Вадик съехал по скользкому узкому туннелю, проделанному самой природой, как с мокрой горки в аквапарке. Извиваясь всем телом, он пытался ухватиться за выступ или трещину, чтобы замедлить падение, но пальцы предательски срывались с влажной поверхности, и он шлепнулся на дно, почувствовав, как в спину ему вонзились тысячи мелких острых камней.

Осмотревшись, он увидел, что лежит во тьме узкой и глубокой впадины, а справа от него синеет жерло пещеры, похожее на кусок светлой материи с рваными краями. К тому времени солнце уже перевалило точку зенита и освещало только узкую часть пола. Ситников медленно и осторожно подполз к отверстию, посмотрел вниз. Выход из пещеры находился почти у подножия холма, поросшего кустарником. Вадик вылез наружу, продрался сквозь пыльные заросли и оказался на огромном крутом косогоре возле ручья. За ручьем расстилался луг, дальше зеленел хвойный лес.

"Где я? — подумал Ситников, оглядываясь на покатую стену холма за своей спиной. Он прислушался, но не услышал ни выстрелов, ни человеческих голосов. — Как меня сюда приколбасило? Наверно, я скатился в пещеру с одной стороны холма, прошел его насквозь под землей и выкатился наружу с другой стороны".

Он подошел к ручью, встал на колени, умылся, вытер лицо рукавом, хотел попить, но передумал и только прополоскал горло. До леса было рукой подать. Он решил укрыться в чаще от посторонних глаз и позвонить Богдану, как вдруг услышал стук лошадиных копыт.

К Вадику приближались несколько всадников в старинных одеяниях; он видел такую одежду только на картинках и в кино. Впереди всех скакал бородач в красном, расшитом золотыми нитями, кафтане. Он гарцевал на вороном коне в богатой сбруе, украшенной дорогими серебряными вставками. Натянув поводья, всадники осадили скакунов, но разгоряченные лошади остановились не сразу, продолжали храпеть и плясать, приседая на задние ноги.

— Здрасте! — громко сказал Вадик. — Вы хранители времени?

— Ты кто?

— Я — Вадик. А вы хранители? Богдан сказал, что меня должен встретить хранитель времени. Это вы или тут просто кино снимают?

— Чей будешь? — вопросом на вопрос ответил всадник в дорогом кафтане и подъехал так близко к Вадику, что подросток почувствовал резкий, дегтярный запах сапог.

— Что значит — "чей"? — не понял Ситников.

— Чей холоп, спрашиваю! — строго повторил мужчина.

— Ничей. Я сам по себе.

— Иноземец?

— Нет. Здешний. Из Москвы.

— Заблудился? — продолжал допытываться всадник.

— Пока не врубился. Вроде нет, — глядя по сторонам, произнес Вадик.

— Почему не кланяешься князю?

— Мужики, вы артисты, да? Типа, репетируете?

— Что ты сказал, смерд? — грозно произнес первый всадник, дернул повод и повернул коня на подростка.

— Эй, ты чего, мужик? Осторожней! Я же тут стою, ты меня конем задавишь!

— Ты меня, князя Нагатинского, мужиком назвал?! На колени, холоп смердящий!

— Да вы чего, мужики? Белены объелись?

— На колени, раб! — крикнул другой всадник, пружинисто приподнявшись на стременах. — Целуй землю перед князем!

— Ну ладно, все! Пошутили, и хватит! — испуганно крикнул Вадик, увидев, как всадники, натянув поводья, стали окружать его.

Выглядели они враждебно. Один выхватил из ножен саблю, другой снял притороченную к седлу веревку, третий замахнулся плеткой. Их лошади задирали головы, хрипло ржали и топтались в метре от подростка, обдавая его жаром и запахом конского пота.

"Надо делать ноги", — подумал Вадик.

— Вяжите его! — приказал князь. — В темную! Высечь!

Ситников опомниться не успел, как чьи-то сильные руки схватили его сзади за воротник куртки и приподняли. Кто-то ловко связал ему запястья шершавой веревкой и уложил на конский хребет, между загривком и седлом. Вадик услышал, как в кармане куртки хрустнул богдановский мобильник, а потом увидел перед глазами траву и мельтешение конских ног. Кони пустились вскачь. Каждый удар копыт выбивал фонтанчик грязи из сырой земли.

"Отпустите! Не имеете права!" — хотел выкрикнуть Вадик, но его зубы щелкали в такт конскому аллюру, поэтому из груди вырывались только нечленораздельные возгласы:

— От-от-от… Пу-пу-пу… Не-не-не…

Сжав челюсти, Вадик замолчал и подумал: "Попал, конкретно".

Всадники несколько минут без остановки мчались по прохладному бору. Сучья цеплялись за куртку Вадика, ветви хлестали по ягодицам. Крепкие руки всадника надежно удерживали его на лошади, иначе он давно свалился бы на землю и сломал шею.

Наконец кони сбавили темп, остановились. Всадники спешились. Вадика стащили с седла, срезали веревку с его запястий и втолкнули в низенькую дверь небольшой избушки.

— Отпустите меня! Вы не имеете права! — упав на глиняный пол, выкрикнул Вадик и услышал, как за его спиной захлопнулась дверь, звякнул навесной замок и повернулся ключ в замочной скважине.

Он оказался в маленьком, не больше деревенской бани, бревенчатом помещении, свет в которое проникал сквозь крошечное, без стекла, оконце под самым потолком.

В углу зашуршало, кто-то осторожными шагами приблизился к Вадику и, коснувшись его плеча, спросил:

— Жив?

Ситников отжался на руках, сел на корточки и увидел перед собой чумазого подростка, одетого в лохмотья, обутого в размочаленные лапти и холстинные онучи, напоминающие грязные бинты, — такую одежду обычно носили крестьяне в фильмах про стародавние времена.

"Что со мной происходит? Может, я сплю?" — подумал Вадик и даже стал рыться в карманах в поисках булавки или чего-нибудь острого, чтобы уколоть себя и проснуться. Обстоятельства, в которые он попал, были одновременно и глупыми, и пугающими. Чувствовал он себя очень странно.

"Что ж, ничего не поделаешь, — подумал Вадик. — Если не понимаешь происходящего, то придется принимать его таким, какое оно есть. Когда выбирать не из чего, все становится простым".

— Кости целы? — спросил чумазый подросток.

Этот вопрос окончательно привел Вадика в чувство. Он понял, что положение необычно только для него, а окружающим оно не кажется фантастическим.

"Если прикинуть, что я нахожусь в древности, стало быть, и говорить надо на древнерусском, как Пузырь. Главное, приколоться своим, чтобы заслужить доверие. А уж потом я разрулю все непонятки".

— Здрав буди, отрок! — произнес Вадик, вспомнив приветствие Пузыря.

— Иноземец? — спросил подросток.

— Ноу. То есть нихт. Россиянец я. Ай эм рашен, — путая древнерусские и иностранные слова, заговорил Вадик, стараясь придать голосу предельно будничный тон.

Чумазый подросток наклонил голову набок, прислушиваясь к словам Вадика. Взгляд его выражал все возраставшее недоумение.

— Варяг? — спросил он.

— Чаво? — не понял Вадик.

— Викинг?

- Кудыть? Не разумею таво, чаво ты глаголишь, боярин.

— Норманн?

— Чаво молвишь-то? — не понимал его Ситников.

— Франк?

— Ноу! — замахал руками Ситников. — Ноу Хранция, нихт Ойропа. Нашенский я. Индо, вашенский, ну свой, расейский! Супостаты-иллюминаты из-за монтаукского метеора кочевряжется, а меня, добра молодца, богатырь Богдан сюдыть отправил. Таперя я тута.

— Странный у тебя язык, — задумчиво произнес подросток. — Вроде русский, а прислушаешься — слова все незнакомые.

Пришел черед удивляться Вадику.

— Так ты, значит, по-русски умеешь? — спросил он.

— Только по-русски и умею. Другим языкам не обучен.

— Ох, сразило меня счастье от слов твоих, радость- солнце! А я, прикинь, пытаюсь с тобой по-вашему, по-местному базарить. Тебя как зовут?

— Никита.

— А я — Вадик. Слушай, Никита, объясни мне в двух словах, в каком времени мы… — начал Вадик, но тут же осекся и подумал: "Не надо ему про врата времени говорить. Скажу ему, что прибыл из будущего, а он от страха — хлоп! — в обморок. Подумает, что я языческий колдун, типа ведьмак. Очухается, сдаст меня всадникам, а те и сожгут на костре, не глядя в документы. Нет. Так дело не пойдет! К этому пацану надо издалека подкатить".

— Какие у тебя одежки необычные, — щупая джинсовую куртку, сказал Никита, пока Вадик думал, с чего начать.

— Не обращай внимания. У меня отец мореход. Привез из дальних странствий туземное барахло, а я решил примерить, да, как назло, попался на глаза каким-то уродам на лошадях. Связали, приволокли, бросили тут, как полено.

— За что они тебя?

— Да ни за что! — воскликнул Вадик. — За то, что князю не поклонился!

— Плохо дело, — покачал головой подросток.

— Да брось… — не поверил Вадик. — Помурыжат полчаса, как в ментовке, и отпустят.

— Что такое ментовка?

— Ну, это такая прокуренная, заплеванная изба с обезьянником.

— Что такое обезьянник? — снова спросил Никита.

"Нет, это никуда не годится. Так мы далеко не уедем. На

каждый мой ответ у него по три вопроса, а я не энциклопедический словарь, чтобы объяснять ему значения современных слов. Надо с ним говорить, типа как с первоклассником", — подумал Вадик и сказал:

— Обезьянник, Никита, это клетка, в ней держат арестованных.

— Чтобы потом выпороть?

— Как это — выпороть?

— Розгами.

Вадик забеспокоился и спросил:

— Ты хочешь сказать, что нас здесь держат для того, чтобы высечь?

— А то как же? Ясное дело, высечь.

— Во дела… Я так не согласен. Это ж полный беспредел и попрание моих человеческих прав!

— Однако так.

— А тебя сюда за что упекли? Тоже за поклон?

— Нет, меня за кузницу.

— Ты кузнец? — удивился Ситников.

— Я подмастерье, помощник кузнеца. Слежу, чтоб в кузнице было чисто, чтоб огонь горел, как надо, в общем, помогаю кузнецу и заодно кузнечному ремеслу учусь, — сказал Никита и тут же поправился: — Учился.

— А теперь что?

— Теперь я в бегах.

— Кузнец выгнал?

— Сам сбежал.

— Почему?

— Кузницу спалил я дотла. А потом сбежал, чтоб не влетело. Несколько дней шел лесом из деревни Нагатино, воду из ручейков пил, кусок хлеба выпрашивал, под небом спал, на траве. Хотел в Муром к дядьке уйти, а меня княжеские дружинники поймали и сюда бросили. Теперь сам князь Нагатинский прискакал, чтоб меня судить.

— А при чем тут князь? Какое ему дело до сгоревшей кузницы?

— Кузница за околицей стояла. Когда пожар разгорелся, огонь на изгородь перекинулся, потом на дома… Ветер сильный был, поэтому половина деревни, как щепочка, сгорела.

— А потом и на княжескую усадьбу огонь перекинулся, да? — догадался Вадик.

— Ага… — угрюмо произнес подмастерье.

— Да, брат, ты не мелочишься. За такое дело розгами вряд ли отделаешься.

— Прибьют они меня, — тяжело вздохнул Никита, шмыгнул носом и вытер рукавом перепачканное сажей лицо. — Как пить дать, прибьют.

— Что ж ты так? — с сочувствием произнес Вадик. — Аккуратней надо с огнем. Это не игрушка.

— Я не виноват.

— Вот те раз! А кто ж виноват?

— Камень небесный, — уверенно сказал Никита. — Это из-за него огонь в кузне разгорелся.

— О каком небесном камне ты говоришь? — насторожился Вадик.

— Недавно князь наш Нагатинский ездил за три моря, в чужие страны, и привез оттуда кусок обгоревшего камня, который и не камень вовсе, а настоящий металл. Люди говорят, что он с неба упал и на две части развалился.

"Метеорит!" — подумал Вадик и на всякий случай уточнил:

— Откуда известно, что он с неба упал? Кто это видел?

Да уж видели, раз говорят. Люди брехать не станут.

Говорят, когда он упал, на небе видели огненную змею. Так-то "Метеорит с огненным хвостом! Наверняка тот самый, из которого меч выковали", — подумал Вадик.

— Ну и что дальше было с этим камнем? — спросил он.

— Одна половина камня осталась там, за тремя морями. А вторую половину князь выкупил у тамошнего короля и велел нашему кузнецу смастерить из нее меч. Потому что металл-камень тот чудесной силой обладает. И всякий, кто им владеет, огромную власть имеет. Так люди говорят, а люди зря болтать не станут.

— Ну, ну, дальше что? — поторопил его Вадик. Ему не терпелось узнать, где находится меч, из-за которого он окунулся в это невероятное приключение.

— Дальше кузнец начал работу, а я стал ему помогать. Сначала надо было расплавить металл-камень, чтобы сделать из него болванку' для меча. А металл тот шибко тугой оказался, никак плавиться не хотел. Намучился я тогда с огнем, ох, как намучился!

— Короче, Никита, короче, — снова поторопил подростка Вадик. Он помнил о том, что ему надо вернуться в будущее до заката, иначе он превратится в пленника времени и навсегда останется в прошлом. — Сделал кузнец меч, и что дальше?

— А дальше все кругом начало гореть, как по волшебству. — Никита задумался, поцокал языком, наверно, вспомнил, как зарождался пожар. — Металл-камень тугой был. Гора угля ушла на то, чтоб его расплавить. А потом еще гора угля, и еще гора угля, и еще гора угля. Еще я никогда не видел, чтобы горн так раскалялся.

— Горн — это медная дудка?

— Какая еще дудка? — нахмурился Никита. — Горн — это кузнечный очаг, печь с мехами и поддувалом. В горне страшный огонь горит, там металл раскаляется и размягчается, чтоб ковать из него разные полезные вещи.

— Понятно. Значит, когда кузнец выковал меч, все вокруг горна так раскалилось, что от одного твоего неверного движения возник пожар. Скорее всего, ты нечаянно выронил горящую головешку или опрокинул ведро с тлеющими углями, — торопливо предположил Вадик.

— Ага… Все разом вспыхнуло, как фитиль, — подтвердил Никита.

— Это понятно, но пожар меня не интересует. Ты скажи главное — где сейчас меч?

— Я успел его вытащить и спрятать. В суматохе никто даже не заметил. Кузнец небось до сих пор уверен, что меч расплавился в пожаре.

— Почему ты его с собой не взял?

— Тяжелый он очень, да и заметный.

— Где ты его спрятал?

— А зачем тебе? — подозрительно взглянул на Вадика подмастерье.

— Понимаешь, Никита, ты не должен пользоваться этим мечом.

— Это почему? Я вынес его из пожара, и теперь он принадлежит мне.

— Нет, меч не принадлежит тебе, он даже князю не принадлежит. Он принадлежит будущим поколениям.

— В будущем будущие кузнецы сделают будущие мечи, а этот меч — мой! Мой, и только мой. Ты понял? Мой! Раз я его спас от огня, значит, он мой. И точка, — глуховатым голосом задолбил эту мысль Никита.

— Послушай, зачем тебе меч, если ты все равно никогда не сможешь вернуться в свою деревню и воспользоваться им?

— Это мы еще посмотрим. Меч мой!

— И смотреть нечего. Деревенские тебя на раз загасят, отомстят за сгоревшие дома.

— Это мы еще поглядим. А меч — мой, — тупо твердил Никита.

Вадик не знал, как сбить его с этой мысли, какие доводы привести в свою пользу. Подумав, он решил во всем признаться, так как другого выхода не видел.

— Никита, я сейчас тебе одну вещь скажу, только ты не дергайся и не пугайся. Дело в том, что я — пришелец из будущего, — сказал Вадик и сам разволновался, почувствовав свою значительность.

— К кому ты сюда приехал? — ровным голосом, не удивившись, спросил Никита.

— Меня здесь должен был встретить хранитель времени и объяснить, как найти каргу. Но князь Нагатинский все обломал. Зато я встретил тебя. Короче, ты должен нарисовать или подробно объяснить, где ты спрятал меч.

— Обойдешься.

— Почему?

— Я тебе не верю. Так не бывает! В прошлое не возвращаются.

— Я раньше тоже так думал, пока не попал сюда. Я считал, что прошлое — это типа загробного мира.

— Так и есть.

— Нет, это не так. Я не могу тебе этого объяснить, но это не так.

— Раз не можешь объяснить, значит, брешешь.

— Ты когда-нибудь ловил рыбу?

— Ловил.

— Как ты думаешь, с точки зрения рыбы, что находится за поверхностью воды?

— Обычный воздух.

— Это для тебя он обычный, потому что ты им дышишь, а рыба в нашем воздухе задыхается. Рыба уверена, что там, за водой, находится жуткое безжизненное пространство, в котором невозможно дышать. Рыбы, которые попадаются на крючок и исчезают за пределами воды, обратно никогда не возвращаются. Понимаешь?

— Ясный пень.

— Рыбы видят только страшные тени рыбаков и думают, что за пределами воды — другой мир, а не пустота. Это потому, что рыбий мир ограничивается водным пространством, а все, что за его пределами, кажется, типа, загробным.

— А ты тут при чем?

— Если рыба попадет на воздух, она никогда не сможет толково объяснить, как это произошло и что такое воздух. И я тоже не могу объяснить, как я попал в прошлое и что все это значит. Но в одном я конкретно уверен: если я не узнаю, где находится меч, и не расскажу об этом людям там, в своем времени, то случится реальная беда.

— Брехня!

— Что я должен сделать, чтобы ты мне поверил?

— Чудо. Сотвори чудо.

— Да запросто! Последнее время я только этим и занимаюсь. Я сделаю тебя свободным, и это будет чудом. Если ты откажешься, князь тебе башку отвинтит, он тебе не простит сгоревшую усадьбу.

— Согласен, — оживился Никита. — Как ты меня освободишь?

— Сколько людей топчутся возле избы?

— Это охотничья избушка. Вокруг — никого. Дружинники с князем на поляне кабана жарят. Чуешь, как вкусно тянет?

Вадик встал с корточек, подошел к оконцу, прислушался, принюхался, услышал в отдалении мужские голоса и почувствовал аппетитный запах жареного мяса и дыма. Он поднялся на цыпочки, выглянул наружу.

— Избушка с трех сторон окружена лесом. Только у входа вытоптана полянка, там конная тропа есть. Но нам на тропу нельзя — дружинники схватят, — сказал Никита. — Нам надо в лес бежать, там они нас не поймают.

— Почему не поймают? — спросил Вадик, глядя на стену леса за окном. — Они что, безногие?

— У них сапоги со шпорами, в таких по высокой траве да по мягкой земле особенно не побегаешь.

Вадик отошел от окна, снова присел на корточки перед Никитой и сказал:

— Рисуй карту.

— Сначала освободи меня.

— Нет, сначала карта.

— Сначала освободи.

— Ага, нашел дурака! Я тебя освобожу, а ты меня в лес заведешь и бросишь. Я заблужусь и буду на пеньке сидеть без карты, как дурак.

— А так будешь сидеть, как дурак с картой. Если я тебя захочу обмануть, я эго и так сделаю. А если слово даю, то сдержу.

— Короче, рисуй карту.

— Сначала освободи.

— Чего ты боишься? — удивился Вадик. — Я ведь тоже сижу в плену, мне гоже, как и тебе, надо отсюда сматываться. Мы по-любому отсюда сбежим, только ты ничем не рискуешь, а я рискую без карты остаться.

— Я тоже рискую.

— Чем?

— Может, тебя князь подослал, чтобы выведать у меня, где находится меч? Узнаешь и уйдешь, а я тут останусь.

— Ну, ты загнул, — опешил Вадик. — Тебе бы сказки сочинять, русские народные.

Никита хотел было еще что-то сказать, но вдруг приставил указательный палец к губам и замер: тихо, мол. Вадик насторожился и услышал мягкие шаги, хруст сухих веток, негромкий разговор двух дружинников. Мужчины шли к охотничьей избе.

— Ладно, некогда мне с тобой спорить. Сейчас я тебе чудо сотворю. Готов к побегу? — спросил Вадик, достав из кармана светозвуковую гранату.

— Готов.

— Тогда закрой глаза, открой рот и зажми ладонями уши. Будет взрыв, но ты не бойся, для нас он безвредный, зато дружинники на минугу оглохнут и ослепнут. В общем, после взрыва мы смело выскакиваем из избы и дергаем в лес. Главное, не потерять время, не дать им очухаться. Понял?

— Понял, — сказал Никита, послушно зажмурился, открыл рот и прижал ладонями уши.

Вадик, прислонившись спиной к стене возле двери, сунул палец в кольцо гранаты и стал ждать. Дружинники, о чем-то разговаривая, подошли к избе, остановились. Один из них открыл навесной замок, со звяканьем вынул его из петель, сдвинул засов и потянул на себя дощатую дверь. Как только она приоткрылась, Вадик выдернул кольцо, просунул руку в образовавшуюся щель между дверью и косяком и выпустил гранату из руки прямо под ноги мужчинам. В ту же секунду он отпрянул к стене, закрыл ладонями уши и зажмурился.

За дверью раздался взрыв. Он был такой силы, что осветил избушку даже через узкую щель приоткрытой двери. Вадик еще не успел опомниться от страшного грохота, а Никита уже распахнул дверь и юркнул в кусты. Вадик пустился за ним.

Несколько минут они бежали по темному бору, который неровно расступался перед ними, образуя тусклый коридор между колючими деревьями. Тощий, как спичка, и подвижный, как хорек, Никита, не снижая темпа, ловко огибал кусты и ели. А Вадик отставал. Один раз он, споткнувшись, шлепнулся ничком на влажный дерн, второй раз упал на куст, зацепившись рукавом за сук.

— Стой! — не выдержав долгого стремительного бега по глухой чащобе, крикнул Вадик. — Эй, друг пожарников, тормози!

Никита остановился и бодрым подпрыгивающим шагом вернулся к новому знакомому.

— Устал? — спросил он.

— Надо передохнуть. Я сегодня весь день суечусь, как ежик перед спячкой, — тяжело дыша, сказал Ситников. Он уселся на холодный мох и вытянул усталые ноги, не заботясь о чистоте джинсов. — У тебя бумага есть?

— Зачем мне в лесу бумага? — спросил Никита, опускаясь на корточки.

— Ну, мало ли… Например, щепочку поджечь, чтоб костер развести.

— Хватит. Наподжигался.

— И то верно, — переводя дыхание, произнес Вадик. — Тогда бери сучок и начерти на земле план, нарисуй, где спрятал меч, а я посмотрю и запомню.

— Может, я словами объясню? Мне так легче.

— Попробуй.

— Запоминай. Деревня Нагатино под Москвой.

Там стоит усадьба князя Василия Красного-Нагатинского. Вернее, стояла. Возле нее — колокольня. В колокольне — каменный подпол. Вот там, под камнем, я его и схоронил.

— Врешь? — спросил Вадик.

— Типун тебе на язык.

Ситников пристально посмотрел на Никиту, словно прицелился в него из двустволки. Сейчас, при дневном свете, он разглядел то, чего не заметил в полумраке охотничьей избушки. На шее у подмастерья чернел металлический обруч, в центре которого блестела прозрачная округлая бусина.

— Что это? — спросил Вадик, указав взглядом на обруч.

— Амулет. На счастье.

— Эта бусина в центре обруча… Что-то она мне напоминает… — задумчиво произнес Вадик, напряженно вглядываясь в талисман. — Кажется, где-то я уже видел что-то похожее.

— Это редкий агат, — пожал плечами Никита и, поспешив сменить тему разговора, спросил: — Ты запомнил, где я спрятал меч? Повтори.

Вадик повторил, а потом, посмотрев по сторонам, сказал:

— Мне пора возвращаться, а я даже не знаю, откуда пришел. Как мне найти дорогу, по которой князь приехал сюда из Нагатино?

— От Нагатино досюда дорога длинная. Тебе какое место нужно? — спросил Никита.

— Князь наехал на меня возле каменоломни. Проведешь меня туда?

— А чего ж не провести? Проведу, — сказал Никита, поднимаясь. — Айда за мной.

В лесу было мрачновато от темной мешанины елей, подлеска, беспорядочного сплетения ветвей, которые страховали от неожиданностей, но затрудняли ходьбу. Вадик думал, что дружинники князя не станут подстерегать их в этой глуши, но все же был настороже.

Когда лес поредел, Ситников, глядя себе под ноги, вдруг увидел на земле кострище: несколько головешек, старый затвердевший пепел и картофельные очистки. Такую картину он много раз лицезрел в подмосковном лесу, но не ожидал встретить ее здесь, в прошлом.

— Никита! — остановившись, позвал он подмастерье. — Взгляни-ка. Тут кожура печеной картошки. Как она здесь оказалась? Пузырь говорил, что картошку привезли в Россию из Америки, после того как ее открыл Колумб. Пузырь говорил, что у вас кругом была одна только репа!

— Колумба не знаю, говорящих пузырей у нас нет, про картошку не слыхал, а в кострище лежит кожура печеной репы, — не оглядываясь и не останавливаясь, четко сказал Никита.

Вадик присел на корточки, двумя пальцами ухватил обрывок кожуры, рассмотрел его и так и сяк, а потом бросил обратно в кострище. Печеной репы он никогда не видел, поэтому не стал спорить с Никитой, поднялся и поспешил за ним.

Лес поредел, расступился, и перед ними оказался просторный луг, за которым зеленел высокий холм — Червивая гора. Подростки постояли на опушке, всматриваясь и прислушиваясь. Ничего подозрительного вокруг не заметили. Упруго и по-весеннему свежо дул ветер, посвистывая в голых ветвях, из леса донеслось тявканье лисы.

— Ну что?

— Вроде тихо, — негромко сказал Вадик.

Случайная стычка с дружинниками на лугу не очень

страшила Ситникова — у него были гранаты. Правда, осталось только четыре штуки, но этого достаточно, чтобы на несколько минут оглушить нападающих и скрыться в пещере.

— Мне надо идти, — сказал Никита, глядя на небо. — Скоро смеркаться начнет, а мне до заката надо подальше от этих мест уйти, чтоб князь с собаками не нашел. Мне до Мурома еще ой сколько верст шагать.

Они попрощались, пожав друг другу руки, и пошли в разные стороны: Вадик через луг к холму, а Никита обратно в лес.

— Передавай привет Колумбу! — оглянувшись, крикнул Никита.

— А ты дяде своему муромскому!

Пробежав по лугу, Вадик приблизился к той самой пещере, из которой вышел пару часов назад. Он не мог еще раз использовать ее для перехода во времени — туннель был слишком крутой и скользкий. Он даже пытаться не стал, а вместо этого нашел на склоне другую пещеру. Конечно, он мог просто подняться на вершину и спуститься с противоположной стороны холма, но тогда он рисковал навсегда остаться в прошлом. Вадик думал, что проход во времени — это туннель, а туннель находится внутри холма, значит, возвращаться следует проверенным способом, то есть через пещеру.

Когда он вышел из туннеля на противоположной стороне горы, то не нашел там ни Богдана, ни наемников, никого. Даже машин не было. Только несколько пистолетных гильз валялись возле кустов.

Вадик спустился с холма, отыскал след богдановского автомобиля, пошел по нему и скоро выбрался на грунтовую дорогу. На попутном грузовике он доехал до подмосковного шоссе, а потом на автобусе вернулся в Москву.