"Н-да, ну теперь на этой вечеринке не обойтись без скандала, — скептически подумал Рикардо, когда увидел, что к ним приближается Фернандо, обнимая за талию высокую, белокурую блондинку. — А что если попробовать увести Алехандру?" Однако, та наотрез отказалась уходить, более того, сама подошла и поздоровалась, с несколько удивленным Фернандо, первой. Воспользовавшись тем, что Фернандо на минуту отлучился сказать пару слов своему приятелю, она вызывающе посмотрела на Тересу и бесцеремонно спросила:

— Ну что это ты так на меня смотришь?

— Как тебя зовут? — поинтересовалась Тереса, словно бы не замечая откровенной враждебности Алехандры.

— А что, мой жених Фернандо еще не успел это сказать?

— С какой стати он мне должен был это говорить? — удивилась Тереса и, после секундной паузы добавила. — Ты очень похожа на одну мою подругу…

— Да? — и Алехандра чуть не задохнулась от возмущения. — Вот еще новости! Я похожа на подругу обычной проститутки из бара?

— Не называй меня так, — тихо, но твердо сказала Тереса. — Это — неправда. — И она, резко повернувшись, пошла к выходу. Алехандра осталась стоять на месте, провожая свою соперницу презрительным взглядом, а Фернандо, который видел всю эту сцену издалека, сорвался и побежал. Он успел перехватить Тересу у самых дверей, удержав ее за руку.

— Куда ты?

— Туда, откуда мне не стоило высовываться. Эта публика не для меня, — решительно отвечала она, пытаясь освободиться.

— Но что случилось?

— Спроси об этом у своей "невесты"!

Фернандо быстро взглянул в сторону Алехандры, которая ответила ему откровенно вызывающим взглядом.

— Ну, послушай, Тереса, ты пришла сюда со мной, и тебе совершенно нечего стыдиться. Да ты гораздо эффектнее этой нахальной соплячки — смотри, все на тебя оборачиваются и мне завидуют! Ну-ка пошли, разберемся, я ее сейчас проучу! — И Фернандо буквально потащил за собой Тересу, направляясь в сторону Алехандры, к которой уже успел вернуться Рикардо. Подойдя к ней вплотную, он выпустил руку Тересы и с силой встряхнул Алехандру за плечи.

— Кто дал тебе право вести себя так нагло и бесцеремонно?

— Отпусти меня, — скривилась Алехандра, — мне больно!

— Я уже сыт твоими глупостями по горло и не позволю тебе обижать беззащитных людей, чтобы продемонстрировать свою эмоциональную тупость.

— Да отпусти же меня! — Алехандра уже чуть не плакала от боли и унижения, и тогда Рикардо счел нужным вмешаться. Он положил руку на плечо Фернандо и примирительным тоном сказал:

— Фер, дружище, держи себя в руках…

— А ты не лезь не в свое дело! — Фернандо резко скинул его руку и с размаху ударил Рикардо по лицу, так что тот отлетел в сторону.

— Ну при чем здесь я! — возмущенно произнес он и грубо выругался. — Откуда я знал, с кем ты придешь? И вообще, ты музыкант или боксер?

Фернандо уже пожалел о своей минутной вспышке и теперь отвернулся от него, ища глазами Тересу. Однако, к его немалому удивлению, Алехандра уже стояла одна. Он понял, что Тереса успела уйти и его охватило горькое чувство разочарования и сожаления.

— Ты — невоспитанная, капризная и злая девчонка, — произнес он, глядя в упор, в широко раскрытые глаза Алехандры. — Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что сегодня совершила.

— А кто виноват? Это ты променял на эту… на эту… — Она увидела, как Фернандо ало блеснул глазами, и чисто инстинктивно поняла, что если повторит то же слово, которым обозвала Тересу, то немедленно схлопочет пощечину. — Короче, тебе самому лучше знать, что она за женщина.

— А вот здесь ты права, — неожиданно согласился Фернандо, — она, действительно, настоящая женщина, а не какая-то взбалмошная девчонка с комплексами и причудами. И, вообще, тебе лучше убраться отсюда.

— Вот уж нет! Я не с тобой сюда пришла, не с тобой и уйду, и нечего мной командовать. Иди, догоняй, свою… настоящую женщину. — В этот момент начался новый танец, и она резко повернулась к Рикардо: — Пригласи меня!

Тот опасливо покосился на хмурого Фернандо, однако затем пожал плечами и кивнул. А Фернандо уже не обращал на них внимания, потому что неожиданно увидел Пачу, которая, по-видимому, только что вошла на эту дискотеку и теперь озиралась во все стороны, кого-то разыскивая.

— Привет, Пачита, — протиснувшись к ней, сказал он. — Ты пришла одна?

— Вообще-то меня кое-кто пригласил, — задумчиво протянула она, — но затем, судя по всему, передумал. Но я все равно пришла, хотя и не уверена, что правильно сделала…

— Нет, нет, хорошо, что ты пришла, потанцуем?

— С удовольствием.

А Тереса, в этот момент, возвращалась домой одна, изо всех сил кусая губы, чтобы не расплакаться. Нет, Фернандо явно не ее поля ягода. Кто она — официантка в том самом заведении, где женщины продаются за деньги, и пусть даже она сама этим не занимается, в это никто и никогда не поверит. Он, конечно, настоящий мужчина, и ни словом не обмолвился о том, что они явно не пара, но ей надо было и самой это давно понять, недаром же она старше его! "Я, все-таки, безнадежно глупая мечтательница, — думала она, шагая по оживленным улицам, мимо освещенных витрин, и рассеянно улыбаясь своим мыслям. — Когда же я перестану мечтать о такой жизни, которой у меня никогда не будет?" Она и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос — никогда, поскольку отказ от мечтаний означал бы только одно — безнадежное смирение со своим нынешним положением. А хуже этого ничего уже быть не могло. Впрочем, мечты ведь и существуют для того, чтобы мечтать, но кто сказал, что надо стремиться воплотить их в действительность?

— А ты очень хорошо танцуешь, Фернандо, — деловито заметила Пача, пока они переминались с ноги на ногу в непосредственной близости от другой пары — Рикардо и Алехандры.

— Как, интересно, ты это определила? — усмехнулся он.

— Ты ни разу не наступил мне на ногу!

— Алехандра… не надо так сильно ко мне прижиматься, — сквозь зубы проговорил Рикардо, тщетно пытаясь соблюдать дистанцию.

— Вот уж не думала, что ты так застенчив, — съязвила она.

— Я совсем не застенчив, просто не люблю, когда со мной нежничают, чтобы досадить другому. Ну, посмотри, он же не хватает Пачу и не пытается ее поцеловать.

— Только этого еще не хватало!

В этот момент закончился танец, Алехандра исподлобья глянула в сторону Фернандо и убедилась, что ее поведение возымело нужный эффект — он что-то сказал Паче и оставил ее одну, резко направившись к выходу. Алехандра, даже не извинившись перед Рикардо, побежала за ним. Едва они вышли наружу, как ей удалось настичь его и сильно дернуть за рукав. Он обернулся, и зло отстранился.

— Сколько раз тебе говорить — не ходи за мной!

— Теперь я понимаю, в чем дело. Скорей всего, мой отец предложил тебе денег, и ты продал свою любовь ко мне за какие-нибудь гроши, чтобы купить себе очередную скрипку или… женщину.

— Да на мою любовь к тебе не купишь и банку пива, — досадливо отмахнулся Фернандо.

— Ну-ка посмотри мне вы глаза! — вдруг потребовала она. — И скажи, что ты меня любишь.

— Алехандра!.. Или мы остаемся друзьями, или я начну тебя ненавидеть.

— Я тоже тебя возненавижу, если ты меня немедленно не поцелуешь!

— Попробуй только пальцем коснуться и я убью тебя!

Самуэль Эстевес уже несколько дней порывался поговорить с дочерью о беременности Дельфины, но никак не мог выбрать для этого времени. "Милая моя девочка, — думал он, поднимаясь этим вечером в ее комнату, — ты всегда останешься моей повелительницей, несмотря на то, что у меня скоро появится новый ребенок. Я буду любить его, потому что в его жилах будет течь мая кровь и у него будет мой характер, но тебя я полюбил еще тогда, когда в первый раз увидел твои испуганные глазки…" Постучав и не дождавшись ответа, он повернул дверную ручку и вошел внутрь, но уже через мгновение выскочил в коридор, рыча от ярости и призывая Бениту.

Впрочем, той не надо было объяснять причину ярости хозяина. Именно она-то помогла и Паче незамеченной выбраться из дома, взяв ей такси, "желтое, как тыква из сказки про Золушку", и отправив ее на ту же вечеринку, где уже развлекалась Алехандра. Она чувствовала, что последнее время из-за всего случившегося с Дельфиной дом был полон грусти, а девчонками никто толком не занимался, и у них стало резко меняться настроение. Сама Бенита обладала взрывным темпераментом, так хорошо знакомым ее любовнику Монкаде, а потому не могла спокойно переносить какую-то подавленную атмосферу всеобщего унынья. "Если уж никто в этом доме не способен веселиться, — подумала она, — то пусть съездят туда, где много музыки и молодых парней. А то что им киснуть в этом монастыре, под неусыпным взглядом сурового настоятеля."

Узнав от служанки, что обе девочки находятся на какой-то дискотеке, он пригрозил немедленно вышвырнуть ее на улицу, если она не отвезет его туда. Скрепя сердце, Бенита была вынуждена повиноваться и, сев вслед за Эстевесом в машину, стала указывать дорогу. Она чувствовала, что этот вечер может кончиться гораздо хуже, чем он начинался, а потому на душе у нее скребли кошки. И надо же было такому случиться, что не успели они подъехать к тому зданию, откуда доносились звуки музыки, как тут же, еще из окна машины, увидели стоящих на улице Фернандо и Алехандру, которые бурно выясняли отношения.

— Алехандра, в машину!

— Но, папа, мне надо, чтобы ты меня выслушал и наконец, понял.

— Немедленно в машину, я кому сказал!

— Не пойду! Сначала…

И тут Эстевес не выдержал и залепил дочери пощечину. Алехандра вскрикнула и дикими глазами взглянула на отца — никогда еще он не осмеливался поднять на нее руку, тем более в присутствии посторонних.

— Не трогайте ее… — попросил Фернандо, который до этого стоял молча.

— А ты молчи, мерзавец, с тобой я потом разберусь.

У Алехандры явно началась истерика — она какими-то безумными глазами посмотрела сначала на отца, потом на Фернандо и вдруг начала говорить, торопясь и захлебываясь словами.

— Давай, Фернандо, скажи ему раз и навсегда, что мы любим друг друга и что никакая сила нас не разлучит…

Однако Фернандо лишь невозмутимо пожал плечами и обратился к Эстевесу:

— С вашей дочерью, сенатор, не все в порядке. Хочу вас заверить, что она меня не интересует, так что берегите ее получше и не пускайте гулять одну… Я не люблю тебя, Алехандра, и никогда в жизни не любил!

Странное дело! Сколько раз Эстевес приходил в ярость от того, что какой-то "безродный музыкантишка" осмеливается любить его дочь; но вот теперь, когда тот принародно заявил, что это не так, Самуэль вдруг почувствовал ни с чем не сравнимое чувство горечи и унижения. Его дочь любила этого парня, а он ее отвергал — и в этом случае его отцовская власть кончалась и он ничем не мог ей помочь. А ведь муки отвергнутой любви были ему прекрасно известны.

— Негодяй! — только и произнес Эстевес, отводя плачущую дочь в машину и передавая ее Бените. Сам он собрался отправиться на поиски Пачи, однако и этого ему не пришлось делать, поскольку она сама появилась на улице, о чем-то болтая с оживленным молодым человеком. После короткого, но яростного разговора, и ее тоже удалось усмирить и заставить сесть в машину.

— С этого дня в доме устанавливаются другие порядки! — твердо заявил он обиженным девочкам.

— С этого дня, папа, — не менее твердо заявила Алехандра, — ты потерял всю мою любовь и уважение, которые я к тебе когда-либо испытывала.

— Я отправлю тебя за границу в закрытый пансион и вот тогда посмотрим, как ты запоешь.

— А я никуда не поеду!

На этот раз Камило и Мария Алехандра встретились во французском ресторане, чтобы пообедать и обсудить накопившиеся проблемы. Когда им принесли великолепно приготовленных омаров и бутылку выдержанного бургундского, Камило сам разлил его по бокалам и, чокнувшись с Марией Алехандрой, провозгласил тост за ее семейное счастье. Имел ли он при этом в виду ее счастье именно с Себастьяном, она не стала уточнять, поскольку была слишком озабочена предстоящим судебным процессом — Кэти решила добиваться, чтобы Себастьяна лишили отцовства и взялась за дело весьма профессионально. В этом отношении неоценимую услугу ей бы мог оказать Самуэль Эстевес, если бы сослался на то, что подследственная, ожидающая судебного процесса, не может выступать в роли матери — а Мария Алехандра, действительно, теперь жила в ожидании этого процесса, по тому делу пятнадцатилетней давности, за которое она уже сполна рассчиталась своим тюремным заключением.

Услышав об этом от Камило, она так разволновалась, что пролила несколько капель темно-пурпурового вина на свою белоснежную юбку. Возвращаться домой в таком виде — значит вызвать неминуемые подозрения Себастьяна, который и так уже последнее время стал очень ревновать. Поэтому, Мария Алехандра сама предложила зайти к Камило, который жил совсем неподалеку, чтобы именно у него отстирать свою юбку и подождать, пока она высохнет.

"Порой ее наивность граничит прямо-таки с идиотизмом, — подумал при этом сам Камило, не питая никаких иллюзий по поводу предстоящего посещения его квартиры. — Неужели она так и осталась маленькой девочкой и не понимает, что идти по такому поводу домой ко влюбленному в нее мужчине — это или провоцировать его, или заставлять страдать?"

Однако едва не получилось еще хуже. Когда Мария Алехандра, выстирав свою юбку и закутавшись в его халат, вышла из ванной, в дверь позвонили. Камило никого не ждал, но, на всякий случай, попросил ее пройти в другую комнату и подождать там. Эта предосторожность оказалась не лишней, поскольку на пороге стоял Себастьян.

А он приехал к Камило отнюдь не выслеживать свою неверную жену, а, повинуясь врачебному долгу и дружеским обязанностям. Дело в том, что за несколько часов до этого, когда он находился на дежурстве в клинике, к нему зашел Мартин и попросил его посмотреть томографические снимки мозга Камило Касаса. Опытному взгляду Себастьяна не составило особого труда различить последствия какой-то застарелой юношеской травмы, может быть, какого-то сильного удара, в результате которого образовалось уплотнение в районе теменной кости. Мозг был увеличен, и в нем отчетливо прослеживались зоны повышенного внутричерепного давления. Мартин попросил Себастьяна заняться этим случаем, и тот не смог отказать.

— Добрый день, сенатор, — произнес он, проходя в гостиную, — я осмелился прийти к вам только потому, что дело исключительно серьезно и касается вашего здоровья.

— Да, да, конечно, — несколько озадаченно отозвался Касас, никак не ожидавший такого гостя. — А со мной что-нибудь не в порядке?

— Увы, сенатор. Я сегодня просмотрел ваши томографии и пришел к выводу, что необходимо хирургическое вмешательство и как можно скорее.

— А оперировать будете вы?

— Если только вы ничего не имеете против.

Камило замялся. — Знаете, Себастьян, ваше предложение для меня так неожиданно, что мне необходимо его тщательно обдумать.

— Разумеется, только учтите, что времени у вас в обрез.

— Знаете что… как только я приму решение, я вам обязательно позвоню.

— Хорошо, — согласился Себастьян, — спокойной ночи. — И он ушел, несколько озадаченный поведением Касаса, который даже не поинтересовался, что за болезнь у него нашли, и, казалось, был озабочен только тем, чтобы поскорее его выпроводить.

— Какой ужас! — поеживаясь, словно от холода, произнесла Мария Алехандра, появляясь в гостиной. — И ведь он мог обнаружить мое присутствие! Ты представляешь, что бы тогда могло произойти?

— Да, — задумчиво согласился Камило, — просто невероятно, что именно сегодня и именно сейчас.

— Ты думаешь, он нас подозревает?

— Нет, вряд ли. Он пришел совсем по другой причине и, вообще, решил, что у меня находится какая-то женщина, так что, по-видимому, даже остался доволен своим визитом.

— А зачем же он приходил?

— Предложить лечение.

— Ты болен?

— Так, ерунда, небольшое нервное расстройство… Пойдем, я отвезу тебя домой.

— Нет, спасибо, сегодняшний случай послужил мне хорошим предупреждением. Я доберусь сама.

Себастьян вернулся домой, когда его совсем не ждали, поскольку в это время он должен был быть на дежурстве в клинике. Слегка смущенный его неожиданным появлением, Ансельмо предложил приготовить ему чай, но Себастьян ответил отказом.

— Спасибо, старина, но я лучше отправлюсь в постель, а то Мария Алехандра не может спать спокойно, когда меня нет рядом.

— Этой ночью, доктор, таких проблем у вас не будет, — ядовито заметила Гертрудис, которая стояла рядом. — Сеньора еще не вернулась домой.

А дальше разыгралась классическая супружеская сцена — через полчаса явилась Мария Алехандра и Себастьян потребовал от нее объяснений. Однако, она не умела лгать, а потому бледнела, краснела, говорила что-то невразумительное, а, в конце концов, заявила, что очень устала, хочет принять душ и просит его пойти с ней, потереть ей спинку. Но Себастьян не поддался на эту легкую провокацию, лег в постель и отвернулся к стене. Его вдруг поразила одна деталь — там, в апартаментах Касаса, он видел одну изящную женскую сумочку, но не обратил тогда на нее особого внимания. Но, как только Мария Алехандра появилась на пороге его дома, он сразу же увидел у нее на плече точно такую же, или, во всяком случае, очень похожую. Конечно, надо быть женщиной, чтобы разбираться в этом, да и вообще, вполне возможно, что именно такие сейчас в моде и все же… все же…

На следующий день Себастьян, как обычно, уехал на работу, а Мария Алехандра пересадила донью Дебору в инвалидную коляску и с помощью Ансельмо и Гертрудис спустила ее в сад. При этом донья Дебора смотрела на свою невестку каким-то странным взглядом, который понимала только одна Эулалия. Но даже монахиня не знала о том страшном сне, который преследовал донью Дебору уже несколько ночей подряд. В этом кошмаре Мария Алехандра, одетая во все черное, с развевающейся гривой черных волос и зловеще сверкающими глазами, подходила к ее дорогому Луису Альфонсо, держа в руке пистолет.

"Не делай этого, это мой сын!" — отчаянно кричала во сне донья Дебора, однако, Мария Алехандра хладнокровно спускала курок, и Луис Альфонсо падал замертво с выражением смертной муки на своем красивом лице. А Мария Алехандра медленно поворачивалась к Деборе и, мстительно улыбаясь, говорила ей: "Следующим будет Себастьян, а за ним и ты, Дебора!"

Неудивительно, что после такого сна донья Дебора с большим беспокойством следила за всеми действиями Марии Алехандры, которая, неторопливо толкая перед собой коляску, гуляла с ней по саду. Откуда-то издалека прибежал запыхавшийся Ансельмо:

— Сеньора Мария Алехандра, вас там спрашивает один человек.

— Хорошо, иду, — отозвалась она и улыбнулась донье Деборе. — Я ненадолго вас оставлю и сразу же вернусь. Честно говоря, мне удивительно, почему вы на меня так смотрите, ведь я люблю вас и хочу, чтобы вы поскорей поправились.

Сказав это, она направилась к выходу с участка, где ее дожидался судебный секретарь, чтобы вручить повестку для мужа — Кэти начинала судебный процесс в надежде получить Даниэля.

В этот-то момент и произошло что-то странное. Когда Мария Алехандра оставила донью Дебору одну, она поставила ее коляску на тормоз, однако сразу после этого происшествия вовремя подоспевшая Мече уверяла, что тормоза были отпущены. В любом случае итогом этого чуть было не стала трагедия — коляска скатилась под уклон и опрокинула донью Дебору в бассейн. Если бы на крики Ансельмо не примчалась Мария Алехандра, которая с ходу нырнула в воду и спасла, уже начинавшую тонуть больную, этот день мог бы стать для доньи Деборы последним. Потрясение ото всего происшедшего было столь велико, что Мече, которая помогала переодеть ее во все сухое, она вдруг услышала, как сеньора Медина начала издавать отдельные звуки. Постепенно, эти звуки стали складываться в слова, и первыми такими словами оказались:

— Эт-то сде…ла-ла… Ма-рия …Алехандра…

После того как Перла стала помощницей Касаса, она принялась работать не за страх, а за совесть, причем теми методами, которые она в совершенстве переняла от Эстевеса. Назвать эти методы можно кнутом и пряником, или, более современно — подкупом и запугиванием. Для начала она встретилась с комиссаром полиции, которому было поручено вести расследование зверского убийства Анны Марии. Она попросила его как можно меньше упоминать при этом имя ее нового шефа.

— Даже не знаю, как это сделать, — задумчиво сказал комиссар, — тут надо подумать…

— Только не раздумывайте слишком долго, — лукаво улыбнулась Перла, — а то ваш сын успеет вернуться из Соединенных Штатов, а мы не сумеем подыскать ему подходящего местечка в министерстве иностранных дел.

Тем не менее, сообщение об этом убийстве многие газеты вынесли на свои первые полосы, поместив и фотографии несчастной девушки. Камило понял, что без Перлы с ее связями ему сейчас не обойтись и предоставил ей полную свободу рук.

У него сейчас были другие проблемы — после своей первой исповеди у Фортунато, он испытывал настоятельную необходимость побывать у него еще раз, но теперь уже поговорить открыто, не прячась за зарешеченным окошком исповедальни. Дождавшись позднего вечера, он сел в свой джип и поехал в монастырь. Двери уже были заперты и ему пришлось долго стучать, пока не появился заспанный отец Фортунато.

— Извините, падре, что пришел так поздно, но мне посте необходимо было поговорить с вами, — торопливо проговорил он, боясь, что священник не захочет его выслушать.

— Странное дело, — задумчиво пробормотал тот, пропуская его в помещение и зажигая свет, — лицо ваше мне не знакомо, а вот голос я, определенно, где-то слышал.

— Я — Камило Касас, друг Марии Алехандры. — Сенатор набрал в грудь побольше воздуха и решительно сказал: — Это я приходил к вам на днях исповедаться в том, что в ту самую ночь, пятнадцать лет назад, я изнасиловал Марию Алехандру и убил того человека, за которого она отбывала свой тюремный срок.

Священник слегка задрожал. В этом красивом и респектабельном человеке, который так спокойно признавался в самых страшных преступлениях, было что-то противоестественное; что-то, заставлявшее предположить наличие нечистой силы, руководившей им в определенные мгновения его жизни.

— Я не убийца, падре, — с чувством произнес Камило. — Ведь все это происходило бессознательно и помимо моей воли. Клянусь, вам, что я забываю обо всем, когда вхожу в это состояние… В моем мозгу творятся странные вещи, от которых меня хотят попробовать избавить хирургической операцией…

— Но что вам от меня угодно? Почему вы не идете в полицию?

— Мне нужен ваш совет. Что я могу сделать для Марии Алехандры и для ее дочери, которую я уже начинаю считать своей?

— Перестаньте лукавить. Мария Алехандра сейчас замужняя женщина и о ней есть кому позаботиться. Вы просто влюблены в нее и вам не хочется оставлять ее в покое, хотя это лучшее, что вы для нее можете сделать. Но вы не ответили на мой вопрос — почему вы не хотите пойти в полицию, чтобы сделать признание там и искупить свое преступление?

— Боюсь, падре, мы с вами не понимаем друг друга, — грустно сказал Касас.

— Нет, почему же? — достаточно жестко сказал Фортунато, смотря прямо в глаза Камило. — Мне думается, что я вас правильно понял. Вы не хотите отвечать по людским законам, поскольку считаете, что все эти злодейства совершили не вы, а какая-то злая сила, которая сидит внутри вас; но вы хотите облегчить свою совесть и жить в согласии с законами небесными. Трудная задача, сенатор!

Касас ушел, но Фортунато никак не мог успокоиться, а потому так обрадовался долгожданному появлению Эулалии. Когда он рассказал ей о разговоре с Касасом, не называя его по имени, дабы не нарушать тайну исповеди, она выслушала его с самым мрачным видом и заявила, что лишний раз убеждается в правильности принятого решения. Узнав о том, что это за решение, Фортунато сначала открыл от изумления рот, а затем бурно запротестовал. Однако Эулалия была неумолима.

— Ты прекрасно знаешь, — заявила она брату, — как часто я была вынуждена кривить душой и нарушать данные мной обеты, и все ради того, чтобы помочь моей бедной девочке. Я устала от этого постоянного противоречия между своими мирскими привязанностями и обязанностями, налагаемыми духовным саном. В конце концов, Господь прекрасно обойдется и без меня, отнюдь не самой достойной овцы из его стада, а вот Марии Алехандре это будет сделать намного сложнее. Кроме того, я хочу найти этого мерзавца, который повинен в трагедии моей девочки. И уж когда я его найду, то сумею изгнать из него дьявола по-своему! Он еще ответит за содеянное и перед Господом, и перед людьми!

Сразу трое мужчин считали себя отцом будущего ребенка Дельфины. Монкада не сомневался, что это он, исходя из самого простого соображения — у самого сенатора не было детей пятнадцать лет, но зато через неделю после того, как он стал любовником жены своего шефа, она забеременела. О таком радостном событии он, разумеется, не преминул уведомить Маргариту, которая отнеслась к этому достаточно скептически. Впрочем, скептически она относилась ко всему, что было связано с ее старшей дочерью. Пожалуй, даже Монкаду она теперь любила больше нее.

Однако распиравшие Монкаду гордость и самодовольство, лишили его привычной сдержанности и осторожности, а потому, чуть было не привели к достаточно серьезному конфликту с Эстевесом, который еще никогда не слышал от своего помощника слов "не могу".

В тот день Монкада заехал к Дельфине безо всякого на то указания Эстевеса, который поэтому был неприятно поражен, застав его у постели своей жены. И вот здесь-то, когда он приказал Монкаде выйти и подождать его в машине, тот впервые и произнес те удивительные слова — "не могу", которые сначала заставили Эстевеса повторить свое приказание, а затем по-новому, взглянуть на своего помощника. Какого черта он здесь делал?

Однако, все это выяснится позже, а пока он задал жене тот вопрос, ради которого и пришел:

— На каком ты месяце, Дельфина?

— А почему тебя это интересует?

Они обменялись быстрыми взглядами, благодаря которым прекрасно поняли друг друга.

— Ты что — сомневаешься, что это твой ребенок? — поинтересовалась Дельфина.

— Совсем нет, — раздраженно огрызнулся Самуэль, хотя его, действительно, обуревали такие сомнения. — Я просто поинтересовался на каком ты месяце, только и всего.

"И, все-таки, она уклонилась от ясного ответа", — подумал он про себя, выходя из палаты жены, и спускаясь к машине, где уже сидел Монкада.

— Послушай, Хоакин, — сурово заговорил Эстевес, опускаясь на заднее сиденье, — я уже говорил тебе это один раз, но теперь вынужден повторить снова — не смей приближаться к моей жене без моего ведома. Тебе все ясно?

— Конечно, сенатор, — спокойно ответил Монкада, уже успевший надеть прежнюю маску невозмутимости, — что же тут неясного.

В то время как Эстевес и Монкада, один тайно, другой явно, радовались предстоящему отцовству, Себастьян был этим крайне озабочен. Дельфина уверяла, что этот ребенок именно его, что она лжет мужу, а потому боится и не хочет покидать больницу.

— Обещай мне, что тебе не безразлична моя судьба и что ты позаботишься о моем будущем.

"Не мытьем, так катаньем, но она все-таки добилась своего, — яростно подумал Себастьян, покидая ее палату, — теперь я уже вновь к ней прикован и даже не представляю себе как смогу освободиться."

В этот момент его позвали к телефону, сказав, что звонит жена. Он поспешно взял трубку и услышал взволнованный голос Марии Алехандры. Она рассказала ему обо всем, что случилось с Деборой и попросила срочно приехать. Себастьян положил трубку и отправился к верному Мартину с очередной просьбой о замене на дежурстве. А у того как раз в кабинете была очень интересная пациентка, знакомство с которой чуть было не кончилось для обоих плохо. В тот день Мартин торопился в клинику и ехал на повышенной скорости. И вдруг откуда-то из-за машины, стоявшей у бровки тротуара, появилась женщина и, заметив мчащуюся прямо на нее машину Мартина, с криком попыталась отскочить в сторону. Сам Мартин отчаянно затормозил и вывернул руль влево. Женщине повезло — ее лишь слегка стукнуло бампером, и тем не менее она обрушила на голову Мартина такой поток отборных ругательств, что он лишь с изумлением присвистнул и понял, что его помощь этой странной даме не требуется. А через два дня Мача (ибо это была она) сама явилась к нему на прием с травмой ноги, которую получила, разнимая очередную драку в баре. Сама-то она считала свою рану пустяковой, но заботливая донья Альсира настояла на своем.

Узнав во враче того самого водителя, из-под машины которого она вынуждена была выпрыгивать "как лягушка из-под слона", Мача бурно запротестовала.

— Друг мой, — сказала она Мартину, — если вы даже машину водить не умеете, то как же я могу вам позволить лечить свою ногу… как вы вообще смеете браться лечить людей?

— Дежурный врач сказал, что у вас ушиб левой ноги, — не обращая внимания на ее речи, дружелюбно улыбнулся Мартин. — Давайте-ка посмотрим. — И с этими словами он придвинулся вместе со стулом к Маче и положил руку на ее колено.

— Уберите руки! — мгновенно вспыхнула она и с силой оттолкнула его подальше.

— Знаете, а вы довольно забавная пациентка, — еще шире улыбнулся Мартин. — Сеньорита, ведь я врач, а не развратник!

— А вот этого никто не знает, — недовольно буркнула она.

— Ну что ж, в таком случае придется сделать несколько рентгеновских снимков. — Мартин поднялся и направился к двери, но уже оттуда еще раз улыбнулся и сказал: — Знаете, а я все-таки рад, что мы с вами еще раз встретились!

После рентгена они встретились вновь, и Мартин, все так же дружелюбно улыбаясь и не обращая внимания на ее грубые выпады, наложил ей специальную повязку и предложил прийти завтра. Лорена была так потрясена галантным обхождением "лекаришки", который в виде искупления вины за свой наезд, отказался даже говорить о деньгах, что вечером того же дня в таких тонах и красках живописала Тересе свое приключение с доктором, что та, не выдержав, обняла ее и улыбнулась:

— Ох, Лорена, наконец-то ты попалась! Ты говоришь, как влюбленная женщина!

На следующий день, увидев, что Мача вновь собралась к "лекаришке", чертыхаясь и преувеличенно прихрамывая, Тереса поняла, что не ошиблась, и от души порадовалась за свою нелепую подругу.

Вот именно с такой пациенткой Себастьян и застал своего друга, когда заглянул к нему в кабинет, чтобы договориться о замене. Получив согласие Мартина, Себастьян спустился в лифте на первый этаж и энергично направился к машине, когда его вдруг окликнул чей-то девичий голосок.

— Алехандра?!

— Интересно, — пробормотал Фернандо, возвращаясь домой после консерватории и обнаруживая входную дверь открытой. — Меня, кажется, ограбили? Любопытно бы узнать, что именно у меня унесли. Ноты? Фортепьяно? Старые носки? Или те две сосиски, которые еще оставались в холодильнике?

— Сосиски съела я, — раздался вдруг хорошо знакомый голос, от которого Фернандо чуть не подпрыгнул на месте. — Все остальное на месте.

— Что ты здесь делаешь, Алехандра?

— Не переживай из-за замка, который мне пришлось выломать, — продолжала она, не обращая внимания на его изумленный вид. — Я тебе за него заплачу.

— Что ты здесь делаешь, я тебя спрашиваю?

— Я пришла искать у тебя помощи, потому что опять ушла из дома.

— Надо сказать, что твои поступки не отличаются особым разнообразием.

— Кончай острить! Отец опять хочет отправить меня за границу. Но, если это произойдет, то я просто с ума сойду!

— Алехандра. — Фернандо сел на стул напротив нее и мысленно приготовился к серьезному разговору. Хорошо бы еще обойтись без истерики, а то еще на крики могут сбежаться соседи и, увидев выломанную дверь, подумать черт знает что. — Алехандра, — вновь повторил он. — Я хочу сказать тебе правду, просто не могу ее не сказать. Да, я люблю тебя по-прежнему и нисколько не сомневаюсь в твоей любви, и, тем не менее, между нами ничего быть не может.

— Но почему? Назови хоть какую-то причину!

— Может быть, как-нибудь потом, когда меня освободят от обета молчания…

— Всю свою жизнь, — уставившись в пол, напряженным голосом заговорила Алехандра, — я должна была только принимать чужие решения и соглашаться с ними. Мне никто ничего не объяснял — ни отец, ни мама, ни Мария Алехандра. Я надеялась, что хоть с тобой будет по-другому, что хоть ты будешь интересоваться моим мнением…

— Алехандра, — он взял ее за руки и заставил подняться. — Пойми меня сейчас правильно, но тебе необходимо уйти. Твой отец начнет искать тебя именно отсюда. Ведь так уже один раз было и мой адрес ему прекрасно известен. Мой тебе совет — обратись за помощью к тетке…

Фернандо был абсолютно прав, потому что разъяренный Эстевес уже мчался к его дому. Выпроводив Алехандру и посадив ее на такси, Фернандо даже не стал ложиться спать, приготовившись встречать непрошеных гостей.