Густая изморось. Степь, круглая, хмурая. Пирамидальные тополя - оголенные, мокрые. Они, точно странники, появляются то справа, то слева. И дорога - кашица из черной грязи, по которой едва двигается телега.

Пара усталых лошадей рыжей масти бредет медленно. Воздух холодный, и над крупами животных поднимается пар. Возница сидит на передке как-то полубоком. Искоса поглядывает на пассажиров. Он не очень им доверяет.

Пассажиров трое. Один, Владимиром Антоновичем его называют, по возрасту, видать, самый старший. В шляпе, в очках, в тонком пальто. Что пальто тонкое - это его собственное дело. Очки на Кубани многие носят, особенно кто в городе родичей имеет. А вот насчет шляпы товарищ маху дал. Не привыкшие тут до шляп жители. Раздражение такой убор вызвать может. Сомнение.

Второй, может, цыган, может, татарин. Глаза черные, хитрые. Ростом маленький. Всю дорогу руки в карманах плаща держит. Это точно - пистолеты не выпускает.

Третий - чистый жулик. В кожанке и с чубчиком.

Ящики какие-то с ними, лопаты…

- Так вы, значит, добрые люди, из Ростова будете? - заискивающе спрашивает возница.

- Бери выше, отец, - говорит жуликоватый. - Из самой Москвы. Мы, батя, геологи. Полезные ископаемые в ваших краях искать будем…

- Окромя грязи, тута ничего нету, - заявил возница.

- А мы дальше поедем…

- Дальше дальшего не бывает. Куда же это?

- В хутор Соленый… Рожкао…

Возница побелел. Повернулся к ним. Руки трясутся.

- Люди добрые, не губите…

Никакого впечатления. А коротышка рук из карманов не вынимает. Так и жди, всю обойму выпустит.

- Сынки, если шо, забирайте коней и телегу тоже… Я ходом своим до Лабинской доберусь. Я, понимаете, пять душ детей имею… Жинка на прошлой неделе ногу подвернула… В каких дворах золото есть, не знаю. В нашей семье его отродясь не было.

- Что с вами, товарищ? - спросил тот, в очках и шляпе.

- Пужливый я больно… - признался возница.

- Зачем же нас пугаться? Мы ученые, приехали сюда проводить геологоразведочную работу. Я профессор Фаворский. А это мои коллеги.

- Меня зовут Аполлон, - сказал жуликоватый. - А его Меружан…

Возница опять побледнел:

- Имена-то… странные…

- Какие родители дали, - усмехнулся Аполлон.

Меружан не улыбался, никак не реагировал, а сидел

неподвижно, словно глухонемой. Не вынимал рук из карманов. И ткань плаща подозрительно оттопыривалась, точно в карманах и в самом деле торчали пистолеты.

- Может, нам документы предъявить? - спросил профессор.

- Для порядку бы, - сказал возница; никогда не ходивший в школу, он и расписывался-то крестиком.

Вид бумаги с машинописным текстом и фиолетовой печатью подействовал на него успокаивающе. Возвращая ее профессору, повеселевший возница сказал:

- Люди добры, да куда же вы едете? Вы знаете, шо здесь творится? А в тех краях особенно… Бандитов - как собак нерезаных. На прошлой неделе наши их сильно потрепали. Да вот жаль, начальника отделения в том бою убили… Добрый мужик был. С пониманием… И все кулачье проклятое…

- На этих днях бандиты не показывались? - впервые за всю дорогу сказал Меружан.

- В горах, гады, отсиживаются… Если бы жинка ногу не подвернула, я бы с обрезом…

Возница достал из-под тулупа большой промасленный обрез и положил в телегу.

- Так-то лучше, Отец, - Сказал Меружан. - Я эту пушку давно заприметил…

- Шо вы, добры люди… Бандюги же моего родного брата прикончили. Председателем сельсовета он был. И жинку его попоганили и зарезали. И дочку трехлетнюю не пожалели. Я их, гадов, многих в лицо знаю. Всю Малую Лабу излазию, до Псебая дойду… Пусть только жин-ка ногой затопает…

- Горы большие, - сказал Аполлон. - Искать бандитов будет не легче, чем иголку в стоге сена.

- У меня ниточка есть… Старый княжеский холуй егерь Воронин. Чуется, что он не побрезгует и на бандитах заработать…

Возница провел рукавом по мокрому лицу. Вскинул вожжи.

Пахло землей, лошадиным потом. Надрывно повизгивали колеса.

Одноэтажные домики станицы показались лишь в сумерках.

Гостиница стояла в самом центре. И достаточно было войти в прихожую, оклеенную состарившимися обоями, чтобы сразу представить «блага», которые ожидают путника. Вонь, холод, клопы…

Геологам отвели боковую комнату. В ней стояло шесть убранных кроватей. Наволочки на подушках свежие, но залатанные и заштопанные. Одеяла - солдатские, зеленоватого цвета.

Профессор предупредил заведующего гостиницей, что они везут ценную аппаратуру, и просил посторонних в номер не поселять.

Койки выбрали подальше от окна. Оно вытянулось чуть ли не во всю стену, с мутными пятнами на. стеклах. Вторых рам не было. Шпингалеты держались на честном слове…

Аполлон вышел в коридор и спросил у дежурной, что и где здесь можно купить из съестного. Плохо одетая женщина - и, может быть, прежде всего по этой причине непривлекательная - терпеливо разъяснила, что базар в станице бывает с шести до девяти утра. Там иногда предлагают продукты: лепешки, требуху, вареную кожу. Но больше на обмен. За деньги купить почти ничего невозможно.

Пришлось терзать московские запасы…

Поужинав, геологи потушили свет и легли. Несмотря на дальнюю дорогу, которую им пришлось сегодня преодолеть, сон не приходил.

Аполлон сел, опустив на пол ноги, и без энтузиазма сказал:

- Клопы предприняли психическую атаку.

- Ты самый толстый, - сказал Меружан. - Клопы знают, что делают.

- Не включай свет, - предупредил профессор.

- Я не кошка, я в темноте не вижу.

- Все равно не включай, - предупредил профессор.

- Может, он не придет, - возразил Аполлон.

- Не будем дискутировать, - сказал профессор. - Лежите и ждите…

- Знаете, сколько времени человек тратит на ожидание? - спросил Меружан. - Двенадцать лет, или одну пятую всей своей жизни.

- Сам подсчитал? - спросил Аполлон.

Меружан промолчал.

- Что молчишь? Стесняешься?

- На глупые вопросы не отвечаю.

- Все, - сказал профессор. - Молчок, коллеги…

Тикали часы. На улице лаяли собаки. Тараканы шуршали под обоями, словно гонимые ветром обрывки газет.

В окно трижды постучали. Профессор сбросил одеяло и оказался совершенно одетым. Мягко ступая в шерстяных носках по крашеному полу, он приблизился к окну и повернул шпингалет. Шпингалет звякнул громко, точно оброненные ключи. Скрипнув, разошлись рамы.

- Два, - сказал человек за окном.

- Восемь, - ответил профессор.

- Владимир Антонович?

- Да.

- Вам записка и привет от Кравца.