Комната пропахла нитками. Запах ниток был здесь всегда, как и всегда были потолок, стены, окна, ножная швейная машина марки «Singег» и портновские ножницы, где вместо второго кольца был продолговатый овальный проем, в который вмещались все четыре пальца.
Деньги кружили по комнате. Они кружили не так, как ветреной осенью кружат пожелтевшие листья, легкостью и расцветкой своей напоминающие неугомонных бабочек. Деньги летали тяжело, словно бумажные голуби. Это были крупные сторублевые купюры темно-сизого цвета.
Никогда раньше в жизни Жан Щапаев не видел такого обилия денег. Равно как и не видел в таком диком состоянии свою родную матушку Марфу Ильиничну.
Обезумевшая, с распущенными волосами, она ползала на полу, сгребая деньги растопыренными пальцами, которые казались ему в эту минуту клешнями пресмыкающегося. Она произносила какие-то нечленораздельные звуки. Но он понимал, что матушка по-прежнему выкрикивает слово:
- Погубил! По-гу-бил!
Это он, Жан, погубил ее?
А может, наоборот?
Два дня назад, под вечер, когда небо было уже сумрачным и лил мелкий, но по-весеннему холодный дождь, к ним в дом пришла женщина с небольшим чемоданчиком в руках. Она сказала, что работает медицинской сестрой в госпитале Перевальном, и попросилась остановиться у них в доме на два дня.
- Что вы! Что вы! - запротестовала Марфа Ильинична. - Вот так просятся на два дня, а потом и за год не выгонишь.
- Избави бог, - сказала женщина. - Я говорю правду.
- У нас тесно. Мы чужих не пускаем. К тому же есть строгое указание милицейских властей насчет прописки.
Женщина положила на стол пятьсот рублей и сказала:
- Мне порекомендовали обратиться к вам наши общие друзья.
- Какие еще? - настороженно спросила Марфа Ильинична, не сводя, однако, взгляда с денег.
- Те, что снабжают вас продуктами.
- Только на два дня, - не задавая дальнейших вопросов, согласилась Марфа Ильинична и взяла деньги.
Когда женщина сняла пальто, то Марфа Ильинична узнала бежевое платье, которое около года назад шила Дорофеевой. Как тут не спросить:
- А что же Танечка не могла вас приютить?
- Она ждет мужчину.
Не вступая дальше в разговоры, женщина легла спать, но среди ночи куда-то ушла. Вернулась под утро. Однако побыла дома совсем недолго… И уже второй день не возвращалась вовсе.
Под кроватью остался ее потертый чемоданчик. Он был заперт. Но любопытная Марфа Ильинична не утерпела, вскрыла замок. И обомлела. Весь чемодан был заполнен пачками денег. Новых сторублевых денег. Больше в чемодане не было ничего, если не считать женского гребня из какой-то пожелтевшей кости.
- Ой, что ж делать? Ой, что ж делать? - Она произнесла эти слова так растерянно, будто отстала от поезда и оказалась на незнакомой станции без вещей и без копейки. - Ой! Что ж делать?!
- Сообщить в милицию, - подсказал Жан.
- Ты что? Сказился? - она посмотрела на сына с такой злобой, что он сразу поник и прижался к стене, точно хотел ею заслониться.
Но Марфа Ильинична уже забыла о Жане, и вновь повторила старую, как мир, фразу:
- Ой! Что ж делать?!
Потом, опомнившись, она поспешила к окну, суетливо задернула занавеску.
- Одни гроши! Чемодан грошей!
- И гребешок, - напомнил невпопад Жан.
- Его вначале кипятком обдать надо. Может, она шелудивая, - деловито ответила Марфа Ильинична. Она вздохнула глубоко, печально. Сказала тихо: - Где же нам их закопать? - И сама себе ответила: - Лучше в погребе.
- Что вы, мамочка? - осмелился молвить слово Жан. - А вдруг хозяйка возвернется?
- Ворюга она, а не хозяйка. Я ей возвернусь. Я ее мигом за решетку отправлю. Ступай за лопатой.
Жан боялся этих денег. Откуда такая сумма может оказаться у медицинской сестры? Вдруг она из воровской шайки? Ее дружки зазря состояние не упустят. Они семь шкур снимут и с Жана, и с его мамочки.
Когда он вернулся из сарая с лопатой, довольная и улыбчивая Марфа Ильинична поливала из чайника гребень. Пар поднимался над миской. И пахло костью или какой-то эссенцией.
Тогда-то Жан и увидел, что лицо матери странно изменилось. Она опустила чайник. И сказала:
- Посмотри:
Гребень лежал в горячей воде. Но теперь он был совсем не таким, как в чемодане. На желтой кости четко и ясно смотрелись буквы латинского алфавита. Они располагались напротив зубьев. И каждый зубец имел свою определенную букву или сочетание букв.
- Ма-ма, - выдохнул Жан. - Это таинственное что-то… Я боюсь.
- Сничтожить! Надо в момент сничтожить! - решила Марфа Ильинична быстро и бесповоротно. Она всегда и только так принимала решения.
- Нет! Этого нельзя делать, мама. Это нужно снести в милицию.
- Неси! - мрачно пошутила она. - Может, орден дадут…
- И деньги тоже, мама!
Вздрогнула Марфа Ильинична, потерла ладонь о ладонь, крепко до хруста зажала пальцы. Усмехнулась через силу - не понравился, насторожил ее голос сына. Сказала:
- Господь с тобой. Дыхни!
- Я же не пью, мамочка. Деньги не наши. Их надо снести властям.
- Не кричи, сынок. Не кричи… Денег я тебе не отдам. И милиции не отдам! Кукиш ей!
- Вы сами кричите, мама! И кричите глупости!
- Нет… Нет… А может, гребень и не тайный. Может, его просто какой заграничный умелец делал. Так вот - с фокусом.
- Мама, не обманывайтесь. Ведь деньги. Столько денег. Откуда они у медицинской сестры?
- Не наше дело. Не наше… Сничтожим гребень - и все.
- Нельзя, мам. Война! Если она шпионка, если ее власти ищут… Тогда судить нас будут за то, что мы врагу способствуем. И даже очень расстрелять могут…
Он хотел убедить ее доводами. Хотя и не верил в такую возможность.
- Матерь божья! Прости… Все на себя возьму. Я без сына все сделала. И гребень, значит, сничтожила, и деньги забрала. А ты на работе был…
- Нельзя, мама.
Но она уже поспешила к печке, открыла заслонку и кинула в печь гребень.
Вначале ему пришлось отбросить мать на пол, потом сунуть руку в огонь. Счастье, что кость на гребне не вспыхнула. Она будто запенилась по краям. И все.
Он, словно боясь, что пыл его угаснет, пропадет решимость, побежал в другую комнату, схватил чемодан квартирантки.
Но мать не выпустила его из дома. Она вцепилась в чемодан. И Жан тащил ее до самой двери. А она кричала:
- По-гу-бил! По-гу-бил!
У двери чемодан распахнулся. Деньги вывалились. Она кинулась на них, пытаясь накрыть телом. Потом стала рвать пачки. И бросать. И деньги кружили по комнате.
Мать выла. Может быть, она сошла с ума.
Выслушав Жана Щапаева, Золотухин отвез его к Каирову.
Мирзо Иванович долго рассматривал гребень. Сказал Щапаеву:
- Молодец, ты угадал, это шифр. - Потом обратился к Золотухину: - Дмитрий, прояви находчивость. Добудь бутылку вина. Мы должны выпить с этим парнем.