Преподобный Максим Грек

Апостольские слова, характеризующие веру христианскую как божественное установление, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос (Кол. 3:11), имеют реальное подтверждение в многочисленных житиях святых. Национальность и происхождение многих подвижников веры и благочестия в их святительском, иноческом или мученическом подвиге отодвигаются на второй план, становятся второстепенными и вспоминаются нами лишь при более пристальном обращении к их духовному наследию.

В год 1000-летия Крещения Руси к лику святых был причислен преподобный Максим Грек, личность которого неразрывно связана не только с церковной, но и со светской историей Руси. Даты рождения преподобного в летописных сводах и источниках разнятся. Одни указывают на 70-й год XV столетия, иные переносят ее на десятилетие вперед, поэтому можно с уверенностью сказать лишь то, что молодость Михаила Триволиса, а именно так до пострига звали подвижника, проходила в годы окончательного падения Константинополя и порабощения греческих областей магометанами. Семья, в которой родился и получил начальное православное воспитание Михаил Триволис, проживала в греческом городе Арта, была богатой и известной среди горожан. Мусульмане, завоевав греческие области, уничтожали все училища, где можно было получить полное научное образование, но в областях Римской империи ученых греков в те времена всегда встречали доброжелательно, предоставляли им университетские кафедры, приглашали ко дворам государей и в высшее общество.

Италия особо покровительствовала наукам и старалась спасти греческие рукописные сокровища, уничтожаемые магометанами, в своих библиотеках. Вот только «спасение» это впоследствии приобрело весьма странный характер. Греческие рукописи и книги переводились на латынь, после чего сами подлинники уничтожались. Римские государи и папы крайне негативно относились к признанию первенства восточного научного и богословского опыта.

Стремясь к постижению наук и знаний, Михаил Триволис отправляется в Париж, где приступает к углубленному изучению богословия, философии, истории и современных языков. Некоторое время спустя из Франции он переезжает в Венецию, где изучает древние языки.

На молодого охотника за знаниями неизгладимое впечатление производят проповеди монаха-доминиканца Джироламо Савонаролы, который, не страшась преследований и самой смерти, обличал разврат, лицемерие и честолюбие римского папы Александра VI Борджиа.

В мае 1498 года несломленного пытками и преследованиями Савонаролу сожгли на флорентийской площади. Эта казнь настолько потрясла Триволиса, что он опрометчиво принимает решение перейти из православия в католичество и принимает постриг в доминиканском монастыре св. Марка во Флоренции, настоятелем которого был Савонарола. Но уже менее чем через два года Триволис, видя, насколько поражены мирскими грехами те, кто должен жить в бедности и непрестанных заботах об обездоленных, как среди братии господствуют пороки, которые обличал их сожженный настоятель, оставляет доминиканцев, приносит покаяние и уезжает на святую гору Афон в Ватопедский монастырь. В 1505 (1507?) году он принимает там постриг с именем Максим.

В кругу опытных афонских старцев, в подвигах воздержания и молитвы, в изучении духовного наследия — святоотеческих книг и творений, которыми обладал в те времена Ватопед — проходили афонские годы инока Максима. По всей видимости, инок мечтал именно здесь, в безвестной тишине, достигать духовного совершенства и мирно окончить свой земной путь к Богу.

Но человек предполагает, а Господь располагает. Максиму Греку Бог определил нести апостольский подвиг в чужой, неведомой ему стране, где величие, слава и признание очень часто идут бок о бок с преследованиями, многолетними заточениями и физическими страданиями.

В 1515 году недавно занявший московский трон великий князь Василий III, разбираясь лично в кладовых своих палат, обнаружил множество греческих духовных книг. Государь решил, что было бы хорошо перевести их на русский язык и снарядил за этим на Афон посольство, чтобы подыскать хорошего толмача из монахов. Выбор пал на Максима, и тот, смиренно склонив голову перед судьбой, указавшей новый путь служения Господу, отправился в Великое княжество Московское.

Путешествие к столице Руси было длительным. Русским посланникам пришлось по делам государственным провести достаточно долгое время в Крыму. Максим употребил это время для изучения русского языка. Посольство прибыло в Москву лишь в 1518 году.

Афонского монаха обласкал сам великий князь, его почтительно встретило духовенство и бояре, которые тут же добавили к его имени прозвище «Грек». Сам Василий III определил ему в местожительство Чудов монастырь в Кремле, неподалеку от своих палат.

Максим Грек был поражен количеством древних рукописей, книг латинских и греческих в княжеской библиотеке, которая не отпиралась почти столетие. К сожалению, эта библиотека была практически полностью уничтожена во времена Великой Смуты. Остались лишь те книги, которые успел извлечь и перевести Максим Грек.

С ревностью и вдохновением принялся преподобный монах за великий и ответственный труд. Особо удручали Максима неточности перевода, которыми пользовались в богослужебной и богословской практике, а также наличие в первоисточниках множества еретических вкраплений, поправок и исправлений.

Первой задачей Максима стал перевод огромной, на полторы тысячи страниц, Толковой Псалтири — труд, вызвавший всеобщее восхищение и признание. Эту работу он закончил всего лишь за один год и пять месяцев.

Вслед за Псалтирью были переведены Толковый Апостол, сочинения святителей Иоанна Златоустого, Григория Богослова, Василия Великого, Афанасия Великого, Кирилла Александрийского. Трудно было Максиму от чистой пшеницы толкований святых отцов отделять примеси еретических плевел. Требовалась строгая осмотрительность и глубокое знание богословия. Особую трудность представляло исправление ошибок, которые из-за малограмотности, неаккуратности, а порой и из-за элементарной небрежности переписчиков остались в текстах Библии и богослужебных книг. Эти исправления и стали первым камнем преткновения в отношениях Максима Грека с некоторыми представителями Русской Церкви. Ведь неверные слова, предложения и определения уже успели за многие годы накрепко войти в богослужебную практику — стали обиходом, изменять который не хотели и всячески тому противились.

Кроме того, благодаря своему блестящему уму и широкой образованности, преподобный Максим, несмотря на свою сосредоточенность на литературных трудах, тем не менее не мог не оказаться в центре светских, церковных и политических событий современного ему Московского государства. Он не мог не видеть множество недостатков в русской жизни, громадного количества суеверий и откровенно языческих традиций, накрепко вошедших в жизнь тогдашней Руси. Молчать Максим Грек не мог, мнения свои в тайне не хранил, да еще и обличал невзирая на лица, что вскоре сделало его жертвой доносов, к которым прибавлялись как измышления, так и откровенные небылицы. Образованность, ум и знания далеко не всегда вызывают лишь восхищение и признательность. Часто они способны вселять зависть и злобу в сердца не вполне доброжелательных людей. Так произошло и с преподобным Максимом: многие ему завидовали и всячески старались оклеветать перед власть имущими. Не способствовало улучшению положения и то, что у Максима сложились не вполне хорошие отношения с московским митрополитом Даниилом, который не мог, да и, по-видимому, не хотел быть совестью русского народа, наставником и правдивым советником государя, а лишь покорно потакал любым царским желаниям.

Охлаждению в отношениях с великим князем и митрополитом способствовала также и принципиальная позиция Максима Грека, занятая им в истории развода государя со своей законной супругой Соломонией Сабуровой: ради женитьбы на обольстительной полячке Елене Глинской князь отправил жену в монастырь. Этот факт настолько возмутил преподобного, что он даже написал трактат (актуальный во все времена) под названием: «Слово к оставляющим жен своих без вины законныя».

Именно во время трудов преподобного Максима в Москве разгорелся спор между нестяжателями и иосифлянами: двое мужей, со временем прославленные в лике святых, — преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий — обсуждали возможность для монастырей владеть богатствами и имениями. Максим Грек не мог остаться в стороне и в своих статьях об иноческом жительстве он с пафосом Савонаролы резко осуждал монастырское землевладение, ростовщичество и сребролюбие. Тогдашние иерархи Церкви, пользовавшиеся полной поддержкой государя, простить ему это просто не могли. Преподобного Максима, по сути вернувшего людям книжную святоотеческую мудрость, судят на двух церковных соборах — 1525 и 1531 годов, причем в вину ему вменяют преднамеренное искажение текстов богослужебных книг. Для сурового приговора данных обвинений было недостаточно, но тут же находятся клеветники, свидетельствующие, что богомудрый подвижник по злодейскому умыслу искажал суть Священного Писания.

Максим Грек просит отпустить его на Афон, но осуждается как еретик и по приговору церковного суда отправляется в заточение в Иосифо-Волоцкий, а затем в тверской Отрочий монастырь. Около 20 лет проводит преподобный в сырой, тесной келье. Терпит голод и холод. Долгое время ему не позволяли даже на короткое время выйти на свежий воздух.

Великую и чудесную силу духа явил в заточении Максим Грек. «Не тужи, не скорби и не тоскуй, любезная душа, о том, что страдаешь без правды…» — этими словами открывается сочиненная им в утешение самому себе проповедь. С ее чтения начиналось каждое утро Максима в узилище. Кусочком угля на стене кельи затравленный, истерзанный пленник написал прекрасный канон Утешителю Святому Духу — Параклиту. Принятый впоследствии Церковью, он звучит сегодня во многих наших храмах в праздник Сошествия Святого Духа на апостолов.

Многократные обращения афонских монахов и даже самого Константинопольского патриарха с просьбой отпустить Максима результа-то в не принесли, и мечте Максима об окончании своего жизненного пути на родине не суждено было сбыться. Иван Грозный в 1551 году (называют и иную дату — около 1547-48 годов) распоряжается выпустить преподобного из заточения и разрешает ему перебраться в Троице-Сергиев монастырь. Здесь в 1556 году и предстает пред Господом афонский инок, кладезь мудрости и образ верности, претерпевший великие страдания, но несмотря на все не переставший любить свою вторую родину.

Праведная жизнь преподобного Максима Грека многие годы проходила в темницах и страданиях, которым он подвергся за свою самоотверженную просветительную деятельность, за труды, подъятые им на пользу и во спасение ближних. На нем исполнились слова апостольские: все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы (2 Тим. 3:12), что лишь укрепило веру подвижника, который и до дня нынешнего являет собой пример подражания и восхищения.

Память преподобного Максима Грека — 3 февраля.

 

Свой среди чужих. Святитель Николай Японский

Сегодня, вероятно, просто невозможно представить себе светского или церковного общественного деятеля, в священном сане или без такового, который был бы востребован, уважаем и популярен, но без политической составляющей. К сожалению, и ныне ленинская формулировка «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» превалирует над словами Спасителя: Царство Мое не от мира сего (Ин. 18:36). Недоверчиво смотрят обыватели всех рангов и должностей на того священнослужителя, который заявляет, что для него нет разницы, кто из его прихожан каких политических убеждений. И доказать обратное практически невозможно.

Одним из тех, кто смог быть не только «своим», но уважаемым и любимым людьми самых противоположных взглядов, мировоззрений и традиций был и остается святитель Николай Японский. Более того, он смог силой своей всеобъемлющей любви во Христе даже в дни войны между Россией и Японией, находясь на территории государства-противника, не стать предателем для соотечественников и врагом для японцев.

Полвека длилась святительская миссия архиепископа Николая Японского. В июльский день 1861 года молодой выпускник Петербургской духовной академии, выходец из дьяконской семьи Смоленской губернии, иеромонах Николай (Касаткин) впервые ступил на японскую землю. В городе Хакодате, где в то время находилось российское консульство, на территории которого стоял храм, его радостно встретили русские работники дипломатического учреждения. Не в пример им местные жители смотрели на Николая со злобой и подозрительностью. Православных среди них не было, да и вообще к иностранцам жители Страны восходящего солнца относились недружелюбно, а представителей иной религии откровенно ненавидели. Открытая проповедь была запрещена, а японцу, принявшему христианство, грозила смертная казнь. Последующие пятьдесят лет изменили всё. Благодаря проповеди святителя Николая (Касаткина), согласно статистике 1911 года, в Японии уже насчитывалось 266 общин Японской Православной Церкви, которые составляли 33 тысячи христиан, 1 архиепископ, 1 епископ, 35 священников, 6 диаконов, 14 учителей пения, 116 проповедников-катехизаторов. Кафедральный собор Православной Церкви находился в столице страны Токио, а на праздники святитель Николай получал поздравления от государственных и общественных деятелей Японии. Священномученик протоиерей Иоанн Восторгов писал в 1910 году: «В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская православная миссия, довольно было сказать одно слово "Николай"», и буквально каждый рикша сразу понимал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался «Николай», и место миссии также «Николай», даже само Православие называлось именем «Николай»». Даже сегодня, спустя сотню лет, подобная трансформация сознания народа, где царили, по сути, языческие верования и обычаи, кажется невозможной, но невозможное человеку возможно Богу.

Святитель Николай начинает свою миссию в Японии не с громоподобных проповедей-обличений, а с учебы. Он ревностно постигает сложнейший японский язык, параллельно изучая и китайский. Он стремится познать местные обычаи, религиозные верования и традиции. При этом святитель проявляет необыкновенную широту ума, дружелюбие и открытость, что не смогло не сказаться на его отношениях с изначально агрессивно-отчужденными японцами. Очень скоро он стал вхож во многие японские дома. Среди его друзей появились представители буддийского духовенства. «Вначале завоевать любовь, а потом нести Слово», — так решил святитель, и этот принцип обеспечил успех всей его последующей деятельности. В 1864 году он обратил ко Христу первого японца, причем обращенный был жрецом старой синтоистской кумирни в Хакодате — Такума Савабе. Вот как рассказывает об этом православная русская писательница тех времен Александра Платонова:

«Савабе то и дело сталкивался с иеромонахом Николаем в доме консула и всегда смотрел на него с такой ненавистью, что однажды тот не выдержал и спросил:

— За что ты на меня так сердишься?

Последовал совершенно определенный ответ:

— Вас, иностранцев, нужно всех перебить. Вы пришли выглядывать нашу землю. А ты со своей проповедью всего больше повредишь Японии.

— А ты разве уже знаком с моим учением?

— Нет, — смутился японец.

— А разве справедливо судить, тем более осуждать кого-нибудь, не выслушав его? Разве справедливо хулить то, чего не знаешь? Ты сначала выслушай да узнай, а потом и суди. Если мое учение будет худо, тогда и прогоняй нас отсюда. Тогда ты будешь справедлив.

— Ну, говори!

Слова иеромонаха Николая потрясли самурая. Он испросил дозволения встретиться с иеромонахом вновь и продолжить беседу. Через некоторое время отец Николай уже писал митрополиту Исидору: "Ходит ко мне один жрец древней религии изучать нашу веру. Если он не охладеет или не погибнет (от смертной казни за принятие христианства), то от него можно ждать многого".

В письме от 20 апреля 1865 года иеромонах Николай пишет: "Жрец с нетерпением ждет от меня крещения. Он хорошо образован, умен, красноречив и всею душою предан христианству. Единственная цель его жизни теперь — послужить отечеству распространением христианства, и мне приходится постоянно останавливать его просьбы из опасения, чтобы он не потерял голову, прежде чем успеет сделать что-либо для этой цели".

На Савабе тут же обрушились тяжкие испытания. Его жена сошла с ума и через несколько месяцев в припадке болезни сожгла собственный дом. Савабе так и не нашел прибежища и в скором времени вернулся в Хакодат. Теперь он не имел не только средств к пропитанию, но и крова. Тогда же, в 1868 году, он был заключен в темницу. Восьмилетний его сын по наследственному праву стал жрецом той же кумирни, что давало ему средства кормить себя и больную мать. Позднее Павлу Савабе было дано утешение видеть христианином и своего собственного сына. Испытания лишь укрепили ревность Павла, и в 1875 году он был рукоположен в сан священника».

В 1870 году указом правительствующего Синода иеромонах Николай был возведен в сан архимандрита. Казалось бы, подобное начало должно было открыть путь к более массовому интересу к православию, но ведь проповедь была тайной и на самом деле очень опасной: лишь в 1873 году в Японии были отменены старые антихристианские указы. К этому моменту обращенных насчитывалось около 30 человек, а Духовная миссия, по причине возросшего количества русских представительств в Японии, была перенесена в ее столицу.

После того как проповедь о Христе стала дозволенной, число христиан-японцев начало увеличиваться. В 1875 году рукоположили первого священника-японца, а к 1878 году их насчитывалось уже шесть.

В 1880 году в Петербурге, в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, архимандрит Николай был возведен в сан епископа.

Труды святителя можно разделить на три направления. Во-первых, пастырское окормление. Святитель почти ежедневно объезжал ту или иную часть своей епархии, проверял нравственное состояние приходов, служил, проповедовал. Во-вторых, религиозное образование: в начале 1880-х годов в Токио было четыре церковных училища, в числе которых одно женское. В Миссии издавался ряд журналов. В-третьих, всю свою жизнь владыка ежедневно трудился над переводом на японский язык Священного Писания и богослужебных книг. Много внимания он уделял знакомству японцев с классической русской и европейской культурой.

Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов святитель, рискуя своей жизнью, остался со своей паствой, хотя имел много возможностей вернуться в Россию. В это военное время епископа Николая сопровождали не только многие скорби, но и постоянная опасность для жизни. Его травили с двух сторон: японцы видели в нем русского политического агента, шпиона, агитатора, сеющего на японской почве измену и симпатии к вероломной, хищнической России; русские же подозревали его в информаторской деятельности, в сообщении Японии о России того, чего ей знать не следовало. Все труды епископа объявлялись не только бесполезными, но и вредными. Святителя Николая помогли сохранить для его миссии два руководившие им всю жизнь принципа: первый — идея апостольского служения, подвига распространения православия среди язычников; второй — горячее убеждение в том, что его работа должна стоять вне всякой связи с политикой.

Редкий такт и мудрость, проявленные святителем Николаем в годы войны, еще более повысили его статус в глазах японского общества, когда война закончилась. Эта значимость святого способствовала быстрому преодолению психологических последствий войны и расчистила путь к русско-японскому сближению.

30 июня 1910 года в Токио был торжественно отпразднован 50-летний юбилей служения святителя Николая в Японии. К этому дню преосвященный был возведен в сан архиепископа. Это празднование отчетливо показало, как благодаря подвигу всей его жизни в Японии изменилось отношение к православию. Святителя чествовали не только его чада, но и светские власти. Сам же архиепископ Николай воспринимал свое дело исключительно как исполнение воли Божьей. «Разве есть какая-нибудь заслуга у сохи, которою крестьянин вспахал поле?» — говорил он.

Архиепископ Николай умер в 1912 году и был похоронен на токийском кладбище Янака. Как образец истинного христианского миссионера он был прославлен первым в числе русских святых, канонизированных нашей Церковью во второй половине XX века.

День памяти равноапостольного Николая (Касаткина) архиепископа Японского — 16 февраля.

 

Святитель Тарасий патриарх Константинопольский

Святителями Церковь именует святых в епископском сане, предстоятелей церковных общин, которые своей святой жизнью и праведным пастырством осуществляли Промысл Божий о Церкви на ее пути к Царству Небесному.

Епископ являет своей Церкви образ самого Христа, становясь Его символом во время евхаристического богослужения, и возглавляет вверенную ему христианскую общину. Об этом говорил и святитель Игнатий Антиохийский (около 107 года), уподоблявший епископов Господу и Спасителю нашему, а пресвитеров, помогающих ему в управлении Церковью, — апостолам.

Святость святителей как предстоятелей Церкви (при условии беспорочной жизни и праведной кончины) — это прежде всего выражение святости самой Церкви как Тела Христова. Будучи при жизни ходатаями перед Богом за свою паству, епископы остаются таковыми и после своей кончины. Принимая сан, они получают дар учительства и продолжают в нем служение апостолов, выражением непрерывной связи с которыми служит апостольское преемство — беспрерывное рукоположение епископов, совершаемое с апостольских времен, когда апостолы собственноручно посвятили первых епископов. Соответственно, и почитание святителей находится в преемственных отношениях с почитанием апостолов.

* * *

Святитель патриарх Тарасий родился в Константинополе в благородной семье, принадлежавшей к сословию патрициев. Дата рождения определяется современными историками приблизительно 730 годом, а вот дата преставления святителя пред Господом не вызывает сомнений — это 25 февраля 806 года. Известна она прежде всего потому, что в святителе Тарасии сочетались удивительные качества, до дня нынешнего поражающие каждого, кто знакомится с его жизнеописанием. Трудно найти человека, причем облаченного в ореол божественной святости, в котором бы сочетались государственная мудрость, духовное величие, удивительное благоразумие, добрый нрав и умение воплощать в своей жизни слова Священного Писания: по примеру призвавшего вас Святого, и сами будьте святы во всех поступках (1 Пет. 1:15).

Достигнув совершеннолетия, Тарасий получил хорошее образование и занимал различные должности при царском дворе императора Константина VI Порфирородного (780-797) и его матери, святой царицы Ирины (797-802). Его все любили и уважали, и должность царского советника, а затем и сенатора, которую он получил еще в молодые годы, ни у кого из государственных мужей и простого народа не вызывала искушений и возражений.

В те времена Церковь вновь начали волновать иконоборческие смуты. Святой Патриарх Павел (780-784), в душе своей не сочувствовавший иконоборчеству, по слабости характера не проявлял решительности в борьбе с ересью. А заболев, он и вовсе тайно оставил патриаршие палаты и удалился в монастырь святого Флора, чтобы принять там схиму. Слух о его постриге быстро распространился по империи и несказанно удивил как простой народ, так и высшее общество. Опечаленная царица Ирина отправилась вместе со своим сыном, царем Константином, в монастырь к патриарху с просьбой объяснить причину оставления кафедры. Но ко времени ее приезда Павел уже успел принять схиму, что исключило возможность возвращения. Единственное, что получила от него императорская семья, — так это совет возвести на патриарший трон сенатора Тарасия. Именно в нем видел Павел своего преемника. Вскоре, в 784 году, Павел умер, что еще больше обострило сложившуюся ситуацию.

Сложность положения заключалась в том, что Тарасий был мирянином. Церковная история не знала прецедента возведения в патриаршее звание мирского человека.

Царица Ирина провела собрание в Мангаварском дворце Константинополя, на которое собрались люди всякого чина и звания, в том числе представители простого народа. На вопрос царицы:

— Кто достоин быть нашим патриархом? — прозвучал общий ответ:

— Таковым никто другой, кроме Тарасия, быть не может!

Тарасий горячо отказывался от креста патриаршего служения, но, видя единогласное желание всего собрания, в том числе и самой царицы Ирины, согласился на свое возведение в патриарший сан, но при одном условии: немедленно должен быть созван Вселенский Собор для прекращения религиозных распрей, вызванных спором об иконопочитании.

Вот как передает церковная история слова патриарха Тарасия: «Если не будет созван Вселенский Собор, если иконоборческая ересь не подвергнется достойному осуждению и не будет единения в вере между православными восточными и западными Церквями, то я не соглашусь принять патриаршество, чтобы не навлечь на себя проклятия и осуждения, ибо тогда никто из земных царей не сможет избавить меня от суда Божия и вечной казни».

Собрание постановило собрать VII Вселенский Собор.

Тарасия последовательно возвели во все степени священства, и 25 декабря 784 года, в праздник Рождества Христова, он был поставлен Константинопольским патриархом. Следуя традиции, патриарх Тарасий разослал изложение своего вероисповедания предстоятелям всех Церквей. Дополнительно были разосланы приглашения на Вселенский Собор, написанные от имени Ирины, ее сына Константина и самого Тарасия.

В 787 году в г. Никее состоялся VII Вселенский Собор, на котором присутствовало 367 епископов. Председательствовал на Соборе сам патриарх Тарасий. Первое заседание Собора открылось речью патриарха Тарасия, в которой он последовательно изложил перед присутствующими повод к созыву Собора. Святой Патриарх обратился к епископам с просьбой тщательно исследовать учение иконоборцев и осудить его как весьма опасное заблуждение. Затем было прочтено и царское послание к Собору, в котором иконоборческая ересь также осуждалась. На Собор были приведены те из еретиков, которые раскаялись в своем заблуждении; пред лицом всего Собора они отреклись от ереси и исповедали православие.

80 дней продолжался святой Собор. На его заседаниях тщательно исследовались те места Божественного Писания, которые имели отношение к почитанию святых икон, свидетельства Святого Предания, учения святых отцов и учителей Церкви. Лжемудрования еретиков были низвергнуты. Собор проклял иконоборческую ересь и утвердил почитание икон. Великая радость была по этому поводу в святых храмах; весь народ торжествовал, провозглашая благие пожелания царю и отцам Собора. Так великим попечением святого Тарасия и тщанием благочестивой царицы Ирины ересь иконоборцев была отвергнута и попрана, а Церкви Христовой был дарован мир.

Святитель Тарасий управлял Церковью 22 года. Он вел суровую аскетическую жизнь. Был бессребреником и любвеобильным патриархом. Старики, нищие, сироты и вдовы находились под его святительским покровительством. Он вошел в историю как святитель, который, несмотря на свою великую власть и высочайшее общественное положение, обладал милосердием и глубоким смирением: в день Святой Пасхи он, уподобляясь Христу, устраивал трапезу для бедных и нищих, на которой сам и прислуживал.

Святой патриарх Тарасий бесстрашно обличил царя Константина Порфирородного, когда тот оклеветал свою супругу императрицу Марию и заточил ее в монастырь, чтобы сочетаться браком со своей родственницей. Святитель наотрез отказался расторгнуть брак императора, за что впал в глубочайшую немилость. Однако вскоре Константин был низложен своей матерью царицей Ириной. С ее воцарением Тарасий продолжил возглавлять Церковь и, по словам жития, «пребывал в мире и тишине, ревностно пася словесное свое стадо».

С первого дня своего посвящения он ежедневно сам совершал Божественную литургию и никогда не оставлял этого обычая, разве только по болезни. В преклонном возрасте святитель тяжело заболел. Но даже предчувствуя приближение своей кончины, он не прекращал служить литургию и совершал ее до тех пор, пока не сделался очень слабым, так что уже не мог подниматься с одра.

Святитель Тарасий скончался в 806 году.

Жизнеописание святителя повествует, что при его кончине бесы, показывая Тарасию его жизнь с самой юности, старались приписать святителю не совершенные им грехи. «Я неповинен в том, о чем Вы говорите, — отвечал на это святитель. — вы ложно клевещете на меня, нет у вас надо мной никакой власти».

Оплакиваемый Церковью, святитель был погребен в устроенном им монастыре на Босфоре. На протяжении многих лет у его гроба совершалось множество чудес.

 

Святитель Арсений (Мацеевич), митрополит Ростовский

Прославляя подвиг жизни святого — человека, подобного нам, но в отличие от нас имевшего пламенную решимость скорее умереть, чем отдаться во власть греха — мы тем самым прославляем Бога. Мы прославляем человека, по природе подобного нам, но преображенного благодатью Божьей и вознесенного ею на ангельскую высоту.

Святительский подвиг практически всегда сопряжен с испытаниями и преткновениями. Иногда нужны столетия, чтобы отпали пелены суетного мира, погрязшего в страстях человеческих. За историческими событиями, реформами и войнами, императорами и царями, сражениями и договорами стоит не всезнающий и неподвластный человеку фатум и не пресловутая судьба, а живые характеры, в действиях которых порой очень сложно отличить правду от лукавства.

* * *

Жизнь святителя митрополита Ростовского Арсения (Мацеевича) (1697-1772), мученически окончившего свой подвиг, является наглядным примером того, как ухищренно и жестоко пытается расправиться враг рода человеческого с тем, кто во главе угла своей жизни поставил Церковь Христову. Слова апостольские: трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1 Пет. 5:8) актуальны в любом обществе, в любой исторической эпохе, и очень часто, чтобы увидеть истину, снять тину обмана, лжи и неправедных обвинений, нужны время и молитва.

28 февраля 1772 года в Ревельской тюрьме в арестантской одежде, под именем Андрея Враля, скончался оболганный неправдами и выдумками, больной и слепой святитель Арсений (Мацеевич). Лишь на Соборе Русской Православной Церкви в 1918 году, на последней его сессии, было принято решение о восстановлении святителя в сущем сане, так как он был лишен его по политическим причинам. И почти через 100 лет, на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года митрополит Арсений был причислен к лику святых. Бог поругаем не бывает, и невозможно затмить свет того светильника, который несет свет правды Божьей.

В 1697 году в городе Владимире-Волынском в семье православного священника, ведшего свой род из польской шляхты, родился сын Александр. В 18 лет, получив достойное образование, он поступил в знаменитую Киево-Могилянскую академию — одно из лучших учебных заведений того времени. Через год Александр, стремясь к принятию ангельского образа, ушел в Новгород-Северский Преображенский монастырь, где принял постриг с именем Арсений, а немного времени спустя был рукоположен в диаконский сан. В 1718 году иеродиакон Арсений возвратился в академию, а по ее окончании в 1723 году принял иерейский сан.

До 1729 года иеромонах Арсений служил, проповедовал и постигал азы монашеского делания в Киево-Печерской Лавре и Черниговском Ильинском монастыре.

В 1730 году иеромонах Арсений был вызван в Тобольск митрополитом Антонием (Стаховским), где занимался миссионерством, а в 1733 году совершил путешествие в Устюг, Холмогоры и Соловецкий монастырь, где полемизировал с заключенными там раскольниками и по поводу этой полемики написал книгу «Увещание к раскольнику». Много трудился он в деле народного просвещения, стал ревностным проповедником и горячим защитником православия против лютеран и раскольников-старообрядцев. В борьбе с последними он поступал как человек своего жестокого времени. Он не доверял даже гражданским начальникам, обвиняя их в «знатном прихлебстве». Когда дело касалось богатых и почетных раскольников, он властью своей подолгу держал их в заключении, невзирая на жалобы, подаваемые на него духовным и светским властям. Для «вразумления» раскольников Арсений применял меры, прямо противоположные тем, которыми пользовался его предшественник на кафедре святитель Димитрий Ростовский, действовавший «путем кротости и силой своих увещаний». В то же время митрополит Арсений глубоко чтил святителя Димитрия, добился открытия его мощей и составил его житие.

В 1734 году иеромонах Арсений (Мацеевич) был назначен в Камчатскую экспедицию под руководством Витуса Беринга для открытия морского пути на Камчатку. Почти три года сопровождал он морскую экспедицию, служил, проповедовал, писал, вел бескомпромиссную борьбу с иноверцами и сектантами. Все это сказалось на здоровье священника, и в 1737 году его уволили с флотской службы и отправили в Вологду к епископу Вологодскому Амвросию (Юшкевичу), занимавшему в то время первенствующее место в церковной иерархии. А в 1738 году Арсений стал соборным иеромонахом синодального дома в Санкт-Петербурге и законоучителем гимназии при Академии наук.

Естественно, столь активная жизненная позиция, организаторские способности и выдающийся интеллект не могли не быть замеченными в столице империи. 26 марта 1741 года Арсения рукоположили в епископа Сибирского и Тобольского с возведением в сан митрополита. Во время пребывания своего в Тобольске он преобразовал местную архиерейскую канцелярию в консисторию и защищал новокрещеных инородцев от притеснений воевод, а духовенство — от вмешательства светского суда. Но суровый сибирский климат вредно отразился на его здоровье, и он, вскоре по воцарении Елизаветы Петровны, попросился в Ростов, куда его перевели в 1742 году. Здесь митрополит Арсений обрел себе известность как ревностный служитель Церкви и защитник ее прав. Он боролся с иноверием и расколом, ратовал за русские школы, не терпел нововведений, ревностно проповедовал. И все же главным делом всей своей жизни митрополит считал отстаивание независимости Церкви от государства. Когда его избрали постоянным членом Синода, он отказался дать присягу, в которой говорилось, что высшим судьей является императрица. Арсений заявил: «Высший Судия есть и будет только Христос!» Это могло навлечь на митрополита большие неприятности. Однако Елизавета высоко ценила святителя, и дело обошлось без последствий. Несколько раз владыка Арсений обращался с посланиями к императрице, призывая ее не посягать на земельные владения Церкви.

Отношение Екатерины II к митрополиту было другим. Первым признаком этого стало то, что Арсений не был приглашен на ее коронацию при восшествии на престол. Екатерина подозревала митрополита в недоброжелательстве. «Она имела какой-то необъяснимый страх перед этим бескомпромиссным владыкой, — вспоминал один из современников этих событий, — и впоследствии боялась его даже больного и в узах». После образования Екатериной специальной комиссии по подготовке разорительного для Церкви указа митрополит Арсений дважды обращался в Синод с угрозами отлучить от Церкви членов Комиссии. Царское правительство владыка Арсений сравнивал с нашествием монголо-татар, подчеркивая, что даже те не вмешивались в дела Православной Церкви. После принятия указа он подавал в Синод протест за протестом, просил вернуть вотчины монастырям, предавая анафеме обидчиков Церкви.

По приказу императрицы было назначено расследование дела о «скандальном митрополите». Он был арестован и доставлен в Москву. Заключенный в тюрьму Арсений продолжал обличать светские власти и саму императрицу. На допросах, в присутствии самой Екатерины, он смело высказывал сомнения в ее правах на престол. В результате его лишили архиерейского сана и сослали в дальний монастырь, сохранив, впрочем, монашеский чин. Но и там узнику не дали покоя. Его перевозили из одного монастыря в другой — такова была воля императрицы, которая боялась возраставшей популярности Арсения. Опытный и талантливый проповедник, он быстро завоевал уважение не только у монахов, но и охранявших монастырь офицеров и солдат. Его принимали не за преступника, а за митрополита, пострадавшего за Церковь.

Екатерина не могла спокойно относиться к выступлениям опального митрополита. Вскоре началось новое следствие. Арсения обвинили в политической неблагонадежности и расстригли. Когда ссыльному объявили новый указ, он не вымолвил ни слова. Монашескую одежду заменили арестантской и заключили под именем Андрея Враля в тюрьму Ревельской крепости на вечное содержание. В 1772 году в Ревельской тюрьме митрополит Арсений заболел и скончался. На окошке его каземата осталась вырезанная им надпись: «Благо мне, Господи, яко смирил мя еси».

Известия о последнем месте пребывания Арсения (Мацеевича) противоречивы, они умышленно запутывались. Последнее дело было сожжено. По одним свидетельствам, митрополит умер в Ревельской тюрьме. Среди устных преданий записан рассказ священника о том, что перед кончиной владыки он увидел, будто «преступник» лежит в полном архиерейском облачении, а не в арестантской одежде. По другим свидетельствам, он скончался по дороге в Сибирь, возле Верхнеудинска. По этой же версии, хоронить его не решились без указа — послали к архиерею и губернатору. Пока ожидали указа, тело пролежало 25 дней и не повредилось. Писали, что происходило много чудес: безо всякого постороннего вмешательства возгорались свечи в церкви, где происходило отпевание, тело видели лежащим в полном архиерейском облачении, а в Ростове ночью зазвонили колокола, виновных чему не нашли.

Деятельность подобных митрополиту Арсению ревностных защитников православия заложила прочный фундамент для сохранения в духовной жизни русского общества идеалов Святой Руси, казалось бы, навсегда утраченных в годы господства светской культуры. Этот фундамент послужил дальнейшему расцвету русской православной духовности и религиозной философии в XIX веке.

 

Святость, пронизывающая время. Священно мученик Антипа, епископ Пергамский

Одной из удивительных особенностей нашей церковной жизни, нашей веры является реальное участие в духовной жизни каждого верующего святых подвижников.

Святые в Церкви — примеры правильной христианской жизни. Их опыт, молитвы, поучения, книги могут помочь нам следовать по духовному пути. Но и сами они — помощники на этом пути. Своими молитвами к Богу, своей любовью, приобретенной в результате христианского подвига, они поддерживают нас. Многовековой духовный опыт Церкви подтверждает это.

«Дивен Бог во святых Своих…» — восклицал задолго до Рождества Христова пророк Давид. Именно так и понимается почитание святых: дивен Бог. Да и как может быть иначе, если в людях этих воссиял Сам Господь?

Молитвенное обращение к святым, общецерковным и местночтимым, приносит нам великую пользу. Через это почитание и мы становимся достойными исполнения в нас Божьего обетования: Кто принимает пророка во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника во имя праведника, получит награду праведника (Мф. 10:41).

Есть удивительная особенность у наших праведников. Мы обращаемся к ним в наших молитвах и молебных пениях, часто не различая и даже не задумываясь, в какое время проходило их земное служение. Находясь вне времени, они своим реальным участием в нашей духовной жизни как бы пронизывают его. Если в любом храме, будь то кафедральный собор или деревенская церквушка, мы посмотрим на иконы святых с точки зрения времени, то увидим, что перед нами — все эпохи церковной истории. Но в своих молитвах мы не делим этих подвижников на «ранних» и «поздних», они все для нас реальные современники.

24 апреля Церковь чтит память одного из первых своих святых — ученика святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, епископа Пергамской Церкви в Малой Азии, мужа апостольского, священномученика Антипы.

Именно о нем упоминает апостол Иоанн в своем Откровении: И Ангелу Пергамской Церкви напиши: так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч: знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь Имя Мое, и не отрекся от веры Моей даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа (Откр. 2:12–13).

Епископ Пергамский Антипа жил, проповедовал, подвергся гонениям и мучениям в I веке, который впоследствии был назван «веком Апостольским». Уже воскрес и вознесся на Небо Спаситель. Небольшая группа Его учеников — христиан — значительно возросла. Все чаще в городах и весях слышен был голос последователей Христа. Их не только знали и слушали. Весть о спасении, о возможности реального поклонения Единому Богу, как бы к ней не относились ранее — как к слуху или мечте — начала приобретать для людей практическую форму: они отрекались от языческого многобожия, за что христианские проповедники стали еще более ненавидимы не только жрецами-идолопоклонниками, но и властями предержащими. Начиналась эпоха первого гонения последователей Христа. Именно тогда и был сослан на остров Патмос, что в Эгейском море, святой апостол Иоанн Богослов, которому Господь открыл будущие судьбы мира и Святой Церкви.

В середине апостольского века в городе Пергам жил и проповедовал ученик апостола Иоанна святитель Антипа, который своим примером, твердой верой и неустанной проповедью о Христе добился того, что жители Пергама начали уклоняться от жертвоприношений идолам. Проповедь епископа приводила в ярость языческих жрецов. Они упрекали его в том, что он отвращает народ от поклонения отечественным богам и требовали прекратить проповедь о Христе и собственнолично принести жертву идолам.

Святитель Антипа на эти обвинения спокойно отвечал, что не станет служить богам-бесам, которые бегут от него, смертного человека, лишь только он в молитве призовет в помощь Спасителя Иисуса Христа. На возражения жрецов, что их боги существуют издревле, а Христос появился недавно и был распят при Пилате как злодей, следовал ясный и четкий ответ святителя, что языческие боги созданы руками людей и все сказания о них исполнены беззаконий и пороков. Эти дискуссии и споры всегда заканчивались молитвой епископа Пергамского, в которых Антипа твердо исповедовал веру в Сына Божьего, воплотившегося от Пресвятой Девы.

Разъяренные жрецы, видя тщетность и недейственность своих попыток заставить святителя отречься от веры во Христа, как-то раз схватили священномученика Антипу, повлекли его в храм Артемиды и бросили в раскаленного медного вола, куда обычно бросали жертвы идолам. Находясь в раскаленной печи, священномученик громко молился Богу, прося принять его душу и укрепить веру христиан. Он отошел ко Господу спокойно, как бы уснув.

Ночью христиане взяли нетронутое огнем тело Антипы и с честью похоронили в Пергаме.

У гробницы священномученика происходило множество чудес и исцелений. И по сей день христиане прибегают к молитвенному предстоянию священномученика при различных болезнях.

Существуют различные версии о дате смерти Антипы. Эти расхождения связаны с датировкой времени написания Откровения Иоанна Богослова: по одной версии, мученическая смерть Антипы произошла около 68 года (период правления императоров Нерона и Веспасиана), по другой — в 95 году (правление Домициана).

Казалось бы, этот подвиг мученичества останется в памяти Церкви лишь одним из примеров исповедничества в апостольские времена и спустя почти две тысячи лет лишь историки будут вспоминать его в своих летописях и сочинениях. Но святость имеет удивительную особенность: она вне времени, вне общественных и государственных образований, вне идеологических и политических систем, вне воли царей и правителей. И примером тому послужит следующий рассказ.

* * *

В начале XIX века в Российской империи наступили тихие и спокойные времена. Войны, конечно, были, но далеко, на периферии. Воевала там регулярная армия с профессиональным войском и офицерами, произошедшими из кругов высшей и средней знати. В центре же России: в Малороссии, Белоруссии и за Уралом — города, села, деревни и станицы наполнялись православным людом, занимавшимся землепашеством и ремеслами.

Больше всего, конечно, крестьянствовали — от земли-матушки кормились. И была тогда у помещиков, особенно черноземных губерний, одна, но пламенная блажь. Каждый год по своей господской воле они отправляли на Святую землю, в Палестину, своих «замученных тяжкой неволей» крестьян. С каждой семьи по человеку. По очереди. Как приходской поп благословит, а управляющий имением разрешит или барин назначит.

Паломников собирали всем обществом. Наказов о молитвах, поклонах и литургиях с молебнами на Святой земле, у Гроба Господня, было великое множество. Прощались не без слез: дорога была дальняя, и часто не все могли ее одолеть. На нахоженном пути часто попадались бугорки с крестами. Кто-то, не дошедши, Богу душу отдал, к Его святыням направляясь; другие, возвращаясь, домой не добрались. Преставились, отмолившись и за себя, и за весь род свой. Ведь в одну сторону паломники шли полгода, и столько же занимал путь на Родину, да шесть месяцев молитвы и трудов по святыням, церквам и монастырям Святой земли. Время немалое.

Одна из таких паломнических групп где-то в середине позапрошлого века решила с нахоженного паломнического пути свернуть, дабы сократить путь к родным домам и хатам. Были это крестьяне из Богучаровского уезда Воронежской губернии, то есть северные соседи наших благословенных земель, нынешнего востока Украины.

Шли летом, торопились к жатве, поэтому и решили срезать часть пути, не заходить, как было принято, к мощам святителя Иоасафа Белгородского, а идти напрямик: через Миллерово к Богучару, а там уже и до родных деревень рукой подать.

Вечером остановились у начала густо поросшей лесом и кустарником балки. Услышали шум воды и поняли, что сам Господь привел их к ночлегу. Когда немного спустились вниз, увидели небольшой водопад бьющего из-под камней полноводного родника. Вода образовала небольшое озерцо и бежала в темную глубь, затянутую водорослями, тиной и небольшими камышами.

Расположились на склоне, предварительно окружив место ночевки толстой шерстяной веревкой, преградой от змей, которые всегда расселялись на границе между сухой ковыльной степью и водой. Отмывшись от дорожной пыли, наелись горячей похлебки и, поблагодарив Бога за хлеб насущный и ночлег удобный, улеглись ночевать. Умаялись паломники за время нелегкого пути.

Утром с зарею, как и положено, первым поднялся староста. Удивившись легкости тела и полностью пропавшей столь долго копившейся усталости, решил еще подождать, не будить ходоков-молитвенников, и аккуратно, не шумя, спустился к кринице умыться.

Встающее солнце играло в падающей воде разноцветными всполохами. Староста залюбовался красотой, перекрестил лоб со словами: «Вся премудростию сотворил еси…» — и тут же замер в изумлении. Из водопадных струй живительного родника на него смотрел человек в епископском облачении. Староста хотел было крикнуть, позвать сотоварищей, но смог лишь негромко сдавленно повторять, крестясь часто и мелко:

— Господи, что же это?! Господи, как же это?!

Но его услышали. Спустились еще несколько богомольцев-крестьян и с благоговейным ужасом уставились на водопад. В падающей воде стоял епископ.

Сколько продолжалось это видение — неведомо, только сильнее заиграло солнце, водные брызги утратили свои радуги и чудное видение растворилось в воде.

Надо сказать, что в те времена народ был богобоязный и хорошо знающий Закон Божий. Любимыми рассказами в долгие зимние вечера были жития святых. Знали наши предки наперечет не только подвиги мучеников и преподобных, но и знали, как они выглядят. В церковь-то все ходили, а там — образа на стенах да аналоях.

Когда отошли немного от восторгов, вскриков и причитаний, то спели молитву благодарственную и тут же начали судить да рядить, кого это они в роднике увидели, кто им знак подал и для чего явился на зорьке? Вот тут-то и вышла непонятная оказия: никто с уверенностью не мог сказать, что же это за святой был, из криницы на них смотревший; никому из богомольцев этот образ ранее не встречался.

Пока размышляли да спорили, подошло время путь продолжать, и тут другие странности определились. С изумлением смотрели паломники на свои чистые, без царапин, ссадин и больных мозолей ноги. Ведь вчера вечером крутило и саднило стопы от дороги дальней, болело тело, покрытое незаживающими ранками и сведенной кожей… А нынче болячек и след простыл.

Особенно радовались те, кого зубы донимали. Где его выдернешь, без коновала? Сейчас же улыбались богомольцы, чудесно освобожденные от изнуряющей боли. Не болели зубы!

Всю оставшуюся дорогу, а шли еще больше двух недель, только и разговоров было, что о чуде у криницы. Воду же из источника каждый в котомке домой нес и берег тщательно вместе со святынями палестинскими.

К уездному Богучару пришли через несколько дней к вечеру. Заночевали во дворе церковном, под навесом. Хотя то уже и не сон был — так, передохнули немного; дома-то родные рядом, день-два пути. Да и многие из местных жителей пришли посмотреть на ходоков-молитвенников, рассказы о святых местах послушать, узнать, что за морями делается да как иноземный и иноверный люд живет. Когда же наши богомольцы о чудном явлении, с ними недавно приключившемся, рассказывали, то многих сомнения одолевали, как это в наших краях да в такое время грешное чудеса происходят? Но слова те об удивительном источнике в памяти крестьян отложились, а наутро, когда перед дорогой паломники в храм Божий зашли, чудо недавнее и подтвердилось. В притворе храма, с левой стороны, со стены смотрел на них тот же епископ. В нимбе над ним церковнославянской вязью упавшие на колени богомольцы прочитали: «Святой священномученик Антипа, епископ Пергамский».

Что было дальше? Дальше — богатая история с радостями и бедами, с молитвами и отвержением. Но как и 150 лет назад, пробивается из-под земли Луганской святая вода веры православной.

Дивен Бог во святых своих, вне времени и в благодати Божьей пребывающих!

 

Святые и современность

Удивительная особенность православия — повседневное почитание сонма святых, чье реальное участие в духовной жизни каждого из нас не вызывает сомнений. Эта уверенность исходит из двухтысячелетнего практического опыта Церкви, а также поразительной способности подвижников веры и благочестия быть современными независимо оттого, когда и при каких исторических обстоятельствах каждый из них совершал свой святой путь.

Есть еще одна отличительная черта наших святых: они связаны невидимой нитью преемственности, хотя многие из них никак не могли знать друг друга, да и разделены были их подвиги не только расстояниями, но и временем. Вот, например, преподобные Нестор Летописец, Иов Почаевский, Паисий Величковский и мученица Параскева, нареченная Пятницей. Разные эпохи, особые, только каждому из них присущие обстоятельства жизни. И все же они дополняют друг друга, одновременно оставаясь яркими личностями с присущими только им чертами характера и жизненными коллизиями.

Преподобный Нестор Летописец жил в XI — начале XII века и местом для своего подвига избрал кручи Днепра, на которых знаменитая Киево-Печерская Лавра, с самим преподобным Феодосием во главе и сонмом старцев, уже возносила свои горячие молитвы к Господу. Это была историческая эпоха становления и расцвета Киевской Руси.

Невольно предстает перед мысленным взором келья с горящей на столе свечой и согбенный над пергаментными свитками старец, выводящий гусиным пером слова: «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть». Написания одного только этого мирового шедевра — знаменитой Летописи — было бы достаточно, чтобы имя Нестора вошло в историю. Но ведь он был еще и монахом, молитвенником и духовным делателем. Знаменитое изгнание беса из будущего святителя Новгородского Никиты, которое вместе с иными Киево-Печерскими старцами совершил преподобный Нестор, — это и подтверждение духовного опыта, и прямое свидетельство для сегодняшних любителей экзорцизма, что чин этот молитвенный — удел опытных монахов, а не доморощенных священников, обремененных семейными и приходскими заботами.

Но все же главной заслугой преподобного было возвеличивание истинного знания, которое, в соединении с любовью к Богу и покаянием, приносит мудрость житейскую и уверенность в вере и спасении. Нестор Летописец — не только древний писатель, из трудов которого мы узнаем и о житии преподобного Феодосия, и «О житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба», но и горячий проповедник книги как таковой. Вчитайтесь в эти слова старца: «Великая бывает польза от учения книжного: книги наказуют и учат нас пути к покаянию, ибо от книжных слов обретаем мудрость и воздержание. Это реки, напояющие вселенную, от которых исходит мудрость».

На какие бы источники опирались наши знаменитые историки Соловьев, Ключевский или Карташев, не будь под рукою Богом сохраненных текстов «Повести временных лет»? Именно преподобный Нестор дал нам историческое знание и приоткрыл тайны давних столетий. Он показал, каких высот может достигать мысль и знания человеческие, если они сочетаются с духовным деланием.

Как бы продолжением подвига Нестора Летописца становится жизнь иного святого, подвизавшегося в Почаевском монастыре четыре сотни лет спустя, — преподобного Иова Почаевского.

В те времена юго-запад Руси был местом постоянных столкновений идей, мировоззрений, земных политических и экономических страстей. Если во времена Нестора Летописца главной бедой была междоусобица, то при преподобном Иове — это была экспансия католицизма на исконно русские земли и преступная уния. Казалось бы, разные эпохи, иные проблемы, да и местность другая. Но всмотритесь внимательнее в житие преподобного Иова, не уделяйте главное внимание лишь пещерке старца, хотя без нее трудно осмыслить подвиги подвижника.

Иов Почаевский (или, как он сам себя любил называть, Иоанн Железо) был великим молитвенником. Есть свидетельство его ученика преподобного Досифея, в котором повествуется следующее: «Однажды, когда молился преподобный в той пещере, вдруг облистал его свет благодати Божией, сиявший по всей церкви в течение двух часов непрестанно. Я же, увидев его, в великом ужасе пал на землю, побежденный таким чудным видением». Также из воспоминаний современников известно, что Почаевский подвижник был делателем умной молитвы — непрестанной молитвы Иисусовой: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго».

И наряду с этими, сугубо монашескими подвигами, преподобный Иов Почаевский не только любил книгу и знания, но и сам активно способствовал тому, чтобы эта любовь была у каждого, кто определяет себя православным христианином. Он создает Почаевскую типографию и много пишет в защиту православия. Сохранилась одна из его книг, под заглавием «Книга Иова Железа, игумена Почаевскаго, властною его рукою написанная». Ее переиздали в 1889 году под заглавием «Пчела Почаевская». Сегодня надобно вспомнить и иную типографию преподобного Иова Почаевского, которая из дальней Америки хоть как-то удовлетворяла наш духовный голод во времена атеизма. Без небесного благословения преподобного почаевского старца она бы вряд ли существовала.

Эта взаимосвязь подвижников веры, считавших, что книжная мудрость и знания для любящих Христа обязательны и необходимы, особенно ярко раскрылась в житии архимандрита Нямецкого монастыря, преподобного Паисия Величковского. Это наиболее близкое к нам историческое время. Заканчивается век дворцовых переворотов, образуется империя, но не прекращается духовная борьба добра со злом. Ереси, нестроения и уловки лукавого становятся более изощренными, они проникают не только в умы прихожан, но и в оплоты веры православной — монастыри.

Преподобный Паисий в конце XVIII века стал источником будущей реки монашеского делания, из которой вышла великая плеяда русских старцев.

После иноческих лет, проведенных на Афоне, Паисий становится не только последователем умного делания, но и активным строителем монастырей, которые действуют по чину и уставу святителей Василия Великого, Феодосия Великого, Феодора Студита и Афонской горы. Основные идеи этого устава: нестяжательность, отсечение воли и послушание, умная молитва и чтение книг, сочетаемое с непрестанным рукоделием.

Живя в Нямецком монастыре, преподобный преумножает его многократно. В обители подвизаются в молитве и трудах около 10 тысяч иноков. И здесь, как у Нестора Летописца и Иова Почаевского, путь спасения и познания Христа лежит не только в молитвенных подвигах, но и в знаниях.

Переводы святоотеческих творений Паисия Величковского с греческого на русский язык, долго бывшие единственными в русской литературе, читались повсюду. Им были изданы «Добротолюбие», сочинения преподобного Исаака Сирина, преподобного Феодора Студита, преподобного Варсонофия, святителя Григория Паламы, преподобного Максима Исповедника, сборник из творений святителя Иоанна Златоуста и многое другое. Преподобный Паисий, после преподобного Сергия Радонежского, возрождает на Руси школу старчества, которая в XIX веке расцветает в Глинской и Оптиной пустынях и имеет продолжение по день нынешний.

Три подвижника, в земле нашей просиявших. Преподобные монахи, каждый из которых — светлая спасительная грань православной веры. И как здесь сочетать многомудрых старцев с мученицей Параскевой Пятницей, которую столь любит наш народ, и ее почитание пронизывает всю историю христианской Церкви, начиная с III века?

Ее подвиг и страдания — удел мучеников за веру первых веков христианства. Но задумайтесь, разве лишь ради собственного спасения претерпела мучения и отсечение главы святая дева? Ведь озлобила она своих гонителей прежде всего тем, что несла свет истины простому народу, который исповедовал язычество и поклонялся идолам. Понимая и следуя словам Христа: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14:6), святая Параскева Пятница просвещала, образовывала рядом с ней живущих, то есть возвращала им образ Божий.

А разве не этим же занимались преподобные Нестор, Иов и Паисий?

История нашей веры украшена многочисленными свидетельствами и подвижниками, она многогранна и бесконечно познаваема, но есть в ней главное — Господь, который в каждом Своем подвижнике являет маленький штришок Самого Себя, отражает Свою непостижимость в главном Своем творении — человеке.

Именно поэтому века и расстояния здесь бессильны.

 

Друг друга тяготы носите

Милость к падшим, сострадание к заключенным, сочувствие убогим и милосердие к нищим и обездоленным — совершенно естественные и само собой разумеющиеся христианские добродетели, особо преумноженные нашими святыми и подвижниками. Стремление к личному обожению невозможно без стремления быть похожим на Христа, и если Бог многократно прощает и бесконечно милует, то как же нам, Его возлюбившим, поступать иначе? Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6:2) — эти слова апостольские насущны, современны и повсеместны во все века христианской истории.

В начале давнего IV века в северной Римской провинции Паннония, во времена четверовластия (тетрархии), когда саму империю раздирали междоусобицы, император Диоклетиан решил, что виноваты во всем его неудачном правлении и в военных поражениях именно христиане. Очередные гонения по своей жестокости поражают историков до нынешнего дня. Среди тех, кто претерпел мученическую смерть за Христа, была и дочь римского сенатора Претекстата — Анастасия.

В те времена браки между язычниками и христианами уже не были редкостью, но обычно вера мужа или жены во Христа скрывалась от внешних. Мать мученицы, Фавста, также была тайной христианкой. Чтобы не вводить в смущение высшее общество Рима, она поручила воспитывать дочь известному своей ученостью святому Хрисогону, который впоследствии также пострадал за веру: был обезглавлен и брошен в море. Анастасия получила прекрасное образование, но кроме светских наук она знала Священное Писание и то, как нужно и должно исполнять закон Божий. Христианские истины, основанные на любви к Богу и людям, стали для молодой девицы призывом к подвигу милосердия. Многочисленные тюрьмы и темницы Римской империи на рубеже III и IV веков по Рождестве Христовом были переполнены узниками-христианами. Именно эти юдоли страданий и печали стала посещать молодая девушка, чтобы помогать больным, кормить голодных, укреплять молитвой сомневающихся.

Мать Анастасии не препятствовала дочери. Но когда после ее смерти отец Анастасии узнал, что его дочь в нищенской одежде посещает заключенных, он вопреки воле и желанию последней выдал ее замуж за язычника Помпилия. Помпилий, дабы усмирить Анастасию и воспрепятствовать ее вере и милосердию, жестоко избивал молодую супругу. Не добившись цели, он установил у дверей в ее комнату стражу.

Одного горя не бывает. Господь продолжил испытывать веру будущей мученицы. Схватили и бросили в темницу любимого учителя Анастасии — святого Хрисогона. Вскоре умер и отец-сенатор. После его смерти Помпилий пытался сделать все возможное, чтобы получить семейное наследство ее семьи и жестоко истязал свою молодую супругу. Анастасия скорбила, и в особенности об утрате возможности творить дела милосердия. Ей удалось написать письмо своему наставнику. В своем ответе он утешал Анастасию следующими словами: «Свету всегда предшествует тьма, и после болезни часто возвращается здоровье, и после смерти обещана нам жизнь». Святой Хрисогон предсказал скорую смерть мужа подвижницы, что вскоре сбылось. Получив назначение быть послом в Персии, Помпилий так и не смог туда добраться: вместе с потерпевшим кораблекрушение судном он погиб в водах разбушевавшегося моря.

Святая вновь возвратилась к своему спасительному деланию — ухаживанию за томящимися в темницах узниками. Полученное наследство она тратила на одежду, пищу и лекарства для заключенных. Видя ее труды, Господь даровал ей дар врачевания. Именно поэтому на древних византийских иконах мученица изображена с кувшином елея в левой руке, который символизирует врачебное искусство.

Слова утешения, постоянная деятельная забота, медицинская помощь и пламенная молитва облегчали страдания заключенных, освобождали от уз страха, отчаяния и уныния. Именно поэтому и назвали Анастасию Узорешительницей.

Понятно, что долго скрывать свою принадлежность к христианам Анастасия не могла, тем более что на милосердные дела свои она тратила оставшееся немалое наследство. Житие сообщает, что мученица переливала в монеты золотые, серебряные и медные статуэтки, за счет которых кормила, одевала, лечила. Статуэтки в те времена были объектом языческого поклонения. Это были «божки». Слух о том, что дочь сенатора и вдова посла таким неподобающим образом относится к объектам языческой религии, дошел до самого Диоклетиана. Император приказал отвести святую к верховному жрецу, которому поручил склонить Анастасию к поклонению языческим богам. Жрец Ульпиан предложил мученице выбор: богатые дары в случае отказа от Христа или орудия пытки при отказе поклониться идолам.

Святая Анастасия выбрала Христа и наотрез отвергла бездушные статуи. Твердость мученицы не поколебали ни угрозы, ни пытки, ни истязания голодом. Ее попытались утопить вместе с иными узниками в море, но Господь чудом спас и Анастасию, и заключенных, которые, видя это проявление силы и милости Божьей, также изъявили желание стать христианами. 120 человек, пораженные чудом спасения, приняли Крещение. Узнав о случившемся, игемон Илирии, где провела последние свои дни великомученица Анастасия, приказал казнить всех новокрещеных. Святую Анастасию подвергли страшной мученической смерти. Ее растянули между четырьмя столбами и разожгли под ней костер.

Мощи святой в конце V века были перенесены из Сирмиума в Константинополь. Почитание же Анастасии как святой великомученицы началось практически сразу после ее смерти.

* * *

«Носить тяготы друг друга» — удел не только тех, кто прославил себя подвигом мученическим ради милосердия и помощи ближнему. Есть иная грань православного подвига — ратная. На первый взгляд, сочетание воинской славы и христианского смирения — нонсенс, но о каком пацифизме может идти речь, если призывы к миру отвергаются, а твои братья и сестры во Христе страдают и умирают от нашествия тех, для кого утверждение «человек — образ и подобие Бога» — ничего не значащие слова? Слова Христовы: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13), — это призыв к борьбе со злом не только методами обличения и вразумления, но и силой. Вспомним, как Сам Христос относился к воинскому делу: Спрашивали Его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем (Лк. 3:14). Нет в этой цитате ни слова об оставлении службы. Если же делаешь зло, бойся, ибо он [начальник] не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое (Рим. 13:4), — говорит апостол Павел. И вновь слова Спасителя: говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место; ибо все взявшие меч, мечем и погибнут (Мф. 26:52). Заметьте, не «выбрось вон», но «возврати».

Защита Отечества и братьев по вере всегда благословлялись Церковью. Среди православных воинов особое место занимает преподобный Илия Муромец, которого народное предание отожествляет со знаменитым и легендарным богатырем Ильей Муромцем, о котором пелись русские былины. Свой ратный подвиг Илия Муромец закончил иноком Киево-Печерской Лавры, и хотя его монашеский путь был недолог (в патериках Лавры отсутствует его житие), нетленные мощи инока-воина — безусловное свидетельство того, что подвижник как в ратном, так и в монашеском делании выполнял закон Христов «носить тяготы друг друга».

Преподобный Илия Муромец, Печерский, по прозвищу Чоботок, был уроженцем города Мурома. Предполагают, что родился он около 1143 года в селе Карачарово под Муромом во Владимирской области в семье простого крестьянина Ивана и его жены Евфросиньи. Достоверных сведений о жизни святого сохранилось до нашего времени крайне мало. В детстве и юности Илия страдал параличом, однако чудесным образом был от него исцелен. Поступил в княжескую дружину, где прославился воинскими подвигами и невиданной силой. О богатырском внешнем виде свидетельствуют почивающие в Антониевых пещерах мощи преподобного Илии. Для своего времени он действительно обладал весьма внушительными размерами и был на голову выше человека среднего роста. Здесь важно учесть тот факт, что в те давние времена наши предки значительно отличались как по росту, так и по весу от наших современников. Ни одна найденная кольчуга русских воинов сегодня не подойдет (будет мала) современному человеку, так что понятие «богатырь» XII века не соответствует этому определению в веке нынешнем.

Мощи преподобного Илии свидетельствуют о его доблестном воинском прошлом. Глубокая рана на левой руке, значительное повреждение левой области груди говорят, что это был удар копья, которое, пронзив прикрывающую руку, проникло в грудь воина. По всей видимости, именно вследствие тяжелого ранения оставил службу Илия и принял решение провести остаток жизни в иноческом чине. Его постригли в монахи в Феодосиевом монастыре, то есть в нынешней Киево-Печерской Лавре. В те времена это был вполне обычный путь для православного воина — сменить меч железный на меч духовный. Духовное сражение монаха за вечное небесное Отечество часто сравнивается именно с воинской битвой. Преподобный Илия — не первый и не последний воин, ставший в последние годы своей жизни иноком.

Постриг Илии Муромца и его духовное возрастание приходились на время игуменства великого подвижника преподобного Поликарпа Печерского (1164-1182). Преподобный Поликарп пользовался большим уважением у великого князя Ростислава Мстиславовича. Киевский князь имел обыкновение каждое воскресенье приглашать к себе преподобного игумена с двенадцатью братиями Феодосиевой обители для душеполезных разговоров. Историки и агиографы отмечают, что одним из участников этих бесед вполне мог быть и бывший славный ратник преподобный Илия.

В XIX веке ставилось под сомнение тождество святого Илии Печерского с одноименным былинным богатырем. В 1988 году Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей святого Илии Муромца. Для получения объективных данных применялась самая современная методика. Был определен возраст — 40-55 лет, также были выявлены дефекты позвоночника, которые позволяют говорить о перенесении в юности паралича конечностей (строго в соответствии с житием); установлено, что причиной смерти стала обширная рана в области сердца.

Преподобный Илия Муромец, Печерский, был канонизирован в 1643 году в числе шестидесяти девяти преподобных Киево-Печерской Лавры. Русское воинство считает святого богатыря своим покровителем. В жизни этого подвижника как бы сочетались три пути к спасению. Первый — болезненность. Парализованный, он сиднем сидел тридцать лет, изначально имея наклонность к монашеству. Второй — ратный подвиг в битвах за народ православный, за что и воспели его в былинах. Третий путь — несение креста Христа ради: поступление Илии в Киево-Печерский монастырь уже ради подвигов иноческих. О том, что подвиги эти угодны были Богу, говорит то, что тело преподобного остается нетленным до дней нынешних. Почивает преподобный в Ближних пещерах, с ранением в левой руке и перстами правой руки, сложенными, как и положено православному: три первых перста вместе, а два последних пригнуты к ладони.

Как бы ни спорили историки, и какие бы преткновения в этих спорах ни возникали, преподобный Илия Муромский для народа нашего был и остается славным богатырем русским, воспеваемым в легендах и былинах:

…Илья Муромец Нанял хитроумных плотников. Построил он церковь соборную Святителю Николе Можайскому Во славном во городе во Киеве. Сам заехал во пещеры во глубокие, Тут Илья уж преставился.

Поныне его мощи нетленные!

 

Угодник Божий, святитель Николай

19 декабря — праздник святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца. Церковь чтит память святого, в честь которого освящены тысячи храмов, основаны города и села, возведены многие монашеские обители. Очень дорог для нас образ этого святого. Для многих из нас святитель Николай Чудотворец — это тот, без кого мы православие вообще не представляем. Известный горе-казус неискушенных в богословии людей, когда они Святую Троицу определяют в составе Христа, Богородицы и святителя Николая, — это, с одной стороны, укор нам, священникам, за качество нашей проповеди, но с другой, — свидетельство той роли, которая принадлежит святителю в духовной жизни православного человека.

Почему же именно на Руси отношение к святому, годы жизни которого отделены от нас почти семнадцатью веками, столь трепетное и почтительное? Ведь не славянского он рода-племени, да и Руси в 336 году, когда отошел ко Господу святитель Николай, не существовало. Ответ прост: в образе и житии этого великого святого мы находим черты, сродные характеру русского человека. Разве не в нраве нашего народа незлобивость и сострадание, разве не болит у нас душа, видя или слыша плач любого человека? Вся философия жизни православного славянина построена, как образно выразился однажды Федор Достоевский, на «слезе ребенка». Судьбы наши в мире этом претерпевают столь много искушений и катаклизмов, испытывают подчас такие нравственные и физические мучения, что и описать трудно, а мы их переносим — и не озлобляемся. Именно поэтому Николай нам так близок. В нем словно выкристаллизовалась будущая душа славянина.

Безусловно, одна из причин столь великого почитания — это «скоропомощничество». Но все же святитель Николай воспринимается нами как «свой», национальный подвижник. В образе Николая Чудотворца, как ни в каком другом, проявилось Божье слово: для него не было «ни иудея, ни эллина», а только верующий в Спасителя или отвергающий Его.

Достижение праведности, путь к спасению — главная тема жизни православного человека. Здесь пример святителя Николая непререкаем. Он жил во времена, когда хулители Христа были не слабее и не глупее, чем в день нынешний. Так же как и сейчас, цвело дурманящим и опьяняющим искушением язычество, процветала коррупция и воровство, бесконечно сменялись правители, каждый из которых думал только о себе. Если убрать современные хитрости и технологии, то общество четвертого века по Рождестве Христовом в нравственном плане практически ничем не отличалось от общества начала века нынешнего.

Но ведь святитель, обличая ересь, останавливая меч войны и несправедливые казни, отнюдь не проповедовал «конец мира земного», что так часто можно услышать сегодня. Эсхатологичности, апостасийности и просто лозунга «спасайся кто может» в его проповеди не было. Была молитва, смирение пред властям предержащими и священноначалием, а также поражающая воображение современного человека стойкость в исповедании. Не призывал святитель бросать мирские попечения и уходить в пустыню. Если бы он в завтрашнем дне видел конец светало для чего бы он подбрасывал деньги семейству, где дочери на выданье? Заслоняя их от греха своей жертвой, не благословлял ли он их на брак, на будущее?

У русских эмигрантов первой волны была популярна история о чудесном спасении одного китайца. Вот как ее рассказывал Александр Вертинский.

Дело было в Харбине, в 20-х годах прошлого века. В Харбине тогда было много русских, и кто-то прямо на вокзале повесил икону одного из самых почитаемых в России святых — Николая Чудотворца, покровителя путешествующих и гонимых. Однажды пестрая привокзальная публика стала свидетелем того, как к иконе подбежал пожилой китаец и упал перед ней ниц, причитая: «Старика вокзала!» Как выяснилось, китаец вышел порыбачить и не заметил, как поднялся шторм. Его лодчонку швыряло с такой силой, что рыбак уже начал было прощаться с жизнью. И вдруг как во сне он увидел перед собой образ седого старичка, которому русские молились на вокзале. Не зная, как обратиться к святому, он, коверкая чужой язык, взмолился о помощи: «Старика вокзала! Старика вокзала!» Что было дальше, китаец и сам не мог объяснить: очнулся он целым и невредимым, с хорошим уловом. Свое чудесное спасение он приписал помощи «святого русских» — «старика вокзала» — которого и бросился тут же благодарить.

В одной из книг начала XVIII века о Николае написано следующее: «Он является скорым, без промедления, защитником всех, находящихся в бедах, спасает от потопления, избавляет от смертной казни мечом и иных родов смерти на войне, подает исцеление слепым, хромым — хождение, глухим — слышание, немым — глаголание. Премногих обогатил он, когда те находились в крайней нищете, спасая от лютой смерти, голодным давал пищу, а невинно оклеветанным спасение».

При жизни святитель следовал заповеди Божьей о том, что творить добро надо не просто скрывая это от людского глаза и уха, но так, чтобы даже твоя левая рука не ведала, что делает правая. Поэтому лишь малая часть прижизненных чудотворений святителя дошла до нас. Зато бесчисленное множество чудес, совершающихся по молитвам к нему на протяжении множества веков после его смерти, могло бы составить несколько огромных томов. По своей любви и милосердию не оставляет святитель народ Божий в бедах и по сей день. Вот два удивительных тому свидетельства.

Случилось это в 60-е годы прошлого, XX-го, столетия. Жила на окраине небольшого городка одна старушка. Бедствовала. Долгие годы она работала в колхозе. А какой там был заработок? Работали после войны в колхозах за «палочки». Палочками отмечали трудодни в ведомости по оплате труда. Зачастую они так и оставались всего лишь палочками… Пенсию получала старушка мизерную — 12 рублей.

И однажды она пенсию свою потеряла. Что делать? Пошла в горсовет просить о помощи. Только там ей отказали, и ушла бедная ни с чем. Села горемычная на скамеечку в сквере у здания исполкома горсовета и так запечалилась, что не заметила, как к ней подошел старичок.

— Что, голубушка, закручинилась? — спросил он ласково. — Отчего печальна, родненькая?

Поделилась своей бедой старушка, тронутая сердечным участием незнакомого человека. А старичок подал ей узелок и сказал: «Успокойся, милая, этого тебе на всю твою жизнь хватит». И исчез, прежде чем успела старушка даже слово вымолвить, чтобы поблагодарить благодетеля. Пришла домой, подняла глаза в уголок, где висели иконы. «Да это же был сам Николай, угодник Божий! Как же я сразу не признала в старичке нашего Чудотворца?» — изумилась старушка и пала ниц перед иконой святителя. Благодарные слезы ручейками потекли по ее изрезанным лучиками-морщинками щекам.

Или второе повествование из уст монаха Санаксарского монастыря: «Николаем зовут моего папу; в родном Саратове я трудился в Никольском храме. Очень почитаю святителя. Сейчас подвизаюсь в Рождество-Богородичном Санаксарском монастыре. Однажды моей маме задерживали пенсию, она очень расстраивалась, жить было не на что. Я ей сказал: «Давай помолимся Святителю Николаю, он поможет». Помолились, и на следующий день мама получила деньги.

Недавно и я просил Николая Чудотворца о помощи, чтобы Господь по его молитвам послал мне немного денег на телефонные звонки домой. Через несколько дней получил перевод на сто рублей от брата Николая, отца моего крестника. Он просил подать записочки в монастыре. Когда я принес их в иконную лавку, денег с меня не взяли. А на Николу летнего мне нужно было на несколько дней съездить из монастыря домой. Просил Господа, Божью Матерь и, конечно, Святителя Николая о благополучной поездке. Но когда после службы собрались ехать, оказалось, что нет ключей зажигания от машины. Я расстроился — вот мое маловерие. Пошел опять к образу святителя, прошу: «Святителю отче Николае, как же так, не могу попасть домой в твой праздник, помоги!» И вот чудеса — на монастырской машине едет в Саратов о. Матфей и берет меня с собой. Святителю отче Николае, моли о нас грешных».

Таких рассказов-свидетельств — великое множество. На каждом приходе, если обратиться с вопросом «Как Вам помогает Николай Чудотворец?», вам обязательно поведают не одну историю о сегодняшней помощи этого угодника Божьего. Недаром храмов, церковных приделов и монастырей, в честь святителя освященных, столь великое множество, а в географическом атласе больше тысячи Николаевок и пара сотен сел с названием Никольское. Наверное, нет сегодня такой христианской семьи, где не было бы иконы святителя. Его образ можно увидеть в общественных и государственных учреждениях, на морском корабле и воздушном лайнере. Иконку с ликом чудотворца мы часто встречаем в автобусах и легковых автомобилях, берут ее с собой солдаты и моряки.

Жизненный путь святителя и чудотворца, которого Господь прославил за веру, любовь и милосердие по всей вселенной, начался со смиренной и горячей молитвы его родителей. Долгое время не имея детей, благочестивые Феофан и Нонна молили Господа о сыне, которого обещали посвятить Богу. Их молитва была услышана, и, предположительно в 260 году в городе Патары области Ликии в Малой Азии (сейчас Турция) у них родился мальчик, которому при Крещении дали имя Николай, что по-гречески означает «победивший народ». С раннего детства Николай отличался не просто необычайной мудростью, но и тягой к добру, к служению другим людям. Например, все деньги, перешедшие к нему в наследство от родителей, он раздал бедным, причем старался делать это так, чтобы те не узнали, кто же был их благодетелем. Известен случай, когда Николай, уже будучи в священном сане, с риском для собственной жизни заступился за невинно оклеветанных и осужденных на смерть.

Жизнеописание святого повествует о том, как во время морского путешествия в Иерусалим на глазах многих свидетелей святитель силой своей молитвы усмирил бурю и воскресил молодого матроса, упавшего с мачты на палубу и разбившегося насмерть. Множество больных и бесноватых исцелялись после того, как обращались к святому Николаю за помощью. Сохранились свидетельства того, как в трудные годы голода чудесным образом он спас свой город от неминуемого вымирания. А почитают святого не только христиане, но и мусульмане: в Турции до сих пор с необычайным благоговением относятся к святителю. Сохранились башня и темница, в которую был заточен епископ Мир Ликийских Николай во времена гонения на христиан.

Святой прожил долгую и непростую жизнь. После его смерти в 334 году прославление святителя вышло за пределы Малой Азии. В V веке Николая Мир Ликийских стали почитать как святого греки. А на Руси первый храм, посвященный Николаю Чудотворцу, появился задолго до Крещения и образования Древнерусского государства. Летописец Нестор свидетельствует, что в 882 году на могиле воеводы Аскольда, в святом Крещении Николая, в Киеве была построена первая церковь во имя святителя Николая. Сегодня на Руси множество храмов, монастырей и престолов, освященных в честь святителя Николая Чудотворца. Каждый из них имеет свою удивительную историю, свою особую духовную составляющую, где нет грани между чудом и реальностью, где соединены мир горний и мир дольний, где сам великий угодник Божий святитель Мир Ликийских Николай Чудотворец вместе с нами молится Творцу и помогает нам в спасении наших душ.

 

Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский

Вспомнись мне, забвенный мною!

Просияй сквозь сумрак дум —

И созиждется Тобою

Сердце чисто, светел ум!

Святитель Московский Филарет (Дроздов)

Из века в век, из поколения в поколение облаченные в архиерейскую мантию подвижники веры и благочестия не только утверждали православие и были участниками важнейших исторических событий, но и до сего дня реально присутствуют в нашей действительности: к ним можно и нужно обращаться.

Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, известен в истории Церкви не только как духоносный пастырь и молитвенник. Наверное, у каждого из нас на книжной полке стоит русский литературный перевод Библии, который появился стараниями Библейского общества, основанного святителем. Священное Писание было издано в годы жизни митрополита по его личному благословению. Одного этого факта вполне достаточно, чтобы с честью войти в историю Православной Церкви. Но архипастырские деяния святителя охватывали практически всю многогранную православную, да и государственную жизнь середины XIX века.

Став в возрасте 29 лет ректором Санкт-Петербургской духовной академии, святитель Филарет принимается за составление развернутого православного катехизиса. И по сей день этот труд, несмотря на уже довольно архаичный для нашего времени слог, не превзойден в точности формулировок и определений. Различных катехизисов на сегодня существует довольно много, но именно труд святителя Филарета наиболее полно излагает догматы нашей веры и канонические правила Церкви. Поэтому он и предлагается к изучению воспитанникам и студентам духовных школ.

С молодых лет святитель Филарет получил известность не только в церковных кругах. Его деятельность была обширной и многогранной и касалась практически всех сторон жизни тогдашнего общества. Об этом говорит и его творческое наследие: собрание сочинений, богословских трудов и проповедей составляет множество томов.

Самым блестящим периодом в истории Московской епархии считается именно то время, когда ею управлял митрополит Филарет. Правящий архиерей Москвы создал в полном смысле образцовую епархиальную структуру, где сочетание канонических устоев Церкви, отвечавшее потребностям именно того исторического времени, соединилось с христианской любовью к священно- и церковнослужителям и прихожанам. Этот исторический пример актуален и в день нынешний, когда идет реформирование церковного управления и уклада приходской жизни.

Особой заботой окружал митрополит тех представителей духовенства, которые даже при недостатке богословских знаний служили службу Божью «ради Иисуса, а не хлеба куса». Недостатки и нестроения присутствуют всегда, даже при управлении самых блестящих руководителей и организаторов, но есть существенное отличие методов и способов их преодолений. Митрополит Московский и Коломенский Филарет умел их побеждать строгостью к себе и любовью к пасомым. Примером этого служит удивительное свидетельство, приведенное в книге Александра Яковлева «Век Филарета».

«Как-то утром владыка вышел до завтрака в гостиную и увидал бедного деревенского диакона, русоволосого, сильно загорелого, с лицом усталым и опечаленным.

— Что ты за человек? — спросил Филарет.

Владыка был в потертом халате, и диакон отвечал без стеснения:

— Да заблудился, батюшка, никого не найду. А хочу я броситься в ноги преосвященному. Добрые люди надоумили: пойди пораньше, да и попроси.

— Что за дело у тебя? — мягко спросил Филарет.

— Беда! Диакон я, имею семью большую в селе нашем, но теперь хотят определить другого на мое место. А меня угнать аж за пятнадцать верст. Версты-то ладно, а как же я со всем хозяйством моим тронусь? Пятеро деток, жена, теща да сестра вдовая с мальцом… И с чего бы — вины за мною, батюшка, никакой нет.

— Садись пока, — пригласил владыка, — кого же ты просил?

— Да многих… — протянул диакон, смекая, не поможет ли новый знакомец и во сколько это обойдется.

— Правду говоря, батюшка, меня уж обобрали как липку. В канцелярии преосвященного дал писарю двадцать пять рублей, в консистории опять двадцать пять, здешнего прихода диакону семьдесят пять рублей… а дело стоит! Говорят, экзаменовать меня надобно.

— Это правда, — уже строго сказал Филарет. — Я экзаменатор.

Диакон неловко опустился с дивана к ногам митрополита.

— Батюшка, пожалей меня! Мне уж тридцать пять годов, что я помню!.. Вот осталось всего двадцать пять рублей у меня, пятнадцать-то я на дорогу отложил, а десять — возьми, батюшка, только сотвори ты мне эту милость!

Филарет глянул в глаза диакона, и так был чист простодушный и опечаленный взгляд, что владыка не мог ему не поверить.

— Давай мне свои десять рублей, — велел он, — и приходи завтра к девяти в эту комнату. Дело твое будет решено.

На следующее утро он явился к назначенному часу, и по приказанию владыки его пропустили в комнаты. В гостиной диакона ждал Филарет, облаченный в парадную рясу, с панагией, лентами и орденами, ибо собирался ехать в Страстной монастырь служить.

— Виноват, святый владыко! — воскликнул диакон и пал в ноги митрополиту.

— Встань! — приказал Филарет. — Дело твое мы покончим быстро.

Он позвонил в колокольчик и приказал позвать ранее вызванных писарей и здешнего диакона. Едва те переступили порог, владыка подчеркнуто смиренно обратился к ним:

— Каюсь перед всеми вами, братие, что вчера взял от этого диакона десять рублей. По словам Священного Писания, «аще дадите, воздастся вам четверицею», я вместо десяти даю ему сорок рублей, — и он протянул обомлевшему от изумления диакону несколько ассигнаций. — Ты взял двадцать пять рублей — дай ему сейчас сто, то же и ты сделай, а ты, духовное лицо, вместо семидесяти пяти дай ему триста.

Диакон прижал ворох ассигнаций к груди, губы его тряслись, и видно было, что бедный готов разрыдаться. С непередаваемым словами чувством он смотрел на митрополита, но тот поспешил прервать молчание:

— Ступай, отец, домой. Оставайся на своем месте. Будет нужда какая — относись прямо ко мне… А с вами, — обратился митрополит к взяточникам, — вечером разберусь».

В 1819 году, в возрасте 37 лет, святитель стал членом Священного Синода и с этого времени ни одного сколько-нибудь важного дела не решали без его присутствия, недаром еще при жизни Филарета величали «мудрый».

Кроме круга синодального управления и церковных забот его деятельность касалась и дел государственных. Знаменитое «Уложение» по отмене крепостного права составлялось при активном участии святителя. С уважением и любовью к нему довольно часто обращались за советом и благословением императоры Николай I и Александр II.

Неутомимая деятельность митрополита, среди которой он, по его собственным словам, отдыхал только «на разнообразии занятий», соединялась в нем с подвижнической жизнью, где пост, молитва и богослужение занимали главное место. Об этой любви к храмовой службе, к проповеди и общению с верующими ярко свидетельствует пример, когда святитель в течение 100 дней объехал все приходы громадной по территории Тверской епархии с ее многочисленными церквями и монастырями и в каждом из них совершил архиерейское богослужение с обязательной проповедью.

Именно вовремя этой стодневной поездки произошло одно из многочисленных чудес, силою Божией от святителя исходивших.

У одного священника была сильно больна дочь. В это самое время, во время приезда святителя, ему было назначено получить первую награду — скуфью от высокопреосвященного Филарета. Получив ее и принимая святительское благословение, он просил владыку помолиться об исцелении его дочери, а когда пришел домой, то с верою положил полученную им скуфью на голову больной. Девочка скоро уснула и наутро была уже здоровой.

Подобных свидетельств множество, и недаром Александр Пушкин в своем удивительном поэтическом диалоге со святителем Филаретом воскликнул:

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты,

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

 

Святительский месяц декабрь

Дни Рождественского поста — это ожидание события, когда в вифлеемском вертепе «родися Отроча Младо, Превечный Бог» и воссияет «мирови свет разума». И как бы предваряя Христово Рождество, декабрьский церковный календарь напоминает нам о днях памяти святых, чьи имена и деяния не имеют временных и исторических границ.

Но все же если вести отсчет по новому стилю, то декабрь — святительский месяц. Он начинается памятью святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского, а заканчивается именами архиереев, в недавние годы жизнь свою за Церковь и Христа отдавших: священномучеников архиепископа Верейского Илариона (28 декабря) и Фаддея, архиепископа Тверского (31 декабря).

Ежедневный богослужебный круг первого зимнего месяца, по сути, раскрывает всю историю христианской цивилизации, изложенную в святительских подвигах.

Здесь и апостол, до киевских круч дошедший, Андрей Первозванный, и великий угодник Николай Чудотворец, всем миром признанный, и просветитель края Сибирского епископ Иркутский Иннокентий. И сегодня актуальны слова, сказанные в XVIII веке святителем и учителем духовенства Митрофаном Воронежским: «Употреби труд, храни умеренность — богат будешь; воздержно пей, мало ешь — здрав будешь; твори благо, бегай злого — спасен будешь». Нельзя забыть и о святительском подвиге выходца из Полтавской губернии наместника Мгарского монастыря, а затем и Свято-Троицкой Сергиевой Лавры святителя Белгородского Иосафа.

* * *

Энциклопедии и справочники, повторюсь, определяют святителей как святых из епископского чина, которых почитает Церковь за святость жизни и праведное пастырство, в котором осуществляется промысел Божий о Церкви в ее движении к Царству Небесному. Академически это верно и правильно. Но есть то в подвиге святительском, что сухому, пусть даже богословскому определению неподвластно: для любого из нас святитель — это не только «правило веры и образ кротости», но и свет мира (Мф. 5:14), без которого невозможно прийти к Тому, в Кого верят наши сердца.