В той, прошлой своей жизни Санька редко ездила на «лошадиной тяге», да и то лишь исключительно в качестве праздной пассажирки.

Иван, он мог и коня запрячь, и весьма лихо им править, а вот сама Санька ни с чем подобным даже не сталкивалась. Знала теоретически, что «управление» лошадьми с помощью вожжей следующим образом происходит: натягиваешь нужную вожжу — и конь послушно в эту же сторону и поворачивает…

В теории это звучало довольно-таки неплохо, но вот на практике оказалось совсем худо. Да так худо, что дальше некуда!..

Вообще-то, самым первым Санькиным поползновением после того, как всадники подались прочь, и оставили её в покое, было — бежать! Бежать со всех ног и куда глаза глядят, лишь бы подальше от страшного этого места, от висельника, мерно покачивающегося под порывами ветра совсем неподалёку от неё, от второго мертвеца со стрелой в спине, лежащего у самой, считай, брички. И Санька, напрочь позабыв о своих израненных ногах, даже соскочила, чтобы…

И сразу же поняла, что бежать в данный конкретный момент она, увы, не в состоянии. Ковылять… это ещё кое-как…

И она, подобрав с земли вожжи, вновь вкарабкалась на бричку. Но уже не на заднее мягкое сидение — а на переднее, деревянное. Уселась там поудобнее, встряхнула вожжами.

— Но! — неуверенно крикнула она. — Пошли!

Кони даже не шелохнулись. Как стояли, лениво пощипывая редкую придорожную травку, так и остались стоять.

— Пошли, давай! — со слезами в голосе крикнула Санька, повторно встряхивая вожжами. — Ну же!

И вновь никакого эффекта.

И тут Санька вспомнила про кнут. Где-то тут он валялся… вот только где? Ага, вот же… прямо под ногами!

— Добром не хотите! — пробормотала Санька, неумело взмахивая кнутом. — А ну, вперёд!

Эффект на этот раз превзошёл все её ожидания.

Кони рванули с места так, что Санька, никак этого не ожидавшая, кувыркнулась с переднего сиденья на заднее. Вернее, в промежуток между передним и задним сиденьями, да так и застряла там с прижатыми к голове коленками.

А кони всё набирали и набирали скорость.

— Стойте! — испуганно завопила Санька, отчаянно, но, тщетно пытаясь выбраться из той неудобной позиции, в которую сама же себя и посадила. — Да стойте же вы!

Лошади, конечно же, не послушались. Вряд ли они даже расслышать смогли тонкий срывающийся Санькин голос в сплошном грохоте и лязге, издаваемом подпрыгивающей на ухабах бричкой. Они мчались изо всех сил, а лязг и грохот, раздающиеся позади, казалось, только придавал им прыти…

Лошади, что называется, понесли. И Санька, выбравшаяся, наконец, из-под сидения, воочию смогла в этом убедиться.

Как и в том, что положение у неё незавидное. И это ещё мягко сказано.

Вожжи она потеряла, вернее, волочились они по земле и были теперь совершенно недоступными, а значит, бесполезными. Кнут, который валялся рядом с Санькой, был ещё более бесполезным, ибо кнутом можно подогнать лошадей, но никак их не остановить.

Оставалось одно: прыгать!

Или ожидать, когда бричка, не выдержав, наконец, бешенной этой скорости, сама перевернётся или развалится на составные части.

И то и другое почти одинаково страшило Саньку, но на прыжок надо было решиться, а вот решимости у Саньки явно не хватало. И поэтому она, уцепившись обеими руками за боковой поручень, всё оттягивала и оттягивала неизбежное…

А потом сквозь лязг и грохот, издаваемые, подпрыгивающей на ухабах бричкой, до её ушей донёсся внезапно посторонний какой-то звук. Ещё не совсем понимая, что это такое может быть, Санька чуть повернула голову влево и… увидела всадника. Подгоняя собственную лошадь, он мчался теперь совсем рядом с Санькой, и был он молод, даже очень молод. Наверное, немногим лишь старше её самой.

Но, несмотря на крайнюю свою молодость, юноша был уже воином. Об этом свидетельствовала сабля на поясе и рукоять пистолета, торчащая из кожаной кобуры, притороченной к седлу. Богатый, расшитый золотыми узорами кафтан указывал на принадлежность к дворянскому (а может даже, боярскому) сословию, а значит, был этот молодой всадник из числа царских ратников, но никак не из восставших крестьян.

Впрочем, сейчас уже Санька и сама не знала, кого из них следует больше опасаться.

— Помогите! — испуганно пискнула она, с мольбой глядя на юношу.

— Сейчас пособлю! — звучным юношеским тенором крикнул юноша, пришпоривая лошадь. — А ты, это… ты пока крепче держись!

Санька и так держалась из последних сил. А юноша, не обращая больше на Саньку никакого внимание, обогнал бричку и почти уже поравнялся с бешено несущимися лошадями упряжки. Некоторое время просто скакал рядом с ними, как бы примериваясь, а потом совершенно неожиданно для Саньки оказался вдруг на спине ближайшей из упряжных лошадей. Как это ему удалось, да ещё почти мгновенно… этого Санька так и не смогла понять. Да, если честно, не до того ей сейчас было…

— Тр-р-р! — всё также звучно закричал юноша, чуть откидываясь назад. — Ишь, разбежались!

Наверное, кроме возгласа, он ещё и сделал там что-то такое, потому как лошади, сначала просто перешли с галопа на рысь, а потом и вовсе пошли почти шагом, шумно фыркая и широко раздувая мокрые от пота бока. А юноша внезапно обернулся и подмигнул Саньке.

— Испугался, малец?

Не имея ни сил, ни голоса, Санька просто кивнула.

— Я тоже испугался! — сказал юноша, останавливая, наконец, лошадей и спрыгивая на землю. — За тебя, малец, испугался. А ты что, так один и странствуешь?

Не зная, что и ответить на этот вопрос, Санька не ответила ничего. Да юноша и не ждал ответа.

— Это не твоего ли отца повесили царские ратники? — спросил он участливо. — Видел я, там, у дороги…

И вновь Санька ничего ему не ответила. А вместо этого лишь разрыдалась в голос.

— Ну, прости! — виновато пробормотал юноша, по-своему поняв её слёзы. — Спросил, не подумавши.

Он подошёл к бричке, некоторое время молча смотрел на безутешно рыдающую Саньку. А она всё пыталась объяснить, что повешенный — никакой ей не отец. И что он убил Феофана… и правильно его повесили соратники этого симпатичного юноши, за дело повесили, душегуба окаянного…

Пыталась всё это объяснить, но рыдания мешали.

А потом оказалось, что рыдания правильно сделали, что помешали Саньке сморозить очередную глупость.

— Собаки царские! — внезапно процедил юноша сквозь зубы. — Чуть что — сразу в петлю! Ну, ничего… они тоже своё получат! Наш воевода ещё в Москве будет править, а их боярский царь — на дыбе корчиться!

Санька поняла, что ошиблась, приняв юношу за одного из царских ратников. Юноша был из восставших, может даже из тех дворян, что остались до конца верными Болотникову. Таких, если верить учебнику истории, тоже оказалось немало.

Или, может, просто приоделся, ограбив кого-то из богатеньких?

А юноша вдруг свистнул, да так оглушительно, что Санька даже вздрогнула и недоумевающее на него уставилась. А потом услышала недалёкое лошадиное ржание и поняла, что таким своеобразным способом юноша подзывает свою собственную лошадь.

Лошадь эта и вправду почти сразу же прибежала на свист: высокий вороной жеребец с красиво изогнутой, почти лебединой шеей. Остановившись возле юноши, жеребец доверчиво ткнулся влажными губами в его плечо.

— Ах ты, морда! — с укоризной проговорил юноша, одной рукой ероша густую спутанную гриву жеребца, а другой ласково поглаживая его по шее. — Сбежать от меня хотел, да?

Вряд ли жеребец хотела сбежать от своего хозяина, да и сам хозяин вряд ли всёрьёз его в этом обвинял. Он ещё раз провёл ладонью по шее лошади, потом вновь обернулся к Саньке.

— Куда ехали с отцом? — спросил он. — В Тулу?

Санька молча кивнула, решив со всем соглашаться. В Тулу, так в Тулу… ей теперь как-то всё равно было…

— К нам в стан? — задал юноша следующий вопрос. — Или так, в город, по торговым делам?

Тут уже кивка было недостаточно, нужно было хоть что-либо, но ответить.

— По торговым делам, — сказала Санька, потом вспомнила о пропавшем Иване и добавила торопливо: — Вообще-то, мы брата моего искали, старшего. Вот, в Туле решили посмотреть…

— Ну, тогда нам по пути! — усмехнулся юноша.

И, привязав своего жеребца к заднему выступу брички, он поднял с земли вожжи. Потом, легко вскочив в бричку, уселся рядом с Санькой.

— Но, родимые! — крикнул он, слегка встряхивая вожжами. — Пошли!

И лошади сразу же его послушались. И послушно побежали рысцой, держась середины дороги, так что даже править ими не было особой нужды.

Юноша и не правил, просто держал вожжи в левой руке. Правую же свободную руку положил на изогнутую рукоятку пистолета, который предварительно вытащил из седельной кобуры и просто засунул за пояс.

Так они и ехали некоторое время в полном и абсолютном молчании.

— Как звать тебя, малец? — неожиданно спросил юноша, даже не глядя в Санькину сторону. — Меня — Андреем!

— А меня — Александрой! — бездумно отозвалась Санька и тут же добавила, спохватившись: — Александром, то есть… Санькой…

— Санькой… — повторил Андрей, внимательно следя за дорогой и, в то же время, искоса поглядывая в Санькину сторону. — И сколько же тебе лет, Санька?

«Пятнадцать!» — чуть не ляпнула Санька, но вовремя спохватилась.

— Двенадцать годков мне, — проговорила она жалобно, потом подумала немного и ещё более жалобно добавила: — Тринадцатый вот пошёл…

— И уже без отца… — вздохнув, добавил Андрей. — В Туле есть кто знакомый?

И тут только Санька вспомнила о Феофане. А что, если он остался жив после того рокового выстрела? Лежит теперь раненый в придорожной пыли… и, может, ему ещё можно хоть как-то помочь?!

— Поворачивай! — взволнованно закричала она, хватая Андрея за рукав. — Мне назад надо!

И, заметив недоуменный взгляд юноши, пояснила торопливо:

— Там Феофан… ранило его сильно… а потом…

Не договорив, она замолчала, поняв вдруг, что рассказать этому симпатичному юноше всё, что случилось потом, будет не так-то и просто.

Но Андрей, ни о чём больше не расспрашивая, ловко развернул повозку с помощью одних только вожжей. Правда, после этого соскочил на землю и принялся отвязывать своего скакуна.

— Ты извини, Санька! — сказал он почти виновато. — Пособил бы тебе с радостью, но времени нет! С донесением скачу, так что…

Он замолчал, не договорив, с некоторым сомнением взглянул на Саньку.

— Один с лошадьми управишься?

Санька неуверенно кивнула.

— А что это? — внезапно спросил Андрей и, засунув руку куда-то между тюков, вытащил оттуда на удивление знакомый предмет. — Что это?

«Мобильник!» — едва не ляпнула Санька, но вовремя сдержалась. Машинально провела рукой по карману.

Когда же он выпасть успел? Наверное, когда лошади мчались галопом, а сама Санька в это время беспомощно среди тюков кувыркалась?

— Это твоё? — с нескрываемым любопытством проговорил Андрей, внимательно рассматривая находку. — Твоё, да?

— Первый раз вижу! — неожиданно даже для себя самой сказала Санька. — Отец, наверное, выменял где-то, диковинку заморскую!

— Заморская, это точно! — согласился Андрей, вертя мобильник в руках. — Никогда ничего подобного… Вот чёрт! — вскрикнул вдруг он испуганно, роняя мобильник.

Санька не сразу уразумела причину этого его испуга, и только, взглянув на мобильник, лежащий на земле, поняла, что же смогло так напугать этого бесстрашного парня.

Экран мобильника светился, наверное Андрей, сам того не желая, нажал на соответствующую кнопку. Впрочем, продолжалось это недолго… экран вновь погас…

— Чёрт! — повторил Андрей, с опаской поглядывая на мобильник у своих ног. — Дьявольское отродье! Чур меня, чур!

И он широко и размашисто перекрестился.

«Сейчас вновь меня ведьмой объявят!» — борясь с подступающей паникой, подумала Санька.

А Андрей со всего размаху врезал ногой, обутой в расписной щегольской сапог, по мобильнику и тот, отлетев метров на десять, ещё и развалился при этом на составные части: питание отдельно, сим-карта — сама по себе…

— Первый раз видишь, говоришь? — как-то недобро прищурившись, спросил Андрей Саньку. — Врёшь, поди, малец?!

— Правду говорю! — со слезами в голосе выкрикнула Санька. — Не видывал я этой штуковины, не показывал мне её батя! Никогда не показывал!

Ничего на это не отвечая, Андрей подошёл к разбросанным частям мобильника, осторожно сгрёб их в широкую ладонь.

— Ну и ладно тогда, — забрасывая бренные остатки мобильника в седельную сумку, уже спокойно проговорил Андрей. — Немчине нашему покажу, Фидлеру! Он человек бывалый, может, что-либо подобное видывал в многостранствиях своих!

«Отдай!» — едва не крикнула Санька, но вовремя сдержалась. В самом деле, какое право имеет она претендовать на находку, ежели только что вторично объявила о полной к ней непричастности?

— Ну, прощевай, что ли, Алексашка! — крикнул Андрей, вскакивая в седло и сразу же бросая лошадь в галоп. — В Туле встретимся!

Юноша ускакал, а Санька некоторое время лишь грустно смотрела ему вслед. Не потому, что жалко было бесполезного этого мобильника, потому, скорее, что страшновато было вновь одной оставаться. Потом она вздохнула и с замиранием сердца встряхнула вожжами.

— Но! — крикнула вполсилы. — Пошли!

И кони, что удивительно пошли. Точнее, побежали неторопливой размашистой рысью. Именно, неторопливой… и Санька, почти успокоившись, уселась поудобнее на жёстком сидении и принялась править. Впрочем, править её почти не пришлось, умные животные сами выбирали для себя наиболее удобный маршрут.

Проезжая мимо дерева с висельником, Санька крепко зажмурилась и решилась вновь открыть глаза лишь когда страшное дерево осталось далеко позади. Теперь ей следовало глядеть в оба, ибо неподалёку был уже и тот участок дороги, где раненый Феофан свалился с повозки. Именно раненый, а не убитый… Санька очень на это надеялась…

Замедлив с помощью вожжей ход лошадей до почти минимального, Санька, привстав на сидении, принялась внимательно осматривать окрестности дороги. Феофан свалился на левую сторону, это Санька хорошо даже запомнила. Но обследовала она обе стороны: как левую, так и правую…

И безо всякого видимого результата.

Феофана нигде не было видно: ни живого, ни убитого. И, проехав безрезультатно ещё пару километров, Санька, наконец-таки, остановила лошадей и задумалась.

В том, что она уже давно миновала место падения Феофана, в этом у Саньки не оставалось никаких даже сомнений. Более того, она узнала вдруг местность, на которой в данный момент находилась: именно тут они с Феофаном пережидали нашествие войск, и именно тут повстречали бричку с жутким этим разбойником…

И что из этого следовало?

Пропустить и не заметить лежащее у дороги тело монаха Санька никак не могла: придорожная трава на протяжении всего этого участка шляха была невысокой и довольно редкой. Значит, либо Феофана кто-то подобрал, либо он, раненый, сам ушёл (уполз?) в сторону леса, подальше от опасного этого шляха…

И где его в таком случае искать? И как, скажите, сие осуществить? Кричать, звать?

Почему-то Саньке очень не хотелось этого делать.

Потом она вспомнила о слепом бандуристе с мальчиком-поводырём по имени Иван. Надежда на то, что поводырём этим вполне мог оказаться её Иван, всё ещё не угасала в душе Саньки… впрочем, надеяться ей больше было совершенно не на что. Особенно теперь, после вынужденной разлуки с Феофаном.

А значит, надобно, во что бы то ни стало, разыскать этого бандуриста. Вот только где его искать теперь: в Туле или всё же в Калуге?

Санька выбрала Тулу.

Развернув лошадей (Санька и сама удивилась, как лихо это у неё получилось на довольно-таки узкой дороге), она встряхнула вожжами, и лошади вновь покорно потрусили в сторону Тулы. А Санька, крепко сжав зубы, чтобы не разреветься (этого ещё не хватало!), всё продолжала и продолжала внимательно осматриваться по сторонам.

И, как оказалось, не зря.

Что-то до боли знакомое мелькнуло вдруг у неё перед глазами, мелькнуло и осталось, было, позади… но тут Саньку словно осенило.

— Тр-р-р! — закричала она, туго натягивая вожжи, и лошади послушно остановились. А Санька, даже не дожидаясь полной их остановки, соскочила с облучка и, прихрамывая, бросилась в ту сторону, где и заметила мимоходом знакомый предмет. Или он просто почудился ей?

Оказалось, не почудился.

В густой придорожной траве лежал посох Феофана. А чуть поодаль — его котомка. Самого монаха нигде не было видно.

— Феофан! — крикнула Санька вполголоса. Крикнула и прислушалась.

Ответом ей была лишь тишина, чуть разбавленная отдалённым шумом берёзовой рощи, что тянулась вдоль «шляха». Возможно, Феофан уполз в ту сторону? Или ушёл, ежели сил хватило? Впрочем, в таком случае он бы посох с котомкой ни за что не оставил…

Следопыт из Саньки был аховый, но даже её незначительных навыков в этой области хватило, чтобы осознать: в сторону рощи никто не полз и даже не шёл. Вот тут, между посохом и котомкой, трава основательно примята и даже кровавые пятна на ней хорошо различимы… а дальше — густой и совершенно нехоженый травостой.

Живой ли, мёртвый ли, но Феофан как сквозь землю провалился.

Осознав этот непреложный факт, Санька вздохнула и заковыляла обратно к лошадям. Потом, правда, вновь вернулась, и некоторое время молча вглядывалась вдаль.

— Феофан! — закричала она изо всех сил. — Феофан!

И вновь лишь тишина, чуть разбавленная шумом берёз, была ей ответом. И Санька, постояв ещё немного, печально вздохнула и, вернувшись к бричке, вновь забралась на облучок. Подобрав вожжи, решительно ими встряхнула.

— Но!

И вновь лошади послушались её сразу, кажется, признав наконец-таки за хозяйку. А какая ж он хозяйка, ежели даже распрячь их самостоятельно не сможет, не говоря уже о том, что домашних животных ещё и кормить-поить надобно? В общем, смех, а не хозяйка!

Уже отъехав от места таинственного исчезновения Феофана на довольно приличное расстояние, Санька запоздало вспомнила о посохе и котомке, так и оставшихся лежать на обочине. Вообще-то, посох был ей ни к чему, а вот котомку можно было и захватить.

Но не возвращаться же из-за этого вторично! Да и что там, в котомке могло быть важного такого? Вон у неё в бричке целая куча тючков… интересно, что в них там? Может, съестное что, а то есть ужас как хочется?

Можно было, конечно, просто остановиться и поискать это самое съестное, но лошади бежали бодро и не особенно быстро, и Саньке очень не хотелось их останавливать. Ведь кто знает, а вдруг они после вновь заупрямятся или, что ещё хуже, рванут вразнос, как тогда?

А вот и дерево с висельником (никак этот мертвец Саньку в покое оставить не желает!), и, проезжая мимо него, Санька вновь крепко зажмурилась. Господи, дальше-то что ей делать в этом страшном мире?!

«Искать Ивана! — сразу же приказала себе Санька, вторично сжав зубы, чтобы не разреветься в голос. — Он ведь тут где-то… и ему тоже страшно и одиноко! И просто здорово было бы, ежели поводырём того слепого бандуриста оказался именно Иван!»

Саньке очень хотелось в это верить. Как и в то, что бандурист с поводырём направились именно эту сторону.

А ведь могли и в прямо противоположную!..

Или не могли, ведь войско, которое наблюдали Санька с Феофаном, двигалось именно в сторону Тулы. И, скорее всего, бандурист примкнул к войску: где много народу, там и подзаработать легче…

Вспомнив про войско, Санька принялась встревожено вглядываться вдаль. А не нагоняет ли она его часом? А ежели всё же нагонит, то чем это для неё самой обернуться может?

Да ничем хорошим! — немного поразмыслив, решила Санька. — И лошадей отнимут, это, как пить дать, да и с самой чего угодно сотворить могут! И не важно, чьё это было войско: отступающие отряды Болотникова или ратники Шуйского, их преследующие! Все они одним миром мазаны и от всех их следует подальше держаться!

Впрочем, это было легче сказать, чем сделать, тем более, ежели хочет она как можно скорее Ивана отыскать. Значит, как не крути, а войско нагонять придётся.

Лошади всё продолжали и продолжали неторопливый свой бег, и Санька их не понукала и не сдерживала, положившись на волю случая. И даже когда клубящееся далеко впереди облако пыли подсказало Саньке, что она и в самом деле приближается к ратникам, и тогда Санька не стала останавливать лошадей. Будь что будет!

В это время до её ушей донёсся странный грохот, хорошо различимый даже сквозь непрерывное дребезжание брички. Грохот доносился спереди, а ещё Санька смогла разглядеть далеко впереди белёсые клубы дыма и мечущиеся в беспорядке среди них человеческие фигурки. Впрочем, определённый порядок в этом их метании, кажется, присутствовал…

Там, впереди, шёл бой, в этом не было никаких сомнений!

— Тр-р-р! — закричала Санька, туго натягивая поводья.

В душе она опасалась, что лошади, не послушавшись, вновь понесут, но, что удивительно, они почти сразу же остановились, всхрапывая и встревожено поводя ушами.

Это хорошо, но вот что ей делать дальше?

Может бросить бричку и продолжить путь в пешем порядке? Правда, стёртые ноги беспокоят, ну, да ладно! Зато пешему спрятаться легче: в траве затаиться, тем более, вон она какая вымахала высоченная справа от дороги. А слева сосновый бор… там тоже переждать можно. Не вечно же там впереди сражаться будут… кто-то ведь и победителем оказаться должен…

Но жалко было Саньке с бричкой и лошадьми расставаться. Ну, бричка — ладно, а вот с лошадьми как быть? Умела бы распрячь — на волю бы отпустила, но как тут распряжёшь, ежели она к этим резвым лошадкам даже приблизиться боится, не то, чтобы распрягать…

И тут Санька с ужасом обнаружила, что сражение медленно, но неуклонно перемещается в её сторону! Вот уже хорошо различимы стали бегущие в панике люди: кто пеший, кто конный. Впрочем, нет! Это пешие бежали в панике, а те, что на конях, догоняли их и… рубили! Саблями или мечами… и со всего размаха!

И вот-вот общая человеческая масса убегающих и преследователей окажется здесь, рядом с Санькой…

В полной растерянности Санька попыталась развернуть лошадей, но ничего у неё из этого не получилось. Вернее, получилось, но как-то наполовину: бричка, встав поперёк, плотно загородила собой дорогу, а лошади, вынужденные из-за этого сойти в неглубокий придорожный кювет, сразу же принялись жадно щипать густую высокую траву.

— Но! — в отчаянье закричала Санька, замахиваясь на них кнутом и едва не плача. — Но!

Кони рванули, образовав с бричкой почти прямой угол и бричка, естественно, такого неестественного положения выдержать никак не могла. Тоже скатываясь в кювет, она, одновременно с этим, так резко и внезапно накренилась, что никак не ожидавшая от брички подобной подлости Санька попросту вывалилась из неё, больно ударившись лбом о придорожный камень. А мгновение спустя и сама бричка опрокинулась, да прямо на Саньку, плотно придавив её к земле в области поясницы, да ещё и забросав сверху, хоть и мягкими, но довольно увесистыми тюками.

— Чёрт! — со слезами в голосе выкрикнула Санька, упорно, но безуспешно пытаясь выкарабкаться из-под брички. — Вот же чёрт!

Но бричка, издалека выглядевшая такой легковесной и даже, можно сказать, ажурной, на деле оказалась весьма тяжеленной конструкцией. Во всяком случае, несмотря на все старания Саньки, высвободиться не удалось. Уж она и так, и этак старалась, и ужом выкручивалась… а всё без толку.

— Но! — поняв всю тщетность своих усилий, прикрикнула Санька на лошадей, решив прибегнуть к их помощи. — Но, пошли!

Лошади приказ временной своей хозяйки попросту проигнорировали и, скорее всего, этим своим бездействием спасли Саньку от крупных неприятностей, кои могла причинить ей, волочась вслед за лошадьми, лежащая на боку бричка. Напополам бы не перерезала, но внутренние органы повредить могла, это, как пить дать!

В это время позади, со стороны дороги, послышались возбуждённые возгласы, топот множества ног… и Санька поняла, что остатки разбитого воинства уже совсем рядом. Кем бы ни были эти беглецы, сподвижниками Болотникова, царскими ли ратниками, ничего хорошего от встречи с ними Саньке ожидать не приходилось. И потому не нашла она для себя ничего лучшего, как попытаться притвориться убитой, тем более, что каких-то особенных неудобств от лежания под бричкой пока не испытывала. Так получилось, что на земле в этом месте оказалась довольно глубокая выбоина, в неё-то Санька и угодила. Выбраться самостоятельно не могла, но и особого давления на поясницу не было.

Закрыв глаза и раскинув в стороны руки, Санька замерла неподвижно, хоть неподвижность эта, ох, как нелегко ей далась. Сердце стучало до того оглушительно, что, казалось, едва не выскакивало из груди, и дыхание вдруг сделалось каким-то излишне частым и шумным. И только на то была надежда, что не станут в спешке отступающие вояки обращать особое внимание на какого-то мертвеца у дороги.

Так оно поначалу и было. Люди поодиночке и целыми ватагами просто пробегали мимо, бранясь и чертыхаясь, потом проскакало несколько десятков всадников (Санька определила это по характерному топоту копыт), вновь пошли пешие. А потом…

— Кони, братцы! — хриплым басом выкрикнул кто-то и сразу несколько человек бросились к опрокинутой бричке. — И мануфактура!

— А ну, разбирай товар купеческий! — вторил ему второй, не менее хриплый голос.

Люди топтались вокруг Саньки, кто-то второпях наступил её на руку, впрочем, не очень больно… и, чуть приоткрыв глаза, Санька обнаружила вокруг себя не менее десятка ног, облачённых в грязные истрёпанные лапти. Тогда, что же выходит: болотниковцы это?

Представить себе царских ратников, обутых в лапти, Санька никак не могла.

— Робята, да тут малец забитый! — выкрикнул кто-то, вторично наступая Саньке на руку. — Вытащить его, что ли?

«Сейчас поймут, что я притворяюсь! — в панике подумала Санька. — И что они тогда со мной сотворят?!»

— Так что с мальцом делать-то?

— Да бес с ним, он, что, тебе заминает! — выкрикнул всё тот же хриплый бас, и у Саньки немного отлегло от сердца. — Ты мануфактуру давай, хватай!

— Да хватаю я!

В это время немного впереди, там, где несколько человек сразу толкались возле лошадей, выпрягая их, вспыхнула ссора. Да иначе и быть не могло, ибо лошадей-то всего две и было…

— А ну, отойди! — послышался низкий озлобленный рёв кого-то из мародеров. — Отойди, говорю! Мой конь, я первый узрел! Ишь, ловкий какой!

— Небось, половчее тебя буду! — вторил ему голос повыше, но не менее озлобленный. — А конь мой!

— Ах ты!

Послышался хлёсткий звук удара, болезненный вскрик, звяканье металла о металл. Все, стоявшие вокруг брички, бросились в сторону стычки, то ли, чтобы совместно в ней поучаствовать, то ли, просто разнимать драчунов.

— Это ещё что такое?! — послышался вдруг со стороны дороги чей-то властный и, кажется, совершенно не терпящий возражений голос. — А ну, прочь, тати безродные!

Шум, топот копыт, испуганные вскрики… и вот уже вокруг Саньки вновь устанавливается тишина, хоть со стороны дороги по-прежнему доносится ровный гул от сотен бредущих ног. Не бегущих, а теперь уже именно бредущих, спокойно, уверенно. И вот ещё кто-то спускается сюда, к ней…

«Болотниковцы! — невольно подумалось Саньке. — А может, Шуйского ратники? Господи, когда же всё это кончится?!»

Затекла шея, руки… и Санька, немного осмелев, немного изменила положение головы и рук. Потом, осмелев ещё более, чуть приоткрыла глаза.

И тут же радостно вскрикнула ибо неподалёку от себя узрела всё того же юношу Андрея.

— Руки-ноги целы? — озабочено проговорил он, склонившись над беспомощно распростёртым Санькиным телом. — Как же это тебе угораздила, пацан?

Санька ничего не ответила, да и что было отвечать. Крепко сжав зубы, чтобы не разрыдаться (этого ещё не хватало!), она лишь умоляюще посмотрела на Андрея. И тот, правильно уразумев этот её умоляющий взгляд, ухватился обеими руками за край брички и одним мощным рывком поставил её на колёса. Потом с ещё большей лёгкостью поставил на ноги и саму Саньку.

— Ничего не ушиб, Алексашка? — заботливо проговорил Андрей и, опустившись перед Санькой на колени, принялся тщательно ощупывать её ноги, начиная с лодыжек и поднимаясь всё выше и выше. — Да стой спокойно, чего ты?!

Но стоять спокойно Санька, естественно, не пожелала и мгновенно отпрянула в сторону.

— Ну чего ты, в самом деле? — повторил удивлённо Андрей, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Я просто проверить хотел, всё ли в порядке у тебя…

— Всё у меня в порядке! — торопливо проговорила Санька, невольно краснея и опуская глаза. — В полном!

— Ну и ладушки тогда! Дальше что делать думаешь?

Этого Санька не знала, ибо лошадок кто-то всё же успел умыкнуть. И пока она раздумывала, как же её теперь быть, сверху вновь донёсся всё тот же властный голос.

— Отходим! — прогремел он и Санька, повернув голову, увидела, как проскакал мимо её всадник, в кольчуге, алом плаще и позолоченном остроконечном шлеме с белыми перьями. За всадником, стараясь не отстать, промчалось в том же направлении ещё не менее сотни воинов, тоже весьма хорошо экипированных и вооружённых. Потом торопливой ходой потянулись пешие ратники, вооружённые в основном копьями, бердышами или простыми топорами на удлинённых рукоятках.

— Кто это? — спросила Санька Андрея, имея, конечно же, в виду всадника в алом плаще. — Начальник ваш?

— Начальник! — насмешливо хмыкнул Андрей. — Слово какое дивное у тебя выговорилось: начальник! Да это воевода наш заглавный! — с какой-то особой теплотой и гордостью добавил он. — Болотников это, Иван Исаевич!

— Болотников?! — восторженно и вместе с тем недоверчиво проговорила Санька, провожая жадным взглядом быстро удаляющихся всадников. — Сам Болотников?

Не отвечая, Андрей лишь молча кивнул, а Санька всё смотрела и смотрела в ту сторону, где медленно оседала пыль от промчавшейся кавалькады и молча брели в этой пыли угрюмые вооружённые мужики.

Болотников, легендарный вождь восставших крестьян, кумир её детских грёз, только что промчался мимо, а Санька даже лица его толком рассмотреть не успела. Только и заметила бороду да шлем на глаза самые надвинутый…

— Ну, так что? — вернул Саньку к действительности голос Андрея. — Куда сейчас, Алексашка, двигать думаешь? В Тулу?

Санька ничего не ответила, да и что было отвечать. Лошадок увели, выходит, что бричка это полностью теперь бесполезной для Саньки сделалась. А пешком…

Вообще-то, ногам было уже не так больно, но всё равно пешочком до самой Тулы…

Интересно, а сколько до неё отсюда километров? Впрочем, в то их время в километрах расстояние ещё не высчитывали. В вёрстах, кажется.

— Одежка на тебе дивная, — задумчиво проговорил Андрей. — И обувка тоже не в наших местах изготовлена. И мнится мне, что встречал я недавно весьма схожую. Только вот где и на ком — этого никак не припомню…

Сердце Саньки радостно забилось.

— Слепой бандурист с мальчонком-поводырём? — напомнила она дрожащим от волнения голосом, и даже дыхание затаила в ожидании ответа. Господи, хоть бы это так было… скажи, что это так… что это они…

— Точно, бандурист! — удовлетворённо кивнул Андрей. — И мальчонка при нём, за тебя старше немного. Пришли утречком сегодня в наш стан, так портки на мальчонке такие же, как твои! И обувка, вроде, чем-то подобная…

— Это же брат мой! — не проговорила даже, прокричала Санька, взволнованно хватая Андрея за руку. — Брат мой Иван, я потеряла… потерял его и теперь ищу…

Впрочем, опомнившись, она тотчас же отдёрнула руку, а Андрей как-то странно на Саньку посмотрел.

— Ну, тогда тебе тем более в сторону Тулы подаваться надобно, — сказал он. — Вот только бричка твоя теперь безлошадная. И товар весь, ироды, разорили… Жалко, поди, добра-то?

Вместо ответа Санька лишь безразлично пожала плечами. Лошадок ей было жалко, а вот тючков этих? Да пропади они пропадом… впрочем, они и так уже пропали…

— Ты верхом без седла, Санька, ездить умеешь? — спросил Андрей и очень удивился, когда Санька отрицательно мотнула головой. — Вот те на! А в седле?

Санька вновь мотнула головой.

— Что ж ты за сын такой купеческий, коль до сих пор верхом ездить не выучился? Или ты и не сын вовсе? — внезапно добавил он, понизив голос почти до шёпота. — Дочка ты купеческая переодетая, что, угадал ведь?

Санька так и обмерла вся.

Вот и Андрей легко её раскусил! И что он предпримет, и не взбредёт ли в голову этому юноше что-то откровенно нехорошее, тем более, что Санька теперь в полной его власти? И заступиться некому и некому даже пожаловаться в случае чего. Нет у них тут никакой власти и никакой правовой основы, пусть даже самой жестокой и неправедной. Одно лишь право тут имеется: право сильного! Кто сильный — тот и прав, у кого оружие — у того и власть!

А Андрей всё смотрел и смотрел на Саньку странным, задумчиво-затуманенным каким-то взглядом… и чем дольше он этак смотрел, тем более Саньке не по себе становилось.

— Красивая ты! — задумчиво проговорил Андрей, наконец-таки отводя взгляд. — Звать то тебя как? Санькой?

Не отвечая, Санька лишь молча кивнула, стараясь при этом не встречаться с Андреем взглядом.

— Тебе б, Санька, сарафан ситцевый с вышивкой да косу по пояс — от женихов отбоя не было бы! И знаешь, — добавил он, немного помолчав, — я бы и сам одним из первых был! Не вру, вот те крест! Ты чего?

А Санька, разрыдавшись во весь голос, опустилась обессилено на редкую придорожную траву и закрыла лицо руками.

— Ну, чего ты? — встревожено повторил Андрей, садясь рядом с Санькой и осторожно дотрагиваясь пальцами до её запястья. — Кожа у тебя нежная какая… прямо, как у дочери боярской или даже у княжны…

— Пожалуйста! — давясь рыданиями, проговорила Санька, борясь с желанием немедленно отдёрнуть руку и не решаясь этого сделать из боязни рассердить Андрея. — Не делайте со мной ничего плохого, пожалуйста! Я девочка ещё… мне это рано… ты лучше просто убей меня… просто убей лучше, чем что-либо такое…

— Да ты что, Санька! — возмущённо и, одновременно, с некоторым смущением воскликнул Андрей, отпуская Санькину руку и вскакивая. — И в мыслях ничего такого не было! Вот чем хочешь, могу поклясться!

— Правда? — проговорила Санька, всё ещё всхлипывая и не отрывая ладоней от лица.

— Да вот те крест! А ежели что-то не то ляпнул — ты уж прости, не обижайся зазря! И про то, что ты девица — никому не скажу! Только ты глаза вытри, негоже парню нюни распускать! Вот тебе утирка, она чистая…

— Спасибо!

— Не за что!

Поднявшись на ноги и тщательно вытирая лицо куском полотняной материи, Санька постепенно успокоилась.

— Это ты меня извини, — проговорила, вернее, прошептала она всё ещё дрожащим от недавних слёз голосом. — За то, что так плохо о тебе подумала!

— А сейчас и подводу тебе организуем! — не отвечая, радостно воскликнул Андрей. — Эй, Силантий! Подвезёшь парнишку до нашего стана?

— Подвезу, отчего не подвести, — послышался со стороны шляха чуть дребезжащий стариковский голос.

Обернувшись, Санька увидела простую телегу, которой правил пожилой мужчина удивительно уродливой наружности. Впрочем, Саньке уже всё равно было, на чём ехать и с кем ехать. Не трогали бы, с расспросами не приставали, и ладно.

А мысль о том, что в скором времени она всё же встретится с Иваном, целебным бальзамом согревала душу.

— Ну, бывай, Санька! — крикнул Андрей, дождавшись пока Санька взберётся на прелую пахучую солому, обильно раскиданную по всей телеге и лишь после этого птицей взлетая на гнедого своего жеребца. — В стане встретимся!