Наутро мы проснулись очень рано благодаря будильнику, заведенному вредной Бэби. Она никогда не дает мне на юге выспаться, утверждая, что дневное солнце крайне вредно и загорать следует до одиннадцати и после пяти. Обе мы чувствовали себя после вчерашних посиделок не лучшим образом, и обеим совершенно не хотелось есть. В результате от похода в столовую мы решили отказаться, лишь выпить растворимого кофе, благоразумно привезенного с собой. Кипятильник мы тоже привезли.

Меня осенила гениальная идея завтрака на лоне природы. Я вынесла во двор чашки, а Бэби осталась следить за кипятком. Наши манипуляции явно поразили соседей, которые стали с нескрываемым интересом выглядывать из домиков. Митя даже подсел ко мне и заметил:

— Да, девчонки, прекрасная мысль! Иначе для чего мы живем почитай на улице?

Следующей выскочила Света, однако ее поведение было оригинальнее. Она оглядела мою пока пустую чашку, схватила ее и горестно заявила:

— Боже мой! В жизни не видела такой грязной посуды! Я даже и не представляла себе, что подобное возможно!

Я оторопела. Не скрою, образцом чистоты мою чашку не назовешь. От кофе она… ну, несколько потемнела внутри. Только ведь это не грязь! Вернее, грязь, но совершенно гигиеничная, и она мне не мешает. Света между тем схватила мою многострадальную посуду и принялась энергично тереть какой-то отвратительной железной мочалкой, совершенно засаленной.

— Вот! — гордо потрясла она этой мочалкой под самым носом у Мити. — Видишь, как замечательно действует! Теперь чашку не узнать. Ох, эти дети, они ничего еще не соображают, правда? Когда еще они вырастут во взрослых женщин, умеющих позаботиться и о себе, и о своих близких. Я, например, необычайно чистоплотна.

Я бросила взгляд на Митю и… не знаю, возможно, на меня повлияла вечерняя беседа с подругой, только мне показалось, он упивается создавшейся ситуацией. А через секунду он чуть-чуть подмигнул, и я поняла, что ничего подобного. Я не успела никак среагировать, не произнесла ни слова, потому что на пороге вдруг появилась Бэби, брезгливо отодвинула мочалку, ополоснула чашку кипятком и деловито сообщила:

— Кипяток уничтожает микробы. Хочется верить, что теперь ты ничем не заразишься после… вот этого.

Света вспыхнула и отошла. Мне было и неловко, и смешно. Моя подруга демонстративно игнорировала присутствие Мити, и он, вероятно, почувствовав неладное, тоже скрылся. Мало того! Его место тут же занял Петр Михайлович.

— Кофе пьете?

Я решила, что сей вопрос не требует ответа, однако наш новый собеседник требовательно повторил:

— Я спрашиваю, кофе пьете?

— Да, — согласилась я. — Вас угостить?

Ан нет! Моя догадка о причинах его странной настойчивости оказалась неверной.

— Я кофе не пью. Он вреден. Знаете ли вы, что кофеин лишь немногим уступает по вредности никотину?

— И сколько капель кофеина убивает лошадь? — не удержалась я.

Петр Михайлович несколько опешил, потом неуверенно кивнул:

— Угу, это шутка. Лошади кофе не пьют.

Меня понесло дальше:

— Потому что им, беднягам, никто не предлагает.

Бэби вежливо вставила:

— Оля, не надоедай Петру Михайловичу своими дурацкими шутками. Он, в отличие от нас с тобой, давно вышел из этого возраста и стал серьезным взрослым человеком. Ему с нами неинтересно.

— Ты ошибаешься, Аня. Очень интересно, — быстро возразил ей собеседник.

— Да? Наверное, потому, что у вас дочка почти нашего возраста, да?

Моя подруга старалась, чтобы в ее голосе не было ни тени иронии, сплошная детская непосредственность, что не помешало бедному Петру Михайловичу надуться. Он дулся, а мы молча пили кофе. Потом он сказал:

— Вот вы говорите, что вам со мной неинтересно, а я знаю такие вещи, о которых вы и не подозреваете. Хотя наверняка хотели бы знать. Потому что вы наивные, всему верите и ничего не замечаете, а я наблюдательный. Если понаблюдать за человеком, можно узнать о нем даже то, что он тщательно скрывает. Разумеется, для этого требуется интеллект…

Бэби словно воды в рот набрала, я вынуждена была последовать ее примеру. В конце концов, это не мой кавалер! Впрочем, долго развивать заинтриговавшую меня тему кавалер не смог, поскольку к нашему шалашу неожиданно притулился самый загадочный из непуганых мужчин — сам Андрей.

— Кофе пьете? — осведомился он.

— Хочешь? — вздохнула я. Второй нашелся интересующийся!

— Нет, кофе вреден. Я сам его не пью и вам не советую. В вашем возрасте самое время начинать вести здоровый образ жизни, потом будет уже поздно.

И Андрей оценивающе оглядел нас, затем нашего собеседника и снова нас, после чего убежденно констатировал:

— Да, вам как раз пора, а то упустите срок и в совсем еще не старом возрасте превратитесь в обрюзгших развалин.

Петр Михайлович, и без того надутый, окончательно помрачнел и заявил:

— Некультурно давать другим людям советы, что им пить и чего не пить. Это их личное дело.

Ха! А сам-то!

— Я забочусь об их физическом и нравственном здоровье, — не моргнув глазом, объяснил Андрей. — Я — один из адептов клуба дайнетики и сиентологии. Наша цель — не только собственное благо, но и благо окружающих. Мы стремимся открыть путь к счастливой жизни тем, кто его пока не нашел.

«А я была уверена, что йог», — разочарованно подумала я. Хаббард вызывал у меня существенно меньше симпатии. Он начинал как писатель-фантаст, и я читала пару его опусов, после чего не удивляюсь, что ему пришлось срочно менять сферу деятельности.

— Дайнетика — хуже, чем лженаука, — с неожиданным пылом произнес Петр Михайлович. — Это — страшная секта дьяволопоклонников. Они заманивают наивных простаков и подчиняют их своему влиянию. В цивилизованных странах эта гадость запрещена, вот они и полезли к нам. У нас-то беспредел! Дали взятки коррумпированной верхушке…

— Много вы знаете! — с неприкрытой ненавистью прервал Андрей. — Читаете вашу прокоммунистическую прессу, там и не такое напишут. Конечно, вы бы хотели возврата в вашу любимую совдепию, чтобы всех нас распихали по лагерям. Да только историю вспять не повернете, и не надейтесь!

— Я — в совдепию? Да я боролся с коммунистами, когда ты еще под стол пешком ходил! Да меня, может, чуть в тюрьму за это не упекли! Это вы пришли на готовенькое!

— А ваше поколение уже не перевоспитаешь! У вас вместо мозгов коммунистические брошюры! Если б всех вас уничтожить, мы б уже жили в цивилизованном обществе, а не в этом бардаке! Вы тащите нас назад!

Я не выдержала:

— Не ругайтесь, а? Было бы из-за чего!

Не понимаю этих мужчин! Ругаться по поводу дайнетики или коммунизма — абстрактных понятий, в которых ты все равно ничего не изменишь — зачем? Однако мужчины вцепились друг в друга и не замечали моих попыток их утихомирить.

— Не лезь к ним, — потребовала Бэби, — а то зашибут. Что за манера становиться между дерущимися? Пойдем от греха подальше!

Нет, они, разумеется, не дрались, но были к тому близки. Мы с Бэби не стали дожидаться развязки и отправились на пляж. Вскоре после одиннадцати мы вернулись и уселись в тенечке все за тот же стол. В нашем райском уголке было пусто — остальные, похоже, еще загорали. Пусто, да не совсем. Словно чертик из табакерки, откуда-то выскочил Максим и, не мигая, уставился на нас нахальными глазами.

У меня совершенно вылетело из головы существование зловредного Лидиного сына, связывающего ноги голубям, зато он о моем существовании явно не забыл.

— Мне надо два мороженых и десять жвачек, — веско сообщил он.

— А ключ от квартиры, где деньги лежат? — осведомилась я.

— Не, не надо. Менты заметут.

Я засмеялась. Потрясающий ребенок!

— А не много ли — два мороженых и десять жвачек? Кто я тебе, дед Мороз?

— Так не задаром же!

— Интересно, — вмешалась Бэби, — а за что?

— За эту… информацию. Да, информацию, — гордо повторил сложное слово Максим.

— Какую еще информацию?

— О дяде Мите. И о дяде Пете. Вам будет интересно.

Мне и впрямь стало интересно, но моя железная подруга лишь брезгливо поморщилась:

— Канай отсюда, шантажист доморощенный! Не на таких напал.

Мальчишка убежал, а я все думала, что же он имел в виду. Кроме того, мне самой жутко захотелось мороженого. Бэби тоже не возражала против намерения охладиться, и я отправилась к ларьку, а около него, будто на зло, вертелся не кто иной, как Максим. Я взяла и купила ему два мороженых и десять жевательных резинок. Ну, черт попутал!

— Дядя Митя говорил с дядей Петей про твою Аню, — пуская огромные пузыри полученной только что взяткой, отчитался Лидин сын. — Дядя Петя переживает, что тете Ане нравится дядя Митя, а дядя Митя говорит, что это она нарочно делает вид, чтобы вызвать ревность, а на самом деле ей нравится он, а не он.

Я удивленно потрясла головой:

— Что значит — «он, а не он»?

— Ну, что она втюрилась в дядю Петю и из-за этого для понту клеит дядю Митю, рюхаешь?

— Так сказал дядя Митя, да? — уточнила я.

— Ну да. Он чего-то много про это заливал, только это все равно туфта. Тетя Аня ведь не с обузой, как моя мать, куда ей такой старый лох!

— Подожди, какая еще обуза?

— Ну, я. С обузой любому будешь рада, даже такому. Дядя Митя — козел, он своим враньем портит моей матери все кино. Вы передайте дяде Пете, что он врет. Пусть дядя Петя достанется моей маме, а то она очень переживает. Так бы и убила, говорит, дурака, не понимает он собственного счастья. Ладно, кончаем базар, у меня мороженое тает.

И Максим скрылся из виду с быстротою молнии, а я осталась, чувствуя себя просто ужасно. У меня бывает, что я сперва делаю, а после думаю, так это был именно подобный случай. Я начала думать, и меня стал мучить стыд. Что я натворила! Подкупила ребенка, чтобы он пересказал мне подслушанную беседу, которая меня совершенно не касается. А даже если б и касалась, все равно она была конфиденциальна. Вот Бэби, та сразу отказалась, потому что порядочный человек, не чета мне. Я же, наверное, веду себя порядочно лишь под ее присмотром. Стоит меня отпустить, и тут же превращаюсь в такую… ну, типичный персонаж бытового романа — мерзкая сплетница, которая всюду сует свой нос. Понравилось бы мне, если б Мите сообщили нечто, о чем я болтала наедине с подругой? Вот именно! А сама поступаю наоборот.

Я вздохнула и, попытавшись сделать обычное выражение лица, вернулась на базу.

— А мороженое? — потребовала Бэби.

— Ой, я про него забыла! — вырвалось у меня.

Она изучающе прищурила глаза, затем пожала плечами и поинтересовалась:

— Сразу признаешься или предпочитаешь сперва помучиться?

Я махнула рукой:

— Наверное, сразу. Какой смысл мучиться?

И призналась. Притворщик из меня никудышний! Подруга не стала меня ругать, зато тут же заявила:

— Вот видишь! Я же тебя предупреждала, что этот Митя — тот еще тип. Просто Игнатий Лойола какой-то, честное слово. Только цели мне его непонятны.

— Нет у него цели, — неуверенно возразила я. — Он действительно решил, что ты предпочитаешь Петра Михайловича.

— Да? — голосом, из которого сочился яд, пропела Бэби. — Дорогая моя, я понимаю, что он тебе нравится, только ты должна решить — либо твой избранник иезуит, либо полный кретин. Ты что выбираешь?

Я уже упоминала, что спорить с моей подругой — это все равно что броситься под паровой каток. Особенно когда я и сама подозреваю, что она права. Я благоразумно промолчала.

Вскоре начал подтягиваться народ, вернувшийся с пляжа. Появился Леша, но на меня даже не глянул, откровенно заигрывая с Ирочкой. Арсений вел себя так, будто ему это безразлично. Странные молодожены!

— Ну что, Ирочка, — самодовольно хихикая, заявил Леша, — теперь ты не жалеешь, что не поселилась в каменном корпусе, которого здесь якобы нет, а живешь тут, с нами, любимыми?

И он, повернувшись к Вадику, подмигнул. Я вспомнила вчерашний дурацкий спор на тысячу баксов. Или это был треп?

— У меня здесь нет таких денег, — мрачно откликнулся Вадик.

— И не надо, — хмыкнул Леша. — Живи пока, герой!

Я удивилась:

— А что, разве есть каменный корпус?

— Если не боишься прогуляться по жаре, я тебе кое-что покажу. Интересное, — предложил Митя.

Я почувствовала на себе пристальный взгляд Бэби, а губы уже говорили:

— Не боюсь.

Митя слегка обнял меня за плечи, и мы пошли. В его прикосновении вроде бы не было ничего выходящего за рамки дружеской симпатии. Ничего такого, что при случае позволило бы возмутиться: «Не приставай ко мне!» Но в то же время казалось, что было. Вот феномен! И я таяла не от жары, а от восторга, хотя предупреждения подруги упорно бились в моем сердце где-то на заднем плане и не желали забываться.

Вскоре мы увидели трехэтажное здание, украшенное вывеской «Туристическая база министерства судостроения».

— Вот! — объяснил Митя. — У базы два филиала — корпус в городе и домики за городом. Так что Вадик проиграл.

— А откуда Леша знал?

— Полагаю, бывал здесь раньше.

— Надеюсь, про тысячу баксов — это шутка?

Мой собеседник засмеялся:

— А этого я знать не могу. Чужая душа — потемки.

Мы еще немного погуляли и вернулись домой. Палящий зной не позволял бродить слишком долго. Никого не было видно, одна Бэби сидела за столом с книжкой. Я примостилась рядом, а Митя нет.