в лес.

– Ты дважды упомянул о сокровищах, – задумчиво произнес Василий. – Значит ли это, что теперь ты веришь в их существование?

Несколько мгновений Артемий молчал, пристально глядя на следы крови на старых плитах.

– Слишком много людей говорят о сокровищах и ищут их, – наконец ответил он. – Брат князя, Прокоп… Даже такая просвещенная и ученая женщина, как Каллистрата, верит в них. Похоже, что смерть хранителя библиотеки тоже как-то связана с легендой. Я не знаю, как объяснить эту лихорадочную деятельность, а также совпадения. Но нет дыма без огня. Я не имею ни малейшего представления ни о стоимости, ни о характере клада, но теперь я уверен, что он существует.

– А я с самого начала верил в его существование, – убежденно заявил Митько. – Но в таком случае призраки берендеев тоже существуют!

– А тебе уже доводилось видеть призраков, гуляющих с вполне реальными мечами, к тому же таких размеров? – холодно возразил Василий.

– Слава Богу, я с ними никогда не встречался, но…

– Пойдемте-ка к Филиппосу, – оборвал Митька Артемий. – Если судить по сигналу, мальчишка видел, как нападавший выбежал отсюда. Возможно, он сумеет описать злодея более четко, чем Василий, который видел убийцу издалека.

Через несколько мгновений на склоне холма в колеблющемся свете факела появился мальчик.

– Я заметил его, боярин, – подтвердил ребенок. – Но все же он был слишком далеко от куста, в котором я прятался, и я не сумел различить его черты. К тому же у него на голове было нечто вроде капюшона, и поэтому я не смог увидеть его волосы и лицо. Но я заметил, что он был высоким, выше, чем ты, боярин… Возможно, как Митько, но более худой. Я бы сказал, что он очень худой, поскольку его просторная одежда летала, как на пугалах, которые землепашцы ставят в полях. И еще он немного сутулился… Но как быстро он бежал! Такое впечатление, что он знает, по каким тропинкам спускаться, чтобы не споткнуться о ветви и чурбаны, которые валяются на холме.

– Хорошо, Филиппос. Твое описание поможет мне, – кивнул Артемий.

Но на самом деле дружинник был разочарован. Испуганному мальчику, скрывающемуся в зарослях, любой человек среднего роста мог бы показаться высоким. Что касается сутулости… Даже если таинственный убийца хорошо ориентируется, он вынужден смотреть, куда поставить ногу, спускаясь с холма, заваленного поленьями и заросшего травой. Длинная просторная одежда тоже не могла стать зацепкой. Она не указывала на социальную принадлежность. Так одеться мог любой. А капюшон развеивал последнюю надежду на возможность установления личности преступника, поскольку стрижка и длина волос оставались неизвестными.

– Было бы неразумно уйти, не попытавшись отыскать пресловутый тайник, – решил Артемий. – Особых надежд я не питаю, но все же мы тщательно осмотрим железную комнату. Василий и я начнем со стен. А ты, Митько, займешься потолком. Изучите все зазоры, любые щели, где может скрываться тайный механизм. Филиппос, ты будешь светить нам. Постарайся найти смолистые чурки. Ты же знаешь, как сделать хороший факел. Собери также длинные и достаточно сухие чурбаки, которые валяются на полу в коридоре.

Через два часа измученные дружинники уселись на пороге главного входа, жадно вдыхая свежий ночной воздух.

– Я прощупал потолок пядь за пядью. Ничего! – в отчаянии воскликнул Митько.

– Мы тоже ничего не обнаружили в стенах, – вздохнул Василий.

– Ничего страшного, – вмешался Артемий, подбадривая отроков улыбкой. – Сегодня ночью мы сделали все, что в наших силах. По крайней мере, в том, что касается этих проклятых сокровищ. Но мы вернемся и продолжим поиски днем. А теперь надо подумать, как быть с телом Прокопа. Митько и Василий, вы отправитесь в город за телегой или, в крайнем случае, за лошадью. Тело надо отвезти в дом.

– А пока мы можем перенести тело к нам, – предложил Филиппос.

Дружинники переглянулись.

– Поскольку твоя мама – ведьма, лучше не впутывать ее в эту историю, – смущенно начал Митько. – Люди глупые, они могу вообразить невесть что…

– Мама – не ведьма! Она каждый день зажигает свечи перед иконой святой Богородицы! – воскликнул Филиппос. – Я же не боюсь трупов. Впрочем, мама говорит…

– Митько прав, – сказал Артемий, обнимая мальчика за плечи и прижимая к себе. – Конечно, никто не верит, что Каллистрата – ведьма, но лучше не впутывать ее в это дело. А поскольку ты не боишься мертвых, ты составишь мне компанию, пока Митько и Василий будут искать лошадей. Мы побеседуем. Как ты на это смотришь?

Филиппос радостно кивнул. Отроки ушли, боярин зажег новый факел и прикрепил его к стене, потом усадил мальчика на пороге рядом с собой, вынул варяжский камень из-под кольчуги и принялся, глядя на звездное небо, гладить рисунок, выгравированный на плоской поверхности.

– Покажи мне свой талисман, – робко попросил Филиппос.

– Откуда ты знаешь, что это талисман?

– Я догадался по тому, как ты его держишь.

Артемий протянул камень мальчику. Пламя факела позволяло рассмотреть узор, слегка стершийся от времени, – странный кубок с раздвоенной ножкой и волнистые линии.

– Можно подумать, что это сосуд, в который вот-вот польется жидкость. Как ты думаешь, это вода или вино?

– Это не сосуд, и… Лучше я объясню тебе это в следующий раз, – ответил дружинник.

Артемий напрасно надеялся, что сможет молча сосредоточиться в обществе мальчика. Ребенок, наделенный живым и любознательным характером, требовал внимания.

– Как хочешь, – вздохнул Филиппос. – В таком случае, может, ты меня научишь каким-нибудь приемам, которые окажутся полезны в рукопашной схватке?

Дознаватель не хотел огорчать мальчика. Кивнув, он поднялся и отцепил ножны. После получасовой тренировки Филиппос воскликнул:

– А теперь давай с мечом! Поскольку с нами нет твоего друга, белой лошади, обойдемся без лошадей. Готовься к битве, боярин!

Филиппос схватил длинную веттку и прикрепил ее к поясу. Артемий, пряча улыбку, выбрав другую ветвь, очистил ее от листьев и тоже прикрепил к поясу. Дружиннику казалось немыслимым, что он, бывалый ратник, военачальник, вдовец, испытывает такое удовольствие, играя с одиннадцатилетним мальчиком…

Как только мужчина был готов, Филиппос заявил:

– Я брошу камень. Когда он упадет на землю, мы обнажим мечи и начнем схватку!

Но вместо того чтобы подать условленный сигнал, мальчик воскликнул:

– Нет, ты хитришь! Так не пойдет! Я видел, как ты поднес руку к эфесу меча!

– Нет, уверяю тебя! – возмутился Артемий. – Вернее, я сделал это машинально, не думая. Ну, начнем! Обещаю, я дождусь сигнала!

Схватка была жестокой, и победителем из нее вышел Филиппос. Мужчина и ребенок вновь уселись на порог.

– А не слишком ли быстро ты сдался? – спросил Филиппос, запыхавшийся, с лукавой улыбкой.

– Вовсе нет, – твердо ответил дружинник. – Меня подвела старая рана колена. Ты с честью вышел победителем. Придет время, я научу тебя нескольким секретным приемам, и ты станешь непобедим.

– Мне бы хотелось… Но когда? Как только ты найдешь преступника, ты уедешь в Смоленск, и мы больше не увидимся.

Артемий почувствовал, как сжалось сердце. Не стоило давать мальчику обещаний, которые невозможно сдержать. Вынув камень из внутреннего кармана, мужчина сказал:

– По крайней мере, есть вещь, которой я могу попытаться научить тебя сейчас же. Раз мой талисман заинтересовал тебя, смотри. Этот камень достался мне от отца. На протяжении многих поколений он принадлежал воинам моей семьи. То, что ты принял за сосуд в форме кубка, на самом деле является головой человека.

– Я тоже говорил себе, что это странным образом похоже на человека. Но почему голова имеет форму полукруга? Именно это заставило меня подумать о кубке.

– Это показывает, что разум человека открыт всему, что его окружает, и прежде всего силам небесным.

– А небо? Зачем его надо было изображать с помощью линий, которые колышутся, словно морские волны?

– Для моих варяжских предков море было источником жизни. Но именно небо символизировало высшее могущество, могущество огня, которому варяги-язычники поклонялись наравне с солнцем. Во Вселенной все едино. Природа, наша общая мать, позволяет нам рождаться. Она убаюкивает нас, вскармливает и принимает в свое лоно в час нашей смерти. С этой точки зрения не существует различий между морем, небом и землей.

– Ты рассуждаешь, как язычник, – с подозрением заметил Филиппос.

– Нет. Я верю в Святую Троицу так же твердо, как и твоя мама. Впрочем, она нашла верное слово для определения этого неба-моря, которое ты видишь над головой человека – Высшие Воды. Мои предки называли этот символ Силой небесной. Чтобы усмирить эту силу, надо иметь открытый разум. Надо уметь сливаться с природой, жить в одном ритме с ней. Именно так я стараюсь поступать всякий раз, когда сталкиваюсь с проблемой или когда для меня наступают трудные времена. Я выхожу ночью, смотрю на небо и пытаюсь создать внутри себя пустоту, поглаживая камень. Я воображаю, как небесные волны кружатся вокруг меня. Я заставляю их звучать у себя в голове, так, как слушают рокот моря, прижав к уху раковину. Именно таким образом я часто нахожу решения проблем, которые не дают мне покоя.

– Ты этому хотел меня научить? Но у меня нет магического камня.

– Я расшифровал тебе его послание, а это важнее всего. Ты можешь взять любой предмет и делать то же самое. Давай, попытайся. Я дам тебе свой камень, и мы, сосредоточившись, будем размышлять над проблемой, которая больше всего волнует каждого из нас.

Артемий протянул камень Филиппосу. Тот благоговейно принял его, сжал в ладони и принялся созерцать небо, широко раскрыв глаза. Мужчина погрузился в размышления. Некоторое время назад его посетила смутная мысль. Дознаватель пытался уловить ничтожную деталь, которая прояснила бы ее. Он вновь и вновь представлял зловещий коридор, ведущий в единственную комнату дворца, зал с железным потолком, видел лицо боярина… Неожиданно Артемий хлопнул себя по лбу: ну конечно! Эта мельчайшая подробность, которая постоянно ускользала. Она могла бы, вероятно, навести на след…

– А вот и мы!

Голос Митька раздался совсем рядом.

– Мы приказали разбудить юную боярышню и обо всем поведали ей. Признаюсь, это было нелегким делом. Бедняжка была поражена ужасной новостью, она отказывалась верить…

– В конце концов боярышня распорядилась дать нам телегу, – вмешался Василий. – Мы доехали как можно ближе, но тропинка слишком узкая, чтобы можно было подкатить сюда. А вот лошадь удалось довести до подножия холма. Но мы предпочли оставить ее там. Она не смогла бы взобраться из-за бревен и остатков стен. Их здесь слишком много. Я привязал ее рядом с нашими лошадьми.

– Очень хорошо, – одобрил дознаватель. – Сделаем носилки из веток и плаща Прокопа. Вы донесете тело до лесной поляны, оттуда на лошади – до телеги.

Дружинники вынесли труп из дворца. По приказу Артемия, Митько стянул свою льняную рубаху и обернул ею голову старика, закрывая ужасную рану, обезобразившую лоб покойного. Когда носилки были готовы, отроки осторожно уложили на них тело и принялись спускаться.

– Не забудь, чему я учил тебя сегодня, – шепнул Артемий Филиппосу, прежде чем последовать за отроками.

И многозначительным тоном добавил:

– Небесная Сила.

– Думаю, я понял. По крайней мере, начинаю понимать. А ты решил свою задачу?

– Я тоже начинаю кое-что понимать, – ответил дознаватель. – Причем быстрее, чем сам надеялся!

– Тогда удачи и хорошей охоты! – улыбнулся Филиппос.

Дружинник дружески похлопал Филиппоса по спине, и ребенок исчез в зарослях, окружающих холм. Артемий спустился, помог отрокам взвалить труп на лошадь, и они направились по узкой тропинке, исчезавшей в черной гуще леса.

 

Глава VIII

Было далеко за полночь, когда Артемий и его спутники добрались со своей скорбной ношей до дома покойного боярина. Их встретил Олег. Он объяснил дознавателю, что, услыхав о смерти отца, боярышня немедленно послала к нему гонца. Олег не мешкая покинул дом бабки и поспешил к возлюбленной, чтобы вместе с ней дождаться, когда привезут тело.

Князь и дружинники перенесли труп в опочивальню старого боярина и уложили на кровать. Несмотря на поздний час, челядь была на ногах, поскольку печальная весть распространилась с быстротой стрелы, пущенной в степи. У порога толпились соседи и слуги. Суровые и бледные лица, глаза, покрасневшие от слез. Многие казались растерянными. Большинство собравшихся хранило молчание. Несколько женщин читали заупокойные молитвы и пронзительно и монотонно причитали по народному обычаю. Боярышни не было видно – Олег, опасаясь, что при виде изуродованного и залитого кровью лица отца Подлипа испытает сильный шок, запретил ей покидать покои, поручив невесту заботам служанки. Брат князя велел трем слугам, в том числе старому Михею, омыть и обрядить покойного в чистые одежды. Отозвав Олега в сторону, Артемий коротко рассказал ему об обстоятельствах, при которых они обнаружили труп Прокопа.

– Какая неосторожность! – воскликнул Олег. – Я подозревал о его намерениях. Достаточно было видеть его понимающий вид и таинственные улыбки, едва кто-нибудь упоминал о легенде. Какое безумие! На что он надеялся? Я же ясно сказал ему не искать золото берендеев, ведь… Ведь это дело нисколько его не касается!

– Но главное «ведь» – то, что ты рассчитываешь сам им заняться, боярин. Бесполезно отрицать, я знаю. К сожалению, сейчас не лучший момент, чтобы обсуждать это. Побеседуем днем. Как только рассветет, я приду к тебе, сюда, в дом твоей возлюбленной. Прошу тебя, не отказывай.

– Я не знаю, чего ты ждешь от этого разговора. Я не смогу дать разъяснения, которые помогли бы найти убийц Прокопа и хранителя библиотеки. Но, может, у тебя есть какие-нибудь зацепки?

– У меня нет прямых зацепок, – уклончиво ответил дознаватель. – Но есть идея, которая непременно должна тебя заинтересовать.

– Идея не поможет тебе установить личности убийц. Вот если бы у тебя были обоснованные подозрения…

– Позволь мне выполнять свой долг, а ты выполняй свой, боярин. Займись ночным бдением и позаботься о возлюбленной. Завтра я расскажу тебе и об идеях, и о подозрениях, при условии что ты будешь со мной откровенен.

Олег хотел было ответить, но прикусил язык, лишь с вызовом посмотрел на дружинника. Артемий почтительно поклонился князю и, не добавив ни слова, покинул дом в сопровождении отроков.

Они добрались до дома Дарьи. Боярыня спала, но Артемию удалось переговорить со старым ключником, который подтвердил: Олег пришел поздним вечером и заперся в своих покоях. Ночью ключника разбудил гонец, который потребовал княжеского брата. Это был, несомненно, слуга, посланный Подлипой. Ключник видел, как Олег стремительно выбежал из дома вместе с гонцом. Артемий поблагодарил старика и велел ложиться спать. Ключник был абсолютно искренен, но разве можно было утверждать, что Олег не покидал дом между прибытием гонца и своим возвращением с пира? Тем не менее дознавателю казалось, что эти сомнения не были главными в проблеме, которая не давала покоя его измученному уму.

Уставшие отроки тоже легли. В доме все спали, когда Артемий вышел на крыльцо и устроился на высоких ступенях. Ему надо было подумать. Поглаживая пальцем рисунок, выгравированный на камне, он пытался мысленно сложить все мельчайшие детали, которые недавно так поразили его. У него не было сомнений: детали помогут сформулировать гипотезу. Но чтобы ее проверить, понадобится долгое тщательное расследование. Однако у дознавателя было очень мало времени, поскольку теперь он уверился – убийца непременно нанесет новый удар. Тем не менее существовало и другое решение: составить рискованный план, который позволит сразу же разоблачить виновного. «Если я прав, придется действовать крайне осмотрительно», – думал Артемий.

Вновь покрутив все детали плана, дознаватель сказал себе, что у него достаточно высокие шансы на успех, однако следует быть очень осторожным и бдительным, ведь противник – человек, наделенный острым умом, умом, который казался даром скорее дьявола, чем Бога, существом, ценящим жизнь ближнего еще меньше, чем разбойник с большой дороги. Почувствовав, что его могут разоблачить и отнять то, что он считает своим, злодей пойдет на все и устранит нависшую угрозу. «В любом случае у меня нет выбора, – думал Артемий. – Я должен незамедлительно осуществить свой план, иначе появятся новые жертвы». Приняв решение, дознаватель отправился спать.

На следующий день старший дружинник встал поздно. Он в одиночестве съел сытный завтрак, который подала молодая служанка с круглым, как луна, лицом. Служанка сообщила, что боярыня уехала, чтобы проследить за полевыми работами, и что отроки ждут его во дворе. Выйдя из дома, Артемий обнаружил своих спутников. Молодцы с пристальным интересом наблюдали за схваткой петухов, которая происходила – вопреки всем правилам этой излюбленной забавы – непосредственно в курятнике. У изгороди стояла молодая горожанка в яркой поневе и пожирала глазами не дерущихся петухов, а неотразимого Митька.

– Давай, давай! Врежь его клювом по голове! – кричал Митько.

– Напрасно ты его подбадриваешь. Побеждает мой петух! – невозмутимо бросил Василий.

– А, вот и ты, боярин! Что-то сегодня утром ты разленился! – улыбнулся Митько, приветствуя дружинника. – Ты на чьей стороне?

– На стороне вот этого, – ответил Артемий, рассеянно показывая на черного петуха.

– Ты ошибаешься! Разве ты не заметил, что рыжий петух более крепкий? – удивился Митько.

– Напротив, боярин сделал правильный выбор. Мой петух более проворный и более быстрый, – возразил Василий.

– Ну хватит! Вы достаточно повеселились. Теперь пора приниматься за работу! – распорядился Артемий. – Сегодня мы должны посетить три места. Я предпочитаю начать с монастыря. Вы со мной. Поторапливайтесь!

– Жаль, – обратился Василий к Митьку. – Еще одна хитрость и удар, как тот последний, и от твоего ставленника остались бы только гребешок да хвост.

– Это еще почему? – проворчал Митько. – Не кукарекай, пока не рассвело. Схватка еще не закончена! Впрочем, если бы я не заговорил с прекрасной Феодосией, то и смотреть бы было не на что. Это не бойцовские петухи, и без разрешения Феодосии, настоящей царицы птичьего двора…

И Митько бросил пламенный взгляд на девушку, покрасневшую, как мак.

– Не беспокойся, моя любезная! Я вернусь не позднее, чем петухи прокричат вечернюю зарю. Постарайся не забыть обо мне до тех пор! – крикнул он, взлетая в седло.

Выехав за пределы усадьбы, всадники пустили лошадей галопом, но в лесу пришлось перейти на шаг. Однако они хорошо знали дорогу и очень скоро увидели золотые звезды на куполах храма.

После традиционных приветствий дружинники въехали на территорию пустыни. Оставив животных на попечение послушника, работавшего в конюшне, они направились к церкви.

Внутри было темно, несмотря на свечи, горевшие перед алтарем и иконами святых. Освещена была лишь та часть нефа, где работал художник Злат. Десятки огоньков освещали жуткую сцену Судного дня. Леса были переставлены, и дьявол с красными глазами и сардонической улыбкой, занимавший центр фрески, был хорошо виден. Благодаря причудливому оптическому эффекту, сверкающие глаза дьявола всегда, с какого бы места на него ни смотрели, были прикованы к глазам зрителя. Казалось, взгляд дьявола проникал в самую глубь души. Внимательно изучив этого персонажа, Артемий понял, что сильнее всего поражает не чудовищная внешность дьявола, а его странный взгляд, неподвижный, жгучий. Казалось, окружавшие отца зла души были безразличны ему. Его словно притягивала к себе новая жертва, представшая перед ним, – сам зритель.

– Чертов пачкун! – проворчал Митько, не отрывая глаз от фрески. – Увидев это, так и хочется перекреститься! Меня мороз по коже продирает.

– Не знаю, как можно быть добропорядочным христианином и рисовать подобные гадости! – чуть слышно заявил Василий. – Существуют образы, которые угодны Господу, я не отрицаю. Но есть различие между…

– Главное различие, друг мой, – это различие между добропорядочными христианами, которые разбираются в искусстве, и теми, кто в нем ничего не понимает, – раздался желчный голос художника Злата.

Его бледное лицо появилось из-за лесов, локтях двадцати от земли. В одной руке у него была кисть, а другой он держался за вертикальный брус, соединяющий настилы.

– Единственное различие, которое действительно имеет значение, – рассудительно заметил Артемий, – это различие между подлинным искусством, обязанным своим процветанием Божьей милости, и мазней, производящей сильный, но слишком примитивно-низменный эффект. И хотя профан может порой заблуждаться, профессиональному художнику непозволительно такое неразумение. Он должен быть тем более бдительным, что демон гордыни способен заставить его забыть об этом различии. Но хватит попусту болтать.

– Вот именно, – одобрил Злат. – Сейчас выдался редкий момент, когда меня никто не беспокоит. А тут явились вы со своими рассуждениями. Я могу полностью отдаваться своей фреске только в течение двух-трех часов.

– Я беспокою тебя не просто так, – спокойно ответил дознаватель. – Отроки, подождите-ка на улице. Мне надо поговорить с художником.

Младшие дружинники вышли, и Артемий спросил, подойдя ближе к лесам:

– Ты не можешь спуститься на минутку? Так будет легче вести разговор.

– Нет, – хмуро бросил Злат. – Мне и без того надоело прерывать работу. Зачем спускаться, рискуя свернуть себе шею, из моего орлиного гнезда только для того, чтобы обменяться парой слов?

Злат устроился на верхнем настиле и свесил ноги. Цепляясь за брус, он немного наклонился.

– Ну, боярин, какой важной новости я обязан удовольствием вновь выслушивать твои увещевания?

– Да, действительно речь о новости. Я пришел сообщить, что сегодня ночью умер боярин Прокоп.

– Боярин Прокоп является… был одним из самых известных жителей Рши. Но я не понимаю, какое отношение ко мне имеет его смерть.

– Его убили в разрушенном древнем дворце берендеев.

– Надо же! Призраки вновь нанесли удар, – усмехнулся Злат. – Но я по-прежнему не понимаю, почему ты так торопился сообщить мне об этом. Насколько мне известно, у Прокопа никогда не было намерения объявить меня наследником. Я же никогда не испытывал к нему сыновних чувств. Думаю, ты даром теряешь время, разговаривая со мной об этом.

Злат встал, смахнул пыль со штанов и, повернувшись спиной к дознавателю, наклонился, чтобы подобрать упавшую кисть. И вдруг треск доски заставил Артемия вздрогнуть. Он увидел, как художник схватился за горизонтальный брус, а доски настила, не выдержавшие его веса, посыпались на плиты, грохоча и цепляясь о края нижних настилов. Злат, вцепившись обеими руками в брус, повис. Он опасно болтался над пропастью высотой более двадцати локтей.

Распахнулась дверь. Отроки, привлеченные шумом, выросли на пороге.

– Что… – начал Митько и тут же замолчал.

Мужчины застыли, не отрывая глаз от человека, висевшего в пустоте. Мгновения хватило художнику, чтобы собрать волю в кулак. Он сумел переместиться влево и кое-как изменить позу, ухватившись за вертикальный брус руками, а потом обвив его ногами. В таком положении он спустился на нижний настил. Не меняя позы, он нащупал лестницу, приставленную к лесам, и смог наконец спуститься.

Несколько минут прошли в полном молчании.

– Мне еще никогда не было так страшно! – признался Злат с вымученной улыбкой. – Это немыслимо! Вот уже три месяца, как я работаю над фреской, и у меня никогда не возникало проблем с лесами!

– Вот она, эта проблема, – заметил Артемий, подобрав с пола два куска доски. – Кто-то подпилил ее.

Злат и отроки недоверчиво посмотрели на деревяшку. Дознаватель не ошибался. В центре доска действительно была подпилена.

– А ведь я работал над фрагментом, расположенным рядом! – выругавшись, прошептал Злат. – В любом случае я наступил бы на эту чертову доску!

– Таким образом, наш приезд спас тебе жизнь. Ты по-прежнему не рад нас видеть? – насмешливо спросил Митько.

– Я чуть не разбился, но мне повезло, – возразил Злат. – И кто мог?..

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – серьезно заметил Артемий. – Может, ты подозреваешь кого-нибудь из братьев?

– Нет! Никого конкретно. – Злат недоуменно пожал плечами и добавил: – Главное, я не понимаю почему. Впрочем, это мог сделать любой. Вчера до вечери в кухне вспыхнул огонь. Опасность пожара была настолько велика, что все братья бросились носить воду из реки. В течение двух часов задние ворота были распахнуты, чтобы монахам было легче ходить туда-обратно. Суматоха была такой, что любой посторонний мог проникнуть в монастырь незамеченным.

– И по той же причине какой-нибудь монах мог проскользнуть в церковь и спокойно подготовить покушение, – заметил старший дружинник.

Дознаватель подошел к художнику и, глядя ему прямо в глаза, сказал, чеканя каждое слово:

– Хватить ходить вокруг да около! Ты должен признаться, кого подозреваешь. С момента нашей первой встречи ты все юлишь. Но знай, я понимаю, какую игру ты ведешь. Разве смерть твоего друга Макара оставила тебя равнодушным? А смерть других? Гордыня в конце концов погубит тебя вернее, чем все ловушки, расставленные убийцей!

Удивленные неожиданной вспышкой гнева, отроки смотрели то на Артемия, то на Злата. Но художник не утратил ни самоуверенности, ни красноречия.

– Твои слова слишком туманны, как старые фрески, на которых ничего нельзя различить! – надменно произнес Злат. – Еще одно внушение, которое не будет иметь последствий! Надеюсь, боярин, что в качестве ищейки ты лучше, чем в роли проповедника. Мне не в чем себя упрекнуть, если только не в отказе исповедаться в том, что тебя не касается. Я предпочитаю оставаться в стороне…

Дверь открылась, и в церковь величаво вошел отец-настоятель.

– Что здесь происходит?

– Только что кто-то покушался на жизнь Злата, – ответил Артемий. – В этом нет никаких сомнений. Одну из досок настила, на котором он должен был работать, кто-то подпилил. Если бы мы не побеспокоили Злата, он, падая с лесов, свернул бы себе шею.

Лицо старца помрачнело. Он молча осмотрел куски дерева, которые протянул Артемий, и сказал:

– Позавчера послушник Макар умер на плитах этой же церкви. Что касается причины, наш травник колеблется. То ли это сильный приступ печеночной колики, то ли пищевое отравление. Неужели и сейчас речь идет о преступлении?

– Я в этом уверен, – твердо ответил дознаватель.

– Я узнал, что в день своей смерти послушник покидал монастырь без разрешения. Что касается художника, то он не является членом нашей общины. И пусть эти преступления не подпадают под юрисдикцию Церкви с формальной точки зрения, все же они произошли на территории пустыни. Я прикажу провести расследование. А ты, Злат, – обратился старец к художнику, – эти два-три дня, которые нужны тебе, чтобы закончить, будешь работать под присмотром двух братьев. Ты можешь выбрать тех, кто помогал тебе растирать краски.

– Благодарю, отец Никодим, – кланяясь, прошептал Злат. – Если позволишь, я отдохну до обеда.

Старец кивнул. Молодой человек быстро попрощался с дружинниками и направился к выходу. Было слышно, как за ним закрылась тяжелая дверь.

– Я попрошу тебя дать показания, которые запишет брат, отвечающий за ведение наших книг, – сказал старец, обращаясь к Артемию. – Это займет некоторое время, но твои свидетельства нужны для расследования.

– Этим могут заняться отроки. Они знают, как Злату удалось избежать смерти. А мы тем временем продолжим наш разговор, если ты не возражаешь.

– Как скажешь, – согласился отец-настоятель, провожая взглядом выходивших мужчин. – Я хочу воспользоваться случаем и спросить, есть ли новости по делу, из-за которого ты приехал в Ршу? Куда они тебя привели?

– К сокровищам берендеев.

Подняв брови, старец едва сдержал улыбку.

– Ты не собираешься бросать этот ложный след? А мне казалось, что в начале расследования ты верил в существование сокровищ не больше, чем я.

– Новая жертва доказала, что клад существует.

– Ты говоришь об убийстве боярина? Да, монах, ездивший утром в город, сообщил мне эту печальную весть. И как только мог почтенный старик позволить себя одурачить до такой степени, что отправился к развалинам, пользующимся дурной славой?

– В том-то и дело, отец Никодим. С момента приезда в Ршу хранителя библиотеки легенда о берендеях завладела умами многих. Сейчас мне кажется, что ложный след – это княжеская печать и золотые монеты, украденные у боярина. Но меня очень интересует, что такого хранитель библиотеки узнал о сокровищах, что вызывало череду событий, в том числе его смерть.

– Послушай, боярин! Да какая тут связь? Хранитель библиотеки возвращался из Царьграда! Что он мог узнать такого, что имело бы отношение к древнему языческому городищу недалеко от Рши?

– Он знал достаточно, чтобы отправиться туда. Однако ему помешали воспользоваться сделанными открытиями. Точно так же прошлой ночью боярину Прокопу помешали проверить действенность волшебной травы, которая должна была привести его к сокровищам. Однако, как мне сказали, есть человек, который знает верный способ и владеет подлинным ключом к золоту берендеев, – это брат князя Олег.

– Этот «ключ», как ты выразился, открывает дверь. Однако он вовсе не тот ключ, о котором ты думаешь, боярин Артемий. Олег, безусловно, владеет ключом от тайны, поскольку он мог встретиться с хранителем библиотеки в городе, до того как тот приехал в пустынь. Кто знает, о чем они говорили?.. Хочу дать тебе добрый совет. Не забывай, что твой долг заключается не только в том, чтобы установить правду, но и в том, чтобы защитить княжескую семью. Выведай у Олега, что он узнал, но, ради Христа, не позволяй ему приближаться к месту преступления, к месту вожделения, проклятому Богом. Я отношусь скептически ко всему, что ты говоришь о сокровищах, поскольку для меня это всего лишь побасенка, приукрашенная простонародьем за многие годы, и настолько же я уверен, что в развалинах обитает демон. Не знаю, какое обличье принимает этот демон, мужское или женское…

– Женское? – удивленно воскликнул дознаватель. – Ты думаешь, что виновный… Я хочу сказать, что демон, который бродит по проклятому месту, может быть ведьмой? Женщиной?

Старец посмотрел Артемию прямо в глаза. Дружиннику показалось, что этот взгляд проникает ему в самую душу, обнажая все потаенные секреты его сердца.

– Я никого конкретно не подозреваю, – вымолвил наконец старец, делая ударение на каждом слове. – В частности, я вовсе не думал о гречанке-знахарке, если это тебя успокоит. Однако есть женщины, наделенные грозной демонической силой. Практически невозможно разгадать исчадие ада, внешне слабое, невинное и нежное. Да, я понимаю, мои мысли слишком абстрактны для твоего педантичного ума. Они даже могут показаться несуразными… Я повторяю: я вовсе не собираюсь обвинять кого-либо. Я просто хотел уберечь тебя от влияния, которое демоническое существо оказывает на всех, кто приближается к проклятому месту.

– Как странно, совсем недавно один человек рассказывал мне о развалинах почти такими же словами, – задумчиво заметил Артемий. – Тем не менее благодарю тебя за советы, отец Никодим. Хочу заверить, что я преисполнен решимости защитить семью князя. Этой ночью мы вместе осмотрим развалины берендеев. Олег на месте сможет проверить, насколько действенен его способ обнаружить сокровища. Но я буду ходить за ним по пятам. И зловредному существу, бродящему по развалинам, придется несладко перед лицом четырех хорошо вооруженных людей.

– Боярин, ты вынуждаешь меня говорить неприятные слова, – вздохнул старец. – Ты перестал трезво мыслить. Ты оказался во власти того же безумия, которое унесло жизни всех, кто ищет сокровища уже двести лет. Но ты сам несешь ответственность за свои действия. Я могу лишь напомнить тебе об этом, но я не могу помешать тебе поступать так, как ты решил.

Поклонившись Артемию, старец направился к выходу. Дружинник слышал, как монах открыл тяжелую дверь. «Вот уж действительно странный человек, – думал дознаватель. – Мне, несомненно, надо было бы подробнее расспросить его во время первого разговора».

Перед тем как покинуть церковь, дознаватель еще раз взглянул на фреску. Дьявол смотрел на него с насмешливой улыбкой, и Артемий вздрогнул под этим настойчивым, мрачным и ироническим взглядом…

Пока старший дружинник был поглощен фреской, в его мозгу ожило смутное воспоминание. Неужели он разглядел сходство с лицом, которое когда-то видел? Или разговоры о существах, наделенных пагубной властью, оказывают на него такое сильное воздействие, что он начал воображать невероятное?

С трудом оторвавшись от созерцания отца зла, дознаватель направился к двери. И собрался было выходить, но вдруг ему показалось, что слева промелькнула какая-то тень. Артемий прищурился, но не смог ничего разглядеть в тусклом свете. Дознаватель заколебался, но, пожав плечами, вышел и закрыл за собой дверь.

Он присоединился к Митьку и Василию, которые уже закончили давать показания монаху, отвечающему за ведение монастырских книг.

– Теперь надо посетить дом покойного боярина, – сказал дознаватель, когда дружинники вскочили в седла. – Я должен побеседовать с Олегом. Он, несомненно, сейчас у возлюбленной. Мне хотелось бы изложить вам свой план, но не стоит задерживаться. Поговорим по дороге.

Съехав с извилистой тропинки, которая вынуждала всадников ехать вереницей, дружинники наконец могли двигаться бок о бок. По знаку Артемия отроки пустили лошадей шагом. Они слушали боярина.

– К рассвету мы наверняка установим личность виновного. Я предложу Олегу отправиться с нами к развалинам Берендеев. Он сможет воспользоваться травой, которую ему дала Каллистрата, и попытаться завладеть пресловутым кладом. Он не заинтересован в том, чтобы украдкой избавиться от нашего общества. Думаю, у меня достаточно аргументов, чтобы убедить его в этом. Что касается нас, то мы будем обеспечивать его безопасность вплоть до того момента, когда он обнаружит место, где спрятано золото. Если моя догадка верна, то именно тогда мы лицом к лицу столкнемся с таинственным убийцей.

– Это означает, что ты больше не подозреваешь Олега? – спросил Митько. – Ведь если он виновен…

– Если он виновен, его поведение непременно укажет на это. Если он не виновен, его появление на развалинах и поиски вынудят подлинного виновного действовать открыто.

– Так или иначе, если Олег не виновен, то теперь, когда Прокоп мертв, у нас почти не остается подозреваемых, – вздохнул Митько. – Утром я все еще подозревал художника Злата. Но после недавнего инцидента он вне подозрений.

– Вне подозрений? – усмехнулся Василий. – Неужели ты полагаешь, что он сам не мог подпилить доску и изобразить покушение на себя, чтобы отвести подозрения? Он хитер, как лис!

– Но он не мог знать о нашем приезде! – возразил Митько.

– Даже если речь не идет о подстроенной сцене, подготовленной им самим, – вмешался в разговор Артемий, – наше присутствие сделало ее особенно эффектной. Но не это главное. Рано или поздно мы узнали бы о неудавшемся покушении. И самый лучший способ заявить о своей невиновности – это выдать себя за жертву.

– Тем более что прошлой ночью во время пожара у него было достаточно времени, чтобы не только подпилить доску, но и чтобы покинуть монастырь и вернуться незамеченным, а следовательно, находиться на холме в момент убийства! – настаивал Василий.

– Возможно, ты и прав, старый дружище, – согласился Митько. – Но Злат такой тщедушный, что я с трудом верю в его виновность. Гораздо легче представить себе убийцу сильным здоровяком! Однако даже такой хилый и тощий человек, как наш художник, сумел бы нанести смертельный удар более крепкому, неожиданно напав на него… Кстати, твой разговор со Златом принес пользу, боярин? Появились ли новые зацепки?

– Должен признать, что нет, – ответил дознаватель. – И все же я уверен: художник скрывает от меня нечто важное. Его друг Макар наверняка вел с ним доверительные беседы, я в этом уверен. Если бы Злат заговорил, убийце не пришлось бы сегодня ночью расставлять ловушку. Признания Злата значительно облегчили бы задачу. Но он упрям… Если только у него нет веских причин молчать.

– Что же… Кем бы ни был виновный, сегодня ночью ему придется прекратить злодейства! – мрачно заметил Василий.

– Да, скоро мы все узнаем, – машинально подтвердил Артемий.

Дознаватель обдумывал последний разговор с отцом Никодимом. Разумеется, предположение о том, что Олег мог общаться с хранителем библиотеки, не было неожиданным. Старший дружинник и сам допускал такую возможность. Но в словах старца чувствовался намек, смущавший дознавателя и не дававший ему покоя. Неужели Каллистрата причастна к преступлениям? Теоретически любой человек, мужчина, равно как и женщина, – а почему бы не Каллистрата? – мог поддаться такому сильному соблазну, каким были легендарные сокровища. Но душа Артемия противилась этой мысли. Как представить изящную знахарку, размахивающую мечом? Как представить ее прекрасные лучезарные глаза, холодно, с ненавистью глядящие на невинного? Впрочем, рассуждения Митько о Злате вполне подходили и к Каллистрате. Высокая изящная женщина с худощавым, но мускулистым телом не могла бы устоять перед мужчиной в рукопашной схватке, однако вполне была способна неожиданно нанести смертельную рану. Вдруг Артемий почувствовал такое сильное головокружение, что ему пришлось закрыть глаза и схватиться за поводья. По непонятной причине одна только мысль о виновности Каллистраты вызывала у него невыразимую ненависть к самому себе. Однако он не имел права отвергать даже малейшую вероятность.

– Да, кем бы ни был злодей, мы схватим его сегодня ночью, – сказал Артемий. – А теперь поспешим. Вы оба будете присутствовать при моем разговоре с Олегом.

Дружинники пришпорили лошадей и вскоре домчались до Рши. Во дворе дома Прокопа их встретил старый слуга Михей. Глаза его покраснели от слез, голова и руки дрожали.

– Какое горе, боярин! – простонал он, приветствуя Артемия. – У дома больше нет главы, у земли нет хозяина, у боярышни нет отца! Мы все осиротели! А ведь боярин был таким бодрым, полным сил!

– Обещаю, Михей, мы все сделаем, чтобы найти и покарать виновного, – заверил Артемий.

И чтобы положить конец причитаниям старого челядина, он спросил, где Олег.

– Он наверху, с молодой хозяйкой, – смущенно признался старик. – Знаю, он не должен был входить в ее покои, это не положено, но боярышне нездоровится! Хорошо, что княжеский брат здесь. Сам Господь послал его нам в столь тяжком испытании. Но… Что ты делаешь, боярин? Ты не можешь подняться туда! Ладно еще жених…

– Мне необходимо видеть Олега, – отстраняя старика с дороги, бросил Артемий тоном, не терпящим возражений. – Я немедленно спущусь с ним.

Вдруг наверху раздался легкий шум. На лестничной площадке появилась Подлипа. На ней было простое домашнее платье, а роскошные белокурые волосы, распущенные в знак траура, покрывали плечи и грудь, словно накидка.

– Не стоит подниматься. Олега здесь нет, – едва слышно прошептала она.

– Да что ты такое говоришь? – закричал Артемий. – Мне необходимо его видеть. Позволь, боярышня, я лично должен убедиться…

Дружинник быстро взбежал по ступеням, прошагал мимо Подлипы, которая даже не пыталась его задержать. Опираясь одной рукой о перила, она прикрыла лицо другой рукой и стояла неподвижно до тех пор, пока не появился Артемий.

– Куда он пошел? К бабушке? Умоляю, боярышня, превозмоги свое горе и ответь мне.

– Я не знаю, – прошептала девушка. – Все утро он был со мной. Мы отнесли тело отца в церковь, но потом он оставил меня.

Вдруг Подлипа разрыдалась и непременно упала бы без чувств, если бы Артемий ее не поддержал. Он медленно спустился по лестнице, удерживая боярышню на руках, и направился к комнате, где накануне их принимал покойный хозяин. Митько и Василий поспешно распахнули дверь. Дознаватель устроил юную боярышню на широком кресле, покрытом медвежьей шкурой, а затем распорядился:

– Митько, отправляйся к бабушке Олега. Если он там, приведи его, добровольно или силой. Если его там нет, дождись Василия или меня. Василий, а ты отправляйся в город, ищи княжеского брата повсюду и, если найдешь, веди сюда. Расспроси торговцев, прохожих, ремесленников. Не возвращайся, пока не нападешь на его след! А ты, Михей, принеси-ка боярышне свежей воды, а мне и медовухи.

Отроки кинулись во двор. За ними последовал старый слуга – было слышно, как он волочит по коридору ноги. Через несколько минут Михей вернулся с большой льняной скатертью и блюдом, на котором стояли кувшин с водой, кувшинчик с медовухой и четыре расписных деревянных кубка. Он постелил скатерть и поставил блюдо на стол, а затем по знаку дознавателя удалился, закрыв за собой дверь.

Артемий подал Подлипе воду и поил ее до тех пор, пока она не успокоилась. Затем он заставил девушку выпить глоток медовухи. Боярышня закашлялась, но ее лицо немного порозовело. Старший дружинник неумело отер слезы на бледных щеках Подлипы и сказал, делая ударение на каждом слове:

– Очень важно, чтобы ты рассказала все, что знаешь о планах своего возлюбленного, боярышня. Трагическая смерть Прокопа служит серьезным предупреждением…

– Мой отец не умер бы, если бы послушался Олега! – вдруг воскликнула девушка с ноткой гнева в голосе. – Он не должен был вмешиваться в то, что его не касается!

– А ты не должна говорить так о покойном отце. Он лишь хотел, чтобы ты была счастлива.

– Вот именно. Но мое счастье нисколько от него не зависело.

Подлипа зыркнула на Артемия, и дружинник наткнулся на лед в ее жестком взгляде. Откидывая прядь с лица, боярышня продолжала:

– Отцу надлежит следить за дочерью до тех пор, пока она не выйдет замуж. Но когда она помолвлена, это забота будущего мужа. Я обручена с Олегом, он ответственен за меня и мое счастье. Мой отец чуть не сорвал планы жениха. И погиб из-за столь же неосторожного, сколь и смелого поступка! А теперь рисковать жизнью будет мой жених…

Боярышня закрыла лицо ладонями. Ее плечи вновь стали вздрагивать. Дознаватель был изумлен неожиданными словами Подлипы и смущен, поскольку не представлял, как продолжить беседу.

Артемий на несколько минут погрузился в размышления. Осушив кубок, он резко поставил его на стол и сказал:

– Послушай, боярышня. Я и мои спутники здесь, чтобы защитить жизнь Олега. Но чтобы преуспеть, мне надо знать, где он находится и когда рассчитывает отправиться на поиски сокровищ.

– Я не знаю, куда он пошел… Что касается сокровищ, то он будет искать их сегодня ночью.

– Ты в этом уверена?

– Конечно!

Подлипа с удивлением посмотрела на Артемия.

– Сегодня же полнолуние! Он ждал этого момента. Ведьма ясно сказала, что это второе условие, если он хочет отыскать клад.

– А первое? Обладать волшебной травой?

– Нет, это не обязательно. Думаю, ведьма должна ему что-то дать, порошок или напиток, приготовленной из какой-то травы, не знаю какой. Но и это не самое важное. Главное – надо, чтобы в жилах текла княжеская кровь, и тогда ты найдешь сокровища. Вот почему ведьма согласилась помочь. По этой же самой причине ни у моего отца, ни у всех других не было никаких шансов на успех.

– Понимаешь ли ты, насколько важно, чтобы я отыскал Олега до того, как он один отправится к развалинам? – настаивал Артемий.

– Я ничем не могу тебе помочь, я не знаю, где он! Мы перенесли тело отца в церковь и начали готовиться к заупокойной службе, затем вернулись в дом. Мой суженый был так печален, задумчив… Нежно поцеловав меня, он сказал, что позаботится о нашем будущем, и ушел. Ты найдешь его, боярин? Ведь ты же обещал проследить за ним!

– Не волнуйся, боярышня, – сказал дознаватель, озабоченный вид которого резко контрастировал с произнесенными им словами. – В худшем случае мы встретимся с ним сегодня ночью в развалинах. А теперь отправляйся отдыхать и выбрось все дурные мысли из головы. С прошлой ночи тебе и без того пришлось многое пережить. Хочешь, я позову служанку?

– Я поднимусь в свои покои, – вздохнула Подлипа. – Если ты что-нибудь узнаешь о моем женихе, прошу тебя, сразу же сообщи.

Артемий проводил боярышню до лестницы и вернулся в комнату. Очевидно, юная Подлипа сказала все, что знала. Оставалось ждать отроков и надеяться, что Олег придет до наступления вечера. Кликнув Михея, дознаватель велел подать скромный обед – холодное мясо с овощами. Принявшись за еду, Артемий обдумывал сложившуюся ситуацию. Судя по всему, неуловимый Олег готовился к ночному походу к развалинам. В худшем случае, как старший боярин и пообещал Подлипе, дружинники застигнут князя на месте.

– Я не обнаружил никаких следов княжеского брата в городе! – сообщил Василий, входя в комнату. – Не пойму, где он скрывается!

– Что же, отправляйся к Дарье, присоединяйся к Митьку, – решил Артемий. – Сомневаюсь, что старой боярыне что-нибудь известно, но все же расспросите ее на всякий случай. Потом прикажите подать обед и ложитесь отдыхать. Впереди трудная ночь. Я останусь здесь. Вдруг Олег появится в последний момент… На закате я заеду за вами и подробно объясню свой план.

Когда Василий ушел, дознаватель позвал Михея:

– Проследи, чтобы меня никто не беспокоил, за исключением, конечно, Олега и отроков, если они захотят меня видеть. Я попытаюсь вздремнуть. Разбуди меня перед закатом.

– Боярину было бы лучше в покоях…

– Мне и здесь неплохо. Закрой ставни и оставь меня.

Когда старый слуга удалился, в комнате воцарились темнота и тишина. Артемий удобно расположился на одной из лавок, покрытых бобровыми шкурами, закрыл глаза и попытался расслабиться. Но сон бежал от него. В голове дознавателя переплетались отдельные образы, обрывки разговоров, фрагменты далеких и недавних воспоминаний. В ушах гудело. Артемию казалось, что что-то тяжелое навалилось на грудь, сжимало сердце, мешая обрести покой. Он вытащил из-под кольчуги варяжский талисман и, сжимая камень в руке, попытался сконцентрироваться на задаче, выполнить которую предстояло этой ночью.

Постепенно отрывочные мысли, будоражившие ум, улетучились, и перед глазами дружинника возник четкий образ: развалины на склонах проклятого холма и древний дворец берендеев, выделявшийся на фоне звездного неба. Потом Артемий увидел себя: он осторожно шел к темному массиву здания. Отроков рядом с ним не было. Это удивило, но не остановило дознавателя, поскольку он знал, что внутри ждет важное открытие. Он переступил порог и принялся обыскивать центральную комнату. Но знакомый коридор, по которому он шел, полностью изменился. По мере того, как Артемий продвигался вперед, он обнаруживал многочисленные боковые проходы, уходившие вправо и влево. Они лишали ориентиров и замедляли. Странный рассеянный свет, лившийся неизвестно откуда, перемешивался с сырым вязким туманом, который заполнял лабиринт. Может, именно туман мешал свободно дышать? Или, скорее, это было ощущение тяжести, возникшее в груди еще до того, как он проник сюда? Измученный, сбитый с толку, Артемий с трудом тащился через множество одинаковых проходов, которые вели в темноту. Впрочем, находился ли он по-прежнему в древнем дворце? Мгновение спустя показалось, что это бесконечное хождение было всего лишь долгим блужданием его изнуренного разума. Однако Артемий с ужасом прогнал эту мысль. Он попытался вспомнить, что именно искал в лабиринте, но не сумел. Тем не менее неодолимая тревога толкала его вперед.

Вдруг, сам не понимая как, дружинник вышел в огромный зал, ярко освещенный множеством свечей. Ослепленный их блеском, он закрыл глаза. Когда привык к свету, боярин с удивлением обнаружил, что находится в трапезной. В центре на столе, покрытом красной скатертью, стояли многочисленные блюда. Вокруг сидели сотрапезники. Артемий узнал хранителя библиотеки, послушника Макара и боярина Прокопа, но большинство гостей были ему незнакомы. Казалось, никто не замечал его присутствия. Напряженные, скованные, с застывшими лицами, люди не отрывали глаз от двери в глубине трапезной. Время от времени, не меняя позы, они обменивались короткими репликами. Но говорили очень тихо, и Артемий не мог уловить смысл сказанного. «Вероятно, они ждут хозяина дома, – думал он. – Судя по всему, это поминальная тризна… Но в честь кого?» В это мгновение дверь открылась, и в трапезную вошла женщина. Она была одета в платье из белой паволоки, лоб украшала высокая диадема. Это была Каллистрата. Тем не менее дружинник не сразу узнал ее, поскольку, казалось, с ней произошла странная метаморфоза, не связанная с этим необычным нарядом. Не обращая внимания на сидящих за столом, Каллистрата подошла к дознавателю и улыбнулась ему.

– Раздели с нами мой брачный пир! – сказала она. – Мы ждали тебя, поскольку это пир в твою честь. Так хочет мой супруг.

И только тогда Артемий понял, что его поразило в лице знахарки. Ее взгляд изменился. На него смотрели черные глаза молодой женщины, такие темные, потухшие, лишенные всякого выражения, а улыбка, игравшая на ее губах, казалось грустной и безжизненной.

– Ты отверг мою любовь, дружинник! – продолжала Каллистрата с толикой горечи в голосе. – Но я не сержусь на тебя. Теперь я принадлежу другому, и это намного лучше. Мы вдвоем будем охранять сокровища Берендеев. Никто больше не посмеет к ним приблизиться… А сейчас я хочу представить тебя своему законному супругу.

Дверь вновь отворилась. На пороге виднелся темный высокий силуэт. Это, несомненно, был хозяин дома. В его молчаливом присутствии было нечто величественное. В трапезной мгновенно воцарилась тишина, стих даже шепот. Но как бы Артемий ни старался рассмотреть лицо, ему это не удавалось. Незнакомец стоял перед ним, словно компактная темная масса, в которую не может проникнуть взгляд. Силуэт был лишен четкой формы, сливаясь с темнотой за открытой дверью. Создавалось впечатление, что в трапезную вошла сама ночь и остановилась, едва переступив порог. Незнакомец стоял рядом, но в нем не было ничего человеческого. Он походил на непроницаемую густую тень. От этого безликого присутствия исходила глухая угроза, и дознаватель почувствовал, как его постепенно охватывает ужас. Если бы он только мог разглядеть лицо!

– Кто ты? – крикнул дружинник.

Звук его голоса заполнил трапезную. Пламя свечей заколебалось, оглушительное эхо разнеслось по коридорам лабиринта за спиной Артемия. Но темная масса осталась неподвижной и немой. Незнакомец не позволил приблизиться к себе. Слова, равно как и взгляд, не возымели действия.

– Как? Ты его не узнал? – удивилась Каллистрата. – Правда, вы никогда не встречались. Тем не менее ты его хорошо знаешь. Подойди ближе!

Растерявшийся дознаватель повернулся к Каллистрате, ища ее взгляд. Но вместо глаз на него смотрели две темные дыры. Завороженный, он вглядывался в пустые глазницы. Постепенно пустота становилась все гуще, все насыщенней. Словно под действием его взгляда, глаза молодой женщины возвращались к жизни. Но это оживление не имело ничего общего с ярким сиянием глаз. В глубине глазниц что-то шевелилось. Рождалась неясная масса, пробуждаемая невнятным урчанием. Подталкиваемые независимой жизнью, зрачки отделились от массы и стали медленно заполнять пустые глазницы… Нет, это были не зрачки. Из глазниц молодой женщины выползали две змеи. Медленно извиваясь, они двигались к лицу боярина. Похолодев от ужаса, Артемий хотел бежать, но ноги его не слушались. «Мой талисман!» – подумал дознаватель. Он вытащил камень, но тот выпал из рук, разбившись на две части. Под его ногами, там, где камень коснулся пола, плиты раздвинулись. Под ними зияла пропасть. Артемий покачнулся, но сумел сохранить равновесие. Он оглянулся. Незнакомец по-прежнему стоял на месте. Тень была готова в любой момент схватить его. Спасаться бегством было бесполезно. Артемий почувствовал, как соприкасается с чем-то нематериальным. Это было невероятно, но он увидел, что у призрака было его лицо. Это был он сам! В тот же миг темнота поглотила его, все смешалось и рухнуло в пропасть.

Дружинник проснулся. Он лежал на скамье, капли холодного пота покрывали лоб, рубаха прилипла к телу. «Право, эта история сведет меня с ума, – подумал он, вытираясь рукой. – К счастью, через несколько часов все закончится!»

Артемий поднялся и вышел на крыльцо. Наступал вечер, покрывая землю сиреневой пеленой. Не стоило надеяться, что Олег зайдет к невесте до того, как отправится в древнее царство берендеев. Настало время присоединиться к отрокам и посвятить несколько часов, остававшихся до полной темноты, последнему обсуждению плана похода. Молча кивнув подбежавшему слуге, дознаватель направился к конюшне, где его ждала верная белая лошадь.

В доме Дарьи Артемий застал Митька и Василия за игрой в кости. Отроки сообщили, что Олег канул невесть куда. Внимательно выслушав план, отроки принялись готовиться к ожидавшей их опасной миссии.

Поверх толстых кожаных поддоспешников они надели кольчуги, а также остроконечные шлемы. Со шлема на плечи спускалась кольчужная бармица, защищавшая затылок и шею. Артемий, потерявший шлем в тот роковой день, когда чуть не утонул в болоте, надел новый – с изящными изгибами и серебряной окантовкой, который он заказал два дня назад лучшему кузнецу Рши, тому самому, у которого подмастерьем работал юный половец. На этот раз всадники натянули сапоги, поскольку собирались оставить лошадей в том месте, где тропинка выводила на поляну. Они вложили мечи в ножны, прикрепленные к поясам, и привязали к луке седел боевые топоры. Митько прихватил большой холщовый мешок, в котором лежали несколько факелов, два кремня и моток веревки.

– Вы готовы? – спросил Артемий своих спутников, ожидавших во дворе.

Отроки кивнули, старший дружинник вскочил в седло, троица выехала на улицу и свернула на дорогу, ведущую к северным воротам города. Старая Дарья, стоявшая на крыльце, провожала дружинников взглядом, часто осеняя их крестным знамением.

 

Глава IX

Огромный диск полной луны прятался за деревьями, когда дружинники добрались до поляны. Они привязали лошадей там, где лесная равнина плавно переходила в холм. Боевые топоры они закрепили за спинами. По знаку Артемия троица направилась к зданию, укрытому за кустарниками и остатками стен, неподвластных времени. Пройдя две трети пути, отделявшего их от древнего дворца берендеев, дознаватель остановился у густого кустарника и прошептал, обращаясь к Василию:

– Ты останешься здесь. Отсюда хорошо видны вход и местность вокруг. Не забыл, что должен делать?

Кивнув, Василий расположился за кустарником и принялся вглядываться в черную дыру входа. Артемий и Митько двинулись дальше. Оказавшись внутри, они прислушались. В здании царила полная тишина.

– Сегодня вечером призраки какие-то молчаливые, – прошептал Митько.

– Если мои расчеты верны, мы пришли первыми, – откликнулся дознаватель. – Однако нельзя пренебрегать ничем.

Они зажгли факелы и пошли по коридору в разные стороны. Осмотрев часть прохода, Артемий добрался до двери в железный зал. Он быстро осмотрел помещение: там было пусто. Выйдя, он продолжил путь в том же направлении.

Осмотрев каждый свою часть коридора, Артемий и Митько встретились в задней части здания. Не оставалось ни малейших сомнений – они были одни.

– А сейчас давай-ка погасим факелы, – сказал дознаватель. – Встань за дверью, ведущей в зал. Я останусь у главного входа.

После того как мужчины заняли свои позиции, прошло много долгих минут. Луна высоко засияла на небе. Артемий уже не помнил, как долго они ждали, и даже начал сомневаться в правильности плана, как вдруг едва уловимый шум предупредил его, что кто-то собирается проникнуть в дом. Отступив, дознаватель прижался спиной к стене справа от входа и положил руку на эфес меча. В дом вошел мужчина. Он остановился в коридоре, словно не знал, в каком направлении двигаться. В лунном свете его белокурые локоны казались серебристыми. Такие же серебристые отблески играли на сложном орнаменте, вышитом золотыми нитями на его плаще. На поясе висел меч в ножнах, инкрустированных серебром, и кинжал, украшенный драгоценными камнями. Артемий узнал Олега. В конце концов брат князя повернул налево и направился вглубь дома. Его походка удивила боярина. Князь шел размеренным, механическим шагом, что делало его похожим не на человека, ищущего сокровища, а скорее на марионетку, которую приводит в движение какая-то невидимая внешняя сила.

Дружинник хотел было последовать за князем, но в проем проскользнул и растворился в окружающей темноте черный силуэт, который дознаватель не успел толком разглядеть. Прислушавшись, боярин различил, наряду с размеренными шагами Олега, легкий шорох, выдававший движения человека, следовавшего за княжеским братом по пятам. Артемий пошел за ним, стараясь сохранять дистанцию в десяток локтей.

Князь добрался до входа в зал с железным потолком. Артемий слышал, как Олег остановился, потом так же механически переступил через порог. Мгновением позже дознаватель увидел, как в руке князя вспыхнул факел. Артемий хорошо различал черты князя. Он с удивлением заметил, что глаза Олега закрыты, а выражение лица как у крепко спящего человека. Сжимая факел в руке, князь стоял неподвижно, словно статуя. Теперь правая часть зала была освещена, но левая оставалась погруженной в кромешную тьму, более темную, чем тень, отбрасываемая на пол женихом Подлипы. Дознаватель проскользнул в помещение и прижался к стене у двери. И тут он увидел, как темный силуэт зашевелился и слился с темнотой слева от него.

Зная, что Митько настороже и держится где-то сзади, боярин спросил себя, не стоит ли немедленно напасть. Броситься на Олега и прижать его к полу – это заняло бы всего лишь несколько секунд, а за это время Митько сумел бы справиться с незнакомцем. Но в тот самый момент, когда Артемий обдумывал эту возможность, холодная рука дотронулась до его пальцев, сжимавших рукоятку меча.

– Не надо будить его, боярин! Он спит! – прошептал знакомый голос.

Это была Каллистрата. Молодая женщина появилась в свете факела. Черный платок покрывал ее голову и плечи. Ее лицо было суровым, но сверкающие глаза, казалось, улыбались.

– Будь осторожен, боярин! Брат князя мыслями далеко. Внезапное пробуждение может причинить ему непоправимый вред, – повторила знахарка.

– А тебя ничто не может удивить, Каллистрата! – недовольно побурчал дознаватель. – Можно подумать, что ты предвидела нашу встречу среди развалин, которых ты мне так горячо советовала избегать!

– О да! Я ожидала этого с тех пор, как начала лучше понимать тебя, боярин… Впрочем, я слышала твои шаги. Что касается твоего спутника, того, которого ты оставил у входа в эту комнату, то он так шумно дышит, что надо быть глухим, чтобы не заметить его присутствия! Теперь оба отойдите. Я должна продолжить ритуал, о котором меня попросил Олег.

Подчиняясь, сам не зная почему, нежному, но настойчивому голосу молодой женщины, Артемий отступил и наткнулся на Митька, стоявшего в тени на пороге.

– Я подозревал, что это Каллистрата и Олег, – прошептал Митько. – Только я по-прежнему не понимаю, что они задумали!

– Дадим им закончить, – проворчал Артемий.

Подойдя к Олегу, Каллистрата дотронулась кончиками пальцев до висков молодого человека, потом провела своей тонкой рукой перед лицом с закрытыми глазами и начала произносить причудливые заклинания. Ее голос, едва слышимый вначале, постепенно становился все громче и в конце концов раскатисто зазвучал в комнате. Она говорила на незнакомом языке, близком к греческому, но более мелодичном. Но Артемию казались странными, главным образом, интонации. Можно было подумать, что это колыбельная, если бы каждый слог не был отмечен высокой и пронзительной, как крик, нотой.

Вдруг Олег открыл глаза. Его взгляд был неподвижным, как взгляд слепого. Князь медленно стал двигаться в ритм голосу. Он описал несколько концентрических кругов, сначала держась у стен, потом приближаясь к центру зала. Когда Олег остановился возле Каллистраты, она изменила тональность и стала нараспев читать бесконечную формулу, ничем не напоминавшую мелодичные, полные необычного очарования заклинания, которые только что слышал Артемий.

В конце речитатива Каллистрата, повысив голос, произнесла короткую и властную, как приказ, фразу. Повинуясь, словно марионетка, молодой человек отошел от Каллистраты, сделал несколько шагов к центру помещения, потом направился в правый угол, повернулся несколько раз и издал невнятный звук. После этого он застыл неподвижно, устремив взгляд в пол. Каллистрата быстро подошла и, сняв с головы платок, положила его на плиту, на которую смотрел Олег. Она несколько раз провела руками перед лицом князя, тихо выговорила несколько слов и отошла. Олег, вздохнув, закрыл глаза. Когда он вновь открыл их, они были живыми и блестящими.

– Где я? Что произошло? – спросил он, глядя то на молодую женщину, то на факел в своей руке, то на стены.

– Не бойся, боярин, – ответила Каллистрата. – Я уважила твою просьбу. Ты там, куда я отвела тебя по твоему желанию. Ты пришел искать…

– Сокровища берендеев! Где они? – воскликнул Олег.

– Вот место, на которое указали духи, когда ты общался с ними, – ответила Каллистрата, указывая на плиту, накрытую платком. – Мы все сделали, как велит ритуал, но, возможно, твои поиски еще не завершены.

– Здесь ничего нет! – закричал Олег, становясь на колени, чтобы лучше рассмотреть прямоугольную плиту.

Плита, размером примерно два на три локтя, была вырезана из камня. Местами ее покрывала плесень. Казалось, она ничем не отличалась от других плит.

– Возможно, внизу есть подземный ход, – вмешался Артемий.

Дружинник вышел из тени, за ним последовал Митько. Узнав их, брат князя вздрогнул.

– Ты, боярин? Но что ты…

Раздавшийся скрежет, сопровождавшийся громким хлопаньем, не позволил Олегу закончить фразу. Кто-то снаружи закрыл входную дверь!

– Это ловушка! Митько, на помощь! – закричал Артемий, бросаясь к двери.

Вместе с отроком они изо всех сил навалились на дверь, но тяжелые створки, окованные железом, застыли неподвижно.

– Круглый дурак! Почему ты отошел от входа? – отругал Артемий своего спутника.

Но Митько не успел ответить. Встревоженные странным шумом, они подняли головы и застыли неподвижно, окаменев от ужаса. Со скрипом старого ржавого механизма железный потолок медленно опускался на них.

– Надеюсь, что подземный ход существует! – закричал дознаватель. – Поищем люк, это наш единственный шанс выбраться отсюда живыми!

Выхватив меч, Артемий провел лезвием по тонким щелям между плитами. Олег, хотя и пребывавший в полной растерянности, тоже взял в руки меч и принялся водить им по плитам.

– Не стоит искать наугад, – спокойно заметила Каллистрата. – Ограничьтесь плитой, на которой князь остановился и которую я отметила платком. Если подземный ход существует, вход в него может находиться только там.

В то время как Артемий и Олег лихорадочно искали малейший признак, позволяющий отыскать потайной механизм, железный потолок над их головами продолжал неумолимо опускаться. Митько напрасно старался остановить или хотя бы замедлить движение, противопоставив ему всю силу своих могучих рук. Когда потолок спустился ниже, он подпер его плечами, но все усилия были тщетны.

– В конце концов нас раздавит! Невозможно остановить этот чертов потолок! – задыхаясь, выговорил Митько. Его лицо раскраснелось, а сам он застыл в положении опорного столба. – Поторопитесь! У нас мало времени!

– Мы делаем все возможное, – процедил Артемий. – Но даже если удастся остановить движение потолка, нам недостанет воздуха! Посмотрите на факел! Пламя начинает слабеть.

– Все кончено! Господи, прости мои прегрешения! – прошептал Олег.

Олег прикрепил меч к поясу и теперь ощупывал плиты с помощью кинжала, однако мысленно он был далеко. От ужаса черты его лица исказились.

– Надо что-нибудь более тонкое, чем острие вашего оружия, – вмешалась Каллистрата. – Погодите, возможно, у меня есть то, что необходимо…

Каллистрата распустила волосы и извлекла из пышной шевелюры две длинные шпильки, одну из которых протянула дознавателю. Мужчины принялись терпеливо ощупывать каждый вершок плиты, углубляя шпильки в мельчайшие щели. Теперь они оба ползали на коленях – менее трех локтей отделяли потолок от пола. В это время Митько, поняв, что все его усилия замедлить спуск огромной железной плиты, ни к чему не приводят, на четвереньках добрался до заблокированного выхода и с отчаянием безумца принялся рубить дверь. Но боевой топор богатыря был бессилен перед массивной дверью. Олег же перестал бороться. Уронив кинжал, он ничком лежал на полу, обхватив голову руками, и тихо стонал. Вдруг лицо Каллистраты просветлело:

– Есть! Мне кажется, я нашла потаенную пружину!

Ее шпилька наполовину вошла в крошечную дыру в середине одной из сторон плиты.

– Позволь мне, – сказал Артемий.

Он принялся осторожно поворачивать шпильку под всеми углами. Невидимая пружина поддалась с легким скрежетом, и плита тихо опустилась под землю. Из зияющей черной пропасти до них долетел легкий запах сырости и гнили. Поднеся факел, Артемий смог различить верхнюю ступеньку деревянной лестницы.

– Сначала Каллистрата, – распорядился старший дружинник. – Олег, держи факел. Ты передашь его Каллистрате, когда она сможет освещать ступеньки.

Поддерживаемая дознавателем, молодая женщина начала спуск. Олег передал ей факел, и через мгновение, показавшееся вечностью, мужчины с тревогой следили за ее продвижением. Наконец из глубины до них долетел голос знахарки:

– Похоже, лестница прочная. Она сможет выдержать ваш вес. Под ногами я вижу утоптанную землю. Мне осталось преодолеть около пятнадцати ступенек. Держите, я сейчас передам вам факел, а сама продолжу путь в темноте.

– Митько, поторапливайся! – крикнул Артемий, когда Олег ступил на лестницу.

Приняв факел из рук Олега, старший дружинник начал спускаться. Он остановился, когда только его голова торчала из-под земли, и вытянул руку с факелом, освещая окружавшее пространство. Теперь в комнате можно было передвигаться только ползком, поскольку пол от потолка разделял один лишь локоть. Артемий больше не слышал яростных ударов по железной двери, поэтому ждал, когда из темноты появится Митько.

Вдруг раздался оглушительный металлический скрежет, и потолок остановился. дознаватель инстинктивно втянул голову в плечи и опустил руку с факелом. В комнате раздался душераздирающий крик, и гигантская железная плита рухнула на землю с оглушительным треском. Все было кончено. Артемий коснулся толстого слоя железа, закрывавшего проход над головой. Инстинктивное движение спасло дознавателю жизнь, но Митько, его верный друг, остался там, раздавленный массивной плитой. Дружинник, покачиваясь, спустился по ступеням и присоединился к Олегу и Каллистрате, которые ждали внизу.

– Митько?.. – спросила знахарка вполголоса.

– Вы же все слышали, – глухо ответил Артемий.

– Мне очень жаль твоего спутника, – прошептал Олег. – Он был отчаянным молодцом. Но я повел себя, как трус, как тряпка! Если бы я действовал…

Артемию пришлось сделать невероятное усилие, чтобы взять себя в руки. Он все же сумел выговорить:

– Не кори себя напрасно, боярин. Ни ты, ни я, мы не могли его спасти. Он был слишком далеко от люка. Но не будем задерживаться. Кто знает, какие еще ловушки нас подстерегают!

Дружинник поднял факел, пламя которого теперь горело ярко и сильно, и осмотрел окружавшее их пространство. Это была большая прямоугольная комната с земляными стенами и полом, выходившая в довольно широкий, но низкий коридор. На полу валялся мусор: обломки трухлявого дерева, осколки разбитых глиняных кувшинов, кусочки почти сгнивших тканей. Недалеко от выхода в коридор в темноте можно было различить нечто, походившее на брошенную одежду. Артемий подошел ближе. За ним последовали Каллистрата и Олег. Пламя факела высветило два мужских скелета в плесневелых шубах. Около останков мужчин лежало старинное оружие: две пики и два больших топора.

– Это последние берендеи, – сказал дознаватель. – Их, несомненно, унесла эпидемия, уничтожившая все племя. Смерть застигла их на посту – они охраняли потаенный ход.

– Но ведь не духи же этих бедных малых спустили на нас потолок! – заметил Олег. – Нас пыталось уничтожить существо из плоти и крови, которое прекрасно знает это место и все его тайны!

– Безусловно. Вы видели лестницу? Она новая. Кто-то недавно ее поставил. Это, несомненно, убийца. Он пользовался ею, чтобы спуститься в подземелье. Разумеется, он не ожидал, ни что мы обнаружим люк, ни что нам удастся открыть его. Сейчас он, должно быть, думает, что мы мертвы. Значит, у нас есть шанс выйти отсюда. Однако он может убедиться, что его ужасный план удался лишь частично. За минутную невнимательность Митько поплатился жизнью. Будьте очень осторожно! Идите за мной. Попытаемся понять, куда ведет ход.

С мечом в руке дознаватель подошел к входу в коридор и перешагнул через обломки прогнивших досок, валявшихся на полу. Это были остатки двери, которая некогда отделяла комнату от всего подземелья. Артемий, освещая путь, начал осторожно продвигаться вперед. Все его чувства были обострены до предела. Олег, с обнаженным мечом, следовал за ним. Каллистрата двигалась рядом с князем. Некоторое время они молча шли по подземной галерее. Неожиданно Артемий остановился – коридор упирался в другую комнату, намного больше первой.

– Ждите здесь, – отрывисто приказал он Каллистрате и Олегу.

Дойдя до середины комнаты, дознаватель высоко поднял факел. Первое, что бросилось ему глаза, это чудесно сохранившаяся высокая статуя полированного дуба. Артемий подошел к идолу, чтобы лучше его рассмотреть. Языческий бог достигал не менее шести локтей в высоту. Его голова, на которой сохранились следы позолоты, почти упиралась в потолок. Руки, прижатые к телу, скрещивались на животе. На шее висело ожерелье из широких позолоченных железных колец, бедра были перехвачены кожаным поясом. Лицо идола поразило Артемия. Глаза и выступающие скулы наводили на мысль о степняках, а губы, искривленные в страхе, странным образом напоминали древние греческие маски.

Оторвавшись от созерцания идола, дознаватель огляделся. Колеблющееся пламя осветило несколько скелетов, прислоненных к стенам. К костям прилипли лоскуты ткани. Около скелетов валялось ржавое оружие: сабли с двойной рукояткой, топоры и пики. Комната была заставлена сосудами и деревянными сундуками разных размеров. Скелет, лежавший на спине между двумя большими сундуками, стоявшими у стены отдельно от других, привлек внимание Артемия. Это были останки удивительно широкоплечего мужчины. По его волосам, почти полностью превратившимся в прах, можно было догадаться, что длинные пряди были перехвачены диадемой, венчавшей голову. Скелет был завернут в то, что некогда было роскошной шубой. Сквозь дыры в свете факела тускло блестела массивная золотая цепь. У правой руки мужчины, сжатые пальцы которой еще были украшены кольцами, лежала великолепная сабля.

Убедившись, что проход продолжается с другой стороны комнаты, Артемий кликнул спутников. Они подошли.

– Мы находимся перед царем берендеев, – сказал дружинник, указывая мечом на мужчину в шубе. – Он вместе со своими стражниками и близкими спустился в подземелье, когда неведомая болезнь начала косить его народ. Вероятно, надеялся выжить, уединившись на долгие месяцы, если судить по количеству оружия и снеди, принесенной сюда. Он даже приказал перенести в свою последнюю резиденцию идола берендеев, чтобы оставаться под его покровительством.

Подойдя к статуе, Олег с отвращением плюнул на пол.

– Проклятые язычники! Идолопоклонники! Они жили в грехе и умерли в грехе! Они заслужили такой конец!

– Не будь столь суров. Знаешь, что говорил святой Глеб? Негоже оскорблять наших предков, иначе прах наших отцов, захороненных в могильных курганах, станет горьким и отравит источники наших рек. Это прекрасные слова и верная мысль, достойные подлинного христианина.

– Несомненно, берендеи спрятали сокровища в могильных курганах! – с горечью заметил Олег. – Жаль, что мы рисковали жизнью ради нелепого наряда языческого царя. Посмотрите на эти безделушки, – добавил он, показывая на массивную цепь и диадему. – Они примитивные и грубые. Я мог бы продать их на вес золотым дел мастерам Смоленска. Настоящие сокровища – если они все же существуют – ускользнули от нас!

– Ты опять торопишься делать выводы, князь, – сухо заметил дознаватель. – Готов спорить, что сокровища здесь.

Молодой человек проследил за взглядом Артемия, и вдруг его глаза заблестели от радости. Он бросился к двум большим сундукам, между которыми лежали останки царя. Сундуки не были заперты. Князь одним движением поднял крышки и застыл неподвижно, словно сраженный зрелищем, представшим его взору.

– Ради всего святого, боярин, факел! – закричал Олег. – Посмотрите, это невероятно…

Артемий и Каллистрата подошли ближе. Брат князя, выхватив факел, осветил содержимое сундуков. Один сундук был доверху заполнен древними греческими и арабскими золотыми монетами. Там лежали также слитки разных размеров, на гладкой поверхности которых играли отблески колеблющегося пламени. Во втором сундуке хранились драгоценности, такие же древние, как монеты. Судя по сложной и тонкой работе, они были сделаны в Византии. Кольца, браслеты, ожерелья и диадемы лежали вперемешку с ограненными драгоценными камнями, бросавшими яркий свет на руку Олега, с вожделением гладившего их.

– Боже мой! Это немыслимо! – выдохнул князь. – Мне повезло! Теперь все уладится! Я женюсь на Подлипе. Владимир не сможет мне помешать! Ведь не помешали же призраки берендеев завладеть сокровищами! Они мои! И никто не отнимет их у меня!

– Нет, я отниму! – раздался суровый голос с противоположной стороны комнаты. – Эти сокровища принадлежат мне. Ты не получишь их, равно как и твои спутники, – по той простой причине, что вы никогда не выйдете отсюда! Вы все!

На пороге появился черный силуэт.

– Это мы еще посмотрим! – хрипло бросил Артемий и, обратившись к Олегу, добавил: – Я займусь им. Прикрепи факел к ожерелью языческого бога. Это единственный способ повесить его. Нам понадобится свет.

В два прыжка Олег оказался у идола. Воткнув конец факела в кольцо ожерелья, он сумел закрепить его между грудью и подбородком статуи. Теперь, когда свет доходил до самых отдаленных уголков помещения, появилась возможность лучше рассмотреть таинственного персонажа. Просторный плащ закрывал его с ног до головы. Подбородок был спрятан под платком, а широкий капюшон спускался на верхнюю часть лица.

– Я сорву с тебя этот наряд, негодяй! Ты наконец заплатишь за все свои преступления! – закричал дознаватель, поднимая меч.

Но прежде, чем он сумел подбежать к человеку в маскировке, который даже не пошевелился, между ними встал Олег, потрясая мечом:

– Это мне надлежит биться с ним!

– Осторожно, боярин! – воскликнул Артемий.

Но было слишком поздно. Обманутый кажущейся неподвижностью противника, Олег не ожидал, что тот держит под широкими складками плаща обнаженный меч. Молниеносно мужчина выбросил вперед руку в перчатке, сжимавшую оружие. Острие пронзило бы Олега в самое сердце, если бы дознаватель, догадавшийся о хитрости противника, не оттолкнул молодого человека. Раненный в плечо, Олег закричал от боли и пошатнулся. Мгновения хватило незнакомцу, чтобы ударить брата князя плашмя. Олег упал.

Артемий, хотя и потерял равновесие, когда толкал князя, устремился на злодея, но тот ловко избежал предназначавшегося ему удара и ответил чередой выпадов, достойных лучших забияк, с которыми когда-либо приходилось встречаться дружиннику. Артемию пришлось призвать на помощь все свое умение, чтобы заставить отступить замаскировавшегося мужчину, однако ему никак не удавалось обезоружить его. Противник перемещался по комнате. Он, несомненно, хотел добраться до идола, стоящего в центре, чтобы завладеть факелом. Но в момент, когда дознаватель думал, что поставил противника в незавидное положение из-за сундуков, загромождавших комнату в этом месте, тот стремительно бросился к Каллистрате и, схватив молодую женщину, приставил меч к ее горлу. Артемий застыл, похолодев от ужаса.

– Ну, боярин, что ты теперь скажешь, когда я держу твою голубицу? Как я вижу, крылья сокола подрезаны!

– Твои преступления не останутся безнаказанными! – громко крикнул Артемий. – Оставь женщину и сдайся, отец Никодим!

– Значит, ты догадался, кто я? – бросил мужчина, срывая платок и откидывая капюшон.

Каллистрата, закричав от страха, попыталась высвободиться, но старец надавил на меч. На горле знахарки заалела струйка крови. Дознаватель понимал, что нужно выиграть время. Он надеялся обмануть бдительность противника. Дружинник с отвращением смотрел на старца. Со зловещей ухмылкой, всклокоченной бородой и глазами, налитыми кровью, тот был воплощением самого дьявола.

– Теперь я понимаю, почему мне показалось, что я узнал чудовище на фреске Злата, – сказал Артемий с кажущимся спокойствием. – Это тебя я узнал в нем! В твоем облике Злат изобразил Сатану!

– С ним я еще не свел счеты, – проворчал старец. – Сегодня утром он ловко ускользнул от меня. Значит, кому-то было угодно, чтобы его очередь настала после твоей!

– Разве не достаточно крови на твоих руках, отец Никодим? Хранитель библиотеки, послушник Макар, боярин Прокоп, дружинник Митько… Сколько еще человеческих жизней на твоей совести?

– Человеческих жизней?

Тонкие губы старца расплылись в отвратительной улыбке.

– Существований ничтожеств, вот это я признаю! По-настоящему интересен был только хранитель библиотеки. Хороший собеседник… Мы славно проводили время. Остальные… не заслуживают внимания. В том числе и вы трое!

Старец провел мечом по щеке Каллистраты и вновь нажал им на горло молодой женщины. Она застонала.

– Однако есть одна вещь, которую ты смог бы прояснить, прежде чем умрешь, – продолжал старец. – Как ты догадался, что это я?

– Скажи мне сначала, почему ты убил хранителя, – возразил дознаватель. – Ведь ты же любишь поговорить!

– Хорошо! Исповедь за исповедь, – усмехнулся старец. – Да, не без сожаления я был вынужден отправить к праотцам столь образованного и любезного боярина, хотя и очень наивного, к его несчастью… От него я узнал не только о тайне развалин берендеев. Он мне позволил узнать продолжение истории сокровищ, такую же захватывающую, как и легенда о проклятом месте. Ты тоже оценишь ее, боярин, за то короткое время, которое тебе осталось жить! Вот уже двести лет сказка о спрятанных сокровищах будоражит умы людей. До настоящего времени все думают, что берендеи, погубленные болезнью, унесли свою тайну в могилу. На самом деле, когда эпидемия свирепствовала в этом краю, греческий торговец – один из тех, кто часто приезжал в княжества Руси, – не побоялся отправиться к язычникам, почуяв огромную выгоду. Он узнал о тайне подземелья и составил его план в надежде вернуться сюда позже и завладеть богатствами. Однако он заболел и умер, спускаясь по днепровским порогам вместе с торговым караваном, следующим водным путем в Царьград… Таким образом, мы с хранителем библиотеки смогли воссоздать эту часть истории. Легко догадаться, что произошло потом. После смерти торговца никто не придал особого значения куску бересты с рисунком и загадочными комментариями. Ни его спутники, которые похоронили торговца где-то на берегах Днепра, ни книготорговцы Царьграда, купившие хрупкий свиток вместе с другими манускриптами, ни сам боярин, который двести лет спустя обнаружил документ в хранилище древних манускриптов и купил его из простого любопытства, привлеченный знакомым звучанием слова «берендей», а также подсказкой: берестой, что указывало на ее происхождение – Русь… Затем случай привел хранителя библиотеки в Ршу, единственное место, где имя берендеев могло дать ключ к разгадке…

– Да, я был уверен, что хранитель, сам того не зная, привнес новый элемент, который стал стимулом к охоте за сокровищами, – подтвердил дознаватель. – Я понял, что этот элемент, способный возродить древнюю легенду, не мог быть предметом. Это должна была быть информация, представленная письменно. Иными словами, документ. Я подозревал, что речь идет о плане или об описании места.

Артемий незаметно сделал шаг вперед, но старец тут же закричал:

– Я позволил говорить, но не приближаться! Если ты сделаешь еще шаг, тебе останется лишь прочитать молитву за помин души твоей прекрасной подружки!

Дружинник замер и продолжил нейтральным тоном:

– Этот документ, привезенный из Царьграда, несомненно написан на греческом языке. В таком маленьком городе, как Рша, только просвещенный человек – например, монах – смог бы его истолковать. Таким образом, единственным, к кому должен был обратиться за помощью хранитель библиотеки, мог быть только ты, отец-настоятель.

– И это позволило тебе догадаться? Твое рассуждение грешит многочисленными пробелами! – высокомерно отозвался старец.

– Я мог бы их восполнить, хотя я единственный, кто понял, кем ты являешься на самом деле. Ты сам себя выдал, отец Никодим, причем даже не заметив этого. Впрочем, кто бы мог заметить? Ведь речь идет о такой ничтожной детали! Я наблюдал за тобой, когда ты сделал жест тем более знаменательный, что он был машинальный. Жест человека, привыкшего обращаться с оружием… Тебе не стоит рыться в памяти. Я просто скажу, что тогда ты мгновенно раскрыл свое темное прошлое и то, на что ты способен. Под личиной почтенного старца скрывался презренный наемник, солдат удачи. Это объясняет не только твою ловкость в схватке, но и оружие, с помощью которого ты сражаешься. Я хорошо разглядел твой меч. Он ничем не примечателен, но это оружие обыкновенного наемного убийцы, который служит тому, кто больше платит: будь то русский, грек, половец или варяг! Каким же обманом тебе удалось облачиться в благородные одежды отца-настоятеля?

– Я выполняю эти функции благодаря личным заслугам! – прорычал старец, побагровев от гнева. – Да, ты верно догадался! Я происхожу из низкой среды, что вынудило меня в юности стать наемником на службе купцов, торговавших с Царьградом. Именно там я познал, что такое настоящая жизнь, увидев роскошь, в которой живет духовенство. Тогда я решил сделать карьеру в лоне Церкви. И я сумел достичь задуманного ценой долгих лет учения в Византии. Я вернулся на Русь и был назначен ключником в монастырь. Потом я отправился Киев. Киевский митрополит оценил мои заслуги, доверив основать пустынь. Но моя жажда власти не была утолена. Только золото позволяет властвовать над другими! Когда хранитель библиотеки приехал с планом подземелья и всех расставленных там ловушек, я понял, что это мой единственный шанс завладеть бесценными сокровищами, сделав их недоступными… Я был вынужден рассказать хранителю о легенде, иначе это сделал бы кто-нибудь другой. Поэтому пришлось устранить боярина, как и этого глупого послушника Макара, который видел, как я выходил из монастыря в день убийства, и который, пребывая в растерянности, не нашел ничего лучшего, как исповедаться мне на следующий день, перед тем как отправиться к тебе! А этот тупица Прокоп, который сам бросился волку в пасть… Он, как и ты, гордый дружинник, полагал, что расставил мне ловушку. Но вы все в моей власти! Никто из вас не выйдет отсюда живым. Никто даже не догадается искать вас в этом подземелье, ведь никто не знает о его существовании!

– Твоя история увлекательна, но неправдоподобна, – с презрением бросил дознаватель. – Наемник-невежа, ставший просвещенным человеком, главой религиозной общины? Что за чепуха! Ты наверняка присвоил себя имя какого-нибудь несчастного монаха, убийство которого лежит на твоей совести наряду с другими преступлениями.

– Нет! – завопил старец, выходя из себя. – Я добился всего благодаря талантам и упорству! Да что ты знаешь о нищете и отчаянии того, кто родился смердом? Что ты знаешь об усилиях, которые надо приложить, чтобы стать уважаемым человеком?

– Уважаемым? Это ты о себе? Недавние преступления свидетельствуют о твоем прошлом лучше, чем этот неправдоподобный рассказ, годный лишь для ярмарочного балагана! Презренный наемник, продолжающий убивать за деньги, – вот кто ты на самом деле!

Обезумев от ярости, старец оттолкнул Каллистрату с такой силой, что молодую женщину швырнуло к стене между сундуками. Размахивая мечом, настоятель бросился на Артемия с криком:

– Ты дорого заплатишь за свою наглость, чертов дружинник!

Именно этого дознаватель и ждал. Он сделал обманный жест, противник поднял меч, чтобы отразить удар. В это же мгновение Артемий сделал выпад и вонзил бы лезвие в грудь противника, если бы тот не отскочил. Тем не менее старец глухо застонал, поскольку дознаватель зацепил его правую руку. Но вместо того чтобы бросить меч, он переложил оружие в левую. Как и все задиристые драчуны, он одинаково владел обеими руками. Он сделал точно рассчитанный выпад, способный выбить меч из рук дознавателя, но дружинник уклонился и перешел в атаку, нанеся старцу несколько ловких ударов.

В мрачной тишине, царившей в подземелье берендеев, раздавался только звон мечей. Дружинник твердил себе, что должен применить все умение и сноровку, чтобы одержать победу. Неровный земляной пол замедлял движения, к тому же Артемий оказался в невыгодном положении из-за старой раны колена. Но несмотря ни на что, дознаватель был в прекрасной форме. Он осыпал противника молниеносными ударами.

Старец отражал удары дружинника с ловкостью и гибкостью тридцатилетнего мужчины. Дважды ему удалось завладеть инициативой, перейдя в наступление. Бывший наемник не разучился владеть мечом. Артемию подумалось, что монах обучался в Царьграде, несомненно, у варяга из гвардии басилевса. Вдруг противник сделал сложный выпад. Дознавателю удалось его отразить, но, отступая, он натолкнулся на языческого бога, стоявшего за спиной. Уголком глаза дружинник увидел, как идол опасно покачнулся. Напрасно он попытался остановить падение статуи. Пришлось проворно отскочить, и истукан рухнул рядом.

Все это отняло несколько драгоценных мгновений. В свете факела, удерживаемого кольцом ожерелья, дружинник увидел, как старец поднял меч, чтобы нанести роковой удар, отразить который не было возможности. В это же мгновение между ними встала Каллистрата. Когда лезвие пронзило ее грудь, молодая женщина рухнула без единого крика. И тут дознаватель вонзил меч в горло злодея. Старец пошатнулся. Из раны брызнула кровь. Дружинник нанес второй удар в сердце, и преступник упал. Не торопясь вытащить меч из тела, Артемий бросился к Каллистрате и склонился над ней. Огромное кровавое пятно расплывалось по ее платью, но молодая женщина еще дышала.

Дружинник осторожно приподнял голову знахарки. Ее лицо было мертвенно-бледным, в уголках губ выступила кровь. Широко открыв огромные черные глаза, она пыталась что-то сказать, но ее губы уже покрылись розоватой пеной, а из груди не вырывалось ни звука.

– Не шевелись, любовь моя! Я вынесу тебя отсюда, вылечу…

Окровавленные губы знахарки расплылись в слабой улыбке. Дознавателю показалось, что в ее глазах он прочитал немой вопрос.

– Да, душа моя, я люблю тебя! Ты права. Я глупо поступал, сопротивляясь всему, что влекло меня к тебе! Я отдал бы жизнь, лишь бы спасти тебя…

Сделав нечеловеческое усилие, Каллистрата приподнялась, приблизив лицо к лицу Артемия.

– Ничего не говори! Я знаю, что ты меня любишь… – выговорил дружинник. В горле у него стоял ком.

– Не оставь моего сына… – прошептала Каллистрата, тяжело дыша. – Он тоже… любит тебя…

Женщина поникла в руках Артемия, ее голова откинулась. Дружинник осторожно уложил ее на пол и зарылся лицом в длинные черные волосы, в последний раз вдыхая теплый аромат. Вдруг он понял, что отныне его жизнь потеряла всякий смысл. В тот момент, когда он возродился для любви, нелепая жестокая судьба отняла у него ту, которая смягчила его сердце. Безмолвные рыдания сотрясали тело боярина. Он долго пребывал так, терзаемый душевной болью, не способный ни на что другое, кроме как прижаться губами к длинной черной шелковистой пряди.

Слабый стон вернул дружинника к реальности. Олег был ранен, он нуждался в помощи. Артемию удалось обуздать свои чувства. Он встал, вытащил меч из груди старца и вытер его об одежду злодея. Перешагнув через труп, он направился к князю, лежавшему рядом с рухнувшей статуей. Когда дознаватель осматривал кровоточащую рану на плече Олега, молодой человек вновь застонал и открыл глаза.

– Слава Богу, ты вне опасности, – еле слышно произнес Артемий. – Главное – не двигайся. Доверься мне. Мы выберемся отсюда.

Оторвав от рубахи лоскут, дознаватель сделал Олегу временную перевязку, чтобы остановить кровотечение. Затем, вынув факел из кольца, подошел к входу в коридор с противоположной стороны комнаты. Горизонтальная цепь, натянутая в трех локтях от земли, перегораживала проход, держась на невидимых креплениях, расположенных с другой стороны стены. Но именно по этому коридору пришел старец. Значит, в конце прохода должен быть выход из подземелья. Достаточно было нагнуться, чтобы переступить через порог. Старец, несомненно, так и поступил. Раненого Олега придется нести на руках. Отцепив боевой топор, Артемий перерубил цепь. В это самое мгновение раздался скрежет ржавого железа. Дружинник быстро отступил, и тяжелая металлическая решетка с железными остриями с грохотом опустилась прямо перед ним, закрыв проход. Захлопнулась последняя ловушка берендеев!

Артемий стал трясти прутья, предпринял несколько безуспешных попыток приподнять решетку, но она не сдвинулась ни на пядь. Железные острия прочно вошли в землю. Дружинник обернулся к молодому человеку. Олег снова потерял сознание. Дознаватель спрашивал себя, сколько им осталось жить в этом подземелье, о котором никто не знал. «По крайней мере, я смогу провести последние часы с той, любить которую у меня не было времени», – печально подумал дружинник.

Вдруг легкий шум со стороны решетки привлек внимание дознавателя. Несомненно, это был звук шагов, доносившихся из глубины коридора. Шум становился все сильнее. Артемий стремительно подбежал к решетке и стал вглядываться в темноту. Из мрака показался знакомый силуэт. Это был Василий. Он шел, подняв зажженный факел в одной руке и обнаженный меч в другой.

– Как я рад видеть тебя живым и здоровым, боярин! – воскликнул Василий. – Признаюсь, я боялся худшего…

– Все очень печально, Василий. Мы потеряли нашего верного Митька, а Каллистрата убита ударом меча, предназначавшимся мне. Но Олег только ранен. Он поправится, если удастся остановить кровь. Быстро найди способ поднять эту чертову решетку!

Услышав известие о смерти верного друга Митька, Василий на мгновение оцепенел. Затем он молча принялся тщательно осматривать стену у прохода. Артемий же осматривал ее с другой стороны.

– Решетка упала в тот самый момент, когда я перерубил цепь, загораживавшую проход, – объяснил Артемий. – Убийца, пришедший по этому коридору, вероятно, остерегался дотрагиваться до нее.

Василий молча продолжал осматривать стену.

– Ты прав, боярин, – наконец сказал он. – Цепь, вероятно, была прикреплена к противовесу… Так и есть, я нашел его. Теперь надо его спустить.

Через несколько минут отроку удалось поднять решетку наполовину, освободив пространство, через которое Артемий попал в коридор, осторожно таща волоком князя, все еще не пришедшего в сознание. Василий проник в комнату и вынес тело Каллистраты.

– Так это отец Никодим! – воскликнул он, увидев тело старца. – Как такое возможно? А ведь ничто не говорило…

– Позже я тебе все объясню, – оборвал боярин. – Иди вперед с факелом. Надо постараться как можно скорее выбраться – Олег теряет много крови.

Сжимая в руках факелы, они молча зашагали по коридору.

– Мы у цели, – наконец сказал Василий. – Осторожнее с ветками. Выход из подземелья скрывается в густом кустарнике. Я с трудом его нашел.

Оказавшись под открытым небом, Артемий с удивлением увидел, что они находятся на лесной поляне, далеко от места, где оставили своих лошадей. Они уложили на траву раненого Олега и тело Каллистраты. Дознаватель осмотрел повязку на плече молодого человека. Князь так и не пришел в сознание. Его лицо было очень бледно, однако кровотечение остановилось.

– Как тебе удалось найти выход из подземелья? – спросил Артемий, когда они перевели дыхание.

– Рядом с тем местом, где я спрятался, чтобы следить за дворцом, я обнаружил заячью нору. Глядя на нее, я решил, что это могло быть вентиляционным отверстием подземелья. Поскольку все казалось спокойно, я начал осматривать окрестности. Вскоре мне удалось отыскать другое вентиляционное отверстие, чуть дальше на холме, за дворцом. Тогда я убедился, что мои предположения верны. И я начал искать вход в подземелье в кустарнике, растущем у подножия.

– Твои действия вызволили нас с Олегом из неприятнейшей передряги. И ты не виновен в смерти Митька, поскольку старец проник во дворец по подземному ходу, а не через вход, за которым ты наблюдал… Хотя ты и покинул свой пост! – добавил Артемий. – А ты мог это сделать только в одном-единственном случае: если кто-нибудь попытался бы проникнуть во дворец после нас. Более того, ты должен был последовать за этим человеком!

Опустив голову, Василий ничего не ответил. Через несколько мгновений дознаватель прервал молчание:

– Ну, полно! Теперь нам надо отыскать лошадей и как можно скорее отвезти Олега в город. Я помогу тебе устроить князя на твоей лошади, но вы поедете без меня. Я должен позаботиться о теле Каллистраты. Пока мы оставим его здесь.

Через несколько минут Артемий разглядел грациозный светлый силуэт своей лошади, выделявшийся на темном фоне леса, свистнул, и животное в ответ заржало. С огромными предосторожностями дружинники устроили Олега на траве.

– Иди за лошадьми, – велел Василию Артемий, вставший рядом с князем на колени, чтобы осмотреть повязку.

Василий, кивнув, хотел уже идти, как вдруг легкий шум заставил их вздрогнуть. Дознаватель мгновенно вскочил на ноги. Дружинники обнажили мечи. Но каково было их изумление, когда они увидели Митька, который, выйдя из-за деревьев, бросился им навстречу!

– Боярин! Боже всемогущий, я уже не надеялся увидеть тебя живым! Василий, старый дружище, где ты пропадал?

Отроки обнялись, потом помогли Артемию устроить Олега на спине лошади Василия.

– Я тоже считал тебя мертвым, – сказал старший дружинник, подходя к Митьку.

Тяжелая ночь, которую им пришлось пережить, казалось, не оставила никакого следа на круглом лице богатыря. Он лучился счастьем, глядя то на товарищей.

– Каким чудом тебе удалось не погибнуть под этим ужасным потолком? – спросил Артемий.

– Мне повезло! В последний момент смог выбить дверь, – ответил Митько. – Все-таки это всего лишь ржавая железяка. В конце концов нижняя пластина отвалилась. Я сломал топор и чуть не вывихнул плечо, но за исключением этого у меня ни одной царапины! Напротив, я обезумел от ярости и горя. Я думал, что стал свидетелем вашей гибели, вас на моих глазах раздавило. Я даже не знал, кто убийца! Я сразу же побежал к Василию, но он тоже исчез. Осмотрев развалины, я направился к лошадям. Но, боярин Артемий, как тебе удалось избежать этой проклятой ловушки? Вижу, тебе не всех удалось спасти… Но мы поймали нечестивого преступника, виновного во всех убийствах?

– Его тело в подземелье, около сокровищ, которых он так домогался. Душа его улетела во тьму, которой она принадлежит, – усталым голосом ответил боярин. – Князь всего лишь потерял сознание, он выздоровеет. Но Каллистрата погибла. Это был старец, Митько.

Увидев, что его товарищ онемел от изумления, Василий сказал:

– Нам надо торопиться. Мы должны отвезти раненого в город. Я все расскажу по дороге. Что касается боярина Артемия, то он отвезет тело Каллистраты Филиппосу.

 

Глава Х

На следующий день, к полудню, в доме покойного Прокопа царила неописуемая суматоха, которую не мог омрачить даже траур. Соседи и слуги, все до последнего мальчишки при конюшне, знали об удивительной новости: Олег отыскал сокровища берендеев и собирается подарить их своему сводному брату, князю Смоленскому, прося о единственной награде – разрешении взять в жены Подлипу. В тот день состоялись похороны боярина. К четырем часам пополудни все знатные жители Рши были приглашены на поминальную тризну, которую возглавил Олег, будущий супруг юной боярышни. В разгар подготовки к поминальной трапезе, которой руководили старый Михей и управляющий поместьем, Олег и Подлипа принимали в большом зале Артемия и отроков. Сидя за столом, на котором вокруг большого блюда с пирожками с мясом и капустой стояли кубки с медовухой, они слушали Артемия. Он подробно рассказывал историю сокровищ и недавних преступлений, совершенных из-за безумной алчности старца.

– И все же, боярин, как тебе пришла в голову мысль подозревать меня?! – воскликнул Олег, прерывая молчание, установившееся после рассказа дознавателя.

Князь был еще очень бледен и с трудом мог двигать правой рукой, но лучезарное лицо свидетельствовало о состоянии его здоровья лучше, чем перевязанное плечо.

– Я не имел права пренебрегать какой-либо версией, князь. Кража золота и, главное, княжеской печати наводила на мысль о преступлении с целью наживы, а также на гнусные интриги вокруг княжеского престола, к которому могли быть причастны те или иные придворные, в том числе высокопоставленные сановники Смоленска.

– Мой возлюбленный жених, сколько же страданий тебе пришлось пережить! – воскликнула Подлипа, бросая нежный взор на Олега. – Этот злобный старец нарочно украл княжескую печать, чтобы подозрение пало на тебя!

– Главное – он стремился скрыть мотив преступления, – поправил Подлипу дознаватель. – В этом мы ничуть не сомневаемся. Сегодня утром Митько, которого я отправил в пустынь, обыскал келью старца. В сундуке, где лежат личные вещи отца-настоятеля, он обнаружил княжескую печать, равно как и золотые монеты… С момента нашей первой встречи монах старался запутать меня вопросами и лукавыми размышлениями, настаивая, что мотивом преступления служили украденные предметы. Но я отбросил это предположение, когда действительно поверил в существование сокровищ берендеев. Этот мотив, намного более серьезный, заставил взглянуть на события под иным углом и поменять представление, которое у меня сложилось о преступнике. В это же время, причем совершенно случайно, старец выдал себя в моем присутствии, сделав невольный жест, который позволил догадаться, что в прошлом он был наемником. С тех пор именно на нем лежали самые серьезные подозрения. Что касается тебя, Олег, то я недолго подозревал тебя. На этом этапе расследования единственными княжескими сокровищами были престол и имущество твоего брата! Но ты не мог об этом знать. Я не сержусь на тебя за то, что ты ввел меня в заблуждение… А вот твое поведение в подземелье не облегчило мою задачу, вовсе нет!

– Знаю! Я вел себя, как трус, – признал Олег, помрачнев.

– Я говорю не о том, что произошло в комнате с железным потолком, – возразил Артемий. – Я упрекаю тебя за то, что ты встал между старцем и мной в решающий момент. Это было поведение безусого юнца, а не умудренного опытом воина. Это чуть не стоило тебе жизни, не говоря уже о Каллистрате, которая, возможно, не погибла бы от руки злодея, если бы инициатива в этой схватке принадлежала мне! Ты мог бы оказать бесценную помощь, сражаясь рядом со мной с мечом в руках, а не лежа на земле, истекая кровью, вместо того чтобы проливать кровь нашего врага!

Щеки и лоб Олега стали багровыми.

– Я искренне оплакиваю смерть ведь… знахарки. Без ее помощи я никогда не нашел бы сокровища. Но это я должен был биться с негодяем! Он не только покушался на мою жизнь, но и заставил пережить худшее из унижений – страх! В те минуты, когда я думал, что нас раздавит эта железная плита, страх парализовал меня до такой степени, что я забыл о чести боярина и долге воина. Пойми же меня! Я должен был схватиться со старцем, чтобы смыть с себя позор! И прости, поскольку я думал только о своей чести и ни о чем другом.

– Я прощаю тебя, так как ты еще молод, – сурово сказал дружинник. – Боярин дорожит честью больше, чем жизнью, то мне ведомо. Но он не должен забывать о жизни других. Пойми и ты меня, князь! Больше всего я волновался за тебя. Приехав вчера вечером в монастырь под предлогом, что мне надо поговорить с художником, я преследовал двойную цель – я решил попытаться разговорить Злата и одновременно предостеречь его, а также заманить старца в ловушку. Он не мог не знать о моем приезде и подошел ко мне, как я и рассчитывал. Тогда я поделился с ним своим планом ночного похода, в который собирался пригласить и тебя. Но когда я хотел ввести тебя в курс дела, ты исчез! И тут меня охватила паника: вместо того чтобы оберегать твою жизнь, я расставил ловушку, которая отдала бы тебя в руки убийцы! А ведь она предназначалась не для тебя!

– А я, – откликнулся Олег, – в это время спокойно пил настой, который приготовила Каллистрата, чтобы общаться с духами! Мы сидели перед огнем, она протянула мне большой кубок, я выпил… Последнее, что я видел, – это ее лицо с таким странным взглядом, что он, казалось, обжигал меня, проникал в самую душу…

– Все кончено, любовь моя, эта женщина больше не вызовет у тебя страха, – прошептала Подлипа. – В конце концов, ведьма есть ведьма. Никогда не знаешь, на что эти лукавые способны! Ведь трава, которую взял у нее мой отец, привела его к гибели! Как ты можешь сомневаться в своей отваге, если ты был вынужден противостоять ведьме и убийце, чтобы завладеть сокровищами, которые принадлежали тебе по закону!

– Твой отец – да хранит Господь его душу! – стал жертвой собственной неосмотрительности, боярышня! – побледнев, спокойно сказал Артемий. – Боярин Прокоп украл у знахарки траву, которую считал волшебной, и, вместо того чтобы сдержать данное мне слово, предпочел в одиночку отправиться на поиски клада, стремясь обеспечить тебя приданым. Он думал лишь о твоем счастье и не доверял не только мне и моим спутникам, но и твоему жениху, боясь, что князь, завладев сокровищами, забудет о своем обещании жениться. Он хотел, чтобы Олег был ему благодарен за то, что он отыскал сокровища. Вот что побудило твоего отца действовать в одиночку, вопреки здравому смыслу. К несчастью, убийца не дремал. Он легко справился с боярином, поскольку тот считал себя неуязвимым… Что касается твоих слов о женщине, которую ты называешь ведьмой…

– Прости, боярин, но есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Не мог бы ты ее прояснить? – вмешался Василий.

Артемий встретился с ним взглядом и замолчал на несколько минут. Потом, проведя рукой по лбу, словно отгоняя дурную мысль, сказал:

– Я слушаю тебя. Что ты хочешь знать?

– Так вот. Когда ты сказал, что старец выдал себя невольным жестом, тем самым, который позволил тебе догадаться, что в прошлом он был наемником, я не понял, о чем речь.

– Ты помнишь, как подрались два торговца воском, когда мы в первый раз приехали в монастырь? Мы все трое – ты, старец и я – стояли рядом. В тот момент, когда один из мужиков вынул нож, отец Никодим поднес руку к эфесу воображаемого меча. Разумеется, считалось, что он никогда не держал в руках оружие! И хотя этот жест поразил меня, тогда я не придал ему особого значения. Возможно, потому что ты, Василий, также поднес руку к мечу и отец Никодим мог просто подражать тебе. Но старец не смотрел на тебя. Его взгляд был прикован к двум мужикам. Он действовал вовсе не инстинктивно, а как человек, привыкший пускать меч в ход в момент опасности!

Оживившись при этом воспоминании, дознаватель обвел сверкающим взором слушателей, а затем продолжил:

– Позднее эта сцена совершенно неожиданно пришла мне на ум. Во время путешествия в развалины, когда мы с Филиппосом ждали вас, чтобы отвезти тело Прокопа в город, я затеял с ребенком воображаемую битву. И он обвинил меня в обмане: он сказал, что видел, как я положил руку на эфес меча до условного сигнала! Как вы сами понимаете, я не собирался так поступать. К тому же в тот момент меча на моем поясе не было. Вероятно, я сделал это машинально, сам того не заметив. Однако мой жест заметил Филиппос, равно как я увидел жест старца! Именно эта деталь открыла мне глаза. Отныне я знал, что под достойным одеянием монаха скрывается презренный наемник, привыкший держать оружие, наемник, для которого человеческая жизнь ничего не значит, если речь идет об огромных деньгах… Во время нашей первой встречи отец Никодим с восторгом рассказывал о манускриптах, которые хранитель библиотеки приобрел в Царьграде, и с презрением упомянул о золоте, якобы украденном убийцами. Это было весьма хитроумно с его стороны, поскольку он знал, что я за ним наблюдаю. Действительно, искренность его восторга, равно как и презрение, не вызывали сомнений. И я мысленно вычеркнул его из списка подозреваемых. В самом деле, ставка должна была быть гораздо крупнее, чем несколько золотых гривен, чтобы этот прозорливый и образованный монах предстал в своем настоящем обличье, в обличье алчного чудовища! Думаю, отец Никодим рассказал мне свою подлинную историю. Он был, несомненно, выдающимся человеком, сумевшим подняться намного выше, чем позволяло его социальное положение, получить хорошее образование и завоевать, благодаря своим знаниям и упорству, достойное место в обществе. К его несчастью, им всю жизнь двигала жажда власти и денег, что неизбежно привело его к гибели.

– Подумать только, а ведь он был единственным, кого мы не подозревали! – воскликнул Митько. – В конце концов, даже художник Злат оказался невиновным, хотя и был с самого начала нашим главным подозреваемым!

– Злат знал, кто убийца, – уточнил Артемий. – Его друг Макар рассказал ему, что видел, как старец сопровождал хранителя библиотеки в день убийства. После того как послушник простодушно исповедался старцу, он и его друг Злат были обречены. Как многие монахи, старец хорошо разбирался в травах, а также в ядах, которых можно изготовить на их основе. Для него было детской забавой в удобный момент подсыпать щепотку порошка в суп послушника. К тому же он не считал необходимым сразу же избавляться от художника. Несомненно, старец хотел, чтобы тот закончил фреску, которой искренне восхищался. Но, главное, он хорошо знал художника и понимал, что гордость помешает Злату заговорить. По крайней мере, до тех пор пока тот не закончит творение… Однако после того, как монах несколько раз наблюдал, как я беседую со Златом, он испугался и решил перейти к действиям, воспользовавшись тем, что на кухне начался пожар. Это была прекрасная возможность подготовить «несчастный случай со смертельным исходом». Злат случайно избежал смерти. Что касается самого художника, то он, несмотря на ненависть к старцу, не хотел его выдавать, поскольку передавал его черты, изображая на своей фреске дьявола, чудовище с человеческим лицом… Признаюсь, я не в состоянии постичь ход его мыслей. Но разве можно понять художника?

– Этот художник заслуживает, чтобы его хорошенько допросили дружинники, выполняющие свой долг, – пробурчал Василий, и его узкие глаза сверкнули, как два стальных лезвия.

– Ему многое пришлось пережить после смерти друга и несчастного случая. Я уверен, что эта история послужит ему хорошим уроком, – ответил дознаватель. – А теперь я оставлю вас, други мои. Перед отъездом из Рши мне надо уладить личные дела.

– Поскольку вы не останетесь на поминальную трапезу, позвольте угостить вас скромным обедом перед тем, как вы отправитесь в путь! – воскликнула Подлипа, выполняя обязанности гостеприимной хозяйки дома.

Митько и Василий переглянулись. Было два часа пополудни, а на блюде лежал только один пирожок.

– Оставайтесь, – сказал Артемий отрокам. – Я догоню вас на дороге в Смоленск. Прощай, боярин, – обратился он к Олегу. – Думаю, ты не нуждаешься в моей помощи, чтобы вытащить сокровища из подземелья и отвезти их к Мономаху! Мы увидимся при дворе князя Владимира.

– Прощай, боярин, – ответил Олег, низко кланяясь. – Я никогда не забуду, что ты спас мне жизнь, равно как не забуду помощь Каллистраты…

– Спасибо, – просто ответил Артемий и вышел.

Покинув город, дознаватель углубился в лес, направив лошадь к дому знахарки. Нахмурившись, он вспоминал о прошлой ночи, о том, как привез тело Каллистраты.

Филиппос сидел перед огнем. Мальчик встретил ужасную новость без слез, без единого жалобного слова. Но когда Артемий положил тело Каллистраты на скамью, Филиппос упал на труп матери и застыл неподвижно. Мужчина молча стоял рядом, не отрывая взгляда от застывшего лица молодой женщины, не в состоянии найти утешительных слов. Он испытывал такую же боль и такое же отчаяние, как и после смерти своей супруги. Страдания вновь сжали его сердце сейчас, когда он потерял женщину, с которой был знаком всего три дня и которую любил, сам того не зная. Филиппос встал, подошел к Артемию и прижался к нему. И только тогда мальчик заплакал. Вдруг скорбь ребенка заставила стихнуть печаль мужчины.

– Она хотела, чтобы ее похоронили в лесу, а не на кладбище, – наконец промолвил Филиппос. – И без гроба, прямо в земле. Ты поможешь мне?

Артемий пообещал прийти. Оставшуюся часть ночи он провел с Филиппосом и уехал только на рассвете, чтобы дать указания отрокам и попрощаться с Олегом. Но он пообещал ребенку, что вернется во второй половине дня.

Артемию казалось, что боль ушла, но сейчас она вновь пронзила его, еще более нестерпимая, поскольку он не мог не думать об отчаянном положении, в которое попал Филиппос. Что с ним станет? Ведь он один в доме, стоящем посреди леса. Не могло быть и речи о том, чтобы бросить ребенка на произвол судьбы. Впрочем, Каллистрата просила Артемия позаботиться о сыне. Это были ее последние слова, обращенные к нему. Значит, надо было заняться будущим мальчика… Что же, следовало найти в Рше или Смоленске достойную семью, готовую принять Филиппоса на три-четыре года. Потом боярин попросит князя Владимира принять его в младшую дружину. А пока боярин будет искать подходящую семью, он оставит мальчику деньги. Пусть ребенок поживет несколько недель у кого-нибудь в Рше… Главное, чтобы он не оставался наедине со своим горем. Но вдруг ребенок не знает никого, кто мог бы его приютить? Ну что же, в таком случае Артемий поговорит с Олегом!

Так размышлял дружинник, подъезжая к поляне, на которой стоял дом на сваях. Спрыгнув на землю, он поднялся на крыльцо и вошел. Филиппос сидел у тела матери. Он обрядил ее в просторное белое платье. У подножия кровати лежала сложенная толстая льняная простыня.

– Приветствую тебя, боярин, – сказал Филиппос, не отрывая взгляда от лица знахарки. – Я одел ее так, как она хотела. Теперь остается выбрать место для могилы и вырыть ее. Ты сильный, у нас двоих это не займет много времени. Присядь на минутку рядом с ней.

Сердце дружинника сжалось. Сев на краешек скамьи, он взял мальчика за руку. Несколько минут они оба смотрели в лицо Каллистраты. Его белизна навеивала воспоминания о греческих мраморных статуях. Черты женщины стали более тонкими и строгими. Артемий вспоминал о ее чудесном лучезарном взоре. Теперь же ее лицо освещалось каким-то прозрачным нематериальным светом.

– Знаешь, мы не обязаны молчать! – заявил Филиппос. – Ты не хочешь что-нибудь сказать?

– Я уже сказал ей об этом, – выговорил Артемий. – Я сказал ей, что люблю ее, прямо перед… концом.

Филиппос с облегчением кивнул. Минуту помолчав, он сказал:

– Она знала, что умрет. Она видела это в языках пламени в тот день, когда ты чуть не утонул. В то утро она сказала мне: «Эта встреча несет мне и жизнь, и смерть». Но я не держу на тебя зла. Моя мать знала об этом и желала этого. Это была ее судьба.

– Я мог бы ей помешать, – глухо откликнулся мужчина.

– Нет. Мы, греки, знаем, что такое судьба. Как-нибудь я объясню тебе. А теперь пойдем. Пора.

Взяв лопаты, они пошли в лес. Выйдя на небольшую солнечную поляну, окаймленную орешником и кустами дикорастущей малины, за которыми возвышались огромные клены, они остановились, обменявшись взглядом.

– Думаю, ей здесь понравится, – сказал Филиппос. – Она иногда приходила на эту поляну отдохнуть, когда весь день собирала травы в лесу.

Вырыв могилу, они вернулись в дом за телом. Каллистрату похоронили так, как она хотела, – завернутой в льняную простыню, прямо в земле. Артемий соорудил деревянный крест и воткнул его в небольшой холм, лишь слегка выступавший над высокой травой на поляне. Он вспомнил слова Каллистраты, которые Филиппос передал ему прошлой ночью: «В день, когда мое тело превратится в прах, чем ближе будет оно к земле, тем ближе моя душа будет к небесам».

Когда они вернулись в дом, Филиппос поставил на стол кувшин с прохладной водой, кувшинчик с малиновкой и несколько плошек с фруктами и овощами. Вынув из ивовой корзины ржаной хлеб, он тоже положил его на чистые доски. Мальчик пригласил мужчину разделить с ним простую трапезу на помин души его матери.

Поев, дружинник сказал:

– Теперь надо подумать о тебе, мой мальчик. У меня есть несколько предложений…

И Артемий начал делиться планами, но ребенок почти сразу же прервал его:

– Благодарю тебя, боярин, за то, что ты подумал обо мне, но это лишнее. Это правда, мне хотелось бы позднее вступить в дружину отроков. Но сейчас у меня нет никакого желания жить с чужими людьми. Я могу продолжать заниматься торговлей, которой жила мать. Она научила меня понимать лес, разбираться в лекарственных растениях и изготавливать различные снадобья. Не беспокойся обо мне. Мне будет гораздо лучше здесь, в моем доме, среди животных и растений. Все они – мои друзья. И, главное, не предлагай мне денег. Моя мать часто говорила, что деньги можно принять за товар или за работу, но не как подарок или услугу, даже из рук друга.

Артемий на мгновение задумался, а потом ответил:

– Твоя мать была гордой женщиной. Но я не хочу это обсуждать, тем более что одобряю твой выбор. Дать тебе денег было плохой идеей. Но, главное, я не хотел, чтобы ты оставался один. Поскольку ты не хочешь уезжать отсюда… По крайней мере, я знаю, что может доставить тебе удовольствие!

Взяв удивленного мальчика за руку, Артемий вывел его на крыльцо.

– Видишь моего верного друга, белую лошадь? Ты ведь ее любишь, не так ли? Ну что же, она твоя. Отныне она станет твоим другом.

Спустившись с крыльца, Филиппос подбежал к благородному животному и стал его гладить.

– Ну, ты доволен? – улыбнулся Артемий, подходя к мальчику. – Молчишь? Я уверен, что твоя мать была бы счастлива, узнав, что белая лошадь теперь принадлежит тебе.

– Да, – ответил Филиппос, поворачивая к мужчине личико. Оно было серьезным. – Но я не могу принять этот подарок. Ты любишь лошадь, и она будет страдать вдали от хозяина. Пусть она остается с тобой.

– Неужели нет ничего, что я мог бы сделать для тебя? – воскликнул дружинник. – Ты от всего отказываешься! Это нелюбезно с твоей стороны.

– Если ты не догадываешься, что можешь для меня сделать, спроси у магического камня! – возразил Филиппос с лукавой улыбкой. – Он же помог тебе найти преступника… Может, он поможет и в более простых вещах, жизненных вещах…

– Порой жизненные вещи сложней всего понять. Действительно, мне, наверное, надо спросить совета у «Силы небесной» насчет твоего будущего…

– Значит, ты так и не додумался этого сделать, – с грустью сказал Филиппос. – Что же, тем хуже. Сейчас уже слишком поздно, поскольку ты должен уезжать. Не ищи больше, я скажу, что доставит мне удовольствие. Я должен отнести заказ в монастырь. Это травы, которые я собрал для художника Злата. Из них он делает краски. Мне хотелось бы, чтобы ты проводил меня. Так я смогу в последний раз взобраться на белую лошадь и проехаться с тобой на ее спине. Но главное – я хочу показать тебе в лесу некоторые ориентиры. Они помогут не заблудиться и легко найти мой дом, когда тебе захочется навестить меня. Я хочу сказать, если у тебя будет время.

– Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть дорогу к твоему дому, – серьезно ответил Артемий. – И будь уверен, я часто буду приезжать к тебе, очень часто. А теперь иди за травами. Пора отправляться.

Вечерело, когда Артемий и Филиппос въехали на территорию монастыря.

– Я пойду с тобой, – сказал дружинник, передавая лошадь на попечение послушника. – Так я смогу попрощаться с этим гордецом Златом.

Близился час вечери, но суматоха, обычно царившая перед службой, не нарушала глубокой тишины. Монахи занимались привычными делами. Ничто не напоминало о недавних событиях, потрясших общину. Убийство послушника, известие о преступлениях отца-настоятеля, казалось, ушли в далекое прошлое и имели значение не большее, чем все то, что принадлежало к внешнему, такому суетному миру, который мог проникнуть за прочные стены лишь случайно и на очень короткий период.

Мимо боярина и Филиппоса шли два монаха. Когда один из них поздоровался с дружинником, Артемий узнал в нем брата Сновида. Монахи зашагали по своим делам, но вдруг ключник остановился и обратился к Артемию:

– Я счастлив сообщить тебе, боярин, что в ожидании решения митрополита мне поручили исполнять обязанности настоятеля. Я немедленно займусь библиотекой. Расходы на нее были такими огромными, что необходимо срочно вмешаться! Но тут нет ничего удивительного, учитывая разоблачения, сделанные в отношении нашего дорогого отца Никодима!

– Манускрипты никак не связаны с преступлениями старца, – ледяным тоном возразил Артемий. – Умерь свой пыл, брат Сновид! Тебе придется иметь дело с другими вещами!

Ключник пожал плечами, и монахи продолжили путь.

– Надеюсь, что у него не будет времени нанести слишком большой урон, – сказал дружинник. – Он способен уничтожить все добрые дела старца… Что же, Филиппос, передавай заказ. Где келья художника?

– Думаю, она недалеко от служб, – ответил Филиппос. – Но, возможно, мы найдем Злата в церкви.

Они направились к изящному зданию из белого камня. Солнце освещало лишь четыре купола, увенчанные крестами, и звезды сверкали многочисленными огнями на голубом фоне, отражая свет уходящего дня. Белый фасад, погрузившийся в тень, казался сиреневым. Артемий остановился, в последний раз любуясь строгими формами. Филиппос тоже остановился, следя за взглядом дружинника. Сначала он удивился, но вскоре тоже погрузился в созерцание, стараясь понять, что так заворожило взрослого мужчину.

Скрип двери вывел их из раздумий. На крыльце стоял Злат.

– Надо же! Боярин Артемий собственной персоной! – насмешливо воскликнул он.

Художник подошел к дружиннику, не обращая внимания на Филиппоса.

– Ты приехал, чтобы удостоить меня последним увещеванием перед отъездом?

– Зачем? – возразил Артемий. – Ты принадлежишь к числу тех людей, которые сами все постигают и никогда не прислушиваются к советам других.

– Советы похожи на поношенные вещи. Люди охотно дают их, но размер редко когда подходит. Я предпочитаю хранить при себе свои старые обноски.

– Рассуждая так, ты обрекаешь себя на одинокую жизнь. Это трудная дорога.

– Художник всегда живет в одиночестве. Я выбрал именно эту дорогу.

– Надеюсь, ты больше преуспеешь в искусстве живописи, чем в искусстве противоречить своему ближнему. Но я пришел не для того, чтобы спорить с тобой, а для того, чтобы попрощаться. Я искренне желаю тебе удачи.

– Ты пришел в сюда, чтобы сказать мне это?

– Я провожал Филиппоса. Он принес твой заказ.

Филиппос протянул художнику большой холщовый мешок. Злат внимательно осмотрел его содержимое.

– Все хорошо, – сказал он, роясь в кармане рубахи. – Вот деньги. Пошли, я провожу вас до выхода.

Дружинник и художник направились к конюшне. За ними шел Филиппос, на ходу пересчитывая медные монеты. Артемий принял уздечку из рук послушника и переступил через порог, ведя свою лошадь.

– Ну что же, без обид… – проронил Злат, махнув Артемию рукой.

Художник уже собирался уходить, но Филиппос, покраснев до корней волос, тоненьким голоском сказал:

– Прости, Злат, но я думаю, что здесь не хватает одной монеты…

– Мне очень жаль, малыш, но я не могу платить тебе столько же, сколько платил твоей матери, – холодно ответил художник.

– Но это те же самые травы! Я знаю их так же хорошо, как она!

– Не важно. Учитывая твой возраст, ты всего лишь подмастерье, и я плачу тебе как подмастерью. Если ты недоволен, ищи других покупателей.

– Я хочу получить деньги, которые заработал! – сказал Филиппос дрожащим от волнения голосом.

– Не настаивай, Филиппос! Пусть он оставит себе эту монету! – велел ребенку дружинник.

– Видишь, даже боярин согласен со мной! – возликовал Злат. – Всяк сверчок знай свой шесток!

Побледнев от ярости, Артемий едва сдержался, чтобы не дать художнику оплеуху.

– Послушай меня, Злат! – угрожающе бросил он парню, от испуга отступившему на шаг. – Пока ты остаешься непризнанным гением, следи за тем, как обращаешься с людьми. Ведь никогда не знаешь, с кем имеешь дело. Сейчас ты разговариваешь не с бедным подмастерьем, а с боярином Филиппосом, единственным сыном Артемия Норвановича, старшего дружинника!

Изумленный художник застыл с открытым ртом. Не обращая на него внимания, дружинник посадил счастливого мальчика впереди себя на лошадь и тронул с места, не обернувшись.

Через несколько минут они добрались до перекрестка, где тропинка, по которой они ехали, выводила на большую дорогу. Артемий натянул уздечку, и лошадь остановилась. Повернувшись к мужчине, Филиппос, молчавший всю дорогу, наконец задал вопрос, не дававший ему покоя:

– Ты сказал художнику правду?

– Разумеется. Отныне ты мой сын. Думаю, твоя мама ничего не имеет против. Как ты думаешь?

Счастливый ребенок прижался к Артемию.

– Значит, ты все-таки спросил совета у камня! – прошептал он с заговорщической улыбкой. – Он действительно волшебный! Иначе ты никогда не догадался бы о моем самом тайном желании!

Не в состоянии вымолвить ни слова, дружинник прижал маленькое тельце к груди и принялся ласково гладить Филиппоса по взъерошенным волосам.

– В любом случае, иначе и быть не могло, – наконец сказал Артемий. – Настанет день, когда я должен буду передать камень сыну, а у меня его нет. К счастью, есть ты! Он знал, что делал, этот славный камень, давая мне совет.

– Я тоже кое-что знаю, – подхватил Филиппос. – Я догадался, почему Злат не захотел давать мне монету: он сам не зарабатывает столько, сколько заслуживает. У него тяжелая жизнь!

– Ты, несомненно, прав. У нас тоже жизнь не всегда будет легкой. Но мы вместе будем противостоять трудностям! А теперь, сын мой, держись за меня. Мы должны догнать отроков.

И, свернув в направлении Смоленска, Артемий пустил лошадь галопом.