На второй день море немного успокоилось. Штертебекер провел ужасную ночь. Негодяи бросили его на холодный каменный пол, не дав ему даже связки соломы.

Он остался лежать в том же положении, как его бросили, не в состоянии двинуться. Ни хлеба ни воды ему не подавали. Но все таки Брауман не только запер внешнюю дверь карцера, но и устроил еще за ней целую баррикаду из бочонков и старой мебели.

Он все опасался за свои деньги. Он охотнее всего перерезал бы своему пленнику горло, ибо при невероятной силе последнего он все не мог быть спокоен. Но сенат поставил непременным условием, чтобы Штертебекер был доставлен живым.

Негодяй хотел поэтому хотя бы обессилить пленника голодом и жаждой, чтобы он не мог вырваться в последнее мгновение.

Еще одна работа волновала жадного предателя. Он боялся, что товарищи Штертебекера бросятся его искать.

Поэтому он заставил солдат бодрствовать всю ночь. Как только начало светать, он приготовился отвезти своего пленника в Гамбург.

С собой в лодку он взял шесть солдат. Они были вооружены с головы до ног, но теперь они должны были испытать обязанности гребцов, так как ветер был неблагоприятный для паруса.

Клаус страшно страдал от жажды. Кровь застывала в его жилах, и он каждое мгновение боялся, что он задохнется от тесноты шнурования. Но он все-таки не вымолвил ни слова жалобы, ни просьбы.

Он не хотел унизиться пред такой грязью и желал только, чтобы поскорее избавил его от нечеловеческих мук.

Поездка в Гамбург продолжалась недолго, ибо Брауман заставлял гребцов напрягать все свои силы.

Появление лодки в гавани произвело большой фурор. Весть о том, что страшный пират Клаус Штертебекер привезен связанный, распространилась по городу с быстротой молнии, и все побежали к берегу, чтобы убедиться собственными глазами в правдивости этого невероятного слуха.

В Гамбурге Штертебекер имел много восторженных приверженцев, и обыватели разделились на два лагеря. Бедная часть населения открыто держала его сторону. Все знали, что он никогда не обидит бедных и страждущих, он грабил только богатых, живущих в роскоши на счет своих ближних.

Все те, которые раньше лично знали его, сохранили о нем хорошую память, и многие хотели бы его видеть свободным и сами бы не прочь были способствовать его освобождению.

Последние с ужасом смотрели на шествие, движущееся к ратуше. Один взгляд на пленника вызывал общее возбуждение, ибо Брауман оставил на нем все веревки, из боязни, что он убежит в последнее мгновение и лишит его крупной премии. Клаус Штертебекер не мог сам ходить или стоять, и его буквально таскали по улице.

Между зрителями, прибежавшими взглянуть на морского героя, находился также Реймерс, владелец винного погреба, в котором Клаус фон Винефельд в молодости осушал не один стакан вина.

Гнев и возмущение охватили его при виде такого недостойного обращения с его былым любимцем. Неужели этот бедный, весь израненный человек, которого тащат, как низкого преступника, неужели это его Клаус?

В ярости он чуть не бросился на негодяев, тащивших пленника. Но он вовремя опомнился, поняв, что он может этим разбить свои собственные планы.

Он задумал освободить юнкера, которого он знал за безусловно честного человека, несмотря на то, что он находится в враждебных отношениях с высоким советом. Как это сделать, было довольно трудно решить. Но теперь помог ему простой случай.

Многие зрители осыпали солдат и сенат ругательствами за такое жестокое обращение с пленником.

Этим Реймерс воспользовался. Он начал спорить с этими людьми и призывать солдат арестовать их.

— Это очень хорошо, — кричал Реймерс, заглушая своим басовым голосом общий шум, — что высокий совет обращается с морским разбойником, как он это заслужил. Честный гражданин, любящий мир и порядок, должен убить такого пирата собственными руками.

Эта речь повлияла, как искра, брошенная в пороховой погреб. Теперь разгорелись все страсти. Оба лагеря, образовавшиеся за и против пленника, враждебно столкнулись, и Реймерс своими возбуждающими речами раздразнил их до величайшей степени.

Скоро началась общая свалка, в которую солдаты были втянуты против воли, таки они не могли протиснуться через толпу.

На шум сбежались со всех сторон полицейские и солдаты, но их появление только подлило масло на огонь, общее волнение все более возрастало, и в суматохе никто не разбирал между друзьями и врагами. Реймерс счел этот момент как раз подходящим для себя. Он быстро столковался с некоторыми единомышленниками и бросился к пленнику.

— Граждане, — крикнул он громовым голосом. — Давайте доставить разбойника в подлежащее место. Бейте его, чтобы он не мог убежать.

Начались крики и вой, за и против Штертебекера. Реймерс бросился с целой толпой, гневно махающей руками и ногами как бы для ударов. Но Штертебекер чувствовал к его радости, что веревки его понемногу ослабевают.

Теперь наклонилось к нему старое, милое, немного раскрасневшееся лицо с седой бородой и волосами.

— Вот, мой мальчик, бери этот нож, это единственное оружие, которое я могу тебе дать. Теперь убирайся отсюда, я задержу немного твоих преследователей. Сначала ты должен куда-нибудь улизнуть, затем ты знаешь, где живет старый Реймерс. Задняя калитка останется все время открытой, пока ты не будешь в безопасности.

— Держите его! Он убегает! Разбойник убегает, он заколол меня! — закричал старый Реймерс и бросился в противоположную сторону от того, куда побежал Штертебекер. — Вон там, он бежит! Держите его, ловите его! Вон туда он побежал.

Реймерс ревел как зарезанный, а Брауман вторил ему. В суматохе сторож маяка не заметил, куда Штертебекер скрылся, в разгаре битвы он тоже получил несколько ударов от противников Штертебекера, и кровь бегала у него теперь по лицу.

Крики Реймерса он принял за чистую монету и помогал ему кричать.

— Разбойник убежал! держите его, ради Бога, держите! Вон там, там.

Он побежал рядом с Реймерсом, не переставая кричать. Вся толпа побежала за ними, сваливая друг друга с ног. Но никто уже не знал, куда нужно бежать.

Клаус Штертебекер бесследно исчез.