1. Последний триумф кавалерии

22 июня 1945 года в день, когда Гитлеровская Германия напала на СССР, в центральных советских газетах был опубликован приказ Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза И.В. Сталина № 370:

«В ознаменовании победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона – Парад Победы.

На парад вывести: сводные полки фронтов, сводный полк наркомата обороны, сводный полк Военно-морского Флота, военные академии, военные училища и войска Московского гарнизона.

Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Жукову.

Командовать Парадом Победы Маршалу Советского Союза Рокоссовскому.

Общее руководство по организации парада возлагаю на командующего войсками Московского военного округа и начальника гарнизона города Москвы генерал-полковника П.А. Артемьева.

Верховный Главнокомандующий, Маршал Советского Союза И. Сталин».

Парад Победы принимал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Командовал парадом К.К. Рокоссовский. Жуков и Рокоссовский проехали по Красной площади на белом и вороном конях. И.В. Сталин наблюдал за парадом с трибуны Мавзолея Ленина. Рядом с ним находились Молотов, Калинин, Ворошилов, Буденный и другие члены Политбюро.

Марш сводных полков завершила колонна солдат, несших 200 опущенных знамени штандартов разгромленных немецких войск. Эти знамена под дробь барабанов были брошены на специальный помост у подножия Мавзолея Ленине. Первым был брошен Федором Легкошкуром лейбштандарт LSSAH – батальона СС личной охраны Гитлера.

По личному приказу И.В. Сталина на его кителе был пронесен служебный пес-сапер Джульбарс, обнаруживший более 7 тысяч мин и 150 снарядов, раненый незадолго до окончания войны (ВИКИПЕДИЯ).

Конем Жукова был Кумир терской породы, светло-серой масти. Конь Рокоссовского – чистокровный какаковой масти по кличке Полюс. Принимавшего парад маршала Жукова сопровождал генерал-майор П.П. Зеленский на белом коне по кличке Целебес. Командовавшего парадом маршала Рокоссовского сопровождал адьютант-подполковник Клыков на коне по кличке Орленок.

На параде Сталин в последний раз отдал долг кавалерии. После парада она окончательно исчезла со сцены. Как рассказал сын Сталина Василий Георгию Константиновичу (книга Г.К. Жукова “Воспоминания и размышления”), у Сталина не было достаточных навыков верховой езды. Перед самым парадом Верховный Главнокомандующий пытался научиться управлять с лошадью, она его понесла, и Сталин упал.

Оказалось, что удел Сталина – управление людьми.

Еще одна особенность была выявлена на параде, сказавшаяся на лошадях. Маршал Жуков, выехал на Красную площадь на коне из Кремля через ворота Спасской башни. Древний обычай разрешал только выходить из Кремля через ворота Спасской башни, сняв головной убор и ведя лошадь под уздцы. Выезд на коне и в фуражке был эффектен. Но дальнейшая судьба маршала и кавалерии сложилась не так, как им бы хотелось. Завет предков надо уважать!

 

2. Приказ Сталина – найти в Германии новую немецкую секретную ракету!

13 мая 1945 года была разгромлена последняя не сдавшаяся группировка немецких войск. В двадцатых числах мая Сталин вызвал в свой кабинет наркома вооружения Устинова и приказал ему собрать бригаду теоретиков и конструкторов и немедленно отправить их в советскую зону оккупации в Германии для поиска немецкого секретного ракетного оружия. 24 мая 1945 года бригада в составе Победоносцева, Будника, Терлецкого и других разысканных ракетостроителей вылетели в Германию.

В тот же день Сталин приказал Жукову готовиться к Параду Победы. Как проходил Парад Победы читателям уже известно в общих чертах. Что делала в Германии бригада ракетостроителей, можно узнать из книги академика, Героя Социалистического Труда В.С. Будника “Воспоминания – от штурмовиков ИЛ-2 до космических ракет”:

“Председателем комиссии был назначен генерал Лев Михайлович Гайдуков из гвардейских минометных частей. Заместителем председателя стал полковник Анатолий Иванович Семенов, а его заместителем – полковник Александр Григорьевич Мрыкин, оба из главного артиллерийского управления (ГАУ). Кроме того, в состав комиссии вошли: полковник Шапиро – от артакадемии, Тимофеев – от КБ завода «Компрессор», полковник Вульфович и другие, всего 12 человек. Мы вылетели в Берлин 24 мая 1945 года на военном самолете. Приземлились на аэродром «Адлерсгоф», где базировался немецкий авиационный исследовательский центр «DVL». Советским администратором, встретившим нас на этой базе, был Б. Е. Черток. Отсюда мы отправились в Пенемюнде, на остров Узедом в Северном море. Советской администрацией в Берлине членам комиссии были выданы специальные удостоверения, дававшие нам право осматривать на территории советской оккупационной зоны любое предприятие, склад или пакгауз на предмет обнаружения и изъятия документации конструкций ракетной техники. А военной администрации и частям предписывалось оказывать комиссии всяческое содействие. В Пенемюнде мы увидели руины исследовательского центра и наземного завода по производству ракет ФАУ-2, частично сохранившиеся подземные ангары с готовыми для использования узлами ракет, разрушенные пусковые установки ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. Тогда же стало ясно, что немцы не ограничились одним типом ракет класса «земля-земля» ФАУ-2. Они разработали и применяли против англичан самолет-ракету с воздушно-реактивным двигателем ФАУ-1, и одновременно разрабатывали ракеты типа «земля-земля» и «земля-воздух», «Рейнботе», «Вассерфаль», «Рейнохтер», «Тайфун» и др. По указанию комиссии в Пенемюнде была предпринята попытка сборки из готовых узлов 10-ти ракет ФАУ-2 для испытаний и исследований. Однако, лишь при помощи немецких рабочих удалось состыковать узлы с корпусом ракет, не проводя наземных электропневмоиспытаний. Тогда же выяснилось, что ракетное производство было разбросано по территории Германии, Австрии и Чехословакии. На местных заводах не знали, для чего делают узлы: за хорошую плату, по выданным головной фирмой чертежам и техническим условиям изготавливали детали и блоки. Интересоваться, для чего они предназначены, было запрещено. Комиссии предстояло по возможности более полно собрать сохранившуюся после попыток уничтожения гитлеровцами документацию. Поэтому пришлось переехать в окрестности Берлина в район Обершеневайде, а затем в Тюрингию, в Нордхаузен. В Обершеневайде размещалось «Хозяйство Тюлина». Георгий Александрович Тюлин, до войны – аспирант МГУ, начальник штаба одной из гвардейских минометных частей, вошел в состав комиссии и был уполномочен обеспечить нашу работу в Берлине председателем комиссии – генералом Гайдуковым. Позднее он активно участвовал в работе расчетно-теоретической части комиссии в Нордхаузене. По возвращении в Москву будущий генерал-лейтенант Г. А. Тюлин одно время возглавлял НИИ-88, а затем работал первым заместителем министра общего машиностроения. Когда комиссия еще находилась в Берлине, там был организован штаб по созданию справочника по немецкой ракетной технике. В штаб вошли как основные исполнители Тимофеев (от КБ завода «Компрессор») и я (от НИИ-1). К нам свозили чертежи и образцы ракет из многих немецких городов. Собирая эти образцы, пришлось и мне много поколесить по советской оккупационной зоне на территории Германии, Австрии и Чехословакии. В результате мной и Тимофеевым был создан альбом-справочник по немецкой ракетной технике с чертежами общих видов, компоновок и таблицами характеристик каждого образца. В справочник вошли ракеты и ракетные снаряды, принятые на вооружение и уже применяющиеся немцами как оружие, а также, преимущественно разрабатывавшиеся экспериментальные образцы (кроме ФАУ-2). Справочник был издан в пяти экземплярах и отправлен в Москву. Мною была организована выставка образцов немецкой ракетной техники в Берлине. С выставкой знакомились все прибывающие советские военные и гражданские специалисты-ракетчики. Когда к советской оккупационной зоне по международному соглашению отошла часть Тюрингии, занятая ранее американцами, комиссия, сохранив свою базу в Берлине, переехала в горы Тюрингии, в город Нордхаузен. Сюда, во время войны немцы согнали сотни тысяч военнопленных и построили подземный завод. На территории концлагеря «Дора» стояли вышки с часовыми и бараки для военнопленных, дымились печи крематория. 120 тысяч пленных погибло в этом концлагере.

В нечеловеческих условиях пленные рабы прорыли возле Нордхаузена в чреве известняковой горы два сквозных параллельных двухкилометровых туннеля подковообразного профиля, высотой и шириной более 12 метров, соединенных поперечными штреками.

В горе, в этих туннелях и штреках, обосновался завод по комплектации, сборке и технологическим испытаниям ракет ФАУ-2.

По требованиям технологии для проведения электропневмоиспытаний в заводских условиях ракету необходимо ставить вертикально (ее высота была равна 13 метрам). Поэтому в отдельной части туннеля были сделаны специальные расширения необходимой высоты для устройства стендов. В день на заводе производилась сборка около 30 ракет ФАУ-2. Здесь же собирались авиационные двигатели и ракетные снаряды «Тайфун».

В параллельном туннеле размещался завод по производству крылатых планирующих бомб. Завод по изготовлению двигателей для ракет ФАУ-2 находился в западной американской зоне оккупации, где-то под Кельном, а испытательная станция – в восточной, в Тюрингии, в поселке Леестен, на территории бывшего шиферного карьера. Конечно, американцы за время пребывания в Тюрингии досконально исследовали ракетный центр и вывезли в США все документы и лабораторные ценности центра, всю документацию на ракету и наземное оборудование. Вывезли американцы и всех ведущих специалистов, разработчиков ракеты, а также несколько десятков готовых собранных ракет, готовые узлы и детали для сборки ракет, необходимое наземное и испытательное оборудование. За океан улетел и создатель ФАУ-2 Вернер фон Браун. В США начали усиленными темпами развивать ракетостроение. Вблизи Нордхаузена находится небольшое курортное местечко Бляйхероде, где раньше жили немецкие конструкторы-ракетчики, перебазировавшиеся в Тюрингию из разрушенного английской авиацией Пенемюнде. К нашему приезду в Тюрингию там уже находились Б. Е. Черток и А. М. Исаев (в последующем главный конструктор семейства ракетных двигателей), которые, как работники наркомата авиационной промышленности, по своей инициативе и при содействии нашей военной администрации организовали в Бляйхероде институт под названием «Рабе». Б. Е. Черток, пытаясь создать организацию по восстановлению документации и технологии изготовления ракет ФАУ-2, использовал немецких специалистов, которые остались в советской зоне. Они охотно нанимались, и хотя это были второстепенные и третьестепенные специалисты, Б. Е. Черток достиг некоторого успеха. Только в работах по аппаратуре системы управления ему существенно помог переехавший из западной зоны оккупации Гельмут Гретруп, который был одним из руководителей разработки системы управления ракетой. Учитывая сложившуюся ситуацию, в Москве было принято решение усилить работу комиссии. При переезде в Нордхаузен состав комиссии значительно обновился. Уехали в Москву А. И. Семенов, А. Г. Мрыкин. Заместителем председателя комиссии был назначен полковник Баулин. Комиссия пополнилась специалистом по наземному оборудованию – В. А. Рудницким, заместителем главного конструктора завода «Компрессор». В августе – сентябре 1945 года в комиссию влилась прибывшая из Москвы большая ведомственная группа специалистов: С. П. Королев, Н. А. Пилюгин, В. П. Глушко, В. П. Мишин, М. С. Рязанский, В. И. Кузнецов, по-прежнему генералы Н. Н. Кузнецов, А. И. Нестеренко и др. Руководил работой комиссии генерал Л. М. Гайдуков. На всем протяжении существования комиссии активное участие в ее работе принимал Ю. А. Победоносцев. Тут он встретился со своими товарищами по работе в РНИИ С. П. Королевым и В. П. Глушко.

Было решено реорганизовать работу комиссии и на ее основе, используя советских и немецких специалистов, создать в Тюринге специальный институт «Нордхаузен» для воссоздания чертежей по технологии производства ракет ФАУ-2. Директором института «Нордхаузен» был назначен председатель комиссии Л. М. Гайдуков, главным инженером – С. П. Королев. Институт базировался в Нордхаузене, Бляйхероде и в Зоммерде на заводе фирмы «Рейнмеаллборзиг». Для успешной работы института его подразделения были структурированы по схеме ракетного комплекса: ракета, двигатель, система управления и наземное оборудование. Разработкой ракет и всего ракетного комплекса руководил главный инженер института С. П. Королев, двигателем занимался – В. П. Глушко, системой управления – Б. Е. Черток, вошедший в состав института «Нордхаузен» вместе со всем институтом «Рабе».

Необходимо сказать, что потенциал института «Рабе» резко усилился благодаря приехавшим русским специалистам высокой квалификации: Н. А. Пилюгину (автономные системы управления), М. С. Рязанскому (радиоуправление), В. И. Кузнецову (гироскопия). Возглавивший работы по наземному оборудованию Б. А. Рудницкий занимался в свое время в КБ В. А. Бармина наземной частью установок «Катюша». Для воссоздания технической документации на ракету на заводе «Рейнметаллборзиг» в г. Зоммерде было организовано специальное немецкое конструкторское бюро из работников авиационной промышленности. На этом же заводе располагалось КБ по разработке взрывателей для зарядов ракеты ФАУ-2, находившееся там со всем персоналом и до оккупации.

Кроме того, в Зоммерде было организовано хранилище для ракет, собранных в Пенемюнде и собираемых в «Нордхаузене». На заводе «Рейнметаллборзиг» немецкие специалисты предполагали организовать даже сборку ракет, но из этого ничего не получилось из-за отсутствия квалифицированных кадров.

Специалисты-немцы, набранные в КБ по созданию ракеты, были работниками-конструкторами одной немецкой авиационной фирмы. Рядом с заводом «Рейнметаллборзиг», на бывшем заводе по изготовлению патронов, выпускник военно-воздушной академии капитан В. И. Харчев занимался восстановлением технологии сборки и испытаний турбонасосного агрегата, что тоже входило в работы объекта «Зоммерда». Руководителем КБ и всей группы «Зоммерда» от комиссии назначали меня, затем туда дополнительно был назначен В. П. Мишин, который должен был заниматься только проблемами КБ по разработке ракеты. Однако вскоре пришло сообщение, что наши разведчики обнаружили в Чехословакии вагон с чертежами-кальками (дубликатами) ракеты ФАУ-2. В. П. Мишин был срочно откомандирован в Чехословакию. Преодолев множество административных и технических трудностей, он отправил чертежи в Москву. Василий Павлович Мишин, выпускник факультета вооружения Московского авиационного института 1941 года. После окончания института работал в конструкторском бюро авиаконструктора Виктора Федоровича Болховитинова, затем в НИИ-1 МАП, откуда в 1945 году попал в комиссию по изучению немецкой ракетной техники. В. П. Мишин – весьма талантливый инженер-конструктор, в последующем академик, Герой Социалистического Труда. С 1946 года и до смерти С. П. Королева работал в ОКБ (особое конструкторское бюро) первым заместителем прославленного конструктора, а затем, в течение восьми лет, возглавлял это конструкторское бюро, будучи его Главным конструктором. Дальнейшие работы по всему объекту «Зоммерда» мне пришлось проводить самостоятельно. Вблизи Нордхаузена, в одном большом ангаре-хранилище при калийной шахте был организован цех по комплектации и сборке ракет ФАУ-2. Руководил им Евгений Митрофанович Курило. Всего там было собрано около 10 ракет, по существу, также без электропневмоиспытаний, хотя кое-что было сделано и аппаратура для этих испытаний была скомплектована. Для восстановления документации и технологии производства двигателей в Нордхаузене на базе пустующих производственных площадей был организован завод «Монтанья», где были сосредоточены советские и немецкие специалисты по двигателям. Здесь была воссоздана большая часть документации и технологии, а также испытательные стенды для автоматики двигателя и турбонасосного агрегата. Огневые испытания двигателей производились в Леестене, где были также советские и немецкие специалисты: там имелась вся необходимая документация. Из советских специалистов вначале там работали А. М. Исаев и А. В. Палло, а затем – Виталий Леонидович Шабранский. Всеми работами по изучению и воссозданию двигателя руководил Валентин Петрович Глушко. В сентябре 1946 года в институте «Нордхаузен» работы по сбору материалов, относящихся к ракете ФАУ-2, были закончены. Вся собранная документация и материальная часть – разрозненные чертежи и технические условия, собранные, но не испытанные ракеты, узлы и агрегаты, а также приборы и наземное испытательное оборудование – были направлены в Москву. Основная часть отправленного была передана в созданный к тому времени НИИ-88, находившийся в Подлипках под Москвой.

Наши специалисты, участвовавшие в работе института «Нордхаузен», также возвратились в Москву и разъехались по своим ведомствам и организациям. К этому времени вагон с чертежами (неполными дубликатами калек ракеты) из Чехословакии прибыл в Москву, в НИИ-88”.

 

3. У заместителя Королева Будника особое мнение: боевые ракеты должны строиться по иному принципу

Академик Герой Социалистического Труда Василий Сергеевич Будник – целая эпоха в советском ракетном вооружении. Обратимся еще раз к его книге:

“В 1946 году наше правительство признало, что работы, проводившиеся в Германии по ракетной технике, особенно по жидкостным баллистическим ракетам ФАУ-2, имеют серьезную научную основу и большие перспективы. Наркомат авиационной промышленности заинтересованности не проявил, поэтому работы по этой тематике были поручены наркомату вооружения, возглавляемому Дмитрием Федоровичем Устиновым. Для изучения и разработки ракет различного типа с жидкостными ракетными двигателями в августе 1946 года в небольшом поселении у станции Подлипки, на базе бывшего артиллерийского завода № 8, эвакуированного в Свердловск, был организован научно-исследовательский институт № 88. Тогда там располагался завод № 88 этого же наркомата, готовящийся к выпуску в 1946 году буровых установок, от него и получил название институт. Директором института был назначен Герой Социалистического Труда, видный деятель наркомата вооружения Лев Робертович Гонор, а главным инженером – Юрий Александрович Победоносцев. Для разработки ракет и ракетных двигателей в институте было организовано специальное конструкторское бюро. Начальником его стал К. И. Тритько, также работник наркомата вооружения. СКБ состояло из 9 различных отделов. Начальником и главным конструктором отдела № 3 был назначен С. П. Королев, перед которым была поставлена задача – воссоздание ФАУ-2. По возвращении из Германии большая группа наших специалистов, работавших в институте «Нордхаузен», была приглашена на работу в НИИ-88. Были привлечены и бывшие сотрудники ГИРД*, РНИИ, ГДЛ**, которых по совместной работе знали Ю. А. Победоносцев и С. П. Королев.

В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, Б. Е. Черток и я были приглашены в КБ С. П. Королева в качестве его заместителей: Мишин – по проектным работам; я – по конструкторским; Воскресенский – по испытаниям; Черток – по вопросам систем управления и по разработке отдельных приборов. Сергея Павловича Королева я впервые встретил в Берлине в сентябре 1945 года, когда он с группой других специалистов прибыл туда в составе комиссии по изучению немецкой техники. Он, как и все члены комиссии, был в военной форме, но выделялся среди других, чем-то был заметен. В общей компании всегда держался свободно, со всеми был общителен и дружелюбен, но по временам уходил в себя, как бы что-то переживая. Очевидно, сказывались годы недавних репрессий и ссылки.

Здесь, в Берлине, после долгой разлуки встретились старые друзья-«гидровцы» – Сергей Павлович Королев и Юрий Александрович Победоносцев. Оба они были весьма рады этой встрече. Тут же был и Валентин Петрович Глушко, их сотрудник по РНИИ.

Шесть лет я проработал с Сергеем Павловичем Королевым в конструкторском бюро его заместителем и очень хорошо узнал его. Он был действительно выдающимся инженером-конструктором и организатором строительства ракет и ракетных комплексов, пионером освоения человеком космического пространства. Настоящий Генеральный конструктор, Академик, дважды Герой Социалистического Труда! О нем написано столько книг и статей, столько снято кинофильмов, что трудно добавить что-нибудь”.

“С Михаилом Кузьмичом Янгелем я познакомился во время учебы в Московском авиационном институте в 1934 году. Он учился на факультете самолетостроения на два курса старше меня. Был активистом – секретарем комитета комсомола и членом парткома института. Работая в аэроклубе МАИ летчиком-инструктором, я познакомился и с его будущей женой, студенткой МАИ Ириной Стражевой, которая училась у меня в аэроклубе. После окончания института Михаил Кузьмич начал работать в КБ по созданию самолетов Главного конструктора Николая Николаевича Поликарпова. Когда Н. Н. Поликарпов ушел из жизни, Михаил Кузьмич перешел на работу в КБ А.И. Микояна, затем – в КБ В. М. Мясищева и в Министерство авиационной промышленности.

В 1950 году мы встретились с Михаилом Кузьмичом в конструкторском бюро Сергея Павловича Королева, где он занимал должность заведующего отделом. Я в это время был заместителем С. П. Королева и заведовал конструкторским бюро.

Работа Янгеля у С. П. Королева не заладилась. Во-первых, потому, что Михаил Кузьмич был назначен на должность заведующего отделом по системам управления, что не было его специальностью; и во-вторых – потому, что они решительно расходились в мнениях по многим организационным вопросам. По мере роста своего влияния в ЦНИИМАШе (благодаря успешной работе КБ) С.П. Королев получил возможность освободить Михаила Кузьмича от работы в своем КБ. Тогда Янгеля назначили Главным инженером ЦНИИМАШа (тактичный Василий Сергеевич не раскрыл, как протекал конфликт между Королевым и Янгелем, об этом конфликте в этой книге будет рассказано ниже – С.И.). Королев игнорировал это назначение и работал самостоятельно. Чтобы не потерять ценного работника, Янгеля назначили Директором ЦНИИМАШа. Но Королев по-прежнему игнорировал его распоряжения и укреплял свои позиции. Постепенно он занял своими работами почти всю территорию Института и его производство. В связи с этим для ЦНИИМАШа выделили дополнительную площадь, но и это не разрядило обстановку. Конфликт двух лидеров продолжался.

В это время я уже работал в Днепропетровске Главным конструктором завода и налаживал по заданию Королева серийное производство ракет Р-1, Р-2 и Р-5. Я не раз приглашал Михаила Кузьмича перейти на работу к нам, но он тогда от этого воздерживался.

Во время работы с ракетами Р-1, Р-2 и Р-5 выявился один крупный недостаток для боевых машин – потребность в заправке жидким кислородом, весьма неудобный для военных. Дело в том, что жидкий кислород нужно иметь все время на боевой стартовой позиции, для чего необходим невдалеке кислородный завод, откуда непрерывно подвозится кислород на стартовую позицию в легко обнаруживаемых парящих обмерзлых цистернах. Тем самым демаскируется стартовая позиция. Кроме того, система управления этих ракет для большей точности по направлению включала не защищенную от внешних помех боковую радиокоррекцию. Об этом мне все время твердил Александр Григорьевич Мрыкин, заместитель начальника главного управления ракетных войск, с которым я часто встречался на полигоне в Капустином Яре при испытаниях серийных ракет.

Военным нужны были помехозащищенные ракеты, которые могли бы храниться скрытно и в то же время сохранять максимальную боевую готовность к пуску. Потому и возникло предложение о применении на ракетах автономной системы управления, а также об использовании высококипящих компонентов топлива – в качестве окислителя азотной кислоты. И мы начали разработку и проектирование принципиально новой боевой ракеты с двигателем, работающим на азотной кислоте и керосине, и помехозащищенной автономной системой управления. И проект этот был создан в серийном заводском КБ. Собственно, в процессе этой разработки и возникла идея о создании ОКБ в Днепропетровске.

Из-за удобства использования заводской оснастки ракета была выполнена в том же диаметре, что и серийные Р-5, но с несколько большим удлинением корпуса; баки ракеты были несущие, торовый газовый баллон и совершенно новый четырехкамерный двигатель. Новая автономная система управления должна была обеспечить заданную точность попадания в цель.

Откуда возникла эта разработка? Следует сказать, что все мы, приехавшие из двух разных КБ в Днепропетровск, были энтузиастами ракетной техники. Опыта у нас уже было достаточно, чтобы приступить к разработке новой, более совершенной боевой ракеты. В сжатые сроки подготовили проект и предложение по разработке новой ракеты, хорошо зная нужды и пожелания военных, возникшие при эксплуатации серийных ракетных комплексов.

Специалисты, отобранные мною в Москве, оказались энергичными, действительно талантливыми, подающими надежды вырасти в высокопрофессиональных ракетчиков. В их числе были: Николай Федорович Герасюта, Вячеслав Михайлович Ковтуненко, Иван Иванович Иванов, Павел Иванович Никитин, Федор Федорович Фалунин. В последующем двое из них – Иванов и Ковтуненко – стали главными конструкторами, возглавляющими самостоятельные конструкторские бюро. Остальные стали руководителями крупных комплексов: Герасюта – расчетно-теоретического по баллистике и управлению; Никитин – расчетно-испытательного по прочности ракет; Фалунин – по разработке рулевых машинок и системе управления. Все они, кроме рано ушедшего Фалунина, были избраны членами-корреспондентами АН Украины, а Ковтуненко – членом-корреспондентом АН СССР. Когда в 1954 году было принято окончательное решение о создании в Днепропетровске Особого конструкторского бюро, Михаила Кузьмича Янгеля назначили его Главным конструктором. Я стал его первым заместителем и руководителем проектного КБ. Вместе мы проработали 17 лет”.

 

4. Противостояние между Королевым и Янгелем – кто кого?

… Из-за кульманов было видно, как в зал вошли заместители Янгеля. Вслед за ними появился Янгель. Он, и без того высокого роста, казался еще выше рядом с приземистым, широкоплечим крепышом, в котором все сразу же узнали Королева.

Взоры притихших инженеров-проектантов были устремлены на двух гигантов ракетостроения. Янгель подвел Королева к кульману. На нем на листе ватмана был изображен Янгелевский модуль Королевского Лунного проекта. Взявшись за Лунный проект с высадкой космонавта на Луну, Королев понял, что его ОКБ не в силах единолично реализовать этот проект. Тогда Сергей Павлович обратился за помощью к Янгелю. Так распри между ними отошли в сторону.

Королев просмотрел эскиз, задал несколько вопросов, одобрительно покивал головой, улыбнулся Янгелю, и процессия двинулась к выходу из зала.

И как только за последним из посетителей закрылась дверь, огромный зал гудел, как растревоженный улей.

– Ну и ну, Янгель и Королев – друзья до гроба! А ведь совсем недавно смертельными врагами были!

Услышав такие высказывания, невольно было задуматься: какие же в действительности были взаимоотношения между Янгелем и Королевым?

Этот вопрос был задан некоторым из основателей нашей «конторы», хорошо знавшим Королева по совместной работе, ведь они были выходцами из его фирмы. После увлекательной беседы с начальником одного из конструкторских отделов В.Н. Лобановым стала постепенно вырисовываться картина этих воистину драматических взаимоотношений.

Вернемся в 1950 год, когда из НИИ-88 был удален Л.Р. Гонор и в ракетостроении появился М.К. Янгель.

В июне Гонор, не успев сдать свои дела и распрощаться с коллективом института, улетел в Красноярск. Сказалась набравшая силу в СССР борьба с космополитизмом. Ее основой стал антисемитизм. В августе новым директором НИИ-88 был назначен Константин Руднев. Он принадлежал к молодому поколению руководителей военной промышленности и был переведен в НИИ-88 из Тулы.

Королев обратился к новому директору с предложением о реорганизации его отдела. Это предложение рассматривал еще Гонор, отнесся к нему положительно, но не успел его осуществить. Руднев и Королев нашли взаимопонимание, и новый директор поддержал его предложение

Руднев сработал быстро. Вскоре появился приказ министра об изменении структуры НИИ-88. СКБ разделялось на два ОКБ – особых конструкторских бюро. Отдел № 3 Королева преобразовался в ОКБ-1. Королев назначался его Главным конструктором и начальником. Теперь уже бывший начальник Королева Тритко освобождался от должности начальника СКБ и назначался начальником ОКБ-2.

После этого Сергей Павлович заявил, что новый начальник НИИ-88 деловой человек, с Рудневым работать можно.

Королев реорганизовал свой отдел и приступил к формированию ОКБ-1.

У будущего сподвижника Королева еврея Бориса Евсеевича Чертока была в НИИ-88 номенклатурная должность – главный инженер института.

В ЦК ВКП(б) стали обсуждался вопрос о главном инженере самого мощного ракетного института в обороне СССР. Соорудили компромат: в адрес Чертока имеется много кляуз. Это, главным образом, связано с разработкой системы автоматической астронавигации, которую пробивал для военных Черток. Учитывая это и то, что теперешняя обстановка требует другой расстановки кадров, было решено: Черток не может далее оставаться на должности заместителя главного инженера.

Королев, узнав об этом, пришел на выручку к Борису Евсеевичу. Учитывая, что должность главного инженера НИИ-88 входит в номенклатуру ЦК ВКП (б), а заместитель начальника отдела ОКБ-1 подчиняется всего лишь начальнику института, предложил место заместителя начальника отдела в своем новом ОКБ-1 Чертоку.

Отдел кадров выполнил команду свыше, уволил Чертока с должности главного инженера НИИ-88 и перевел перевел Чертока на должность заместителя начальника отдела № 5 нового ОКБ-1. Вот так был спасен для советской науки и советского ракетостроения будущий академик и Герой Социалистического Труда Б.Е. Черток.

Отдел № 5 по замыслу Королева должен был стать началом комплексного отдела системы управления, который должен быть в составе ОКБ-1 и подчинен ему, Королеву, а не главному инженеру.

В книге «Ракеты и люди» Черток написал:

«Моим непосредственным начальником оказался Михаил Кузьмич Янгель. Кто-то из высоких руководителей приглядел его, когда он после работы в авиационной промышленности оканчивал годичный курс Промышленной академии, и порекомендовал Устинову взять его в резерв на дальнейшее выдвижение.

Меня Королев предупредил, что у Янгеля как начальника отдела управления я буду заместителем временно. Янгель не специалист в вопросах управления и автоматики, потому Королев будет возлагать ответственность на меня и спрашивать тоже с меня.

Коллектив нового отдела принял хорошо и Янгеля, и меня. Работы и технических проблем было слишком много. Все пытались не сбрасывать и перекладывать, а наоборот, брать на себя побольше и нести всю полноту ответственности. В этом было одно из условий наших успехов первого десятилетия.

Янгель попросил меня взять на себя все работы по электрическим схемам, рулевым машинам, телеметрическим и радиосистемам. Все решения, которые я считал нужным принимать, можно было с ним не согласовывать. Но за собой он оставил право рассматривать с моим участием и готовить предложения для Королева по вопросам динамики полета и согласования этих вопросов с НИИ-885, то есть с динамиками Пилюгина. В 1951 году уже шло проектирование ракеты Р-5.

Р-5 по своим динамическим характеристикам требовала принципиально новых подходов при создании системы управления. Поэтому были необходимы постоянные контакты с теоретиками Пилюгина. В этом Янгель всецело полагался на мою с ними дружбу, ибо в самом начале возникали во взаимоотношениях с НИИ-885 конфликтные вопросы.

Так мы с Янгелем договорились и почти год проработали в очень дружественной атмосфере. Через год Янгель был переведен на должность заместителя главного конструктора. То есть Королева. В числе прочих вопросов Королев поручил ему конструкторский контроль за серийным производством Р-1 и Р-2 в Днепропетровске».

В мае 1952 года Руднева перевели в аппарат министерства на должность заместителя министра. Ситуация для Королева оказалась не предсказуемой.

Кто заменит Руднева?

В институтских кругах судачили: альтернативы нет – только «С.П.»! Ведь у него столько заслуг в развитии ракетной промышленности, что любая другая кандидатура померкнет перед этой.

Но в министерстве рассудили по иному. Когда до министерских чиновников дошел слух, что Королев претендует на должность главы НИИ-88, то они «взвыли». Такого поворота событий в аппарате страшно боялись. Целеустремленность и характер Королева всегда внушали чиновникам опасения, что он станет неуправляемым как в ОКБ-1, так и в НИИ-88. Вот тогда-то министерство полностью будет под его влиянием.

Но институтские «знатоки», министерские чиновники и сам Королев не учли одного: в ЦК твердо придерживались порядка, заведенного еще Лениным: партия – рулевой, партия – направляющая сила. А Королев – не член ВКП(б), да к тому же был арестован, этапирован в магаданские лагеря, затем работал в «шарашке». Талантлив? Великолепно! Но… должность руководителя НИИ-88 – в номенклатуре самого Сталина. Первого директора Л.Р. Гонора назначил лично Иосиф Виссарионович. Как Сталин посмотрит на назначение директором особо важного, сверхсекретного института беспартийного, да к тому же еще и бывшего «зэка»?

Поэтому кресло директора НИИ-88 досталось Янгелю – члену партии, во время войны успешно тянул директорские возы на авиазаводах.

Михаил Кузьмич приступил к руководству институтом по – ленински. Большинство проектных и конструкторских вопросов решалось на партийных собраниях и заседаниях в парткоме. Королева на них не приглашали как не члена партии. Показательно прошла и первая «оперативка» у директора. На нее не захотел явиться Королев, предупредив своего заместителя Мишина, потому что его якобы вызвали в министерство.

Михаил Кузьмич окинул взором собравшихся и спросил:

– А почему нет Королева?

Ответил Мишин:

– Его вызвали в министерство.

– За него вы? – спросил Янгель. Получил утвердительный ответ, воскликнул:

– Получается все в сборе. Начнем, пожалуй!

В конце «оперативки» в кабинет вошел Королев:

– Извините, задержали в министерстве.

– Ах это вы, Сергей Павлович. Вызов в министерство нужное дело. Садитесь. А мы без вас все срочные и важные дела уже порешали.

Вот так Янгель указал Королеву на его место в институте.

Но оставаться на вторых ролях Королев не привык. Понял – надо во что бы то ни стало вступить в партию. Пришел в партком к секретарю. Тот ему заявил:

– Сергей Павлович, так вы же бывший «зэка». Чтобы принять вас в партию, нам нужно специальное разрешение ЦК. Обратитесь к Янгелю. Думая, он сможет вам помочь.

Скрепя сердцем, Королев записался на прием к Янгелю.

Янгелю такие ученые, как Королев, были нужны. И он пробил в ЦК разрешение на прием бывшего «магаданца», а ныне талантливейшего организатора и ученого в ряды коммунистов.

В 1953 году в ОКБ-1 состоялось партийное собрание. Н.У. Урьев и В.Н. Лобанов, тогдашние коллеги Королева, а ныне ветераны КБ «Южное», присутствовали на нем и рассказали мне – редактору многотиражки КБ «Южное», как секретарь партбюро задал с мрачным видом Сергею Павловичу вопрос:

– За что вас арестовали, судили и отправили в Магадан?

Ответ главного конструктора ОКБ-1 был уверенным, даже резким:

– ЦК партии разрешил мне этот факт из мой биографии не освещать.

Инцидент был исчерпан. Королева в партию приняли. И первым его поздравил Янгель, конечно же, проголосовавший «за».

А потом между ними начались разногласия. На первом же совещании, когда обсуждалась техническая проблема, поднялся Королев и заявил:

– Я, как член партии, считаю, что эта проблема должна решаться следующим образом!

Вслед за Королевым выступил Янгель:

– Сергей Павлович, с каких-то это пор технические проблемы решаются членством в партии? У меня партийный стаж раз в двадцать больше вашего. Так что, я правее?

Споры и разногласия стали переходить в скандалы. Дела принимали крутой поворот.

Свидетелем тому был будущий академик и Герой Социалистического Труда Б.Е. Черток, верный соратник Королева:

«К сожалению, они (Янгель и Королев– автор) не выдержали испытания на мирное, дружественное, идеологическое и практическое взаимодействие. Оба они поощряли деловые контакты своих заместителей и сотрудников, но друг с другом встречались только на совещании в министерстве по вызову или в других высоких инстанциях.

Наша ракетно-космическая техника могла бы, вероятно, получить еще большее развитие, если бы эти два руководителя объединили усилия, а не противоборствовали. Обострение отношений дошло до того, что они старались не встречаться и не разговаривать друг с другом. Королев использовал меня, Мишина и других своих заместителей как посредников для связи с новым директором.

В обострении отношений в ту пору мы – сотрудники ОКБ-1, подчиненные Королеву, – обвиняли Янгеля. Янгеля раздражали властолюбие, в какой-то мере естественное честолюбие и нелегкий характер Королева. Заслуги Королева спустя шесть лет после начала его деятельности по последовательному созданию отечественных ракет были даже по современным меркам очень велики. Королев и его коллектив работали самоотверженно и одержимо.

Янгель решил, как почти всякий новый руководитель, неожиданно оказавшийся во главе мощной организации, менять методы, цели и структуру по-своему. Он задался целью "перевоспитать" Королева так, чтобы ОКБ-1 было для НИИ-88, а Королев требовал подчинения тематики НИИ-88 задачам ОКБ-1.

В те времена Королев был объективно прав. Но неприятие Королевым руководства Янгеля грозило разрушением и без того хрупкой структуры НИИ».

В конце 80-х годов, когда после послабления М.С. Горбачевым режима секретности, появилась возможность рассказать в прессе о Янгеле. Но при этом все материалы для публикации о Янгеле в обязательном порядке должны были визироваться в министерстве. Оно отправляло автора с его рукописью в центральный министерский институт ЦНИИМаш. Как-то там, прочитав первый материал о Янгеле, обратили внимание автора, то есть меня, на ошибку в моем тексте. Сказали:

– Вы пишете, что Янгель был переведен в Днепропетровск с должности директора НИИ-88. Уточните этот момент. По нашим сведениям в то время Янгель не был директором НИИ-88.

Меня это настолько озадачило, что я не мог понять: почему все в нашем КБ «Южное» говорят противоположное? Кто же прав? КБЮ или ЦНИИМаш? Стал расспрашивать наших ветеранов, но они отнекивались – этого не знаем. И рассуждали:

– Янгель – это гений! А королевцы, извините, наши противники, недруги. Янгель с Королевым были врагами. Мало ли какой поклеп на Янгеля они выдумают. Не верь им!

Я и раньше слышал о вражде между этими двумя гениями. Надо разобраться в этом. Но для этого нужны были документы. А где их отыскать? В нашем КБ «Южное» их не было.

Они нашлись в родных краях Михаила Кузьмича – в Восточной Сибири, в городе Железногорске-Илимском. Там был создан музей памяти Янгеля. В нем была выставлена в витрине трудовая книжка нашего главного конструктора. С каким трепетом взял я ее в руки и… обнаружил интереснейшие записи:

«1952… Переведен на должность директора НИИ-88

1953…Переведен на должность главного инженера НИИ-88

1954… Уволен с переводом в ОКБ-586».

Вероятно, из-за этих-то записей трудовая книжка и была сослана в Сибирь… Так что победителем стал Королев: путь к работе без мелочной опеке свободен – Янгель был устранен! Но победа была Пирровой! Янгель возглавил конкурирующую фирму.

Действительно, министерство и ЦК пошли на компромисс, и в конце 1953 года Янгеля перевели на должность главного инженера, освобождая тем самым его от прав на командование Королевым. Проработав меньше года в этом амплуа, распыляя свои силы в повседневной рутинной управленческой деятельности, Янгель согласился в ЦК уехать в Днепропетровск. Его назначили главным конструктором нашего ОКБ-586 (ныне КБ «Южное»). Здесь он, встретившись с бывшим руководителем заводского конструкторского отдела В.С. Будником, воспринял его разработку особой боевой ракеты, не имевшей аналогов в мире и против создания которой возражал Королев..

Так продолжилось в КБ «Южное» конструирование ракеты Р-12 на высококипящих компонентах топлива в противовес королевской Р-5 на низкокипящих.