Пресс-конференция проводилось в гостиной дома Эстевеса. Журналисты на нее были тщательно отобраны самим Эстевесом по списку, составленному Монкадой; причем отобраны среди тех, кто "не допустит искажения информации и предвзятости", как выразился бывший сенатор. Расположившись на том самом диване, на котором в свое время вся семья Эстевесов позировала для обложки журнала, Самуэль, элегантная Дельфина и старательно причесанная Алехандра щурились под ослепительным светом софитов, пока телевизионщики расставляли свои камеры и протягивали кабели. Вести пресс-конференцию Эстевес поручил все тому же Монкаде.

— Добрый день, господа журналисты! Добро пожаловать в дом семьи Эстевесов. Пожалуйста, задавайте свои вопросы, формулируя их как можно короче, чтобы доктор Эстевес за время нашей пресс-конференции сумел ответить на них возможно более полно.

Первым поднялся журналист из умеренно-левого издания, худощавый человек средних лет, одетый в потертую замшевую куртку, и с невыносимо-скучным выражением на невыразительном лице.

— Вам не кажется, что вы не оправдали доверия своих избирателей, когда заявили о своей отставке? — спросил он.

Эстевес предвидел этот вопрос, а потому уже заранее к нему подготовился.

— Учитывая, что семья является основой любого нормального общества, я не мог не уделить внимания проблемам, которые возникли у родной сестры моей жены, Марии Алехандры Фонсека. Эту несчастную женщину в возрасте четырнадцати лет изнасиловал небезызвестный врач из Центральной клиники Боготы Себастьян Медина. Я счел себя обязанным выступить на суде в качестве ее адвоката, а поскольку, являясь профессиональным юристом, строго соблюдаю букву закона, постольку и вынужден был сложить с себя сенаторские полномочия. Надеюсь, что мои избиратели меня простят, тем более, что среди подготовленных мной законопроектов, есть и закон о защите семьи. Кстати, он сейчас обсуждается в сенатском комитете.

Вторым встал старый знакомый Эстевеса, седовласый и вальяжный джентльмен — известный всей стране, в качестве ведущего телепрограммы "Пентависьон".

— Теперь, когда вы вновь хотите вернуться в активную политику, что вы намерены предложить своей стране.

И к этому вопросу Эстевес хорошо подготовился, а потому широко улыбнулся.

— Я бы хотел передать в собственность государства, принадлежащие моему семейству землевладения в местечке Санта-Мария. Наша страна нуждается в дешевой электроэнергии, а более удачного места для строительства гидроэлектростанции найти невозможно! Эти земли являются наследством моей любимой дочери Алехандры, которая согласна отдать их колумбийскому народу.

Эстевес обнял за плечи напряженно улыбающуюся Алехандру, которая кивнула головой, подтверждая его слова, чем вызвала аплодисменты присутствующих.

— А почему вы не подумали о строительстве учебных заведений, хотя в своей избирательной кампании, делали упор именно на образовании? — поинтересовалась немолодая, но еще очень эффектная представительница популярного женского журнала.

— Да потому, — ответил Эстевес, — что прежде, чем дети сядут за парты, они должны быть обеспечены самым необходимым, к чему относится и освещение. Надеюсь, что с этим никто не будет спорить?

Никто и не спорил, потому что в этот момент возникла легкая суматоха. Сквозь толпу окружающих пробилась Мария Алехандра — взволнованная, с горящими глазами и разметанной гривой густых черных волос.

— Одну минуту! Это не ваши земли и не ваша семья, — заявила она. — Алехандра — моя дочь!

— Немедленно закрой пресс-конференцию, — вполголоса приказал Эстевес склонившемуся к нему Монкаде, заметив на заднем плане бледное лицо Касаса. Однако, это оказалось не так-то просто сделать, поскольку журналисты, почувствовавшие сенсацию, не торопились выключать свои камеры и диктофоны. Алехандра расширенными глазами смотрела на свою новую мать, которая пыталась ей все объяснить, а Дельфина, при виде внезапно воскресшей сестры, упала в обморок, и Монкада вынужден был отнести ее наверх.

Один Эстевес, сохранял хладнокровие и, мгновенно сориентировавшись, решил взять ситуацию в свои руки.

— Минуту внимания, сеньоры! — громко заявил он, сделав эффектный жест рукой. — Среди присутствующих здесь, я вижу своего давнего политического противника, сенатора Камило Касаса, который, по-видимому, и устроил всю эту провокацию. Пользуясь прямым эфиром, я хотел бы предложить ему провести публичный диспут прямо на глазах у наших уважаемых зрителей.

— Сейчас не время и не место устраивать этот спектакль, — пробормотал Камило, но, заметив пронзительный взгляд, Марии Алехандры, гордо вскинул голову. — Впрочем, если вы настаиваете, то я готов.

— Прекрасно, — оживился Эстевес. — В таком случае, я обвиняю вас в том, что вы используете мои семейные проблемы для достижения своих политических целей.

— Это какая-то чушь…

— Сейчас я все докажу. Я уже рассказывал присутствующим о несчастной судьбе моей свояченицы Марии Алехандры Фонсека, которую вы теперь можете видеть перед собой. Перенесенные ею испытаний плохо отразились на ее психическом здоровье и я знал, что ей будет сложно выдержать людское любопытство. Знал это и сенатор Касас, который, тем не менее, привел ее сюда.

Камило попытался было что-то возразить, но Эстевес уже был неудержим.

— После убийства своего насильника она пятнадцать лет провела в тюрьме, родив там девочку, которую я удочерил, поскольку не мог оставаться равнодушным к судьбе бедного ребенка. Однако, состояние ее матери, становилось все хуже и теперь она воображает себя владелицей тех земель, которые мы с женой уже подарили нашей приемной дочери. Да вы и сами взгляните на нее, чтобы убедиться в правоте моих слов.

Мария Алехандра выглядела настолько потрясенной внезапным нападением Эстевеса, что, действительно, выглядела со стороны, как психически неуравновешенная женщина.

— Вы лжете! — взорвался Камило. — Все вами сказанное здесь — это гнусная клевета!

— Если это ложь, — мгновенно отпарировал Эстевес, — то попробуйте заявить, что это не вы разыграли мнимую смерть Марии Алехандры, спрятав ее в своем доме! Я не сказал присутствующим, — обратился Эстевес, гладя в объективы телекамер, — что моя свояченица, видимо, совершив в невменяемом состоянии, какой-то антиобщественный поступок, разыскивалась полицией.

— Приказ о ее освобождении уже был подписан, — растерянно пробормотал Камило, чувствуя, что не в силах противостоять изощренному демагогическому напору своего противника.

— В таком случае, что же вы им не воспользовались? Власти разыскивали Марию Алехандру до тех пор, пока не стало известно, что она умерла. Мы, все ее родственники, оплакали ее на похоронах и даже водрузили надгробный камень над могилой какой-то неизвестной женщины, похороненной вместо нее. Возможно, что это была очередная жертва ваших интриг, Касас!

Чувствуя, что победа уже близка и желая окончательно сразить своего растерянного соперника, Эстевес нанес последний удар.

— Конечно, нам следует принять во внимание тот факт, что некоторое время назад, мой оппонент был подвергнут нейрохирургической операции и еще неизвестно, сумел ли полностью восстановить свое здоровье, после вторжения хирургического скальпеля в его мозг. Его странное, алогичное поведение, может служить тому некотором подтверждением — ведь он заставил психически нездоровую женщину притвориться мертвой, чтобы потом она смогла неожиданно явиться со своими вздорными разоблачениями… Я оставляю это дело на суд врачей, но мне кажется, что два человека могут решиться на такое дело лишь тогда, когда симптомы их заболеваний сходны.

В этот момент возникла еще одна суматоха — это полиция, увидев Марию Алехандру на телеэкране, явилась для ее ареста. Несмотря на бурные протесты Касаса, на нее надели наручники и препроводили в машину, а журналисты стали прощаться с торжествующим Эстевесом, благодаря за чрезвычайно интересные разоблачения.

— Сегодня вы превзошли сами себя и сумели прекрасно овладеть ситуацией, обернув ее в свою пользу, — почти искренно сказал ему Монкада, когда они, наконец, остались одни и заперлись в кабинете. — Я поражаюсь тому, как вы сумели сохранить хладнокровие. Когда я сам увидел Марию Алехандру живой, то почувствовал, что у меня буквально потемнело в глазах.

— Старайся, чтобы тебя не застали врасплох, сынок, — покровительственно сказал Эстевес и самодовольно улыбнулся. — И всегда будь готов к любым неожиданностям. Теперь нам надо подготовить статью в прессе, повторяющую и развивающую те же обвинения против Касаса, которые я сегодня уже высказал. Сегодня он сам надел себе петлю на шею, так что нам осталось лишь выбить из-под него точку опоры.

— А как вы думаете решить вопрос с Алехандрой и Дельфиной?

— Завтра же они обе должны уехать.

— Но это будет косвенным признанием того, что вы чувствуете себя не слишком уверенно, — осторожно заметил Монкада.

— Наоборот, это естественная реакция отца семейства, который пытается уберечь свою жену и дочь от скандала, — убежденно возразил Эстевес.

— У тебя ничего не получится, Самуэль, — спокойно заметила Дельфина, неожиданно появляясь в дверях его кабинета. — Полчаса назад Алехандра учила из дома.

Переговорив с Тересой и поняв, что Дельфина скрывала за своей ложью на суде нечто очень значительное, сестра Эулалия, прихватив с собой отца Фортунато, отправилась к Себастьяну, чтобы он помог возобновить расследование. Самого Себастьяна дома не было, но им открыл Ансельмо, который сразу же пригласил их войти в дом и посмотреть по телевизору прямую трансляцию пресс-конференции Эстевеса. Эулалия чуть не упала в обморок, увидев, как на экране внезапно появилась Мария Алехандра и принялась взволнованно, хотя и безуспешно, изобличать Эстевеса. Чуть-чуть успокоившись, она немедленно опустилась на колени и возблагодарила Господа за такой чудесный подарок.

Немного погодя явились Себастьян и Даниэль, у которых сегодняшний день тоже прошел весьма бурно. После того, как позвонил Морис и, услышав от Себастьяна, что деньги за Даниэля уже готовы, назначил место встречи. Сев в машину Себастьяна, он показывал ему дорогу, пока они не приехали к одному скромному, и даже невзрачному на вид, дому. В момент передачи Даниэля, откуда ни возьмись появилась полиция, которую заранее предупредил Себастьян. Морис был немедленно арестован, а Себастьян и Даниэль, после соблюдения небольших формальностей, отпущены восвояси.

Приехав домой, они поздоровались с Фортунато и Эулалией, которая тут же начала пересказывать только что увиденное, как вдруг явились двое полицейских. Сначала Себастьян подумал, что их визит связан с делом о похищении его сына, а потому встретил их достаточно спокойно. Однако, ему тут же предъявили ордер на его предварительное задержание по обвинению в фальсификации документов о смерти и содействии побегу из тюрьмы. Себастьян, как мог, успокоил заплаканного сына и, поручив его заботам Эулалии, последовал в полицейскую машину.

В зарослях кустарников у окружной дороги был найден полуразложившийся труп помощника инспектора Могольона, фотографа Даго. При обыске на его квартире полиции удалось найти папку с результатами расследования, из которых стало ясно, что в смерти обеих секретарш сенатора Касаса виновна Перла Фарран, бывшая помощница бывшего сенатора Эстевеса. Полиция устроила засаду на ее квартире, но Перла, каким-то шестым чувством осознала грозящую ей опасность и прибежала к Эстевесу, умоляя об укрытии. Она клялась и божилась, что все произошедшее на пресс-конференции — дело рук коварного Монкады, который мечтает вернуть себе Дельфину.

— Ты должен освободиться от них обоих, Самуэль, — говорила она. — И это будет сделано так профессионально, что тебе не придется ни о чем беспокоиться. Более того, если мы будем действовать с умом, то сумеем обвинить во всем твоего врага Касаса.

Однако, чутье Монкады не уступало чутью Перлы и он тоже почувствовал опасность, исходящую от этой женщины, которая с такой легкостью оставляла за собой вереницу трупов. Он уже знал о, подслушанном Дельфиной разговоре Перлы с Эстевесом, а потому не сомневался в том, что она сумеет уговорить шефа убрать не только своего помощника, но и свою жену. Теперь оставалось только убедить в этом саму Дельфину и постараться вырвать ее из этого дома.

В тот момент, когда колебавшийся на уговоры Перлы Эстевес уже склонился было к менее кровожадному варианту и стал уговаривать ее уехать за границу, в дверь кабинета постучал Монкада и, получив разрешение войти, доложил, что в дом явились полицейские, которые хотят поговорить с хозяином.

Эстевес спустился вниз объясняться с лейтенантом и убеждать его в том, что он ничего не знает и знать не желает о своей бывшей секретарше, в то время, как между двумя его помощниками произошел странный разговор.

— Не думал тебя здесь увидеть, — только и сказал Монкада, в упор глядя на Перлу.

— Это совсем не то, что ты думаешь…

— А я ничего и не думаю. Мне просто вспомнилось, что мы договорились ничего не предпринимать, предварительно не посовещавшись.

— Мое положение усложнилось… Но теперь, когда мы оба близки к Самуэлю, нам будет легче его уничтожить. Только, умоляю тебя, Хоакин. — Перла постаралась придать своему голосу максимальную искренность. — Будь осторожен, поскольку Самуэль решил от тебя избавиться. Более того, он хочет избавиться и от жены, которую ты так любишь.

— Я знаю не только это, но и то, что ты сама предложила ему свои услуги в качестве наемного убийцы. У меня гораздо больше информации, чем ты думаешь.

— Я предложила свои услуги как раз для того, чтобы спасти тебя, Хоакин, — только и смогла сказать Перла, в глубине души поразившись его осведомленности. — Неужели ты этого не понял?

— Надеюсь, что так, — холодно сказал Монкада и отправился разыскивать Самуэля, оставив Перлу в задумчивом одиночестве.

Когда полицейские удалились, Монкада достаточно четко сформулировал перед Эстевесом крайне опасную проблему, требующую незамедлительного решения. Перлу разыскивают за убийство секретарш Касаса, а потому скрывать ее от полиции — значит рисковать слишком многим, учитывая разгоравшийся после пресс-конференции скандал. С другой стороны, и бросить ее на произвол судьбы тоже нельзя, поскольку она слишком много знает. Оставался единственный выход, который Монкада сформулировал максимально лаконично:

— Она должна умереть.

Эстевес оказался между двух огней — Перла предлагала ему избавиться от Монкады, Монкада — от Перлы, причем и тот и другой готовы были идти на самые крайние меры, оставляя окончательное решение именно за ним. Но он не чувствовал в себе, по крайней мере именно сейчас, такой решительности, которая позволила бы ему дать санкцию на убийство. И ведь вставал еще вопрос — кого? Перла была слишком сильно скомпрометирована, но зато она полностью от него зависела, и если и могла еще на что-то надеяться, то лишь находясь с ним радом. В ее положении идти на повторное предательство, граничило с чистейшей воды безумием и самоубийством. С другой стороны, надеяться на сыновьи чувства Монкады, тоже не приходилось. Перла уверяла, что он стремится вернуть себе Дельфину, и вот именно в это, Эстевес верил сильнее всего. Да и как было не поверить, наблюдая за явным нежеланием Монкады, отправлять Дельфину и Алехандру за границу? Однако, Монкада мог быть еще очень и очень полезен и, кроме того, в его руках находился заветный чемоданчик, похищенный проклятой Перлой во время ее первого предательства. Самым идеальным вариантом было бы одновременное избавление от обоих этих скорпионов — и как было бы замечательно, если бы они уничтожили друг друга!

И вот именно на этой светлой мечте размышления Эстевеса были прерваны доносившимися из коридора криками.

А дело было в том, что Дельфина случайно обнаружила присутствие Перлы и потребовала, чтобы та немедленно убиралась вон. Поскольку той просто некуда было "убираться", она отказалась это сделать, и тогда Дельфина устроила страшный скандал, который никак не удавалось прекратить даже совместными усилиями Монкады и Эстевеса.

— Ты поистине непредсказуем, Самуэль, — заявила она мужу. — Вот уж никак не думала, что именно сейчас, когда ты пытаешься обмануть всю страну, объявляя себя ярым сторонником семейных устоев, я найду в своем доме эту грязную потаскуху — твою любовницу!

— Не говори глупостей, Дельфина! — вскричал было Эстевес и тут же осекся, увидев Алехандру, выходившую из своей комнаты.

— Мама, папа, почему вы так кричите? Что случилось?

— Ничего, девочка, — попытался успокоить ее Самуэль, — твоя мама немного нервничала, но теперь уже все прошло…

— Это неправда и это не может пройти, потому что твой отец, несмотря на все свои старания создать образцовую семью, превратил этот дом в ад, жертвами которого мы с тобой являемся…

— Дельфина, успокойся, — твердо сказал Эстевес, — ты сильно преувеличиваешь. Я люблю тебя и давай не…

— Ах, любишь, — истерично захохотала Дельфина, — в таком случае, что здесь делает твоя любовница? — и она ткнула указательным пальцем в молчащую Перлу.

— Это моя помощница и только…

— Не верь ему, Алехандра, — горячо заговорила Дельфина, находясь уже на грани истеричных рыданий, — твой отец всегда был лжецом и лицемером.

— Точно так же, как и твоя мать! — не выдержал Эстевес. — Почему бы тебе не объяснить Алехандре, кто является настоящим отцом твоего будущего ребенка? Ты ответишь ей или мне самому это сделать?

— Как же ты отвратителен, Самуэль! Ты и представить себе не можешь, как я тебя ненавижу!

— А ведь ты сама начала эту игру!

— И закончу ее! Я скажу, кто отец ребенка, ну а ты объясни своей дочери, почему ты хотел, чтобы мне сделали аборт? Отвечай, Самуэль Эстевес, и пусть сна поразится всей твоей низости!

— Я не хочу ничего слушать! — закричала Алехандра в ужасе ото всей этой сцены.

— Иди к себе, — приказал ей Эстевес, но Дельфина тут же его перебила.

— Нет, оставайся и слушай, если хочешь узнать, что творится в этом доме. Пока ты развлекался с этой шлюхой, я нашла себе другую жизнь с другим мужчиной, чьи ласки заставляли меня забывать обо всем. Я искала забвения от тебя и твоих идиотских интриг и нашла его в объятиях этого человека…

Дельфина говорила бы и дальше, но Алехандра, зажимая уши руками, убежала в свою комнату, а Эстевес, приблизив к ней свои горящие злобой глаза, медленно и внятно произнес:

— Вот этого я тебе уже никогда не прощу.

Алехандра вновь ушла из дома, под влиянием очередного открытия — оказывается, она родная дочь Марии Алехандры. Это делало понятной ту необыкновенную любовь, которую испытывала к ней эта женщина, но, с другой стороны, оставляло открытыми слишком много вопросов. Дельфина не стала возражать против ее решения встретиться с Марией Алехандрой, более того, она даже не сразу сообщила мужу, чтобы он не успел этому воспрепятствовать.

А когда Эстевес стал кричать, что она это сделала нарочно, лишь бы ему досадить, Дельфина небрежно пожала плечами.

— Как же ты глуп, Самуэль. Ты сделал ставку на то, чего у тебя нет. А нет у тебя именно семьи.

— Это ты глупа, потому что никак не смиришься с ролью пешки в моей великой игре и не поймешь, что без меня тебе будет еще хуже, чем со мной, — хмуро сказал Эстевес, постепенно успокаиваясь. — Пойдем, нам надо ее найти.

Не зная, где можно найти новообретенную мать, Алехандра первым делом направилась к своему возлюбленному. Фернандо уже звонил Ансельмо, узнал об аресте Себастьяна, а потому, вполне логично предположил, что Мария Алехандра должна находиться в том же здании суда, где и ее дядя.

Они явились к самому концу процесса, чтобы узнать его итоги. Судья учел мотивы бегства Марии Алехандры из тюрьмы, как и то обстоятельство, что документы о ее освобождении уже были подписаны; а потому не нашел причин для ее дальнейшего содержания под стражей. Единственным наказанием для нее стала обязанность в течение полугода приходить и отмечаться в здании суда. Камило Касасу предстояло отчитаться в своих поступках государственному совету, а Мартину — перед медицинской коллегией, причем последнему постановлением суда, было запрещено заниматься медицинской практикой. Самыми предосудительными показались судье действия Себастьяна, а потому он счел необходимым продлить срок его предварительного задержания.

Обсуждая все произошедшее, Камило и Мария Алехандра вышли из здания суда и тут же наткнулись на Фернандо и Алехандру.

— Нам надо поговорить, — серьезно сказала бледная девочка, уклоняясь от объятий своей обрадованной матери. Однако, разговора, фактически, не получилось. Главный вопрос, который интересовал Алехандру, состоял в следующем: почему надо было дожидаться того момента, когда ее отец решил вернуться к активной политической деятельности, почему Мария Алехандра не могла признаться в своем материнстве намного раньше? Получалось, что она просто кошмарная мегера — убив настоящего отца Алехандры, она теперь мстила Эстевесу, ее приемному отцу!

Мария Алехандра, как, впрочем, и Камило, сознавала свою правоту, но не умела ее убедительно отстаивать. Ее простой, необразованный ум повиновался мгновенным всполохам чувств и не владел строгой, доказательной логикой. Поэтому, она так ничего и не смогла убедительно объяснить Алехандре, а, услышав ее последнюю фразу: "Ты — мое прошлое, там и оставайся!" — в отчаянии опустила руки.

— Ты могла бы быть с ней и повежливее, — заметил по этому поводу Фернандо, когда узнал об этом разговоре.

— Ах, так? — неожиданно взвилась Алехандра, в глубине души сознавая свою неправоту, но уже окончательно во всем запутавшись. — Я пытаюсь освободиться от семьи, в которой за меня постоянно кто-то решал, что я должна делать и как говорить. И вот теперь, ты решил поступать точно так же? Меня это утомляет, а потому я просто ухожу, чтобы строить свою жизнь в соответствии с собственными представлениями о добре и зле.

"Но это же самый порочный путь, — подумал про себя Фернандо, — потому что таким образом можно оправдать самые омерзительные поступки." Он тяжело вздохнул, махнул рукой и не стал ее удерживать, чувствуя, что ни до чего хорошего, это сейчас не доведет.

— Только не надо ничего говорить, ни о чем спрашивать, и ни в чем упрекать, — устало сказала Алехандра Эстевесу, втайне обрадованному ее неожиданным возвращением.

— Но тебе не кажется, что ты должна хоть что-то объяснить?

— Я могла бы сказать тебе то же самое. Ты никогда со мной не считаешься, а просто планируешь мое будущее и заставляешь поступать в соответствии с твоими планами.

— Но для твоего же блага!

— Я уже взрослая и сама знаю, что мне нужно. Уважай меня, как личность и перестань непрерывно давить. Может быть, подумав, я и сама захочу поехать за границу, только не надо за меня решать.

— Хорошо, сеньорита, — обрадовался Эстевес. — Все будет так, как вы скажете.

Если Эстевес, в трудные минуты своей жизни умел полностью мобилизоваться и проявить дьявольскую сноровку и изобретательность, то Касас, напротив, начинал вести себя как растерянный и очень недалекий человек, который кичится своей честностью, однако, даже не пытается оправдаться, уверенный в том, что правда, рано или поздно, неминуемо выйдет наружу. Такой способ действия никак не годился для общения со средствами массовой информации, и это лишний раз показало несостоявшееся интервью Касаса ведущему телевизионной программы "Пентависьон". А ведь этот элегантный и седовласый джентльмен, хотя и являлся приятелем Эстевеса, но, тем не менее, стремился проявить объективность.

— Вы уверяете, что не используете личную жизнь своих политических противников как средство для нанесения ударов по их репутации, но тогда как вы можете объяснить то обстоятельство, что именно в день пресс-конференции сеньора Эстевеса в его доме появилась, внезапно воскресшая сеньора Фонсека, которая потребовала признания своих родительских прав? Причем она явилась туда не одна, а в вашем сопровождении?

— Мы давно дружим с Марией Алехандрой, — только и сумел выдавить из себя Камило.

— Значит, именно поэтому вы помогли ей убежать из тюрьмы и спрятаться?

— Я этого не делал…

— И именно поэтому вы использовали свое сенаторское звание для ее освобождения?

— Мне больше нечего вам сказать! — разозлился припертый к стенке Камило.

— Очень жаль, секатор, — заметил журналист, — избиратели хотят знать, можно ли вас считать честным политиком, или вы тоже используете свое положение для манипуляции законом…

Когда Камило уже ушел, он покачал головой и сказал, обращаясь к своему оператору.

— Да, этот парень слишком глуп и простодушен, чтобы противостоять такому матерому волку, как Эстевес…

И в этом он был прав, потому что тот продолжал успешно развивать свое наступление, и в нескольких газетах уже появились статьи, где вновь муссировалась все та же тема — использование семейных проблем, как главное орудие политической борьбы. И тогда Мария Алехандра, видя удрученное состояние Камило и всем сердцем желая помочь, предложила ему устроить свою пресс-конференцию, на которой объявить об их помолвке. По ее мысли, благодаря этому, все поймут главное — его поступки были продиктованы только любовью, но никак не подлым политическим расчетом.

— Но тогда тебе придется выйти за меня замуж, — сказал Камило, не в силах поверить своему счастью.

— Я и так собиралась это сделать, — просто ответила она. — Более того, я хочу, чтобы мы сейчас же назначили день своей свадьбы.

Договорившись, что это произойдет через месяц, они начали действовать. Камило разослал в газеты их общую фотографию с объявлением о помолвке, знакомый тележурналист пообещал пригласить их в свою передачу, и, наконец, они оба решили съездить к сестре Эулалии и отцу Фортунато и попросить их благословения и договориться о дате венчания.

Отец Фортунато был так удивлен этим решением, что предложил Камило отойти с ним в сторонку и поговорить наедине. Камило представлял себе тему разговора и лишь грустно улыбнулся словам священника:

— Она вас не любит, сын мой, а брак без любви — это настоящее безумие.

— Я знаю об этом, но вы забываете о моей любви, которой хватит нам на двоих. Разумеется, мне больно сознавать, что Мария Алехандра выходит за меня из благодарности, зато я уверен в одном — я сделаю для нее гораздо больше Себастьяна, и прошу ни вас, ни вашу сестру мне в этом не мешать.

Камило давно и прекрасно сознавал, какое преимущество имеет и будет иметь перед ним Себастьян — он был первым и единственным мужчиной Марии Алехандры, он сумел пробудить в ней женскую страсть и чувственность, он мучил ее и заставлял страдать — и этот факт тоже говорил в его пользу! У таких простых, искренних и не слишком развитых женщин, к которым относилась и Мария Алехандра, любовь невозможна без страданий, а потому они готовы еще сильнее любить тех мужчин, которые будут их унижать и даже бить. Камило никогда в жизни не смог бы поднять руку на Марию Алехандру и она это понимала, уважала его, готова была даже лечь с ним в постель — ко сердцем стремилась к Себастьяну, насильнику, грубияну, ревнивцу и при этом мужчине ее грез.

У Камило был и еще один, может быть, даже не менее опасный соперник — Даниэль. Малыш очень не хотел, чтобы его любимая Мария Алехандра бросила его папу и вышла замуж за какого-то незнакомого сеньора. А она любила Даниэля, как собственного сына, и потому, его слезы и мольбы, просто разрывали ей сердце. А тут еще Эулалия вдруг объявила о своем скором отъезде в отдаленную провинцию страны, с миссионерской миссией, и, тем самым, лишила Марию Алехандру душевного равновесия. Ей просто невозможно было представить, что верной Эулалии не будет радом, некому будет поплакаться и не у кого попросил, совета.

Камило заметил опечаленный вид своей невесты и попросил ее взять себя в руки.

— Мы должны казаться веселой и счастливой парой, — сказал он, — иначе все будет бессмысленно.

— Не знаю, справлюсь ли я с этим, — грустно покачала головой Мария Алехандра, — отъезд Эулалии не вдет у меня из головы.

— Она тоже не хочет, чтобы ты выходила за меня?

— Она сомневается, что мы будем счастливы.

— Знаешь, Мария Алехандра, чем больше людей в этом сомневаются, тем сильнее мне хочется доказать им, что они неправы. Самое главное, чтобы во время этой передачи ты была максимально искренней. Я знаком с ведущей этой передачи — это очень проницательная журналистка, которая мгновенно подмечает любую фальшь.

— Я постараюсь, — коротко вздохнув, сказала Мария Алехандра.

— Итак, — заговорила Лоло, пикантная и очень живая дама средних лет с лукавыми глазами, когда они уже сидели в студии под ослепительным светом софитов, — сегодня у нас в гостях сенатор Камило Касас и его очаровательная невеста Мария Алехандра Фонсека, которые хотят объявить нам о своей помолвке. Я думаю, что многие из наших телезрителей, узнают в вашей невесте, сенатор, ту женщину, которая появилась в доме Самуэля Эстевеса во время его последней пресс-конференции и произвела там настоящий фурор. Мы слышали, что у нее были серьезные проблемы с правосудием, что она пережила скандальный развод с доктором Мединой, и что ее прошлое является хранилищем множества самых ужасных тайн. Почему бы нам не использовать возможности нашей передачи и не предоставить слово вашей невесте, сенатор? Итак, кто вы — Мария Алехандра Фонсека?

После того, как, по взаимной договоренности, Перла была спрятана в доме Монкады, Эстевес имел с ней еще один серьезный разговор, заставивший его, наконец, решиться. Она позвонила ему в офис, и уговорила приехать, уверяя, что сам Монкада в этот момент находится в его доме и уговаривает Дельфину, ради ее собственной безопасности, переехать к нему.

— Почему ты в этом так уверена? — хмуро поинтересовался Эстевес, еще не отошедший после той бешеной ссоры с женой.

— Потому что Монкада тоже многое подозревает и ко многому готовится. Нам надо опередить их и нанести удар первыми. Я уже все продумала — они с Монкадой умрут, а ты чудом останешься в живых, в результате злодейского покушения, организованного Камило Касасом. Таким образом, ты разом избавишься от всех своих врагов.

— Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне это нравится, — откровенно признался Эстевес.

— Это потому, что ты никогда не был решительным человеком.

"Точнее говоря, — подумал про себя Эстевес, с некоторой опаской глядя на Перлу, — никогда не разделял твоих уголовных наклонностей."

— У меня уже все готово к тому, что Дельфина и Алехандра отправятся в Европу, а потому я не вижу необходимости прибегать к столь радикальным мерам.

— Они не уедут, — мгновенно отозвалась Перла, — они не уедут, и ты напрасно на это надеешься. А представь, что будет с твоей предвыборной кампанией, если в один прекрасный момент, она вдруг заявит, что беременна от любовника…

"Это правда, — отметил про себя Эстевес, — последнее время она стала совсем непредсказуема."

— …А, с другой стороны, — продолжала Перла, — насколько ты выиграешь в общественном мнении, если потеряешь горячо любимую жену в результате покушения, организованного твоим политическим противником. Тысячи людей разделят твою скорбь и отдадут тебе свои голоса!

"Черт подери, но она права! Надо решаться…"

— Хорошо, — сказал он не слишком уверенным тоном, — только будь предельно осторожна. Все это может стать как началом триумфа, так и началом конца.

А Дельфина переживала новую стадию своей духовной эволюции. Теперь она сама говорила Алехандре, чтобы та ни в коем случае не отказывалась от своей любви к Фернандо.

"Надо иметь мужество бороться за свою любовь, если не хочешь стать через несколько лет измученной жизнью неудачницей, — говорила она Алехандре. — Я вижу, что ты находишься в смятении, но око появляется только тогда, когда у тебя нет определенной цели. Если хочешь, я сама поговорю с Фернандо и предложу ему увезти тебя с собой."

Алехандра только широко раскрывала глаза, ничего не понимая в настроении Дельфины и в ее странной и немного истеричной решительности.

Ничего не понимал в этом и Монкада, который еще раз — и в этом Перла была совершенно права — попытался убедить Дельфину переехать к нему, поскольку против них обоих что-то затевается, и именно она может стать первой жертвой. Дельфина в этот момент торопилась в тюрьму, на свидание с Себастьяном, письмо от которого принес верный Ансельмо, а потому только досадливо отмахнулась:

— Мне надоели эти идиотские интриги. Это вы объявили друг другу войну, а я здесь ни при чем.

Монкада ушел, она сходила к Себастьяну, который умолял ее помочь "во имя их будущего ребенка"; а по возвращении домой, ее ждал мрачный Эстевес.

— Если ты хочешь мне что-то сказать, — нетерпеливо заявила она, — то, пожалуйста, будь покороче. Меня просто тошнит от одного твоего вида.

— Не беспокойся, — с ледяным спокойствием заявил он, — то, что я скажу, уместится в одну фразу — ты должна немедленно покинуть этот дом. Ты не вписываешься в рамки того, что называется семейной жизнью, так что нам лучше разойтись. Я не могу допустить повторения таких сцен, которые ты мне устраиваешь, да еще в присутствии Алехандры.

— Прекрасно, — отозвалась Дельфина, тем не менее, несколько озадаченная сумрачной решительностью мужа, — я немедленно собираю вещи и ухожу. Надеюсь, когда у тебя изменится настроение, тебе не придет в голову меня разыскивать. Я хочу начать новую жизнь — запомни себе это!

Как только она простилась с Алехандрой и вышла из дома, Эстевес немедленно набрал телефон Монкады. Трубку сняла Перла.

— Она вышла из дома, — взволнованно сообщил Эстевес.

— Великолепно, — отозвалась Перла. — Теперь все будет в порядке. Не волнуйся, я работаю профессионально.

Эстевес не мог не волноваться, а потому, положив трубку, подошел к бару и налил себе виски. Он взволновался бы еще больше, если бы узнал, что Перла, после разговора с ним, повернулась к стоявшему рядом Монкаде и, усмехаясь, сказала:

— Все, как мы и договаривались, дорогой Хоакин. Сеньора Дельфина покидает дом Самуэля, так что тебе осталось лишь позаботиться о том, чтобы она приехала сюда.

— У нее не будет другого выхода, — сдержанно улыбнулся Монкада.