Действующие лица

Артемий – боярин варяжского происхождения, старший дружинник и советник Владимира, князя Смоленского.

Митько, Василий – отроки, соратники Артемия.

Филиппос – приемный сын Артемия.

Владимир – князь Смоленский.

Андрей – боярин, будущий хранитель библиотеки Владимира.

Гита – английская принцесса, дочь Гарольда II, невеста Владимира.

Альдина – молодая англичанка благородного происхождения, служанка Гиты.

Радигост – боярин, тысяцкий Ростова.

Настасья – дочь Радигоста.

Ждан – сын Радигоста.

Стриго – молодой боярин, жених Настасьи.

Мина – боярышня, живущая в Ростове.

Братослав – молодой боярин, жених Мины.

Деметриос – византийский высокопоставленный сановник, магистр.

Ренцо – венецианский путешественник.

 

Глава I

Стояло начало сентября благословенного 1074 года от Рождества Христова. По византийской традиции сентябрь считался первым месяцем года. Заплатив тысяцкому дань, предназначавшуюся князю, все жители Смоленска – бедные и богатые, бояре и крестьяне – отмечали праздник сбора урожая, благодаря Бога и повелительницу Природу, устраивая пиры, игры и празднества, которые будут продолжаться на протяжении всего лета святого Симеона. Обычай требовал, чтобы в этот самый веселый в году месяц происходили сговоры и играли свадьбы.

Но в тот год у жителей Смоленска была еще одна, особая причина для пиршеств. Молодой князь Владимир, который княжил на этих землях вот уже год и пользовался уважением и любовью подданных, собирался жениться на английской принцессе Гите.

На пятый день сентября ликование жителей города достигло апогея. По Смоленску пронесся слух, что княжеская дружина, месяц назад отправившаяся в Киев, чтобы встретить там послов басилевса, приближается к Смоленску в сопровождении трех византийских сановников. Дружинники также везли богатые подарки молодой княжеской чете императора Царьграда. Таким образом, Владимир ждал только прибытия греческого посольства, чтобы отпраздновать свадьбу. Его невеста приехала в Ростов дней двадцать назад, и уже все было готово к празднику.

В то время как на базарной площади, где купцы и ремесленники выкладывали на прилавки свои лучшие товары, царила радостная суматоха, площадь, на которую выходил княжеский дворец, была безлюдна и тиха. Приближался полдень, час, когда должен был начаться официальный прием посольства и церемония вручения подарков басилевса. Еще теплое солнце ярко расцвечивало своими лучами купола храма и красную остроконечную крышу дворца.

На верхнем этаже терема в оконном проеме со ставнями с красными петухами появился хрупкий силуэт. Мальчик лет двенадцати с лукавым личиком, обрамленным каштановыми волосами, опирался на подоконник, уткнувшись носом в слюдяные квадраты. Его взгляд был прикован ко двору, окруженному массивным палисадом. Мальчик был одет в белую льняную рубаху с вышитым воротником и зеленую свиту, перехваченную на талии поясом, украшенным медными пластинами. Казалось, богатая одежда стесняла его движения. К тому же ребенку было жарко.

– Если хочешь, открой окно, Филиппос, – раздался голос из глубины комнаты. – Но если спустишься во двор, тебе удастся лучше разглядеть гостей.

Артемий сидел за массивным резным дубовым столом. Столешница была завалена берестяными свитками, исписанными русскими и греческими словами. Сжимая в руке писало-стилос, боярин просматривал документы, время от времени делая пометки на чистом берестяном свитке, лежавшем перед ним. Князь поручил ему выверить некоторые детали в своей недавней переписке с Михаилом VII Дукой, царствовавшим басилевсом.

– Я подумал, что шум будет мешать тебе. Собрание у князя закончилось, и дружинники выходят во двор. Но, значит, сегодня у меня не будет урока истории?

– Не притворяйся, что сожалеешь об этом. У тебя в школе было достаточно уроков.

– С тобой это совсем другое дело! Ты рассказываешь о битвах, а не о Священном Писании!

– А что еще может рассказывать дружинник, который более не способен сражаться?

– Да, твое старое ранение в колено… – сказал мальчик, и в его черных глазах сверкнул хитрый огонек. – Ты умеешь не только отчаянно биться. Пусть ты больше не принимаешь участия в военных походах, но князь поручает тебе самые опасные дела! Честно говоря, тебе не на что жаловаться, боярин Артемий! С тех пор как ты стал моим отцом, отроки порассказали мне о некоторых из твоих подвигов. У тебя никогда не было того, что называется «спокойная жизнь»!

– А мне каждый день рассказывают о твоих подвигах, боярин Филиппос! Действительно, вот уже несколько месяцев я не ведаю, что такое спокойная жизнь. Ты в самом деле не хочешь спуститься во двор?

– Но ты не закончил рассказывать историю принцессы Гиты, невесты князя Владимира! Я хочу узнать ее до брачной церемонии!

– Я поведал о главном. Юной принцессе пришлось пережить много горя! После того как ее отец, король Гарольд II, был убит норманнами под предводительством Вильгельма… Ты помнишь дату?

– Это был год 6574-й от сотворения мира.

– Совершенно верно. Итак, после смерти отца Гита покинула Англию и отправилась во Фландрию, а затем жила у своего дяди Свена Эстридсена, короля Дании. В ее судьбе принимала участие королева Елизавета, которая приходится теткой Владимиру – она младшая дочь Ярослава Мудрого, князя, составившего свод законов, который ты изучаешь в школе. Говорят, Елизавета решила выдать Гиту замуж за нашего князя Владимира.

– Она правильно поступила! У несчастной принцессы больше не было ни семьи, ни крова…

– Тем не менее, хотя у Гиты нет ни земель, ни приданого, она сохраняет все права на корону Англии. Сильные мира сего поддержали это предложение. Несколько месяцев назад Гита прибыла ко двору великого князя Всеволода и его супруги Марии. При киевском дворе принцесса впервые встретилась с Владимиром. Это была любовь с первого взгляда.

– Да, они любят друг друга, это заметно!

– Им повезло! Любовь не всегда сопровождает браки по расчету. Владимир уехал в Смоленск, а Гита осталась в Киеве, чтобы научиться читать и писать на нашем языке. Ты знаешь молодого боярина Андрея? Ему было поручено учить Гиту русскому языку. Кстати, Владимир думает доверить Андрею должность хранителя библиотеки, не занятую с прошлой весны. Князь беседовал со мной об этом, и я одобрил его выбор. Ученость этого молодого человека просто поражает.

– Андрей станет новым хранителем библиотеки? Но тогда почему он такой грустный? Он должен был бы радоваться чести, которую ему оказывает князь! Неужели его не тешит, что Гита и Владимир наконец могут скрепить свой союз?

– Думаю, боярин Андрей слишком скрытен, чтобы давать волю своим чувствам. И Гита, и Владимир относятся к нему с уважением, но он по-прежнему держится отстраненно. А ведь он проводил с принцессой больше времени, чем ее жених! Но ты прав. На дворе сентябрь, и период ожидания закончился. Как того требует обычай, Владимир пожелал, чтобы две пары молодых бояр отпраздновали свадьбу одновременно с ним и его невестой.

– Я знаю, что одна из избранниц – дочь тысяцкого, – вставил Филиппос.

– Мы ожидаем их с минуты на минуту, – продолжал Артемий, кивнув. – После приема греческого посольства князь приказал подготовить увеселения в честь гостей…

Артемий поднялся, подошел к окну и открыл его.

Несколько отроков в боевом снаряжении – в кольчугах, остроконечных шлемах, с длинными плоскими мечами у пояса – прохаживались по двору, беседуя друг с другом. Желтые шелковые плащи отроков выделялись светлыми пятнами на потемневшей деревянной мостовой, скрипевшей под их сапогами.

С высокого резного деревянного крыльца спустился старый ратник в парчовой шапке и длинном плаще, отороченном собольим мехом. Мужчина пересек двор и прошел в ворота, ведущие на площадь.

– Общее собрание дружины закончилось, – сказал Артемий. – Выходят старшие дружинники, да и отроки не замедлят вернуться домой. Я наконец завершил работу, которую поручил мне князь. Идем-ка со мной. Поможешь найти Митька и Василия. Мне бы хотелось расспросить их о походе.

Будучи советником князя, Артемий занимал две просторные комнаты в левом крыле дворца, где находились помещение хранителя библиотеки и комнаты для гостей. Покои Владимира располагались в правом крыле. Библиотека, которую также называли книгохранилищем, поскольку Владимир охотно предоставлял свои манускрипты школе и всем охочим и образованным горожанам, занимала половину второго этажа. В другой половине были зал для приемов и прихожая. Крытая галерея на этом же этаже позволяла пройти из дворца в церковь. На первом этаже находились огромная трапезная и оружейная. В этой комнате хранилась великолепная коллекция оружия разных стран. Именно там Владимир держал совет со старшей дружиной и собирал военачальников младшей дружины.

Спустившись на первый этаж, Артемий и Филиппос убедились, что большинство дружинников покинули оружейную. Одни беседовали во дворе, другие направлялись к гриднице – большому зданию в трехстах локтях от дворца.

Митька и Василия нигде не было видно. Задача, которую выполнили отроки, – охрана византийских послов, направлявшихся в Смоленск с подарками басилевса, – не была ни особо трудной, ни особо опасной, поскольку Владимир отправил с ними отряд из двухсот воинов, вооруженных до зубов. Тем не менее Артемий, движимый велением совести и любопытством, хотел лично узнать о подробностях путешествия. Его заинтриговали византийские подарки, для охраны которых потребовалось столько сил.

В это время оба молодца вышли из корчмы и направились к площади перед дворцом. Они были одеты как княжеские отроки, шлемы держали в руках. Отроки остановились в тени высокого крыльца храма. От крепостной стены, окружавшей княжеский дворец, их отделяли всего пятьдесят шагов. Сидя на деревянной мостовой, прислонившись спиной к стене церкви, хранившей приятное тепло, приятели смотрели, как старшие дружинники покидают дворец.

– Василий, как думаешь, заметил ли Владимир, что мы поспешно ушли? – спросил широкоплечий Митько. Цвет лица отрока выдавал усердие, с которым он оказал честь вину и вкусной еде в корчме.

– Да что ты такое говоришь, Митько! – ответил Василий с едва заметной улыбкой. – Князь очень рад приезду послов. Завтра он наконец сможет жениться на своей заморской зазнобушке!

Смуглое лицо Василия, узкие глаза и выступающие скулы выдавали его половецкое происхождение. Митько, розовощекий богатырь, поступил в княжескую дружину два года назад после кровавой битвы со степными ордами, а Василий был сыном половецкого князя, союзника русских князей, принявшего христианство. Василий гордился своим происхождением. Ему не было равных в искусстве верховой езды и стрельбы из лука.

– А вдруг нас ищет боярин Артемий? – заволновался Митько. Он попытался придать лицу виноватое выражение, но картину портила сильная икота.

– Ну что же, ему мы скажем правду. Знаешь, он не больше нас любит официальные речи!

На главной улице показались три всадника на лошадях с роскошными попонами – двое мужчин и девушка. Зеваки на площади глядели им вслед, восхищенно присвистывая. Однако, не обращая ни на кого внимания, небольшой кортеж двигался вперед неспешным шагом.

– Наш тысяцкий верен себе. Никогда не упускает случая показаться во всей красе! – вполголоса заметил Василий. – Посмотри, как он кичится своим богатством! А ведь скаредностью может сравниться только с хазарскими торговцами!

– А я смотрю в основном на его дочь, – проворчал Митько, дергая себя за короткую белокурую бородку. – Настасья – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Счастливец тот, кто женится на ней!

– А вот и нет, – возразил Василий. – Поговаривают, что она унаследовала характер отца. Я знаком с ее женихом, Стриго. Он-то не промах… Но мне все же интересно, как он будет укрощать эту язву!

А всадники продолжали ехать по площади в сторону дворца. В тени крыльца собора отроки были практически невидимыми и могли вдоволь налюбоваться прекрасной Настасьей. Она грациозно придерживала складки красивого парчового навершника, выставляя на всеобщее обозрение расшитые дорогие сапожки. Ее голову венчал драгоценный убор, но великолепные золотистые волосы заставляли забыть о блеске камней. Правда, восторг прохожих оставлял Настасью равнодушной. Ее прекрасное лицо выражало лишь скуку и презрение. Что касается отца Настасьи, то его буквально распирало от гордости. Дородный, краснолицый, старый боярин Радигост был одет в пурпурную свиту из дорогого аксамита. Свободной рукой он поглаживал бороду с проседью, не забывая время от времени дотрагиваться до толстого кошелька на поясе.

– Наш тысяцкий рискует лопнуть, как печеная репа! – усмехнулся Митько.

– Сегодня у него есть веские причины быть довольным, – прошептал Василий. – Он убедил отца Стриго объединить их богатства, поженив детей. Речь идет скорее о сделке, чем о браке! Что касается сына Радигоста, Ждана, то после смерти отца он почти ничего не получит, поскольку самая богатая часть наследства уже ушла Настасье. Я слышал, что тысяцкий не жалует своего сына.

– Конечно, Ждан совсем не похож на воина! – откликнулся Митько, сочувственно кивая головой. – Посмотри на него, он с трудом держится в седле! И все же князь любит его.

– Владимир ценит его знания. Ждан проводит все дни напролет в библиотеке князя. Я часто видел, как они беседуют. Но все эти знания не нужны старому Радигосту. Он предпочел бы, чтобы сын в совершенстве владел мечом, а не писалом!

Словно подтверждая слова Василия, тысяцкий оглянулся и бросил гневный взгляд на молодого человека, ехавшего в некотором отдалении.

– Всегда тащится сзади! Это не сын, это Божье наказание! – проворчал Радигост, обращаясь к Настасье. – Не понимаю, по какой причине Владимир повелел, чтобы он сегодня приехал! Видите ли, Ждан будет переводить с греческого. Можно подумать, что сам Владимир не знает этого языка!

– Отец, ты тысяцкий Смоленска, и ты единственный из всех возможных присутствующих, кто не знает греческого, – бросила Настасья с раздражением. – Владимир пригласил его из уважения к тебе.

– Но я-то его об этом не просил! Впрочем, если я и заставил тебя и твоего брата выучить греческий язык, то исключительно для блага торговли, а вовсе не затем, чтобы вы хвастали знаниями при дворе. Если бы не воля князя…

Несмотря на правильные черты лица, в точности повторяющие черты сестры, Ждан казался бледной копией Настасьи. Его волосы напоминали мочало, а бледно-голубые глаза были какими-то блеклыми. Молодой человек ехал, опустив голову, погрузившись в мечтания. Однако слова Радигоста он слышал, поскольку как раз пришпорил лошадь и догнал отца и сестру. Отроки смотрели на Ждана с жалостью. Вдруг, словно почувствовав на себе взгляды дружинников, сын тысяцкого обернулся в их сторону. Мгновением позже всадники въехали в ворота крепости.

– Что с ним? – спросил ошарашенный Митько. – Почему он посмотрел на нас с такой ненавистью?

– Он смотрел не на нас, – ответил Василий. – Ведь солнце било ему в глаза. В лучшем случае он сумел различить наши силуэты.

– Но я никогда не видел столь злобного выражения! – воскликнул Митько.

Василий пожал плечами.

– Поди знай, что творится в его голове! Вероятно, он почувствовал, что тут кто-то есть. Или думал о «любезных» словах своего отца…

Василий замолчал. Он заметил перед воротами Артемия, который рассматривал площадь, ладонью прикрывая глаза от солнца.

Отроки мгновенно вскочили, поспешно нахлобучили шлемы, проверяя, хорошо ли мечи ходят в ножнах.

– А вот и вы! Наконец-то! – воскликнул Артемий.

Слегка хромая, боярин направился к дружинникам, которые заторопились ему навстречу.

– Полагаю, вы предпочли славную трапезу всем благодарственным словам, которые князь расточал в адрес своих отважных воинов!

– Дело в том… Поскольку мы оба уже отчитались… – пробормотал Митько.

– Мы выполнили возложенное на нас поручение, а все остальное – рутина, – подтвердил Василий.

– В деле дружинника нет рутины, – сухо возразил Артемий. – А сейчас вы отчитаетесь передо мной.

Отроки вкратце рассказали о своем путешествии по реке до Киева, о приеме, который устроил великий князь в честь греческих сановников, и, наконец, о возвращении тем же путем в Смоленск вместе с посольством, находившимся под охраной воинов Владимира.

– Значит, вы, как и я, не знаете, что находится в сундуках, которые вы привезли, – подытожил Артемий, не переставая думать о том, что больше всего его волновало. – А по дороге вы не почуяли никакой угрозы?

– Половцы и печенеги даже носа не высовывали, – ответил Василий. – В какой-то момент мы подумали, что на нас собирается напасть князь Всеслав. В его распоряжении отличное войско, насчитывающее не менее трехсот ратников. Дружинник сообщил нам, что видел людей Всеслава на берегах реки. Мы тогда шли по Днепру. Но, по всей видимости, это была ложная тревога.

– Всеслав продолжает сеять смуту и раздор везде, где появляется, – сказал Артемий, с озабоченным видом теребя свои длинные усы. – Сегодня он единственный, кто оспаривает власть Великого князя Киевского. Всеслава прогнали с киевского престола. И до тех пор, пока он его не отберет, он будет действовать, как разбойник с большой дороги. Его люди не только грабят окрестности Смоленска, но и нападают на купеческие караваны. Для Всеслава захват подарков басилевса был бы двойной удачей: он создал бы дипломатический инцидент и завладел бы поистине бесценными предметами. Его людей я боялся больше, чем степных кочевников.

– Полоцкий князь никогда не осмелился бы померяться силой с двумястами лучшими воинами Владимира! – раздался звонкий голос за спиной Артемия.

Обернувшись, дружинник обнаружил Филиппоса.

– Твой сын совершенно прав, – одобрил слова мальчика Митько, заговорщически подмигивая ребенку. – Но что означает эта парадная одежда? Только не говори, что ты тоже нашел невесту!

– Нет, – смеясь, ответил Филиппос. – У меня нет намерения жениться, пока не возьму у тебя несколько уроков. На каждом празднике вокруг прекрасного Митька кружится столько же девушек, сколько бабочек в саду Владимира. Но я до сих пор никак не могу понять, как тебе удается их ловить.

– Да, ты прав. Бабочки – очень нежные существа, равно как и девушки…

– Ну, хватит, – оборвал их Артемий. – Филиппос, ты хотел сопровождать меня на прием греческого посольства. Пошли же! Пора. Вы тоже, отроки. Я хочу, чтобы вы там присутствовали.

– Для этого есть особая причина? – спросил Митько, сразу став серьезным.

– Ничего конкретного, – задумчиво ответил боярин. – Но во время вашего отсутствия князь взял на службу нескольких воинов. Я хочу, чтобы вы понаблюдали за ними во время церемонии вручения подарков. Не забывайте, что Всеслав Брячиславич доставляет нам столько хлопот еще и потому, что у него всюду соглядатаи. Мы не можем исключать возможность какой-либо беды.

– Мы успеем снять доспех? – спросил Василий. – Иначе наш вид может привлечь излишнее внимание.

– Наденьте чистые шелковые рубахи и белые плащи. Мечи оставьте!

Отроки и боярин вошли в ворота крепости. Филиппос шагал впереди. Митько и Василий побежали к гриднице, а Артемий направился к входу во дворец.

Боярин достиг середины двора, когда странное зрелище заставило его остановиться. На высоком крыльце стояла девушка. Ее огненно-рыжие волосы были не заплетены в косы, а убраны под тонкую сетку. Это была Альдина, служанка принцессы Гиты. Рядом с ней высился мужчина в роскошном темно-синем плаще, резко контрастирующем со скромным одеянием англичанки. Великан почти полностью закрывал хрупкую Альдину. Артемий, делая вид, будто поправляет аграф на плаще, принялся перебирать в памяти всех знакомцев, стараясь припомнить мужчину. Очевидно, боярин встречался с ним не в первый раз. Богатырь страстно сжимал руки Альдины. Оба были поглощены оживленным разговором.

Вдруг Альдина заметила боярина. Резко оттолкнув собеседника, она сбежала по ступенькам крыльца и направилась к дворовым службам. Проходя мимо Артемия, она слегка поклонилась, приветствуя его. Боярину показалось, что ее хорошенькое личико, покрытое веснушками, мокро от слез. Что касается мужчины, то он поспешил исчезнуть за дверью. «Кем бы он ни был, я узнаю его по плащу», – подумал Артемий, поднимаясь по лестнице. В этот момент он увидел, как Филиппос выскочил из-под крыльца.

– Почудилось, будто что-то сверкнуло… и я нашел серебряную пуговицу! – сказал мальчик.

– Не пытайся оправдываться! Ты прекрасно знаешь, что не пристало подслушивать чужие разговоры! Тем более сыну боярина.

– Я не нарочно! К тому же, когда ты ведешь дознание, все средства хороши, чтобы установить истину! И ты перестанешь сердиться, когда услышишь, о чем я узнал, – с вызовом бросил мальчик, криво нахлобучив небольшую шапку с меховой оторочкой.

– Ну что же! Какой же удивительной тайной ты владеешь? У Альдины есть жених, и она хочет отпраздновать свадьбу одновременно со свадьбой своей госпожи. Я угадал?

– Да. Но она не может, потому что… Это не ее жених. Это Стриго, жених прекрасной Настасьи, дочери тысяцкого!

– Ты в этом уверен?

Артемий, отворивший было высокую дверь, входить не стал, а, наоборот, закрыл ее и внимательно посмотрел Филиппосу в лицо. Ребенок был опечален, и печаль эта была совсем не детская.

– Они в отчаянии. Стриго сказал, что готов на все, чтобы расстроить этот брак, даже на похищение Альдины. Но Альдина ответила, что уже слишком поздно… Тогда Стриго заявил, что единственный выход – убить себя, поскольку он не может жить без своей возлюбленной. Или убить Настасью.

Артемий нахмурился.

– Вот уж действительно неразумные слова! Не рассказывай никому о том, что слышал. Я же не спущу глаз с этого пылкого молодого человека. Уверен, что его слова обгоняют мысли, но не хочу, чтобы сцена ревности или потоки слез омрачили свадьбу князя.

– Жаль Альдину, – вздохнул Филиппос. – Она конечно, не так красива, как Настасья, но зато она такая милая! Альдина – чужестранка, и ее некому защитить. А ведь она утешала Стриго… Правда, боярина тоже стоит пожалеть – он так боится своего отца!

– Не хватало еще, чтобы ты встал на его защиту! Мужчина должен уладить сердечные дела до сговора, чтобы не запятнать свою честь. А теперь идем-ка! Церемония вот-вот начнется.

В зале для приемов было много народу. Старые бояре в парадных одеждах, жестких от обилия золотой вышивки, занимали лавки, предназначенные для старших дружинников и знатных жителей города. С потолка, который имитировал небесный свод, покрытый звездами, свисали, освещая зал, четыре светильника.

В центре зала стоял приезжий епископ. На его худом лице застыло недовольное выражение: князь запаздывал, отчего послы вряд ли были в восторге. Визатийцы же, в роскошных церемониальных туниках с золотыми знаками отличия на груди, соответствовавшими занимаемому положению, стояли одесную от двух тронов на высоком помосте.

Артемий едва успел поздороваться с несколькими боярами, как епископ трижды ударил серебряным посохом об пол. Разговоры тут же прекратились. На пороге задней двери показался отрок. Он внес меч князя на пурпурной атласной подушке. Следом шел боярин Андрей, будущий хранитель библиотеки и учитель Гиты во время ее пребывания в Киеве. Он нес ларец с личной печатью Владимира. Наконец, показалась княжеская чета, сопровождаемая знаменщиком, старым дружинником с гладко выбритым подбородком и щеками и длинными седыми усами, которые он, как и Артемий, носил в память о своих варяжских предках.

Мужчины, несшие меч, печать и знамя Владимира, застыли у возвышения. Князь и его невеста медленно взошли по ступенькам. Стоя перед присутствующими, Владимир поздоровался с послами и сел, приглашая английскую принцессу занять место рядом с собой. Гита впервые присутствовала на официальной церемонии вместе с будущим мужем. Принцесса, раскрасневшаяся от переживаний, с блеском в бездонных зеленых глазах, хмурилась, пытаясь понять греческий, который едва знала, и, казалось, воплощала очарование и женскую робость.

Три посла приветствовали Владимира по византийскому обычаю, поклонившись в пояс и коснувшись пола правой рукой. Старший из них начал витиеватую речь.

В этот момент тихо вошли Митько и Василий. Зал был полон, и опоздавшие стояли, прислонившись спиной к стене у двери. Последовав их примеру, отроки быстро оглядели присутствующих. Не заметив ничего подозрительного, они сосредоточили внимание на приглашенных, расположившихся за креслом епископа. Эти две пары должны были отпраздновать свадьбу одновременно со свадьбой князя.

– Смотри! – прошептал Митько, толкая Василия локтем. – Там, за Настасьей, другая невеста. Я несколько раз встречал ее при выходе из церкви. Не знаю, как зовут ее отца, но ее, по-моему, зовут Миной.

– Я видел ее сегодня утром на пристани, – ответил Василий, лицо которого, обычно непроницаемое, озарилось восхищенной улыбкой. – Она встречала наши корабли. Помнишь? Мы прошли мимо. Какие глаза! Глубокие, как ростовское озеро Неро. Если хочешь знать мое мнение, эта девушка дорогого стоит и вдесятеро краше, чем гордячка Настасья. Ты знаешь ее жениха, молодого боярина рядом с ней?

– Ты спрашиваешь, знаю ли я Братослава?! – прошептал Митько. – После последней стычки с половцами Владимир считает его лучшим воином! К тому же после смерти отца место, которое старый боярин занимал в совете старейшин, возможно, займет сын. Вот что называется стремительным восхождением! Но говорят, что Мина выходит замуж не по любви. Братославу пришлось долго уговаривать отца своей невесты…

– Тише! – выдохнул сосед Митько, красивый мужчина лет сорока, одетый в длинный красный плащ с золотым орлом.

– Словом, ты можешь попытать счастья, друже! – закончил отрок.

– Бесполезно! – вздохнул Василий. – Ты прекрасно знаешь, что бояре заключают браки только между собой.

Сосед гневно посмотрел на отроков, и приятели замолчали. Они принялись рассматривать мужчину в красном плаще. По одежде, а также по прическе и короткой черной бороде они поняли, что это византийский придворный. А по золотым знакам отличия, украшавшим его грудь, сделали вывод, что он занимает высокую должность в Царьграде. Поэтому Митько удержался от иронического замечания по поводу официальных речей, которое вертелось на языке. Вдруг его внимание привлек человек, стоявший рядом с греческим сановником, – тоже чужеземец, но, судя по одежде, ломбардиец или римлянин. Митько и Василий уже встречали латинян в Киеве и даже в Смоленске.

– Ты видел его ноги? В облегающих портах и остроконечной обуви он похож на скомороха! – прошептал Митько, фыркнув от смеха.

– А шапка? – подхватил Василий. – Можно подумать, что это подгоревший блин, украшенный петушиным пером! Я сразу же вспомнил о киевском митрополите Георгии Греке, который гневно обличает латинян. Я толком не понял, что он имеет против них, но надо признать – люди они странные. Но все же я не доверяю россказням попов. Послушать их, так все греховно…

– Да вы замолчите наконец? – вновь обратился к ним грек в красном плаще.

Его произношение было почти безукоризненно. Лишь легкий акцент. Но говорил он с уверенностью человека, привыкшего к беспрекословному подчинению со стороны окружающих. Отроки, не приученные к обращению в подобном тоне, уже собирались было достойно ответить, как вдруг грек быстро направился к престолу Владимира.

– …Деметриос, наш дорогой гость из Царьграда, которого я прошу занять место одесную, рядом с его соотечественниками, – говорил Владимир.

Значит, греческий сановник по имени Деметриос в числе почетных гостей князя! В этот момент Владимир прервал ритуал приема послов, чтобы предоставить опоздавшему место, достойное его положения. Деметриос поклонился до земли, коснувшись пола кончиками пальцев, и сел на лавку, которую внесли молодые слуги.

– …Точно так же я прошу благородного Ренцо Де Моретти занять почетное место, – продолжал Владимир, указывая на пустое место рядом с Деметриосом.

Латинянин, наряд которого забавлял не только отроков, неспешно, легкой кошачьей походкой направился к князю. Он поклонился, изящно снимая берет, и по-гречески поблагодарил князя. При этом он улыбался, словно извинялся за свое произношение. Если бы не одеяние, он вполне мог бы сойти за соотечественника Деметриоса: смуглое лицо, черные кудри. Однако блеск в глазах и ироническая улыбка резко контрастировали со спокойным достоинством, которое исходило от грека.

Владимир кивнул послам. Старший из них заговорил:

– Благородный Владимир, князь земель смоленских! От имени нашего святейшего императора Михаила, автократа христиан, и согласно его святой воле прими подарки, которые мы привезли из славного города Константинополя!

Грек хлопнул в ладоши. Задняя дверь отворилась, и слуги внесли три огромных ларя, запечатанных свинцом с оттиском личной печати императора. Разбив печать, посол открыл первый ларь и принялся извлекать из него драгоценные литургические сосуды. Медленно и величаво он передавал подарки двум другим послам, а те складывали их у подножия помоста. По залу пронесся ропот восхищения. Следом за сосудами перед взорами изумленных бояр предстали огромные серебряные блюда, рулоны аксамитов и паволоки. Раньше столь роскошные подарки басилевс посылал только великому князю киевскому!

– Судя по всему, Царьград желает отныне крепить связи с наследником киевского престола! – вполголоса произнес Артемий, подходя к Митьку и Василию, которые стояли около входной двери.

– Вот уж действительно, Византия – самая богатая страна в мире! – воскликнул Митько, провожая глазами шлем, украшенный золотыми пластинами, который занял свое место рядом с сокровищами у подножия княжеского престола.

– А ведь Византия никогда прежде так не нуждалась в хороших союзниках и в дружбе с Русью. Ей угрожают и сельджуки, и печенеги, – заметил Артемий.

Боярин замолчал, поскольку посол попросил обратить особое внимание на последний подарок басилевса. Все взгляды были прикованы к ларю розового дерева, локоть в ширину и полтора в длину. Посол медленно поднял крышку: внутри драгоценные камни феерической красоты сверкали тысячами огней, отражая пламя свечей.

– Вот одно из сокровищ императорской казны! Автократор, хранитель и повелитель вселенной, поручил мне преподнести этот бесценный подарок невесте русского князя, принцессе Гите Уэссекской, дочери храброго короля Гарольда! – объявил посол.

В зале воцарилось благоговейное молчание. Довольный произведенным впечатлением, грек добавил:

– В благословенный 6468 год от сотворения мира эти драгоценности были преподнесены басилевсом Романом II супруге, знаменитой Феофано. Гарнитур состоит из диадемы, ожерелья и серег с бриллиантами и рубинами.

Слова посла потонули в восторженных криках. Некоторые рукоплескали, выражая одобрение щедрости и вкусу Царьграда. Наконец князь, призвав собравшихся к молчанию, начал длинную благодарственную речь, выдержанную в лучших традициях византийских риторов.

– Басилевсу дали хороший совет, – прошептал Артемий. – Ничто не могло доставить Владимиру большего удовольствия, чем роскошный подарок для невесты! Так, значит, именно из-за этих камней пришлось усилить охрану посольства!

Когда Владимир замолчал, в зале раздался голос:

– Позволь говорить с тобой, княже!

Ждан, брат Настасьи, который находился рядом с отцом и переводил ему речи, звучавшие на церемонии, встал и, раскрасневшись от эмоций, обратился к Владимиру.

– Разреши преподнести тебе скромный подарок в знак благодарности за милости, которые ты оказываешь мне, и чтобы напомнить тебе о нашей общей страсти!

Ждан протянул князю нечто, завернутое в лоскут богатой ткани. Заинтригованный Владимир принял подношение и развернул ткань.

– Это же манускрипт великого философа Платона. Вот уж истинно дар, который люб моему сердцу! – воскликнул Владимир. – В самом деле, ты хорошо осведомлен о моих вкусах, Ждан, сын Радигоста!

– Просто мы часто беседовали… Как и ты, я ценю… – пробормотал Ждан.

– Как не стыдно тебе выставлять себя напоказ! – прошептала Настасья, обращаясь к брату. – Какая низкая лесть! Ты ни перед чем не останавливаешься, чтобы купить милость князя!

В установившейся тишине слова Настасьи прозвучали как раскат грома. Владимир нахмурился, его глаза потемнели.

– Ты ошибаешься, Настасья. Твоему брату нет надобности покупать мою дружбу. Он заслужил ее с тех пор, как я познал широту его знаний!

– Я предпочел бы, чтобы мой сын заслужил твою дружбу, отличившись на поле брани, а не тратил мои деньги на покупку старых пергаментов! – проворчал Радигост.

– Книги хранят в себе неисчерпаемые знания, – назидательно заметил Деметриос по-русски. – Они утоляют страдания и обуздывают излишества. Ценные для горожан, они насущно необходимы правителям и князьям, которые должны быть мудрее подданных!

Артемий с облегчением вздохнул. Вмешательство Деметриоса сняло напряжение, возникшее из-за слов тысяцкого и его дочери. Владимир объявил об окончании церемонии. Артемий подал знак отрокам, и все три дружинника незаметно покинули зал.

– Он исключительный человек! – воскликнул Артемий, едва они вышли за порог. – Владимир рассказывал о Деметриосе. Этот сановник – магистр, он входит в число двенадцати высокопоставленных магистров империи. А с какой ловкостью он поставил тысяцкого на место! Я просто восхищен!

Митько и Василий виновато переглянулись, вспомнив о недавней стычке с греком.

– Послы хорошо его знают, – продолжал Артемий. – Поэт и писатель в свободное от службы время, Деметриос пустился в путешествие по русским землям, намереваясь создать хронику страны с момента, когда она приняла греческую литургию, и до настоящего времени. Когда Деметриос был в Киеве, великий князь Всеволод Ярославич пригласил его на свадьбу Владимира. Но я не понимаю, почему князю вздумалось приглашать венецианца Ренцо. Возможно, потому что Ренцо – человек знатного происхождения? По крайней мере, гость дает это понять. По словам Владимира, Ренцо путешествует ради удовольствия.

– Когда они прибыли? – спросил Митько.

– Сегодня утром, незадолго до греческого посольства. Деметриос приехал водным путем, поднявшись по Днепру на своем корабле. Что касается Ренцо, то он путешествует верхом. Мне он кажется настоящим мошенником!

– Нам он тоже показался подозрительным, правда, Василий? – воскликнул Митько.

– Так или иначе, дерзости ему не занимать, – процедил молодой дружинник. – Во время церемонии он не сводил глаз с Мины, не обращая никакого внимания на гневные взгляды Братослава.

– Если только его не привлекают византийские драгоценности… – хмуро заметил Артемий. – Я предпочитаю воздерживаться от поспешных суждений, но бдительности терять не надо. А теперь идемте-ка, поделитесь со мной впечатлениями о новых стражниках.

Пир, устроенный князем в честь гостей, был в самом разгаре, когда Артемий вошел в просторный зал с расписными стенами. Слуги в белых льняных рубахах ходили между трех больших столов, меняя блюда, наполняя кубки вином и свежей медовухой. Княжеский стол, возвышавшийся над другими, стоял в глубине зала, напротив входной двери. За ним сидел Владимир. По правую руку от князя сидели послы, а по левую – Гита. Гости устроились на скамьях, покрытых звериными шкурами.

Артемий опоздал из-за разговора с отроками. Слуга провел нового гостя к отведенному месту, рядом с Филиппосом. Усаживаясь, боярин заметил надменный профиль прекрасной Настасьи. Пока другой слуга наполнял кубок вином, Филиппос дернул отца за рукав:

– Нам не повезло с соседями по столу! Они постоянно ссорятся, – прошептал мальчик.

– Кто же? Настасья и ее жених? – рассеянно спросил Артемий.

– Нет. Настасья и ее брат, Ждан. Они постоянно говорят о деньгах и наследстве. Мне хотелось бы сидеть напротив, рядом с чужеземными гостями. Они наверняка рассказывают интересные вещи!

Гости, расположившиеся на противоположной стороне зала, казалось, были поглощены речью Деметриоса. Грек вещал вполголоса, сопровождая рассказ манерными жестами. Вдруг его прервал сосед по столу, Ренцо.

– Да простит меня благородный Деметриос за вмешательство, – заявил он, вставая и поворачиваясь к столу князя, – но я считаю, что его рассказ заслуживает общего внимания, особенно внимания прекрасной невесты Владимира!

Ренцо сел, а Гита и гости обратили изумленные взгляды на Деметриоса. Грек немного смутился, но потом ответил:

– Мой рассказ касается не столько настоящего, сколько прошлого. Речь идет об истории драгоценностей, подаренных принцессе Гите нашим басилевсом… Это свадебный подарок, который преподнес император Роман II прекрасной Феофано, дочери простого трактирщика, которую он случайно встретил во время маневров императорского войска. Как и сам басилевс, все придворные были поражены красотой Феофано, которую поэты Константинополя сравнивали с Еленой Греческой. Однако его счастье оказалось коротким. Вскоре после свадьбы Роман умер, впрочем, как и его преемник, Никифор Фока, второй муж красавицы Феофано. Затем любовник императрицы Иоанн Цимисхий, захватив власть, обвинил Феофано в том, что она плела заговоры против государства и отравила двух предыдущих мужей. По приказу нового басилевса Феофано сослали в отдаленный монастырь на границах империи. С тех пор, вот уже на протяжении ста лет, этот гарнитур, единственный в своем роде, который все называют драгоценностями Феофано, принадлежит императорской казне. Ни одна из императриц не пожелала его носить. При дворе шепчутся, что он приносит несчастье, что будто бы перед тем, как отправиться в ссылку, Феофано прокляла всех, кто осмелится надеть ее драгоценности. Однако нынешний император, приняв мудрое решение, обманул судьбу. За пределами Константинополя проклятие Феофано теряет силу. Наконец драгоценностями смогут любоваться. И они будут подчеркивать красоту женщины.

Деметриос замолчал. Артемий, заметив, как в зеленых глазах Гиты сверкнули искорки страха, подумал, что Ренцо не следовало просить своего соседа оглашать неприятную историю византийского двора. Но Деметриос, понимая, что его слова вызвали всеобщее замешательство, поспешил добавить:

– Пусть благородный князь Владимир и его невеста не придают особого значения россказням о золоте и о драгоценных камнях. Молва связывает с сокровищами Константинополя много легенд, которые чаще всего не заслуживают доверия. Настоящие диковинки нашего святого города – совершенно иные, и поэты поют им славу другими словами! Да будет мне позволено вспомнить о воздушных сводах, фресках и мозаиках собора Святой Софии, о мраморных фонтанах, струи которых освежают улицы, залитые солнцем, об императорском дворце и произведениях искусства, которые там хранятся…

– И все же, благородный Деметриос, как бы ни был красив ваш город, ничто не может сравниться с диковинками природы! Это я, Ренцо, говорю! Ведь я объехал добрую половину мира! Я знаю Константинополь. Он прекрасен, но во Вселенной есть и другие места, достойные изумления! Например, далекий остров, откуда приехала ее высочество принцесса Гита. Там туманы настолько густые, что могут спрятать целый город! А у всех девушек глаза цвета морской волны…

Гита, растроганная словами о родном крае, улыбнулась венецианцу. Ренцо взглянул на Владимира. Князь знаком велел ему продолжать, и Ренцо, залпом осушив кубок, заговорил:

– К западу от этого острова находится еще один остров, который называется Ирландией. Ирландия богата пастбищами, там овечьих отар больше, чем в любой другой стране мира. В Ирландии есть дерево, на котором растут маленькие барашки. Дальше на север простираются края, где царит вечный холод. Каждый раз, когда идет снег, падающие хлопья превращаются в оленей, которые разбегаются по всему миру, заселяя леса и долины. Но самые удивительные вещи я увидел на Востоке. Посетив Иерусалим, где я поклонился Гробу Господню, я отправился в бескрайнюю пустыню. Там затерялась в песках страна, где растет дерево вак-вак. Когда опадают все листья, на ветвях этого дерева появляются не плоды, а молодые девушки с шелковистыми зелеными волосами, спадающими до самой земли. Девушки разговаривают с путешественниками, поют и смеются, но если их снять с дерева, они мгновенно высыхают и превращаются в прах. Эта страна находится недалеко от другой страны, где живут амазонки. Амазонки – это прекрасные воительницы. Они убивают всех мужчин, которые осмеливаются вторгаться в их царство. Однако один раз в год они приглашают к себе мужчин из соседних стран. Если у них рождается мальчик, его убивают. Если девочка – ей отрезают правую грудь, чтобы она, повзрослев, могла стрелять из лука так же метко, как другие амазонки. Недалеко находится океан. Там есть края, где из-за палящих лучей солнца у людей кожа черная, как сажа. Мужчины и женщины ходят голыми, словно Адам и Ева в раю, и не стыдятся друг друга…

Гости, завороженные рассказом венецианца, забыли о еде, а слуги – о своих обязанностях.

Не слушая неистощимого рассказчика, Артемий погрузился в свои мысли. Он знал, что подаренные драгоценности находятся сейчас в покоях английской принцессы. Они останутся там до брачной церемонии, назначенной на завтра. «Надо проверить, куда выходят окна покоев Гиты, – сказал себе Артемий, – и поставить стражников у лестницы, ведущей в терем».

Старший дружинник не мог объяснить, почему после того, как подарки басилевса были вручены, его охватило странное беспокойство. Впрочем, отроки не заметили во время церемонии ничего подозрительного. Может, впечатление – а именно предчувствие реальной глухой угрозы, – не покидавшее Артемия, было вызвано напряжением из-за ссоры Настасьи с братом? Или оно было связано со странным венецианским путешественником? Не говоря уже о Стриго, который, по словам Филиппоса, осмелился говорить о любви со служанкой Гиты, хотя был сговорен с Настасьей!

Неожиданно внимание Артемия привлек боярин Андрей. Дружинника поразило выражение лица мужчины, напряженное и одновременно отсутствующее. Не считая самого Артемия, он был единственным, кто не слушал венецианца! Бледного, измученного, хмурого Андрея, казалось, терзали мрачные мысли, мешавшие ему не только следить за рассказом Ренцо, но и трапезничать. Не догадываясь, что за ним следят, Андрей осушил кубок, подал знак слуге снова наполнить его и повернулся к столу князя. Артемию показалось, что в глазах Андрея сверкнули странные искорки, когда тот посмотрел на Гиту. Однако в этот момент дружинник услышал шепот Филиппоса:

– Я тоже знаю это растение с черными ягодами!

– О чем ты? – спросил Артемий.

– Слушай Ренцо! – ответил мальчик.

– …Кокетки этого королевства придавали блеск глазам с помощью настойки растения под названием белладонна, bella donna, то есть «прекрасная дама». Действительно, она расширяет зрачки…

– Я не знал об этом свойстве белладонны, – вмешался Деметриос. – В Константинополе лекари прописывают капли на основе этого растения при желудочных коликах. Впрочем, у меня есть флакон с этим лекарством, которое я принимаю каждый вечер.

– Как бы мне хотелось испытать на себе эту настойку! – воскликнула Настасья, глядя по очереди то на своего жениха, то на Деметриоса.

Вместо ответа Стриго презрительно пожал плечами.

– Мне тоже хотелось бы, – робко сказала Мина, не отрывая взгляда серых глаз от Ренцо.

– Готов спорить, что и моя возлюбленная Гита сгорает от желания испытать эффект этих капель! – рассмеялся Владимир. – Хорошо! Если Деметриос не видит в этом ничего предосудительного…

– Конечно нет, – вежливо ответил грек, поднимаясь. – Я сейчас же принесу флакон.

Артемий не упустил ни слова из этого разговора, одновременно внимательно слушая, что шептал ему на ухо Филиппос. Вдруг он резко встал и жестом остановил Деметриоса, уже собиравшегося покинуть зал:

– Погоди, благородный гость! Мой сын, который хорошо разбирается в травах и знает их различные свойства, утверждает, что белладонна – это опасный яд. Я хочу предупредить дам, прежде чем они прибегнуть к бесполезным и… пустым опытам, рискуя дорого заплатить за свое кокетство, – сказал Артемий осуждающим тоном и снова сел.

Его слова были встречены удивленным перешептыванием.

– Я не осмеливаюсь оспаривать знания, которые превосходят мои сведения, – ответил Ренцо. – Тем более что в красоте присутствующих здесь дам нет ничего искусственного, – добавил он, глядя прямо в глаза Мины столь откровенно, что молодая боярышня покраснела и опустила голову.

Пожав плечами, Деметриос занял свое место.

– Я с удовольствием отдал бы свой флакон с каплями дамам, но вполне возможно, что юный боярин не ошибается. Мой лекарь посоветовал мне соблюдать осторожность. Я не должен увеличивать дозу, прописанную им. Мне также хотелось бы добавить – да не рассердится на меня знаменитый венецианский путешественник, – что его рассказ вызывает у меня сомнение. Даже самые неисправимые кокетки византийского императорского двора ничего не знают об этих свойствах белладонны. А ведь нет более прекрасных и более ловких в искусстве обольщения дам, чем дамы Константинополя! Красота ее милости севасты Марии, матери князя Владимира, служит тому живым примером. И я с полным правом могу сказать: супруга великого князя киевского покинула наш двор почти двадцать лет назад, но Византия не забыла красоту дочери Константина Мономаха.

Растроганный словами, прозвучавшими в адрес матери, Владимир поблагодарил Деметриоса кивком головы. Затем князь спросил, где византийский сановник так хорошо выучил русский язык.

– Я родился в квартале золотых дел мастеров, в приходе Святого Маманта, где проживает самая большая русская колония. Надо сказать, что я весьма скромного происхождения. Но моему отцу при помощи одного из его клиентов удалось получить для меня небольшую должность при дворе. В самом деле, с младых ногтей я готовил себя не к работе с драгоценными металлами, а оттачивал стиль своих литературных сочинений. Я никогда не забывал язык, на котором говорили в квартале, где прошло мое детство. Точно так же я не забываю о своем скромном происхождении. Мой отец, простой мастер, служил империи с тем же усердием, с каким теперь служу ей я, с такой же преданностью, что и тысячи подданных, поставивших свои таланты на службу государства!

Было далеко за полдень, когда завершился пир. Одни гости откланялись, в том числе епископ и тысяцкий, других пригласили занять отведенные им комнаты, чтобы чуток отдохнуть. Владимир объявил, что после непродолжительного отдыха гости вновь соберутся и примут участие в развлечениях первого дня празднеств. Артемий, уже не столь озабоченный, как в начале пира, удалился в свои покои в сопровождении слегка захмелевшего Филиппоса – воспользовавшись тем, что отец отвлекся, мальчик попробовал греческого вина.

Колокол храма пробил четыре удара, когда Филиппос ворвался в рабочий кабинет Артемия.

– Я знаю, что задумал князь! Гости посетят ярмарку, а затем пойдут в загон, где держат диких лошадей, пойманных в степи! Владимир хочет показать послам, как укрощают лошадей половецким способом. Можно я пойду с ними? Это у крепостной стены, рядом с восточными городскими воротами.

– Если ты обещаешь быть благоразумным, – ответил боярин.

Когда Артемий и Филиппос присоединились к гостям, все уже были готовы к прогулке. Несмотря на нетерпение собравшихся, Владимир, казалось, не спешил покидать дворец. Поговорив с Деметриосом, князь обратился к гостям.

– По просьбе магистра, путешествующего с двумя сундуками манускриптов, я приказал отнести эти сундуки в свою библиотеку, – сообщил он. – В течение трех дней, которые Деметриос проведет во дворце, манускрипты будут храниться опечатанными в книгохранилище. Просьба Деметриоса предоставляет мне возможность показать свою библиотеку послам Царьграда, а также другим почетным гостям… Но где же Андрей? Пусть его позовут!

– Я здесь, князь, – откликнулся молодой боярин.

Артемия вновь поразило напряженное выражение его лица. Андрей не снял свиту, расшитую серебряными нитями, но был в черных мягких сапогах, не предназначенных для улицы, и без головного убора. Судя по всему, он не собирался принимать участия в прогулке.

Выслушав распоряжения Владимира, Андрей позвал двух слуг и велел им отнести сундуки Деметриоса в библиотеку. Затем во главе процессии он зашагал по лестнице, которая вела на второй этаж. Только Филиппос не последовал за всеми. Получив от отца разрешение, он выскользнул на улицу, сгорая от нетерпения навестить в конюшне белую лошадь дружинника.

Свет прекрасного солнечного сентябрьского дня проникал в библиотеку через шесть узких слюдяных окон с решетками. Стеллажи до самого полка были заполнены манускриптами. Здесь были тяжелые тома с золотыми и серебряными переплетами, свитки папируса, пергаменты. Они были сложены в стопки и скреплены двумя дощечками с железными уголками. Другие книги хранились в больших сундуках, стоявших вдоль стен. Несколько открытых книг лежали на аналое. Можно было видеть страницы, украшенные миниатюрами и исписанные темно-красной и золотистой тушью. Пучки полыни, предохранявшие бесценные манускрипты от червей и личинок, были разложены на полках и между сундуками. Дикорастущие степные травы источали тонкий пьянящий аромат, который, витая в воздухе, смешивался с запахом старых пергаментов. В углу стояла печь.

По знаку Андрея четверо писцов покинули книгохранилище. Слуги внесли сундуки Деметриоса. Наложив личную печать Владимира на красные восковые печати, Андрей кратко поведал о сокровищах библиотеки, которыми так гордился князь.

– Самые интересные манускрипты привезены, разумеется, из Царьграда, – сказал он. Послы с довольным видом закивали головами. – Большинство книг на греческом. Однако у нас много и русских книг. Некоторые книги доступны горожанам, поскольку мы применяем менее дорогой материал, чем пергамент, а именно бересту, которую используют в основном для переписки…

– А также чтобы научиться читать и писать, – робко заметила Гита. – Я очень люблю берестяные свитки, они напоминают мне об уроках.

– Принцесса на удивление легко выучила наш язык! – заявил Владимир.

– Просто ее высочество принцесса Гита очень талантлива, – глухо отозвался Андрей. – Жаль, что столь одаренная молодая женщина не может посвятить себя науке.

– Отныне принцесса Гита, какой бы талантливой она ни была, будет посвящать себя мне! – со смехом возразил Владимир.

Князь с любовью поцеловал руку Гиты. Все присутствующие улыбнулись, настолько очевидным было счастье молодой четы. И только тогда Артемий заметил странное выражение лица Деметриоса, стоявшего рядом с дружинником. Грек смотрел не на английскую принцессу, а на будущего хранителя библиотеки. То, что он увидел, позабавило его до такой степени, что он издал чуть слышный смешок. Артемий вопросительно посмотрел на Деметриоса. Грек, пожав плечами, тихо произнес одно-единственное слово: «Пигмалион». Артемий хотел спросить, что означает неведомое ему слово, как вдруг его внимание привлекла Настасья.

Стоя чуть в стороне, молодая боярышня медленно перелистывала прекрасную Псалтирь, разложенную на аналое.

– Этой книгой я особенно горжусь, – сказал князь, поворачиваясь к Настасье. – Она переписана на русском по заказу моего отца. А миниатюры выполнены мэтром Алипием, знаменитым киевским иконописцем!

Однако миниатюры мало интересовали молодую боярышню. Она закрыла Псалтирь, но, вместо того чтобы отойти от аналоя, стала исполнять какой-то странный ритуал. Запрокинув голову, закрыв глаза, она тихо произнесла несколько слов, а потом, не глядя на книгу, открыла ее наугад и ткнула указательным пальцем в середину страницы. Заинтригованный князь и его гости наблюдали за ней в полной тишине. Наконец Настасья открыла глаза и громко, отчетливо прочитала стих, который выбрала вслепую:

– Не погуби души моей с грешниками и жизни моей с кровожадными, у которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства.

Изумленные гости стали переглядываться, но по-прежнему хранили молчание. Нахмурившись, Настасья перечитала стих, словно силилась понять тайный смысл слов: «…у которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства».

– Но это нелепо! – воскликнула она.

Потом, заметив, что стала центром всеобщего внимания, сказала:

– Почему вы так на меня смотрите? Это касается только меня… Впрочем, в этом нет никакого смысла!

Однако голос Настасьи дрожал. Артемий впервые увидел смятение на ее прекрасном холодном лице.

– Что все это означает? – спросил Владимир. – Объясни нам, боярышня!

– Да простит меня твоя милость, княже, но тут и объяснять нечего! – промолвила она голосом, срывающимся от едва сдерживаемой злости.

– Напротив! – настаивал князь. – Ты должна нам все объяснить, боярышня! Что означают эти загадочные и оскорбительные слова?

Настасья по-прежнему молчала, и Владимир добавил:

– Твой жених Стриго и ты – мои гости. Но ты благодаришь меня отнюдь не учтиво. На кого ты намекала?

– Да ни на кого, княже! – воскликнула Настасья, закрывая рукавом лицо. – Я никого не хотела оскорбить.

– Прошу, княже, выслушать меня, – неожиданно вмешалась Мина, подходя к Владимиру.

Покраснев до корней волос, она продолжила:

– Возможно, тебе неведомы некоторые обычаи русских девушек. Существует поверье, согласно которому невеста накануне свадьбы может узнать свое будущее, открыв наугад Псалтирь. Поверь, Настасья не хотела никого оскорбить, она просто пыталась узнать свое…

– Я не просила тебя выгораживать меня перед князем! – крикнула Настасья. – Не хватает, чтобы все думали обо мне невесть что!

Теперь, когда смысл поступка Настасьи стал ясен, все понимали, почему молодую боярышню охватило смятение. Гита подошла к Настасье и, ласково обняв за плечи, стала шептать слова утешения. Однако Настасья быстро отстранилась, качая головой. Гордость не позволяла ей принимать слова сочувствия. Она предпочла бы замять инцидент и забыть о нем. Гита умоляюще посмотрела на Владимира. Князь понял ее намек.

– Да простят меня мои гости! Мы задержались в библиотеке, – спокойно и любезно сказал князь. – Не правда ли, это развлечение достойно прекрасных молодых девушек? Некоторые не любят книги… Но зато все они любят платья и ткани, ожерелья и браслеты! Я обещал вам показать ярмарку. Золотых дел мастера и оружейники, лучшие купцы города ждут нас. Пусть мои дорогие гости выбирают на прилавках любые диковинки. Князь заплатит за все!

На улице Филиппос, уже оседлавший белую лошадь Артемия, с нетерпением ждал выхода гостей, болтая с Митьком и Василием. Испросив у Владимира позволения, двое приятелей присоединились к гостям, обрадовавшись неожиданному развлечению. На ярмарке они должны были следить за мальчишками со слишком ловкими руками, помогать иностранным гостям торговаться на по-русски… Но, главное, эти крепкие молодцы будут полезны в загоне с дикими лошадьми!

Артемий подумал, что и он бы охотно посмотрел на забаву, задуманную Владимиром. Однако он должен был проверить список ответных даров, которые князь собирался преподнести басилевсу. Вздохнув, дружинник принялся наблюдать, как конюшие помогали дамам и как греческие сановники садились верхом. Дождавшись момента, когда кортеж выехал через ворота крепостной стены на площадь перед храмом, Артемий направился в свой рабочий кабинет.

Вечерело, когда Филиппос и оба отрока, вернувшиеся с прогулки, присоединились к Артемию в беседке в саду Владимира. Беседка была расписана мотивами цветущих растений, птиц и животных. Подступающая ночная тьма пока не мешала восхищаться этим изящным строением, которое Владимир приказал возвести незадолго до приезда Гиты. Дружинники и мальчик уселись на скамье вокруг небольшого стола в центре. Артемий кликнул слуг и велел принести свечи и подать скромный, но сытный ужин, состоящий из мяса и пареных овощей.

– А как же пир Владимира? – спросил разочарованный Филиппос. – Разве мы не присоединимся к гостям?

– Два пира в день – это слишком для дружинника, – ответил Артемий. – Князь знает, где меня найти. Что касается тебя, то тебе хватит впечатлений на сегодняшний день.

Очень скоро Артемий, ужиная, слушал рассказ отроков о визите князя и его гостей на ярмарку.

– …Ряды, где продают пряности, столь любимые Владимиром, оставили чужеземцев равнодушными, – говорил Митько. – Хазарские, булгарские и арабские купцы в своих пестрых нарядах не произвели на них никакого впечатления, впрочем как и снадобья, жито и травы, которыми они торгуют.

– И неудивительно, – заметил Артемий. – Базар Царьграда – самый известный в мире! Диковинный для нас товар не произведет впечатления на наших гостей.

– И напротив, они, вытаращив глаза, смотрели на огромные рыбины, выловленные в Днепре! – вмешался Василий. – Князь обещал им подать сегодня вечером на стол карпов и стерлядь.

– В ряду, где торгуют кожами и мехом, – продолжал Митько, – Владимир подарил каждому по шубе на выбор: кунью, соболью и так далее… Они поступили в соответствии с присказкой наших купцов, которые говорят: «Воздвиженье кафтан снимает, а шубу надевает». Прилавки ломились от мехов, которые только можно найти в Смоленске. Разумеется, гостей не пришлось уговаривать!

– Все знают о щедрости князя, – заметил Артемий. – Но лучше расскажите о том, что произошло в загоне для диких лошадей. Владимир в нескольких словах поведал мне об этой истории, однако я хочу выслушать вашу версию событий.

– Василий, расскажи ты! – проворчал Митько. – Боюсь, я зайду слишком далеко, вспоминая о бесстыдстве боярина Стриго.

– Как знаешь, – согласился Василий. – Едва гости расположились на небольшом холме, возвышающемся над лугом, князь, Митько и я присоединились к загонщикам, которые должны были направить табун в сторону загона. Мы остановили лошадей в сотне шагов от холма, чтобы все могли наблюдать за этим зрелищем. Мы были вооружены арканами, в том числе и князь, который хотел подарить степную лошадь принцессе Гите. Владимир проявил необычайную ловкость. Ему удалось поймать великолепного черного жеребца и вскочить на него. Подарив жеребца Гите, он пригласил всех присутствующих мужчин последовать его примеру и доказать свою храбрость, укротив дикую лошадь. По закону степей лошадь принадлежит тому, кто сумеет ее взнуздать. Князь заявил, что тот, кто совершит такой же подвиг, станет владельцем животного.

Византийские придворные привыкли умащивать свои тела благовониями, носить драгоценности и плести заговоры в коридорах императорского дворца, а не упражняться на открытом воздухе! Венецианец тоже, по всей видимости, не привык к таким забавам. Однако он, будучи хитрым как лис, сказал князю: «Пусть твой подарок остается единственным и неповторимым, как драгоценности Феофано!» И тогда боярин Стриго имел наглость принять вызов!

Василий перевел дыхание, а Митько яростно ударил кулаком по столу, пробормотав несколько весьма нелестных слов в адрес Стриго.

– Молодой боярин зашел в загон. И хотя первая попытка ему не удалась, он все же поймал красивую гнедую кобылу и оседлал ее. Это было непросто, ведь кобыла совсем дикая.

– А что было потом? – нетерпеливо спросил Артемий.

– Он подвел кобылу к князю и дерзко заявил, что делал это вовсе не ради собственной славы, а для прекрасной благородной девушки, которой он хочет преподнести подарок. Естественно, все подумали о его невесте, Настасье… А он возьми да и подари кобылу Альдине, служанке Гиты!

– Молодой девушке с рыжими волосами? – уточнил Артемий.

– Ей самой! Я не в состоянии описать разразившийся скандал, боярин! Настасья плакала, осыпала жениха упреками. Принцесса Гита попыталась защитить Альдину, напомнив, что ее отец был лучшим воином короля Гарольда… Словно это аргумент: служанка остается служанкой!

– А жених остается женихом. Он связан словом чести! – добавил Артемий. – Стриго попытался оправдать свое поведение?

– Он сказал: «Среди присутствующих девушек только у нее нет лошади!» А потом молчал как рыба, когда все принялись утешать Настасью. Деметриос снова спас положение. Он сказал, что учтивость Стриго достойна похвалы, что она делает честь княжескому двору. Владимир и Гита подхватили этот аргумент. В конце концов Настасья успокоилась.

Некоторое время Артемий молчал, погрузившись в размышления. Вытерев длинные усы льняной салфеткой, он наконец сказал:

– Не нравится мне все это. Я говорю не только о поведении Стриго. Есть еще венецианец. Его присутствие во дворце тревожит меня, сам не знаю почему. Он мутный человек. Мне никак не удается понять его. Мне следовало бы радоваться, думая о свадьбе князя, но в воздухе пахнет грозой, которая вот-вот разразится. Поэтому сердечные страдания молодых бояр меня мало интересуют. Если я могу действительно защитить князя и его имущество, в частности знаменитые драгоценности Феофано…

Неожиданно со стороны дворца донеслись крики. Дружинники вздрогнули. Они услышали, как хлопнула дверь, кто-то бегом спустился по ступеням крыльца.

– Боярине Артемий! Скорее! Сюда!

Пока дружинник в сопровождении отроков и Филиппоса спешил по саду к крыльцу, крики усиливались. Было слышно, как зовут на помощь. Обогнув оружейную, Артемий добрался до входа. Отсюда он мог видеть большие освещенные окна и темные силуэты, мелькавшие взад и вперед, что свидетельствовало о панике. Двое испуганных слуг поджидали Артемия на крыльце.

– Тебя зовет князь, боярине! Случилось несчастье…

Оттолкнув мужчин, Артемий ворвался в зал. Сначала он увидел спины людей, склонившихся над телом, лежавшим на полу. Он заметил две изящные ножки, обутые в сапожки, расшитые золотом. Кто-то рядом с ним прошептал:

– Ей очень плохо!

Пробравшись сквозь толпу слуг и гостей, Артемий резко остановился. Перед ним лежала прекрасная Настасья. Ее лицо было искажено мучительными страданиями, глаза смотрели в потолок, не видя ничего. Пальцами, унизанными кольцами, она вцепилась в руку своего отца Радигоста, который поддерживал ее голову. Стоявший рядом Ждан, казалось, превратился в соляной столп. Его взгляд, устремленный на Настасью, выражал глубочайшее изумление.

– Я хочу пить… – едва слышно вымолвила боярышня.

Опередив всех, Ренцо схватил кубок и поднес его к посиневшим губам Настасьи. Однако молодая боярышня отпила только глоток. Она начала задыхаться. Ренцо беспомощно посмотрел на Артемия и поставил кубок на стол.

– Разойдитесь! – приказал старший дружинник, опускаясь на колени рядом с Настасьей.

Около молодой девушки остались только тысяцкий, боярин и Филиппос, подбежавший к дружиннику.

– Что с тобой, девушка? Скажи! – сказал Артемий, пытаясь встретиться с Настасьей взглядом.

Но ее глаза с расширенными зрачками казались черными, словно невидящими.

– Пить! – вновь прошептала Настасья.

– Дайте ей пить, чтоб вам провалиться! – прорычал тысяцкий, не отрывая глаз от мертвенно-бледного лица дочери.

На этот раз большой кубок с водой принес Филиппос. Артемий попытался влить в рот Настасьи несколько капель. Но вдруг девушка прижала руку к сердцу. Ее дыхание стало более учащенным, тяжелым. Филиппос прикоснулся кончиками пальцев к виску Настасьи и застыл, словно внимательно прислушивался к чему-то. Неожиданно тело молодой боярышни содрогнулось в сильных конвульсиях. Сделав последнее усилие, она приподнялась. На ее прекрасном лице застыло выражение ужаса. Настасья выдохнула:

– П… Пса…

Настасья вновь упала на пол и застыла неподвижно. Радигост, рыдая, обнял ее:

– Пресвятая Богородица! Сделай что-нибудь! Спаси мою дочь!

Но ничто и никто не могло спасти Настасью. Боярышня умерла.

 

Глава II

Артемий поднялся. Испуганные гости, столпившиеся вокруг тела, смотрели на него.

– Псалом, – медленно произнес дружинник. – Именно это пыталась перед смертью выговорить Настасья.

– Псалом! – повторила Мина испуганным шепотом. – Боже мой! Вероятно, несчастная вспомнила об этом стихе, который так потряс ее в библиотеке.

– Ты помнишь стих, который она читала? – спросил Артемий у девушки.

– «У которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства», – неуверенно ответила Мина. – Бедная Настасья! Это было предзнаменованием!

– Предзнаменование стало следом, – сурово уточнил Артемий. – Единственным следом, который она нам оставила! Настасья не могла больше говорить, она чувствовала, что жить ей недолго. Вполне вероятно, боярышня хотела нам указать на человека или на людей, виновных в ее смерти.

– Но это нелепо! – заявил князь. – Если речь идет о подарках… Гита и я, мы получили подарки от всех, начиная с послов Царьграда. Надо, чтобы мой лекарь установил причины этой внезапной смерти. Возможно, боярышня страдала какой-то неизвестной болезнью, которая ее и унесла.

Три посла, представшие перед князем, прервали его. Поклонившись Владимиру и выразив соболезнования, она заявили, что удаляются в свои покои. Судя по всему, они не хотели быть замешаны в трагедии, которая касалась лишь подданных князя. Деметриос собрался было последовать за ними, но замешкался и в конце концов остался. Что касается Ренцо, то, похоже, разыгравшаяся сцена не взволновала его. Смуглое лицо венецианца выражало скорее любопытство, чем сочувствие.

Артемий оглядел прочих гостей. Ждан по-прежнему выглядел ошарашенным, словно не мог поверить в то, что сестра умерла. Подойдя к отцу, который беззвучно плакал, он сделал над собой усилие, чтобы произнести несколько слов, но из его груди не вырвалось ни единого звука. Молодой человек молча робко положил руки на дрожавшие плечи тысяцкого.

Гости постепенно выходили из шокового состояния, в которое их повергла смерть Настасьи. Деметриос и боярин Андрей тихо переговаривались, стараясь превозмочь тревогу. Владимир пытался утешить невесту. Английская служанка отпаивала ее водой. Альдина была значительно бледнее, чем принцесса, и рука, в которой она держала кубок, дрожала так сильно, что вода проливалась на платье Гиты. «А вот это любопытно – Альдина напугана больше, чем принцесса!» – подумал Артемий. Дружинник поискал глазами Стриго. Молодой боярин налил себе полный кубок хмельного меда. Осушив его залпом, он затем несколько раз машинально наполнял его и выпивал. Вдруг Филиппос дернул Артемия за рукав.

– Я знаю, что вызвало смерть боярышни! – прошептал мальчик.

Дружинник наклонился к Филиппосу и внимательно выслушал объяснения сына.

– Князь, я должен сообщить тебе дурную новость, – наконец заявил Артемий. – Настасья умерла не естественной смертью. Речь идет об отравлении, признаки которого узнал мой сын, – неутолимая жажда, судороги, зрачки, расширенные до такой степени, что жертва ничего не видит. Филиппос не может ошибиться. Его покойная мать, знахарка, научила его разбираться в ядах и их действии. Настасья умерла, приняв смертельную дозу белладонны.

Присутствующие стали недоверчиво перешептываться. Все помнили слова Ренцо о чудесном растении, которое использовали кокетки далекого королевства. И все устремили взоры на венецианца. Тот, не понимавший по-русски, с удивлением смотрел на князя. Владимир быстро перевел слова Артемия.

– Но вы же не думаете, что… – начал Ренцо по-гречески, с вымученной улыбкой. – Я не имею никакого отношения к этому ужасу! Я даже не знал, что растение можно использовать как яд!

– Что он говорит? – хрипло спросил Ждана Радигост, не сводивший покрасневших глаз с Ренцо.

Едва молодой боярин ответил на вопрос отца, как тысяцкий, охваченный безудержным гневом, бросился на Ренцо. По знаку Владимира двое слуг с трудом утихомирили его.

– Но, в конце концов, это безумие! – воскликнул венецианец, сгоняя улыбку с лица. – У меня нет никаких причин желать смерти его дочери! И у меня нет при себе ни капли этой проклятой жидкости! Почему бы вам не обвинить Деметриоса? Насколько мне известно, у магистра есть целый флакон белладонны!

– Да, это так, – пролепетал грек. – Но благородный князь и его подданные должны признать, что абсурдно обвинять кого-либо, не имея веских оснований. И какое отношение ко мне могут иметь все эти прискорбные события?

Артемий внимательно посмотрел в лицо венецианцу, потом в лицо греку. Подойдя к Владимиру, он прошептал несколько слов ему на ухо. Князь кивнул и обратился к тысяцкому, которого по-прежнему удерживали двое стражников.

– Я разделяю твое горе, почтенный Радигост, – заявил Владимир. – Но несмотря на уважение к твоим страданиям и к занимаемому тобой положению, я не стану делать поспешных выводов. Будет проведено официальное дознание. Я поручаю его своему советнику, боярину Артемию. Как только он закончит, он поделится с нами своими соображениями.

Теперь настала очередь Артемия брать инициативу в свои руки.

– Благородный Деметриос, – обратился боярин к греку. – Мы немедленно должны убедиться, что твой флакон с белладонной на месте.

– Прошу тебя следовать за мной, – с готовностью ответил Деметриос.

По знаку Артемия один из слуг принес факел, зажег его от пламени свечи в канделябре, висевшего на стене, и протянул дружиннику. Тот поспешно покинул зал в сопровождении Деметриоса.

Мужчины стали подниматься по лестнице. Посредине последнего пролета грек остановился, чтобы подождать Артемия, который отстал из-за хромоты.

– Я прошу тебя не только показать флакон, но и проверить количество жидкости, – сказал дружинник, когда они направлялись к двум комнатам, которые отвели греку.

– Нет ничего проще! – ответил Деметриос. – Флакон на прикроватном столике. Уезжая из Константинополя, я захватил с собой два флакона. Первый уже использовал, но второй почти полный. Я распечатал его лишь сегодня, перед тем как лег отдохнуть, поскольку обед был очень сытным.

С этими словами Деметриос пригласил Артемия в первую комнату. Дружинник успел заметить вешалку, два кресла и рабочий стол, над которым размещались полки со всем необходимым для работы гостя. Обстановку дополняла скамья, покрытая шкурами. Обычно она служила кроватью для слуги, сопровождавшего гостя, но Деметриос путешествовал один.

Артемий вошел следом за греком в опочивальню. Она была меньше, чем первая комната. Здесь стояли два сундука для одежды, большая кровать с балдахином и прикроватный столик. На столике рядом с высоким серебряным подсвечником лежала книга в красивом переплете.

Как только Артемий осветил комнату, грек направился к прикроватному столику, но почти сразу же остановился, воскликнув:

– Флакон исчез! А ведь я вынул его из шкатулки не так давно! Он, несомненно, упал.

Сев на корточки, Деметриос стал на ощупь искать флакон под кроватью и между ножками столика. Выпрямившись, он заявил:

– Ничего! Я нашел только аграф, который, как мне казалось, потерял сегодня на ярмарке, но не флакон! Я не понимаю…

– Я тоже, – с горечью откликнулся Артемий.

– Если бы я знал… – с виноватым видом прошептал потрясенный магистр. – Я бы попросил ключ, чтобы запирать покои!

– Личные покои дворца не запираются на ключ, – ответил Артемий. – Ни одному слуге не придет в голову украсть отсюда что-либо. По нашему закону такое преступление считается одним из очень тяжелых.

– Все же я хочу убедиться… – начал Деметриос, внезапно обеспокоившись.

Он быстро перебрал все содержимое сундуков, потом сказал:

– Больше ничего не пропало! Мои самые ценные знаки отличия, драгоценности, одежда – все здесь! Но кому же понадобилось входить в мою опочивальню?

– Тому, кто хотел избавиться от боярышни Настасьи, – сурово ответил Артемий.

Вернувшись в трапезную, боярин сообщил новость князю. И хотя говорил он очень тихо, понадобилось всего несколько минут, чтобы все присутствующие узнали о пропаже флакона. Чувствуя себя неловко, гости бросали друг на друга косые взгляды и вполголоса комментировали кражу.

– А может, боярышня Настасья сама украла флакон, чтобы проверить действие капель? – спросил Деметриос. – Тогда речь идет о несчастном случае. Разумеется, о прискорбном, но который не предполагает… хм… участие другого лица.

Артемий покачал головой.

– Это маловероятно. Однако ты прав, благородный магистр. Надо исключить любые возможные варианты. С позволения светлейшего князя Владимира и боярина Радигоста я немедленно проверю эту версию.

Опустившись на колени у тела Настасьи, Артемий залез в один из просторных карманов ее платья. Грек, вставший на колени рядом с дружинником, обшаривал другой карман. Через несколько секунд Артемий извлек небольшую коробочку с ароматическим веществом, но Деметриос отрицательно покачал головой.

– Нет, это не то! Впрочем, флакон достаточно большой, и он должен выступать из-под ткани. Если бы он был у боярышни, мы сразу заметили бы его. Нет, мое предположение неверно! – вздохнув, добавил грек.

Артемий внимательно осмотрел предметы, разложенные у тела жертвы: коробочку с ароматическим веществом, кружевной носовой платок, небольшое серебряное зеркальце, несколько шпилек для волос с серебряными головками. Нет, здесь не было ничего подозрительного. Вложив все обратно в карманы Настасьи, Артемий выпрямился. По его знаку двое слуг вышли из зала и вскоре вернулись с носилками – медвежьей шкурой, натянутой между двух палок. Когда они осторожно клали тело Настасьи на носилки, Радигост упал на колени перед Владимиром.

– Не казни, светлейший князь. Выслушай, – дрожащим голосом произнес боярин. – К тебе сейчас обращается не тысяцкий Ростова, а несчастный отец! Моя дочь, плоть от плоти моей, моя кровинушка, была убита в расцвете молодости! Горе мое тем более сильно, что, как ты знаешь, с ее замужеством была связана крупная сделка. Я лелеял надежду соединить свои лучшие земли с землями Стриго…

– Человеческая натура не перестает меня удивлять, – прошептал Деметриос, обращаясь к Артемию. – В столь горестный час ваш тысяцкий думает о выгодной сделке, ускользнувшей от него…

– Алчность Радигоста известна всему городу, – тихо ответил дружинник. – Да, горе не искоренило его грехи, – добавил он, пожав плечами.

Радигост, стукнувшись лбом об пол, высказал свою просьбу: найти виновного и заменить обычное наказание – цену за кровь и штраф в пользу казны – судебным поединком.

– Разве закон Киева не предусматривает смертную казнь за убийство? – спросил изумленный Деметриос.

– Свод законов Ярослава, деда Владимира, предполагает, конечно, и кровную месть, но и головничество – денежный выкуп родственникам убитого, – объяснил Артемий, обрадовавшийся возможности просветить образованного путешественника. – Убийство благородного человека наказывается двойной вирой и постепенно вытесняет кровную месть. Двойная вира настолько высока, что большинство преступников не способны заплатить его. Как следствие, они утрачивают статус свободного человека и становятся холопами. Однако родственник жертвы может требовать кровной мести и вызвать убийцу на судебный поединок, о чем и просит тысяцкий.

– Но он же старик! – воскликнул грек. – Да и его сын, как мне кажется, не владеет оружием должным образом!

– Это правда. В данном случае заменить отца или брата должен был бы жених. Однако князь может также поручить представлять интересы семьи жертвы одному из своих ратников.

– Как и все мужчины благородного происхождения, Стриго – воин, – заметил грек. – Он сильный, крепкий. Однако, как мне кажется, ты сомневаешься в его способности (или лучше сказать – в желании?) стать орудием возмездия.

Вместо ответа Артемий неопределенно махнул рукой и стал прислушиваться к словам Владимира, обращавшегося к собравшимся. Радигост стоял рядом с князем.

– Это отвратительное преступление не подпадает под действие обычного права, поскольку оно связано с оскорблением князя! – говорил Владимир. – Преступление было совершено у меня во дворце, оно омрачило радость, которую все испытывали перед моей свадьбой. Я обдумаю наказание, которого заслуживает убийца, но уже сейчас хочу вам сказать, что он дорого заплатит за преступление! Я откладываю брачную церемонию на три дня. Именно такой срок я даю боярину Артемию, чтобы найти преступника и заточить его в тюрьму. И вот еще что. Все гости, начиная с близких родственников жертвы, будут допрошены. Я приношу свои извинения чужеземным гостям за неудобства, связанные с проведением расследования.

Владимир говорил, чеканя каждое слово. Было трудно узнать его молодое лицо, еще недавно беззаботное и лучившееся от счастья.

Радигост молча поклонился и подошел к слугам, которые ожидали, чтобы отнести носилки с телом Настасьи в домовую церковь тысяцкого. Опустив глаза, Ждан последовал за отцом. Гости начали расходиться. Многие направились в сад, чтобы насладиться ночной тишиной после духоты в трапезной. Артемий слушал, как Деметриос объяснял Ренцо различия между законодательством Константинополя и русскими законами. Грек и венецианец покинули зал, обсуждая эту тему. Подойдя к отрокам, ждавшим распоряжения своего начальника, боярин сказал:

– Идемте, надо поговорить.

В одной из комнат, которые занимали Артемий и Филиппос, стояли две скамьи, служившие кроватями, большой сундук для одежды и две вешалки в форме креста. На одной из вешалок висели шапка, отороченная мехом бобра, и тяжелый ламеллярный панцирь из железных пластин. На другой были остроконечный шлем и кольчуга. Меч Артемия с клеймом знаменитого германского оружейника и боевой топор висели на стене над кроватью. Находившийся рядом с мечом кинжал с рукоятью, украшенной изумрудом, принадлежал Филиппосу.

Швырнув свой белый плащ на скамью, боярин провел спутников в заднюю комнату. Будучи человеком осторожным, дружинник решил именно там оборудовать рабочий кабинет, чтобы скрывать свои совещания от посторонних ушей. Пока Филиппос с помощью лучины разжигал свечи, Митько и Василий расположились на единственной скамье, стоявшей напротив стола. Артемий сел в свое кресло, а Филиппос поставил маленький табурет около двери. Отсюда он мог услышать малейший подозрительный шум.

Боярин коротко напомнил о главных событиях вечера.

– Итак, у нас есть два основных вопроса, – подвел он итог. – Во-первых, между обеденным пиром и пиром вечерним у преступника было время завладеть смертоносной жидкостью, поскольку грек часто выходил из опочивальни. Во-вторых, Настасья попыталась указать на убийцу, напомнив о псалме, который она читала в библиотеке.

– Что касается орудия преступления, – заметил Василий, – то тут я согласен с тобой, боярин. К сожалению, ты и Деметриос предоставили убийце превосходную возможность украсть смертельный яд в самом дворце. Но что значит намек на руку, полную мздоимства? Князь прав, нельзя подозревать послов, которые сделали ему роскошный подарок – драгоценности Феофано.

– Справедливо, – согласился Митько. – Во всей этой истории мне показалась странной еще одна вещь. Если кто-то хотел избавиться от Настасьи, то почему он ждал момента, когда грек выложит – если можно так выразиться – яд на серебряное блюдо? Преступник не мог знать заранее, что у византийского сановника есть этот проклятый флакон!

– Действительно, маловероятно, что убийца задумал совершить преступление между двух пиров, – подтвердил Артемий. – Следовательно, мы можем выдвинуть две гипотезы. Либо убийца решил перейти к действиям лишь в последний момент, обрадовавшись, что легко, не покидая дворца, раздобудет яд, либо – а в этом случае речь идет уже о предумышленном убийстве – думал о другом способе устранить юную боярышню, например зарезать, задушить и так далее…Однако это вынуждало его ждать благоприятного момента. А с помощью флакона Деметриоса он одним ударом убивал двух зайцев. С одной стороны, он раздобыл быстродействующее, удобное и бесшумное оружие, а с другой – переводил подозрения на чужеземных гостей.

– Рассматривая обе эти гипотезы, – заметил Митько, – мы должны исходить из основного вопроса: кто мог подсыпать яд Настасье во время пира? Для меня список подозреваемых начинается с соседей боярышни по столу!

Василий, покачав головой, добавил:

– Надо также установить, не подносил ли кто-нибудь боярышне кубок вина или медовухи. Убийца наверняка находится среди тех, кто во время ужина пытался подойти к жертве.

– Ваши рассуждения правильные, но, к сожалению, бесполезные в данном конкретном случае, – возразил Артемий. – Иначе нам придется внести в список подозреваемых всех гостей. И я объясню почему. Вам известен древний обычай, заимствованный у варягов, – подносить кубок вина даме, красота которой вызывает восхищение. Дама же должна оказать честь этому знаку внимания, отпив хотя бы глоток. После инцидента, происшедшего в загоне для диких лошадей, все присутствующие мужчины хотели доставить Настасье удовольствие и преподносили ей кубок вина или медовухи, начиная с князя и заканчивая послами! Я получил эти сведения от Владимира. Все, кроме одного – жениха боярышни.

– Значит, мы должны исключить Стриго из числа потенциальных преступников! – воскликнул Василий. – Эта идея мне вовсе не по душе…

– Не торопись, – прервал Василия Артемий. – Стриго и Радигост были соседями Настасьи по столу! Разумеется, отец вне подозрений, чего я не могу сказать о женихе.

– По крайней мере, ясен мотив Стриго, – с воодушевлением согласился Митько. – Он влюбился в Альдину, но ему не удалось порвать со своей невестой! Он жалкий тип, который не в состоянии противостоять девушке, наделенной неистовым темпераментом!

– Скажи прямо: наделенной характером мегеры! – проворчал Василий. – Но в таком случае почему Настасья не выдала прямо своего жениха? Почему она твердила этот псалом, наводящий подозрения на добрую половину гостей и, главным образом, на чужеземцев, у которых нет никаких причин желать ей зла?

Несколько минут все молчали. Филиппос, не отводя горящего взора от Артемия, затаил дыхание. Дружинник задумчиво покрутил длинный ус и наконец промолвил:

– Я поделюсь с вами своими мыслями. Они очень просты. Настасья упоминала о руке, полной мздоимства. Однако под этим подразумевается не каждый подарок! Из всех подарков, полученных Владимиром, непосредственно ему был предназначен только один – подношение ее брата. Древний манускрипт, подаренный Жданом, вызвал у Настасьи приступ ярости. Она обвинила брата в лицемерии и низкой лести. Но это еще не все. Другой подарок, не имевший никакого отношения к Владимиру, ее оскорбил, нет, хуже, ранил ее душу, – подарок Стриго Альдине. Думаю, у Настасьи не было времени понять, кого она сильнее подозревает: неверного жениха или завистливого брата. Ее последние слова указывают на то, что она связывала мрачное пророчество, содержащееся в псалме, с реальной ненавистью, которую питали к ней жених и брат. Я добавил бы, что неверность Стриго ей бросилась в глаза только сегодня.

– Во имя всех святых, боярин Артемий прав! – воскликнул Василий, ударив кулаком по скамье. – Настасья была довольно эгоистичной особой и думала лишь о вещах, которые непосредственно ее касались! Значит, она думала о подарках, имеющих для нее особое значение.

– Но кто из двух мужчин виновен? – спросил Митько.

– Вот это нам и предстоит установить. У них обоих есть весомый мотив. Я не питаю особой симпатии к Стриго, но Ждан тоже находится под подозрением. Когда Настасья была жива, Радигост собирался отписать дочери бóльшую часть своего несметного состояния, в том числе лучшие земли, которые боярышня получала в качестве приданого. Теперь Ждан стал единственным наследником тысяцкого.

– Что же, придется проследить за ними обоими! – сделал вывод Митько. – В конце концов один из наших подозреваемых выдаст себя. Хотя… Готов спорить, что наш человек – Стриго.

– Не забудьте, что в нашем распоряжении только три дня, – напомнил озабоченным тоном Артемий. – Преступник не позволит так легко застать себя врасплох! Сначала я допрошу всех гостей, поскольку кто-нибудь из них может вспомнить о некой важной детали. К тому же преступник наверняка не догадывается, что мы поняли истинный смысл послания, оставленного Настасьей. Пока я буду собирать гостей, ты, Митько, тайком следи за Жданом. Попытайся проникнуть в поместье Радигоста и поговорить со слугами. А ты, Василий, займись этим наглецом Стриго, который – я готов дать руку на отсечение – будет по-прежнему увиваться вокруг Альдины. Оставайся во дворце, но старайся быть незамеченным, как ты это умеешь, поскольку наши влюбленные тоже настороже.

– Я могу сменить Василия, – вмешался Филиппос. – Даже если он станет прозрачным, как слюда, ему все равно будет трудно следить за двумя людьми одновременно, особенно если Стриго покинет дворец. Я могу заняться Альдиной. Мы с ней немного знакомы, поэтому она не опасается меня. Таким образом, Василий сможет следить за Стриго, когда тот уйдет из дворца.

Дружинники переглянулись. Покачав головой, Артемий сказал:

– Поклянись на Библии, что мне не придется жалеть о своем решении. И будь осторожен! Помни, что мы имеем дело с убийцей!

– А ты не забывай, что это уже второе дело, над которым мы работаем вместе, – заметил мальчик, надувшись от собственной важности.

Отроки рассмеялись, однако Артемий жестом заставил их замолчать и добавил:

– Завтра вы дважды придете ко мне сюда – в обед и перед ужином. Я буду выслушивать ваши отчеты дважды в день, поскольку мы должны анализировать малейшую информацию и координировать наши действия. А теперь идите.

Отроки удалились. Боярин открыл окно, которое, как и все окна левого крыла дворца, выходили во двор. Двор выглядел безлюдным.

– По-моему, гости легли спать, – обратился дружинник к Филиппосу. – А не пойти ли нам подышать свежим воздухом в саду?

– У тебя с собой твой варяжский талисман? Волшебный камень, с которым ты советуешься, принимая решение?

– Ты прекрасно знаешь, что он не волшебный! – улыбнулся Артемий. – Если я, как ты выразился, советуюсь с ним, то только потому, что он помогает мне сосредоточиться в трудные моменты. Почему бы и нет? Сейчас самый подходящий момент, чтобы спросить совет у Силы небесной.

Из небольшой шкатулки, инкрустированной эмалью, которая стояла на полке над столом, Артемий извлек плоский овальный камень размером с голубиное яйцо. На одной из сторон камня был выгравирован причудливый рисунок – человеческий силуэт, причем рисунок напоминал как человека, так и сосуд. Волнистые линии, выгравированные над головой человека, символизировали движение волн. Хотя Артемий был ревностным христианином, он дорожил этой реликвией, доставшейся от предков-язычников. В его семье талисман передавали от отца к сыну, а также формулу, сопровождавшую выгравированный символ, – Сила небесная.

Положив реликвию в карман, дознаватель спустился. Обойдя княжий дворец, они вошли в небольшой огороженный сад. В беседке, где три дружинника и мальчик ужинали вечером, никого не было. Боярин сел на скамью и принялся ждать сына, который быстро обежал сад, шурша по толстому ковру опавших листьев.

– Действительно, никого нет! – сообщил Филиппос, выступая из-за темного массива деревьев. – Давай, – с воодушевлением продолжил он, – вынимай талисман! Спроси у него, по верному ли пути ты идешь!

– Во-первых, – ответил дружинник, – у меня нет никакой необходимости задавать этот вопрос. Во-вторых, я много раз уже тебе объяснял, как надо действовать.

– Я знаю. Ты сжимаешь в руках камень и взываешь к Силе небесной!

– Я стараюсь сосредоточиться. Но мне это не удастся сделать, если ты будешь докучать.

Филиппос замолчал. Артемий медленно провел рукой по выгравированному рисунку, глядя на звезды, сверкавшие за деревьями. Однако ему никак не удавалось заставить голову работать с привычной четкостью. Боярин был уверен, что правильно истолковал факты, оказавшиеся в его распоряжении, однако он искал ответы на вопросы, которые не были прямо связаны с преступлением. Эти вопросы мешали ему обрести безмятежность, необходимую для размышлений.

– Держи! – смирившись, сказал Артемий, вкладывая камень в руку Филиппоса.

Мальчик благоговейно сжал камень в ладонях. Мужчина продолжал:

– Этим вечером я предпочитаю обратиться к твоим знаниям. Твои отец и мать были греками, и ты наверняка знаешь древние языческие мифы своей родины.

– Да, мать часто рассказывала мне их, – ответил мальчик. – Но зачем они тебе понадобились?

– Это не имеет никакого отношения к делу, которым мы занимаемся. Видишь ли, сегодня в библиотеке Деметриос произнес имя – Пигмалион. Я полагаю, что речь идет о каком-то древнем греческом мифе. Ты его знаешь?

– Разумеется! – обрадовавшись, воскликнул Филиппос. – Так звали одного мужчину. Он был скульптором. Однажды Пигмалион изваял статую небывалой красоты, которую назвал Галатеей… Я представляю ее немного похожей на Настасью… – вздохнул мальчик. – Она была такой красивой и изящной, что скульптор влюбился в нее. Но это был всего лишь кусок мрамора, обработанный им, его руками. Однако это Пигмалиона не смущало. Он любил ее самой пылкой любовью и становился все более печальным, поскольку она была неживой…

– А затем? – спросил Артемий, заинтересовавшись мифом.

– В конце концов боги сжалились над Пигмалионом. Богиня Афродита вдохнула жизнь в мраморную статую. Галатея превратилась в настоящую женщину, и Пигмалион смог на ней жениться. Вот и все. Она недолгая, эта история, в моем изложении! Мать рассказывала лучше, чем я! – с грустью добавил мальчик.

– Ничего страшного! Твоя история мне очень помогла! Теперь я понимаю, почему Деметриос назвал боярина Андрея Пигмалионом.

– А я нет! Объясни мне, пожалуйста!

– Как-нибудь в другой раз, – ответил Артемий, устало проводя рукой по лицу. – Не сердись, но это не имеет никакого отношения к убийству Настасьи. Идем! Князь рассчитывает на меня. Завтра я должен допросить свидетелей. Я же рассчитываю на тебя. Надеюсь, ты хорошо проследишь за Альдиной. Мы оба должны выспаться.

Следующим утром Артемий и Филиппос позавтракали в своих покоях. Их завтрак был скромным и состоял из мяса и квашеных овощей. На дружиннике была серо-голубая рубаха, а из оружия – только длинный кинжал на поясе. С полок, окружавших рабочий стол, Артемий снял несколько чистых берестяных свитков и остро наточенный стилос.

Следуя за Филиппосом, который надеялся встретить Альдину или Стриго, чтобы начать наблюдение, Артемий спустился на второй этаж и добрался до прихожей зала для приемов. Прихожая была закрыта. Молодой отрок, стоявший перед входом, по-военному приветствовал Артемия и посторонился, чтобы дружинник мог войти. Это просторное помещение Владимир выделил для опроса гостей.

Артемий расположился за широким столом из гладких сосновых досок, за которым обычно сидел писец. Несколько табуретов и скамьи, стоящие вдоль стен, в обычное время были предназначены для просителей, которые здесь ожидали приема у князя. По обеим сторонам стола стояли деревянные сундуки. В них хранились свитки со списками посетителей и челобитными просителей.

Подушки лежали только на кресле писца, мебель была простой, без украшений. Однако эта суровая обстановка была тщательно продумана: ее строгий вид должен был резко контрастировать с роскошным залом для приемов. Точно так же умышленно табурет, на котором посетитель должен был представиться и изложить причину своего прихода, был лишен спинки и подлокотников. Это было сделано с тем, чтобы любой человек, пришедший во дворец, «вел себя подобающе», как говорил Владимир, скопировавший обстановку прихожих византийского императорского дворца.

Артемий развернул берестяной свиток, открыл чернильницу и тяжело вздохнул. Этикет вынуждал его в первую очередь допросить почетных гостей – послов Царьграда, – что казалось пустой потерей времени.

Стражник, стоявший в коридоре, открыл дверь и вопросительно посмотрел на боярина. По знаку дознавателя он ввел трех сановников, облаченных, как и вчера, в парадные одежды. Тщательно расправив складки длинных одеяний, послы устроились напротив Артемия. Во время допроса у них был вид мучеников. Когда аудиенция закончилась, они кисло улыбнулись боярину и с достоинством покинули зал. Облегчение, которые они испытывали, было, несомненно, не столь велико, как облегчение Артемия. Наконец-то он получил возможность взяться за дело всерьез!

Теперь боярину предстояло выслушать Стриго, жениха умершей боярышни. На пороге вновь появился стражник, затем отошел в сторону, пропуская молодого человека. В руках Стриго небрежно держал темно-голубой плащ, расшитый жемчугом. Бросив вещь на скамью у входа, Стриго сел перед Артемием. Его бледное искаженное лицо резко контрастировало с яркими красками роскошного одеяния.

– Вижу, пробуждение было мучительным, – прямо сказал Артемий.

– Бесполезно скрывать от тебя, боярин, вчера вечером я выпил слишком много хмельного меда, хотя это не в моих правилах.

– Неужто горе заставило тебя забыть о воздержании?

Опустив глаза, Стриго молча кивнул головой.

– Какая наглость! – крикнул Артемий, яростно стукнув кулаком по столу. – Весь город знает о твоей любви к служанке Альдине и неуважении, которое ты проявлял по отношению к своей покойной невесте! Немедленно признавайся: ты избавился от Настасьи самым подлым и самым трусливым способом, поскольку испугался ее справедливых обвинений, но главное – поскольку отныне все считают тебя непорядочным человеком. Ты не смог вынести унижения. Твоя чрезмерная гордость толкнула тебя на убийство!

Прямо обвиняя Стриго, Артемий надеялся смутить молодого человека, прижать его к стенке и быстро получить признание. Но Стриго казался скорее оскорбленным, чем испуганным или смущенным.

– Бог мне свидетель, боярине, я невиновен! Однако правда, что я согрешил из трусости. Я никогда не любил Настасью, но мне не хватало мужества воспротивиться союзу, о котором мечтал мой отец. Он и тысяцкий хотели объединить свои земли…

– Все это мне известно, – сухо прервал Артемий. – Расскажи-ка об Альдине.

Стриго поднял голову. Глаза его заблестели.

– С тех пор как я познакомился с этой девушкой, такой нежной, несмотря на все пережитые несчастья, моя жизнь перевернулась. Это случилось месяц назад, когда Альдина и принцесса Гита приехали в Смоленск. Владимир устроил прием в честь невесты. Вместе с боярами был на пиру и я. Гита рассказала о последней битве своего отца, короля Гарольда. Она говорила о его отваге, о том, что тела короля и его ближайшей дружины были буквально разрублены на куски. Королева Эдита и другие благородные саксонки бродили среди трупов, надеясь по оружию узнать своих мужей. Мать Гарольда, Гита Торкельдоттир, предложила за тело сына столько золота, сколько он весил. Вильгельм отдал королеве его без выкупа, и королева-мать похоронила Гарольда в Уолтэмском аббатстве. Юной Гите пришлось отправиться в изгнание… Когда принцесса рассказывала нам дрожащим от волнения голосом эту ужасную историю, молодая рыжеволосая девушка поднялась из-за стола и быстро покинула зал. Это была Альдина, чей отец вместе с другими воинами сражался на стороне короля Гарольда. Гита попросила одного из слуг отыскать и привести Альдину. Но слуге это делать было негоже! Я пошел за Альдиной и нашел ее плачущей в саду. Я постарался ее утешить… Я поклялся честью, что приложу все силы, чтобы сделать ее счастливой. Эта столь благородная, столь одинокая девушка нуждалась в защите! Все произошло так, словно эту миссию возложили на меня небеса! Вспомни о князе! Беря в жены Гиту, сироту и к тому же бесприданницу, он совершает дело, угодное Богу. Я тоже…

– Когда Владимир встретил Гиту, он был свободен. Но не ты! – резко оборвал Артемий.

– Это правда. Я уже был сговорен с Настасьей. Но мое сердце оставалось свободным. Настасья говорила со мной только о приданом и выгоде, которую принесут наши земли. Казалось, ничто другое ее не интересует. Альдина же рассказывала о своем детстве, которое прошло в замке, затерявшемся среди лесов, об ужасных битвах, заливших Англию кровью, о долгих странствиях по холодным негостеприимным краям, а главное – о мужестве, которое должны проявлять бедные изгнанники, какое бы положение в обществе они ни занимали… Да, в Альдине я нашел истинное благородство души. Разве твое сердце, боярин, никогда не проникалось чувством, которое невозможно унять?

Артемий кашлянул. Немного помолчав, он с иронией ответил:

– По правде говоря, хотя тебе и не удалось унять свои чувства, ты нашел прекрасное решение проблем! Вчера некий свидетель подслушал твой разговор с Альдиной. Он слышал, как ты угрожал убить Настасью. Теперь ты не боишься, что отец лишит тебя наследства… И можешь жениться на сироте-англичанке!

Стриго горько рассмеялся.

– Твой свидетель просто не знает меня. Вчера я потерял голову. И знаешь почему? Альдина отказывается от меня! Это самая злая беда, которая со мной может случиться. Что касается наследства отца, то на нем можно поставить крест. Он найдет мне другую невесту, но никогда не даст согласия на брак с Альдиной!

Записав несколько слов на берестяном свитке, Артемий холодно заметил:

– Ты говоришь о мужестве Альдины, но что с твоим мужеством? Ты позволяешь себе помериться силами с дикой лошадью, но не можешь поговорить с отцом!

– Ты прав, я трус. Я укротил лошадь, чтобы преподнести ее в дар Альдине, только для того чтобы публично сделать ей предложение. Я вел себя вызывающе по отношению к князю и придворным… Увы, с отцом все по-другому. Если бы он там присутствовал, я никогда не отважился бы на нечто подобное. Альдина же из другого теста! Она даже была согласна, чтобы я похитил ее. Но стоит мне представить гнев отца, и я сразу теряю те крупицы мужества, которые у меня остались. Теперь слишком поздно на что-то рассчитывать. Альдина, вероятно, презирает меня. Другие же, как и ты, подозревают меня в убийстве Настасьи. Все, что мне остается, так это уйти из этого мира. Я попрошу епископа рекомендовать меня какой-нибудь монашеской обители…

– Не спеши! Сначала ты должен ответить за преступление! – воскликнул Артемий, яростно сжимая стилос.

– Я готов ответить за все свои грехи и ошибки. Смерть мне не страшна! Я хотел спасти Альдину от нищеты и одиночества, поскольку на ее долю выпало слишком много несчастий. Я хотел восстановить справедливость в отношении девушки, такой невинной, такой доброй! Если я не могу этого сделать, все остальное теряет значение.

– Значит, ты не хочешь исправить еще одну несправедливость, каковой является смерть Настасьи?

– Как я могу это сделать, если в ее смерти ты обвиняешь меня? Поверь, если бы я смог отыскать виновного, я вызвал бы его на поединок!

– Если не ты был заинтересован в смерти Настасьи, то кто? Ты кого-нибудь подозреваешь?

– Никого. Да простит меня Бог за то, что я так отзываюсь о Настасье, но она была высокомерной и завистливой. Даже принцесса Гита, такая нежная и добрая, не смогла расположить ее к себе. Не знаю, много ли было у боярышни врагов, но она не заслужила столь ужасной смерти! Это все, что я могу тебе сказать. А теперь, если ты меня по-прежнему подозреваешь, исполни свой долг. Без Альдины жизнь мне не мила.

Артемий несколько минут задумчиво смотрел на Стриго, который казался ко всему равнодушным. Взгляд молодого человека потух, плечи опустились.

– Иди с Богом, – наконец произнес Артемий. – Но ты должен дать слово, что не покинешь город без моего позволения.

– Разве мое слово что-то стоит для тебя? – горько усмехнулся Стриго.

– Оно стоит ровно столько, во сколько ты сам оцениваешь себя.

– Если ты боишься, что я украду Альдину, то страхи твои напрасны. Теперь она не захочет даже говорить со мной. И… я даю тебе свое слово.

Стриго поднялся. Хмурое лицо и сгорбленная спина… Ничего общего с тем удалым боярином, которого Артемий видел накануне на крыльце дворца.

– Тебе выпала нелегкая участь, – угрюмо промолвил молодой человек, прежде чем выйти. – Я буду молить Господа, чтобы он помог тебе!

– Молись лучше за себя, Стриго! Это ты нуждаешься в помощи! – крикнул вслед Артемий.

Оставшись один, дружинник проворчал:

– У этого молодого нахала просто талант выводить меня из себя! Однако он, несомненно, искренен. Может ли он ломать комедию столь убедительно?

Вдруг Артемий заметил, что Стриго забыл плащ. Взяв в руки вещь, боярин хотел догнать горе-жениха, но тут его внимание привлек легкий хруст. Артемий быстро сунул руку во внутренний карман и извлек кусок бересты. Послание было выведено большими неровными буквами.

Мой любимый! Если ты хочешь, чтобы мы были вместе, нужно научиться действовать. Если хочешь, ты можешь уйти в монахи, но я напоминаю тебе, что по рождению ты благородный человек и воин.

«Хоть малышка и чужеземка, она умеет выражать свои мысли! – подумал Артемий. – У Альдины сильный характер. Надо будет пристально за ней понаблюдать. Кто знает? Эта безутешная сирота может быть опаснее, чем ее возлюбленный простак!»

Артемий сунул бересту в карман плаща. Открыв дверь, он велел стражнику кликнуть слугу, чтобы тот отнес плащ владельцу. Вдруг он заметил в коридоре Ждана.

– Приветствую тебя, боярин. Мне передали твой приказ… – начал молодой человек.

Артемий кивнул головой и пригласил сына тысяцкого войти. Пока Ждан устраивался на высоком стуле без спинки, дружинник рассматривал его спокойное бледное лицо и скромную одежду из охрового бархата. Немного помолчав, Артемий начал:

– Ну что же, как ты чувствуешь себя сейчас, когда стал единственным наследником самого богатого боярина Смоленска?

К удивлению дружинника, глаза собеседника наполнились слезами.

– Ты уже второй, кто сегодня задает мне столь неделикатный вопрос! Почему вы оба сомневаетесь, что мое горе искреннее?

– А кто тот первый?

– Братослав. Я думаю, что он просто злится на моего отца. Ведь тысяцкий увеличил сумму подати, которую Братослав должен платить князю. Они яростно спорили об этом. Я не знаю, прав ли Братослав, но он не должен был переносить на меня свой гнев. Только Мина обратилась ко мне с ласковыми утешительными словами. Она действительно тронута моим горем…

– Однако вы с сестрой не ладили! – прервал Ждана дружинник, что-то записывая на чистом куске бересты.

– Да, несомненно, так могло показаться со стороны, – вздыхая, согласился Ждан. – Мы были такими разными. Моя сестра презирала книжные знания, а я высмеивал то, что называют необразованностью и торгашеским умом. Как я сейчас корю себя за это!

– Она тоже не проявляла к тебе снисходительности, – примирительно заметил Артемий. – Вчера, когда ты подарил князю древний манускрипт, Настасья позволила себе высказать несколько грубых слов в твой адрес.

Ждан стал пунцовым и заерзал на сиденье.

– По правде говоря, она не так уж и не права. Разумеется, мой поступок не был ни лицемерным, ни расчетливым, как она утверждала. Но мне явно не хватает скромности. В принципе, я понимаю ее раздражение. Ей очень хотелось бы иметь брата, способного отличиться на поле брани с мечом, а не в библиотеке со стилосом! Что ты хочешь? Мой отец тоже думает, что я недотепа! И возразить нечего. Я, брат Настасьи, даже не способен вызвать на поединок ее убийцу!

– Не терзай себя напрасно. Не все воины по призванию. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет личности убийцы?

– Никаких. Я знаю, что некоторые считали мою сестру высокомерной. Но чтобы хладнокровно ее убить…

Голос Ждана вновь сорвался, его глаза затуманились. Он вынул из кармана большой шелковый носовой платок с вышитым солнцем и промокнул слезы. Артемий, притворившись, будто что-то записывает, украдкой наблюдал за молодым человеком.

– Какими бы ни были чувства Радигоста, – наконец произнес дознаватель, – его состояние теперь достанется тебе. Ты уже думал, как ты распорядишься им?

Ждан поднял на дружинника простодушный взгляд и пожал плечами.

– Не знаю. Деньги сами по себе оставляют меня равнодушным. Мой отец испытывает страсть к делам. С тех пор как он одряхлел и перестал участвовать в битвах, заседаниям в совете старших дружинников он предпочитает торговлю. Он сумел утроить свое состояние. У меня же нет таланта вести дела. Моя единственная страсть – это книги, а любимое занятие – сочинительство. Я пишу стихи, – робко добавил Ждан. – Хочешь, прочту тебе одно стихотворение?

И прежде чем Артемий успел ответить, Ждан, подняв глаза к потолку, стал восторженным голосом декламировать:

– Вижу, у нее много достоинств, – поспешно прервал Артемий.

– У моей поэзии? О! Ты действительно так думаешь?

– Я имел в виду девушку, – ответил дружинник. – Однако я не понимаю, почему столь чувствительный человек, как ты, не посвятил несколько строк памяти сестры.

– Я собираюсь это сделать! – горячо вскричал Ждан. – Я думал об этом сегодня утром, но жду, когда снизойдет вдохновение. Как только я напишу, я прочту тебе свое стихотворение…

– Не надо! – возразил Артемий. – Я плохой судья в этой области. Хорошо. Ты можешь идти.

Ждан со вздохом облегчения поднялся с неудобного стула, поклонился дружиннику и направился к двери.

– Кстати, – окликнул его Артемий. – Ты когда-нибудь плавал по Варяжскому морю?

– Нет. А почему ты спрашиваешь? – удивился молодой поэт.

– Там много песчаных отмелей, – сказал Артемий, теребя ус. – А что касается глубины… Сравни лучше взгляд своей красавицы с Понтом Эвксинским.

– Спасибо, – пролепетал Ждан. – Непременно сделаю…

И исчез за дверью.

«Будь прокляты поэты со своей поэзией! – подумал Артемий, не понимая, гневаться или смеяться. – Из-за этого рифмоплета я чуть не потерял нить рассуждений». Перечитав записи, Артемий подошел к окну и взглянул на солнце. Было около полудня. После допроса двух главных подозреваемых Артемий хотел пригласить Ренцо, однако в полдень дружинника ожидала у себя принцесса Гита. Накануне Владимир и его невеста назначили дознавателю аудиенцию. Конечно, она была сугубо формальной, но Артемий не мог проигнорировать ее. Он сунул в карман куски бересты с записями, предупредил стражника, когда вернется, и направился к лестнице.

Едва боярин преодолел предпоследний лестничный пролет, как в изумлении остановился. Стражник спал глубоким сном! Прислонившись к стене, он сидел на корточках в углу лестничной площадки. Шапка, отороченная бобровым мехом, сползла на лицо, из приоткрытого рта вырывалось ритмичное сопение. Артемий резко стукнул воина по плечу. Тот вздохнул, медленно сдвинул шапку на затылок и открыл глаза. Увидев старшего дружинника, стражник резко вскочил, головной убор слетел с его макушки.

– Это так ты охраняешь покои принцессы? – взревел Артемий, отвешивая стражнику оплеуху, из-за чего тот потерял равновесие.

– Это не моя вина! – воскликнул молодой воин. – Меня не сменили! Я провел здесь всю ночь, но… У меня больше нет сил, – добавил он, опуская глаза.

Артемий буравил взглядом воина, который с жалким видом держался за щеку.

– Когда тебя должны были сменить? – спросил он.

– На рассвете. Сначала я думал, что Глеб, стражник, который должен был меня сменить, опаздывает. Но он так и не пришел. А поскольку я никого не мог предупредить, то решил не покидать пост. Это боярин Братослав назначил нас, Глеба и меня…

– Я знаю, – раздраженно прервал Артемий.

Накануне он лично поручил Братославу выбрать двух воинов из своей дружины. Гриди должны были сменять друг друга во время пребывания гостей в княжеском дворце. Незадолго до полуденной трапезы Артемий заметил одного из дневальных, юношу, которому едва исполнилось семнадцать, розовощекого, с белокурыми локонами, как на ликах ангелов. Вероятно, это и был Глеб. «Надо сказать Братославу, что дисциплина в его дружине оставляет желать лучшего!» – подумал Артемий.

– Что здесь происходит? – внезапно раздался требовательный голос Владимира.

Князь поспешно спустился на площадку к Артемию и молодому воину. Боярин коротко ввел Владимира в курс дела.

– Немедленно предупреди Братослава, что твой сменщик не пришел, – велел князь гриде. – Дождись боярина Артемия в прихожей. Он допросит тебя.

Когда топот сапог стих, Владимир добавил:

– Правда, этот бедолага не мог ничего поделать. Альдина обычно встает очень рано, но Гита спускается лишь к полудню. А другого стражника надо наказать так, чтобы другим неповадно было!

– Меня беспокоит столь серьезный проступок воина, пусть и молодого, – заметил Артемий. – Все же я предпочитаю верить в небрежность, пусть и серьезную…

Старший дружинник с трудом справился с мрачным предчувствием. Вместе с князем он поднялся по ступеням и двинулся по длинному узкому коридору. Он рассеянно оглядел два больших сундука для одежды, один из них был покрыт пурпурным ковром с византийским крестом.

– Мать прислала платья для принцессы, – улыбнулся князь, указывая на сундуки. – С тех пор как Гита в Киеве, княгиня балует будущую невестку. Но Гита – вовсе не кокетка, выросшая при дворе Царьграда. Если бы эти роскошные одежды, расшитые жемчугом, могли ее развлечь! Вчерашние события потрясли ее до глубины души.

Мужчины были в десяти шагах от приоткрытой тяжелой двери, обитой железом, как вдруг услышали слабый крик и шум падения. Артемий узнал голос Гиты. Улыбка на губах Владимира мгновенно погасла. Стремительно бросившись к двери, князь распахнул ее. У большой кровати с балдахином, перед туалетным столиком, на котором стояли баночки с румянами, лежала Гита. Глаза царевны были закрыты, лицо смертельно бледно. Большая шкатулка валялась на полу, рядом с опрокинутым табуретом и низкой скамеечкой. Опустившись на колени перед Гитой, дознаватель внимательно рассматривал неподвижное лицо девицы, похожее на восковую маску. Владимир замер возле старшего дружинника.

– Ничего страшного, она просто потеряла сознание, – проворчал Артемий, растирая виски Гиты пальцами. – Вероятно, она сидела перед зеркалом и внезапно почувствовала себя дурно. К счастью, она не поранилась.

Черты лица Владимира расслабились. Князь взял с туалетного столика небольшую круглую баночку.

– Натри ей виски этим бальзамом, – приказал он Артемию. – Я знаю его, баночку прислала моя мать. Это поможет Гите прийти в себя.

Действительно, через несколько секунд принцесса вздохнула и открыла глаза.

– Что с тобой, дорогая? – спросил Владимир, осторожно приподнимая невесту за плечи. – Ты нас так испугала!

– Ей надо полежать, – сказал Артемий. – Мы сейчас устроим ее на кровати.

Владимир аккуратно, с большой нежностью снял с девушки длинную парчовую накидку, распустил завязки платья и перенес Гиту на постель. Оказавшись на перине, принцесса попыталась заговорить, но не смогла подобрать русские слова, чтобы выразить тревогу, читавшуюся в ее глазах.

– Говори, моя любимая! Что с тобой случилось? – настаивал Владимир.

– Мне очень жаль, – наконец прошептала Гита. – Я не хотела вас расстраивать! Мне стало любопытно, я хотела просто примерить… Случилось нечто ужасное! Драгоценности Феофано!..

И только теперь Артемий узнал шкатулку из розового дерева, лежавшую на полу. Дружинник бросился к драгоценному ларцу и открыл его – он был пуст. Византийские драгоценности, бесценный подарок басилевса, исчезли!

 

Глава III

– Что? – вскричал Владимир. – Кто отважился совершить столь дерзкое, сколь и неслыханное преступление?

Князь пристально взглянул на дознавателя пронзительно синими глазами.

– Прежде всего я должен расспросить принцессу Гиту, – глухо ответил Артемий.

Дружинника душила бессильная ярость. Худшие опасения подтвердились!

– Однако я уже сейчас могу сказать, что думаю об этом, – продолжал боярин. – Исчезновение драгоценностей связано с отсутствием гриди, который должен был сменить стражника.

– Верно! – воскликнул князь. – Кто должен был сегодня дежурить?

– Воин по имени Глеб. Вчера его и простофилю, которого мы только что видели, назначил Братослав. Они в его дружине.

– Братослав? – удивился князь. – Это не похоже на него! Обычно он лично проверяет, как его гриди выполняют свои обязанности…

Владимир гневно хлопнул себя по лбу.

– Ну конечно! Боярин был очень занят! Следил за своей невестой! Со вчерашнего дня докучает мне жалобами на венецианского гостя. Похоже, этот Ренцо, или как его там, любезничает с Миной на глазах у Братослава. И тот забыл о своих обязанностях. Артемий, как можно скорее допроси этих негодных гридей. Мы должны проверить, отсутствовал ли кто-либо из них в тот или иной момент между вчерашним утром и сегодняшним днем.

– Боюсь, мы не доберемся до второго стражника, – помрачнев, заявил Артемий. – Он намного опережает нас. Но, возможно, принцесса Гита сможет дополнить то, что уже нам известно.

– Не знаю, сумею ли я вам помочь, – робко прошептала Гита. – Я никогда не смотрю на незнакомых мужчин.

– Принцесса, не вели казнить! – нетерпеливо перебил Артемий. – Ты наверняка заметила, был стражник на посту или нет.

– Да, сегодня утром стражник стоял на посту. Я слышала, как с ним поздоровалась Альдина, но не видела его. Вчерашний стражник, который… Как это у вас говорится? Белокурый, как херувим. Когда все отдыхали после обеда, я находилась в зале для пиров, поскольку надо было приготовить для гостей места в соответствии с византийским церемониалом, как указала в письме принцесса Мария. Вечером после пира и этого ужасного инцидента я, поднимаясь по лестнице, видела стражника. Но это был не тот белокурый воин.

Артемий и Владимир переглянулись.

– Благодарю тебя, принцесса, – ответил Артемий. – Теперь я хотел бы, чтобы ты мне сказала, где находилась шкатулка и как ты заметила, что драгоценности исчезли.

– Да простит меня мой возлюбленный жених, – неуверенно произнесла принцесса. – На столь недостойный поступок толкнуло меня любопытство. Поскольку свадьба была отложена, я хотела сегодня примерить драгоценности, но мне было стыдно просить у тебя разрешения. Я воспользовалась моментом, когда Альдина и все служанки спустились вниз, и села перед зеркалом. Шкатулка с драгоценностями стояла у моих ног, под туалетным столиком. Я готова поклясться, что со вчерашнего дня до нее никто не дотрагивался! Я хотела поставить ее на табурет, но она оказалась очень тяжелой. Пытаясь ее приподнять, я приоткрыла крышку… Внутри было пусто! И тогда все поплыло у меня перед глазами… Когда я пришла в себя, вы оба были рядом. Вот и все. Вероятно я, падая, опрокинула табурет, поскольку у меня немного болит бок.

Переведя дыхание, Гита с ужасом посмотрела на Владимира.

– Мой возлюбленный жених! Не думаешь ли ты об ужасном проклятии, наложенном на драгоценности императрицей Феофано? А вдруг своим неосторожным поступком я навлекла беду на этот дом?

– Конечно нет! – горячо воскликнул князь.

– Просто, – продолжала Гита, – перед тем как открыть шкатулку, я посмотрела на себя в зеркало. Мне показалось, что за спиной я увидела женский силуэт. А ведь в комнате я была одна. Но я знаю, что существует поверье, будто в зеркале можно увидеть духов и привидений…

– Принцесса, – твердо возразил Артемий, – если ты не сомневаешься, что была одна в комнате, то могу заверить, что твои глаза сыграли с тобой злую шутку. Даже если призрак императрицы Феофано и существует, он не имеет никакого отношения к краже драгоценностей.

– Ты действительно так думаешь? – с надеждой спросила Гита. – Но есть еще одно обстоятельство. Вчера, когда я шла в свои покои после… после того, что произошло на пиру, я уловила незнакомый аромат. Он был опьяняющим, как все благовония Востока. Тогда я не придала этому значения, но теперь связываю его с Византией и… императрицей Феофано.

– Принцесса, этот запах напоминает тебе о ком-либо из гостей? – спросил Артемий. – В том числе о Настасье?

– О, нет! Вовсе нет! – воскликнула Гита. – У меня очень тонкое обоняние, а поскольку я близко сталкивалась со всеми гостями, то могу заверить, что никто из них не использует этот аромат.

– В таком случае это наверняка какая-нибудь служанка, решившая попробовать ароматическую эссенцию, купленную у восточного торговца. Вероятно, она оставила после себя этот запах, когда убирала твои покои. Если это утешит твою светлость, – добавил Артемий, – то могу заверить, преступник принадлежит миру живых.

Почтительно простившись с принцессой, старший дружинник направился к выходу. Владимир, прошептав несколько ласковых слов Гите на ухо, последовал за ним, плотно закрыв дверь. В коридоре князь обратился к Артемию:

– Ты не можешь не понимать, насколько серьезна ситуация, боярин, – тихо сказал Владимир. – Я не хотел говорить об этом в присутствии Гиты. Принцесса и так расстроена из-за пропажи драгоценностей, не говоря уже о вчерашней смерти боярышни. Но если мы быстро не найдем драгоценности, неизбежно разразится дипломатический скандал.

– А можно ли не ставить послов в известность? – спросил Артемий.

– Они собираются уезжать только после свадебной церемонии, на которую Гита должна надеть драгоценности, – ответил Владимир.

Сидя на большом сундуке, покрытом пурпурным ковром, князь с отчаянием в глазах изучал стену. Поразмыслив немного, он продолжил:

– Послы не поймут, если я вновь отложу церемонию. Нет. Я ничего не выиграю, если сообщу им о краже в последний момент. Я принял решение. Лучше вести честную игру и сразу же предупредить их. Впрочем, я не собираюсь переносить свадьбу на более поздний срок! Как и в деле об убийстве, у тебя три дня, чтобы найти драгоценности Феофано.

– Два с половиной, – насупившись, возразил Артемий. – Пусть это не понравится твоей светлости, но хочу сказать, что драгоценности наверняка вывезли из города.

Князь побледнел.

– Исполняй свой долг, – процедил он сквозь зубы. – Не знаю, где сейчас драгоценности, но я хочу, чтобы они были здесь на третий день, начиная с сегодняшнего. Не забывай, басилевс преподнес подарок мне как наследнику великого князя киевского. Владимир и Гита мало что значат в этом деле. На кон поставлены отношения между Царьградом и Киевом! В значительной степени от наших отношений с Византией зависит будущее русских княжеств.

С этими словами Владимир отпустил боярина. Поклонившись, Артемий направился к лестнице. Прежде чем спускаться, он оглянулся.

– Думай! – повторил князь. – Будущее русских земель в твоих руках! А еще счастье Владимира и Гиты!

Артемий вернулся в прихожую зала для приемов. Он сурово смотрел на гридя, которого застал спящим. В шапке, слегка сдвинутой набекрень, молодой воин стоял перед дознавателем, вытянувшись и выпучив заспанные глаза.

– Как зовут тебя? – спросил Артемий.

– Толец, из дружины боярина Братослава!

– И ты служишь нам очень плохо! – возразил дознаватель. – Ответь мне: ты хотя бы на мгновение покидал свой пост? И берегись, если солжешь!

– О нет, боярин! Ни за что на свете я не покинул бы пост! Именно поэтому сегодня утром…

– Да, ты уже говорил. Но когда ты видел стражника Глеба в последний раз? Вчера вечером?

– Нет… Не казни, выслушай! – задрожав, воскликнул молодой воин.

– Ради Христа, говори! – закричал Артемий. – Что еще ты поведаешь о своих подвигах?

– Я видел Глеба вчера утром, когда Братослав назначил нас на пост. Я видел, как он заступал на службу днем. Но когда я пришел на вечерней зоре, чтобы сменить его, Глеба не нашел. Вероятно, он покинул пост раньше. Мне это показалось странным, но я все же не стал его искать, чтобы потребовать объяснений. Решил поговорить с ним утром. А что оставалось делать?

– Немедленно поставить в известность свое начальство!

В отчаянии Артемий с такой силой швырнул крышку на терракотовую чернильницу, что разбил ее.

– Ты понимаешь, какую злую шутку сыграл с нами твой приятель Глеб? Он пустился в бега еще вчера вечером и по твоей глупости ушел незамеченным! Ты должен был кричать, звать на помощь, да что угодно делать!

Отерев платком руку, измазанную чернилами, Артемий продолжил, чеканя каждое слово:

– Ты совершил серьезный проступок, не предупредив Братослава об отсутствии стражника. Непростительный для дружинника, каким бы ни был его ранг! Ты заслужил десять ударов плетьми публично на площади. А после наказания ты отправишься восвояси. Землю пахать! Ты принесешь больше пользы, изображая пугало среди овса и внушая страх воронам, чем стражника во дворце князя!

– Сжалься, боярин! – воскликнул молодой человек, падая на колени. – Я не могу вернуться в деревню после того, как был в княжеской дружине! А что ты сделаешь с Глебом? – злобно добавил он. – Ведь его вина больше моей.

– Учись отвечать за собственные поступки. Уведите его, – приказал Артемий.

Отрок, стоявший в коридоре, вошел. Схватив юношу за плечо, он грубо потащил его к двери.

– А Братослав? – крикнул бывший гридь с порога. – Он лишь краем уха выслушал мой доклад, поскольку был занят беседой с латинянином!

Последние слова утонули в грохоте закрывающейся двери. Оставшись один, Артемий принялся мерить комнату шагами, яростно отбрасывая с дороги табуреты. Наконец ему удалось взять себя в руки. Он быстро проанализировал сложившуюся ситуацию. Было совершенно ясно, что Глеб не только покинул пост, но и не показывался никому на глаза по крайней мере в течение дня и ночи. Это отсутствие не имело ничего общего с небрежностью и глупостью второго гридя. И напротив, удивительное исчезновение Глеба было непосредственно связано с кражей драгоценностей. Кто лучше, чем Глеб и Толец, мог проследить за всеми хождениями женщин и выбрать момент, когда в покоях никого не было? Боярин велел организовать поиски Глеба, но они ни к чему не привели. Не надо быть слишком проницательным, чтобы догадаться, что произошло.

Однако следовало действовать методично и не упускать мелочей. Возможно, драгоценности еще в Смоленске. Дознаватель уселся за стол и написал несколько слов – краткое описание беглого гридя и приказ арестовать любого, подходившего под него. Кликнув стражника, боярин дал необходимые указания. Когда воин ушел, Артемий, подойдя к окну, глянул на солнце. До встречи с отроками оставалось время. Дознаватель решил отправиться в баню, чтобы расслабить мышцы и успокоить нервы.

Дознаватель добрался до одноэтажного бревенчатого здания за дворцом. Разделся в предбаннике. К счастью, он заметил одежду только одного человека. Значит, не будет мешать шумная ватага отроков и гридей, которые в любое время могут прийти попариться.

Артемий, совершенно голый, вошел в парную и подал знак банщику. Пока отрок торопливо наполнял пустой ушат свежей водой, которую черпал из огромных бочек у двери, дознаватель любовался молодым мускулистым телом, влажным от пота. Он меланхолично вспоминал себя в таком же возрасте. Тогда у него не было необходимости посещать баню, чтобы расслабиться.

Шлепая босыми ногами по полу, отрок направился к нише в задней стене и выплеснул воду на раскаленные камни. Они мгновенно высохли, и от них повалили густые белые клубы пара. Проделав процедуру несколько раз, отрок вооружился березовым веником и принялся хлестать Артемия по спине и бокам. После экзекуции старший дружинник, охваченный чувством блаженства, растянулся на спине на одной из широких скамей, наполовину скрытых в пару. Неожиданно сквозь клубы до него донеслось:

– Ну, боярин, продвинулось ли твое расследование убийства боярышни Настасьи? Как скоро отравитель окажется в темнице?

Артемий резко сел, с раздражением разглядывая человека, который осмелился докучать ему вопросами в месте, предназначенном для отдыха и восстановления сил. Однако, узнав тонкие черты армянина Саркиса, личного врача князя, боярин немного расслабился. Саркис, заметив реакцию старшего дружинника, поспешил добавить:

– Прости, что я обратился к тебе с таким вопросом, но я думал, что здесь можно избежать формальностей. Впрочем, как врач…

– Как врач, ты подтвердил причину смерти? – прервал его боярин. – Вчера срочное совещание помешало мне дождаться твоего прихода. Поскольку это дело тебя интересует, будь любезен ответить на мой вопрос.

– Боярышня действительно умерла, приняв смертельную дозу белладонны, в этом я категоричен, – спокойно ответил Саркис. – Понимаешь, мое любопытство не имеет ничего общего с любопытством зевак на площади. Для врача знать обстоятельства, сопутствующие смерти человеческого существа, – это вопрос первейшей важности.

– На данный момент мне нечего тебе сказать, – нехотя ответил Артемий.

Заметив, что дознаватель помрачнел, Саркис воскликнул:

– Почему ты так озабочен? Тебе доводилось распутывать и более трудные дела! Чем печальная кончина Настасьи сложнее загадок, разгадки которых тебя прославили?

– Меня беспокоит не столько смерть… – начал Артемий.

Но тут же прикусил язык. Князю решать, когда сообщить подданным о краже драгоценностей.

– Меня беспокоит не только убийство, – наконец вымолвил старший дружинник. – Всеслав Полоцкий все еще стоит лагерем в нескольких верстах от Смоленска. Кто знает, что он замышляет? Он наверняка послал шпионов в город, но их не так-то легко обнаружить. На душе у Владимира неспокойно.

Саркис рассмеялся.

– Шпионы здесь, в Смоленске? Я думаю, несмотря на юный возраст, князь страдает манией преследования! Вскоре он начнет верить в сказку, будто Всеслав – волк-оборотень, который по ночам бродит по городу. Нет, будем говорить серьезно. Единственная проблема, с которой ты столкнулся, – это убийство Настасьи. И, несомненно, в нем замешана женщина, поскольку всем известно, что Стриго настойчиво ухаживает за служанкой Гиты. Ах! Женщины!

На Саркиса накатило романтическое настроение.

– Что не сделаешь ради них! Что касается меня, то я восхищаюсь как прекрасными глазами дев, так и самыми ценными бриллиантами и карбункулами! Красота Настасьи слепила сильнее, чем византийские драгоценности. Единственное, чего я не понимаю, так это Стриго, который смотрел на малышку англичанку при такой-то красоте невесты!

– Твои признания будут мне весьма полезны, – язвительно заметил Артемий. – К сожалению, необходимость вернуться к расследованию вынуждает меня покинуть тебя.

Простившись с неисправимым болтуном, дознаватель направился в предбанник, где другой банщик окатил его чистой водой и помог вытереться большим полотенцем из крученых нитей. Артемий тщательно расчесал усы и, выйдя на улицу, полной грудью вдохнул свежий воздух. Парная расслабила мышцы, однако неуместная болтовня врача довела до отчаяния. Саркису недолго потешаться над страхами Артемия относительно действий полоцкого князя! Новость о краже драгоценностей и исчезновении стражника быстро вылечит врача от вопиющей беззаботности! Внутренне проклиная Саркиса, Артемий подозвал слугу, который спешил через двор, и приказал подать обед на четырех человек.

Войдя в свои покои, Артемий увидел Василия и Филиппоса. Отроки ждали его, играя в кости. Митько еще не появлялся.

– Что произошло, боярин? – спросил Василий, заметив, что дознаватель крайне озабочен.

– Я не собираюсь дважды об этом рассказывать! Дождемся Митька, – проворчал старший дружинник. – Это что еще за толпа гуляк? – спросил он, глядя на площадь за крепостной стеной.

– Так сегодня праздник капусты, – напомнил Василий. – Ты же сам знаешь, он будет длиться все бабье лето.

Пестрая толпа заполонила площадь перед собором, вымощенную досками. Одетые в яркие наряды, в высоких головных уборах, украшенных лентами, девушки с песнями водили хороводы. Мужчины ходили вокруг танцовщиц, время от времени вбегая в центр хоровода. У некоторых юношей в руках были кочаны капусты. Они могли вручить кочан любой из девушек, чтобы помешать танцевать. Этот жест был равносилен признанию в любви и означал, что юноша собирался просить у избранницы руки.

Во время праздника зажиточные бояре и сам князь открывали ворота своих домов, угощали молодых людей вином и медовухой и дарили им кочаны капусты, только что срезанные в огородах, чтобы игра продолжалась. Артемий вздохнул. Он понимал, что скоро толпа заполнит двор и потребует от Владимира традиционных подарков. Это наверняка развлечет Деметриоса, который опишет праздник в своих заметках о русских обычаях и обрядах. Однако сам князь был не в настроении веселиться.

Вдруг боярин заметил Митька. Огибая группы танцующих, бросая по пути пламенные взоры на девушек, отрок торопился к дворцу. Когда он присоединился к друзьям, те уже сидели за столом перед блюдом с яствами.

– Я не мог прийти раньше. Я должен был проследить за Жданом, – извинился Митько, купая большой кусок холодного мяса в густом смородиновом соусе. – Ты не поверишь, Артемий! Он собирается подарить кочан капусты Мине! А ведь Ждан прекрасно знает, что она помолвлена. Вот уж кого я никак не считал разлучником!

– Я догадывался, что он влюблен в Мину, – ответил Артемий. – Сегодня утром он прочел мне стихотворение, способное рассмешить даже плакучую иву! Но давайте поговорим о серьезных делах. Я должен сообщить вам ужасную весть.

Артемий коротко рассказал о краже драгоценностей и исчезновении стражника.

– Сомневаюсь, что Братослав может сообщить нам что-то важное об этом шельмеце, – заметил Василий. – Толец и Глеб недавно были приняты на службу. По этой самой причине Братослав поручил им довольно легкое дело. По крайней мере, он так думал.

– Василий прав, – подтвердил Митько. – Эти двое были из числа новых. Но я не верю, что такой желторотый юнец, как Глеб, мог совершить столь дерзкую кражу!

– Я тоже, – согласился Артемий. – Убежден, что у него есть сообщник. Вернее, Глеб выполнял чей-то приказ. Если мы не найдем драгоценности, инцидент будет иметь серьезные последствия для отношений между Киевом и Царьградом. Вот почему я не думаю, что вор позарился только на стоимость камней.

– Если поискать среди личных врагов Владимира, то я вижу только одного подозреваемого – Всеслава Полоцкого! – воскликнул Митько.

– Да, – согласился Артемий, – судя по тому, о чем вы рассказали мне вчера, полоцкий князюшка прекрасно осведомлен о приезде греческого посольства. Предположив, что Глеб подкуплен Всеславом и действовал по его приказу, можно сделать вывод, что негодяй уже сбежал к хозяину. Однако нам нужны бесспорные доказательства вины Всеслава. Владимир не станет воевать с дядей без веской причины. Однако заказчик преступления – будь то Всеслав или кто-либо другой – наверняка захочет как можно быстрее избавиться от этих бесценных, но весьма опасных сокровищ. Смоленск – большой город. Не исключено, что преступники попытаются продать драгоценности Феофано здесь же.

– Если вор или заказчик предпримет хотя бы малейшую попытку в Смоленске, мы его поймаем! – с уверенностью заявил Митько. – У нас с Василием достаточно осведомителей в мире лихих людей, чтобы получить сведения о столь ценных предметах.

– Замечательно, – сказал Артемий. – Завтра утром начнете собственное расследование среди нечистых на руку купчишек, способных завладеть драгоценностями.

– А почему не сегодня? – удивился Василий. – Время поджимает, а дело о краже важнее, чем убийство Настасьи! Впрочем, что касается Стриго, то я ничего подозрительного не обнаружил. Можно сказать, его ярость утихла. Слуги в поместье перешептываются, что он хочет податься в монахи!

Митько рассмеялся, потом энергично затряс головой.

– Да, почему не провести расследование в городе незамедлительно? Я тоже не могу сообщить вам ничего нового о Ждане. Скажу только, что молодой боярин влюблен в Мину… Но у него нет ни малейшей надежды – вне зависимости от размеров кочана капусты, который он собирается ей преподнести! – со смехом добавил отрок.

– Ваша веселость неуместна! Мы расследуем два серьезных дела! – ледяным тоном заметил Артемий. – Что касается убийства Настасьи, то очевидно, что виновный – один из гостей, присутствовавших вчера вечером на пиру. Он не может покинуть город незамеченным. Следовательно, он ничего не теряет, выжидая. Вы правы. Надо срочно искать византийские драгоценности. Но сегодня перед вами стоит более важная задача в самом дворце. Подумайте! Кроме Всеслава, кого мы еще можем подозревать как заказчика преступления?

– Будем исходить из твоих слов… – протянул Митько. – Эти драгоценности очень трудно продать. Следовательно, мотивом неизвестного сообщника Глеба была ненависть к князю…

– Но если воров привлекла стоимость, то надо предположить, что они могут продать сокровища за пределами Смоленска! – воскликнул Василий. – Разумеется, я согласен с тобой, боярин! Заказчиком может быть один из чужеземных гостей. Через несколько дней они все покинут город и больше сюда не вернутся. А за пределами русских земель преступник легко избавится от драгоценностей, получив за них кругленькую сумму. Совершенно ясно, наш человек – чужеземец.

– Да, я так и думал, – подтвердил Артемий, поднимаясь из-за стола.

Через несколько мгновений радостные крики и шум со двора сменила тишина. Высунувшись из окна, дружинник увидел молчаливую толпу перед крыльцом. Владимир обращался к своим подданным. Артемий не видел князя, его закрывала кровля крыльца. Однако боярин слышал знакомый голос, четко выговаривавший каждое слово. Через минуту Артемий обернулся к своим спутникам.

– Вы слышали: Владимир обещает награду в десять золотых гривен любому, кто окажет содействие в поиске драгоценностей. Вот аргумент, который поможет вам развязать языки! Если вам придется иметь дело с мелкими воришками, не связанными непосредственно с преступлением, обещайте, что не выдадите их.

Со двора донесся глухой ропот. Артемий вновь выглянул в окно. Конюшие Владимира вывели трех лошадей в роскошных попонах, запряженных в коляску. Дружинник увидел, как греческие послы направляются к животным. Толпа почтительно расступалась перед гостями. За византийцами спешили шестеро слуг с тяжелыми сундуками, украшенными византийскими крестами.

– Так, случился скандал! – прокомментировал Артемий, не спуская глаз с послов. – Послы покидают Смоленск! Судя по всему, они не согласились принять подарки, предназначенные басилевсу. Погодите… Послы заявили, что они остановятся в Киеве и в течение трех дней будут ждать известий от Владимира. То есть срок, установленный самим князем.

– Что? Греки покидают город? – вскакивая с места, воскликнул Митько. – Но мы не можем их отпустить! Они же входят в число подозреваемых.

– Да ты хоть немного подумай, – сказал Василий, постукивая пальцем по виску. – Или праздник капусты затуманил тебе голову? Последнее место в мире, где можно продать украденные драгоценности, – это Царьград.

– Ты прав, друже. Мы не можем подозревать греков, и это облегчает наше расследование. Также не стоит заниматься этим чванливым Деметриосом. Надо сосредоточить внимание на латинянине. Он единственный иностранный гость, который не грек. К тому же, как мы говорили, он похож на авантюриста, мечтающего разбогатеть.

– Внешность может быть обманчива, – заметил Артемий, садясь за стол. – Я не питаю симпатии к Ренцо, но также подумал об Андрее. Пусть он верный служитель князя, но будущий хранитель библиотеки безумно влюблен в Гиту. И я не знаю, на что способен этот молчаливый замкнутый человек, чтобы отстрочить свадьбу принцессы, а то и помешать ей. Мы не можем никого обвинять, не имея доказательств. Но кто бы ни был заказчик, Глеб перед бегством мог спрятать драгоценности во дворце. Вот почему вы тщательно обыщете все покои третьего этажа, в том числе и незанятые, а также все залы для приемов. Это займет время. У вас в распоряжении вся вторая половина дня. Вечером вы придете сюда. Совещание окончено.

– А почему ты не спрашиваешь, узнал ли я что-нибудь новое об Альдине и Стриго? – обиженным тоном спросил Филиппос.

– Полагаю, если бы было что-то новое, ты сам сообщил бы нам об этом, – пряча улыбку, ответил Артемий.

– Альдина невиновна, – убежденно заявил Филиппос. – К тому же мы подружились. Разумеется, у меня еще нет доказательств… Но мы их найдем!

Артемий с беспокойством взглянул на мальчика. Он уже корил себя за то, что позволил Филиппосу принимать участие в расследовании, которое может оказаться опасным, если мальчик приблизиться к преступнику. Отпустив отроков, боярин подумал, что надо бы как можно скорее допросить английскую служанку. Однако более важным он считал разговор с Ренцо.

Митько и Василий, получив приказ дознавателя, принялись обыскивать покои, опустевшие после отъезда послов. Боярин спустился на второй этаж. Едва он вошел в коридор, как услышал, что кто-то громко спорит со стражником. Через мгновение Артемий увидел тысяцкого. Его окладистая черная борода и тучное тело дрожали от ярости. Между двух проклятий, адресованных отроку, тысяцкий требовал, чтобы его принял князь. А молодой воин, не терявший хладнокровия, просто перегораживал ему вход. Визит был совсем некстати, однако этикет не позволял отослать наместника, не дав объяснений.

– Почему Владимир не принимает меня? – воскликнул Радигост, заметив Артемия.

– Обычное расписание аудиенций было приостановлено, – ответил старший дружинник. – Владимир предоставил мне это помещение в качестве рабочего кабинета, чтобы я мог вести расследование убийства твоей дочери.

Артемий приказал отроку привести Ренцо для официального допроса. Когда стражник ушел, дознаватель повернулся к тысяцкому с намерением как можно быстрее от него избавиться. Однако Радигост заговорил первым.

– Значит, знаменитые греческие украшения исчезли, а послы уехали, – бросил тысяцкий. Его маленькие глазки сверкали от возбуждения. – Я узнал новость, когда пришел сюда. Весь дворец вверх дном!

– Похоже, это событие нисколько не огорчило тебя! – заметил Артемий. – Думаю, ты недооцениваешь серьезность происшедшего.

– Я не собираюсь плакать из-за того, что кто-то украл несколько побрякушек, в то время как я потерял дочь! – проворчал тысяцкий. – Вчера во время вечернего пира несчастное дитя – да упокой Господь ее душу! – говорила мне, что восхищается этими безделушками. Стукнув ложкой по лбу, я напомнил дочери, что истинная ценность заключается в землях, которыми владеешь. Без земли Гита – всего лишь нищенка, переодетая в принцессу!

– Вот уж истинно учтивое высказывание в адрес невесты Владимира, который принимал тебя! – сухо заметил Артемий.

– И что такого? – усмехнулся Радигост, с вызовом глядя на старшего дружинника. – Владимир вдвое моложе меня. Пусть он и князь, но должен заслужить уважение старых бояр Смоленска, таких как я. Если греческие послы выделывают кренделя перед ним, я не собираюсь следовать их примеру! Впрочем, ты заметил, чего стоит почтение этих лицемеров. Пропали несколько камешков, что за важность! А они уже напустили на себя оскорбленный вид и уехали, выдвинув ультиматум! Русскому князю не пристало позволять такое обращение. Все греки – мошенники и лицемеры, будь они купцы или священники! А латиняне еще хуже. Но рос, если у него есть голова на плечах, хитрее чужеземцев. В этом я убедился с тех пор, как веду торговлю с Царьградом. Вместо того чтобы поддаваться чужеземному влиянию, Владимир должен противостоять этому отродью!

Артемий слушал тираду, с трудом сдерживая ярость. Он знал, что Радигост как тысяцкий Смоленска имел право голоса и мог оспаривать решения князя – за исключением тех, которые касались проведения военных операций. Но как бы дознаватель ни возмущался глупостью старого боярина, он не собирался задерживать расследование, вступая в бесполезный спор.

– Ты ничего в этом не понимаешь, Радигост, – ответил старший дружинник. – Разумеется, князь молод, но он прекрасно осознает, что делает. В нынешней ситуации самым разумным было решение приравнять это преступление к государеву делу и обещать награду любому, кто поможет найти драгоценности.

– Ты говоришь о награде! – усмехнулся Радигост. – Даже самый глупый вор поймет, что драгоценности стоят намного больше, чем десять золотых гривен! А теперь, – добавил тысяцкий другим тоном, – поскольку принимаешь меня ты, я скажу тебе, что собирался сказать князю. Я требую, чтобы Стриго, жених моей покойной дочери, был арестован! Это он преступник!

– С каких пор тысяцкий дает указания советнику князя? – возразил Артемий. – Возвращайся к своим обязанностям, следи за городом и своей торговлей. И позволь мне направлять ход расследования!

– У меня было время обдумать последнее слово Настасьи, – невозмутимо продолжал тысяцкий. – Негодяй, о котором говорится в псалме, тот, у которого рука полна мздоимства, есть не кто иной как Стриго. Мне надо было бы понять это раньше, однако мысль настолько чудовищная, что не сразу пришла мне на ум!

– Но если Настасья хотела указать на Стриго, почему она не произнесла его имени?

– Моя дочь была поражена мрачным предсказанием. Я тоже придаю значение тем или иным знакам, и они никогда не обманывают меня. Вчера, например, когда мы направлялись во дворец, лошадь Настасьи трижды споткнулась, проезжая через ворота. К тому же по пути мы видели клин журавлей…

– Но суд князя потребует от тебя совершенно иных доказательств! – воскликнул Артемий.

– Ага! Значит, древние верования нашего края ему не по вкусу? – возразил тысяцкий. – Хорошо. У меня есть кое-что более убедительное, чтобы подтвердить свои слова. Держи!

Радигост бросил на стол большой эмалевый медальон с изображением Пресвятой Девы с огромными темными глазами. Образ Богоматери обрамляла искусная золотая рамка, прикрепленная к золотой цепочке. Артемий узнал медальон – во время приема послов дознаватель видел его на Стриго.

– Да, я знаю, кому принадлежит этот медальон, – признал старший дружинник. – Но где ты его нашел?

– Я нашел его, когда служанки омывали тело моей дочери. Как видишь, цепочка не порвана. Не надо быть слишком умным, чтобы догадаться о том, что произошло! Стриго подарил медальон Настасье, чтобы она поверила, будто он приносит извинения за свое наглое поведение в загоне для диких лошадей. Но на самом деле он сделал этот подарок, чтобы у нее не возникло никаких подозрений! Какие еще доказательства тебе нужны?

Артемий задумался. Рассуждения тысяцкого не были лишены смысла. Стриго не мог потерять медальон, поскольку цепочка действительно цела. Однако, когда дознаватель осматривал содержимое карманов Настасьи, медальона там не обнаружил. Значит, Стриго сам подарил его боярышне, а та повесила медальон на шею… Да, такая версия выглядела вполне правдоподобной. Предчувствуя скорый конец, Настасья подумала о последнем подарке, только перед самой смертью осознав все его коварство.

– Я ошибался, недооценивая Стриго, – пробурчал тысяцкий. – Этот подарок был всего лишь хитрой уловкой, чтобы обмануть бдительность моей дочери. Его план почти удался. Но мое дитя было наделено острым умом. Настасья унаследовала его от меня. В последний момент она все поняла и указала на своего убийцу! Я требую, чтобы виновный был схвачен. Под пытками он признается, действовал ли в одиночку или в сообществе с английской ведьмой!

Дверь отворилась, на пороге показался Владимир.

– Что происходит? – спросил он, нахмурив брови. – Чем я могу помочь тебе, досточтимый Радигост? Важность подарков, недавно украденных, заставила нас призабыть о постигшем тебя горе.

– Справедливости! – вскричал Радигост. – Я требую справедливости!

Радигост повторил Владимиру причины, которые привели его во дворец с требованием ареста Стриго.

– Аргументы тысяцкого кажутся мне убедительными, – заявил князь, рассматривая медальон. – Я помню, что несколько раз видел это украшение на груди Стриго. По всей видимости, он и есть преступник. Артемий, я не понимаю, почему ты не торопишься его арестовать?

Владимир ждал ответа. Бледность лица и беспокойство, читавшееся во взгляде князя, резко контрастировали с повелительным тоном и уверенностью сына Всеволода Киевского. Боярин понял, что сейчас неподходящий момент для споров. Владимир торопился раскрыть по крайней мере одно из двух преступлений, превративших его свадьбу в кошмар.

– Князь, суд примет это доказательство, но оно – единственное, которое у нас есть, – сурово ответил Артемий. – Если мы немедленно арестуем Стриго, то, как мне кажется, поторопимся. Ты дал мне три дня. А ведь и первый еще не закончился.

– Не отрицаю, я рассуждал так же, как Радигост. У нас есть след, оставленный Настасьей, и предмет, который позволяет установить личность виновного. Мне это представляется достаточным, по крайней мере для того чтобы обезвредить Стриго, бросив его в темницу. Он опасный человек! Если обнаружишь за три дня, которые я предоставил в твое распоряжение, дополнительные улики, ты сообщишь мне о них. А пока, поскольку требование Радигоста удовлетворено, займись поисками драгоценностей!

С этими словами князь, простившись с тысяцким, вышел. Радигост тоже откланялся – с преувеличенной учтивостью – и покинул прихожую.

Оставшись один, дознаватель несколько раз с такой силой ударил кулаком по столу, что часть берестяных свитков слетела. Не потрудившись поднять их, он подошел к окну и принялся ждать, когда по двору пройдет Радигост. Прошло довольно много времени, прежде чем он увидел, как старый боярин спускается с крыльца.

– Будь проклята глупость тысяцкого! – пробормотал Артемий. – Он ладен задержаться здесь, лишь бы убедиться, что получил удовлетворение сполна.

Впрочем, еще утром старший дружинник и сам верил в виновность Стриго. Однако разговор с молодым человеком поколебал эту уверенность. Теперь боярин считал, что дело сложнее, чем он предполагал изначально. Однако вмешательство Владимира прижало дознавателя к стенке. Участь Стриго была решена.

Артемий сел за стол и хотел было написать приказ об аресте, но обнаружил, что чернила в чернильнице, крышку которой он разбил, высохли. Он собрал разрозненные куски бересты, убрал их в сундук и позвал стражника.

– Ренцо Де Моретти нет во дворце! – сообщил отрок. – Я взял на себя смелость поставить стражника у его покоев. Как только он появится, его сразу же приведут. Я правильно поступил?

– Правильно, – ответил Артемий, едва сдерживая возглас досады.

Накануне старший дружинник сообщил всем чужеземным гостям время, когда они будут вызваны на беседу. А этот Ренцо не промах! Однако он не сможет избежать допроса с пристрастием, которому Артемий намеревался его подвергнуть. Пока же надо арестовать Стриго.

Дознаватель отправил стражника за новой чернильницей в хранилище библиотеки, а сам покинул прихожую и, быстро спустившись по лестнице, вышел на крыльцо. Артемий незаметно осмотрел двор. Не обнаружив ни дневальных, ни рассыльных, боярин направился к гриднице.

И уже собирался повернуть за угол дворца, как заметил Филиппоса и Альдину. Девушка и мальчик выходили из конюшни. Они вели кобылу, пойманную Стриго, к колодцу в центре двора. Быстро укрывшись в тени крыльца, старший дружинник замер, наблюдая за англичанкой. Та по русскому обычаю была одета в долгорукавку с рукавами, перехваченными у запястья красивыми обручами. Густые рыжие волосы были убраны в низкий тяжелый пучок, нарядный венец был украшен красными лентами. Филиппос мял в руках свою маленькую шапку, отороченную мехом, и уговаривал девушку взять уздечку.

– Смотри, Альдина, сейчас я положу сребреник, эту серебряную монету, в свою шапку и наполню ее водой. Держи крепче уздечку, ты должна научиться управлять лошадью! Кобыла еще дикая и поэтому слишком пугливая.

Филиппос размотал длинную цепь, к которой было привязано ведро, зачерпнул воды и поставил ведро на край колодца. Потом осторожно опустил шапку в воду и извлек ее совершенно мокрой.

– Видишь? Монета в шапке. Теперь я напою твою кобылу водой, которую зачерпнул. Это называется «поить лошадь через серебро». Русы повторяют его в течение трех дней после поимки лошади. Потом монету кладут в кормушку. Говорят, что это делает лошадь послушной и сильной, но главное – оберегает от дурного глаза.

– Но у кого здесь может быть дурной глаз? – удивилась Альдина. Она говорила с легким акцентом, но правильно: – Дворец князя далеко от лесов, где живут ведьмы.

– Люди, живущие в лесах, – не обязательно колдуны и ведьмы. Впрочем, колдуны встречаются не только в лесах, – сказал Филиппос, лицо его омрачилось. – Сглазить могут и соседи!

– Скажи лучше – соседки! – смеясь, поправила мальчика Альдина. – Женщины намного опаснее мужчин!

Филиппос напоил кобылу. Служанка погладила животное по шелковистой гриве. Артемий, наблюдавший эту сцену, чуть не проглядел отрока, направлявшегося к воротам крепостной стены. Тут же выйдя из тени крыльца, дознаватель окликнул воина и приказал привести к нему еще трех отроков. Делая вид, будто не замечает мальчика и служанку, которые, застыв, смотрели на боярина, появившегося невесть откуда, Артемий раздавал указания четырем воинам, стремительно подбежавшим к нему:

– Отправляйтесь к боярину Стриго и арестуйте его. Если он потребует показать приказ об аресте, скажите, что приказ ждет его во дворце. Отведите Стриго в темницу.

Когда отроки ушли, Артемий услышал, как Филиппос что-то шепчет служанке. Смертельно побледневшая Альдина подошла к старшему дружиннику. Артемию впервые выпала возможность близко рассмотреть соперницу Настасьи.

Молодая англичанка не могла сравниться с тяжелой холодной красой покойной боярышни, но ее небольшой, чуть вздернутый нос и огромные сверкающие карие глаза придавали удивительное очарование треугольному личику. Все движения Альдины были исполнены кошачьей грации. Артемий подумал, что, даже несмотря на веснушки, которые ярче проступили на бледном лице, Альдина была весьма привлекательна. «Конечно, для молодца ее лет», – вздохнул он про себя.

Альдина шевелила губами, будто хотела что-то сказать, но из ее груди не вырывалось ни звука. Вдруг, словно в ней сломалась какая-то пружина, англичанка упала на колени перед боярином и протянула руки в мольбе.

– Сжалься, боярин! – прошептала Альдина. – Я думала, что ошиблась, но твой сын подтвердил то, что я слышала своими ушами! Ты приказал бросить боярина Стриго в темницу, разве нет?

– Да, в самом деле, – ответил Артемий. – Ты возражаешь против ареста?

– Он невиновен, поверь мне! Клянусь памятью своего отца! Стриго не способен обидеть и мухи!

– Он обвиняется в убийстве. Не далее как вчера я слышал ваш разговор во дворе. И я так же хорошо, как и ты, знаю, о чем вы говорили. Улики, которыми я располагаю, указывают на Стриго. Так что оставь мои сапоги в покое. Поднимайся!

– И самым убедительным доказательством служит вот это? – выпрямляясь, воскликнула Альдина, указывая на кобылу. – Но разве она не говорит в пользу Стриго? Его поступок был поступком прямого и отважного мужчины!

– Самым убедительным доказательством служит другая вещь, о которой ты, возможно, не догадываешься, – уклончиво ответил Артемий. – Что касается твоего мнения о характере Стриго, то я так тебе скажу: мужчина, который не боится бросить вызов ни своему отцу, ни своей невесте, может выбрать яд как средство решения проблем. Разумеется, он не замышлял заранее преступления. Тем не менее очевидно, что он воспользовался выпавшей ему возможностью, услышав, как Деметриос говорил о флаконе, стоящем у него в комнате!

– Стриго не дотрагивался до флакона! – заявила Альдина.

Артемий внимательно вгляделся в искаженное страхом лицо девушки. Его поразило не только поведение служанки, но и едва уловимая нотка, проскользнувшая в ее голосе.

– Что ж, тогда скажи, кто дотрагивался! – безмятежно ответил дружинник.

В это мгновение Филиппос, внимательно следивший за разговором, подошел к рыжеволосой служанке и дернул ее за рукав.

– Альдина, ты помнишь, что я тебе советовал? Если хочешь что-то сказать, сейчас самый подходящий момент!

Опустив глаза, сжав губы, Альдина молча вертела медную пуговицу.

– Ну что же, продолжайте отпугивать дурной глаз, – сказал Артемий, поворачиваясь с намерением уйти. – А мне надо заняться более важными делами.

– Подожди, боярин, не уходи! – выдохнула служанка. – Я должна кое в чем признаться. Это… Это я взяла флакон из покоев грека.

– Что ты такое говоришь? – воскликнул Артемий. – Предупреждаю: если ты хочешь вызволить своего возлюбленного из беды, то спасти его может вовсе не ложь!

Альдина в отчаянии посмотрела на дознавателя, потом на Филиппоса и молча покачала головой. Из ее глаз покатились крупные слезы. Дружинник быстро подхватил англичанку под руку и потащил в сад, где в этот час послеобеденного отдыха никого не было; мальчик следовал за ними.

Троица обогнула оружейную комнату. Артемий обратился к Филиппосу:

– Оставайся здесь и предупреди нас, если кто-нибудь направится сюда.

Альдина и старший дружинник устроились на лавке у палисада. Это был самый укромный уголок сада. Кусты смородины скрывали их от входа, а частокол – от глаз людей за оградой. Утерев слезы рукавом, англичанка заговорила:

– Это произошло во время вечерней трапезы. Я сидела на краю стола, готовая в любой момент покинуть свое место, если понадоблюсь Гите. У меня из головы не выходил рассказ венецианского гостя, его увлекательные истории о далеких королевствах и прекрасных дамах, которые умеют так ловко возбуждать любовь кавалеров. И я завидовала красоте Настасьи!

Девушка всхлипнула, виновато глянула на Артемия.

– Понимаешь, боярин, до первого дня празднеств Стриго никогда не видел нас рядом, Настасью и меня. Я думала, рано или поздно он поймет, что его невеста намного красивее, чем я, и разлюбит меня. Эта мысль не давала мне покоя! Я решила испробовать волшебные капли, о которых говорил Ренцо. Но после обеда, когда все отдыхали, мне пришлось помогать Гите в пиршественной зале, а потом я последовала за гостями… Разумеется, присутствие Стриго было мне приятно. Однако тот скандал ничего не изменил. Стриго еще сильнее опечалился. А я все твердила себе, что он любит меня недостаточно, чтобы окончательно порвать с Настасьей. Когда началась вечерняя трапеза, я незаметно выскользнула из-за стола…

– Ты помнишь, когда это было? – прервал девушку дознаватель.

– Точно не скажу, но в самом начале пира. Один из гостей поднял чашу в честь дам. Тогда князь напомнил об обычае, согласно которому мужчины оказывают честь красоте женщины, преподнося ей вино. Все мужчины захотели преподнести чашу Настасье! Это было невыносимо. Я вышла, чтобы не видеть, как Стриго будет исполнять этот ритуал. От других служанок я знала, где покои Деметриоса…

– Ты кого-нибудь встретила по дороге? Стражника или служанку…

– Никого, кроме слуг, сновавших между пиршественным залом и кухней. Поднявшись в покои Деметриоса, я сразу же увидела флакон, стоявший на прикроватном столике. Закапав по нескольку капель в каждый глаз, я стала внимательно вглядываться в свое отражение в зеркале над столом. И тогда произошло нечто ужасное: мое отражение расплылось, я перестала что-либо различать! У меня возникло ощущение, что я ослепла, начала задыхаться… Поддавшись панике, я рывком открыла окно и выбросила флакон. Потом, рыдая от страха, я упала на колени и стала молить Господа сжалиться надо мной. Постепенно зрение вернулось. Вытерев глаза, я вернулась в зал для пиров так быстро, как могла. Лишь принцесса заметила мое отсутствие. Но, увидев мои покрасневшие глаза, она, вероятно, решила, что плакала, когда гости воздавали честь красоте Настасьи. Я не знаю, куда упал этот проклятый флакон, но во время пира никто не мог завладеть им, поскольку я его выбросила. К тому же Настасье стало дурно в конце трапезы… Клянусь тебе, это не я ее отравила!

– Готов спорить, что ты, прежде чем опробовать капли, зажгла все свечи в покоях, – задумчиво протянул Артемий.

– Да, это так. Но откуда ты знаешь?

– Не важно. Ты закрыла пробкой флакон после своих опытов?

– Да. Я закрыла. Я еще держала его в руке, когда мое отражение начало расплываться.

– В таком случае идем! – приказал дознаватель, поднимаясь со скамьи. – Мы поищем под окнами покоев Деметриоса. Если мои рассуждения правильны, флакон еще должен быть там.

Покидая сад, Артемий подал знак Филиппосу. Кивнув головой, мальчик направился за старшим дружинником, держась на расстоянии двадцати локтей и зорко глядя по сторонам. Обойдя крыльцо, Альдина остановилась перед окнами зала для пиров и, подняв голову, указала на закрытые ставни, украшенные цветочными мотивами. Как и все гости князя, Деметриос жил в левом крыле. Артемий помнил, что его дверь была первой в коридоре. Фасад дворца по обеим сторонам крыльца украшали огромные куртины цветов. Сделав знак служанке, старший дружинник присел на корточки перед розами, приятный аромат которых наполнял воздух, и принялся разгребать траву под кустами. Через некоторое время поисков он услышал возглас, окрашенный легким акцентом.

– Вот он! Ой, я укололась!

Альдина сунула в рот поцарапанный палец и протянула дружиннику небольшой флакон темно-зеленого фарфора. Дружинник осторожно открыл серебряную крышку и увидел серебряную трубку сложной формы. Артемий знал этот способ дозировки лекарств греческих аптекарей: благодаря конфигурации сосуда можно было точно отсчитать необходимое число капель. Дознаватель извлек капельницу и внимательно осмотрел содержимое флакона. Оставалась половина.

– Посмотри хорошенько, – велел Артемий служанке. – Уровень жидкости такой же, каким и был, когда ты закрывала флакон?

– Да… Думаю, он остался таким же, каким был, когда я открывала флакон. Я взяла так мало, что невозможно заметить разницу. Но посмотри на крышку, боярин! Она перепачкана землей. До флакона никто не дотрагивался с тех пор, как он упал. Сам видишь, Настасья наверняка умерла от другого яда!

– Ты ошибаешься, – заметил Артемий.

Завернув флакон в носовой платок и положив в карман, дружинник добавил:

– Настасья была отравлена именно этим веществом. Но кто-то отлил необходимую дозу белладонны до твоих опытов.

– В таком случае кто угодно мог задолго до пира войти в покои Деметриоса и взять яд!

– Разумеется, в том числе ты… и твой дорогой Стриго. По правде говоря, ты еще слишком юна, чтобы знать, что любовь слепа. Ты стараешься защитить Стриго, но что он сделал, чтобы быть достойным твоей любви?

Вдруг Артемий осознал, что Альдина не слушает его. Девушка пожирала глазами ворота. Страдальческое выражение исказило ее тонкие черты. В то же мгновение рядом с ними появился Филиппос.

– Осторожно, – прошептал мальчик. – Воины возвращаются.

Обернувшись, дознаватель увидел, как Стриго в сопровождении четырех отроков вошел во двор. Руки молодого боярина были связаны за спиной. Он шагал, опустив голову, и казался равнодушным ко всему вокруг, равно и к своей судьбе. Один из воинов держал в руках синий плащ Стриго.

Группа остановилась в центре двора. Один из отроков, шлем которого украшал знак начальника стражи, подошел к дознавателю, по-военному приветствовал дружинника и сообщил:

– Арестованный не оказал ни малейшего сопротивления. Он даже не попросил показать приказ на арест! Он только захотел взять с собой плащ. Можно ли ему оставить плащ? Может, ты хочешь немедленно допросить арестованного? Или бросить его в темницу?

– Пока в темницу. Отведите в узилище с отдушиной и проверьте, чтобы солома не была слишком сырой. И оставьте плащ.

Темница занимала часть подвала под оружейной комнатой. Четверо воинов повели Стриго к входу, который позволял попасть в темницу со двора. Молодой боярин вскинул голову и заметил Альдину. В мгновение ока его хмурый взгляд оживился, губы тронула слабая улыбка. Служанка, прошептав несколько слов на родном языке, хотела броситься к Стриго, но Артемий резко схватил ее за руку. Альдина издала нечленораздельный звук, похожий на крик разъяренной кошки, высвободила руку и побежала за воинами. Но дверь темницы уже захлопнулась за Стриго.

 

Глава IV

Проводив глазами Филиппоса, который кинулся за Альдиной, старший дружинник поднялся по ступенькам крыльца, прошагал через сени, отделявшие зал для пиров от оружейной комнаты. Он уже поднимался по широкой лестнице с резными балясинами, когда его внимание привлек скрип двери. Обернувшись, Артемий увидел тысяцкого, покидавшего оружейную.

– Ты еще не ушел, боярин? – ледяным тоном произнес дознаватель. – Полагаю, ты видел, как стражники бросили Стриго в темницу. Это зрелище утешило тебя?

– Что ты говоришь? – откликнулся Радигост, выходя из задумчивости.

– Я говорю, что теперь, когда ты увидел, что Стриго в темнице, ты должен быть доволен! Ведь ты на это смотрел из окон оружейной, не так ли? А теперь, я надеюсь, ты позволишь мне продолжить расследование.

– Это и в самом деле хорошо, – согласился Радигост, не замечая враждебного подтекста в словах боярина. – Убийца моей дочери не избежит заслуженного наказания! Теперь мне надо идти по неотложному делу.

– Ты выглядишь озабоченным, боярин Радигост! Что столь сильно волнует тебя?

– Ничего! – воскликнул тысяцкий. В его глазах сверкнул огонек раздражения. – Завтра я хороню свою дочь, но дела не могут ждать! Я желаю, чтобы у тебя никогда не было таких забот, которые сейчас одолевают меня.

Радигост развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Артемий, нахмурившись, задумался. Старый боярин показался ему озабоченным и возбужденным, словно к его горю примешивалась какая-то тайна. Даже удовлетворение, которое он должен бы испытывать после ареста Стриго, было очевидно неполным. Дознаватель пожал плечами. Даже охваченный горем, тысяцкий не перестал думать об увеличении своего состояния!

Добравшись до второго этажа, Артемий хотел было отправиться в свой временный рабочий кабинет, но тут из библиотеки, расположенной в другом крыле дворца, до него донеслись громкие звуки. Кто-то ссорился. Дознаватель узнал низкий голос Митька и голос Василия, который произнес имя Артемия. Вероятно, отроки обыскивали библиотеку. Неужели с ними ругался Андрей? Старший дружинник лишь три месяца знал будущего хранителя библиотеки, всегда замкнутого и скрытного. Для Артемия он оставался загадкой. Заинтригованный дознаватель подошел к тяжелой двери, обитой железом, и застыл, прислушиваясь.

– Да, да, я знаю! Вы действуете по приказу боярина Артемия и князя! – Андрей практически кричал.

Обычно спокойный и приглушенный голос хранителя сейчас срывался на высоких нотах, выдавая крайнюю нервозность.

– Только умеете ли вы думать самостоятельно? Люди называют отроков руками князя. Весьма удачное выражение! Речь идет именно о руках, но не о голове!

– Возможно, голова – это ты? – усмехнулся Митько. – Не обманывай себя. Если ты не выполняешь грязную работу, это не означает, что ты не служишь князю. Мы все подчиняемся одному закону и служим одному человеку. Просто у нас разные обязанности.

– Это ты заблуждаешься! Вы оба являетесь частью войска! Даже боярин Артемий, несмотря на то что он советник, – всего лишь исполнитель воли князя. А я хранитель высшего знания, содержащегося в книгах!

– Хорошо, – заметил Василий, – ты следишь за книгами Владимира, в то время как мы, дружинники, – за остальным имуществом князя! Где разница?

– Разница, – ответил Андрей, – заключается в том факте, что на все эти книги у меня больше прав, чем у самого князя! Не потому, что они мне принадлежат, а потому, что я владею знаниями, которые в них содержатся. Понимаете? Есть права, которые проистекают вовсе не из простого акта обладания, а благодаря милости Божьей. Именно милость Божья позволила мне стать более ученым, чем князь. Впрочем, Владимир признает мое превосходство в этой области. Таким образом, мое право зиждется на законе, установленным не людьми, а… Не трогайте эти манускрипты!

Артемий приоткрыл дверь. Скрестив руки на груди, Андрей застыл у стола, пытаясь помешать отрокам подойти к полкам с манускриптами в толстых переплетах. Его взгляд, сверкавший от возмущения, был прикован к двум отрокам, а лоб прорезала глубокая морщина.

Василий, немного отступив, обнажил меч.

– Какими бы ни были твои права, полученные благодаря знаниям, ты обязан подчиняться приказу, – с угрозой сказал он.

– Ты не посмеешь! – крикнул Андрей, не меняя позы.

– Что здесь происходит? – спросил Артемий, входя в библиотеку.

Услышав голос старшего дружинника, отроки отступили. Андрей перевел дыхание.

– Мы не смогли обыскать и половины библиотеки! – заявил Митько. – Боярин Андрей мешает закончить работу.

– Но мы не намерены уступать ему, – угрожающим тоном добавил Василий.

Кивком головы Артемий приказал Василию убрать меч в ножны. Он заметил, что в библиотеке отсутствуют писцы, а большая Псалтирь, в которой Настасья прочитала о своей печальной судьбе, была, видимо, убрана в сундук. С иронией глядя на Андрея, старший дружинник сказал:

– Осторожнее, боярин! Ты рискуешь на собственной шкуре узнать, что меч дает больше прав, чем книги!

– Ты ошибаешься! Моя власть дана мне Господом!

– Меч может отнять власть. И даже жизнь, – заметил Артемий.

– Согласись, только тот, кто дает, может отнять! – ответил Андрей, вернувшийся к своему обычному тону.

– Между Богом и тобой стоит князь, – столь же безмятежно возразил Артемий. – Он тоже способен давать и отнимать. Например, он может назначить тебя хранителем библиотеки, а может и не назначить. Разве ты будешь отрицать его власть?

– Я не отрицаю ее, я просто говорю, что существуют пределы. Точно так же как и твоя власть, власть князя – это власть меча. Меч может отнять имущество или жизнь, как ты заметил. Но только знание может дать жизнь, поскольку оно исходит от Слова, а следовательно, от Создателя. На самом деле человек – это пустой сосуд, погасшая свеча… Наделить его знанием означает наполнить его, зажечь искру Божью. Эта благородная задача…

– Мои дружинники тоже выполняют благородную задачу, хотя неблагодарную и трудную, поскольку им приходится сталкиваться с личностями, возомнившими себя выше закона! Хватить болтать! Мы теряем драгоценное время!

– Я не допущу, чтобы твои люди касались некоторых манускриптов, – насупившись, заявил Андрей. – Я не могу позволить, чтобы грубые воины перекладывали их своими лапами!

Пока Митько и Василий пытались справиться с собой и не ляпнуть чего-то в стиле грубых воинов, а было очевидно, что сдерживались они из последних сил, Артемий внимательно осмотрел полки за спиной Андрея. Через несколько секунд он изрек:

– Ладно! Оставим эту часть стены. Вор же не мог спрятать объемные драгоценности между двух листов пергамента, в самом-то деле.

Отбросив мыском сапога пучок полыни, упавший с полки, Артемий вышел. Инцидент, который сначала забавлял его, в конце концов стал действовать на нервы. У дознавателя возникло неприятное чувство, что он ни шаг не продвинулся в расследовании обоих дел. Арест Стриго совершенно бесполезен. Было бы лучше предоставить молодому человеку видимую свободу, но вести за ним наблюдение. Артемий не терпел, когда ему выкручивали руки! Да, разумеется, это портило настроение намного сильнее, чем упрямство будущего хранителя библиотеки.

Войдя в прихожую, старший дружинник заметил, что солнечные лучи не проникают в помещение. Вероятно, день клонился к вечеру. А Ренцо так и не появился! Артемий подошел к окну. Шумная толпа разошлась. Завтра молодые люди вновь придут танцевать и петь перед дворцом и собором. Сейчас же праздник капусты продолжится в поместьях зажиточных бояр, которые будут угощать горожан всю ночь напролет. Только несколько разрозненных групп девушек, за которыми в некотором отдалении следовали юноши, прогуливались, грызя семечки.

Вдруг Артемий увидел на площади Ренцо. Венецианец был не один. Боярину показалось, будто он узнал стройный силуэт Мины, однако он не был в этом уверен, поскольку на спутнице Ренцо был платок, скрывавший ее голову и плечи. Что касается Ренцо, то его облегающие порты, черный плащ и берет с пером по-прежнему привлекали внимание гуляющих.

Пройдя половину площади, венецианец простился со своей спутницей по латинской моде, то есть сделав неглубокий поклон и поцеловав руку, и не спеша направился ко дворцу. Кликнув стражника, Артемий приказал воину выйти навстречу Ренцо: дознаватель и так слишком долго ждал! Старший дружинник видел, как отрок передал приказ венецианцу, и уже хотел покинуть свой наблюдательный пункт, но появившийся во дворе Братослав остановил Ренцо.

– Сеньор, я требую объяснений! – срывающимся от гнева голосом крикнул Братослав.

Красный кафтан и воинственная поза придавали ему сходство с петухом. Такое вызывающее поведение в присутствии стражников было полным безумием. Кроме того, Братослав унижал собственное достоинство, вступая в конфликт с нечестивым латинянином! Право, князь прав, утверждая, что ревность заставляет этого человека забывать о чести.

– Не сейчас, мессир Братослав, – спокойно ответил венецианец. – Советник князя желает меня допросить.

Разгневанный Братослав прикусил губу.

– Но хватит ли у тебя мужества встретиться со мной в следующий раз? – резко бросил он. – Ты не проведешь меня своей болтовней! В отличие от своей невесты я равнодушен к твоим за уши притянутым историям. Я хочу посмотреть, столь ли остр у тебя меч, сколь язык!

– Я владею многими видами оружия, – ответил Ренцо. – Но не думаю, что для решения нашего спора потребуется скрестить клинки, мессир! В следующий раз мы можем это обсудить!

Пока Братослав брызгал слюной от ярости, стоя с наполовину обнаженным мечом, Ренцо быстро взбежал по ступеням крыльца. Через несколько мгновений стражник ввел его в кабинет Артемия. Сняв берет, венецианец сделал глубокий поклон и сел на высокий неудобный стул. Дознаватель был погружен в свои записи. Но венецианец, нисколько не смущенный молчанием и суровым выражением лица старшего дружинника, по-прежнему пребывал в благодушном настроении. В конце концов он заговорил первым:

– Если мессир Артемий позволит, я пересяду, – сказал он по-гречески с ярко выраженным акцентом. – Это сиденье предназначено для бесформенных созданий, у которых ноги растут прямо из шеи. Если такие люди есть на Руси, то они могут заинтересовать меня, как путешественника.

Артемий зыркнул на гостя, чуть не испепелив его взглядом, и Ренцо поспешил добавить:

– Поскольку я не принадлежу к птичьему двору, то мне неудобно сидеть на этом насесте. С твоего позволения…

Ренцо взглянул на единственное в помещении кресло, но, выбрав обычный табурет, расположился на нем. Дружинник по-прежнему хранил молчание.

– Полагаю, мы будем говорить о знаменитых драгоценностях Феофано, – произнес Ренцо.

Улыбка наконец сползла с лица венецианца, да и молчание дружинника начало тяготить гостя.

– Как ты об этом узнал? – ровным спокойным тоном спросил Артемий.

– Слышал сегодня, как об этом сообщил князь. Я был вместе с молодыми людьми, которые праздновали сговор. Это очень забавный праздник, мессир. Мне подарили капусту… И я должен был выбрать невесту…

– Достаточно, – прервал Артемий. – Твои завоевания меня не интересуют. Расскажи подробно обо всем, что ты делал вчера, в период между послеобеденным отдыхом и вечерним пиром. И прекрати называть меня мессиром!

– Я все время находился вместе с другими гостями, боярин, – примирительно ответил Ренцо. – Тебе не составит труда это проверить. Ну… Все время, кроме часов послеобеденного отдыха. Тогда я был один в саду. К сожалению, девушки, занимающей мои мысли, не было со мной. Она не сможет подтвердить мои слова. Однако все же я провел время намного приятнее, чем если бы выслеживал простофилю стражника и проник в покои принцессы, чтобы украсть драгоценности, которые невозможно продать. Уф!.. Дама из Константинополя, которая учила меня языку, может мною гордиться!

– Да, для уроженца Италии твой греческий совершенен…

Сделав несколько записей, Артемий продолжил расспрашивать Ренцо о том, как он проводит время в Смоленске, попутно задавая вопросы о пребывании венецианца в Константинополе. Как и следовало ожидать, ответы Ренцо становились весьма уклончивыми, когда старший дружинник расспрашивал о прошлом. В то же время венецианец охотно делился впечатлениями о коротком пребывании во дворце князя. Одна мелкая деталь поразила Артемия, но он не мог прямо спросить Ренцо об этом. В конце концов дружинник вернулся к тому моменту вчерашнего дня, когда венецианец был один.

– Ты уверен, что никто не составил тебе компанию в часы послеобеденного отдыха? Не стремишься ли ты выгородить боярышню Мину? Только не говори, что заботишься о ее репутации. Скоро ты покинешь Смоленск и больше никогда с ней не увидишься.

– Твоя прямота граничит с бестактностью, боярин! Что бы ты там ни думал, этого прелестного создания не было со мной. Надеюсь, ты не станешь засыпать ее вопросами и грубо обращаться с ней. Это очень нежный цветок! Я хочу сорвать его, пока он не увял.

В начале допроса Артемию удавалось как-то подавлять инстинктивную антипатию к венецианцу, но сейчас он чувствовал, как в нем опять закипает отчаяние.

– И тебе не стыдно совращать молодую беззащитную девушку? – воскликнул дружинник.

Ренцо рассмеялся.

– Этот вопрос не входит в твою компетенцию, поскольку речь не идет о чем-либо незаконном! Я всего лишь отдаю честь прелестной деве. И она вольна отвечать мне взаимностью или не отвечать.

– Девушка может легко совершить непоправимую ошибку, а ты самым бесстыжим образом толкаешь ее к этому!

– Что же, это будет ее ошибка, – заметил Ренцо. – И она будет нести ответственность за ошибку!

– Мина еще очень молода, у нее нет никакого опыта. И ты можешь избавить ее от таких испытаний!

– А зачем я буду это делать? Если девушка наделена природной склонностью совершать ошибки, лучше выявить этот грех до свадьбы с порядочным юношей. По правде говоря, в чем ты меня упрекаешь? В этом деле я представляю интересы Братослава. Жаль, что он недостаточно умен, чтобы оценить мою дружескую помощь.

Ренцо вновь рассмеялся. Дознаватель смотрел на него с отвращением.

– Твой цинизм безграничен, мессир венецианец! Следи за собой. Не буду скрывать, что воспользуюсь первой же возможностью, чтобы обвинить тебя и подвергнуть наказанию, которого ты заслуживаешь. Это может продлить твое пребывание в Смоленске, хотя мне отвратительна сама мысль о том, что ты находишься в нашем городе. Беседа закончена.

Пожав плечами, Ренцо молча откланялся и вышел. Артемий постарался сосредоточить внимание на значимых деталях разговора с гостем, но возрастающее возмущение мешало. Однако подходило время принимать Деметриоса. Дознаватель сложил записи, вызвал стражника и велел ему зажечь свечи в подсвечниках.

Грек опаздывал. А ведь он производил впечатление аккуратного и дисциплинированного человека. Небрежность никак не соответствовала образу сановника, привыкшего к строгому этикету императорского дворца. Что могло его задержать? Сгорая от нетерпения, старший дружинник покинул сени и стал подниматься по лестнице. Вдруг на верхней площадке он заметил Василия. Смуглое лицо отрока было пунцовым от ярости. Василий изрыгал проклятия и ругательства, но, заметив Артемия, сразу же замолчал.

– Ради Христа, Василий! Что с тобой? Мне доводилось слушать, как ругается Митько, но ты! Куда подевалась твоя половецкая сдержанность?

– Половцы – всего лишь презренные собаки, дикари, от которых должно очистить степь, – процедил Василий сквозь зубы. – Послушать досточтимого Деметриоса, так мой народ – это ошибка природы, пощечина Господу и христианскому миру!

– Да о чем ты говоришь? – спросил Артемий, все сильнее удивляясь.

– Спроси об этом благородного Деметриоса, который считает оскорблением присутствие варвара под крышей княжеского дворца!

– Ты забываешь, с кем говоришь, Василий! Я приказываю тебе успокоиться и объяснить, что произошло!

– Прости, боярин Артемий, – пробормотал Василий, опуская голову. – Этот тип… Этот византийский сановник сказал в мой адрес слова, которые заставили меня потерять рассудок. Вот что произошло. Мы выполняли твой приказ. Из уважения к рангу Деметриоса мы ждали его возвращения, чтобы сообщить, что намерены обыскать его покои. Но едва он увидел меня, как стал громко кричать, обзывая нечестивым кочевником, степным дикарем и другими нехорошими словами! Он запретил мне дотрагиваться до своих вещей и выгнал, возмущаясь, что князь сделал отроком человека, внешность которого выдает его постыдное происхождение!

– Я понимаю твой гнев, – согласился Артемий.

Дружинник положил руку Василию на плечо.

– Позволь поговорить с Деметриосом. Магистр абсолютно ничего не знает об отношениях между русью и половцами. Выслушав меня, он непременно принесет тебе свои извинения. Следуй за мной!

В сопровождении Василия Артемий проворно поднялся на третий этаж и подошел к двери Деметриоса. В то же мгновение она отворилась и на пороге появился греческий сановник. Отправляясь на допрос, Деметриос облачился в плащ и мантию с золотыми знаками отличия, свидетельствовавшими о его высоком положении в византийском обществе. Увидев старшего дружинника, магистр приветствовал его, низко поклонившись и коснувшись пола правой рукой.

– Благородный Артемий, мне очень жаль, что меня задержал досадный инцидент, – заявил грек, поправляя складки церемониальной мантии. – Кстати, я тебе признателен за то, что ты разрешил мне присутствовать во время обыска. Этот воин, – добавил он, показывая на Василия, – хотел принять в нем участие…

– Этот воин, благородный Деметриос, – отрок из дружины князя, как и его товарищ. И они вместе будут производить обыск!

– Но… Я не понимаю… Этот человек, он не рос. Невозможно представить, чтобы ему поручили столь важную задачу!

– Благородный магистр, ты один из чужеземцев, которые посещают нашу страну, чтобы затем верно описать ее своим соотечественникам. Я объясню тебе причину этого недоразумения, – ответил Артемий. – Пока мы будем беседовать, мои люди выполнят возложенную на них миссию.

– Не могу ли я присутствовать…

– Нет, – отрезал дознаватель. – Мы пройдем в мой кабинет, Вернее, расположимся на улице, в беседке. В сумерках приятно посидеть в саду.

– Как пожелаешь, боярин, – сказал Деметриос и добавил, обращаясь к отрокам: – Осторожно обращайтесь с хрупкими предметами!

Артемий и Деметриос покинули дворец. Слуги суетливо бегали между кухней и пиршественной залой, занятые подготовкой к вечерней трапезе. Подозвав одного из слуг, дознаватель велел подать в беседку прохладительные напитки и принести свечи. Слуга быстро зажег свечи в большом серебряном подсвечнике и поставил на круглый столик кувшины и кубки. Старший дружинник направился вслед за слугой, чтобы запереть калитку, затем, вернувшись, сел рядом с греком.

– Мне очень жаль, если я своими словами оскорбил твоего подручного, – сказал Деметриос, наливая себе смородинного кваса. – Я понимаю, что князь использует наемников-варваров. Наш император тоже все чаще прибегает к помощи наемников, будь они франки, норманны или печенеги. Настали суровые времена, враги окружили владения басилевса, словно собачья свора.

Деметриос вздохнул.

– Но как вы, росы, можете доверять нечестивцу, дикарю из степи?

– Ты заблуждаешься, – холодно отрезал Деметриос. – Василий – христианин. Его отец, половецкий князь, принес клятву верности великому князю киевскому и оказал ему много услуг. Поскольку ты, отправляясь в путешествие, поставил перед собой цель описать русские земли, я расширю твои знания, магистр.

Плеснув себе медовухи, Артемий продолжил:

– Степь, извечный враг Руси, время от времени давала нам верных союзников. Случается, половецкий хан вступает в союз с русскими князьями, берет в жены местную девушку. Так поступил и отец Василия. Однако Василий и его приятель Митько – не просто мои подручные. Они оба мои ближайшие соратники и доверенные лица.

– Ты сообщил мне весьма интересные сведения, боярин. Я немедленно запишу их! – воскликнул Деметриос, хватая перо и чернильницу, висевшие у него на поясе. – Ах, какая досада! Чернильница пуста. Я забыл ее утром наполнить. Мне надо бы следовать примеру Михаила Пселла, нашего прославленного придворного и хрониста! Он всегда носит с собой палочку из слоновой кости и восковую табличку, куда записывает наблюдения, прежде чем внести их в свои дневники. Этот метод более практичный, чем переносная чернильница.

– Я слышал о Михаиле Пселле, – заметил Артемий. – Князь Владимир восхищается им. У князя есть даже несколько сборников его стихотворений.

– Русский князь молод, – улыбаясь, ответил Деметриос. – Если Богу будет угодно, с возрастом он станет более рассудительным. Я хорошо знаю Пселла. Его репутация образованного человека основана не на поэтическом даре, а на любопытстве, которое заставляет интересоваться всеми событиями, происходящими в столице, даже самыми незначительными. Надо признать, у него бойкое перо. Он играет словами, как ярмарочный жонглер шарами и кольцами. Но подумай о сюжете стихотворений! «Энкомий блохе», «Сирены столицы»… Какой стыд! Я же пишу только оды в честь империи и императора.

– Почему бы не описать природу и окружающие нас вещи? – возразил Артемий, любуясь неподвижными деревьями и остроконечными башенками дворца, выступающими на темнеющем небе. – Но я ничего не смыслю в поэзии. Будет лучше, если я не стану отвлекаться от своих обязанностей. Могу ли я спросить, что ты думаешь о тех двух делах, которыми я занимаюсь, благородный Деметриос? Ты уже наверняка знаешь, что после убийства вчера вечером было совершено еще одно преступление. Драгоценности Феофано украдены.

– Да, мне это известно, – подтвердил грек. – Сомневаюсь, что могу быть полезен в первом деле. Я не знаком с жителями Смоленска, не знаю, какие страсти ими движут. Мне кажется, что жених молодой боярышни не питал к ней сердечных чувств. К тому же есть еще англичанка, которая больше всех остальных выиграла от смерти соперницы. Надо остерегаться женщин, боярин! Когда речь заходит об их интересах, эти хрупкие создания становятся опасными. Что касается украденных драгоценностей, то, вероятно, речь идет об интригах против Владимира.

Вздохнув, грек осушил кубок и стал поглаживать свою черную бороду.

– Нет ничего более запутанного, чем заговор и козни против власти! – продолжал Деметриос. – Поверь, сам порфирородный не застрахован от преступных махинаций, направленных на то, чтобы лишить его трона и жизни. Да, не удивляйся, боярин! Одни императоры закончили свои дни в жалкой келье отдаленного монастыря после того, как им выкололи глаза. Другие были убиты евнухами, коварными, как женщины, или своей неверной супругой. Какова была участь Романа II и Никифора Фоки… Они оба были отравлены прекрасной Феофано. И все же… Боярин, ты когда-нибудь был в нашем городе и в императорском дворце?

Артемий отрицательно покачал головой, и Деметриос восторженно продолжил:

– Я помню, как еще совсем юным попал впервые на прием в Магнавру. Перед троном возвышалось золотое дерево, на ветвях которого сидели птицы из позолоченной бронзы и распевали песни, каждая свою. Позолоченные львы били хвостами по полу и, раскрыв пасть, рычали, а их языки шевелились. Я подошел к огромному императорскому трону, как вдруг он взмыл вверх и повис в воздухе. Я не испугался, поскольку меня предупредили об этом чуде, которое должно было впечатлять послов чужеземных стран. Но я дрожал от счастья, понимая, что вижу повелителя Вселенной, того, перед кем все народы падают ниц!

Деметриос посмотрел на Артемия. Его лицо помрачнело, и он продолжил уже обычным тоном:

– К сожалению, со временем я узнал, что и император может совершать ошибки, если забывает о государственных интересах. Государство стоит над всеми нами. Оно смысл жизни всех подданных Византии, будь они крестьяне, высокопоставленные сановники или сам басилевс. Не знаю, понимаешь ли ты меня, боярин. Приведу тебе конкретный пример. Несколько лет назад Константин Мономах, дед вашего князя, женился на старой императрице Зое. Это была полезная для империи партия. Тогда я сочинил оду во славу басилевса. Мое восхищение Константином было искренним и не имело ничего общего с низкой лестью Михаила Пселла, который во всех стихотворениях воспевал красоту Склирены, молодой любовницы императора.

– Понимаю, – откликнулся Артемий. – Вероятно, ты не одобряешь брак Владимира, не имееющий никакого отношения к дипломатии в прямом смысле этого слова?

Деметриос улыбнулся:

– Прости меня, боярин, но по сравнению с Византийской империей Русь – маленькая страна, и Владимир может жениться на ком угодно. Его брак ничего не изменит в судьбах мира.

– Благородный Деметриос, прошу тебя вернуться к вопросу, который я задал, – с плохо скрываемым раздражением сказал Артемий. – Что заставляет тебя думать, будто кража драгоценностей связана с заговором против Владимира? Во время пребывания в Смоленске ты заметил что-то подозрительное?

– Вовсе нет, боярин! – воскликнул грек. – Вижу, произошло недоразумение. Эта гипотеза кажется приемлемой, когда я думаю о внутренних делах Византии…

Наклонившись к дружиннику, Деметриос принялся говорить так тихо, что дознаватель улавливал только обрывки фраз:

– Логофет дрома, глава внешних отношений, плел интриги… Его шпионы всюду… Подлый заговор угрожает империи… У басилевса плохие советники, он окружен предателями…

– Я по-прежнему не понимаю, как все это связано с преступлением, совершенным здесь, в Смоленске! – нетерпеливо воскликнул старший дружинник. – И не надо говорить так тихо. Эта мера предосторожности, несомненно, необходима в Царьграде, но не здесь!

– Ты недооцениваешь власть логофета дрома! Впрочем, послы, покинувшие Смоленск, являются, несомненно, его сообщниками, поскольку именно он их назначил…

Вдруг Деметриос замолчал и схватил боярина за руку. Весь напрягшись, он несколько минут вслушивался в тишину.

– Там, в кустах, кто-то есть, – прошептал он.

– Да нет же, – возразил Артемий. – Успокойся, магистр, я запер на засов калитку палисада. Ее невозможно открыть бесшумно. Однако, я вижу, тема нашего разговора смущает тебя. А вот для меня она, напротив, представляет огромный интерес. Но поговорим о другом. Правда ли, что венецианцы – частые гости Византии?

– Да. Обычно это молодые дворяне, посланные дожем. Они приезжают в столицу с верительными грамотами, что позволяет им быть представленными ко двору.

– В таком случае у тебя наверняка была возможность встретиться с нашим венецианским гостем Ренцо, – продолжал Артемий. – Он дворянин и довольно долго жил в Царьграде, поскольку выучил греческий язык. Его, вероятно, тоже представили ко двору?

– Нет, я никогда не встречал его до приезда в Смоленск. Возможно, он из числа тех честолюбивых молодых людей, которые посещают Византию, чтобы научиться ремеслу ростовщика, завязать полезные связи… Словом, так или иначе обогатиться. Почему ты спрашиваешь? Он утверждает, что бывал при дворе?

– Не прямо. Он заявил, что выучил греческий благодаря даме… которая, по его словам, была супругой высокопоставленного сановника.

– Вот поэтому я и не женился! – гневно воскликнул грек. – Мужчины, доверяющие женщинам, – глупцы. Посмотри на мою одежду, боярин, – добавил Деметриос, поднимая руку и поворачиваясь так, чтобы Артемий мог видеть большого золотого орла, вышитого на левой стороне красного плаща. – Некоторые наши одеяния неофициально называют «орел», другие – «море», третьи – «цветущий сад», в зависимости от кроя и расположения складок. Но все они предназначены для одной цели: скрывать тело, чтобы защитить его от холода и, главное, чтобы отвлекать наши мысли от плотских утех. Женщина же ввергает нас в грех. В руках женщины мужчина становится игрушкой ее капризов и забывает о своем великом долге – служить государству. Увы! То, о чем рассказывал венецианец, вполне может быть правдой.

Артемий собирался было ответить Деметриосу, но тут они оба отчетливо услышали металлический лязг калитки. Мужчины застыли в ожидании. Через мгновение из темноты появился Филиппос.

– Князь послал меня за магистром, – робко объяснил мальчик свой приход. – Его светлость ждет высокого гостя на ужин.

– Вот кто желанный гость! – воскликнул Деметриос, вновь обретая хорошее настроение. – Я действительно проголодался. Ты идешь, боярин?

– Нет. У меня много работы. Я отправляюсь в свои покои вместе с сыном и отроками, которых ты теперь знаешь.

– А! Буду признателен, если ты передашь мои извинения воину половецкого происхождения, – добавил Деметриос. – Я тоже непременно извинюсь перед ним при первой же возможности!

Артемий и Филиппос молча шли за греком. Деметриос расстался с ними при входе в зал для пиров, где уже сидел Владимир в обществе Гиты и Ренцо. Дружинник слышал громкий голос венецианца, которому вторил смех принцессы.

– Латинянину удалось рассмешить Гиту, – прокомментировал дознаватель. – Вероятно, его единственный полезный поступок за день.

Они быстро поднялись по лестнице и вошли в покои Артемия, где за большим столом с яствами и напитками уже ждали отроки. Из всех блюд, приготовленных на ужин князю, дружинник выбрал овощную похлебку, зайца с кашей и осетра, чтобы доставить удовольствие Василию, любившему рыбу. Начав трапезу, Артемий принялся рассказывать о событиях, которые произошли во второй половине дня.

– Что касается убийства Настасьи, то мы располагаем неопровержимой уликой против Стриго и знаем, кто украл флакон, – подвел итоги дознаватель. – Но я забыл отдать флакон Деметриосу. А ведь он будет рад продолжить курс лечения.

– Кстати, насчет этих капель, – вмешался Василий. – Как ты догадался, боярин, что английская служанка зажгла все свечи в опочивальне грека?

– Можно я ему объясню? – спросил Филиппос.

Артемий кивнул в знак согласия.

– Говори, ведь это ты подсказал мне.

– Белладонна вызывает расширение зрачков, – с ученым видом начал объяснять мальчик. – Чем ярче свет, тем сильнее затуманивается взор. Так случилось с Настасьей, которая ничего не видела, когда ей стало плохо, поскольку зал для пиров был ярко освещен.

– Что касается Альдины, то она использовала слишком мало ядовитого вещества, – продолжил Артемий. – Однако наружное применение вызвало аналогичное действие. У девушки сложилось впечатление, что она ослепла, именно потому, что в опочивальне горели все свечи! Не думаю, что она лгала, рассказывая о своем опыте. Однако я не собираюсь утверждать, что она невиновна.

– Таким образом, несмотря на след, оставленный нам Настасьей, и медальон, обнаруженный на ее теле, ты подозреваешь английскую служанку больше, чем Стриго? – спросил Митько.

Насытившись, отрок расстегнул пояс и маленькими глотками допивал содержимое кубка.

– У нас есть только одно доказательство, – задумчиво ответил дознаватель, теребя длинный ус. – На первый взгляд оно бесспорное, но этот очевидный аспект и смущает меня. Завтра утром спущусь в темницу и допрошу Стриго. Однако мне кажется, что такое коварство и такое хладнокровие мало сочетаются со свойствами личности молодого боярина. У английской служанки более сильный характер, чем у ее возлюбленного. К тому же Альдина, избавившись от Настасьи, получает все. Чужеземка бесприданница, она владеет только тем, что дарит ей Гита, у которой тоже мало что есть. Сделав ставку на богатого молодого человека, к которому благосклонен князь, она обеспечивает свое будущее.

– Это ничего не доказывает! – заявил Филиппос, занимая обычное место у двери. – Сегодня утром я подружился с Альдиной и еще с одной особой. Вы можете верить мне: они обе невиновны!

– Мне стоило бы дать тебе ложкой по лбу, как это делают старые бояре, чтобы ты не вмешивался в разговор! – заметил Артемий. – Полагаю, вторая особа – это Мина?

– Нет… Это Ренцо, – признался мальчик.

– Я запрещаю тебе общаться с этим опасным авантюристом! – гневно закричал старший дружинник. – Впрочем, после разговора с Деметриосом я убедился, что Ренцо – не дворянин.

– А это свидетельствует о его непорядочности! – сказал Василий.

– Разумеется, – согласился Артемий. – Теперь поговорим об украденных драгоценностях. Согласно показаниям всех свидетелей, стражник Глеб проник в терем во время послеобеденного отдыха. В этот час все гости отдыхали в своих покоях.

– За исключением Ренцо, который, по его словам, находился в саду! – уточнил Митько.

– Да, но это ничего не меняет, поскольку невозможно проверить, солгал ли кто-то из сотрапезников. Если заказчиком преступления является один из гостей, то именно во время послеобеденного отдыха он сговорился со стражником. Несомненно, он стоял на страже, когда воин воровал драгоценности.

– В любом случае, стражник унес драгоценности с собой! – заявил Василий. – Мы прочесали весь дворец, но ничего не нашли!

– Я сразу об этом догадался по вашим расстроенным лицам, – заметил Артемий. – Но не отчаивайтесь! Завтра расспросите осведомителей и постарайтесь узнать об этом мошеннике Глебе. Если он не сбежал к Всеславу, то наверняка затаится где-то в городе. Если нам удастся его схватить, он выведет нас на нужный след, я в этом уверен! А теперь отправляйтесь отдыхать. Завтра вам придется встать до рассвета.

Отроки простились с дознавателем и, дружески хлопнув Филиппоса по спине, пошли в гридницу. Артемий глянул на мальчика. С того момента, как дознаватель сделал сыну замечание, Филиппос не проронил ни слова. Артемию показалось, что он даже всплакнул.

– Прекрати прикидываться обиженным ребенком, – проворчал Артемий. – Ты прекрасно понимаешь, что я прав. Я хочу, чтобы мой сын придавал большое значение своей дружбе и не дарил ее каждому встречному! Идем-ка со мной. Надо бы вернуть флакон Деметриосу, он ему нужен. А потом, если хочешь, подышим воздухом в саду.

Артемий положил руку на плечо Филиппоса, и мальчик прижался к нему. Старший дружинник погладил сына по волосам с неумелой нежностью.

– И не забудь шапку. Боярин не выходит из дому с непокрытой головой.

– Ты сам не любишь головные уборы, за исключением своего шлема, – лукаво ответил Филиппос и добавил, прежде чем выйти из покоев: – Ты боишься помять волосы, которые… не столь пышны, как твои усы?

Пройдя по коридору третьего этажа, они постучали в дверь Деметриоса. Артемий с удивлением услышал металлический скрежет.

– После кражи драгоценностей я попросил князя установить на моей двери засов, – объяснил Деметриос, приглашая старшего дружинника войти. – Что удивительного? У человека моего положения много драгоценных вещей.

Деметриос быстро прошел в опочивальню и принес оттуда свечу, чтобы от ее пламени зажечь свечи в гостиной.

– Ах, спасибо! – воскликнул Деметриос, беря флакон. – Это лекарство мне крайне необходимо, ведь русская пища, хотя и превосходна, все же очень отличается от той, к которой мы привыкли. Но… Как это ты не знаешь, кто украл флакон? Разве ты не нашел его у подлого убийцы боярышни?

– Нет. Я обнаружил флакон в саду. Вероятно, убийца избавился от флакона, отлив необходимое количество яда. Благородный Деметриос, проверь уровень жидкости.

Грек откупорил флакон, осторожно вынул серебряную трубку и заглянул внутрь.

– Да тут не хватает половины! – воскликнул он. – И это подтверждает мое предположение. Вчера утром я едва начал флакон. Как видишь, капельница помогает принимать прописанную мне дозу… И мне совершенно ни к чему превышать ее, – усмехнувшись, добавил Деметриос.

Грек предложил Артемию кубок вина. Однако дружинник отказался от угощения, сообщив, что они с Филиппосом собираются выйти в сад.

– Нет ничего более здорового, чем прогулка после вечерней трапезы, – одобрил Деметриос. – Если мое присутствие не помешает никому из вас, я охотно присоединился бы к вам.

Не обращая внимания на недовольное лицо Филиппоса, Артемий пригласил знатного византийца. Оставив Деметриоса, чтобы тот мог переодеться, дружинник начал спускаться по лестнице. Филиппос шел следом и ворчал:

– Нам он совершенно не нужен! Как мы будем говорить о деле в присутствии этого педанта, который начнет разглагольствовать о пользе ночного воздуха?

– А я как раз собирался отвлечься от дум, одолевающих меня. Разговор с таким образованным человеком, как Деметриос, всегда приносит пользу.

Артемий ответил на приветствие стражника, который поднял тяжелую железную перекладину и отворил дверь, позволив ночному свежему воздуху ворваться внутрь. В этот момент их догнал грек. Деметриос сменил плащ на домашнее платье. В руке он держал подсвечник с двумя горящими свечами.

– Я плохо знаю владения князя, – сказал он, – и поэтому прихватил свечи. Но мы сможем погасить огонь, если у нас появится желание взглянуть на звезды. Изучать движение светил – одно из моих любимых времяпрепровождений. Знаешь ли ты астрономию, мой мальчик? – спросил грек Филиппоса.

Тот покачал головой, и Деметриос продолжил:

– Правда, здесь, в Смоленске, звезды кажутся маленькими и более далекими, чем в Константинополе. Я любовался созвездиями, поднимаясь по Борисфену. Вы называете эту реку Днепром. К сожалению, у меня с собой не было инструментов, которые позволяют приблизить звезды к глазам.

Греческий сановник и Артемий, крепко державший Филиппоса за руку, шагали по двору, слабо освещенному растущим полумесяцем. Отодвинув засов на калитке сада, дознаватель первым двинулся по тропинке, по обеим сторонам которой росли густые куртины цветов. Отцветавшие розы источали сладкий аромат, смешивавшийся с запахом сырой земли, усеянной опавшими листьями.

– Какое счастье – видеть такого любознательного и умного ребенка! – немного помолчав, продолжил Деметриос. – Он напоминает мне мое детство, мою жажду знаний. Астрономия, изучающая движение светил, – одно из семи свободных искусств, известно ли тебе это, мой мальчик?

Филиппос не удосужился ответить. Нисколько не смущенный его упрямым молчанием, грек продолжал:

– Ты должен их знать. Без знаний ты не сможешь сделать достойной карьеры! Вот другие свободные искусства. Грамматика, которая учит нас правильно говорить. Риторика, украшающая нашу речь. Арифметика, помогающая считать. Музыка, которая поет. Философия, которая утешает, и диалектика, которая помогает устанавливать истину.

– Мы не нуждаемся в твоей диалектике, – вдруг возразил Филиппос. – Камень Артемия помогает устанавливать истину, не прибегая к византийским наукам! Благодаря камню боярин всегда находит виновного!

Дознаватель дернул Филиппоса за руку, и мальчик замолчал.

– Да? И что же это за камень? – спросил заинтригованный Деметриос. – Многие наши ученые ищут вещество, обладающее чудесными свойствами. Это вещество называется философским камнем. Ты о нем говоришь?

– Вовсе нет, магистр, – нехотя ответил Артемий. – Филиппос говорит о варяжском камне, который достался мне от предков. Это реликвия, которая имеет значение только для меня. Камень позволяет сосредоточиться. Скажем так: речь идет о средстве, которое позволяет размышлять.

– По правде говоря, я не ожидал услышать такое признание, боярин! – улыбаясь, воскликнул Деметриос. – Твоя слава при дворе Владимира столь велика, что я не представлял тебя играющим в камни, как мальчишка из народа, чтобы, как ты говоришь, прояснить мысли! Неужели ты нуждаешься в материальном объекте при совершении сугубо умственных операций? Ум, этот дар Божий, и идеи, в которые веришь, могут оказать бесценную помощь при поисках того или иного решения. Но чтобы простой камень помогал размышлять… Право, я должен записать это в свой дневник!

– Не думаю, что это стоит труда, – холодно начал дознаватель. – Тебе следовало бы….

Старший дружинник замолчал, поскольку до него донесся голос у калитки.

– Кто мог прийти во дворец в столь позднее время? – прошептал он.

Вероятно, стражники пропустили пришедшего, поскольку Артемий услышал громкий стук в дверь. Одновременно голос, который он не мог узнать, несколько раз выкрикнул его имя.

– Прости меня, магистр, – бросил на ходу дознаватель, быстро направляясь к калитке сада.

Деметриос и Филиппос побежали следом.

Обогнув дворец, где в отдельных окнах третьего этажа зажглись свечи, Артемий увидел на крыльце силуэт мужчины. В этот момент дверь открылась, и стражник приставил острие меча к груди незнакомца, не позволяя войти. В несколько прыжков старший дружинник взбежал на крыльцо.

– Я здесь. Кто хочет меня видеть? – спросил Артемий.

Мужчина обернулся, и дознаватель узнал Ждана. Молодой боярин был одет так же, как утром, но без головного убора, рубаха расстегнута. Приоткрытый рот, выпученные глаза, бледное лицо – само воплощение ужаса.

– Что происходит? – продолжал Артемий.

Ждан смотрел на дознавателя блуждающим взглядом.

С трудом сглотнув, молодой человек тихо ответил:

– Ты должен пойти со мной. Мой отец, боярин Радигост…

– Что боярин Радигост? Говори!

– Его убили. Кинжалом в сердце.

Артемий отправил Филиппоса за отроками и велел прибежавшему слуге принести кубок с прохладной водой. Затем он довольно грубо отослал Деметриоса в его покои. Грек, с которого мгновенно слетела уверенность, не заставил просить себя дважды. Он ушел, освещая дорогу дрожащей рукой. Ждан жадно выпил воду и с измученным видом сел на скамью, покрытую красным ковром, которая стояла в сенях у стены. Подоспели Митько и Василий, забывшие ответить на приветствие стражника. Они оба были в кольчугах и при мечах.

– Вместе со Жданом ждите меня здесь! – распорядился Артемий, устремляясь к лестнице. – Филиппос, подойди-ка! – крикнул он мальчику, оставшемуся на улице.

Через несколько минут старший дружинник в темно-коричневом плаще, с мечом у широкого кожаного пояса, спустился в сени. Казалось, Ждан успокоился, но в его глазах читалось прежнее выражение ужаса.

– Я на лошади, – сказал он. – Мы живем недалеко, но…

– Берем лошадей, – скомандовал Артемий.

Дружинники вскочили в седла и присоединились к молодому человеку, оставившему свое животное у ворот. Небольшая группа галопом промчалась через безлюдную площадь и свернула на главную улицу. Некоторые дома еще были освещены изнутри, можно было слышать гусли и мелодичные песни. Это молодые люди Смоленска пользовались гостеприимством бояр, у которых были дочери на выданье. Праздник капусты продолжался и ночью.

Покинув главную улицу, дружинник последовали за Жданом по спокойной улочке, где жили зажиточные бояре. Они остановились перед высоким крыльцом с богатым орнаментом, который можно было разглядеть в слабом лунном свете.

– Где слуги? – спросил Артемий, удивившись полной тишине, царившей в доме тысяцкого.

– Ранним вечером мой отец отпустил всех слуг, – ответил Ждан. – Не знаю почему. Вернувшись из дворца, он как-то странно себя вел…

– Ты об этом расскажешь чуть позже. Сначала покажи тело, – прервал Ждана Артемий, привязывая свою белую лошадь к столбу.

Отроки и Ждан последовали его примеру. Молодой боярин взошел на крыльцо и отворил дверь. Два высоких медных подсвечника освещали прихожую, уставленную коваными сундуками.

– Свет? – коротко спросил Артемий.

– Перед уходом слуги зажгли свечи, как велел им отец. Я ни к чему не притрагивался.

Ждан повел их через большой зал, погруженный в темноту, к освещенной комнате с открытой дверью. Это был рабочий кабинет тысяцкого. Стараясь не смотреть внутрь, Ждан посторонился, чтобы пропустить дружинников.

Переступив через порог, Артемий остановился. В центре комнаты на большом шерстяном ковре лежало тело Радигоста. Руки старого боярина были широко раскинуты, ноги – слегка раздвинуты. Остекленевшие глаза смотрели в потолок. Брови приподняты, а рот приоткрыт, словно тысяцкий, умирая, хотел задать какой-то вопрос. Смерть была вызвана широкой раной на уровне сердца. Передняя сторона кафтана, расшитого золотыми нитями, была залита кровью. Кровь стекала и по бокам, оставляя на ковре широкое темное пятно. Артемий сел на корточки рядом с убитым и расстегнул кафтан, чтобы осмотреть рану. Ждан, стоявший на пороге, тяжело вздохнул и разрыдался.

– Митько, займись им, – бросил старший дружинник, не отрывая глаз от ужасной раны, зиявший в груди старого боярина.

Пока Митько вел Ждана в большой зал, Артемий осматривал лицо покойного и положение его тела. Поднявшись на ноги, он обошел кабинет Радигоста. Ставни единственного окна были заперты изнутри. На рабочем столе из резного дуба лежали берестяные свитки. Документы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для блюда, на котором стояли кувшин с медовухой и два неполных серебряных кубка. У стола стояли высокое кресло, украшенное медными гвоздями, и два стула с подушками. Над огромными сундуками, стянутыми железными ободами и прибитыми к земле, висели полки.

– Мой отец хранил на полках все документы, связанные с его официальной должностью. Налоги, другие виды подати, уплачиваемые Владимиру… – прошептал Ждан, который как раз вернулся в кабинет.

Митько, видимо, плеснул ему медовухи, и Ждану удалось немного успокоиться.

– Ты там также найдешь, боярин, список должников и долговые расписки. А вот все документы, связанные с амбарными книгами и торговыми делами моего отца, заперты в сундуках.

– Чем он торговал? – спросил Артемий.

– Мехами. У нас много лесов. Когда отец узнал о разнице между ценами в Смоленске и Царьграде, то нанял охотников и мастеров выделки и стал заниматься весьма доходными торговыми операциями.

– А теперь расскажи-ка, что произошло сегодня вечером, – велел дознаватель. – Пойдем в зал, там удобнее разговаривать.

Дружинники прошли за Жданом в комнату, через которую они попали в кабинет. Ждан на ощупь отыскал кремень, лежавший на круглом столике, и зажег свечи в трех больших серебряных подсвечниках. Дознаватель с любопытством разглядывал стены, увешанные гобеленами чужеземного производства, на которых были изображены сцены охоты и сражений. Мужчины сели на скамью, стоявшую у длинного дубового стола.

– Догадываешься ли ты, почему боярин Радигост отпустил всех слуг? – спросил дружинник.

– Он кого-то ждал, но я уверен, что речь идет не об обычном посетителе. Возвратившись из дворца – а я знаю, что отец потребовал арестовать Стриго, убийцу моей сестры, – он пребывал в странном настроении. Во время ужина он показался мне озабоченным и одновременно возбужденным. Разумеется, он отказался сообщить мне о своих заботах. Он никогда ничего мне не говорил! Потом отослал меня в библиотеку, на второй этаж. Я охотно пошел туда, поскольку из-за праздника капусты моя работа застопорилась…

Ждан покраснел до корней волос, но, поскольку Артемий с невозмутимым видом хранил молчание, продолжил:

– Я переписываю древний манускрипт, текст которого надо во что бы то ни стало спасти, поскольку речь идет об очень хрупком материале. Когда стало темно, я прервался и кликнул слугу, чтобы тот принес огонь. Вот тогда-то я и узнал, что отец отпустил всех слуг. Мы с ним были вдвоем в доме. Позднее я спустился, чтобы спросить, не нуждается ли он в чем-либо. Он отправил меня назад, закричав, чтобы я оставил его в покое и ни под каким предлогом не беспокоил. Я удивился, увидев отца в его лучшем наряде, который он обычно надевал, отправляясь во дворец или на собрания знатных жителей города.

Взглянув на рабочий кабинет, где лежало тело, Ждан горестно вздохнул.

– Отсюда я сделал вывод, что отец ждал важного гостя. Мне было любопытно посмотреть на таинственного посетителя, но отец ненавидел, когда я вмешивался в его дела. Поглощенный работой, я не заметил, когда пришел незнакомец. Потом я услышал громкие голоса. Мне показалось, что отец ссорится с гостем… Но вы же знаете, у боярина Радигоста тяжелый характер. Между ним и его торговыми партнерами часто возникали споры. Поэтому я не придал этому особого значения и продолжал работать. Позже я спустился, как обычно по вечерам, пожелать отцу спокойной ночи. В доме стояла полнейшая тишина. Я постучал и, не получив ответа, открыл дверь… Боже всемогущий, Настасью еще не похоронили, а мой отец…

Ждан закрыл лицо руками.

– Прошу тебя, превозмоги боль и помоги мне, – мягко сказал Артемий. – Ответь: хранил ли твой отец оружие в кабинете?

– Нет, насколько мне известно. Все оружие, которым он владел, находится в этой комнате. Три меча и боевые топоры на стенах, вон там, между коврами. Отец любил показывать оружие, свидетельство его военной карьеры. Видишь тот меч с кривым клинком? Это военный трофей. Мой отец захватил его в битве при Листвене.

– Были ли у него кинжалы?

– Они вот здесь.

Ждан поднял крышку одного из сундуков. Артемий подошел ближе и начал осматривать кинжалы с прямыми и кривыми лезвиями, черенки которых были инкрустированы драгоценными камнями или перламутром. Молодой человек подтвердил, что все оружие на месте. Судя по всему, таинственный посетитель не украл ничего из личных вещей тысяцкого.

– Давайте взглянем на тело в последний раз, – распорядился дознаватель. – А затем, боярин, ты можешь позвать слуг, чтобы они перенесли тело твоего отца для совершения необходимых ритуалов.

Склонившись над телом, дружинник указал отрокам на рану.

– Убийца сразу вытащил кинжал, – сказал он. – Вот почему так много крови. Тысяцкий умер мгновенно. Вероятно, он был застигнут врасплох. Не видно никаких следов борьбы, к тому же он не был вооружен.

– Нет и следов взлома, – подхватил Василий. – Таинственный посетитель и убийца боярина – это, несомненно, один и тот же человек.

– Да, и его принимали согласно всем правилам гостеприимства, – заметил Митько. – Об этом свидетельствуют кувшин с медовухой и два почти полных кубка.

– Посмотрите на форму раны, – сказал Артемий. – Убийца унес с собой орудие преступления, но мы можем составить приблизительное описание кинжала благодаря ране на теле. Гляньте-ка, убийца вытер кинжал о полу кафтана! Именно это подтверждает мою мысль о форме клинка. Но что это?

В одной из складок кафтана блестел желтым небольшой граненый камень.

– Это топаз, – сказал дружинник, рассматривая камень при свете свечи. – Нам повезло! Этот камень наверняка вывалился из инкрустированного черенка кинжала. Нам будет легче определить оружие, чем я предполагал! А теперь идем, – добавил Артемий, пряча драгоценную находку в карман. – Мы осмотрели все, что может быть нам полезным. По дороге во дворец мы обсудим это.

Дружинники простились со Жданом, который, проводив их до ворот, направился к домам слуг. Оказавшись на улице, дружинники пустили лошадей шагом, чтобы было удобнее разговаривать в тишине, установившейся к этому часу в городе.

– Все указывает на то, что боярин Радигост совершенно не опасался своего гостя! – воскликнул Митько.

– Верно, – согласился Василий. – Он знал посетителя, который должен принадлежать к его кругу, иначе спесивый Радигост не стал бы его принимать с таким радушием!

– Я придерживаюсь такого же мнения, – подхватил дознаватель. – Речь не идет ни об обычном воре, ни о должнике, впавшем в отчаяние. Документы остались на полках в том виде, в каком сложил их сам боярин неделю назад, то есть первого сентября, когда все жители были обязаны заплатить тысяцкому подать для князя. Я заметил тонкий слой пыли, который свидетельствует, что до них не дотрагивались ни Радигост, ни кто-то либо еще.

– Связано ли это убийство со смертью Настасьи? – спросил Василий.

Отрок замолчал, поскольку в этот момент из единственного освещенного дома показалась толпа гуляк. Молодые люди покидали хозяев, распевая песни, а их походка красноречиво свидетельствовала о количестве выпитого за вечер. До ворот их провожала молодая служанка. Перед уходом один из молодых людей захотел выпить медовухи, которой были наполнены две большие кадки у ворот. Его приятели пошли своей дорогой. Были слышны ругательства и взрывы хохота. Артемий пришпорил лошадь, обгоняя гуляк. Когда всадники выехали на главную улицу, Василий продолжил:

– Я говорил, что Радигост мог обнаружить какую-то улику, позволяющую установить личность убийцы его дочери. А ты как думаешь, боярин?

– Возможно, – ответил Артемий. – В таком случае у тысяцкого должны были возникнуть подозрения во время разговора с гостем, поскольку еще днем он нисколько не сомневался в виновности Стриго. Однако такая версия плохо сочетается со следом, оставленным нам Настасьей, и с нашими представлениями о преступнике. Никто из подозреваемых в этом деле не мог убить Радигоста. Стриго в темнице, Альдине недостанет силы, и я совершенно не представляю Ждана в роли отцеубийцы. Хотя именно он больше всего выиграл от смерти отца…

– Если я правильно тебя понимаю, ты полагаешь, что это преступление скорее связано с кражей драгоценностей? – предположил Митько.

– Это кажется мне более вероятным. Ждан не единственный, кто заметил, что Радигост чем-то озабочен. Я тоже пришел к такому же выводу сегодня днем, увидев, что тысяцкий задержался во дворце. Тогда я подумал, что он хотел присутствовать при аресте Стриго, но сейчас полагаю, что у него были другие веские причины задержаться!

– В таком случае заказчик кражи во дворце! – с воодушевлением воскликнул Митько.

– Не обязательно, – с сомнением в голосе возразил Артемий. – Радигост мог провести собственное небольшое расследование и встретить кого-то за стенами дворца.

Трое всадников ехали молча. Они пересекли площадь перед крепостью и добрались до стены. Артемий остановил лошадь на некотором расстоянии от ворот, так, чтобы двое стражников, несущих караул, не могли его слышать.

– В одном я уверен, – заявил дружинник. – Где бы ни находился наш человек, самой важной уликой, позволяющей добраться до него, служит оружие, которым был убит Радигост.

– Но мы не видели кинжала! – хором воскликнули отроки.

– У нас есть только топаз, дающий представление о рукояти! – добавил Митько.

– У нас есть точные сведения об оружии, – заметил дознаватель. – Форма раны указывает нам, что речь идет о кинжале с довольно коротким, но широким и толстым лезвием. Это оружие не принадлежало Радигосту. Из его небольшой коллекции ничего не пропало. Впрочем, кинжал, которым воспользовался убийца, не соответствует ни одному из типов холодного оружия Руси. Речь не идет ни о кинжале, сработанном местным оружейником, ни о византийском кинжале, ни о кинжале работы германских мастеров, привезенном с берегов Рейна. Хотя все эти кинжалы разной закалки, их клинки прямые и тонкие. Они никогда не бывают толстыми. Это тем более не половецкое или печенежское оружие, отличающееся кривыми узкими клинками. У меня нет никаких сомнений: я никогда не видел кинжалов подобной формы!

– Вот поэтому-то убийца и унес с собой оружие, – заметил Митько.

– Однако в то же время это бесценная улика, которая позволит нам схватить преступника, – добавил Василий. – Такой редкий кинжал невозможно не заметить. И какие бы меры предосторожности ни стал отныне принимать убийца, мы обязательно найдем человека, который видел это оружие.

– И не забывайте, что только у бояр есть кинжалы с инкрустированными рукоятками! – напомнил Артемий. – Если бы только удалось поймать сбежавшего Глеба! Допрошенный надлежащим образом, он вывел бы нас на заказчика кражи, который также является убийцей Радигоста!

 

Глава V

Рассвет едва позолотил небо, когда Василий в белой льняной рубахе и широких коричневых портах вышел из небольшой комнаты, которую занимал в гриднице. Он вошел в соседнюю, в точности похожую на его собственную. Сундук для одежды и две вешалки, на одной из которых висело воинское снаряжение, а на второй – парадное одеяние, занимали почти все свободное пространство. Обстановку дополняли небольшой столик, табурет и скамья, служившая кроватью. Над скамьей висели меч и боевой топор Митька.

Василий с любопытством взглянул на полки, загроможденные маленькими расписанными деревянными шкатулками, стопками носовых платков, прядями волос, перехваченных шелковыми лентами и другими знаками внимания, которыми девушки удостаивали Митька. Потом он коснулся плеча приятеля. Мгновенно проснувшийся белокурый богатырь сел, сладко потягиваясь.

– Надо же! Ни одного нового трофея! – усмехнулся Василий, показывая на предметы на полках. – Ты начинаешь сдавать позиции!

– Да, – вздохнул Митько. – Видишь белокурую прядь с красным бантом? Это мое последнее завоевание. С тех пор уж месяц прошел. Ты прав, я должен восстановить репутацию!

– Но сегодня ты не сможешь этим заняться, – заметил Василий, мгновенно став серьезным. – У нас два убийства и кража бесценных драгоценностей… и ни одного подозреваемого!

– Не будь таким мрачным, приятель! У нас еще два дня. Как сказал вчера Артемий, убийство тысяцкого связано с исчезновением драгоценностей. Преступник совершил первую ошибку, воспользовавшись необычным оружием. Если нам немного повезет…

– Да, везение нам необходимо, – согласился Василий. – Мы знаем, что старого боярина убил кто-то из высокопоставленных особ, но наши осведомители не вхожи в дома бояр.

– Как бы там ни было, в наших интересах оставаться незамеченными. Как ты думаешь, не подойдет ли нам одежда скромных горожан? – спросил Митько, ударяя ладонью по сундуку для одежды.

Кивнув, Василий добавил:

– Давай все же наденем под кафтаны поддоспешники с железными пластинами. Если встретим владельца кинжала, он наверняка захочет еще раз испытать действенность своего оружия!

Когда отроки встретились в коридоре, на них были старые, поношенные холщовые кафтаны. Наряд дополняли небольшие шапки. Взглянув друг на друга, они удовлетворенно кивнули и направились к лестнице. Стражник у входа по-военному приветствовал их и заговорщически подмигнул. Он наверняка думал, что дружинники решили провести день в галантном обществе, в местах, посещать которые Владимир строжайше запретил своим отрокам.

Пройдя через площадь, Митько и Василий свернули на главную улицу, где служанки с заспанными лицами подметали дощатую мостовую перед лавками, трактирами и банями. Встретив бродячего торговца, который нес на голове большую корзину, они купили два десятка еще теплых пирожков с мясом. Приятели заканчивали завтракать, когда вышли на базарную площадь.

Здесь жизнь била ключом. Первые покупатели бродили между прилавками и сундуками, доверху набитыми товарами, отчаянно торгуясь. Купцы сидели на складных сиденьях у прилавков, застеленных тканью. Некоторые даже соорудили легкие навесы из четырех опор и куска ткани или кожи. Самые бедные торговцы занимали пространство между прилавками, разложив товар на куске холста, постеленном прямо на земле.

Отроки быстро прошагали через наполовину пустые ряды и добрались до северных ворот города, которые вели на пристань. Отсюда широкая дорога, вымощенная дубовыми досками, спускалась по заросшему травой склону непосредственно к причалу на сваях. Главный источник богатства Смоленска – Днепр. Таким образом, город находился на важнейшем пути из варяг в греки.

Отроки спустились к пристани и направились по дороге, связывающей город с посадом – поселением славян-кривичей, расположенным неподалеку. В военное время посадские были вынуждены покидать свои дома и укрываться в крепости. Но вот уже на протяжении нескольких лет войска Ярославичей препятствовали разбою, что способствовало росту поселения.

Прибыв на место, Митько и Василий зашагали по лабиринту немощеных улочек, по обеим сторонам которых стояли низкие деревянные срубы. Из-под ног отроков летела грязь. Обходя играющих детей, сторонясь сновавших повсюду собак и кур, отроки добрались до скромной кузни. На прилавке, сделанном из плохо обструганных досок, лежали гвозди, мотыги, лезвия ножей и другие предметы повседневного спроса.

Когда доносившийся грохот молота стих, Митько протяжно свистнул. Отрокам не пришлось долго ждать. Из кузни вышел нескладный высокий подросток лет четырнадцати. Он приветствовал отроков улыбкой, озарившей его худое лицо с впалыми щеками. По его знаку дружинники обогнули строение и вошли в заднюю комнату. Из окна, затянутого бычьим пузырем, лился тусклый свет. Отроки увидели кособокий стол, скамью и топившуюся по-черному глинобитную печь. В углу перед закопченной иконой горела лампада. Напротив залатанный кусок полотна накрывал скамью, служившую кроватью.

– Ты один, Иван? Где мачеха? – спросил Митько, усаживаясь на скамью у стены.

– Вышла, – коротко ответил подросток, и в его глазах вспыхнул огонек ненависти.

Отроки знали, что парню приходится трудновато. Два года назад он, не выдержав скандалов с мачехой, связался с негодяями и стал мелким вором-карманником. Однажды Митько поймал его на краже и с тех пор использовал как осведомителя. Мальчик мечтал уйти из отчего дома и стать учеником золотых дел мастера. Однако за науку надо было платить. Поэтому парень был рад возможности откладывать деньги.

– Да, я знаю, – заявил Иван, едва дружинники упомянули о краже княжеских драгоценностей. – Весь посад только об этом и толкует со вчерашнего дня. И знаете, что говорят? Что чем раньше греческие драгоценности покинут Смоленск, тем лучше и для князя, и для нас всех. Похоже, над сокровищами тяготеет проклятие, а царица, владевшая этими камнями, была ведьмой. Смерть дочери тысяцкого – лишь начало ее мести.

– Господь с тобой! – воскликнул Митько, осеняя себя крестом и смачно сплевывая через левое плечо, чтобы прогнать злых духов. – Ты в это веришь? – обратился он к Василию.

– Поди знай! – ответил тот, повторяя жест приятеля. – Филиппос рассказывал о проклятии, наложенном императрицей Феофано. Да еще этот спесивый Деметриос поведал мрачную историю, связанную с драгоценностями. Не то чтобы я придавал значение его словам, но ведь другие греческие историки подтверждают его рассказ.

Немного помолчав, Василий добавил:

– Прокляты они или нет, но нам дан приказ разыскать драгоценности и вернуть их князю. И что делать с ними, решать князю, а не бесстыжему мошеннику, который осмелился их украсть.

– Боже всемогущий! Ты прав, старый дружище, – согласился Митько. – Главное – найти их. В конце концов, проклятие нас не касается, поскольку драгоценности нам не принадлежат. Иван, попытайся вспомнить, что именно говорили твои бывшие приятели о драгоценностях. Мы хотим знать, не пытался ли кто-нибудь договориться о продаже.

– Нет, – подумав, ответил подросток. – Никто не собирался продавать драгоценности. В этом я уверен. Я хорошо знаю этих молодчиков. Они не все мне говорят, но я догадался бы, если бы один из них намеревался провернуть такое дельце.

– А шпионы Всеслава Полоцкого? – спросил Митько. – Эта шайка разбойников продолжает всеми способами вредить Владимиру. Его люди стоят недалеко от Смоленска.

– Да, – согласился Иван. – Люди Всеслава не теряют Владимира из вида. Они знают обо всех его действиях. Я тут подумал о монахе, который со вчерашнего дня живет у старого Михея. Вечером я зашел к старику, чтобы отдать ему крюк для колодца, который сделал отец. И я видел этого так называемого монаха. Он утверждает, что идет в Киев, в Выдубицкий монастырь. Но судя по физиономии, он такой же монах, как вы или я! Впрочем, Михей настолько простодушный, что убежден, будто оказывает гостеприимство святому человеку.

– Михей – это седельник? Ну-ка, быстро отведи нас к нему. Возможно, монах еще там! – воскликнул Митько, стремительно вскакивая.

– Хорошо, только я не смогу там остаться. Отец может позвать в любую минуту. Он даже выпорол меня вчера… Но когда-нибудь я выберусь отсюда! Вот увидите, я покончу с железом! Я буду делать золотые и серебряные сосуды, такие, какие я видел в церкви…

– Время не ждет, Иван, – прервал подростка Василий. – Держи монету, это тебе. Она немного приблизит день твоего ухода из дому. А теперь в путь!

Парень с благодарностью принял мелкую серебряную монету и сунул ее в карман.

– Мы пойдем коротким путем, – сказал он. – Только смотрите под ноги!

Выйдя из дома, Иван боязливо оглянулся на кузню и направился к палисаду. Отогнув сломанную доску, державшуюся на единственном гвозде, он проскользнул в образовавшийся проем. Дружинники не без труда протиснулись через узкое отверстие и зашагали следом за подростком по лабиринту улиц. Наконец Иван остановился и прошептал:

– Мы на заднем дворе дома Михея. Я вас покидаю. Удачи!

Митько дружески похлопал подростка по спине, и Иван исчез за старым палисадом. Отроки огляделись. Дом Михея, на вид не такой жалкий, как остальные избы посада, стоял на окраине. Если таинственный гость седельника был шпионом Всеслава, то очевидно чувствовал себя в безопасности в этом глухом месте, недалеко от большой дороги. Наклонившись к Василию, Митько что-то зашептал приятелю на ухо. Василий кивнул. Напустив на себя испуганный вид, приятели вбежали в дом.

– Михей! Где Михей? – закричал Митько.

В комнате появился монах лет тридцати. Он был одет в длинную черную рясу и куколь. На его лице, словно вырубленном топором, застыло неудовольствие. Поставив на стол дымящуюся миску, которую держал в руках, монах хмуро и вопросительно посмотрел на пришедших.

– Батюшко, сжалься… – пробормотал Митько. – Скажи, чтобы старый Михей пришел, это вопрос жизни и смерти!

– Кто такие? – спросил монах.

– Два бедных беглеца… Тебе мы можем признаться, батюшко, – доверительным тоном прошептал Митько. – Мы пришли из-под Велисто, воины князя гонятся за нами по пятам! Старый приятель моего покойного отца пожалел нас. Он объяснил, как найти дом Михея в Смоленске. Сказал, что Михей может спрятать нас на несколько дней.

– Михей еще не вернулся, – сказал монах. – Но скажите, дети мои, что вы такого сделали, что стражники гонятся за вами?

– Мой друг поспорил с княжеским дружинником из-за одной девушки, не в обиду тебе будь сказано, – ответил Василий.

– Ради Христа, этот нелюдь хотел отбить мою… Я хочу сказать, что в любом случае дружинник заслуживал трепки! Только как я мог знать, что его голова окажется такой же хрупкой, как яйцо? Это всего лишь несчастный случай, но подручные князя даже не хотят об этом слышать! К тому же мой друг оказал раненому помощь, но это лишь ухудшило состояние жертвы. Вот так мы оказались здесь, оплакивая все, что были вынуждены бросить: ремесло, жен…

– Невест, – уточнил Василий.

Василий краем глаза следил за монахом, который осмотрительно держался на противоположной стороне стола, чтобы затруднить неожиданное нападение. Он был так же высок, как Митько, а его просторная одежда плохо скрывала мощную мускулатуру. Он был грозным противником. Тем более под складками рясы мог быть меч. Однако Митько продолжал:

– Мы шли всю ночь, батюшко. Со вчерашнего утра ничего не ели, кроме диких трав лесных. Нас мучает голод!

Митько с вожделением вдохнул аромат, исходивший от миски на столе.

– Этот восхитительный запах…

Вдруг Митько, выпучив глаза, посмотрел на еду монаха.

– Батюшко… Ты ешь скоромное, а ведь сегодня пятница! – воскликнул отрок, притворившись ошеломленным.

– Просто… у меня есть специальное разрешение, данное отцом-настоятелем, – пробормотал монах. – Вернемся к вашим бедам, дети мои. Вам не позавидуешь. Михей вас не спасет. И вам никогда не выплатить виру за убийство дружинника. Но Бог в своей бесконечной милости послал меня, чтобы помочь вам… Поскольку, как оказалось, я могу предложить вам работу…

– Какую работу? – с подозрением спросил Василий. – У нас нет призвания служить Богу…

– А что вы скажете насчет службы другому князю, не Владимиру и не Ярославичам? – сказал мнимый монах, пристально глядя на обоих отроков.

– Другому князю? Как это? – изумился Митько. – Все князья принесли клятву Киеву!

– Все, кроме полоцкого князя, – спокойно возразил мужчина. – Как только вы вступите в войско Всеслава, месть Владимира не страшна. В любом случае у вас нет выбора! – резким тоном добавил монах и взял миску со стола.

Мнимый монах принялся есть, глядя на приятелей маленькими, глубоко посаженными глазами.

– Батюшко… Я хочу сказать, почтенный господин… – еле слышно прошептал Митько, прикладывая руку ко лбу. – Делай с нами все, что тебе угодно, только дай поесть!

Отрок покачнулся и упал. Монах раздраженно вздохнул, но подошел к неподвижному телу. Не теряя ни секунды, Митько схватил его за щиколотки и резко притянул к себе. Потеряв равновесие, монах упал, но тут же, быстрее молнии, вскочил на ноги одновременно с Митьком. Его рука уже сжимала меч, который шпион вытащил из-под складок рясы. Василий изо всех сил ударил противника в висок, а Митько, схватив его за запястье, вывернул руку. Богатырь выронил меч, тот с грохотом упал на пол. Вырвавшись, монах отпрыгнул. В его руке сверкнул длинный тонкий клинок. Василий подскочил к вражине, уклонившись от лезвия, и ударил под дых. Монах согнулся пополам. В этот же миг Митько отвесил ему по лицу с такой силой, что противника отбросило к противоположной стене. Головой монах ударился об угол скамьи. Выпустив кинжал, незнакомец глухо застонал и сполз на пол. Он был оглушен.

– Надеюсь, что не все люди Всеслава наделены такой хваткой! – воскликнул Митько. – Иначе Владимир не скоро разделается с полоцким князем!

– Мне здорово мешала его хламида, – заметил Василий. – Я в состоянии попасть по жизненно важным точкам человеческого тела. Но эта ряса с ее многочисленными складками… Слушай, а ведь неплохая мысль – совершать небольшие вылазки в посад инкогнито! Можно переодеться монахом, если хочешь скрыть оружие. Надо будет дополнить гардероб.

Митько вытащил из кармана веревку, и отроки связали руки незнакомца за спиной. Заметив, что тот приходит в себя, резко поставили его на ноги.

– Значит, вот так вербуют в войско Всеслава? – с угрозой в голосе спросил Василий.

Богатырь с ненавистью зыркнул на отрока, но промолчал.

– Мерзкий шпион, ты обязан говорить, когда к тебе обращается дружинник князя! – рявкнул Митько.

Василий зашел за спину пленника начал медленно поднимать его связанные руки. Дыба – простая, но действенная пытка, когда жертву подвешивают за связанные за спиной руки. Незнакомец наклонился вперед, потом упал на колени. Его лицо исказилось от мучительной боли.

– Прекратите! – крикнул он. – Что вам от меня надо?

– Что ты делаешь в посаде? – резко спросил Митько. – Признавайся, ты должен был договориться о продаже вашей последней добычи!

– Раз вы об этом знаете, то зачем спрашиваете? – проворчал пленник.

– Кому ты предлагал драгоценности? – продолжал Митько.

– Я не успел еще ни к кому обратиться, – ответил незнакомец. – Я рассчитывал найти мелкого укрывателя краденого…

Не закончив фразу, незнакомец взвыл от боли, поскольку Василий резко поднял его руки.

– Брешешь, подлый предатель! – крикнул Митько. – Драгоценности Феофано нельзя продать мелкому купчишке!

– Чьи драгоценности? – простонал пленник. – Да о чем вы толкуете? Я ничего не понимаю, клянусь вам!

– Тогда о какой добыче идет речь? С кем ты должен был договориться? Отвечай!

– Мы напали на купеческий караван на Смоленской дороге, – пробормотал незнакомец. – Это был хороший улов, там были харчи, рулоны паволоки, украшения… Всеслав отправил меня в город, чтобы найти человека, способного сбыть товар.

– А Глеб, воин Владимира, который присоединился к вам два дня назад? – прорычал Митько, с размаху отвешивая оплеуху разбойнику. – Ты его тоже не знаешь?

– Никогда не слышал о таком! – завопил незнакомец. – Недавно к нам присоединился какой-то смерд, да, но не дружинник Владимира!

Митько и Василий переглянулись. Они имели дело с вражеским шпионом, который к тому же был разбойником с большой дороги. Но что касается драгоценностей и исчезнувшего стражника – удивление незнакомца казалось искренним. В эту минуту со двора донесся конский топот. Через минуту в дом вошел старик в залатанной рубахе и портах. При виде того, в каком плачевном состоянии дорогой гость, а также обнаружив двух дюжих незнакомцев с угрожающими лицами, хозяин дома остолбенел. Прежде чем Михей смог позвать на помощь, Митько распахнул кожух и показал знак отличия, украшавший его поддоспешник.

– Этот человек – шпион Всеслава, – заявил он. – Ты его сообщник?

– Не казни, выслушай, благородный дружинник! – залепетал Михей. – Как я мог знать, что этот монах… Я седельник, вернулся, чтобы наполнить кадки водой. Услышал шум в доме…

– Я верю тебе и прощаю, – великодушно бросил Митько. – Поскольку ты верен Владимиру, ничто не мешает нам принять твою помощь. Мы возьмем твою лошадь, чтобы отвезти этого мерзавца во дворец.

Старик приходил в себя, а Василий схватил мнимого монаха за ворот рясы и потащил к выходу. Во дворе отроки взвалили пленника на спину тощей лошади седельника, Василий уселся позади. Митько протянул ему меч и нож незнакомца.

– При малейшем подозрительном движении я воткну твой нож тебе же между ребер, – предупредил сын половецкого хана.

Потом добавил, обратившись к Митьку:

– Встречаемся через час у входа в «Золотой петух»!

Митько кивнул. В этом трактире, расположенном на базарной площади, отроки могли с высокой долей вероятности найти другого своего осведомителя, скомороха Клима. Заверив старика седельника, что лошадь ему вернут, Митько покинул двор Михея и направился в город.

Теперь улицы казались более оживленными. Женщины, в пестрых поневах и с медными височными кольцами и браслетами, шли на базар. Торговцы торопились добраться до зажиточных домов. Их корзины ломились от пирогов. По мере того как Митько приближался к мосту, улицы становились более людными, а лотки встречались чаще. Парень купил пирог с рыбой и, жуя, повернул к мосту.

Дойдя до середины, Митько встал и, облокотившись о парапет, принялся следить за кораблями, которые под единственным раскрытым квадратным парусом изящно скользили по сверкающей водной поверхности. Отрок со своего места видел и суда, стоящие на якоре ввиду города. Митько любовался резными носовыми фигурами, давшими названия кораблям: «Бык», «Змея», «Орел», «Сокол»… Он узнал небольшой корабль Деметриоса, который заметил в день, когда дружинники прибыли с флотом князя, сопровождая послов из Царьграда. На корабль греческого сановника было приятно смотреть, и Митько задумчиво созерцал позолоченные щиты, прикрепленные к бортам, высокую мачту, ярко-красный парус. Он представлял, как полотнище раздувает ветром, как длинные весла вспенивают воду. При низкой осадке, с носом и кормой одинаковой формы, корабль был быстроходным и маневренным.

Митько заметил члена экипажа, который проверял состояние корабля, вынимая весла и вставляя их обратно в уключины. Матрос как раз собирался покинуть корабль, и отрок увидел, как под лучами солнца сверкнули его белокурые волосы и медные браслеты на запястьях. Его руки были обнажены до плеч, талия перехвачена кожаным поясом, а длинные, как у Артемия, светлые усы чуть не касались груди.

Наряд и внешний вид матроса не вызывали сомнений: экипаж набран из варягов, лучших мореплавателей в мире. Что ж, это объясняет прекрасное состояние корабля! Как и большинство путешественников, поднимавшихся по Днепру, грек поменял корабль после речных порогов. Привыкший к роскоши, он мог себе позволить выбирать.

Крики отвлекли Митька от мыслей. Сначала он увидел швартующийся большой купеческий корабль. Один из матросов скручивал большой желтый парус, а другие начали разгрузку. Стоя у сундуков, тюков и бочек, сложенных на причале, толстопузый купчина следил за работой. Однако, судя по всему, какой-то инцидент помешал нормальному ходу операции.

Лодочники остановились, зеваки столпились у корабля. Все они смотрели на зеленоватую воду у пристани. Вдруг Митько увидел, как из воды показалась чья-то рука. Через мгновение рука зашевелилась, но потом снова исчезла под водой. «Чего они ждут? Бедолага вот-вот утонет!» – подумал отрок. Бегом спустившись с моста, он бросился к судну. Он начал расстегивать кожух и расцеплять аграфы поддоспешника.

Но Митько не успел прийти на помощь утопающему. Высокий детина проложил себе путь через толпу любопытных и, сбросив верхнюю одежду, плюхнулся в воду, подняв сноп брызг. Митько присоединился к зевакам и с тревогой стал наблюдать, одновременно прислушиваясь к разговору двух женщин, обсуждавших несчастный случай: молодой помощник купца поскользнулся и упал в воду. Не умея плавать, он быстро пошел ко дну. Через несколько мгновений мужчина вынырнул, чтобы набрать в легкие побольше воздуха, и снова погрузился в воду.

Наконец спаситель появился вместе с утопающим, которого держал за волосы так, Казалось, подручный купца был без сознания. Как только детина с уловом добрался до сваи, десяток мускулистых рук потянулся навстречу. Едва оказавшись на пристани, здоровяк фыркнул и, расталкивая зевак, бросился к своему кожуху.

– Эй, Гурат! – крикнул кто-то. – Уже убегаешь? Даже не будешь ждать, когда купец поднесет тебе кубок медовухи?

– Я надеялся на большее! – ответил Гурат.

Стараясь не намочить кожух, он проверил содержимое карманов, сложил его, а потом подошел к краю причала, чтобы выжать подол длинной рубахи.

– Видишь ли, я не хочу, чтобы в знак благодарности у меня стащили одежу, – проворчал он. – Знаю я законы порта. Виновен не вор, а тот, кто позволил себя обокрасть!

Митько с любопытством смотрел на рыжеволосого богатыря с хорошо развитой мускулатурой и задубевшей кожей. Вероятно, он был портовым грузчиком. Подобрав одежду, Гурат направился к толпе, стоявшей вокруг молодого помощника. Похоже, парень легко отделался. Его рвало водой, но он постепенно приходил в сознание. Растолкав людей. Гурат мельком взглянул на спасенного, а потом направился к купцу, которому принадлежал корабль.

– Ты хозяин? – спросил Гурат, откидывая назад мокрые волосы. – Я спас жизнь твоему работнику. Не будь меня, он сейчас бы рыб кормил. Ты мне должен полгривны.

– Что? – подпрыгивая, закричал купчишко. – За ту цену, которую запрашиваешь, ты мог бы оставить этого бездельника на корм рыбам. Он мне обходится в два раза дороже, чем зарабатывает для меня! Держи, это все, что я могу тебе дать.

Купец вынул три медные монетки из толстого кошелька, висевшего на поясе, и протянул Гурату.

– Люди добрые, посмотрите, во сколько оценивает этот крохобор жизнь людей, работающих на него! – завопил Гурат, поднимая монетки над головой. – Чем заплатить мне столько, сколько он должен, жирный боров предпочитает, чтобы я бросил несчастного парня в воду!

Пока Гурат осыпал купца проклятиями, Митько смотрел на солнце и с сожалением думал, что не успеет узнать, чем закончится ссора.

«На месте Гурата я устроил бы небольшое насильственное купание купцу», – поразмыслив, решил парень, с неохотой покидая пристань.

Время близилось к полудню, и отрок должен был встретиться с Василием в «Золотом петухе». Пройдя в ворота крепостной стены, Митько направился к рыбному базару.

Ряды торговцев рыбой сменились рядами восточных купцов – хазар, арабов и волжских булгар, – которые гортанно зазывали покупателей, расхваливая свой товар. Специи, бальзамы, эссенции, экзотические лекарственные растения наполняли воздух ароматами. Последние ряды занимали торговцы тканями, продававшие не только поволоки, но и полосатые материи, которые высоко ценились в княжествах Руси. Увлекаемый плотной толпой, Митько вышел на маленькую круглую площадь и направился к небольшому трактиру с вывеской «Золотой петух». Соломенный сапог, висевший над дверью, указывал на то, что хозяин также сдает комнаты.

Войдя в трактир, отрок окинул взглядом шумное сборище помощников купцов и бедных ремесленников, сидевших за кувшинами с медовухой и блюдами, от которых исходил малоприятный запах. Василия не было. Молодой слуга задумчиво смотрел на мух, летавших над прилавком, покрытым толстым слоем жира. Митько спросил, не заходил ли в трактир Клим, бродячий скоморох. Мальчик отрицательно покачал головой. Поскольку все столы были заняты, Митько вышел.

Тут он увидел молодую торговку, лавка которой находилась на другой стороне площади, и непринужденно направился к прилавку. Девушка остановила на Митьке взгляд светлых глаз и кокетливо поправила повязку с серебряными височными кольцами. Запона красиво облегала полные округлые формы женщины. Митько сделал вид, будто рассматривает предметы, разложенные на прилавке.

– Какая красивая, – сказал он, показывая на рулон голубого шелка. – Но, по-моему, ты продаешь ее слишком дорого!

Едва молодая женщина открыла рот, чтобы возразить, Митько добавил:

– Тем не менее я дал бы тебе целую гривну за три вершка этой ленты… при условии что она перевяжет прядь твоих волос, прекрасная! Я уверен, что они у тебя белокурые и шелковистые. Как у русалки!

– Как бы не так! – смеясь, ответила торговка. – Ты меня не знаешь, чужеземец. Возможно, я действительно русалка и прядь моих волос утащит тебя на дно. А может быть, я ведьма, и мой подарок навлечет на тебя беду, как греческие драгоценности, которые приносят несчастье всем, кто до них дотрагивается!

– Право же, ты говоришь невпопад! – воскликнул Митько. – Что ты знаешь о греческих драгоценностях, глупая женщина?

– Я знаю больше, чем ты, наглый чужеземец! – возразила та. – У меня еще есть уши, чтобы слышать, и я хорошо слышала, о чем не далее как вчера Клим пел на этой самой площади!

– Я не знал, что Клим сочинил новые куплеты, – задумчиво заметил Митько. – Что же, скоро и я их послушаю!

– Вот именно! Слушай других, прежде чем широко раскрывать свой рот! – бросила молодая женщина.

Потом, смягчившись, она спросила:

– Ты ничего не хочешь купить?

В этот момент Митько заметил Василия, который появился на площади, быстро протискиваясь между прохожими.

– Я куплю у тебя в следующий раз, – сказал он. – А теперь должен тебя оставить.

– Лжец! – крикнула молодая женщина ему вдогонку. – Скажи лучше, что ты ничего не можешь себе позволить! Достаточно взглянуть на твои лохмотья…

Не слушая, Митько смешался с толпой и догнал Василия, который уже вошел в трактир. Они сели за освободившийся стол и заказали большой кувшин медовухи.

– Клима еще нет, – сообщил Митько. – Однако скоро полдень, а в это время он всегда устраивает здесь небольшое представление. Я не без удовольствия послушаю его новые куплеты.

Василий удивленно посмотрел на приятеля, и Митько продолжил, понизив голос:

– Похоже, вчера он упоминал о византийских драгоценностях и проклятии. Только этого нам не хватало! Смерды обожают такие истории. Они передают их из уст в уста. В конце концов слухи распространятся по всему городу, что лишь помешает расследованию! А ты как? Все хорошо?

Кивнув головой, Василий сделал большой глоток свежей медовухи, а потом сказал:

– Я передал шпиона Всеслава стражникам. По дороге у нас состоялся весьма познавательный разговор. Я не видел боярина Артемия во дворце, но полагаю, что мы сами можем сделать определенные выводы. След Всеслава никуда нас не приведет.

Остановив жестом приятеля, готового засыпать его вопросами, Василий продолжал:

– Понимаешь, я забавлялся, рассказывая этому предателю обо всех удовольствиях, которые готовит для него палач, и описал особо действенные пытки, заимствованные у половцев. Презренный чуть не умер от страха. Я уверен, что он не солгал, утверждая, что полоцкий князь не причастен к краже драгоценностей. Точно так же Всеслав не укрывает Глеба. Но поскольку Глеба мы еще не нашли, единственной надежной уликой, которой мы располагаем, остается кинжал необычной формы, послуживший орудием убийства тысяцкого.

– И топаз, выпавший из рукояти, – добавил Митько. – Мы должны поговорить об этом с Климом. Во время праздника капусты его часто приглашают к себе бояре. Но куда запропастился этот чертов скоморох?

– Надеюсь, что он сейчас не спит в канаве, налакавшись кваса! – вздохнул Василий.

В этот момент из-за открытой двери трактира до них донесся пронзительный голос, декламировавший речитатив. Бросив несколько медных монеток на стол, отроки поспешили на площадь. Плотная толпа окружала скомороха. Это был худой и гибкий вертлявый мужчина, одетый в пеструю рубаху и красные порты. Его выцветший наряд был покрыт многочисленными пятнами. Климу, вероятно, было лет тридцать. У него было подвижное лицо, как у всех шутов, умные живые глаза и жиденькая бородка цвета соломы, как и редкие волосы.

Стоя перед публикой, содрогавшейся от смеха, он корчился в гротескных позах, кувыркался, отчаянно жестикулировал, разговаривал со своей палкой и шапкой, лежавшими на земле. Потом стал распевать куплеты о многочисленных похождениях неверной боярыни, о ее увальне муже и мошеннике любовнике. Он по очереди изображал каждого персонажа, подражая говору боярыни, грубому голосу мужа-ворчуна, изысканной и надменной речи любовника, пронзительному кудахтанью сводницы… Его выступление от начала до конца сопровождалось одобрительными возгласами и взрывами смеха.

Закончив номер, скоморох вынул из мешка, лежавшего на земле, несколько деревянных колец и мячей и принялся жонглировать с удивительной ловкостью. Затем, вновь кривляясь, начал распевать другие куплеты. На этот раз отроки насторожились: речь шла о драгоценностях Феофано. Патетическим тоном скоморох продекламировал историю о коварной императрице, которая с помощью яда избавилась от своих мужей. Потом, выпучив глаза, придав взгляду жестокость, он рассказал о проклятии, наложенном императрицей. Наконец, скоморох начал распевать куплеты, оплакивая судьбу боярышни Настасьи: призрак Феофано увлек ее в ад, пообещав вернуться, чтобы забрать с собой саму принцессу Гиту.

После окончания представления Митько и Василий, дождавшись, когда толпа разойдется, подошли к скомороху. Тот собирал брошенные ему монетки. Увидев дружинников, Клим широко улыбнулся и подмигнул.

– Как приятно видеть вас! – сказал скоморох. – Через две недели я отправляюсь в южные княжества. Но вы, по крайней мере, услышали мою последнюю балладу! Кстати, это не сатирическая песенка, это серьезное произведение! И как вы заметили, оно нравится публике!

– Но не нам, – заметил Василий.

– Правда! – подтвердил Митько. – Кто тебя надоумил выбрать столь мрачный сюжет?

– Я полагал, что куплеты о смерти боярышни вызовут у публики интерес, – ответил Клим и с важным видом добавил: – Актер должен обновлять репертуар!

– Но в своей песенке ты болтаешь бог весть что! – возмутился Митько. – Смерть боярышни не имеет никакого отношения к греческим драгоценностям. Что за идея говорить о проклятии и призраке?!

Ничего не ответив, скоморох завернул горсть монет в грязный плат и принялся собирать кольца и шары.

– Послушай, Клим, я хорошо тебя знаю, – продолжал Василий, вставая перед скоморохом. – Ты что-то скрываешь от нас! Держи монету. У тебя наверняка пересохло в горле, и ты не можешь петь. Вскоре ты выпьешь целый кубок медовухи. Однако прежде расскажи о том, что тебе известно.

Не заставив просить себя дважды, Клим схватил монету. Немного помолчав, он заявил:

– Я сочинил эти куплеты, потому что своими глазами видел нечто ужасное… Я знал, что боярышня Настасья умрет!

– Как это так? Что ты видел? – хором воскликнули отроки.

– Конечно, это был не призрак Феофано, – признался Клим. – В своих куплетах я пою о греческой царице, поскольку это лучше для сцены.

– Переходи к сути! – нетерпеливо воскликнул Митько.

– То, что я видел, – неторопливо продолжал Клим, – поистине ужасно! Позавчера в час обеда я должен был петь и плясать в одном из богатых домов. Трапеза длилась довольно долго, и я ушел с праздника после четырех часов. Чтобы вернуться в трактир, надо было пройти за дворцом. И вот тогда-то я через изгородь увидел в саду Настасью. Сначала я узнал голос боярышни, но она замолчала прежде, чем я сумел что-либо расслышать. Потом я увидел ее, прекрасную как божий день, в расшитом голубом платье! И только затем я заметил того, другого, который наполовину спрятался за деревом! Но я понял, кто это был!

– Ты изводишь нас! Кто это был? – закричал Митько, хватая скомороха за расстегнутый ворот рубахи.

Клим с достоинством высвободился, потом с опаской огляделся и прошептал:

– Это был сам Велес, бог мертвых, властелин теней!

– Ты издеваешься над нами! – гневно воскликнул Василий. – Мы ждем от тебя сведений, а не россказней о языческих богах!

– Если это был не Велес, то дьявол, – спокойно сообщил Клим. – Я, как и вы, верю в Святую Троицу. Тем не менее я сразу же подумал, что это Велес. Он был весь черный и мохнатый, как медведь. К тому же я слышал звон колокольчиков, висевших у него на поясе!

– Скажи мне, сколько кубков вина ты выпил, прежде чем покинуть дом, в котором пел? – разочарованно спросил Василий.

– Некоторое количество, – неохотно признался скоморох. – Но я не был пьян, просто был слегка поддатый. Я точно видел Велеса… Я хочу сказать – дьявола с Настасьей в саду. Вероятно, он сообщал ей, что вскоре придет за ее душой и утащит ее в ад!

Отроки переглянулись. Рассказ Клима был лишь плодом его буйного воображения, подогретого вином, которое он выпил на празднике. Митько задал скомороху несколько вопросов о кинжале, который они разыскивали, но тоже безуспешно.

– Послушайте, ребятки, а почему бы вам не расспросить ярмарочных золотых дел мастеров? – предложил скоморох.

Клим расстроился, увидев, что отроки разочарованы, и хотел подбодрить их полезными подсказками.

– Вполне возможно, что человек, укравший драгоценности, предпочитает обойтись без посредников и обратиться сразу к знатокам! В любом случае, – добавил скоморох, – этот кинжал с инкрустированной ручкой заслуживает того, чтобы вы посетили ряды золотых дел мастеров. Кто знает, вдруг оружие было изготовлено по заказу?

– Мы, несомненно, последуем твоему совету, – немного поразмыслив, согласился Василий. – А теперь беги. И думай, о чем говоришь! Слухи распространяются быстро. Если Владимир услышит о твоей истории с призраком, поверь, он ее не одобрит!

Когда Клим ушел, отроки отправились к мастерским оружейников и золотых дел мастеров. Они обходили все лавки и расспрашивали их хозяев. Несмотря на вознаграждение, обещанное Владимиром, расследование не продвигалось ни на шаг. Ремесленники вспоминали о визите гостей князя и их высказываниях о знаменитых драгоценностях, однако эти сведения не развеивали мрак неизвестности и не выводили дружинников на след. Точно так же никто не мог помочь установить владельца таинственного кинжала.

Уставшие, раздосадованные, приятели вернулись в «Золотой петух» и устроились в углу перед кувшином с квасом. Они обменялись несколькими невеселыми соображениями по поводу своих неудач, как вдруг Митько заметил рыжую шевелюру молодца, на голову выше завсегдатаев трактира, собравшихся около него. Они спорили, сидя за кувшином с медовухой, однако громовой голос рыжего богатыря перекрывал голоса собутыльников.

– Я знаю этого здоровяка, – сказал Митько, вслушиваясь в обрывки фраз, долетавших до него. – Его зовут Гурат. Сегодня утром в порту он спас помощника купчишки, упавшего в воду, и повздорил с хозяином мальчишки.

Митько коротко рассказал Василию о происшедшем. Гурат же как раз закончил излагать свою версию событий, дополнив ее деталями, которые вызывали не только крики одобрения, но и ругательства в адрес купца. Потом головы склонились к предмету, который Гурат отцепил от пояса.

– Хорошая штука, ничего не скажешь, – с завистью воскликнул невысокий мужичок со взлохмаченной черной бородой. – Она может заинтересовать одного моего знакомого оружейника. Его лавка третья от начала ряда. Отнеси это ему от моего имени. Меня кличут Скарабей.

– Но как тебе удалось незаметно вытащить кинжал из воды? – спросил сосед бородача. – Купец мог заявить, что это его кинжал!

– Именно так я и подумал, – лукаво отозвался Гурат. – Вот почему я его выловил вместе с мальчишкой. Я спрятал кинжал под пояс. Мне повезло. Если бы я снял рубаху до того, как нырнул, то не смог бы спрятать находку! Выбравшись из воды, я сделал вид, будто роюсь в карманах, опасаясь, что меня обворуют. На самом деле можно умереть от смеха! Обворовать меня! Словом, пока я ощупывал кожух, кинжал поменял тайник… И никто ни о чем не догадался: я еще не потерял хватку!

Отроки, не упустившие ни одного слова, встали и, сделав вид, будто направляются к выходу, незаметно подошли к мужчинам, сидевшим вокруг Гурата. Взглянув через плечо рыжеволосого детины, они увидели прекрасно сработанный кинжал с рукоятью, инкрустированной желтыми камнями.

– Так, значит, третья лавка в ряду оружейников? – переспросил Гурат. – Надеюсь, твой приятель не станет меня обманывать.

Когда Гурат прятал кинжал под пояс, отроки заметили, как сверкнуло лезвие. Оно было треугольной формы, с острыми, как бритва, краями. Клинок утолщался по направлению к гарде.

– Мы избавим тебя от труда искать лавку оружейника, – сказал Митько, кладя тяжелую ручищу на плечо богатыря. – Именем князя! Ты должен отдать нам оружие!

Гурат резко вскочил и замер перед отроками. За ним боязливо моргали его любопытные спутники. К ним присоединились другие посетители, привлеченные тревожной тишиной, установившейся в трактире.

– Тебе лучше подчиниться, – добавил Василий, не повышая голоса. – Это оружие служит вещественным доказательством.

Василий расстегнул ворот кожуха и показал Гурату знак отличия, подтверждающий его статус.

– Вещественным доказательством? – зарычал Гурат, вскакивая на стол и стремительно выхватывая грозное оружие из-за пояса. – Черт побери, ты прав. Только сначала тебе придется доказать, что ты имеешь на него право! Вы такие же алчные, как и тот купец, который надул меня сегодня утром!

Толпа посетителей загудела.

– Гурат прав! – крикнул кто-то. – Это он нашел кинжал, значит, он ему принадлежит! Вы считаете, что вам все позволено, поскольку вы дружинники князя, да?

Надо было быстро принимать решение, поскольку мужчины, противостоявшие отрокам, были уверены в своей правоте и готовы защищать ее с ножом в руках. Их было вполне достаточно, чтобы удержать посланников князя и дать Гурату возможность бежать.

– Хорошо! – заявил Митько. – У нас свои причины, чтобы забрать оружие, у Гурата свои, чтобы не отдавать его. Пусть наш спор решит испытание рогами!

Ропот недовольства сменился одобрительными возгласами. Смерды любили этот древний обычай, когда мужчины в бычьих масках мерились силами, ударяя друг друга рогами. Эта игра легла в основу испытания рогами, в ходе которого два противника могли решить любой спор, столкнувшись лоб в лоб.

– Пусть будет так! – воскликнул Гурат, спрыгивая со стола и пряча кинжал под кожух. – Кинжал достанется тому, чья голова уцелеет! Вы все свидетели, – добавил он, обращаясь к зрителям. – Он сам этого захотел! Но что он воображает, жалкий стражник с черепом, размякшим под шлемом?

Не обращая внимания на взрывы хохота, раздававшиеся со всех сторон, Митько встал плечом к плечу с рыжеволосым богатырем. Они были практически одного роста. Это было единственное условие, необходимое для испытания. Отодвинув столы и табуреты, зрители освободили место в центре зала. Затем противники разошлись в разные стороны, громко отсчитывая шаги. Они остановились, когда расстояние между ними достигло десяти локтей. Мужичок с черной бородой вышел вперед, готовый дать сигнал. Гурат сделал глубокий вдох, откинул назад густые волосы и кивнул бородачу. Мужичок подбросил вверх шапку. Едва она упала на пол, противники бросились друг на друга.

Лоб Митька с размаху стукнулся о лоб рыжеволосого. У дружинника создалось впечатление, будто на его голову обрушилась тяжеленная палица. Постепенно оглушительный шум в ушах немного стих, превратившись в гул оживленных разговоров. Зрители обсуждали поединок. Митько почувствовал руку Василия и понял, что по-прежнему стоит на ногах. Это означало, что он не проиграл первый тур! Когда перед глазами рассеялся туман, парень увидел встревоженное лицо приятеля.

– Все будет хорошо, старый дружище! – прошептал Василий. – Ты отделаешься шишкой. Можно сказать, что твоя твердая башка кое для чего пригодна! Посмотри-ка лучше на своего противника.

И только тогда Митько заметил Гурата. Лежа около ножки стола, богатырь, казалось, был без сознания. Его бородатый приятель лил ему на голову воду. Подойдя к столу, Митько взял большой кувшин с медовухой и стал жадно пить. Когда отрок поставил кувшин на стол, Гурат пришел в себя.

– Кинжал, быстро! – хрипло бросил Митько. – Иначе, клянусь, при следующем ударе твоя голова превратится в яичницу!

Гурат нехотя вынул кинжал из-за пояса и протянул отроку.

Митько и Василий внимательно осмотрели оружие. Они не ошиблись: форма клинка совпадала с описанием, сделанным Артемием. К тому же на инкрустированной рукояти не хватало одного камня. Митько вынул носовой платок и аккуратно развернул его. Топаз, который дал им дознаватель, был огранен и сверкал желтым точно так же, как другие камни.

– А теперь, – заявил отрок, кладя в карман кинжал и носовой платок, – послушай меня, Гурат. Я докажу тебе, что я справедливый человек. Дружинники – не шелудивые псы. Мы имеем право на этот кинжал, но ты имеешь право на деньги, которые получил бы, если бы его продал. Держи, вот четверть гривны. За этот кинжал ни один оружейник не даст тебе больше. И никогда больше не сравнивай нас с алчными купцами, которые думают только о своей кубышке. Мы, отроки, другие! Мы платим по заслугам!

Закончив, Митько распрощался с посетителями, с достоинством поклонившись им, и вышел. За ним последовал Василий. Оказавшись на площади, Митько заметил:

– К счастью, боярин Артемий предвидел, что в ходе расследования у нас могут возникнуть расходы! Ни за что на свете не заплатил бы из собственного кармана этому мошеннику, который чуть не проломил мне череп. Ах! Как я сейчас нуждаюсь в нежных женских руках, чтобы излечиться от ран!

– Ну, белокурая служаночка поставит тебе припарку! Как там ее зовут? Инга?

– Нет, Инга – это кухонная девка. Впрочем, они обе стойко держатся. К девицам не так-то просто подступиться, даже во время праздника капусты, поверь мне!

Разговаривая, отроки быстрым шагом покинули базарную площадь и направились ко дворцу.

 

Глава VI

Утром того дня, пока Митько и Василий рыскали по городу, Артемий и Филиппос, как обычно, вместе позавтракали, затем старший дружинник спустился, чтобы допросить Стриго в его узилище, а мальчик задержался в покоях. Оставшись один, Филиппос бросился к сундуку для одежды, вытащил сапог со стоптанным каблуком и быстро засунул в него руку. Из своего тайника он вынул искусно сделанную небольшую круглую железную шкатулку. Положив ее во внутренний карман, Филиппос привел вещи в порядок, а потом вышел и направился к лестнице.

Как и всем лицам мужского пола, кроме князя, Филиппосу было запрещено входить в покои Гиты. Однако запрет нисколько не волновал его. Дойдя до лестничной площадки, где, опершись на копье, стражник зевал с риском вывихнуть челюсть, Филиппос порылся в кармане, вынул камень и бросил его так, что тот попал в раму открытого окна, выходившего во двор. Стражник изумленно посмотрел на камень, потом подошел к окну и высунулся наружу. Воспользовавшись моментом, Филиппос проскользнул за его спиной и быстро и бесшумно поднялся по ступенькам.

В коридоре Филиппос чуть не столкнулся со служанкой. Та несла вазу с увядшими розами, которые собиралась выкинуть. Спрятавшись за одним из больших сундуков, загромождавших проход, мальчик дождался, когда служанка начнет спускаться по лестнице. Потом он дошел до комнаты Альдины и тихо постучал. На пороге показалась англичанка. На ней было то же, что и накануне, зеленое одеяние, однако огненные волосы были заплетены в две косы. При виде Филиппоса ее темные глаза стали круглыми от удивления.

– Но… Как ты вошел? – спросила она.

– Вот уж нелюбезный способ приветствовать молодого боярина, пришедшего с визитом! – ответил Филиппос. – Давай, поторопись! Если хочешь, чтобы я тебе помог, ты должна пойти со мной!

Лицо девушки помрачнело.

– Ты очень милый мальчик, но я не понимаю, как ты можешь мне помочь, – сказала Альдина, пожав плечами. – Расследование ведет боярин Артемий, и только он один может спасти моего возлюбленного.

– Вот именно. Оба дела, которыми занимается Артемий, ни на шаг не продвигаются. Это я вижу по его настроению!

Альдина быстро втолкнула Филиппоса в свою комнату:

– Значит, он по-прежнему подозревает Стриго в убийстве Настасьи? А вор, укравший княжеские драгоценности, все еще разгуливает на свободе! Боже, что с нами будет?

– Послушай, Альдина, – нетерпеливо прервал девушку Филиппос. – Я не хочу сравнивать себя с отроками… Но намереваюсь сделать что-нибудь, чтобы найти виновных. Это может помочь моему отцу и одновременно оправдать Стриго. Вчера ты поклялась, что Стриго – не убийца. Ты по-прежнему придерживаешься этого мнения?

– Ради Христа! – воскликнула девушка. – Разумеется, он невиновен! Стриго не способен принять малейшее решение, проявить малейшую инициативу! Я была даже согласна, чтобы он меня похитил… И вот что с нами произошло!

Служанка горько усмехнулась, а потом добавила:

– Что ты хочешь! Стриго один из тех, кто всегда ждет, чтобы за них все сделал кто-нибудь. Но это ничего не меняет. Он такой, какой есть, и я его люблю!

– Тогда пойдем со мной, – твердо сказал Филиппос. – Мы попытаемся… провести эксперимент. Этому обряду научила меня мать, он называется «читать правду в языках пламени». У мамы был порошок, который она бросала в огонь, и тогда ее глазам открывались самые сокровенные тайны. Она могла даже предсказывать будущее. После смерти мамы, а это произошло несколько месяцев назад, боярин Артемий привез меня в Смоленск. Покидая наш дом в лесу, я тайком прихватил маленькую шкатулку с порошком. Почему бы нам сейчас не использовать его? Моя мать говорила, что огонь никогда не обманывает. Возможно, он поможет нам найти ответ на все загадки!

– Но зачем тебе нужна я? – недоверчиво спросила Альдина. – Колдовство пугает меня!

– Моя мать была не колдуньей, а знахаркой, – поправил девушку Филиппос, с раздражением вздохнув. – Она не поддерживала никаких отношений с дьяволом! Если ты не понимаешь этого, тем хуже для тебя и твоего Стриго. Я подумал о тебе, поскольку вдвоем мы лучше разберемся!

Служанка задумалась, теребя длинные серьги.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Но нам следует поторопиться, поскольку через час проснется Гита. Где мы сможем разжечь огонь?

– В зале для пиров! – воскликнул Филиппос, лицо его просветлело. – Там есть английский камин, в котором каждый день разжигают огонь, и в очаге наверняка остались поленья. К тому же в этот час мы там никого не встретим.

– А вот ты сначала встретишь стражника на лестничной площадке, – заметила Альдина. – Но не беспокойся, я знаю, что делать. Положи шапку в карман и стой прямо… Теперь повернись…

Чуть позже молодая женщина покинула свои покои в сопровождении девочки, которая шла, робко опустив длинные черные ресницы. Девочка с головы до ног была закутана в старый цветастый платок, и лишь зеленые кожаные сапоги виднелись из-под длинного одеяния. Стражник приветствовал Альдину, потом почесал в затылке, вспоминая, когда поднялась сюда эта девочка. Но поскольку черты ее лица были ему знакомы, стражник не стал задавать вопросов и принялся размышлять над странным поведением женщин. Действительно, как можно было объяснить тот факт, что маленькая служанка обута в дорогие сапоги?

Как и надеялся Филиппос, в зале для пиров никого не было. Солнечные лучи не проникали в помещения первого этажа. Во время пиров зал, освещенный сотнями свечей, поражал великолепием и изысканным декором, но теперь он производил удручающее, почти отталкивающее впечатление. Позади княжеского престола зиял, словно пасть чудовища, очаг.

– Как все здесь выглядит зловеще! – вздрогнув, прошептала Альдина. – Твой волшебный порошок… Он случайно не вызовет призраков?

– Призраки не живут в языках пламени, – уверенно ответил Филиппос, снимая платок. – Разожги огонь! А я закрою ставни, поскольку дневной свет будет мешать смотреть на языки пламени. Двух свечей вполне достаточно.

Расположившись перед очагом, Филиппос достал шкатулку и взял щепотку коричневатого порошка. Растерев порошок на ладони, Филиппос начертил на нем знак, который Альдина не сумела истолковать.

– Послушай, Филиппос, еще не поздно отказаться от попытки! – с мольбой прошептала служанка. – Подумай о проклятии, которое довлеет над греческими драгоценностями! Их исчезновение и смерть Настасьи – две обочины одной дорожки, я в этом убеждена. Бог свидетель, я не питала нежности к боярышне. Но стать жертвой мести призрака – это ужасная смерть. Призрак Феофано вернулся, он бродит среди нас. Принцесса чувствовала его запах.

– Ты встречала призраков, которые используют духи? – строго спросил Филиппос.

– Слава Богу, я вообще не встречала призраков! – воскликнула служанка, осеняя себя крестом. – Но почему ты спрашиваешь? Ты знаешь таких призраков?

– Я тоже не встречал призраков, – ответил Филиппос. – Но не думаю, что призраки совершают туалет точно так же, как люди. К тому же призраки не нуждаются в белладонне, чтобы умерщвлять своих жертв, – убежденно добавил мальчик. – Теперь, когда все готово, мы не можем отступать. Лучше смотри на огонь! Итак, я начинаю.

Стерев знак на ладони, Филиппос прошептал несколько слов, похожих на заклинание, и бросил порошок в очаг. Над поленьями тут же взвились длинные оранжевые языки. Широко раскрыв глаза, Филиппос погрузился в созерцание. Несколько минут в зале царила полная тишина.

– Я вижу высокую темноволосую женщину! – вдруг прошептала служанка. – Ее голова украшена чудесной диадемой. Она также носит ожерелье и длинные серьги. В ее глазах сверкают злобные искорки… Это наверняка императрица Феофано!

– Странно, я не вижу ничего… – заметил мальчик и искоса взглянул на служанку. – Но… Альдина! – возмущенно воскликнул он. – Ты лукавишь! У тебя закрыты глаза!

Вздохнув, служанка открыла глаза и виновато опустила голову.

– Прости меня, я боюсь смотреть. Эта история о проклятии не выходит у меня из головы. Ладно! Я соберу все свое мужество. И будь что будет!

Филиппос бросил в огонь еще немного порошка. Пламя взвилось ввысь, почти сразу же распавшись на несколько языков, которые, гибкие словно змеи, плясали, извиваясь, над поленьями. Филиппос схватил девушку за руку:

– Смотри! Там, в центре, языки пламени не такие светлые, как раньше! Эта темная форма, которая не движется…

– Да, можно подумать, что это крест, – прошептала Альдина. – Пурпурный крест! Кажется, что он витает над поленьями, словно его поддерживают языки пламени!

– Равносторонний крест, – подтвердил Филиппос дрожащим от возбуждения голосом. – Это византийский крест. Но что это означает?

– Я тебя предупреждала, что в центре событий греческая императрица! – воскликнула Альдина. – Теперь ты получил доказательство. Ради всего святого, погаси огонь! Бежим, пока призрак Феофано не начал нам мстить!

Не слушая англичанку, Филиппос продолжал смотреть на пламя. Огонь горел, но магическое видение исчезло. Наконец мальчик молча поднялся и открыл ставни, позволив тусклому дневному свету проникнуть в зал.

– Не забудь платок! – обратился Филиппос к служанке. – Женщины такие рассеянные!

– Да что ты можешь знать о женщинах, в твоем-то возрасте? – возразила Альдина.

Вглядевшись в лицо мальчика, она добавила:

– Можно подумать, что ты вдруг рассердился на меня. Что случилось?

– Я не понимаю, что все это означает, – нахмурив брови, пробормотал Филиппос. – А ведь мы оба видели одно и то же: пурпурный равносторонний крест, да, греческий крест. Моя мать говорила, что огонь никогда не лжет. Надо догадаться о смысле символа.

Теребя бахромы цветастого платка, Филиппос сел на скамью у двери. Альдина примостилась рядом с ним.

– Что касается меня, – задумчиво произнесла служанка, – то я по-прежнему убеждена, что этот византийский крест имеет прямое отношение к Феофано.

– Подожди! – вдруг воскликнул Филиппос. – Я знал, что это видение мне что-то напоминает! Теперь я вспомнил. Чуть раньше, когда я прятался наверху, я заметил сундук с таким же крестом. Сундук не пурпурный, поскольку он металлический. Но во всем дворце это, несомненно, единственный предмет, который напоминает то, что мы видели.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – вздохнула служанка. – Это ни в какие ворота не лезет, поскольку тогда следует предположить, что в деле замешана принцесса! Ты говоришь о сундуках, которые Гите прислала мать Владимира. Один сундук византийской работы, другой – русской. Несколько дней назад моя хозяйка разобрала сундуки. Там лежали платья, и ничего больше! А теперь сундуки стоят пустыми.

– Мы осмотрим сундук с греческим крестом, – упрямо продолжал Филиппос. – Кто знает, может, у него двойное дно? Или, возможно, что-то спрятано между стенками и тканью, которой они обшиты. Не забывай, огонь никогда не обманывает!

Взяв за руку, Филиппос вывел служанку из зала.

– А стражник? Как ты собираешься осматривать сундук? – громко шипела Альдина, торопливо семеня за мальчиком, который несся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Ничего не отвечая, Филиппос добрался до второго этажа. Тут он остановился, чтобы перевести дыхание. Напустив на себя важный вид, Филиппос в сопровождении Альдины поднялся на лестничную площадку, на которой стоял стражник. Произошла смена караула. Новый стражник с удивлением посмотрел на мальчика.

– Боярин Артемий разрешил мне войти, – заявил Филиппос, проходя мимо стражника. – Это необходимо для расследования преступлений.

– Но… Почему меня никто не предупредил? – воскликнул стражник.

– Задай этот вопрос боярину Братославу!

– Погоди! Ты не имеешь права…

Но мальчик и служанка уже исчезли за дверью.

Филиппос бегом бросился к сундукам, стоявшим около стены между опочивальней Гиты и комнатой Альдины. Сундук поменьше был стянут железными обручами, а его стенки из светлого дерева были украшены яркими цветочными мотивами. Другой сундук, высота которого составляла не менее трех локтей, был обит красной тканью. Как ранее заметил Филиппос, он был украшен большим железным византийским крестом, прибитым над замочной скважиной с висячим замком. Мальчик попытался открыть сундук, но замок не позволил.

– А ведь ты утверждала, что сундуки пустые! – заметил он.

– Действительно, странно, – согласилась Альдина. – Смотри, я не солгала тебе: замок второго сундука открыт!

– Это означает, что кто-то снова запер сундук, – заявил Филиппос. – Это нетрудно, достаточно надавить на дужку. Этот сундук связан с таинственными событиями, происходящими во дворце.

– Но как ты откроешь сундук? – воскликнула служанка. – Я не знаю, где находится ключ, и никогда не осмелюсь попросить его у принцессы!

– Мне ключ не нужен, – гордо ответил Филиппос, роясь в кармане. – Видишь шпильку? Это память о моей матери, сувенир… К тому же очень полезный сувенир, – добавил Филиппос, втыкая шпильку в отверстие замка.

– А знает ли боярин Артемий, что ты делаешь с сувенирами, доставшимися от матери? – спросила Альдина, невольно смеясь.

– У каждого свои методы, – серьезно ответил Филиппос. – Мы с боярином Артемием слишком хорошо воспитаны, чтобы расспрашивать друг друга об этом.

Открыв замок, мальчик обратился к служанке:

– Помоги приподнять крышку. Она такая тяжелая, что я удивляюсь, зачем надо было запирать замок.

Когда Альдина ухватилась за железное кольцо, прикрепленное к крышке, Филиппос снял с пояса небольшой кинжал, с которым никогда не расставался, и просунул его в узкую щель, образовавшуюся под крышкой. Он воспользовался кинжалом, как рычагом.

– Что за запах? – вдруг сказала Альдина. – Меня от него тошнит!

В этот момент крышка поддалась. Похолодев от ужаса, мальчик и девушка застыли неподвижно – они увидели труп. Скрюченный мужчина в форме стражника находился внутри. Его колени упирались в подбородок. Шапка, отороченная мехом бобра, лежала на трупе. Белокурые волосы закрывали лицо покойного, но Филиппос и служанка могли видеть распухший язык, вываливавшийся из посиневшего, широко открытого рта.

Мертвенно бледная Альдина схватилась за сердце и прислонилась к стене.

– Мужайся, – прошептал Филиппос. – Я сейчас позову на помощь…

Едва слышным голосом мальчику удалось кликнуть стражника. Однако к его горлу тут же подступила тошнота. Он покачнулся, упал на колени. Его начало рвать. Филиппос почувствовал, как Альдина вытирает ему рот своим платком, потом услышал, что она зовет на помощь. Словно во сне он различил лицо стражника, сначала удивленное, потом испуганное, затем перед глазами предстало лицо другого воина. Наконец сильные руки подняли Филиппоса с пола. Длинные усы Артемия щекотали щеки мальчика, а знакомый голос шептал:

– Это послужит тебе хорошим уроком. Нечего изображать из себя героя. Неужели не мог меня предупредить, прежде чем пускаться в авантюру?

– Какую авантюру? – слабо выговорил Филиппос, прижимаясь к груди дружинника. – Мы просто хотели заглянуть в сундук…

– Хватит врать.

Артемий отнес Филиппоса в комнаты, которые они занимали, и уложил на кровать.

– Альдина все рассказала, – продолжал дружинник. – Бесполезно отрицать ваш опыт учеников колдунов! Ты сейчас же отдашь мне этот проклятый порошок. И в будущем я запрещаю тебе к нему притрагиваться!

Вздохнув, Филиппос протянул Артемию круглую шкатулку.

– Что бы ты ни говорил, языки пламени просветили нас! – заявил мальчик, не спуская глаз со шкатулки, исчезающей в кармане отца. – Я знаю, кто тот человек, которого мы нашли в сундуке! Но я не понимаю, как он мог угодить в ловушку!

Артемий внимательно посмотрел на лицо Филиппоса. Оно порозовело, а в глазах читалось любопытство. От недавнего недомогания не осталось и следа.

– Послушай, малыш, сейчас не время задавать вопросы, – сказал старший дружинник. – Ты будешь послушным и останешься здесь, а я взгляну на тело. Затем я приду, и мы продолжим разговор.

– Согласен! – воскликнул Филиппос. – Если ты, конечно, не предпочтешь, чтобы я сопровождал тебя…

Вместо ответа Артемий погрозил мальчику пальцем и хлопнул дверью.

Дознаватель поднялся на лестничную площадку. Там положили труп, чтобы дружинник мог его осмотреть. Несмотря на ужасную гримасу, искажавшую лицо покойного, у Артема не было никаких сомнений. Это был тот самый юный стражник, которого он видел в день приезда послов, несчастный Глеб, напрасно обвиненный в воровстве и дезертирстве. Таким образом, заказчик кражи и ее исполнитель был одним и тем же человеком! Преступник подло убил гридя, а затем спрятал тело в один из пустых сундуков, стоявших в тереме.

Юношу задушили шейным платком или широким носовым платком из тонкого шелка. Гладкая ткань глубоко вошла в плоть, сломав шейные позвонки. Вероятно, преступник подошел к жертве под благовидным предлогом и, набросив на шею платок, изо всех сил резко стянул петлю. Он не мог таким образом задушить стражника, стоявшего при входе во дворец, поскольку на нем был шлем с бармицей, закрывавшей шею. А вот форма гридей, несущих службу внутри, облегчала совершение преступления, поскольку они носили шапки, отороченные мехом.

Дознаватель позвал двух воинов, ждавших с носилками. По трупу больше ничего нельзя было определить. Артемий имел дело с преступником, который был наделен дьявольской дерзостью и удивительным хладнокровием и ни перед чем не останавливался, стремясь к своей цели! Он украл княжеские сокровища в самом дворце, под носом дружинников, бросив вызов князю. И пока все усилия по изобличению преступника оказывались тщетными!

Дознаватель вошел в свои покои и сделал Филиппосу знак следовать за собой. Он провел мальчика в сад и заговорил только тогда, когда они сели под окнами дворца, напротив палисада.

– Посмотри хорошенько, Филиппос, – сказал Артемий. – Как ты думаешь, можно ли взобраться по этой стене и попасть во дворец через окна терема или через окно?

Филиппос внимательно посмотрел на резные карнизы, подоконники и расщелины в стене.

– Нет, – наконец сказал мальчик. – Впрочем, возможно, это сумел бы сделать профессиональный акробат. Если только он худой и легкий как перышко!

– Но тогда из-за своего телосложения он не смог бы задушить сильного молодого гридя, – заметил Артемий. – Да, это устраняет мои последние сомнения!

Поскольку Филиппос с удивлением смотрел на него, старший дружинник уточнил:

– Я хотел услышать твой ответ, чтобы убедиться, что наш человек – вор, укравший драгоценности, который также является убийцей стражника и тысяцкого, – вхож во дворец.

Когда дружинник и Филиппос шагали к крыльцу, мальчик заметил:

– Теперь, когда мы знаем, что случилось со стражником, у тебя появились новые улики, которые могут помочь установить личность виновного. Ты нашел удавку, с помощью которой убили Глеба?

– У меня нет никаких новых улик в прямом смысле этого слова! – воскликнул Артемий. – Но теперь я уверен в том, что убийца не затаился в городе и не прячется в лесах вместе с людьми Всеслава. Убийца среди нас. Что касается стражника, то его задушили не удавкой, а платком. Может быть, шейным, но логичнее предположить, что речь идет о широком шелковом носовом платке.

– Но… Я видел такой платок! – воскликнул Филиппос и, понизив голос, добавил: – Я говорю о носовом платке Ждана. У него добрый десяток таких платков, похожих друг на друга. И он всегда носит с собой один из них. Это большие носовые платки из голубого шелка с улыбающимся солнцем, вышитым желтыми нитями.

– Да, я тоже заметил носовой платок Ждана, – подтвердил Артемий. – Это довольно броский квадрат паволоки, однако следует ли делать вывод, что именно он нас интересует? У всех гостей есть большие шелковые платки… в том числе и у чужеземцев.

Войдя в сени, дознаватель замолчал, увидев, что боярин Андрей спускается по лестнице в сопровождении невысокого худого мужчины в рясе монаха. Приветствовав дружинника, Андрей представил ему монаха Онуфрия из монастыря Святых Целителей Косьмы и Дамиана. Монах тащил два больших ларя с книгами. Они были настолько тяжелы, что тщедушное тело сгибалось почти до земли.

– Монастырь оказал честь нашему собранию книг, заказав копии двух произведений, которые у нас хранятся, – с гордостью сообщил будущий хранитель библиотеки. – Переписчики и миниатюристы, которые работали под моим наблюдением, прекрасно справились со своей задачей.

– Брат Онуфрий, не обессудь, но я взгляну на манускрипты, которые ты несешь, – попросил дознаватель, беззаботным жестом указывая на большие лари.

– Разумеется! – с воодушевлением ответил монах.

Он любовно поставил драгоценную ношу на скамью у стены.

– Я не знал, что ты проявляешь живой интерес к каллиграфии, боярин! – заметил Андрей, натянуто улыбаясь.

Не обращая внимания на это замечание, Артемий открыл оба ларя. В первом лежал манускрипт в красивом переплете с серебром, с иллюстрациями, которые изображали житие святых Косьмы и Дамиана. Во втором ларе дружинник обнаружил на вид более скромную книгу, в переплете из дерева. Убедившись, что в ларях больше ничего нет, дознаватель отдал их монаху и принялся многословно расхваливать Андрея за работу его каллиграфов. Как он и ожидал, монах, торопившийся уйти, откланялся, едва получив назад свой заказ. Когда за монахом закрылась дверь, дружинник остановился посредине фразы и суровым тоном обратился к Андрею:

– Мне очень жаль, что я помешал тебе проводить твоего гостя, но я хочу поговорить с тобой наедине. Пока византийские драгоценности не найдены, любой сундук, ларь и ларец не должен покидать дворец прежде, чем его осмотрят мои люди. А ты продолжаешь нарушать мой приказ! Может, надо, чтобы сам князь тебе об этом сказал?

К удивлению Артемия, Андрей даже не пытался возражать.

– Нет, – процедил он сквозь зубы. – Я не нуждаюсь в том, чтобы слышать этот приказ из уст Владимира. Делай все, что считаешь нужным. Твои люди могут обыскать библиотеку снизу доверху, мне все равно.

Артемий внимательно всмотрелся в лицо молодого боярина. Глаза Андрея лихорадочно блестели, на лбу выступили капли пота, а бледные потрескавшиеся губы скривились в гримасе, выражающей не столько боль, сколько отчаяние.

– Ты болен, ты переутомился, – примирительным тоном продолжил Артемий. – Ты должен сходить к врачу. Против лихорадки есть настойки…

– По правде говоря, ты ничего не понимаешь, боярин! – с отчаянием оборвал дружинника Андрей. – Врачи и их снадобья не принесут мне облегчения. Неужели ты не видишь, что мы все страдаем от одной и той же болезни?

Лицо Андрея было бледно, губы дрожали, застывший пламенный взгляд походил на взгляд безумца.

– Я скажу тебе, как называется эта неизлечимая болезнь, – продолжал Андрей. – Гордыня! Ты подвержен ей, как и остальные. Все, что ты умеешь делать, так это отдавать приказы и выполнять их. Но ты больше думаешь о собственной славе, чем о славе Всевышнего! Разумеется, ты можешь возразить, что я тоже грешен…

Андрей провел рукой по влажному лбу. Вдруг в его глазах сверкнули искорки отчаяния. В этот момент наверху лестницы раздался голос. Андрей тут же замолчал. В платье, расшитом жемчугом, по ступенькам спускалась Гита под руку с Владимиром. На князе была голубая свита, подчеркивавший цвет его глаз. Неземная красота пары могла лишь усилить страдания тайного соперника Владимира. Андрей утратил весь былой пыл. Он молча смотрел в пустоту блуждающим взглядом, опираясь на балясину, словно боялся упасть.

Доведя Гиту до конца лестницы, Владимир поклонился принцессе, приветствовал обоих бояр кивком головы и стал подниматься. В сопровождении двух придворных дам, которые несли сложенный платок и небольшую бархатную подушечку, Гита направилась к выходу. Она улыбнулась Артемию, потом обратилась к Андрею:

– Я хочу погулять в саду. Не согласится ли будущий хранитель библиотеки составить компанию своей бывшей ученице?

Но Андрей пробормотал несколько слов извинений, сославшись на работу, которая ждала его. Бледный, как мертвец, опустив голову, сжав зубы, он низко поклонился принцессе, повернулся и тоже пошел наверх. Пожав плечами, Гита дружески помахала рукой Филиппосу и вышла на крыльцо. Мальчик заговорщически посмотрел на Артемия:

– Можно подумать, что Андрей больше не ищет общества принцессы.

– Да, это странно, – согласился дружинник. – Возможно, наш Пигмалион смирился с потерей своей Галатеи.

– Так вот почему ты попросил меня рассказать тебе этот древний греческий миф! – воскликнул Филиппос. – Понимаю… Мне жалко Андрея. Я не люблю любовных историй, которые плохо заканчиваются.

Дружинник подозрительно взглянул на Филиппоса. Последняя фраза наверняка служила прелюдией к речи в защиту Стриго и Альдины! Напустив на себя суровый вид, Артемий решительным шагом направился к лестнице, но мальчик, схватив его за рукав, прошептал таинственно:

– Не поднимайся. В оружейной комнате тебя ждет дама. Она хочет с тобой поговорить.

– Подумать только! Может, это призрак Феофано? – проворчал Артемий. – Или, вернее, твоя английская подружка?

– Нет, это не Альдина. Я не хочу раньше времени раскрывать тебе ее имя, но ты должен встретиться с ней!

Упоминание об оружейной напомнило дознавателю о тысяцком и последней беседе с боярином за несколько часов до его смерти. Тысяцкий наверняка посещал эту комнату, обычно пустующую, чтобы встретиться с человеком, который затем стал его убийцей. Возможно, женщина, хотевшая видеть Артемия, обладала сведениями, касающимися преступления. Заинтригованный старший дружинник направился к массивной двери из почерневшего дерева.

Отодвинув тяжелую занавесь у входа, Артемий стал вглядываться в зал, погруженный в полумрак.

В военное время именно здесь князь держал совет со старшими дружинниками. Тогда слуги приносили сюда скамьи и зажигали свечи в больших подсвечниках. Зал наполнялся лязгом оружия и громкими голосами ратников. Сейчас же большое кресло, обитое парчой, было единственным в зале. По правую сторону от трона на подставке из кованого железа стояло знамя князя – огромное голубое полотно с изображением архангела Михаила в красном плаще. Штандарты отрядов княжеского войска, украшенные крестами и ликами святых, стояли вдоль стены. Над ними висел роскошный византийский ковер с изображением морского сражения: над тяжелыми греческими кораблями возвышался образ Богоматери, обращая в бегство горящие варварские суда, ставшие жертвами грозного греческого огня.

Не заметив никого, Артемий заколебался, но все решил подождать несколько минут.

Между коврами на красных драпировках, прибитых к стенам, висели мечи, кинжалы, луки, копья и дротики различного происхождения. Почти половину коллекции составляло оружие викингов, поскольку князь, хотя и грек по матери, особо гордился своими варяжскими предками с отцовской стороны.

Артемий с ностальгией подумал о своем отце, храбром воине Норване, и об эпических сказаниях скальдов, которые слышал в детстве. Он погрузился в созерцание мечей с обоюдоострыми клинками, гардами и круглой головкой эфеса. Ножны, висевшие рядом с мечами, были инкрустированы серебром и расписаны рунами. Дознаватель рассматривал двулезвийные боевые топоры. Его отец часто говорил об этом грозном наступательном оружии. Артемий с гордостью пригладил длинные усы. Владимир был прав. Варяги были лучшими воинами, чем греки, которые предпочитали использовать наемников, чем самим принимать участие в сражениях.

Легкий шелест шелка отвлек Артемия от мыслей. Дружинник обернулся и увидел Мину, которая стояла в центре зала, глядя на него темно-серыми глазами. В течение нескольких секунд дружинник и девушка молча смотрели друг на друга.

– Ну, боярышня, какие важные сведения ты хочешь мне сообщить? – наконец спросил Артемий.

– Здрав будь, боярине, – прошептала Мина. – Твой сын посоветовал мне молить тебя о заступничестве. Знаешь, что сегодня утром объявил Владимир? Спор между Братославом и Ренцо будет решен в ходе судебного поединка! Он состоится завтра, на соборной площади. Но это будет обыкновенным подлым убийством!

Артемий с жалостью посмотрел на девушку. Идя сюда, он надеялся услышать интересное свидетельство, касающееся преступления, но вместо этого придется выслушивать жалобы безмозглой боярышни! Артемий знал о решении князя. Противники должны сойтись в судебном поединке, сначала верхом, потом пешими, словом до тех пор, пока исход не определит победителя. У Мины были все основания бояться за венецианца, поскольку Ренцо – как бы искусно он ни владел оружием – не мог сравниться с лучшим воином Владимира.

– Мне очень жаль, боярышня, но моему сыну не следовало тебя напрасно обнадеживать. Не в моей власти менять решения князя. И я не одобряю твоего поведения. Ты помолвлена с Братославом, но грош цена твоему слову! Как боярышня может бросаться на шею чужеземцу, к тому же латинянину?

Мина покраснела, но потом с вызовом посмотрела на Артемия:

– Да, твой сын ошибся. Но он не так описывал мне тебя. Братослав убьет Ренцо. Я думала, что жизнь человека…

– Я прерву тебя, иначе ты наговоришь глупостей. Ты не понимаешь, ни о чем говоришь, ни с кем имеешь дело. Я разговаривал с Ренцо. Он даже не помышляет о женитьбе на тебе! Если ты не любишь Братослава, можешь разорвать помолвку. И если князь не будет возражать, ты найдешь другого порядочного мужа. Что ты скажешь о Ждане? Он влюблен в тебя.

– Ждан не знает, что такое любовь, – улыбаясь, ответила Мина. – Он относится ко мне, как к поводу для своих стихов. Скажу более: он издевается надо мной, если принять во внимание то, что он пишет! О, нет! Не говори мне о Ждане! По правде говоря, боярин, ты никудышный сват!

– Действительно, это ремесло никогда меня не привлекало, – сухо заметил Артемий. – Ты должна была бы лучше подумать, прежде чем рассказывать мне о своих сердечных заботах.

– Конечно, это моя вина, – сокрушенно признала Мина. – Я не должна была соглашаться на помолвку. А теперь Владимир и мой отец поддерживают Братослава! Ладно, я больше не буду намекать на Ренцо, боярин. Но я умоляю замолвить за меня словечко перед Владимиром, чтобы он не принуждал меня к браку! А за это я тебе скажу…

– Ты мне скажешь все, что тебе известно, но не за это, а потому что так нужно для расследования. Я облегчу тебе задачу. Ты хотела сообщить о том, что видела вчера вечером, когда пряталась в оружейной комнате.

– Как ты догадался? – спросила Мина, вытаращив глаза. – Меня кто-то видел, да?

– Не важно, как я об этом узнал. Теперь говори.

Мина вздохнула, потом, решившись, начала:

– Я была с молодыми людьми, которые пришли во дворец на праздник капусты. Но на самом деле у меня в сенях было назначено свидание с Ренцо. Он опаздывал. Вдруг я услышала, как кто-то спускается с лестницы, и спряталась здесь, подумав, что никто никогда не заходит в оружейную. Но я ошиблась. Едва я успела спрятаться, как дверь открылась. Я не могла видеть вошедшего, но слышала, как он прошел через зал и остановился у стены, напротив входа.

– Где ты была? – спросил Артемий.

– За креслом Владимира.

– Ты там пряталась, и когда я рассматривал оружие, не так ли? Вчера, как и сегодня, ты могла взглянуть на человека, который находился здесь, причем так, что он тебя не видел!

– О! Взглянуть! – воскликнула Мина. – Да я рассматривала его добрых минут десять. Это была Альдина. Она стояла там, неподвижно, пристально разглядывая оружие, висящее на стене между двух окон. К сожалению, я не могла видеть, на что она смотрит, поскольку было достаточно темно. Но я сумела различить ее лицо. Оно было таким хмурым, таким загадочным… У меня кровь заледенела от ужаса! А ведь я не трусиха. Например, я нисколько не боюсь призрака Феофано, о котором все говорят. Но тогда… Эта неподвижность, этот пристальный взгляд, это грозное оружие, с которого она не спускала глаз… Вдруг я представила себе нечто жуткое. Может, Альдина задумала преступление? Сегодня я сказала себе, что все это не имеет смысла, что я только причиню вред англичанке. Но эта девица такая странная.

Озадаченный Артемий задумчиво стал крутить длинный ус указательным пальцем. Он не сомневался в искренности Мины. Но вместо того, чтобы поведать о таинственном свидании Радигоста, Мина сообщила сведения, которые плохо сочетались с элементами головоломки, которыми он уже располагал.

– Благодарю тебя за свидетельство, – сказал Артемий. – Но раз уж мы беседуем, я задам тебе один вопрос. Я разыскиваю кинжал…

И дружинник очень подробно описал этот кинжал. Девушка задумалась, потом решительно тряхнула головой:

– Я уверена, что никогда не видела подобного оружия. Я могла забыть рукоять, инкрустированную топазами, но не форму клинка! Впрочем… Ты поделился со мной сомнениями относительно происхождения кинжала. Но не думаешь ли ты, что это саксонское оружие?

Артемий пристально посмотрел на Мину. Не говоря ни слова, оба подумали об одном и том же. У обоих промелькнула одна и та же мысль, словно намек, высказанный вслух.

– Несмотря на все, о чем ты мне рассказала, я плохо представляю Альдину с кинжалом в руке, – немного помолчав, протянул Артемий. – А теперь я должен покинуть тебя, боярышня. Я не стану тебя провожать, иначе окажу тебе плохую услугу, если ты хочешь, чтобы никто не знал о твоем приходе сюда.

Мина поклонилась. Мучительное страдание исказило ее лицо лишь на какое-то мгновение. Потом девушка исчезла за занавесью, закрывавшей дверь. Артемий бросился к оружию, висевшему на стене между двух высоких окон с решетками. Эта часть коллекции была посвящена оружию чужеземного изготовления. Почетное место занимал большой прямой меч с рукоятью, инкрустированной желтыми камнями. Широкий обоюдоострый клинок был немного выщерблен. Артемий никогда прежде не видел этого меча. Несомненно, он был одним из недавних приобретений Владимира. Внимательно осмотрев все оружие, висевшее на стене, Артемий признался, что по-прежнему не понимает, что могло заинтересовать Альдину. Рассказ Мины тоже был загадкой!

Возвращаясь в сени, он узнал громкий смех Митька и его голос, который не могли приглушить даже толстые стены дворца. Приказав стражнику немедленно найти Альдину и привести ее, дознаватель вошел в свой рабочий кабинет. Митько и Василий, сменившие свои наряды на форму отроков, ждали старшего дружинника, сидя за столом писца. Когда Артемий, приветствовав подчиненных, направлялся к своему месту, его взгляд привлек металлический отблеск оружия на столе.

– Филиппос сказал нам, что ты занят с Миной, – сообщил Митько. – Эта хрупкая боярышня сообщила что-нибудь новое?

– Ничего интересного по сравнению с вашей находкой! – воскликнул Артемий, рассматривая кинжал. – Расскажите, как вам удалось найти орудие преступления!

– Мы смогли узнать кинжал благодаря твоему описанию, – объяснил Митько. – Убийца бросил его в реку в ночь преступления. К несчастью для него, портовый грузчик вытащил кинжал одновременно с утопающим, молодым помощником купца, который свалился в реку. Я был свидетелем несчастного случая. Однако этот славный детина, который с равной ловкостью таскает ящики и сундуки и подбирает все, что плохо лежит, оставил кинжал себе в надежде продать какому-нибудь оружейнику. Чуть позже мы его встретили в трактире на базарной площади…

– И тогда непобедимый Митько показал, из какого теста сделаны дружинники! – вмешался Василий. – Он вышел победителем из поединка, что позволило нам забрать оружие!

– Раз уж ты настаиваешь, старый дружище, – заметил Митько, – сам рассказывай о случившемся. Я слишком скромный, чтобы расхваливать прочность своего черепа!

И Василий рассказал о поединке. Эта история позабавила дознавателя.

– Завтра нашему венецианскому гостю предстоит продемонстрировать храбрость в намного более грозном судебном поединке, – заметил дружинник.

И Артемий поведал отрокам о Божьем суде, который должен был по воле князя положить конец спору между Братославом и Ренцо.

– Кстати, – добавил старший дружинник, – поздравляю вас с поимкой шпиона Всеслава. Охваченный паникой при одной только мысли о пытках, он назвал имя осведомителя полоцкого князя, который обретался под крышей самого дворца. Знаете, кто это? Саркис, личный врач князя! В конце концов хитрый мошенник признался, что вел двойную игру. Врача бросили в темницу, но пока его не пытали и не вынесли приговор. Владимир рассчитывает обменять его на трех пленников, удерживаемых Всеславом. Обязанности врача будет временно исполнять помощник Саркиса, который ни в чем не виновен. Что касается пойманного шпиона, его выпустят на свободу. Он должен передать Всеславу послание Владимира. Князь хочет мира. Не будет ни битвы, ни преследования, если его дядя немедленно покинет смоленские земли.

Отроки, внимательно слушавшие рассказ Артемия, с досадой переглянулись.

– Саркис – обыкновенный прохвост, как и все, кто служит двум хозяевам одновременно, – с горечью заметил Митько. – Однако он никого не убивал. А вот мерзавец, которого мы сцапали, – грабитель и убийца. Значит, мы напрасно схватили этого опасного разбойника!

– Не стоит разочаровываться, други мои. Рано или поздно этот негодяй будет наказан за свои преступления. Этим займется если не княжий суд, то Божественное Провидение. А сейчас люди Всеслава должны нас волновать только в той мере, в какой они замешаны в деле о краже драгоценностей. Ваш шпион сообщил ценные сведения, подтвержденные обнаружением трупа Глеба. В данный момент мы должны окончательно отбросить след Всеслава.

– Да, Филиппос рассказал об утреннем приключении, – сказал Василий. – Боярин, ты начинаешь разбираться в серии преступлений?

– Ты прав, Василий, – ответил Артемий, теребя ус. – Настало время поделиться с вами двумя гипотезами, которые выдвинул вначале. Первая гипотеза вынуждает нас рассматривать два разных дела: смерть Настасьи и кражу драгоценностей. Согласно следу, оставленному самой боярышней, убийцей может быть либо Ждан, либо Стриго. Виновность Стриго доказывает медальон, найденный на теле жертвы. Сегодня утром я допрашивал молодого боярина, однако он молчал как рыба, приняв трагический вид. Я также не исключаю из числа подозреваемых Альдину. Эта девушка другой закалки, нежели Стриго! Вполне возможно, что она с самого начала ломает перед нами комедию и просто-напросто выдумала этот опыт с белладонной, чтобы ввести меня в заблуждение. Что касается исчезновения драгоценностей, то виновный входит в число гостей или приближенных князя. Разумеется, он заранее продумал преступление и перешел к активным действиям в первый день празднеств. Во время послеобеденного отдыха он задушил шелковым носовым платком стражника и похитил драгоценности. Я не знаю, каким образом у тысяцкого возникли подозрения относительно преступника, однако он догадался правильно. Расчетливый и алчный, он хотел продать свое молчание. И чтобы назначить цену, он встретился с преступником, сначала в оружейной комнате, а затем, с наступлением темноты, у себя в доме. Но он недооценил дерзость вора, который вместо переговоров предпочел заставить старого боярина замолчать навеки. Той же ночью убийца избавился от орудия убийства, бросив его в реку.

– Теперь, когда у нас есть кинжал, – воскликнул Митько, – легче установить личность его владельца! У тебя есть соображения, боярин?

– Да, – ответил Артемий, поглаживая пальцем рукоять, инкрустированную камнями, – но сначала я изложу вам вторую гипотезу. Вполне возможно, что с самого начала речь шла об одном и том же деле. Убийца Настасьи есть не кто иной, как человек, который хотел завладеть византийскими драгоценностями, и поочередно избавился от всех лиц, вставших у него на пути.

– Тем не менее, – заметил Василий, – стих о «руке, полной мздоимства» позволяет подозревать только Ждана, а еще сильнее Стриго!

– Свидетельство боярышни, – заметил Артемий, – несмотря ни на что остается сомнительным, поскольку оно отражает точку зрения самой Настасьи. Она нисколько не сомневалась в виновности своего жениха или, возможно, брата. Я почти уверен, что Настасья намекала на Стриго, возмущенная коварством его подарка… Однако вопреки собственному желанию ей удалось отыскать важную улику, касающуюся кражи драгоценностей, за что она и была убита. Хотя она и не связывала свое отравление с найденной уликой! Не забывайте, что в момент ее смерти никто не знал о краже и убийстве стражника.

– Но тогда, – предположил Василий, – Настасья могла говорить и о своем отце! Старый Радигост напал на тот же след и погиб от той же руки, что и его дочь!

– Думаю, эта версия не такая уж нелепая, – подтвердил Артемий. – Настасья знала нечто, что позволило бы ей установить личность преступника, когда были бы обнаружены кража драгоценностей и убийство стражника. Она умерла, так и не осознав, почему и кем была отравлена. Тысяцкий тоже не понял, что его дочь убили из-за драгоценностей. Он не верил, что вор способен на убийство. Он хотел извлечь выгоду из следа, указанного дочерью, что и способствовало его гибели.

– Во время нашего расследования на базаре мы посетили все лавки золотых дел мастеров, – вмешался Митько. – Я думаю о том ремесленнике, который разговаривал с Настасьей…

– В самом деле, – подхватил Василий. – Один из мастеров прекрасно помнит о том, как к нему приходили гости князя. Он долго разговаривал с Настасьей. Боярышня не только описала ему драгоценности. Точность ее вопросов поразила золотых дел мастера. Настасья хотела знать, может ли кто-нибудь из ремесленников Смоленска изготовить подобные драгоценности или починить их!

– Значит, она живо интересовалась ими, – с удовлетворением отметил Артемий. – Это и подтверждает мою вторую гипотезу! Расскажите мне о том, что вы узнали, прогуливаясь по городу. Каждая подробность может оказаться полезной!

– Могу ли я задать вопрос, который не дает мне покоя, боярин? – спросил Митько, нахмурившись.

Артемий кивнул головой, и отрок смущенно продолжил:

– Я знаю, что ты не любишь подобных слухов, но мы не должны отбрасывать то, о чем говорят в посаде…

Митько замолчал, умоляюще взглянув на Василия. Тот поколебался, потом со сконфуженным видом согласился:

– Честное слово, слухи иногда позволяют установить…

– Да о чем вы говорите? – раздраженно спросил Артемий.

– О проклятии императрицы Феофано, – хором ответили отроки.

И они пересказали дружиннику зловещую балладу, сочиненную Климом, бродячим скоморохом, не забыв упомянуть всех тех, кто говорил им о призраке Феофано. Заканчивая, они вспомнили о Велесе, грозном боге славян, властелине теней, которого Клим видел в обществе Настасьи в день смерти боярышни.

– Постыдились бы слушать подобный вздор, – проворчал Артемий. – Я и так с трудом успокоил Гиту, которая – хотя и принцесса – такая же суеверная, как все девицы!

– Я тебе говорил! – бросил Василий Митьку. – Боярине, теперь, когда ты нам изложил свою теорию, можешь ли сказать, кто этот таинственный владелец кинжала? Кого ты подозреваешь в трех ужасных убийствах и краже княжеских драгоценностей?

В этот момент Митько воскликнул, с силой хлопая себя по лбу:

– Да ведь это очевидно! Мы думали обо всех мыслимых и воображаемых странах, чтобы установить происхождение кинжала. А надо было просто перебрать всех подозреваемых. Этот кинжал из Венеции, как и его владелец! Я верно догадался, не так ли?

Дознаватель немного помолчал.

– Твои рассуждения не так уж глупы, – наконец согласился он. – Но надо проверить…

Артемий не успел закончить фразу, поскольку дверь отворилась и стражник объявил:

– Она здесь, боярин. Я наконец нашел английскую служанку. Она была во дворе, у отдушины узилища. Думаю, она разговаривала с узником Стриго…

– Пусть войдет, – прервал старший дружинник.

Альдина робко вошла в комнату, и дознаватель обратился к отрокам:

– Вот что позволит нам прояснить последние элементы этого запутанного дела.

Девушка подошла к дружинникам. По знаку Артемия Митько поставил еще один стул перед столом писца.

– Итак, ты продолжаешь замышлять заговор вместе с узником Стриго, – сказал дознаватель, когда Альдина усаживалась напротив.

– Я не сделала ничего плохого! – ответила англичанка, вызывающе вздернув подбородок. – Я могу повторить тебе слово в слово все, о чем мы говорили. Но я сомневаюсь, что ты сможешь понять эти речи, боярин, ты не способен любить!

– Ты права, это оставляет меня равнодушным, – безмятежным тоном согласился старший дружинник. – Я больше интересуюсь оружием. Как и ты… Иначе что ты делала вчера во второй половине дня в оружейной комнате? Отвечай!

– Не стоит кричать, боярин. Я скажу тебе, – высокомерно ответила девушка. – Хотя и не понимаю, каким образом это касается тебя! Время от времени я прихожу в оружейную комнату Владимира. И не я одна. Принцесса Гита тоже заходит туда по той же причине. Мы любуемся мечом короля Гарольда. Это единственный предмет, который напоминает нам о былой славе, о нашей стране, оскверненной норманнами, и нашей чести. Это все, что у нас осталось.

Произнеся эту тираду, служанка замолчала. Ее глаза блестели от гордости, что придавало патетический вид очаровательному личику, усыпанному веснушками.

– Вот и решение последней загадки! – заявил Артемий. – Значит, на стене между окон висит меч отца Гиты!

– Да. У моего отца, который сражался и погиб вместе с королем, был такой же. Порой они приходят ко мне в воспоминаниях… Но я не понимаю, почему тебя интересует судьба нашей несчастной страны, боярин! – добавила Альдина, поднимаясь. – Если ты хотел задать мне только этот один вопрос, то я вынуждена тебя покинуть, поскольку принцесса…

Внезапно лицо англичанки изменилось. Вытаращив глаза, она пристально смотрела на кинжал, лежавший на столе. Оправившись от удивления, девушка спросила:

– Как… Где ты нашел этот кинжал?

– Здесь я задаю вопросы! Тебе знакомо это оружие?

– Да, конечно… Этот кинжал принадлежал моему отцу. Я привезла его на Русь, как Гита меч короля. Но я его дала… Я не понимаю…

– Кому ты его дала? – спросил Артемий, с трудом сдерживая нетерпение.

Митько и Василий затаили дыхание.

– Боярину Андрею. Он… Он очень страдает, поскольку любит принцессу. Но Гита влюблена во Владимира и даже не догадывается о страсти Андрея. Я хотела немного утешить его и дала ему кинжал, поскольку он не равнодушен к судьбе нашей страны. Это произошло тогда, когда я еще не была знакома с боярином Стриго…

Не слушая больше служанку, Артемий красноречиво взглянул на отроков.

– Конечно, мы его найдем в библиотеке! – бросил он. – Поспешим, надо как можно скорее арестовать его!

Дружинники выбежали из комнаты. В коридоре Артемий потребовал у стражника его оружие. Он обнажил полученный меч. Отроки последовали его примеру.

– Вот уж никак не ожидал! – воскликнул Митько, когда дружинники неслись по коридору. – Значит, этот проклятый латинянин тут ни при чем!

– Для меня это тоже сюрприз! – прорычал Артемий.

Остановив жестом отроков около двери библиотеки, старший дружинник прошептал:

– Будьте очень внимательны. Этот человек – опасный безумец. Сегодня утром я отчетливо видел симптомы болезни на его лице, но даже не догадывался, на что он способен!

Тихо открыв дверь, дружинники вошли в зал. Два молодых писца работали при свете свечей, стоявших на аналое. Отложив перья, они с любопытством взглянули на дружинников.

– Где боярин Андрей? – спросил дознаватель.

– Его здесь нет, – ответил один из писцов. – Сегодня он плохо себя чувствует. Наверно, поднялся в свои покои.

– Нет, возможно, он в церкви, – возразил другой писец. – Я слышал, как он сказал, что хочет помолиться Пресвятой Богородице. Правда, он выглядел больным! У него дрожали руки, и он разговаривал сам с собой…

Дружинники быстро выбежали из библиотеки. В коридоре Артемий сказал:

– В этот час собор должен быть закрыт, но Андрей мог пройти по крытой галерее. Поспешим! Если он захочет сбежать, арестуйте его. Если вы его застанете молящимся, будьте готовы вмешаться в любой момент, но дождитесь меня.

Отроки взбежали по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Артемий несся следом, стараясь подниматься так быстро, как позволяла старая рана на колене. В галерее он через решетчатые ставни увидел величавые главы храма, блестевшие при лунном свете над величественным силуэтом собора. Дознаватель подумал о неожиданном повороте событий. Если Андрей окажет сопротивление, дружинники не смогут арестовать его в церкви без вмешательства епископа. Артемий надеялся поговорить с преступником и убедить его сдаться. Но это будет возможно, только если Андрей искренне раскается! А ведь три человеческие жизни уже принесены в жертву преступной страсти! Надо во что бы то ни стало обезвредить его, поскольку вне зависимости от того, раскаялся Андрей или нет, преступное безумие может толкнуть его на новое преступление.

Войдя в церковь, Артемий попал на балкон, который занимал князь во время службы. Старший боярин вблизи увидел большую мозаику, которая изображала Владимира, преподносящего в дар Христу собор в миниатюре. Благодаря хитроумному расположению тысячи маленьких эмалированных квадратиков блестели в слабом свете. Взглянув поверх балюстрады, дознаватель заметил у входа шесть больших канделябров. В двух из них еще горели свечи. Дюжина свечей сверкала перед алтарем, покрытым красным покрывалом, освещая пурпурно-золотистую катапетасму ризницы. Остальная часть церкви была погружена в полумрак. Только несколько икон в окладах, украшенных эмалью и жемчугом, блестели в свете лампад.

Артемий вспомнил слова писцов и, спустившись по винтовой лестнице, направился в придел, посвященной Пресвятой Богородице, который был расположен под западной аркадой. Внезапно из темноты появился Василий и взял дружинника за руку.

– Он там, – прошептал отрок, кивая головой в сторону предела. – Думаю, мы без труда арестуем его. Если хочешь поговорить с ним, мы подождем у входа.

Покачав головой, Артемий последовал за Василием, восхищаясь его бесшумной мягкой походкой. Ему самому не удавалось идти так, чтобы под сапогами не звенели плиты. Голосники, вделанные в стены, чтобы песнопения звучали звонче, усиливали малейший звук, раздававшийся в церкви.

Пройдя в придел, Артемий взглянул на силуэт. Человек стоял на коленях перед алтарем. Андрей молился. Пресвятая Богородица в лиловом хитоне, с челом, украшенным звездами, казалось, парила над ним, подняв руки, словно хотела обнять весь мир.

Дознаватель, немного поколебавшись, протянул меч Митьку, темный силуэт которого возник справа, и вошел в придел.

Не замечавший присутствия дружинника, Андрей, похоже, был в трансе. Он бормотал обрывки молитв, а слезы ручьем текли по его бледному лицу. Когда Артемий осторожно положил руку ему на плечо, молодой человек задрожал всем телом. Не вставая с колен, он обернулся и обратил на дознавателя горящий взгляд своих красных глаз с синими кругами вокруг.

– Пойдем со мной, боярин, – сказал дружинник. – Ты помолился, открыл свое сердце Господу. Теперь тебе надо объясниться с людьми.

– Я знаю, – прошептал Андрей. – Только… Кто сможет меня понять? Я самому себе внушаю ужас! И не могу надеяться на прощение!

– Не мне тебя судить. Я просто хочу, чтобы ты обо всем рассказал. Это принесет тебе облегчение, поверь мне.

Наклонив голову, Андрей с трудом выпрямился. Он дрожал, у него подкашивались ноги. Артемий позвал отроков. Поддерживая молодого боярина, дружинники довели его до дворца. Они встретили князя, и старший дружинник коротко рассказал Владимиру о своих недавних открытиях. Нахмурившись, с искаженным от ярости и негодования лицом, Владимир молча слушал дружинника. Он хотел обратиться к Андрею, но, подчиняясь знаку Артемия, довольствовался тем, что испепелил молодого человека взглядом. Казалось, Андрей погрузился в странную оторопь. Его глаза потухли, лицо походило на восковую маску.

– Князь, будет лучше, если ты оставишь меня наедине с ним, – сказал Артемий, когда Митько и Василий усадили Андрея перед столом писца. – Твое присутствие смущает его. А ведь я должен получить полное признание, чтобы судить его.

Скрепя сердце князь вышел в сопровождении отроков. Оставшись наедине с пленником, Артемий посмотрел на жалкого человека, сидевшего напротив, и ласково сказал:

– Ведь ты убил из-за любви к Гите, не так ли?

Постепенно взгляд Андрея оживился, словно ему на ум пришли далекие воспоминания.

– Из-за любви к Гите?

Вдруг губы Андрея скривились в горькой усмешке.

– Я тоже так думал! Но я грешил из-за гордыни! Я возомнил себя равным всемогущему Богу, вольному давать или отнимать жизнь. Своими знаниями я поделился с Гитой. Она – мое создание! Я отдал ей все, что у меня было самого ценного. Несправедливо, что она принадлежит другому! Я думал, мне все позволено, чтобы сохранить ее…

– И ты украл драгоценности, поскольку это был единственный способ отсрочить свадьбу, если не помешать ее браку. Именно поэтому ты сначала убил стражника, потом Настасью, затем тысяцкого, который пригрозил тебе, что обо всем расскажет князю. Так все было?

– Да, я убил…

Андрей с ужасом взглянул на свои руки.

– Было столько крови! Всюду кровь… Я вышел из дома Радигоста и принялся бродить по городу, словно безумец. В конце концов я оказался на пристани. Там я бросил этот проклятый кинжал в реку. Было бы лучше, если бы я сам бросился в Днепр! Если бы ты знал, боярин, какое отвращение и презрение я испытываю…

Вдруг взгляд Андрея застыл. Он покачнулся.

– Теперь болезнь снова возвращается! – глухо сказал он. – Это кара…

Забившись в конвульсиях, Андрей упал как подкошенный. Артемий увидел, что на губах юноши выступила пена. Дружинник хлопнул в ладоши. Отстранив стражника, в комнату вбежал Владимир, за ним отроки.

– У него приступ! Надо позвать врача! – закричал Артемий.

Стражник бросился за врачом. В дверном проеме показались лица любопытных. Филиппос пробрался сквозь толпу, за ним шел Деметриос.

– Я знаю эту болезнь! – заявил грек. – Надо вложить ему в рот кусок ткани, чтобы он не откусил себе язык!

Артемий вопросительно взглянул на Филиппоса.

– Он прав, – подтвердил мальчик. – У него приступ…

– …эпилепсии, – закончил грек. – Как только он сможет что-нибудь проглотить, надо дать ему успокаивающий настой. Он заснет. Затем он снова сможет отвечать на твои вопросы, боярин.

Врач, дом которого находился на другом конце площади, прибежал через четверть часа. Он подтвердил диагноз Деметриоса. Когда приступ пройдет, больной заснет и будет спать несколько часов. Следовательно, допрос возобновится только завтра утром. Впрочем, князь был доволен. Узник сделал признание. Осталось уточнить только одну важную деталь: где преступник прятал драгоценности. Таким образом, дело можно было считать раскрытым.

Врач при активной помощи Филиппоса занимался больным, Артемий велел отрокам отнести Андрея в темницу, как только это будет возможно. Вместе с тем он приказал освободить Стриго. Отныне возлюбленный Альдины был вне всяких подозрений.

Артемий буквально падал от усталости, к тому же сильная головная боль сжимала виски. Он с трудом добрался до своих покоев. Дружинник не мог понять, почему следствие, уже завершенное, вызывало у него ощущение пустоты, к которому примешивался привкус поражения. Да, надо признать, что он ошибался. Его рациональный ум выработал теорию, согласно которой хладнокровный и расчетливый преступник безжалостно убирал со своего пути всех, кто вставал между ним и вожделенным сокровищем. Однако дознаватель имел дело с воспаленным мозгом, с опасным маньяком, который считал себя выше человеческих законов и был готов любой ценой удовлетворить свое желание обладать женщиной. Тронувшийся умом Андрей отказывался допустить, что Гита отдала свое сердце другому. Для Андрея Гита была вещью! Но, в конце концов, на что надеялся несчастный безумец? Недовольство, которое испытывал Артемий, было, несомненно, связано с неуместной в данном случае жалостью. Или с констатацией, что на этот раз он ошибся в своих выводах?

Не желая размышлять дальше, дружинник упал на кровать, закрыл глаза и полностью отдался на милость боли, стучавшей в висках. Он хотел только одного: чтобы Филиппос, вернувшись, не шумел.

 

Глава VII

Утром Артемий резко вскочил. Проведя рукой по лицу, он выругался: сидя на подушке, маленькая белая мышка щекотала его по щеке своим хвостом. Сбросив животное на пол, дознаватель сел и недовольно посмотрел на Филиппоса. Мальчик валился на пол от смеха, что, однако, не помешало ему броситься к мышке и схватить ее прежде, чем она успела юркнуть под кровать.

– Мне ее вчера дал Манук, знахарь, – сказал Филиппос, не обращая внимания на выражение лица Артемия. – Он хотел испытать на ней какой-то медикамент, но я упросил отдать мышку мне. Она миленькая, правда?

– Мог бы позже мне ее показать, – проворчал мужчина.

– Ты должен к ней привыкнуть, ведь она будет жить с нами, – возразил Филиппос, гладя мышку пальцем. – Впрочем, ты и так долго спал. Знаешь ли, что уже скоро полдень? Начнется судебный поединок между Ренцо и Братославом. Я распорядился принести кувшин с водой, чтобы ты смог умыться. Встретимся внизу, поскольку меня ждет срочное дело.

– Опять тайная встреча с твоей подружкой Альдиной, полагаю?

– Скажешь тоже! – с горькой усмешкой ответил Филиппос. – С тех пор как Альдина вновь обрела Стриго, она едва замечает меня, неблагодарная! Нет, я просто наведаюсь в конюшню. Мне хочется вблизи посмотреть на коней поединщиков.

Артемий знал страсть Филиппоса к лошадям. Однако он также думал о необъяснимой симпатии, которую мальчик испытывал к Ренцо, о чувстве, которое старший дружинник не разделял!

– Берегись, если ты задумал нечто недозволенное… – начал Артемий, но озорник уже выскользнул за дверь.

Через четверть часа дружинник спустился во двор и направился к входу в темницу. Массивная железная дверь была заперта – на толстой перекладине висел замок. Стражник приветствовал дружинника, открыл дверь и стал спускаться по неровным ступеням, ведущим в подземелье. Дознаватель последовал за ним. Вскоре они вошли в сырой коридор, куда выходили двери узилищ. Они остановились перед последней дверью, и Артемий припал к решетчатому окошечку.

Андрея поместили в узилище, из которого накануне вечером выпустили Стриго. Дружинник заметил что-то темное на скамье, покрытой соломенным тюфяком. Слабый луч света, проникавший через отдушину, освещал блюдо на голом земляном полу. На блюде стояли кувшин с водой и дымящаяся миска, а также лежала краюха хлеба.

– Я недавно принес ему поесть, – объяснил стражник. – Но разбудить его невозможно! Он спит как убитый!

– По словам врача, он будет спать до полудня, – заметил Артемий. – Я просто хотел убедиться, что с ним все в порядке.

– Конечно, в порядке! – равнодушно ответил стражник. – Если только, проснувшись, он не расстроится, что каша остыла.

Осторожно поднявшись по скользким ступеням, Артемий вышел из темницы. Он надеялся, что больной вскоре проснется. Разумеется, узнику больше не в чем было признаваться. Дружинник нисколько не сомневался, что Андрей действовал в одиночку, без сообщника, как все люди, идущие на преступление из-за страсти. Однако требовалось выяснить ответ на главный вопрос: что Андрей сделал с драгоценностями. Сегодня же вечером князь должен был отправить гонца в Киев, чтобы сообщить греческим послам о том, что драгоценности найдены. Однако приходилось ждать до полудня. Дознавателю не оставалось ничего другого, как присоединиться к князю и придворным, чтобы присутствовать на судебном поединке.

Филиппос ждал Артемия у ворот. Они вместе протиснулись сквозь толпу, заполонившую площадь перед дворцом, и добрались до помоста, где только что прибывшие Владимир и Гита усаживались в кресла. За ними на скамьях сидели бояре, облаченные в длинные парадные одежды. Артемий, заметив свободный табурет, сел на него и приветствовал Деметриоса, оказавшегося слева. Он увидел, как Филиппос кому-то заговорщически подмигнул. Мальчик примостился на доски у ног старшего дружинника. И только тогда Артемий заметил Мину.

Мина в темно-синем плаще расположилась рядом с Гитой. На ней не было ни ожерелья, ни серег. Артемий не был уверен, что девушка заметила подбадривающий жест Филиппоса. Мертвенно-бледная, напряженная, устремившая взгляд в пустоту, Мина машинально теребила ленту в косе.

– Ну, яблоко раздора здесь! – прошептал Деметриос, тоже взглянув на Мину. – Вам бы, русским, стоило последовать нашим обычаям и запирать женщин в гинекеи! Эти глупые создания всегда служат источником хлопот…

– Благородный магистр, – вмешался Филиппос, моргая, – что плохого сделали тебе женщины? Ты так сурово относишься к ним…

Улыбка Деметриоса погасла. Он хотел ответить, но в этот момент толпа загудела, что предвещало появление противников. Дознаватель увидел, как всадники выезжают из ворот крепостной стены. Казалось, они плывут по людскому морю, медленно направляясь к двум рядам стражников, окруживших площадь перед помостом. Когда церковные колокола отбили десять ударов, всадники миновали кордон и, не спешиваясь, поклонились князю.

Увенчанный остроконечным шлемом, Братослав был одет в роскошную кольчугу, спускавшуюся до самых бедер, широкие порты и сапоги из мягкой кожи. Он сидел на великолепном вороном жеребце с тонкими ногами. Круп коня был покрыт рысьей шкурой, а к коленям животного были прикреплены серебряные бубенчики. Братослав был вооружен копьем и мечом. Размахивая копьем, он отъехал назад и застыл в ожидании сигнала.

На другой стороне площадки Ренцо поднял оружие. На нем не было ни головного убора, ни кольчуги. Он, как обычно, был одет в зеленую рубаху и порты, облегавшие длинные мускулистые ноги. Смеясь от всей души, толпа обсуждала безумство латинянина, решившего помериться силами с лучшим ратником Владимира. Если бы Ренцо появился с деревянными шарами и кольцами, как любой ярмарочный жонглер, эти предметы выглядели бы более гармонично в его руках, чем меч и копье. Что касается лошади, то она казалась слишком маленькой для него. Это была степная кобыла, похожая на ту, которую Стриго подарил Альдине. Создавалось впечатление, будто все присутствуют на представлении бродячих скоморохов, когда шуту предстояло сразиться с Перуном, богом грома и войны.

В этот момент глашатай князя, взойдя на помост, объявил:

– Жители Смоленска! Из-за жалобы, поданной боярином Братославом на благородного путешественника Ренцо де Моретти, между ними состоится судебный поединок. Молитесь, чтобы Святая Троица помогла одержать победу правому! Бояре, – обратился глашатай к всадникам, – есть ли у вас последнее желание?

Братослав, с ненавистью глядя на своего противника, молча покачал головой. Но Ренцо, которому глашатай повторил вопрос по-гречески, ответил утвердительно. Направив лошадь к помосту, он обратился к князю:

– Благородный Владимир! Может случиться так, что вскоре меня не станет. Мы, венецианцы, до начала дуэли привыкли просить у дамы сердца залог ее любви: перчатку, кольцо, носовой платок… Таким образом, если я умру, смерть будет иметь для меня смысл.

Пожирая Мину пламенным взором, Ренцо замолчал. Владимир на время задумался и наконец изрек:

– Пусть будет так, раз это обычай твоей страны. Боярышня, я приказываю тебе подарить какую-нибудь принадлежащую тебе вещь мессиру Ренцо.

Мертвенно-бледная Мина поднялась и посмотрела на венецианца так, словно прощалась с ним. Страдание, читавшееся во взгляде, сделало темно-серые глаза Мины почти черными. Она растерянно взглянула на свои руки, но на них не было ни одного кольца. Тогда, пытаясь сдержать охватившую ее дрожь, Мина развязала лиловую ленту, украшавшую косу, и протянула Ренцо. Венецианец помахал ею над головой:

– Вот мой штандарт! – воскликнул он.

Затем, приставив копье к помосту, он ловко привязал ленту к древку. Братослав, наблюдавший за этой сценой, сжав зубы, не выдержал:

– Ты ослепла, боярышня? Разве ты не понимаешь, что пальцы этого человека уже привязывали десятки лент, похожих на твою? Ну что ж! Пусть твои распущенные волосы предвещают траур, который ты вскоре будешь носить по этому фигляру!

– Фигляру! – сказал Ренцо, повторив по-гречески единственное русское слово, которое он понял из тирады Братослава. – Но это ты скорее похож на шута со всеми этими бубенчиками, которые подвесил к ногам лошади!

– Довольно! – рявкнул князь. – Вы оба должны уважать обычаи страны своего противника! Займите ваши места!

Всадники разъехались. Толпа затаила дыхание. Владимир осенил себя крестным знамением и объявил:

– Начинайте!

Испытывая отвращение к этой пародии на битву, которая должна была неизбежно перерасти в бойню, Артемий отвернулся и погрузился в созерцание резных узоров, украшавших аркады собора. В полной тишине деревянная мостовая гудела под копытами лошадей. Но вместо звона копий дружинник услышал недоуменные возгласы, переросшие в смех.

Жеребец Братослава обнюхивал кобылу Ренцо, оказывая ей красноречивые знаки внимания! Братослав вонзил острые шпоры в бока животного. Прекрасный жеребец поднялся на дыбы и громко заржал. Однако вместо того, чтобы отскочить назад, он остался около кобылы и продолжил демонстрировать ей свое почтение. Братослав выругался. Но тут рассмеялся и князь. Его примеру последовали Гита и зрители, занимавшие первые ряды. Те, кто не мог видеть происходящее, узнавали обо всем от соседей. Вскоре от хохота содрогалась вся площадь.

– Я уверен, что это ты все подстроил, – заметил Артемий.

– Вовсе нет! – возразил Филиппос. – Я сейчас все тебе объясню. Лошадь Ренцо не имеет ничего общего с боевым конем. Поэтому он выбрал другое животное в конюшне князя. Но она оказалась молодой кобылой, а поскольку у Братослава жеребец…

– Ну конечно, можешь не продолжать, – проворчал Артемий. – Полагаю, это ты помог Ренцо сделать правильный выбор.

Филиппос не успел ответить. Глашатай объявил о начале пешей схватки. Постепенно смех затих, и толпа замолчала. Конюшие увели лошадей. Поскольку один из воинов собирался забрать копья у обоих противников, Ренцо отвязал лиловую ленту и спрятал ее в карман рубахи. Другой воин вручил противникам по кожаному щиту с медными пластинами. В соответствии с правилами пешей схватки оба противника должны быть либо в защитном снаряжении, либо без него. Поэтому Братославу пришлось снять кольчугу. Он также снял пояс, к которому были прикреплены ножны меча. Подвязав шнурок своих штанов, он хвастливо поднял оружие. Противники застыли в ожидании. Когда установилась полная тишина, Владимир крикнул.

– Начинайте!

Противники бросились друг на друга и скрестили клинки. Очень быстро Артемий понял, что Ренцо опытный дуэлянт, хотя явно никогда не брал уроков у учителя фехтования. Улыбка венецианца погасла. Его лицо стало суровым, однако полностью расслабленным. А вот лицо Братослава выражало высокомерие. Однако он нападал с яростью и неистовством, которые плохо сочетались со спесивым хладнокровием, застывшем на его лице. Ловко уклонившись от стремительной атаки Братослава, Ренцо ловко и непринужденно парировал удары.

Сам превосходный ратник, Артемий с возрастающим интересом наблюдал за схваткой. По мере того как Ренцо отступал, делал выпады и отражал удары, антипатия дружинника к венецианцу исчезала, уступая место восхищению. Старший дружинник увидел, как Братослав нанес Ренцо неожиданный удар. Он затаил дыхание, равно как и Филиппос. Клинок молодого боярина едва не задел бок Ренцо, оставив кровавый след на его руке. Венецианец отступил, сделал серию быстрых выпадов и сумел перейти в атаку.

Однако из раны Ренцо сочилась кровь. Было ясно, что он не сможет долго поддерживать такой стремительный темп. В отчаянном усилии, как показалось Артемию, венецианец перехватил клинком меч Братослава, и соперники сошлись в ближнем бою, почти касаясь друг друга. Неожиданно они, держа мечи вертикально, застыли. Рукояти их мечей соприкасались. Вдруг Ренцо сделал едва заметное движение левой рукой и стремительно, как молния, отступил. Братослав встал в стойку, готовый отразить нападение… Но покачнулся и упал как подкошенный, растянувшись всем телом.

Не веря своим глазам, зрители на какое-то мгновение потеряли дар речи. Потом тишину взорвал оглушительный хохот: Ренцо развязывал шнурок, поддерживавший порты Братослава! Просторное одеяние свалилось, но сапоги удерживали его на уровне лодыжек, обездвиживая ноги ратника так же надежно, как и веревки! Плача от смеха, толпа разглядывала Братослава, который, вытянув меч вперед, недоуменно смотрел на свои голые колени и нижние штаны из тонкого белого холста. Охваченный паникой Братослав, вместо того чтобы подобрать порты, попытался прикрыться свободной рукой, что не помешало толпе пуститься в обсуждение того, что предстало ее взору из-под тонкой ткани.

Закрыв кровоточащую рану рукой, Ренцо подошел к помосту и с невозмутимым видом обратился к князю:

– Благородный Владимир! Как говорят в твоей стране, не вели казнить, а выслушай. Я принял участие в этом поединке, поскольку честь не позволяла мне спасаться бегством. Но в желании выжить нет ничего позорного. Никто в мире не способен одолеть твоих ратников! Моя заслуга невелика. Мне просто удалось увернуться от меча, не теряя при этом… лица.

Ренцо поклонился князю. Владимир посмотрел на Гиту, раскрасневшуюся от смеха.

– Христа ради, ты нас неплохо развлек, мессир Ренцо! – сказал Владимир. – Поединок закончен! Теперь обнимите друг друга!

Братослав, наконец приведший одежду в порядок, не посмел ослушаться. Его щека коснулась щеки Ренцо, и Владимир удовлетворенно кивнул головой.

– Ужасные преступления омрачили мою свадьбу, – продолжал князь, – но теперь тайна раскрыта, а преступник арестован. Я хочу, чтобы все веселились! Что касается вашего спора, то я сегодня улажу его с отцом Мины. Мы вместе решим, выйдет ли она замуж за Братослава или боярин должен будет получить вознаграждение за нанесенное ему оскорбление.

Владимир поднялся и предложил руку Гите. Глашатай объявил толпе об исходе поединка. Довольные неожиданным развлечением, обрадованные, что веселье будет продолжено, жители Смоленска принялись громко расхваливать князя. Стражники освободили проход от помоста до ворот, и князь направился во дворец. Артемий и Филиппос последовали за ним. Радостный мальчик комментировал поединок, однако старший дружинник слушал его рассеянно. Приближался полдень. Надо было закончить допрос Андрея.

Когда Артемий дошел до двери темницы, стражник сообщил:

– Узник еще не проснулся, боярин. Я недавно попытался потрясти его, но он едва шевельнулся.

Раздосадованный новым препятствием, дознаватель позвал Филиппоса и велел привести помощника придворного врача, который замещал Саркиса после ареста.

– Он учился на знахаря, – сказал Артемий. – Это мне и надо. Пусть он принесет… А, я забыл, как называется снадобье. Этот порошок заставляет чихать и помогает приходить в себя. Он поймет, о чем я говорю.

Филиппос убежал. Артемий подошел к кусту шиповника, который рос во дворе, и вдохнул нежный запах спелых ягод. Вдруг он услышал голоса. Это были Мина и Ренцо. Они явно спорили. Заинтригованный дружинник подкрался ближе, скрываясь за кустами, и осторожно заглянул в сад. Молодые люди стояли на полдороге между беседкой и калиткой. С рукавом, обрезанным до локтя, с перевязанной рукой Ренцо казался уставшим и более бледным, чем обычно. Он слушал Мину.

– Но почему? Почему ты не можешь увезти меня в свою страну? – спрашивала девушка срывающимся голосом.

– Я уже тебе объяснял, – устало ответил Ренцо. – Я могу повторить это в более грубой форме. Я всего лишь бродяга, не имеющий ни стыда, ни совести. Послушай, Деметриос подтвердит, что моя нога никогда не ступала в императорский дворец Константинополя, хотя я утверждал обратное. Я человек низкого происхождения, у меня нет собственного дома… Я не создан для семейной жизни… И у меня другие планы. Тебе все ясно?

– Планы, связанные с прекрасными созданиями, о которых ты упоминаешь в своих рассказах! – с горечью заметила Мина. – Одной из них ты отдал свое сердце. Разве нет?

– Нет! – крикнул разгневанный Ренцо. – Если хочешь знать, большинство этих созданий не существует, а остальные не столь прекрасны, как я расписывал их.

– Нет, ты лжешь! Все, о чем ты рассказываешь, существует! Я тоже хочу увидеть мир! Два дня назад ты сказал, что хочешь увезти меня с собой. Во время обеденного отдыха, помнишь? А потом, почему ты в таком случае бился с Братославом?

– Вопрос чести, – вздохнул Ренцо. – Что касается всего остального, поговорим серьезно, боярышня. Я не представляю тебя путешествующей вместе с авантюристом моего пошиба. Напротив, я вижу тебя замужней женщиной, женой человека твоего положения, с кучей ребятишек, цепляющихся за твою юбку, следящей за семейным обедом…

Прикусив губу, Мина опустила голову. Немного помолчав, она ровным голосом сказала:

– Покажи мне свой кинжал.

– Еще один каприз! – воскликнул Ренцо в отчаянии. – Чтобы сравнить его с кинжалом, которым убили отца Настасьи, да?

Пожав плечами, Ренцо отцепил кинжал от пояса. Артемий увидел, как на солнце блеснул длинный тонкий клинок. Мина взяла кинжал в руки и принялась его разглядывать. Вдруг быстрым и точным движением она приставила острие к горлу Ренцо.

– Я убью тебя! – прошипела она. – Ты издевался надо мной, равно как и над Братославом. Однако я не промахнусь!

– Я не стану защищаться, – не шелохнувшись, тихо сказал Ренцо. – Тем более от женщины, даже если она сумасшедшая!

На лбу Артемия выступили капли пота, но он не осмеливался вмешаться. Громкое слово или резкое движение, и клинок мог перерезать артерию Ренцо! После мгновения, показавшегося дружиннику вечностью, Мина отступила. Увидев, что она вновь поднимает кинжал, Артемий шагнул к калитке. Но тут он понял, что в поведении девушки не было ничего угрожающего, и остановился. Приставив лезвие к косе, Мина пыталась обрезать свои густые волосы. Вскоре коса бесшумно упала на землю.

– Ты решила уйти в монастырь? – с любопытством спросил Ренцо.

– Нет, – спокойно ответила Мина. – Я хочу путешествовать. Только женщине в одиночку нельзя этого делать, поэтому я переоденусь мужчиной. Тем хуже для тебя. Ренцо. Ты не знаешь, что теряешь, поскольку…

В это мгновение около Артемия появился Филиппос.

– Я всюду ищу тебя, – начал мальчик, но тут же замолчал, увидев, что дознаватель приложил указательный палец к губам.

Мина и Ренцо с удивлением посмотрели в сторону калитки. Дружинник быстро проскользнул вдоль палисада и торопливо зашагал в противоположную от сада сторону. Филиппос на цыпочках последовал за ним. Добравшись до середины двора, мальчик воскликнул:

– Ты никогда не остановишься! За кем ты наблюдал?

– За твоими друзьями Ренцо и Миной, – проворчал Артемий. – И я узнал много интересного! А ведь я предостерегал тебя от общения с этими личностями, не достойными уважения!

– Даже с Миной? – спросил Филиппос, широко открыв глаза от удивления.

– Она ведет себя еще более непристойно, чем Ренцо! Но хватит обсуждать эту безумицу! Ты привел знахаря?

– Манука, помощника Саркиса? Он там, у входа в темницу.

Знахарь, армянин, как и Саркис, высокий детина со сверкающими карими глазами, поклонился Артемию. Дружинник велел стражнику немедленно проводить их в узилище Андрея.

– По словам врача, который вчера оказывал ему помощь, – объяснял Артемий знахарю, – больной должен был прийти в себя через два-три часа после приступа. Но он был очень слаб. Врач посоветовал не будить его раньше полудня. Я последовал его совету, но не хочу больше ждать.

– Не волнуйся, боярин! Снадобье, которое ты велел принести, разбудит и мертвого!

Знахарь развязал небольшой мешочек из тонкой кожи и вынул круглую коробочку и серебряную палочку. Усевшись на соломенный тюфяк рядом с больным, он захватил палочкой немного белого порошка. Приподняв голову узника, знахарь поднес порошок к его носу. Теперь Андрей должен был чихнуть и…

Вдруг знахарь испуганно закричал:

– Боярин, он не дышит! Я думаю… Я думаю, что он умер!

Знахарь резко вскочил, и голова узника безжизненно упала на подушку. Артемий встал на колени рядом с телом. Андрей был еще теплым, но его сердце перестало биться.

– Умер? – пробормотал стражник. – Но еще час назад он шевелился! По крайней мере, мне так казалось!

– Безмозглый дурак! – прорычал дознаватель, почувствовав, как его охватывает бессильный гнев. – Ты даже не понимал, что он умирает… если только уже не умер! Скажи, ученик врача, можешь ли ты с уверенностью определить причину смерти? Я мог бы послать за другим лекарем, но нельзя терять время! Постарайся. Манук!

– Думаю, я смогу разобраться, – серьезно ответил знахарь. – Эпилепсия – неизлечимая, но не смертельная болезнь. Я не думаю, что смерть была вызвана недугом. Но я смогу сказать больше после осмотра тела. В этом узилище ничего не видно.

Артемий кивнул и послал стражника за двумя воинами и носилками. Потом он велел Филиппосу позвать отроков, которые обедали в трапезной гридницы.

– Да что с тобой? – спросил дознаватель, увидев, что Филиппос растерянно осматривает пол.

– Я ищу свою белую мышку, – смущенно ответил мальчик. – Она выпрыгнула из моего рукава!

Не выдержав сурового взгляда Артемия, Филиппос покраснел, резко повернулся и умчался, как стрела. Через несколько минут стражник вернулся. Сопровождавшие его два воина положили труп на носилки и вынесли во двор. Артемий приказал оставить носилки около входа в темницу и ждать до тех пор, пока знахарь не закончит осматривать тело. Нахмурив брови, чтобы придать себе более важный вид, Манук склонился над телом и почти сразу же воскликнул:

– Видишь синеватые пятна на руках и груди? Это кровоподтеки. Они везде. Несчастного избили. Возможно, это и привело к смерти!

– Но нигде нет следов крови! – заметил Артемий.

В этот момент прибежали отроки. Они молча смотрели на тело Андрея, потом Митько подошел к стражнику и хрипло сказал:

– Это ты, подлый трус, довел его до такого состояния? Я сверну тебе шею! Андрея должны были судить за убийства. Но он находился в темнице. И не было никаких причин так жестоко обращаться с ним!

– Благородный дружинник! Клянусь Святой Троицей, я ничего не делал! – взмолился стражник.

– Тогда кто? – рычал Митько. – Может, призрак Феофано?

– Я не знаю, что произошло, – жалобно простонал стражник. – Я здесь с самого утра, но никто не приходил, кроме боярина Артемия. Правда, ночью темницу никто не охраняет, но мы вешаем дополнительный замок. Эту дверь выбить невозможно.

– Он прав, – вмешался Василий. – Ворота недалеко, и два стражника, стоявшие ночью на посту, наверняка услышали бы шум.

– Меня смущает, что на теле нет ни одной царапины, – заявил Артемий.

Обратившись к знахарю Мануку, дружинник велел:

– Осмотри его шею. Нет ли там сломанных позвонков?

При помощи Филиппоса молодой знахарь выполнил распоряжение дознавателя и отрицательно покачал головой.

– Спустимся в узилище, – сказал дружинник отрокам.

Они внимательно осматривали темницу, как вдруг Филиппос воскликнул:

– Моя белая мышка! Но… что с ней?

Животное лежало под скамьей. Осторожно взяв мышку, мальчик пощупал ее безжизненное тельце. Лапки мышки слегка вздрогнули, но потом животное замерло неподвижно.

– Посмотри, боярин! – сказал Василий, подбирая маленький кусочек пирога рядом с тем местом, где Филиппос обнаружил животное. – Мышка не могла съесть целый пирог. Может, наш узник отведал то же яство?

– Значит, Андрей был отравлен? – воскликнул Митько.

Ничего не ответив, Артемий взял кусочек пирога из рук Василия, завернул его в носовой платок и положил в карман. Не сказав ни слова, он вышел во двор. Отроки и Филиппос последовали за ним. Мальчик прижимал трупик мышки к груди, его глаза наполнились слезами.

Оказавшись на улице, Артемий подошел к носилкам и, разогнав нескольких любопытных слуг, которые засыпали воинов вопросами, спросил у знахаря:

– Известен ли тебе яд, внешние признаки которого похожи на кровоподтеки?

Манук погрузился в размышления, потирая нос. Немного помолчав, он поднял на Артемия умные глаза и сказал:

– Я понимаю, куда ты клонишь, боярин. Действительно, существует зелье на основе бобов тонка, которое призвано улучшать текучесть и циркуляцию крови. Но высокие дозы этого препарата очень опасны, поскольку вызывают внутренние кровотечения, приводящие к смерти. Вне всякого сомнения, такое снадобье можно использовать в преступных целях. Если ты думаешь именно об этом, то знай, что этот яд не имеет вкуса и действует через несколько часов.

– Полагаю, чтобы воспользоваться этой субстанцией как ядом, надо обладать определенными знаниями в области медицины? – спросил Артемий.

– Не обязательно, – ответил Манук. – Дерево, на котором растут бобы тонка, встречается только в странах с теплым климатом, однако само снадобье довольно широко распространено. Любой знахарь, который держит лавку на базаре, может описать тебе его действие, поскольку торговцы снадобьями обязаны предостерегать своих клиентов от возможных несчастных случаев.

– Посмотри, боярин! – вдруг воскликнул Филиппос, показывая Артемию трупик мышки. – У нее такие же синие пятна!

Артемий и знахарь склонились над безжизненным животным. Белая шерстка не могла скрыть кровоподтеки, покрывавшие тельце. Артемий молча вынул из кармана носовой платок и показал кусочек пирога, который подобрал в узилище.

– Вот доказательство, которое нам необходимо, чтобы подтвердить причину смерти! – возбужденно воскликнул знахарь. – Если я правильно понял, мышь сгрызла лишь крошки пирога. Стремительное появление симптомов доказывает, что пирог содержал большую дозу яда, смертельную дозу!

– Благодарю тебя, – сказал Артемий, отпуская Манука. – Ты сообщил полезные сведения. При случае я скажу князю, что он может быть доволен преемником Саркиса.

– Армяне – лучшие врачи в мире! – заметил Манук. Его глаза блестели от гордости. – Мне предстоит еще многому научиться, но я постараюсь быть достойным своего учителя… поскольку Саркис, какими бы ни были его прегрешения, – прекрасный врач.

Покраснев, он поклонился дознавателю и удалился. Артемий велел воинам унести тело и положить в небольшом здании около часовни, стоявшей в глубине двора. Оставшись наедине с отроками и Филиппосом, боярин знаком приказал им следовать за ним и направился к саду. Убедившись, что они одни, дружинники и мальчик расположились в беседке. И только тогда Артемий дал волю своему гневу.

– Это проклятое дело никогда не будет завершено! – прорычал он и с грохотом опустил кулак на стол. – Андрей собирался дать важнейшие показания, но его тоже устранили!

– Нет ничего проще, чем бросить отравленный пирог в отдушину, – заметил Митько. – Но кто мог бы подумать, что у Андрея был сообщник?

– Я должен был предвидеть такую возможность, – ответил Артемий. – Но только на вещи следует смотреть иначе. Нет, сообщник был не у Андрея. Напротив, опасный преступник ловко использовал молодого боярина. После признаний Андрея я, само собой разумеется, подумал, что кража драгоценностей и убийства, связанные с ней, были лишь разными аспектами одного преступления, совершенного из-за страсти. Но Андрей прямо признался лишь в убийстве тысяцкого. Все остальные его слова не были связаны между собой. Сегодня он мог бы уточнить роль, которую сыграл в этом запутанном деле, и назвать нам имя главного виновного. Но преступник опередил нас! Это убийца без стыда и совести, цель которого – завладеть бесценными драгоценностями Феофано. Он сумел извлечь выгоду из преступной страсти боярина, а потом, поняв, что сообщник вот-вот признается во всем, избавился от него, бросив отравленный пирог в узилище.

– Но что за наивность – принимать пирог из рук человека, которого он собирался выдать? – удивился Василий.

– Андрей так и не понял, с каким дьявольским созданием имеет дело. Вероятно, ночью он пришел в себя. Измученный, голодный, как волк, он без всяких опасений взял пирог, который принес убийца, ждавший, когда молодой боярин проснется.

– Но кто этот зловещий преступник, дерзость которого бросает вызов разуму? – воскликнул Митько. – Признаюсь, я теряюсь в догадках… Из-за кинжала я подозревал венецианца… напрасно, – добавил он с виноватым видом.

– Напрасно? – возразил Василий. – Напротив, я думаю, что у нас есть веские причины подозревать Ренцо. Конечно, он не убивал тысяцкого, но вполне может быть главным виновным. Сегодня утром до судебного поединка, когда Ренцо очаровывал дам, я был поражен, с какой ловкостью он привязал ленту Мины к древку копья. Даже Братослав, который не очень-то наблюдателен, откровенно высказался о слишком проворных руках венецианца. Что касается меня, я прекрасно представляю Ренцо накидывающим шелковую ленту на шею Глеба!

– Разумные доводы, – согласился Артемий. – К тому же теперь я знаю, что Ренцо солгал, утверждая, что был один во время послеобеденного отдыха. Но тот факт, что он тайком встречался с Миной, не доказывает его виновности. Пока у меня не будет надежных улик, я ничего не добьюсь, допрашивая этих двух особ. Ренцо трудно сбить с толку. И, поверьте мне, Мину тоже!

– Однако мы не можем терять время! – продолжал настаивать Василий. – Почему бы не прибегнуть к испытанной тактике: подвергнуть главного подозреваемого жесткому допросу до тех пор, пока он не сознается в преступлениях?

– Это невозможно, – ответил Артемий. – У нас не один, а несколько подозреваемых. Во-первых, чужеземные гости, в том числе греческие послы. Деметриос рассказывал мне о заговоре, который готовится против басилевса. Кто знает, может, драгоценности – это всего лишь одна из ставок в большой игре. Впрочем, по той же самой причине я подозреваю и Деметриоса, ведь он может принадлежать к партии, выступающей против власти императора. Разумеется, нельзя забывать и о Ренцо, он весьма подозрительная личность. У всех чужеземцев есть преимущество: они могут избавиться от драгоценностей, едва покинут русские земли. Хотя, как мы уже говорили, Царьград – последнее место в мире, где преступник может продать императорские сокровища. Однако Стриго и Ждан тоже фигурируют в моем списке подозреваемых.

Остановив жестом отроков, которые пытались возразить, Артемий провел рукой по лбу и продолжил:

– Возьмем Стриго. Неспособный отказаться от Альдины, он прекрасно понимал, что отец лишит его наследства. Без гроша в кармане, влюбленный в молодую чужеземку-бесприданницу, он ничего не теряет, если покинет Русь. Однако ему представляется неожиданная возможность: вместо того чтобы уехать с пустыми руками, он может увезти с собой драгоценности, которые обеспечат парочке состояние. Он задушил стражника и похитил драгоценности. Потом он избавился от Настасьи, которая нашла улику, способную указать на него. Арестованный, он мог через отдушину общаться с Андреем, который рассказал ему о шантаже тысяцкого. Андрей убил Радигоста. Однако его самого устранил Стриго, боявшийся откровений сообщника, которого мучили угрызения совести. Не забывайте, что ночью, когда был убит Андрей, Стриго находился на свободе!

– Но Ждан? – спросил Митько. – Зачем ему надо было красть драгоценности, если он и так уже владеет огромным состоянием отца?

– В момент совершения кражи Настасья была еще жива, и Ждан унаследовал бы ничтожную часть имущества тысяцкого. К тому же его жизни не позавидуешь, поскольку отец постоянно упрекал сына за малейшие траты. А ведь Ждан влюблен в Мину, которая горит желанием путешествовать. Византийские драгоценности позволили бы Ждану завоевать сердце красавицы, бросив к ее ногам весь мир! Но одно преступление повлекло за собой другое. И Ждан был вынужден избавиться от всех людей, которые могли бы помешать осуществлению его безумного плана.

– Тогда как мы можем установить истинного виновного? – воскликнул Митько, в отчаянии качая большой головой. – Что ты об этом думаешь, боярин?

– Для начала я сообщу о смерти Андрея князю, – вставая, сказал Артемий. – Потом попытаюсь заново обдумать дело с самого начала. Не уходите из дворца и будьте готовы вмешаться по любому моему сигналу. Мы должны любой ценой не допустить новых жертв.

Не глядя на своих спутников, дознаватель направился к калитке. Митько и Василий проводили его встревоженными взглядами. Несмотря на твердость тона, на усталом лице боярина читалось глубокое отчаяние. Отроки впервые видели начальника таким растерянным. Не осмеливаясь смотреть друг на друга, чтобы не выдавать волнения, сжимавшего их сердца, они вышли из беседки.

Оставшись один в саду, Филиппос принялся искать место, чтобы похоронить свою белую мышку.

Когда Артемий вошел в зал, пир был в самом разгаре. Оглядев гостей, дружинник заметил Стриго, лицо которого, побледневшее в узилище, вновь обрело краски. Стриго не отрывал взгляда от Альдины, сидевшей по левую руку от принцессы. К своему изумлению, Артемий увидел Мину. Опустив глаза, она слушала Ждана, который, судя по возбужденному виду, читал ей одно из своих новых стихотворений. На Мине был головной убор с лентами и накидкой, спускавшейся по спине до самого пояса. Вероятно, дамы Гиты приложили все свое искусство, чтобы столь ловко скрыть короткие волосы боярышни. Поискав глазами Ренцо, дружинник увидел его рядом с Деметриосом за столом князя. Братослава же нигде не было.

Бесцеремонно расталкивая слуг, сновавших между столами, уставленными яствами и напитками, Артемий остановился посредине зала и подождал, пока все устремят на него взгляды.

– Надеюсь, что ты не принес нам дурную весть, боярин! – воскликнул Владимир в установившейся тишине. – Она пришлась бы некстати, поскольку мессир Ренцо рассказывал весьма занимательную историю о своем путешествии на остров циклопов!

Дружинник ничего не ответил, и улыбка на губах Владимира угасла. Артемий низко поклонился и сообщил:

– Княже, я действительно должен сообщить прискорбную весть. Боярина Андрея отравили, а главный виновный по-прежнему на свободе.

Потрясенные гости слушали рассказ дознавателя о недавних событиях. Когда дружинник замолчал, мертвенно-бледная Гита воскликнула:

– Мой возлюбленный жених, прошу тебя, откажись от дальнейших поисков драгоценностей! Это призрак Феофано мстит нам. Пусть он унесет в ад проклятые сокровища, которые уже погубили столько человеческих жизней!

Владимир бросил на принцессу взгляд, в котором к недовольству примешивалось беспокойство.

– Благородный магистр, – обратился князь к Деметриосу. – Подарок, предназначенный моей невесте, скорее пугает ее, а не радует. Никто из присутствующих не знает лучше, чем ты, прошлое твоей страны. Как ты думаешь, есть ли доля правды в историях о призраке и проклятии?

– При всем уважении к тебе, князь, я не верю в призраков, – твердо ответил грек, а затем с ученым видом продолжил: – Напротив, не исключено, что предмет, который вызывает столь сильную зависть, способен вобрать в себя заряд отрицательных сил, если можно так выразиться. Эти силы – проявление Духа Зла – могут оказывать пагубное влияние на человека, временно владеющего этим предметом, то есть происходит то, что народ называет «приносить несчастье».

– А ты, благородный Ренцо, неутомимый путешественник, который видел Добро и Зло во многих формах во время своих скитаний, что ты скажешь об этом? – продолжал Владимир.

– По правде говоря, даже не знаю, что тебе ответить, – смущенно улыбаясь, сказал Ренцо. – На месте святейшего басилевса – да будет позволено мне так выразиться – в качестве свадебного подарка я не стал бы выбирать столь зловещий предмет! В отличие от Деметриоса я верю в призраков, я даже встречал их… Но что касается меня, то я не боюсь призрака Феофано. Я всегда лажу с женщинами, даже если они призраки.

– Княже, – вмешался Артемий. – Могу тебя уверить, что речь идет не о призраке, а о человеке из плоти и крови, об убийце, жестокость которого можно сравнить лишь с его дерзостью!

– Что же, раз ты уверен, найди его! – бросил Владимир с искаженным от гнева лицом. – Речь идет о будущем страны и о чести твоего князя. А также о твоей чести, боярин Артемий! Я дал тебе три дня. У тебя осталось несколько часов. Сегодня вечером ты должен привести ко мне преступника, которого так хорошо описываешь! А теперь ступай!

Поклонившись, Артемий покинул зал. Как во сне, он пересек двор и вышел за ворота крепости. Он шел по площади широкими шагами, движимый только одним желанием – вырваться из удушающей атмосферы дворца. Он прошел по главной улице, затем пересек базарную площадь, двигаясь наугад, безразличный к гневным возгласам прохожих, которых он бесцеремонно толкал.

В конце концов дознаватель вышел из города через северные ворота. Оставив порт слева, он добрался до конца пристани и сел на широкие дубовые доски, возвышавшиеся над водой. Тишину нарушали только далекие крики лодочников и плеск волн о сваи. Порывшись в кармане, Артемий вытащил камень с криптограммой, свой варяжский талисман, и стал водить по нему пальцами. Но напрасно дружинник старался собраться с мыслями. Фрагменты видений кружились в его уставшем мозгу, словно ночные бабочки вокруг горящей свечи. Спустив ноги в пустоту, Артемий наклонился над блестящей зеленой поверхностью реки и принялся смотреть на воду, словно хотел проникнуть под поверхность и заглянуть в глубины, где протекала таинственная и спокойная жизнь.

Как ни странно, вместо того чтобы помочь сосредоточиться, созерцание реки вызвало у него смутное беспокойство. Он увидел бледное лицо Настасьи и глаза с расширенными зрачками, потом саксонский кинжал, вонзенный в грудь тысяцкого. Но эти образы уже исчезали, уступая место худому телу Андрея, содрогавшемуся в сильных конвульсиях. Потом появилось искаженное синеватое лицо стражника. Казалось, он насмехался над Артемием, показывая язык. Глеб был задушен удавкой… или носовым платком? Дружиннику стало нехорошо. Артемий попытался оторваться от созерцания текучего зеркала, но, охваченный странным оцепенением, не сумел отвести от него глаз.

Вдруг создалось впечатление, что он сам находится в этой мутной неподвижной воде. Он не ощущал ногами дна, но и не мог выплыть на поверхность. Словно какой-то злой дух указывал на огромное заблуждение, в котором пребывал мир. Все утратило истинный облик, все предметы казались ложными, погруженными в сине-зеленые глубины кривого зеркала кудесника. Флакон с белладонной, шелковый голубой платок, кинжал, варяжский камень вдруг ожили, став неподвластными взгляду, осязанию и осмыслению человека, пытавшегося их схватить. Артемий ясно увидел, как саксонский кинжал стал острее и принял облик венецианского кинжала Ренцо, а потом превратился в длинную женскую косу. Однако дознаватель понимал, что это не коса, а змея. Он уже различал маленькую голову рептилии, которая медленно извивалась, пристально глядя на него своими желтыми, как топазы, глазами. Охваченный паникой, Артемий подумал: «Главное – не шевелиться. Я притворюсь мертвым». Притвориться мертвым? Эти слова наполнили дружинника необъяснимым ужасом. Он даже стал говорить по-иному! Сообщники злого духа, слова не слушались Артемия. Они участвовали в огромном обмане, который правил миром, расставляли многочисленные ловушки, готовые захлопнуться. Последние слова Настасьи потеряли всякий смысл, они ускользали от понимания и приводили дружинника в замешательство. Гладкие, компактные, блестевшие, как галька, отполированная водой, они посылали Артемию искаженное, кривляющееся, неузнаваемое отражение…

Однако это отражение было его собственным. Артемий пристально смотрел на искаженное бледное лицо, которое, казалось, плыло по зеленоватой поверхности реки. Дружинник увидел, как он провел рукой по всклокоченным волосам, и не смог сдержать улыбки: «Если бы Филиппос увидел меня таким, он принялся бы упрекать меня за то, что я вышел без головного убора, что не пристало боярину!» И мальчик был бы прав.

Вдруг Артемий почувствовал, что немного успокоился. Его отражение было только его отражением, а свои оплошности надо было исправлять самому. Только он сам, и никто другой, должен был противопоставить логику рассуждений козням злого духа! До тех пор пока он оставался самим собой, он был волен заменить обманчивое отражение правильным видением. Он был волен признать свое поражение и начать все с нуля. Он был волен идти вперед до тех пор, пока не ухватится за ниточку, которая приведет к решению загадки.

Легкий шум оторвал Артемия от мыслей. Обернувшись, дружинник увидел мальчика, одетого в поношенную, но чистую рубаху. Сидя на корточках около варяжского талисмана, мальчик с любопытством разглядывал рисунок, выгравированный на камне.

– Что ты делаешь с этим камнем? – спросил мальчик. – Он тебе не нужен, отдай его мне.

– Нет, он мне нужен! – возразил Артемий, и улыбка озарила его усталое лицо. – Он мне нужен, для того чтобы думать!

– Думать? – переспросил изумленный мальчик. – Вот уж странный способ играть!

Разочарованный, мальчик пошел по пристани.

– Даже ученый Деметриос не понял, почему я дорожу этим камнем, – подумал Артемий, забавляясь. – Как мудрецы любят рассуждать о превосходстве духа над материей! Дух и материя, дух и буква… Конечно!

Это дело началось с убийства Настасьи. И он мог раскрыть убийство, лишь опираясь на последние слова боярышни – буквально! Поразмышляв еще несколько минут, дознаватель поднялся и решительным шагом направился к дороге, вымощенной дубовыми досками, которая вела от пристани к городской крепостной стене.

Войдя на площадь перед дворцом, дознаватель заметил отроков, которые уже надели кольчуги и опоясались мечами. Прислонившись к крыльцу, хмурый Василий грыз щепку. Митько лениво разговаривал со служанкой. Поставив на землю коромысло и два ведра, девушка кокетливо поддразнивала Митька. Однако белокурый великан отвечал ей сквозь зубы, погрузившись в свои мысли, столь же мрачные, как и мысли его приятеля. Как только отроки увидели старшего дружинника, их лица просветлели.

– Мы готовы, боярин! Что нового?

– Пока вы мне не нужны, – ответил Артемий. – Но не вешайте головы! Мужайтесь! Хочу поговорить с Деметриосом, ведь он усердно читает Библию. Я должен понять, не ошибся ли, истолковав стих псалма, на который намекала Настасья!

Войдя в сени, Артемий направился к лестнице и поспешил к покоям Деметриоса. Из комнаты вышла молоденькая служанка с корзиной. В воздухе запахло рыбой. Казалось, запах шел из корзины. Заглянув внутрь, дознаватель увидел пару сапог из красного сафьяна. Не в состоянии больше сдерживаться, служанка рассмеялась.

– Негодница, ты осмеливаешься находить это смешным? – закричал грек, появляясь на пороге.

Увидев боярина, Деметриос нетерпеливым жестом прогнал служанку, а потом обратился к старшему дружиннику:

– Дерзость слуг переходит все границы! Я укажу князю на это грубейшее нарушение дисциплины! Понимаешь, боярин, со мной приключилось досадное недоразумение, – продолжал грек, приглашая Артемия войти. – Недавно я гулял в порту, хотел проверить, в каком состоянии «Крылатый змей», так называется мой корабль. На обратном пути, когда я шел через рыбный рынок, злющая мегера вылила ушат соленой воды на мостовую, вернее, на мои ноги. Теперь мои сапоги воняют рыбой! Я, конечно, велел их почистить. Посмотри, что эта глупая служанка принесла мне!

Поджав губы, Деметриос показал Артемию лапти.

– Но они очень удобные, – вежливо заметил дознаватель. – Иногда даже бояре…

– Ну, нет! – взорвался Деметриос. – Как ты себе представляешь греческого сановника, обутого таким образом? Я лучше надену парадные сапоги, пока слуги будут чистить те, что я ношу каждый день. Ведь они красивы, не так ли? Пурпур и жемчужные кресты олицетворяют нашу святую империю. Серебряные колокольчики символизируют усердие сановника, который, как и я, служит государству. Вся эта роскошь имеет глубинный смысл, тесно связанный с…

– Прости, что вынужден прервать тебя, магистр, – сказал Артемий, – но хотелось бы, чтобы ты просветил меня в более важном вопросе, чем смысл, придаваемый деталям одежды. Ты можешь оказать мне бесценную услугу благодаря своему знанию Священного Писания. Полагаю, ты ежедневно его читаешь?

– Разумеется! – подтвердил грек. – Но я не понимаю…

– Сейчас я тебе все объясню. Помнишь ли ты последнее слово, которое пыталась произнести Настасья перед смертью? Она хотела сказать «псалом», намекая на стих, который приобрел в ее глазах смысл мрачного пророчества. Если я не ошибаюсь, стих, поразивший ее, звучит так: «у которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства». Я хочу быть уверенным, что правильно понял смысл этих слов. Расшифровав их, я сумею изобличить преступника, который вот уже три дня сеет во дворце ужас.

Деметриос учтиво поклонился дознавателю и подал знак следовать за ним в опочивальню. Пригласив дружинника сесть на единственное в опочивальне кресло, грек взял с прикроватного столика роскошную Псалтирь в золоте и серебре, сел на кровать и принялся листать листы пергамента.

– Псалом 25, стих 10, – наконец сказал Деметриос. – Это правильная цитата, боярин. У тебя превосходная память. Что я еще могу сделать для тебя?

– Видишь ли, магистр, умирая, Настасья была в сознании. Кажется, она понимала, что с ней происходит и почему. И если взять этот стих, то она, разумеется, хотела указать не на Андрея, а скорее на своего жениха или брата. Теперь я возвращаюсь к своей первоначальной теории. Я хотел бы, чтобы мы вместе обсудили все возможные интерпретации этого двустишия. Кроме Стриго и Ждана, кого еще можно подозревать?

Дружинник и сановник перечислили всех гостей, в том числе и послов. На этот раз Деметриос не стал намекать на интриги, процветавшие в мире придворных Царьграда. Он просто покачал головой и прошептал:

– Никто не имеет права критиковать выбор святейшего басилевса… Но приходится признать, что драгоценности Феофано – не идеальный подарок для юной Гиты!

Затем по просьбе Артемия Деметриос прокомментировал стих. Через четверть часа дружинник понял, что это литературное рассуждение, перегруженное цитатами, не позволит ему продвинуться дальше в своих выводах. Вежливо дождавшись, когда грек переведет дыхание, дружинник поспешил поблагодарить его. Поджав губы, Деметриос закрыл Псалтирь. Не зная, как закончить беседу, чтобы не обидеть ученого грека, дознаватель принялся восхищаться роскошным переплетом, на котором был изображен Василий Болгаробойца, опиравшийся на копье. Над фигурой басилевса, украшенной рубинами и жемчугом, стоял благословляющий Христос в окружении двух херувимов. Припав к стопам императора, варвары, одетые в звериные шкуры, касались копья жестом, полным смирения.

– Я купил эту Псалтирь у Михаила Пселла, – с гордостью сообщил Деметриос. – Не осмелюсь признаться, сколько я за нее заплатил, но над переплетом и миниатюрами работали лучшие художники из монастыря Сорока мучеников.

– У произведений искусства нет цены, – согласился Артемий, вежливо улыбаясь. – Благодарю тебя за то, что ты уделил мне свое драгоценное время. А теперь я должен тебя оставить.

Грек церемонно поклонился, коснувшись пола правой рукой, потом проводил дружинника до двери. Артемий с тревогой взглянул в узкое окно на лестничной площадке – гонец Владимира должен был отправиться в Киев до наступления сумерек. Ему осталось менее двух часов! Если бы в саду никого не было, он мог бы там уединиться и поразмышлять. Это было бы лучше, чем закрыться в прихожей зала для приемов, где складывалось впечатление, что он ходит по кругу.

Спускаясь по ступенькам, он заметил Мину, которая, выйдя из дворца, направилась к воротам. Но, не дойдя до них, она остановилась, словно увидела призрак: Ренцо, появившийся из-за угла здания, стоял, пристально глядя на девушку.

– Время моего отъезда приближается. Позволишь ли мне, боярышня, проститься с тобой? – спросил венецианец.

Мина ничего не ответила. Но поскольку Ренцо указал рукой на сад, она, наклонив голову, последовала за ним, не сказав ни слова.

– Эта проклятая парочка сейчас усядется в беседке! – с раздражением буркнул дознаватель.

В конце концов он опустился на деревянную скамью у крепостной стены и прислонился спиной к кольям. Поглаживая усы, Артемий вернулся к размышлениям. Он вспомнил о разговоре с Деметриосом, о сцене, происшедшей между Миной и Ренцо, свидетелем которой он стал. Потом он вновь вернулся к слову, которое с трудом вымолвила умирающая Настасья, к слогу, на котором он пытался возвести хрупкое здание своей теории… Вдруг у боярина перехватило дыхание. Ну, разумеется! Артемий ударил себя кулаком по лбу. Каким же глупцом он был! Подлое создание, виновное в стольких преступлениях, просто смеялось над ним! Теперь все кончено!

С просветлевшим лицом дознаватель резко вскочил со скамьи и хлопнул в ладоши. Прибежавшему слуге он приказал отыскать отроков. Другой слуга помчался к князю, которого Артемий просил собрать всех гостей в зале для приемов. Дружинник поискал глазами Филиппоса, но того нигде не было. Тем хуже. Время поджимало. Артемий решительно направился в сад, но тут он увидел, что Мина идет ему навстречу.

– Не уходи, боярышня, – обратился к ней дружинник. – Сейчас вы все должны собраться в зале для приемов. Я хочу сообщить важные сведения. Изволь передать этот приказ Ренцо де Моретти.

Мина открыла рот, собираясь возразить, но, натолкнувшись на взгляд, твердый как камень, опустила голову и зашагала назад. Дружинник повернулся и направился во дворец. Когда он поднялся на второй этаж, его догнали Митько и Василий.

– На этот раз мы схватим его! – заявил старший дружинник.

И отроки заметили в его глазах так хорошо знакомый огонек.

 

Глава VIII

Митько и Василий хотели обнажить мечи, но Артемий жестом остановил их.

– Я попросил князя собрать всех гостей в зале для приемов, – тихо сказал он. – Моих доказательств недостаточно, чтобы обвинить убийцу. Однако я думаю, что смогу заставить его публично признаться в своих преступлениях. И тогда вы вмешаетесь…

Дознаватель замолчал, поскольку наверху на лестнице появились Владимир и Гита. В ту же минуту Братослав взбежал по лестнице с другой стороны. На его красивом лице читалось недовольство.

– Наконец-то! – бросил Владимир молодому ратнику. – Как ты объяснишь свое отсутствие за обедом?

– Да простит меня твоя светлость, – мрачным тоном ответил Братослав. – Я плохо себя чувствовал.

– Твое неожиданное недомогание мне не нравится, – холодно возразил Владимир. – Мессир Ренцо скоро покинет нас, но ты служишь в моем войске! Воины князя умеют выигрывать. Должен ли я объяснять тебе, что они также должны уметь проигрывать?

Братослав покраснел до корней волос. Не глядя на него, князь кивнул Артемию и, пройдя через пустую прихожую, вошел в зал для приемов.

Нахмурившись, Братослав двинулся за княжеской четой. Митько и Василий обменялись многозначительными взглядами, но, когда они заметили серьезное выражение лица дознавателя, им расхотелось шутить. Трое дружинников вошли в зал. Слуги унесли скамьи, обычно стоявшие в центре, оставив лишь десяток у стены. Напротив скамей между открытыми окнами, через которые был виден великолепный закат, стояли кресла.

Приветствовав гостей, князь пригласил их сесть. Однако Владимир и Гита направились не к помосту, на котором возвышался трон, а к креслам, стоявшим между окон. Деметриос и Ренцо сели по правую и левую сторону от княжеской четы, а Стриго, Ждан, Братослав и Мина заняли скамьи. Такая обстановка была неожиданной для Артемия, полагавшего, что князь, как обычно, займет трон, а гости расположатся на скамьях в центре зала. Тогда Митько и Василий могли бы перекрыть выход, а сам он встал бы у окон… Однако теперь он не мог ничего изменить, поскольку так распорядился сам князь. Ему пришлось приказать отрокам занять свободные места напротив Владимира.

Артемий остался в центре зала. Князь холодно сказал:

– Боярин, я собрал всех гостей, как ты меня и просил. Надеюсь, на этот раз твои открытия не ограничиваются лишь частью решения проблемы. Мы слушаем тебя.

– Княже, выслушай. Я хотел, чтобы присутствовали все гости. Но Альдины нет…

– В самом деле, – прервал дружинника Владимир. – Альдина поехала покататься верхом на лошади вместе с Филиппосом…

– С Филиппосом? – перепросил Артемий, нахмурившись.

Дознаватель замолчал, встревоженный.

– Да, с твоим приемным сыном, – нетерпеливо подтвердил Владимир. – Не пытайся убедить меня, что отсутствие служанки мешает тебе говорить! Впрочем, они скоро вернутся.

– Нет, князь, ничто не мешает мне начать, – ответил Артемий. – Я буду говорить на греческом. Таким образом мессир Ренцо сможет следить за ходом моих мыслей, поскольку моя речь обращена ко всем гостям. С начала празднеств было совершено четыре жестоких убийства, три из которых еще не раскрыты, равно как и кража драгоценностей. К сожалению, у меня нет достаточно времени, чтобы собрать улики против преступника. Вот почему нынешнее собрание – вынужденная мера. Совершенные преступления касаются вас всех, как свидетелей… или как подозреваемых. Итак, я решил изложить вам свои подозрения. Это предоставит нам возможность разоблачить виновного.

Артемий замолчал. Задумавшись, он направился к помосту, на котором возвышался трон, потом, резко повернувшись, осмотрел собравшихся. Бледный, напряженный Стриго с тревогой пялился на него. Рядом с ним нервно ерзал на скамье Ждан. Время от времени он бросал быстрые взгляды на Мину, глаза которой, не мигая, пожирали дознавателя. Братослав же демонстрировал равнодушие. Со скучающим видом он отвернулся к окну. Косые лучи заходящего солнца проникали в зал. Золотистый свет выхватывал малейшее изменение на лицах четырех гостей. Однако кресла, на которых сидели княжеская чета и два чужеземных гостя, стояли против света. Артемию пришлось прищуриться, чтобы различить их. Ренцо пристально изучал старшего дружинника. На какое-то мгновение Артемию показалось, что белые зубы венецианца блеснули в насмешливой улыбке. Что касается Деметриоса, то на его лице читался лишь вежливый интерес. Спокойное выражение грека и непроницаемое Владимира резко контрастировали с бледным, усталым видом принцессы.

Продолжительное молчание Артемия начало тяготить присутствующих, и Гита нервно вздохнула. С сочувствием посмотрев на свою соседку, Деметриос обратился к Владимиру:

– Пусть твоя светлость велит боярину Артемию продолжать! Я уверен, что рассказ будет достоин его высокой репутации опытного дознавателя, но пусть он не томит дам со слабыми нервами!

– Благородный магистр не волнуйся за Гиту, – ответил Владимир, удобнее устраиваясь в кресле. – Я здесь, чтобы поддержать свою невесту, если в этом возникнет необходимость. Что касается боярина Артемия… Гонец должен отправиться в Киев до наступления темноты. Боярин больше не имеет права на ошибку, и он знает об этом. Пусть поступает так, как считает нужным!

– Благодарю тебя, княже, за доверие, – ответил Артемий, кланяясь. – Сначала я хотел бы уточнить главное: убийство Настасьи имеет прямое отношение к серии преступлений, связанных с исчезновением драгоценностей. Боярышню убили, потому что она нашла важную улику. Нам известно об обстоятельствах ее отравления. После признаний Андрея и его трагической смерти мы легко можем восстановить последовательность дальнейших событий. Алчность и хитрый, но ограниченный ум привели тысяцкого к гибели. Что касается Андрея, он стал жертвой своей страсти к принцессе и доверия к бессовестному убийце.

Артемий замолчал. Не послышался ли ему шум за дверью? Если Филиппос вернулся, тогда во что бы то ни стало следовало оградить его от опасности, которая – сейчас неопределенная – могла в любую минуту стать очевидной… Нет, если мальчик и служанка вернулись, он услышал бы их, поскольку окна зала выходили во двор. Откашлявшись, дружинник продолжил:

– Я не стану подробно рассказывать об убийствах, которые в данный момент легко реконструировать. Я остановлюсь только на подозрениях, которые возникали у меня по мере того, как продвигалось расследование. В ходе допроса одного из гостей меня поразила любопытная деталь. Этот человек говорил мне о том, как он проводил время. По его словам, он находился в саду один. Чуть позже он добавил, что провел время более приятно, чем – я привожу его слова – если бы он выслеживал глупого стражника, чтобы проникнуть в терем. Но мы знаем, что стражник Глеб был задушен во время обеденного отдыха. Впрочем, обыкновенный стражник никогда не привлекает внимания… Если только у тебя нет особых причин, чтобы наблюдать за ним! Следовательно, человек мне солгал. Во время послеобеденного отдыха он был не в саду, а в тереме! Этот человек, которого выдал слишком хорошо подвешенный язык… Это мессир Ренцо.

Гита приглушенно вскрикнула и прижалась к князю. Владимир повернулся к своему соседу, сверля его пылающим взглядом. В тот же момент отроки, обнажив мечи, резко встали, готовые броситься на венецианца. Артемий жестом остановил их. И тут в зале раздался голос Мины, тихий, но хорошо слышимый:

– Боярин Артемий, Ренцо невиновен. Он солгал, чтобы защитить меня. Это я подкупила стражника, чтобы провести Ренцо в терем. После обеда он был со мной, в комнате, где я должна была отдыхать. Мы ни на минуту не расставались, я могу в этом поклясться на Библии.

– В этом нет необходимости, – ответил Артемий. – Я знаю, что ты говоришь правду. Недавно в саду я стал невольным свидетелем… твоего разговора с Ренцо. Он позволил мне догадаться о том, что произошло во время послеобеденного отдыха.

– Ты мог бы умолчать об этом открытии, боярин! – воскликнул Ренцо.

– Из-за твоей лжи, – прорычал дознаватель, – с самого начала я считал тебя виновным! Я мог бы подвергнуть тебя пытке, чтобы вырвать признание! Но ваш бурный разговор заставил меня изменить мнение. В конце концов, ты пережил лишь несколько неприятных минут. Согласись, это славная война!

Артемий выдержал возмущенный взгляд венецианца. Немного промолчав, он ровным голосом продолжил:

– Я всего лишь излагаю свои рассуждения. Два часа назад я наконец напал на верный след! Для этого мне пришлось пересмотреть дело с самого начала и вернуться к первой улике: к последнему слову, которое Настасья произнесла перед смертью.

– Боярин, – нетерпеливо воскликнул князь, – мы все слышали это слово! Этот след никуда не ведет. Встревоженная грозным предзнаменованием, несчастная бредила!

– О, нет! Настасья не бредила, вовсе нет. Просто она не успела дать нам понять, что именно хотела донести до нас. Вспомни, князь! Она произнесла лишь начало слова: «пса…». И мы все подумали о стихе «у которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства». Но она хотела выговорить не слово «псалом», а слово «Псалтирь»! Недавно благородный Деметриос оказал мне неоценимую услугу. Он помог проникнуть в эту тайну. Твоя помощь, магистр, не имеет ничего общего с бесполезным комментарием, который ты так любезно сделал по моей просьбе. Ты помог мне, сам того не ведая!

– Я не улавливаю смысл твоих слов, – сказал Деметриос, хмуря брови. – Я подробно прокомментировал стих, который тебя интересовал, да, это так. Но я не упоминал Псалтирь князя. Что за нелепость!

– Да, ты не говорил о ней, – невозмутимо согласился Артемий. – И у тебя были на это причины, поскольку речь идет не о Псалтири Владимира, а о твоей!

Под недоуменными взглядами гостей Артемий встал перед греческим сановником и наставил на него указательный палец:

– Это на тебя умирающая Настасья в присутствии всех гостей указала, как на убийцу… а также как на вора! – заявил дружинник, чеканя каждое слово. – Ведь боярышня видела, как ты украл драгоценности, а затем спрятал их в ларец своей Псалтири! Она все знала! Значит, надо было ее устранить.

– Да он лишился рассудка! – воскликнул Деметриос. – Этот человек несет чушь, чтобы избежать позора оглушительного провала. Мои соотечественники, послы басилевса, ждут в Киеве новостей о драгоценностях. Но подарок святейшего императора по-прежнему не найден! Знаешь, князь, – добавил он, обратившись к Владимиру, – ты усугубляешь ситуацию, позволяя этому безумцу оскорблять высокопоставленного сановника империи!

Князь бросил на грека равнодушный короткий взгляд и дал дознавателю знак продолжать.

– Ничего не поделаешь, магистр! Твоя Псалтирь выдала тебя! Это единственная ошибка, которую ты совершил, – ты оставил на виду предмет, на который Настасья пыталась указать, чтобы обвинить тебя. Да, Деметриос, у твоей роскошной Псалтири в переплете с золотом и серебром, у этой бесценной книги с миниатюрами лучших художников Царьграда, не могло не быть ларца. Но в твоих покоях я не увидел его. Вот это-то обстоятельство и открыло мне глаза. Отсутствие ларца вполне объяснимо: он используется в других целях! В нем спрятаны украденные драгоценности. Задушив стражника, стоявшего у входа в терем, ты спрятал его тело до появления Настасьи. Но юная боярышня видела, как ты украл драгоценности и спрятал их в ларец своей Псалтири. Ты рассказал ей сказку, которая заставила ее забыть о своих подозрениях. Но в момент смерти боярышня все поняла. Она пыталась сообщить нам об открытии, которое стоило ей жизни… Увы! Важность, которую девушки придают дурным предзнаменованиям и другим подобным глупостям, сбила меня с толку до такой степени, что я повел расследование в неправильном направлении. Сегодня я наконец сумел понять истинный смысл следа, на который указала нам Настасья!

– И как я мог отравить эту очаровательную девушку, наделенную столь проницательным умом? – заинтересовался Деметриос. – Ты прекрасно знаешь, что в момент убийства флакон с белладонной находился в моей опочивальне. Вернее, в руках другой, столь же смышленой девушки, которая решила поставить на себе опыт!

– Сразу же после разговора с Настасьей ты отлил смертельную дозу белладонны. Во время вечернего пира яд был при тебе. Он находился в чернильнице, которую ты всегда носишь на поясе. Именно по этой причине на следующий день ты не смог воспользоваться ею – она была пустой. Ты еще не вымыл ее и не налил чернила.

Деметриос, слушавший Артемия, поглаживая пышную бороду, вдруг столь бурно рассмеялся, что сам князь не смог сдержать улыбки. Грек смеялся от души, он даже начал притоптывать ногой, а колокольчики на его пурпурных сапогах издавали серебристый звон.

– Да кто угодно мог использовать для этих целей любой другой сосуд, – выговорил Деметриос между приступами хохота. – Например, эти грубые терракотовые флаконы, в которых вы держите свои примитивные снадобья! И потом, можешь ли ты сказать, зачем я все это делал? Византийский сановник моего ранга, советник и приближенный басилевса… Зачем я совершил столько преступлений, чтобы украсть подарок самого императора?

– Да, – согласился Владимир, – надо признать, боярин, что твоим рассуждениям не хватает логики! По какой причине Деметриос – богатейший патриций и высокопоставленный сановник – решил завладеть опасными сокровищами, которые к тому же невозможно продать?

– Деметриос украл драгоценности вовсе не для того, чтобы их продать, – ответил Артемий. – Магистр обладает огромным личным состоянием и не нуждается в деньгах. Чтобы понять его мотив, князь, ты должен задуматься о художественной и исторической ценности этих сокровищ. Вспомни, что бесценные украшения более ста лет были частью казны византийского государства! А теперь драгоценности Феофано покинули Византию, поскольку их принесли в жертву дипломатическим и военным потребностям современности. Их подарили – при всем моем уважении к тебе, князь, – какому-то безвестному русу!

Артемий принялся ходить взад и вперед перед помостом с пустым троном. Взгляды всех присутствующих были прикованы к дружиннику.

– Наконец подумайте о том, что мы все, – продолжал Артемий после короткого молчания, – в глазах Деметриоса являемся лишь народом дикарей, едва вышедших из невежества. Греки до сих пор называют нас скифами! Мы поклоняемся Святой Троице только на протяжении нескольких десятков лет, а наше государство еще очень молодо. Слава же Византийской империи, источника истинной веры и подлинного света, сияет в мире уже много столетий. Вот почему мы не достойны обладать этими сокровищами. Платить наемникам-варварам, защищающим границы Византии, – это одно. Но разбазаривать сокровища империи – совсем другое. Магистр искренне думает, что басилевсу дали плохой совет, что в основе этого кощунственного выбора лежат интриги, которые плетут враги государства. Вернув бесценные сокровища Феофано императорской казне, Деметриос рассчитывает образумить басилевса. Я имею в виду: напомнить ему о государственных интересах.

Грек больше не смеялся. Он даже два-три раза кивнул головой, словно подтверждая слова Артемия. Когда дружинник замолчал, Деметриос заявил:

– Я приятно удивлен, боярин, что кто-то сумел так хорошо изложить суть моих мыслей. Это тем более необычно, что ты не грек. Жаль, что ты живешь в стране невежд! В Константинополе ты смог бы сделать более интересную карьеру, нежели ловить воров, убийц и смердов! Впрочем, каждому свое… Но поговорим серьезно: какими бы справедливыми ни были твои рассуждения, ты не в состоянии что-либо доказать. И я спокойно покину вашу страну и вернусь домой, увозя с собой… свои воспоминания.

– Ты ошибаешься, магистр, – невозмутимо сказал Артемий. – Вас видели, тебя и Настасью, в саду во время послеобеденного отдыха. Этот человек готов дать показания против тебя.

– Кто это? – срывающимся голосом спросил Деметриос. На его лице промелькнула тень беспокойства. – Ты пытаешься заманить меня в ловушку, боярин!

– Нисколько, – ответил дознаватель, становясь перед греком, который откинулся на спинку кресла, словно пригвожденный взглядом старшего дружинника. – Речь идет о бродячем скоморохе по имени Клим. В день приема послов он заметил тебя через ограду сада. Он слышал, как Настасья говорила тебе о драгоценностях. Он подслушал весь ваш разговор. От него ничто не ускользнуло, даже звон твоих колокольчиков на парадных сапогах, которые были на тебе как в тот день, так и сегодня. Суд князя примет свидетельство Клима. Его будет вполне достаточно, чтобы установить твою вину. И ты до конца своих дней останешься рабом дикарей, которых так презираешь, магистр!

Деметриос резко вскочил и, оттолкнув Артемия, попятился. Когда его спина уперлась в стенку, он выхватил длинный кинжал. Тонкое лезвие сверкнуло в последних лучах заходящего солнца.

– Не приближайся ко мне, негодный дружинник! – прорычал Деметриос, и в его глазах мелькнул безумный огонек. – Я раб скифов? Ты дорого заплатишь за свои слова!

Отроки проворно вскочили, готовые вмешаться. Не сводя с грека глаз, Артемий жестом остановил их. Он был вооружен, и кинжал Деметриоса ничего не значил в сравнении с мечом, который дружинник мог выхватить за долю секунды. Однако в случае стычки грек мог быть смертельно ранен. Если он умрет, не признавшись, где прячет драгоценности… Словно прочитав мысли Артемия, Деметриос воскликнул:

– Ты, конечно, думаешь, что выиграл, боярин! Не заблуждайся. Ты никогда не доберешься до драгоценностей Феофано, я никогда не позволю, чтобы жалкий русский князь обладал тем, что по праву принадлежит императорам, рожденным в порфирной зале! Да, ты был прав, сказав, что императора ввели в заблуждение. Логофет дрома сделал так, что никто не спросил у меня совета, когда для Владимира выбирали подарок. Однако одной аудиенции у басилевса мне будет достаточно, чтобы раскрыть подлый заговор.

– В самом деле, магистр, твое рвение можно сравнить лишь с твоим наваждением, – с отвращением заметил Артемий. – Ваши дипломаты…

– Знаю, знаю! – оборвал дружинника грек. – Сенат ценит эту формулировку логофета дрома: «У нас есть железо для наших врагов и золото для наших друзей». Грубейшая стратегическая ошибка! Наша империя совершенна, как купол собора Святой Софии. Она властелин Вселенной и не нуждается в том, чтобы подписывать договоры с презренными народами, погруженными во тьму варварства.

– Да, я видел твою Псалтирь, Деметриос. Изображение на переплете должно радовать твой взор. Для тебя мы все похожи на этих дикарей, покоренных победоносным копьем императора.

– Вот именно! – воскликнул грек и продолжил, все сильнее возбуждаясь: – Святейший император Василий Болгаробойца дал пример лучшего решения проблемы низших народов – их надо безжалостно уничтожать. Существует и промежуточное решение, которое состоит в том, чтобы обращать их в рабство. Перед смертью они могут приносить пользу, выполняя некоторые работы. Но что за нелепость тратить на это хотя бы часть сокровищ казны! А пожертвовать варварам драгоценности Феофано – это уже преступление против государства! Я сделал то, что велел мой долг. Хотя дело оказалось более трудным, чем я предполагал… – добавил он, пронзительно рассмеявшись.

– Как тебе удалось напасть на стражника? – спросил Артемий.

– Это оказалось легко! Как путешественник, интересующийся вашей страной – ты сам можешь догадаться об интересе, который она на самом деле представляет для меня, – я принялся расспрашивать этого глупца о форме стражников. Он позволил мне подойти ближе, сняв шапку, чтобы я смог полюбоваться ею… Затем я перенес труп в терем. Я искал какой-нибудь старый сундук для одежды, их всегда много в женских покоях. Действительно, в коридоре стоял такой сундук. Все прошло, как я и рассчитывал. Мне даже не пришлось избавляться от орудия преступления, поскольку я использовал один из своих носовых платков!

Деметриос замолчал. С вызовом глядя на дознавателя, он вынул из кармана большой квадрат красного шелка и вытер им губы. Сделав несколько шагов, чтобы размять ноги, он продолжил:

– Но надо же, эта проныра Настасья осложнила дело! Она застигла меня в тереме. Она хотела примерить драгоценности во время послеобеденного отдыха, зная, что Гита следит за подготовкой к вечернему пиру. Любопытство этого глупого создания не знало границ! Она незаметно проследила за мной до покоев, войдя как раз в тот момент, когда я собирался спрятать драгоценности в ларец! Она засыпала меня вопросами. Мне пришлось убедить ее, что я, как сын золотых дел мастера, могу устранить малейший дефект, который портит совершенство сокровищ, делая их недостойными принцессы. Речь якобы шла о дужке серьги… Насладился ли ты подробностями моей выдумки, расспрашивая своего свидетеля?

Артемий ничего не ответил. Казалось, грек был раздосадован молчанием дружинника.

– Неужели ты лишен юмора, чтобы оценить мои маленькие фантазии? – едко спросил он. – А ведь самым пикантным в деле оказалось содействие невзрачного Андрея. Мне удалось вбить в голову этого книжного червя свою идею о превосходстве людей, которых знания ставят выше закона. Однако я счел неуместным добавить, что выходец из низшего народа даже не может об этом мечтать! Должен признаться, что я доволен собой. Я исправил ошибку басилевса и восстановил престиж империи. Я удовлетворил свое чувство справедливости, наказав глупую любопытную девку, бессовестного вымогателя и так называемого просвещенного, который мечтал о запретной любви. Более того, это дело развлекло меня!

– Надо полагать, – спокойно заметил старший дружинник. – Я только одного не понимаю: почему при обыске дворца драгоценности так и не были найдены?

В течение нескольких секунд Деметриос молча смотрел на дружинника, потом заявил с любезной улыбкой на губах:

– Как я уже тебе сказал, боярин, это дело развлекло меня. Слушая тебя, я продолжаю забавляться! Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что не увидел ловушки, которую ты мне расставляешь? Если я скажу тебе, где находится тайник, твои люди мгновенно схватят меня! Нет, ты должен признать свое поражение, боярин!

– Но на что ты надеешься, безумец? – воскликнул Артемий. – Дворец окружен, всюду стражники!

– Не надо лгать, боярин, – спокойно ответил Деметриос. – Идя на это собрание, я удостоверился, что воины не получали никакого приказа. Внутри и за пределами дворца стражников не больше, чем обычно. А как правило, их мало!

Артемий незаметно сделал шаг навстречу греку, но тот ловко отпрыгнул и оказался вновь у своего кресла. Быстро, как молния, он схватил Гиту за руку и притянул к себе. Никто не успел ничего сделать, даже Владимир, который, застыв в своем кресле, с ужасом смотрел на невесту, которую убийца держал за талию, приставив к горлу кинжал. Поникшая, словно тряпичная кукла, Гита была готова вот-вот потерять сознание.

За долю секунды Артемий оценил сложившее положение. Резкий жест, угрожающее движение могли спровоцировать катастрофу, поскольку убийца, ища пути к отступлению, без колебаний добавил бы принцессу в список своих жертв.

– Владимир! – закричал Деметриос. – Выбирай! Женщина или драгоценности!

Дознаватель встретился взглядом с князем. Владимир покачал головой, потом сказал как-то вяло:

– Делай, что хочешь, Деметриос, но сохрани ей жизнь.

– Так-то лучше, – одобрил грек. – У меня нет никаких причин сердиться на англичанку. С ней ничего не случится, если ты позволишь мне уехать с предметом, за которым я явился. Отдай ключ от зала для приемов. Он у тебя, князь. Я видел, как слуга принес его тебе.

Владимир неуверенно вынул из кармана большой ключ и бросил его под ноги греку. Не отпуская девушку, Деметриос медленно наклонился, вынуждая ее сделать такое же движение. Подобрав ключ, грек выпрямился. Но он по-прежнему прижимал кинжал к горлу принцессы и не сводил глаз с Артемия и отроков.

– Теперь, – заявил Деметриос, – я вас запру. Затем я отправлюсь к тайнику и заберу драгоценности. Не беспокойся, я недолго, вы даже не успеете позвать стражников. К тому же, князь, я не советую тебе этого делать, иначе твоя невеста умрет раньше, чем я.

Вероятно, грек надавил на кинжал, поскольку на коже принцессы выступила капля крови. Владимир приглушенно застонал. Деметриос продолжил, пристально глядя на дознавателя:

– Как ты понимаешь, боярин, англичанка поедет со мной. Я отпущу ее только тогда, когда доберусь до днепровских порогов.

– Ты сошел с ума, магистр. Мы догоним тебя в посаде! Ты не сможешь следить за Гитой и одновременно защищать свой корабль, сражаясь с сотней дружинников!

– Ты вновь меня недооцениваешь, боярин! – усмехнулся Деметриос. – Впрочем, ты не так уж умен. Прежде чем приехать в Смоленск, я приобрел самый быстроходный корабль, который только смог найти, с экипажем, прекрасно владеющим искусством мореплавания. Это корабль викингов! У Владимира нет ни одного судна, способного его догнать. Вы еще будете вопить, чтобы привлечь внимание ваших ленивых стражников, а я тем временем буду уже на борту…

– Подожди, магистр, – неожиданно раздался голос с противоположной стороны зала.

Это был Ренцо. Закинув ногу на ногу, удобно положив руки на подлокотники кресла, венецианец являл собой воплощенную безмятежность.

– Что касается твоего корабля, ты прав. Я видел его, – продолжал Ренцо. – Это чудо, достойное красоты английской принцессы. Я понимаю, почему ты хочешь ее похитить, ведь Гита так соблазнительна… Только тебе придется уехать без знаменитых драгоценностей. А чего ж ты хотел! Нельзя получить все сразу!

– Оставь свои шутки для русов, поскольку шутовство их забавляет! – возразил Деметриос, таща Гиту к двери. – И если это хитрость, чтобы выиграть время, то она бесполезна! Прощайте!

– Нет, это ты выиграешь время, если возьмешь ноги в руки, – спокойно продолжал Ренцо. – Не стоит ходить к тайнику, он пуст. Понимаешь, Деметриос, следствие о пропаже драгоценностей вел не только боярин Артемий. Однако у нас были разные цели. Так вот, боярин нашел убийцу… а я добычу.

Деметриос остановился, недоверчиво глядя на Ренцо.

– Я даю тебе минуту, не больше! – бросил грек. – Объясни!

– Мне хватит и секунды, – скромно ответил Ренцо. – Я хотел получить драгоценности, и я их получил. Вот и все.

– Ты лжешь, нечестивый латинянин! – завопил Деметриос. – Ты хочешь сбить меня с толку!

– Вовсе нет, – возразил Ренцо.

Пожав плечами, венецианец продолжил:

– Знаешь, почему я предостерегаю тебя? Прохвост твоего пошиба мне более симпатичен, чем все эти достойные особы, которые придерживаются буквы закона. Теперь, если тебе нужны доказательства, я могу описать твой драгоценный ларец. Никто его не видел, кроме боярышни, отошедшей в мир иной… и меня, поскольку я его нашел! На нем изображен всадник с нимбом вокруг головы. Я не разбираюсь в святых, но это наверняка святой Георгий Каппадокийский, поскольку он вооружен. Наверху изображение Христа. Так вот, святой держит копье, как ему и подобает, а под острием копья дракон. Я убедил тебя?

Казалось, Деметриос превратился в соляной столп. Потом из его груди вырвался ужасный крик, в котором слышались ярость и боль. Рука, сжимавшая кинжал, задрожала, и по изящной шее Гиты потекла струйка крови. На какое-то жуткое мгновение Артемию показалось, что катастрофа неизбежна. Однако Деметриосу удалось овладеть собой. Не разжимая объятий, он потащил принцессу к ближайшему окну. Византийцу больше нечего было терять, и он выбрал самый короткий и безопасный путь, чтобы покинуть дворец.

И тут Артемий отчетливо услышал цокот копыт. Звонкий голос Филиппоса и голос служанки раздались под окнами. Лошади остановились. Деметриос быстро выглянул во двор и с ловкостью кошки вскочил на подоконник. В то же мгновение он грубо оттолкнул от себя Гиту. Принцесса покачнулась и упала. Деметриос прыгнул в пустоту.

В два прыжка Артемий оказался у окна. Вскочив на подоконник, он увидел грека, который, приземлившись на куртину цветов, поднялся и бежал к мальчику и служанке.

– Осторожно! – закричал старший дружинник.

Филиппос и Альдина обернулись. Девушка уже спешилась и занималась своей лошадью, подаренной Стриго. Филиппос еще сидел на своем любимом животном, на белой лошади Артемия. Увидев, как почтенный магистр со всех ног несется к ним, мальчик и служанка удивились, но не испугались. В этот миг Артемий прыгнул из окна и угодил в розовые кусты. Превозмогая боль в колене, он поднялся на ноги и, выхватив меч из ножен, бросился за греком.

Их разделяло около тридцати локтей, когда Деметриос добежал до лошадей. Повернувшись к служанке, грек поднял кинжал, сверкнувший пурпурным пламенем. Альдина не сумела бы уклониться от удара, но на этот раз грек не мог терять ни секунды – он не стремился убить, а просто хотел напугать. Альдина резко повернулась и побежала к дворцу. Не обращая внимания на мальчика, который, казалось, застыл от ужаса, Деметриос одним прыжком вскочил в седло и пустил лошадь галопом в сторону еще открытых ворот.

– Надо остановить его! – закричал Филиппос, выходя из оцепенения.

Он соскочил на землю.

– Твоя лошадь готова, боярин! Бери!

Когда Артемий подбежал к белой лошади, Филиппос пронзительно засвистел. Обычно он так останавливал кобылу Альдины. Но на этот раз произошло нечто противоположное. Может, животное инстинктивно почувствовало, что им управляет неумелый всадник? Или виной тому был темперамент горячего, плохо объезженного животного, едва привыкшего к своей хозяйке? Как бы там ни было, кобыла отпрыгнула в сторону, встала на дыбы и ринулась на палисад. Греческий сановник напрасно старался заставить ее изменить направление. Домчавшись до изгороди, кобыла перемахнула через нее. Выпустив из рук вожжи, Деметриос откинулся назад и вылетел из седла. Еще мгновение, и создалось впечатление, что грек висит в воздухе… Дико завопив, Деметриос рухнул на колья. Пронзенный, он задергался в конвульсиях и застыл неподвижно.

– Я не нарочно! – закричал Филиппос, с ужасом глядя на кровь, льющуюся ручьями из тела, пригвожденного к палисаду. – Я просто хотел остановить лошадь!

– Успокойся! Это несчастный случай, – сказал Артемий.

Дружинник прижал мальчика к груди. Тот уткнулся в нее лицом.

– Разумеется, это не твоя вина, Филиппос! – воскликнула Альдина, бежавшая к ним. – Ты прекрасно знаешь, что моя кобыла еще дикая. Она часто встает на дыбы!

Дружинник и служанка увели мальчика. Двор заполонили стражники. Одни отгоняли любопытных, собиравшихся на площади по ту сторону крепостной стены, другие занимались трупом. Когда дознаватель ступил на лестницу, в дверях показались князь и Братослав.

– Речь действительно идет о несчастном случае, – заявил Владимир. – Но негодяй заслужил столь жестокую смерть. Он думал избежать моего суда, но его настиг суд Божий!

– Да… Это ужасное дело наконец закончено, – подтвердил Артемий, опираясь на перила крыльца, чтобы унять боль в ноге.

Преодолевая усталость, он встал перед Владимиром и добавил:

– Я предоставляю мессиру Ренцо честь отдать тебе драгоценности, князь. В конце концов, действия этого хитроумного типа были нам лишь на пользу! Полагаю, княже, ты больше не нуждаешься в моем присутствии.

– Я хочу сказать несколько слов в присутствии вас всех, – ответил Владимир. – Потом мы вместе с Ренцо пойдем к тому месту, где он спрятал драгоценности. Подожди меня с другими в зале для приемов. Я скоро вернусь.

Сделав несколько распоряжений, князь присоединился к гостям. Гита, на шее которой была повязка, скрывавшая рану, со страхом и удивлением посмотрела на пустое место рядом с собой. Наклонившись к Владимиру, она что-то прошептала ему на ухо.

– Боярин Артемий, – сказал князь, – моя невеста хочет, чтобы ты внес последнее уточнение в это дело. Теперь, когда виновный разоблачен, мы знаем, что призрак Феофано не имеет никакого отношения к преступлениям. Но как ты объяснишь запах, витавший в опочивальне Гиты в день исчезновения драгоценностей? Принцесса так и не смогла его определить!

– На самом деле речь шла не об одном благовонии, – ответил Артемий. – Настасья и Деметриос оба пользовались ароматическими эссенциями. В тот день каждый из них оставил след своего присутствия в опочивальне принцессы, однако смесь ароматов было невозможно определить. Могу заверить тебя, Гита, призрака Феофано не существует.

– Ну что же, дело представляется мне ясным, – заявил князь. – Теперь…

– Если твоя светлость позволит, я хотел бы задать последний вопрос боярину Артемию, – вмешался Митько.

Поскольку князь кивнул в знак согласия, отрок продолжил:

– Как ты, боярин, догадался, что Деметриос разговаривал в саду с Настасьей в день убийства? Говоря о так называемом свидетеле разговора, ты упомянул имя Клима. Но мы с Василием допрашивали скомороха. Клим говорил о каком-то мохнатом чудовище, вышедшем из ада, но он никогда не видел Деметриоса! А ведь грек угодил в ловушку!

– Он угодил в ловушку, потому что свидетельство Клима правдивое, – ответил дознаватель, глаза его блестели от удовольствия. – Скоморох был пьян, но он действительно видел Настасью в обществе какого-то человека, которого он не смог описать, поскольку тот стоял за кустами. Клим подумал о боге Велесе, повелителе теней, которого славяне-язычники представляют одетым в медвежью шкуру, подпоясанную поясом с колокольчиками. Клим не мог видеть собеседника Настасьи, зато мог слышать его! Именно звон колокольчиков вызвал в воображении скомороха образ бога Велеса… Сегодня, когда я наносил визит Деметриосу, я заметил его парадные сапоги. Я подумал о серебристом звоне колокольчиков, прикрепленных к его сапогам, и тут свидетельство Клима обрело смысл. Эта деталь подтвердила виновность Деметриоса. Она также позволила мне вызвать у грека замешательство, рассказав о свидетеле. Конечно, строго говоря, слова Клима неприемлемы для суда… Однако эта уловка была единственной возможностью вырвать признание у виновного!

– Мои поздравления, боярин! – смеясь, воскликнул Владимир. – Это была святая ложь. Теперь я прошу мессира Ренцо проводить нас к месту, где он спрятал драгоценности. Солнце уже низко, гонец должен отправиться в Киев. Но я не могу его туда послать прежде, чем подарок басилевса вернется в покои моей невесты.

Смущенный Ренцо поднялся. Прокашлявшись, он поклонился и сказал:

– Князь, не вели меня казнить, выслушай! История, которую я поведал Деметриосу, тоже была святой ложью. Я выдумал ее, чтобы он отпустил принцессу.

– Сейчас не время шутить, мессир! – воскликнул Владимир.

– Да я никогда не был столь серьезным! – возразил венецианец. – Поверь, мне очень жаль тебя разочаровывать! Я сейчас все тебе объясню. Проведя три года в Константинополе, я приобрел кое-какие знания в области искусства… В частности, я знаю, что один и тот же художник делает переплет Псалтири и ларец для нее, особенно если речь идет о ценном манускрипте. Чаще всего художник изображает одни и те же пары на переплете и ларце. Боярин Артемий, говоря о ларце, упомянул о варварах, покоренных победоносным копьем императора. Деметриос назвал имя Василия Болгаробойцы… Сама по себе эта икона, будь она написана известным мастером или безвестным художником, довольно распространенная, и я без особого труда вспомнил о ней. Я заставил грека поверить, что завладел драгоценностями, описав ему ларец. Впрочем, весьма поверхностно… Однако это было необходимо, чтобы у него сложилось впечатление, будто он имеет дело с глупым, но искренним человеком.

– Нет, ты не такой! – с горечью заметил Владимир. – Как я могу быть уверен, что сейчас ты не лжешь?

– При всем моем уважении к тебе, князь, подумай! – воскликнул Ренцо. – Какую выгоду я получал, сообщая все это греку? Если бы драгоценности действительно были у меня, я спокойно дождался бы бегства или ареста Деметриоса, а потом отправился бы к своему тайнику.

– Прости, мессир Ренцо, – покраснев, сказал Владимир. – Ты спас жизнь Гите, я твой должник… А я подозреваю тебя в коварном замысле! Значит, Деметриос унес свою тайну в ад! Как узнать, где находятся драгоценности?

– Достаточно быть до конца логичным! – неожиданно раздался звонкий голос.

Это был голос Филиппоса. Подойдя к князю, мальчик заявил:

– Если я правильно понял, драгоценности до сих пор в ларце. А лучший способ спрятать ларец для книги – это окружить его другими ларцами для книг, то есть положить ларец в такое место, где его невозможно обнаружить, иначе говоря – в библиотеку!

– Филиппос прав, – подтвердил Артемий. – Вот почему, князь, обыски во дворце ничего не дали. Андрей использовал твою страсть к книгам, запретив твоим именем дотрагиваться до некоторых манускриптов. Идемте же в библиотеку!

Владимир первым выбежал из зала, увлекая за собой Гиту. Бросившиеся за ним дружинники и гости вошли в просторный зал, уже погрузившийся в темноту. Все свечи были погашены, никого из писцов не было за аналоем. Арест и смерть Андрея нарушили привычный ритм работы книгохранилища, и молодые переписчики забыли о своих обязанностях.

Хлопнув в ладоши, князь позвал слуг. Те зажгли свечи в шести больших канделябрах, и зал утратил мрачный вид. Владимир, захотевший лично принять участие в поисках, осмотрел полки, на которых ларцы для книг стояли вперемешку с манускриптами в тяжелых металлических переплетах. Не зная, с чего начать, он озадаченно посмотрел на Артемия.

Дружинник направился к двум большим сундукам. Сундуки были закрыты на короткую цепь, на которой висел прочный замок. Наверху сундуков можно было видеть медный орнамент, выполненный в форме византийского креста. В этих сундуках лежали книги Деметриоса. Филиппос, шедший за дознавателем по пятам, красноречиво взглянул на дружинника.

– Хорошо, – сказал Артемий, пряча улыбку. – Продемонстрируй нам свои таланты!

Обрадовавшийся Филиппос вынул из кармана длинную шпильку и подошел к сундуку, обитому пурпурной тканью. Вскрыв замок, он посторонился, уступая место Артемию. Старший дружинник приподнял тяжелую крышку. Ларец был там, перед его глазами, на стопке манускриптов. Как и предполагал Ренцо, икона, украшавшая ларец, была именно изображением Георгия Победоносца. Дружинник вынул драгоценный ларец и протянул его Владимиру.

Князь молча любовался иконой. Над головой был нимб, рука святого сжимала копье, направленное на чудовищного змия. Князь решительно открыл ларец.

Гости закричали от восхищения, увидев роскошные драгоценности Феофано, лежавшие на красной бархатной подушке. В день вручения подарков они видели знаменитые сокровища лишь издали. На этот раз они могли оценить не только яркий блеск и удивительную огранку бриллиантов и рубинов, но и искусную работу золотых дел мастера, придавшего каждой драгоценности форму фантастических цветов, изящно изогнутые стебельки и усики которых переплетались в движении, полном жизни.

– Прошло около ста лет с тех пор, как этот убор надевали в последний раз, – торжественно сообщил Владимир. – Сегодня наконец они покинули пыльные ларцы. Теперь они будут служить красоте женщины, достойной той любви, которую неизвестный мастер вложил в свое творение.

Князь вынул диадему из ларца и возложил ее на голову Гиты. Глаза принцессы заблестели, словно бриллианты, и слезинка скользнула по щеке. Слишком взволнованная, чтобы говорить, принцесса молча поклонилась и прижалась губами к руке своего жениха.

Что касается Владимира, то он поборол волнение. Кликнув стражника, он велел немедленно сообщить гонцу, что тот может отправляться в Киев с хорошей вестью для послов. Обратившись к гостям, князь объявил:

– Бракосочетание состоится завтра утром. Я немедленно прикажу, чтобы предупредили епископа Иллариона и чтобы глашатаи объявили об этом событии всему городу. Однако до начала празднеств я должен уладить три дела. Во-первых, я хочу уточнить, что гнусное предательство тысяцкого не запятнало репутацию его сына Ждана. Андрей умер, а должность хранителя библиотеки по-прежнему свободна. Я решил назначить на нее Ждана. С завтрашнего дня, боярин, ты приступишь к исполнению своих новых обязанностей!

После того как Ждан, покрасневший от удовольствия, неловко поклонился, Владимир продолжил:

– Второе касается Стриго. Настасья умерла, а Стриго невиновен. Следовательно, он может жениться на девушке по своему выбору, а мы знаем, о ком идет речь. Но есть одно условие: в течение сорока дней он должен носить траур по своей скончавшейся невесте.

Поклонившись князю, служанка и молодой боярин обменялись счастливыми улыбками.

– Позволь мне, князь, – вмешался Артемий, – воспользоваться этой возможностью и вручить Альдине предмет, который принадлежит ей по праву.

Подойдя к служанке, дружинник протянул ей эмалевый медальон с изображением лика Пресвятой Девы, тот самый, который Радигост нашел на теле дочери.

– Это медальон Стриго, но ведь он тебе его подарил, не так ли? – спросил Артемий.

– Да… Но я потеряла медальон. Я всюду искала его!

– Ты потеряла его в опочивальне Деметриоса, во время своего маленького опыта с белладонной. Грек нашел медальон в своих покоях, когда мы с ним поднялись наверх, чтобы проверить, не исчез ли флакон с белладонной. Узнав драгоценность, украшавшую грудь Стриго, Деметриос немедленно понял, какую выгоду может извлечь. Из неверного жениха получался идеальный виновный! Затем, вернувшись в зал для пиров, грек попросил меня проверить, нет ли флакона с белладонной в карманах Настасьи. Когда я закончил осмотр, он положил медальон в карман боярышни и только потом отошел от тела.

– Но, – заметил Владимир, – тысяцкий отыскал медальон на шее дочери, а это доказывает, что…

– Пусть твоя светлость вспомнит: Радигост не сам нашел медальон! Его нашла служанка Настасьи, занимавшаяся посмертным туалетом боярышни. Она наверняка нашла медальон в кармане платья своей госпожи и отдала его боярину вместе с другими вещами Настасьи. Поскольку цепочка не была порвана, Радигост решил, что Стриго подарил медальон своей невесте в знак примирения… Надо сказать, что Стриго практически не помогал мне защищать себя, замкнувшись в молчании!

– Но я был в отчаянии, боярин, – сконфуженно пробормотал молодой человек.

Его прервал князь:

– Вот и последняя загадка прояснилась! Значит, я возвращаюсь к третьему делу, которое предстоит уладить. На этот раз речь идет о личном долге. Мессир Ренцо, ты спас жизнь моей невесте. Русские князья благодарят за столь важную услугу, даруя свой меч, свою шубу или лучшего коня из конюшни. Но ты чужеземец, и я не знаю твоих пристрастий. Проси, что хочешь!

– Князь, – ответил Ренцо, низко кланяясь. – Я охотно последовал бы русскому обычаю… Но случилось так, что я хочу попросить тебя о более определенном: речь идет о руке боярышни Мины. Замолви за меня словечко перед ее отцом и благослови меня. Ничего другого мне не надо.

Князь недоверчиво посмотрел на Ренцо, а потом громко рассмеялся.

– Право, мессир, нам в Смоленске будет тебя не хватать! Тебе всегда удается всех удивить! Одному Богу известно, как боярышня сумела заставить тебя переменить мнение! Но раз вы оба согласны… Братослав получит пять гривен в качестве утешения за разорванную помолвку. Что касается вас двоих, то вы можете отпраздновать свадьбу завтра утром, вместе со мной и Гитой.

Артемий впервые увидел, как покраснели бледные щеки Мины. Губы девушки задрожали. Она сняла высокий головной убор, украшенный лентами, и бросила его на пол. Короткие черные локоны делали ее похожей на юношу, переодевшегося в девушку.

– Вот, княже, как мне удалось заставить Ренцо изменить мнение, – сказала Мина. – После своего целомудрия мне пришлось принести в жертву свои волосы, чтобы убедить Ренцо в своем желании увидеть мир, одной или в его обществе. Я доказала, что для осуществления своей мечты я не нуждаюсь в его защите! И только тогда Ренцо позволил своему сердцу заговорить!

Мина пристально посмотрела на венецианца, и в ее темно-серых глазах вспыхнула такая же мимолетная улыбка, как луч солнца, на мгновение пронизывающий грозовое небо.

Наступал вечер, когда Артемий и Филиппос устроились в беседке в саду перед большим кувшином с медовухой. Сумерки и тишина сделали дознавателя молчаливым. А вот Филиппос, щеки которого буквально горели, без устали пересказывал события трех последних дней. Вдруг скрипнула калитка, и в сад вошла парочка. Они говорили громко, казалось, спорили. Когда они остановились посредине прохода, до беседки донесся голос девушки.

– Нет, нет и нет! – восклицала Мина. – Сначала мы поедем в твою страну. Затем решим, в каком направлении двигаться дальше.

– Разумеется, это вездесущий венецианец и его нежная подружка! – проворчал боярин. – Мы сможем обрести спокойствие лишь после их отъезда!

– Как, они опять ругаются! – воскликнул Филиппос. – О, нет! Хватит ссор между сговоренными!

Спустившись по ступенькам беседки, Филиппос побежал к Мине и Ренцо. Догнав парочку, мальчик принял важный вид и произнес на греческом десяток фраз, желая будущим супругам счастья и согласия. Заканчивая свою речь, он обратился к Мине по-русски, и в его глазах засверкали насмешливые искорки:

– А тебе, боярышня, я скажу, что в той стране принято говорить: «Пусть жена следует за мужем, как нитка за иголкой!»

– Когда ты лучше узнаешь женщин, Филиппос, – ответила Мина тоже по-русски, – ты поймешь, что они учатся держать иголку в руках намного раньше, чем подражать нитке!

Несмотря на настойчивые просьбы Ренцо, ни девушка, ни мальчик не захотели переводить последние реплики. Взявшись за руки, парочка направилась по боковой дорожке. Артемий проводил их меланхолическим взглядом. Когда Филиппос вернулся в беседку, дружинник сказал:

– Не волнуйся за них, они созданы друг для друга! Они оба немного сумасшедшие… Но, в конце концов, может, речь просто идет о другом взгляде на мир!

– А я предпочитаю Альдину, она такая нежная! Как подумаю, что Ренцо придется терпеть…

– А ты думаешь, что тебя легко терпеть со всеми твоими выходками? – возразил Артемий.

Боярин погладил сына по голове, потом прижал его к себе.

– Скоро придут Митько и Василий, – сказал дружинник, немного помолчав. – Сегодня поужинаем в трактире, который знают наши друзья. Перемена обстановки принесет нам пользу!

– Надеюсь, ты не забудешь надеть шапку, – вздохнул Филиппос. – Иначе я когда-нибудь ее спрячу… да так хорошо, что даже знаменитый дознаватель Артемий, сын Норвана, не сумеет ее найти!