Теперь объ участiи Димитрiя въ битвѣ и о его личной храбрости.

Собственно на этомъ пунктѣ и основана полемика г. Костомарова съ г. Погодинымъ. Бѣда, надо сказать правду, съ обѣихъ сторонъ. Г. Погодину нечего было сердиться и главное не на чѣмъ было пускаться въ разсужденiя о генералахъ Пеллисьи и Канроберѣ. Врага слѣдуетъ поражать его собственнымъ оружiемъ. Доказательства мужества (но не пылкой отваги) Димитрiя слѣдовало основать на Николаевской лѣтописи. Г. Костомаровъ весьма остроумно отвергаетъ сказанiе о битвѣ, помѣщенное въ IV томѣ (оно и въ воскресной лѣтописи) Полнаго Собранiя Лѣтописей. Тамъ побѣда приписана помощи агентовъ, тамъ мало характеристическихъ чертъ и все описанiе весьма похоже, напр. на описанiе битвы на рѣкѣ Сальницѣ (см. Ипатьевскую лѣтъ. стр. 2). Насъ-же интересуютъ не столько подробности полемики двухъ учоныхъ, сильно понадѣявшихся на память, сколько самая битва, хотя мы повидимому, будемъ слѣдить по этой полемикѣ за ходомъ битвы.

Ошибки обоихъ учоныхъ происходятъ отъ того еще, что они не уяснили себѣ характера Димитрiя. Одинъ смотритъ на него по Карамзину; другой желаетъ отыскать въ немъ отсутствiе пылкой отваги. Вмѣсто фактовъ оба пускаются въ водянистыя и ни къ чему неприводящiя разсужденiя о храбрости вообще.

1) Рѣчи и поведенiе Димитрiя во время предшествовавшее битвѣ.

Ясно показываютъ, что онъ былъ мужественъ. Г. Костомаровъ не отвергаетъ этого, но говоритъ, что если судить по рѣчамъ, то и Фольстафъ храбрый человѣкъ (Голосъ № 32). Изъ этого заключаемъ, что г. Костомаровъ незнакомъ съ личностью Фольстафа, ибо по рѣчамъ сего послѣдняго о его храбрости развѣ миссисъ Квикли заключить можетъ. Что хвастливаго нашелъ г. Костомаровъ въ рѣчахъ Димитрiя. Твердая увѣренность звучитъ въ нихъ. «Лѣпо намъ, братiя, положить головы за православную вѣру христiанскую, чтобъ не запустѣли церкви наши, да не будемъ разсѣяны по лицу земли, а жены наши и дѣти не отведутся въ плѣнъ, на томленiе отъ поганыхъ. Да умолитъ за насъ Сына Своего и Бога нашего Пречистая Богородица». Это-ли хвастливая рѣчь? Какая простота и твердость! Великость предпринимаемаго дѣла, сознанiе этой великости, твердая увѣренность и упованiе – вотъ что заставляетъ говорить такiя рѣчи. Такъ-ли говорили пьяные русскiе люди за рѣкою Пьяною?

"Находились многiе, повѣствуетъ г. Костомаровъ (стр. 17), у которыхъ осторожность брала верхъ надъ отвагою; они все еще настаивали, чтобъ оставаться", т. е. не перевозиться за Донъ.

Что-же сказалъ имъ Димитрiй?

Димитрiй (idem) сказалъ имъ: "честная смерть лучше злого живота. Ужь лучше было вовсе не идти противъ безбожныхъ татаръ, чѣмъ пришедши сюда и ничего не сдѣлавши, назадъ возвращаться."

И вслѣдъ за этимъ г. Костомаровъ съ воодушевленiемъ продолжаетъ: "И присталъ великiй князь къ совѣту Олгердовичей, и рѣшились переправляться за Донъ, отважиться на крѣпкiй бой, на смертный бой, побѣдить враговъ, или безъ поворота всѣмъ пропасть. Въ первый разъ со времени Батыева ига, Русь, собранная въ видѣ воинственныхъ дѣтей своихъ, рѣшилась предпочесть смерть рабству."

О комъ же г. Костомаровъ говоритъ съ такимъ одушевленiемъ? Неужели о князѣ, который, по его мнѣнiю, изъ трусости пошолъ на Мамая?

О, художественность, увлекающаяся первой фразой, первымъ фактомъ, неспособная создать типа, неспособная къ спокойному изученiю и созерцанiю! Это самая низкая степень художественной способности; истинный художникъ умѣетъ обуздывать себя; онъ заклинатель своихъ собственныхъ силъ.

О, самолюбiе, готовое двадцать разъ переиначивать фактъ, единственно ради защиты своего меленькаго мнѣньица.

За тѣмъ трусъ отправляется, наканунѣ битвы, въ полѣ между двумя станами вдвоемъ съ Дмитрiемъ Волынцемъ.

Боброкъ предсказываетъ ему побѣду; за тѣмъ слѣдуютъ другiя предзнаменованiя побѣды. И этотъ князь струситъ, ибо г. Костомарову такъ покажется: г. Костомаровъ забудетъ все, когда увидитъ его безъ чувствъ подъ деревомъ.

2) Фактъ переодѣванiя.

Г. Костомаровъ, начиная разсказывать о переодѣваньи, уже предвкушаетъ свое открытiе, и потому умалчиваетъ о томъ, что князь ѣздилъ въ сторожовой полкъ.

"И начаша прежде съзжатись сторожевыя полки руския съ татарскими; самъ же князь великии напередъ въ сторожевыхъ полцехъ ѣздяше, и мало тамо пребывъ возвратись паки въ великии полкъ (Ник. IV, 112)".

Можетъ быть, г. Костомарову требуется, чтобы Димитрiй остался въ сторожевомъ полку? Къ счастiю, Димитрiй былъ человѣкъ умный и воротился въ большой полкъ, чтобы ободрить воиновъ на битву и "прослезились всѣ они, и укрѣпились, и были мужественны, какъ летающiе орлы, какъ львы, рыкающiе на татарскiе полки." Обладай Димитрiй пылкой отвагой такого сорта, какая нравится г. Костомарову, онъ бы долженъ остаться въ сторожевомъ полку и пожалуй быть тамъ убитымъ.

Г. Костомаровъ напрасно выпустилъ также и то обстоятельство, что полки устроилъ воевода Димитрiй Волынецъ Боброкъ.

Объѣхавши полки Димитрiй прiѣхалъ подъ свое великокняжеское черное знамя – мы слѣдуемъ г. Костомарову – помолился образу Спасителя, написанному на знамени, сошолъ съ коня, отдалъ коня боярину своему Михаилу Бренку, снялъ съ себя княжескую приволоку (плащъ) и надѣлъ на Бренка, велѣлъ ему сѣсть на коня своего, а своему рынделю (знаменоносцу) приказалъ нести передъ собою {Не совсѣмъ вѣрно переданъ лѣтописный разсказъ; см. ниже.} великокняжеское знамя. Повѣсть говоритъ, что окружающiе великаго князя упрашивали его стать въ безопасномъ мѣстѣ, гдѣ бы онъ могъ только смотрѣть на битву и давать ей ходъ {Отчего это слово переводится г. Костомаровымъ бѣжалъ? Онъ такъ спорилъ о словѣ бѣжалъ.}; но великiй князь отказался отъ этого, и говорилъ: «Я у васъ первый надъ всѣми; я болѣе всѣхъ васъ получалъ всего добраго и теперь долженъ первый съ вами тѣрпеть.» Но кажется, думаетъ г. Костомаровъ, что Димитрiй нарядилъ своего боярина великимъ княземъ съ тою именно цѣлью, чтобы сохранить себя отъ гибели и еще болѣе отъ плѣна, потомучто враги узнавши великаго князя по знамени и по приволокѣ, употребляли-бы всѣ усилiя, чтобы схватить его. Иного побужденiя быть не могло (стр. 19 и 20).

Какъ у г. Костомарова легко это кажется перешло въ быть не могло – что за игривость мыслей!

Но однако посмотримъ на сколько справедливы эти "кажется" и "быть не могло."

Гдѣ стояло великокняжеское знамя? разумѣется, не въ великомъ полку, ибо сказано, что Димитрiй, осмотрѣвъ полки, прiѣхалъ подъ него, – гдѣ-же? Бояре совѣтуютъ ему стать "назади", или на "крылѣ", или гдѣ нибудь на "опришеномъ мѣстѣ"; въ подобномъ мѣстѣ и знамя стояло. Димитрiй былъ толстъ, и очень, не мудрено, что онъ снялъ съ себя приволоку и "царскую утварь", – а пошолъ сражаться въ однихъ латахъ. И еслибъ онъ хотѣлъ себя переодѣваньемъ спасти отъ гибели, то для чего было ему отдавать на гибель своего любимаго наперстника Михаила Бренка? Будто у него не было бояръ, которыхъ онъ не долюбливалъ? Тутъ немного надо логики, чтобы видѣть, что не погубить, а сохранить Бренка желалъ великiй князь.

3) Когда былъ убитъ Михаилъ Бренокъ?

Г. Костомаровъ разсказываетъ такъ (стр. 20).

"Татары стали одолѣвать. Москвичи, небывальцы въ браняхъ, какъ называетъ ихъ Новгородскiй лѣтописецъ, въ страхѣ пустились въ розсыпную. Татары погнались за ними, и увидѣвши чорное великокняжеское знамя, направили туда всѣ свои усилiя; добрались, изрубили знамя и убили Михаила Бренка, котораго по одеждѣ приняли за великаго князя.

Какъ мало строкъ и какъ много пылкой отваги – виноватъ – фантазiи!

Г. Костомаровъ позабылъ, а) что передъ этимъ: «много отъ сановитыхъ великихъ князей и бояръ и воеводъ, аки древеса клоняхуся на землю». Напрасно же онъ говоритъ въ возраженiи, что князья, бояре, и воеводы были убиты, когда всѣ побѣжали?

б) что великаго князя Димитрiя уже два раза сбили съ коня и «уязвша зѣло» (Н. IV. 114) и онъ притруденъ вельми, изыде {Очевидно опечатка, слѣдуетъ передъ нимъ.}, съ побоища едва въ дубраву."

в) что послѣ этого сказано "Татарове же начаша одолѣвати."

г) Новгородскiй лѣтописецъ и не думалъ называть Москвичей "небывальцами въ браняхъ", а говоритъ "москвичи же мнози небывалцы" (Нов. I. стр. 92), согласно съ другими лѣтописцами. Дѣйствительно, много небывальцовъ было въ войскѣ.

д) что Татары направили всѣ свои усилiя и т. д. учоная фантазiя г. Костомарова.

Итакъ, когда же былъ убитъ Бренокъ? Когда Татары начали одолѣвать. Значитъ, онъ не въ опасномъ мѣстѣ стоялъ. Или г. Костомаровъ станетъ увѣрять, что Димитрiй зналъ впередъ, что это именно случится? Еслибы онъ и зналъ, все бы лучше ему поставить не любимца, а кого другого? Дмитрiй былъ очень уменъ. Отчего бы ему не поставить на гибель напримѣръ своего боярина большого Юрiя Васильевича Кочевина Олешина, на котораго онъ гнѣвался по дѣлу Пимена. (Никонов. IV. 77).

3) Димитрiй былъ раненъ, но не смертельно.

Въ тѣхъ лѣтописяхъ, гдѣ побѣда приписывается ангеламъ, тò что Димитрiй не былъ раненъ приписывается чуду. Такого мнѣнiя и Карамзинъ держался. Но и въ приводимыхъ Карамзинымъ лѣтописяхъ, либо, какъ въ Синодальной; князья Литовскiе говорятъ послѣ битвы: «мнимъ, яко живъ есть, но уязвленъ», либо какъ въ Ростовской противорѣчiе «наидоша великаго князя въ дубровѣ велми язвена лежаще» и далѣе «на тѣлѣ его не бысть язвы». Г. Костомаровъ слѣдуетъ Никоновской лѣтописи: въ ней 4 раза сказано, что Димитрiй былъ «язвенъ». У Арцыбашева есть извѣстiе, что великаго князя нашли въ одной сорочкѣ, всего въ крови, лежащаго подъ деревомъ.

Да, оно и естественно. Всѣ лѣтописи говорятъ согласно, что весь доспѣхъ великаго князя былъ избитъ, и только г. Костомаровъ въ состоянiи вывести изъ этихъ согласныхъ извѣстiй, что Димитрiй "почувствовавъ нѣсколько ударовъ, побѣжалъ въ лѣсъ."

Да, избитъ былъ весь Димитрiй, два раза съ коня сбитъ, едва добрелъ до дубравы – вотъ въ чемъ согласны всѣ лѣтописи.

Въ Никоновской (IV стр. 119) сказано: "и много по главѣ его, и по плещима его, и по утробе его бьюще, и колюще, и секуще, но отъ всѣхъ сиъъ Господь Богъ милостiю своею... соблюде его отъ смерти; утруденъ же бысть и утомленъ отъ великаго буяния татарскаго толико яко близь смерти."

Самъ господинъ Костомаровъ упоминаетъ нѣсколько разъ, что великiй князь былъ раненъ, что не мѣшаетъ ему сказать на стр. 23, что у князя не нашли ранъ на тѣлѣ. Зачѣмъ тутъ пропущенъ эпитетъ: "смертныхъ"? О, любовь къ истинѣ!

И вотъ человѣка за то что его не убили до смерти величаютъ трусомъ. Надо-де разбивать народные кумиры, которыхъ у насъ нѣтъ. Дай намъ Богъ понять свою исторiю, вѣрно изобразить типы, а то наши изслѣдователи только и дѣла дѣлаютъ, что разбиваютъ Карамзина, да и то не умѣло, не обладая вѣрнымъ чутьемъ.

4) Участiе Димитрiя въ битвѣ.

Мы уже указали на то, что онъ былъ дважды сбитъ съ коня, весь изъязвлевъ, но не до смерти. Далѣе, есть свидѣтельства объ этомъ отвѣчавшихъ на вопросъ Володимiра Андреевича послѣ битвы: не видѣлъ ли кто великаго князя?

У г. Костомарова эти извѣстiя перепутаны въ двухъ мѣстахъ, на стр. 21 и 22, но дѣло главное въ томъ, что онъ не отвергаетъ, что Димитрiя видѣли передъ самымъ приходомъ Володимера Андреевича. Это очень важное дѣло; значитъ Димитрiй былъ на полѣ сраженiя почти до конца; т. е. до самаго выхода засады, рѣшившей участь сраженiя.

5) Какъ попалъ Димитрiй подъ новосрубленное дерево.

У г. Костомарова сказано: "Димитрiй почувствовалъ на своихъ доспѣхахъ нѣсколько ударовъ, побѣжалъ въ лѣсъ, запрятался подъ срубленное дерево и тамъ улегся безъ чувствъ.

Г. Костомаровъ увѣряетъ, что это переводъ слѣдующихъ словъ Никоновской лѣтописи: "онъ же притруденъ вельми изыде съ побоища едва въ дубраву, и вниде подъ новосѣчено древо многовѣтвенно и лиственно, и ту скрывъ себѣ лежаша на землѣ."

а) Идти черезъ силу (изыде едва) не значитъ бѣжать;

б) "вниде" и "запрятался" никакъ не прiйдутся въ тонъ;

в) "нѣсколько ударовъ" не переводятъ "язвенъ зѣло" и "притруденъ"; и въ тѣхъ мѣстахъ гдѣ г. Костомаровъ признаетъ, что Димитрiй былъ раненъ, онъ вездѣ пропускаетъ "зѣло" или "вельми".

г) "улегся безъ чувствъ"! – это по русски безсмыслица; улечься можно съ комфортомъ, но безъ чувствъ можно упасть только.

д) въ разсказѣ о томъ какъ нашли Димитрiя, у г. Костомарова не сказано "и наѣхаша великаго князя бита вельми, едва точiю дышаща", а сказано "они замѣтили, что князь дышетъ" и прибавлено въ видѣ фантазiи «глаза его то открываются, то закрываются.» Эти «глаза» особенно хороши у г. Костомарова.

Однако, какъ попалъ Димитрiй подъ новосрубленное дерево?

Въ извѣстiи Никоновской лѣтописи объ уходѣ великаго князя и о томъ какъ онъ скрылъ себя подъ деревомъ, мы видимъ догадку лѣтописца. Въ самомъ дѣлѣ, кто это видѣлъ? Никто; еслибы видѣли, то сказали бы князю Володимiру и нечего бы искать Димитрiя. Димитрiй самъ ничего не помнилъ. Откуда же это извѣстiе? Оно не болѣе, какъ объясненiе. Это подтверждается еще тѣмъ, что догадка эта находится только въ Никоновской, а извѣстiе о томъ, что князя подъ деревомъ нашли почти во всѣхъ.

Наконецъ, сама Никоновская лѣтопись столь много свидѣтельствуетъ о мужествѣ Димитрiя, что совокупность фактовъ не позволяетъ принять толкованiя г. Костомарова.

Какъ попалъ Димитрiй подъ дерево не важно, но важно то, что его видѣли на побоищѣ передъ самымъ приходомъ Володимира Андреевича.

Притомъ же, не слишкомъ должно быть хорошо спрятался Димитрiй, когда его нашли.

Или г. Костомаровъ скажетъ, что онъ выползъ передъ этимъ, но въ такомъ случаѣ мы посовѣтуемъ ему предложить, что Димитрiй еще до сраженiя нарочно намѣтилъ гдѣ ему спрятаться и даже велѣлъ срубить на этотъ конецъ дерево. Торжество, такъ торжество: валяй во всѣ колокола.

6) Гдѣ было это дерево?

«Изыде едва въ дубраву.»

По описанiю поля сраженiя не видно, чтобы были двѣ дубравы; а кто стоялъ съ войскомъ въ дубравѣ? Пусть-ка припомнитъ это г. Костомаровъ. Не шолъ ли Димитрiй сказать, чтобы Володимиръ Андреевичъ и Боброкъ выходили изъ засады?

7) Обморокъ Димитрiя объясняется физiологически.

Въ Никоновской лѣтописи, какъ будто нарочно тотчасъ послѣ того, какъ сказано, что Димитрiя, «били, кололи и сѣкли по головѣ по плечамъ, и по утробѣ», слѣдуетъ его портретъ, гдѣ сказано, между прочимъ, что онъ былъ «чреватъ велми, и тяжелъ собою зѣло.» Ясно, что у человѣка такого сложенiя, послѣ такого утомленiя могъ сдѣлаться обморокъ. Да и не обморокъ, а просто человѣкъ былъ безъ чувствъ вслѣдствiе ранъ.