1. Партизанская белоруссия

Да наших дней сохранилась справка, выданная в конце Великой Отечественной войны начальником особого отдела партизанской бригады имени Пономаренко Заварыкиным:

«А.И. Столярова создала агентурную сеть. За период своей работы составила и передала партизанскому отряду план города Борисова с указанием расположения фашистских частей, школы Абвера, укреплений и аэродрома. Через своих агентов проникла в фашистскую националистическую партию, созданную из предателей белорусского народа, и передала партизанам сведения об этой партии. Собирала и передавала отряду «ЗА Родину» сведения о передвижении противника через станцию Борисов по железнодорожной магистрали Орша – Минск, а также данные о состоянии и движении на Борисовском аэродроме».

Вторая справка выдана командиром разведывательной группы Западного фронта старшим лейтенантом Ермаковым:

«Справка. Дана настоящая гражданке Столяровой Александре Ивановне, проживающей городе Борисове ул. Дзержинского 76 в том, что она действительно работала в качестве агента для пользы Советской разведки с 10 сентября 1943 г. по 18 декабря 43 г.

Все порученные задания выполняла точно и полностью.

Что и удостоверяется печатью Красно-Партизанской бригадой им. Пономаренко».

Третья справка выдана Партархивом Института истории партии при ЦК КП Белоруссии – филиала Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС:

«№ 14059 от 19 октября 1970 года. Дана гр-ке Столяровой А.И.

проживающей в г. Днепропетровск, ул. Рабочая, д. 83, кв. 108.

Столярова Александра Ивановна, 1903 года рождения, с 1 августа 1942 года по 15 декабря 1943 года являлась связной отряда «Коммунист» бригады им. Щорса Минской области, с 15 декабря 1943 года по июль 1944 года числится медсестрой отряда «За Родину» бригады им. Пономаренко вышеуказанной области.

Справка составлена по материалам партархива.

Зав сектором партархива Института истории партии при ЦК КПБ Л. Аржаева».

Справки уникальные. Не часто советские чекисты расписывают на бумажке свои не афишируемые дела.

Александра Ивановна Столярова, жительница белорусского города Борисова, работала медицинской сестрой в 1-й городской больнице. После захвата город фашистами эта больница была превращена немцами в военныйгоспиталь. Весь медицинский персонал и Александра Ивановна в том числе были отправлены немцами в другую больницу, превращенную оккупантами в инфекционную. Фашисты сюда свозили всех больных тифом, в том числе и военнопленных из лагерей. Персонал «инфекционки» ухаживал за больными, вырывал их из лап смерти.

К Александре Ивановне и обратились партизаны.

– Давно я ждала связи с вами. Что делать?

Снабжала партизан порошками и таблетками. Следующее задание было сложнее. Александра Иванова помогала выздоравливающим уходить в лес.

Выдавала патриотам справки:

«Прошел лечение от тифа, направляется по месту жительства».

А в журнале регистрации против их фамилии проставляла отметку – умер. Многих она переправила осенью 1942 года и зимой 1943-го в лес к партизанам.

Собрала группу из десяти человек. Информация, собранная ими, стекалась к Шурочке. Так называли Столярову знакомые.

Ее квартира в Борисове превратилась в подобие подпольной партизанской базы. У Шурочки ночевали связные из партизанской бригады имени Щорса. В этих же комнатах находился и ее сын Володя Дедюшко. Ему было в то время 12 лет.

…И все же без срыва не обошлось. На улице немцы устроили облаву на местных жителей. Среди них оказалась и Столярова.

… Тюремная камера. Тридцать женщин прижались друг к другу. Иначе не поместиться. Дверь со скрежетом открылась. Увели несколько человек. Ей надзиратель сказал с ухмылкой:

– Столярова! Тебя расстреливать будем позже. А сейчас собирайтесь на допрос.

Следователь жестко буравил глазами:

– Столярова! А ведь тебя твои сокамерницы выдали! Выкладывай, зачем сожгла Гитлера? Видела, как пятерых баб увели из камеры? Мне ничего не стоит и тебя отправить вслед. Если не будешь откровенной.

«А почему он ни разу не спросил о разведывательной работе? О моих агентах? О моей явочной квартире? Почему не расспрашивает о партизанском отряде? Скорее всего меня схватили в облаве за компанию. А кто-то из сокамерниц купил свободу, рассказав, как в больничной печке пламя пожирало портрет Гитлера?»

А вслух:

– Господин следователь! Ну почему мне не везет? Мужа красные в тюрьму сажали. А меня вы…

– Муж был против советов?

– Против, – соврала она.

– Ладно, ступай в камеру. Проверим.

И снова потянулись дни в заточении. Расстреляли ее подругу Лину Филлипович. Она доставала для партизан аусвайсы (удостоверения). Расстреляли Олю Корнюжко. Тоже за связь с партизанами. Когда же настанет ее очередь?

После очередного допроса вели ее по тюремному коридору. Тюремщик – лысая голова с рыжими усами. До войны встречались в больнице. Записку мужу передать отказался. Лишь пообещал выпускать из камеры на работы. Куда ее распределят сегодня? Мыть заплеванные полы в тюрьме или чистить сортиры за забором под автоматом! Как хочется на волю! Как там ее люди без нее изворачиваются? Партизанам новые сведения о немцах всегда нужны. Чем занимается ее сыночек Вовочка?

…Утро. Дверь скрипит, как древняя старуха. Из-за нее доносится волшебный голос:

– Столярова! Будешь мыть полы в казарме.

Ведро. Тряпка. Замызганные доски. Пьяный гогот. Ввалился в казарму молодой парень. И вдруг она слышит:

– Мамаша! А вы что здесь делаете?

«Кто произнес это? Неужели Вася Завьялов? Как же ты, Васенька, оказался в шайке предателей? Я тебя, тифозного, выходила, дала справку, записала в умершие!»

– Попала в тюрьму, Василек. Сама не знаю, за что? Завтра ты меня расстреливать будешь!

– Да что вы, мамаша! Вы ж меня от смерти спасли!

– Если оказался здесь, значит, первый в меня будешь целиться и застрелишь. Так – то, Вася! Судьба у меня, наверное, такова. Делаешь людям добро, а они тебя в могилу запихнуть стараются.

– Правда ваша, мама! Смалодушничал я. К партизанам не дошел. По пьяни дружок в полицию сманил. Теперь сам не рад! Жизнь моя пропащая… Но тебя я выручу!

И закричал, пересиливая пьяный гогот:

– Эй, мужики, поручимся за мою мать? Не виновата она!

– Василек, – уставился на Александру Ивановну пьяный базар, – А твоя мамаша хороша!

– Ну что, братки, выручите?

– Выручим! Поручимся! Мы тебя знаем. Ты наш! А твоя мамаша из нашего кодла!

И поручились перед фашистским следователем за резидента партизанской разведки в белорусском городе Борисове. Вызволили из тюрьмы. Вышла на свободу. Мало ли на свете бывает чудес!

 

2. В фашистском лагере советский посол

Вышла и стала более осмотрительной. И все же душа ее всколыхнулась, когда в конце лета 1943 года к ней обратилась одна из приятельниц:

– Шурочка, тебе известно, немцы из лагеря пленных отпускают? За взятку. Мужа или сына. Я на днях своего племянника освободила.

– Что-то я раньше от тебя о племяннике не слышала. И об освобождении в первый раз слышу. Да уж ладно. Бог тебе судья. Если нужно, чтобы появился племянник, так тому и быть. А взятка-то какая?

– Известно, что немчуре нужно – сало да самогон.

– Все, что ты рассказала, интересно. Но не более. У меня за колючей проволокой никто не мается.

– Знаю. И все же есть причина обратиться к тебе. Племянник надоумил. Который раз просит: найди хорошего человека. В лагере находится военный. Он спас племянника от лагерного бандита. А ты в инфекционке работаешь. Надо помочь этому большому военному выйти на волю.

– Кто это большой военный? Может быть, ты меня под монастырь подводишь?

– Племяш сказал, что это московский ополченец – юрист, попал в плен под Вязьмой.

– А как же он оказался у нас, в Борисовском лагере с крутой характеристикой?

– Вот его сама и расспросишь.

– Задала ты мне, подруга, задачку. Подумать надо, на то и есть голова на плечах.

Ранее, когда партизаны скрывались в Шурочкиной явочной квартире, передали ей устное сообщения от начальника особого отдела партизанской бригады имени Пономаренко Заварыкина:

«В Борисове надо быть особенно осторожной, так как в городе находятся агенты абвера».

Шурочка, предупрежденная об этом, стала размышлять:

«У нас орудует абвер, а военнопленных из лагеря пускают домой за сало, не является ли предложение вызволить военнопленного высокого ранга из контролируемого абвером лагеря для военнопленных провокацией?»

Для неосведомленных читателей, привожу разъяснение, взятое мною из «Военной энциклопедии»»:

«Абвер» это было Управление разведки и контрразведки («Абвер-заграница») верховного командования вооруженных сил (ОКВ) фашистской Германии. Основной задачей этого управления была организация широкой разведывательной и контрразведывательной работы против стран, в отношении которых разрабатывались и осуществлялись планы военного нападения, особенно против Советского Союза.

Управление Абвер-заграница состояло из следующих отделов:

абвер-1 – разведка;

абвер-2 – саботаж, диверсия, террор, организация восстаний, разложение противника;

абвер-3 – контрразведка;

«Аусланд» – иностранный отдел;

ЦА – центральный отдел.

Одно из подразделений абвера обосновалось в белорусском городе Борисове».

Задумалась Шурочка: «А если ее, действительно, заманивают в гестаповскую ловушку?».

Дала задание своим партизанским подругам проверить «племяша» и его «тетушку». Подруги дней десять следили за «тетушкой» и ее «племяшом», вроде бы, фашистского криминала в их поведении не заподозрили.

Через связного партизанской бригады имени Щорса А.Е. Мухина передала Шурочка сведения о важном военнопленном начальнику особого одела партизанской бригады Заварыкину. Через некоторые время получила задание организовать побег из лагеря ополченца – юриста и провести бежавшего через фашистские кордоны в лес.

Вместе с Мухиным задумалась об организации предстоящего побега. Выйти из лагеря было чрезвычайно сложно. Лагерь был ведь под контролем подразделения «абвера», обосновавшимся в Борисове.

Военнопленных иногда посылали на расчистку завалов на городских улицах. Тогда немецкие охранники вроде бы и меняли пленных женам или детям на сальцо и самогончик. Как говорится, абвер есть абвер, да только и фашистским служивым в лагере хотелось самогончиком снять стресс. Офицерье высокопоставленное хлестало коньяк, а что делать простому служивому?

Шурочка решила, пусть «племяш» будет следить за воротами лагеря. Как только обнаружит в выведенной за ограждение на разборку развалин группе военнопленных ополченца-юриста, пусть даст ей знать. А она вместе с Мухиной будет прятаться поблизости.

А вот как выбраться из города, если на всех дорогах были немецкие посты, покумекает она. Город усиленно охранялся из-за находившейся в нем школы Абвера, поставлявшей за линию фронта в наши города и воинские части диверсантов и шпионов.

Решила раздобыть документы. Не получилось. Свой человек в управлении бургомистра был предан негодяями, арестован и расстрелян. Тогда Шурочка решила использовать паспорт своего мужа Николая Фомича Дедюшко. Он был такого же возраста, как описал «племяш» военнопленного.

Фотографию на паспорте пришлось немного затереть. Год рождения 1895-й подозрения не вызывал. Подобрала и одежду из мужней.

«Племяш» прятался невдалеке от ворот лагеря за палисадником одного из домов, одно утро. Шурочка и Ксюша в это время находились в условленном месте. Группу вывели, но ополченца-юриста в ней не было. На следующее утро тоже его не было. На пятый раз «племяш» его заприметил и подал знак Шурочке.

К воротам лагеря подошла Столярова. Группу пленных вывел конвоир. С ним и начала договариваться разведчица:

– Уважаемый, отпустите моего мужа!

Сговорились за десяток яиц, кусок сала и бутылек шнапса. Схватила за руку «муженька» и увела в глухой переулок. Там их ожидала Мухина.

«Племяш» из-за палисадника подал знак веточкой:

Он!

Александра Ивановна вручила вызволенному из лагеря одежду Николая Фомича. Заявила:

– Кто ты есть, не досуг разбираться! А теперь ты мой муж Николай Фомич Дедюшко. Запомни! Забудешь, проговоришься – голова с плеч и твоя, и моя, и моей семьи! И в придачу связного Мухина с семьей! Я теперь твоя жена. А зовут меня – Шурочка.

И вручила ему паспорт. Договорились, если будут спрашивать, куда идем, отвечать: на сенокос. Александра Ивановна знала, что заготавливали крестьяне сено в каждой деревне.

По дороге из города пошли размеренным шагом. Жена Мухина Ксения Николаевна несла корзину с продуктами.

Впереди показался немецкий пост проверки документов. У Столяровой заколотилось сердечко, когда немец взял у вызволенного из лагеря паспорт мужа. Приготовилась говорить:

– Муженек лысый после тифа! Из тифозного отделения «инфекционки», ведем на сенокос на поправку.

Знала, что немцы от тифозных шарахаются.

Один проверяющий повертел паспорта в руках, проверил наличие прописки, вернул документы Шурочке и Ксении, на лысого мужеченка презрительно посмотрел:

– Тиффози?

Шурочка обняла «муженька», поцеловала:

– Из больницы он, Николаюшка. Ели от смерти спасла.

Немец сравнил доходягу с фотографией, полистал паспорт, нашел прописку. Вернул паспорт Шурочкиному «муженьку».

Доходяга услышал над своим ухом шепот:

«Бите, шнапс!»

В это время второй немец запусти руки в корзину. Яйца и сало ему понравились. Ксения Николаевна начала было вытаскивать из корзины самогон, но немец – любитель сала махнул рукой:

– Шнапс в следующий раз. Скоро начальство приедет проверять.

Но немец-паспортист схватил бутыль и спрятал в штаны.

Отошли от поста, не выдавая нервного напряжения. От него ноги налились будто свинцом, в висках – барабанный бой!

Прошли деревни Гливино, Переседы, вошли в лес, в глубине отыскали поляну, сели передохнуть и перекусить. Разговорились.

Полпред обнял Столярову и Мухину:

– Спасибо вам, Шурочка и Ксюшенька! За то, что вызволили меня из плена…

Познакомились. «Муженек» назвал себя:

– Сергей Сергеевич Александровский. Бывший полпред СССР в Чехословакии. Как бы мне в партизаны?

А Столярова ему:

– И чего ты перед незнакомой теткой раскрыл все свои карты?

– Ну если ты, гражданочка, обвела вокруг носа фашиста, то ты – наша, советская! Предателем быть не можешь!

При расставании расцеловались на прощание. Александровский вытер слезы и еще раз поблагодарил:

– Мы теперь с вам связаны будто кровными узами! Будем надеяться, война закончится, встретимся и отпразднуем нашу победу!

Мухины увели Александровского в лесную чащу. Шурочка вернулась в город другой дрогой. Ей предстояли нелегкие испытания в оккупированном Борисове.

Александровский шел в партизаны, не ведая в который раз, что ему уготовила его необычная нелегкая судьба.

 

3. Победы и поражения посла Александровского

В 1989 году в конце июля я был озадачен прочитанным в центральной газете «Известия» сообщением «Жизнь и смерть дипломата». Первые же строки потрясли меня. Неужели в нем, в довольно таки сжатом виде, рассказывалось о жизненных коллизиях, аналогичных тем, что произошли в юности с моим коллегой Владимиром Николаевиче Дедюшко!

Мы трудились вместе в Днепропетровске, в ракетно-космическом конструкторском бюро «Южное». Он был в отделе телеметрии. В его обязанности входили расшифровки телеметрической информации, поступавшей на измерительные пункты от ракет, во время их полета. Я же работал в проектном отделе по системам управления ракет. На полигоне Тюра-Там (Байконур) мы совместно трудились во время летно-конструкторских испытаний наших новейших баллистических межконтинентальных стратегических ракет.

…Зимой на Байконуре свирепствовали сорокоградусные морозы да и еще с жестокими ветрами. Отопление на нашей площадке 43, где мы жили во время работ над ракетой, было настолько плохое, что мы старались селиться в комнаты, находившиеся на южной стороне нашей гостиницы «Люкс». Южные отапливало солнце, а северные превращались в настоящий холодильник. В тот заезд на полигон наш номер на четверых командированных был на северной стороне гостиницы. Ложились мы спать в своих меховых куртках, на голове – меховые шапки. Однажды, когда прилетел наш самолет, часть наших днепропетровских испытателей ракет должна была отправиться на этом самолете домой. Наши счастливые коллеги, закончившие свои полигонные миссии, должны были освободить свои номера и даже на южной стороне гостиницы. Кто из «северян» переселится в них? Конечно, нашлись самые шустрые. Среди тех из нашей комнаты, кто был в это время в «Люксе», оказались шустрыми конструктор Довгалов и я. В это время Володя Дедюшко находился на одном из измерительных пунктов (сокращенно «ИП»), регистрировавших информацию о полете ракеты. Переселившись, Довгалов и я решили пошутить с Володей Дедюшко и оставили в покинутом нами номере записку:

«Володя! Мы улетели в Днепропетровск».

Решили, что общительный Володя, вернувшись из ИПа и прочитав записку, заглянет во все южные комнаты, все же обнаружит нас и приготовленное для него место рядом с нами. Но оказалось, что Володя вернулся слишком поздно, гостиница уже погрузилась в сон. Прочитал нашу записку и улегся спать, не раздеваясь.

Утром я, не обнаружив в нашей комнате Володю, сразу же побежал в наш старый номер и увидел потрясающую картину. На кровати лежал Дед Мороз! Шапка, воротник меховой куртки, усы были белыми от инея. Не хватало только бороды. Ресницы у Дед Мороза были белыми от инея!

– Предатели! – гневно прошептал Володя. – Я на вас сочинил эпиграммы:

– Володя! Прости! Как же это мы не сообразили, что пуск ракеты может задержаться и ты вернешься не в шесть вечера, а только заполночь!

Прибежал Хренов с чайником кипятка, примчался Довгалов. Сообща мы перенесли Володю на приготовленную для него «южную» кровать. Уселись вчетвером за «южным» столом.

Чаевничали. Володя сказал:

– Если бы такое произошло в партизанском отряде, то вам бы не поздоровилось, ведь все мы – партизаны были вооружены!

И рассказал нам о своей партизанской юности.

Владимир Николаевич был известен в КБ «Южное» не только как телеметрический асс. На его груди сияли медали «Партизану Отечественной войны» и «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.г.». В отличие от нас – молодых ракетостроителей – он в юношеские годы участвовал в партизанском движении, развернувшемся на территории Белоруссии.

В Белорусской энциклопедии его матери были посвящены отдельные строки, ведь в те тяжелейшие годы она была одной из тех белорусских женщин, кто в тылу врага смело поднялся на борьбу с фашистами.

Ошеломляющую историю рассказала мне эта удивительная семья.

В годы войны она сыграла особую роль в судьбе одного из творцов советской внешней политики. Той политики, многое из которой даже сегодня скрыто в стальных сейфах, доступ к которым приоткрывается в наше время лишь немногим.

Александра Ивановна Столярова и ее будущий сын ракетостроитель Владимир Николаевич Дедюшко раскрыли передо мной одну из интереснейших страниц истории страны.

Знаком я был с семьей Дедюшко несколько десятилетий. Его мама была милой седой старушкой. Жила она в семье сына Володи на днепропетровской улице Рабочей невдалеке от ракетостроительного завода «Южмаш».

Как-то был я в этой интересней семье в гостях. Жена Володи Донара (тоже ракетостроитель) накрыла стол. Началась задушевная беседа. Ну как же было не обойтись без моих расспросов о партизанских буднях этой семьи!

Показал я им газету «Известия». Прочитал вслух:

«ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ДИПЛОМАТА.

Подшитое в МИДовскую папку письмо написано от руки. Почему? Не было времени на перепечатку? Не хотел чрезвычайный посол знакомить с содержанием машинистку? Можно только гадать. Почерк трудный для прочтения, нервный, видно, что писавший очень торопился.

«Секретно.

Заведующему Вторым западным отделом Вайнштейну.

Положение отчаянное. На близком расстоянии прямо тяжело видеть, наблюдать бездеятельно гибель живых и часто очень ценных товарищей, жертвующих собой в обстановке, исключающей даже возможность сопротивления, активной борьбы… Очень прошу вас: проработайте, подайте докладную записку руководству, но не ограничивайтесь устным докладом по инстанции».

Это последнее сообщение из Праги полномочного представителя СССР в Чехословакии Сергея Сергеевича Александровского, отправленное дипломатической почтой. Достаточно взглянуть на дату -15 января 1939 года, чтобы понять, почему автор нервничал и спешил. Несколько месяцев тому назад союзники Чехословакии – Великобритания и Франция отреклись от нее в Мюнхене. По соглашению, название которого во многих языках стало синонимом предательства и коварства, от Чехословакии отторгли около 20 процентов ее территории. Было уже ясно, что Гитлер не остановится на этом…

Через несколько дней сам полпред по срочному вызову руководства вылетит в Москву и уже больше никогда не вернется в Прагу. В Москве он будет побуждать правительство более энергично спасать друзей, хоть чем-то облегчить участь Чехословакии.

Казалось бы, Советскому Союзу не в чем себя укорять. В сентябре 1938 года, за считанные дни до подписания Мюнхенского соглашения, заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин направил полпредам СССР в Германии, Польше, Италии, Венгрии и Румынии срочную телеграмму, в которой приказал немедленно уничтожить все секретные документы, кроме шифров, и приготовиться в случае необходимости уничтожить и шифры. Не нужно быть дипломатом, чтобы догадаться, что означают такие телеграммы. Указание Потемкина говорило о том, что СССР допускал возможность если не войны, то уж по крайней мере серьезного конфликта с этими государствами. На западных границах были приведены в боевую готовность несколько дивизий.

Вот на какие меры шел СССР в поддержку Чехословакии, несмотря на то, что договор СССР с Чехословакией, заключенный при активном участии Александровского в 1935 году, предусматривал оказание помощи только при условии, что такую помощь пожелает оказать Праге ее главный союзник Франция. Париж, напротив, подталкивал Чехословакию к капитуляции. А сама Прага фактически отказалась от нашей помощи и предпочла принять условия Мюнхена.

Читаю папки "Референтура по Чехословакии" тридцатых годов. Читаю, и пытаюсь понять, как соотносится личная драма Александровского с крутыми переломами эпохи, выбрасывавшими из колеи нормальной жизни (а часто и из жизни вообще) миллионы людей.

Читаю и будто слышу – голос умного, тонкого человека, отчаянно, на пределе возможностей, защищающего интересы своего государства. И все же именно в 1939 году Александровский становится вдруг больше не нужен советской дипломатии. Почему? Еще совсем недавно нарком Литвинов спрашивал его: где бы он хотел работать дальше, в Бухаресте или в Варшаве? И Александровский убедительно объяснял, почему Варшава в этом смысле была бы предпочтительней… И вдруг вот так – не нужен, выброшен без особых церемоний. Смотрю на решительную подпись Молотова под словами "Надо бы тов. Александровского уволить из НКИД" и думаю: неужели не дрогнула рука, и не стало ни на секунду жалко по крайней мере ценного работника, если уж не человека?

Молотов давно был лично знаком с Александровским, не понаслышке знал о его опыте, успехах его дипломатической деятельности в Берлине и работы – в качестве полпреда – в Литве, Финляндии и особенно в Праге. Возможно, он даже читал автобиографию Александровского, написанную им 30 января 1937 года. Читаю ее сегодня и я, пытаясь понять, что в ней могло вызвать неудовольствие.

… Судя по воспоминаниям современников, Александровский был в тридцатые годы одним из самых популярных дипломатов в столице Чехословакии. В совершенстве владея языком ("В Словакии меня принимали за силезского чеха, на Моравии за словака, а в Чехии за чехословацкого немца", – пишет он в одном из писем М. Литвинову), тонко чувствуя и языковые и политические нюансы, он легко вступает в контакт с представителями разных слоев, умеет и сострить и незаметно направить разговор в нужное русло, и "отбить" словесную "атаку". Он смог установить близкие, доверительные отношения с Эдуардом Бенешом – сначала министром иностранных дел, а потом и президентом Чехословакии. (Эта близость много лет спустя будет поставлена Александровскому в вину, когда его бездоказательно обвинят в том, что он якобы передавал получаемую от Бенеша сверхважную информацию, не только в Москву, но и в Берлин).

Александровский использует свое немалое влияние на Бенеша, чтобы склонить его к более тесному, более искреннему союзу с Москвой, организовать совместные действия против фашизма.

Отвращением и презрением к нацизму (может быть, слишком личным, слишком страстным?) проникнута его книга, вышедшая в Москве в 1938 году под псевдонимом С.Сергунов, "Угроза Чехословакии – угроза всеобщему миру". Сам заголовок свидетельствует о том, как кратко, но предельно точно формулировал Александровский суть "чехословацкой проблемы". Было ли столь же ясным видение этой проблемы в Кремле? Не берусь здесь отвечать на этот вопрос: это уже тема для отдельной статьи…

2 мая 1939 года в здании НКИД на Кузнецком мосту начала работать комиссия ЦК. В ней участвовали Молотов, Берия, Маленков, представитель НКВД Деканозов, назначенный замом наркома иностранных дел. Целью комиссии была полная ревизия деятельности советского внешнеполитического ведомства.

… Из старых работников НКИД многие будут репрессированы.

Но все же, видимо, надо считать, что тогда, в 39-м. Александровскому повезло… Но дальше события в его жизни начинают напоминать греческую трагедию…

А. Остальский, "Известия", № 209, 28.07.89».

Александре Ивановне стало плохо, она схватилась за сердце. Донара принесла ей валерьянку. Володя хотел было вызвать для нее «скорую помощь». Но Александра Иванова промолвила:

– Не надо, мне уже лучше. Какую замечательную газету ты показал нам, Станек! Ты не будешь против, если я буду называть тебя по-белорусски? Все, что в «Известия» написано, было ведь в моей жизни. И разрыв Чехословакии, и отправка в отставку Литвинова… На следующий день после того, как я отвела посла Александровского за пределы Борисова в лес, рано утром ко мне примчалась одна из моих осведомительниц о делах городской управы – секретарша самого начальника управы:

– Шурочка, немедленно всей семьей уматывай в лес! И с мужем, и с Вовой! Я подслушала разговор своего начальника с абверовцем. Приказано сегодня же утром арестовать тебя и всю твою семью. Неужели за тобой охотился абвер? Что ты сделала накануне?

Я разбудила мужа и сына. Муж с сыном, едва одевшись, убежали в одну сторону, я в другую. В партизанском отряде мы соединились. Там мне рассказали, что часа через три в наш дом ворвались полицейские…

 

4. Посол Александровский в партизанском отряде

В партизанской бригаде имени Щорса Александровского допросил начальник особого отдела Заварыкин. Рассказ полпреда превратился в романтическое историческое повествование. Особист был крепко озадачен. Судьба свела его с государственным и партийным деятелем высшего ранга. Ему можно было бы доверить руководство партийной организацией отряда. Но прежде надо было бы испросить мнение Москвы.

Сергей Сергеевич намекнул:

– Меня лично знает «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин. Если бы узнал, что я нахожусь в белорусском партизанском отряде, он прислал бы за мной самолет.

– Калинин – председатель Верховного Совета СССР? Постараемся довести сведения о вас и до него. А пока автомат вам в руки! Сражайтесь! Доказывайте свою приверженность к советской власти. Одновременно просвещайте партизан. У вас ведь богатое революционное прошлое! Я очень надеюсь, что вы не прошли через абвер. Они вас пробовали вербовать? Рассказывайте мне, чекисту, все, без утайки!

– Они не догадывались, кто я такой. Если бы узнали, меня сразу же отправили бы в Берлин.

– Зачем?

– Конечно, на растерзание. Слишком много у меня было ранее связано с Германией.

 

5. Верховный главнокомандующий Сталин: жена Александровского в Лейпцигской опере пела!

Октябрь 1943 года был на исходе… Часы пробили четыре раза. За окном непроглядная темень. «Какое непривычное время для обеда», – подумал маршал, приглашенный за стол, уставленный яствами для обеденной трапезы.

К приглашенному обратился хозяин:

– Товарищ Жюков, только что товарищ Поскребышев передал мне бумаги. Это послание английского официального лица. У него несколько имен. Товарищ Жюков, вы поняли от кого оно и что ему нужно?

– Официальное лицо из Англии поздравляет нас с выигранным сражением под Курском. Но оно не должно было бы ограничиться поздравлением. Лучшая для нас похвала – это открытие Второго фронта. Тогда бы на только что завершившемся заседании Ставки мы не занимались бы подведением итогов танковой битвы, а намечали бы новую операцию по окончательному разгрому врага.

– Правильно, товарищ Жюков. Уинстон Леонард Спенсер Черчилль действительно восхищен танковой победой под Курском. А вот просьбу его угадать не просто. Английский премьер был бы рад, если бы Иосиф Сталин в знак доброго отношения к английской королеве послал в Лондон Козина дать несколько концертов.

– Иосиф Виссарионович, Вадим Козин – известный довоенный певец. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви!». Два месяца назад мы освободили Харьков. 23 августа на центральной площади после митинга перед красноармейцами и харьковчанами пел Козловский. Люди обнимались и плакали от счастья. – Жуков улыбнулся.

– Радовались победители и освобожденные – наши советские люди. Черчилль Второго фронта не открыл. Но подавай ему певца! Потянуло уважаемого союзника на армянский коньяк и душещипательное танго. Товарищ Берия проверь, зачем английской королеве нужен Козин? У нас уже есть любитель сладкогласия – дипломат Александровский.

– Иосиф Виссарионович, – Берия блеснул очками, – жена Александровского Клара Спиваковская – Александровская была примадонной Венской и Берлинской опер…

– Лаврентий, оказывается ты, самый главный в стране энкэведист, не все знаешь! И Лейпцигской тоже. Певицы и балерины – твоя слабость. Но с Александровским надо разобраться по партийному! С его подачи был заключен Советским Союзом с Чехословакией договор о ненападении. Он нам ничего не принес, кроме ненужных забот. А всему виною Бенеш – чехословацкий президент. Подавай ему в общениях с нами посредника – Францию.

– Как я понимаю, в то время соревновались два подхода к внешнеполитическим вопросам. Один – построение в Европе коллективной безопасности, то есть объединение ряда стран против Гитлера. Другой – ради устранения нападения Гитлера на СССР заключить с ним договор о ненападении, – четко сформулировал свою мысль Жуков.

– Товарищ Жюков! Коллективная безопасность провалилась из-за Англии и Франции, а Гитлер оказался подлецом! Международные отношения – тонкая вещь, товарищ Жюков. Кстати, Лаврений, разберись с Литвиновым и Александровским. Они в компании с Бухариным в Праге многое чего сотворили. В том числе и создали так называемую коллективную безответственность, которая провалилась в самом нужном месте. Хитрюга Бенеш сам себе навредил. И Чехословакии тоже! СССР мог прийти на помощь Чехословакии при нападении на нее третьей страны лишь при наличии согласия Франции. А та сама оказалась в лапах у Гитлера.

– Разберусь, Иосиф Виссарионович!

– Бухарин оказался врагом народа. И всю подноготную наших коллективистов выясни! Окончательно! У Александровского жена в иностранной опере пела. А муж палки в колеса нашей внешней политики вставлял. Литвинов был его другом. И Козин приглянулся английской королеве! Ну и кодла дружбанов! Мы с товарищем Жюковым куем победу. Нам никто не должен мешать. Понял, товарищ Берия!

– Товарищ Сталин, – вставил свое слово В.С. Абакумов, – поступило сообщение из партизанский дивизии имени Пономаренко. Из фашистского лагеря в Борисове бежал Александровский.

– Борисов – это стан абвера. И в этом фашистском стане есть наш агент «Байкал-60». Прикажи ему сообщить о связи между борисовской «Абверкомандой» и Александровским.

– «Байкал-60» выходит на связь только через заброшенных абвером диверсантов. Нашей обратной связи с ним нет. Его связной «Байкал-61» погиб при переходе на территорию врага.

– Так чем же занимается в Борисове «Байкал-60»? Может он вместе с Александровским продался врагу? Срочно доставить в Москву Александровского! Что хочешь сказать, Лаврентий!

– Александровский мой старый знакомый.

– На что намекаешь? На Клару Спиваковскую? Вот и займись ими обоими.

И стукнул кулаком по столу…

Крутой характер был у Иосифа Виссарионовича.

Ему, как наркому обороны, подчинялось Управление Контрразведки (ГУКР) «СМЕРШ». Поэтому и знал Иосиф Виссарионович о советском разведчике «Байкале-60».

Но кто такой «Байкал-60», не знал Лаврентий Павлович. Зато был прекрасно осведомлен о Спиваковской. И все потому, что… Об этой байкало-борисовской загадке читатель узнает позже.

Конечно, все, что рассказано в этой части повествования, смоделировано.

Советский писатель З.С. Шейнис в своей книге «Товарищ Сергей» попытался воссоздать представленную вам картину встречи в Кремле руководителя государства с его подчиненными. Я же попытался уточнить модель, используя обнародованные в последнее время документы.

 

6. Сергей Александровский – один из главных немецких революционных агитаторов за свержение монархии в Германии

Сергей Сергеевич Александровский родился в сибирском городе Томске в 1889 году в семье следователя прокуратуры. Его отец Сергей Васильевич был родом из города Грозного, закончил юридический факультет Петербургского университета. Мать Зинаида Андреевна Благовещенская – дочь митрополита.

В тридцатые годы XX столетия Сергей Сергеевич записал на бумаге этапы своей жизни:

«Десяти лет поступил в томскую губернскую классическую гимназию, где учился до 1907 года. В 1904 году в связи с патриотическими манифестациями учащихся по случаю японской войны впервые столкнулся со старшеклассниками, связанными со студентами, участвующими в революционном движении. Впервые услышал о «пораженчестве» и постепенно втянулся в кружковую работу. Революцию 1905 года встретил уже сознательно, состоя членом ученической организации (группы) РСДРП. Томск известен своим октябрьским погромом в 1905 году. Я был в «Бесплатной библиотеке» на митинге учащихся средних школ. Дом был окружен казаками и долго держался в осаде, пока родители и общественные деятели вели переговоры с генерал-губернатором о нашем освобождении. В эти дни закрепилась моя связь с партийной организацией, и я в самом начале 1906 года был уже членом партийной организации, состоя во фракции большевиков. Позже я вошел в бюро Портновского района.

Гимназию окончить не удалось – я был исключен за революционную работу среди учащихся (уже по поручению парторганизации).

… Во второй половине 1908 года был арестован при провале всей организации. В нашей среде оказался провокатор Мишка Голод…

… В нашей среде оказался еще один предатель по слабости, слесарь депо Томск-I, Алексей, который поддался жандармским угрозам, выдал, а потом в тюрьме облил себя керосином ночью и поджег, оставив на двери надпись: «Иуда умер», Он умер от ожогов только через три дня, и его показания перед смертью фигурировали потом на суде. Я сидел в одном коридоре с Алексеем, и его самосожжение было одним из сильнейших впечатлений из этого периода моей жизни.

… В тюрьме я познакомился более основательно с классиками политической экономии и марксизма. Вышел я на рождество 1910 года».

За четыре года до этого, в 1906 году в Томске готовился большой судебный процесс против большевиков. Был арестован руководитель организации Валериан Куйбышев. На суде его защитником был отец Сергея Сергей Васильевич Александровский. В 1934 году на XVII съезде ВКП (б) Валериан Куйбышев вошел в состав политбюро партии наравне со Сталиным и Кировым. 25 января 1935 года скоропостижно скончался в своем рабочем кабинете. Официальная версия смерти – закупорка тромбом правой коронарной артерии сердца. Похоронен в некрополе у Кремлевской стены. Это была одна из многочисленных жертв среди делегатов съезда расстрелянных победителей.

В 1911 году партийная деятельность юного Александровского снова привлекла внимание полиции. По решению подпольного комитета партии С.С. Александровский эмигрировал в Германию. Оказался в Мангейме. Был избран секретарем большевистской группы из таких же, как и он, российских эмигрантов.

В Германии Сергей поступил в Мангеймскую Торговую академию. И, конечно, влюбился. Дамой его сердца была молодая оперная певица Клара Спиваковская. Ее предками были цыгане – выходцы из украинского города Смела. У Клары партнером по сцене был сам великий итальянский тенор Энрико Карузо. Он тоже был влюблен в Клару. Но она предпочла «сибирского медведя» из Томска.

Клара разъезжала по оперным театрам Европы. Вслед за ней мотался и Сергей. Мангеймовские большевики стали роптать – Александровский забросил партийные дела! Стали жаловаться В.И. Ленину, в то время находившемуся в эмиграции в Германии. Владимир Ильич выслушал жалобщиков, долго молчал, разглядывая их, потом ответил:

– Мы, большевики, не пуритане.

Пришел 1914 год – год начала первой Мировой войны. Но в конце лета Мангейм жил своей особой жизнью. Должен был состояться Международный шахматный турнир. В Мангейм приехала большая русская делегация во главе с восходящей шахматной звездой Алехиным.

Первого августа в европейскую жизнь ворвалась война. Все русские эмигранты и участники Международного шахматного турнира были интернированы. Рядом на нарах лежали Алехин и Александровский, строили планы, как вырваться из лагеря. Алехин решил симулировать расстройство психики. Это ему удалось. Психического больного не стали держать в лагере.

Александровского выручила Клара Спиваковская. Она давала взятки лагерным начальникам, чтобы отпускали Сергея к невесте. В квартире, снимаемой Кларой в Берлине, Сергей познакомился с депутатом рейхстага Карлом Либкнехтом. Через него с другими немецкими социал-демократами.

Когда в России произошли Февральская, и затем Октябрьские революции, Алексанровский решил остаться Германии, чтобы встать в ряды немецких революционеров.

26 августа 1918 года Клара и Сергей поженились.

Осенью 1918 года в Германии началась собственная, немецкая революция. Началась она с матросского восстания на военных кораблях в Вильгельмсхафене и Киле. В Киле Александровский под немецкой фамилией Гутенберг уже продолжительное время агитировал матросов за свержение монархии. Через несколько дней революция охватила всю Германию.

9 ноября 1918 года кайзер Вильгельм II под давлением начальника генштаба Грёнера, считавшего продолжение военных действий бессмысленным, был вынужден принять решение бежать из страны (официально он отрекся от престола 28 ноября в Нидерландах). В полдень 9 ноября 1918 года Германия была провозглашена республикой. У власти встали представители социал-демократической партии (СДПГ).

Коммунисты под руководством Карла Либкнехта и Розы Люксембург, требовавшие дальнейшего развертывания революции и провозглашения в Германии советской власти, подняли мятеж в январе 1919 года в Берлине против социал-демократов. В нем участвовал Александровский. Возникла реальная опасность гражданской войны. Мятеж был подавлен отрядами фрайкора под руководством Г. Носке. Либкнехт и Люксембург были убиты без суда.

Фрайкоры – вооруженные антикоммунистические добровольческие отряды. Они действовали при финансовой поддержке «Антибольшевистского фонда» германской промышленности размером в 500 миллионов марок.

Лидеры мятежа были посажены в Моабитскую тюрьму. В ней Александровский провел год. Лишь в январе 1920 года после многократных трудных переговоров, по настоянию советского полпреда Александровский был освобожден. Он был назначен советским полпредом секретарем Бюро Российской Советской Республики по эвакуации русских военнопленных из Германии.

В марте 1920 года на Александровского было совершено покушение. За ним охотилась помнившая его по революции фашистская группировка. Вернула любимого к жизни жена Клара.

Но после нервного потрясения Клара потеряла голос. Пришлось ей расстаться с театром.

После покушения и выздоровления Сергей Сергеевич был переведен в Австрию, в Вену в подобной же должности – секретарь миссии РСФСР по делам военнопленных. В марте 1921 года был вызван в Москву в распоряжение комиссариата иностранных дел. После адаптации в российской действительности Александровский был назначен в 1923 году первым секретарем Советского информационного представительства в Чехословакии.

1931 год – Москва послала Сергея Сергеевича своим представителем в столицу Украинской ССР Харьков.

Декабрь 1931 года – Берлин, советник полпредства. Время захвата в Германии власти Гитлером и его фашистами.

В июле 1933 года Александровский был вырван прямо из фашистских когтей и отправлен из Берлина полпредом в Прагу даже без заезда в СССР. Постановлением Президиума ЦИК СССР Александровский был возведен в ранг чрезвычайного и полномочного посла. В 1934 года полпред начал переговоры с Чехословакией переговоры о заключении договора о взаимной помощи.

 

7. Много загадок было в судьбе расстрелянного в Москве посла Александровского

Сергей Сергеевич Александровский – интереснейшая личность. С юности революционер. Был одним из активнейших участников немецкого движения «Спартак», организовавших в 1918 году революции в Германии. Немецкий революционер Карл Либкнехт воспринимал Александровского как российского борца за свободу угнетенных народов. Сергей Сергеевич получил высшее образование в Германии, там же женился на примадонне знаменитых европейских оперных театров Кларе Спиваковской. В Советском Союзе был в дружеских отношениях с одним из государственных деятелей ленинского типа комиссаром по иностранным Максимом Максимовичем Литвиновым (Литвинов – партийный псевдоним, настоящая фамилия Меер-Генох Моисеевич Валлах).

Для читателей этой книги особый интерес представляет деятельность Александровского на посту чрезвычайного и полномочного посла СССР в Чехословакии. Его стараниями был заключен в 16 мая 1935 года Договор между СССР и Чехословакией о дружбе и о взаимной помощи в случае нападения на каждую из этих стран третьей страны. Со значительнейшей оговоркой – СССР может оказать Чехословакии помощь при условии согласия с этой помощью Франции. Вот таким заковыристым был этот Договор. Но тем не менее он был существенным прорывов в советских международных делах.

Именно поэтому в Чехословакии Александровский был признан авторитетнейшей личностью. А в СССР все обстояло по иному.

Наша страна в Европе, как и во всем мире, сражалась на дипломатическом фронте за свою независимость. Англия, Германия, Франция плели козни вокруг нас и ругались между собой. Чрезвычайный и полномочный посол в Чехословакии, хотел он или нет, невольно принимал участие в этой «скользкой шахматной игре». Кто кому поставит мат?

В 1937 году в СССР проводилась чистка командного состава Красной Армии. Сталин был настроен благодаря этой чистке избавиться в Красной Армии от троцкистов и вообще от зазнаек, перечивших Иосифу Виссарионовичу.

Тень пала на маршала Тухачевского – профессионал высшей пробы, но чрезвычайно заносчив. Любил подчеркнуть свое превосходство перед революционными командирами, не окончившими даже церковно приходской школы. К тому же доказывал Сталину, что народный комиссар вооруженных сил СССР К.Е. Ворошилов, пресмыкающийся перед генсеком, в военном деле бездарная личность.

Из-за недостатка подлинных исторических документов историки и ветераны секретных служб выдвинули несколько версий причин ареста и расстрела маршала Тухачевского.

Например, бывший сотрудник ОГПУ, а впоследствии генерал-лейтенант МВД СССР Павел Анатольевич Судоплатов (это он организовал убийство Льва Троцкого и убил лидера ОУН Евгения Коновальца) в своей книге «Спецоперации» приводит три версии причин ареста Тухачевского.

Вот одна из них – Тухачевский был немецким шпионом и организатором заговора для свержения Сталина и его команды. Сам же Судоплатов и разбил ее в пух и прах.

Но зарубежные историки придерживаются иного мнения. Так например, англичанин Дж. Бейли в книге «Заговорщики» приводит следующий пассаж. Премьер-министр Франции Э. Деладье в беседе с полпредом СССР в Париже Потемкиным доверительно сообщил ему о расчетах немецких кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных к нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии.

Полпред Потемкин сообщил в Москву о состоявшейся беседе с премьером Франции шифротелеграммой от 17 марта 1937 года. Она была обнаружена Комиссией Президиума ЦК КПСС в 1962 году в архивах министерства иностранных дел СССР при составлении Справки для Генерального секретаря ЦК КПСС. Неужели Сталин доверился французскому премьеру и уничтожил из-за этого непроверенного «слуха» Тухачевского и его соратников?

В конце своей жизни бывший советский партийный и государственный деятель В.М. Молотов рассказал писателю Ф. И. Чуеву (автор документальных повестей «140 бесед с Молотовым») о том, что в 1937 году советское руководство даже знало намеченную Тухачевским дату переворота.

После войны фашистский генерал начальник внешней разведки службы безопасности SD, бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг рассказал западным корреспондентам, что участвовал в изготовлении фальшивки для передачи Сталину о заговоре Тухачевского против руководства СССР.

Вальтер Шелленберг и его сообщники после войны в своих воспоминаниях даже не скрывали, что фальшивки были переданы президенту Чехословакии Эдуарду Бенешу, а тот с помощью чрезвычайного и полномочного посла Александровского отослал их Литвинову, а тот Сталину.

Неужели Александровский с подачи Бенеша, действительно, влип в эту грязную историю? Такой опытный революционер, однако делавший первые шаги на высоком дипломатическом поприще?

Но с этими откровениями Шелленберга не согласны российские историки. Некоторые из них либерального толка считают, что фальшивка была изготовлена в СССР по требованию Сталина и подсунута советским агентом – бывшим белогвардейцем Скоблиным Шелленбергу. Тот добавил в нее свои фальшивые «факты». А далее этот плод фальшивого творчества через Бенеша, Александровского и Литвинова попала опять на стол к Сталину. Результат этой «самодеятельности» – расстрел Тухачевского, Якира, Уборевича и других военоначальников за измену Родине.

У Сталина было много причин для особого отношения к Литвинову, и Александровскому. Одна из них – дело Тухачевского.

Александровский после замены на посту министра иностранных дел Литвинова Молотовым был отозван из Праги в Москву. Сталин вызвал Александровского в Кремль. Предложил работать под руководством Молотова. Сергей Сергеевич отказался. Имея высшее юридическое образование (получил его в Германии, в Мангейме) занялся в Москве адвокатской деятельностью.

 

8. Сражение с фашистами в фашистском тылу – разведчик из «СМЕРШа» Козлов «Байкал-60» и военнопленный Александровский

Затем была война, народное ополчение. В этом Московском народном ополчении сражались под Москвой с оккупантами многие представители ученого мира Москвы.

В одном строю с Александровским был профессор Московского государственного университета Александр Феликсович Кон – доктор экономических наук, специалист по экономической теории Карла Маркса, политической экономии и теории советского хозяйства. С 1935 года Александр Феликсович работал над подготовкой нового издания экономических работ К. Маркса. Под редакцией Кона вышел I – й том «Капитала» К. Маркса.

Вместе с ними отражал атаки фашистов Леонид Алексеевич Кулик – советский специалист по минералогии и исследованию метеоритов. Он был первым исследователем знаменитого Тунгусского метеорита. Был организатором многочисленных экспедиций по поиску в Сибири на Тунгуске знаменитого до сих не найденного этого загадочного пришельца из космоса.

В 1939 году, после организации при АН СССР Комитета по метеоритам, Л.А. Кулик стал его первым ученым секретарем.

В Московском народном ополчении среди командиров был и молодой лейтенант Александр Иванович Козлов. Александр Козлов родился в 1920 году в селе Александровском Александровского района Ставропольского края. Здесь рос и учился, мечтал, как и все мальчишки, стать военным. В школе много читал об истории Отечества, восхищался героями Отечественной войны 1812 года. В то время его кумиром был Денис Давыдов, храбро сражавшийся в тылу французов, когда командовал партизанским отрядом.

После школы Александр работал в Александровском райкоме комсомола, а потом, в 1939 году, вместе с восемнадцатью парнями по комсомольской путевке был направлен в Калиновическое пехотное училище в Белоруссии.

Осенью 1941 года молодой офицер был назначен командиром батальона Московского народного ополчения

В октябре 1941 года фашистская группа армий «Центр» западнее Вязьмы сомкнула свои клещи, взяв в «котел» 4 советских армий в составе – 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк Резерва Главного Командования. 380 тысяч советских воинов погибли, 600 тысяч были взяты в плен.

Все сослуживцы Александровского не вернулись из Вяземского «котла».

Александр Феликсович Кон погиб в этом адском побоище.

Леонид Алексеевич Кулик скончался в 1942 году на оккупированной территории от сыпного тифа в доме приютившей его семьи в городе Спас-Деменске. Был похоронен местными жителями, сохранившими его могилу.

Особо следует отметить Александра Ивановича Козлова. И все потому, что он сумел собрать оставшихся в живых красноармейцев, увести их в глубокий фашистcкий тыл. Там организовал крупный партизанский отряд. Потом этот отряд влился в партизанскую дивизию.

Из партизанской характеристики А.И. Козлова:

«Тов. Козлов с октября 1941 года принимал активное участие в партизанском движении в Смоленской области. Он был организатором партизанского отряда в деревнях Селянка, Фенино, Громани, Калита Дорогобужского района. Был назначен командиром третьего батальона первого партизанского полка. В 1942 году дважды представлялся к правительственным наградам.

Командир партизанской дивизии «Дедушка» Воронченко В. И.

Комиссар Силантьев П. Ф».

Что произошла в этом «котле» с Александровским, до сих пор можно строить только предположения.

Автор книги «Товарищ Сергей» (издательство «СОВЕТСКАЯ РОССИЯ», Москва, 1990 год) Зиновий Шейнис придерживается следующего мнения:

«…в тылу у немецко-фашистских армий, в болоте у обгорелого леса солдат Александровский был тяжело ранен, он попал в плен, бежал, снова был схвачен эсэсовскими палачами и под фамилией Тюрин был отправлен за колючую проволоку в лагерь».

Лагерь находился возле города Великие Луки, невдалеке от границы с Белоруссией.

В этом лагере военнопленные устроили побег. Не просто побег, но со взрывом грузовика, на котором выступал предатель-власовец, агитировавший пленных изменить Родине и вступить в ряды фашистской Русской освободительной армии (РОА) под командованием изменника генерала Власова.

Во время наступления наших войск северо-западнее Великих Лук были захвачены трофейные документы. Из них следовало, что побег из лагеря № 6 организовал военнопленный Тюрин – преподаватель немецкого языка. Бунт произошел в бараке № 13 во время выступления представителя РОА капитана Ложкина. Из толпы военнопленных выскочил один из них и бросил гранату в грузовик. Военнопленные прорвали колючую проволоку и устремились в лесную чащу. На поиск беглецов отправилась фашистская моторизованная часть.

З. С. Шейнис полагает, что под видом Тюрина – преподавателя немецкого языка – в лагере был Александровский. Доказательство – Сергей Сергеевич, как и преподаватель немецкого языка Тюрин, прекрасно владели немецким языком. По предположению З.С. Шейниса, Александровский назвался Тюриным во время первого допроса во время пленения на краю болота или после допроса после первого побега из первого лагеря.

В этой же книге З.С. Шейнис привел и краткие сведения о том, как белорусские партизаны города Борисова вызволили Александровского из лагеря и провели его в партизанский отряд. Зиновий Савельевич даже опубликовал в своей книге фотографию А.И. Столяровой. Но загадка, связанная с побегами Александровского из плена, Зиновием Савельевичем не была разрешена.

Что-то много побегов Александровского описал в своей книге Зиновий Савельевич!

Попросил я Александру Ивановну Столярову уточнить историю побега, организованного ею. Записал ее подробный рассказ. Вместе с Александрой Ивановной сравнили ее рассказ с тем, что написал Шейнис. Нестыковки были явно налицо.

Немного позже пришло Александре Ивановне и Владимиру Николаевичу из Борисова приглашение на очередную встречу борисовских партизан. Вернулись они с интереснейшим сообщением.

Оказывается, на встрече был бывший командир партизанского отряда Александр Иванович Козлов. Много часов с ним беседовали мать и сын Столярова и Дедюшко. То, что он рассказал им, повергло меня в шок.

В 1942 году Козлов с отрядом нарвался на засаду и в контуженом состоянии оказался в плену и оказался в фашистском лагере. Нашелся предатель, который сообщил фашистам, кто является партизанским командиром Конечно, Александром Ивановичем занялся вплотную абвер (военная контрразведка фашистской Германии).

В лагере Александра вызвал на беседу молодой немецкий офицер, Накормил. Расспросил о семье. Когда узнал, что Евдокия – фельдшер, обрадовано воскликнул, что ему как раз и нужна медсестра. Предложил перейти к нему вместе с женой. На обдумывание дал сутки. Оставил Сашу ночевать в этой же избе. Всю ночь Саша размышлял, кто этот офицер, что за воинская часть у него и чем она занимается. Утром вышел из избы, увидел, как на улице как к соседней избе подъехала крутая легковушка. Из нее вышли два офицера в советской командирской форме, на боку советская сумка-планшетка, но друг с другом заговорили по-немецки.

Саша удивился.

В обед его повели к вчерашнему военному. Тот предложил ему сесть, накормил обедом и спросил:

– Можете ли вы сказать, где вы находитесь?

– Скорее всего, в разведывательном подразделении.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы хотите меня завербовать и переодеть так же, как тех увиденных мною утром офицеров из «Опеля».

– Прекрасно, интеллект у вас есть, наблюдательность обостренная, анализ тоже выше среднего. Я даю вам сутки на обдумывание моего предложения стать разведчиком.

– Мне нужно встретиться с женой…

В абвере позже обследовал и его жену, военфельдшера Евдокию Вилкову. Установив, что женщина ждет ребенка, немецкая контрразведка посчитала это обстоятельство дополнительным удачным поводом для вербовки ее мужа, а также гарантией верности будущего агента. В случае его перехода на сторону Красной Армии семью ожидал расстрел.

«Почему выбор пал на меня? – вспоминал Александр Иванович. – Немцы знали определенно, что я возвращусь, потому что здесь была заложница – моя жена Евдокия Вилкова. Более того, она была беременна, и ждали рождения ребенка, чтобы увеличить число заложников. Но случилось так, что родился ребенок слабым, и он через три дня умер».

У молодого и отчаянного лейтенанта родилась дерзкая идея.

Козлов прекрасно понимал, что согласие на сотрудничество с разведкой противника обрекает его на предательство. В то же время бывший офицер расценивал предложение врага как возможность проникнуть в фашистскую спецслужбу и при первой возможности с ценными сведениями перейти к своим. После долгих мучительных раздумий Козлов согласился на вербовку.

Ему предоставили возможность поговорить с женой. Саша сказал ей:

– У нас один способ выбраться из плена – мне надо согласиться стать фашистским разведчиком. Иначе здесь нас с тобой расстреляют. Есть шанс спастись, когда меня отправят за линию фронта.

Евдокия не расплакалась:

– Лучше быть живыми, чем мертвыми, но с одним условием – мы не должны предать Родину.

Евдокия была молоденьким лейтенантом медицинской службы. Она всем сердцем ненавидела фашистов. Мысленно строила планы, как угробить их: то ли подсыпать яду в их пищу, то ли поджечь избу с фрицами. И она уже подозревала, что Саша пошел на службу к немцам! Она была готова размозжить ему голову. И то, что она услышала из уст Саши, заставило ее задуматься. Неужели есть шанс? И что надо делать ей? Терпеть фашистскую сволочь?

Несколько месяцев агента под псевдонимом «Меньшиков» обучали в Абверкоманде-103 «Сатурн», которая дислоцировалась в белорусском городе Борисове. Все здесь было максимально приближено к обстановке в Красной армии. Курсанты носили советскую форму и изучали советские уставы. Немецкие офицеры абвера и русские солдаты друг к другу обращались не иначе, как «товарищ». Здесь крутили советские кинофильмы, курили «Беломор», здесь лейтенант Козлов читал «Комсомольскую правду», доставленную с Родины.

А жена Евдокия в это время лишь изредка видела его, превратившись в клубок нервов.

Рассказ Козлова и существование в Борисове во время оккупации гитлеровцами Белоруссии фашистской Абверкоманды–103 «Сатурн» подтвердила уже в начале XXI века Санкт-Петербургская общественная организация «Региональное объединение ветеранов контрразведки Ленинградского военного округа». В ИНТЕРНЕТе на своем сайте петербургские ветераны контрразведки разместили материал «Александр Иванович Козлов – прототип главного героя «Путь в «Сатурн» и «Конец «Сатурна».

И еще один знаменательный документ опубликовали питерцы на своем сайте:

«Но как это ни парадоксально, до недавнего времени с разведчика не была официально снята тень подозрения в предательстве, которая в недобрый час возникла в коридорах НКВД еще в годы войны. Лишь несколько лет назад из ФСБ в адрес Александра Ивановича пришло письмо, поставившее последнюю точку в борьбе ветерана за свое доброе имя. В нем есть такие слова: «Дорогой Александр Иванович! Невозможно переоценить вклад в Победу советских разведчиков, работавших в глубоком тылу врага. Мы с уважением относимся к Вашему подвигу и сочувствуем драматическим вехам в Вашей судьбе. Мы рады, что справедливость восторжествовала, и Родина, хотя и с опозданием, смогла оценить Ваши боевые заслуги. Отныне Ваше имя занимает достойное место в истории советской контрразведки».

Что же за драматические вехи были в судьбе Александра Козлова?

Уважаемые читатели! О них вы узнаете позже. А сейчас вернемся в 1942 год.

У Александра Ивановича созрела идея начать двойную игру:

– Меня послали с самым ответственным заданием: я должен был передать немецким агентам, которые работали под Москвой, в Малаховке, 500 тыс. рублей, питание для радиостанций, бланки различных документов и возвратиться обратно. Было обещано немцами: если я выполню задание и возвращусь обратно, то мне будет присвоено звание офицера немецкой армии, я буду награжден и останусь в школе как ее преподаватель".

Вскоре Козлов закончил в Борисове разведшколу в разведцентре «Абверкоманда-103» «Сатурн» и был посажен с парашютом в фашистский самолет.

На аэродроме в Смоленске Раевского-Меньшикова-Козлова провожал сам начальник разведшколы Герлиц. Важного разведчика отправляли на скоростном бомбардировщике «Дорнье-217» в район Тулы.

Часа в три ночи Александр Иванович выпрыгнул из самолета и приземлился на опушке леса. Огляделся, спрятал парашют, нужно было следовать в Малаховку, что под Москвой, в районе Люберец. Вскоре наткнулся на палатку с часовым и вступил с ним в разговор.

– Я командир части (Козлов был в форме капитана Советской Армии – петербуржцы), будем располагаться рядом с вами, где у вас командир?

Часовой проводил его к другой палатке, где находился начальник штаба полка. Тот спал. Разбудили.

– Кто вы такой? – спросил начштаба. Меньшиков показал ему удостоверение на шелковом полотне, которым снабдили агента в абвере (такие выдавались советским разведчикам, которых засылали в тыл врага).

– Понял, – увидев удостоверение, сказал тот и переспросил: – Чем могу быть полезен?

Открываться ему Козлов не хотел и потому поинтересовался:

– Есть ли поблизости кто-нибудь из высшего командования?

– Есть представитель Генерального штаба.

– Проводите меня к нему.

Вскоре Козлов беседовал с генштабистом, который, выяснив, в чем дело, вызвал начальника контрразведки «Смерш» дивизии. Тот переправил «немецкого агента» в Москву.

«Когда я явился в наши органы и сообщил обо всем, это была как манна небесная для нашей контрразведки, – вспоминал на встрече борисовских партизан Козлов, – внедрить в абверовские школ разведчиков своего советского разведчика было практически невозможно, потому что немцы сами производили отбор из числа военнопленных. Поэтому единственный случай, он так и остался в истории, что только туда проник один я».

Сведения о разведшколе абвера, которые доложил Козлов, получили высокую оценку Центра. Через некоторое время Козлов был переброшен в фашистский тыл с заданием возвратиться в «Сатурн» и передавать в Центр сведения об агентах и проводимых ими операциях.

Из справки-характеристики на зафронтового агента «Байкал-60»-Козлова:

«В июле 1943 года в органы «Смерш» явился с повинной агент германской разведки «Раевский», он же «Меньшиков» – Козлов Александр Иванович. После явки с повинной был перевербован Главным управлением «Смерш» и под кодовым именем «Байкал-60» 17 июля 1943 года переброшен в тыл противника под видом выполнившего задание германского агента…

Начальник 4-го отряда Главного управления «Смерш» генерал-майор Утехин».

В Главном Управлении контрразведки «Смерш» Козлову поверили и под видом «выполнившего задание германского агента" перебросили обратно за линию фронта, снабдив паролем «Байкал-60».

Из легенды задания зафронтовому агенту «Байкал-60», составленного сотрудником ГУКР «Смерш» майором Честнейшим (псевдоним): «…когда вы будете уверены в том, что немцы вам поверили, осторожно приступайте к выполнению нашего задания:

1. Продолжать изучать сотрудничество германского разведоргана в Смоленске и Борисовской разведшколе.

2. Собирать подробные данные на агентов, готовящихся к переброске на нашу территорию.

3. Для связи с вами, в том числе и по радиосвязи устанавливается пароль «Байкал-60».

4. 3авербовать преданного Родине человека для связи с нами. Снабдить его паролем «Байкал-61».

5. Из числа обучающихся в школе разведчиков выбрать двух-трех патриотически настроенных, не желающих работать на немцев и готовых явиться с повинной.

Побеседовать с ними перед выброской в тыл Красной Армии и, если это лицо действительно предано Родине, снабдить его паролем «Байкал-61».

6. Поддерживать с нами постоянную связь через завербованных вами лиц, снабжать их паролем «Байкал-61» и поручать им передавать собранные по нашему заданию сведения».

– Я сказал в «Смерше», что представители Абверкоманды-103 будут ждать меня на линии фронта в районе с 16 по 18 июля, – рассказал 9 мая 1991 года на встрече с борисовскими партизанами Александр Иванович, – «Смершем» было определело, в расположение какой дивизии я должен перейти передовую, чтобы вернуться назад к немцам – около Жиздры ночью. Меня сопровождал товарищ из Москвы, начальник контрразведки. Трое крупных чинов также пришли на передовую. Мне приказали идти. Я пополз…

В Борисове абверовцы его уже ждали.

Шеф фронтовой разведывательной команды 103 подполковник Герлитц не скрывал своей радости в связи с возвращением агента Меньшикова, побывавшего в советском тылу.

Была устроена ему торжественная встреча со шнапсом и закуской. Присутствовали оберлейтенант доктор Ридель, капитан Утов и зондерфюрер Фурман. Каждый абверовцев провозглашал тост за Козлова и требовал, чтобы Александр Иванович пил до дна! Козлов сразу сообразил, что его хотят споить, чтобы в пьяном виде он разболтал все, что происходило с ним в Москве. Однако Александр Иванович перепил абверовцев.

Подвыпивший Фурман, ответственный за всю организацию работы в школе, пригласил Меньшикова – Козлова к себе в кабинет для разговора «по душам», рассчитывая, что после спиртного он будет более откровенен. Кроме того Козлов еще до заброски в Москву отметил про себя, что у Фурмана взгляд был пронизываюшим все человеческое нутро. С сегодняшней точки зрения мы бы сказали, что Фурман был экстрасенсом.

Фурман сразу же спросил:

– Скажите, Меньшиков, вас НКВД не сцапало?

– Нет, – сделал удивленное лицо Меньшиков.

– Почему я спрашиваю? У нас уже были случаи, когда НКВД засылало к нам обратно наших же агентов со своими заданиями. Они не признавались, когда я их спрашивал, и после того, как их потом расшифровывали, они были повешены. А если бы они сразу признались, им была бы сохранена жизнь.

– Нет, – уверенно повторил Меньшиков.

Тогда Фурман стал задавать вопросы. Его интересовали все действия Меньшикова – Козлова после перехода линии фронта: как приземлился, что видел, с кем общался, как и на каких видах транспорта передвигался, какая организация контроля на дорогах, какие цены на продукты питания в Москве.

После этого дотошного опроса Меньшикова снова вызвал Герлитц. Подполковник еще раз поблагодарил его за преданность Германии и сказал, что она по достоинству сможет оценить ее.

Путь карьере Меньшикова в немецкой разведшколе был открыт.

Благодаря удачно отработанной сотрудниками «Смерша» легенде Козлов вскоре был назначен инструктором по обучению агентов германской разведки, а в марте 1944 года (к этому времени он стал начальником учебной части) получил звание капитана немецкой армии.

В школе ему поручили вести предметы по организации Красной Армии, разведке, топографии, строевой и физической подготовке, а также политзанятия.

Вместе с капитаном Утовым и зондерфюрером Кваком Козлов выезжал в лагерь особого назначения РОА и в лагеря для военнопленных, где вербовал среди военнопленных будущих разведчиков.

Командирская подтянутость, исполнительность, грамотность Меньшикова импонировали немцам. Сдержан, конспиративен, а главное – обучен основным положениям разведывательной деятельности. Как «опытного» разведчика, «за особые заслуги перед рейхом», руководство абвера (адмирал Канарис) наградило Козлова пятью медалями.

Но на самом деле Козлов фактически парализовал деятельность «Сатурна», перевербовав семь агентов и своевременно сообщив о десятках других в Москву, что позволило Центру подсовывать «Сатурну» правдоподобную дезинформацию, которой руководство абвера до конца войны питало армейское командование, так ничего и не заподозрив.

У Козлова обозначилась главная проблема, самая существенная – как передавать ценные сведения о немецкой агентуре. По должности Александр Иванович имел возможность изучать личные дела и общаться с курсантами «Сатурна». Однако советским спецслужбам не удалось наладить надежную связь с Козловым.

В Москве, в «Смерше» было решено, что в Борисов будет отправлен к Козлову связной с радиостанцией. Кодовое имя напарника – «Байкал-61». Он должен был сказать при встрече пароль:

– Вы должны были сдать мои часы в ремонт. Вы их забрали у часовщика?

Козлов должен был ответить:

– Забрать-то я их забрал, но по дороге их потерял.

Но связной не появился. Его отсутствие, да еще и с рацией было, может быть, к лучшему. С напарником, да еще с рацией Козлова сразу же бы засекли и расстреляли.

В «Смерше» был разработан и второй вариант связи с Москвой, но очень опасный. Если связник не появится, например, будет убит на фашистской территории, то необходимо будет передавать в Москву сведения через завербованных им диверсантов. Опять же с возможностью провала.

– Мне приходилось из числа тех, кто уже был подготовлен к переброске, их перевербовывать. Хотя это была очень опасная и сложная операция по вербовке уже завербованного немцами агента. Надо было открываться ему, говорить, что я советский разведчик. У меня не было никаких документов о том, что я говорю правду. Поэтому приходилось опираться только на интеллект, – рассказал Александр Козлов.

Борисовцы его спросили:

– Каким это образом – через интеллект?

– Играл с испытуемым в футбол, шахматы, подсовывал Пушкина или Тургенева…

Александру Козлову удалось перевербовать 7 агентов и через них передать информацию об остальных перевербованных и о самом «Сатурне». Один из семи Николай Титаренко с позывным «Байкал-61» потом даже вернулся в Абверкоманду-103 и привез ему новые указания Центра – оставаться у немцев до конца войны. Вместе с отступающей немецкой армией перемещалась и сама разведшкола.

Но над Козловом нависла неожиданная угроза. С чьей стороны? Читатель удивится, если сейчас прочитает о том, что партизаны сумели вычислить абверовцев, носивших особые знаки на своей форме. Были даже составлен список на уничтожение начальственного состава «Сатурна». В нем значился и Козлов. Ему чудом избежать смерти от партизанских рук.

Читатель, наверное, уже понял, что в Борисовской школе абвера «Сатурн» работал советский разведчик Козлов в то время, когда в Борисовском лагере для военнопленных находился пленный Александровский.

В этом лагере абверовцы вербовали многих военнопленных. Конечно, дошла очередь и до Александровского. Кто занимался Сергеем Сергеевичем?

Как рассказал Козлов, в разговоре с военнопленным у него было одно оружие – интеллект. А у чрезвычайного посла был интеллект не крестьянина из глухой деревни.

Когда Владимир Николаевич Дедюшко спросил у Александра Ивановича Козлова:

– Какой из пленных больше всего поразил вас своим интеллектом и знанием нескольких языков?

Тот ответил:

– Был такой. Я не стал его вербовать. Подсказал ему дорогу в лес. Его нельзя было допускать до абверовского начальства. Для завербованного он слишком много знал о революции в Германии. Начальство сразу бы сообразило – этот тот, кто предаст Гитлера и расстреляло бы его…

В белорусском Борисове, где находилась школа "Сатурна", в местном музее Козлову посвящена целая экспозиция. Иногда в День Победы он приезжаел в Белоруссию на партизанские слеты.

Биография А.И. Козлова была положена в основу повести Василия Ардаматского «Сатурн почти не виден» (1963 год). На ее основе были созданы кинофильмы «Путь в «Сатурн» (1967 год, режиссер Вилен Азаров) и «Конец «Сатурна» (1968 год, режиссер Вилен Азаров).

Теперь перенесемся, уважаемые читатели, в 1945 год. Об этом периоде своей жизни Александр Иванович рассказал следующим образом:

– Абверовская разведывательная школа «Сатурн» отходила вместе с фашистскими войсками все время на запад. В Западно-Германском городе Бисмарке американцы неожиданно настигли ее. Сначала я переоделся в гражданскую одежду, но, выйдя на улицу, был узнан знакомым поляком. Еле уговорил его не выдавать, что я немецкий разведчик. После этого я опять переоделся в военную форму, уничтожил все документы, награды, оружие и сдался в плен американцам. Они меня отвезли в Бельгию в лагерь немецких военнопленных, затем во Францию. Война приближалась к концу, а я не знал, что мне делать. Сказать американцам, что я советский разведчик – не имел права без санкции. Если бы операция была хорошо продумана, я бы, конечно, не попал в такую ситуацию.

В конце концов, я придумал себе легенду, и рассказал ее коменданту лагеря. Суть ее в том, что я советский разведчик, месяц тому назад в составе группы из трех человек в немецкой форме, с немецкими документами был выброшен на западный берег реки Одер с целью выяснения подробностей немецкой оборонительной системы, но в связи с наступлением наших и отступлением немцев, мы потеряли друг друга. Я попросил американца предоставить мне возможность встречи с моим командованием. Он обрадовался, что видит союзника, сказал, что немедленно свяжется с командованием. Примерно через неделю меня отвезли в Париж и передали в нашу военную миссию. Я попросил начальника военной миссии генерал-майора Драгуна сообщить в Москву, что «Байкал-60» (это был мой позывной) находится у него. Вскоре из Москвы прилетел человек с Лубянки и забрал меня в Москву.

После того, как я написал в Москве отчет о проделанной у немцев работе, встал вопрос: что же со мной делать дальше? В конце концов, не только в органах, но и в армии оставить меня командование категорически запретило. Видимо, возникло ни на чем не основанное подозрение в том, что я мог быть перевербован американской разведкой.

Глупо. До сих пор часто думаю о том, что если бы меня оставили работать в разведке, то я бы мог стать разведчиком экстра класса. Ведь три года в немецком тылу дали мне бесценный опыт агентурной работы. Но вместо этого я был отправлен на все четыре стороны с записью в личном деле о том, что пробыл три года в немецком плену.

Зима, февраль месяц, приезжаю я на родину в Ставропольский край, в город Александровск. Родителей у меня не было, родственников тоже. Не было никого, на кого можно было бы опереться хотя бы первое время.

Ни кола, ни двора, на работу не принимают. Состояние такое, то если бы был пистолет – застрелился бы, по-другому не хотел уходить из жизни. Отослал жену с пятимесячным ребенком к ее родителям. Сказал жене:

– Нельзя вам двоим жить вместе с мной – военнопленным.

Еле удалось устроиться помощником лесничего. А тут военком начал бдительность проявлять: как, мол, так – ты три года был в плену, а уволен в 1946 году с должности помначштаба полка, который был расформирован еще в 1941 году?

Пришлось коротко рассказать военкому, кем я был на самом деле. А вокруг меня, как я теперь понимаю, агенты госбезопасности все время крутились. Дошел до них от военкома этот разговор.

В конце мая 1949 меня вызвали в Москву. Я обрадовался, думал – восстановят, но меня там арестовали.

В постановлении на арест и обыск от 1 июня 1949 года было записано:

«Будучи начальником учебной части «Сатурна», в своих лекциях Козлов высказывал антисоветские суждения».

Оказывается, и там советскому агенту под псевдонимом «Байкал-60» надо было вести пропаганду коммунистического образа жизни. Потрясающая логика!

Полтора года шло следствие. Постановлением особого совещания (судей своих я не видел) был приговорен к трем годам за разглашение сведений, не подлежащих огласке, то есть за то, что я рассказал военкому о своей разведывательной странице в судьбе.

– Отвезли меня в Казахстан, – продолжил рассказ Козлов, – где я провел оставшиеся полтора года заключения. Работал в основном на строительстве водохранилища.

После освобождения Козлов вернулся в Александровск. Кем только не работал: и пожарным, и чернорабочим, и бетонщиком.

При Хрущеве началась первая волна реабилитаций. Козлова заочно реабилитировал трибунал Московского военного округа. Но так, как будто в трибунале и в КГБ сидели юридически безграмотные дураки. Справку прислали из КГБ такую, что три года пребывания в немецком тылу как бы выпали из биографии Александра Ивановича.

Сколько ни бился Александр Иванович, так и не смог получить четких сведений о себе самом. И практически всю жизнь не имел никаких льгот, определенных государством для фронтовиков и репрессированных.

Тем не менее Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов потребовал предоставить ему список разведчиков, работавших за рубежом, отобрал из них шесть человек и приказал опубликовать о них очерки, написать о них книги, поставить кинофильмы, чтобы поднять престиж «Смерша» и КГБ. В числе тех интереснейших личностей был и А.И. Козлов.

О Козлове стали публиковали очерки, на основе его биографии появилась книга Василия Ардаматского «Сатурн» почти не виден», на экранах кинотеатров стали демонстрироваться кинофильмы «Путь в «Сатурн» и «Конец «Сатурна». Александра Ивановича стали приглашать, как консультанта во время съемок кинофильмов. Но формально Козлов везде значился просто бывшим военнопленным. Завистникам это даже дало повод распускать слухи, будто Козлов нанимает журналистов, сценаристов и писателей, чтобы они «внедряли в массы» легенду об нем, как агенте из «Сатурна».

Партизаны Белоруссии Козлову поверили. В краеведческом музее Борисова А.И. Козлову была открыта небольшая экспозиция, посвященная его подвигу. В ставропольском селе Александровском на доме, где он жил, была установлена памятная доска. Позже подобная доска была установлена в курортном поселке Краснодарского края Горячем Ключе, куда переехал Александр Иванович.

В конце 80-х ветеранские организации Белоруссии обратились с просьбой к Съезду народных депутатов СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Десять лет спустя губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко подписал ходатайство о присвоении ему звания Героя России. Ответов не последовало…

Много лет спустя ему были вручены ордена Красного Знамени, Красной Звезды и медаль «Партизану Великой Отечественной войны». В Историческом музее Борисова А.И. Козлову установили бронзовый бюст.

Выступая на торжественном собрании по случаю присвоения ему звания «Почетный гражданин города Борисова», Козлов пожалел, что у него нет фронтовых друзей, ведь большую часть войны он провел в фашистском стане. В ответ поднялся весь зал: «Мы – Ваши друзья!»

И все же на полное восстановление доброго имени, чести и достоинства ушли годы.

Парадоксальная ситуация сложилась вокруг имени разведчика. О нем писали книги и очерки, снимали фильмы, но формально он везде значился бывшим военнопленным. Иногда А.И. Козлов горько шутил, что можно было снять и третий фильм – «Проклятие Сатурна».

Лишь в 1993 году в послевоенной судьбе разведчика Козлова начался поворот. Работники Ставропольского и Краснодарского областных управлений социального обеспечения населения совместными усилиями сумели добиться предоставления справки из Московского военного трибунала. В ней Московский военный трибунал впервые официально признал допущенные им ранее юридические ошибки в отношении Александра Козлова.

Читателям будет полезно прочитать выдержку из нее:

«На ваш запрос сообщаем, что Козлов Александр Иванович, 1920 г. рождения, уроженец села Александровска, по постановлению особого совещания при МГБ СССР 25 октября 1950 года был обвинен в разглашении сведений, не подлежащих огласке (по ст. 121) и заключен в исправительно-трудовой лагерь на 3 года. Военным трибуналом Московского военного округа 30 декабря 1963 года упомянутое постановление по отношению к Козлову отменено, и дело за отсутствием состава преступления прекращено. По данному делу он полностью реабилитирован. Военный трибунал округа обратился к председателю Госбезопасности СССР с просьбой рассмотреть вопрос о представлении Козлова А. И. к награждению орденом. Возбуждая ходатайство, была высказана просьба – обратить внимание, что Козлов с июля 1943 года по апрель 1945 года по заданию органов безопасности находился в немецкой разведшколе, сначала преподавателем, а затем начальником учебной части. Используя свое служебное положение, перевербовал 7 немецких агентов, 6 из которых прибыли по паролю, данному Козловым, в органы Госбезопасности. Козловым проводилась также работа по отчислению немецких агентов, которые были наиболее преданы немецкому командованию. Возвратившись в июне 1945 года в Советский Союз, Козлов представил в органы Госбезопасности подробный отчет о деятельности разведчиком. Назвал 57 агентов и 29 человек официальных сотрудников школы. В дальнейшем, проживая в Ставропольском крае, оказывая помощь органам Госбезопасности, им было опознано 12 немецких агентов».

Эта справка во многом изменила жизнь Козлова. Он начал получать льготы, пришло официальное признание.

А после упоминавшегося уже мною письма из ФСБ теперь были сняты даже мельчайшие поводы для завистников и недоброжелателей упрекать его в чем-либо. Приведу еще раз выдержку из этого письма, пришедшего несколько лет назад из ФСБ в адрес Александра Ивановича, поставившего последнюю точку в борьбе ветерана за свое доброе имя. В нем есть такие слова:

«Дорогой Александр Иванович! Невозможно переоценить вклад в Победу советских разведчиков, работавших в глубоком тылу врага. Мы с уважением относимся к Вашему подвигу и сочувствуем драматическим вехам в Вашей судьбе. Мы рады, что справедливость восторжествовала, и Родина, хотя и с опозданием, смогла оценить Ваши боевые заслуги. Отныне Ваше имя занимает достойное место в истории советской контрразведки».

Да вот только очень уж поздно восторжествовала эта справедливость.

 

9. XX век – эпоха крутых переломов

Вернемся в 1943 год. Александровский многое рассказал партизанскому начальнику особого отдела Заварыкину. Подробно остановился на том, что произошло с ним в лагере для военнопленных в городе Борисове. О его освобождении из лагеря Столяровой и Мухиными.

На сообщение начальника особого отдела партизанской бригады имени Щорса Москва отреагировала незамедлительно.

Поздней осенью 1943-го года из партизанского отряда западнее Минска вылетели два самолета По-2.

В одном из них Сергей Сергеевич размышлял:

«По какой причине меня вызвали в Москву? В партизанском отряде боевые дела складывались нормально. Лично я расстрелял десяток фашистов. Из-за чего и кому я понадобился в Москве?»

Через четыре часа партизанский радист принял радиограмму:

«Объект «ПО» попал под заградительный огонь противника».

Радиограмму прочитал начальник особого отдела Заварыкин, вздохнул:

– Пусть земля будет пухом Сергею Сергеевичу…

А в это время близ Москвы на специальном аэродроме приземлился один из двух вылетевших с партизанского аэродрома самолет По-2. К нему подкатил «виллис». Из него выскочили майор и солдат с автоматом. Они подбежали к самолетному трапу.

Александровского посадили в «виллис» на заднем сиденье, рядом с автоматчиком. Сергей Сергеевич воскликнул:

– Как я рад быть в Москве! Дышать московским воздухом!

Сопровождающие молчали.

– По какой причине меня срочно вызвали?

В ответ молчание.

– Скажите, кто меня срочно вызвал из партизанского отряда? Михаил Иванович Калинин?

И снова сопровождающие не проронили ни слова.

В центре Москвы автомобиль остановился. Майор спросил:

– Вам знаком этот дом.

Здесь должны жить мои братья.

– Сейчас мы вместе с вами пройдем в квартиру вашего брата Андрея Сергеевича и вы ему скажете:

– Я приехал с фронта и буду по делу в штабе партизанского движения.

– Почему мой брат должен знать о штабе фронта? Что за несуразица?

– Делайте, что вам говорят!

Так московские родственники узнали о прибытии Сергей Сергеевича в Москву. И более ничего!

… «Виллис» остановился возле железных ворот. Они раскрылись. Внутри двора были здания серого цвета. В одном из них Александровский был заперт в одиночной камере.

Допросы вели разные следователи. Их методику ведения следствия красочно описал киносценарист и режиссер Валерий Семенович Фрид в своей книге лагерных воспоминаний «58 с половиной, Записка лагерного придурка» (опубликована в журнале «Киносценарии»). В 1944 году Валерий Семенович был осужден за антисоветские разговоры во ВГИКе (Всесоюзном государственном институте кинематографии) и отсидел 10 лет в северных лагерях. После отсидки окончил ВГИК, написал сценарии многих советских фильмов «Овод», «Экипаж», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» и других. Привожу отрывок из его воспоминания о пребывании на Лубянке:

«На основании личного опыта я мог бы написать краткую инструкцию для начинающих следователей-чекистов «Как добиться от подследственного нужных показаний, избегая по возможности мер физического воздействия»:

Пункт I. Для начала посадить в одиночку. (Я сидел дважды, две недели на Малой Лубянке и месяц на Большой).

Пункт II. Унижать, издеваться над ним и его близкими. («Фрид, трам-тарарам, мы тебя будем судить за половые извращения». – «Почему?» – «Ты, вместо того чтобы е… свою Нинку, занимался с ней антисоветской агитацией»).

Пункт III. Грозить карцером, лишением передач, избиением, демонстрируя для наглядности резиновую дубинку.

Пункт IV. Подсадить к нему в камеру хотя бы одного, кто на своей шкуре испытал, что резиновая дубинка – это не пустая угроза. (С Юликом Дунским сидел Александровский, наш посол в довоенной Праге. Его били так, что треснуло нёбо).

Пункт V. Через камерную «наседку» внушать сознание полной бесполезности сопротивления… и т. д.

… Вообще-то на Лубянке били сурово. Я уже упоминал про треснувшее небо Александровского, соседа Юлика по камере. Двадцатидвухлетнему Юлику он казался стариком. На самом деле Александровскому было тогда меньше пятидесяти – об этом мне сказал недавно его сын. «Старик», кроме того, что был нашим послом в довоенной Праге, первым перевел на русский рассказы Чапека. Во время войны он оказался на оккупированной территории и выдавал себя за неграмотного крестьянина, чтобы не вызвать интереса оккупационных властей. Зато вызвал живейший интерес советских органов: его привезли на Лубянку, потребовали признаться, что сотрудничал с фашистами – и били нещадно. Скорей всего, это были несанкционированные побои, следовательский экспромт. (Да и самому Юлику следователь пару раз вмазал сапогом по ноге.) А на серьезную обработку резиновой дубинкой требовалась, говорили, санкция высокого начальства – и присутствие врача… Но кто за этим следил?»

Для Александровского санкции были выданы. Но кем?

В то время в СССР были три «Смерша» (ВИКИПЕДИЯ):

– Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны (НКО) – военная контрразведка, начальник – В. С. Абакумов. Подчинялось непосредственно наркому обороны И. В. Сталину.

– Управление контрразведки «Смерш» Наркомата Военно-Морского Флота, начальник – генерал‑лейтенант береговой службы П. А. Гладков. Подчинялось наркому флота Н. Г. Кузнецову.

– Отдел контрразведки «Смерш» Наркомата внутренних дел, начальник – С. П. Юхимович. Подчинялся наркому Л. П. Берии.

Все трое почти не соприкасались друг с другом. Может быть, только лишь во время рассмотрения следственного дела на заседании особого совещания. Да и особые совещания были у «Смершей» разные. Какой из них занимался Александровским? Судя по воспоминаниям Фрида – Бериевский. Делом агента «Байкал-60» Козлова занимался Сталинский «Смерш». Поэтому и стыковки между делом Александровского и отчетом Козлова о разведывательной работе в Борисове не было.

После Победы Козлов был переправлен из Франции в Москву. Там встретился со своей женой Евдокией Тимофеевной Вилковой.

Она приехала из Германии с чемоданом с личными вещами. Чемодан был с двойным дном – в тайнике лежали фотографии и документы о деятельности "Сатурна".

Вы представляете, какой богатейший секретный материал привезла для «Смерша» Евдокия! Он был передан в сталинский «Смерш». Конечно, бериевский «Смерш» его не получил.

Козлов, воспользовался чемоданом жены и тут же написал подробнейший отчет о своей работе. Помог удивительный тайник Евдокии.

Александру и Евдокии сталинским «Смершем» было приказано молчать. Александр нарушил молчание и получил срок – три года. Только с позволения министра государственной безопасности Андропова он разговорился. А Евдокия молчала до конца XX столетия.

Переместимся в 1944 год. В Москве, на улице Горького, в доме номер шесть изумительной красоты женщина читала письмо, доставленное из недавно освобожденного Харькова:

«Дорогая Кларочка! Как мы рады, что пришла наша родная Красная Армия!.. Представить даже не сможешь, как издевались над нами фашисты. Дочку твоего брата – твою любимую племянницу – в 1942 году эсэсовцы сожгли в душегубке…»

По щекам потекли слезы. Что такое фашизм, Клара представляла. С ними соприкоснулась еще в 1920 году в Берлине. Фашистские молодчики пытал прикончить ее мужа – представителя дипломатических кругов Советской России Александровского.

Достала из ящика письменного стола солдатский «треугольник»:

«Ваш муж просил меня написать вам, если я останусь живым и перейду линию фронта. С Сергеем я расстался в конце октября 1941 года. Мы попали в окружение. Разделились на группы, чтобы легче было пробраться к своим. Сообщите, пожалуйста, сумел ли Сергей выбраться из немецкого ада?»

Клара подумала: «Выбрался, мой Серж. Но где он теперь? Его видел брат Андрей. Но почему Серж пропал? Что ответить автору письма?»

… Придя в себя после пыток, на очередном допросе, Серж попытался приподнялся с каменного пола. Снова забытье. Когда очнулся, попытался вспомнить происшедшее.

… Дипломатическая служба в Чехословакии отошла в прошлое еще в 1939– ом году. Последующие пару лет – он простой советский гражданин. Утром на службе в юридической конторе его ждали простые советские люди с жалобами на притеснения на работе или с инцидентами на улице, или на вокзале, с квартирными грабежами… Александровский вникал в каждое дело, пытался разобраться согласно Римскому праву, изученному в Мангеймской торговой академии. Ему советовал его коллега-адвокат:

– Сергей Сергеевич, вы забываете, у нас право революционное, советское, московское, а не какое-то римское. Наше московское право – телефонное. Мы работаем не как в старину, У нас технический прогресс.

Сергей Сергеевич удивлялся, переспрашивал:

– Что такое телефонное право? В Мангейнме мне не приходилось изучать что либо подобное.

– Отстали вы от советской жизни, Сергей Сергеевич, – слышал он в ответ, – телефонное право – это когда…

Ему на ушко добродетели разъясняли:

– Это когда народный комиссар или НКВД по телефону разъясняют, как поступить с жалобщиком.

…После очередных побоев приходили в голову, если она еще была способна соображать, такие мысли:

«И все же почему Сталин не ликвидировал меня тогда, в довоенную пору? Не было достаточно компромата? А что сейчас он уже есть? Меня взяли в плен, не сам сдался… С кем были контакты в лагере? С немецким офицером. Каким-то странным он был. Вербовал других в немецкую контрразведку. А мне посоветовал бежать из лагеря… Да, странно все это… Расскажешь о вербовке другими офицерами, пришьют статью…».

Дверь камера заскрежетала:

– Александровский! На допрос!

… А в это время в аналогичном служебном помещении не менее «вежливый» следователь из бериевского «Смерша» вел допрос Клары Спиваковской-Александровской. Вопросы задавались житейские, ответы звучали искренне.

– В каких странах вы жили до замужества?

– Политически во всех европейских.

– Что вас заставило выйти замуж за Александровского?

– Любовь

– Вы были дружны с супругой президента Бенеша?

– Мне, как жене посла, нельзя было отказываться от приглашений мадам Бенеш на чашечку кофе. Отказ мог бы нанести вред дружеским взаимоотношениям между нашими странами.

– Встречались ли вы и ваш муж в Чехословакии с Бухариным?

– По долгу службы муж должен был зарегистрировать Бухарина в посольстве во время его пребывания в Праге.

– С кем вы еще общались в Праге?

– Со всеми, кто проявлял интерес к нашей стране…

В конце допроса следователь попросил Клару подписать протокол. Клара прочитала:

«… не отрицает многочисленные связи с иностранцами и врагами народа, что не исключает шпионских взаимоотношений».

Клара категорически заявила:

– В протоколе – ложь! Не шпионила!

Следователь улыбнулся:

– В протоколе написано «не исключает»!

– Должно быть не «не исключает», а «исключено. Две буквы «не» и вы меня подводите под предательство.

– Вы правы. В СССР предателей расстреливают. Но как вы можете отрицать измену, если ваш муж во всем сознался! И в шпионаже, и в предательстве, и в измене.

– Не верю! – прошептала Клара и чуть не упала со стула.

Берия утвердил «Дело» на Спиваковскую. В нем имелось заключение:

«Следствием установлено, что Спивковская, являясь с 1918 года женой Александровского, своими связями с иностранцами и поведением дискредитовала СССР, а именно:

1. Являясь женой бывшего посла СССР в Чехословакии С.С. Александровского, поддерживала неофициальные взаимоотношения с женой президента Чехословакии, что могло привести к возникновения шпионских связей.

2. Находясь почти во всех странах Западной Европы, вращалась среди врагов народа, разоблаченных шпионов и заговорщиков, как-то Бухарина, Крестинского, Раковского, Карузо и других враждебных СССР элементов.

3. Спиваковская, имея неофициальные связи с иностранцами и врагами народа, получала от них подарки.

4. Муж Спиваковской С.С. Александровской арестован за шпионаж…

Спиваковская о наличии у нее подозрительных связей с иностранцами виновной себя признала. Шпионскую деятельность отрицает.

На основании изложенного выше «Дело» по обвинению Спиваковской направить Особому совещанию на рассмотрение Особого совещания…»

Особое совещание приговорило Клару Спиваковскую к заключению в лагерь.

В аналогичном кабинете допрашивали известного певца Вадима Козина:

– Ты, подонок, неоднократно встречался с иностранцами. Когда установил шпионские контакты с английским посольством?

– Я не политик. Я человек искусства. Песни нужны всем. Но я патриот Родины. Ее никогда не придавал.

Удар в лицо. По рубашке потекла кровь.

– Есть свидетели. Они уже дали показания о твоих концертах на неофициальных вечерах на дачах иностранных дипломатов.

– Показания о шпионских концертах? Какая чушь!

– На твоих концертах бывал враг народа Бухарин. Он печатал хвалебные статьи о тебе.

– Газета «Правда» и ее редактор Бухарин сообщали читателям только правду. Если народу нравятся танго, что исполняю я, то неужели «Правда» должна была это скрывать? Неужели я шпион только потому, что Сталин предпочитает оперу и балет в Большом театре.

– Не только оперу и балет, но и драму во МХАТе.

– Одним из актеров драмы страны являюсь и я. Убейте меня, но исполнять фальшивые ноты я не намерен.

… Вадим Козин был осужден Особым совещанием, этапирован на Колыму и водворен в лагерь.

Вадим Козин на золотых приисках потерял голос. Так и стался жить в Магадане.

И снова 1944 год. Связная из партизанской группы Столяровой предупредили ее, что она попала в поле зрения абверовцев. Пришлось ей, не мешкая, собрать вещички и вместе с мужем и сыном убегать к партизанам. Столярова сообразила, что к бригаде имени Щорса оккупанты пути перерезали. Пришлось им другими тропами добираться до отряда «За Родину!».

Командир отряда Иван Артемьевич Бессмертный поручил Александре Ивановне быть партизанским врачом. Ее муж стал пулеметчиком, конюхом и ветеринаром одновременно. Пригодился в партизанском отряде и Володя. Юный четырнадцатилетний разведчик – еще мальчишка, разве он мог вызвать подозрение, если бы забрел в поисках куска хлеба в деревню? Конечно, не хлеб нужен был Володе, а сведения о немцах!

Владимир Николаевич Дедюшко рассказал мне, как перед освобождением Белоруссии советскими войсками, фашисты пытаясь ликвидировать партизан. Отряд «За Родину» оказался в огромнейшей болотистой топи. Партизаны находились тогда буквально перед выбором утонуть в болотной жижи или погибнуть от рук фашистских подонков.

– На нас пикировали и бросали бомбы фашистские стервятники. Над головой задевая ветки, трещали разрывные пули, – вспоминал, не скрывая слез, Владимир Николаевич, – рядом рвались мины, обдавая нас болотной грязью. А каково было моей матери! Ей ведь надо было оказывать в болотной жиже раненым медицинскую помощь!

В этом болотном аду Володю послали на разведку. Ночью, выбравшись из болота в лесную чащу, он подполз к небольшой деревеньке. Перед ним открылась страшная картина. Обугленные останки изб с печными трубами. Из земляных щелей выбирались старухи. К ним бежали красноармейцы!

– Наконец-то для нас, партизан, война закончилась! – закричал Володя и бегом устремился к краю болота, чтобы сообщить своему партизанскому отряду «За Родину» радостную весть.

Действительно, поздно восторжествовала справедливость для Александра Ивановича Козлова.

Не дожила до этого часа супруга ветерана Марфа Васильевна.

Читатель спросит:

– Почему супруга Козлова Марфа Васильевна, а не Евдокия Тимофеевна?

Потому что в экстремальных условиях человек может быть героем, а в повседневных – геройские качества иногда покидают его.

Так и случилось с Александром Ивановичем Козловым.

Помните, как после окончания войны Александр Иванович оказался в родном городке Александровске? Без работы, без денег, без пищи! На руках младенец. Евдокия разрывается – работает в больнице медсестрой. Надо растить ребенка. Прибежала из больницы, а сынок голеньким ползает по земляному полу. В халупе, в которой они нашли пристанище, был земляной пол. К тому же за мужем следят правоохранители!

Не выдержали у Александра Ивановича нервы и сердце, стал пить, решил застрелиться! Только оружия нет…

Плюнула Евдокия на этот кошмар и решила уехать с сыночком к родственникам в Саратовскую область. Позвала с собой Сашу. Он ни в какую – и в Саратове для меня – пленного будет от ворот поворот, не хочу быть на шее у твоих родственников. Вот так и распалась семья. У фашистов семья держалась друг за друга из-за угрозы расстрела. Из-за любви тоже. В Советском Союзе расстрел не предвиделся, да жизнь началась проклятущая. А потом был военный трибунал в Москве, казахстанская зона.

После зоны снова Александровск, снова неустроенность, пьянство. Подобрала Александра Ивановича Александровская девушка Марфуша, выходила, зажили они счастливо. Да только было ли счастье полным, ведь в Саратовской области проживали его первая жена, вынесшая тяготы фашизма, и его сын.

Прошли десятилетия. Александр Иванович приехал в Борисов на встречу борисовских партизан. Через месяц прислал Евдокии письмо:

«В декабре я ездил в Белоруссию по приглашению. Было много встреч и разговоров. Встречался я и с генерал-лейтенантом, бывшим сотрудником «СМЕРШа». Он много мне поведал того, чего я не знал. В частности он сказал, что долгое время меня держали в тени и следили за мной из-за того, что мы с тобой разошлись. В КГБ не могли понять, почему распался наш брак. Вынесли вместе фашистские невзгоды, были на волосок от смерти. Пройти такой сложный и опасный путь вместе… Могло бы было быть все иначе в нашей с тобой жизни. …Но такой эпилог… Да, разбили мы с тобой кувшин счастья».

Всякое в жизни бывает. Но чтобы пережить угрозы расстрелов и впоследствии не понять друг друга и разойтись, как в море корабли? Что скрепляет семью? Дети и любовь. Под расстрелами семья еще держалась. А потом обнаружилось, что цементирующей любви не оказалось.

С.С. Александровского расстреляли 4 августа 1945 года (по другим источникам 17 августа) за предательство, заключавшееся в даче согласия на сотрудничество с «Абверкомандой-103». Сталинский «Смерш» и Бериевский «Смерш» были в какой-то степени конкурентами и не могли контактировать друг с другом даже по проблемам судеб своих разведчиков. Поторопились в Бериевском Особом совещании расстрелять Александровского даже без его признательского показания. Потянул бы Бериевский «Смерш» волынку с Сергеем Сергеевичем еще с полгодика (или с годик), может быть узнал бы за эти полгодика (или годик) Берия от Сталинского «Смерша» все подробности о деятельности сталинского агента «Байкала-60» в Абверкоманде-103? Скорее всего, спешил Берия покончить с Александровским по веской причине. Лаврентий Павлович был назначен Сталиным главой Советского Атомного проекта. Неужели Сергей Сергеевич стал для Берия обузой при создании Советской Атомной Бомбы?

Уважаемые читатели, вернемся к материалу «Жизнь и смерть дипломата», опубликованному журналистом А. Остальским 28 июля 1989 года в газете «Извести» (№ 209):

В 1953 году «в популярном московском театре "Эрмитаж" вечерами шли концерты Аркадия Райкина. Концерты пользовались успехом, и в многолюдной толпе можно было легко затеряться. На это, наверно, и рассчитывал молодой человек, жавшийся к деревянной стене театра. Не сразу можно было разглядеть в нем семейное сходство с Сергеем Александровским. И все же это был его сын Саша. В "Эрмитаж" его привела не столько страсть к искусству, сколько надежда незаметно остаться после окончания спектакля в зрительном зале и переночевать на какой-нибудь лавке.

Конечно, это был совершенно безрассудный поступок с его стороны – бежать из ссылки, да еще ринуться в родной город, в столицу. Он и сам понимал, как невелики его шансы избежать ареста. А ведь за побег ему грозили 25 лет лагерей. Но надежда, появившаяся после смерти Сталина (все горести его семьи уже давно и прочно были связаны в его сознании с этим именем), была сильнее соображений разума. И в Москву он бежал главным образом для того, чтобы вновь, через восемь лет после казни отца, попытаться восстановить его доброе имя. Для этого им было заготовлено множество петиций в самые разные адреса – от прокуратуры и ЦК до коллегии адвокатов.

Добравшись чудом до Москвы, Александр Александровский обнаружил, что ему негде ночевать: ни родственники, ни друзья не хотели рисковать из-за него.

При входе в "Эрмитаж" он вдруг заметил знакомую девушку Надю. Оказалось, что она работает в театре билетершей. Надя была ему так искренне рада, что Саша сам не заметил, как все ей рассказал.

– Я знаю, кто тебе может помочь. Подожди здесь, – сказала Надя.

Прошло всего несколько минут, и Саша увидел перед собой Райкина.

– Это вы тот молодой человек, которому негде ночевать? – спросил он. Саша кивнул.

– Сядьте незаметно в мою машину, вас отвезут ко мне на дачу, – сказал Райкин.

Почти двадцать дней Саша прожил на даче, которую Райкин снимал в Подмосковье. Артист не расспрашивал его ни о чем…

Возможно, Александр был бы на свободе и дольше, не решись он на поступок, уже совсем отчаянный. Мать просила его отправить из Москвы весточку родственникам в США, с которыми, находясь в ссылке, долгие годы не имела никакой связи. Письма из Сибири в Америку, естественно, не доходили. Но Саша логично предполагал, что и письмо, опущенное в почтовый ящик в Москве, вряд ли достигнет адресата. Поэтому он пошел на настоящую авантюру по тем временам: воспользовавшись замешательством милиционера, проник в здание посольства США в Москве, передал кому-то приготовленное письмо и тут же вышел. Его, естественно, уже поджидали…

И вот тут Саше невероятно повезло. По всем нормальным меркам ему должно было быть уготовано суровое наказание, а то и обвинение в шпионаже. Но через несколько дней после того, как Саша попал в здание на Лубянке, там началось что-то неописуемое: по коридорам бегали взмыленные люди, хлопали двери, кого-то вели куда-то вооруженные люди, в кабинетах из ящиков письменных столов вытряхивали содержимое. Потом все-таки нашелся человек, занявшийся его судьбой. Но и ему, видно, тоже было некогда: он велел просто отправить Сашу назад, в Сибирь, под конвоем, без всякого разбирательства. Александр не знал, что, пока он сидел в одиночной камере, был арестован Берия, и уже начался демонтаж подчиненного ему огромного механизма репрессий…»

Прошли еще три долгих, мучительных года. В 1956 году постановлением Военной коллегии Верховного Суда СССР Сергей Сергеевич Александровский был полностью реабилитирован "за отсутствием состава преступления" и посмертно восстановлен в КПСС.

В начале августа 1956 года Кларе Давидовне Александровской специальный нарочный вручил пакет. В нем находился документ:

«С П Р А В К А

Дело по обвинению Александровского Сергея Сергеевича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 23 июня 1956 года.

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2-го августа 1945 года в отношении Сергея Сергеевича Александровского отменено, дело за отсутствием состава преступления прекращено, и он посмертно реабилитирован.

Председатель Судебного состава Военной Коллегии Верховного Суда СССР, полковник юстиции В. Стучек».

Семья Александровского тоже была реабилитирована и вернулась из сибирской ссылки в Москву.

Продолжение материала «Жизнь и смерть дипломата» заставляет задуматься:

«Но Александр Сергеевич был не до конца удовлетворен. Его не покидало ощущение, что реабилитация была слишком тихой, никому не заметной, что доброе имя отца восстановлено не полностью, что его моральный долг – добиваться большего. И вот уже более тридцати лет он старается этот долг выполнить.

Вновь и вновь обращается он в правительство, к руководству МИД СССР с просьбой о «публичной реабилитации». Он хочет, чтобы на всю страну было заявлено: С.С. Александровский никогда не был шпионом и изменником Родины, он был честным человеком, отдавшим своей стране всю свою жизнь и талант. Однако во всех публикациях 60-х и 70-х годов об Александровском тот факт, что он был незаконно репрессирован, замалчивался. И вот только теперь, кажется, никто и ничто не мешает рассказывать правду о судьбе Александровского. Это тем более уместно, что в эти дни исполняется сто лет со дня его рождения».

Напомню, материал журналиста А. Остальского был опубликован в газете «Извести» в 1989 году к столетию со рождения С.С. Александровского. В 2014 году Сергею Сергеевичу исполнилось бы 125 лет. Пусть будет эта книга добрым напоминанием об этом интереснейшем человеке.