Уйти в Эндорэ… Тогда, на площади, полностью завладев их умами и сердцами, легко было кричать о мести и требовать похода в Темные Земли. Придя в себя ровно настолько, чтобы соотносить свои поступки с действительностью, я лицом к лицу столкнулась с последствиями своего красноречия. О, да, нолдоры готовились к войне — с нетерпением детей, увлеченных новой игрой. Кузни звенели и полыхали жаром — мечи, доспехи… Взбудораженные моими речами, обитатели Тириона сновали по городу бессонными духами, готовые идти в Среднеземье хоть сейчас. А что — мы самые умные, самые сильные, самые-самые, да еще и несущие печать Света Амана! Молодые головы поражало в первую очередь: город кипел проснувшимся вулканом. Прислушавшись к их горделиво-хвастливой болтовне, я схватилась за голову: каждый третий был уверен, что сможет лично добраться до Врага и с легкостью одолеть сильнейшего из Древних — видимо, силой своей правоты!
Более того, никто из этих борцов за справедливое возмездие и не думал о том (правда, здесь была и моя вина) как мы вообще попадем в Эндорэ. Будущее представлялось им победоносным и красочным шествием до Черной Цитадели, где затаился содрогающийся в ожидании расплаты Отступник. Да, при виде этого, прости Эру, воинства он и впрямь содрогнулся бы — от хохота…
Я чувствовала себя не просто дурой — управляемой дурой. Алдор дергал за веревочки, я — послушно делала шаг! Он отнял у меня не только отца, он разрушил какую-то часть меня… Ночами, воя в подушку (никто не услышит, никто не увидит моей слабости, потому что правительница не имеет права на слабость), я желала ему худшей из смертей, потери Силы, плена в Амане — навечно!
Повторенные сотни раз на площади Тириона и в тиши спальни, слова стали ядовитой стрелой, улетевшей в Эндорэ вдогонку убийце и предателю, я чувствовала это, как чувствовала расположение самоцветных жил в породе — всем существом. Айа, Высокий! Прими еще один дар от Фэйниель из Тириона! Предпоследний, — я страстно надеялась, что последним станет смерть. Его, моя — какая разница?
* * *
— Нет, какова наглость! — Властитель Валинора и всей Арды разгневанным вихрем прошелся по сверкающему паркету своего Зала Раздумий. Думалось ему в последние дни плохо: в голове занозой сидела одна мысль — нолдоры. Эти проклятые нолдоры с их трижды проклятой предводительницей! — Надо же, собрались мстить, благородная ярость воспламеняет сердца… Это все его козни, готов поспорить!
Присев на обитую золотистым шелком кушетку, Королева, изящно расправив складки синего платья, наблюдала за взбешенным супругом. С затаенной насмешкой отмечая, как прорывается — случайным жестом, вскинутой бровью, резким разворотом — сходство с тем, старшим, сильнейшим. Пытаясь отречься, забивая личиной, все равно упрямо и слепо копировал — безуспешно. Так грубый оттиск напоминает драгоценную печать.
— О, да, он все продумал — и не придерешься. Формально предупредил нас — через Аллана, и с чистой совестью удрал, прихватив камни!..!! Я этого так не оставлю!
Вэридэ поморщилась — про себя, разумеется. Ругань — это так грубо, примитивно, так не по-королевски. Забываясь, утонченный Владыка начинал вести себя, как последний мужлан. Ах, да, он же в молодости старался быть ближе к народу — вот и преуспел.
— Решил скрыться? Куда, интересно? Из Арды ему хода нет. Значит, засядет в Эндорэ… — Манавидан задумчиво наматывал на палец золотистую прядь. — И что тогда — снова ждать его сюрпризов? Мой братец, признаю, бывает весьма изобретателен. А тут еще эти Хаосом проклятые эльфы…
— Ты слишком много времени тратишь на них, любовь моя… — Мягко пожурила его Создательница Звезд. — Отпусти их туда, куда они так рвутся.
— Но…
— Нет-нет, дорогой, не думай, что я сошла с ума. Пусть идут. Они жаждут мести — прекрасно! Они не протянут там и сотни лет без нашей помощи — великолепно! Отправь бунтарей в Эндорэ на дружескую встречу с Отступником, — пусть будут его головной болью. Мы же благи, не так ли? — Она испытующе глянула на мужа: темно-синие глаза впились в голубые.
— Так и сделаем, — кивнул Король, поднося узкую точеную кисть к губам.
Королева чарующе улыбнулась — он так предсказуем, так скучен… не то, что тот. Совсем не то…
* * *
— Нам нужны корабли…
Я стояла перед нахмурившимся Ольвэ, решив для себя — без судов мы из Гавани не уйдем. А кораблей понадобится не один и не два — столько народу пожелало идти в Среднеземье! Телери, души не чаявшие в своих ладьях, могли и не согласиться. Более того, я уверена была, что не согласятся — и тогда придется применять силу. При одной мысли об этом внутри все сжималось. Обещай, что никогда не поднимешь меч на эльдара… Обещай… Ты мертв, отец, но твое слово по-прежнему — закон для меня. Как же быть?
Бирюзовые глаза Ольвэ — словно морская вода… Таинственная, переменчивая зыбь, непостижимая для порождения огня и земли. Какие мысли бликами света на водной глади отражаются в твоих глазах, король Альквалондэ?
Мы долго стояли так — неподвижно, сплетаясь взглядами, заставляя остальных переминаться в тревожном ожидании с ноги на ногу.
— Ты идешь из-за него? — Прохладное дуновение морского бриза в голове — осанвэ. И образ отца — молодого, смеющегося…
— Да. — Звоном стали в ореоле кровавого света.
— Быть по сему. Ради Финвэ… Валинор все равно не удержит ни тебя, ни тех, кто следует за тобой.
— Я дам вам корабли. — Негромкий голос короля разнесся по залу. Телери ахнули — испуганно и недоверчиво. — Столько, сколько нужно. И опытных кормчих.
* * *
Ольвэ сдержал слово. Он сделал много больше, чем я могла предположить. На хрупких лодочках мудрено доплыть до Эндорэ по неспокойному морю, и на верфях Альквалондэ днем и ночью кипела работа. Нолдоры трудились бок о бок с телери, строя новые корабли: с большим водоизмещением, крепкой обшивкой, новой системой руля и парусов, пригодные для перевозки как двуногих, так и четвероногих путешественников, — мы планировали захватить с собой скот, домашнюю птицу и лошадей.
С Ильмарина не приходило никаких вестей, — Владыки словно забыли о нас, не вмешиваясь, но и не оказывая поддержки, этим недобрым молчанием ясно означив свою волю. Ушедшим — в Форменос, в Эндорэ — не ждать помощи.
Я разрывалась между Тирионом, Форменосом и Лебединой Гаванью, не полагаясь на уступившего мне власть Инголдо. Одно предложение идти в Среднеземье налегке — мол, всем необходимым на месте разживемся, — чего стоило! Разживемся, как же… Да кто нам позволит спокойно обживать новые берега — под носом у Алдора? Утихомирив брата, я приставила его к заготовлению провианта и теплой одежды — в Среднеземье, увы, бывают морозы, если кто позабыл, а осень не за горами.
Мастера трудились без отдыха — мало сковать абы-какие мечи, наклепать доспехов — это должно быть действенное против нежити оружие и надежная броня. И поменьше украшений — мы не на тренировке или параде.
Но если с припасами и прочим все было ясно, то с рвущимися в Эндорэ без разбору надо было что-то решать. Перво-наперво, я запретила уходить совсем юным без родителей, запретила разбивать едва сложившиеся семьи, еще не обзаведшиеся детьми, помолвленным и дорожащим помолвкой превыше мести тоже не было пути в Эндорэ — мне ни к чему разбитые сердца, когда собственное всего-то гоняет кровь по жилам, поддерживая жизнь в hroa. И не к чему — способные выжить лишь в безопасном Амане. Кто-то быстро остывал, кто-то пытался спорить — бесполезно. Воля королевы нолдоров — тверже клинка у нее на поясе.
Клинок… О, не одна из тех игрушек, которыми я украшала стены тронного зала, даже не детище мастерских Форменоса. Нет, меч для встречи с Алдором, буде таковая состоится, я ковала особо. Тогда, в полнолуние, я не просто размахивала молотом — пела, как поют айнуры, наплевав, что нет, и никогда не было ни слуха, ни голоса, чередуя рваные четверостишия со звучными проклятиями и куда менее звучной руганью. Сплавляла вместе лучшую сталь, мифрил и какой-то уж вовсе диковинный черно-синий металл, скрепя сердце выданный Кователем. Соединение неземного и низменного могло с легкостью развоплотить, а то и убить айнура. Любого.
Имя клинка было под стать его созданию и причудливой фантазии создательницы — «Миалль», чуть переделанное «поцелуй» на языке Древних, среди нолдоров быстро превратившееся в «Mael» — «жажда». Тоже неплохо — разве сталь не жаждет крови? А какого цвета кровь у айнуров? У тебя, Ступающий-во-Тьме? Такая же красная, как у моего отца?
Я старалась не думать об отце как о мертвом — иначе вся собранность и сдержанность летела прахом. Потом… Когда высадимся в Среднеземье… может быть. Пока он для меня — жив и незримо наблюдает за моей работой. Я не подведу тебя, отец. На этот раз — не подведу.
* * *
Аллан Кователь отшвырнул полупустой кубок, разлетевшийся стеклянно-пурпурными брызгами о стену мастерской, провел ладонью по лицу, словно стирая жуткие воспоминания, разделенные с любимой воспитанницей, почти дочерью. Кровь, ядовитая слизь… оглушающая боль — не вернуть никогда! — и жгучая ярость — на Алдора, королевскую чету, безмозглого братца и саму себя. На весь чудовищно несправедливый мир.
Да ведь мир не переделать… Никому. Ни тебе, ни Алдору, ни Старейшему, возмечтавшему создать заповедник, свободный от гнили нашей драгоценной родины. З-заповедничек… А вот оно как вышло…
Дан, Таникветил ему на голову, паршивый Король, но, все-таки, иногда способен принять нужное решение… или поддержать заботливо подкинутое любезной супругой. Надо же, испугались, Великие и Могучие. Не Алдора, тебя, девочка…
Как я напился… Голова не держится… Прилечь бы, не думать ни о чем. Э-э, нет… потом, все потом… Или, ах-ха, потом и кровью — у нас же тут благодать дальше некуда?
Алдор, конечно, ты не слышишь меня, но… Я и впрямь трус, к чему лукавить. Тогда, после войны, всего-то и смог — на сотню лет урезать тебе срок. Боялся, что ты не выдержишь заключения в каменном гробу, боялся увидеть вместо тебя сломленного безумца… или вовсе — не увидеть. Ты и здесь вывернулся: спал, погрузившись в оцепенение не-жизни, сберегая рассудок, укрыв камеру пеленой Силы. То-то Дан удивлялся: замки намертво заклинило, внутри ничего не разглядеть, а ты все не торопишься с мольбами о пощаде…
Удачи тебе, друг. И… найди ее в Эндорэ, слышишь? Отдай камни, если они еще нужны ей, что угодно делай, только не дай ей пропасть! Потрудись снова стать, хотя бы ради нее, не ходячим воплощением ужаса из эльфийских басен, а просто… айнуром? Человеком? Кто же мы все-таки, а?
Я, например, определился уже — трус я. Ты ведь презираешь трусость, правитель Дональвайна? Алдор, Алдор… Старейший заманил тебя в ловушку, возомнив себя демиургом? Только кто из вас ухитрялся творить чудеса — и в Империи, усмиряя готовые вцепиться друг другу в глотку кланы, пока кое-кто вздыхал о несовершенстве мира? Ты не вздыхал — времени не было.
Эх, да что это я… В Хаос все! Айнуром… Человеком… Ты, главное, будь мужчиной, раз уж заставил эльфийку почувствовать себя женщиной… Не спать! Видишь, ты уже переиграл Старейшего. Что такого он предсказал тебе, отчего ты места себе не находил? Все норовишь ухватить судьбу за шкирку… Так она и укусить может. Любого зверя, Алдор, постепенно приручать нужно…
* * *
Собравшись на пирсах Альквалондэ, нолдоры с любезными сердцу пожитками, количество которых было оговорено заранее, поднимались на борт покачивающихся на воде кораблей, — может быть, не столь воздушных и изысканных, как белокрылые ладьи-лебеди, но определенно более надежных. Во избежание неразберихи все отплывающие были разбиты на отряды, во главе которых стояли помнившие первый Исход Перворожденные.
По правде сказать, все это напоминало не поход мстителей, а развлекаловку для идиотов: дети пищали и путались под ногами, женщины трепали языками без умолку, молодежь друг перед другом похвалялась новенькими мечами и доспехом. Кажется, одни выходцы из Форменоса и отдавали себе отчет, что и почему сейчас происходит. Мрачный Артанор то и дело покрикивал на распоясавшихся юнцов, норовивших затеять шуточные поединки прямо на набережной. Притихший Айканаро казался старше своего возраста, не в пример тому же Финдекано или Турондо, почти радостно поблескивающих глазами в предвкушении «забав» в Эндорэ. Будут вам забавы, племяннички, да еще какие, нутром чую!
Среди угрюмых или возбужденных нолдоров невозмутимо, как скалы под ударами волн, скользили телери — назначенные Ольвэ кормчие, да и кое-кто из простого народа собрался в Среднеземье вместе с нами. Таких встречали с буйной радостью, тут же предлагая брататься…
Сам король Альквалондэ стоял рядом со мной, следя за погрузкой. Налетевший с юго-запада ветер развевал его светлую накидку крылом морской птицы, трепал длинные серебристые волосы. В венце и на одежде правителя Гавани мягко светился жемчуг — крупный и мелкий, розоватый, зеленоватый, голубоватый, чисто-белый.
— Ну, вот и все… Твои корабли вернутся в родную гавань, обещаю.
— Не все. — Серьезно заметил властитель фалмари. — Думаешь, вам так просто позволят уйти? Нет, Фэйниель, жди гонцов из Ильмарина. — Я вздрогнула, вспомнив, когда в последний раз слышала подобное предупреждение — и оправдавшееся. Жди гонцов с Таникветила, Фэйниель, свою родню я знаю слишком хорошо…
Как накаркал: воздух засвистел под взмахами гигантских крыльев. На набережную тяжело опустился Соронтур, несущий на спине темноволосого всадника в серых одеждах. Я похолодела: сам Владыка Судеб!
— Остановитесь, нолдоры! Нет в Эа силы, способной помочь вам в вашем безумной походе — путь ваш ведет во Тьму, к скорби, коей вам не дано предвидеть! Ушедшим против воли Владык — жить вне Амана под сенью смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете — оружием, муками и скорбью. Те же, кто избегнет Мандоса, устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся, и станут скорбными тенями печали для юного народа, что пришел следом за эльдарами. Слезы бессчетные прольете вы, но Владыки оградят от вас Валинор, исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Печать рока лежит на тебе, Фэйниель, дочь Финвэ, и ляжет она на всех, кто последует за тобой, и настигнет их, на западе ли, на востоке! Все начатое в добре завершится лихом, брат будет предавать брата и сам страшиться измены. Изгоями станете вы навек, ибо ступившим на путь Зла и впустившим в себя Искажение нет дороги назад! Таково слово Древних!
Едва отзвучало это пророчество… или проклятие, и орел вновь неспешно направился к Таникветилу, как на причалах и на судах началась паника. Кто-то, бросив все, рванул назад, кто-то отчаянно спорил с несговорчивой родней. Слетевший по трапу Арафинвэ метнулся ко мне, схватил за руку, начал лопотать что-то о воле Владык и долге детей Света… Мог бы и не стараться, я и без того поняла, что в Среднеземье из всех детей Финвэ пойдут лишь двое.
Ольвэ взирал на впавшего в истерику зятя с легкой насмешкой. Ни один из его внуков не повернул назад — все пятеро застыли на палубе, с вызовом глядя на отца. Расшалившийся ветер раздувал одинаковые золотистые пряди, серые глаза смотрели оружейной сталью. Пятеро — против одного растерянного, помертвевшего Арафинвэ. Брат, отвернувшись, со сдавленным всхлипом направился к Тириону, за ним потянулись малодушные. Оставшиеся проводили их презрительным молчанием. Вот и все…
* * *
…Напрасно мы понадеялись, что на проклятии Тарви приветы от айнуров закончатся. Внезапно налетающие с запада, с востока, да отовсюду, грозы нещадно трепали флотилию изгоев. Видимо, чтобы не заблуждались насчет прощения и светлого будущего. Лазурная, как очи Манавидана, гладь Великого Моря обращалась пенно-сумрачной ревущей бездной, ненасытным влажным чревом, для которого мы были всего лишь легким перекусом на один зуб. Скольких судов мы недосчитались? Да сколько ни есть — все на совести «благороднейшего из Владык».
Я уже не могла разобрать, кого ненавижу сильнее — Владыку Тьмы или Повелителя Света. Алдор убил моего отца из-за Сильмариллов, его брат — десятки моих сородичей, для того лишь, чтобы беглецы не забывали, кто в Арде хозяин. Ненависть к Отступнику разгоралась и опадала вспышками пламени, ненависть к Властителю Арды была ровной, льдисто-холодной и рассудочной. Как много я успела узнать о ненависти благодаря обоим Н'лайрэ…
Не раз и не два приходилось тушить пожары… и опускать в море тела, — плети молний без разбору прохаживались по воде и дереву кораблей, по металлу креплений и живой плоти. В такие моменты Повелителю Ветров, должно быть, икалось до изнеможения…
Нас сопровождали орлы. Кто-то, глядя на равнодушно купающихся в бешеных потоках ветра птиц, падал на колени, кто-то прятался, кто-то сплевывал и отворачивался. Мне же оставалось лишь кусать губы, провожая крылатых соглядатаев хищным взглядом. Слишком высоко цель, слишком резко уходят из-под ног доски палубы, и кара за смерть любимых пташек Короля наверняка окажется страшнее выспренних проклятий или шторма.
Телери упрямо не покидали своих постов у рулей — под ударами ветра, хлещущей стеной ливня, превращающей палубу в смертельный каток. Я, позабыв о своей сухопутной природе, не уступала им — черно-алая капля против спущенной с цепи чьей-то холеной рукой стихийной мощи. Молний я не боялась. Танец зарниц я готова была наблюдать часами, щекоча нервы себе и окружающим, — воистину, меченого Искажением Мандос исправит. А теперь не просто любовалась разгулом непогоды — бросала вызов второму из своих врагов. Или все-таки — первому? Королю пристало быть первым во всем, не правда ли?
…Мы не дойдем. Что-то нужно делать. Что может Воплощенный против Аратара? А ничего. Покорно стать пищей для рыбешек Этиа.
Но я… Дура ты, Фэйниель. Набитая — и недобитая. Ведь к моим услугам кровь сильнейшего из Древних, текущая в моих жилах. Неоправданно щедрый и бесконечно коварный дар Отступника, залог его власти над моим hroa, но дух-то свободен!
…Что может Аратар против Аратара?
Забыть об Алдоре, о достойном его брате, о воющей в тысячи глоток буре, о Валиноре и Эндорэ. Нет ничего — только я и Сила. Я — и есть Сила. Не Фэйниель-mirroanve, а пляска белого огня и холодная твердость камня, тугие потоки ветра! И… нет, воду я почти не ощущала, ни мне, ни Алдору не близка была обманчивая глубь второй из Первооснов, хотя айнур и любил море. Да и не нужно мне было сейчас обращаться к Стихии Воды. Не Повелитель Морей губил мой народ — Повелитель Ветров.
…Сосредоточиться. Нащупать разлитую вокруг Силу, подтянуть к себе…
Корабли сбило в кучу затрещинами шторма, — натянуть невидимый Щит оказалось намного легче. Но мне, всего лишь зарвавшейся эльфийке, даже не майе, и этого хватило, чтобы рухнуть на скользкий настил палубы едва дышащей кучей. И все-таки — живой. Полезная штука — кровь Древнего. Забавно, — мой враг невольно спас мне жизнь. Всем нам.
А бури с того дня прекратились. Как… мило. Пустить, что ли, слезу — от счастья? Право же, теперь я могла позволить себе ма-аленькую слабость…
* * *
Королева Мира толкнула тяжелую резную дверь Зала Раздумий. Роскошная комната была пуста. Вэридэ нахмурилась: в последние несколько дней настроение мужа ей решительно не нравилось. Что затеял ее благоверный? И где же он изволит пропадать?
Вэридэ замерла, погружаясь в переплетение энергетических потоков Таникветила. Та-ак… Льдисто-голубые шипы, серебряно-стальные жалящие нити — охранные заклятия, горделиво- ликующее разноцветье и слабые, кисловато-затхлые отблески страха… Робкие огоньки — эльфийские fear, суетливая радуга майяров… Вот он! Но…
Повелительница Валинора, подхватив хвост шлейфа, бросилась к главной башне — рвущемуся в небо хрустальному стеблю, расходящемуся восемью острыми лепестками. На ходу сменить обличье — уже не среброволосая женщина в белом платье, а жемчужно-пятнистый снежный барс с полыхающими синевой глазами. Там, на башне, знакомое соединение Огня и Ветра лучилось обжигающим гневом, в клочья рвало упорядоченные токи Силы…
— Дан! — Она влетела на идеально-круглую площадку — едва ли полтора десятка шагов в диаметре. Ажурные кованые перемычки между зубцами смотрелись больше декоративным элементом, нежели защитой от бездны, где даже облака теснились ниже. Гораздо ниже.
Вокруг башни не шелестел даже самый пустяковый ветерок, но энергетические вихри сходили с ума, пойманные и направленные… что-о? Брошенные вдогонку эльфам-изгнанникам? Идиот!!!
— Дан! Прекрати! Что ты делаешь?! — Создательница Звезд с трудом пробилась к мужу через перекрученные канаты заклинаний, тряхнула за руку. Владыка Арды резко обернулся, невольно обдавая ее волнами ярости и… а это что? Недоумение вперемешку с бессильной злостью? Откуда…
— Эта тварь сопротивляется мне! — Рыкнул айнур. Голубые глаза сузились гневной чернотой, в которой билась паутинка разрядов. — Сопротивляется — мне — слышишь?! Ставит щит, да какой!
«Видимо, и впрямь неплохой. Доигрался, Самодержец Всея Арды… М-да, следовало бы заняться девчонкой раньше. Браво, Алдор, и здесь ты опередил меня…»
— Разве можно так пугать меня? Так растрачивать Силу — на каких-то эльфийских глупцов? — Успокаивающе заметила Королева вслух, заботливо массируя напряженные плечи супруга. — Какая разница, сколько их доберется до Эндорэ?
— Какая разница, говоришь? — Хмыкнул Король, поддаваясь ласковому дурману голоса и искусным прикосновением пальцев. — Существенная, дорогая, существенная… Думаешь, преувеличиваю? Смотри сама!
В голове Вэридэ вспышкой возникло: едва удерживающиеся на плаву скорлупки, охаживаемые небесным огнем, и фигурка на носу одного из кораблей — белая путаница волос, напряженно застывшее бледное лицо с беззвучно шевелящимися губами… И радостно откликающаяся Сила Первооснов, приветствующая… даже не Владычицу — родню. Сила Арды — и создание Арды.
Королеву передернуло. Нет, если Алдор и замешан, то не напрямую. Создание Арды… Где нашелся один шустрый чародей, там наберется и дюжина… две, три… Сколько их, у которых не вытравлена способность к стихийной магии? Проверить, обязательно проверить, хотя бы здесь, в Амане, и уничтожить — всех! Главное, не давать Манавидану вмешиваться, его нетерпеливость способна испортить любое начинание…
— Что удивительного в том, что веками отиравшаяся подле Аллана эльфийка смогла затвердить несколько заклинаний? — Презрительно бросила Королева. — Кователь всегда был излишне расположен к этому сброду. И драгоценный наш родич, без сомнения, приложил руку, уделив ей какие-то крохи Силы. Пусть девчонка растрачивает их в Эндорэ. Думаю, Алдору это придется не по вкусу.
— А если они надумают объединиться? — Возразил Повелитель Ветров. — Эльфы — мелочь, но их там сотни и сотни… потенциальных союзников для моего братца. А он теперь и мелочью брезговать не станет — после двух веков в Мандосе…
— Тебе ли беспокоиться, любовь моя? — Звонко рассмеялась айна. — Ты — величайший из Аратаров, тебе покорно и небо, и море, и суша, и огонь! Но, если уж мы об этом, Алдор вряд ли сможет переманить эльфов на свою сторону. Они же у нас послушные, не нам, так Единому, светлые и пушистые… и вдруг перемирие со Средоточьем Тьмы, убийцей и вором? И неудачником, милый. Не спорю, когда-то его хватало на большее, нежели дешевые трюки с темнотой и вызовом каких-то тварей, да и то — долго ли он продержался? А сейчас ему и с эльфами придется повозиться. Пусть возится, а мы подождем.
— Ну, что ж, подождем. Думаю, будет очень интересно.
— Не сомневаюсь. А теперь… забудь об этих дрязгах, слышишь? — Сверкающая драгоценными кольцами изящная рука нежно зарылась в золотистых прядях. Вторая — медленно-медленно скользнула по груди айнура. — Какие-то эльфы занимают тебя, больше чем я… Обидно, милый, очень обидно…
Она приникла к нему, посылая в каждую клеточку тела волны тепла и желания… Тщательно и искусно созданные волны. Искусственно созданные. Великая Бездна, как он утомил ее своими выходками! Словно мальчишка, заигравшийся во взрослого — опытного чародея, мудреца, владыку… мужчину. О, казаться — еще не значит быть…
Ее руки продолжали свое дело, губы нащупали его ухо, чуть прикусив мочку — ему, она хорошо знала, это очень нравится. Только бы не сорвалось, как бывало все чаще и чаще… а иногда ей думалось — лучше б сорвалось. Стараться — ради двух минут разрядки и получаса одобрений и похвал его мужской силе? Ради трона? Ради мести Алдору? Кто кому отомстил? Терпеть капризы, вспыльчивость и припадки ревности? Пусть. Пусть исходит на дерьмо, сравнивая себя с братом — и не в свою пользу! Не Алдор, он — неудачник. Во всем. От политики до постели!
— Тс-с, милый, не торопись… — Спохватилась Вэридэ, обнаружив себя прижатой расшевелившимся супругом к холодному металлу барьера. Дан натужно дышал и путался в складках ее одежды, норовя в клочья порвать неподатливую ткань, не желая тратить времени на всякие крючочки, шнурки и застежки, дергал без толку, портя сложный узор нашитых сапфиров и алмазов.
Пр-роклятье, так он ничего не добьется — весь пыл выйдет раньше, чем он разберется с неодолимой преградой платья — а сейчас любая осечка так некстати! И… о, Хаос, он что, всерьез собрался заняться этим… на полу?! Прижав ее всем немаленьким весом к холодному и твердому камню? Ну, уж нет, потакать этим плебейским наклонностям она не собиралась. Решетка так решетка… Не широкое удобное ложе в их покоях, но — сойдет. Крепкая решетка — Аллан ковал, выдержит — не так и долго.
— Иди сюда, любовь моя… — Королева, не мудрствуя, подняла кверху ворох юбок и привлекла его к себе… и привычно ждала, пока закончит. Не забывая время от времени вскрикивать, стонать «от удовольствия» и ногтями царапать ему спину сквозь шелк туники, — Дан искренне воображал это проявлением страсти. А она и старалась, от души полосуя легко краснеющую кожу опостылевшего муженька, хоть так вымещая свое разочарование и злость.
А память, на которую не жалуется никто из Древних, смеялась с каждым годом все отчетливее — голосом другого… Недоступного — и от этого еще более ненавистного.
— … Ты сегодня особенно ослепительна… сестра… — Насмешливый блеск черных глаз. А рука Отступника крепко — и так демонстративно! — сжимает ладонь тощей белобрысой эльфийки. На дерзкой твари — императорский пурпур и пылающие красным огнем драгоценности, в которых Владычица Валинора мгновенно признала работу Алдора. Пурпур, в котором было отказано ей!
Его тон — холодноватая светская любезность, губы растянуты в вежливой улыбке — не придерешься. Но глаза — выдают. Ухмыляются:
— …Что-то не так, сестра?
— …Корона не жмет, сестра?
Сестра…
Всего лишь.
Светлые волосы Манавидана лезли в глаза, руки мяли грудь, а губы жарко и торопливо тыкались в шею — будто клеймо ставил. Но вот — дернулся раз, другой, и замер, сопя ей в ухо. Отвалился, счастливый, и гордый собой — ну как же, довел жену до вершин наслаждения. Владыка Арды…
Что, сестра, не научилась еще достойно проигрывать?
* * *
Белегаэр… Бесконечная, прозрачно-синяя даль, где и не поймешь — то ли небо, то ли море… Мерный рокот разбивавшихся об обшивку волн убаюкивал, сглаживал застывшую внутри боль, горьковатая вода плакала за меня, оставляя на щеках соленые разводы…
Белегаэр… Сотни и сотни лиг от одного берега до другого… Сколько лиг отделяют принцессу Тириона от королевы изгнанников? Или друга моего отца — от его убийцы?
Ночью над судами вставали звезды — новые, яркие, крупные, складывавшиеся в причудливые созвездия, каких не увидишь в Валиноре. Пытливый ум нолдоров быстро подыскивал им названия. Были и знакомые. Валакирка — Серп Великих, Звездный Ковш, призывно сияла все выше над головой — мы продвигались на северо-восток. Менельвагор, грозный Небесный Воин, бриллиантовая россыпь Реммират, Соронумэ, Западный Орел — четыре желтоватых точки, одинокий сапфир Иллуина, Боргил — пурпурный, как отсвет гнева в глазах Алдора. Кривым клинком, золотистым волчьим оком над нами плыл Иcиль…
Иногда в пути с кораблей доносились тоскливые песни, — изгои вспоминали дом. Я слушала их звенящие тягостным надрывом голоса почти спокойно — свыклась с мыслью, что дома у меня теперь нет, как не стало отца. Может быть, я смогу заново построить его в Среднеземье… Корабли шли быстро — западный ветер не давал ни дня передышки, все дальше относя отторгнутый Блаженным Аманом народ в Темные Земли.
… Незнакомый берег тонкой полоской встал на горизонте — что-то ждет нас там? Среднеземье… Твоя родина, отец, видишь? Мы почти дошли…