Эстевес был в шоке от результатов анализов — он уже не мог иметь детей! Они вмиг разрушали с таким трудом достигнутое благополучие. Только вчера Дельфина лежала в его объятиях, говорила о своей любви и мечтала о том, как они будут воспитывать своего будущего ребенка, станут действительно образцовой семьей — и вот всему этому конец, а "образцовая семья" развалилась еще не успев толком возникнуть. Но хуже всего была мысль о том, что она сознательно обманывала его своими долгожданными ласками, прекрасно зная, что этот ребенок не его, а Себастьяна Медины! Поистине, женское коварство не имеет границ, а он-то уже поверил, что, сумел, наконец, обрести любовь жены. Эстевес был в такой ярости и отчаянии, что, выходя из сената, небрежно отмахнулся от сестры милосердия, которая пыталась обратиться к нему с какой-то просьбой, сел в машину и приказал ехать домой. Перла лишь с досадой выругалась, глядя ему вслед. Стоило затевать этот маскарад с переодеванием, если он прошел мимо нее, даже не подняв глаз. Впрочем, судя по его озабоченности, Монкада перешел к решительным действиям.

— В чем дело, любимый, почему ты так рано? — ласково обратилась к нему Дельфина и тут же спохватилась. — Впрочем, это очень кстати. Я, как раз, собиралась за обстановкой для детской комнаты. Поедем вместе, и ты сам посмотришь, какая там чудесная мебель. В такой обстановке наш ребенок будет чувствовать себя как в раю.

— Но ты уверена? — хмуро поинтересовался Эстевес, стараясь сдержать себя.

— В чем, дорогой? — удивилась Дельфина.

— Да как ты смеешь говорить мне о моем ребенке, грязная потаскуха, если прекрасно знаешь, что этого ублюдка сделал тебе твой любовник?!

Он замахнулся на нее, но Дельфина отшатнулась в сторону и взвизгнула:

— Не прикасайся ко мне!

— А кто ты такая? — уже в полный голос гремел Эстевес. — Что ты о себе воображаешь, позволяя так издеваться надо мной? Мало того, что ты столько лет терзала мне душу обманом и ложью, но теперь еще вздумала подарить мне чужого ребенка?

— А не тебя ли я заставала с любовницей в своей собственной постели? — попыталась защититься Дельфина.

— Да, и я признаю этот грех, но одно дело, когда мужчина дает выход своей животной страсти в постели со шлюхой, и совсем другое, когда женщина, прикидывающаяся порядочной, позорит своего мужа, позволяя себе забеременеть от любовника. Какая же ты тварь и какое же я ничтожество, что столько времени сносил твое безразличие и даже презрение, все надеялся, что ты оценишь мою любовь… Но теперь все кончено — убирайся прочь вместе со своим ублюдком, пока я не вышвырнул тебя пинками!

"О, Боже, — подумала Дельфина, поднимаясь в свою комнату, — я столько раз издевалась над ним, стремясь довести до такого состояния, чтобы он сам меня выгнал. И вот теперь, когда я меньше всего этого хотела, когда я провинилась перед ним из-за какой-то нелепой случайности, сбылись мои давние мечты. Наверное, именно так и карает Господь тех, кто вынашивает в своем сердце дурные желания — он дает им воплотиться в действительность, когда человек уже сам от них отказался".

Спустя час, собрав самое необходимое, она вышла из своей комнаты, но тут же наткнулась на Самуэля, который уже успел слегка поостыть, поговорив с дочерью, даже в своей комнате услышавшей их бурный разговор.

— Ну и куда ты собралась с этим чемоданчиком? — недовольно спросил он.

— Куда-нибудь туда, где я бы не позорила твою семью, — смиренно отозвалась Дельфина.

— Давай договоримся так…

— Я не собираюсь с тобой ни о чем договариваться, Самуэль, — тут же перебила она. — Между нами все должно быть кончено, поскольку нам уже невозможно оставаться вместе.

— Нет, возможно! — вскричал он, и тут же понизил голос, вспомнив об Алехандре. — Нет, возможно, но не потому, что мне или тебе этого хочется, а потому, что так надо! Я не могу превращаться во всеобщее посмешище, а поэтому признаю себя отцом ребенка и воспитаю его так же, как воспитал Алехандру. Сумею ли я его полюбить — это одному Богу известно. Все, — сказал он, заметив, что Дельфина готовится что-то возразить, — выкладывай вещи из чемодана, пока Алехандра не застала этой сцены.

Через два дня Эстевес вызвал свой сенатский офис Монкаду. Он был решителен, сосредоточен и говорил сухими, короткими фразами, от которых Монкада похолодел.

— Сегодня Дельфина поедет на медицинский осмотр, который проведет мой старый друг, гинеколог Хинеко. Однако под видом осмотра он сделает ей аборт, поскольку, как мне удалось выяснить, отцом ребенка являюсь не я, а Себастьян Медина. Мне нужно, чтобы после этой операции ты вручил Хинеко вот этот конверт с деньгами. Ты должен позаботиться и о том, чтобы Дельфина не вздумала уклониться от этого осмотра.

Не услышав обычного ответа: "слушаюсь, сенатор", Эстевес с удивлением взглянул на своего помощника и поразился увиденному. Побледневший Монкада, одной рукой схватился за край стола, а другой судорожно ослаблял узел галстука.

— Хоакин! Хоакин! — воскликнул Эстевес, не веря своим глазам. — Что с тобой происходит?

— Ничего… ничего, сенатор, — судорожно сглотнув, отозвался тот, — просто я думаю над тем, что от вас услышал, и не знаю, что сказать вашей жене, которая такие надежды связывала с этим ребенком…

— Ничего не поделаешь, Монкада, этот ребенок является моим позором, а поэтому ему не следует родиться.

Отослав Монкаду, Эстевес недолго пробыл в своем кабинете. Вскоре он встал и решил сходить пообедать. Его любимый ресторан, находился через дорогу от сената, а потому он спокойно вышел из здания и уже стоял на тротуаре, когда прямо перед ним вдруг резко затормозил бежевый "шевроле", из которого поспешно выскочила Перла.

— Садись в машину, Самуэль.

Эстевес вытаращил на нее глаза.

— Ты сошла с ума, потаскуха? С какой стати ты вздумала мне приказывать?

— Мне необходимо очень многое тебе объяснить, Самуэль! — буквально взмолилась она, испуганно оглядываясь по сторонам. — Ради самого Господа, садись!

— Ну уж нет, — усмехнулся Эстевес, — кто знает, какое предательство ты опять затеваешь. Я скорее позову охрану, чтобы тебя наконец-то спровадили в тюрьму. Именно там самое место таким гадюкам, как ты.

— Перестань молоть вздор, Самуэль, — Перла в отчаянии даже схватила его за рукав. — Тебе угрожает опасность, потому что тебя предали…

— Если ты говоришь о себе, то это уже не новость…

— Ты боишься сесть в мою машину? Тогда я выложу все прямо здесь и не отстану, пока ты все не выслушаешь!

— Ну, черт с тобой! — злобно огрызнулся Эстевес, берясь за ручку дверцы. — Не хватало еще, чтобы меня увидели в твоем проклятом обществе.

Перла была так рада, что даже не огрызнулась. Она поспешно завела машину и уже через пятнадцать минут они подъехали к ее дому. Они молча вошли в ее квартиру и Эстевес, первым делом, тщательно осмотрелся. Перла только усмехнулась и взялась за бутылку виски.

— Хочешь выпить, Самуэль?

— Я хочу, чтобы ты покончила с этой проклятой таинственностью и все мне рассказала.

— У нас с тобой общий враг, который меня может прикончить, а тебя — предать.

— Ну и кто же это? — спросил Эстевес и, услышав имя Монкады, презрительно усмехнулся. Он прекрасно знал о том, как Хоакин и Перла недолюбливали друг друга, а потому не только не удивился, но даже пожалел, что позволил Перле затащить его сюда.

— Ты начинаешь злоупотреблять моим терпением…

— А, ты мне не веришь? Ну так знай, что именно у него находится чемоданчик с документами, похищенными мной из твоего офиса. Он выкрал их из моей квартиры и теперь готовится пустить в дело.

По лицу Эстевеса, Перла поняла, что он ее едва слушает, и в отчаянии воскликнула:

— Я была у него в заточении, он пытался отправить меня за границу, боясь, что я сумею ему помешать. Поверь же мне, Самуэль! Я клянусь тебе, что чемоданчик у него, и подумай сам, почему он до сих пор тебе его не вернул?

Однако, Эстевес в этот момент думал вовсе не о чемоданчике, а о странном поведении Монкады. Почему он так разволновался, услышав, что Дельфина должна сделать аборт? Какое ему дело до ее ребенка? В любом случае это несложно проверить — надо прямо сейчас съездить к гинекологу…

Эстевес мрачно взглянул на Перлу.

— Если ты вздумала меня обмануть, я отдам тебя прямо в руки Монкады, которого ты якобы так боишься.

— Я не обманываю тебя, Самуэль, и тебе еще потребуется моя помощь.

— Только не это, Перла! Именно с твоего предательства началась вся эта игра, и я не потерплю твоего дальнейшего участия в ней…

Эстевес ехал к Хинеко и размышлял о том, что он сделает с самой Перлой, если убедится в полном послушании Монкады и в том, что аборт уже сделан. Какого черта она мутит воду? Неужели тень способна предать своего хозяина? А ведь он для Монкады больше, чем хозяин, — он был его старшим другом и, почти компаньоном. Нет, невероятно, Перла опять что-то затеяла и он, как идиот, угодил в ее ловушку! Раздосадованный Эстевес чуть было не приказал поворачивать обратно.

Однако, когда он еще только шел по коридору клиники, направляясь в кабинет гинеколога, до него уже донеслись взволнованные голоса. Мужской голос принадлежал, явно Монкаде, а женщиной, с которой он разговаривал, была Дельфина. Эстевес остановился под дверью и прислушался.

— Оставь меня в покое, — говорила его жена. — Я и не подумаю отсюда уходить, пока не побываю у врача. Что за дикие истории ты мне тут рассказываешь?

— Клянусь тебе, Дельфина, сенатор сам просил меня отвезти тебя в этот вертеп, потому что здесь все уже готово для аборта. А вот этот конверт предназначен врачу в качестве платы за операцию. Согласись сама, что за простую консультацию таких денег не платят…

Монкада продолжал еще что-то говорить, а Эстевес почувствовал себя так плохо, что на мгновение даже прислонился к стене и вытер платком холодный пот со лба. Итак, проклятая Перла все же оказалась права — Монкада его предал! Но насколько далеко зашло его предательство и чем оно вызвано? На последний вопрос Эстевес получил мгновенный ответ.

— …Я никогда бы не позволил себе таких шуток с женщиной, которую боготворю, — говорил Монкада, — умоляю тебя, уедем отсюда…

— Ты можешь ехать, Монкада, — холодно сказал Эстевес, появляясь в дверях, — но моя жена останется здесь.

Дельфина удивленно взглянула на мужа и на глазах у нее появились слезы.

— Значит, ты направил меня сюда, чтобы мне сделали аборт? Неужели ты опустился так низко, Самуэль?

— Вы же не станете отрицать этого, сенатор?

— Я, кажется, приказал тебе выйти! — Эстевес вперил в Монкаду сверкающий гневом взор, но тот и не шелохнулся.

— Я выйду только вместе с сеньорой! — Он повернулся к Дельфине. — Будьте добры подождать в моей машине, нам с сенатором надо поговорить.

— Да ты кем себя вообразил, кретин? — мгновенно взорвался Эстевес, забыв всякую осторожность, забыв даже о том, что этот разговор происходил в приемной врача, под любопытствующим взором медсестры. — С какой стати ты отдаешь приказания моей жене?

— Я охотно все объясню, сенатор, но давайте сначала выйдем на улицу.

Эстевес стиснул зубы и пошел впереди. Монкада и Дельфина следовали за ним, причем она была очень испугана, чувствуя, что происходит что-то необычное, зато он был спокоен и тверд. Спустившись вниз, Монкада что-то сказал Дельфине, и она присела на скамейку, в то время как сам он решительным шагом направился к поджидавшему его неподалеку Эстевесу. Перед этим, Монкада заглянул в свою машину и достал из нее чемоданчик, при одном виде которого, сенатору пришлось призвать на помощь все свое мужество. "Как она была права, — прошептал он, имея в виду Перлу, — как она была права и каким чудовищным кретином оказался я сам!"

— Так это правда… — медленно произнес он, с ненавистью глядя на своего помощника, — ты решил погубить меня, твоего благодетеля? А ведь ты стал почти частью моего "Я", членом моей семьи.

— Я всю жизнь был для вас ничем, — возразил Монкада, — так, преданным псом, не более. Вы наглядно продемонстрировали мне всю степень подлости, лицемерия и обмана, ниже которой опуститься уже просто невозможно, и я прекрасно усвоил все ваши уроки, поверьте. Так что теперь, я буду бить вас вашим же оружием и не успокоюсь до тех пор, пока не увижу втоптанным в грязь.

— Но за что? — потрясенный этим безжалостным тоном, воскликнул Эстевес. — Откуда такая ненависть?

— Странно… вы считаете себя умным человеком, а до сих пор этого не поняли. Из любви к вашей жене. Но, теперь к делу, хоть и не таким я представлял себе его начало. — Монкада полез в чемоданчик и достал только один документ. — Это, разумеется, копия, но вы прекрасно знаете, где должны были находиться подлинники и где их теперь уже нет.

При этом напоминании Эстевес вздрогнул, ощутив почти физическую боль. Ведь он сам положил все компрометирующие его документы в банковский сейф на имя Монкады! Сам! Так что в этой унизительной ситуации винить некого…

— Вы, конечно, помните и то, какие там документы, — невозмутимо продолжал Монкада.

— Что же вам нужно? — с трудом проговорил Эстевес, впервые обращаясь к своему помощнику на "вы".

Монкада, надо отдать ему должное, не стал смаковать мучения своего шефа и сразу заговорил деловым тоном.

— Мне нужно, чтобы вы добровольно сложили с себя полномочия, отказались от места в сенате и оставили в покое Дельфину — только и всего. Согласитесь, что имея на руках такие документы, я мог бы добиться возбуждения уголовного дела, но я этого не сделаю. Итак, сейчас вы подпишите это заявление о добровольном отказе от сенаторских полномочий и мы с вами расстанемся. Вы вернетесь к своей дочери, а я — к вашей жене, которая в самом скором времени с вами разведется. — Монкада достал из чемоданчика еще один лист бумаги и, вручив его Эстевесу, не спеша приготовил паркеровское золотое перо…

— Я не могу этого подписать, — прошептал Эстевес, — это конец…

Монкада почти насильно вручил ему авторучку.

— Вы и сами прекрасно знаете, что подпишете, иначе все газеты завтра выйдут с аршинными заголовками, в которых будет фигурировать ваша фамилия… Вот так, превосходно. До свидания, Самуэль, я окажу вам последнюю услугу — сам отвезу ваше заявление в конгресс.

— Напрасно ты это делаешь, Монкада, — вдруг хрипло сказал Эстевес, опуская голову. — Дельфина никого не способна любить, а потому она разрушит твою жизнь так же, как разрушила мою. Скоро, очень скоро, я стану свидетелем и твоих несчастий.

— Всего доброго, Эстевес.

Монкада вежливо поклонился, закрыл чемоданчик и направился к Дельфине. Эстевес потухшим взором наблюдал за тем, как они садятся в машину и уезжают, не испытывая при этом никаких чувств, кроме невероятной душевной опустошенности.

Во время очередной встречи Рикардо передал Паче письмо от Фернандо, которое та, вернувшись домой, не замедлила вручить своей двоюродной сестре. Прочитав его, Алехандра почувствовала, как на глазах у нее выступили слезы — Фернандо по-прежнему любит ее, а значит, все остальное не так уж важно! Ах, если бы они не узнали всей правды о своих родственных отношениях, то как бы уже могли быть счастливы! Но, ничего, она предложит ему уехать туда, где их никто не будет знать, а потому и не станет обвинять в грехе, который они все равно постоянно совершают в мыслях. Надо немедленно ехать к нему, немедленно поговорить с ним!

А Фернандо, который уже фактически порвал с Тересой и теперь снова жил один, почти не удивился, увидев на пороге своей комнаты Алехандру. Все вновь было чудесно — они, держась за руки, признавались друг другу в любви, и вдруг, Алехандра, замолчав на полуслове, стала терять сознание, и упала в его объятия. Перепуганный Фернандо, поднял ее на руки, вынес на улицу, и, остановив такси, помчался в клинику своего дяди.

К тому времени, когда они приехали, Алехандра уже очнулась и смогла подняться в кабинет Себастьяна самостоятельно. Пока у нее брали анализы, а Фернандо взволнованно прохаживался в коридоре, между Мартином и Себастьяном состоялся серьезный разговор.

— Я не думаю, что эти анализы дадут какие-нибудь неожиданные результаты, — сказал Мартин, не пытаясь скрыть своей озабоченности. — Все и так совершенно ясно. У бедной девочки совершенно разрушена левая почка, да и правой угрожает та же участь.

— Да, ты прав, — мрачно кивнул Себастьян, — как же я этого сразу не понял? Но теперь надо срочно спасать уцелевшую почку…

— А ты помнишь о том, что в подобных случаях смертность доходит до девяноста процентов? Кроме того, если наша попытка не увенчается успехом, придется делать пересадку, а это еще одна сложнейшая операция. Девочка может этого просто не выдержать. Я не хочу казаться пессимистом, но…

В этот момент в кабинет ворвался взволнованный Фернандо, который подслушивал под дверью.

— Боже мой, — закричал он, обращаясь к обоим врачам одновременно, — да что же вы такое говорите? Неужели это правда, и Алехандра может умереть?

— Оставь нас, пожалуйста, одних, Фернандо, — мягко попросил его Себастьян. — Мы еще не закончили свой разговор. Да, Алехандра серьезно больна, но это еще не повод впадать в отчаяние. Наоборот, ты должен держаться так, чтобы она чувствовала себя как можно лучше, зная, что ты ее любишь и не сможешь жить без нее.

— Да, Господи, дядя, да я…

— Все, все, спустись пока вниз и подожди нас у машины. Мы вместе отвезем Алехандру домой, так что постарайся не путать ее своим мрачным видом. Кроме того, нам с тобой предстоит обо всем рассказать ее отцу.

Однако когда они втроем — Себастьян, Алехандра и Фернандо — подъехали к дому Эстевеса и позвонили в дверь, испуганная Бенита, сказала, что сенатор вернулся домой всего полчаса назад "с таким лицом, что с кладбища и то веселее возвращаются", и потребовал, чтобы его не беспокоили.

— А что случилось, Бенита? — тут же спросила Алехандра.

— Не знаю, сеньорита, но сенатор в таком состоянии, что, я думаю, его лучше не тревожить.

— Ну хорошо, — сказал Себастьян, — тогда мы с Фернандо заедем в другой раз. Прощайся с Алехандрой, племянник, а я подожду тебя в машине.

— Мы должны сказать твоему отцу всю правду, — вполголоса проговорил Фернандо, когда они остались в холле одни, — пусть знает, что мы брат и сестра и не препятствует нашим встречам.

— Что ты, Фернандо, — вздохнула девушка, — это будет для него такой трагедией… Я люблю его, и он навсегда останется для меня самым родным человеком.

Фернандо вздохнул и, поцеловав ее в щеку, удалился.

Алехандра немедленно поднялась к отцу и постучала в дверь его кабинета. Когда он открыл, она чуть не охнула — Эстевес казался постаревшим, как минимум, лет на десять.

— Что с тобой папочка? Почему ты заперся в своем кабинете и почему у тебя такой мрачный вид? Да улыбнитесь же своей дочери, сенатор!

Эстевес вымученно улыбнулся и обнял Алехандру.

— Боже милосердный, — таким страдальческим голосом произнес он, что у нее дрогнуло сердце, — после того, как ты дал познать мне столько унижения, измен и горя, ты, все же, оставил мне самое дорогое — мою любимую девочку. Если и она отвернется от меня, то я просто умру!

— Ну что ты, папа, — кусая губы, чтобы не расплакаться, и обнимая отца обеими руками, произнесла Алехандра, — как тебе такое и в голову могло прийти? Вы даже не представляете, как я вас люблю, сенатор Эстевес.

— А я — тебя, сокровище мое, — растроганно произнес Эстевес, — однако не называй меня больше сенатором, сегодня я сложил с себя депутатские обязанности.

— Почему? — изумилась Алехандра, вскидывая голову и глядя на него.

— Причину я объясню тебе позже, — мягко сказал Эстевес, — но у меня есть и еще одна плохая новость — твоя мать меня бросила.

Себастьян внезапно так горько пожалел о своем разрыве с Марией Алехандрой, таким виноватым себя почувствовал за свою злость и грубость, что решил попробовать хоть что-нибудь исправить. В конце концов, ведь и Камило Касас, добровольно легший под его хирургический скальпель, вел себя совсем не так, как полагалось бы вести коварному обольстителю чужих жен. И ведь он никогда и не скрывал от Себастьяна, что любит его жену, но, во время их последнего разговора перед операцией, совсем не производил впечатления счастливого человека, добившегося успеха у любимой женщины. Нет, его с Марией Алехандрой связывало нечто иное, но только не постель. А вот он, Себастьян, был явно не прав, отказавшись выслушать их обоих. Но ведь любовь делает человека слепым и умирает, когда между двумя влюбленными появляются какие-то тайны. В конце концов, он расскажет ей о своей ужасной истории, чтобы она поняла, каким адом была вся его жизнь до ее счастливого появления в ней.

Впрочем, до истории дело так и не дошло. Себастьян побывал в новой квартире Марии Алехандры и имел с ней долгий и бурный разговор, в результате которого выскочил из дома, проклиная все на свете. Мария Алехандра заявила, что не может его простить, а потому уже поговорила со своим адвокатом по поводу развода.

— Напрасно ты это сделала, — сказал он ей напоследок. — Я не собираюсь от тебя отказываться ни сейчас, ни в будущем!

Однако теперь это уже было слабым утешением.

А Мария Алехандра после визита своего мужа решила воспользоваться его отсутствием в клинике и навестить Камило, чтобы узнать, как он себя чувствует после операции. И вот здесь ее ждало первое ужасное потрясение — прежде чем она дошла до палаты Камило, ее перехватил Мартин, рассказавший о болезни Алехандры. Нет, в это невозможно было поверить, это просто не укладывалось в голове — ее девочка, то ласковая, то жестокая, но все равно, самая любимая, больна неизлечимой болезнью и должна будет умереть! Есть ли еще хоть какая-нибудь справедливость на этом свете? Мария Алехандра полчаса просидела в кабинете Мартина, который предупредительно оставил ее одну, и только потом вспомнила о цели своего прихода. Тяжело поднявшись с кресла, она отправилась в палату Камило.

— Ну, как чувствует себя мой самый близкий друг? — делая над собой усилие и улыбаясь, спросила она Касаса.

— Тревожно, — не отвечая на ее улыбку, сказал он. — Я начал вспоминать прошлое, и оно оказалось еще более ужасным, чем я даже мог представить… Не смотри на меня так, Мария Алехандра, — поспешно добавил он, заметив как изменилось выражение ее лица, — я вспомнил так отчетливо, что сомнений быть не может.

— О чем ты?

— Об обстоятельствах той ночи. Теперь я точно знаю, что не ты убила Луиса Альфонсо Медину, потому что совсем не он тебя изнасиловал.

Мария Алехандра заметно разволновалась.

— А ты уверен в том, что говоришь?

Камило в ответ грустно улыбнулся.

— Той ночью я был там и видел все собственными глазами. Более того, я стал бороться с нападавшим и он ударил меня по голове чем-то тяжелым, после чего я уже и не мог ничего вспомнить. Но сейчас я точно знаю, что тебя изнасиловал… — Камило сделал долгую паузу и, следя за выражением лица Марии Алехандры, добавил: — Себастьян Медина.

В глазах у нее помутилось, и, почувствовав внезапную слабость, она вынуждена была присесть на край кровати Камило. Воспользовавшись этим, он взял ее за руку и рассказал все более подробно и чем больше она слушала, тем больше гневалась. Неужели, именно по вине Себастьяна, она провела в тюрьме всю свою молодость? Неужели, именно он обвинил своего брата в собственном преступлении? Каким же надо быть чудовищем после всего этого!

Когда она вышла из палаты Камило и быстро пошла по коридору, навстречу ей шагнул Медина и попытался схватить за руку.

— Мария Алехандра…

Но она поспешно вырвала руку и вскрикнула:

— Не прикасайся ко мне!

— Но что случилось?

— Скоро узнаешь!

— В политических кругах большое удивление вызвал добровольный выход сенатора Эстевеса из состава президиума сената со сложением с себя всех депутатских полномочий. Таким образом, сенатор Эстевес, которого считали наиболее вероятным кандидатом на пост президента от его партии на предстоящих выборах, заканчивает свою политическую карьеру, начавшуюся со скромной должности члена городского совета Сантаны. Официальные лица в сенате заявляют, что решение сенатора Эстевеса об уходе окончательно и пересмотру не подлежит. Когда у единомышленников этого известного политика, сенаторов Оливетти и Гарсиа, спросили их мнение о внезапном решении Эстевеса, оба выразили свое глубокое разочарование. Высказываются различные предположения о том, каковы могли быть мотивы, заставившие сенатора Эстевеса положить конец своей блестящей карьере. Сам он предпочитает уклоняться от любых комментариев и еще ни одному журналисту не удалось взять у него интервью. В настоящий момент, парламентская фракция его партии проводит экстренное совещание, целью которого является выработка тактических действий, после потери своего признанного лидера и выборы его преемника в качестве кандидата на предстоящих президентских выборах…

В дверь кабинета постучали и Эстевес выключил телевизор. Поднявшись с кресла он, тяжело ступая, пошел открывать.

— Извините за беспокойство, сенатор, — поспешно проговорила Бенита, — но вас срочно хочет видеть Мария Алехандра. Она уверяет, что пришла поговорить о вашей дочери… что-то очень важное.

— Я не хочу ее видеть, — медленно и раздельно проговорил Эстевес и уже было хотел вернуться обратно в кабинет, но тут появилась сама Мария Алехандра, слышавшая слова Эстевеса и поспешно взбежавшая по лестнице.

— Подожди, Самуэль, нам обязательно надо поговорить.

— Что, пришла посмотреть на мое падение? — криво усмехнулся Эстевес. — Ну что ж, смотри и радуйся, ведь ты именно этого хотела.

— Мне сейчас не до этого, Самуэль, — как можно мягче произнесла она, — да и тебе будет тоже не до этого, когда ты узнаешь, о чем я тебе хочу рассказать. Пригласи меня в кабинет.

Эстевес оглянулся на Бениту, которая, затаив дыхание, ловила каждое слово; перевел взгляд на взволнованную Марию Алехандру и молча кивнул, отступив в глубь комнаты. Она вошла и поспешно прикрыла за собой дверь.

— Мы были с тобой противниками, Самуэль, и очень жестокими противниками, но теперь нам надо объединиться перед лицом общей трагедии, о которой я узнала только вчера.

— И что же это может быть? — недоверчиво поинтересовался Эстевес.

— Алехандра серьезно больна и у нее очень мало шансов на спасение.

Эстевес отшатнулся, как от удара.

— Не говори так! Ты сошла с ума…

— Сначала врачи подозревали лейкемию, однако повторные анализы показали, что у нее тяжелейшее заболевание почек и она нуждается в операции, которая не даст никаких гарантий выздоровления.

Эстевес опустился в кресло и закрыл лицо руками. По тому, как странно содрогнулись его плечи, Мария Алехандра вдруг поняла, что несгибаемый сенатор Эстевес, этот коварный и безжалостный лицемер, плачет.

"Его можно обвинять в чем угодно, но для Алехандры он был настоящим отцом, — подумала она. — Наверное, лучшего отца для моей дочери трудно было и желать. Он причинил мне много горя, но за ту огромную любовь, которую он подарил Алехандре, я, кажется, уже готова его простить".

— Я думаю, что самой Алехандре лучше пока ничего не знать, — произнесла она вслух, заметив, что Эстевес немного успокоился.

— Она ничего и не узнает… это я тебе обещаю. И еще… — каждое слово давалось Эстевесу с явным трудом, и он делал над собой явное усилие, — я прошу у тебя прощения за все то зло, которое я тебе причинил. Не знаю еще как, но я постараюсь искупить свою вину, Мария Алехандра… Отныне мой дом — твой дом и ты можешь приходить сюда всегда, когда пожелаешь.

— Можно я тогда прямо сейчас схожу ее проведать?

— Да, конечно, — Эстевес поднялся с места. — Она должна быть в своей комнате. Пойдем, я тебя провожу.

Они вышли из кабинета и пошли по коридору второго этажа. И тут вдруг из комнаты Алехандры и Пачи выскочила испуганная Бенита, держа в руках какую-то записку.

— Сенатор, ваша дочь исчезла! Я принесла ей завтрак, но там никого не оказалось и я нашла только вот это. — Она протянула записку Эстевесу и он поспешно углубился в чтение. Мария Алехандра читала ее, заглядывая ему через плечо.

"Папочка, — писала Алехандра, — обо мне не волнуйся. Я забыла тебе сказать, что одна моя подруга пригласила меня погостить два дня в своем загородном доме. Я позвоню тебе сразу, как только мы приедем к ней. Я тебя очень люблю".

Эстевес и Мария Алехандра встревоженно переглянулись.

— Что это за подруга? — первой спросила Мария Алехандра.

— Понятия не имею, — отозвался Эстевес и обратился к Бените. — А ты о ней что-нибудь знаешь?

— Ничего, хозяин.

— И Алехандра ничего не говорила о том, куда направляется?

— Нет.

— Ты думаешь, она и в самом деле у подруги? — спросила Мария Алехандра.

— Нет, вряд ли. Она очень переживала из-за того, что Дельфина ушла из дома. Впрочем, это уже другая история…

— Тогда, возможно, она поехала к ней?

Эстевес кивнул и поспешно направился вниз.

— Едем к Дельфине, я знаю, где она сейчас находится.

Уже в машине на него вдруг нашел порыв откровенности и он рассказал Марии Алехандре и о предательстве Монкады, и об уходе жены. В свою очередь, и Мария Алехандра, словно своему другу, рассказала ему о прозрении Камило и о том, что она затеяла судебный процесс, против Себастьяна, на котором не только потребовала развода, но и обвинила своего мужа в изнасиловании. Странное дело — два этих недавних врага, связанных общей любовью, исповедались друг перед другом в своих семейных несчастьях и даже выражали искреннее взаимное сочувствие.

Когда они подъехали к особняку Монкады, Самуэль, увидев, что "фольксвагена" его бывшего помощника поблизости нет, попросил Марию Алехандру подождать его в машине, а сам решительно направился к дому. В другое время разговор с бывшей женой причинил бы ему немало душевных волнений, однако сейчас его заботила только дочь. Пока они разговаривали, незаметно появился Монкада. Заметив, что Дельфина смотрит ему за спину, Эстевес поспешно обернулся и подошел к своему бывшему секретарю.

— Ты никому не отдашь тот чемоданчик, потому что это для тебя это означало бы оказаться в тюрьме вместе со мной. Большинство тех бумаг подписаны моим адвокатом Хоакином Монкадой. И у меня еще будет возможность раздавить тебя, как таракана!

— Вызов принят, — холодно отозвался Монкада. — А теперь — вон!

— Алехандры там нет, а Дельфина ничего не знает и знать не хочет, — устало сказал Эстевес, садясь на заднее сиденье рядом с Марией Алехандрой.

— Я видела, как приехал Монкада, но не успела тебя предупредить. Сейчас нам надо постараться найти Фернандо…

У дома Фернандо, теперь уже Мария Алехандра попросила Эстевеса оставаться в машине. Однако, не прошло и пяти минут, как она уже вышла обратно.

— Фернандо нет дома.

— Тогда, возможно, Алехандра просто солгала и куда-то уехала с ним? — спросил Эстевес.

— Давай не будем предполагать самое худшее, — грустно сказала Мария Алехандра, не в силах сознаться даже самой себе, что подумала о том же самом. — Если Алехандра обещала вернуться через два дня, то она так и сделает, а потому нам остается только ждать… Как только она вернется, мы тут же положим ее в больницу, там уже все готово. Лишь бы не наступило внезапного ухудшения…

— Мария Алехандра, — прервав свою мрачную задумчивость, вдруг сказал Эстевес, — я теперь человек совершенно свободный, а в свое время у меня была блестящая адвокатская практика… Себастьян Медина разрушил мою семью и поломал тебе жизнь. Если ты не возражаешь, то я буду твоим адвокатом на суде…

Она изумленно вскинула на него глаза и, в свою очередь, тоже глубоко задумалась. Эстевес не торопил ее с решением, глядя куда-то в сторону. Наконец Мария Алехандра глубоко вздохнула и сказала:

— Хорошо, я согласна. Но ты официально признаешь, что твое удочерение Алехандры было незаконным.

Теперь уже Эстевес глубоко вздохнул.

— Договорились. Я буду представлять тебя на процессе против Медины и ты вернешь себе законные права на свою дочь.

"Нет, этого не может быть! Почему это оказалась именно она, именно Мария Алехандра? Проклятый Луис Альфонсо, всю жизнь он перебегал мне дорогу, а теперь продолжает мстить и после своей смерти!" — Себастьян взволнованно прохаживался по пустому дому, в котором теперь, кроме него, жил один старый Ансельмо. А всего несколько недель назад здесь бегал Даниэль, ласково улыбалась Мария Алехандра, и о чем-то беспрерывно хлопотала донья Дебора, отдавая приказания верной Гертрудис. И вот теперь мать лежит в могиле, сын отобран бывшей женой, а его нынешняя жена подает на него в суд, обвиняя в том изнасиловании, которое он совершил пятнадцать лет назад. Но ведь никто не знает всех подлинных обстоятельств этого дела, которые бы могли послужить ему хоть каким-то оправданием. Да ведь и он сам не знает всего до конца, хотя какое теперь это имеет значение, если даже лучший друг Мартин, пришел в ужас, узнав о воспоминаниях Камило.

"Я достоин лишь ненависти и презрения, — подумал Себастьян, — и, видит Бог, это достойное наказание за все мои ошибки…" — Он в очередной раз подошел к бару и, налив себе еще один бокал виски, сразу опрокинул его в горло. А что если разом покончить со всеми этими муками и повторить свою, неудавшуюся из-за Марии Алехандры, попытку? Теперь уже в доме никого нет, а потому, если он опять выпьет целую упаковку снотворного, откачивать его будет некому… Но, Алехандра, эта бойкая милая девочка с такими живыми глазами… его глазами… ведь она его дочь! Он должен попытаться спасти хотя бы ее; ведь изо всех участников этой истории, она самое невинное и самое беззащитное существо. Вот если операция не удастся, тогда ему уже незачем будет жить на этом свете…

— Доктор Медина?

Себастьян вздрогнул и поднял голову.

— Простите, что я вас напугал, — заговорил Монкада, подходя ближе, — но входная дверь была открыта… Вы меня помните?

— Конечно, — хрипло сказал Себастьян, — вы секретарь и адвокат Самуэля Эстевеса, бывшего сенатора.

— Бывший секретарь, — уточнил Монкада, — и именно благодаря моим стараниям, он уже бывший сенатор. Мне кажется, что вы сейчас нуждаетесь в той услуге, которую я и пришел вам оказать. Вы позволите мне присесть?

— Да, конечно. Хотите выпить? — и Себастьян указал на свою бутылку.

— Нет, благодарю. Вам известно, что Самуэль Эстевес выступит на суде в качестве адвоката вашей жены?

— Не может быть! Вы несете какую-то чушь… Это он вас подослал?

— Вам предстоит в этом очень скоро убедиться, поскольку заседание суда состоится уже завтра.

— Но что вам надо? Зачем вы пришли? — задавая эти вопросы, Себастьян уже держал в руках бутылку, наклонив ее над своим бокалом.

— Я буду отвечать на ваши вопросы в той последовательности, в которой вы их задаете, — невозмутимо заявил Монкада, — только потрудитесь пока не пить, поскольку то, что я вам сейчас скажу, является очень важным. Итак, мне необходимо полностью лишить Эстевеса возможности творить зло в отношении меня самого и близких мне людей. И я пришел именно к вам, чтобы предложить свои услуги в качестве единственного человека, который способен ему противостоять.