I. Результаты стратегии языковой денационализации

В брежневскую эпоху «застоя и негативных явлений» национальные республики, наоборот, переживали феномен, имеющий судьбоносное значение в их истории. У них происходило тихое возрождение национального самосознания в тех же темпах и с тем же упорством, с каким в этих республиках свирепствовала великодержавная практика — под фальшивой вывеской «интернационализации». Предупреждения Ленина в его последних записках по национальному вопросу сбылись: чем больше великодержавники будут давить и ущемлять национальные чувства нерусских народов, тем шире, глубже и острее эти последние будут реагировать. По Ленину, в любом многонациональном государстве местный национализм является естественной и неизбежной реакцией на шовинизм державной нации.

Реакция нового руководства Кремля на алма-атинские события правильно фиксирует, что они были подготовлены практикой эпохи Брежнева, но игнорирует подлинную подоплеку самих событий, извращая их великий исторический смысл. Мимоходом сославшись на алма-атинские события, Горбачев сказал на январском Пленуме (1987 г.), что в последние десятилетия «негативные явления и деформации… проявились и в сфере национальных отношений». На самом деле «негативные явления» сводятся к росту национального самосознания, а «деформации» — к намеренной фальсификации не только ленинских указаний в его предсмертной статье «Об автономизации», но и к грубейшему нарушению принципов «Декларации об образовании СССР» от 30 декабря 1922 г. и договора между советскими республиками об их суверенитете, которые являлись основой создания СССР в 1922 г. на 1-ом съезде Советов и его первой конституции 1924 г. Горбачев поставил фальшивый диагноз болезни, оценив рост патриотизма нерусских народов, как «негативные явления и деформацию национальных отношений». Но раз диагноз фальшивый, то и рецепт лечения тоже будет фальшивым, что еще больше усугубит состояние болезни пациента. Имя этого пациента — Советская империя, которая тяжко больна не только социально-экономически, но и, в первую очередь, национально-политически. Сталин на ранней стадии существования Советской империи называл такие явления болезнями роста, и это в каком-то смысле было правильно. Но нынешние болезни Советской империи — это болезни ее упадка, прогрессирующей дряхлости, начало всеобщего кризиса национальных отношений одновременно во всех ее частях. Ведь Кремль и его новые лидеры обманывали самих себя, когда в очередной редакции «Программы КПСС» на XXVII съезде партии категорически заявили:

«Национальный вопрос, оставшийся от прошлого, в Советском Союзе успешно решен».

И после того, как за этим «успешным решением» национального вопроса последовал алма-атинский шок, крымско-татарские демонстрации в Москве, многократные и массовые демонстрации в столицах Эстонии, Латвии и Литвы под знаменем восстановления их национальных прав, новые лидеры Кремля вместо трезвого анализа глубинных причин роста национального движения на окраинах, вместо пересмотра великодержавной политики своих предшественников, — продолжают ту же старую политику под тем же фальшивым лозунгом «интернационализации», переименовав ее теперь в политику «двуязычия».

Однако, как мы уже говорили, рост национального самосознания — не локальное и не спорадическое явление. Национальное самосознание — наиболее ярко проявляющееся в области культуры и в «переоценке ценностей» собственного исторического прошлого, растет во всех стратегически важных окраинах империи — на Украине и в Белоруссии, на Кавказе и в Прибалтике. Причем убежденными глашатаями национального возрождения выступают там не какие-нибудь «буржуазные националисты», а выдающиеся культурные деятели, коммунисты, апеллируя к тому же Ленину, к которому часто начал обращаться и Горбачев для обоснования «радикальных реформ», «гласности», «демократизации». И все они в один голос утверждают то, о чем мы уже говорили: бессмертие нации держится на бессмертии ее языка, добавляя, что их национальные языки обречены на исчезновение, если не будет «радикальных реформ» и в области партийной языковой политики. Известная армянская поэтесса Сильва Капутикян требует восстановить в армянских школах равноправное преподавание армянского языка, армянской литературы и армянской истории наряду с преподаванием русского языка, русской и всеобщей истории. Она привела характерные примеры:

1) для интенсивного изучения русского языка в армянских школах Министерство просвещения СССР предложило разделить каждый класс на группы по 10–12 человек, но, добавляет она, «Министерство не разрешает применить тот же метод изучения армянского языка в русских школах республики, где 90 % учащихся — армяне, хотя многие ученики и свой язык знают плохо»;

2) второй пример касается преподавания национальной истории в национальных школах. Капутикян пишет: «В школах союзных республик мало часов отдано истории своих народов. У нас, например, в пятидесятых годах на это выделялось 102 часа, а сейчас лишь 50».

Ее общий вывод весьма печальный:

«У нас в Армении год от года сужается сфера армянского языка. Не только в учреждениях союзного значения, но и в сугубо местных армянский язык постепенно уходит из делового обихода… Когда язык остается, главным образом, бытовым, он закостеневает, отстает и утрачивает свою вековую способность включаться в общее движение развития человеческой мысли» («Правда», 7.5.1987).

Стратегический курс языковой политики Кремля как раз в том и заключается — провести русификацию на основе изгнания из политики, экономики, культуры, науки, учреждений родных языков, которые со временем должны стать чем-то вроде рудиментов. Можно себе легко представить, как такая языковая политика проводится в других республиках, если так обращаются с одним из древнейших, с его двухтысячелетней историей культуры и литературы, народов в мире. Документом исторической важности по национальному вопросу в СССР является письмо от 15 декабря 1986 года группы выдающихся деятелей культуры Белоруссии на имя Горбачева. Его подписали 28 человек — писатели, артисты, композиторы, журналисты, ученые, среди которых есть хорошо известные во всех республиках деятели литературы, искусства, науки, такие, как Василь Быков, Янка Брыль, Рыгор Бородулин, Василь Витка, Вячеслав Адамчик. К письму Горбачеву приложен специальный документ под названием: «Комплекс предложений по коренному улучшению положения родного языка, культуры и патриотического воспитания в БССР». Прежде чем оценить эти два документа по существу, важно заметить, что документы белорусов составлены за два-три дня до алма-атинской демонстрации за национальные права казахского народа (17–18 декабря 1986). Однако события в Казахстане и письмо белорусов Горбачеву находятся в незримой, но глубокой духовной связи между собой. Что хладнокровные европейцы из Минска аргументировано изложили на бумаге, темпераментные казахи из Алма-Аты вынесли на улицу. Документы белорусов точно и без эмоций по существу воспроизводят действительное положение во всех национальных республиках, областях и округах.

Обратимся к самим документам. Главное значение белорусских документов состоит в том, что они ставят кардинальный вопрос национальной политики партии, на который на данном этапе «гласности» Горбачев едва ли может ответить, иначе как общими фразами. Вопрос этот следующий: какова цель национальной политики КПСС — вымирание или сохранение национальных языков, следовательно, вымирание или сохранение нерусских наций? Поскольку одна из конечных целей — это слияние всех советских народов в одну коммунистическую нацию с одним общим языком, то есть русским языком, то следующее положение названных документов звучит как вызов всей великодержавной доктрине партии:

«Язык — пишут авторы, — душа народа, наивысшее проявление его культурной самобытности, основа полноценного духовного существования. Пока живет родной язык, живет, имеет историческую перспективу и народ. С упадком языка чахнет, деградирует культура, народ перестает существовать как национальный исторический организм» («Лiсты да Гарбачова. Выд. 2. Лондан, 1987).

Авторы сообщают Горбачеву, что начиная с середины пятидесятых годов, то есть после смерти Сталина, в городах Белоруссии происходит «интенсивная ликвидация» школьной сети с белорусским языком обучения.

Многие из ранее существовавших периодических органов печати на белорусском языке теперь издаются только по-русски. Сельские школы в последние два десятилетия фактически превращены в русские школы. Высших учебных заведений и техникумов с белорусским языком обучения вообще не существует. Педагогические институты республики уже несколько десятилетий не готовят учителей белорусского языка. Издание книг растет только на русском языке. Из 15 театров республики только три ставят пьесы на белорусском языке. Кинофильмов на белорусском языке вообще нет. Авторы подводят итоги национальной политики партии в Белоруссии:

«Родной язык, — пишут они, — был вытеснен почти из всех сфер жизни общества. Белорусский язык как рабочий язык и язык делопроизводства почти не употребляется ни в партийных, ни в государственных органах и учреждениях… Лиц, которые пользуются родным языком, нередко автоматически зачисляют в «националисты.»

Авторы напоминают генсеку:

«Мы переживаем сложный период в истории белорусского народа, когда требуются решительные меры действия по спасению (именно спасению, ибо отдельные меры поверхностно-косметического характера положения не исправят) родного языка, родной культуры, а, следовательно, белорусского народа от духовного вымирания».

В заключении авторы сформулировали свои требования к Кремлю в трех пунктах.

Пункт первый: надо «приступить к введению белорусского языка в качестве рабочего в партийные, государственные (прежде всего это касается министерств просвещения, культуры, высшего и среднего специального образования, связи, государственных комитетов по делам издательства, полиграфии и книжной торговли, по кинематографии, по телевидению и радиовещанию, Академии наук) и советские органы и учреждения республики.

Пункт второй: ввести обязательные экзамены по белорусскому языку и литературе для абитуриентов средних школ.

Пункт третий: ввести обязательные экзамены по белорусскому языку и литературе для всех выпускников высших школ и техникумов» («Лiсты да Гарбачова». Лондан, 1987).

Как реагировал Кремль и лично Горбачев на письмо белорусов? Об этом мы узнаем из второго письма белорусов, о чем далее.

Уже подчеркивалось, что в деле русификации ученики и наследники Сталина пошли гораздо дальше своего учителя в кардинальном вопросе любой национальной политики — в вопросе о судьбе национальных языков. В языковой политике Сталин выступал против утверждения Ленина, что победивший мировой социализм будет пользоваться одним или двумя из существующих языков английским или русским. Сталин, наоборот, утверждал: «После победы социализма… не может быть и речи о поражении одних и победе других языков», и языки «сольются в один общий международный язык, который, конечно, не будет ни немецким, ни русским, ни английским, а новым языком» (Сталин, «Марксизм и вопросы языкознания», 1950). Но надо заметить, что касаясь роли русского языка в таком многонациональном государстве, как Россия, Ленин говорил, что все языки должны пользоваться равными правами. Правительство демократического государства по Ленину «безусловно должно признать полную свободу родных языков и отвергнуть всякие привилегии одного из них» (ПСС, т. 25, стр. 71–72).

Исходя из этого, X и XII съезды партии в 1921 и 1923 годах объявили языки народов советских национальных республик государственными языками этих республик — в этом собственно и заключалась внешняя форма их «советского национального суверенитета». Но уже в начале 30-х годов Сталин начисто вычеркнул из истории оба эти съезда, хотя по Конституции 1936 г. грузинам, азербайджанцам и армянам (и только им) было разрешено указать в своих собственных конституциях, что в данных республиках их языки являются государственными. Однако до официального объявления русского языка государственным для национальных республик Сталин еще не дошел. Зато до этого дошли его наследники, правда, не называя вещи своими именами. В «Программе КПСС» они записали как закон:

1) надо «добровольно» изучать русский язык,

2) русский язык отныне «общий язык межнационального общения всех народов СССР».

С этих пор и появилась не только доктрина, но и форсированная практика «двуязычия». Термин «двуязычие» для народов России-СССР Ленину совершенно не известен. У Сталина он встречается в далеком перспективном плане развития.

Но главное в другом. В устах наследников Сталина «двуязычие» совсем не означает того, что вытекает из сочетания этих двух слов. В самом деле, что значит «двуязычие» в классическом смысле? Его лингвистическое толкование дано в «Словаре русского языка» Ожегова в следующем определении:

«Пользование двумя языками как равноценными».

Но как определить политически «двуязычие» в условиях суверенных по советской конституции советских национальных республик? Неподражаемый по своему цинизму ответ на этот вопрос дал первый секретарь ЦК партии Белоруссии Соколов деятелям белорусской культуры, которые обратились к Горбачеву с требованием объявить белорусский язык государственным языком Белорусской республики. Вот этот ответ:

«Никто никому не указывает, — сказал Соколов, — на каком языке обращаться к друзьям, выступать с трибуны».

«Никто никому не указывает, — добавил он, — на каком языке писать стихи и романы».

Это заявление Соколов сделал по поручению ЦК КПСС на мартовском Пленуме (1987 г.) ЦК КП Белоруссии, что вызвало второе письмо на имя Горбачева 134 деятелей науки, культуры и труда от 1 июня 1987 г. («Лісты да Гарбачова», Сш. 2. Лондан, 1987, стр. 4). Предельно сжатое, богатое по фактам второе письмо белорусов посвящено опровержению следующего тезиса Соколова:

«В республике созданы все условия для развития белорусского языка, белорусской национальной культуры… То, что наша республика стала регионом развития двуязычия, бесспорное завоевание национальной политики партии» (стр. 2).

Против этого голословного утверждения белорусы приводят факты:

1) в белорусских городах в 1979 г. доля населения белорусской национальности составляла 71,5 процента, но там нет теперь ни одной национальной школы;

2) во всех средних школах, училищах, техникумах, вузах — обучение на русском языке;

3) «за весь послевоенный период не подготовлено ни одного учителя для белорусской школы»;

4) «практически все делопроизводство в республике ведется на русском языке»;

5) «даже просто за последовательное и сознательное пользование белорусским языком человека зачастую оскорбляют, обвиняют в национализме» (там же, стр. 2–3).

Авторы второго письма Горбачеву напоминают генсеку:

«Не следует забывать, что все это происходит в республике, обладающей государственным суверенитетом и являющейся одной из членов-основателей ООН, в республике, где 83,5 процента жителей коренной национальности считают белорусский язык родным языком» (там же).

Авторы второго письма пишут и о том, какие были результаты первого письма белорусов Горбачеву:

«Уважаемый Михаил Сергеевич! Вышеупомянутое письмо представителей белорусской интеллигенции, посланное Вам ранее, в сущности не возымело действия. Отдельные меры, которые приняты, или намечаются, носят не принципиальный, а… «поверхностно-косметический» характер. Выводы комиссии ЦК КПСС, работавшей по этому письму, не были преданы гласности» (там же, стр. 5).

Тут авторы второго письма, конечно, ошибаются. Выступление Соколова на мартовском Пленуме ЦК Белоруссии как раз и было ответом комиссии ЦК КПСС на первое декабрьское письмо белорусской интеллигенции. Это в обычае советских правителей: каждый раз, когда обостряются национальные отношения, прибегать к методу создания комиссий по национальному вопросу с тем, чтобы решить его «косметически» по форме, но великодержавно по существу (увы, боюсь, что такая же судьба ждет и несчастных крымских татар, уже судя по тому, что в комиссию по решению их вопроса входят такие заслуженные сталинисты, как Громыко, Чебриков, Щербицкий, Демичев). Соколов прав, когда он заявляет, что «двуязычие» в национальных республиках уже сложившаяся реальность, ибо русский язык навязан там как государственный, а национальные существуют, как бытовые. Он прав, когда оценивает это «двуязычие» как достижение новой великодержавной политики Кремля. Недоразумение между Соколовым и его белорусскими критиками собственно и происходит из-за того, что под «национальной политикой» обе стороны подразумевают вещи диаметрально противоположные: под национальной политикой партии белорусы понимают, ссылаясь на послереволюционного Ленина, расцвет и даже увековечение наций. Вожди Кремля, тоже ссылаясь на Ленина, но дореволюционного, понимают под ней постепенную, но систематическую денационализацию всех наций. Поэтому Кремль допускает только такое «двуязычие», которое не противоречит этой стратегической цели, а именно: русский язык — государственный на всей территории СССР, а родной язык, обреченный на исчезновение — только бытовой язык (ведь «бытовые языки» существуют и в разных регионах самой России, их принято называть «диалектами»). Произошло еще одно историческое недоразумение, которое нельзя объяснить никакими хитроумными законами большевистской схоластики, названной марксистской диалектикой. Форма явно претендует стать содержанием. Чтобы сохранить и расширить империю, большевики прибегли к уникальному трюку в правовой мысли и правовой практике: республики, составившие СССР, были объявлены «суверенными», при этом под суверенитетом понималась одна лишь форма для прикрытия имперской сущности советского тоталитарного государства. Сегодняшний кризис советской национальной политики и есть результат вырвавшихся наружу, благодаря «гласности», противоречий между этим эфемерным суверенитетом нерусских республик и имперским диктатом Москвы.

В первую очередь кризис коснулся самой большой, после России, славянской республики — Украины, которая в условиях «гласности» выступает в авангарде борьбы за возвращение родному языку узурпированного у него партаппаратом права быть государственным языком. Великодержавный отпор, который рупор Кремля — Соколов — дал интеллектуалам Белоруссии, не обескуражил украинцев. Можно даже сказать, что, как выступление Соколова, так и предшествовавшее ему ранее выступление по национальному вопросу идеологического секретаря ЦК КП Украины с тех же позиций, что и Соколов, дали новые дополнительные аргументы в руки украинских интеллигентов. Факты вопиющего нарушения всех основ той политики, которую Ленин и его партия много раз декларировали и декретировали в национальном вопросе, были настолько очевидными, что примитивные аргументы партаппаратчиков со ссылками на фальсифицированного ими Ленина, легко разоблачались при сличении ленинской теории и ленинской практики двадцатых годов с теорией и практикой его учеников в восьмидесятых годах. Двух примеров достаточно, чтобы продемонстрировать глубину ревизии ленинской национальной политики на Украине: ленинское правительство декретировало и проводило тотальную украинизацию партийного, государственного, хозяйственного аппарата и культурных учреждений. Сегодня слово «украинизация» равнозначно «буржуазному национализму». Ленинское правительство объявило изучение украинского языка и обучение на нем обязательным, а изучение русского языка — добровольным. Сегодня как раз наоборот — русский язык обязательный, а украинский — добровольный. Недовольство такой национальной политикой Москвы вышло наружу, в первую очередь, в выступлениях весьма заслуженных украинских писателей, деятелей культуры и науки, среди которых много и членов партии. В каком-то смысле Москва была застигнута врасплох патриотическими выступлениями украинской и белорусской интеллигенции. По всей вероятности, не было в Москве и единодушия в отношении того, как ответить украинцам и белорусам, тем более, что в их требованиях по существу речь идет о радикальном пересмотре всей национальной политики Сталина, Хрущева и Брежнева. Судя по внешним данным, Политбюро долго колебалось между двумя позициями — либо неизменно продолжать старый курс русификации, либо попытаться разрешить кризис в национальной политике путем заключения компромисса с национальными патриотами. Когда первый вариант сорвался из-за упорного противодействия белорусов, Кремль решил идти на компромисс сначала с украинцами. Отсюда постановление ЦК партии Украины от 14 августа 1987 г. «О мерах реализации в республике решений XXVII съезда партии и июньского пленума ЦК КПСС 1987 г. в области национальных отношений и усиления интернационального и патриотического воспитания трудящихся» («Правда», 16.8.1987).

Сразу заметим: данное постановление в определенном смысле носит юбилейный характер — это первое постановление ЦК КП Украины за 60 лет, повторяю — за шестьдесят лет — «Об улучшении изучения украинского, русского и других языков народов Украинской СССР». Каждый понимает, что русский язык и языки других народов пристегнули сюда только для соблюдения проформы, ибо все постановления Центральных Комитетов республик и ЦК КПСС с конца 20-х годов и до конца правления Брежнева были посвящены только одному языку — изучению русского языка среди нерусских народов, но ни одно постановление партии за эти 60 лет не было посвящено национальным языкам. В этом смысле постановление украинского ЦК, принятое, конечно, по поручению Московского ЦК, — явление необычное. Его декларативная цель — увековечить роль русского языка как государственного языка Украины, предложив за это условное и ограниченное расширение сферы действия украинского языка в быту, литературе, искусстве, в школе, отчасти даже в партийных и государственных учреждениях. В постановлении подчеркнуто, что все это делается, исходя из принципа новой доктрины — «национально-русского двуязычия». Это значит, что в каждой республике, как уже указывалось, употребляются два языка: для государственных дел — русский, а для бытового общения — национальный язык.

Московских великодержавников вечно преследует идея фикс, а именно: если все национальности Советского Союза заговорят по-русски, то они станут русскими и тогда окончательно исчезнет национальная проблема в СССР. Отсюда и практические меры: обучение детей в национальных начальных школах на русском языке, обучение допризывников и солдат русскому языку (опасно формировать национальные части в армии), даже создается и специальная сеть детских садов в республиканских городах и поселках, где с нерусскими малышами разговаривают только по-русски. Киргизско-русский писатель Чингиз Айтматов жаловался, что он не дождется того дня, когда в столице Киргизии Фрунзе откроется детский сад на киргизском языке, и это там, где по словам первого секретаря ЦК Киргизии, 42 % киргизских детей не говорят по-киргизски. Айтматов дипломатически признает «двуязычие», но только при полном равенстве обоих языков во всех сферах. Его критик киргизский писатель А. Токомбаев «выразил убеждение в том, что двуязычие должно быть делом сугубо добровольным, только знание русского языка обязательно для всех» («Литературная газета», 2.3.1988). В такой роли глашатая русификации — из нерусских писателей Токомбаев в единственном числе.

Уже есть решение февральского пленума ЦК КПСС (1988) о «двуязычии», в котором сказано:

«Следует активно развивать национально-русское двуязычие. Коренным образом улучшить изучение и преподавание языков народов СССР, русского языка… расширять в школах практику совместного обучения на русском и родном языках… В вопросе обучения недопустимы никакие привилегии или ограничения» («Правда», 20.2.1988).

В этом постановлении нет главного: нет отмены закона о добровольности обучения на родном языке! «Изучение» и «преподавание», и то добровольно, национальных языков, но обязательное обучение на русском языке во всех школах нерусских народов, — такова суть доктрины «двуязычия».

Однако великодержавники недостаточно хорошо знают историю западных колониальных империй, чтобы понять, что знание языка великодержавной нации — не панацея против сепаратизма. Совсем наоборот: это знание языка угнетателя со временем становится вернейшим оружием в национально-освободительной борьбе против колонизаторов. Более того, язык бывшей метрополии становится у многих освободившихся колониальных народов их государственным языком, иногда наряду с одним из местных языков (бывшие французские колонии в Африке, бывшие английские и американские колонии в Азии, давнишние испанские и португальские колонии в Латинской Америке и Африке). Господа из Кремля думают иначе и поэтому жалуются на недостаточно энергичное распространение русского языка в Средней Азии, Закавказье и Прибалтике. «Правда» писала на этот счет:

«Остается актуальной задача качественного улучшения знания русского языка, особенно в сельских районах Средней Азии, Закавказья, Прибалтики» («Правда», 13.02.1987).

Я знаю, что ни один нацмен, даже в своей республике, не может сделать ни научную, ни техническую, ни административную карьеру без знания русского языка, но, спрашивается, почему «Правда» хочет, чтобы и каждый национальный колхозник обязательно изучил русский язык?

Советская империя требует от своих колониальных народов того, чего не требовали западные империи ― изучения поголовно всеми нерусскими русского языка, ибо это, как замечает «Правда», «закономерный процесс интернационализации культуры и межнационального смешивания населения», то есть та же самая формула «слияния наций» путем поглощения малых наций большой, державной нацией. Отсюда и требование: малые нации обязаны знать язык державной нации.

В национально-культурной политике наследники Сталина стали правее самого Сталина. Его известная двухэлементная формула гласила:

«Культура, национальная по форме, социалистическая по со держанию».

Наследники Сталина нашли, что в этой формуле отсутствует самый важный, третий элемент ― великодержавный. Отсюда дополнение формулы Сталина этим новым третьим элементом.

В цитированной статье из «Правды» новая формула, уже при Брежневе пущенная в ход, читается так:

«Единая по социалистическому содержанию, многообразная по национальным формам, интернационалистская по духу культура».

Поскольку знатоки партийной эзоповщины хорошо знают, что термин «интернационализация» в советской национальной политике является синонимом «русификации», то все становится на свои места. Именно в интересах такой «интернационализации» газета выступает за то, чтобы национальные историки не копались в своем национальном прошлом, художники не культивировали «реакционные» традиции своих народов, акыны и ашуги не воспевали величие своих исторических героев. «Правда» констатирует:

«К сожалению, в некоторых произведениях художественной литературы и искусства, научных трудах встречаются попытки под видом национальной самобытности идеализировать реакционно-националистические и религиозные пережитки, приукрасить историю одного народа, принизить роль других народов».

Словом, то, что положено «старшему брату» (воспевать князей Игоря, Александра Невского, Дмитрия Донского, полководцев Суворова, Кутузова, Нахимова) не подобает младшему брату (туркестанцам запрещается воспевать Тимура, Бабура, Кенесары, кавказцам — шейха Мансура и имама Шамиля, украинцам — Мазепу и Грушевского, балтийцам своих национальных героев). Зато царским генералам, покорявшим огнем и мечом Кавказ и Туркестан, ставят памятники на территории завоеванных ими народов, как и царю Петру I в завоеванной им Прибалтике.

Все, кто этому сопротивляется в национальных республиках, числятся в националистах. Странно, что эти советские идеологи все еще называют себя марксистами. Я их называю монархо-марксистами, ибо в старых царских учебниках писали то же самое.

Наконец, вопрос о национализме и шовинизме. Безусловно, всякий национализм, переходящий в шовинизм, явление по сути своей античеловеческое. Особенно страшен шовинизм державной нации в таком многонациональном государстве, как Советский Союз, именно потому, что державная нация вершит судьбами подвластных ей народов. Местный национализм в таком государстве — лишь реакция на великодержавный шовинизм господствующей нации. Ленин это хорошо понимал и боролся с ним, чтобы тем самым предупредить развал Советской империи. Сталин, став на великодержавную позицию, сочинил доктрину о «буржуазных националистах», которые, оказывается, орудуют во всех союзных и автономных республиках, но не среди самой державной нации. В этом вопросе все генсеки после Сталина последовательно и скрупулезно продолжают линию бывшего «отца народов». В двадцатые годы в партийных документах и партийной печати еще говорилось о двух уклонах в национальном вопросе — о «великорусском шовинизме» и «местном национализме». Причем «великорусский шовинизм», в согласии с Лениным, объявлялся главной опасностью. С тех пор, как Сталин на XVII съезде партии в 1934 г. объявил «местный национализм» основной опасностью, совершенно исчезло из литературы понятие «великорусский шовинизм», зато ни один партийный документ, ни одна работа советских идеологов не обходится без упоминания зловредного «местного национализма», без настойчивого призыва бороться с ним. Но и здесь ученики Сталина, как это полагается прилежным ученикам, превзошли своего учителя. После Сталина оба уклона «национализма» и «шовинизма» соединены вместе и водятся только среди националов. В новой программе партии говорится, что каждый советский человек должен проявлять «нетерпимость к проявлению национализма и шовинизма, национальной ограниченности и национального эгоизма». На январском пленуме ЦК (1987 г.), который происходил после событий в Казахстане, Горбачев ограничился по существу подтверждением старой линии по национальному вопросу. Но на встрече в ЦК КПСС с главными редакторами столичных газет, журналов, телерадио Горбачев впервые за свое генсекство сказал нечто такое, что допускает возможность распространения перестройки и на область национальных отношений. Вот это место из выступления Горбачева:

«Особого внимания требует национальный вопрос… мы за уважительное отношение и к национальным чувствам, и к истории, и к культуре, и к языку всех народов, за полное и фактическое равенство. Мы живем в многонациональной стране, и невнимание к этим вопросам опасно. К сожалению, мы порой оценивали положение на этом направлении в виде заздравных тостов… Растет, повышается культурный уровень всех народов и народностей, выросла своя интеллигенция».

Но по адресу интеллигенции он добавил:

«Она изучает корни своего прошлого, порой это приводит к обожествлению истории и всего, что с ней связано, и не только прогрессивного» («Правда», 14.02.1987).

Но «заздравных тостов» было в прошлом не так уж много. Была перманентная чистка, направленная против так называемых «буржуазных националистов» на Украине и в Белоруссии, на Кавказе и на мусульманском Востоке; был геноцид гитлеровского типа против национальных меньшинств во время войны. Великодержавники все еще поют гимны царским полководцам за их прогрессивное дело — за насильственное присоединение к России чужеземных народов. Когда же национальные историки и писатели «обожествляют» свое героическое прошлое, то их обвиняют в националистической идеализации «реакционного прошлого».

История таких злодеяний не прощает, а народы их никогда не забывают. В этом отношении, чем дальше, тем больше советская империя будет чувствовать себя неуютно, ибо она последняя империя в истории.

Идеологи эры Горбачева пропагандируют в национальной политике два понятия, которых не было раньше: понятие «Большая и малая родина» и уже упомянутое понятие «двуязычие». Внешне это выглядит как дань великодержавников национальным чувствам нерусских народов. В самом деле, ведь до сих пор признавалась только одна большая «советская родина», которую, к тому же, надо писать с большой буквы, а теперь разрешено писать и о своей национальной родине, как о «малой родине», но уже с маленькой буквы. Это игра в пропагандную эквилибристику в смысловом отношении — явный «перекос», ибо у человека может быть только одна родина, где тысячелетиями жил и живет его народ. В чем же «перекос»? Хотя бы в следующем: у грузин — Грузия «малая родина», а СССР — «большая Родина», у русских — Россия «малая родина», а СССР — «большая Родина». Это расчленение «большой Родины» на многочисленные национальные «малые родины» является, с одной стороны, вынужденным компромиссом официальной идеологии с сложившимся веками и внутренне неистребимым комплексом чувств национальной исключительности, аутентичности и неповторимости каждого народа, а, с другой стороны, компромисс свидетельствует, что учение большевиков об ассимиляции нерусских народов русским народом с единым русским языком и исчезновением в исторической перспективе всех других языков (более 100) молчаливо признается, если не утопией, то по крайней мере, чем-то не актуальным. К сожалению, всякий вынужденный компромисс сильного со слабым обычно недолговечен. Как только исчезнут обстоятельства, принудившие власть идти на уступки, наступает реакция. Это особенно касается доктрины «двуязычия». Судя по официальным документам, «двуязычие» тоже в своем роде уступка великодержавников нерусским народам, ибо с начала тридцатых годов и до нашего времени ни в одном из партийных документов ЦК КПСС и центральных комитетов партий национальных республик ни слова не говорилось о необходимости «двуязычия» или изучения родного языка, зато выносились многократные решения о необходимости изучения русского языка. Теперь говорится, что надо изучать оба языка — русский и родной язык, чтобы все республики и национальные области и округа сделать «двуязычными». Даже начинают говорить, что дети некоренной национальности могли бы изучать язык той нации, среди которой они живут. В докладе секретаря правления Союза писателей СССР Ю. Суровцева к 70-летию Октября, тезисы которого несомненно апробированы в ЦК КПСС, говорится на этот счет следующее:

«Литературная общественность страны почти полностью, стопроцентно, стоит за реальное двуязычие… за интенсификацию и улучшение преподавания, углубленного знания русского языка (в иных республиках, особенно на селе, это дело поставлено плохо)… Одновременно за расширение реального функционирования языка, родного для коренной национальности каждой республики, за улучшение его преподавания, за распространение этого преподавания детям граждан всех национальностей, живущих в данной республике» («Великий Октябрь и современная литература», «Литературная газета», 14.10.1987).

Заметьте разницу в постановке акцентов и приоритетов: интенсификация и углубленное изучение русского языка даже в национальных селах, аулах и кишлаках, а насчет национального языка требование не только скромное, но даже и несуразное, ибо, что значит «реальное функционирование» родного языка? Он реально функционирует в своем народе, да только его не признают государственным и поэтому ему нет хода в высшие школы и высшие учреждения партии и государства, где делопроизводство ведется на русском языке.

Новая доктрина великодержавников — «двуязычие» — не только новый псевдоним той же самой русификации, но и бессмысленное требование, ибо человек может знать много языков, а мыслить может только на одном — на своем родном языке.

Появилось еще одно новое понятие для национальных республик — это «патриотизм» без прилагательного «советский». Не хотят говорить прямо «грузинский патриотизм», «украинский патриотизм» — это по-прежнему строжайшее табу. Но даже и такой «патриотизм» «малой родины» обязательно связывают с «интернационализмом», то есть с псевдонимом русификации. Поэтому полная формула гласит: развернуть в такой-то республике «патриотическое и интернациональное воспитание». Но важны не пропагандные выкрутасы, а важна практика «реального функционирования» и безоговорочное признание языка, культуры и истории национальностей. Отрывки из писем национальных читателей «Правды», опубликованных 25 августа 1987 г., показывают, как все еще велик разрыв между словом и делом у партийных идеологов. Стоит привести здесь некоторые выдержки из них. Украинец из Днепропетровска спрашивает:

«Разве это не ведет к обеднению языка — в русских школах украинский не обязателен для изучения, идет как факультативный. Английский или немецкий обязателен, а украинский по желанию. Не парадокс ли?».

«Правда» комментирует:

«Такого же рода сетования в письмах из Белоруссии. Лет 20 назад в республике приняли постановление, дающее родителям право «освобождать» детей от изучения в школе родного языка».

Другой украинец из Харькова сообщает, что «можно привести десятки грустных примеров обывательски-черносотенного отношения к украинскому языку» и что в Харькове «царит украинофобия». Корреспондент, видимо, нацмен, из далекого Хабаровска, по словам «Правды», «принадлежит к той категории людей, которым не хватает культуры национальных отношений». Вот продолжение цитаты:

«Это проявляется в делах и поступках представителей разных народов страны. Разве не об этом свидетельствует высказывание А. Г. Тополева из Хабаровска, который обвиняет русский народ в великодержавности».

Вот уже более 60 лет, как «Правда» не находит ни одного примера великорусского шовинизма в делах и поступках русских бюрократов в национальных республиках, зато почти каждый день находит примеры местного национализма. Даже поступок русского председателя горсовета Харькова, который выкинул в городе все вывески на украинском языке как излишние, «Правда» не осуждает как проявление великодержавного шовинизма, хотя сама сообщает об этом в цитированном выше письме украинца из Харькова. Напротив, автор обзора писем украинских читателей, защищая великорусских шовинистов, заявляет, что вот он, видите ли, «сам по национальности украинец» и его поэтому «особенно возмущает такого рода напраслина его земляков по адресу жителей второй столицы Украины». Можно родиться украинцем, но быть прожженным «великорусским держимордой» — по терминологии самого Ленина. Людям, которые считают себя его учениками, надо бы знать хотя бы работы Ленина по национальному вопросу. Вот что писал Ленин в своей известной статье против «великорусских держиморд» из нерусских народов — против Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе:

«Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилий и оскорблений и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений… Поэтому интернационализм со стороны… так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически».

Как Ленин хотел ликвидировать это фактическое неравенство между Великороссией и нерусскими народами, между советской Россией и национальными республиками? Указания Ленина на этот счет актуальны по сегодняшний день. Вот эти его указания:

«Надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в национальных республиках, входящих в наш союз, и проверять эти правила особенно тщательно… Нет сомнений, что под предлогом единства… и т. п. у нас будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства… Тут потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике» (Ленин. О национальном и национально-колониальном вопросе. стр. 518–519).

Непопулярны сегодня в Москве такие высказывания Ленина, ибо по всем нынешним критериям Кремля в национальном вопросе как раз Ленин является отъявленным «местным националистом», который клевещет на великий русский народ. Поэтому такие цитаты из Ленина категорически запрещено приводить в текущей литературе о «ленинской национальной политике».

 

II. Старое мышление кремля в национальной политике

Национальный вопрос всегда был функциональной величиной генеральной стратегии большевизма. Таким он был на путях завоевания власти до революции. Таким он остается на путях удержания и укрепления этой власти после революции. Поэтому постановка национального вопроса, подход к нему, характер его решения, менялись в зависимости от изменения стратегии партии и ее ближайших целей.

Таким образом, национальная политика партии в строгом смысле этого слова не была даже политикой вообще, а была тактикой партии, которая менялась каждый раз, когда менялась общая политика партии. Мы уже видели, через какие этапы прошла генеральная линия партии в национальном вопросе при Ленине, Сталине, Хрущеве, Брежневе.

Сегодня, когда генеральная стратегия сформулирована в установках «революционной перестройки» во всех сферах, «нового мышления», «гласности» и «демократизации» советского общества, национальный вопрос как раз в силу этой стратегии приобретает самодовлеющее значение. Уже сама практика нынешней дозированной «гласности» показывает, какие потенциально взрывчатые силы таятся в недрах национальных отношений. Стоило газете «Правда» подать пример гласности, сообщив о казахской национальной демонстрации в Алма-Ате 17–18 декабря 1986 г., стоило Кремлю удержать КГБ и МВД от разгона демонстрации и ареста демонстрантов, требовавших освобождения узников совести в Москве в начале 1987 г., как последовали новые демонстрации в защиту прав национальных меньшинств в разных уголках советской империи, наиболее яркими из которых были июльские демонстрации крымских татар в Москве и Ташкенте, поддержанные узбеками, августовские демонстрации эстонцев в Таллинне, латышей в Риге, литовцев в Вильнюсе с лозунгами, требовавшими объявить недействительным пакт Риббентроп-Молотов, по которому Гитлер подарил Сталину независимые Эстонию, Латвию и Литву.

Именно дозированной гласностью (под негласным надзором КГБ) воспользовались и многие видные деятели национальных культур почти из всех республик, чтобы смело и открыто поставить вопрос об обреченности на исчезновение нерусских наций, если будет продолжаться нынешняя языковая политика партии. Таким образом Кремль оказался перед неприятной для него дилеммой: либо исключить национальные республики из «перестройки» и «гласности», либо объявить во всеуслышание, что партия возвращается к их полному внутреннему суверенитету, который им обещал Ленин в конституции 1924 года, а Сталин и его наследники полностью отвергли. Пока что Кремль избрал первый путь — исключить национальные республики из «перестройки» и «нового мышления», сохранив в неприкосновенности послеленинскую политику русификации. Что дело обстоит именно так, свидетельствует постановление ЦК КПСС от 16 июля 1987 г. «О работе казахской республиканской партийной организации по интернациональному воспитанию трудящихся» («Правда», 16.7.87). В этом документе, составленном в стиле Лигачева, начисто отсутствуют как перестройка, так и «новое мышление».

Не может быть более тяжкого греха для политического руководства, как самообман с целью обмана других. Так часто случается, когда оптимистические расчеты основываются на ошибочном анализе новой ситуации. Это, на мой взгляд, сейчас происходит с горбачевским руководством в оценке реального положения в национальных республиках. Несколько слов о внешней характеристике данного документа. Авторы документа, видно никогда не читали работ Ленина по национальному вопросу, зато крепко запомнили и усвоили, что на этот счет писал Сталин. Сталинские установки, утверждающие, что в условиях советского многонационального государства главной и единственной опасностью является национализм малых народов, а опасности великорусского шовинизма вообще не существует, авторы выдают за ленинские установки. Ленин, конечно, великодержавник в глобальном масштабе, но он, как указывалось, не был русским шовинистом. В этом проявлялась его гибкость, это делало привлекательным его национальную политику для нерусских народов. Авторы постановления ЦК с головой выдают себя, сами не подозревая об этом и как великодержавники и как русские шовинисты одновременно. Это заметит каждый, кто умеет читать партийные документы.

Постановление ЦК о национальной политике составлено по установившемуся трафарету — начать за здравие, чтобы кончить за упокой. При этом «здравие» — абсолютно трезвое, но оно находится в глубоком противоречии с выводами самого постановления.

Вот это «здравие»: Республика Казахстан «является крупным индустриально-аграрным районом. Совершена подлинная культурная революция, оформилась научная и творческая интеллигенция… Прежнее руководство ЦК Компартии Казахстана, партийные комитеты допустили серьезные ошибки… Не учитывался быстрый рост национального самосознания». Вся дальнейшая «заупокойная» часть постановления как раз противоречит этой трезвой констатации. Обвиняя ЦК Компартии Казахстана, что он не учел «быстрого роста национального самосознания» казахского народа, сам ЦК КПСС грубо и демонстративно игнорирует именно «быстрый рост национального самосознания» всех нерусских народов, которое проявляется в нынешнюю эпоху «гласности» не только в разных демонстрациях, но и в многочисленных требованиях национальной творческой интеллигенции.

Обратимся теперь к существу документа. Буду говорить только о тех важнейших пунктах, на которых лежит не только стиль Сталина, но и которые насквозь проникнуты духом сталинщины. Оказывается, что у руководителей Казахстана «появилось чувство национального эгоизма», которое сказалось в том, что при подборе кадров в партийный и государственный аппарат Казахстана они предпочтение отдавали казахам, а «при поступлении в вузы для казахской молодежи создавались преимущественные условия» — так буквально сказано в постановлении ЦК. Что здесь речь идет не только об одном Казахстане, доказало выступление Лигачева в Тбилиси, когда он заявил, что в грузинском университете учится слишком много грузин. Все это осуждается фальсифицированной ссылкой на ленинскую национальную политику. Но ведь суть ленинской кадровой политики, изложенной в его трудах, как и в постановлениях съездов партии при его жизни, сводится только к одному — к коренизации партийного, государственного, хозяйственного аппарата и культурных учреждений всех нерусских народов. Этот порядок отменил Сталин, да еще исключил слово «коренизация» из партийного лексикона. Это, конечно, право Кремля — следовать в данном случае политике своего все еще бессмертного учителя Сталина, а не Ленина, но тогда нельзя ли пожертвовать политическим лицемерием в интересах исторической правды?

В одном обвинении и в вытекающем отсюда выводе ЦК даже идет дальше Сталина. В постановлении сказано:

«Не обеспечивалось должное представительство проживающих в республике наций во всех звеньях общественно-политической структуры. С националистическими перекосами формировались партийный и государственный аппарат, правоохранительные органы, учреждения науки и культуры».

Если следовать точному смыслу такого обвинения и вытекающему из него выводу, то в Казахстане и Киргизии во всех органах власти, во всех учреждениях науки и культуры большинство должны составлять не представители коренной национальности, а славяне, ибо большинство населения в этих республиках составляют славянские колонисты, поселенные сюда в последние четыре десятилетия. Поскольку ЦК, судя по данному постановлению, полон решимости вести там политику «пропорционального представительства», ликвидирующую даже видимость «суверенной» национальной республики, то создается новая реальность, о которой не догадывались не только Сталин, но и Хрущев.

Вот что говорится в постановлении на этот счет:

«Добиваться должного представительства в руководящих партийных и государственных органах всех наций, проживающих в республике».

На простом языке это значит — отныне управлять будут не казахи, а пришлые. Понимая, что столь открытый курс на русификацию может встретить национальное сопротивление похлестче алма-атинского, постановление требует:

«Убедительно объяснять объективный характер процесса углубления интернационализации всех сфер общественной жизни».

Другими словами, поскольку «объективный процесс» «интернационализации» — это неизбежный процесс, то казахи имеют все шансы стать первыми советскими «интернационалистами», управляемыми на всех уровнях пришельцами. Но чтобы стать доподлинными «интернационалистами» от казахов требуется, чтобы они отказались от своего прошлого — исторического, культурно-бытового и традиционно-религиозного. В самом деле, как иначе интерпретировать следующее место в постановлении:

«В научных трудах, произведениях литературы и искусства нередко идеализировалось прошлое казахского народа, делались попытки реабилитировать буржуазных националистов… Усилилась тенденция к национальной замкнутости… Свернута борьба с феодально-байскими нравами, патриархальными обычаями… Неактивно ведется борьба по разоблачению реакционной сущности ислама, с его попытками сохранить отжившие традиции… Усилилось влияние служителей культа на различные стороны жизни и быта населения».

Более того, оказывается, религию поддерживают и в религиозных обрядах участвуют даже руководящие коммунисты. Поэтому, говорится в постановлении, надо «вести активную борьбу с националистическими настроениями, феодально-байскими нравами, родоплеменными традициями, религиозными предрассудками». Мало-мальски знакомый с историей национально-колониальной политики партии понимает, что весь этот антинациональный словесный мусор взят из писаний Сталина и постановлений сталинского ЦК конца двадцатых и начала тридцатых годов. То, чего требует ЦК сейчас от своих функционеров в Туркестане, уже на протяжении шестидесяти лет практиковалось там не на словах, а на деле: физическое уничтожение баев, мулл, «буржуазных националистов», закрытие всех мечетей, перманентный террор против народа, наконец, многократные чистки даже против коммунистической интеллигенции по обвинению в том же «местном национализме». А итог? Итог тот, что отмечен в документе ЦК — «быстрый рост национального самосознания».

Это не локальное казахское явление. Рост национального самосознания есть явление всеобщее, ибо выросли, как правильно отмечает ЦК, национальные кадры, национальная творческая интеллигенция. Сталину было легче управлять национальными республиками, ибо он систематически и методически снимал их верхний слой — интеллектуальную элиту, пока в ней еще не пробудилось национальное самосознание, а Хрущев и Брежнев вынуждены были отказаться от таких сталинских методов. Вот в этом и кроется секрет появления нового феномена возрождение всего комплекса, связанного с понятием национальной принадлежности, куда входят не только интерес к своей истории, культуре, языку, литературе, но и чувство гордости, что принадлежишь к данному самобытному и неповторимому народу. Игнорируя все это, Кремль воюет против знамения времени, когда его орган «Правда» требует:

«Воспитывать так, чтобы советский человек ощущал себя в первую очередь гражданином СССР а потом уже представителем той или иной нации» (07.04.87).

Этому призыву суждено остаться гласом вопиющего в азиатской пустыне!

При всем моем пессимизме я все-таки склонен думать, что Горбачев и его руководство все еще не сказали последнего слова в национальном вопросе. В виду все возрастающего давления национальной интеллигенции всех республик, Кремль вынужден будет пойти на какую-нибудь «перестройку и демократизацию» и в своей национальной политике. Это вытекает из выступления Горбачева к 70-летию Октября, когда он заявил:

«Национальные отношения в нашей стране — это живой вопрос живой жизни. Мы должны быть предельно внимательными и тактичными во всем, что касается национальных интересов или национальных чувств людей… Мы намерены более глубоко проанализировать эти вопросы в ближайшем будущем с учетом того, что вносит в жизнь страны перестройка, демократизация, новый этап ее развития» («Правда», 3.11.1987).

В связи с этим Горбачев заметил:

«Мы все чаще обращаемся сейчас к последним работам Ильича».

Так вот, предпоследней работой Ленина была цитированная выше статья «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». В ней Ленин предлагал вернуть союзным республикам их полный суверенитет. Если новое руководство в Кремле способно выполнить эту волю Ленина, то это действительно перестройка, а все остальное — косметика.

Когда читаешь документы ЦК и выступления его двух ведущих руководителей — Горбачева и Лигачева по национальному вопросу, то создается впечатление, что в Политбюро еще не выработалась единая линия в национальной политике. Если между Горбачевым и Лигачевым не существует намеренного разделения функций в тактических целях по принципу угодить и «нашим и вашим», что я не исключаю и в общей политике перестройки, то в моих глазах Горбачев колеблется в сторону позиции Ленина против великодержавников, а Лигачев остается убежденным сторонником продолжения русификаторской политики Хрущева и Брежнева. Этот факт засвидетельствован в документах февральского пленума ЦК КПСС (1988). В докладе о школьной перестройке Лигачев поддержал политику добровольности изучения родных языков, кроме русского. Вот его слова:

«Отказ от добровольности при выборе родителями языка обучения детей привел бы к нарушению демократических принципов в национальном вопросе» («Правда», 18.02.1988).

Если следовать логике Лигачева, цари и их идеологи были большими «демократами», ибо при них не надо было изучать родной язык даже добровольно, к тому же сам «демократ» не очень последователен, ибо на русский и иностранные языки его «демократизм» не распространяется.

Лигачев грозно предупредил нерусские народы:

«Нельзя допускать, чтобы… любовь к родному языку превращалась в языковый шовинизм»!

Страшно, что этот человек распоряжается судьбой великой империи, состоящей наполовину из нерусских народов.

Горбачев в своем выступлении не упомянул ни о «добровольности» в выборе языка, ни о «языковом шовинизме», а только повторил свои старые тезисы, не противореча второму лидеру.

Как показывает реакция Москвы на февральские демонстрации в Эстонии, Латвии и Литве в связи с днями их национальной независимости, Кремль все еще продолжает заниматься самообманом, если советские пропагандные документы выражают его истинное мнение. Смешно и нелепо, когда советская пропаганда приписывает рост национального движения в империи злоумышленникам из «экстремистов» или даже заграничным «радиоголосам».

Однако самое страшное другое: видимо, советские империалисты не прочь направить рост национального самосознания как русского народа, так и национальных меньшинств на испытанный путь всех диктаторов с римских времен: «разделяй и властвуй». Антисемитские лозунги правого крыла русского национального движения «Память» и армяно-азербайджанские столкновения в феврале 1988 г. со многими убитыми и ранеными, — зловещие симптомы этого. Ведь резня началась, когда заместитель Генерального прокурора СССР А. Катусев публично заявил, что в Карабахе убито два азербайджанца. Катусев прибег к экивокам, а вот его духовный предшественник — главноначальствующий на Кавказе перед революцией князь Голицын, разжигая грузинский национализм против армян, выражался более ясно:

«Я успокоюсь только тогда, когда в Тифлисском музее будут показывать чучело армянина в подтверждение того исторического факта, что когда-то и армяне тоже жили на Кавказе».

Если многонациональная империя беременна сразу двумя революциями — социальной в России и антиколониальной на окраинах — то самый легкий способ ускорить выкидыш, — это организация антинациональных погромов. К тому же дело не в Карабахе (там нет ни азербайджанской, ни армянской власти — там есть, как и везде, московская власть), а дело в том лозунге, который красовался на плакатах почти миллионной демонстрации в Ереване: «За беспартийную Армению!».

 

III. Проблемы новые, а решения старые

Поскольку статистические данные на этот счет являются величайшей тайной Кремля, то невозможно подсчитать, кто за счет кого живет в Советской империи — метрополия за счет советских колоний или советские колонии за счет метрополии. Но одно очевидно: важнейшее стратегическое сырье и ресурсы, их эксплуатация и переработка находятся в значительной части в нерусских республиках — на Украине и Белоруссии, в Прибалтийских республиках и Молдавии, на мусульманском Востоке и на Кавказе. Вся важнейшая продукция добывающей и перерабатывающей отраслей промышленности поступает в централизованный «общесоюзный фонд» в Москве. На распределение доходов из этого фонда союзные республики не имеют ни малейшего влияния. Они, конечно, получают через общесоюзный бюджет обратно определенную часть, которая не находится в какой-либо связи с величиной их вклада в названный фонд.

Даже и этой частью фактически распоряжаются Госплан и московские министерства, поставленные над местными министерствами. Желание последних получить «побольше» Москва квалифицирует, как «национальный эгоизм», «местничество» и «иждивенчество». Смысл этих ярлыков сводится к тому, что республики дают меньше, чем они могут, но стараются забрать больше, чем они заслуживают. Когда же центр отсюда делает свои выводы, урезывая бюджеты национальных республик, то республики отвечают молчаливым саботажем выполнения имперских хозяйственных планов. Яркие доказательства на этот счет содержатся в постановлении ЦК КПСС от 20 июня 1987 года «О неудовлетворительном использовании природно-экономического потенциала аграрно-промышленного комплекса в Узбекской ССР, Таджикской ССР и Туркменской ССР». В виду важности вопроса, приведем из него цитаты. В постановлении отмечается, что «аграрно-промышленный комплекс Узбекской ССР, Таджикской ССР и Туркменской ССР занимает особо важное место в общесоюзном разделении труда. Колхозы и совхозы этих республик являются основными производителями хлопка… Однако, созданный в этом регионе мощный производственно-экономический потенциал, водные ресурсы, а также благоприятные природные условия используются неудовлетворительно… поставки многих видов продукции в общесоюзный фонд не выполняются… Продуктивность скота здесь одна из самых низких, а затрата кормов почти вдвое превышает затраты по стране… За десять лет производительность труда в Узбекской СССР не увеличилась, по Таджикской ССР и Туркменской ССР она даже снизилась при увеличении оплаты труда в 1,3–1,4 раза».

Такое плачевное состояние дел в среднеазиатских республиках сложилось несмотря на то, что в последнее десятилетие там было вложено в народное хозяйство в два раза больше денег, чем в предыдущее десятилетие, а именно 43 миллиарда рублей. Чем же Кремль объясняет такой, не только застой, но регресс, в поставке хлопка и другой продукции агропромышленного комплекса этих республик? Ответ, данный в постановлении ЦК КПСС повторяет то, что говорили на этот счет все генсеки от Хрущева и Брежнева до Андропова и Черненко. Вот, что он гласит:

«Руководящие кадры республик подвержены иждивенчеству, развито стремление как можно больше получить материальных и денежных средств от государства» («Правда», 20.06.1987).

Такое стремление руководителей союзных республик в партийной печати квалифицируется как проявление «национального эгоизма» и нарушение принципов «интернационализма». Мы до сих пор знали из партийных документов, что директивное навязывание обучения на русском языке в нерусских школах называлось «интернационализмом». Теперь мы узнаем из другого постановления ЦК КПСС, на этот раз о Казахстане, что «подлинный интернационализм» имеет и другой, быть может, даже еще более важный, аспект — аспект экономический, а именно: поставлять материальные ценности из республик в общесоюзный фонд в возрастающей прогрессии. Вот соответствующее место:

«ЦК КПСС подчеркнул, что интернационализм не на словах, а на деле должен проявляться, прежде всего в наращивании вклада Казахстана в единый народнохозяйственный комплекс страны, неуклонном повышении отдачи созданного в республике научно-производственного потенциала, активном участии в решении общенародных задач». («Правда», 16.7.1987).

Если освободить эти формулировки от словесной шелухи и жонглирования понятиями, то остается одна их истинная суть: не интересы данных республик, а интересы метрополии превыше всего. Отсюда требование к национальным республикам повысить их вклад в «единый фонд страны». Маркс это называл колониальными грабежами империалистов, советские империалисты их переименовали во вклад «интернационалистов».

Газета «Правда», комментируя постановление ЦК, обвинила национальные республики в том, что они стали тормозом экономического развития Советского Союза. Газета пишет:

«Экономика — вот тот материальный базис, на котором зиждется единство нашего общества, СССР… Тормозом на пути социально-экономического ускорения являются рецидивы обособленности, местничества, иждивенчества, попытки побольше урвать от общесоюзного пирога и поменьше дать самим. Поэтому следует поднять ответственность коммунистов, всех трудящихся за приращение вклада каждой республики в общенациональное богатство» («Правда», 21.7.1987).

Другими словами, в советской империи обозначился, если верить Кремлю, феноменальный процесс, не известный западным империалистам: капиталистические империи богатели за счет своих колоний, а советская империя, наоборот, нищает из-за своих «иждивенцев» — национальных республик. В основе этого феномена лежит тот же социальный закон, который действует в советском обществе — отсутствие личной материальной заинтересованности. Это в природе вещей — каждый человек стремится к материальной обеспеченности, а каждая нация — к богатству и изобилию. Но советская экономическая система лишила как отдельного человека, так и все нации в целом, импульсов к свободному творчеству, а на его основе и к обогащению.

В союзных республиках прибавляются к этому и специфические национальные причины указываемого «Правдой» «механизма торможения». Как уже отмечалось, во времена Ленина национальные республики во внутренних делах были суверенны и развивали свою собственную экономику, основанную на использовании местных ресурсов в интересах данной нации.

Сталинский социализм, и поныне господствующий в СССР, радикально ликвидировал не только их суверенитет, но и их национальные экономики. Вместо национальных хозяйств начали создавать «всесоюзные стройки коммунизма», прямо подчиненные Москве. На «великие стройки» везли в порядке «оргнабора» из России мастеров всех ведущих квалификаций. Чернорабочих должны были поставлять местные правители в порядке создания «национального рабочего класса». Но никакие их усилия тут не помогли и не помогают до сих пор — националы в массе своей отказываются идти на производство, молодежь не идет в профессионально-технические училища, предпочитая им вузы, а взрослые умудряются устроить свою жизнь так, что они живут материально лучше, чем колхозники и рабочие в Центральной России. Этот второй феномен, замеченный даже иностранными туристами, объясняется в разных регионах разными причинами. В прибалтийских республиках, научно-технически высоко развитых, это объясняется способностью адаптироваться к существующим законам в своих национальных интересах, а в кавказских и мусульманских республиках — их удивительным умением обходить эти законы.

Я уже отмечал, что стратегический замысел «всесоюзных строек» сводился не только к тому, чтобы наиболее эффективно использовать сырье окраин, но и к созданию там важных опорных пунктов империи со славянским населением.

Массовая колонизация славянским населением мусульманских республик, не только промышленных районов, но и целинных, привела к резкому падению удельного веса коренного населения (например, в Казахстане и Киргизии коренные жители являются национальными меньшинствами). Когда обозначилось падение роста славянского населения СССР при продолжающемся росте мусульманского населения, то возник сразу двойной кризис: в славянских республиках не хватает рабочей силы, а в мусульманских республиках образовался ее опасный избыток. Отсюда и возникла новая «интернациональная» доктрина «обмена кадрами» — отныне Москва будет направлять в национальные республики только высшую бюрократию и технический командный состав, а эти республики должны поставлять России свою излишнюю рабочую силу. Как видно из текущей советской прессы, доктрина «обмена кадрами» тоже сработала только односторонне — московские партаппаратчики массами двинулись в национальные республики занять места, ставшие вакантными после тотальной чистки от националов, обвиненных в коррупции. Однако встречное движение националов в Россию так и не состоялось. Наоборот, начался процесс, который не может не тревожить Москву: русские колонисты целыми группами возвращаются обратно в Россию, ввиду растущей враждебности аборигенов к пришельцам.

Попытки заменить «реэмигрантов» на производстве аборигенами имеют мало успеха.

Все сказанное отмечено, хотя и на маловразумительном жаргоне партийных эзопов, в том самом постановлении о Казахстане, которое мы уже цитировали. Вот соответствующие места из него:

«Руководящие органы республики устранились от целенаправленного формирования национальных кадров рабочего класса… Сократился удельный вес казахов среди рабочих промышленности… мало молодежи казахской национальности поступает в профессионально-технические училища и средние специальные учебные заведения… В то же время без достаточных оснований расширялась сеть высших учебных заведений. При поступлении в вузы для казахской молодежи создавали преимущественные условия» («Правда», 16.7.87).

Договориться до того, что в Казахстане казахам создаются «преимущественные условия» для поступления в казахские вузы и рассматривать это как нарушение «ленинской национальной политики», могут только духовные наследники Пуришкевича, но никак не Ленина.

Постановление ЦК утверждает, что обратное движение русских из Казахстана тоже объясняется националистической политикой бывшего руководства Кунаева по отношению к этим русским группам, но намеренно умалчивает, что кадрами и «интернационализацией» при Кунаеве ведал не Кунаев, а второй секретарь из Москвы, прямой ставленник ЦК КПСС. В постановлении говорится:

«Указанные нарушения, а также невнимание к нуждам и запросам некоторых национальных групп (здесь речь идет о славянских национальных группах — автор) вызвали отток части этого населения из республики, особенно из Гурьевской, Джезказганской, Кзыл-Ордынской, Семипалатинской, Целиноградской областей» (там же).

Названный документ ЦК КПСС по поводу Казахской республики является уникальным во всей истории национальной политики большевизма. Только диву даешься, как могло появиться такое произведение в эру «перестройки», «гласности» и «демократизации».

 

IV. «Угнетенные» негры, «свободные» крымские татары и «бандиты» чеченцы и ингуши

На приеме делегации Американского конгресса в Кремле в апреле 1987 г. Горбачев задал американцам вопрос, который свидетельствует о том, как плохо знал Америку не только Ленин, но плохо знает ее и седьмой по счету его преемник генсек Горбачев.

В Соединенных Штатах живет много разных народов, но почему у вас нет государственных образований в виде отдельных штатов, основанных на этническом и культурном базисе для черных, для поляков, для пуэрториканцев и других? — таков был вопрос. При этом Горбачев сослался на псевдоавтономию малых народов СССР.

Присутствовавший в составе делегации негритянский пастор Джексон, бывший и будущий претендент в кандидаты на пост американского президента, посчитал себя кровно оскорбленным как американец и после возвращения в Америку подал протест советскому послу против бестактности Горбачева. Пастор, вероятно вспомнил, что на Западе такие «государственные образования» для черных существуют только в одном государстве — в Южно-Африканской Республике с ее политикой апартеида, где созданы так называемые «отечества» черных, которые имеют столько же независимости от белых, сколько ее имеют советские союзные республики от Москвы.

По американской конституции все расы равны между собой. Америка не знает ни институциональной, ни территориальной сегрегации. Конечно были и существуют расовые предрассудки у части населения, но как раз после Второй мировой войны Америка сделала гигантский шаг вперед по их преодолению, чему способствовал массовый героизм негритянских солдат и офицеров в этой войне. Кому не известно, что даже такой маленький — по количеству населения из аборигенов — штат Америки, как Гавайи (200 тысяч жителей) пользуется куда большей самостоятельностью по своему внутреннему самоуправлению, чем советская Украина с ее пятидесятимиллионным населением. Больше того — украинские правители, как и правители других советских республик, назначаются из Москвы, а гавайский губернатор, как и губернаторы во всех других штатах, выбирается на месте, совершенно независимо от Вашингтона и при действительно свободных выборах с участием нескольких кандидатов от соревнующихся между собой политических партий.

Со своим странным замечанием генсек попал, что называется, пальцем в небо из-за незнания истории образования американской нации.

Горбачев только повторил ошибку Ленина, сравнивая национальный вопрос в Российской Империи с процессом интеграции национальных меньшинств в Соединенных Штатах. Российская Империя образовалась путем присоединения к России нерусских народов, которые никогда не хотели, как не хотят и сейчас, стать русскими, а Соединенные Штаты образовались из иммигрантов разных народов, которые хотели стать американцами и создали из бывших английских колоний в войне за независимость (1775–1783 гг.) новую единую нацию — американскую.

В Декларации независимости от 4 июля 1776 года были провозглашены священные для демократии, не на словах, а на практике, принципы равенства людей всех рас и убеждений перед законом, их неотъемлемые права на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Не кто-нибудь другой, а сам Карл Маркс, назвал американскую «Декларацию независимости» «первой декларацией прав человека», ибо она на двенадцать лет опередила знаменитую «Декларацию прав человека и гражданина» 1789 года, с которой началась Великая французская революция.

Единственной этнической группой, которую против их воли, привезли в Америку в качестве рабов, были негры из Африки, которые должны были работать на плантациях в южных штатах. Чтобы их освободить от рабства, понадобилась Гражданская война 1861–1865 годов. Созданная в 1854 году в северных штатах республиканская партия, одним из организаторов которой был Авраам Линкольн, поставила своей целью ликвидацию рабства в южных штатах. Когда в 1860 году Линкольна избрали президентом Соединенных Штатов, южные штаты объявили о своем выходе из США и образовании собственного государства. Началась Гражданская война, принесшая победу Севера над Югом и полную ликвидацию рабства. Вспомним, что в то же самое время, когда Линкольн войной освобождал черных рабов от белых рабовладельцев, в России царь Александр II великой крестьянской реформой освободил белых рабов от белых же рабовладельцев.

Трагической была судьба обоих освободителей: Линкольна убил наемник бывших рабовладельцев, а Александра II — люди, которые боролись за «народную волю». Воистину неисповедимы парадоксы русской истории.

Но вернемся к черным американцам, американским полякам, пуэрториканцам. С таким же правом сюда можно включить американских итальянцев, ирландцев, латиноамериканцев, евреев и других. Если бы случилось невероятное и американский Конгресс, следуя рекомендации Горбачева, издал бы закон о «перестройке» Соединенных Штатов по этническому принципу, то все названные американские «нацмены» первыми восстали бы против такого закона. Все они одинаково горды, что они именно американцы, и только потом вспоминается романтика далеких исторических воспоминаний дедушек и бабушек, о том, как их родители или прародители когда-то прибыли в Америку из таких-то стран, имея в кармане пару долларов, а то и без цента. Дедушки и бабушки еще как-то изъяснялись на языке их бывшей родины, а их дети и внуки говорили уже только по-английски — не потому, что это навязывалось им правительством, а потому, что знание английского языка делало возможным добиться успеха в любой части этой большой страны.

Их новая родина — страна иммигрантов из самых разных частей мира — после Гражданской войны не знала и не знает национальной или расовой дискриминации. В Америке негров до сих пор линчуют только в фантазиях советских пропагандистов. Во многих городах с абсолютным большинством белого населения негров выбирают мэрами городов (например, в Лос-Анджелесе, Чикаго, Атланте и других городах). Даже в самой столице США — Вашингтоне — мэр города — черный. Черных также много среди высокопоставленных чиновников, послов, генералов, выдающихся спортсменов и представителей искусства. Не будет ничего удивительного, если со временем в Белом доме будет сидеть черный. Если же говорить о пуэрториканцах, то население Пуэрто-Рико составляло в 1970 г. 2,7 миллиона, в то время как 1,3 миллиона эмигрировали к этому времени в США, чтобы стать американцами. Количество людей из южноамериканских стран, которые нелегально переходят границы США, чтобы на всю жизнь обосноваться там, исчисляется миллионами. Недавно правительство приняло меры для их легализации.

Странно, что обетованная страна «советского образа жизни», которая гордо рекламирует себя «отечеством всех трудящихся мира», никогда не знала такой тяги к себе этих трудящихся. Наоборот, из нее стараются вырваться все, кому это удается. Например, список «отказников» среди евреев включает сейчас около 400 тысяч человек. Десятки тысяч немцев и армян тоже находятся «в отказе».

Любой американец может выехать из Америки, даже в Советский Союз. Якобы полноправные советские граждане крымско-татарской и немецкой национальностей не могут вернуться (внутри СССР!) на свои собственные территории, автономия которых, на «этническом и культурном базисе», была признана еще при Ленине. Поэтому ссылка Горбачева на якобы успешный советский опыт решения национального вопроса звучит как исторический анекдот (Горбачев сказал конгрессменам, что Америка угнетает нацменьшинства, а вот мы, мол, дали «автономию» татарам, евреям и чукчам). Как ему ответили конгрессмены, мы не знаем, зато мы знаем другое: татарам, шестимиллионному народу древней культуры, не дали ранга союзной республики на том основании, что он живет внутри России и не может, при желании, выйти из состава СССР, воспользовавшись конституционным правом союзных республик, будто Кремль разрешил бы это окраинным республикам. Что же касается евреев, то их в СССР живет около двух миллионов. Но им не дали даже «национально-культурной автономии», а дали автономию Биробиджану, где живет 60 тысяч евреев (после войны Сталиным были запрещены еврейские школы, театры, литература).

Крымско-татарский народ — единственный из малых народов бывшей Российской Империи, которому автономия была дана по личной инициативе председателя советского правительства Ульянова-Ленина, поддержавшего предложение одного из руководителей Крымского обкома партии — его младшего брата Дмитрия Ульянова.

Дмитрий Ильич Ульянов, доктор медицины, был представителем большевистского партийного центра в Крыму до революции, в подполье, во время революции и после победы большевиков, до 1921 года. Он высоко отзывался о национальной культуре, традициях, мудрости и трудолюбии крымских татар и имел среди них много друзей, которые оказывали ему помощь и гостеприимство в тяжелые годы его преследований. Я это хорошо знаю из первых рук: двоюродная сестра Ульяновых по матери — Залежская, урожденная Бланк, была моим профессором в Институте красной профессуры в тридцатые годы. Декрет об образовании Крымской АССР Ленин подписал 18 октября 1921 года, через одиннадцать месяцев после оставления Крыма белыми войсками генерала Врангеля.

Уже этот факт доказывает, что крымско-татарский народ был на стороне революции.

Крымско-татарский народ — один из древнейших народов тюркского происхождения на нынешней территории СССР, а его государство намного старше, чем само Московское царство. Крымское независимое государство, названное «Крымским ханством», выделилось из «Золотой орды» еще в XV веке (1443 г.). Ввиду наседающих с севера славянских племен, Крымское ханство заключило военно-политический союз с Турцией (1475 г.), что обеспечило ему более чем трехсотлетнее независимое существование. Однако, после образования централизованного русского государства, а потом и Российской Империи, Крым, наряду с Кавказом, делается главным объектом возрастающей экспансии «русского военно-феодального империализма», как выражалась советская историография времен Ленина и Покровского. В продолжительной войне против Крымского ханства и его союзника Турции, русская армия разбила татар и турок и захватила Крым (1772 г.). По так называемому Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 г. Крымское ханство было сохранено, но поставлено под протекторат России; что это был за «протекторат», явствует из девиза императрицы Екатерины II:

«Благословен тот час, когда Крым будет очищен от этого дикого племени и заменен благородной породой».

Крымско-татарские патриоты в своем обращении на имя Политбюро накануне 60-летия Октябрьской революции дали такую характеристику этому девизу: «Это означало — Крым без крымских татар». Но девиз остался простой угрозой. Ни Екатерина, ни последующие цари крымских татар не уничтожали и не выселяли с их родины. Аннексированное в 1783 г. Крымское ханство перестало существовать, превратившись в обычную губернию Империи.

Чтобы Крым остался без крымских татар, а сама эта нация была почти наполовину уничтожена после 160 лет ее насильственного включения в Российскую Империю, понадобилось, чтобы эта империя из царской превратилась в империю советскую. 18 мая 1944 г. в течение одних суток 422 000 человек крымско-татарской национальности были погружены в товарные вагоны и поголовно депортированы в Среднюю Азию по ложному обвинению: «За измену родине». В том же обращении, под которым стоит 2500 подписей народных уполномоченных, говорится о судьбе крымско-татарского народа по прибытию на место ссылки:

«За первые полтора года в тисках «особого режима» по данным переписи народа — списочному составу (материалы хранятся в ЦК КПСС) — от массовой смертности погибло 46,2 % от общей численности всего высланного народа. Это около 200 тысяч жизней, из них свыше 100 тысяч детей», (см. А. Некрич, Наказанные народы, Нью-Йорк, 1978).

На XX съезде партии в 1956 г. была осуждена практика выселения советским правительством целых народов по ложному обвинению их в сотрудничестве с немцами во время войны. Это была практика геноцида гитлеровского типа, когда целый народ, включая стариков, женщин, детей, только по одному расовому признаку объявлялся «вражеским народом». Эта расправа была признана издержками «культа личности Сталина»; но вот Сталина более тридцати пяти лет нет в живых, а крымско-татарский народ, как немцы Поволжья и грузинские месхи (более 200 тысяч человек) все еще лишены права вернуться на их исконные земли. Это тем более странно, что уже после падения Хрущева инициатора реабилитации жертв сталинского геноцида — в сентябре 1967 г. были изданы Указ и постановления Президиума Верховного Совета СССР, согласно которым обвинение крымско-татарского народа и его выселение были признаны огульными. За крымскими татарами было признано право на проживание в любой части территории СССР, значит, включая и Крым. Правда, «издержки культа Сталина» все еще сохранились, ибо не была восстановлена Крымская АССР, но важно было другое: Кремль разрешает татарам возвращаться на свою родину. Очень быстро выяснилось, что само право крымских татар вернуться на родину оказалось фиктивным. Советское правительство одной рукой подписало постановление о праве татар жить, где им угодно, а другой рукой подписало секретную инструкцию властям в Крыму: не пускать туда татар; кто уже прибыл, того не прописывать; если кто купил дом в Крыму, то сделку объявить недействительной. До такой «двойной бухгалтерии» могли додуматься только «диалектики» из Кремля. Вот тогда и возникло массовое крымско-татарское национальное движение за возвращение на родину во главе с его мужественным лидером Мустафой Джемилевым, который за это двадцать лет провел в тюрьмах, лагерях и ссылке. В начале 1987 г. крымско-татарское движение за право вернуться в Крым и за восстановление Крымской АССР приняло такой широкий масштаб, что в него оказался втянутым весь народ, в том числе даже крымско-татарские коммунисты, занимающие руководящие посты в Узбекистане. Когда крымские татары устроили демонстрацию в Москве, на самой Красной площади, то Кремль оказался вынужденным реагировать на это. Но как? Двояко и двусмысленно. Было выпущено «Сообщение ТАСС» от 24. 7. 1987 г. Сообщение ТАСС начинается с констатации некоторых фактов:

«В последнее время, — говорится в нем, — участились обращения крымских татар в партийные и советские органы с просьбой пересмотреть законодательные акты, относящиеся к упразднению Крымской АССР. Они просят воссоздать автономную республику, восстановить, как говорится в их обращениях, «нарушенную историческую справедливость»».

Далее в сообщении ТАСС говорится, что к этому вопросу привлекается внимание и деятелей советской культуры. В президиум Верховного Совета СССР в пользу того, чтобы «восстановить права крымских татар» обратились, в частности, писатели — Баруздин, Евтушенко, Окуджава, Приставкин («Правда», 24.7.1987). Дальше ТАСС старается доказать, что решение Государственного Комитета обороны от 11 мая 1944 г. о выселении татар было вызвано тем, что крымские татары во время войны сотрудничали с немцами. Приводятся выдуманные цифры о якобы созданных в Крыму татарских добровольческих воинских частях. Все, что делали немцы в оккупированном ими Крыму, приписывается «татарским националистам». Оказывается, не немцы, а татары истребили 86 тысяч жителей Крыма, да еще 42 тысячи военнопленных, 85 тысяч гражданских лиц «угнали в Германию». Чтобы создать впечатление, что в Крыму хозяйничали не оккупанты, а татары выдумана еще одна ложь — будто в Крыму было создано Крымское национальное правительство во главе с татарином. Ведь и самому советскому правительству хорошо известно, что Гитлер никаких «национальных правительств» не признавал, а тех, кто их создавал на оккупированной им территории СССР, немцы немедленно сажали в гестапо, чтобы другие им не подражали. Так было и с действительным первым национальным правительством Украины, созданным во Львове. Весь состав этого украинского правительства сидел в тюрьме гестапо до конца войны. Что в большинстве своем народы СССР, в том числе и сам русский народ, не хотели защищать тиранический режим Сталина, доказывает общеизвестный факт сдачи в плен около пяти миллионов красноармейцев в первые два года войны. Только тогда, когда Гитлер в своей зверской, античеловеческой практике в оккупированных областях доказал, что он такой же негодяй, как и Сталин, тогда народы СССР предпочли собственного негодяя чужеродному.

Татары не могли создавать какие-либо военные части в помощь немцам еще и потому, что все взрослое и здоровое мужское население Крымской АССР было мобилизовано в Красную Армию и находилось на фронте. Что крымские татары на фронте храбро воевали и что обвинение крымско-татарского народа в сотрудничестве с немцами ложно, признает и ТАСС во второй, так сказать, положительной, части своего сообщения. Там говорится:

«Но в любом случае акт поголовного выселения крымско-татарского населения не является справедливым, тем более, что тысячи крымских татар активно участвовали в боевых действиях против фашистских захватчиков, были отмечены высокими государственными наградами Советского Союза».

В сообщении сказано, что «для рассмотрения всего комплекса проблем» по крымско-татарскому вопросу по решению ЦК КПСС создана комиссия во главе с Громыко. Позднее стало известно, что в комиссию, кроме Громыко, входят еще Чебриков, Лигачев, Щербицкий, Воротников. Присутствие в этой комиссии трех известных сталинистов — Громыко, Лигачева и Чебрикова — не очень настраивает на оптимистический лад. Первое же сообщение о некоторых выводах, которые сделала комиссия, дает основание думать, что перспективы возвращения крымско-татарского народа на родину и восстановления его автономии весьма неутешительны. В новом сообщении ТАСС в «Правде» от 16 октября 1987 г. говорится, что комиссия заслушала доклады руководителей России, Украины и Узбекистана об «условиях жизни и труда» крымских татар на территории этих республик. Комиссия предложила «улучшить социально-бытовые условия татар, а также оказать помощь в развитии национального языка и культуры» в местах их проживания. Одновременно подчеркнуто, что необходимо «принять решительные меры по пресечению деятельности экстремистски настроенных лиц из числа крымских татар». Это уже открытый призыв к репрессиям против активистов из крымско-татарского движения за возвращение в Крым.

Однако, если «гласность» и «демократизация» не пустые слова, то Кремль вынужден будет уступить крымским татарам — разрешить им вернуться на их исконную родину и заодно восстановить их национальную автономию.

Пока что Кремль не собирается встать на такой путь разрешения крымско-татарского вопроса. Созданная Политбюро «Государственная комиссия» во главе с Громыко по этому вопросу уже вынесла свое решение. Вот что оно гласит:

«Созданы дополнительные условия для развития национальной культуры, расширены возможности изучения родного языка в школах Узбекистана… Увеличены объемы и тиражи газет, часы вещания по радио на родном языке… За послевоенный период в Крыму произошли существенные демографические и социальные изменения… с подавляющим большинством русского и украинского населения… Принимая во внимание все эти обстоятельства, комиссия пришла к выводу, что для образования крымской автономии нет оснований» («Правда», 9.6.1988).

Было бы странно ожидать от достойных учеников Сталина Громыко, Лигачева и Чебрикова, чтобы они изменили своему учителю Сталину даже в эру «перестройки», но поражает другое — до чего убоги и смешны аргументы отказа: мы вам увеличим количество часов для радиопрограммы на родном языке, к тому же ваш Крым занят русскими и украинцами, нет места там для вас!

Наш восточный мудрец мулла Насреддин бывал находчивее, если ему приходилось аргументировать свой отказ на какую-нибудь неприятную для него просьбу.

Приходит сосед:

— Мулла Насреддин, одолжите мне вашу веревку, я хочу поехать в лес за дровами.

— Не могу, я собираюсь сушить на ней пшеницу.

— Ну, Мулла Насреддин, что за ерунда, как можно на веревке сушить пшеницу?

― Это не твоя забота, тебе вполне достаточно, что для отказа я нашел причину.

«Аргументы» и «причины», которые находят сталинские наследники, чтобы отклонить требования крымских татар о восстановлении их былой автономии, свидетельствуют не только о совершенно непонятной беззаботности Кремля в судьбоносных для России вопросах национальной политики, но и о том, что он признает обоснованность мотивов депортации тех народов, которые были возвращены на родину. К ним относятся северокавказские народы чеченцы, ингуши, балкарцы и карачаевцы. Вот этим народам периодически напоминают, что советская власть их справедливо наказала за коллаборацию с немцами во время немецкой оккупации на Кавказе. Это обвинение было абсурдным: во-первых, во время войны ни разу ноги немецкого солдата не было, например, на чечено-ингушской земле, во-вторых, как могли сотрудничать с немцами старики, женщины, дети, да и чечено-ингушские и карачаево-балкарские коммунисты и чекисты, которых тоже депортировали поголовно? Обвинение в сотрудничестве с немцами чеченцев и ингушей было разоблачено из-за очевидной его нелепости (я писал на эту тему специальный меморандум еще в 1948 г. на имя ООН, который потом вышел отдельной книгой еще при Сталине под названием «Народоубийство в СССР»). Теперь на первое место выдвигают другое обвинение: чеченцы и ингуши организовались в банды и стреляли в спину Красной Армии. Находят даже «свидетелей» из среды чечено-ингушского народа, которые доказывают, что Сталин был прав, выселяя их с родных мест. Одним из таких «свидетелей» является некий Боков, который даже стал «кандидатом исторических наук», обосновав тезис о справедливости акта геноцида над собственным народом. Причем он умудрился доказать, что как раз сталинские депортации и спасли чеченцев и ингушей от более худшей участи — от гитлеровского геноцида. Чтобы доказать это, по заданию ЦК КПСС он пустил в «научный оборот» фальшивку, в которой говорится, что 8 декабря 1941 года Вермахт издал директиву, где сказано:

«Когда Грозный, Малгобек и другие районы будут в наших руках, мы сможем ввести в горы необходимые гарнизоны, и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожим. Горского населения в Чечено-Ингушетии не так уж много, и десяток наших зондеркоманд может за короткое время уничтожить все мужское население» (газета «Советская Россия», 13.06.1970).

Конечно, такого документа Вермахта в природе нет, к тому же зачем Гитлеру понадобилось бы уничтожать именно чечено-ингушский народ, который никогда не мирился со сталинской тиранией? Мораль фальшивки: Советская власть как бы «эвакуировала» чечено-ингушский народ, и это спасло его от уничтожения Гитлером. От «эвакуации» погибла только половина народа, а Гитлер собирался «всех уничтожить». Вот этот чечено-ингушский «историк», судя по его писаниям, секретный сотрудник местного КГБ, достиг вершины карьеры в своей республике — сначала его сделали вторым секретарем обкома партии, теперь он «президент» республики — председатель президиума Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР. Этому типу в разгаре перестройки и гласности журнал «Коммунист» (№ 2, 1988) поручил написать статью под директивным названием: «Формировать интернационалистские убеждения». В ней автор повторяет старые обвинения, присовокупляя к ним новые обвинения против своего народа: чечено-ингушский народ расширяет сферы действия ислама, открывая новые мечети, упорно держится за «реакционные традиции», культивируя религиозные праздники, разжигает местный национализм, от которого бегут из республики русские. Журнал «Коммунист» не осмелился повторить на своих страницах старую фальшивку о «директиве» Вермахта, но зато добросовестно воспроизвел старые обвинения об обоснованности и справедливости сталинского геноцида.

Приведу только одну цитату, которая сама за себя говорит:

«Суровым испытанием для всех народов СССР стала Великая отечественная война. Сыны и дочери Родины с оружием в руках защищали ее… Обнаружилось, однако, и подлинное лицо антисоветских элементов… Здесь (в Чечено-Ингушетии) предатели, враги Советской власти активизировались: сколачивали террористические группы, совершали диверсионные акты, покушались на партийных и советских активистов… Грязные преступления изменников послужили одной из причин трагедии, выпавшей на долю чеченцев и ингушей, — их поголовного выселения из родных мест. Да, были предатели, и их было немало» (стр. 89).

Верно, «предателей» во времена Сталина действительно было «немало» — в концлагерях таких «предателей» сидело около 10–15 миллионов человек.

Так как автор доподлинный «интернационалист», то от клеветы на свой народ он переходит к дифирамбам «старшему брату». Но посмотрите, как неумно поступают великорусские шовинисты из «Коммуниста», вкладывая в его уста такие слова:

«Русский народ проявляет такую заботу о народах Северного Кавказа, что проявляет старший брат к младшему в семье» (стр. 90).

Это значит танцевать на кавказских похоронах наурскую лезгинку. Северокавказцев погнали на верную смерть в «спецлагеря» Казахстана, где половина из них и погибла от голода, холода и эпидемии тифа. Еще одна такая «забота» «старшего брата» — и тогда от северокавказцев останутся лишь одни воспоминания, какие остались от других северокавказских народов убыхов и некоторых тюрко-нагайских племен, поголовно истребленных во времена завоевания Кавказа.

По тому же вопросу о мотивах депортации чеченцев и ингушей и ее правомерности высказался и другой представитель этого народа — московский профессор, доктор экономических наук Р. И. Хасбулатов в интервью «Комсомольской правде» от 17 июня 1988 г., которому предпосланы от редакции следующие слова:

««Наши пятилетки — это ленинская политика дружбы народов, переведенная на язык экономики».

Еще недавно такие лозунги горделиво красовались во многих городах. Но сегодня вдруг выяснилось, что язык нашей экономики не очень внятен, а межнациональные отношения не столь безупречны… О причинах этих явлений с доктором экономических наук профессором Р. И. Хасбулатовым беседует наш специальный корреспондент Станислав Оганян».

Я приведу из него только те ответы, которые имеют прямое отношение к теме депортации чеченцев и ингушей.

«— Руслан Имранович! Сегодня уже очевидно, что был слишком поспешно сделан вывод о достижении гармонии в национальных отношениях. Об этом свидетельствуют факты последнего времени. Вы — экономист. Давайте непростую тему обсудим с точки зрения экономиста…

― «Тонкости», «оттенки» вопроса представляю далеко не столь глубоко, как хотелось бы. Предложение обсудить проблему принимаю — как экономист. Ибо в тенденции к определенному нарастанию межнациональных коллизий я усматриваю прежде всего экономический аспект.

— Правильно ли считать экономическую сторону определяющей? Не следует ли рассматривать «национальный фактор» как самостоятельную силу?

― «Ничто не возникает из ничего»… Все имеет свое начало. Известно: там, где существует действительное, реальное равенство людей — а базой, основой всякого равенства выступает прежде всего экономическое равенство, — там бывает мало противоречий. Там чаще наблюдается гармония интересов. Почему? Потому что интересы каждого реализуются одинаковой мерой. Не важно, какой это коллектив: одно- или многонациональный. В многонациональном же коллективе элемент неравенства усугубляется, осложняется еще и подозрениями в национальной дискриминации. И если не решить проблему кардинально, т. е. не обеспечить подлинного равенства всех на деле, то национальный фактор, обрастая дополнительными наслоениями, противоречиями, трудностями, превращается в действительно самостоятельную, самодовлеющую, автономную силу, нередко запутывая саму суть вопроса.

— Хорошо бы это положение проиллюстрировать на каком-либо конкретном примере…

— Если можно — на собственном. Мое детство прошло на самом севере Казахстана, в небольшом селе Полудико, куда мы, чеченцы, были перемещены в феврале 1944 года со статусом «спецпереселенцы». Село поневоле оказалось интернациональным. Кроме нашей семьи — матери, двух моих старших братьев и сестры, там поселились еще несколько семей наших родственников и бывших односельчан, десятка три семей из бывшей Немцев Поволжья АССР, корейцы, татары. При абсолютном преобладании русского населения.

Жили мы там лет десять. И я не помню ни одного скандала на национальной почве, ни одного оскорбления. А ведь мы были «спецпереселенцы»… Почему в данном случае произошло несовпадение официальной государственной позиции, выразившейся в факте насилия над нами, и общественного мнения в этом небольшом, богом забытом селе? Ответ я нахожу именно в факторе нашего фактического равенства со всеми жителями этого села.

Посудите сами. С 5–6 лет я, точно так же, как и другие мальчишки, по мере своих сил, помогал матери, семье. Мать работала колхозной дояркой. Я (как, повторяю, и другие) делал, что мог: доставал из глубокого колодца воду, поил коров, чистил коровники зимой, ухаживал за телятами в 40-градусный мороз. Возил сено, копал картошку, ездил в лес за дровам и т. д. Все в селе были в одинаковом положении — одинаково бедны. Всем всего не хватало, особенно хлеба — трудодни-то были в основном пустые…

Рядом с моей матерью работали матери моих сверстников — и тоже до кровавого пота: русские, казашки, немки, кореянки… Моя первая учительница Вера Владимировна чуть ли не ежедневно приходила к нам домой, отшагивая добрых пять километров. Зачем это надо было ей — возиться с мальчишкой из семьи преступников? Она могла бы спокойно «подвести» меня под исключение… Я думаю о ней и понимаю, что с ее стороны это был урок подлинного интернационализма и доброты человеческой.

Начальство ассоциируется у меня с 2–3 бригадирами да председателем колхоза. Это были люди строгие, но справедливые. Сами работали рядом с колхозниками, когда требовала обстановка. Мать не обижали, наоборот, поощряли, называя лучшей дояркой. Конечно, это было «равенство нищих». Но оно было для всех и по самой своей сути исключало причины для межнациональных конфликтов.

— Ну а если несколько отвлечься от чисто экономической стороны проблемы, что, на ваш взгляд, вызывает вспышки национализма? Какова их природа?

— Причин много. Не берусь судить обо всех. Однако важен ленинский методологический подход при анализе подобных ситуаций. Он состоит в следующем: никогда, ни при каких обстоятельствах не стремиться делать «козлом отпущения» народ. Этот ленинский метод наши «провинциальные Дантоны и республиканские Робеспьеры» решительно отбрасывают, сваливая всю вину на народ и в то же время выводя за грань критики само «руководство», неразумные действия которого как раз и задевают национальную гордость и самолюбие.

Вот давайте полистаем газету «Грозненский рабочий» за 26 января 1988 г. Идет пленум обкома партии. В повестке дня — руководство перестройкой. Но что это? Вместо анализа сегодняшнего положения докладчик возвращается к «смутным» временам трагического 1944 года и начинает пространно рассуждать о том, как враги (речь идет о чеченцах и ингушах) подло наносили удары в спину Красной Армии, сколько было банд, их численность, вооружение, экипировка и т. д. Право, даже мне, никогда не жившему в этой республике, неприятно читать все это. А что говорить о жителях Чечено-Ингушетии?

И все-таки давайте до конца разберемся с этими «бандами». Они «появились» в результате фальсификаций, придуманных Берией, Сталиным и их местными прихлебателями. Была состряпана преступная идея о «виновности» народа, его пособничестве врагу. Но правда восторжествовала. Народ полностью реабилитирован. С того дня прошло почти 30 лет, а разговоры о «бандах» получили самостоятельную жизнь и свободно «гуляют» по миру, мстя целому народу, «расстреливая» его. Время от времени местные деятели «пробивают» свои лживые статейки и в центральной печати. Спрашивается: с какой целью осуществляется «обстрел»? Думается, здесь налицо рецидив «локальной сталинщины»: запугать, поставить «на место»: «Вы-де все равно виновны…» Не в этом ли причина необычайной, прямо-таки патологической боязни местных руководителей из чеченцев и ингушей прослыть «националистами»? Они не могут и не хотят выступать на своем родном языке по телевидению, в местных газетах. И даже гордятся этим. О руководителях русского происхождения и говорить не приходится — язык коренного народа в большинстве своем они и подавно не знают. Право же, можно подумать, что товарищ Колбин, выучивший грузинский язык, работая в Грузии, а теперь и казахский, менее занят, чем некоторые чиновники из Чечено-Ингушетии.»

Из другого интервью «Известиям» (22.3.1988) русских историков Л. Дробижевой и Ю. Полякова выясняется, что можно писать о «чечено-ингушских бандах», об их «предательских ударах в спину Красной Армии». Но нельзя писать о восстановлении республики, ибо тогда пришлось бы рассказать о ее ликвидации. Вот ответ на соответствующий вопрос члена-корреспондента Академии Наук СССР Ю. Полякова:

«… Мы большие мастера замалчивать трудности в национальных вопросах. Вот Северный Кавказ, высылка целых народов, их возвращение. Чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы от мала до велика знают, что с ними происходило с 1944 по 1956 год. И когда об этом историки молчали, какое может быть уважение к истории? Приступая к написанию истории Северного Кавказа, сотрудники Института истории СССР столкнулись с прямыми возражениями местных партийных и научных работников… Аргументы возражений были странные: если, мол, говорить о восстановлении, нельзя не сказать о ликвидации, а это значит ворошить прошлое».

Даже в эру гласности и второй волны разоблачения сталинщины люди, которые причисляют себя к «интернационалистам», пишут о чеченцах и ингушах и об их трагедии самые дикие вещи. Сталина, которого обвиняют во всех грехах, своих и чужих, подчеркнуто оправдывают, когда говорят о его депортации чеченцев и ингушей. Странным образом как раз сейчас над чечено-ингушским народом учиняют новый духовный геноцид. Оказывается, излюбленное хобби чеченцев и ингушей — издревле — «резать русских»! И этому русские люди верят. Н. Старцева написала на эту тему статью в «Литературной газете» от 3 августа 1988 г. под названием «О национальных болестях». Она пишет:

«Живущие бок о бок с чеченцами и ингушами русские, украинцы, армяне, татары, люди других национальностей имеют слабое представление о том, что волнует исконных жителей этих мест, лишены самой возможности узнать об их традициях, обычаях, культуре, злободневных вопросах национального бытия. (Почему бы в этих условиях и не принять на веру высказывание действующего лица повести А. Приставкина, что у чеченцев «резать русских — это национальная болесть такая!», как это сделал автор одного литературного обозрения.)».

Н. Старцева продолжает:

«В 1944 г. чеченцев и ингушей вместе с несколькими другими народами Северного Кавказа этапировали за тысячу километров. В 1948-м в постановлении об опере В. Мурадели, «претендующей на изображение борьбы за установление Советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918–1920 гг.», предписывалось уяснить, что «помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы»».

Это постановление ЦК партии, в котором задним числом Сталин и Жданов старались оправдать геноцид, было самой великой ложью и прямым издевательством над историческими фактами. Ведь это генерал Деникин писал, что двигаясь на Москву, он вынужден был оставить в Чечено-Ингушетии одну треть своих вооруженных сил, ибо Чечено-Ингушетия, заключив союз с большевиками во главе с Орджоникидзе, превратила свою страну, по его словам, в «бурлящий вулкан». Ведь это тот же Деникин требовал от чеченцев и ингушей, с угрозой сожжения их аулов, выдать Орджоникидзе, лидера чеченцев Таштемира Эльдарханова, лидера ингушей Вассан-гирея Джабагиева, а когда чеченцы и ингуши отказались их выдать, действительно, белые сожгли дотла два десятка чечено-ингушских аулов. Ведь это сам Сталин писал на страницах «Правды» в 1918 г., что революционная Чечня во главе с командующим Чеченской Красной Армией Асланбеком Шериповым (убитым белыми в 1919 г. в боях под Воздвиженской) храбро борется за Советскую власть. Ведь это Серго Орджоникидзе докладывал в 1919 г. в телеграмме на имя Ленина, что во Владикавказе под его руководством съезд ингушей провозгласил Советскую власть. Все эти факты хорошо известны историкам. Но какое было дело Сталину до исторических фактов? Если факты говорили против него, то он обычно отводил их аргументом уголовника: «Если факты действительно таковы, то тем хуже для самих фактов».

Сталина давно нет, но почему же «новомышленники» из Кремля разрешают своим идеологам проповедовать и дальше каинову философию Сталина о «контрреволюционных народах — чеченцах и ингушах»? Ну, хорошо, Сталин закрыл все архивы, в том числе и старые советские газеты. Поэтому молодое русское поколение не знает не только истории нерусских народов, но даже и собственной истории. Однако «Отечественная война» происходила на памяти нынешних руководителей Кремля. Ведь эти руководители точно знают, что чеченцы и ингуши не сотрудничали и не могли сотрудничать с немцами по двум причинам:

- во-первых, чеченцы и ингуши не могли переходить на сторону немецкой армии, ибо их, начиная с февраля 1942 г., в Красную Армию не брали, а тех, которые уже находились в Красной Армии, демобилизовали;

- во-вторых, чеченцы и ингуши не могли с ними сотрудничать, так как ни одного клочка чечено-ингушской земли немцы не заняли.

Вернемся к статье Н. Старцевой. Она пишет:

«Литература, сбрасывающая покровы со сталинщины, обнажает и психологический механизм, благодаря которому люди начали верить в то, во что поверить, казалось бы, невозможно, начинали уговаривать и обманывать себя. У Л. Чуковской («Нева», № 2) Софья Петровна долго убеждена, что другие матери — матери изменников, убийц и врагов, она же среди них случайно, ибо ее-то сын невиновен».

Сознанию свойственно искать какие-то правдоподобные объяснения… «Дело в том, что детей, как, впрочем, и многих других, — пишет Г. Муриков в другом ленинградском журнале («Звезда», № 12, 1987) о повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая», — привезли на богатые и плодородные земли Кавказа… освободившиеся после выселения чеченцев». Почему же их выселили? Г. Муриков отвечает (цитирую по Н. Старцевой):

«Массовое сотрудничество с немцами, измена — серьезнейшие преступления перед народом, — в этом были основания для столь решительного действия (имеется в виду сталинское выселение народов, — Н. Старцева). Но кое-кто, разумеется, скрылся. И вот — уже на новой основе — вновь вспыхивает нечто подобное басмачеству».

Это утверждение о «массовом сотрудничестве с немцами», Н. Старцева опровергает ссылками на факты. Вот ее комментарий:

«Прежде чем подводить задним числом обоснование под сталинские решения, в результате которых погибли сотни тысяч безвинных людей, не худо было бы заглянуть в карты военных действий на Кавказе в 1942–1944 годах и увидеть, что территория Чечено-Ингушетии вообще не была оккупирована — уже по одному этому не могло быть «массового сотрудничества» с врагом. Критик, переходящий к обобщениям, мог бы после ознакомления с историей узнать еще и о том, что у чеченцев и ингушей не было ни одного даже малого войскового формирования, которое сражалось бы против наших войск».

Н. Старцева заключает:

«Меня поразили слова поэта Хусейна Сатуева, сказанные им при нашей встрече в г. Грозном: «Надо, чтобы была правда. Наши народы испытали на себе чудовищную жестокость культа. Мы до сих пор плачем на наших камнях. Зачем нам погибать дважды? Ведь когда о народе пишут разные вымыслы, мы снова умираем в общественном мнении»».

Автор кончает статью вопросом:

«Все ли сделано, чтобы реабилитация вернувшихся воплотилась в материальных формах — в том числе и в создании равных возможностей для творческой самодеятельности народов?»

Вероятно, долго, долго надо ждать ответа на этот вопрос. Вот как раз в августе 1988 г. американский Конгресс принял закон, согласно которому американцы японского происхождения, которые были заключены в лагеря после объявления войны Японией Америке, получают вознаграждение двадцать тысяч долларов на человека. Сам акт заключения в лагеря (без конфискации имущества) этих людей президент Рейган назвал «великой трагедией». Конечно, никакого сравнения не может быть со сталинским народоубийством в СССР и временным лишением свободы общения японских американцев с внешним миром, с целью обезопасить страну от шпионажа. Зато напрашивается другое сравнение: жертвы сталинского геноцида не только не получают вознаграждения за свои муки, наоборот, одних из этих жертв не пускают до сих пор на свои древние земли, других, которые были возвращены Хрущевым, все еще травят за мнимую измену и «массовое сотрудничество с немцами». Горбачев легко мог бы положить конец этой непонятной кампании нового «духовного геноцида» над чечено-ингушским народом, назвав сталинский геноцид сталинским преступлением.

Заодно хочу привести здесь и рассказ члена Президиума Верховного Совета СССР, известного писателя Расула Гамзатова об антинациональных «перекосах» в его родном Дагестане. Гамзатов, как и Олейник в отношении Украины, обвиняет в великодержавной политике не русских бюрократов, а их местных лакеев. Вот его рассуждения в интервью «Известиям»:

«В Махачкале нет ни одного детского сада, ни одной школы, ни одного класса, где учили бы языку наших предков. Но откуда взяться им, если местное педучилище больше не выпускает преподавателей аварского, даргинского, лакского языков… а ведь в городах живет половина дагестанцев… Я убежден, что в Москве никто не был заинтересован в том, чтобы в педучилище было упразднено преподавание национальных языков, литературы и истории».

Вот тут Гамзатов, как и Олейник, глубоко ошибается. Аварский язык — это язык великих имамов Дагестана, которые больше полвека воевали с Россией за кавказскую независимость. Нельзя преподавать правдивую историю Кавказа, не рассказывая о них. Ведь сам же Гамзатов сообщает:

«До сих пор тема Шамиля остается запретной в дагестанской литературе… Сегодня в Дагестане по указанию местного начальства (!) тщетно разыскивают факты, которые подтвердили бы… добровольное присоединение к России… Памятник генералу Ермолову в Грозном, насколько мне известно, до сих пор вызывает отнюдь не безобидные эмоции».

Свою критику Гамзатов заключает словами:

«Некогда слияние национальных языков обещалось как скорый апофеоз дружбы народов. Сегодня это звучит диковато» («Известия», 29.3.1988).

Гамзатов — большой поэтический талант Кавказа и автор замечательной книги «Мой Дагестан», но где его книга о трагедии депортированных кавказских народов. Русский писатель Анатолий Приставкин написал на эту тему названную повесть. Другой русский писатель, которому навеки обязан поэтический и фольклорный Восток за его классические переводы на русский язык, — Семен Липкин выпустил захватывающую книгу о той же кавказской трагедии. Причем Семен Липкин, о гражданском мужестве и высоком чувстве гуманизма которого мне рассказывал Владимир Войнович, выпустил свою книгу на Западе, во времена Андропова, явно рискуя тюрьмой или психушкой, а вот кавказец Гамзатов упорно молчит о трагедии земляков, хотя ничем не рискует, да еще сам Горбачев считает его своим «старым другом». Между тем он в большом моральном долгу как раз перед чеченцами и ингушами за свои писания о них из «культовской» эпохи.

 

V. Альтернатива: принудительная империя или конфедерация независимых государств

В СССР существует не только национальный, но и русский вопрос. Национально русских никто не угнетает, но политически и социально русские так же угнетены и так же бесправны, как и другие народы. Раньше ссылались на латышей, евреев и кавказцев, но теперь русских угнетают сами русские. От этого русскому народу не легче. Чтобы понять трагедию нерусских народов, важно знать истоки трагедии самого русского народа. Бесчисленное количество трудов посвящено «загадочной душе» русского человека, которому, оказывается, кнут нравится больше пряника. Но никто не хочет заметить, что под кнут он собственно попал в поисках пряника, пряника не только для себя, но и для всех, в интернациональном масштабе. Это в характере русского человека — не будучи счастливым самому, стремиться осчастливить всех. Руководствуясь благими намерениями он может губить себя и других. Недаром поэт сказал о русском человеке: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано». Широта его характера во многом объясняется свойствами как духовного, так и геополитического порядка. Несправедлив Пушкин, сказавший, что русский человек ленив и нелюбопытен. Его первоначальная экспансия собственно не диктовалась, как у других колонизаторов, меркантильными побуждениями в поисках соболиных шкур, золотых приисков или пленения чужеземцев с целью превращения их в своих рабов. Его толкал непреодолимый зуд крайнего любопытства: узнать, что лежит дальше за горизонтом, какие и как живут там народы. Не случайно в космос первым полетел тоже русский человек. Колониальный аппетит пришел во время еды — народное любопытство, поставленное на службу государству, послужило делу экспансии, начиная с Ермака. Скромная по размерам территории Московская Русь растянула свои границы от Балтики до Тихого океана и даже добралась до американского материка — территориально до Аляски и промышленно до самой Калифорнии. Русская трагедия обозначилась, когда Русь начала выходить за свои территориально-этнографические границы. Расширение Руси привело к сужению, а потом и к ликвидации свободы русского человека. Человек, который хотел осчастливить других, стал самым несчастливым человеком в мире. Историк Ключевский хорошо видел эту связь между разбуханием Российской, тоже в своем роде «лоскутной», Империи и потерей русским народом свободы и гражданских прав. Он писал:

«До половины XIX века внешне территориальное расширение государства идет в обратно пропорциональном отношении к развитию внутренней свободы народа… По мере расширения территории вместе с ростом внешней силы народа все более стеснялась его внутренняя свобода… На расширяющемся завоеваниями поприще увеличивался размах власти, но уменьшалась подъемная сила народного духа. Внешне успехи новой России напоминают полет птицы, которую вихрь несет и подбрасывает не в меру сил ее крыльев».

Не только свободу терял народ, но он от внешних завоеваний не богател, как западные народы от их колониальных грабежей, а, наоборот, становился еще беднее. Эту истину Ключевский выразил в лапидарной формуле:

«Государство пухло, а народ хирел» (В. О. Ключевский, «Курс русской истории», т. 3, стр. 8).

Именно в этом заключалось роковое отклонение русского исторического процесса от западного. Величие государства достигалось ценой физического и духовного рабства. Так было всегда. Так оно и сегодня, когда, чтобы играть роль военной сверхдержавы, надо держать людей на уровне жизни малоразвитых стран, а границы самого государства — на замке. Именно из-за вечной нужды и порабощенности в русском человеке родилось глубочайшее чувство социальной справедливости, переходившее прямо-таки в патологическую ненависть к своим угнетателям. В том и другом он не знал меры. Все эти Пугачевы и Разины, Желябовы и Перовские, Нечаевы и Ткачевы и их гениальный синтез — Ленин могли родиться только в России. Именно эти крайности в русском характере — любовь и ненависть, милосердие и жестокость, «все или ничего» — виртуозно были использованы Лениным и Троцким, когда они одной лишь бесшабашной социальной демагогией легко навязали этому же народу беспрецедентный в истории казарменно-полицейский социализм. Русский народ так же не мечтал о таком социализме, как свободный человек не мечтает попасть в тюрьму. Обещанный «рай на земле» обернулся величайшим в истории обманом. Однако, великий народ не имеет права пользоваться привилегией быть обманутым. Надевая цепи на самого себя, он не смеет заковывать в них другие народы. Да, его изнасиловали из-за оплошности, но, как выражался Маркс, оплошность простительна легкомысленной девушке, потерявшей из-за нее свою невинность, но никак не мудрому и великому народу. Более того. На русском народе лежит историческая ответственность за его прямо-таки сказочное терпение. Сталин на торжествах в Кремле по поводу победы в войне похвалил русский народ именно за его терпение, добавив, что советское правительство делало ошибки, за которые другой народ прогнал бы свое правительство. Сталин был прав. Во время войны власть перешла от клики Сталина к вооруженному русскому народу. Он сверг и уничтожил чужеземных тиранов, но сохранил своего тирана, да еще собственную победу приписал ему одному, первому дезертиру первого периода войны. В чем же причина этого нескончаемого долготерпения?

Гитлер убил шесть миллионов евреев, из них его подданных было менее трехсот тысяч, а Сталин убил, по подсчетам проф. И. А. Курганова, 66 миллионов собственных подданных (в СССР пишут, что Сталин убил «только» 55 миллионов чел.). И все же ностальгия по нему возрастает. Ведь Хрущев потерял свой пост главным образом потому, что он разоблачил величайшего преступника в маске лжебога. Но даже и Хрущев не решился на большее, чем вынести Сталина из мавзолея Ленина и похоронить его тут же на Красной площади. Удивительно, что и сегодня, в эру Горбачева и его «гласности», через 35 лет после смерти тирана, вождей партии все еще одолевают гамлетовские сомнения: «быть или не быть Сталину преступником?». Сомнениям не положил конец даже сам Горбачев, когда к 70-летию Октября дал «диалектический» ответ о роли Сталина:

«Руководящее ядро партии, которое возглавлял И. В. Сталин, отстояло ленинизм в идейной борьбе» («Правда», 3.11.1987 г.).

Но тут же добавил, что позже, в 30-х годах Сталин стал преступником. Даже нашлись «инженеры человеческих душ» типа Чуева, которые повелительно требовали от Кремля:

«Верните Сталина на пьедестал, нам, молодежи, нужен идеал»!

Уникальный преступник как идеал советской молодежи — такое может написать только духовный раб, а внимать такому призыву — только государственные рабовладельцы. Невольно задаешь себе вопрос, не имеем ли мы здесь дело с феноменом атавизма у потомков крепостных. Вспомним знаменитое лермонтовское:

«Прощай немытая Россия, страна рабов, страна господ…».

Вспомним Чехова:

«Надо по капле выдавливать из себя раба…».

Вспомним еще раз и цитату Ленина из Чернышевского:

«Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы».

Вспомним также и абсолютно правильный комментарий Ленина, который целиком можно отнести к рабам созданного им государства:

«Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремления к своей свободе, но оправдывает и приукрашивает свое рабство… такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Удивительным образом с ними сходна мысль талантливого советского критика наших дней — Татьяны Ивановой в ее статье в «Литературной газете». Вот ее слова:

«Не в том ли суть перестройки, что мы все обязаны очнуться, взять себя в руки и вспомнить свои основные права, те права, за которые, не щадя себя, боролись наши предки, шли на каторгу… которые они отстояли в 1917 году… Главное из этих прав было право на свободу… Перестроиться — значит побороть в себе рабство, одолеть собственное ничтожество».

Спрашивается, в чем же все-таки истоки величия и «ничтожества» русского характера? Почему даже сейчас чисто внутренняя задача — «перестройка» — тоже должна стать по Горбачеву мировой программой? Знаменитую формулу псковского инока Филофея о Москве: «Два Рима пали, третий стоит, четвертому не бывать» модернизировал недавно московский «инок» из движения «Память»: «Москва — четвертый Рим плюс социализм», — сказал он. Московский «инок» явно перекликается с философией глобальной стратегии «перестройки» Горбачева. Горбачев, как и все его мессианские и коммунистические предшественники, начал с того, что уже в самом названии своей книги выразил суть своей исторической миссии: «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Книгу он заключил словами:

«Сейчас весь мир нуждается в перестройке… в качественном изменении… Мы встали на этот путь и призываем встать на него другие народы и страны» (М. С. Горбачев, названная книга, Москва, 1987).

Почему свободные и процветающие страны Европы и Америки должны следовать примеру кремлевской перестройки, задуманной, чтобы вывести собственную страну из глубокого экономического и социального тупика? Ответ дал Горбачев в своем докладе к 70-летию Октября: «Перестройка» — это продолжение Октябрьской революции 1917 года; добавив:

«Сегодня мы видим: человечество действительно не обречено вечно существовать так, как оно жило до Октября 1917 г. Именно Октябрь, именно социализм указывают человечеству маршруты, ведущие в будущее» («Правда», 3.11.1987).

Страна, которая 70 лет прозябает в полунищете, указывает человечеству «маршруты, ведущие в будущее» — что это: реальный анализ собственной ситуации или это ритуальный бред догматиков? Или это просто политическая шизофрения Кремля? Филофей мечтал о «Третьем Риме», Ленин — о «Мировой советской республике», а Горбачев хочет провести мировую «перестройку». От Филофея до Горбачева прошло более 450 лет, а философия одна и та же? В чем ее секрет?

Бердяев думает, что корни русского максимализма надо искать в русском характере и русском образе мышления. Бердяев — русский философ широкого образа мыслей. В своей роли интерпретатора «русской идеи» как человек истинно русский, он уникален, ибо еще не было другого русского мыслителя, который бы так свободно, так беспристрастно мог говорить о собственном народе, как он. Бердяев любит выражаться парадоксами, порой бьющими в цель, но и нередко спорными. Когда Бердяев писал свою самую известную книгу «Русская идея», перед его глазами была не собственная русская аудитория, а западный мир, всегда враждебный русскому самосознанию. Бердяев в какой-то мере потакал западным предрассудкам о России. Отсюда и невероятная популярность Бердяева на Западе, тогда как в России он пользуется успехом большей частью у либеральных интеллектуалов. При всех этих оговорках, вытекающих из моего субъективного восприятия, все-таки вклад Бердяева в «русоведение» по своей оригинальности превосходит все, что писали иностранцы и сами русские на данную тему. Я не философ и не психолог, чтобы позволить себе рассуждения о русском характере и русской душе. Поэтому я и не судья писаниям Бердяева. И все-таки кажется, что без Бердяева нельзя понять политическую генеалогию «Филофей — Ленин — Горбачев», с одной только очевидной оговоркой: в основе советского коммунизма лежит не мессианская идея Филофея, как думает Бердяев, а всем известная коммунистическая идея английских утопистов Томаса Мора и Роберта Оуэна, итальянского утописта Томмазо Кампанеллы, французских утопистов Фурье и Сен-Симона и немецких утопистов Маркса и Энгельса с их так называемым «научным социализмом». Марксизм, согласно самому Ленину, синтез «трех источников» французского социализма, английской классической политэкономии и немецкой классической философии. Да, коммунизм в Восточную Европу принесли русские танки, но коммунизм в Китае и Индокитае, на Кубе и Эфиопии, в Анголе и Никарагуа (продолжение следует) не продукт русской души, порой даже продукт антирусской души (Китай, Югославия, Албания, Польша). Что же касается русского вклада в коммунизм в виде знаменитой русской крестьянской общины, то ее коммунистическую роль Маркс признавал лишь в том случае, если еще до ее разложения, на Западе произойдет «пролетарская революция». Единственный и действительный вклад русских в марксизм исходит от Ленина и его ученика Сталина. Он может быть охарактеризован очень коротко: «тотальная и тоталитарная дегуманизация марксизма», развивающая из него идею физического насилия («Диктатура пролетариата») и превращающая марксизм в идеологическую сивуху, в эрзац-религию. Одно бесспорно: глобальная концепция утопического коммунизма находится в каком-то родстве с глобальной философией русского мессианства. Но Бердяев идет дальше, делая далеко идущие обобщения о характере русского народа. Народ в догматической фантазии марксистов, каким когда-то был и Бердяев, играет ведущую роль в истории. На самом деле народ есть то, что из него делают его водители. Обратное влияние очень условное. Но в каждом народе есть своя собственная специфика национальных черт, благородных и низменных, жестоких и милосердных, агрессивных и миролюбивых, которыми политические манипуляторы пользуются, каждый раз апеллируя к той стороне полярных черт, которые наилучшим образом служат достижению поставленной ими цели.

В этом смысле Бердяев не прав, приписывая только одним русским поляризованные черты, свойственные любой нации. Однако полезно знать что же Бердяев говорит о русских национальных чертах. Бердяев начинает свою «Русскую идею» со знаменитой цитаты из Тютчева:

«Умом России не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить».

Вся книга Бердяева посвящена тому, чтобы «умом Россию понять» и «аршином общим измерить». Выводы, к которым он пришел изложены в первой же главе. Вот наиболее яркие из этих выводов:

1. «Русский народ есть в высшей степени поляризованный народ, то есть совмещение противоположностей. Им можно очароваться и разочароваться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушить к себе сильную любовь и сильную ненависть».

2. «По поляризованности и противоречивости русский народ можно сравнить лишь с народом еврейским. И не случайно, что именно у этих народов сильно мессианское сознание».

3. «Противоречивость и сложность русской души может быть связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории — Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ, в русской душе боролись два начала, восточное и западное».

4. «Есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине».

5. «Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, онбыл более народом откровений, вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайность».

6. «Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисийская стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт» (Н. Бердяев, стр. 5–7).

Немного дальше Бердяев связывает русскую идею империализма и коммунизма опять-таки с русской идеей мессианства:

«После народа еврейского русскому народу наиболее свойственна мессианская идея, она проходит через всю русскую историю вплоть до коммунизма… Империалистический соблазн входит в мессианское сознание… Духовный провал идеи Москвы как третьего Рима был именно в том, что Третий Рим представлялся как проявление царского могущества, потом как империи, и, наконец, как Третий Интернационал» (там же, стр. 11–12).

Потом русское чисто религиозное мессианство переместилось в область политическую и стало кредо русского империализма. Бердяев пишет:

«В русском мессианизме, столь свойственном русскому народу, чистая мессианская идея Царства Божьего, царства правды была затуманена идеей империалистической, волей к могуществу. Мы это видели уже и в отношении идеологии Москвы — Третьего Рима. И в русском коммунизме, в который перешла русская мессианская идея в безрелигиозной и антирелигиозной форме…» (там же, стр. 197–198).

При всем своем внешне русском нигилизме и критичности по отношению к «поляризованным» чертам русского народа, при всем пафосе свободы и осуждении тирании русский империализм для Бердяева — не следствие, а искажение и русской истории и русского мессианства. Вот его заключение:

«Русские думали, что Россия — страна совсем особенная с особенным призванием. Но главное была не сама Россия, а то, что Россия несет миру, прежде всего — братство людей и свободу духа. Русские устремлены не к царству этого мира, они движутся не волей к власти и могуществу. Русский народ по духовному своему строю, не империалистический народ, он не любит государство. Вместе с тем, это — народ - колонизатор и имеет дар колонизации, и он создал величайшее в мире государство… Получилась болезненная гипертрофия государства, давившего народ и часто истязавшего его. В сознании русской идеи, русского призвания в мире, произошла подмена. И Москва — Третий Рим, и Москва — Третий Интернационал связаны с русской мессианской идеей, но представляют ее искажение. Нет, кажется, народа в истории, который совмещал бы в своей истории такие противоположности. Империализм всегда был искажением русской идеи и русского призвания» (там же, стр. 218).

Когда Бердяев заносил на бумагу эту «Русскую идею» — это было уже в 1946 году — «Москва — Третий Рим» закрыла свой «Третий Интернационал», но расширила свои границы в Европе до самой Эльбы, включив в свой состав полдюжины восточноевропейских государств, одну треть Германии, половину Австрии, а в Азии всю Маньчжурию, южный Сахалин и Курильские острова прямо под носом у Японии. Но я всегда делал и делаю разницу между царским империализмом и империализмом советским. Разница не в субстанции обоих типов империализма, разница количественная и качественная. Царский империализм не был глобальным даже в маске мессианства, он был региональным — евроазиатским. Советский империализм — глобальный, ибо его стратегическая цель — создание коммунистического общежития во всем мире. Качественная разница беспримерна по своей чудовищности — царизм преследовал цель умиротворения непокорных народов, большевизм — истребление непокорных методами массового террора и даже геноцида по расовому признаку, как у Гитлера (поголовная депортация чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, крымских татар, калмыков, месхов, немцев Поволжья). Царизм практиковал политику русификации, но ни одному царю не приходила в голову мысль денационализировать нерусские нации России, заставляя их поголовно изучать русский язык вместо родного языка.

Но главный недостаток тезисов Бердяева о русском характере заключается, на мой взгляд, в их «неисторичности». Бердяев пишет в конце первой половины XX века о русском народе, жившем в позднем средневековье. Отсюда легковесная игра в терминологию: «Москва Третий Рим» Филофея, которая как бы по столбовой дороге русской истории ведет прямо к Москве «Третьего Интернационала» Ленина. Недостаток такой схемы в том и заключается, что тот русский народ, о котором Бердяев рассуждал, давным-давно был на кладбище. 1917 год — это разрыв русской духовной и национальной истории с прошлым. Тот русский народ, который совершил Октябрьскую революцию, вербовался, кроме группы обманутых идеалистов, из «люмпен-пролетариев» Маркса, анархистов Бакунина, нигилистов Тургенева, «бесов» Достоевского, руководимых не только кающимся дворянином Лениным, но и уголовниками типа Сталина. Советский народ, который вырос из этой революции, этот «интернациональный гибрид», во многом носит другие черты характера, нежели те, которые были знакомы Бердяеву. Одни из них унаследованы от его новых вероучителей, а другие благоприобретены при новой политической системе. Этот народ поэтому и называется сегодня не «русским народом», а «советским народом» (термин бессмысленный, ибо он указывает не на национальность, а на политическую систему) и существует уже в четвертом поколении. Ровесникам Октября уже более 70 лет, а родившиеся после 1917 г. составляют 90 % населения. За это время успели уже сложиться новые черты в характере как русского, так и нерусских народов советской империи. Вернее будет сказать, что образовались не новые полярные черты, а новые поляризованные народы в каждом народе. Произошло это на основе его искусственного разъединения на части, когда «молчаливое большинство», вопреки всем усилиям идеологов, осталось самим собой, другая же часть поддалась разложению. Разложившаяся часть, готовая на все и вся, представляет собой социальную и интернациональную клоаку, которую выпестовал сталинизм, превратив ее в опору своей власти. Нынешние трудности Кремля были предопределены не столько утопическим по замыслу и антиэкономическим по существу «социализмом», сколько систематической и преднамеренной практикой сталинской машины власти, направленной на тотальное разрушение, растление и оплевывание тысячелетнего духовного мира русского человека — его истории, его культуры, его религии, его традиций, его души. Русского человека, верующего в Бога, чтущего исторические святыни и национальные идеалы, сталинский режим перековал в «советского человека» — в ханжу и хама, — неверующего ни в какие идеалы — ни в небесные, ни в земные, ни даже в собственные социалистические. Да, режим во многом преуспел в разрушении старого духовного мира русской нации, но потерпел историческое поражение, когда он попытался внести свои собственные идеалы в образовавшийся духовный вакуум. Теперь все знают, что сам марксизм — это род новой атеистической религии, которая обещала рай не на небе, как все классические мировые религии, а «рай на Земле». Этим собственно и объяснялся триумф социальной демагогии большевиков в 1917 году.

Однако то, что тогда служило в глазах невежественной массы преимуществом новой религии перед классическими религиями, разоблачилось впоследствии, когда от теории перешли к практике, когда обещанного «рая на Земле» не состоялось! «Критерий истины — практика», — говорят марксисты. Практика как раз показала, что на русской земле можно построить все что угодно — от ленинской революции до сталинской инквизиции, — но построить коммунизм на ней невозможно. Сами советские коммунисты никому не позволят построить даже ту первую фазу коммунизма — социализм без материальных привилегий для бюрократии, какой обещал Ленин в «Апрельских тезисах» и в книге «Государство и революция». Хрущев хотел построить коммунизм в СССР за 20 лет — слетел. Ельцин хотел построить ленинский социализм без материальных привилегий для бюрократов хотя бы в одной Москве, — тоже слетел. Если Горбачев попытается посягнуть на эти привилегии еще до того, как он уберет брежневцев из ЦК, — то слетит и он. Ведь пресловутый «советский народ» собственно и состоит из одной этой бюрократии, для которой нынешний строй и есть заветный «социализм».

Как велик численно этот «советский народ»? Горбачев назвал число бюрократов в хозяйственном и партийно-советском управлении: восемнадцать миллионов человек! Это число совпадает с численностью самой коммунистической партии, что совсем не означает, что все члены партии принадлежат к «советскому народу», а среди беспартийных нет «советских людей». Многомиллионная армия сексотов — подонки общества — это тоже «советский народ». Номинально державная нация — русский народ — не причастна к власти, ибо власть не от нее и не через нее, а от партии, через партию, во имя партии, через политическую систему, которую я назвал партократией. Сама эта партия составляет какую-нибудь десятую часть взрослого русского населения. Она когда-то представляла, по Ленину, «ум, честь и совесть эпохи». Глубокие душевные травмы причинила эта «совесть эпохи» и самому, по существу своему антисоветскому, русскому народу, который вынужден адаптироваться в сложившихся условиях, чтобы выжить. У него поэтому появились специфические «советские черты», которые не были присущи бердяевскому русскому народу: абсолютная апатия к духовным исканиям, атрофия всякого гражданского чувства и гражданского достоинства, паническая приверженность страху перед начальством, рабская покорность самым диким актам произвола режима, гениальное политическое двуличие и целенаправленная ложь как средство самострахования, обожествление собственных палачей, как великих мудрецов, осуждение их жертв, как извергов рода человеческого, — таков далеко не полный список благоприобретенных черт советского образа «духовной жизни». Эти черты до того вошли в кровь и плоть многих, став привычными жизненными ориентирами, что они и породили массовую психологию безмолвных рабов. Эти черты не привилегия одних русских. Они привиты в разной степени и всем нерусским. Такой народ именно и нужен большевикам, ибо мало вероятно, чтобы поляризованный бердяевский русский народ примирился бы с советской тиранией и советским социализмом.

Вернемся к национальному вопросу. Примеров физического геноцида много в истории, но духовно-этнический геноцид впервые начал практиковать только советский империализм. Этот этнический геноцид Москва начала с языка. Если есть что-нибудь извечное, сокровенное и судьбоносное, доминанта всех чувств и идей в каком-нибудь маленьком или великом народе — то это его национальное самосознание — самосознание своей неповторимости, уникальности. Но возникает и ощущение обреченности, если народ лишится первого атрибута своей уникальности — национального языка. Отсюда следует, что в любом имперском многонациональном государстве правительство в национальном вопросе вело политику языковой денационализации покоренных наций и навязывания им языка державной нации. Однако и здесь советский тип империализма сказал новое слово: не только практиковать языковую денационализацию, но и денационализацию историческую, систематически вычеркивая из памяти народов их историческое прошлое. Пресловутые «пять признаков империализма» Ленина относительно классического империализма западных держав оказались невинными «родимыми пятнами» по сравнению с тем, что готовил народам советский социалистический империализм. Советский империализм динамичен и привлекателен, ибо он бесподобен в искусстве маскировки своего антинационального лица, стратегических целей в формулах надрасового интернационализма, он коварен в методах и средствах их достижения, он бесподобен на поприще социальной демагогии и политического фарисейства. Колониальная система классического империализма в покоренных странах интересовалась в первую очередь и главным образом материальным фактором — выкачкой из колонии материальных ценностей; советский социалистический империализм интересуется в первую очередь и главным образом человеческим фактором — как привести в свою веру покоренные народы, как перековать людей, хорошо понимая, что после этого остальное приложится само собой.

Динамичность советского империализма выразилась и в той своеобразной форме организации самой империи, которую не знала ни одна классическая империя на Западе. Советский империализм объявил свои колонии «независимыми» государствами со всеми атрибутами, которыми характеризуются независимые государства — здесь свои национальные правительства, свои национальные парламенты, свои национальные коммунистические партии, свои национальные флаги, свои национальные гербы, но у этой конструкции есть один недостаток — она насквозь фальшива, ибо управляют советскими «независимыми» республиками не из их собственных столиц, а из Москвы. Ленин, как и Маркс, утверждал, что капиталистические монополии, концентрация и централизация производства с общественным трудом создали готовые формы перевода экономики на социалистические рельсы, только надо снять с этого производства его капиталистическую оболочку. Аналогичное можно сказать и о советских «независимых» республиках — своей бутафорией «независимых» «суверенных» советских национальных республик Москва создала готовую форму их будущей подлинной независимости, но только надо вывести их из-под власти Кремля. Все предпосылки к этому, по иронии судьбы, создали сами большевики: национальную культуру, национальную интеллигенцию, национальные кадры, которые когда-нибудь скажут: «Мы хотим быть хозяевами в своем национальном доме!».

Я утверждаю, что дорога к свободе и суверенитету самого русского народа лежит через разложение советской империи.

Чтобы уяснить данную проблему, важно расширить ее рамки. Исследуя рост национального самосознания нерусских народов советской империи, нельзя игнорировать другой феномен эпохального значения — рост национального самосознания самого русского народа. Мы видели, что первоначально классический большевизм Ленина ставил перед своими идеологами генеральную задачу — исторической и идеологической дерусификации русского народа. Поэтому изгонялось из духовного обращения все то, что свидетельствовало о величии русского народа, русских государей, русских полководцев, русских святых, русских первооткрывателей, русских колонизаторов, то есть всех тех, от кого большевикам досталась сама великорусская империя. Конечная цель как была, так и осталась и по сегодня: изгнать из обращения понятие — «русский патриотизм», заменив его «советским патриотизмом», чтобы Иван и всерьез сделался «гомо советикус» Александра Зиновьева, не помнящим родства. В основе русской нации лежали, кроме языка и культуры, два духовных фактора — русская православная религия и русское государственное правосознание, хотя и импортированные извне, но русифицированные в вековых традициях народа. Куда легче было физически уничтожить почти поголовно духовенство, 130 тысяч помещиков и столько же «буржуев» в России, чем искоренить из сознания народа как раз эти духовные факторы. Наилучшее свидетельство банкротства большевистской марксистской идеологии перед неистребимым духом русского религиозного и патриотического сознания принесла «отечественная война», когда страна была спасена от оккупантов не под знаменем марксизма, а под знаменем русского патриотизма («амнистия» православной церкви, амнистия русских князей и полководцев, «закрытие» Коминтерна и т. д.). Послевоенный поход против «космополитов» и «низкопоклонников» бил в ту же точку — эксплуатировать русский патриотизм в иных целях. «Иные цели» были, как и во время войны, — коварные. Подготовить новую «великую чистку» для возвращения джина обратно в бутылку, вынужденно выпущенного из нее во время войны. Этот джин был его величество «русский дух». В этом заключался и исторический смысл пресловутой ждановщины, которая целила не только в еврейских «космополитов», но и в русских «низкопоклонников».

Едва успел Сталин осудить «низкопоклонников», казнить «сионистов» (1952 г.) и посадить за решетку «врачей вредителей» («заговор врачей»), как ему помогли умереть его ближайшие русские соратники, в которых проснулся в какой-то мере тот же «русский дух» — Маленков, Хрущев, Булганин плюс изменивший ему земляк Берия. (Я нахожу подтверждение своей гипотезы из «Загадки смерти Сталина» в записках К. Симонова, который не исключает, что Сталин умер в результате заговора Берия. См. журнал «Знамя», № 4, 1988).

Последующая эпоха — хрущевско-брежневская — была эпохой в духе великорусского самодержавия в формулах псевдоинтернационализма, которые не вполне удовлетворяли русских, но больно ущемляли нерусских. Эпоха «гласности» дает, правда, в очень ограниченных рамках, высказаться о своих национальных стремлениях, как русским, так и национальным представителям. Националы ответили на гласность требованием, чтобы их родной язык был признан государственным языком, а русские — потоком разоблачительной литературы о сталинщине, об эре брежневского «застоя» и явлением «Памяти».

«Память» для меня это весь «советский мир» в миниатюре. В этом микрокосме представлены разные течения с их внутренними противоречиями — монархисты и анархисты, православные и атеисты, патриоты и антисемиты, ленинцы и столыпинцы плюс засланные сюда ячейки новых зубатовых из КГБ. В движении «Памяти» видны не только отталкивающие черты шовинизма, но и бунт здорового русского патриотизма против марксистского мракобесия в настоящем и протест против марксистского вандализма в прошлом. Взаимодействие таких исключающих друг друга элементов и идейных течений в русском движении, вероятно, лежит в той же плоскости поляризованных противоречий в русском характере, которую нарисовал нам Николай Бердяев. «Память» — трещина в мнимом монолите «единства партии и народа» и как таковая — прецедент величайшей исторической значимости с непредсказуемыми последствиями. И тут полезно вспомнить мысль великого француза Вольтера: я не разделяю ваших взглядов, но я буду до последнего вздоха защищать ваше право иметь свои собственные взгляды, добавив: кроме шовинистических.

Представители творческой интеллигенции национальных республик потребовали от Москвы отказа от установки интерпретации исторического и культурного прошлого нерусских народов в духе великорусской концепции старых исторических школ времен царизма. Они потребовали вернуться к Ленину и Покровскому в оценках национально-освободительных движений в старой России. Без давления снизу советские верхи никогда не шли на уступки и повороты в своей политике. Чем больше такое давление, тем радикальнее сами повороты, осуществляемые, чтобы предупредить социальный взрыв, называемый революцией. Ленин как бы предвосхитил ситуацию в СССР в конце брежневской эры, когда писал:

«Основной закон революции, подтвержденный всеми революциями и в частности, всеми тремя русскими революциями, состоит вот в чем: для революции недостаточно, чтобы эксплуатируемые и угнетенные массы сознали невозможность жить по-старому и потребовали изменения: для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому, лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут no-старому, лишь тогда революция может победить» (Ленин, т. XXV, 3 изд., стр. 223, курсив мой — А.А.).

Такое положение сложилось как раз в Советском Союзе сегодня. Это заметил даже известный советский поэт Булат Окуджава, когда сказал: «Революционная ситуация есть, а революционеров нет»! Как раз цель перестройки — предупредить такую революцию.

Русские патриоты обычно говорят: «Русские — первая жертва коммунизма». Это несомненно так, но отсюда следует и логический вывод: русские первыми должны и сбросить его либо революционным переворотом сверху, либо легальными методами мирной революции снизу, чему примером служит славная польская «Солидарность» со своей «мирной пролетарской революцией» в августе 1980 года.

Вновь, со времени Октябрьской революции, Россия стоит перед судьбоносным этапом своего развития. Сегодня впервые обозначились исторические шансы мирного перехода от монопартийной тирании к правовому государству. Русское национальное движение, отказавшееся от губительной для него же имперской концепции, и сомкнувшееся с национальным движением нерусских народов советской империи под старым лозунгом Герцена времен польского восстания 1863 г. — «За вашу и нашу свободу», — приведет к триумфу свободы и демократии на всей территории СССР. Если Маркс был в чем-нибудь прав, то в своем знаменитом изречении: «Не может быть свободным народ, который угнетает другие народы». И здесь есть с кого брать пример — с западных империй, которые после войны — одни добровольно, другие вынужденно — дали независимость своим колониям. Над крупнейшей из них — над Британской империей — не заходило, как выражались, солнце. Во времена расцвета этой империи ее премьер Дизраэли говорил, что британские колонии — жернова на шее Англии. Потомки Дизраэли были достаточно разумны, чтобы по-хорошему избавиться от этих «жерновов». Англия ничего не потеряла, но выиграла. Многие из ее бывших колоний, в том числе и такая великая страна, как Индия, объединились в добровольное «Британское содружество народов». Если Россия последует примеру Англии, то выиграют все — русский и нерусские народы. Единственный путь к этому — роспуск принудительной империи и провозглашение конфедерации независимых государств из числа национальных республик, которые готовы войти в нее добровольно.

В этой связи интересен национальный пункт из «Кельнского обращения», подписанного известными в СССР и на Западе русскими писателями и публицистами из новой эмиграции. Если содержащиеся в этом пункте мысли в какой-то мере отражают настроения русской интеллигенции в самом СССР, то это было бы величайшим прогрессом на путях решения национального вопроса. Вот, что гласит названный пункт:

«Важнейшим условием социальных преобразований могло бы стать обретение различными народами страны фактической национальной независимости. Декларированное в советской конституции право наций на самоопределение, вплоть до выхода из состава СССР, должно воплотиться в реальный процесс превращения империи в добровольное содружество независимых государств, с гарантированным правом для членов этого содружества на выход из него. Существование империи стало во всех отношениях вопиющим анахронизмом и одним из важнейших препятствий социальному, экономическому и культурному прогрессу страны. «Велфер-империя», в которую в настоящее время превратился Советский Союз, в первую голову истощает духовный и материальный потенциал самого имперского народа. Опыт национальных движений только последнего времени (Казахстан, Армения, Азербайджан, Прибалтийские республики, движение крымских татар, борьба украинцев и белорусов за признание родного языка в качестве государственного и т. д.) убедительно свидетельствует, что национальные проблемы, возникшие уже в советский период истории страны, не могут быть решены удовлетворительным образом в рамках сохранения такой империи» («Русская мысль», 1.4.1988, Париж).

Вторгнутся ли «перестройка» и «новое мышление» в область национальных отношений, зависит от исхода борьбы между реформаторами и консерваторами на верхах советского господствующего класса. Ситуация здесь очень запутанная, соотношение сил неясное, противоречия острые, и поэтому было бы легкомысленно отважиться на какой-либо обоснованный прогноз. Кремль отрицает, что существуют противоречия и разногласия, как в общей политике, так и по национальному вопросу, и этим косвенно подтверждает их наличие.

Верно, на международной арене, и тут никаких разногласий нет, «перестройка» сработала отлично. Горбачев одной лишь риторикой, заимствованной из толкового словаря демократии, покорил Запад. Нет ничего легче, как покорить добродушную демократию, умело пользуясь ее же философией, но покорить или околпачить риторикой собственный народ — дело абсолютно безнадежное, ибо у этого народа долгий и трагический исторический опыт; сколько обещаний, сколько обманов, сколько кровавых преступлений совершал режим от имени и во имя социализма? Народ учили и выучили ничему не верить. На встрече Горбачева с писателями и журналистами один из его советников — В. М. Фалин — эту же истину выразил другими словами:

«Мы кредит доверия исчерпали или близки к тому, чтобы исчерпать. И мы можем сегодня писать только правду, всю правду» («Правда», 13.1.1988.).

Если эта «вся правда» сводится только к тому, чтобы второй раз после Хрущева поносить имя Сталина на страницах советской печати, не затрагивая субстанции созданной Сталиным партии, государственной машины и социального порядка, то это занятие не только заведомо бесплодное, но и опасное в виду наличия гигантского взрывчатого сталинского потенциала в рядах партии, армии и КГБ. Если на то пошло, Сталин страшен не столько чудовищным террором в прошлом, хотя он и в этом превзошел всех тиранов в истории вместе взятых, сколько он неизмеримо страшен живучестью своего духа в настоящем: в образе мышления, в образе действия, в образе жизни, во всем психологическом комплексе людей. Сталинизм живет не только в каждом активисте системы, но и в каждом человеке, если даже он и убежденный антисталинист, ибо сталинизм — это повальная психологическая травма, перешедшая по наследству в хроническую духовную болезнь всей нации. От такой болезни вылечиваются не заклинаниями, а исполинским шоком. Таким шоком мог бы явиться организованный сверху взрыв всей сталинской государственной машины от базиса до надстройки и переход верховной власти в СССР от партии к государству с подлинно демократической конституцией, с разделением парламентской, исполнительной и судебной властей, со свободой совести, слова, печати, собраний, демонстраций, союзов и политических партий, с одинаковым доступом для всех к средствам массовой информации, с полной свободой выезда и возвращения в страну для всех граждан, с превращением самого СССР в конфедерацию независимых государств. Иначе нынешнее экспериментирование над сталинской машиной в целях ее «демократизации» может кончиться тем, чем кончились эксперименты Хрущева — вторым триумфом неосталинистов.

Сейчас советским государством правит «тройка»: Горбачев — Лигачев — Чебриков. Распределение ролей между ними рисуется мне, образно выражаясь, так: Горбачев — главноуговаривающий, Лигачев — главноуправляющий, Чебриков — главнонадзирающий. Что же касается партии, то на ее вершине произошло беспрецедентное структурное раздвоение власти: генсек Горбачев — председатель Политбюро ЦК КПСС, то есть глава «говорильни» — малого «партпарламента» (большой «партпарламент» — это пленум ЦК); «второй секретарь» или «второй генсек» Лигачев — председатель Секретариата ЦК КПСС, то есть глава фактического партийного и советского правительства. Над действиями их обоих бдительно надзирает третий член «триумвирата» — шеф КГБ Чебриков. Этот «триумвират» является главным «механизмом торможения» перестройки, ибо каждый из его членов, как лебедь, рак да щука из басни Крылова, тянет партийно-государственный воз в разные стороны: щука Чебриков тянет его в зловонное болото оголтелой сталинщины, рак Лигачев пятится назад в «славные тридцатые годы», как он сам выразился однажды, лебедь Горбачев стремится в фантастическую высь, «а воз и поныне там». И великий баснописец объяснил, почему это так: «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет и выйдет из него не дело — только мука».

Такая ситуация на вершине Кремля сложилась не случайно. Марксист объяснит ее философски — «бытие определяет сознание», исторически «мертвые хватают за живых», диалектически конфликтом между поколениями. В каждом из таких толкований есть свой резон. Ведь за «революционную перестройку во всех сферах» взялись вчерашние реакционеры, но из разных поколений. Духовно воспитанные на Сталине или на раскавыченном Сталине, политически выдвинувшиеся в безмятежную эпоху «застоя», то есть в эпоху господства политического болота с частичной ресталинизацией, которая на два десятилетия законсервировала «перестройку» Хрущева, эти организаторы новой перестройки освобождаются от старого мышления весьма туго и по разному, как бы пропорционально их возрасту — старики, которым сталинская прививка вошла в плоть и кровь и закрепилась более органически, тоже хотят перестройку, но без того, чтобы предать анафеме самого Сталина, — «молодые», которых Хрущев успел заразить бациллами антисталинизма, — не мыслят себе перестройку иначе, как с полным разрывом со сталинским прошлым.

Сегодня уже очевидно, что «стариков» возглавил Лигачев, а «молодых» — Горбачев. На апрельском пленуме ЦК КПСС (1985) обе группы заключили «исторический компромисс» и договорились приступить к перестройке только в двух областях — экономической и отчасти социальной, не трогая систему политическую, но очень скоро выяснилось, что невозможны никакие радикальные экономические и социальные реформы без радикальной реформы установленной Сталиным политической структуры и органов ее управления. Вот тогда начались разногласия между «стариками» и «молодыми», между консерваторами и «революционерами». Решить этот спор был правомочен только пленум ЦК КПСС, а он состоял и после XXVII съезда партии на 64 % из членов ЦК брежневского времени, симпатия которых была на стороне сталинистов в Политбюро. В этих условиях Горбачев прибег к гениальному трюку в партийной политике, который впервые применил сам Ленин, когда против его стратегии захвата власти в «Апрельских тезисах» 1917 г. («перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую») единогласно выступил весь его большевистский ЦК. Ленин решил играть в «демократию» и потребовал перенести стратегический спор из ЦК на широкое обсуждение всей партии. Это была первая ленинская «гласность». Для ее успеха в свою пользу Ленин возглавил газету «Правда», выставив оттуда Каменева и Сталина, отвергавших «Апрельские тезисы». Через пару недель вся партия стала на точку зрения Ленина. В конце апреля Всероссийская партконференция избрала новый ЦК, объявивший «Апрельские тезисы» программой будущей большевистской революции. Нынешняя «гласность» как раз и смахивает на этот ленинский тактический маневр в борьбе за власть над ЦК.

У Ленина можно учиться только тактико-стратегическому искусству, но у него нельзя учиться вопросам философии права и правового государства, ибо в этих вопросах Ленин духовный отец Сталина. Поэтому надо отказаться от детской игры в политические прятки: не противопоставлять Сталина Ленину, что нелепо и абсурдно, а открыто критиковать порочную правовую философию Ленина и основанную на ней уголовную практику Сталина. Вот тогда все станет на свое место. Пока Ленин пользуется привилегией абсолютной безгрешности, а его произведения рангом марксистского «священного писания», все разговоры о гласности и демократизации не достигнут цели — «перестроечной революции» в мозгах людей. Даже источник нынешнего кризиса национальных отношений не в Сталине, а в Ленине. Теорию слияния всех народов России в одну нацию, то есть политику русификации, выдвинул, как мы видели, еще до революции сам Ленин, а не Сталин. Этническую карту Российской Империи после революции искромсал, по методу «слияния наций», тот же Ленин, а не Сталин.

Ленин был великий мастер в революционном разрушительном творчестве, но в государственном созидательном творчестве он подготовил только Сталина. Даже оружие по уничтожению своей большевистской партии и ее руководящего штаба — ЦК — вручил Сталину сам Ленин, когда ввел продолжающееся и поныне «осадное положение» в партии в виде резолюции «О единстве партии», согласно которой партаппарат был поставлен над партией, с запрещением в партии всего того, что раньше считалось демократическим правом каждого: инакомыслия, групп, фракций, несогласных с партаппаратом. Именно опираясь на эту резолюцию, которую Ленин неожиданно и без обсуждения в самой партии, навязал X съезду партии в 1921 г., за год до того, как Сталин стал генсеком, Сталин уничтожил сначала всю «ленинскую гвардию», а потом и ленинскую партию. Так и получилось: Ленин посеял ветер, а ленинская партия пожала бурю! Нет уж, без снятия табу на критику Ленина, Сталин будет жить и дальше, как «Ленин вчера».

Как Сталин — из Ленина, так и чередующиеся генсеки, в свою очередь — из Сталина, ибо все они учились своему искусству управления государством непосредственно у него, на его деяниях и на его практических инструкциях. Недаром один партийный политик периода Брежнева сказал:

«Мы изъяли из библиотек творения Сталина, но сами мы вынуждены частенько заглядывать туда».

Разногласия и серьезные расхождения между реформаторами и консерваторами в Политбюро и на пленуме ЦК факт абсолютно бесспорный. Но это не исключает и существования сговора между Горбачевым и Лигачевым о распределении ролей между ними по тактическим соображениям, поскольку оба стоят на позициях «перестройки», которую каждый понимает по своему. Это нужно для успеха задуманной стратегии в обеих сферах — внутри страны и во внешней политике. Внутри страны — Лигачев обязан повести на «перестройку» консервативную партийно-государственную бюрократию, во внешней политике Горбачев должен внушить Западу «новое мышление» и нарисовать привлекательный процесс превращения режима диктатуры в правовое государство, которому следовало бы открыть дверь в западный мир вообще и в «общеевропейский дом» в особенности, для получения кредитов, техники и технологии.

На Западе все мерят на свой аршин, преувеличивают возможности Горбачева, игнорируют факторы, которые его связывают. Однако, после Ленина и Сталина, направление и приоритеты советской политики решают не сильные личности, как бы они ни выделялись во вне и какие бы титулы они ни носили, а «силовые факторы» и их координированная воля в «треугольнике власти» — КГБ, армия и партаппарат. Генсек, выдвинутый этим «треугольником», от него и зависит. Как только он уклонится от заданной ему линии, он падет, даже если будет самым популярным в народе лидером. Каждый, кто внимательно следит за делами в самой партии, знает, что она вместе с моральным авторитетом, из-за тотальной коррупции в ее руководящих органах, потеряла в какой-то мере и свою былую власть, тогда как власть двух других «углов» ― КГБ и армии — осталась незыблемой. «Гласность» и «открытость» бьют по КГБ, разоружение и ревизия глобальной военно-политической стратегии бьют по интересам армии. Это зловещая загадка нашего времени, насколько и до каких границ эти два столпа, на которых только и держится сам советский режим, позволят реформаторам подмывать фундамент супердержавы. Советские вооруженные силы и политическая полиция слишком уж хорошо понимают, что в логическом конце тотального разоружения, «революционной перестройки», гласности и действительной демократизации с ее неизбежной децентрализацией «единой и неделимой власти» Москвы, обозначатся не только разложение советской империи изнутри и выход из-под ее контроля восточноевропейских стран, но и потеря Советским Союзом его позиции мировой супердержавы, поскольку супердержавой СССР стал не в силу своей экономической и технико-технологической мощи, как Америка, а исключительно из-за превосходства советского оружия. Россия всегда дорожила своим военным величием больше, чем своей социальной благоустроенностью. Когда после победы союзников в Крымской войне 1853–56 годов Россия вынуждена была топить свой Черноморский флот, русские адмиралы и генералы плакали прямо на глазах у солдат.

Россию сейчас никто не побеждал, ее военные корабли присутствуют на всех мировых морях и океанах, ее наземные силы со стратегическими атомными ракетами превосходят силы противника. Кто захочет добровольно уничтожить все это, вызовет у доморощенных милитаристов не слезы, а взрывчатый гнев против собственных правителей, как это случилось с Хрущевым, когда он начал сокращать армию, военный бюджет и свертывать военную индустрию.

Борьба за власть в Кремле, борьба между реформаторами и консерваторами стала совершенно очевидной на только что закончившейся XIX партконференции. В интересах народов СССР, чтобы из этой борьбы победителем вышел Горбачев, но в конечном итоге в интересах Запада была бы победа Лигачева, ибо он ясен, как Ленин и предсказуем, как Сталин.

 

VI. Национальный вопрос на XIX партконференции

В Тезисах ЦК КПСС к XIX Всесоюзной партконференции национальному вопросу посвящен седьмой пункт. В нем сказано:

«В рамках перестройки политической системы следует рассмотреть и принять назревшие меры по дальнейшему развитию советской федерации… Жизнь показывает, что требуется постоянное внимание к вопросам межнациональных отношений, развитию каждой нации и народности… Происходит закономерный рост национального самосознания… Децентрализация и максимальная передача на места многих управленческих функций в полной мере относятся ко всем формам нашей национальной государственности и автономии» («Правда», 27.5.1988).

Москва готова расширить самостоятельность национальных республик только при одном условии: если они и дальше будут подчиняться диктату московской бюрократии. Как раз в этом и заключается смысл следующей оговорки:

«Ключ к дальнейшему развитию наций… в органическом соединении самостоятельности союзных и автономных республик… с их ответственностью за общесоюзные государственные интересы» («Правда», там же).

Ни слова о событиях на национальных окраинах империи. Ни слова об опасности великодержавного шовинизма, зато подчеркнута важность «интернационалистской идеологии» против «национализма и шовинизма», термины, под которыми в обоих случаях подразумевают исключительно рост национального движения нерусских народов за национальную самостоятельность. В докладе Горбачева на самой партконференции развивались эти «Тезисы ЦК» без их конкретизации в плане «перестройки». Некоторые его комментарии на этот счет заслуживают упоминания.

Горбачев утверждает, что «при всех трудностях, которые были на нашем пути, сегодня мы констатируем, что союз выдержал проверку временем» и что и «впредь единственно здоровой основой нашего развития может быть только последовательное проведение ленинской национальной политики» («Правда», 29.6.1988).

Значит национальная политика Сталина, Хрущева и Брежнева была «ленинской политикой» и ее следует продолжать «последовательно». Если уж бесконечно ссылаться на «ленинскую национальную политику», то, казалось бы, что Горбачев должен сослаться и на «последнее слово» ленинизма в национальном вопросе, а именно на его «Национальное завещание» в виде статьи «К вопросу о национальностях или об «автономизации»», опубликованной после разоблачения преступлений Сталина на XX съезде партии. Ни в «Тезисах ЦК», ни в докладе Горбачева, ни в резолюциях XIX партконференции нет ссылки на эту поистине историческую работу Ленина с требованием радикального пересмотра той «единственно здоровой основы», на которой Сталин создал существующую и поныне лже-федерацию и лже-автономию. Почему остается в силе «заговор молчания» вокруг этой работы Ленина даже в период «гласности» и новой волны разоблачения сталинщины, догадается каждый, кто прочтет хотя бы ленинский эпиграф из нее к данной книге.

Когда люди в национальных республиках выходят на улицу и требуют на многотысячных демонстрациях покончить и в национальном вопросе со сталинщиной и вернуть их республикам, в полном согласии с Лениным, их национальный суверенитет, то подобные действия, по мнению Горбачева, «приобретают националистическую окраску». Вывод его один:

«Интернационализации экономики, да и всей общественной жизни, нам не избежать. И всякое стремление к национальной замкнутости может привести к экономическому и духовному оскудению».

«Национальной замкнутостью» здесь называется стремление к национальной независимости, при которой нерусские народы вне советской империи, якобы, обречены на «духовное оскудение».

Распад западных империй после Второй мировой войны и образование в результате этого около шестидесяти независимых государств в Африке и Азии доказали, что самым высшим духовным богатством колониальные народы посчитали быть хозяевами у себя дома, если даже проиграют экономически. Москва, видимо, никогда не поймет, что именно таковы чувства и подопечных ей народов. Ведь, как я уже писал, обещание Ленина дать им национальную независимость с гарантией на право выхода из состава Российской Империи, была единственной причиной, почему их симпатии оказались на стороне Ленина во время революции и гражданской войны. Их горько обманули, но такая обида живет в веках.

В прениях по докладу Горбачева национальный вопрос не нашел ни должного отражения, ни трезвого анализа. Не только русские ораторы, но и их национальные вассалы были единодушны в «заговоре молчания» о происходящем на окраинах. Два выступления двух новых первых секретарей ЦК компартии Азербайджана и Армении все-таки касались и событий в их республиках. Секретарь Азербайджана А. Везиров сказал, что ситуация в Карабахе и вокруг него «приобрела общественно опасный характер», «не прекращаются попытки столкнуть два наших народа… Резко обострилась ситуация в связи с тем, что к нам стали прибывать из Армении тысячи проживающих там азербайджанцев. Немало армян покинули Азербайджан». Осудив антиармянский погром в Сумгаите, лидер Азербайджана сказал, что требования о «пересмотре национально-территориального устройства», как и события в Сумгаите, «дестабилизировали обстановку» в Азербайджане и Армении. Он утверждал, что лица, которые организовали «дестабилизацию», «стремятся подорвать перестройку, распространить на другие регионы страны очаги межнациональной розни» («Правда», 30.6.1988).

Секретарь Армении С. Арутюнян подошел к тому же комплексу вопросов с другой стороны, связав события в Азербайджане и Армении с общими основами национальной политики партии, и потребовал выработки нового мышления во всей национальной политике. Вот соответствующее место из его выступления:

«Истоки создавшейся обстановки кроются в сложных переплетениях исторических, социальных, экономических, культурных, этнических проблем, имевших место извращениях национальной политики в период культа личности и застоя. Кощунственно утверждать, что причинами этих событий явились перестройка, демократизация и гласность. Болезненные проблемы явились не сегодня и не вчера. Они накапливались постепенно десятилетиями, не получая не только необходимого решения, но даже и гласного признания. Именно антидемократическая практика замалчивания и равнодушия… попытки загнать их вглубь или решать их авторитарными методами привели к столь взрывному их проявлению сегодня».

Арутюнян возразил и против недобросовестной пропагандистской теории, что во всем виноваты «экстремисты», которые вышли из-под контроля. «Это, — сказал оратор, — весьма упрощенное представление… Не могу не сказать здесь, что подобные объяснения больно задевают национальные чувства коммунистов, трудящихся и противоречат они и просто здравому смыслу». Он предложил вообще пересмотреть старую национальную политику в масштабе всей страны. Вот его главный вывод:

«Настоятельная необходимость сегодня — выработка нового политического мышления в национальном вопросе» («Правда», 01.07.1988).

Секретарь союза писателей Украины Борис Олейник заявил, что национальная проблема не региональная, а общесоюзная проблема. Вот его главный тезис:

«Одно из тяжких последствий культа — извращение ленинской национальной политики. Не стоит искать виновных по регионам. Ведь беда универсальная. В этом плане одинаково печальны и следствия, и причины. Следствие, в частности, на Украине таково: национальный язык очутился почти на околице духовной и материально-производственной жизни народа. Он постепенно как-то уходит из делопроизводства, из государственного и партийного обихода. Более того, во многих городах уже не существует школ на родном языке. Почти во всех высших учебных заведениях студенты лишены возможности учиться на языке своих матерей».

Б. Олейник выдвинул конкретное требование:

«В этом вопросе не должно быть разночтений. Надо на державном уровне создать режим наивысшего благоприятствования функционированию родного языка во всех сферах и на всех этажах общества, подкрепляя теорию правовыми законами, вплоть до привлечения к ответственности лиц, которые препятствуют развитию национальной культуры».

Эти слова Олейника были покрыты аплодисментами конференции, равно как и его «диалектическая» находка в определении разницы между «родиной» и «страной». Заявив, что во время войны украинцы дрались и гибли не «За Сталина, за родину», а только за «родину и страну», Олейник определил, что это значит:

«Не знаю, как у кого, а у меня и пославших меня на конференцию есть родина — Советская Украина и есть страна — Союз Советских Социалистических Республик» («Правда», 02.07.1988).

Конференция приняла специальную резолюцию «О межнациональных отношениях». Излюбленные лозунги Горбачева «радикальные реформы» и «новое политическое мышление» напоминают о себе в этой резолюции только своим блестящим отсутствием. Вся резолюция — набор пустых слов из приевшейся всем тошнотворной пропагандной болтовни времен Сталина. В вопросах национальной культуры и национальных языков новые лидеры стали правее даже Сталина. Они целиком поддерживают великорусскую политику Хрущева-Брежнева, заявляя и в данной резолюции, что обучение в школах на родном языке дело не обязательное, а добровольное. Однако поражает другое: русификация культуры и аппарата власти нерусских республик, как и объявление местного национализма главной опасностью в национальной политике, новые лидеры повторно обосновывают ссылками на Ленина, тогда как позиция Ленина в этих вопросах была абсолютно противоположной и она хорошо известна партии, благодаря Хрущеву и XX съезду. Поэтому прямо-таки кощунственно звучат по адресу основоположника большевизма следующие слова из резолюции:

«Любые претензии на национальную исключительность недопустимы и оскорбительны… В духе ленинской традиции следует бороться прежде всего со «своим» национализмом и шовинизмом, и делать это должны в первую очередь представители соответствующей национальности» («Правда», 5.7.1988).

Это самая бесстыжая фальсификация Ленина и открытая апология Сталина в его споре с Лениным. Ленин так писал не о «своем» национализме, а о великорусском шовинизме. Это ведь Ленину принадлежат слова:

«Необходимо отличать национализм большой нации и национализм нации маленькой… Приняли ли мы с достаточной заботливостью меры, чтобы действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды».

«Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть».

Я утверждаю, что нынешний кризис национальных отношений своими историческими корнями уходит в практику великодержавно-шовинистического правления от Сталина до Брежнева. Как видно, новое руководство не нашло ничего лучшего, как продолжать ту же практику, демонстративно игнорируя, что местный национализм в его шовинистической форме лишь реакция на разгул великорусского шовинизма в национальной политике партии. Такой же фальсификацией является новая легенда о «ленинской традиции», согласно которой Ленин, якобы, требовал, чтобы в органах власти республик были «представлены все нации и народности». Ленин этого не требовал. Наоборот, он требовал «коренизации» органов управления национальных республик за счет вытеснения оттуда русских чиновников. Нравится это Кремлю или нет, но таковы были решения X и XII съездов партии, которые происходили при жизни Ленина. (Замечу, что фальсифицируя Ленина, новые лидеры часто ссылаются на Ленина, но точно не указывают, когда и где Ленин высказал ту или иную приписываемую ему мысль.) Зловещие и неотложные проблемы национальных отношений, которые в любое время могут вызвать взрыв с непредсказуемыми последствиями, новое руководство хочет решить путем создания еще одного нового центрального ведомства по надзору за национальными республиками. В резолюции сказано:

«Рассмотреть вопрос об образовании специального государственного органа по делам национальностей».

Такая инициатива вызывает плохие воспоминания. Дело в том, что подобный орган уже был в истории советского режима. Назывался он «Народным комиссариатом по делам национальностей» и возглавлял его Сталин. Второе издание такого органа имеет шансы на успех, если Кремль найдет другого Сталина, чтобы возглавить его.

Когда я дописывал эти строки, из Москвы пришла новость: основатель движения за национальную независимость Армении Паруйр Айрикян указом президиума Верховного Совета СССР лишен советского гражданства и выслан из страны. Половину своей жизни (18 лет!) он провел в советских тюрьмах и концлагерях за то, что хотел мирными методами воспользоваться статьей 72 Конституции СССР, которая гласит:

«За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР».

После своего освобождения в 1987 г. он вновь возглавил армянское национальное движение за выход Армении из СССР с объявлением своей полной государственной независимости путем плебисцита. Ни террора, ни восстания, ни других форм насилия он не проповедовал для осуществления своей цели. Единственное средство борьбы, которым пользовалось его движение, — слово убеждения. За это свободное слово его вновь посадили в марте 1988 г. За это же свободное слово его выдворили из страны, когда еще не засохли чернила на торжественных резолюциях XIX партконференции о введении в стране «гуманного социализма», «правового государства» и о «дальнейшем расширении гласности» на основе «нового политического мышления». Мышление, как будто, новое, но дела, как видим, все еще старые. Что же касается спора между Арменией и Азербайджаном: какому московскому вассалу — армянскому или азербайджанскому — должен подчиняться Горный Карабах — это пустой и вредный спор. Армяне ведут его с ложных позиций, забывая народную мудрость: снявши голову по волосам не плачут. Не в том трагедия Армении, что Сталин в 1923 г. включил Карабах в состав Азербайджана, а в том, что Ленин в 1920 г. на штыках Красной Армии оккупировал и аннексировал независимые национальные республики Кавказа — Армению, Азербайджан, Северный Кавказ, включив всех их вместе с Грузией в состав Советской империи. Во время независимости Кавказа этого спора не было, он возник только при большевиках — продолжателях политики «разделяй и властвуй», приведшей к кошмарной резне в Сумгаите. Истинные патриоты Кавказа могут поставить судьбоносную проблему, как ее ставит Айрикян — о праве народов на выход из состава СССР.

В заключение хочу рассказать об одном курьезе и заодно похвалить «оперативность» советской идеологической разведки с ее феноменальным ясновидением вещей, которые ко времени ясновидения еще не существовали. Так, почти за год до написания данной книги орган ЦК компартии Азербайджана газета «Бакинский рабочий» утверждала, что я выпустил книгу под названием «Последняя империя». Даже приводится цитата из не существовавшей тогда книги. Сначала газета представляет меня читателям с намеренным искажением моей биографии по известному методу кагебистских башибузуков:

«Знакомьтесь: Абдурахим Авторханов (так зовут не меня, а звали моего убитого на войне брата — А.А.), по образованию экономист, дезертир Красной Армии… Ощущение собственного ничтожества компенсировал злопыхательством на родные пенаты. Эта его книга «Последняя империя» — источник для диверсионных выходок авторов передач вездесущей радиостанции «Свобода». Вот что утверждает Авторханов: «Каждый советский гражданин со дня рождения до смерти содержится под тотальным полицейским надзором. Против всяких инакомыслящих индивидуально или в группе — применяется научно подготовленная, разнообразная по видам система террора»» («Бакинский рабочий», 23 октября 1987 г.).

Отвечаю коротко: я не экономист, не дезертир Красной Армии, потому, что никогда в ней не служил, а сидел как «враг народа». Книги под названием «Последняя империя» не выпускал, а выпускаю данную книгу на ту же тему под другим названием — «Империя Кремля». Насчет приписываемой мне цитаты, каюсь, она принадлежит мне. Ее газета очевидно взяла из серии моих скриптов «Последняя империя», которая передавалась по радио «Свобода».

 

VII. XIX партконференция: стратегическое перевооружение большевизма внутри и вовне

На XIX Всесоюзной конференции КПСС (июнь-июль 1988 г.) Горбачев предпринял некоторые шаги для обнародования ряда реформ по перестройке политической структуры существующего режима, не затрагивая его субстанции. Он хочет дать стране «демократию», но сохраняя диктатуру коммунистической партии, он хочет расширить гласность, но запрещая независимую печать (даже предложение превратить газету «Правда» из органа ЦК КПСС в орган КПСС с правом критиковать ЦК, было отвергнуто на конференции), он хочет разграничить функции между партией и государством, но предлагает поставить во главе Советов на всех уровнях первых секретарей партии, он хочет ввести «реальный плюрализм», но без права критики партии и идеологии марксизма-ленинизма, он хочет допустить инициативу народа и деятельность многочисленных народных «неформальных объединений» в стране, лишь бы они не занимались политикой. Таков общий смысл «Тезисов ЦК КПСС» и доклада Горбачева на конференции.

Но есть и «новшества». Впервые в истории большевистской диктатуры выдвинуты и новые программные лозунги, за которые еще вчера сажали в психушки и тюрьмы людей, часть которых продолжают сидеть и сегодня. Лозунги эти следующие: построить отныне «демократический, гуманный социализм», а советское государство превратить в «правовое государство». Однако советские люди не только дошлые, но они и великие скептики, которых сама партия на бесконечных примерах лжи и обмана отучила верить себе. «Никто не верит, поэтому никто не работает», — сказал один делегат на конференции. За эти 70 лет советские люди видели всякие формы социализма — сначала «военно-коммунистический», а потом и нэповский социализм Ленина, дальше пошли другие «социализмы» «победивший социализм» Сталина, социализм вот-вот переходящий в коммунизм Хрущева, «реальный», «зрелый» или «развитой социализм» Брежнева, а вот тот социализм, который предлагает им сейчас Горбачев, а именно — «гуманный социализм» или, что одно и то же, «социализм с человеческим лицом», его советские люди видели только мимоходом — под советскими танками в Праге. Что же касается «правового государства», то советских людей вот уже 70 лет учат в школах, где настольными учебниками являются произведения Ленина «Государство и революция», «Пролетарская революция и ренегат Каутский», в которых так называемое «правовое государство» объявляется фикцией, а «демократический, гуманный социализм» выдумкой социал-демократических «лакеев» буржуазии из II Интернационала.

Тем не менее, то, что сейчас предпринимает Горбачев, — это не «показуха», а глубоко обдуманная, политико-психологически отлично разработанная концепция для стратегического перевооружения большевизма как внутри страны, так и вовне. Почему это стало необходимым? Иногда сухие факты из первоисточника говорят больше, чем длинные рассуждения. Такие факты были оглашены на XIX партконференции. Обратимся к некоторым из них. Министр здравоохранения СССР академик Чазов сказал:

«Мы гордились системой охраны здоровья народа, но молчали о том, что по уровню детской смертности находились на 50-м месте в мире после Маврикия и Барбадоса. Мы гордились, что у нас больше, чем в любой другой стране мира врачей, больниц, но молчали, что по средней продолжительности жизни занимаем 32-е место в мире» («Правда», 30.6.1988).

Советский посол в ФРГ Квицинский сказал:

«Существенного увеличения продажи машин, оборудования и другой продукции высокой степени переработки не получается ввиду технологического отставания советской промышленности и общего низкого качества наших готовых изделий. Это широко известный факт… Чтобы продать советскую продукцию приходится иногда идти на то, чтобы даже снимать с нее марку ― «Сделано в СССР»… Свои покупки в ФРГ мы почти целиком оплачиваем экспортом невосполнимых природных богатств: нефтью, газом, лесом, бриллиантами… Продолжается валютный импорт не только хлеба, которого у нас не хватает, но и металла, который мы производим больше, чем США» («Правда», 3. 7. 1988).

Он забыл указать, что по экспорту оружия СССР вышел на первое место, опередив США.

К этому надо добавить, что доля СССР в мировой торговле упала ниже десяти процентов, а его экспорт не только в ФРГ, но и в другие страны, на 90 % состоит из указанных Квицинским энергетических и сырьевых ресурсов. Таким ресурсам свойственно когда-нибудь исчерпаться. Что тогда? Как же дальше строить «социализм»? У этого явления, кроме антиэкономической природы самой советской системы, есть еще три врага, которые паразитируют на советской экономике — гигантская военная машина, на которую тратится около 17 % национального дохода, дюжина «марксистско-ленинских» режимов в Африке, Азии и Латинской Америке, на содержание которых расходуются ежегодно около сорока миллиардов долларов, 18-и миллионная бюрократия, на которую тратятся 40 миллиардов рублей.

Когда сталинская модель социализма окончательно обанкротилась (Юрий Афанасьев: «Я не считаю созданное у нас общество социалистическим», «Правда», 26.7.1988), то решили испробовать другую модель. Поэтому в основу концепции стратегического перевооружения большевизма внутри страны положили бухаринскую модель интерпретации ленинского нэпа («обогащайтесь»!). В международной политике партия вспомнила трезвый совет Ленина: в арсенал советской цивилизации надо принять все достижения мировой буржуазной культуры, науки и техники с тем, чтобы опираясь на эти достижения и используя «рыночный социализм» в СССР, подготовить победу советского социализма над капитализмом не только внутри Советской России, но и в международном масштабе. Ленин пророчествовал, что если советская страна пойдет по этому пути, доказывая практическими примерами превосходство коммунистической смешанной экономической системы над западной капиталистической системой в прямой конкурентной борьбе с ней, то, говорил Ленин:

«Тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно» (Ленин, ПСС, т. 43, стр. 341).

К разрыву со сталинской моделью социализма Горбачев двигался не по рецепту Черчилля Хрущеву «Через пропасть можно перепрыгнуть только в один прием» — а серией обходных прыжков, которая еще далеко не завершилась. Одним ударом можно было бы разрубить «гордиев узел» сталинщины при революционном перевороте сверху, для чего потребовалась бы поддержка хотя бы одного угла из «треугольника» власти — партаппарата, КГБ и армии, чего очевидно не было. Да и сама стратегия перестройки является изобретением весьма ограниченного круга партийно-государственных деятелей, опирающихся не на «треугольник», а на интеллектуальный и творческий потенциал народа. Перестройка это не антикоммунистическая стратегия, а только антибюрократическая. Отсюда опасность грозного конфликта между маленьким авангардом «перестройщиков» и гигантской армией бюрократов на всех уровнях. Эта бюрократия кормилась из двух источников: высшая и средняя бюрократия материальными привилегиями от государства, а низшая «пролетарская» бюрократия от использования дефицита товаров и продуктов (порой даже искусственного), чтобы манипулируя дефицитом, делать личные обогащения (в советской печати пишут, что в стране от такой «второй экономики» образовался новый класс подпольных миллионеров). Перестройка хочет взять под контроль это состояние. Отсюда враги перестройки из этой высшей и низшей бюрократии наряжаются в костюмы «идейных ленинцев», выступающих против подкопов «ревизионистов» под фундамент «победившего социализма». Вдохновителем «ревизионистов» считают Горбачева. Их главный политический аргумент: мировая буржуазная и социал-демократическая печать возносят до небес «антипартийную доктрину гласности» Горбачева и хвалят его перестройку — значит Горбачев подрывает основы советского социализма. Эти «ленинцы», вероятно, напоминают Горбачеву полюбившееся Ленину изречение вождя немецких рабочих Августа Бебеля:

«Ты дурак, старый Бебель, тебя хвалит немецкая буржуазия — значит ты изменил немецкому пролетариату».

Как бы там ни было, а вот Лигачев счел за лучшее напомнить XIX партконференции, что как раз его, Лигачева, не хвалит ни буржуазия, ни социал-демократия. Вот цитата:

«Пишут и о нас. В том числе разное пишут за рубежом о Лигачеве. Иногда спрашивают, как я к этому отношусь? Перефразировав слова великого русского поэта, скажу: в диком крике озлобленья я слышу звуки одобренья» («Правда», 2.7.1988).

Лигачев, конечно, понимает, что такой цитатой не может воспользоваться его коллега Горбачев. Я думаю, что как «ленинцы», так и поклонники Запада неправильно понимают «политику дальнего прицела» Горбачева. Горбачев не изменяет ленинизму, он не ищет и альтернативы социализму. Он ищет, как раз опираясь на тактико-стратегические указания Ленина, другой формы или другой модели социализма, при которой можно жить и процветать, если, конечно, такая модель вообще мыслима и практически осуществима. Поиск новой модели продиктован не благими намерениями новых лидеров, а соображениями реальной политики, когда страна во всех сферах — политической, экономической, социальной и духовной — очутилась в глубочайшем структурном кризисе. Выбор путей и методов для выхода из кризиса был ограничен. Собственно была только дилемма: или выйти из кризиса по-сталински, то есть «большим террором», но для этого нужен был бы в нынешних условиях не просто новый Сталин, а дважды Сталин, что трудно представить себе даже в фантазии, или более простой выход — найти смекалистого мастера «спуска на тормозах» от сталинского социализма к ленинско-бухаринскому «рыночному социализму». Такого мастера и нашли в лице Горбачева. Сама идея «спуска» тоже принадлежит Ленину. В «Заметках публициста», обосновывая большевистское отступление от ортодоксального марксистского социализма к нэповскому капиталистическому социализму, он сравнивал поведение большевиков с поведением альпиниста при восхождении на высокую гору. Альпинист с большим риском и при злорадствующих выкриках враждебной толпы снизу карабкается к вершине горы, остался лишь маленький участок, но он такой крутой и отвесный, что велика опасность сорваться и упасть в пропасть. Тогда, доказывал Ленин, лучше прекратить восхождение, спуститься вниз и начать новый подъем на ту же вершину, но с другой стороны горы. Так обстоит дело, по Ленину, и в политике. Шеф КГБ Чебриков и был первым человеком в новом руководстве Кремля, произнесшим еще три года назад слово, которое считалось величайшим табу в лексике сталинского социализма — слово «реформы» (это было опасно тогда генсеку, но не шефу КГБ) и обосновал необходимость реформ ссылкой на ленинскую тактику избрания «другого пути» восхождения на социалистическую вершину. Вот его аргументы:

«Наша партия, — об этом говорил Ленин, — научилась необходимому в революции искусству — гибкости, умению быстро и резко менять свою тактику, учитывая изменившиеся объективные условия, выбирая другой путь к нашей цели, если прежний путь оказался на данный период времени нецелесообразным, невозможным… Да, мы меняем тактику и совершенствуем стратегию. Мы выбираем наиболее целесообразные и соответствующие изменившимся условиям пути к нашей цели. Взять решительный курс на пересмотр всего того, что не оправдало себя… на реформы и изменения» («Правда», 7 ноября 1985 г., доклад Чебрикова к 68-й годовщине Октября).

Сам Горбачев осмелился произнести слово «реформы» только в начале следующего 1986 года, на XXVII съезде партии без ссылки на нэп (это все еще было опасно), а только ссылаясь на «продналог». Чебриков мог бы сослаться на Ленина и в отношении необходимости стратегического перевооружения большевизма новыми методами для новой «мирной экспансии» во внешний мир, такими методами, которые соответствуют новым международным условиям. Он этого не сделал. Я хочу сделать это за него, не для устрашения западных поклонников Горбачева, а к сведению внутренних его врагов. Вот один из многочисленных тактико-стратегических советов Ленина своей партии:

«Связывать себе наперед руки, говорить открыто врагу, который сейчас вооружен лучше нас, будем ли мы воевать с ним и когда, есть глупость, а не революционность. Принимать бой, когда это заведомо выгодно неприятелю, а не нам, есть преступление, и никуда не годится такая политика революционного класса, которая не сумеет продолжать «лавирование», «соглашательство», «компромиссы», чтобы уклониться от заведомо невыгодного сражения» (Ленин, 4-е изд., т. 31, стр. 58).

Вот когда в Политбюро было принято решение спуститься со сталинской стороны социалистической горы, чтобы подняться на ту же гору с другой ленинской стороны, то возникла новая, не менее страшная проблема — как дискредитировать сталинское «восхождение», не рискуя самим упасть как раз в ту пропасть, которую хотят обойти. Другими словами, как ругать Сталина и сталинские порядки, не ругаясь самим по адресу «отца и учителя» или даже отпуская ему иногда дифирамбы насчет его былых заслуг в борьбе за ленинизм против троцкизма (Горбачев), или как Сталин боролся «как лев» «с западными державами в Ялте за «польскую независимость»» (Громыко), или, наконец, «вспоминая славные тридцатые годы» (Лигачев). Тяжелая проблема была решена легко, по рецепту, которому позавидовал бы сам Макиавелли: писателям, публицистам и ученым предоставили почти неограниченную свободу поносить сталинизм и ругать сталинские порядки, назвав все это «гласностью». Однако была сделана и существенная оговорка — никто не имеет права критиковать внешнюю политику Сталина, как и его внешнеполитические преступления (тема Катынь все еще табу). Вся внешняя политика от Ленина до наших дней считается положительной и последовательной, но признается, что бывали отдельные «ошибки» и «просчеты». Вот что сказал на этот счет Горбачев на конференции:

«Советская внешняя политика, несмотря на некоторые ошибки и просчеты в прошлом, в целом имеет огромные заслуги перед страной социализма, перед всем человечеством. Перестройка потребовала от нее нового качества и по существу, и по форме» («Правда», 29.06.1988).

Поэтому неправы сталинисты и в том, что Горбачев изменил интернациональным принципам большевизма в поддержке мирового коммунистического движения. В этом отношении я не вижу отсутствия последовательности между Лениным и его чередующимися наследниками. Стоит только восстановить в памяти девиз каждого из генсеков (не говоря уже об их делах), чтобы опровергнуть подозрения в «измене» Горбачева делу мирового коммунизма.

Сталин (в «Вопросах ленинизма»):

«Победа социализма в одной стране не есть самодовлеющая задача. Революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата во всех странах».

Хрущев (в беседе с когрессменами в Америке):

 «Мы похороним капитализм без войны, а ваши внуки будут жить при коммунизме».

Брежнев (на XXIV съезде КПСС):

«Полное торжество дела социализма во всем мире неизбежно. И за это торжество мы будем бороться не жалея сил».

Горбачев (на XIX партконференции):

«КПСС считает себя неотъемлемой частью мирового коммунистического движения, которое сейчас ведет трудный поиск выхода на новую стадию своего исторического развития. И мы будем… активно участвовать в этом поиске».

Только Горбачев не хочет дразнить капиталистического быка красной тряпкой, да еще повторять догматические зады сталинских ихтиозавров, которые, как и те бурбоны ничего не забыли и ничему не научились.

Партия глубоко презирала ленинские реформы нэпа, чем и воспользовался Сталин. Партия явно саботирует реформы второго нэпа — горбачевского, чем могут воспользоваться сталинисты.

XIX партконференция, на которой некоторые делегаты открыто потребовали вывода из состава Политбюро и ЦК таких виновников брежневщины, как Лигачев, Чебриков, Громыко, Соломенцев, доказала, что страна идет навстречу новому политическому кризису в руководстве с продолжающимся углублением кризиса национальных отношений. Предсказать такой кризис легко, но представить себе его возможные результаты крайне трудно, теряясь в догадках, какие же реальные силы стоят за Горбачевым, тогда как силы Лигачева у всех на виду.

Все решения XIX партконференции останутся на бумаге, если их претворение в жизнь зависит от воли «коллективного руководства» ЦК КПСС, ибо «коллективное руководство» при однопартийной системе есть коллективная безответственность, как это доказало время застоя Брежнева с его тотальной коррупцией от низов до самых верхов. Оглядываясь назад на историю и исторический опыт всех олигархических режимов, к которым безусловно относится и советский режим партократии, можно констатировать одну историческую закономерность: на субстанциональные реформы политической системы эпохального значения олигархия не способна. На это способна только сильная личность с железной волей, революционной решимостью и неограниченными полномочиями. Нет слов, любая диктатура — олигархическая или личная — явление омерзительное. Однако личная диктатура для подготовки скачка «из царства необходимости в царство свободы» — это нечто вроде «скорой помощи» для спасения великой нации от дегенерации и богатейшей страны от вечной нищеты. Такая личность и нужна сегодня Советскому Союзу. Она, может быть, уже существует в потенции, в становлении. Сейчас на вершине партии образовалось явное «двоевластие» с двумя «генсеками» — есть генсек «де юре» Горбачев, который председательствует в «малом партпарламенте», то есть в «говорильне» в лице Политбюро (в нем генсек «де юре» имеет большинство), но есть и генсек «де факто» — Лигачев, который руководит Секретариатом и аппаратом ЦК, то есть фактическим партийным и советским правительством СССР, выдвинутый на этот пост «малым партпарламентом» по поручению «большого партпарламента» (Пленума ЦК КПСС, где большинство имеет Лигачев). Эту открытую тайну сообщил всей партии и стране на XIX партконференции сам Лигачев, когда заявил:

«Несколько слов о работе Секретариата ЦК. Мне поручено вести текущую работу в Секретариате ЦК. Это поручение Политбюро. Секретариат упор делает на организацию и контроль текущей работы» («Правда», 02.07.1988).

Начиная со Сталина, все генсеки — Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко сами непосредственно руководили аппаратом ЦК и сами выбирали себе первого помощника или «второго секретаря» в ЦК, а вот теперь Секретариатом руководит не Горбачев, а Лигачев. На партийном языке это значит, что Лигачев не ответственен перед генсеком «де юре», а только перед «малым и большим партпарламентами», как и сам Горбачев. Это беспрецедентное структурное «двоевластие» в ЦК собственно и является основным «механизмом торможения» перестройки, демократизации, гласности. Ведь все генсеки были сильны тем, что они держали руку на руле фактического управления партией и государством — Секретариата и аппарата ЦК. За этим рулем стоит сейчас не Горбачев, а Лигачев. Поэтому я его и называю генсеком «де факто». Партия в душе на стороне генсека «де факто», но умом она колеблется в сторону генсека «де юре». Этим объясняется, что конференция, подготовленная Лигачевым и его аппаратом, несмотря на все оговорки и сомнения, все же приняла, с некоторыми важными коррективами, предложенный Горбачевым план реформ политической структуры страны. Самой решающей и самой главной из всех реформ надо признать предложение Горбачева об унификации высшей партийной и государственной власти в одном лице с полномочиями в широком масштабе. Это учреждение поста председателя Верховного Совета СССР, являющегося одновременно и главой партии даже не будучи генсеком. Ленин не был генсеком. Чтобы без внутренних потрясений отнять у партии ее монополию на власть и вернуть «кесарю — кесарево» под вновь пущенным в ход лозунгом Ленина, провозглашенным накануне Октября, «Вся власть Советам!», Горбачеву ничего не оставалось, как предложить партии компромисс — поставить во главе нижестоящих государственных органов первых секретарей каждого уровня. Это, на первый взгляд, как будто противоречило общему замыслу самого Горбачева о разделении и разграничении функций между партийными и государственными органами. Однако в нынешний переходный период не было никакой возможности получить согласие партии на фактическую узурпацию ее монопольной власти иначе, как пересадив первых секретарей с их партийных кресел в кресла чиновников государственного аппарата, объявив государственные должности их основной функцией, а партийную работу функцией идеологического порядка. Все это нужно было Горбачеву, чтобы сделать следующий шахматный «ход конем» со стратегическим умыслом: учредить названную должность главы государства с прерогативами наподобие прерогатив американского президента. Иначе говоря, превратить советскую генсековскую систему в «президиальную систему». Вот какие должны быть, по Горбачеву, прерогативы советского президента:

«По мнению ЦК КПСС повышению роли высших представительных органов и всей системы Советов народных депутатов, укреплению правового характера власти, лучшему представительству Советского Союза в мировых делах отвечало бы учреждение поста председателя Верховного Совета СССР. Следует установить, что он избирается и отзывается путем тайного голосования съезда народных депутатов СССР… В условиях общего повышения роли представительных органов председатель Верховного Совета СССР должен быть наделен достаточно широкими государственными полномочиями. Он мог бы в частности осуществлять общее руководство подготовкой законов и важнейших социально-экономических программ, решать ключевые вопросы внешней политики, обороноспособности и безопасности страны, возглавлять Совет Обороны, вносить предложения о кандидатуре председателя Совета Министров СССР, а также выполнять ряд других обязанностей, традиционных для такого поста в государстве» («Правда», 29.6.1988).

Что же остается тогда генсеку «де факто» — шеф-идеологу Лигачеву? Ему остается архи-архивная идеология марксизма-ленинизма, которая никому не нужна, прежде всего не нужна самому Лигачеву.

Когда Горбачев выдавал свое предложение за «мнение ЦК КПСС», то, по всей вероятности, речь шла о Политбюро, а не о Пленуме ЦК КПСС. Этим надо объяснять, что партконференция приняла предложение об учреждении должности председателя Верховного Совета СССР, но обошла полным молчанием вопрос о его функциях и правах, описанных Горбачевым в его докладе. У Горбачева не обязательно председателем (президентом) Верховного Совета СССР должен быть нынешний генсек «де юре», им может быть и Лигачев, и даже теперешний председатель Президиума Верховного Совета Громыко, на то ведь и «выборы с тайным голосованием». Но поскольку президента выбирает не партия, а «съезд народных депутатов», то больше шансов быть избранным у Горбачева. Странно, что такие выдающиеся деятели и убежденные сторонники перестройки, как Борис Ельцын и академик Абалкин, видно совсем не поняли стратегический замысел Горбачева в данном комплексе вопросов о перестройке политической системы. Зато Лигачев и консервативный пленум ЦК это поняли и поэтому не занесли в резолюцию то, что говорил Горбачев о прерогативах и широких государственных полномочиях председателя Верховного Совета СССР.

Кто не в курсе тонкостей функционирования внутреннего механизма власти партократии, тот оставит не замеченным один важнейший факт: всесоюзные конференции КПСС имеют значение только совещательного органа партии, в отличие от ее законодательных органов: съездов партии и Пленумов ЦК между очередными съездами партии. Поэтому конференции КПСС не имеют права выбора нового состава ЦК или права его обновлять, как этого требовали сторонники Горбачева накануне XIX партконференции на страницах «Правды», ссылаясь на «прецеденты», созданные Лениным на двух конференциях до Октябрьской революции и на один прецедент на сталинской XVIII конференции в феврале 1941 года. Самое главное решения Всесоюзной конференции приобретают по уставу партии законодательную силу для партии только в том случае, если они утверждены Пленумом ЦК. Подобное утверждение всегда происходило в конце каждой конференции на специальном Пленуме ЦК. Такой Пленум ЦК не состоялся после XIX партконференции и поэтому решения XIX партконференции не закон, а только рекомендации. Только через месяц Пленум ЦК подтвердил их как рекомендации. Это оставляет открытым вопрос об их судьбе в продолжающейся борьбе за власть в Кремле. Единственное оружие у Горбачева в этой борьбе — это его дар анализировать и пропагандировать. Однако, у партии другая иерархия ценностей, ей, воспитанной на плоских стереотипах сталинского жаргона, чужды всякие духовные поиски, политическое мудрствование и ораторское красноречие. Серые партаппаратчики утвердились во главе партии и государства на основе неписаного сталинского закона — не допускать к власти оригинальных мыслителей и ярких ораторов. Кто выделялся из серой партаппаратной массы, уже считался подозрительным. Возьмите того же Горбачева. Ведь он уже за семь лет до своего генсекства все-таки был одним из секретарей ЦК КПСС, но он был достаточно разумным, чтобы не высовываться из серой секретарской массы со своими выдающимися способностями. Но эти способности пригодились сегодня Кремлю в его международной политике. Одной своей риторикой, заимствованной из буржуазной правовой философии, Горбачев творит политико-психологические чудеса. Кто мог бы даже в мыслях представить себе, что такой выдающийся политический талант всего западного мира и закоренелый враг коммунизма, как Франц Йозеф Штраус, после трехчасовой беседы с Горбачевым вернется из Москвы в полном восхищении от его личности и от его политики. Кто мог бы допустить, что такой убежденный антикоммунист, как президент Рейган, откажется после последней встречи с Горбачевым от своего знаменитого изречения: «СССР — это империя зла». Что говорить тогда о рядовых обывателях. На опросах общественного мнения в Европе, кто из политических лидеров мира заслуживает наибольшего политического доверия, Горбачев занял первое место. На подобном опросе в католической Польше, этого вечного врага России, одинаково как царской, так и советской, Горбачев занял второе место после ее собственного земляка — Папы Римского. Однако все рекорды участников мировой эйфории в адрес Горбачева побила одна американка. Она решительно и безапелляционно заявила:

«Появление Михаила Горбачева — это второе пришествие Иисуса Христа!».т

Этот неразгаданный политический сфинкс хорош для сюрпризов и непредсказуемых действий. Если же он все-таки провалится, то не только из-за своего интеллектуального превосходства над собственной партией и ее допотопной идеологией, но еще и потому, что он хотел улучшить систему, которую нужно уничтожить, если не хочешь, чтобы уничтожили тебя самого. Другой альтернативы эта сталинская система не допускает. Когда в кругу его старых кавказских поклонников Сталина спросили: «Коба, почему ты взял себе имя «Сталин»?», то ответ последовал моментально: «Потому, что сталь не гнется, а ломается». Поэтому и уголовно-политическая система, созданная Сталиным, подобна стали: ее нельзя согнуть, ее можно только сломать. Чем раньше Горбачев это поймет, тем быстрее пойдет процесс экономического процветания страны и духовного оздоровления общества.