Совершенно естественно, что догматическая организация заговорщиков, пришедшая к власти путем насилия и против воли большинства народа, не может управлять этим народом иначе, как посредством, террористической диктатуры. Что первое поколение заговорщиков управляло методами террора, это вполне обычное явление в истории всех насильственных переворотов, но что их сменяющиеся наследники на протяжении четырех поколений продолжают удерживать свою диктатуру ортодоксальнейшими методами первого поколения основоположников их власти, как это случилось в России, — это уже беспрецедентное явление в мировой истории. Трудно это объяснить лишь виртуозной техникой заговорщиков. Вероятно, разгадка лежит отчасти и в феноменальном характере русского человека: бесконечно терпеть, приспособляться к всяким тяжким ситуациям, как он веками приспособлялся к монгольскому игу, крепостному праву и суровым условиям окружающей среды. Надо отметить и другой факт, который обычно игнорируют: ленинскую концепцию террора и заговора ученики и наследники Ленина распространили и на внутрипартийную жизнь — сначала как идеологический террор, потом как физический террор, и, под конец, и как метод захвата власти путем внутрипартийных заговоров. Ни один наследник на ленинском троне не пришел к власти в партии в ее легальных уставных рамках. Каждый генсек, начиная со Сталина, приходил к власти путем внутрипартийного заговора, при взаимодействии партийного и чекистского аппаратов:

1) Сталин — через заговор "тройки” против Ленина и Троцкого; 2) Берия, Хрущев и "калиф на час" Маленков — путем заговора против законных наследников умирающего Сталина, а именно — против Молотова, Ворошилова, Кагановича; 3) Хрущев — путем заговора сначала против Берия, потом против Маленкова и Молотова; 4) Брежнев, Подгорный, Суслов и Шелепин — путем заговора против Хрущева; 5) Андропов — путем заговора КГБ против партаппарата; 6) Горбачев — путем второго заговора КГБ против партаппарата. Армия участвовала только в трех заговорах: во время переворота против Берия, против "ан-типартийщиков" и против Хрущева, а политическая полиция активно участвовала во всех заговорах, кроме заговора против Берия. Обо всем этом позднейшем развитии монопартийного режима надо сказать, чтобы предпослать изложению данной главы следующие основополагающие постулаты Ленина и ленинизма в отношении правовой природы однопартийного режима, на которые я уже ссылался в других работах, но для данной темы повторенние этих азов ленинизма необходимо для полноты картины:

1) По Ленину "диктатура пролетариата" и "диктатура партии" одно и то же, а "научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть" (Ленин, тХХУ, стр.441);

2) "диктатуру осуществляет коммунистическая партия большевиков" (там же, стр.193–194);

3) "Фактическая конституция советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу" (Ленин, т.31, четвертое изд., стр.342);

4) "Партией руководит ЦК из 19 человек" (Ленин, tJCXV, стр.193–194);

5) "Волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим" (Ленин, т. ХХУ, стр.119).

Если партия и ее аппарат во главе с "одним диктатором" — мозг режима, то чекистская политическая полиция — его корпус, отсюда понятно и их органическое взаимодействие. На этом основании я и назвал советскую политическую систему "тоталитарной партократией". Вот на этой довольно стройной и научно-обоснованной "философии диктатуры" и построено все материально-правовое здание ленинизма, которое окончательно утвердилось как тоталитарное государство в период Гражданской войны и "военного коммунизма". Вполне логично и закономерно, что в лице Сталина это тоталитарное государство нашло куда более идеального диктатора, который "один более сделает и один более необходим", чтобы осуществить волю своего класса — партаппарат™й бюрократии, чем Ленин. Путь к завершению такого тоталитарного государства оказался тяжким, продолжительным и кровавым. Начал его, вопреки утверждениям советских исследователей, не Сталин, а Ленин, у которого сам Сталин был "винтиком" в революции, "разъездным громилой" в Гражданской войне и палачом на "стройках военного коммунизма", как надзиратель от ЦК над Чека.

Если Ленин говорил в книге "Что делать?", что "подготовленная проповедью Ткачева и осуществленная посредством действительно устрашающего террора попытка захватить власть — была величественная", а академик Покровский называл Ткачева "первым большевиком", то тогда становится понятным и замечание Бердяева: "Маркс и Энгельс говорили о буржуазном характере революции в России и были скорее меньшевиками, чем большевиками". Против кого же было направлено острие террора Ткачева, которым так восхищался Ленин? Сохранилось очень интересное свидетельство сестры Ткачева — А.Анненской, в котором говорится: "Он со всем пылом молодости ненавидел господствующий в России режим, и находил, что для обновления страны необходимо ни мало, ни много, как уничтожить всех людей старше 25 лет" (В.С.Варшавский, "Родословная большевизма", стр.20, 1982).

Ленин не был так циничен, но философия террора Ленина была не далека от такой постановки вопроса, ибо он к сведению всей России повторял лозунг на-родников-террористов: "Кто не с нами, тот против нас". Поскольку "законы классовой борьбы" не знают по Ленину пощады к противникам, то судите сами, куда завела бы Ленина его террористическая философия, если вспомнить, что уже при Советской власти более 76 % российских избирателей во время выборов в Учредительное собрание голосовали против большевиков. Ведь если делать политику по лозунгу Ленина, то создалось бы абсурдное положение, когда невозможно ни уничтожить, ни даже закрыть в концлагеря 2/3 населения страны. К тому же не так понимали марксистские учителя Ленина "законы классовой борьбы" при переходе к социализму. Мы уже писали об отрицательном отношении основоположников марксизма к тайным организациям и политическим заговорам. Писали и о том, как Маркс и Энгельс выдвинули тезис, что в демократических странах (Англия, Америка, Франция, Швейцария и Голландия) к социализму можно прийти при помощи мирных средств. Этим самым они пересмотрели и свои старые взгляды на террор якобинцев и народников. В письме к Марксу от 4-го сентября 1870 г. Энгельс писал:

"Террор представляет собой большей частью бесцельную жестокость людей, которые сами напуганы и стараются успокоить себя. Я убежден, что в царстве террора во Франции 1793 г. были почти целиком повинны сверхнервные буржуа, выступавшие как патриоты, мещане из мелкой буржуазии, пачкающие свои штаны от страха, и сброд, делавший из террора выгодное дело".

Весь верхний командный этаж ленинской партии как раз и состоял из буржуазно-дворянских сынков (Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Дзержинский и другие). Рабочий народ сюда редко попадал (Шляпников, Томский, Федоров). Средний этаж весь состоял из "сброда" вроде Кобы-Сталина и его бандитского окружения. На нижнем этаже обитала "пролетарская масса", которая не имела ни малейшего представления, что это за штука "диктатура пролетариата" и какой "социализм" она ей готовит. Зато гениальный Толстой угадал, какой социализм готовят России русские марксисты, когда заявил в "Русском богатстве" в 1891 году: "При социализме придется учредить такое количество чиновников, что они съедят 3/4 всего того, что будет заработано людьми" (вот данные из советской печати: 18 миллионов советских бюрократов проедают ежегодно 40 миллиардов рублей!). Ленин, конечно, выдумал свою революцию и свой "казарменный коммунизм" не для наказания несогласных с ним русских людей, а как благо для них и для всего человечества. Но проблема не в том, что Ленин хотел, а в том, что он сделал. Он начал прокладывать дорогу пролетариату в рай на земле, через трупы миллионов "непролетариев", на чем и провалился, не успев сказать, как его учитель Бабеф: "Любовь к революции убила во мне всякую другую любовь и сделала меня жестоким как дьявол". Русские марксисты во главе с Лениным восхищались якобинским террором и были падки на заимствования их учреждений, терминологии и политических ярлыков, таких, к примеру, как пресловутый термин "враг народа". Этот термин Ленин впервые употребил как криминальное обвинение против партии русского классического либерализма и демократии — против кадетов буквально на второй же день после прихода к власти. Как известно, вся философия тирании Сталина была построена на априорности истины: человек, которому наклеили ярлык "враг народа" — уже враг, и доказывать это фактами и уликами не требуется. Большевики только отказались перенять у французов гильотину, зрелище чуждое русскому менталитету. Чекисты кончали с врагами тайно и оптом из автоматов в подвалах тюрем или в глухих лесах далеко от городов. Исходные позиции марксизма — гимн свободе и равенству — в социализме ленинских марксистов сработали "диалектически": превратились в свои противоположности. В основе этой трансформации идей свободы и равенства в духовное и материальное рабство лежит — по Бердяеву — своеобразие русского исторического про-цеса: "Русская революция, — пишет Бердяев, — порождена своеобразием русского исторического процесса и единственности русской интеллигенции… Произошла русификация и ориентализация марксизма" ("Истоки и смысл русского коммунизма"). В.С.Варшавский приводит любопытную цитату на этот счет из самого Маркса, который писал:

"Не в суровом героизме норманской эпохи, а в кровавой трясине монгольского рабства зародилась Московия, и современная Россия является не чем иным, как преобразованной Московией. Монгольское рабство было той ужасной и гнусной школой, в которой сложилась и возвысилась Москва. Она добилась своего могущества лишь благодаря тому, что достигла виртуозности в искусстве раболепства. Даже после освобождения от монгольского ига Москва, уже под личиной хозяина, господина, продолжала играть традиционную роль раба". Маркс заключает: "Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордым честолюбием монгольского повелителя, которому Чингисхан внушил миссию завоевателя мира".

Такие цитаты не модны в советской квазипатриотической печати, хотя сам Бухарин назвал Сталина "Чингисханом с телефоном", явно вспомнив Маркса. Однако империя Ленина и Сталина превосходила империю монгольских ханов только в рабстве. Варшавский замечает: "Свобода совести — вот главное, что поразило доминиканских и францисканских монахов — путешественников в империи Великого хана" (стр.101). Это ведь Бердяев писал в "Русской идее": "Лучший период в истории русской церкви был период татарского ига, когда она была духовно независимой". Большевистское иго довело русскую церковь физически почти до уничтожения, но духовно она победила.

Литература о большевистском "Красном терроре", основанная на самих большевистских источниках, так велика, что нет никакой возможности сделать хотя бы ее краткий обзор. Для моей цели в этом нет и нужды. Меня интересуют философия и психология самого террора. Если гражданская война началась с разгона Учредительного собрания, то "Красный террор" был объявлен только после убийства Володарского в конце июня 1918 г., то есть в ответ на индивидуальный и единичный террористический акт Ленин потребовал от своего наместника в Петрограде Зиновьева объявить массовый "Красный террор" (Соч., т.35, 4-ое изд.). Зиновьев отозвался в духе Ленина: "Буржуазия убивает отдельных революционеров, а мы уничтожим целые классы" (Д.Шуб, стр.374). Нарком внутренних дел Г.Петровский направил местным Советам следующий приказ:

"Надо покончить с сентиментальностью… Всех известных властям правых социалистов-революционе-ров надо немедленно арестовать. Из буржуазных и офицерских кругов надо арестовать значительное число людей в качестве заложников. При любом признаке сопротивления, при малейшем движении из белогвардейских кругов надо ответить массовыми казнями" ("Еженедельник ВЧК", Москва, 1918 г., № 1).

Петроградская "Красная газета" писала в эти дни: "За жизнь одного нашего борца должны заплатить своей жизнью тысячи наших врагов… Хватит! Мы слишком долго возились с ними". Все лица, не согласные с большевиками считаются без исключения "буржуями" и "белогвардейцами". Поэтому газета требует: "Зададим буржуазии кровавый урок… Товарищи, матросы, рабочие и солдаты, — уничтожайте остатки буржуазии и Белой гвардии, чтобы от них ничего не осталось. Лозунг дня гласит: Смерть буржуазии"! (там же, стр.374). Еще до убийства Урицкого и до покушения на Ленина газета "Правда" от 4-го августа писала:

"Рабочие и бедняки! Возьмитесь за оружие, учитесь стрелять, готовьтесь против восстания кулаков и белогвардейцев. Восстаньте против всех, кто против Советской власти агитирует. Десять пуль против каждого, кто поднимет руку против нее. Господству капитала можно положить конец, когда перестанут дышать последние капиталисты, помещики, попы и офицеры" (стр.375).

9 августа 1918 г. Совнарком издает декрет за подписью Ленина о "создании особых частей из верных и преданных людей для развертывания беспощадного массового террора против кулаков, духовенства и белогвардейцев. Всех подозрительных заключить в концлагеря" (там же, стр.371). Тогда последовало убийство Урицкого и покушение на Ленина (30.8.1918). Газета "Известия” (от 19-го октября 1918 г.) сообщила, что в Петрограде расстреляно 512 заложников, в Нижнем Новгороде 46 заложников, расстрелы происходили и в других городах (там же). На страницах газеты "Северная коммуна" Зиновьев заявил буквально следующее:

"Чтобы успешно бороться с нашими врагами, мы должны иметь собственный социалистический гуманизм. Мы имеем сто миллионов жителей в России под Советской властью. Из них девяносто мы должны завоевать на нашу сторону. Что же касается остатка, то его нужно уничтожить" (Шуб, там же).

Всю суть философии "Красного террора" и его политическое обоснование один из руководителей ВЧК М.Лацис изложил в печатном органе чекистов в следующих словах:

"Мы уничтожаем класс буржуазии. Поэтому нет нужды доказывать, выступало ли то или иное лицо словом или делом против Советской власти. Первое, что вы должны спросить у арестованного, это следующее: к какому классу он принадлежит, откуда он происходит, какое воспитание он имел и какова его специальность? Эти вопросы должны решить судьбу арестованного. Это и есть квинт-эссенция Красного террора" (журнал "Красный террор", Москва, 1.10.1918 г.)

Добавим от себя, что это есть и наиболее ортодоксальная интерпретация ленинизма в классовой борьбе, нашедшая свое революционно-правовое оформление в декрете Наркомата юстиции от 5-го сентября 1918 г. "О Красном терроре". В нем дается право местным властям заключать классовых врагов в концлагеря, а врагов советского режима уничтожать (S.Wolin and R.Slusser, The Soviet Secret Police, N.Y., 1954).

Таким образом поводом для объявления всеобщего "Красного террора" по всей стране Ленину послужил единичный акт убийства 20-го июня 1918 г. комиссара по печати и главного редактора Петроградской "Красной газеты" В.Володарского (М.М.Гольд-штейна).

Ответом на начало этого террора и было убийство председателя Петроградского Чека Урицкого 30-го августа 1918 г. поэтом евреем Леонидом Каннегиссером и покушение в тот же день еврейки Фанни Каплан на Ленина. Ей было 28 лет, она принадлежала к партии эсеров и 11 лет сидела в каторжной тюрьме за покушение на царского чиновника. О своем мотиве она сказала, что хотела убить Ленина "за измену революции". Большевистская негласная пропаганда долго распространяла легенду, что добрый "гуманист" Ленин не разрешил ее судить — и действительно ее не судили, расстреляли без суда и следствия, о чем с гордостью рассказывал ее палач комендант Кремля ГІМальков в эру Хрущева.

Даже победив в Гражданской войне, Ленин не собирался прекратить "Красный террор". Яркие примеры тому — как Ленин реагировал на Тамбовское восстание мужиков, доведенных "комбедами" и "военным коммунизмом" до отчаяния, а также на восстание "красы и гордости революции" кронштадтских матросов, тех самых матросов, которые привели самого Ленина к власти в октябре 1917 г. И этот террор никогда не был только ответом на "белый террор": он еще носил и превентивный характер. Когда секретарь Коминтерна и долголетняя единомышленница Ленина Анжелика Балабанова, вернувшись из командировки в Киев, пожаловалась Ленину, что там все еще пачками расстреливают украинских социалистов, Ленин хладнокровно ответил: "Разве вы не понимаете, что если мы не расстреляем этих лидеров, то можем оказаться в положении, когда нужно расстрелять десятки тысяч рабочих (A.Balabanoff, Mein Leben, S.188). Сказанное Балабановой подтверждают новые документы: обмен телеграммами между Троцким и Лениным в августе 1919 г., найденные в центральном архиве в Москве. Троцкий телеграфирует Ленину о необходимости радикальной чистки в Киеве, Одессе, Николаеве и Херсоне ввиду абсолютной невозможности формирования Красной Армии на Украине, если чекисты не ликвидируют там "бандитизма". Ленин ответил, что по решению Политбюро он направляет в распоряжение Троцкого несколько чекистских отрядов — для общей чистки Украины (Журнал "Жовтень", май 1989, Киев).

В бессмысленном, огульном и массовом терроре против совершенно невинных людей уличал большевиков Мартов на конгрессе Германской независимой социал-демократической партии в Галле в 1920 г. в присутствии председателя Коминтерна Зиновьева. Вот выдержка из речи Мартова:

"В ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина, совершенные отдельными лицами в Петрограде, где правительствует Зиновьев, казнены не менее восьми-сот человек. Эти были офицеры, арестованные задолго до покушений и никакого отношения к ним не имевшие, к тому же арестованные не за контрреволюцию, а только за якобы их оппозицию против революции (в зале оживление, крики по адресу Зиновьева: "Палач!", "Бандит!"). Список этих людей опубликован в газете "Известия", и Зиновьев не может отрицать этот факт. Среди казненных был и рабочий, член нашей партии Краковский. Зиновьев не может также отрицать, что подобные же казни состоялись и во всех других городах России по прямому указанию из центра, которое изложено в циркуляре наркома внутренних дел Г.Петровского органам местной власти. Уже сам по себе факт, что жены и сыновья политических противников были также арестованы, как заложники, и многие из них из мести за действия их мужей и отцов были расстреляны, является доказательством масштаба террора” ("Protokoll des ausserordentlichen Kongresses der Partei der Unabhangigen Sozialisten, S.216–217, Berlin, 1920).

Террористическому разгулу с сотнями тысяч жертв по всей стране посвящена специальная монография "Красный террор" народного социалиста С.П.Мельгунова, в которой приведено много официальных документов и свидетельств из советской прессы. Тухачевский по приказу Ленина и Троцкого жестоко расправился не только с тамбовскими повстанцами, но и их семьями. Вот пара документов по поводу тамбовского восстания. Приказ от 1-го сентября 1920 г.: "Провести к семьям восставших беспощадный красный террор. Арестовывать в таких семьях всех с восемнадцатилетнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты будут продолжать выступления, расстрелять всех". Вот и другой документ, адресованный к всем местным властям страны от имени ВЦИК от 11 июня 1921 г., который недавно приводил в печати писатель Владимир Максимов:

”1. Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать без суда, на месте.

2. Селянам, у которых скрывается оружие, объявлять приговор в взятии заложников и расстреливать таковых, в случае несдачи оружия.

3. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда.

4. В случае бегства семьи бандита, имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать."

Широко известна и кровавая расправа Ленина, Троцкого, Тухачевского и ведущих делегатов X съезда партии, которые одной рукой давали нэп, а другой устраивали кровавое побоище над теми, благодаря кому получили власть. Ленинский стратегический инстинкт самосохранения и на этот раз сработал безотказно, когда в Тамбове и Кронштадте Ленин увидел смертельную опасность для себя. Именно поэтому он так жестоко и беспощадно подавил оба восстания.

На X съезде (8-16 марта 1921 г.) Ленин заявил, что Кронштадт, который восстал под лозунгом "За Советы без коммунистов!” событие более опасное, чем думают сами коммунисты.

Ленин правильно оценил ситуацию, ибо видел, что кронштадтские матросы со своим зажигательным лозунгом попали в самую точку. Вся Россия думала именно так, как думали кронштадтцы — после страшных лет террора коммунистической тирании, прикрывающейся именем Советов.

Кронштадт восстал за неделю до открытия съезда 1 марта 1921 г. Восстанию предшествовало общее собрание матросов и солдат, на котором участвовало около 15 тысяч человек. На собрании были приняты следующие требования к правительству Ленина-Троцкого: роспуск существующих и выборы новых Советов при тайном и свободном голосовании; свобода слова и печати для всех социалистических партий, как это было даже в царской России после 17 октября 1905 г.; свобода собраний профсоюзов и крестьянских организаций; ликвидация института политкомиссаров в армии и во флоте; немедленное прекращение реквизиции хлеба у крестьян; объявление свободного рынка для крестьян. Аналогичные требования выдвигались не только в Кронштадте, но и во время крестьянских волнений и восстаний в ряде других районов России. В Петрограде было несколько рабочих забастовок и волнений, угрожающих перейти в восстание с теми же требованиями, что и у кронштадтских матросов. Ленин почувствовал, что союз Кронштадта, Петрограда и крестьянской России — это уже второе издание Октября, на этот раз под новым лозунгом: "Вся власть Советам без коммунистов!" Вот почему Ленин на том же X съезде заявил, что один лишь Кронштадт является более опасным для судьбы коммунистического режима в России, "чем являлись Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые". Ленин даже не допускал, что такой умный и динамичный лозунг как за "Советы без коммунистов" — мог родиться в голове матросов, он думал, что этот лозунг за них сочинил профессор Милюков в Париже!

Четыре года русско-германской войны плюс четыре года гражданской войны привели Россию на грань полной хозяйственной катастрофы. Ко всему этому Ленин всерьез решил построить в России социализм на этих руинах войны и поэтому ввел тотальное запрещение частной хозяйственной инициативы как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Отсюда возможная катастрофа стала неизбежной. От голода началось массовое бегство рабочих из городов к родным в деревни, хотя и там жили не сытно. Поэтому промышленные предприятия работали не в полную силу, а некоторые даже стояли. На металлургических предприятиях осталось только 50 % прежнего состава рабочих, с уральских предприятий ушло 37 % всех рабочих. Инфляция и соответственно цены на товары достигли астрономических цифр. Производство в сельском хозяйстве упало до 62 % довоенного уровня, урожай составил в 1920 г. только 37 % необходимого для страны хлеба. Свирепствует голод с миллионами жертв. Петроград угрожает восстанием, Кронштадт уже восстал, а Ленин все еще хочет построить социализм!

Зиновьев в панике требует у Ленина двинуть против петроградских рабочих и кронштадтских матросов надежные части Красной армии и чекистских войск. Тухачевский прибывает в Петроград, чтобы организовать военные силы, а "президент” Калинин — в Кронштадт, чтобы уговорить матросов не восставать против "собственной власти". Тухачевский действовал успешно, но Калинин встретил решительный отпор матросов. Вот репортаж современника по свежим следам событий. Один из матросов сказал "президенту":

"Почему вы расстреляли наших отцов и братьев в деревне? Вам тепло. Вы и комиссары живете во дворцах… Товарищи, я сам был коммунистом, но теперь разгоним фальшивых коммунистов, натравливающих рабочих на крестьян, а крестьян на рабочих. Надо положить конец расстрелам наших братьев." Другой матрос, Петрешенко под бурные аплодисменты митинга заявил протест против расстрела рабочих Петрограда и крестьян в деревнях. В заключении он внес резолюцию, осуждающую коммунистическую диктатуру. Резолюция была принята единодушно. "Арестуйте их, — сказал Петрешенко, — обращаясь в сторону Калинина и сопровождающих его комиссаров." Калинина отпустили, но некоторые сопровождающие комиссары были арестованы" (Роман Гуль. 'Тухачевский". Берлин, 1922 г.).

5-го марта 1921 г. кронштадтцы создали свой Революционный комитет из 15-и человек. Во главе 60-тысячной отборной армии чекистских и воинских частей Тухачевский прибыл в Петроград, где разоружил весь петроградский гарнизон и направил матросам и солдатам следующий приказ Троцкого:

"Я приказываю всем тем, кто восстал против социалистического отечества, немедленно сложить оружие, кто откажется, тот должен быть разоружен и передан представителям Советской власти. Немедленно должны быть освобождены все арестованные комиссары. Только те могут рассчитывать на милость советской республики, кто безусловно капитулирует. Одновременно я издаю приказ для подготовки подавления восстания и уничтожения мятежников вооруженными силами. Вся ответственность за жертвы мирных людей падает на голову белогвардейских мятежников. Это последнее предупреждение”.

В это время власть в Кронштадте была в руках Революционного комитета во главе с названным выше Петрошенко. Кто входил в состав Революционного комитета? Вот список его членов: девять матросов, четыре рабочих, один санитар, один школьный директор, почти вся коммунистическая организация Кронштадта тоже присоединилась к восстанию. Вот их то вместе с Революционным комитетом Троцкий называет "белогвардейцами!". Кронштадт твердо рассчитывал на поддержку рабочих и солдат Петрограда, но тут Зиновьев и Тухачевский приняли суровые предупредительные меры. Зиновьев объявил Петроград на осадном положении и одновременно издал приказ: разгонять любые собрания рабочих, а демонстрантов расстреливать. Тухачевский издал другой приказ: начать бомбардировку Кронштадта с самолетов и артиллерией. Троцкий, Тухачевский, Зиновьев явно спешили, ибо через пару недель, когда растает лед, трудно было бы взять островную крепость. На интенсивную бомбардировку, беспрерывный артиллерийский огонь и ультиматум Троцкого, Революционный комитет ответил героическим напряжением сил. Революционный комитет обратился и к внешнему миру с воззванием, в котором говорилось:

"Фельдмаршал Троцкий, весь в крови рабочих, первым открыл огонь по революционному Кронштадту, который восстал против коммунистического правительства, чтобы восстановить истинную Советскую власть" ("Правда о Кронштадте". 1921 г. стр.20). Началось концентрированное наступление всех родов войск против маленького, но мужественного гарнизона, который отстаивал буквально каждый дом со всех сторон окруженной крепости. Следующее свидетельство принадлежит самому Тухачевскому:

"Я был пять лет на войне, но я не могу вспомнить, чтобы когда-либо наблюдал такую кровавую резню. Это не было больше сражением. Это был ад. Тяжелая артиллерия всю ночь беспрерывно грохотала и снаряды взрывались так оглушительно, что в Ораниенбауме были снесены стекла всех окон. Матросы бились как дикие звери. Откуда у них бралась сила для такой боевой ярости, не могу сказать. Каждый дом, который они занимали, приходилось брать штурмом. Целая рота боролась полный час, чтобы брать один единственный дом, но когда его наконец, брали, то оказывалось, что в доме было всего два-три солдата с одним пулеметом. Они казались полумертвыми, но, пыхтя, вытаскивали пистолеты, начинали отстреливаться со словами: мы мало уложили вас, жуликов!" (Роман Гуль, там же, стр. 173–174).

Революционная и боевая слава кронштадтских матросов гарантия тому, что Тухачевский не сгущал здесь красок. Только 17-го марта Тухачевский мог доложить Ленину и Троцкому, что Кронштадт лежит в руинах, его улицы усеяны тысячами трупов, попавшиеся в руки чекистских войск расстреляны на месте, другие взяты в плен, некоторым удалось бежать в Финляндию.

Вот тогда только Ленин дал стране нэп, но с категорической оговоркой: нэп не стратегия, а тактика, не программа, а пауза, вынужденная передышка для подготовки нового коммунистического наступления.

Существуют некоторые исторические легенды, связанные с интерпретацией характера как "военного коммунизма", так и нэпа. Сейчас в связи с перестройкой создается еще одна новая легенда вокруг того же нэпа. Посмотрим на суть таких легенд и насколько они оправданы. Советские исторические учебники твердят, что "военный коммунизм" был временным чрезвычайным мероприятием, свазанным с трудностями снабжения как Красной армии в гражданской войне, так и рабочих в городах, в условиях нехватки продуктов и товаров. Нет ничего ошибочнее, чем такое утверждение. Гражданская война кончилась в 1920 г., но Ленин и не заикался, что режим "военного коммунизма" будет когда-нибудь отменен. Троцкий пишет, что еще в феврале 1920 г. он внес в ЦК предложение об отмене "военного коммунизма", но Ленин выступил решительно против этого. Оно было отвергнуто ЦК одиннадцатью голосами против четырех. ("Моя жизнь", ч. II, стр.199).

И тот же Троцкий через месяц на IX съезде в полном согласии с Лениным называет "военный коммунизм" с "трудовой армией" в промышленности — "столбовой дорогой к социализму". Более того, вопреки другой легенде, что X съезд партии в 1921 г. объявил нэп, на этом съезде не было произнесено вообще слово нэп, а было принято решение вместо продразверстки ввести продналог. Это, конечно, был большой шаг в направление будущего нэпа, но еще не сам нэп. Согласно этому решению после сдачи государству определенной процентной нормы хлеба, крестьянин получал право на обмен своих хлебных излишков на другие товары, но подчеркивалось, что "обмен допускается в пределах местного хозяйственного оборота". Только через два месяца, на X партконференции в конце мая 1921 г., Ленин заговорил в полный голос о радикальном повороте в советской экономической политике от "военного коммунизма" к нэпу, не отказываясь вернуться обратно к режиму "военного коммунизма", как только методами нэпа будет восстановлено разрушенное внешней и гражданской войнами народное хозяйство страны. Партийные идеологи точно знают, как и мы, для Ленина режим "военного коммунизма" с его военно-полицейскими методами — единственный путь к социализму, ибо добровольно социализм Россия не приняла, что и доказали гражданская война, Тамбов, Кронштадт, Петроград. Ленин откровенно признался, что он просчитался, думая, что социализм можно построить по приказу, путем насилия. Вот это признание Ленина в его выступлении от 17-го октября 1921 года: "Мы думали, что по коммунистическому велению будет выполняться производство и распределение… Если мы эту задачу пробовали решить прямиком, так сказать лобовой атакой, то потерпели неудачу…" (Ленин, Соч., т. ЗЗ, стр.47).

Однако Ленин не капитулирует. Он категоричен в своем решении строить социализм, но уже комбинируя методы насилия из арсенала "диктатуры пролетариата" с мирными методами "диктатуры рынка" как внутреннего, так и внешнего капитализма: (аренды, концессии и т. д.). Эту концепцию нэпа он образно выразил в словах в том же выступлении: "Не удалась лобовая атака, перейдем в обход, будем действовать осадой и сапой" (там же). Да, Ленин говорил, что мы вводим нэп "всерьез и надолго", но он никогда не говорил, что мы вводим его навсегда. Правда, и сам

Сталин говорил, защищая нэп против Троцкого, Зиновьева, Каменева, что мы нэп ввели на "целый исторический период" и записал это в решении ЦК, но через года два-три он же его и ликвидировал, ссылаясь, и вполне справедливо, на того же Ленина. Собирался ли Ленин в связи с нэпом отказаться от "диктатуры пролетариата", от однопартийной системы, от революционного террора, от концепции мировой революции? Реакция во внешнем мире в связи с ленинским нэпом допускала такое развитие, а русские "сменовеховцы" во главе с профессором Устряловым прямо пророчили, что большевизм в России перерождается. Сам Ленин к этому не давал никаких поводов. Вспомним классические высказывания Ленина как накануне, так и после введения нэпа — насчет его будущей стратегии. Приведу только пару цитат. За четыре месяца до провозглашения нэпа на собрании московского партактива Ленин сообщил "секрет" этой будущей стратегии: "Как только мы будем сильны настолько, чтобы сразить весь капитализм, мы немедленно схватим его за шиворот" (т. ХХП, стр.17). Вспоминая этот завет Ленина, даже ЦК "застойного" времени устами одного из своих секретарей заявил: "Наша партия была и остается верной завету Ленина: делать "максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах" ("Правда", 23.4.1969). Подводя итоги одного года нэпа на XI съезде партии (апрель 1922 г.), Ленин заявил: "Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута… Теперь цель выдвигается другая: перегруппировка сил" ("Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет". 1961, стр.23), с тем, чтобы начать "наступление на частнохозяйственный капитал" (Ленин, T.XXVII, стр.213).

Ленин говорит, что утверждение белогвардейского профессора Устрялова ("Смена вех”), что "нэп — не тактика, а эволюция большевизма" приносит нам большую пользу, но что же касается меньшевиков, которые думают, что мы и всерьез отказываемся от принципов коммунизма и что они солидарны в этом с большевиками, то Ленин говорит, что таких меньшевиков "за публичное доказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, иначе они не наши суды, а Бог знает что такое" (там же, стр.25). Да, говорит Ленин, нэп вынужденное и временное отступление, только передышка, не политическая стратегия, а экономическая тактика. И Ленин, цитируя одного из своих единомышленников, объяснил в чем истинная цель его "перестройки": "Мало буржуазию побеждать, надо ее заставить на нас работать"… вот замечательные слова… Управлять хозяйством мы сможем тогда, если коммунисты сумеют построить это хозяйство чужими руками" (там же, стр.31).

Отразилась ли экономическая "перестройка" Ленина в политической структуре системы, расширились ли рамки диктатуры в сторону гласности и свободы совести, словом, отказался ли режим от физического и духовного террора как метода управления государством и обществом? Ясные ответы, данные Лениным, нынешние перестройщики цитируют неохотно, а террористическая практика Ленина периода нэпа вообще замалчивается, зато постоянно подчеркивается "гуманистический социализм" Ленина этого периода, от которого Сталин якобы отошел. Это глубокое заблуждение или намеренная дезинформация. Приведу здесь наиболее яркие примеры, хорошо известные историкам. В этой связи приходится обращаться к Хрущеву, которому принадлежит приоритет противопоставления "гуманиста" Ленина террористу Сталину. В своем докладе о "Культе личности" на XX съезде Хрущев старается доказать, что Ленин уже в конце Гражданской войны решил отказаться от террора и дал указания главе ВЧК Дзержинскому, чтобы Чека отказался от практики массового террора. Хрущев говорил: "Ленин учил, что применение революционной силы обусловливается сопротивлением эксплуататорских классов; причем это относится к той эпохе, когда существовали эксплуататорские классы и обладали силой. Но как только политическое положение страны улучшилось, когда в январе 1920 года Красная армия взяла Ростов и таким образом одержала победу над Деникиным, Ленин дал указание Дзержинскому прекратить массовый террор и отменить смертную казнь". Хрущев ссылается на выступление Ленина на сессии В ДИК от 2-го февраля 1920 г. Действительно, в этом выступлении Ленин мотивирует, почему был введен "Красный террор" и почему теперь Советская власть якобы решила отказаться от него. Вот выдержка из этого выступления Ленина в изложении Хрущева: "Террор был нам навязан Антантой, когда мировые могущественные державы обрушились на нас… Мы не могли продержаться и двух дней, если бы не ответили… офицерам и белогвардейцам беспощадным террором. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали" (На VIII съезде в 1919 г. была принята новая программа с обещанием восстановить все политические свободы и права, как только будет подавлено "сопротивление эксплуататорских классов" — А.А.).

Ну вот одержали окончательную победу над всеми врагами Советской власти, изгнали из страны интервентов Антанты, объявили вне закона и посадили в тюрьмы даже тех левых меньшевиков и эсеров, которые вместе с большевиками боролись против Деникина, Колчака и Юденича, подавили восстания крестьян и новую советскую революцию кронштадтцев, — кончился ли ужас перманентного террора? Факты опровергают утверждение Ленина:

1. Смертная казнь не была отменена, произошла только смена вывески ненавистной народу инквизиции: Чека был переименован в ОГПУ при котором была создана коллегия с чрезвычайными правами выносить, как и при Чека заочные смертные приговоры за одно лишь подозрение в контрреволюции или просто инакомыслии. Причем, сами инквизиторы до сих пор называют себя гордо чекистами, "ибо сам Ленин сказал: "Хороший коммунист — хороший чекист". (т. ХХХ).

2. Это Ленин дал приказ в разгар нэпа в 1922 г. выслать из страны только за инакомыслие большую группу русской интеллектуальной элиты, среди которой было много знаменитых на весь мир ученых.

3. Это Ленин написал членам Политбюро письмо от 19-го марта 1922 г. с требованием расправы над русским православным духовенством, которое оказалось настолько ужасным, что даже генсек Сталин не осмелился тогда выполнить требование Ленина во всем его объеме, а наследники Сталина испугались включить это письмо Ленина в ПСС Ленина (есть только глухое упоминание о нем в 45 томе ПСС Ленина, стр.666–667) или в "Ленинские сборники" или хотя бы в "Лениниану", где отмечается всякий "чох" Ленина. Поэтому это письмо нам известно только из самиздата. Приведем выдержки из него:

"Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников (в городе Шуе верующие не давали властям грабить церковные ценности — А. А.)… был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также не только этого города, а и Москвы и несколько других духовных центров" ("Вестник РСХД", № 98, 1970, стр.55–56).

4. В письме от 17-го мая 1922 г. к тогдашнему наркому юстиции Д.Курскому Ленин сформулировал основной принцип "революционного правосознания" и пресловутой "советской законности" в статье 58 Уголовного Кодекса, пользуясь которой Сталин уничтожал "врагов народа".

Ленин писал:

"Тов. Курский. В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа уголовного кодекса. Основная мысль, надеюсь, ясна: открыто выставить принципиальное и политически правдивое положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость. Суд должен не устранять террор, — обещать это было бы самообманом и обманом, — а объяснить и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас" (Ленин, т. ХХУШ, стр.297).

Всякий согласится, что Сталина можно обвинить только в том, что он был слишком скрупулезен в деле выполнения "советской законности", завещанной Лениным.

В русском революционном движении есть хорошо известный его участник, близкий знакомый семьи Ульяновых, потом соратник Ленина со дня возникновения большевизма — Г.А.Соломон. Этот высокоинтеллигентный и критически мыслящий большевик оставил после себя две книги очень интересных воспоминаний, когда, порвав с Лениным, еще раз очутился в эмиграции: "Среди красных вождей” и "Ленин и его семья".

Один диалог его с Лениным поразителен в обрисовке внутреннего психологического мира Ленина, который не очень дорожил своей властью над Россией да и самой Россией, а весь был погружен в утопию мировой революции. Соломон вспоминает:

"Когда вскоре после большевистского переворота я приехал в Петербург, я беседовал с Лениным: "Скажите мне, Владимир Ильич, как старому товарищу, — сказал я, — что тут делается? Неужели это ставка на социализм, на остров "Утопия", только в колоссальном размере, — я ничего не понимаю… " — "Никакого острова "Утопия" здесь нет, — резко ответил он тоном очень властным. Дело идет о создании социалистического государства. Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней социалистическим строем… А, вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, — это только этап, через который мы проходим к мировой революции…" Я невольно улыбнулся. Он скосил свои узенькие маленькие глаза монгольского типа с горевшим них злым ироническим огоньком и сказал: " Вы улыбаетесь! Дескать, все это бесплодные фантазии. Я знаю все, что вы можете сказать, знаю весь арсенал тех трафаретных, избитых, якобы марксистских, а в сущности, буржуазно-меньшевистских ненужностей, от которых вы не в силах отойти даже на расстояние куриного носа… Мы забираем и заберем как можно левее!…" Улучив минуту, когда он на миг смолк, точно захлебнувшись собственными словами, я поспешил ему возразить: "Все это очень хорошо. Допустим, что вы дойдете до самого, что ни на есть, левейшего угла… Но вы забываете закон реакции, это чисто механический закон отдачи. Ведь вы откатитесь по этому закону, черт знает куда!…” ’Ή прекрасно, — воскликнул он, — прекрасно, пусть так, но в таком случае, это говорит лишь за то, что надо еще более забирать влево!.. Это вода на мою мельницу…" (Г.А.Соломон. "Ленин и его семья", Париж, стр.45–46). Эта запальчивая самоуверенность, эта бесшабашная левизна, это истинно русское шапкозакидательство "все нам нипочем", даже на Россию нам наплевать, когда в двери стучит "мировая революция" и "мировая советская социалистическая республика", — разве все это было основано на реальном анализе мировой ситуации или это было результатом больной фантазии Ленина: "Империализм — последняя стадия", "крах загнивающего капитализма"? Ведь Ленин и его большевики не только фантазировали, они ведь и глубоко верили в свой бред, который, вопреки Плеханову, победил в Октябре, а теперь целит в мировой Октябрь. Делая политический отчет ЦК — XIII съезду партии в 1924 г. претендент на престол Ленина, Зиновьев заявил:

"Было время, когда в момент Брестского мира даже Владимир Ильич считал, что вопрос о победе пролетарской революции в целом ряде передовых стран Европы есть вопрос двух-трех месяцев. Было время, когда у нас в ЦК все часами считали развитие событий в Германии и Австрии… Мы считали тогда, раз мы возьмем власть, этим самым завтра развяжем руки революциям в других странах".

Ленин стал беден своими обеими утопиями: мировая революция не состоялась и "социализм в одной стране" пошел "на выучку" "загнивающему капитализму".

Правда, как известно из документов, Ленин, прежде, чем признать банкротство обеих вожделенных утопий: "построения социализма" и развязки "мировой революции" — попытался явно на этот раз авантюристически, сделать фантастическое реальным: совершить "мировую революцию" штыками Красной Армии. Под лозунгом "германский молот и русский серп победят весь мир", Ленин двинул Красную армию во главе с Троцким, Сталиным, Смилгой, Егоровым, Тухачевским в поход против Европы с точно сформулированной военно-стратегической задачей на первом этапе: "Даешь Варшаву! Даешь Берлин!". Когда на подступах к Варшаве Пилсудский вдребезги разбил Красную Армию, поляки спасли Европу, а Ленину задали предметный урок: от мифа "мировой революции" надо отказаться если не навечно, то надолго. Более того. В мощном контрнаступлении Польская армия перешла советские границы, заняла Киев и продиктовала советской России унизительный мир: 18 марта 1921 г. был заключен Рижский мирный договор между Россией и Польшей, согласно которому Россия уступила Польше Западную Украину и Западную Белоруссию, да еще заплатила ей контрибуцию в сумме 30 миллионов золотых рублей. Последовавшая затем новая советская революция в Кронштадте против коммунистической тирании избавила Ленина и от мифа о социализме, если не надолго, то хотя бы на время.

Величие политических деятелей мерят не по их звонким лозунгам и торжественным декларациям, а по результатам их действий. Одни государственные деятели завоевывают бессмертие своими благотворными делами во имя человека и человечности, другие утверждают свое бессмертие в истории злодеяниями, но только в том случае, если эти злодеяния уникальны. По странности психологии человека имена сеятелей добра постепенно исчезают из его памяти, но имена великих злодеев остаются навсегда. В этом ряду имя Сталина бессмертно. Как оценит история основоположника античеловеческой тоталитарной системы Ленина, вопрос сложный, ибо хотя Ленин по жестокости из той же породы, что и Сталин, но Ленин не уголовник — он революционер, ослепленный утопией социализма.

Рассуждая в правовых категориях, ответственность Ленина за эпохальное несчастье России первична, Сталина вторична. Благое намерение осчастливить страну на костях ее активного политического меньшинства и духовно-интеллектуальной элиты, как это делал Ленин в России, уже само по себе преступно и не может быть оправдано никаким "социалистическим раем" для уцелевших. Однако, главную морально-политическую и уголовно-правовую ответственность Ленина перед народами бывшей Российской Империи я вижу в другом: Ленин изобрел как раз тот тоталитарный механизм государственной власти, пользуясь которым его наследники увековечили физический и духовный террор и почти на целый век выключили Россию из семьи цивилизованных и процветающих государств. Сколько на ленинских экспериментах социализма Россия потеряла материально и духовно, об этом еще не начали думать. Но вопрос, сколько она потеряла в человеческих жертвах, сейчас дискутируют и в СССР, дискутируют, исходя из расчетов демографической статистики, но не на основании собственных архивных источников, которые все еще закрыты для советских историков. Зато советским публицистам теперь разрешается пользоваться гипотетическими данными западных социологов на этот счет, молчаливо признавая тем самым, что эти данные, которые та же советская печать раньше считала клеветническими измышлениями, ближе к истине.

Обратимся к некоторым из этих данных. Видный американский советолог Роберт Гейтс считает, что Россия во время правления Ленина потеряла от террора и гражданской войны 10 миллионов человек. ("Вашингтон пост" 30.4.1989).

Человеческим потерям времен Ленина и Сталина посвящена статья Владимира Шубкина "Трудное прощание" ("Новый мир" № 4, 1989 г.). Человеческие потери России во время правления Ленина с осени 1917 по 1922 год составили по Шубкину почти 13 миллионов человек, из которых надо вычесть эмигрантов (1,5–2 миллиона человек). Автор отмечает, что по подсчетам Ю.А.Полякова общие людские потери с 1917 по 1922 годы, с учетом несостоявшихся рождений и эмиграции, составляют около 25 миллионов человек (академик С.Струмилин называл потери с 1917 по 1920 годы — 21 миллион). В годы коллективизации и голода 1932–1933 года человеческие потери составили — согласно подчетам Шубкина — 10–13 миллионов человек, что совпадает и с данными западных советологов.

Что же касается жертв сталинского террора, то Шубкин, как и сама советская цензура, допустившая книгу Роберта Конквеста к изданию в СССР, видимо согласен с тем, что в "Большом терроре" нет каких-либо преувеличений, отсюда можно думать, что Кон-квест из чрезмерной осторожности, видно преуменьшил размах и масштаб сталинского народоубийства. В этом его упрекают даже некоторые советские авторы. Ведь подсчеты жертв, которые исчислил Кон-квест, сами по себе достаточно ужасающи: между январем 1937 и декабрем 1938 года в тюрьмах и концлагерях СССР находилось около 12 миллионов человек, из них расстреляно было около одного миллиона, в лагерях умерло еще около двух миллионов. Лагеря постоянно пополнялись, особенно во время войны и первые послевоенные годы. Стремительно росла и смертность среди лагерников, доходя до 20 %, что привело к гибели в лагерях с конца 1938 по 1950 гг. до 12 миллионов человек. Шубкин берет под сомнение данные Хрущева, что СССР потерял в войне только 20 миллионов человек убитыми (для сравнения — Россия потеряла убитыми в Первую мировую войну 775 тысяч человек). Автор склоняется к цифре 37 миллионов, которую вывел американский советолог Стефан Розефилд.

Все эти расчеты, конечно, приблизительные. Всю правду о жертвах как ленинского, так и сталинского террора страна узнает, когда будут открыты секретные фонды архивов КГБ, армии и самого аппарата ЦК КПСС. Вероятно, содержимое этих архивов настолько чудовищно и передача их гласности окажется настолько убийственной для всей существующей тоталитарной системы, что даже "новомышленники" из Кремля на это не решаются. Однако, они достаточно разумны, чтобы понять, что без радикального разрыва с прошлым им из нынешней беды не выйти. Этого разрыва они несомненно хотят, но как его совершить? Лучшим способом для этого было бы не критика отдельных ошибок Ленина в период его социализма, не разоблачение "деформации" этого "ленинского социализма" Сталиным, а открытие секретных архивов с их деяниями и отдать их на суд народа. Поскольку больна не только сама система, но тяжко больно и созданное ею общество, то "новомышленники", видимо, решили, что подобный образ их действия явился бы смертельным ядом для всей политической системы, созданной Октябрем, чего, конечно партия не хочет. Видимо Кремль решил, что этот же яд, преподнесенный в разумных дозах, будет, как в медицине, действовать исцеляюще и на систему и на общество. Отсюда каждая разоблачительная публикация из архивов взвешивается на аптекарских весах Политбюро. Отсюда же и дозированная гласность.

На мой взгляд, нельзя подводить советское государство под один тип тоталитарных государств, таких как Германия Гитлера, Италия Муссолини, Испания Франко. Эти государства были полутоталитарными или просто авторитарно-диктаторскими с ограниченной сферой действия. Тоталитарным во всем объеме и во всех сферах жизни было созданное Лениным и усовершенственное Сталиным коммунистическое государство, беспримерное в истории тиранических систем и уникальное по своей правовой природе и социальным функциям. Надо быть политическим несмышленышем или заведомым лицемером, чтобы отрицать, что СССР — это последовательно партия, ее ЦК, ее Политбюро, ее вождь. Мы, конечно, не знаем, что будет дальше, но мы знаем, что было до сих пор: партия — владелец государства, партия — владелец экономики, культуры, труда. Отсюда партия единственный работодатель и распределитель доходов народного хозяйства, пропорционально тому месту, которое работник занимает в административно-социальной иерархии режима и общества. Можно быть безнадежным идиотом, но распоряжаться миллионами, и денег и людей, если уж ты попал в партийную номенклатуру. Ко всему этому партаппарат — верховный судья и генеральный прокурор наукам, мыслям, идеям, этике, эстетике, воображению, чувствам, вкусам, не имея даже элементарных знаний в области гуманитарных наук, ибо на две трети партаппарат был создан из специалистов не способных делать карьеру в области своей специальности. И это партия сама же присвоила себе функции и права полицейского надзирателя над великим государством, когда записала в "Конституцию СССР", что "руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является КПСС". Пока существуют КПСС и КГБ, страной правила и будет править тоталитарная партократия. Да, партия создала существующую политическую и социально-экономическую систему, партия ею правит уже восьмое десятилетие, партией или от имени партии совершены все чудовищные преступления системы. Такую партию надо не перестраивать или обновлять, что собираются делать новые лидеры Кремля, а ее надо распустить. КПСС — это родное дитя Сталина, ответственное за все злодеяния своего "отца и учителя". Не надо над ней учинять и расправу сталинского класса (в ней много и честных людей). Надо дать ей возможность мирно исчезнуть, объявив законом свободу создания новых политических партий в рамках подлинно демократической конституции.

Распустить надо и КГБ как террористическую и античеловеческую организацию, хотя бы за те преступления, которые он совершал в период Андропова — Чебрикова, создав на его месте нормальную разведку, подчиненную органам юстиции и подконтрольную парламенту, как в любом демократическом государстве на Западе. Государство, в котором существует такое учреждение как КГБ, не имеет права называть себя правовым государством. Верно, что ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ лишь исполнители воли ленинско-сталинской партии, но исполнители чудовищные по своим палаческим функциям. Верно также, что та же самая партия прежде чем сделать чекистов нерассуждающими палачами миллионов людей, сначала намеренно обесчеловечивала самих чекистов. Есть очень интересный документ на этот счет, который впервые опубликован совсем недавно. Это письмо коммунистов-сотрудников туркестанского ВЧК на имя ЦК РКП(б) в марте 1921 года. Вот на что они жалуются, обращаясь к руководству Ленина: "Как это ни печально, но мы должны сознаться, что коммунист, попадая в карательный орган, перестает быть человеком, а превращается в автомат, который приводится в действие механически. Даже механически мыслит, так как у него отнимают право не только свободно говорить, но свободно индивидуально мыслить. Он не может свободно сказать свои взгляды, излить свои нужды, так как за все грозят расстрелом…" (журнал "Коммунист", № 14, сентябрь, 1989).

Только после этих двух акций — роспуска КПСС и КГБ — можно считать оправданными надежды на демократизацию страны и на ее возвращение в семью цивилизованных наций.