Через две недели по приказу МВД я вылетел в Казахстан. Добравшись до города Кустаная, я впервые в своей жизни увидел бесконечные степи, покрытые снегом. Устроившись в гостинице, я переночевал и с раннего утра был уже в местном аэропорту. Заказал себе в буфете чашку кофе и пару бутербродов с колбасой, устроился за столиком и маленькими глотками смаковал кофе. Он был горячим и очень вкусным.

Минут через десять объявили мой рейс, и я направился к месту регистрации. Около миловидной женщины, одетой в синюю форму аэрофлота, стоял работник милиции. Я протянул ей билет, на котором она быстро поставила небольшую печать.

— Простите, — обратился я к ней, — у меня с собой оружие, как мне быть — сдать пилотам или это не обязательно?

Мои слова насторожили милиционера, и он, прямо-таки отскочив от меня, стал расстегивать свою кобуру.

— Не напрягайся, сержант, — я попытался успокоить стража порядка и достал из кармана пальто служебное удостоверение.

Сержант долго изучал мой документ, а затем по рации вызвал своего начальника.

— Верните удостоверение, — попросил я его. — Вы же ознакомились с ним.

Сержант не захотел услышать моей просьбы и усиленно вертел головой, пытаясь отыскать в толпе своего шефа.

— В чем дело? — настаивал я. — Вы вернете удостоверение?

В этот момент к нам подошел капитан милиции:

— Что случилось?

Сержант отвел его в сторону и стал объяснять, периодически кивая на меня.

Капитан, взяв у него мое удостоверение, подошел ко мне.

— У вас есть еще какие-либо документы, подтверждающие цель вашего приезда к нам в республику?

Я достал командировочное удостоверение, приказ министра внутренних дел СССР и все это протянул капитану.

Тот внимательно ознакомился и вернул мне:

— Извините, можете проходить на посадку. С оружием определитесь сами.

Я, взяв вещи, направился в зал, где у выхода на летное поле уже скопилось человек десять.

Всех пассажиров нашего рейса вывели из аэропорта и посадили в холодный автобус. Спустя минуту автобус тронулся и через триста метров остановился у небольшого самолета, напоминающего легенду Великой Отечественной войны У-2.

— А он сможет лететь? — услышал я вопрос рядом стоящей женщины.

— Не беспокойтесь. На нем не так опасно, как на больших самолетах, — ответил ей мужчина в надвинутой на глаза шапке.

Мне еще ни разу не приходилось летать на подобных конструкциях, и я с огромным любопытством разглядывал этот аппарат.

Наконец, мы один за другим поднялись в самолет и стали рассаживаться по местам. В салоне было ужасно холодно, иллюминаторы и стены покрылись слоем льда. Рядом со мной села женщина лет сорока пяти и привычным движением руки нашла бумажный пакет, размещенный в кармане кресла.

Мотор взревел, и самолет стал набирать взлетную скорость. Он быстро оторвался от земли и поднялся в воздух.

Чтобы разглядеть расстилающуюся под нами красоту, я достал из кармана пальто перочинный нож и начал им соскабливать лед со стекла иллюминатора. Очистив и затаив дыхание, прильнул к иллюминатору, стараясь рассмотреть местность, над которой мы летели.

А под нами, словно белая скатерть, лежала бесконечная ровная степь, и на ней не было ни одного кустика. Романтика полета закончилась минут через пятнадцать — наш «лайнер» стало кидать из стороны в сторону, как в море утлое суденышко. Мотор ревел так, что казалось, что он вот-вот сорвется с креплений и улетит вдаль самостоятельно. Моя соседка поднесла пакет ко рту, и я услышал соответствующие обстановке звуки.

«Наверное, плотно позавтракала», — подумал я.

— Извините, — умудрилась сказать женщина. — Представляете, приходится летать чуть ли не каждую неделю, но никак не могу привыкнуть к этому самолету. Воздушные ямы выворачивают наизнанку.

Мы летели около трех часов. Из кабины вышел пилот и объявил, что через двадцать минут будем садиться в столице Тургайского края городе Аркалыке. Я вспомнил о Сталине. Он отбывал здесь одну из своих ссылок. «Интересно, что из себя представляет сейчас этот город?»

Самолет, в очередной раз взревев двигателем, стал медленно снижаться. А минут через пять коснулся бетонной полосы и, подпрыгивая, как шаловливый козел, побежал по ней. Наконец, все затихло, мы остановились, взяли вещи и стали один за другим выходить из самолета.

Маленький ПАЗик довез нас всех до здания аэропорта.

Из автобуса я сразу увидел группу работников милиции, стоящих около касс, и направился к ним.

— Вы кого-то встречаете? — спросил я у одного из них.

Тот кивком дал понять, что да, и, переложив из руки в руку книгу, представился:

— Мы из оперативно-следственной бригады МВД СССР. Встречаем заместителя группы Абрамова. Это вы?

— Угадали. Это я, — улыбнулся я, и мы все вместе направились на выход.

Через час я уже был в гостинице и, быстро разложив по полкам личные вещи, как драгоценность достал схему. Развернув ее и убедившись, что она в полной сохранности, опять свернул и аккуратно отложил на время. В принципе я был готов к работе и, выждав минут пять, связался с городским отделом милиции.

А еще через десять минут дежурный по отделу доложил мне о прибытии машины.

* * *

На следующий день началась полноценная работа. Я собрал всю группу в актовом зале местного отдела. Передо мной сидели человек тридцать откомандированных со всех городов Советского Союза офицеров.

В связи с отсутствием руководителя нашей группы я взял руководство в свои руки. Коротко довел до присутствующих суть дела, разбил всех на семь самостоятельных подгрупп и назначил в них старших.

По данным, переданным мне местным отделом КГБ, часть автомашин буквально за три дня до нашего прибытия выехала за пределы Аркалыка в неизвестном направлении.

«Интересно, кто мог проинформировать их? О прибытии нашей группы знало очень ограниченное число лиц. Неужели и здесь предательство?»

Получив задание, коллеги стали расходиться. Многим из них предстояла дальняя дорога. Необходимо было проверить все подразделения ГАИ, в которых регистрировались краденые машины. Населенных пунктов, где располагались эти подразделения, оказалось около десяти.

Я сидел в актовом зале и рассматривал карту Кустанайской области, когда вошел начальник местного отдела милиции.

— Кунаев, — представился он мне и протянул руку.

— Очень приятно, — ответил я и пожал его сухую крепкую руку. — Вы случайно не родственник первому секретарю Казахстана?

— К сожалению, нет, — по его широкому рябому лицу растеклась улыбка. — Я для вас выделил отдельный кабинет. Это нехорошо, когда большой начальник сидит вместе с подчиненными в актовом зале. Не хотите посмотреть?

Я хотел.

Мы отправились по коридорам большого здания. Поднялись на второй этаж и остановились у двери, обшитой черным дерматином. Начальник милиции достал из кармана ключи и отпер дверь. Пошарив рукой по стене, включил свет.

Кабинет был небольшим, но очень уютным. Единственное окно выходило на плац, где маршировали солдаты воинской части, примыкающей к зданию милиции. Я поблагодарил коллегу и попросил его по возможности занести сюда еще один стол — для руководителя бригады.

— Вы не переживайте, Виктор Николаевич, для вашего начальника мы приготовили отдельный кабинет, — сообщил Кунаев.

Минут пять понаблюдав, как я располагаюсь, он вышел.

Я повесил на стене свою схему и приступил к работе. Вечером ко мне занесли несколько коробок с документами, изъятыми в регистрационном подразделении местного отдела ГАИ.

— Ну что, Кузьмин, — спросил я старшего группы, — нашли что-нибудь интересное?

— Да, есть кое-что, но все это нужно тщательно проверять. Вы не поверите, здесь такой бардак с документами, я еще такого не видел!

— Давайте, ребята, разбирайтесь поскорее, времени у вас немного. Подготовьте материалы по изъятию документации местных автохозяйств. Думаю, мы найдем там много интересных вещей.

— Хорошо, Виктор Николаевич! К утру все будет готово.

Я вышел из кабинета и на служебном автомобиле, предоставленном местным отделом милиции, поехал в аэропорт — встречать начальника оперативно-следственной бригады полковника Лазарева.

* * *

Шиллер мчался на новом «КамАЗе», не веря в свалившееся счастье. Он миновал Башкирию и, взглянув на приборы, решил, что необходимо срочно заправиться — топлива оставалось километров на сорок-пятьдесят.

Увидев на дороге пост ГАИ, Шиллер остановился и направился к дежурным:

— Слушай, командир, далеко тут до заправки? Топлива почти не осталось.

Гаишник, окинув водителя взглядом с ног до головы, нехотя процедил:

— Места здесь глухие. Заправок на трассе почти нет. До ближайшей километров пятьдесят, а может, и больше. Ты что, впервые на этой трассе?

— Да, раньше как-то не приходилось ездить в эту сторону, вот и попал с горючкой. Может, Бог даст, и дотяну!

Курт взобрался в кабину и, достав из сумки дорожный атлас, стал изучать карту. До Челябинска оставалось километров двести. Он надавил на газ, и машина тронулась.

Автозаправочная станция оказалась не так уж и далеко, и он самостоятельно до нее добрался. Заправившись, тут же двинулся дальше. Стало темнеть, и Шиллер решил остановиться переночевать. Впереди заманчиво светились знакомые огни гостиницы «Уральские самоцветы».

«Снаряд в одну воронку дважды не падает», — решил Шиллер и свернул к гостинице.

Уже в дверях он столкнулся со своей старой знакомой — администратором Верой. Это произошло столь неожиданно, что он прямо опешил, но поздороваться все-таки смог:

— Здравствуйте, Вера, — пролепетал Шиллер и покраснел, как школьник.

— Здравствуйте, Курт! Вам просто повезло. Я сегодня работаю за свою сменщицу. Она заболела. А вы надолго или как тогда, на одну ночь?

— Не знаю, как получится, — все еще смущался Шиллер. — Мне еще завтра нужно в милицию за справкой. Тогда, то есть в ту ночь, когда вы пришли ко мне в номер, у меня угнали мой «КамАЗ».

Они вошли в гостиницу.

— Вы не поверите, но я знаю, где ваш «КамАЗ», — еще раз огорошила Вера. — Могу вам показать это место завтра, если его сегодня не перепрячут.

— А может, прямо сейчас съездим? — загорелся Шиллер. — Подумаешь, темно!

— Я сейчас не могу, я на работе! — спокойно ответила Вера. — Я вас навещу в том же номере. Он у нас самый хороший. Посидим, поговорим, чай попьем с вареньем.

Она сама взяла из рук Шиллера документы и стала быстро заполнять карточку приезжего. — Может, поужинаем? — предложил Шиллер. — Я угощу вас мясом по-уральски?

Женщина улыбнулась и, опять сославшись на работу, отказалась.

Поужинав в кафе, он проходил мимо стойки администратора. Вера остановила его жестом и быстро сказала:

— Как только появится окно, я приду.

Шиллер расплылся в улыбке и так же тихо ответил:

— Я буду ждать тебя, Вера, хоть всю ночь.

* * *

Рано утром, как только Вера сдала смену, они поймали такси и направились в город.

Там Вера показала дом, в котором располагалась милиция.

— Курт, я поехала домой. Как освободишься, позвони, — прошептала она ему на ухо и записала номер на пустой пачке сигарет.

Шиллер направился в милицию. Там он подошел к дежурному по РОВД и попросил вызвать дознавателя, который вел его дело.

— Во-первых, ваше дело ведет не дознаватель, а следователь, — поправил его дежурный, — во-вторых, это женщина. Сейчас я с ней свяжусь, а вы пока посидите вон там.

Курт отошел от комнаты дежурного и сел на жесткий, затертый множеством посетителей стул.

Минут через пять из дежурной части вышел сержант и выкрикнул:

— Шиллер, пройдите в третий кабинет. На первом этаже, вон в том крыле.

Курт подошел к обшитой искусственной кожей двери и потихоньку приоткрыл. А услышав приглашение, вошел и оказался в небольшом, но довольно уютном кабинете.

Оглядев помещение, услышал женский голос — из смежной комнаты вышла молодая женщина с капитанскими погонами на плечах:

— Проходите. Я следователь Яковлева Татьяна Георгиевна. Веду ваше уголовное дело. Сейчас вас допрошу, мы подпишем некоторые документы, в том числе о признании вас потерпевшим.

Она села за стол и взяв документы, быстро застучала по клавишам печатной машинки.

Допрос шел не так долго, как опасался Шиллер, и, подписав все необходимые документы, он вскоре был свободен.

В его кармане находились все необходимые для его предприятия документы о краже машины.

«Вот и хорошо. А я-то думал, придется бегать. А здесь все сделали в одном кабинете», — Шиллер, довольный, шагал по улице.

Он нашел телефон-автомат и позвонил:

— Вера, я уже освободился. Где тебя ждать?

Договорившись с ней, он зашел в здание почтамта и стал ждать ее там. Она подъехала к зданию на седьмом автобусе.

— Сейчас мы с тобой поедем, и я покажу тебе, где стоит твой «КамАЗ». Курт, только дай мне честное слово, что ты об этом никому не расскажешь! Украли твой «КамАЗ» очень серьезные люди, и они могут пойти на многое, вплоть до убийства!

— Откуда ты их знаешь?

— Это не важно, знаю. Эти люди постоянно пасутся на нашей стоянке, и ты не первый, у кого пропал «КамАЗ». Я тебе покажу и уйду, а ты поступай как хочешь. Но я тебя прошу, береги себя! Позвони мне вечером. Буду ждать!

Они сели в подошедший автобус номер семь и поехали.

Привычный городской пейзаж стал постепенно меняться. Появились производственные строения, и Шиллер понял, что они в промышленной зоне.

— Сейчас автобус остановится и пойдет обратно. Тебе нужно пройти через главные ворота, двигаться прямо по дороге. Когда дойдешь до большого металлического ангара, поверни налево. После поворота увидишь стоянку «КамАЗов». Твой там, сам найдешь. Все, удачи, жду звонка!

Шиллер вышел из автобуса и направился в сторону больших ворот. На воротах от руки синей краской было написано: ООО «Вторсырье».

Он миновал ворота и остановился пораженный: вокруг, словно на поле боя, стояли разбитые ржавые машины, их запчасти и неизвестные Шиллеру механизмы. Присмотревшись, он увидел вдалеке большой металлический ангар и быстро зашагал в его сторону.

У ангара, следуя указаниям Веры, он свернул налево. Картина оставалась неизменной. Территория за ангаром казалась пустынной, лишь какие-то ржавые агрегаты беспорядочно валялись по всей некогда промышленной зоне.

Пройдя еще метров сто, Шиллер увидел автостоянку. Приблизившись, разглядел несколько разукомплектованных «КамАЗов» и старенькие «Жигули» первой модели.

Он поднял с земли кусок арматуры и, стараясь не привлекать посторонних взглядов, стал осторожно двигаться вдоль стоящих машин. Метров через двадцать он, наконец, увидел свой «КамАЗ». Он стоял в сторонке от общей кучи, с работающим двигателем. Похоже, его собирались выгонять.

Шиллер, затаив дыхание, стал пробираться к кабине. Там сидел мужчина и преспокойно пил чай. Рядом с ним, на сиденье пассажира стоял китайский термос.

«Да это же мой термос! Сволочь!» — чуть не заорал Шиллер.

Он выскочил на противника столь неожиданно, что тот выронил кружку.

Шиллер схватил его за куртку и изо всех сил рванул из кабины.

— А-а-а! — ничего не соображая орал мужик.

Шиллер ловко вскочил на привычные ступени. Но на крики выброшенного из каптерки уже бежал другой мужик. Подскочив, он схватился за дверь кабины и стал дергать, пытаясь открыть ее. Наконец, это ему удалось. Он схватил Шиллера за рукав и попытался вытащить из машины. Но тут же получил арматурой по голове. Раздался короткий крик, и мужчина, схватившись грязными руками за разбитую голову, стал медленно оседать. Кровь текла алым ручьем.

«Вот и окропили снежок кровью», — пришло в голову Шиллеру. Он привычно выжал сцепление и дал газу. Громадная машина резко дернулась и играючи припечатала соседние «Жигули» к стене каменной каптерки.

Шиллер подал назад, едва не задавил того, кто минуту назад сидел за его рулем, и, набрав скорость, выскочил с территории зоны и помчался по городу.

Отъехав как можно дальше, он остановился у телефонной будки. Подбежал к автомату и набрал номер Веры:

— Вера, все хорошо! «КамАЗ» у меня. Где тебя ждать?

Получив от нее ответ, он развернулся и поехал к гостинице «Уральские самоцветы». Но, не доехав до нее метров триста, свернул на проселочную дорогу и остановился в небольшом редком ельнике.

Через два часа к месту остановки подъехал «Москвич», за рулем которого сидел мужчина преклонных лет. Оттуда же вышла Вера и направилась к «КамАЗу».

— Курт, тебе срочно нужно уехать, — первое, что сказала Вера. — Если они тебя перехватят — убьют!

— Вера! А как с моей новой машиной, которую я оставил у вас на стоянке? — спросил он.

— За нее не беспокойся. Пусть пока стоит. Ничего с ней не будет. Я сама попрошу нашу охрану, чтобы они последили. Потом вернешься и заберешь. А сейчас срочно уезжай! — Она обняла Курта и крепко поцеловала.

— Курт! Я буду ждать! — оглянулась она на бегу.

«Москвич» развернулся и поехал на трассу.

Выждав с минуту, вслед за ним медленно двинулся и груженный моторами «КамАЗ» Шиллера.

Только отъехав сто километров от города, он успокоился и уже привычно жал на газ по дороге в Казахстан.

* * *

Я стоял в плохо отапливаемом здании Аркалыкского аэропорта и ждал приземления самолета, на котором прибывал руководитель оперативно-следственной бригады МВД СССР. Самолет немного задерживался, и мне пришлось пройти в кафе.

Кофе там было не только плохим, но даже не горячим.

Наконец, диктор объявил о посадке, и я направился в зону ожидания. Стоя у стены, я пытался представить, как выглядит начальник нашей бригады. Представлял по-военному подтянутого, средних лет человека. Однако мои ожидания не оправдались.

Василий Владимирович Лазарев оказался человеком невысокого роста, с изрядным брюшком, который в простонародье называют «пивным». Его редкие светлые волосы слегка выбивались из-под дорогой норковой шапки.

Мы сразу узнали друг друга. Он поставил на пол свой большой кожаный чемодан и, махнув мне рукой, остановился в ожидании.

— Абрамов Виктор Николаевич, — представился я. — Ваш заместитель по бригаде.

— Лазарев Василий Владимирович, — ответил он и протянул мне руку.

Я взял в свою ладонь его руку и почувствовал, что она холодная и влажная.

«Неужели, волнуется? А почему бы и нет?» Насколько я знал, Лазарев был абсолютно далек от оперативно-следственной работы и никогда в жизни не руководил подобными бригадами.

Задержав на секунду его руку, я понял, что этот человек далек еще и от спорта. Его рукопожатие было столь слабым и безвольным, что мне стало как-то не по себе. Я недолюбливал людей с мягким рукопожатием, и помимо всякой воли у меня возникла антипатия к шефу.

— Машина ждет нас, — сказал я и, подхватив его чемодан, направился на выход.

«Интересно, что у него в чемодане?» Он был тяжелым, и я, не сказать, что слабый мужик, с трудом нес его к машине.

В гостинице номер был уже заказан, и оформление заняло минуты.

— Ну что, Абрамов, поужинаем сегодня? Нам есть о чем поговорить, — предложил Лазарев. — Давайте встретимся через десять минут в ресторане?

Я взглянул на часы, они показывали семнадцать пятьдесят.

— Хорошо, — ответил я, — через десять минут на этом месте.

Проводил его до номера и направился к себе, чтобы переодеться.

В вестибюле Лазарев появился минут через пятнадцать, после того как пришел я. Оглядев меня с ног до головы, словно перед ним была незнакомка, он молча направился в ресторан.

Мы сели за столик, и он, открыв меню, стал внимательно его изучать.

— Виктор Николаевич, — заговорил он, — вы что пьете? Я предпочитаю коньяк и хорошие французские вина. А вы?

— Я не гурман и отдаю предпочтение русской водке, — не мудрствуя лукаво ответил я. — Извините, но на что-то большее у меня денег не хватает.

На лице Лазарева появилось пренебрежение.

Он подозвал официанта и стал перечислять ему блюда. Только после этого меню перешло ко мне. Намек был абсолютно ясен — каждый платит за себя.

Я заказал себе двести пятьдесят граммов водки, баранину и свежие овощи. И, отложив меню в сторону, принялся рассматривать зал ресторана.

За дальним столиком расположилась уже знакомая мне милицейская компания. Там был начальник местного отдела милиции Кунаев, начальник ГАИ Мустаев и еще двое молодых людей. Они подозвали официанта и тоже что-то заказывали. Кунаев, улыбаясь во все свое круглое лицо, что-то в полголоса говорил коллегам, изредка бросая взгляды в нашу сторону.

Официант принес нам холодные закуски.

Из бутылки армянского пятизвездочного коньяка я налил в хрустальную рюмку шефа, а себе из небольшого графинчика — водки.

— За ваш приезд! — не мастак я говорить тосты.

Мы чокнулись и выпили. Лазарев взял бутылку и налил себе еще. Я, выдержав паузу, налил себе тоже.

— Ну что, за знакомство! — сказал Лазарев и, не дождавшись, когда я подниму рюмку, опустошил свою.

Антипатия, возникшая в аэропорту, вновь стала разгораться.

Закусив салатом, Лазарев вновь потянулся за бутылкой и, отставив в сторону рюмку, налил коньяк в бокал.

— Ты что, Абрамов, сидишь, как красна девица? Наливай водки, и давай выпьем с тобой за удачу! Понимаешь, я надеюсь на нее, на удачу! Ты кто по званию? — заметно расслабился мой начальник.

— Я майор.

— Тогда тебе меня не понять. Я уже три срока хожу в полковниках. Все, с кем я начинал, ходят уже в генералах, а я все полковник, — взглянув на меня, он улыбнулся. — Тебе, Абрамов, меня не понять! Мы в разных с тобой категориях. У нас в семье трое братьев, и двое уже генералы. Только я отстаю. Говорят, на этом уголовном деле можно получить генерала, и я всеми правдами и неправдами постараюсь его получить. А ты, Абрамов, должен мне помочь!

На секунду задумавшись, он выпил и посмотрел на меня в упор, словно пытаясь угадать, о чем я думаю.

— Ну, а ты зачем приехал? Повышение по службе? Деньги?

Я посмотрел на него — шутит или серьезно?

— Извините, Василий Владимирович, в отличие от вас меня не привели сюда генеральские погоны. У меня родной брат — не генерал и тем более не заместитель министра внутренних дел СССР. Я человек подневольный, дали приказ — я поехал. Мог поехать и в другое место, куда бы послали. Не я выбираю дороги, а они меня.

— Ты не обижайся на меня, — примирительно заговорил Лазарев. — Я просто сразу все хотел поставить на свои места. Ты, я знаю, хороший специалист, о тебе хорошего мнения все руководители главного управления. Я, Абрамов, в отличие от тебя, никогда не работал в уголовном розыске и многих вещей не знаю и не представляю, как они делаются. Всю свою сознательную жизнь в МВД я провел в академии, читая курс научного коммунизма. Вот брат и посоветовал мне перевестись в главное управление уголовного розыска МВД, возглавить эту бригаду и, получив генерала, вернуться в академию.

Теперь все встало на свои места. Мне стало ясно как божий день — о помощи Лазарева даже не мечтай! Он будет балластом.

«Лишь бы только не мешал и не лез в дела!» — подумал я, глядя на собеседника, который уже стал заметно хмелеть.

— Давай, Абрамов, выпьем с тобой за взаимопонимание! — не унимался Лазарев и поднял бокал с коньяком.

Я налил себе водки, и мы опять чокнулись.

Поставив пустую рюмку, я приступил к еде. Только сейчас, после выпитого спиртного, я понял, как устал за день.

Я вышел из ресторана и направился в туалет. Когда вернулся, увидел, что за нашим столом уже сидят Кунаев с Мустаевым.

— Вы нас извините, — обратился ко мне Кунаев, — не мог не подойти и не представиться руководству из МВД.

Я молча сел, подозвал официанта и попросил рассчитать меня. Через минуту официант принес счет, и я, сославшись на усталость и недомогание, покинул теплую компанию.

* * *

Утром у меня собрался личный состав оперативно-следственной бригады МВД СССР — для знакомства с начальником бригады.

Несмотря на то что мы с Лазаревым заранее оговорили время встречи, шеф в указанное время не прибыл. И в неуказанное не прибыл.

Я извинился перед коллегами и, оставив только старших групп, раздал им задания. Когда и они покинули мой кабинет, позвонил Лазареву.

Трубку долго не брали, но, наконец, я услышал заспанный голос:

— Кто?

Я представился и поинтересовался, приедет ли тот на работу.

— Ты что, Абрамов! Я вчера тебе что говорил? Забыл? Я тебе ясно сказал, ничего не понимаю в вашей работе. Ты что из меня дурака хочешь сделать? Сам работай, сам. Если меня будут спрашивать, скажи, заболел или только что отъехал. Из центра вряд ли позвонят, поэтому давай, командуй! И отчитывайся о работе, — закончил он.

— Все понял, — вздохнул я то ли грустно, то ли облегченно. — Если возникнут вопросы, которые решить не смогу, перезвоню вам.

Я положил трубку.

«Вот так и на войне — кто-то в окопах, а кто-то в тылу. А потом ходят, сверкают наградами, которых не заслужили», — подумал я.

Успокоившись, я пододвинул к себе рапорта сотрудников и приступил к их изучению.

Уже с первых рапортов стало ясно, что ни одна из похищенных в Челнах машин не была зарегистрирована в городском отделе ГАИ. Порывшись в бумагах, я наткнулся на справку ГАИ. Из нее следовало, что в городе зарегистрировано свыше двухсот машин марки «КамАЗ».

Теперь основная наша задача — проверить все эти «КамАЗы», так как не исключено, что многие из них бегают здесь под чужими номерами и с чужими документами. А когда убедимся в их чистоте, займемся проверками в других регионах.

Накануне я вывел из здания старших групп, подвел их к стоящему рядом «КамАЗу» и показал, где находятся номера агрегатов. За этим занятием нас застал водитель «КамАЗа»:

— В чем дело? Это мой «КамАЗ».

Я представился и попросил его показать документы на машину. Водитель не на шутку заволновался и повел себя крайне неадекватно. Он вдруг оттолкнул меня и полез в кабину. Коллеги успели схватить его, и мы сообща вытащили его.

Тот не сдавался и опять попытался вырваться. Кто-то из сотрудников достал наручники и сковал ему руки.

— Отведите его ко мне, — распорядился я, — там посмотрим, кто такой и что его так напугало.

Двое оперативников, придерживая водителя с двух сторон, повели его в отдел.

Я достал свою записную книжку и стал сверять номера машины с номерами агрегатов, похищенных в Челнах «КамАЗов». Через минуту я чуть не кричал от радости! Номера рамы, двигателя и кабины полностью совпадали с агрегатами машины, угнанной в конце января 1990 года.

Это была большая удача, о которой можно было только мечтать.

Вот так, чисто случайно была обнаружена первая похищенная машина и задержан человек, который впоследствии здорово помог нам своими показаниями.

Этот «КамАЗ» мы загнали во двор милиции, и я вернулся в свой кабинет, где меня ждал задержанный.

— Как ваша фамилия? — спросил я.

— Давай, начальник, не будем играть в дурачка. Перед вами лежат все мои документы, и там русским языком написана фамилия, — грубо ответил водитель и отвернулся.

— Вы что дерзите? Не забывайте, где находитесь. Мы здесь и не таких борзых видели! — я взял паспорт и сверил внешность сидящего с фотографией: — Так и запишем, Уразбаев Расих Султанович, 1963 года рождения, уроженец и житель города Аркалык Казахской ССР.

Я поднял на него глаза:

— Скажите, когда и при каких обстоятельствах у вас оказался этот «КамАЗ»?

Задержанный отрешенно смотрел в окно.

— Вы знаете, Уразбаев, что выбранная вами тактика, значительно увеличит срок вашего заключения? То, что вы будете сидеть, я надеюсь, вы понимаете?

Я снова взял паспорт.

— Судя по паспорту, у вас четверо детей, младшему — всего два годика! Кто их будет кормить, когда сядете? Ведь сядете не на полгода, и даже не на год. Вы прекрасно знаете, что государственная цена «КамАЗа» от двухсот пятидесяти тысяч. Это — «девяносто прим.»! Десять лет как минимум.

Я снова взглянул на лицо Уразбаева.

Лицо по-прежнему непроницаемо.

— Вы, похоже, думаете, что вашей семье помогут ваши друзья, фамилии которых вы не называете? Напрасно, Расих! Никто им не поможет. Через месяц о вас все забудут! Поверьте мне. Так где и у кого вы приобрели «КамАЗ»? Молчите? Тогда спрошу по-другому. Как вам удалось похитить этот «КамАЗ» в начале 1990 года с платной стоянки в городе Набережные Челны? Решайте, сейчас только от вас зависит, как будет строиться ваше обвинительное заключение. От вас зависит, по какой статье вы будете осуждены, за кражу государственного имущества в особо крупном размере или за приобретение краденого. В первом случае вам грозит как минимум лет десять, во втором — не более трех. А при хорошем адвокате можно получить и условное. Но для этого вам надо добровольно помочь следствию.

Уразбаев молчал.

Я пригласил оперативника и попросил его оформить документы для задержания.

* * *

Расих Уразбаев был довольно известным человеком в городке. Известность ему принесла победа на чемпионате Казахстана по боксу, когда он выступал еще за юниорскую команду. Затем он стал победителем молодежного чемпионата республики и готовился выступать на чемпионате СССР, защищая флаг Казахстана. Во время подготовки к соревнованиям случай свел Уразбаева с его сверстником Шиллером, который занимался вольной борьбой. Они быстро подружились и вместе стали ездить на соревнования. Оба грезили победами, пьедесталами и толпами поклонниц.

Однажды весной, накануне восьмого марта их пригласили на небольшую вечеринку по случаю дня рождения их общей знакомой. Выпили они немного и после вечеринки решили проводить знакомых девушек по домам.

Они шли по центральной улице города, весело беседуя. Внезапно их остановила компания из шести парней. Все они были изрядно пьяны и горели желанием ввязаться в какую-нибудь потасовку.

Тот из компании, что был повыше ростом и очевидно верховодил, схватил за руку девушку Шиллера.

— Отпустите девушку, — попросил Шиллер. — Она с нами.

— А ты кто такой?

И слово за слово к конфликту присоединились все.

Один из парней замахнулся на Уразбаева. Но тот натренированно ушел от прямого удара и тут же ударил в челюсть противника.

Парень рухнул. Забыв про девушку, все бросились на Шиллера с Уразбаевым.

Драка длилась минуты, и четверо нападающих лежали на дороге с разбитыми лицами. Кто мог, бросились бежать.

Трое из лежавших самостоятельно поднялись на ноги и стали поднимать четвертого. Но с тем явно было что-то не в порядке. Он не мог стоять, его раненая голова безжизненно висела, кровь крупными каплями падала на асфальт.

Шиллер не на шутку испугался — это он ударил его!

Кто-то из прохожих вызвал скорую помощь и милицию. Скорая приехала быстро, но парень умер прямо на руках у врача.

Обе компании пребывали в шоке. Через минуту-другую подъехала милиция и забрала всех.

* * *

На следующее утро следователь приступил к процессуальным действиям. В течение недели он допросил всех участников и свидетелей этой драки. Ему удалось восстановить практически все, кроме одного, кто ударил — Шиллер или Уразбаев?

Никто из них не признавался.

Не выдержав напряжения, Шиллер сказал матери, что именно он ударил и что он уже готов ответить.

Мать бросилась по своим знакомым, и вскоре в милицию позвонили из прокуратуры республики и посоветовали следователю более тщательно рассмотреть кандидатуру Уразбаева на роль обвиняемого «в этом непростом деле».

Всех удовлетворило подобное решение, и следователь вынес обвинительное заключение в отношении Уразбаева. Вердикт был прост — только хорошо подготовленный спортсмен, а именно боксер, мог нанести такой сокрушительный удар.

Шиллер отделался легким испугом и прошел по делу свидетелем. Виновным в смерти признали Уразбаева и присудили ему семь лет лишения свободы.

Той же весной Шиллера призвали в ряды Советской Армии.

* * *

— Слушайте, Шиллер, что вы мне суете справку о краже! Вы хотите, чтобы я списала с вас стоимость угнанного «КамАЗа»? Вы же перед отъездом в командировку подписали договор о полной материальной ответственности за эту машину. А теперь, когда ее украли, вы в кусты? — вопрошала возмущенная главбух автохозяйства. — Решайте этот вопрос с директором! Будет его резолюция о списании, тогда и приходите. — И швырнула обратно его документы. — Мужики говорили, у вас новый «КамАЗ»? Так продайте его организации и погасите свою задолженность!

Шиллер вышел из конторы и с досады плюнул.

«Ты смотри, не увольняют! Что делать? Так все хорошо шло! А кто сказал, что я пригнал два «КамАЗа»? Один из них вдобавок в угоне числится! Я, вроде, никому не говорил»…

Он шел по улицам и рассуждал, что делать.

«Да чему удивляться, городок маленький, все друг друга знают. Разве что-то утаишь!»

Размышления Шиллера прервал окрик тестя, который, остановив служебную машину, стоял метрах в десяти от него.

— Ты что, Курт, не слышишь? Я тебе кричу-кричу!

— Да так, задумался немного. Небольшие неприятности на производстве. Захотел уволиться, не получается. Требуют, чтобы расплатился за угнанный «КамАЗ». Я им справку из милиции, что «КамАЗ» украли, а они даже слышать не хотят. Папа, ты как начальник милиции скажи мне, могут взыскать с меня деньги, если есть справка об угоне?

— Конечно, это все незаконно. Никто с тебя не имеет права взыскать стоимость «КамАЗа», если у тебя справка! Я сегодня же позвоню вашему директору и решу этот вопрос, — произнес тесть такие желанные для Шиллера слова. — Курт, я слышал, ты пригнал новый «КамАЗ»? Откуда он у тебя? А старый почему прячешь у родни в деревне? Не проще тебе вернуть его, и все дела? Чего молчишь? Не думал, что я все знаю? Я не собираюсь лезть в вашу с дочкой жизнь, но вы для меня не чужие. Если ты опять решишь заняться бизнесом, я не против. А откуда у тебя новый «КамАЗ» я могу догадаться. Люди тоже не дураки, все видят и все знают! Вот тебе мой совет — зарегистрируй фирму на какого-нибудь алкоголика, такого, который вот-вот умрет. Проверни хорошие деньги, забирай семью и уезжай в Германию. Там с деньгами не пропадете! Считай, что разговора о «КамАЗах» между нами не было. Пока я при погонах, я тебя прикрою. Но дай мне честное слово, что увезешь семью в Германию!

— Ты что, папа? — искренне удивился Курт. — Ты же знаешь, я все делаю, чтобы моя семья не бедствовала! Конечно, увезу! Ты только помоги мне!

— Тогда договорились, — тесть повернулся и сел в свою милицейскую «Волгу».

«Вот видишь, Курт, — сказал сам себе Шиллер, — тесть, подполковник милиции благословляет тебя на это дело. Надо срочно толкать «КамАЗы» и ехать в Челны, пока там еще помнят меня!»

Шиллер пришел домой и, взяв записную книжку с телефонами друзей по техникуму, стал их обзванивать и предлагать «КамАЗы» и пять двигателей. Уже после второго звонка старый знакомый согласился купить у него сразу две машины и все двигатели.

Положив трубку, Курт довольно потер руки и подумал, не продешевил ли с ценами? «В следующий раз не стоит торопиться. Нужно узнать действующие цены».

Он сел на диван и, не обращая внимания на детей, игравших у его ног, стал в уме перебирать друзей и знакомых, кого можно было бы привлечь к бизнесу.

И остановился на троих. Это были проверенные люди. Именно их он решил позвать с собой в Челны. Полистав записную книжку, он нашел братьев Дубограевых.

Ответил заспанный Геннадий. Курт напомнил ему о себе:

— Привет из солнечного Казахстана! Это Курт Шиллер. Как вы там с братом? Надеюсь, в порядке? Хотел в ближайшее время сгонять к вам за машинками. Как вы на это смотрите?

— Давай, немец, мы с брательником не против. Приезжай. Сколько нужно?

— Я думаю, пока три, не больше. Давай, Гена, до встречи!

Курт вновь потер руки и стал обзванивать других приятелей.

* * *

Уразбаев отбывал наказание в одной из колоний Кустанайской области. Отсидев половину срока, он был освобожден условно досрочно за хорошее поведение и высокие производственные показатели.

Он вернулся в Аркалык и устроился на работу в одно из автохозяйств города.

С Шиллером он встретился случайно, когда тот окончил техникум и устроился в то же автохозяйство механиком.

Увидев Уразбаева, Шиллер не на шутку испугался и готов был уволиться, чтобы не встречаться с ним. Но уволиться получилось не сразу, а лишь когда решил заняться собственным делом. Пока старался как можно меньше попадаться ему на глаза.

Когда же Шиллер ударился в бизнес, вокруг него стало вертеться много сомнительного народу, что в значительной степени способствовало скорому развалу затеянного.

Жизнь двух мужчин удивляла редкими совпадениями — и Шиллер и Уразбаев женились чуть ли не в один день. И у того и у другого родились двойни — мальчик и девочка.

А через год у Расиха появилась вторая двойня.

Жили Уразбаевы как все — не хуже и не лучше. Голодными не ходили, но и не шиковали. В отличие от Шиллеров.

Через несколько месяцев после рождения детей должность Уразбаева сократили, и он остался без работы. Везде, куда бы ни обращался, ему отвечали отказом. Везде шло сокращение производства, и рабочие руки оказывались невостребованными.

Промучившись месяца два, Уразбаев пошел к Шиллеру.

На входе в его кабинет Расиха остановили охранники:

— Вам кого?

Уразбаев ответил, что хотел бы увидеться и поговорить с Куртом Шиллером.

Возникла пауза, и один из охранников направился к открытой двери в дали коридора. Через минуту оттуда показалась его голова, и Расих услышал требование назвать фамилию.

Прошло минут пять, и его в сопровождении охранника повели по коридору. Около одной из дверей ему предложили присесть и немного подождать.

Ждать пришлось час. Наконец, дверь открылась и его пригласили.

За большим полированным столом сидел Курт Шиллер:

— Присаживайся. Чем обязан?

Расих, как ни готовился к этой встрече, все же на миг растерялся и в который уже раз мысленно пытался сформулировать цель своего визита.

— Мне нужна работа, — в результате прошептал он. — Мне очень нужна работа.

— Что ты умеешь, кроме того что махать кулаками? — спросил Шиллер.

— Извини, — перешел на «ты» Расих. — Ты же знаешь, я не убивал того парня и отсидел за тебя.

— Что значит «за тебя»? — с истинным изумлением переспросил Шиллер. — Ведь не я судил тебя, а суд!

— Кто бы ни судил, но крови на мне нет, — твердо ответил Расих. — Ты знаешь, мне эта судимость сломала не только спортивную карьеру, но и всю жизнь. Я сейчас пришел к тебе не выяснять, кто кого убил, я пришел за работой. Если можешь — помоги, если не хочешь — не надо, только не читай мне мораль как будто честный человек.

Шиллер нахмурил брови и замолчал, взвешивая услышанное.

— Расих, ты же меня знаешь. Я никогда не был твоим врагом. С кем не бывает, и что не бывает в этой жизни. За меня тогда все решила мать, а не я. Мне сейчас нужны хорошие, преданные люди. Я развернул большой бизнес, торгую «КамАЗами». У меня не хватает перегонщиков. Если хочешь, я возьму тебя.

Уразбаев не мог понять, что произошло с Шиллером. Его надменность куда-то исчезла, и перед ним вновь сидел его старый друг.

— У меня сейчас есть свободный «КамАЗ», я отдам его тебе — за пережитое на зоне. Бери и работай. Когда понадобится перегнать машины, я тебя найду. Надеюсь, не откажешь.

Расих не верил своим ушам и для верности переспросил Шиллера:

— Курт, ты серьезно? «КамАЗ» без денег?

— Да, дарю тебе «КамАЗ». Приходи завтра с утра и переоформляй на себя. Единственное условие — двадцать пять процентов месячного заработка будешь отдавать мне. У меня ведь тоже семья.

Уразбаев выскочил из кабинета и птицей полетел по коридору. Он еще не мог до конца осознать и оценить произошедшего.

После того как он вышел из кабинета, туда отправился начальник охраны Морозов:

— Шеф, я не ослышался? Ты ему подарил «КамАЗ»? Этому идиоту — «КамАЗ»?

— Знаешь, Алексей, почему ты никогда не станешь большим человеком? Потому что ты патологически жаден. Зачем мне враг в его лице? Он и так отбарабанил за меня четыре года, и я многое бы отдал, чтобы никогда там не оказаться. Долг платежом красен. Ты знаешь, он боксер и мог бы свободно стать чемпионом СССР, если б не я. Теперь не я ему должен, а он мне. И должен будет по гроб жизни. А ты — «КамАЗ», «КамАЗ»!

Уразбаев быстро переоформил машину и приступил к работе. Два рейса, сделанные им весной с ранними южными овощами и фруктами, позволили надолго забыть все финансовые проблемы.

* * *

Узнав от дежурного по РОВД о первом задержании жителя Аркалыка, ко мне в кабинет зашел начальник милиции Кунаев:

— Вы за что задержали Уразбаева? Я знаю его с детства и могу поручиться, что ничего плохого он сделать не мог. Да, у него есть судимость, но украсть «КамАЗ» он не мог! Тем более в Набережных Челнах. Я спрашивал у его жены: ни в этом, ни в том году он в Челны вообще не ездил.

— Это плохо, что вы ручаетесь за человека, в чьей личной собственности находится похищенный «КамАЗ». Я бы на вашем месте не спешил с подобными заявлениями. Сейчас мои сотрудники поедут к нему на обыск, посмотрим, что там интересного.

Кунаев пристально посмотрел на меня, и я отчетливо видел, как его глаза наливаются кровью.

— Вы думаете, Виктор Николаевич, что вам кто-то из прокуратуры города санкционирует этот обыск? Даже не рассчитывайте! Нас, я имею в виду милицию и прокуратуру, не интересуют кражи в Челнах. Это ваши преступления, а не наши. А Уразбаев — житель нашего города. И он не нарушал наш закон и наш уголовный кодекс.

— Товарищ Кунаев! Мы с вами живем в одном государстве, которое называется Советский Союз. В этом государстве главенствуют законы СССР, а не законы Казахской ССР. Честно говоря, я предвидел подобную ситуацию и поэтому запасся ордерами на арест и постановлениями на обыск, санкционированными прокурором республики. Ведь вам, наверное, уже известно, что оперативно-следственная бригада МВД СССР работает в рамках уголовного дела, возбужденного в городе Набережные Челны, а не в городе Аркалыке. А следовательно, мне не нужны санкции вашей прокуратуры.

Кунаев явно не ожидал подобного поворота. Его и так узкие восточные глаза, превратились в еле заметные щелочки. Он резко повернулся и вышел из кабинета.

«Почему мне приходится все время с кем-то ссориться, наживать себе вовсе не обязательных врагов?» — подумал я, глядя на дверь, за которой скрылся Кунаев.

О том, что в лице Кунаева я нажил себе врага, можно было догадаться сразу и не сомневаться в дальнейшем.

Я вышел вслед за ним и заглянул в актовый зал. Увидев следователя, я отдал ему чистое постановление на обыск, в уголке которого стояла гербовая печать и подпись прокурора республики:

— Семен, вот тебе постановление на обыск. Заполнишь по месту проживания Уразбаева. А сейчас бери машину, двух оперативников и на обыск. Переверните всю квартиру, но найдите мне хоть какие-нибудь улики! Да что я учу тебя, ты сам все знаешь. Давай! Удачи!

Уже через минуту машина с оперативниками мчалась по городу к месту проживания задержанного Уразбаева.

* * *

Я сидел в кабинете, ожидая прибытия оперативных групп из автохозяйств города. Неожиданно приоткрылась дверь и вошел один из оперативников. Я еще не успел с ними хорошо познакомиться и не всех знал по именам и фамилиям.

— Виктор Николаевич! — начал он. — Я тоже нашел краденый «КамАЗ»! Он стоит в соседнем дворе.

Я накинул на себя одежду и вышел с ним на улицу.

В ста метрах от отдела милиции, во дворе небольшого дома стоял «КамАЗ» с красной кабиной.

— Посвети мне, — сказал я и предал ему свой фонарик.

Он стал светить, а я стал снегом оттирать то место на раме, где должен быть выбитый на заводе номер. Руки быстро замерзли, и я засунул их в карманы пальто в надежде побыстрее отогреть.

— Почему ты решил, что этот «КамАЗ» краденый, — переспросил я оперативника.

Тот, немного помявшись, ответил:

— Я подходил к «КамАЗу», когда водитель поднял кабину и копался в двигателе. Записал номера, выбитые на шильдике. Вот они.

Он протянул мне листочек бумаги.

— Ты что мне сразу не мог доложить, что списал номера! Я чуть руки не отморозил, очищая эту раму, — возмутился я.

Но это к делу уже не относилось, и я достал свою записную книжку в поисках аналогичных номеров.

— Виктор Николаевич! Я уже проверял его по вашей схеме. Это наш «КамАЗ», точно!

— Слушай! — я сделал паузу. — Извини, не знаю, как тебя зовут, ты не видел, куда ушел водитель?

— Нет, не видел! А зовут меня Агафонов Володя, я из Волгограда. Машину надо караулить, чтобы ее не перегнали куда-нибудь. Я покараулю пока, посижу в подъезде дома, а там кто-нибудь заменит меня.

— Хорошо, Агафонов! Сейчас я к тебе пришлю еще кого-нибудь. Как увидите — задерживайте сразу!

— Все ясно! Задержим, не беспокойтесь! — в предвкушении важной операции почти крикнул Агафонов и направился в ближайший подъезд жилого дома.

Я вернулся в кабинет.

«Да, неплохой денек, — подумал я. — Уже два «КамАЗа» у нас. Посмотрим, что привезут другие группы.

Я достал из портфеля проверенный временем кипятильник и, налив в стакан воды, поставил его на подоконник. Сунул в стакан кипятильник и стал наблюдать за водой. Через минуту кипятильник покрылся мелкими пузырьками воздуха, которые отрывались от него и устремлялись вверх, где с шипением лопались.

Минуты через две вода в стакане бурлила вовсю. Я выключил кипятильник и, достав упаковку черного чая, насыпал щепотку в кипяток. По комнате расплывался магический аромат заваривающихся листьев. Из еще обжигающего стакана я начал осторожно прихлебывать.

За этим занятием меня и застал старший группы, прибывший из пригорода Аркалыка:

— Ну что, Виктор Николаевич! Нам удалось найти всего один «КамАЗ», но, я думаю, это только начало! Вы знаете, у меня такое чувство, будто их кто-то предупредил. Этот «КамАЗ», который мы нашли, был чисто случайным. Он сегодня утром пришел с рейса и, по всей вероятности, водителя не успели предупредить.

— Погоди, погоди, — остановил я его, — ты же проверял государственную организацию? Откуда там могут быть краденые машины?

— Все просто, Виктор Николаевич! Я сам ломал голову. Просто государственная организация арендует эти машины у частников. Вот они и работают как частные лица в интересах государства. Хочу — еду, не хочу — не еду. Все зависит от рейсов. Если рейс денежный, едут частники, если нет — водители на государственных машинах. Вы знаете, здесь каждый мечтает купить себе «КамАЗ». У кого есть «КамАЗ» считается богатым. Один рейс с ранними овощами куда-нибудь в Воркуту дает возможность весь год потом отдыхать. Вот что здесь значит «КамАЗ».

— Погоди, погоди, — опять остановил я его. — Выходит, все государственные машины согласно действующему закону проходят ежегодное техническое обслуживание непосредственно на предприятии, и их необязательно гнать для этого в ГАИ? Получается, что механик организации заносит их в список организации, идет в ГАИ и, поставив бутылку гаишникам, легализует все машины. Ты понимаешь? Ну, молодцы! Надо же придумать такую схему! Теперь надо заставить все руководство транспортных организаций в присутствии наших сотрудников провести инвентаризацию всего подвижного парка. Думаю, это позволит нам найти еще много наших машин.

Я дождался прибытия других опергрупп, вечером собрал всех в актовом зале и подвел итоги работы нашей бригады.

Только за один день нам удалось изъять пять похищенных «КамАЗов» и задержать троих подозреваемых в причастности к кражам. Я не стал сообщать коллегам, что в подъезде соседнего дома вот уже несколько часов подряд сидит засада.

Эта засада успешно завершилась лишь в два часа ночи — водителя задержали, когда тот выходил от своей любовницы.

* * *

Уразбаев нервно ходил по камере. Как же так произошло, что он снова влетел в историю с этими крадеными машинами? И опять, как в прошлый раз, его подставил этот немец. Действительно, бесплатный сыр только в мышеловке!

Он вновь и вновь вспоминал тот злополучный день, когда он в кабинете Шиллера согласился взять этот «КамАЗ».

Конечно, с одной стороны, «КамАЗ» помог ему выбраться из долговой ямы, обеспечить семью. Но это не шло ни в какое сравнение с повторным заключением!

«Ну, сука Шиллер! Специально не сказал, что машина с кражи. Опять хотел повязать меня преступлением! Постой-ка, значит, те машины, что мы гоняли из Челнов с Морозовым, тоже краденые! Ну, ты, брат, попал! — воскликнул про себя Уразбаев. — Влип конкретно!»

Где-то в глубине души возникла боль за своих детей и жену. Эта боль все росла и росла. Защемило сердце, и он опустился на пустую шконку.

«Что же делать? — думал он. — Молчать и покрывать Шиллера, или рассказать этому Абрамову, все, что знаю? Надо думать и думать. Если Абрамов предоставит какие-то гарантии, нужно за них цепляться. Если молчать, Абрамов сотрет в порошок. Как он правильно сказал, «где колхоз, там разруха». Он прав. Я не скажу — скажут другие. А мне как бывшему зэку дадут больше всех, это точно. Дадут даже за то, чего и не делал».

Уразбаев поднялся и вновь стал ходить.

«Что делать? Как выкручиваться? Правильно говорила жена, связываться с Шиллером — большая ошибка. Она, как чувствовала, хотела остановить. Но я тоже хотел как лучше! А если молчать? Тогда буду чист перед мужиками и перед Шиллером. Тогда что будет с семьей? Выбирай, кто дороже!»

Он всю ночь провел на ногах. Чем больше думал, тем больше возникало сомнений.

Устав от безысходности собственных мыслей, он прилег.

«Да, времени теперь сколько хочешь! Думай сколько влезет, все двадцать четыре часа! Ладно, посмотрим, что предложит Абрамов».

* * *

Было около девяти часов вечера, когда я, надев пальто, вышел на улицу. Ветер, который с утра буйствовал на улицах города, немного стих. Крупные хлопья снега, словно пухом, покрывали все вокруг. Ночные огни и белоснежные деревья делали город сказочным, и от этого зрелища на душе у меня стало хорошо и спокойно.

От здания милиции до гостиницы было минут двадцать ходьбы, и я, отпустив служебную машину, направился туда пешком. Шел по малолюдным улицам и наслаждался погодой. Мне с детства нравился вечерний снегопад. Будучи еще совсем ребенком, я почему-то думал, что за этой снежной пеленой, покрывающей крыши домов и деревьев, скрывается что-то живое — необычное и таинственное. Вот и сейчас, как в детстве, я с затаенной надеждой вглядывался в снежную пелену, будто рассчитывая увидеть кого-то.

«Увы, Виктор Николаевич, детство не вернешь, — вернул я себя к реальности. — Тогда, в детстве нам всем почему-то хотелось побыстрее вырасти, стать самостоятельными. Мы гнали секунды, минуты, часы, года, считали дни, не понимая того, что время быстротечно и безвозвратно. И только глубоко повзрослев, начинаешь с сожалением вспоминать эти прекрасные беззаботные детские годы, которые уже никогда не вернуть».

За этими размышлениями я подошел к перекрестку. Дождавшись у края дороги зеленого сигнала светофора, я стал осторожно переходить улицу. Не знаю, как это объяснить, но внутреннее чувство, словно кто-то сзади, толкнуло меня вперед. И в эту секунду мимо меня на огромной скорости промчалась легковая машина, ударив меня боковым зеркалом. Это произошло так неожиданно, что я не успел даже испугаться. Машинально взглянул на светофор — мне горел зеленый. В какой-то миг показалось, что ничего серьезного не произошло, но боль в правом боку свидетельствовала об обратном.

Ко мне подошла старушка и своей костлявой рукой погрозила вслед исчезнувшей в снежной мгле машине.

— Гоняют, как сумасшедшие, совсем о людях не думают! — хрипло крикнула она и, повернувшись ко мне, тихо спросила: — Ну как ты, сынок? Сильно тебя ударило? Я думала, тебе каюк, прости Господи. Хотела запомнить номер, а гляжу — номера-то и нет. Куда только смотрят гаишники! Этот лихач целый день так ездит, наверное.

— Не беспокойтесь, мамаша. Все хорошо. А вы случайно не обратили внимание, какого цвета была машина? Я вот так растерялся, что и не увидел ничего.

— Нет, сынок! Видела, что темная, а вот цвет не разобрала, — ответила пожилая женщина и пошла по улице.

«Вот тебе и чудо в снежной пелене», — усмехнулся я.

Обернувшись, я увидел, что боковое зеркало от удара сломалось и отлетело к обочине. Судя по всему, зеркало было от «Волги».

Оказавшись в номере, я первым делом разделся и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть на свой правой бок.

Чуть ниже подмышки и до самого паха разливался синяк густого темно-фиолетового цвета. «Хорошо, что не по печени, — нашел я повод для оптимизма. — Зеркало на такой скорости могло порвать всю печень».

Я надел майку и стал собираться в ресторан, так как кроме чая с утра ничего не ел.

Выходя из номера, столкнулся с Кунаевым, с бутылкой коньяка и коробкой конфет направлявшимся в номер Лазарева.

— Виктор Николаевич! Не хотите присоединиться к нашей компании? — весело спросил он и, получив отрицательный ответ, проследовал дальше.

«Тоже, нашел себе друга, — слегка разозлился я. — Вот есть у тебя Лазарев, вот и пей с ним».

Я кое-как спустился в ресторан и заказал ужин.

Минут через сорок, когда я из ресторана возвращался в номер, вновь появился Кунаев — он шел по коридору в обнимку с Лазаревым.

— А, Абрамов, — панибратски буркнул пьяный Лазарев. — Почему не докладываешь о результатах работы? Ты, надеюсь, не забыл, у кого в подчинении?

Я проследовал мимо них, делая вид, что не слышал.

* * *

В семь тридцать утра я был в отделе. Ночь прошла без сна. Сильная боль в боку не дала заснуть ни на минуту. И сейчас даже при попытке взять ручку она шилом пронзала мое нутро. У меня темнело в глазах, и я не мог молча сносить это.

«Надо сходить в больницу. Пусть сделают рентген, может, что-то пропишут?»

В дверь без стука вошел молодой оперативник:

— Виктор Николаевич! Уразбаев рвется к вам, хочет о чем-то поговорить.

— Хорошо, давай, поднимай его, если хочет, поговорим. В этом им нельзя отказывать.

Пока оперативник ходил за Уразбаевым, я постарался принять наиболее удобную позу в кресле, чтобы поменьше кололо.

Ввели Уразбаева и, он, окинув взглядом кабинет, присел на краешек стула.

— Ты что, Расих! Здесь я еще хозяин кабинета, — не без труда произнес я. — Тебе пока никто не разрешал садиться!

Испугавшись, тот резко встал. В его глазах опять сверкнул какой-то непонятный огонек.

— Можно присесть? — он получил мое согласие и присел.

Ночь в камере сильно отразилась на его внешности. Мне даже показалось, что он потерял в весе. Под его глазами появились темные круги — то ли плохо спал, то ли вообще не ложился.

— Вы знаете, — устало начал он, — я не спал всю ночь, все думал и думал. Не потому, что я так сильно испугался срока. Я уже сидел, и тюрьмы не боюсь. Всю ночь думал о жене, о своих детях. Вот здесь вы правы — они, кроме меня, никому больше не нужны. У нас нет родственников, мы с женой росли в детском доме. И я лучше всех знаю, что такое сиротство, когда ребенок никому не нужен. Я дам показания, если это сократит мне срок. Только говорить буду лично с вами, а не с нашими. Вы даете гарантию, что я получу минимальный срок?

Я поднял голову от бумаг и внимательно посмотрел на Уразбаева.

— Пойми меня правильно, Расих. Я не судья и не могу давать никаких гарантий. Могу дать тебе слово офицера, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ты получил по минимуму. Это единственное, что могу обещать.

Он сидел на стуле и молчал.

Во мне, как всегда в таких случаях, стали бороться два совершенно разных чувства. Сейчас мне было жаль этого человека, и я был готов пообещать ему все, что угодно, лишь бы облегчить его душевное состояние. Вторым, не менее сильным чувством, было чувство удовлетворенности, которое как правило испытывает каждый оперативник, поборов сопротивление преступника.

Пересилив и подавив в себе второе чувство, я обратился к своему рассудку, который мне как бы подсказывал: этот человек готов помочь тебе, не отказывайся. Помощь за помощь. Тебе ведь совсем не сложно будет написать письмо в суд и попросить о снисхождении. Что тебе стоит? Абсолютно ничего! А для него — это вопрос жизни и свободы!

Наконец Уразбаев разорвал повисшую в кабинете паузу.

— Согласен! — произнес он.

Я протянул ему лист бумаги и шариковую ручку:

— Пиши, Расих, может, это сейчас лучший выход для тебя… Я, такой-то, такой-то, — начал я диктовать ему, — находясь в здравом уме и не испытывая на себе никакого психологического воздействия, обязуюсь добровольно сообщать органам милиции обо всех известных мне фактах совершенных преступлений, своевременно информировать о готовящихся преступлениях. Все свои сообщения о преступлениях буду подписывать псевдонимом «Верный». А теперь поставь дату и распишись вот здесь.

Уразбаев, взглянув на лист, передал его мне.

Я сложил лист пополам, положил в свою папку и убрал в сейф.

— Теперь слушай меня, Расих! Сейчас я тебе дам бумагу, и ты своими словами напишешь мне явку с повинной. Ты ее должен писать на имя прокурора Республики Татарстан. Когда напишешь, в конце никаких дат не ставь. Это очень важно для тебя! Постараюсь освободить тебя сегодня. Для этого, как ты понимаешь, мне необходимо согласовать свои действия с моим руководством в Татарстане. Без этого я решения принять не могу. Если все нормально сложится, вечером будешь дома. А сейчас давай, пиши!

Расих пододвинул свой стол ближе к столу и, взяв ручку, приступил к написанию явки.

* * *

Это была третья поездка Курта Шиллера в Набережные Челны. Ранее пригнанные ими десять «КамАЗов» разошлись среди покупателей за три дня.

«Надо завязывать с этим делом, — думал Курт, — или, по крайней мере, переложить перегон на кого-нибудь из своих. Самому ездить в Челны уже опасно».

Они возвращались из Челнов, машины шли плотной колонной одна за другой. Курт выглянул из окна кабины и подумал о превратностях жизни. Вот еще совсем недавно он, как загнанный волк, с опаской и страхом вел свой первый похищенный братьями Дубограевыми «КамАЗ», а теперь уже без всякого страха гонит целую колонну!

Кто бы мог подумать, что он, который всегда уважал закон, займется подобным бизнесом. Но бизнес есть бизнес, и деньги не пахнут.

Впереди показались знакомые строения гостиницы «Уральские самоцветы».

Сердце Шиллера тревожно застучало в нехорошем предчувствии.

Они остановились у гостиницы и стали парковать свои автомашины на стоянке.

Шиллер вышел и направился в гостиницу в надежде встретиться с Верой. Однако за стойкой стояла другая женщина.

— Извините, а где Вера? Сегодня, вроде, она должна работать?

— Ее сегодня не будет, — ответила дама. — Вера заболела.

Шиллер, оформившись в гостиницу, направился в свой номер. В коридоре он столкнулся с подругой Веры.

— Настя, привет, а что с Верой? Мне сказали, заболела? Что с ней?

— Курт! Вера просила не рассказывать тебе, но я все-таки скажу. Ее сильно избил бывший сожитель. Ему кто-то рассказал, что ту машину, которую он угнал, Вера помогла вернуть хозяину. Тот недолго думая приехал сюда со своими дружками и прямо здесь устроил ей скандал, а затем завел в подсобку и сильно избил.

— Значит, сейчас Вера дома?

— Наверное. Ее сегодня хотели отпустить из больницы.

— Настя, дай мне, пожалуйста, ее адрес, а то у меня только телефон. Хочу навестить ее.

Настя на клочке бумаги написала адрес Веры.

Разместив водителей в гостинице, Курт вышел на улицу и направился в сторону автостоянки. Немного повозившись в кабине, он отвернул две гайки и отодвинул металлическую пластинку. Засунул руку в образовавшуюся щель, достал обрез двуствольного ружья. Проверив наличие патронов в стволах, сунул оружие в спортивную сумку и положил в карман куртки на всякий случай еще четыре патрона. Потом закрыл кабину и, выйдя на трассу, поймал попутку.

Через полчаса он был уже в городе. Сел в автобус и направился к Вере. Подъехав к дому, подошел к ее двери и стал звонить. Звонил так настойчиво, что начали высовываться соседи. Но его настойчивость была вознаграждена — у Веры послышались шаги, и женский полусонный голос спросил:

— Кто там?

— Вера! Это ты? Открой, это я, Курт!

— Курт? — испуганно переспросила Вера. — Зачем ты приехал? Уезжай, пожалуйста! Я не хочу тебе открывать! Тебе нечего у меня делать!

— Я никуда не уеду, пока не увижу тебя, — настойчиво произнес Курт. — Да открой же наконец, а то я выломаю дверь!

— Курт, я не хочу, чтобы ты видел меня! Меня изуродовали!

— Вера, открой! Иначе сейчас я пойду и убью этого шакала!

После длительных препинаний Вера открыла, и он быстро вошел в прихожую.

Если бы он не знал, кто перед ним, то в этой женщине он бы никогда не узнал Веру.

Ее избитое лицо было неузнаваемо. Черное, с множеством полос пластыря, правая бровь рассечена и стянута медицинской нитью.

— За что он тебя? Так даже собак не бьют! Дай мне его адрес!

Отодвинув Веру плечом, он вошел в комнату.

— Что ты задумал? — тихо произнесла Вера. — Он тебя убьет! Ему это ничего не стоит! Он не человек, он зверь!

— Дай мне его адрес! — жестко сказал Курт. — Мы еще увидим, кто кого убьет! Он что, может бить только женщин? Пусть поговорит со мной!

Вера медленно опустилась на стул и едва слышно произнесла:

— Молодежный переулок, дом семь.

— Спасибо, — поблагодарил Курт и вышел.

Остановив на дороге попутку, он назвал адрес, и машина скрылась в темноте улицы.

Вера стояла у окна и безысходно смотрела вслед уехавшей машины. Она молилась за этого немца, чтобы Бог отвел от него беду.

* * *

Курт вышел из машины, не доезжая метров ста до нужного дома. Дом, указанный Верой, был деревянный, старой постройки и от времени потемнел и покосился.

Курт подошел к калитке, нащупал шпингалет, отодвинул его и осторожно вошел во двор. Разглядев на двери начерченный мелом номер, он постучал в потемневшую от времени дверь. Его сильные удары эхом отозвались на небольшой и тихой улочке.

«Никого нет, что ли?»

Вдруг раздался шум приближающейся машины. Шиллер спрятался за густой куст сирени. Он осторожно достал обрез и взвел курки.

Ему еще не приходилось стрелять из этого обреза в живое существо, и он сильно волновался. Вспомнился Афганистан, рейды по горам, бои с душманами.

«Смогу я убить? — подумал он. — Он ведь не душман, а я не солдат под присягой, и сейчас не война».

Рука, сжимавшая обрез, стала потной и мягкой. Он вновь вспомнил первого убитого им. Это был паренек лет шестнадцати. Шиллер тогда очень переживал — считал себя настоящим убийцей.

Но это вскоре прошло. Однажды он увидел изуродованные трупы наших бойцов и понял, что или ты убиваешь, или убивают тебя. Выбора нет.

Приглядевшись, Шиллер увидел, как из подъехавшей машины вышел мужчина и направился к калитке. Курт сразу узнал в нем одного из тех, кто в день кражи его «КамАЗа» сидел за соседним столиком в ресторане гостиницы.

Машина, сверкнув фарами, развернулась и поехала обратно. Мужчина уверенной походкой вошел во двор и, остановившись перед дверью, стал шарить под ковриком.

Найдя ключ, он вставил его в скважину замка и повернул ключ. Но не успел он войти, как услышал за спиной осторожные шаги. Он резко обернулся:

— Ты кто такой?! Что надо?

Увидев у Курта оружие, он поменялся в лице. Ключ выпал из его рук и со звоном ударился о ступени.

— Ты, сука, избил мою женщину и украл «КамАЗ», — прорычал Курт и поднял обрез к груди противника.

— Не убивай, — хотел прошептать мужчина, но пересохший язык не дал ему вымолвить ни словечка.

Он ринулся на Курта в надежде сбить того с ног и отобрать оружие. Но прогремевший в темноте выстрел, словно невидимая стена, остановил этот порыв.

Выстрел в грудь с расстояния трех метров снял с повестки дня все вопросы.

Шиллер достал из кармана носовой платок, аккуратно протер весь обрез и с размаху бросил его в огород соседнего дома. То же самое он проделал с патронами, которые были в кармане.

Выстрел, прозвучавший в столь поздний час, практически не привлек внимания соседей. Многие из них уже привыкли к охотничьим выстрелам, часто сопровождавшим попойки в этом неспокойном доме.

Шиллер вышел на улицу и, поймав машину, направился в «Уральские самоцветы».

В гостинице он снял с себя всю одежду и обувь. Тщательно вымыв с мылом руки и лицо, вышел на улицу, где сжег все снятое.

Вернувшись в номер, он бухнулся на кровать и быстро заснул. Спал он спокойно.

Рано утром машины тронулись, и он, обогнав две идущие впереди, возглавил свою колонну.

* * *

Прибыв в Аркалык, Шиллер быстро реализовал «КамАЗы» и вновь стал звонить в Челны братьям Дубограевым. Он решил отойти от этих дел, передав их своему начальнику по безопасности — Алексею Морозову.

Вечером к Шиллеру заехал тесть, и они, плотно закрыв дверь, уединились на кухне. Из холодильника достали водку с закуской, молча выпили и закусили солеными грибками, купленными под Челябинском.

— Слушай, зять! — начал Кунаев. — Срочно завязывай со своим бизнесом! Если выйдут на тебя, мои погоны тебя не спасут. Денег у тебя достаточно, надо оформлять документы на выезд в Германию. Сегодня сказали по радио, что немцы могут вполне свободно перебираться на жительство. Сейчас сняли все препоны. Кстати, хотел спросить, почему не занимаешься этим вопросом? Ждешь, когда тебя сцапают? Ты же продал уже штук тридцать этих «КамАЗов»! Если ты не остановишься — спалишься. Думаешь, эти два алкоголика в Челнах будут молчать, когда их возьмут за цугундер? Заложат и глазом не моргнут! Там же миллионы! Где они возьмут такие деньги? Мне звонили из МВД республики. Предупредили, что в ближайшее время к нам прибудет оперативно-следственная бригада МВД СССР. Это не простые милиционеры, это зубры сыска. Они перемелют здесь всех, в том числе и меня с тобой. Я-то ладно, уйду на пенсию, выслуга есть, а что будет с тобой и моими внуками? Курт! В Челнах арестован Морозов и некто Сазонов, с которым он приехал туда за машиной. Я знаю, что ты их направил туда с заданием ликвидировать братьев. Ты не отворачивайся. Думаешь, не знаю? Конец твой близок!

Шиллер молчал. А тесть продолжал:

— Сейчас надо срочно рассчитаться с Хозяином за последний транзит, получить от него деньги и срочно скрыться из города. Ты ключевая фигура в бизнесе Хозяина, и тебя здесь будут пасти и те и другие как никого другого. Срочно уничтожь всю свою бухгалтерию! Лучше, если все сгорит случайно. Найди людей, заплати и сожги. Не жалей ничего! Проверь, чтобы все сгорело к чертовой матери! Кто еще знает о машинах, кроме Морозова? Уразбаев в курсе? Думаю, что Морозов возьмет на себя только «КамАЗ», на котором погорел. Если его припрут показаниями Дубограевых, то тебя точно сольет, а себя выгородит как исполнителя.

Глядя в упор на удивленное и возмущенное лицо зятя, тесть невозмутимо наставлял:

— Да, дорогой, даже не сомневайся — все будут сливать тебя! Винить здесь некого, ты сам виноват. Ты создал фирму! Ты втянул в этот бизнес три десятка человек. Я говорил, работай один. Попался — ответил за себя. Теперь придется отвечать за всех. А если московские постараются, пришьют тебе и организацию банды. Тогда не видеть тебе воли до конца дней своих.

Лицо Шиллера посерело. Покатый лоб покрылся испариной. Он впервые в жизни испугался за себя. В этот момент его меньше всего беспокоила судьба детей и жены — они не пропадут. Есть родственники, пропасть не дадут. А что будет с ним? У него сейчас очень много денег. Раз такой расклад, он не отдаст деньги Хозяину, а все заберет себе. Только куда их девать? Если что конфискуют все до копеечки!

Слушая тестя, Курт вдруг прервал его и, чтобы не слышала жена, прошептал:

— Отец, ты знаешь, у меня кроме матери и брата никого в живых нет. Если я оставлю им деньги, то у них отберут. Давай, я тебе отдам? Уж у тебя обыска не будет! Часть отдам завтра же. Хозяин перебьется, они сейчас мне нужнее. Схожу в паспортный стол и закажу документы на выезд. Они не подумают, что я могу сразу выехать. А к вечеру меня уже в городе не будет. Сегодня сожгу бухгалтерию. Единственное, что пока трудно, так это заставить людей молчать. Если возьмут Расиха, то все, что я задумал, может пойти прахом. Только он один знает, кому мы продавали. Только у него есть адреса и счета фирм.

— Сынок, ты играешь с огнем. Хозяин тебе не простит. Отдай ему деньги! Подумай о семье! Зачем тебе деньги, если их убьют? Эти люди такое не прощают. Ты прекрасно знаешь, кто за ними стоит. Они тебя и за границей достанут.

— Ну что ты, папа. Пока меня не найдут, семью они не тронут. Ведь я могу их сдать с наркотиками. Ты сам советовал завязаться с ними, а я послушал твой совет. Ты был прав — там крутятся деньжищи, несоизмеримые ни с какими «КамАЗами». Но ты тогда не сказал, что выхода из этой цепочки не будет. Я сам понял это. Поздно только. Я позвоню тебе или как-то сообщу, где спрячу деньги. Если что — отдай семье. Только сейчас до меня дошло, что я не смогу сам получить загранпаспорт и смотаться за кордон. Пусть уедет жена с этими деньгами.

За серьезным разговором бутылка водки была незаметно выпита. Хмеля никто не чувствовал. Когда часы на кухне показали два ночи, родственники стали прощаться.

* * *

Время было около полудня, и я, взяв служебную машину, направился в гостиницу. Пересилив боль в боку, выбрался из автомобиля, поднялся на второй этаж и направился к номеру Лазарева.

Постучался и стал ждать приглашения. Из-за плотно закрытой двери донеслось какое-то мычание. Я посильнее надавил на ручку двери и оказался в номере.

Там повсеместно валялись бутылки из-под коньяка, куски хлеба, упаковки от колбасы и других продуктов. Пепельница была полна окурков. Это роскошное изобилие возглавлял руководитель оперативно-следственной бригады МВД СССР Лазарев Василий Владимирович, возлежащий на полу.

Он был сильно пьян и с трудом мог разговаривать.

— Василий Владимирович! — обратился я. — Звонила Москва, интересовалась результатами работы бригады. Я доложил, они пока довольны. Интересовались, где вы и чем заняты, — пытался я хотя бы испугом привести в чувства шефа.

— Мне глубоко плевать, Москва звонила, не Москва. Они знают, кто у меня брат! Не их дело, чем я занимаюсь. Главное, что дело идет нормально. А оно не может идти плохо. Ты же делаешь свое дело? Следующий раз, если будут спрашивать, ничего не отвечай. Я сам отвечу!

— Василий Владимирович, вчера мы задержали одного человека на краденом «КамАЗе», я бы хотел его сегодня отпустить из-под стражи. В оперативных целях. Он обещал нам помочь. Если вы согласны, поставьте вод здесь свою подпись.

Я помог шефу подняться и, смахнув остатки пищи со стола, положил постановление. Ручку пришлось буквально вставлять ему в пальцы.

— А что, без этих формальностей нельзя? — спросил он и расписался в указанном месте.

— Нет, Василий Владимирович! Эти формальности обязательны в нашем деле. Без них никак нельзя. Пока вы живы, я за вас подписываться не могу.

— Что значит «пока живы»? Ты что, меня хоронить собрался? Тебе не кажется, Абрамов, что ты забываешься? Стоит к тебе чуть-чуть получше отнестись, как ты начинаешь наглеть. Не забывай, кто я и кто ты. Что ты так на меня смотришь? Осуждаешь небось? А мне наплевать на тебя и на твое осуждение. Я-то получу генерала, а что получишь ты — неизвестно. А теперь катись отсюда! Дай мне отдохнуть! Не люблю, когда меня контролируют. Иди, работай!

Я вышел из номера и хорошенько прикрыл за собой дверь. Мне как никогда было стыдно за своего руководителя. Хорошо зная сотрудников центрального аппарата МВД СССР, довольно часто приезжавших к нам в управление со всевозможными проверками, я ожидал многого, но только не того, с чем столкнулся за дверью этого номера. Мне было хорошо известно, что многие сотрудники из Москвы приезжали к нам не для того чтобы оказать помощь, а в основном чтобы хорошо отдохнуть недельку-другую.

Куда мы только их ни возили, этих проверяющих! На рыбалку — пожалуйста! Везем в Рыбную Слободу или Лаишево. Там их уже ждут за накрытым столом, полным разнообразнейшей рыбы. Желаете на охоту — пожалуйста! Дичь уже подстрелена и нажарена. Но такого, что происходило здесь, я еще не встречал. Никак не ожидал, что руководитель оперативно-следственной бригады МВД не пожелает даже встретиться со своими сотрудниками.

Я шел по коридору гостиницы, когда меня остановила горничная:

— Вы ведь из милиции? Вы знаете, ваш товарищ из триста второго номера вчера поздно вечером, будучи пьяным, упал в туалете и свернул смывной бачок. Еле остановили воду. Сейчас в его номере нет воды. Нам переводить его в другой или нет?

— Извините меня, но этот вопрос я решать не буду. Решайте сами. Как посчитаете нужным, так и поступайте.

Я вышел, немного постоял и решил ехать в городскую больницу. Оформив в регистратуре медицинскую карту, пошел к врачу.

Тот выслушал мою историю, направил на рентген, и затем, посмотрев снимок, сообщил результат:

— У вас трещины в двух ребрах. Очень повезло, что нет переломов. В случае перелома одного из этих ребер обломок мог легко проткнуть печень. Молитесь, что все так обошлось!

Он выписал мне обезболивающую мазь, какие-то таблетки и наказал как можно меньше двигаться, а лучше лечь хотя бы на два дня.

Я поблагодарил его и поехал в отдел.

* * *

Зайдя к себе, я сразу вызвал Агафонова. Он быстро явился и застыл в дверях. Я внимательно посмотрел на его еще совсем юное лицо, покрытое легким пушком, и предложил присесть.

— Вот что, Володя! У меня к тебе деликатное поручение. Об этом будем знать только мы с тобой. Сейчас заберешь из камеры Уразбаева и возьмешь мою машину. Для всех — вы едете на следственные действия. Довезешь его до окраины города. Выйдите из машины и зайдите за какое-нибудь укрытие, чтобы вас не видел водитель, ты освободишь его и дашь возможность скрыться. Для всех — между тобой и Уразбаевым завязалась драка, в результате которой он совершил побег. Ты как будто его преследовал, но не смог догнать. Я разрешаю тебе сделать несколько выстрелов. Уразбаев должен скрыться. Иди и все с ним обговори сейчас. Будь осторожен, не подстрели никого!

— Все понял, Виктор Николаевич! Все будет на высшем уровне, как в кино.

— Тогда свободен. Удачи!

Агафонов ушел, а я стал изучать оставшиеся от огня остатки бухгалтерских документов фирмы «Целина», через которую, как нам стало известно накануне, происходила реализация всех краденых машин.

Все попытки разыскать директора предприятия, того самого Курта Шиллера, о котором мы узнали от Морозова и Дубограевых, а также главного бухгалтера Иванькову Зою Ивановну не принесли результата. Эти лица, по словам родственников, за два дня до прибытия нашей группы в Аркалык, выехали из города в неизвестном направлении. Вся затеянная мной оперативная комбинация с участием Уразбаева была нацелена на то, чтобы через него установить местонахождение этих людей.

Сам же Уразбаев дал показания, которые позволяли нам правильно организовать свою работу по розыску краденых «КамАЗов». Но несмотря на его вроде бы неплохую память Расих помнил не все. Он часто путал фамилии покупателей машин, даты продаж.

Задержание Шиллера и Зои Ивановны Иваньковой позволили бы нам расследовать это дело в самые сжатые сроки.

Перебирая листы явки с повинной Уразбаева, я сделал несколько записей в своем блокноте. Это были фамилии покупателей, которых помнил Уразбаев. Сведения об этих лицах, а также другие, не менее интересные документы хранились в бухгалтерии организации, которая, как я указывал выше, внезапно сгорела.

Отложив бумаги, я набрал номер телефона и стал ожидать соединения. Услышав характерный щелчок, я произнес:

— Здравствуйте, Юрий Васильевич! На связи Аркалык, Абрамов.

Я коротко обрисовал ему ситуацию по нашему делу, поделился своими впечатлениями о начальнике группы Лазареве и попросил совета.

— Юрий Васильевич! Подскажите, пожалуйста, как мне работать с Лазаревым? Может, позвонить в главное управление уголовного розыска МВД и доложить о нем? Мне крайне неудобно оправдываться перед администрацией гостиницы, которая каждый день обращается ко мне с претензиями, что Лазарев что-то разбил или что-то сломал. Юрий Васильевич, поймите меня, у многих сотрудников начинает создаваться впечатление, что наша работа здесь никому не нужна, кроме меня, и только я один заинтересован в каких-то результатах.

На том конце провода возникла пауза. Мне было понятно, что на заданные мной вопросы не могут быть однозначные ответы. Я представил себе напряженное лицо Юрия Васильевича, его крепкие руки, которые, наверное, по привычке теребят ворот рубашки, стараясь расстегнуть верхнюю пуговицу. Наконец, вновь раздался голос начальника:

— Да, ситуация нелегкая, но руки опускать не надо. Не обращай внимания на Лазарева, он все равно бы не стал твоим помощником. Надейся только на себя, на свой опыт и свои знания. И у тебя все получится! Пять найденных машин — это уже здорово. Виктор, будь осторожен. Это плохо, что главный фигурант — родственник начальника городской милиции. Но тебе не впервые сталкиваться с подобными сложностями. Давай, не пропадай, звони!

Я положил трубку и откинулся на спинку кресла. Что я мог ждать от своего звонка? Заведомо ничего, кроме дружеской поддержки. Нас разделяли сотни километров, и реальной помощи я, конечно, получить не мог. И все же я был благодарен Юрию Васильевичу за эту поддержку, пусть моральную, но поддержку.

Минут через двадцать в мой кабинет вошел Владимир Агафонов:

— Виктор Николаевич, ваше поручение выполнено. Все нормально. Уразбаев после драки скрылся в неизвестном направлении. При преследовании пришлось трижды стрелять. На выстрелы подъезжала местная ПМГ. Пришлось писать рапорт на имя начальника городского отдела милиции о применении оружия в целях задержания совершившего побег преступника.

— Молодец, хорошо поработал. А сейчас, Володя, срочно подготовь ориентировку на Уразбаева и отдавай в розыск. Пусть местная милиция передаст ее по своим каналам во все подразделения области. Да, еще — не забудь объявить во всесоюзный розыск Курта Шиллера.

* * *

Время бежало с непреодолимой скоростью. Я, перекинув очередной лист календаря, отметил, что идет уже десятый день моей командировки в Аркалыке. На плацу уже стояло восемь изъятых «КамАЗов», а в камере сидело семь человек, арестованных за скупку заведомо краденых вещей. Работы было достаточно, чтобы не скучать по дому. И она меня полностью поглотила. Иногда мне казалось, что эта рутина никогда не кончится. В такие моменты я представлял себя неким каторжанином, намертво прикованным к своему креслу.

Группа по-прежнему держала шесть засад на адресах покупателей похищенных «КамАЗов», а меня согревала лишь одна надежда, что рано или поздно эти люди все же вернутся к себе, и мы их задержим.

Вечером в гостинице, когда я уже разделся и готовился лечь в теплую постель, мне прямо в номер позвонил Уразбаев и попросил о встрече. Взглянув на часы, я назначил ему на двадцать четыре, то есть через полчаса. Мы должны были встретиться недалеко от гостиницы, на пустыре за строительной площадкой. Очень не хотелось опять одеваться и идти куда-то в морозную ночь, но тут уж никуда не денешься…

Постояв на крыльце, я моментально ощутил пронизывающий ледяной ветер тургайских степей. Несмотря на не столь большое расстояние до места встречи, я остановил такси, назвав водителю адрес, и поехал.

Водитель сразу догадался, что я не местный, и начал кружить по заснеженным улицам.

— Слушайте, молодой человек, — обратился я к нему, — вам делать нечего или вы решили меня покатать за свой счет? Вы, по всей вероятности, считаете, что я плохо знаком с вашим городком, и решили побольше заработать? К сожалению, ошибочка вышла. Это вам не Москва, где подобные фокусы легко проходят с приезжими.

Водитель слегка опешил, но вида не показал:

— Я у вас чаевых не прошу! Оплатите мне проезд!

— Вы меня и так уже минут пятнадцать катаете по кругу. За что вам платить, за лишние круги? А если я вам не заплачу, что вы будете делать? Может, мы с вами, сразу поедем в милицию?

— Ты что, отказываешься платить? — рыкнул водитель, и его рука потянулась под его сиденье за монтажкой.

— Я бы вам не советовал это делать, — спокойно сказал я, хотя во мне все напряглось в предчувствии возможного скандала.

Неожиданно машина затормозила, и я, чтобы не удариться лицом, машинально уперся рукой в лобовое стекло. В тот же момент водитель выскочил, обежал машину, открыл пассажирскую дверь и словно пушинку выдернул меня из салона.

Я махом оказался в большом сугробе. Скинув с себя навалившегося водителя, я ударил его в лицо. Похоже, удар оказался не столь эффектным, как мне бы хотелось. Водитель застонал, но еще крепче вцепился в ворот моего пальто, стараясь вдавить меня в в не такой уж и мягкий снег.

Мне удалось вырваться и встать. Следом за мной вскочил и мой противник. Оба, обваленные снегом, мы внимательно наблюдали друг за другом, стараясь использовать хоть какую-то ошибку друг друга.

Первым пошел в атаку водитель. Его прямой удар правой был призван решить судьбу нашего противоборства, однако исполнение подкачало. Кулак пролетел мимо, слегка задев мне левое ухо. Воспользовавшись паузой, я сам со всей силой таким же прямым дал ему в нос. Водитель свалился.

Отскочив, я выхватил из-за пазухи пистолет и направил на лежащего.

— Стоять! — по привычке крикнул я. — Если дернешься, застрелю! Я из милиции!

Водитель, встав на колени, поднял руки.

— Не стреляйте, — прошептал он, — я тоже из милиции. У меня в правом кармане удостоверение, достаньте и посмотрите.

— Если ты работник милиции, то объясни мне, почему ты на такси? Ты что подрабатываешь по ночам или грабишь запоздалых пассажиров?

— Нет, просто сегодня у нас рейд. Мы пытаемся поймать преступника, который уже вторую неделю нападает на водителей такси. Уже пять подобных случаев по городу.

— Хорошо. Опусти руки и достань удостоверение. Если обманываешь, застрелю на месте, — припугнул я и поднял пистолет на уровень его груди.

Водитель достал удостоверение и бросил в мою сторону.

Я поднял и, убедившись, что передо мной действительно работник милиции, опустил пистолет.

— Тебе, брат, повезло, я и убить мог, — выдохнул я и спрятал пистолет. — Ну а теперь, когда мы с тобой разобрались, срочно вези меня по указанному адресу. Я из-за тебя сильно опаздываю на встречу.

Я сел в машину, и мы поехали. Парень жал на газ, не обращая внимания на светофоры и запрещающие знаки. Через три минуты я уже был около стройки и, попрощавшись с водителем, стал внимательно осматривать пустырь, стараясь разглядеть Уразбаева.

Время шло, а его все не было. Я волновался.

Прошло еще минут десять от намеченного времени, и я наконец-то увидел Расиха. Он, оглядываясь, шел через пустырь к стройке.

— Привет, — поздоровался я и крепко пожал ему руку.

— Здравствуйте, — ответил он полушепотом. — Давайте зайдем за угол. Не хотелось бы лишнего светиться, да и ветра там поменьше.

Мы зашли за угол бытовки, и Расих закурил.

— Виктор Николаевич, Шиллера в городе нет, это точно. Где он залег, я пока не знаю. Все наши мужики очень напуганы арестами и не знают, что делать. Многие думают прийти с повинной, но боятся Шиллера и его друзей. И многие из мужиков, которые хотят сдаться, опасаются, что тесть Шиллера узнает, кто из них пришел с повинной. Им такая реклама не нужна. Они и так все уже знают, кто из задержанных вами дает показания, а кто молчит. Это вам кажется, что вы их закрыли в КПЗ и решили все проблемы. Город у нас маленький, каждый второй имеет родственников в милиции. Ночью они свободно встречаются и разговаривают, обсуждают свои перспективы. Вот вам совет. Если хотите, чтобы у вас выгорело дело, этапируйте всех арестованных и задержанных в Татарию. Иначе у вас ничего не получится.

Я с интересом взглянул на Уразбаева. Это было впервые в моей практике, когда преступник давал мне советы по расследованию.

— Что вы так удивленно смотрите? Считаете меня дурачком? Виктор Николаевич! Вы поверили мне, а я за ваше доверие говорю вам, как поступить лучше. А дальше уж ваше дело! У меня с Шиллером свои счеты еще с юности. Он это хорошо знает. Кстати, главный бухгалтер предприятия Иванькова Зоя Ивановна скрывается у своей двоюродной сестры. Правда, где та живет, не знаю. Вы можете узнать это сами. А теперь самое главное! Вас, Виктор Николаевич, хотят убрать. Не знаю, как это будет конкретно, но это будет в ближайшие дни. Все, в том числе и Шиллер, считают вас самым опасным человеком в этой бригаде. Если вас убрать, то все остальные просто разбегутся. Это сказал Шиллеру тесть, который каждый день общается с вашим шефом. Пока все. Я пошел, Виктор Николаевич! Меня искать не надо, я сам вас найду. Будьте осторожны, один никуда не ходите, — уже на ходу сказал Расих.

Я долго смотрел ему вслед, не зная, радоваться услышанному или плакать.

«Интересно, что они задумали? Что мне теперь делать? Эти явно шутить не будут. Я им здорово мешаю, и они все сделают, чтобы избавиться от меня. Любым способом. Знать бы каким», — размышлял я, шагая по улице, и впервые в жизни испытывал страх. Мне стало казаться, что за каждым углом за мной следят.

Мысль о том, что меня убьют, не сразу, а очень постепенно доходила до меня. От нее кружилась голова и тошнота подкатывала к горлу. Я хорошо знал, что это просто страх, но тут же абсолютно четко почувствовал желание бросить все и уехать отсюда.

Я остановился посреди пустой улицы и, взяв пригоршню снега, обтер ею лицо. Мне не раз доводилось слышать от людей, знавших этот страх, что ожидание смерти намного страшнее ее самой. Многие сходили с ума от такого ожидания, а некоторые сами накладывали на себя руки.

Стараясь перебороть в себе этот ужас, я закрыл глаза и громко произнес:

— Я не боюсь! Я не боюсь! Не боюсь! Не бойся, Виктор, это только слова, мы еще повоюем!

Но это меня вовсе не успокоило. Наоборот, страшно становилось даже от собственного голоса. Мысль о смерти крепко сидела в моей голове, не давая думать ни о чем другом.

Я увидел легковую машину и махнул рукой. Машина остановилась, и я поехал в гостиницу.

* * *

Вечером следующего дня в гостинице, проходя мимо ресторана, я увидел шатающегося Лазарева. Он тоже заметил меня и окликнул:

— Абрамов, Виктор, ты что, не слышишь?

Я остановился и, взяв себя руки, направился к нему.

— Ты что, обиделся что ли? Я сегодня разговаривал с Москвой. Они, между прочим, высоко оценивают работу бригады. Ты у меня молодец! Может, выпьем немного, посидим, поговорим? Ты знаешь, начальник городского отдела Кунаев приглашает нас с тобой в гости к его родственникам. Посидим немного, бишбармак покушаем, в баньке попаримся. Небось, давно в баньке не парился?

— Извините меня, Василий Владимирович! У меня работы много, люди не поймут, если я уеду. Как-нибудь мы с вами обязательно сходим в баньку, выпьем, посидим, поговорим. Кстати, завтра у меня встреча с местными товарищами из КГБ в десять часов утра. Может, вы пойдете? Они хотели вас видеть.

— Вот ты какой человек, Абрамов! Ты всегда найдешь, как испортить настроение! КГБ да КГБ! Тебе нужно — ты и встречайся. Я вот сегодня и с братом говорил. Новостей в Москве целая куча! Ельцин бузит на съезде, ставит себя выше ЦК КПСС. Брат говорит, что происходящее в Москве ничем хорошим для страны не кончится, если его, конечно, не остановят. Ельцин нравится народу, а это, брат, самое главное в политике! Да что я тебе говорю? Ты ведь не увлекаешься политикой! Тебе бы кого-нибудь поймать, расколоть! Ты же сыскарь!

— Василий Владимирович! Я принял решение об этапировании арестованных и задержанных в Челны. Думаю, что так будет лучше для нашего дела. Что вы об этом думаете?

Лазарев испуганно взглянул на меня, словно впервые в жизни услышал такое:

— А я ничего не думаю! Решай сам. Если видишь в этом прямую необходимость, то и поступай как знаешь. Ты, Абрамов, знаешь — победителей не судят!

Завидев Кунаева, который жестом приглашал его к столу, Лазарев, не прощаясь, направился туда.

«Да, повезло мне с руководителем, — вновь подумал я. — Ладно хоть не мешает работать! Очень важное качество в шефе!»

Я поднялся в номер, разобрал постель и лег. Пистолет положил рядом, на тумбочку. Долго ворочался, пытаясь занять удобную позу, но сон не шел. В теле чувствовалась такая бодрость и сила — горы бы своротил. А в голову лезли разные мысли, одна страшнее другой. Единственное, что не давало покоя, это мысль не о смерти, а об увечьях. Всегда боялся не погибнуть, а остаться калекой, прикованным к постели.

Размышляя об этом, я вдруг вспомнил, как мы вдвоем со Станиславом Балаганиным вытаскивали из мусорного контейнера пластиковый мешок, в котором находилось более трех килограммов тротила и две гранаты Ф-1, соединенных между собой замысловатой путаницей проводов. Только потом мы узнали, что это была бомба, оснащенная дистанционным взрывным устройством. Я попытался вспомнить, боялся ли я тогда? Но сколько ни старался, не мог вспомнить — боялся или нет.

Я, как вчера, помню тот день. Ко мне зашел Балаганин и сообщил:

— Знаешь, шеф, мне источник позвонил — сегодня должны взорвать кафе Миши Веселовского.

— Как кафе! Стас, так это же в самом центре города! Рядом финансово-экономический институт, глазная клиника. Улица всегда полна студентов и транспорта. Ты представляешь, сколько людей погибнет?

— Сегодня в кафе должны собраться пацаны, вот их и хотят бабахнуть, всех вместе.

— А кто их собирает? Не Миша ли Веселовский? Я от многих слышал, что на него недавно здорово наехали, вот он, наверное, и собрал ребят обсудить наезд. Стас, время сейчас около четырнадцати. Может, тебя источник развел, как лоха? Давай пока не будем поднимать панику. Съездим сами, посмотрим на месте, а там сориентируемся, как поступить.

Мы вышли из министерства и на моем служебном автомобиле поехали на улицу Бутлерова. Остановившись недалеко от глазной клиники, мы направились в сторону кафе, прятавшееся между зданиями. Подойдя поближе, я машинально взглянул на здание института и так же машинально определил возможную зону поражения.

«Да, здесь все рядом — и институт, и больница. Все в радиусе пятидесяти-семидесяти метров», — прикинул я.

Мы со Станиславом стали осторожно осматривать местность вокруг кафе, заглядывая в урны и мусорные ящики.

— Чего ищете? — неожиданно гаркнул мужчина с метлой в руке.

— Вы дворник? Случайно ничего не находили здесь? Ну, большой сверток или пакет? — спросил я.

— Находил, — ответил спокойно он. — Вот в этой урне лежал полиэтиленовый пакет, тяжелый такой. Я его выбросил в мусорный ящик — там, за кафе. Он, наверное, и сейчас там лежит, если местные ребята не утащили.

Мы со Стасом прошли за кафе и увидели метрах в тридцати от кафе три мусорных контейнера, стоящих в ряд у стены. Мы открыли крышки и приступили к осмотру содержимого. В одном из контейнеров был большой полиэтиленовый пакет черного цвета.

— Ну что, вытащим? — с нервной улыбкой спросил Стас. — Если он раньше не взорвался, то и сейчас не взорвется?

Стас потянул пакет. Мешок был тяжелым и цеплялся за все острое, что было в мусоре. Когда Балаганин достаточно вытянул его, мы раскрыли пакет и увидели тротиловые шашки, стянутые проводами, и две гранаты Ф-1.

— Стас, мешок надо оставить на месте. Бомбу, по всей вероятности, не взорвали по одной простой причине — что ее дворник выбросил в этот контейнер, — сказал я. — Взрывать здесь было явно неинтересно. Во-первых, сравнительно далеко от кафе. Во-вторых, бомба изначально была помещена в чугунную урну. Трудно представить, что она могла натворить, если бы ее взорвали в этой урне. Чугунная урна от этого взрыва разлетелась бы на тысячи кусочков. И шансов уцелеть у присутствующих в кафе явно бы не осталось.

Мы закрыли крышку контейнера и направились к машине.

— Стас, вернись к контейнерам. Охраняй, чтобы ни один не сунулся. Уверен, что за бомбой скоро придут. Они видели, что дворник выбросил пакет, и постараются его забрать как можно быстрее.

Я связался с МВД и сообщил о найденном взрывном устройстве. Теперь нам оставалось только ждать.

Встретив саперов, я провел их задворками к контейнерной площадке и указал на контейнер с бомбой. Ребята обезвредили устройство за несколько минут и уехали.

Время было около четырех вечера, и мы со Стасом решили дождаться владельцев бомбы. Я созвонился с Костиным и, получив его согласие, расположился вместе со Стасом в машине.

Спустя пару часов, наше внимание привлекли синие «Жигули», остановившиеся метрах в десяти. Там сидели два парня. Один из них вышел и направился к контейнерам, а минуты через две вернулся и сел обратно.

— Неужели они? Заглянул в контейнеры и нашел черный пакет! — шепнул я Стасу.

Мы специально оставили старый черный пакет, в который для веса положили несколько камней. Мы по-прежнему сидели в машине и наблюдали. Прошло еще минут пятнадцать. Из «Жигулей» на этот раз вышли двое и стали надевать на себя черные рабочие халаты. Достав из багажника лопату и метлу, они опять пошли к контейнерам.

Выждав с минуту, мы со Стасом проследовали за ними. Парни стояли около бака. Один, зацепив мешок лопатой, подтягивал его к себе.

— Берем, Стас, — скомандовал я, и мы на всякий случай достали оружие.

— Стоять! — что есть мочи закричал Станислав и бросился к парням.

От неожиданности они побросали лопату и метлу.

— К стене лицом! — вновь заорал Станислав.

Однако те и не думали сдаваться. Один бросился на Стаса, пытаясь перехватить его руку с пистолетом. Второй, схватив лопату, двинулся на меня.

— Убью, сука! — прокричал он, размахивая лопатой перед моим лицом.

Я выстрелил ему под ноги. Выстрел вернул парня к действительности. Он выронил лопату и медленно поднял руки вверх.

— На колени! — произнес я, доставая из кармана наручники.

Я взглянул на Стаса и понял, что помощь не требуется — парень с разбитым лицом лежал на земле. Его запястья были скованы наручниками.

По рации мы вызвали опергруппу, и, присев на поребрик, стали ждать.

Группа прибыла быстро, оперативники приступили к опросу сотрудников кафе.

Я подошел к руководителю группы саперов, прибывших вместе с оперативниками Бауманского ОВД, и поинтересовался у него взрывным устройством.

— Трудно представить последствия взрыва, — ответил он. — Как вы знаете, взрывное устройство поместили в чугунную урну. Удивлен вашим хладнокровием, когда вы швырялись в этом мешке. Если бы бомба взорвалась, мы бы от вас ничего не нашли.

Я кивнул и медленно отошел от сапера — только сейчас до меня дошло, как мы рисковали с Балаганиным, ковыряясь там. И только сейчас у меня задрожали руки, а спина вспотела. Пришлось сесть в машину, потому что ноги мои ослабли.

Конечно, и тогда я четко понимал возможные последствия наших действий, но в тот момент мой инстинкт самосохранения словно переклинило, и мы с Балаганиным, как два несмышленыша, полезли за бомбой. Хотели мы славы или почестей? Об этом ни я, ни он в тот момент не думали. Главное, что нами двигало, — найти взрывное устройство, и не более. Видно, не погибнуть мне было от той бомбы.

Мы быстро добрались до МВД.

— Станислав, как пообедаешь, сразу ко мне. Прихвати кого-нибудь из этих пацанов.

Освободившись от текущих дел, я связался с Балаганиным и пригласил его к себе.

Минут через пять в дверях показался Стас, который в спину подталкивал парня с разбитым лицом.

— Ты что, Станислав, не дал ему умыться? Или тебе он так больше нравится? — не удержался я от улыбки.

— Садись, — велел я парню и указал на стул. — Давай, рассказывай все по порядку. Ты понимаешь, то, что вы хотели сегодня сделать, называется террористический акт? И дальше вами будет заниматься комитет государственной безопасности? Поэтому, прежде чем вас передать туда, я хотел бы знать, кто вы, за что хотели взорвать пацанов, где взяли взрывчатку, кто изготовил бомбу? Время тянуть не будем, вопросов к вам у меня еще много.

Парень сидел молча. Я еще раз сказал про КГБ. Лицо его побелело, по-детски искривилось, и на глазах выступили слезы.

— Ну что, будем время тянуть? Ты сейчас меньше думай о друзьях, больше думай о родителях, которые, наверное, не этому учили тебя и не думали, что их сын станет террористом, врагом народа.

— Кури, — сказал я и протянул сигареты.

Он попытался достать сигарету из пачки, но пальцы не слушались его.

Я отобрал у него пачку, достал сигарету и дал ему.

Он глубоко затянулся и, выдохнув дым, тихо спросил:

— По этой статье расстреливают?

— Не переживай, будешь работать со следствием — жить будешь! Вот если бы вы взорвали, тогда бы вас точно поставили к стенке. А так жить будешь!

Он еще раз глубоко затянулся.

— Моя фамилия Логинов, зовут Евгений Николаевич. Я и мой друг Смирнов Александр Павлович учимся на третьем курсе Казанского государственного университета, он на вычислительном факультете, а я на юридическом. Моя мать работает врачом в больнице КГБ, а отец — преподавателем в пединституте на кафедре физического воспитания. Два года назад я познакомился с Айратом Садыковым по кличке «Пахтакор». Он то ли узбек, то ли казах, но только не русский и не татарин. Познакомились мы в кафе «Раки», которое напротив Центрального стадиона. Пахтакор в кафе был не один, с ним еще было человек пять. Мы сидели за столиком вчетвером — я, Смирнов и две девушки. К нам, а вернее к девушкам, стали приставать парни из-за соседнего стола. Их было человек шесть или семь. Сначала мы молчали, но когда они ударили одну девушку, Саша вступился и дал одному по морде. Драки в кафе не было, их разняли. Но мы прекрасно знали, что драка будет, просто те ждут, когда мы выйдем. Мы сидели и боялись выйти. Силы явно были неравны. Ну, потом мы все-таки решились. За нами сразу пошли. Но на помощь пришел Пахтакор. На выходе он подошел ко мне, и, как будто мы с ним знакомы, обнял меня и начал расспрашивать про дела, где учусь. А те стояли в стороне и к нам не подошли. Пахтакор спросил, где я живу. Я сказал. Тогда он спросил, не хочу ли я пожить отдельно от родителей. У его друга была квартира в районе «Телевышки», и он собирается надолго уехать в командировку. Он работает на вертолетном заводе в тридцать втором цеху, и их часто отправляют в командировки за границу. Он попросил Пахтакора, чтобы тот подыскал человека пожить в его квартире. У него дома кошка, за ней нужно присматривать. Я тогда согласился, хотя мои родители были против. Пахтакора после этого я встречал очень редко. Зато ко мне приезжали его ребята, которые оставляли свои сумки на этой квартире. Эти сумки, большие, спортивные, хранились не очень долго, от силы день или два, и их забирали уже другие пацаны. Однажды на квартиру приехал Пахтакор с каким-то парнем. Парень этот, как хозяин, обошел всю квартиру и сказал, что я хорошо содержу ее. Я сначала подумал, что это и есть хозяин. Пахтакор называл его не то Лысый, не то Плешивый, хотя у него были хорошие черные волосы. Лысый, или как его, спросил у меня, могу ли я управлять машиной. Я показал ему права. Тогда он мне сказал, что может дать на время «Запорожец». своего деда. Машина смешная, но на ходу, у нее движок хороший, да и выглядит почти как новая. У него, того парня, была своя машина, и «Запор» ему был не нужен. Только ему надо было, чтобы я иногда привозил им с Пахтакором те сумки, которые у меня оставляют. Я согласился, потому что решил, что услуга не тяжелая, а зато у меня будет машина, пусть и «Запорожец». После этого мы с Сашкой стали часто развозить спортивные сумки по адресам, которые по телефону нам сообщали пацаны Пахтакора. Однажды Сашка раскрыл одну сумку. А там — «Калаш» с двумя магазинами и два пистолета «ТТ». Мы очень испугались! Я позвонил Пахтакору и сказал, что это подстава, что я видел, что в этих сумках. Пахтакор ответил, что за квартиру и машину надо платить, и еще что он мне деньги дает не за перевозку барахла. Мол, 120 рублей хороший инженер на заводе не получает. И что меня за все время знакомства с ним никто пальцем не тронул. А если я хочу разорвать с ним дружбу, то должен вернуть все деньги и оплатить все, чем пользовался за эти два года. У меня, конечно, таких денег не было. И еще он припугнул, что в сумке, которую я как-то подвез в район ипподрома, было оружие, из которого в тот же день убили бизнесмена. А тот, убитый, тоже отказывался с ними дружить. И напоследок сказал, чтобы мы не дергались, если не хотим пропасть бесследно.

Мы с Сашкой не знали, что делать. Нам было страшно и в милицию идти, и с ними оставаться. Пахтакор нас запугал. Кстати, Пахтакор нам сказал, что Лысый, или как его, был недоволен одним бизнесменом, которого зовут Миша Веселовский. Этот Веселовский с Лысым работал года два, если не больше. В этот бизнес, связанный с поставками полиэтиленовой крошки, его ввел сам Лысый. Теперь этот Миша вдруг захотел поменять свою «крышу» с одной на другую. Лысый Мишу предупредил, что если он попробует это сделать, то его закопают живьем. Но Миша не поверил и не испугался. Он обратился к противоборствующей группировке, и те «забили стрелку» в кафе на Бутлерова, чтобы обсудить эту ситуацию.

Вечером к нам приехал Пахтакор и попросил, чтобы мы накануне встречи положили этот сверток в урну у входа в кафе. Мы и сделали, как он велел.

Утром Пахтакор передал нам пульт от радиоуправляемой детской машинки. Мы должны были с Сашкой сидеть около шахматной школы, напротив кафе, и привести в действие взрывное устройство, когда люди выйдут из кафе на перекур.

Мы видели, что там собралось человек сорок. Но нам помешал дворник, который вытащил пакет из урны и отнес его в контейнер за кафе. Кстати, с нами был еще один парень, который должен был проконтролировать нашу работу. Как его зовут, не знаю, и видел его я всего один раз.

Сейчас, наверное, если бы нам удалось взорвать бомбу, он бы нас уже убил.

Зачем мы Пахтакору после этого? Ему свидетели не нужны.

Я позвонил Пахтакору и сообщил, что бомбу выкинул из урны дворник. Пахтакор заставил нас дождаться вечера и забрать ее.

Остальное вы уже знаете.

Он попросил у меня еще одну сигарету и, закурив, замолчал.

— Логинов, — обратился я, — а что за парики мы обнаружили в твоей машине?

— Я скрывать больше ничего буду. Вы помните убийство Птицына? В него стреляла женщина с детской коляской. Это убийство совершил я, вот в этом парике.

Он хотел мне рассказать об обстоятельствах этого убийства, но тут открылась дверь, и я увидел знакомые лица сотрудников КГБ.

— Привет, Николаич! — улыбнулся один из них. — Забираем твоего клиента.

— Вот так всегда — мы задерживаем, а вы забираете, — я тоже улыбнулся. — Вы уж проинформируйте нас об этом официально, а то клиент числится за мной.

— Не переживай, все будет нормально! Вообще-то вы здорово поработали с Балаганиным. А если это реализация по оперативной информации, то вообще высший пилотаж!

— Нет, мы сами с Балаганиным подложили бомбу, — завершил я беседу, провожая их из кабинета, — а потом нашли чисто случайно.

* * *

Сейчас, ворочаясь в постели, я почему сравнивал два случая в моей жизни. В первом была явная и непосредственная близость смерти, а во втором — лишь ее угроза. Что хуже, а что лучше — сколько я ни думал, так и не смог решить. Я закрыл глаза и стал медленно считать про себя. Незаметно, сморенный недобрыми мыслями, я крепко заснул.

Проснулся от шума в коридоре. Прислушавшись к разговору, доносившемуся оттуда, я понял, что причиной тарарама было неадекватное поведение Лазарева, который, мягко говоря, в громкой форме отказывался от уборки в номере.

— Да что это такое! — возмущалась горничная. — Превратил номер в отхожее место и не разрешает убираться! Сидит целыми днями в этой помойке! Все люди как люди, а этот строит из себя какую-то персону! А сам настоящий алкоголик! Сейчас же пойду к директору и расскажу о вашем поведении! Пусть он разбирается с вами.

Я услышал, как хлопнула дверь, и послышались удаляющиеся по коридору шаги горничной.

Часы показывали половину девятого.

— Да, припозднился сегодня, — слегка упрекнул я себя и стал быстро собираться.

Через полчаса я шел в местное КГБ. Его здание находилось на центральной улице города, недалеко от отдела милиции Аркалыка.

Насколько я знал от местных жителей, раньше в этом здании размещалась жандармерия. Дом был довольно большой, темно-серого цвета. Фасадная часть сделана красиво — с богатой лепниной в виде всевозможных ангелочков.

«Ничего себе, — подумал я, подходя к зданию. — Не КГБ, а какое-то райское заведение!»

На входе меня встретили и поинтересовались целью визита. Я назвал фамилию офицера, пригласившего меня на эту встречу.

— Проходите, — сразу пригласили меня и добавили: — вам придется подождать. Посидите пока в приемной для посетителей.

Я присел и стал рассматривать людей, находившихся там. Напротив меня сидела очень симпатичная женщина в черном пальто. На ее плечах лежал большой воротник из черно-бурой лисы. Ее холеные пальцы были унизаны кольцами.

Заметив на себе мой взгляд, женщина немного смутилась и отвернула голову, пытаясь изобразить безразличие к моей персоне (или недовольство моим любопытством?).

Минут через пять дверь открылась, и я увидел сухощавого мужчину средних лет, одетого в двубортный костюм темно-серого цвета. Он вышел и прямиком направился ко мне.

— Каримов, — произнес он и протянул руку. — Приношу свои извинения, что заставил ждать. Служба!

— Абрамов, — представился я, — Виктор Николаевич.

Мы прошли с ним в его кабинет.

— Раздевайтесь, у нас здесь тепло. Чай, кофе?

Я отказался и, сняв пальто, присел в кресло напротив его стола. Каримов не спеша налил себе в чашку кофе, сел за стол и стал внимательно разглядывать меня.

Мне стало слегка не по себе от его пристального взгляда.

— Товарищ Каримов, извините, но на мне узоров нет! Мне кажется, что вы хотите испепелить меня своим взглядом, — сказал я. — Полагаю, у вас вопросы ко мне?

Каримов отвел глаза и, открыв коричневую папку, протянул мне листок:

— Ознакомьтесь с информацией, по-моему, вам будет интересно.

Я взял бумагу и углубился в чтение.

Это была оперативная информация, в которой источник сообщал о контакте Шиллера с человеком, который подозревается в сбыте наркотиков за пределы Казахстана. Из информации следовало, что Шиллер уже совершил одну поездку в Новосибирск и перевез туда около двух килограммов опия-сырца. Опий он прятал в топливных баках автомобиля.

Я взглянул на дату. С момента написания этого сообщения прошло около трех месяцев.

— Но, товарищ Каримов, это достаточно старое сообщение.

— Дело вот в чем. Мы думаем, что рано или поздно вы Шиллера задержите. Все дело во времени. Нам бы хотелось включиться в его розыск и дальнейшую разработку. Насколько мне известно, он вас интересует по вопросу реализации краденых «КамАЗов», а нас — по продаже наркотиков. Шиллер нужен нам не меньше, чем вам. Давайте договоримся о взаимодействии. Обо всем, что будет попадаться нам в отношении машин, мы будем информировать вас. Вы же, в свою очередь, будете нам передавать все сведения о выявленных контактах Шиллера, а особенно — любую информацию, связанную с наркотиками. Мне кажется, эта информация вам не нужна. Реализация по линии наркомании — эта наша проблема. Вот кратко приблизительно так. Если что вам станет известно об этом человеке, пусть самая малость, мы тоже хотим знать. Поймите нас правильно, мы его разрабатываем уже два года, но выйти на него, а тем более на его связи, нам пока не удалось.

— Неужели за два года, что вы разрабатываете Шиллера, вы не смогли приблизиться к нему настолько, чтобы уличить и задержать? Как-то плохо верится в такое. Ваш аппарат, опытные сотрудники, время — и нулевой результат.

— Вы плохо ориентируетесь в местном менталитете. Шиллер не простой человек, как кажется с первого взгляда. Это человек верхов, — серьезно ответил Каримов и указал куда-то вверх. Его просто так не возьмешь. Вокруг него только трупы, которые ничего рассказать уже не могут.

— Какие трупы? — воскликнул я. — Мне об этом ничего не известно!

— Я не о нем, а об организации, которая перебрасывает наркотики в Россию. Это за ними горы трупов. Кстати, Шиллер также приговорен этой организацией, хотя он об этом и не знает. Мы думаем, что для него сейчас лучший вариант попасть в руки к вам. Только так он может еще продлить или спасти свою жизнь.

— Хорошо, я вас понял, товарищ Каримов. Вам от меня нужна вся информация по Шиллеру. Думаю, если мы его возьмем в ближайшее время, то я предоставлю вам возможность пообщаться с ним.

— Вы меня не так поняли. Мне нужна вся информация, а именно: где, у кого он может скрываться. Мы сами будем проверять ее. Ведь вы не знаете местных обычаев и можете просто провалить его задержание. Поэтому все, что вы будете получать в оперативном плане, мы бы хотели, чтобы вы передавали нам.

Я кивнул в знак согласия и потянулся за своим пальто.

— Извините, — сказал я, — почему вы ни словом не обмолвились о его тесте, начальнике городского отдела милиции Кунаеве?

— Знаете ли, Виктор Николаевич! Говоря об одном, я имел в виду и другого. Кунаев у нас тоже в разработке. И раз вы подняли эту тему, то я хочу озвучить следующее. Не мешайте нам его разрабатывать. Не суйтесь, если это так можно назвать, в эту разработку. Кунаев в прошлом оперативник и хорошо разбирается в возможностях милиции. Помните, он коварен, как никто из них. Он может подставить вас под любой удар.

— Хорошо, спасибо за информацию, — сказал я и стал надевать пальто.

— Спасибо вам, что меня правильно поняли, — улыбнулся на прощание Каримов. — Насколько, Виктор Николаевич, нам известно, они готовят на вас покушение.

Я взглянул на Каримова и, стараясь подавить раздражение, спросил:

— Если это известно КГБ, то вы просто обязаны защитить меня. Насколько мне известно, покушение на госслужащего при исполнении можно расценивать как террористический акт. А это уже ваша прямая работа. Кстати, меня буквально на днях чуть не сбила на перекрестке машина. Может быть, вы об этом говорите?

Каримов, сделав паузу, с непонятной таинственностью ответил:

— Я об этом знаю. Та попытка была простой репетицией, ну чтобы предупредить вас о возможных опасностях в наших краях. Но, насколько мне известно, они сделали вывод, что вы не поняли их намека и решили пойти дальше. Единственное, что мне неизвестно, так это дата возможного покушения. Если что — я вас буду держать в курсе событий. До встречи! Будьте внимательны. Кто предупрежден, тот вооружен.

Я вышел из КГБ подавленный услышанным.

«Значит, Расих в курсе всех этих событий, — решил я. — Значит, мог подобраться вплотную к этому осиному гнезду».

Постояв с минуту, я направился к себе, в городской отдел милиции.

* * *

Дойдя до здания, я прошел в свой кабинет. Пошарив в ящике стола, достал стакан и решил вскипятить воду для чая.

Раздался телефонный звонок. Судя по длительности, вызов был междугородным. Я снял трубку и услышал бодрый голос начальника УУР Костина:

— Привет, Виктор! Я с руководством министерства обсудил твою просьбу по этапированию арестованных в Челны. Министр, представь себе, полностью поддержал твою инициативу. Думаю, что уже сегодня в Аркалык выедет группа ОМОНа для конвоирования. С ними поедут несколько водителей с завода для перегона «КамАЗов». А у тебя что нового?

Я коротко доложил ему о разговоре с работниками КГБ, а также об информации, связанной с возможным покушением на меня.

— Виктор! Что могу тебе сказать? Единственное — будь предельно осторожен. Не верь никому, там все продается — и информация, и жизни. Это первое. Второе. У тебя там есть люди. Организуй себе охрану. Это не будет лишним. Потом можешь снять, когда страсти утихнут. То, что покупатели этих машин хотят сдаться, хорошо. Я думаю, что надо провести соответствующую работу с их родными и близкими. Подожди минутку, не бросай трубку. Вот что еще хочу тебе сказать, меня сейчас больше беспокоит твоя личная безопасность, а не эти «КамАЗы». Не думаю, что покушение будет в городе. Скорее всего, эта попытка будет при твоем выезде за пределы города. Там и народа нет, нет и свидетелей! Степь большая, найдут не сразу.

— Юрий Васильевич! Не надо меня хоронить раньше времени. А то степь большая… Мы здесь тоже не лыком шиты, посмотрим еще, кто кого.

Попрощавшись с Костиным, я положил трубку и начал пить уже остывший чай. Я подошел к окну и взглянул на плац, где рядами стояли изъятые «КамАЗы». Вдруг мое внимание привлек мужчина в форме милиционера, который, что-то скручивал со стоящего недалеко от окна «КамАЗа».

Накинув пальто, я выбежал на улицу и, обогнув здание, оказался на плацу. Навстречу мне шел тот самый мужчина. В его грязных от масла руках я увидел какой-то механический узел, который он старательно прятал за спиной.

— Что у вас в руках? — спросил я его. — Покажите, что вы сняли с арестованного «КамАЗа»?

Мужчина остановился и замялся.

— Вы знаете, что только что совершили кражу государственного имущества, и я могу вас за это прямо сейчас арестовать? Как вам не стыдно, вы же работник милиции, а не вор, — произнес я.

Я повернулся и напрямик направился в кабинет Кунаева. Секретаря в приемной не было, и я, минуя двоих посетителей в гражданской одежде, проследовал в кабинет начальника милиции.

— Здравия желаю! — начал я с порога.

В кабинете, помимо Кунаева, находилась и его секретарша, которая старательно что-то записывала.

— Оставьте нас, — обернулся к ней Кунаев.

Секретарша, злобно сверкнув карими глазками, вышла.

— Товарищ подполковник, хочу довести до вашего сведения, что вашими сотрудниками ежедневно осуществляются кражи с арестованных автомашин, стоящих на плацу за зданием милиции. Буквально минуту назад мною получена информация из Москвы, что из Набережных Челнов выезжает конвой за арестованными. Вместе с конвоем выезжают и водители, в задачу которых входит перегон этих машин в Челны. Я не хочу с вами ругаться, но если машины не смогут выехать со двора в связи с тем, что были разукомплектованы вашими сотрудниками, я вынужден буду поднять большой скандал. Полагаю, он будет не в вашу пользу. Я лично арестую и этапирую всех сотрудников вашего отдела, которые будут уличены в краже деталей и узлов с этих «КамАЗов». Все это напоминает мародерство! У вас еще есть время поправить ситуацию. Два дня — этого вполне достаточно.

Кунаев сделал обиженное лицо, словно я его лично уличил в воровстве.

— В отношении моих людей вы глубоко ошибаетесь. Они не могут этого сделать, — Кунаев вызывающе посмотрел на меня.

— Давайте не будем спорить. Пригласите помощника дежурного. Это такой здоровый мужчина с погонами старшины. И спросите его. Уверен, тогда у вас претензий ко мне не будет.

Я вышел из кабинета и молча проследовал мимо сидящего за столом секретаря.

Уже через полчаса, подойдя к окну, я увидел, как человек десять милиционеров суетятся около грузовиков, устанавливая обратно снятые детали.

«Вот так-то лучше», — успокоился я, наблюдая за их работой.

* * *

Раздался скрип открываемой двери. Я обернулся и увидел Агафонова.

— Разрешите войти?

Я махнул рукой, давая понять, что разрешаю. Даже не присев, Агафонов стал рассказывать, что сегодня утром он столкнулся с женой одного из владельцев похищенного «КамАЗа». Эта женщина рассказала ему, что в поселке, который находится в сорока семи километрах от города, стоят два «КамАЗа», один из которых принадлежит ее мужу. Сами владельцы этих машин сдаваться милиции пока не намерены, так как боятся, что их арестуют.

— Ты хочешь проверить эту информацию? — спросил я. — Нужно было доложить это старшему группы и вместе с ним съездить в поселок.

— Виктор Николаевич! Старший группы сейчас на выезде, когда будет — неизвестно. Я зашел доложить вам, думал, что вы поможете нам с машиной. Если мы прямо сейчас не поедем и не заберем «КамАЗы», их могут свободно разукомплектовать местные товарищи. Мы сами отгоним «КамАЗы» сюда.

— То есть как «сами отгоним»?

— До потому что пока будем искать водителей, те могут уйти. Потом ищи их по Казахстану!

— Вот мне, к примеру, ни разу не приходилось управлять «КамАЗом», я даже не знаю, смогу ли я вообще на нем сдвинуться. А ты можешь?

— Не переживайте, доедем с Богом, — не удержался от озорной улыбки Агафонов.

Я связался с Кунаевым и поинтересовался у него о наличии свободных водителей.

— Куда ехать-то? — спросил Кунаев.

— Да здесь, не очень далеко, — ответил я.

— Извини, Виктор Николаевич. Ничем не могу помочь. Людей нет.

Я тоже извинился за беспокойство и, как бы между прочим, сообщил, что, по всей вероятности, придется ехать мне и самому гнать этот «КамАЗ».

Положив трубку, я оделся и вышел на улицу. У машины уже «били копытами» Агафонов и еще один оперативник.

Мы сели и двинулись на выезд из города. На окраине нам встретилась одна из оперативных групп, возвращавшаяся в город с задания. Машины, мигнув друг другу дальним светом, остановились у обочины.

Я вышел и подождал старшего группы. Выслушав доклад, поинтересовался, кто из сидящих в машине может управлять «КамАЗом». Старший вернулся к машине и поговорил с оперативниками. Один из них сообщил, что имеет навыки вождения «ЗиЛа» и, наверное, сможет перегнать «КамАЗ».

Мы поменялись с ним местами — я пересел в машину возвращавшихся и вновь направился в милицию, а Володя Агафонов с оперативниками продолжил свой путь в поселок.

Вернувшись в отдел, я занялся текущей работой, которой оказалось достаточно много.

Мне позвонили.

— Да, слушаю вас, — снял я трубку. — Говорите!

В трубке что-то трещало и хрипело, словно человек, соединивший меня с неизвестным абонентом, не хотел, чтобы мы слышали друг друга. Наконец, до меня донесся незнакомый голос. Звонил помощник дежурного районного отдела милиции:

— Ваша оперативная машина попала в ДТП. Есть трупы и раненые.

— Что-что вы говорите?! — закричал я изо всех сил, словно от моего крика что-то зависело. — Говорите! Где это произошло? — орал я, — кто погиб, кто ранен? В каком они состоянии?

— Это произошло на тридцатом километре трассы. Ваша машина, по всей вероятности, выехала на полосу встречного движения и попала под «КамАЗ». Все сейчас в больнице, состояние тяжелое, но стабильное. Как говорят врачи, жить будут. Только Агафонов сейчас в реанимации, у него серьезная черепно-мозговая травма, он в коме. Врач сказал, он безнадежен.

— Кто работает на месте ДТП?

— На месте? — переспросили меня. — Дознаватель из ГАИ, эксперт, сотрудник прокуратуры и начальник милиции.

— Передайте им, я выезжаю!

Я быстренько оделся, захватил с собой одного из следователей, и мы понеслись на тридцатый километр.

* * *

Всю дорогу мой водитель пытался выспросить у меня, что случилось, но мне было не до разговоров, в голове я настойчиво прокручивал все события последних дней.

«Боже, какая несправедливость! Это я должен был быть в этой катастрофе, а не эти пацаны! Откуда бандиты узнали про то, что мы едем в поселок, что еду именно я? Я ведь никому не сказал. Кроме Кунаева. Так, а может, встреча Агафонова с этой женщиной сегодня была специально организована? Не исключено, что именно так бандиты хотели заманить меня. Кунаев! Может, он сам организовал все это? Он один знал о поездке. И я сам попросил у него водителя и сказал, что сам поеду. Неужели он слил своему родственнику? Или просто роковое совпадение?»

Я задавал себе этот вопрос уже в который раз, но вразумительного ответа не находил.

Дорога, по которой мчалась наша машина, была абсолютно прямой, и встречные машины были видны издалека.

«Тогда как это могло произойти? Лапин опытный водитель и вдруг — не смог разъехаться на такой широкой дороге? А может, он заснул или заговорился с ребятами?»

Мы доехали до места ДТП сравнительно быстро. Оперативная группа ОВД уже сворачивала работу. Я вышел из машины и направился к группе людей, стоящих у обочины.

— Здравствуйте! Заместитель руководителя оперативно-следственной бригады МВД СССР Абрамов Виктор Николаевич, — представился я. — Кто может доложить по ДТП?

Мужчины переглянулись.

— Желающих, как я вижу, нет? Тогда я хотел бы услышать версию сотрудников ГАИ. Что думает ГАИ, почему две машины не смогли разъехаться на этой дороге? Это первый вопрос. Второй, могло ли быть здесь преднамеренное ДТП, то есть умышленное. Кстати, а где вторая машина?

Начальник местного отдела милиции подозвал к себе работника ГАИ и задал ему эти вопросы. Работник — молодой лейтенант милиции — сначала задумался, а затем, взвешивая каждое свое слово, начал нам подробно излагать свою версию.

Чем дольше он докладывал, тем больше я убеждался, что это была ловко организованная западня для нашей оперативной машины.

Я остановил сотрудника ГАИ на полуслове:

— Скажите, сколько машин участвовало в этом происшествии, одна, две, три?

— Почему вы меня об этом спрашиваете? — удивился он.

— Я, конечно, не специалист в вашей области, но, судя по следам протекторов, вот здесь, на этом месте разворачивались две машины. Видите следы — одна разворачивалась в эту сторону, другая в эту. Вы зафиксировали эти следы? Где эти машины, и кому они принадлежат? Вы организовали их перехват? Судя по осколкам фар, у «КамАЗа» должны быть повреждения.

Работник ГАИ заметно смутился, и краска залила его лицо.

— Извините! Когда мы сюда подъехали, здесь была только одна машина — с потерпевшими. Никаких других мы не видели.

— Делайте выводы, лейтенант, — не смог я сдержать злость. — Следовательно, эти машины, развернувшись здесь, направились в сторону Аркалыка. Правильно я понимаю? Значит, их надо искать в Аркалыке, а не в вашем поселке. Надеюсь, ориентировка на них будет направлена не только в Аркалык, но и по районам!

Начальник милиции с нескрываемой злостью смотрел на растерявшегося лейтенанта.

— Плохо, очень плохо работаете! — я опять не сдержал эмоций. — Пока вы здесь толкаетесь, преступники прячут машины! А уже завтра начнут кузовные работы! А через неделю мы никогда не найдем и не докажем, какая машина сбила наших ребят!

Я резко повернулся и пошел к следователю:

— Вот что, Миронов! Тебе придется вплотную заняться этим ДТП. Завтра пришлю тебе двух оперативников. Необходимо проверить все автохозяйства в этом районе. На этих товарищей у меня за спиной надежды нет. Они не будут нормально работать, все спишут на какого-нибудь пьяного водителя. Здесь все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Здесь, Миронов, умышленное убийство сотрудников оперативно-следственной бригады МВД СССР. Здесь заранее спланированная акция. В этой машине должен был ехать я. Это не случайное ДТП, а самое настоящее покушение!

Я вернулся к группе работников милиции и прокуратуры.

— Вы поможете устроиться в гостиницу моему сотруднику? — спросил я у начальника милиции. — Хочу, чтобы он и двое моих работников, которые прибудут завтра, были включены в состав вашей следственной бригады по расследованию этого инцидента.

— Хорошо, — сказал начальник милиции. — Разместим ваших людей, пусть работают.

Я оставил сотрудника с ними, а сам поехал в больницу, куда доставили пострадавших.

* * *

Из приемного покоя шел длинный коридор с множеством дверей, его дальний конец тонул в темноте. Я постоял минут десять и, не дождавшись никого из персонала, пошел прямо по коридору. На полпути раздраженный женский голос остановил меня.

— Куда прешь? В магазин пришел? — передо мной возникло заплывшее от жира лицо дамы.

— Я пришел навестить пострадавших в аварии сотрудников милиции. Понимаю прекрасно, что это больница, а не магазин. Я долго ждал в приемном покое, но ко мне не подошел ни один работник больницы, вот я и пошел в надежде найти дежурного врача. А вы кем работаете? Вы не дежурный врач?

Мой вопрос вывел женщину из себя. Она уперлась своими могучими руками в свои, надо сказать, тоже могучие бедра и, не выбирая выражений, закричала на всю больницу:

— Ты кто такой? Пришел — сиди и жди, когда к тебе подойдут! Подождать не можешь? Поперся тут в грязной обуви!

Видя, что я не столь напуган, сколь требовалось, она принялась оскорблять меня нецензурно. При этом, казалось бы максимальная, громкость ее голоса стала еще выше.

Наконец, в конце коридора показалась фигура в белом халате.

— Вам что не ясно? — произнесла фигура. — Вам же по-русски сказано, здесь не магазин, а больница! Здесь свои правила и требования! Вы что стоите, я сейчас милицию вызову!

Мне ничего не оставалось, как повернуться и пойти назад. Я сел в приемном покое и стал ждать дежурного врача. До меня по-прежнему долетали нелицеприятные фразы о моей персоне.

Наконец подошел мужчина в белом халате. Я представился и попросил рассказать о состоянии доставленных после ДТП сотрудников моей бригады. Врач дал мне халат и провел в одну из палат, где лежали трое. Двое из них спали.

Я присел на краешек постели водителя. Он открыл глаза и, увидев меня, сделал попытку подняться.

— Лежи, Лапин, лежи! Еще успеешь встать. Расскажи, что произошло на трассе. Игорь, это очень важно!

Игорь задумался, восстанавливая в памяти картину, и тихим голосом произнес:

— Два «КамАЗа» пристроились к нам сзади сразу же при выезде из города. Отъехав километров пятнадцать, я заметил, что они перестраиваются по ходу. Они шли рядом по ширине всей дороги и не давали нам остановиться и пропустить их. Потом мы увидели, что на обочине, метрах в двухстах от нас стоит «КамАЗ». Идущий сзади нас справа стал вытеснять меня с нашей полосы, заставляя выехать на встречку. «КамАЗ», стоявший у обочины, тронулся и двинулся прямо нам в лоб. Мы попытались оторваться, я увеличил скорость, но «КамАЗы» продолжали гнать нас под встречный. Я, конечно, виноват, нужно было сразу уходить в кювет, но я почему-то рассчитывал, что те просто хулиганят, и мы разъедемся. Потом вы уже знаете. Удар пришелся на нашу правую сторону, и это в какой-то мере спасло нас. От удара нас выбросило с дороги.

— Игорь, а на «КамАЗах» были государственные номера? Не заметил?

Он опять задумался на секунду и уверенно ответил:

— Нет, Виктор Николаевич! Машины были без номеров. Все было спланировано — они специально ждали нас на выезде. Я вообще удивляюсь, как мы остались живы!

— Лапин, завтра к тебе приедет следователь из нашей бригады, он тебя допросит. Постарайся вспомнить все подробности — от окраски «КамАЗов» до возможного портрета водителей.

Я вышел из больницы и направился в сторону своей машины. Сделав шагов двадцать, услышал голос дежурного врача. Он догнал меня:

— Вы знаете, умер один из ваших сотрудников. Агафонов. Простите. Мы сделали все возможное. Но его травма была несовместима с жизнью.

Словно огромный булыжник застрял у меня в горле. Я хотел поглубже вдохнуть, но не мог. К моему стыду слезы брызнули у меня из глаз. Я отвернулся.

«И семьи, наверное, не было. Умер такой молодой! А я даже не знаю про него ничего», — отрывочные мысли мелькали у меня голове.

Видя мое состояние, врач немного отступил и полушепотом произнес:

— Может, вам немного валерианы?

— Спасибо вам, обойдусь! Когда вскрытие? Мне нужно об этом знать, — я достал из кармана листок бумаги и стал записывать номер своего телефона.

Я написал, отдал листочек врачу и попросил его связаться со мной, как только будет известно время вскрытия.

Дальше мы с водителем поехали туда, где, как сообщала женщина, должны были находиться два «КамАЗа», из-за которых все произошло.

На указанном месте никаких «КамАЗов» не было. Мы объехали ближайшие улицы, но не нашли ничего, что подтверждало бы пребывание здесь грузовиков.

«Все ясно, нас развели, как лохов! Переданная информация была адресована мне лично. Просто для ее передачи был выбран молодой Агафонов. «КамАЗов» здесь нет и никогда не было. Это была элементарная ловушка, на которую мы с Агафоновым и клюнули. Они просто не знали, что я вышел из машины и вместо меня поехал другой. Если бы они увидели это, по всей вероятности, отказались бы от задуманного. Но кто им сообщил, что поехал я? Неужели Кунаев? Нужно срочно затребовать на ГТС распечатку всех его разговоров приблизительно в этот промежуток времени», — решил наконец я, как действовать.

Мы поехали в Аркалык.

* * *

В отделе милиции я, не останавливаясь и ни к кому не заходя, прошел к себе. Около кабинета меня уже ждали мои сотрудники. Они набросились на меня с вопросами.

Мы направились в актовый зал, где я подробно рассказал им о ДТП. Я не стал им сообщать лишь о том, что объектом покушения являлась моя персона. Поговорив с сотрудниками, я распределил между ними очередные задания, в том числе и напрямую связанные с отправкой тела Володи Агафонова.

Вернувшись в гостиницу, я переоделся в спортивный костюм и отправился к Лазареву.

— Василий Владимирович, — начал я с порога, — докладываю вам как руководителю оперативно-следственной бригады МВД СССР. Сегодня, около четырнадцати часов дня в результате ДТП трагически погиб сотрудник нашей бригады Агафонов Владимир. Трое других сотрудников находятся в районной больнице скорой помощи. По словам врачей, состояние у них тяжелое, но стабильное, и это дает нам основания рассчитывать на их скорое выздоровление.

Я смотрел на Лазарева и старался понять, что чувствует человек, услышав такое. Но Лазарев был абсолютно спокоен. На лице ни один мускул не дернулся. Мне показалось, что он вообще не понимает произошедшего.

Лазарев сидел на кровати и молчал, словно и не видит меня.

Наконец, он поднял глаза и зарычал:

— Ты это к чему, Абрамов? Хочешь сказать, я послал туда, как его, этого паренька, и он из-за меня разбился? Не-е-ет! Я его никуда не посылал. Мои руки чисты! Я чист!

— Вы что говорите! — возмутился я. — Вы считаете, что я виноват в смерти Агафонова и ранениях других?

— Это не мои проблемы. Я не проверяющий, чтобы делать выводы, ты виноват или кто другой. Приедут люди, разберутся. Понимаешь, Абрамов, мне проще ответить за то, что я пьянствую, чем за твое необдуманное решение.

— Почему вы считаете, что это решение было необдуманным? Мы имели информацию, и ее необходимо было проверить.

— Я сказал уже тебе. Я не судья и не стану разбираться. Нужно было ехать или нет. А сейчас оставь меня, мне нужно все прикинуть. И что мне говорить Москве.

Я вышел из его номера. Чувство обиды накатило на меня.

«Вот сволочь! Если бы все обошлось, приписал бы себе эти «КамАЗы», а вот случилось несчастье — «вины и крови на мне нет! Ищите виноватых»!»

Я прошел к себе в номер и, достав из тумбочки бутылку водки, налил себе полный стакан: «Пусть земля будет тебе пухом. Прости меня, Агафонов!».

Я выпил залпом, не почувствовав ни горечи, ни запаха, сел в кресло и уставился в угол комнаты. От долгого неподвижного взгляда контуры обоев стали расплываться. Я закрыл глаза.

«А может, он и прав, — подумал я. — Это не он решил ехать. Я послал туда Агафонова. Как ни крути, я виноват, — эти мысли были невыносимы. — Да, я знал о предстоящем покушении на меня. Но не мог предположить, что жертвами станут совсем другие люди. А сидеть в городе безвыездно только из-за того, что бандиты пригрозили расправой, тоже было бы неправильно. Совсем неправильно затаиться и ждать, когда все решится за тебя. Трястись и прятаться от бандитов? Это они должны бояться и прятаться!»

Воспоминания об Агафонове подавляли во мне всякую способность рассуждать без эмоций. Я попытался представить, что предпринял бы в этой ситуации, но ничего хорошего придумать не мог. В смерти парня я себя не винил. Кто из нас знает, где мы встретим свою смерть?

Своеобразным оправданием для меня были слова генерала из фильма «Горячий снег». Генерал отвечал одному из командиров на обвинения, что на поле боя погибают солдаты: «Если я буду думать о каждом солдате, который сейчас погибает на поле битвы, обо всех его родных и близких, то не смогу командовать ими, посылать на смерть ради нашей победы».

Вот и я, словно тот генерал, не мог не послать в этот поселок ребят. Это была моя работа и их непосредственная обязанность.

Риск — это образ жизни любого оперативника, его повседневная работа. Оперативник не может жить без риска. Его нельзя оградить от этого холодящего душу ощущения. Если ты не в силах побороть в себе страх, нужно уходить. Ты не оперативник, ты просто милиционер. Трусов в сыске не бывает, и там сразу видно, кто есть кто.

Я проснулся ночью оттого, что моя правая рука сильно затекла. Часы показывали около трех ночи.

«Значит, проспал около четырех часов», — прикинул я.

Во рту у меня пересохло от алкоголя, и я, встав с кресла, налил из графина воды и с жадностью выпил.

«Хорошо, что меня не видели подчиненные! Слабых в любом смысле этого слова в сыске не уважают. Пусть приедет комиссия и разберется. Если найдут мою вину, я готов ответить по всей строгости».

Я разделся и лег в постель.

«Надо же, в этом городе даже посоветоваться не с кем», — было моей последней мыслью, и я погрузился в сон.

* * *

Утром, до работы я зашел в местное КГБ. На пороге приемной меня ждал Каримов. Мы поздоровались как старые друзья и прошли в его кабинет.

— У меня к вам, а вернее, к вашей службе большое дело, — начал я и пристально взглянул на Каримова, пытаясь определить, говорить мне дальше или лучше замолчать.

Каримов был спокоен. Его взгляд не выражал никакого интереса к моим словам.

«Хорошо держится, — подумал я. — Все-таки опыт в оперативной работе сказывается».

— Мне нужна помощь вашей конторы, а точнее, сведения о вчерашних звонках с телефона начальника городского отдела милиции Кунаева.

Эти слова заставили Каримова напрячься. Его тело непроизвольно качнулось в мою сторону.

— Вы наверняка уже в курсе вчерашних событий? У меня погиб сотрудник и трое ранены. Я хочу знать, кто причастен к этому ДТП. Кто вам предоставил информацию о покушении на меня? Этот человек не может не знать исполнителей. Вы знаете, я был в той машине и должен был сам ехать в поселок, но обстоятельства изменились, и вместо меня поехал совершенно другой человек. О моем выезде знал лишь один человек. Вы догадываетесь кто? Я ему звонил буквально минут за десять до выезда и просил помочь в транспортировке одной из машин, обнаруженных в поселке. Он мне отказал, сославшись на то, что у него нет людей, которые могут управлять «КамАЗом». И тогда я сказал ему, что мне придется самому поехать туда и гнать грузовик в Аркалык. Я хорошо помню, как он стоял у окна и смотрел, как отъезжала наша машина.

Каримов откинулся на спинку кресла, словно высказанные мною подозрения в адрес Кунаева непосильным грузом легли на его плечи.

— Виктор Николаевич! Вы ставите меня в крайне неудобное положение. Несмотря на нашу оперативную разработку, Кунаев является начальником городского отдела милиции, и вести его оперативную разработку вам без соответствующей санкции вашего и моего руководства нельзя, — резанул на одном дыхании Каримов. — Нам необходимо на уровне наших руководителей договориться о совместных действиях. Один решить этот вопрос я не могу. Уж извините меня.

— Уважаемый товарищ Каримов, никакой оперативной разработки мне не нужно! Я прошу вас только подтвердить или опровергнуть мое предположение. Все остальное мы сделаем сами, то есть официальный запрос или выемку в рамках уголовного дела. Но это все потом, а сейчас мне очень нужны эти сведения.

— Не могу вам обещать выполнить вашу просьбу. Но попробую.

— Заранее благодарю, вы окажете мне лично неоценимую услугу. Не буду вас больше задерживать, — я пожал ему руку и направился к двери.

Остановившись на выходе, я повернулся к нему и тихо сказал:

— Очень рассчитываю на вашу помощь, ведь мы с вами делаем одно дело.

И плотно закрыл за собой дверь.

Служебная машина стояла метрах в пятидесяти от здания КГБ. Пока я шел до нее, почувствовал, что у меня замерзают уши. Я поднял повыше воротник пальто и ускорил шаг.

«Как я утром не почувствовал, что на улице так холодно, — подумал я, садясь в машину. — Не дай Бог оказаться в такую погоду в степи, непременно замерзнешь».

Погода действительно была отвратительной. Дул сильный восточный ветер, от которого, казалось, нет спасения. Ветер гнал по улице поземку. Он проникал сквозь одежду, и даже в машине казалось, что металл не может защитить меня от пронизывающего дыхания зимы.

Подъехав к зданию милиции, я быстро прошел к себе.

Сразу согрел чай и с удовольствием выпил. Через минуту-другую приятное тепло стало медленно растекаться по моему телу.

Я позвонил дежурному:

— Скажите, группа Старостина прибыла? Как только прибудет, Старостина и задержанную женщину сразу ко мне.

— Все ясно, Виктор Николаевич! — ответил дежурный.

Из сейфа я достал документы и, открыв папку, приступил к изучению рапортов старших групп. Все рапорта были практически одинаковы по своему содержанию. Наша работа по изъятию похищенных машин стала заметно пробуксовывать.

Все старшие групп, как под копирку, сообщали, что все проверяемые ими места возможного нахождения покупателей краденых «КамАЗов» оказались пустыми. В отдельных адресах вообще отсутствовали проживающие люди, квартиры были заперты.

«Испугались! — подумал я. — Спрятались, как крысы по норам. Думают отсидеться до лучших времен. Ладно, сами! Нет же — потащили и семьи! Интересно, а их жены ходят на работу или взяли отпуска? Необходимо это проверить, если работают, встретить после работы, проехать по адресам и провести в квартирах обыски».

Достав их кармана блокнот, я записал в нем намеченное мероприятие. От размышлений меня оторвал Старостин, вошедший ко мне в сопровождении миловидной женщины лет тридцати пяти.

— Виктор Николаевич, здравствуйте, — произнес он. — Вот, как вы просили, доставили гражданку Ким Анну Семеновну.

Я с нескрываемым интересом посмотрел на Ким. Женщина была абсолютно спокойна, словно находилась не в кабинете милиции, а в гостях у подруги.

— Ну что, Анна Семеновна, — с нескрываемым азартом обратился я, — присаживайтесь как вам удобнее. У меня к вам очень много вопросов, и наша беседа будет долгой.

Анна Семеновна, поправив юбку, чтобы не помять, осторожно присела на стул. Холеные, унизанные кольцами пальцы выдавали хозяйку мелкой дрожью.

«Все-таки переживает, — заключил я, — но держится великолепно!»

— Анна Семеновна! Нам известно, что вы вчера утром встретили сотрудника нашей группы Агафонова и сообщили ему о том, что вам ночью звонил ваш муж и сказал, что в поселке Целинный стоят два похищенных из Челнов «КамАЗа», один из которых принадлежит вашему мужу. Это правда?

— Я не знаю никакого Агафонова, и ни с кем я не встречалась, ни с ним, ни с вами. Меня, к вашему сведению, вообще вчера не было в городе, и я не понимаю, о чем вы говорите, — выпалила она.

— Вы подумайте, Анна Семеновна, над моим вопросом. Не надо спешить с ответами, — спокойно продолжил я. — От того, что вы мне будете говорить, а также от вашего личного поведения зависит, уедете вы сегодня в Набережные Челны или нет.

— Что вы меня пугаете! — дернула плачами она. — Меня пугать не надо. Я уже пуганая. Причем здесь мое личное поведение? Кто вы такой, чтобы судить о моем поведении, священник или учитель? Может, я всегда такая.

— Анна Семеновна, я вам второй раз задаю тот же вопрос. Где вы были вчера утром? — настаивал я. — Назовите адрес, фамилии людей, которые подтвердят ваше алиби.

— Какое это имеет значение, где я была, — вновь с вызовом ответила дама и демонстративно отвернулась. — Может, у любовника? Мне что, назвать его фамилию?

— Давайте оставим на время ваши амбиции. Я не ваш муж и не пытаюсь уличить вас в неверности. Дело в том, что наш сотрудник Агафонов, поверив вашим словам, выехал в поселок Целинный. По дороге их машина попала в ДТП. Это было не случайное ДТП, а заранее спланированное и подготовленное преступниками. Самое страшное для вас, что в этом ДТП погиб Агафонов, а еще несколько сотрудников получили ранения и находятся в больнице в крайне тяжелом состоянии. Вы понимаете, о чем я говорю? Сейчас мы пытаемся понять вашу роль в этом преступлении. Скажите мне, где вы были вчера утром.

Анна Семеновна сидела, тупо уставившись в одну точку.

Прошла минута, вторая, но она по-прежнему сидела молча, рассматривала что-то на моем столе.

— Хорошо. Раз вы молчите, мы будем решать этот вопрос по-другому.

Я достал из сейфа постановление об аресте и демонстративно положил его на стол.

— Анна Семеновна! Передо мной лежит пустое постановление об аресте. Сейчас от вас зависит, впишу я туда вашу фамилию или нет. Я вас обвиняю в причастности к покушению на работников милиции, повлекшей смерть одного из них. Вы, наверное, догадываетесь, что это тяжкое преступление, и наказание будет весьма серьезным. Если я сейчас вас арестую, вам будет очень трудно в местах лишения свободы. Намного труднее, чем любому другому осужденному, потому что вы будете сидеть за смерть работника милиции. Поверьте мне, администрация колонии сделает все, чтобы годы вашего заключения показались вам адом.

Я взглянул на лицо Ким. Сказанное мной заметно испортило ее миловидное личико. Оно стало похоже на маску, бледную и безжизненную. Из ее глаз неудержимо потекли слезы, оставляя темные следы от косметики. А правая щека стала нервно подергиваться, искажая лицо до неузнаваемости.

Я понял, что мои слова кучно легли в цель.

Анна Семеновна Ким больше всего в жизни боялась тюрьмы и сумы. В возрасте восемнадцати лет она по рекомендации своей тети поступила на работу в продовольственный магазин. Проработав в магазине чуть более года, Анна научилась всем премудростям советской торговли — ловко обсчитывать и обвешивать. Она стала настоящим психологом и с первого же взгляда определяла, как действовать — обсчитать покупателя или обвесить. Если покупатель внимательно смотрел на весы, она легко обсчитывала. Если был не особо внимателен и больше смотрел на товар, она обвешивала.

Ее книжка в Сберегательном банке регулярно пополнялась вкладами, а импортный холодильник еле закрывался от обилия деликатесов. Вскоре юная продавщица купила себе кооперативную трехкомнатную квартиру, которую обставила модной, равно дорогущей, мебелью.

Ее знали практически все руководители города и нередко обращались к ней с просьбой достать какой-нибудь дефицит.

Но, как это часто бывает, счастье закончилось в один момент. Ким арестовали за хищение государственного имущества и поместили в небольшую камеру местного изолятора. Она сидела там, покинутая всеми друзьями и знакомыми. Каждый из них моментально забыл ее, словно и не было.

От тюрьмы ее спасли прекрасная внешность и молодое тело. Она вступила в так называемую запрещенную связь со следователем, ведшим ее уголовное дело. Эта связь продолжалось около полугода — то есть весь срок, что она провела в изоляторе.

Через четыре месяца Анна Семеновна поняла, что забеременела, и тут же сообщила об этом следователю. Спустя еще два месяца ее выпустили. Сделав криминальный аборт, она через некоторое время забыла о страшных днях, проведенных в тюрьме. Сейчас, слушая сидевшего перед ней милиционера, она моментально вспомнила камеру, в которой провела долгих шесть месяцев.

В этот раз, судя по раскладу оперативника, ей светило намного больше, чем тогда. Перспектива женской колонии в Пановке или Козловке, о которых она слышала в изоляторе, ее совсем не прельщала. Она понимала, что там будет, если все пойдет по худшему сценарию. Холодок ужаса медленно прошел по ее лопаткам и охватил все тело. От ледяного страха занемели ноги. Анна почувствовала, что теряет сознание и инстинктивно схватилась за край стола.

Я протянул ей стакан воды, и она выпила сразу весь.

— У меня есть шансы? — совсем другим тоном заговорила Ким.

Я кивнул.

— Ладно, вынуждена поверить, мне ничего другого не остается. Записывайте, — выдохнула она.

— Вот и хорошо, — подбодрил я. — Вы умная женщина, это сразу видно. Сейчас вы пойдете с сотрудником и расскажете следователю все, что вам известно по этому случаю. Советую ничего не скрывать, ибо маленькая ложь вызывает большое недоверие. Вы прекрасно знаете, чем это может закончиться.

Старостин вывел Ким из кабинета. Она обернулась у двери и произнесла:

— Не закрывайте меня, прошу вас. Моей вины в смерти вашего сотрудника нет. Я просто передала ему то, о чем попросил меня муж. Я не знала, что они готовили аварию. Я за него отвечать не хочу. Я вам могу пригодиться, я много знаю.

— Хорошо, Ким, хорошо, — успокоил ее я. — Мы еще с вами встретимся и обсудим все.

Они вышли. Оставшийся чистым на столе лист постановления об аресте вновь напомнил мне об Агафонове.

Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал голос телефонистки:

— Соединяю с Москвой!

* * *

Разговор с Москвой был тяжелым. Мне, уже в который раз за эти два дня, пришлось подробно докладывать обстоятельства произошедшего ДТП.

Сотрудник главного управления уголовного розыска то ли плохо слышал меня, то ли не понимал, о чем я говорю, но постоянно перебивал, пытаясь уточнять какие-то ему одному важные моменты. Эти постоянные вопросы казались лишенными смысла и просто выводили из равновесия. Меня как будто ловили на каких-то противоречиях.

— Анатолий Иванович! Я вам об этом уже дважды рассказывал, вы плохо слышите меня? Что конкретно вам непонятно, и что я должен еще раз повторить? — стараясь говорить спокойнее, спрашивал я.

— Постойте, постойте, Анатолий Иванович! Я уже вчера отправил шифровку на ваш адрес, в которой все досконально изложил. Неужели вас не ознакомили? Или что-то еще непонятно?

Я чувствовал, что выхожу из себя, и поэтому, воспользовавшись паузой в разговоре, сделал несколько глотков воды.

— Абрамов! Мы вчера вечером получили копию оперативного сообщения КГБ, в котором содержится информация о готовящемся на вас покушении. Насколько мне известно, они информировали вас об этом лично? Как вы отреагировали, какие меры предосторожности вами предприняты?

— Анатолий Иванович! Вы абсолютно правы. Я был проинформирован, но в этой бумаге, если вы ее внимательно прочли, говорится о покушении на меня лично, а не на моих сотрудников. Что я мог предпринять по этой информации? Да ничего! Просто стал более внимательно относиться к своей безопасности. У меня, вы знаете, шесть машин, и все они в разъездах. В каждой машине по четыре сотрудника. Теперь что нам всем — сидеть безвылазно в городе? Тогда прошу вас, скажите, как нам работать, когда все фигуранты и техника разбросаны по всему Казахстану?

— Виктор Николаевич! Успокойтесь, не надо горячиться. Вы правы, надо работать и возвращать машины. Но нужно соблюдать осторожность, беречь людей! Если бы вы предупредили водителя, я думаю, что ДТП можно было бы избежать.

— Извините меня, но я с вами не согласен. Я вчера лично разговаривал с водителем. Лапина я знаю много лет, он очень опытный водитель и не раз был в различных передрягах. Так вот, он вчера мне сказал, что уйти от удара было невозможно. Идущие сзади «КамАЗы» закрыли ему все возможности маневра. За рулем тех машин были опытные водители, умеющие делать такие дела. А если бы Лапин попытался уйти в кювет, то на такой скорости шансов выжить не было бы ни у кого. Он хотели остановиться, но «КамАЗ» сзади раздавил бы их. У меня к вам вопрос, Анатолий Иванович! Я согласно приказу МВД СССР являюсь заместителем оперативно-следственной бригады. В мою непосредственную задачу согласно этому же приказу входит оперативное обеспечение всех следственных действий группы, а также оперативное сопровождение этого уголовного дела. Есть руководитель группы Лазарев, скажите, почему за это ДТП отчитываюсь я, заместитель?

— Не задавайте мне провокационных вопросов! Вы и так хорошо знаете ответ. Советую быть внимательней в работе с подчиненными и не забывать об осторожности не только в действиях, но и в выражениях. Думаю, вы не настолько глупы, чтобы не понять моего совета.

— Спасибо. Если у вас ко мне больше нет вопросов, то позвольте мне заняться своими делами?

Попрощавшись, я положил трубку и с облегчением сел в кресло.

«Да, советчиков и учителей, как всегда, много, — подумал я, — вот только настоящих помощников нет!»

Вспомнилось выражение моего начальника: «Тот, кто не может работать сам, обязательно учит других».

«Интересно, что решит Москва — направит кого-то разбираться сюда или все спустит на тормозах? Последнее вполне возможно», — подумал я.

Поднимать по этому случаю большой шум было не в интересах Москвы. Вот если бы руководителем группы был я, то с меня спросили бы по полной программе. А тронуть Лазарева, родного брата первого замминистра внутренних дел СССР, они явно не решатся. Старший Лазарев не позволит копать.

Сейчас или в самое ближайшее время они должны как-то прикрыть Лазарева. Подставлять они его не будут. Пришлют нового руководителя, вот тогда могут что-то и предъявить, в том числе и мне.

Я сидел за столом, тяжелые мысли, меняя одна другую, проносились в моей голове. Вывел меня из этого состояния звонок телефона. Он показался мне таким резким, что я аж сморщился. Звонил Уразбаев Расих.

— Виктор Николаевич! Необходимо срочно встретиться. Предлагаю старое место.

— Хорошо, Расих. На старом месте через час.

«Что произошло? — Расих меня встревожил. — Что его заставило встречаться днем?»

Для начала я отправился в столовую, которая находилась на первом этаже. Взял суп и второе, устроился за дальним столиком и приступил к обеду. А уже пообедав, выехал на встречу с Расихом.

* * *

Мы подъехали вовремя. Когда водитель заглушил двигатель, я стал осматриваться и прислушиваться.

Но Расих появился, как всегда, неожиданно — совершенно с другой стороны, откуда я и не ожидал. Он подошел сзади настолько тихо, что я не услышал даже скрипа снега. Мы вместе сели в машину.

— Я ненадолго, — начал Расих с ходу. — Машина, которая вчера совершила ДТП, сейчас в автохозяйстве у Марка. Кто такой Марк, и где находится его хозяйство, рассказывать не буду, здесь каждая собака его знает. Найдете сами. За рулем машины сидел Измайлов. Сейчас он скрывается у двоюродной сестры, которая работает в воинской части под Байконуром. Часть вертолетная — тоже найдете. Машина, на которой он был, принадлежит военным, ее вчера утром угнал из части Измайлов. Главный бухгалтер Иванькова вернулась в город и сейчас скрывается у своей приемной дочери. Улица Мира, 18. Все люди, принимавшие участие в аварии, очень напуганы, так как вас в машине не оказалось. Сейчас все ждут очередных арестов. Кто-то им сказал, что вы обещали лиц, принимавших участие в ДТП, лично расстрелять в степи при попытке к бегству. Сам Измайлов в шоке, говорит, что убивать не хотел, просто так получилось. В последний момент, перед тем как им выехать, кто-то позвонил и сообщил, что вас в машине нет. Но ему это передать не успели, он стоял уже на трассе и ждал вашу машину. Если бы он знал, этого ДТП не было бы.

Уразбаев взглянул на свои часы:

— Извините меня. Больше говорить не могу. Меня ждут. Если что — позвоню. Пока!

Расих вышел из машины и скрылся в ближайших постройках.

«Это хорошо, — я сразу стал обдумывать услышанное. — Надо брать всех, и Иванькову, и Измайлова, пока не скрылись».

В отделе мы срочно собрались с начальниками групп, свободных от мероприятий. А уже через полчаса две сформированные группы выехали по указанным адресам, где скрывались разыскиваемые нами преступники.

Я снял трубку и попросил Старостина рассказать о результатах его работы.

Он пришел и молча положил мне на стол протокол допроса Ким.

— Ну, как она? Истерик не закатывала? — спросил я. — Она тертая женщина, и от нее можно ожидать всякого.

Мои слова вызвали у Старостина улыбку.

— Что улыбаешься? Ну, оговорился, не тертая, а опытная, а ты о чем подумал?

Я взял протокол допроса, отпустил Старостина и стал внимательно читать, делая пометки в своем блокноте.

Анна Семеновна Ким достаточно подробно рассказала следователю о том, как накануне дорожного происшествия к ней поздно вечером заявились муж и его старый товарищ Измайлов. Они попросили ее встретиться с оперативником, который приходил к ней с обыском, и передать ему, что машины, принадлежащие ее мужу и Измайлову, стоят в поселке Целинный, а сами они готовы прийти в милицию добровольно.

На следующий день Ким долго караулила оперативника, а увидев его, передала нужную информацию. О том, что они замышляют убийство, она не знала, так как речи об этом не было.

«Да, быстро она оправилась после нашего разговора, — подумал я. — Нужно было до конца самому с ней работать. А теперь мы имеем то, что имеем».

То, что рассказала следователю Анна Семеновна, было мне уже известно и не представляло никакой оперативной ценности. Я вновь связался со Старостиным:

— Где Ким? Приведи ее ко мне, пожалуйста.

Через минуту ввели Ким.

Она вошла, окутанная шлейфом дорогих духов, без приглашения села и, закинув ногу на ногу, попросила разрешения закурить.

«И когда только успела привести себя в порядок?» — удивился я.

Словно угадав мои мысли, Ким перебросила одну ногу на другую.

— А вы молодец, Анна Семеновна, — ухмыльнулся я. — Три часа назад мне казалось, что вы были готовы абсолютно на все, чтобы выйти из милиции. А теперь я в этом начал сомневаться. Вы считаете, что то, что вы наговорили следователю, может устроить меня? Нет, Анна Семеновна, вы ошибаетесь. То, что вы сообщили, я знал еще вчера, до вашего задержания. И не нашел в этом допросе ни адреса, где скрывается ваш муж и его друзья, ни адреса, где стоит машина вашего мужа! А хотите, я вас обрадую? Одним из участников этого ДТП является известный вам приятель вашего мужа, некто Измайлов. Я не исключаю, что там мог быть и ваш муж. Сейчас мои коллеги уже уехали за Измайловым. Когда мы его сюда привезем, все станет на свои места. Он нам расскажет, знали вы о покушении или нет. Ему, в отличие от вас, скрывать нечего. Ему светит реальный срок, и это он понимает лучше вас.

Лицо Ким темнело на глазах. Опять выступили слезы, а холеные руки снова стали выбивать дробь на крокодиловой коже ее сумочки.

— То, что я знала, все рассказала вашему следователю, — нервно заговорила Ким. — Больше мне добавить нечего. Не врать же мне в угоду вам всем!

— Вот и ладненько, — потер руки я. — Думаю, вам необходимо время, чтобы осознать ситуацию, в которую вы попали. Поэтому принимаю решение о вашем задержании по статье 122 УК сроком на трое суток.

— Нет, только не в изолятор! — заплакала Ким. — Я больше не хочу сидеть.

По ее красивому лицу градом катились слезы. Она промокала их своим белым шелковым платочком.

Что бы как-то сдержаться от нахлынувшей на меня злости, я отвел от нее взгляд и стал нарочито равнодушно смотреть в окно.

В кабинет вошел Старостин.

— Отведите ее в камеру и оформите все необходимые документы, — велел я. — После все подпишу.

* * *

Все произошло так, как и должно было произойти в этот день.

Опергруппа без всякого шума задержала скрывающегося Измайлова. В момент задержания тот находился в квартире и, увидев входящих оперативников, молча протянул руки, на которые тут же надели наручники.

Он не спал последнюю ночь, переживая из-за случившегося ДТП. Ведь он и его товарищи долго продумывали акцию по устранению заместителя оперативно-следственной группы Абрамова, но Измайлову всегда казалось, что в самый последний момент они откажутся от затеянного, но этого не случилось. А самым страшным оказалось то, что в результате ДТП пострадали совершенно другие.

Абрамов остался цел, и теперь его сотрудники приехали за ним. Он догадывался, что в случае малейшего сопротивления его убьют на месте, и поэтому решил, что сопротивляться не будет. Жизнь одна, и жить ему еще хотелось.

Через час разбитая машина, на которой Измайлов совершил ДТП, также стояла на плацу городского отдела милиции.

Измайлова завели в мой кабинет. Он сидел на стуле, опустив свою бритую голову. Я внимательно рассматривал сидящего передо мной человека, который убил одного и покалечил троих моих сотрудников.

Измайлов внешне представлял типичного работягу, с большими руками, черными от въевшегося за десятки лет машинного масла. От его грязной водительской куртки пахло маслом и соляркой.

— Ну что, Измайлов, — произнес я, — ты знаешь, что вчера убил человека? Да не просто гражданина СССР, а сотрудника милиции! Знаешь, что за это бывает?

— Догадываюсь, — тихо, но грубо ответил Измайлов. — Я не хотел убивать, просто так получилось.

— Врешь ты все, Измайлов, — повысил голос я. — Гражданка Ким, в отличие от тебя, рассказала нам, что вы накануне вместе с ее мужем приходили к ней домой и обсуждали подробности акции против работника милиции. Вы сообщили ей о своих планах организовать ДТП, и что собираетесь убить сотрудников милиции, которые будут находиться в машине. Представьте себе, Измайлов, в этом я ей верю больше, чем вам. Она никого не убивала. Ее роль сводится к недонесению о планируемом преступлении и пособничеству в совершении преступления. Теперь, Измайлов, все зависит только от вас лично, спасете вы себе жизнь или нет.

Я внимательно посмотрел на него — о чем сейчас может думать человек, обвиняемый в умышленном убийстве работника милиции?

— Глядя на вас, — продолжил я, — стараюсь понять ваш поступок. Вы приобрели ворованный «КамАЗ», хотя хорошо знали, что покупали у Шиллера не «чистый» автомобиль, то есть уже тогда вы совершили преступление. Так вот, скажите мне, Измайлов, неужели эта машина стоила жизни молодого парня и здоровья еще трех ребят? Ведь сейчас не тридцатые годы, а они не бойцы продовольственного отряда, которые отбирали у вас честно заработанный кусок хлеба, за который вы могли бы перегрызть им глотки? Машина-то краденая, не ваша? Что вас толкнуло на это?

Измайлов сидел, низко опустив голову, и молчал. Каждое мое слово, словно пуля, впивалось в него, отражаясь на лице болезненными гримасами.

— Вот вам же лично, Измайлов, практически ничего не угрожало, ну от силы года два условно за скупку краденого. Ну, может, еще добавили бы за подстрекательство к краже. Пусть еще год, но не больше! Три года, возможно условных, вы почему-то поменяли на убийство! Да, это будет убийство, и дело будет возбуждено по статье 102 УК. Заметьте, не по статье за ДТП, повлекшее смерть по неосторожности, а по статье «умышленное убийство»!

Я вновь поднял голову и посмотрел на него. Он по-прежнему сидел отрешенный, и мне казалось, что он до сих пор не понимает происходящего.

— Сколько тебе дадут, не знаю, я не судья. Но могу сказать точно, что дадут много, очень много. Считай сам, преднамеренное убийство в составе группы лиц, данная группа действовала по плану, разработанному вами, вы лидер группы. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы вас расстреляли.

Измайлов внимательно слушал. Если раньше мои слова вызывали на его лице какие-то эмоции, теперь оно окаменело и вытянулось.

Вдруг он вскочил, схватил стоящий у стола стул и со всего размаха запустил им в окно. Раздался звон, на меня дождем посыпались осколки. Порыв ветра откинул штору, и я, как в замедленном фильме, увидел, что Измайлов рванулся к окну.

Он ловко вскочил на подоконник и одним ударом руки в створ рамы распахнул ее во всю ширь. Он почти уже оттолкнулся для прыжка, как оперативник, дежуривший при допросе, схватил его за ноги.

Мы вдвоем повалили его на пол и стали крутить руки, стараясь заломить за спину. Измайлов, несмотря на свой небольшой рост, оказался очень сильным, и нам стоило больших усилий, чтобы скрутить его.

Мы усадили его на стул. У меня осколками были сильно порезаны руки и лицо. Нагнувшись, я стал шарить рукой в тумбе стола, надеясь найти бинт, который вроде был там накануне. Наконец, я нащупал его и, отмотав половину, передал ее оперативнику, у которого тоже была рассечена бровь и порезаны руки.

Мы пытались остановить обильно текущую у нас кровь, но нам не удавалось.

— Вызови скорую, пусть приедет, — попросил я.

Он стал набирать номер скорой.

Услышав звон разбитого стекла и шум борьбы, в кабинет ворвалось несколько сотрудников.

Машина скорой помощи подъехала очень быстро. Осмотрев наши раны, врач посоветовала мне поехать в больницу. Пока она оказывала помощь оперативнику и Измайлову, которому также досталось, я отправился в городскую больницу на их машине. Там мне наложили несколько швов на кисть руки и на разбитую в драке с Измайловым бровь.

Когда я вернулся в карете скорой помощи, в кабинете мало что говорило о событиях, произошедших здесь буквально час назад.

Измайлов находился в камере, местный завхоз в форме старшины милиции ремонтировал окно.

— Минутку, Виктор Николаевич, — попросил завхоз, — сейчас уборщица уберется.

Я вышел в коридор, чтобы не мешать уборщице.

— Виктор Николаевич! Привезли главного бухгалтера предприятия. Вы будете с ней разговаривать?

— С ней кто-то из следователей работал уже? — спросил я у оперативника.

— Да, с ней сейчас работает Смирнов. Она в полном раскладе и даже рассказала ему, где спрятала дубликаты документов. Оказывается, она делала копии со всех документов и хранила отдельно. С ее слов, она предвидела, что рано или поздно работой этой фирмы заинтересуются, и решила себя так подстраховать.

— Пусть работает Смирнов, если она в полном раскладе. После допроса протокол занесите мне, — попросил я.

Наконец, уборщица вышла из кабинета, и я вернулся на свое место.

«Быстро они справились! — удивился я, рассматривая пол и окно. — Лишь едва заметные блестки на полу говорили о разбитом вдребезги окне.

* * *

Раздался звонок. Он был сильным и настойчивым, что слегка раздражало.

«У этого телефона такой противный звонок! — поморщился я. — Раньше почему-то не замечал».

Звонил Каримов:

— Приветствую вас, Виктор Николаевич! Как ваше здоровье, как семья, как дети? Надеюсь, полученные вами раны не опасны?

«Вот дают, вот работают! — я искренне восхитился. — Уже все знают!»

— Извините, что потревожил, — продолжал без остановки Каримов. — Я в отношении вашей просьбы. Вы были абсолютно правы. Звонок в указанный вами промежуток времени был. Звонили из кабинета. Ну, вы сами догадываетесь какого. Запись этого разговора мы не вели. Знаем только, что абонент разговаривал чуть более двух минут.

— Скажите, на какой номер был звонок? — попросил я.

— На номер гражданки Ким Анны Семеновны, — ответил Каримов и повесил трубку.

«Вот оно что! Значит, звонили Ким! Выходит, она все врет, и в ее доме, по всей вероятности, были не только Измайлов, но и другие бандиты. Они там и ждали этого сигнала! Но что их так встревожило, почему они пошли на такое радикальное решение? — мысленно раскручивал я возможные события. — Что же их толкнуло на столь рискованный шаг? Нет, только не машины! Это точно. Здесь что-то другое, более важное. Что это может быть?»

Я закрыл глаза. И меня осенило. «Да наркотики это! Как я раньше не додумался! Ведь о них рассказывал Каримов. Шиллер, наркотики! Только они могли так сплотить эту группу, что те готовы даже на убийство! Теперь все ясно. «КамАЗы» Шиллера, по словам Каримова, использовались для транспортировки наркотиков в города России. Вот это, наверное, самое главное, что толкнуло их на организацию катастрофы. Страх перед наказанием за наркотики. Нужно срочно разыскать путевые листы или какие-то другие документы о движении этих машин, может, там найдем что-то интересное. И это нужно сделать как можно быстрее, пока эти документы у нас не изъял КГБ».

Я встал из-за стола и направился в кабинет Смирнова.

— Привет, Игорь, — зашел я в кабинет, где помимо Смирнова находились главный бухгалтер предприятия и оперативник. — О чем говорит мадам?

Он протянул мне лист допроса.

— Подожди, Смирнов, можно мне задать пару вопросов?

— Вы мне можете пояснить, — обратился я к даме, — Измайлов и Ким работали на вашем предприятии? И вообще, сколько у вас было работников и сколько машин?

Смирнов удивленно посмотрел на меня.

Немного подумав, она ответила:

— Да, Измайлов, Ким и еще шесть водителей работали в нашей организации. У всех у них были «КамАЗы».

— Скажите, у вас остались какие-либо документы о движении, вернее путевые листы на их поездки?

— Да, у меня есть эти документы. Я всегда делала копии, так, на всякий случай.

— И последний вопрос, ради интереса. Вы не подскажете, а были ли выезды ваших автомашин в город Казань в конце прошлого года?

Она задумалась и спокойно сказала:

— Да, был один выезд в том году в Казань. Однако машина оттуда не вернулась. Водитель, говорят, погиб в перестрелке с милицией. Что он вез, и как там все происходило, не знаю. По нашей накладной он вез в Казань шерсть, а оттуда должен был привезти полиэтилен в крошке. Но это лишь по документам. Что в самом деле он перевозил, я не знаю. Его, насколько я помню, направлял в тот рейс сам Шиллер. Спросите его, он вам расскажет.

— Спасибо, Игорь, я пошел. Зайди ко мне после допроса, есть тема для разговора, — попросил я и вышел.

Проходя по коридору, я лицом к лицу столкнулся с начальником городского отдела милиции Кунаевым.

— Здравствуйте, — чопорно поздоровался он. — Надеюсь, ничего опасного для вас сегодня не произошло? Нужно быть очень осторожным, работая с такой публикой. Здесь доверять никому нельзя. Здесь у вас друзей нет.

— А вы разве не друг? — спросил я и прямо взглянул ему в глаза.

В его узких глазах сверкнул хитроватый огонек.

— Мне верить можно, — улыбнулся он. — Я работаю в милиции двадцать семь лет и чего только не видел за эти годы. Виктор Николаевич! Для меня немного странно, что за все это время вы ни разу не поинтересовались, в каких отношениях я был со своим зятем. Скажу вам откровенно. Ни в каких! После того как он организовал эту торговлю машинами, мы практически с ним не виделись. Он был в постоянных разъездах и дома бывал крайне редко. Я приезжал к своей дочери и внукам, стараясь посетить их в то время, когда его нет. О чем мы могли с ним говорить, если он не слушал моих советов и делал все по-своему. Вот и допрыгался. Так что, Виктор Николаевич! Не ищите врагов там, где их нет, — наставительно сказал он и пошел дальше.

«Неужели знает о моем запросе Каримову?» — мелькнуло у меня в голове.

Я не был удивлен подобной утечкой. Маленькие города всегда этим грешили. Здесь каждый второй или сват или брат, и утаить от людей что-либо практически невозможно.

Было около семи вечера. Вернувшись в кабинет, я сел в кресло и стал вспоминать тот период, когда впервые услышал об этом городе — Аркалык.

Мысли перенесли меня в ноябрь прошлого года, за две недели до моего отъезда в Челны.

* * *

Тот серый ноябрьский день мне запомнился хорошо. Весь день валил мокрый снег, налипая на провода и деревья. Было сказочно красиво, и я, стоя у окна своего кабинета, любовался парком «Черное Озеро», раскинувшимся под моими окнами.

Я готовился к выезду в командировку в славный город Набережные Челны. Ко мне зашел офицер из КГБ Зарипов.

— Привет, Виктор, — поздоровался он, присел на стул и положил мне на стол какие-то бумаги.

— В общем, есть хорошее дело, — сказал Зарипов. — Сегодня с утра я был у твоего шефа Юрия Васильевича, он дал команду подключить тебя к реализации вот этой информации.

Я, не скрывая удивления, посмотрел на него.

— Есть информация, — сделав паузу, начал рассказывать он, — что в город должна поступить большая партия наркотиков из Узбекистана или Таджикистана. Короче, с юга. Доставят ее на «КамАЗе» с казахскими номерами. Машину охраняют два бойца с автоматами. Это бывшие спецназовцы, то есть хорошо обученные, владеющие приемами боевого столкновения и борьбы без оружия. Наркотики спрятаны в машине, но где конкретно — мы пока не знаем. Встретит эту машину наш человек. Он покажет машину сначала нам, а потом мы покажем вам. Необходимо тихо взять их и завладеть грузом. Но это нужно сделать не в городе, а за его пределами. Стрельба и шум никому не нужны. Представь, если они начнут стрелять в городе! Нам за это с тобой оторвут головы. Ваше дело, а вернее твое, организовать захват машины. Только захват и ничего более.

— Слушай, Зарипов! Вы сами не можете организовать этот захват? У вас есть же люди.

— Дело в том, что во время захвата не должно быть ни одного сотрудника КГБ. Это установка сверху. Поэтому операцию по захвату передают МВД, да и опыта у вас в таких случаях побольше. Наружное наблюдение будет наше, мы будем вести этот «КамАЗ» и передадим его на задержание только тогда, когда назреет необходимость.

— Итак, значит, в машине трое, водитель и два охранника. Охрана вооружена, а водитель? Кто он и что из себя представляет?

— Водитель, — темная лошадка. Кто он — мы не знаем. Не исключено, что вообще может ничего не знать о наркотиках. В кузове у него обычный груз — лук и шерсть.

— Хорошо, — резюмировал я, — держите меня в курсе. Я подготовлю людей.

Зарипов, поговорив еще о разных пустяках, ушел.

Я остался один и стал прикидывать, кого из ребят привлечь в группу захвата.

«Как организовать захват машины, в которой двое спецназовцев с автоматами? — начал прикидывать я. — Вообще интересно — под пули нас, а они, как всегда, берутся за оперативное сопровождение объекта».

Мои мысли прервал вошедший Стас Балаганин.

— Что, шеф, голову повесил? Проблемы? — улыбнулся он. — Не переживай, все решим.

— Стас! Подготовь группу захвата, человек восемь. Говорю сразу, преступники вооружены автоматами, бывшие спецназовцы. Их двое, третий водитель.

— Сроки, шеф? У меня есть время, чтобы прикинуть, кого привлекать?

— Максимум два дня, а может, и меньше. Возьми самых подготовленных. У нас ведь есть Ефремов, он, по-моему, служил в Афганистане, был снайпером? Включи обязательно его, мало ли что.

— Все ясно, не переживай, — обыденно сказал Стас и вышел из кабинета.

* * *

На следующий день, с утра я провел оперативку и собирался зайти к Костину обсудить предстоящую командировку. В дверях я столкнулся с Зариповым.

— Виктор! Мне только что передали, что машина прошла пост ГАИ на выезде из Челнов. Думаю, часа через три-три с половиной она будет в Казани. Как у тебя с группой захвата?

— Мы ждем твоей отмашки. Люди готовы! — ответил я.

Зарипов передал мне радиостанцию, которую нес с собой:

— Это для связи. Машину уже ведет наша наружка. Это для связи не только с нами, но и с ними.

— Как мы узнаем, что нам необходимо выдвигаться? — поинтересовался я. — Ты нам сообщишь или кто-то другой?

— Пока связь держите со мной, — ответил Зарипов.

Конец 90-х годов — время зарождения и формирования в подразделениях оперативных служб специальных подразделений СОБР и ОБР (специальный отдел быстрого реагирования), в задачу которых входили захват и задержание вооруженных преступников.

Однако на момент проведения этого захвата в структуре УУР МВД РТ еще не было такого подразделения, и захват вооруженных преступников, как правило, осуществляли сами работники оперативных служб. Отдельные сотрудники не имели навыков, необходимых при таком задержании, и порой эти мероприятия приводили к потерям среди работников уголовного розыска и других оперативных служб Министерства внутренних дел.

Я вызвал Балаганина и поинтересовался готовностью группы.

— Оружие и боеприпасы получены. Думаю, осуществлять захват в армейских бронежилетах просто невозможно — они очень массивные и тяжелые. Поэтому мы решили, что четверо будут одеты в легкие бронежилеты. Так будет удобнее, если придется с ними сцепиться врукопашную. Ты же знаешь, армейские жилеты все равно не держат автомат с такой короткой дистанции. Те, кто в бронежилетах, будут просто страховать нас на всякий случай, если те откроют стрельбу.

— Стас, пойми, мы берем на себя ответственность за жизнь людей, поэтому перед тем как начать захват, необходимо все десять раз взвесить. Если они начнут стрелять, то мало нам не покажется. Люди окажутся полностью беззащитными.

— Все правильно, шеф. Поэтому их надо брать до того, как они достанут стволы. Я еще включил в группу на всякий случай Мухина, он неплохо стреляет из автомата. Я сам видел на последних стрельбах. Он и Ефремов, если что, будут стрелять из снайперских винтовок. Сейчас Ефремов в кабинете обучает Мухина.

— Стас, всех собери у себя, и ждите сигнала, — закончил разговор я.

— Все понятно. Ждем указаний! — вытянулся по струнке Стас и, по-военному развернувшись, вышел.

Я сидел в кабинете и вслушивался в переговоры, которые вели между собой сотрудники наружного наблюдения. Из этих переговоров было ясно, что интересующий нас автомобиль въезжает в Казань.

Раздался телефонный звонок, я снял трубку и услышал команду Костина:

— Зайди.

Не оставляя радиостанции, я направился к нему.

— Виктор! Как дела у тебя, люди готовы? — очень озабоченно спросил он.

Я кивнул, давая понять, что мы готовы.

— Дело поручено именно тебе, потому что я очень надеюсь, что ты не подведешь. У тебя все получится. Ты парень фартовый. Понимаешь, я изначально был против нашего участия, но их понять можно — они сами не могут это сделать. Просто не умеют. Конторские сильны лишь в оперативном плане. Сейчас не тридцать седьмой год, и они уже не те, когда арестовывали народ пачками. Вот поэтому и перекладывают это дело на нас. Если все хорошо — это их победа, а если плохо — виноваты мы. Виктор, береги людей! Удачи тебе!

Я поблагодарил его за поддержку и вышел.

Не успел я открыть дверь своего кабинета, как туда влетел Зарипов.

— Ты где был? — крикнул он сходу. — Я тебе звоню, а ты не берешь! Надо срочно выезжать! Радиостанция с тобой?

Я показал ему радиостанцию и молча стал одеваться. Быстро надел легкий бронежилет, накинул пальто и устремился вслед за выходящими на улицу сотрудниками уголовного розыска.

Мы разместились в трех легковушках и двинулись за машиной КГБ. Ехали молча, в эфир не выходили — там беспрестанно переговаривались сотрудники наружки и Зарипов.

Сначала мы ехали по улице Большой Красной, затем по Батурина, с которой поднялись на Ленинскую дамбу и устремились в сторону Дворца молодежи.

Неожиданно в районе Молодежного центра машина КГБ вдруг перестроилась в левый ряд и свернула на улицу Гривка. Задержавшись на минуту, чтобы мы могли подтянуться, машина направилась в Кировский район. Выехав на Краснококшайскую, мы повернули в сторону Кировской дамбы. Проехав мимо речного техникума, наши ведущие устремились в сторону центра.

В плотном потоке машин мы неоднократно теряли их из вида и лишь из разговоров по рации догадывались, куда нам двигаться. Около Центрального стадиона машина КГБ остановилась. Наши стали метрах в пятидесяти. Мы видели, как вышел Зарипов и закурил. Постояв минут пять, он направился к нам, знаками подзывая меня.

Я вышел. Он отвел меня в сторону и сказал:

— Виктор, не знаю, что происходит, но они почему-то сильно психуют и не хотят выезжать за город, как им предлагает наш человек. По всей вероятности, боятся подставы. Сам источник тоже психует, боится, что они могут его просто кончить.

— Ильдар, с чего они стали вдруг психовать? До этого момента все шло гладко. Что произошло? Я думаю, их надо брать там, где они остановятся и успокоятся. Плана захвата пока у меня нет. Все будем обдумывать непосредственно на месте, — предложил я.

— Не буду скрывать — у нашего человека не оказалось нужной суммы для покупки их партии наркотиков. Раньше они не оговаривали сумму, а теперь потребовали все деньги разом. Вот он им и предлагает выехать за город, где якобы у него живет друг, у которого он может занять. Но те боятся, похоже, не верят. Ладно, я к себе, а ты держись за мной. Особо не прижимайтесь. Если что, я передам свои координаты по рации.

Мы вновь расселись по машинам и поехали дальше.

* * *

Шел уже тритий час, как мы выехали из МВД и мотались по улицам Казани. Сотрудники, одетые в тяжелые армейские бронежилеты, уже устали. Что ни говори, а тяжесть брони явно сказывалась на их самочувствии.

Легковые автомобили, выбранные нами для передвижения по городу, явно были не рассчитаны на подобную амуницию.

Наконец, нужный нам «КамАЗ» остановился у гостиницы «Волга». По моей команде группа захвата заняла исходные позиции.

Время шло, а сигнала к началу операции не поступало. Мокрый снег с дождем делали свое дело. Вскоре наша экипировка промокла до нитки, и люди на позициях стали мерзнуть.

— Когда начнется? — запрашивали мои. — Замерзаем уже!

Я по станции вызвал Зарипова и поинтересовался ситуацией.

Из машины КГБ, стоящей метрах в двухстах от наших позиций, выбрался Зарипов и направился в мою сторону.

— Слушай, Ильдар! Люди промокли, ты молчишь! Можешь объяснить, что происходит?

— Ты давай не шуми! Я сам пока не понимаю, что происходит! Сигнала от агента нет, вот я и молчу!

— Ты можешь молчать сколько угодно, так как сидишь в тепле. А у меня люди на исходных позициях стоят более двух часов, все промокли и замерзли. Что мне делать?

— Извини, Виктор, пока ничего сказать не могу. Жду сигнала.

Зарипов развернулся и засеменил в сторону своего автомобиля, чтобы побыстрее укрыться от снега и холода.

Прошел еще час. Дождь перешел в густой снег, который ровным ковром стал покрывать землю и наши автомашины. Ожидание превратилось в ад.

Наконец, поступил долгожданный сигнал.

— Снимаемся. Все свободны, — услышал я голос Зарипова.

Я тут же передал своим, и они, один за другим, стали возвращаться. Три наши машины повернули к улице Лобачевского.

Приехав в МВД, ребята стали стаскивать с себя мокрую, промерзшую амуницию. Вскоре закипел чайник, заботливо поставленный кем-то, и мы все как один принялись за горячий сладкий чай.

— Шеф, а может, накатим по сотке? — предложил Балаганин. — Время позднее, выезда наверняка уже не будет? А то заболеют ребята.

— Не спеши, Стас, никто еще отбоя не давал. Так что давай отложим пока сто грамм до лучших времен. Кстати, пусть люди разойдутся по кабинетам и попытаются на стульях хоть как-то отдохнуть.

Я прошел к себе и, подложив под голову шинель, лег на стулья, стоявшие вдоль одной из стен. Лежать было крайне неудобно. Я не мог задремать даже на минуту. Стоящая на столе радиостанция по-прежнему шипела и трещала, не подавая больше никаких признаков жизни.

Наконец, сморенный теплом, я все-таки задремал. Очнулся от сильной боли в предплечье. Моя правая рука затекла настолько, что не могла удержать стакан с водой. Он с грохотом упал на пол и покатился. Я поднялся со стульев и полез под стул за пустым стаканом.

— Не спишь? — Зарипов застал меня за попыткой достать стакан. — Пока сниматься команды нет.

— Хорошо быть генералом! — прокряхтел я. — Лежишь в теплой постели, жена под боком и отдаешь команды пехоте, которая мокнет под дождем. Ни риска простудиться, ни подхватить простатит.

— Ты давай, Виктор, особо не критикуй! Начальство, даже когда спит, думает о пехоте, — улыбнулся Зарипов.

— Где сейчас они? — спросил я о «КамАЗе».

— Двое и наш человек в гостинице, а водитель на такси уехал к другу.

— Они под наблюдением? Вы, наверное, уже обо всех все знаете?

— Не гони волну! Все узнаешь. Ты же видишь, я тоже без сна и голодный, как волк.

— Ильдар, посиди тут, я сейчас схожу в ИВС, там всегда есть селедка и хлеб. Я мигом!

Я спустился в ИВС, набрал с килограмм соленой кильки из бочки и, прихватив кирпич черного хлеба, вернулся в кабинет.

Зарипов уже застелил стол газетой, согрел чайник, и мы, удобно усевшись на стулья, начали с жадностью поедать кильку.

Мы ели ее так быстро и с таким аппетитом, будто это не килька вовсе, а заморские деликатесы. Доев все до последнего хвостика, мы вымыли руки и приступили к чаю. За разговорами даже не заметили, как наступил новый рабочий день.

* * *

Этот день мало чем отличался от предыдущего. Мы снова провели его в машинах, разъезжая по городу.

Наконец, преследуемый нами «КамАЗ» остановился на сравнительно большой и пустой площадке на улице Патриса Лумумбы, около Советского райкома КПСС. Водитель вышел и сделал несколько приседаний, разминая затекшие ноги.

Одну из своих машин мы оставили около ресторана «Акчарлак», а другую — около пассажирского павильона Аэрофлота.

Ко мне подошел Зарипов и, закурив, сказал:

— Наверное, придется брать здесь! Они очень злы на нашего человека и грозят его убить. Он обещал сегодня обеспечить им оптовика с деньгами, который купит всю партию. Но у нас все в самый последний момент сорвалось. Оптовик попал в больницу на скорой помощи. Вот и приходится крутиться.

— Ильдар! Это не самое лучшее место для захвата. Смотри, какая оживленная улица, рядом аэропорт, напротив большое здание госорганов. Представь, если начнется стрельба, могут быть жертвы среди мирного населения.

— А что прикажешь делать? Пусть едут домой? Мы над этой операцией работали полгода, и все выходит коту под хвост, лишь только потому, что они встали на не совсем удобном для нас месте?

— Мне глубоко плевать на все ваши разработки. Я людей под автоматы не поведу. У них семьи и дети. Что я потом скажу их женам? Погибли ради того, что КГБ разрабатывало шесть месяцев? Да они порвут меня на куски! Давай, Ильдар, лучше подумаем! Пусть уезжают. Возьмем их где-нибудь за городом, на трассе. И риска меньше.

— Ты чего больше испугался — автоматов или ответственности? Нужно брать их здесь и только здесь. Я сейчас переговорю со своим начальством, что скажут они.

Он побежал к своей машине, а я стал наблюдать за тем, как мои сотрудники занимают исходные рубежи для захвата.

Прошло несколько томительных минут, радиостанция, которую я держал в руках, затрещала, и раздался голос Зарипова:

— Я убедил руководство, и оно разрешило осуществить захват непосредственно здесь. Других приказов нет. Давай, работай, Виктор!

Я подозвал к себе Стаса и Юру Зимина.

— Вот что, дали команду на захват. Я против, но меня никто не слушает. Команда поступила, надо выполнять. Комбинация такова. Стас, ты с Юрой тащите меня под руки. Я сильно пьян и начинаю привязываться к этим боевикам. Постараюсь вытащить их из-под тента машины на улицу. Пока отвлекаю, группа должна подтянуться настолько близко, чтобы одним рывком повязать их. Нужно не дать им возможности воспользоваться автоматами. Если они их возьмут, беды не избежать.

— Шеф, может, я буду пьяный? — почувствовал азарт Станислав. — Я помоложе тебя, и это не так будет бросаться в глаза.

— Нет, это вы двое молодых, тащите меня под руки. Я ваш мастер, который нажрался. Когда у вас еще появится возможность высказать мне все, что не можете сказать по ранжиру, — пытался пошутить я. — Ну все. Всем готовность десять минут.

Ребята разошлись, чтобы передать остальным план захвата.

Время словно остановилось. Я несколько раз поднимал рукав своего пальто — смотрел на часы, но стрелки, словно приклеенные, не хотели двигаться.

Наконец, они показали время «Х». Я достал из багажника бутылку с водкой, открыл пробку и через силу сделал два глотка. Водка обожгла мне горло и, согревая желудок, устремилась по всему телу. В какой-то момент мне стало тепло и я, взяв открытую бутылку водки, в сопровождении Балаганина и Зимина направился к «КамАЗу».

Я шел, изображая пьяного и всячески пытаясь высвободиться из рук Стаса и Юры, которые, с ощутимым трудом удерживали меня, не давая упасть. Мы громко ругались нецензурной бранью, привлекая к себе внимание прохожих.

«Лишь бы не переиграть, — думал я. — До машины еще метра четыре».

Поравнявшись с «КамАЗом», я бутылкой ударил по фаре. Фара разлетелась. И тут же из кабины выскочил водитель и начал материться хуже, чем мы, требуя платы.

— Ты на кого орешь? — пьяно заревел я. — Ты, чурбан, приехал сюда торговать, обманывать нас и еще деньги просишь? Ты здесь у нас, а не мы у тебя!

Я развернулся и попробовал ударить его розочкой от бутылки в лицо. Водитель отпрыгнул и стал что-то кричать на родном языке. Я сделал вид, что поскользнулся, и растянулся прямо около машины.

Под тентом в кузове зашевелились, и на землю спрыгнули двое парней восточной внешности, одетых в черные спецназовские куртки.

— Ты что здесь шумишь? Не надо шуметь! Иди своей дорогой. Мы приехали продавать лук, и нам не нужны неприятности из-за тебя, — начал один и потянулся ко мне, чтобы помочь встать.

Дальше произошло то, что и должно было произойти. Стас ударом справа уронил этого парня и навалился на него всей своей немалой массой. Второго схватил Юра. Однако парень был подготовлен и смог вырваться. Он попытался заскочить в кузов и, схватившись за борт, стал подтягиваться. Но был повержен ударом автомата в спину.

На секунды мы все забыли о водителе, который, выждав момент, побежал в сторону здания райкома партии.

— Стой! — закричал я ему, доставая из-за пазухи табельный пистолет.

Тот вдруг остановился, оглянулся и бросил что-то темное в мою сторону.

Я почувствовал достаточно сильный удар в грудь, и что-то тяжелое упало к моим ногам. Это оказалась кожаная перчатка, в которую что-то засунули.

Я отшвырнул перчатку ногой и бросился за убегающим. Водитель на бегу расстегнул куртку и достал пистолет. Не целясь, он пальнул два раза в мою сторону. Я услышал визг пули, которая, ударившись об асфальт у моих ног, уходила куда-то вверх.

Из здания райкома выскочил милиционер и побежал навстречу водителю, на ходу расстегивая кобуру. Наконец, ему удалось достать пистолет, и он, не целясь, выстрелил. Выстрел оказался на удивление точным. Пуля попала в голову и расколола ее, словно спелый арбуз, на две половинки.

— Ты что, стрелять не умеешь? — со злостью крикнул я. — По ногам нужно было, а не на поражение!

— Да я и так по ногам стрелял! — потрясенно ответил сержант.

От вида крови и разлетевшихся мозгов ему стало плохо. Он ойкнул как-то по-женски и стал медленно оседать прямо рядом с трупом.

— Ну вот, еще не хватало, — выругался я.

В это время двух захваченных боевиков заталкивали в подъехавшие машины. Ко мне подбежал Зарипов и, запыхавшись, сказал:

— Молодец, Виктор, не думал, что сможешь так все сделать. Профессионал! Здорово вы их скрутили. Они даже не поняли, что произошло.

— Чего уж хорошего, — махнул я рукой на труп, вокруг которого уже суетились неизвестные мне люди.

— Не переживай. Ничего страшного. Он убит при оказании вооруженного сопротивления. Если бы не бежал и не стрелял, то все было бы нормально.

— Интересно, Ильдар, что он в меня запустил? Попал прямо в грудь, — вспомнил я о перчатке и направился к ней.

Я взял ее и осторожно развернул. Граната Ф-1! Холодный пот потек по моей спине. Мне тут же представились куски моего тела, разбросанные взрывом по этой площади.

— Вот это да! — изумился Зарипов. — Ты точно в рубашке родился! Или ангел-хранитель нежно бережет!

Лишь потом мне скажут саперы, что если бы перчатка была не новая — именно поэтому она не дала сработать чеке гранаты, шансов выжить у меня не было.

Вот тогда я впервые услышал о городе Аркалык, где проживал этот водитель.

* * *

Мы вернулись в МВД, и я, быстро сформировав опергруппу, направил сотрудников по адресу проживания друга водителя.

Оставшись в кабинете один, я сел за свой стол, взял ручку и, пододвинув к себе лист чистой бумаги, стал писать рапорт по этому захвату. Руки не слушались меня, ручка не слушалась моих рук и буквы залезали друг на друга, как в тетрадке крепкого двоечника. И как я ни пытался совладать с собой, написать рапорт так и не смог.

Дверь отворилась, и вошли Зимин с Балаганиным.

— Ну что, шеф? Выпьем за второе рождение? Такое событие бывает нечасто.

— При виде вас я тоже об этом подумал, — я обрадовался им как никогда. — Мне действительно здорово повезло, что граната не разорвалась. Сейчас бы пили за упокой моей грешной души. Вот все думаю, откуда у водителя оказался пистолет с гранатой? Может, эти два бойца дали? А главное — не испугался ведь, стрелял и гранату кинул! Жалко, что этот сержант его застрелил, хорошо было бы поговорить с ним по душам. Смелый парень, не каждый способен на такое.

Я достал стаканы, и мы прямо в кабинете залпом выпили.

— Представляете, не могу писать — руки дрожат. Ты помнишь, Стас, бомбу, которую мы с тобой рассматривали в мусорном ящике? Тогда ведь ничего у меня не дрожало, то ли не понимал, что делал, то ли не так испугался, как в этот раз. А может, уже забыл? А сегодня, представьте, дрожат, как у вора.

Мы поболтали немного, и ребята пошли к себе.

Я набрал номер своего домашнего телефона и услышал голос жены:

— Виктор, ты сегодня ночевать придешь? Мне тебя ждать? Ты со своей долбаной работой скоро совсем забудешь, как я выгляжу. Дочка просто изводит меня, когда придет домой папа, а я ей ничего сказать не могу — сама не знаю!

Мне так захотелось домой, к дочке, к жене. Но пришлось сказать правду:

— Не могу ничего обещать. Я сам очень скучаю. Очень-очень люблю вас!

— Ладно, хоть позвонил, теперь хоть знаю, что жив и здоров. А то молчишь сутками, даже не знаю, что и думать.

Я положил трубку и посмотрел на часы. Шел второй час ночи.

«А жена не спала, голос бодрый. Наверное, ждала меня», — грустно подумал я.

Через час вернулась оперативная группа, которая выезжала на обыск к другу водителя «КамАЗа».

— Ну, как успехи? — спросил я руководителя.

— Все нормально, Виктор Николаевич! Изъяли один автомат и два рожка с патронами. Хозяин говорит, что вчера это оружие оставил его друг из Казахстана. Сегодня хотел забрать, но не приехал.

— Хорошо. Все материалы на стол, сами отдыхать, — скомандовал я.

И позвонил дежурному по КГБ спросить, на месте ли Зарипов.

— Зарипова уже нет, — ответил дежурный, — звоните завтра утром.

«Вот тебе на! Я на работе, а он давно дома, у жены под боком».

Звоню дежурному по МВД:

— Ты что, спишь? Почему не отвечаешь?

— Извините, Виктор Николаевич. Отлучился в туалет.

— Вот что, Володя, мне нужна машина, и надо сдать вам изъятый автомат с патронами.

— Проблем нет, машина у подъезда. Автомат занесите, сдадим в оружейную.

В третьем часу ночи я был дома. Стараясь не шуметь, в темноте разделся и лег в постель.

* * *

Мои воспоминания о той операции прервал звонок. Я снял трубку и услышал Лазарева.

— Абрамов, я срочно выезжаю в Москву. Ты официально остаешься за руководителя, — сообщил он непривычно глухим голосом.

— Василий Владимирович! Скажите, пожалуйста, чем вызван столь стремительный отъезд? Что произошло?

— Я, Абрамов, заболел немного, позвонил брату и договорился о возвращении. Так что ничего серьезного пока нет. Ты мужик грамотный и без меня здесь хорошо справишься.

— Вы что, больше не вернетесь в Аркалык? — изумился я. — А как же ваши генеральские погоны?

— Абрамов, только тебе, без передачи. Я знаю, ты не подведешь! Брат отзывает меня в Москву, чтобы я отсиделся там некоторое время, пока ты здесь не устранишь угрозу покушений. Пойми, не хочу погибать и калечится за какие-то «КамАЗы». Вот когда всех переловишь, я вернусь. Извини, пожалуйста, за мою откровенность.

— Спасибо, что просветили, — устало вздохнул я. — Все ясно. Только как же другие? Они-то остаются! Это ведь настоящее дезертирство.

— А ты не суди меня, молод еще. Я посмотрел бы, как бы ты поступил на моем месте, будь у тебя брат заместителем министра. Думаю, тоже слинял бы. Сам знаешь, я не специалист, и мое присутствие или отсутствие не скажется на результатах работы. И лишнего не психуй, какие твои годы! У тебя все впереди — и погоны, и награды. Ты упорный, таких, как ты, фортуна любит.

Он повесил трубку. Я был потрясен. «Вот дела! Нет, брат, что-то темнишь. Здесь не болезнь, а что-то другое. И ты боишься мне сказать. Ну ладно, время покажет».

Я быстро забыл об этом. Достал из сейфа папку с документами, стараясь сосредоточиться, стал готовить все необходимые документы к передаче арестованных преступников и техники приезжающим ночью сотрудникам из Челнов.

Пригласив в кабинет старших опергрупп, я попросил их подготовиться к приезду татарстанских коллег. Получив указания, они покинули меня.

Следующим делом был звонок Старостину — мне нужна была Анна Семеновна Ким.

Минут через пять Ким привели. Вслед за ней вошел и Старостин. Он сел на соседний с ней стул.

— Анна Семеновна, вы что-то плохо выглядите? Как у вас дела, не заболели случайно?

Ким, сверкнув недобро глазами, отрезала:

— Я бы с удовольствием посмотрела, как бы вы выглядели после изолятора.

Ее лицо без косметики оказалось значительно старше, чем казалось раньше. Под ее красивыми большими глазами появились темные круги.

— Что вы меня разглядываете? — раздраженно спросила она. — Я вам не Сикстинская мадонна!

— Извините, не хотел вас обидеть, — смутился я. — Может, поговорим начистоту? У меня сегодня еще есть для этого время, а завтра, поверьте, может не оказаться. Вы сами, Анна Семеновна, когда-нибудь бывали в Набережных Челнах?

В ответ она отрицательно мотнула головой.

— Если мы сегодня с вами не найдем взаимопонимания, то в самое ближайшее время вы можете уехать в этот город под милицейским конвоем. Я думаю, подобное путешествие не доставит вам большого удовольствия.

Ким чуть заметно выпрямилась. А взгляд заметался.

Но ей удалось взять себя в руки. Лицо вновь приобрело безразличное выражение.

— Я вам уже давала показания, что вам еще нужно? Хотите, чтобы я оговорила себя или друзей мужа? Почему вас не устраивают мои показания? Тогда скажите мне, что говорить, и я повторю все, что требуется. Вы этого добиваетесь?

— Вы успокойтесь, Анна Семеновна, и снизьте тон! Вы не дома, а я вам не муж, чтобы повышать на меня голос! И мораль читать мне тоже не надо. Если не желаете разговаривать, ради Бога. Это я вам сейчас нужен, а не вы мне. Я и без ваших показаний хорошо обойдусь. Измайлов мне все расскажет, мы его уже задержали.

Выдержав паузу, я твердо взглянул ей в глаза:

— Предлагаю вам сделку. Вы сдаете мне мужа с машиной, и того, третьего, кто был в тот вечер у вас на квартире. А я вам гарантирую, что вы уйдете отсюда домой под подписку о невыезде.

Я сделал паузу и опять посмотрел на Ким.

В ней явно боролись страх за себя и нежелание выдавать мужа. Ким реально понимала, что с ней будет, если муж узнает о ее предательстве. Но еще больше мужа она боялась тюрьмы. Она уже представила себя в женской зоне идущей в строю. От этого ей стало дурно.

— Дайте воды, — тихо попросила Ким. — Если можно, откройте окно, мне что-то нехорошо.

Я налил ей воды и приоткрыл окно.

Прошло еще время, пока она смогла продолжить:

— Вы же знаете, муж не простит мне. Он убьет меня сразу, как только узнает, что я сдала его.

— Анна Семеновна! Вы что, думаете, что мы вот со Старостиным побежим по улице и будем всем рассказывать, что вы сдали мужа? За кого вы нас принимаете? Здесь не школа, и перед вами не школьники. Даю вам слово офицера, что об этом никто и никогда не узнает. Это будет наш с вами секрет, — сделав паузу, я продолжил: — Так где он скрывается, где и у кого спрятана его машина? Да, кстати, кто этот третий, что был у вас в доме?

— Можно маленький листочек? Я напишу вам адреса и фамилии всех, кто был в тот вечер у нас, — чуть не плача попросила Ким.

Я протянул ей листок и ручку. Женщина пересела на стул поближе к столу и стала быстро писать. Пока она писала, я повернулся к Старостину:

— Старостин, не в службу, а в дружбу, принеси сюда от ребят чайник. Хочу угостить Анну Семеновну горячим чаем.

Старостин встал и нехотя вышел из кабинета. Ким подняла на меня свои красивые глаза и, кокетливо улыбаясь, произнесла:

— Гляжу я на вас и пытаюсь понять, неужели вы столь суровы с женщинами? Вот я, например, вам не нравлюсь? Вы здесь один в этом холодном городе, у вас здесь никого нет, ни друзей, ни подруг. Вы мне симпатичны, и я бы не хотела, чтобы наши отношения сводились только к разговорам в служебном кабинете.

— Анна Семеновна! Бог мой! Это вы на что намекаете? Вы рассчитываете взять меня в плен своим обаянием? Я ведь не тот следователь, что вел ваше первое дело. Я в плен к женщинам не сдаюсь, особенно к тем, с которыми мне приходится общаться по служебным обязанностям! Вы даже представить себе не можете, сколько женщин прошли, как бы правильно сказать, через мои руки. Десятки, а может, даже сотни. Если бы я со всеми вступал в интрижки, давно перестал бы уважать себя. Поэтому, Анна Семеновна, не стоит меня искушать женскими чарами, и прошу, поправьте платье, мы не у вас на кухне.

Ким поднялась со стула и, поправив платье, вновь села.

Вошел Старостин, в руках у него был чайник.

— Виктор Николаевич! — обратился он с порога. — Чайник горячий. Давайте, доставайте посуду, если она у вас есть.

Я достал из ящика три чашки и поставил на стол.

— Мне можете не ставить, — по-домашнему сказал Старостин, — я попил у ребят.

В другом ящике у меня были печенье и сахар. Я осторожно налил горячий чай и пододвинул чашку Ким:

— Вы все написали?

— Да, написала, — Ким протянула мне лист, и я, отодвинув, свою чашку, стал читать.

— Анна Семеновна! — не без удовольствия воскликнул я. — Вы правильно решили задачу. Теперь я отчетливо вижу, что вы хотите ночевать дома. Что вам мешало рассказать об этом сегодня утром? Может, тогда и расстались бы хорошими друзьями?

Я протянул лист Старостину.

— Срочно соберите людей и выезжайте по этим адресам.

Старостин вышел и минут через пять я услышал шум отъезжающих машин.

— Анна Семеновна. Надеюсь, вы хорошо понимаете всю ситуацию? Вы можете уйти домой лишь в том случае, если мы сейчас задержим этих людей. Так что давайте, сидите и пейте чай!

— А я и не спешу. Может, мне приятно посидеть в компании с таким симпатичным мужчиной, — вновь приступила она к своим штучкам. — Вы, наверное, знаете, что это у меня уже третий брак. Два предыдущих были неудачными. Люблю сильных духом мужчин. Могу им многое прощать, в том числе и измены. И ненавижу слабых, слизняков. Они мне отвратительны. Иногда смотришь на мужчину, вроде все при нем. И статен собой, и красив. Порода видна. А начнешь говорить — нет, не тот! Нет духа, нет уверенности. Привык держаться за маменькину юбку, лишнего шага без разрешения сделать не может. Кому-то это нравится, а мне лично нет. Сейчас встретить сильного, достойного уважения мужчину — это редкая случайность, удача! Вы слышали, наверное, о нашем Байконуре? Это рядом с нашим городом. Многие мужики раньше работали там или ездили вахтами в Семипалатинск. А там, кислоты всякие, испарения, излучение. Вот и ослабли, не в состоянии удовлетворять женщин. Мне, например, надо много и часто. А если у мужика есть силы сбегать еще к кому-то — пусть бежит. Пусть порадует не только меня.

Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня, стараясь разглядеть, какое впечатление вызывает ее откровенность.

— По вашей фигуре и по тому, как держитесь с подчиненными, видно, что вы сильный человек. Почему вы сидите в этой каморке, никуда не ходите? Пройдитесь по улицам города, одарите женщин вниманием и любовью.

— Ох, Анна Семеновна, мне бы ваши заботы! Смотрю на вас и чувствую, что на уме у вас лишь секс и ничего более. У меня в этом городе свои проблемы и задачи. Я ведь приехал в Аркалык ловить преступников, а не осеменять местных дам.

Она сделала удивленное лицо и с интересом взглянула на меня:

— Вы, просто не знаю, как вас звать, не понимаете, что говорите! Запомните мои слова, все ваши погоны и медальки не стоят и ломаного гроша в этой жизни. Думаете, вашей жене это нужно? Ей нужны вы как мужчина, с вашими слабостями и недостатками. И чтобы рядом всегда были. Если вы потеряете свое мужское начало, то, поверьте мне, ваше реноме не спасут ни звезды на погонах, ни куча металла на вашей груди. Живите сегодняшним днем! Не надо жить прошлым и будущим.

— Ну, договорились мы с вами, Анна Семеновна, черт знает до чего! Вы прямо философ! Убеждаете, как несмышленыша. Давайте поставим точку и закроем эту тему.

Я набрал номер и попросил конвой. Через минуту открылась дверь и вошел оперативник.

— Возьмите у меня гражданку Ким. Пусть посидит у вас в кабинете. Что делать с ней дальше, скажу позже.

* * *

Время текло медленно. За окном свистел ветер, на глазах наметая сугробы. Плац был пуст, и лишь ряды изъятых «КамАЗов» напоминали парадные расчеты выстроенных колонн.

Я мерил шагами кабинет, стараясь сосредоточиться на чем-то важном. Однако мысли, как в калейдоскопе, меняли одна другую и пролетали молнией без следа.

«Интересно, почему все же уехал Лазарев? В чем причина?»

Я шагал, пытаясь зацепиться за какое-нибудь звено событий, произошедших здесь, в Аркалыке.

«Что за этим кроется? Не мог человек, приехавший сюда за генеральскими погонами, взять просто так и уехать. Легко признался в собственной несостоятельности. Ничего смертельно опасного для него не произошло. Реальной угрозы жизни не было».

Я шагал и шагал, но головоломка не поддавалась.

Неожиданно раздался звонок. Я подошел к телефону и сквозь шум и треск услышал знакомый голос куратора-москвича:

— Виктор Николаевич! Прошу вас организовать встречу наших сотрудников из Москвы. К вам едут товарищи из инспекции по личному составу.

— Сколько их? — поинтересовался я. — Можете мне сказать о цели их визита?

— Вы знаете, Виктор Николаевич, на вас поступила большая жалоба от работников прокуратуры города. Они утверждают, что вы чуть ли не на каждом шагу нарушаете соцзаконность. В жалобе приводятся факты, когда вы, не имея соответствующих санкций городской прокуратуры, задерживаете и проводите массовые обыски у граждан. Второй вопрос, который они хотели бы изучить на месте, связан со смертью Владимира Агафонова. Вам понятна важность этих вопросов? Есть социалистическая законность, и еще никто в Союзе ее не отменял. Виктор Николаевич! Надеюсь, что предстоящая проверка не скажется на результатах работы бригады.

— Вы правы. Если меня не арестуют эти проверяющие за эти самые нарушения, то работа группы будет протекать в прежнем режиме, — заверил я его.

— Типун вам на язык. Разве можно так шутить! — ответили мне и положили трубку.

Теперь все стало ясно как Божий день.

Я как лицо, исполняющее обязанности руководителя оперативно-следственной бригады, должен предстать перед членами комиссии МВД СССР.

«Вот почему вдруг заболел и уехал Лазарев! Он узнал это от брата и решил отсидеться в Москве. Ну и крыса!»

Чем больше я думал о предстоящей проверке, тем больше злился.

«Неужели решили меня пустить под сплав? Сейчас приедут эти люди и начнут копаться в грязном белье. Будут разбираться, уговаривать признаться в халатности, угрожать арестом, требовать от меня непонятно чего!»

Я хорошо знал эту категорию. Не каждый человек может работать в инспекции по личному составу, для этого тоже необходимо призвание. Это люди, которые ни разу в жизни не видели настоящего преступника. Вот и будут искать этого преступника среди своих, во мне, например.

Сильная головная боль стрелой пронзила мою голову. Спазм следовал за спазмом, и я не мог пошевелиться.

«Так и инсульт может стукнуть, — усмехнулся я про себя. — Испугался проверки, что ли? Или еще чего? Нет, я не сделал ничего, за что мог бы бояться или стыдиться. А за то, что сделал, готов отвечать по полной. Совесть моя чиста и перед людьми, и перед законом. Пусть проверяют. Все, что я наработал здесь, лежит в сейфе и стоит на плацу».

Дверь кабинета открылась, и вошел Андрей Кузьмин, оперативник, прикомандированный к бригаде из Воронежа.

— Виктор Николаевич, мы задержали Кима. Будете с ним разговаривать?

— Молодцы! Поработайте с ним сами. У меня что-то голова заболела.

Не успела за Кузьминым закрыться дверь, как вошел другой оперативник:

— Виктор Николаевич! Задержан Аманкулиев. Пытался оказать сопротивление.

— Хорошо, Захаров. Работайте с ним. Ты не знаешь, машину Кима пригнали или еще нет?

Захаров пожал плечами.

— Пригласи ко мне Старостина, — попросил я.

Минуты через три пришел Старостин.

— Вот что, дружок. Освободи под подписку о невыезде Анну Семеновну Ким. Пусть ее только сначала допросит кто-нибудь из следователей.

Я подошел к окну и, отодвинув штору, вновь стал смотреть на плац, где рядами стояли «КамАЗы».

«Солидно, — похвалил я себя и бригаду. — Неплохо поработали ребята. Интересно, сколько миллионов вернули?»

Я накинул пальто и отправился в гостиницу. Шел пешком и впервые за все время в Аркалыке, несмотря на головную боль, заметил, что привлекаю взгляды проходящих женщин.

Да, Анна Семеновна права в какой-то мере. Работа, которой я занимался уже более десяти лет, наложила на меня свои нормы поведения. Я разучился по-человечески радоваться маленьким слабостям окружающих меня людей. Мои глаза, как рентген, просвечивали этих людей, лишь пытаясь отыскать среди них мерзавцев и преступников.

Длительная работа в системе уголовного розыска сделала нас своеобразными дальтониками. Мы научились за все эти годы быстро и безошибочно различать лишь два цвета — белый и черный. Мы шли по многоцветной жизни, словно зашоренные лошади, не видящие ничего, кроме маленького просвета впереди. А что ожидало нас впереди — мы и сами не знали, как не знал никто — то ли пуля, то ли нож в спину.

Размышляя о превратностях жизни, я чуть не столкнулся с женщиной, шедшей мне навстречу.

— Прошу прощения, — извинился я, — немного задумался.

— Смотреть нужно, что глаз нет? — произнесла довольно грубо женщина и стремительной походкой направилась дальше.

«Ну что, Виктор Николаевич, — спросил я себя, — зазевались? Повнимательней надо быть… На улице нужно думать об улице, а не о разной чепухе. Так можно и под машину попасть».

В гостинице, получив ключ от номера, я уже направился к лестнице, как услышал за спиной голос администратора:

— Извините! Вам оставили письмо.

«Странно, — сразу напрягся я. — Кто в этом городе может писать мне письма?»

Письмо я, разумеется, взял, поблагодарил администратора и заторопился в номер.

* * *

Кунаев по окончании рабочего дня заехал в магазин и, накупив всяких сладостей для внуков, направился к дочери.

Подъехав к дому, он вышел из машины и не спеша направился к подъезду.

— Здравствуйте, — поздоровалась с ним женщина, живущая на этаж выше дочери.

— Здравствуйте, — ответил он ей и стал подниматься по лестнице.

Он подошел к знакомой двери и нажал на кнопку звонка. По всей вероятности, дочь ждала его и быстро открыла.

Отряхнув снег с обуви, Кунаев разделся и прошел на кухню.

— Дедушка пришел! — к нему тут же устремились любимые внуки.

Дедушка открыл свой кожаный портфель и стал раздавать им подарки. Детишки, не скрывая восторга, стали хвалиться друг перед другом полученными сладостями.

— Есть будешь? — поинтересовалась у него дочь и, увидев утвердительный кивок, стала доставать из шкафа тарелки.

— Иди, займись детьми, я сам себе положу, — сказал он. — У меня к тебе серьезный разговор.

Через некоторое время шум в соседней комнате затих, и на кухню вернулась дочь.

— Ну как, уложила?

— Да, пап, спят. Встаем рано в садик и ложимся рано. Устают за целый день, — дочь присела на стул.

— Вот что, доченька, — начал Кунаев. — Скрывать не буду, твой муж в розыске. Я с ним говорил месяца два назад. Он обещал сделать вам визы в Германию. Похоже, не сделал. Вот, возьми, это твой паспорт, в нем вписаны дети.

Кунаев протянул ей загранпаспорт.

— Курт передал вам деньги. Они у меня на работе, в сейфе. Это большие деньги, тебе хватит надолго, а может, и на всю жизнь. Вот в этом свертке тоже деньги, их надо передать его матери и брату. Я воспользовался случаем и связался с его родственниками в Германии. Со дня на день они должны выслать на твой адрес вызов. Когда получишь его, нужно будет срочно выехать в Москву. Бросай все. Я продам твою квартиру и мебель. Ты должна, слушай меня внимательно, сначала, выехать в Семипалатинск, а оттуда в Москву. Не спрашивай меня ни о чем, так надо. Обо мне не думай, я не пропаду. Для меня главное, чтобы ты уехала как можно быстрее.

Из глаз дочери потекли слезы. Она почувствовала, что видит своего отца в последний раз.

— Не плачь, не хорони меня раньше времени, — сказал Кунаев и погладил ее, как в детстве, по голове.

Он встал и направился к выходу.

— Завтра мой водитель завезет тебе деньги.

Он остановился на пороге:

— Подожди, у меня есть возможность через своего старого друга перевести эти деньги непосредственно в Банк Германии. Это будет, наверное, лучшее для тебя решение.

Он попрощался и вышел.

Дочь подошла к окну и долго смотрела вслед удаляющемуся отцу. Нехорошее предчувствие охватило ее. Женщина тихо прошептала:

— Прощай, папа.

Слезы из глаз текли неудержимо. Смахнув их платком, она направилась в комнату, где спали дети.

* * *

Кунаев шел по узеньким улочкам города. Здесь он прожил всю жизнь и хорошо ориентировался. Недалеко от своего дома он услышал приближающиеся сзади шаги. Судя по громкому хрусту снега, мужчина был высокий.

После всех событий, связанных с его зятем, Кунаев был очень осторожен. И в своих действиях, и в высказываниях. Сейчас, услышав шаги, он напрягся и сунул руку в карман шинели, где лежал наградной пистолет.

Кунаев шел быстро, не оглядываясь, давая понять преследовавшему, что не боится. Наконец, незнакомец, не выдержав быстрого темпа, окрикнул его по фамилии. Кунаев остановился и посмотрел на приближающегося к нему мужчину. Он узнал приближенного к Хозяину человека.

— Что тебе нужно? — спросил Кунаев. — Чего крадешься? Я тебя уже давно засек.

Перед ним стоял мужчина средних лет с ярко выраженной восточной внешностью. Он с трудом переводил дыхание и, нагнувшись за снегом, стал протирать им разгоряченное лицо.

— Хозяин тобой недоволен, — сказал он на казахском языке. — Ты рекомендовал нам своего зятя, за которого поручился. Твой зять оказался нечестным человеком. Он продал то, что ему не принадлежало, а вырученные деньги забрал себе. Хозяин дал тебе два дня, чтобы ты вернул ему деньги или нашел зятя. Хозяин дважды не повторяет. Или он, или деньги. Если денег не будет, Хозяин сам найдет твоего немца и убьет его, несмотря на то что он твой зять.

Человек развернулся и торопливой походкой направился прочь.

Это было очень серьезное обвинение. Кунаев знал, что головой отвечает за своего зятя.

Постояв еще с минуту, он продолжил свой путь. Подойдя к дому, тщательно проверил все постройки. Недавно выпавший снег был девственно чист. Никаких следов человека или зверя видно не было. Войдя в дом, он прошел на кухню, порылся в шкафу, достал фужер и до краев налил себе коньяка.

«Значит, у меня еще два дня, чтобы спасти Курта, — начал просчитывать Кунаев. — Всего два дня. Но где его искать?»

Своевременно предупредив зятя о приезде оперативно-следственной бригады из Москвы, Кунаев помог тому скрыться. Но куда Курт скрылся — не знал никто.

Эта сегодняшняя встреча свидетельствовала о том, что Шиллер залег далеко, и разыскать его будет непросто. Кунаев осушил свой фужер и моментально ощутил, как по телу растеклось блаженное тепло. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Память стала прокручивать всю историю с наркотиками.

* * *

Кунаев ехал на служебном автомобиле и увидел переходящего дорогу Измайлова. Он знал, что тот является другом его зятя и имеет на него определенное влияние.

— Останови машину, — приказал он водителю.

Водитель, сбросив скорость, аккуратно притормозил рядом с Измайловым.

— Садись, — велел Кунаев, — есть разговор.

Измайлов сел на заднее сиденье, и машина тронулась. Они подъехали к небольшому кафе. Оглядевшись, Кунаев проследовал в кафе. Вслед за ним вошел и Измайлов. Они миновали общий зал и оказались в небольшом помещении, где стоял стол и несколько стульев.

Стоило им присесть, как перед ними моментально оказался директор кафе.

— Здравствуйте, товарищ начальник, — заискивающе произнес он, — обедать будете?

— Обедать? — задумчиво переспросил Кунаев. — Подашь через полчаса.

Кунаев встал и плотно закрыл за директором дверь. Затем сел и испытывающе глянул на Измайлова. От его взгляда тому стало не по себе, и он отвел глаза.

— Вот что. Ты знаешь, что ваш бизнес по торговле ворованными машинами может прекратиться в любое время? — спросил начальник милиции.

Тот сделал удивленное лицо, словно впервые слышал об этом.

— Не строй здесь рожи, это не цирк, я говорю серьезно. Час назад я разговаривал со своим зятем, он меня, по всей вероятности, не понял или не захотел понять. Есть другой бизнес, который может принести гораздо больше денег. Постарайся убедить Курта, я ему сам говорить не решился. Ему не обязательно знать, что инициатива исходит от меня. Суть бизнеса — поставка в города России определенного продукта с юга. Водитель будет работать втемную. Пришел, взял машину и отвез груз туда, куда укажут. Несколько подобных рейсов, и вы с Куртом богаты. Можно бросать все и уезжать отсюда куда захочешь. Я сведу тебя с одним человеком, через него вы будете получать груз. Он вас научит, как его грамотно спрятать в машине. Это хорошее предложение, его нельзя не принять.

Измайлов отлично понимал, что ему предлагают. Он прикидывал в уме все варианты и возможные последствия, взвешивал все «за» и «против» и, наконец, заговорил:

— Сколько я буду иметь? О том, сколько будет иметь ваш зять, не спрашиваю.

Кунаев посмотрел на алчные огоньки в глазах Измайлова и не спеша ответил:

— Намного больше, чем ты имеешь сейчас. Тебя это устраивает?

Измайлов вновь замолчал, подсчитывая в уме пока еще виртуальные деньги. Глаза его вновь вспыхнули, и он, мотнув головой в знак согласия, произнес:

— Я согласен. Теперь главное — уговорить Курта. Думаю, сумею его обработать. Еще никто на свете не отказывался от денег, тем более от больших. Как быстро это надо сделать?

— Чем быстрее, тем лучше, а иначе все вы погорите на этом бизнесе, — подытожил Кунаев.

Раздался стук в дверь. Кунаев взглянул на Измайлова, давая понять, что разговор окончен, и громко произнес:

— Входите!

Из-за двери показалась улыбающаяся физиономия директора.

— Подавать можно? — спросил он и, получив согласие, исчез за дверью.

* * *

Неизвестный мужчина после встречи с Кунаевым направился к центральной улице города. Его ноги тонули в неубранном снегу и не давали возможности ускорить шаг. Запыхавшись, он остановился и стал рассматривать часы. Мелкие стрелки не позволяли в темноте рассмотреть время, и он с огорчением подумал: «Стареешь, Мустафа, стареешь. Вот и глаза уже отказываются видеть. Наверное, пора на покой!»

Он двинулся дальше и вскоре оказался на центральной улице, которая разительно отличалась от той, по которой ему пришлось идти. Она была чистой, словно ее миновал падавший всю ночь снег. Кругом горели фонари и сверкали витрины. Остановившись, он опять взглянул на часы. Теперь он смог рассмотреть — без трех минут девять.

«Успею», — решил Мустафа и вновь ускорил шаг. Впереди яркими огнями сверкал «Универмаг».

Мустафа, оглянувшись, словно проверяясь от возможной слежки, вошел в широкие двери магазина. Недалеко от дверей, около часового отдела стоял человек, к которому он так спешил.

— Здравствуйте, — почтительно поздоровался с ним Мустафа. — Извините, пожалуйста, немного опоздал, немолодой уже, ноги плохо ходят.

— Не нужно оправдываться, я вам не врач и новые ноги не поставлю. Постарайтесь впредь на встречи не опаздывать, я не собираюсь здесь часами толкаться. Докладывайте.

Мустафа оглянулся и, понизив голос, начал докладывать.

— Я дождался Кунаева недалеко от его дома. Передал все, что вы просили.

— Как отреагировал? — поинтересовался незнакомец.

— Спокойно. Абсолютно спокойно, словно деньги были у него, и он готов их отдать прямо сейчас. Я ему напомнил о поручительстве за зятя, но это он пропустил мимо ушей. Похоже, действительно не знает, где скрывается немец, и не хочет помочь нам найти его.

— Мустафа, возьми своих людей и сами начните поиски немца. Нам нужны деньги, и это главное.

Шиллер нам больше не нужен. Его можно ликвидировать, но только после того, как он вернет деньги.

Милиция задержала Измайлова, который тебя может слить. Его также убрать.

— Постойте, но как я могу его убрать, если он в камере? — спросил потрясенный Мустафа.

Незнакомец, выдержав паузу, прошипел:

— Это твоя проблема! Не уберешь его, Хозяин уберет тебя. Жду доклада через два дня.

Незнакомец развернулся и, подняв воротник своего черного пальто, направился к выходу. Там его ждала черная «Волга» с государственными номерами.

* * *

Курт Шиллер лежал на диване и внимательно рассматривал потолок комнаты. Шла уже четвертая неделя, как он проживал у Акаева, которого хорошо знал со времен совместной учебы в автодорожном техникуме.

На столе в комнате стояла недопитая с вечера бутылка водки и остатки закуски. Хозяин квартиры по просьбе Шиллера вчера выехал в Аркалык, где должен был встретиться с его близкими друзьями Измайловым и Кимом. Шиллер мучился от безделья, но выходить из квартиры боялся. Жена Акаева Алия что-то делала на кухне, откуда изредка доносился звон кастрюль и тянуло чем-то вкусным. Курт потянулся и, встав с дивана, направился туда.

— Алия, — сказал Шиллер, — составь компанию, я один пить не могу.

Алия сверкнув своими черными, как слива, глазами, ответила:

— Если я буду каждый раз составлять тебе компанию, Курт, то просто сопьюсь. Ты же каждый день пьешь как лошадь, неужели не надоело?

— Алия, давай не ломайся! Поддержи компанию, что тебе стоит? — не унимался гость.

— Нет, я пить не буду, — решительно отрезала женщина. — Сейчас будут готовы пироги, вот под них и выпьешь.

Шиллер вернулся в комнату и снова лег на продавленный диван.

Вчера ему в руки попала местная газета, в которой писали, что в аварию попали несколько сотрудников оперативно-следственной бригады, работающей в Аркалыке. В заметке также сообщалось, что один из них погиб.

«Молодец Измайлов, — подумал Шиллер. — Может, это остудит их пыл. Приехали тут, хватают всех подряд, творят беспредел. Надеюсь, погиб Абрамов».

Лежа на диване и страдая от безделья, Шиллер пытался разобраться в происходящих событиях. Он старался понять себя, где и когда допустил ошибку. Вроде, все, что делал, было абсолютно правильно. Да, продавал угнанные в Челнах «КамАЗы». А кто бы отказался от такого бизнеса, если деньги сами плыли в карман. Но продавал, не пытаясь по-крупному нажиться. Народ-то в принципе не был обижен его ценами. Хочешь — бери, а не хочешь — тоже дело твое. Может, нужно было и дальше так жить? Нет же, связался с Измайловым, сошелся из-за него с этими «наркоманами». Ведь денег и без наркотиков вполне хватало.

Шиллер даже не знал толком, от кого прячется — от милиции или от «наркоманов». И кто из них опаснее.

После провала рейса в Казань Курт сразу заметил, что эти люди стали к нему относиться совершенно по-другому, с опаской и недоверием. Теперь редко кто из них приезжал к нему на работу, все больше общались через Измайлова. Теперь уже Измайлов планировал вместо него рейсы и решал, кого из водителей куда направлять. Может, нужно было еще тогда выйти из игры, плюнуть на все «КамАЗы», но, видно, алчность начисто лишила его чувства самосохранения.

Однажды в начале лета Шиллер задержался на работе и заметил, как в открытые ворота их автохозяйства въехали два неизвестных «КамАЗа» с таджикскими номерами. Оттуда выскочили ребята с армейской выправкой и стали перегружать какие-то тюки в машины, принадлежащие Шиллеру. Быстро перекинув тюки, парни сели отдыхать. Через некоторое время к автохозяйству подъехали еще несколько неизвестных автомобилей. Сидевшие вскочили и по команде старшего стали быстро перегружать из прибывших машин зеленые деревянные ящики. Судя по тому, как справлялись молодые таджики со своей ношей, ящики были тяжелыми.

«Никак армейский груз, — предположил Шиллер. — Интересно, что там?»

Ему в период прохождения службы в Афганистане приходилось сталкиваться с подобными ящиками, в них, как правило, перевозили автоматы.

Когда все было перегружено, «КамАЗы» и «грузчики» уехали. Вслед за ними в степной пыли скрылись и другие машины, подъезжавшие к автохозяйству. В пыли, поднятой машинами, одиноко маячила лишь фигура Измайлова. Но вскоре и она скрылась. И тогда Шиллер решил посмотреть, что в тех тюках, которые закинули в его машины. Он осторожно закрыл окно и вдруг увидел Измайлова. Тот в компании трех незнакомых внимательно смотрел на него.

Сердце Шиллера забилось, словно он узнал смертельно опасную тайну. Измайлов и группа мужчин пересекли двор и подошли к стоящим машинам. Измайлов ловко забрался в кузов «КамАЗа» стал передавать оставшимся внизу тюки. Они быстро погрузили их в одну из своих машин, которая стояла где-то в тени гаража. Перегрузив несколько тюков, Измайлов слез с машины. Мужчины, о чем-то договорившись, сели в поджидавшую их «Волгу» и выехали с базы.

Через минуту к базе подъехала очередная машина. Из нее появилась группа мужчин. Они быстро нагрузили свой «ЗиЛ» такими же тюками и тоже уехали.

«Ну и дела! — Шиллер был потрясен. — А я-то и знать не знал, и ведать не ведал, что творится на базе!»

Закрыв дверь кабинета, он вышел во двор. Двор был пуст, и Шиллер, сгорая от опасного любопытства, быстро забрался в кузов «КамАЗа», где еще оставались тюки, и стал их осматривать.

На одном из них он прочел: «Минеральная вата» и осторожно, чтобы не повредить упаковку, ножом срезал пластиковую ленту. За упаковочной тканью действительно виднелись ровные блоки минеральной ваты. Но, подняв верхний блок, Шиллер увидел аккуратно вырезанные в нем отверстия, в отверстиях были воткнуты небольшие свертки.

Вот все и встало на свои места — наркотики!

Шиллер аккуратно упаковал тюк и, убедившись, что не оставил на нем следов, выпрыгнул из кузова.

Картина складывалась такая. Таджикские наркотики менялись, по всей вероятности, на какой-то армейский груз из Узбекистана. Шиллер решил поговорить с Измайловым.

Сейчас, конечно, он бы ни за что не стал вмешиваться в это дело. Но тогда обида на то, что его обманывают и деньги проходят мимо, оседая в кармане Измайлова, не давала ему покоя.

Выждав с неделю, Шиллер пригласил Измайлова поужинать в ресторане.

Там они выпили полбутылки коньяка, и Шиллер принялся обвинять Измайлова в нечестной игре.

— Ты что, Курт! — возмутился Измайлов. — Ты кого обвиняешь в крысятничестве? Меня, своего друга? Я ворую твои деньги? Побойся Бога!

— Не дергайся! — зло сказал Шиллер. — Сиди спокойно и слушай. У меня есть все основания предъявлять тебе. Я на той неделе был на работе, и все, что ты там делал, прекрасно видел. Все ваши машины, тюки, минеральную вату и так далее.

Измайлов спокойно смотрел на него:

— Ну ты и дурак! Ты что здесь кричишь! Ты видел то, что стоит всей твоей жизни. Это не деньги, Курт, это жизнь. Тебе, если люди узнают, что ты видел, отрежут язык или живым закопают. Ты знаешь, кто стоит за этим делом? Там такие люди, что ты для них просто пылинка. Сдунут и не заметят!

Оглянувшись и убедившись, что за ними не наблюдают, Измайлов добавил:

— Ну, раз ты все уже видел, я тебе просто посоветую срочно забыть это. Иначе, Курт, просто умрешь. Сначала ты, а за тобой я. Они никого не пощадят, ни тебя, ни твою семью. И твой тесть им не помеха. Пойми меня правильно, я сейчас в таком положении, что не могу себя чувствовать в безопасности нигде, ни дома, ни даже в тюрьме. Там такие деньги крутятся! На них любого чиновника можно купить. У них все куплено, везде свои люди, в милиции, в КГБ, в правительстве.

Чем больше распалялся Измайлов, тем глубже страх проникал в душу Шиллера.

«Надо срочно бежать, — думал Шиллер. — Чем быстрее, тем больше шансов выжить».

— Курт, тебя кто-то видел в тот вечер? — с тревогой спросил Измайлов. — Там ведь стояли посты вокруг автохозяйства. Если ты засветился, нам с тобой обоим конец.

Шиллер заново прокрутил в голове тот злополучный вечер.

— Не думаю, что кто-то видел. Я ушел через пролом в стене, о котором мало кто знает, — вспоминал он вслух.

— Возможно, и не видел, а то мы бы тут уже не сидели. Пойми, Курт, это не наш бизнес, и нам с тобой туда лучше не лезть. Я сам проклинаю тот день, когда связался с ними. Я был уверен, что в любой момент все можно бросить и уехать. Нам с тобой не верят после этой Казани. Считают, что это мы спалили тот груз и людей из охраны. Давай разойдемся по-хорошему и не будем пока встречаться.

Допив коньяк, друзья разошлись.

* * *

Алия, достав пироги из духовки, дала им слегка отстояться и принялась резать на аппетитные кусочки. Нарезанный пирог с мясом она выложила на блюдо и торжественно внесла комнату.

Шиллер, увидев ее с такой красотой, вскочил с дивана и, потирая руки, уселся за стол.

— Алия, ну, давай выпьем, ну, чисто символически? — завел старую песню гость и налил ей немного водки.

Алия, молодая женщина с очень приятной внешностью, присела на краешек стула. Ее густые черные волосы были стянуты пучком на затылке, массивные золотые серьги подчеркивали красоту маленьких ушей.

— Ты, Курт, как цыган — привяжешься, и никак от тебя не отобьешься, — с легким упреком промолвила Алия.

Она подняла на него глаза и улыбнулась.

Шиллер быстро разлил водку по рюмкам и пододвинул одну поближе к женщине.

— За тебя, за твою красоту! — произнес Шиллер и поднял рюмку.

Они чокнулись и выпили.

— Ты не боишься, что может подумать мой муж, когда узнает, что я с тобой здесь пила водку? — спросила она. — Ты знаешь его лучше меня. Он может убить нас обоих.

— Алия, он может подумать все, что угодно, даже если бы ты отказалась со мной выпить. Или я не прав? А так, я знаю, что он очень жесткий человек, в пылу может и убить, это точно. Но мне кажется, ты ему ничего не расскажешь, правда?

Шиллер внимательно посмотрел на нее:

— А давно ты замужем? Где он разыскал в степи такой прекрасный цветок? Насколько я его помню, он всегда был замкнутым. Никуда не ходил, ни на танцы, ни в театр. И вдруг, представь себе, нашел тебя!

— Курт, давай не будем об этом! — попросила она. — Не лезь ко мне в душу. Все у нас с ним хорошо.

Алия потянулась к бутылке и налила Шиллеру.

— Давай, Курт, пей и прекращай все эти разговоры. Они мне неприятны. Я ведь знаю, к чему ты ведешь. Сейчас начнешь меня пытать, почему у нас нет детей и так далее. Скажу сразу. Эта тема закрыта. Не твое это дело!

Шиллер протянул руку и взял большой кусок пирога.

— А ты неплохо готовишь, — откусил он со смаком. — Очень вкусно! Я здесь у вас, как на курорте, вкусно ем, водку пью. Да и глаза не устают ежеминутно ласкать твою красивую фигуру.

От этих слов лицо Алии залилось краской. Она опустила глаза и почти прошептала:

— Вы все мужчины умеете красиво говорить. А мы, женщины, развесим уши и слушаем. И верим. А копнешь поглубже, то, кроме слов, у вас за душой ничего и нет.

— Это не так, Алия! Настоящей мужчина всегда должен подчеркивать красоту женщин, а иначе он не мужчина, а тряпка. Мужчина всегда в душе поэт и всегда должен петь о красоте женщины, — расфилософствовался опьяневший Шиллер и потянул рюмку в сторону Алии.

Они вновь чокнулись, и женщина допила рюмку. Затем встала из-за стола и медленно пошла в кухню. Шиллер с восхищением проводил ее взглядом и, достав из кармана сигареты, направился за ней.

Стараясь не шуметь, он осторожно вошел в кухню.

Алия стояла к нему спиной и резала мясо. Она почувствовала его присутствие и оглянулась. Шиллер, как охотничий пес, затаил дыхание и подошел к ней близко. Она почувствовала его прерывистое дыхание. Мужчина осторожно обнял ее за плечи, ожидая отчаянное сопротивление. Но женщина стояла, как статуя, и не пыталась сбросить с себя его руки. Шиллер начал медленно гладить ее разгоряченное тело. Даже не надеясь, что вот так просто завладеет этой женщиной, он сжал ее крепко в своих объятиях.

Каждой клеточкой своего тела Шиллер почувствовал, как напряглось ее упругое молодое тело, а ее дыхание стало глубоким и редким.

Он начал целовать ее в шею, гладить по волосам, а затем, подняв на руки, понес в комнату.

Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он опомнился. Он открыл глаза — отвернувшись к стене, лежала Алия. Ее тело содрогалось от рыданий.

— Курт, ты больше никогда не должен это делать, — шептала, рыдая, она, — никогда! Тебе лучше вообще уехать прямо сейчас. Я не могу оставаться в этой квартире вместе с тобой.

— Алия, ну куда я сейчас, на ночь глядя? Мне некуда идти. Давай дождемся твоего мужа, а там решим?

Она поднялась с постели и стала приводить себя в порядок. Вслед за ней встал и Шиллер.

— Ты можешь пока оставаться. Я сама уйду, к подруге. Приедет муж — вернусь.

Она быстро поправила измятую постель, оделась и направилась к двери.

— Все на столе! С голода не умрешь, — не оборачиваясь сказала она и, хлопнув дверью, ушла.

Шиллер остался один. Он прошел в свою комнатку и опять лег на продавленный диван. Сейчас он ненавидел всех, в том числе и Алию.

* * *

Я вошел в номер и, удобно устроившись в кресле, открыл конверт, переданный мне администратором гостиницы.

В конверте оказался небольшой листок, на котором печатными буквами было написано несколько строчек: «Если вы согласны свернуть активную фазу вашей работы в городе, то можете забрать за это вознаграждение. Оно находится в автоматической камере хранения в аэропорту города Кустанай. Ячейка 165, код — В 4546. В сумке 2500000 рублей».

Я отложил листочек и задумался. «Что это? Провокация? Почему письмо адресовано мне, а не начальнику бригады? Я все равно не вправе принимать решение. Надо поговорить с администратором».

Спустившись вниз, я подошел к ней:

— Скажите, пожалуйста, а кто передал вам это письмо?

— Письмо для вас передала женщина средних лет, — ответила администратор.

— А как она выглядела? Ну, возраст женщины, во что была одета, была одна или с кем-то?

— С кем была, не знаю, я не следила за ней. Как выглядела? Да как обычно выглядят женщины в этом возрасте.

Я понял, что больше ничего не добьюсь и, развернувшись, направился обратно в номер. Зайдя к себе, я присел на стул. Передо мной на столе лежал конверт. Этот конверт, словно магнит, притягивал мой взгляд.

«Слушай, Абрамов! Это ж какие деньжищи! Тебе таких денег не заработать за всю свою жизнь. Может, действительно махнуть на все, взять деньги да уехать? Плюнуть на эту работу, уехать на юг, купить домик и жить припеваючи?»

Я впервые в жизни испытывал такое искушение. Но закрыл глаза и постарался проанализировать то, что происходит.

«Почему письмо адресовали именно мне? Значит, думают, что я слабое звено. Меня можно купить. А если это провокация? Сунешься за деньгами, а их там нет, что тогда? Бандиты умрут от смеха. Ну а как же совесть, Абрамов? Как сможешь дальше жить? Это ведь предательство! Нет, предателем я никогда не был. И деньги эти не принесут ни счастья, ни покоя».

Поборов в себе все искушения, я засунул листок в конверт.

«Завтра, если что, передам следователю для приобщения к делу», — подумал я и принялся разбирать свой пистолет, чтобы сосредоточиться и успокоиться. Приведя оружие в идеальное состояние, я оставил его на тумбочке, пошел помылся и лег спать.

* * *

Ночью меня разбудил настойчивый звонок дежурного оперативника.

— Виктор Николаевич! Прибыли ваши земляки из Татарии. Конвой и водителей я временно разместил в актовом зале. Думаю, утром вы сами будете решать с их размещением.

— Хорошо, Павел. Обеспечьте ребят горячим чаем. Пусть немного согреются.

Утром все командировочные были размещены в одном из общежитий города. Водители приступили к осмотру изъятых машин, готовя их рейсу в Челны, а сотрудники конвоя занялись чисткой оружия.

Передав новоприбывших Старостину, я стал готовиться к встрече московских гостей — нужно ехать в аэропорт.

У входа в милицию я поджидал служебную машину. Мимо меня, стараясь не задеть, пробежал Старостин.

— Подожди минутку! Старостин, кто у тебя работает с Измайловым? — спросил я.

— Я сам, — ответил Старостин.

— Как он себя ведет? Не проявляет агрессию? Нужно с ним быть очень осторожным, это еще тот клиент. Я думаю, что он хотел выброситься из окна не просто так.

— А вы куда, Виктор Николаевич? — спросил он. — Хотел с вами посоветоваться насчет Измайлова. Не нравится он мне. Замкнутый какой-то, молчит. Вчера вечером заявил вдруг, что не доживет до зоны. Мол, убьют его скоро.

— Ты, Старостин, меньше слушай его! Работайте вдвоем, сделайте так, чтобы он всегда был под вашим наблюдением.

К подъезду подкатила моя машина, и я направился к ней.

До аэропорта мы добрались сравнительно быстро, этому способствовала хорошая погода. Снег, выпавший накануне, был убран, и черная полоса шоссе была абсолютно свободна от транспорта.

Войдя в здание, я присел на скамейку и стал ожидать прибытия самолета из Кустаная. Самолет приземлился вовремя, и спустя минут пятнадцать я увидел двух мужчин среднего возраста в милицейской форме.

Мы пожали друг другу руки и направились к машине.

— Вас сразу в гостиницу или есть другие планы? — спросил я старшего из них Нырова Александра Александровича.

— Сначала в гостиницу, — сказал он. — С вами, Абрамов, мы еще встретимся сегодня. Кстати, не подскажете, гостиница далеко от отдела?

— Минут пятнадцать-двадцать нормальным шагом, — ответил я. — Если позвоните, то я пришлю машину.

Всю дорогу от аэропорта до гостиницы гости молчали, рассматривая раскинувшуюся вокруг бескрайнюю степь.

Я высадил их у гостиницы и сразу же поехал на работу.

* * *

Москвичи прибыли в отдел во второй половине дня. Они, не заходя ко мне, направились к начальнику городского отдела милиции.

После разговора с ним сотрудники заняли соседний со мной кабинет и стали обустраиваться.

— Абрамов, зайдите, — по телефону пригласил меня второй из гостей Пашуков, — Александр Александрович хочет с вами поговорить.

Я направился в кабинет Нырова.

— Разрешите, — спросил я, открывая дверь.

Ныров махнул рукой, давая понять, что я могу войти.

— Присаживайтесь, товарищ Абрамов, — начал Ныров. — У нас к вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, задавайте, я готов ответить на все. Тайн у меня нет.

Ныров внимательно посмотрел на меня, мол, и не таких «колол».

«Ну, давай посмотрим, на что ты способен», — подумал я.

— Какие у вас взаимоотношения с руководителем оперативно-следственной бригады Лазаревым? — задал он первый вопрос.

— Буду предельно кратким, — ответил я. — У меня никаких отношений с Лазаревым Василием Владимировичем нет, я просто с ним не общаюсь. Он начальник, я подчиненный. Какие могут быть отношения между начальником и подчиненным? Абсолютно никаких. У нас разные взгляды на многие житейские вещи, и, наверное, нет ни одной точки, где бы они соприкасались.

Судя по выражению лица, Ныров был явно не в восторге от услышанного:

— Абрамов, насколько я знаком с Василием Владимировичем, он человек неплохой. Все, кто с ним работал, высокого мнения о его способностях, в том числе и организаторских.

— Не буду с вами спорить, Александр Александрович. Может, Лазарев и хороший человек, но отношений у нас с ним никаких не было. Работа, гостиница — вот и все. Я при всем своем желании не могу назвать его другом и единомышленником.

Ныров буравил меня глазами нещадно:

— Странный вы человек, Абрамов! Вот сейчас ваше поведение ставит меня просто в тупик.

— Александр Александрович! — перебил его я. — Вы задали мне вопрос о моих взаимоотношениях с Лазаревым, я вам ответил. Ответил честно.

— Тогда вот что. У меня к вам еще один вопрос. Расскажите мне подробно, как на духу, об обстоятельствах этого странного, на мой взгляд, ДТП, когда погиб Агафонов. Все, что вы ранее писали об этом, я уже читал.

— Если вы все это хорошо знаете, то о чем мне вам еще рассказывать? Вы спросите меня, что конкретно вас не устраивает в моем докладе в МВД СССР, и я расскажу все, как вы выразились, как на духу.

Сделав паузу, я стал рассказывать Нырову об этом ДТП:

— Утром, в день происшествия я был приглашен в местный отдел КГБ, где был ознакомлен с оперативной информацией о готовившемся на меня, прошу вас это отметить, на меня лично, покушении. Ни даты, ни того, как это произойдет, никакой более подробной информации у КГБ не было. Я, следователь и Агафонов собирались выехать на служебной машине в совхоз Целинный, где, по информации Агафонова, находились два похищенных «КамАЗа». Я обратился за помощью к начальнику городского отдела милиции Кунаеву, так как никто из нас не обладал навыками управления «КамАЗом». В помощи мне было отказано. При выезде из города меня в машине подменил один из оперативников, а я вернулся в отдел. То, что произошло потом, вы хорошо знаете. В настоящее время сотрудниками оперативно-следственной группы задержаны все участники этого ДТП. Сейчас мы с ними ведем соответствующую работу. На сегодняшний день ясно только одно, что данное ДТП было заранее спланированной акцией по устранению меня как заместителя руководителя группы. Никто из преступников не предполагал, что меня в машине нет. Кто-то за тридцать минут до нашего выезда позвонил им из отдела милиции и предупредил о моем выезде в совхоз Целинный. Кто звонил — пока не установлено, но звонили, похоже, из кабинета начальника милиции или его приемной. Больше мне добавить нечего. Если у вас есть вопросы, задавайте, я готов ответить.

После моих слов в кабинете повисло тягучее молчание.

Ныров, еще несколько минут назад излучавший оптимизм, вдруг как-то сник и затих. Он переглянулся с Пашуковым в поисках поддержки, но никто из них не решился задать мне следующий вопрос.

Пауза тянулась довольно долго.

— Вы отдаете отчет своим словам? — решительно продолжил Ныров. — За них нужно будет отвечать по всей строгости закона. Вы понимаете, что, не имея на то веских причин, вы сейчас пытаетесь обвинить заслуженного человека, начальника городского отдела в предательстве интересов милиции?

— Не нужно передергивать мои слова. Я, товарищ полковник, полностью отдаю отчет тому, что говорю. Мне нужно еще дня два, чтобы доказать вам это.

Ныров намертво впился в меня взглядом. Это понемногу начинало раздражать меня. И я тоже уставился на Нырова. Прошло несколько секунд, и полковник, не выдержав, отвел глаза.

— Абрамов, мы с твоего разрешения опросим весь оперативный и следственный состав твоей группы. А ты напиши подробно, как и почему нарушал принцип социалистической законности, задерживая и лишая имущества граждан, не имея соответствующих санкций прокуратуры и суда.

— Хорошо. К вечеру я предоставлю вам рапорт. А сейчас разрешите идти? — произнес я и, по привычке развернувшись через левое плечо, вышел из кабинета.

* * *

Вечером из города домой вернулся Акаев. Он увидел Шиллера, на кухне разогревавшего себе ужин.

— А где Алия? — первым делом спросил Акаев.

— Ушла к подруге, — ответил Шиллер. — Еще утром.

Акаев, пройдя в комнату, поставил на стол бутылку водки и стал раздеваться. Он умывался долго, фыркая и брызгая водой. Умывшись, вернулся в комнату и сел за стол.

— Ну что, накатим граммов по сто? — спросил он, потирая руки. Открыл бутылку и разлил водку по стаканам. Они выпили без тоста и не чокаясь.

— Слушай, Курт, — закусывая, заговорил Акаев, — плохи твои дела. Взяли Измайлова, Кима, главного бухгалтера. Кругом одни обыски и аресты. Люди растерялись, не знают, что делать. Многие смотались из города в надежде отсидеться, другие готовы пойти сдаваться. Я бы на их месте тоже так поступил. В чем они виноваты? Только в том, что купили у тебя краденые машины. Все как один проклинают тебя. Их понять можно. Кто знал, что все так обернется? Покупали машины, чтобы заработать, а теперь готовы вернуть их и дать еще денег в придачу, лишь бы их не трогали. Бухгалтер, сука толстая, оказывается, вела двойную бухгалтерию. Одну-то вы сожгли, а вторую она сдала милиции. Теперь ментам ничего не стоит собрать всех твоих покупателей в кучу и упаковать года на два. Дело только во времени.

Шиллер сидел за столом и внимательно слушал Акаева.

«Крысы, — думал он. — Все побежали, как только запахло жареным. А ведь все клялись и в дружбе и в верности. Теперь каждый спасается, как может».

— Послушай, Мирза. А как взяли Измайлова с Кимом? Не знаешь случайно? Не думаю, что они сидели и ждали, когда за ними придут.

— Кто-то вас всех сливает, и главного бухгалтера, и Измайлова с Кимом. Предателей стало много. Я тебе, если помнишь, еще раньше говорил, что сдадут тебя сразу же, как только кто-нибудь запалится. Или в Челнах, или здесь. Так оно и вышло. А сдал тебя первый, если люди не обманывают, твой зам по безопасности Морозов. Это он поехал в Челны по твоему заданию с Сазоновым Там они и спалились, оттуда и потянулась вся эта ниточка. Пойми меня, я не гоню тебя из дома. Но долго тебя держать тоже не могу. Соседи уже спрашивали, кто это, да что так долго гостит. Рано или поздно они догадаются, кто ты. Ты же в розыске, твои фото везде, на каждом вокзале. А мне неприятностей, сам понимаешь, не надо. Не хочу, чтобы на меня люди показывали.

Шиллер был ошарашен рассказом Акаева. Злость кипела в нем и требовала выхода.

— Вот и ты меня гонишь, Мирза. Ты такой же, как они. Пока я был при бабках и власти, я всем был нужен. Ты вспомни, кто тебя вытащил из тюрьмы, когда ты порезал студента? Забыл? А я все помню! Помню, как просил тестя, чтобы тот отмазал тебя. Как тесть просил за тебя прокурора. Кто тогда заплатил за твою свободу, забыл? А когда ты в аварию попал, и врачи по кусочкам собирали тебя, кто оказался рядом? Я! А теперь вот ты меня гонишь, боишься властей и своей жены. Ты же знаешь, Мирза, что этим делом занимается не местная милиция, а приезжие сыщики, из Москвы. Кого они здесь знают? Да никого! Вот и хватают наших людей лишь по наводке. Просто так к тебе никто не придет и никто тебе ничего не предъявит. А ты — «уезжай», «боюсь властей»! А меня ты, Мирза, не боишься?

Шиллер встал из-за стола и достал из кармана пистолет Макарова.

— Вот шлепну тебя здесь, и никто не узнает. Был человек, и нет человека.

— Ты меня не пугай, Курт! Я ничего плохого тебе не сделал. А все, что ты сделал для меня, я хорошо помню. Спасибо тебе! Пойми, у меня семья. Жена уже устала и от тебя, и от меня. Не бери грех на душу, уезжай по-хорошему.

Акаев налил себе водки и залпом выпил.

Шиллер пристально смотрел на товарища:

— Хорошо, Мирза! Уйду завтра утром. Подготовь машину.

Акаев накинул полушубок и направился на улицу.

— Слушай, Мирза! — остановил его Шиллер. — А к тестю не заходил? Как он, как мои?

— Не заходил, но разговаривал. У него все нормально, да и с семьей пока все хорошо. Милиционеры не решились на засаду в твоем доме. Говорит, что неделю назад перевез всех твоих к себе, так спокойнее. Да, кстати, чуть не забыл. Тесть передал, что приезжали какие-то люди и интересовались, где тебя можно найти. Это не милиционеры. Это местные. Спрашивали про тебя и Измайлова.

Мурашки побежали по телу Шиллера. Он понял, кто это и что им нужно. Сейчас они зачищают следы наркотрафика, и от них не укрыться.

Слушая Акаева, Шиллер по-прежнему думал о том, куда ему выехать и где укрыться. О том, что они шли по цепочке, по его родственникам, он не сомневался и поэтому лихорадочно думал об укрытии.

Мирза вышел на улицу, а Шиллер стал быстро собирать вещи.

«Бежать, бежать отсюда, — стучало в его голове. — Бежать как можно быстрее, пока не нашли здесь».

Он упаковал вещи и стал ждать Акаева. Через долгих двадцать минут появился Мирза:

— Ты это куда, Курт, на ночь глядя? Я думал, мы утром поедем.

— Ты меньше думай, больше соображай, — отрезал Шиллер. — Где машина? Поехали!

Они осторожно вышли на улицу и прошли за угол двухэтажного дома.

В темноте, лишь в свете окон, четко вырисовывался силуэт «КамАЗа».

Они забрались в кабину, мотор зарычал, и машина устремилась в черноту ночи.

* * *

Алия Акаева сидела у подруги и ждала возвращения мужа. Она очень жалела, что у нее не хватило сил не поддаться искушению. Курта она знала давно, со дня ее знакомства с Акаевым — с самого техникума. Она хорошо помнила тот день, когда Мирза представил ее Курту как свою невесту. Этот светловолосый и симпатичный парень сразу понравился ей. Шиллер был душой компании, умел ухаживать за девушками, и поэтому ни один праздник не обходился без него.

Но случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Ей нравился один, а вышла замуж за другого, за его близкого друга. Шиллер же женился на дочери начальника городского отдела милиции. Люди говорили, что женился он только потому, что девушка забеременела, и ее отец настоял на свадьбе. Но Алия не верила этим разговорам. Она была уверена, что Курт женился назло ей. Она знала, что Шиллер не любил свою невесту, но менять что-то в своей жизни Алия не хотела.

После замужества она редко видела Шиллера и только внимательно слушала рассказы мужа об изменениях в его семейной жизни.

Шиллер стал известным в городе бизнесменом, и вокруг него стали собираться темные, по ее твердому убеждению, личности.

Год назад ее муж приобрел у Шиллера новый «КамАЗ». После этого жизнь их семьи заметно изменилась. Появились деньги, которые Алия потихоньку стала откладывать на покупку дома. Единственное, чего не хватало Акаевым, были дети. Ее муж, отслуживший три года на атомной подводной лодке, по всей вероятности, получил излучение, которое и сказалась на его способности иметь детей.

Шли годы, и они уже смирились с бездетностью. Муж старался побольше зарабатывать, часто ездил в длительные командировки, а она занималась домом. В их размеренный уклад, как молния, ворвался Шиллер. Муж не смог отказать старому другу в просьбе пожить у них недельку-другую. Однако время шло, а Шиллер по-прежнему жил у них и не собирался уезжать. Она краем уха слышала, что его разыскивает милиция, но не слишком обращала на это внимание. Мало ли о чем говорят люди, она просто не верила сплетням.

От кого прятался Шиллер, Алия не знала, и ей это было неинтересно. Один раз женщина спросила об этом мужа, но тот сразу оборвал ее и посоветовал вообще не произносить эту фамилию.

Ей, еще совсем молодой, явно не хватало внимания мужа. При этом она часто ловила на себе восторженные взгляды живущих в поселке мужчин. Но умела держать себя в руках, и никоим образом не подавала виду, что муж не очень внимателен к ней. Однако природа взяла свое — забытая некогда влюбленность на мгновение вновь вспыхнула в ней, и Алия не устояла перед Шиллером. О чем очень сейчас сожалела.

Она сидела у подруги и наблюдала за ее хлопотами с ребенком. Она завидовала ей, ее семье и главное тому, что у нее было двое детей.

Услышав плачь, подруга прошла в комнату к ребенку и принялась успокаивать малыша. Алия подошла к окну. Отодвинув штору, она увидела, как в свете уличного фонаря из их дома вышел Шиллер и направился к «КамАЗу». Вслед за ним шел муж. Они оба сели в «КамАЗ» и уехали. По тому, что Курт был с вещами, она поняла, что тот решил съехать.

— Слава Богу, — прошептала женщина.

Стараясь не шуметь, она вышла в прихожую и стала собираться домой.

* * *

Алия мыла пол, когда услышала шум подъезжавшей машины.

«Муж вернулся», — решила она и поторопилась домыть пол.

Но дверь открылась, и Алия увидела двух совершенно незнакомых мужчин.

— Здравствуй, хозяйка! — сказал один. — А где муж с постояльцем?

— Муж с утра уехал в город и должен вернуться с минуты на минуту, — ответила она как можно спокойнее.

— А где постоялец? — опять спросили ее.

— Какой постоялец? — удивленно переспросила женщина. — Нет никаких постояльцев, вы ошиблись!

— Мы редко ошибаемся, — грубо сказал тот, кто постарше. — Я думал, мы с вами договоримся по-хорошему, и тут же ударил Алию в лицо.

Алия как подкошенная упала на только что вымытый пол и сильно ударилась головой. В глазах вспыхнул сноп искр, и она потеряла сознание.

Сколько времени пролежала — она не знала. Очнулась же оттого, что кто-то вылил ей на лицо грязную воду из ведра.

— Ты, сучка, скажешь, где он, или мы убьем тебя вместе с твоим козлом, — прохрипел старший.

Алия поднялась. Из рассеченной губы текла соленая кровь. Два передних зуба были выбиты, она их выплюнула и, как могла внятно, ответила:

— Вы ошиблись. У нас не было постояльцев.

Мужчина прошел в комнату и, отодвинув штору, осмотрел улицу.

— Ты не понимаешь, о чем тебя спрашивают? Мне нужен ваш постоялец. Куда он уехал?

Алия сидела на мокром полу и молчала. Она в какой-то момент была готова рассказать им о Шиллере, но куда он уехал, действительно не знала.

— Ильхам! Ты давно был с бабой? — спросил пожилой второго. — Вас этим на зоне не сильно балуют?

Гораздо более молодой Ильхам нервно засмеялся и направился к Алие:

— Вы правы, господин Мустафа, на зоне баб нет.

Он схватил женщину за руку и потащил к кровати. Та попыталась вырваться, но Ильхам ударил ее и, швырнув на постель, стал рвать одежду.

Алия попыталась закричать, но сильный удар в голову вновь помутил ее сознание. Но она не отключилась, и изнасилование показалось ей нескончаемой пыткой.

Наконец, Ильхам встал и стал натягивать штаны. Алия лежала без движения, ее разбитое лицо не выражало ни боли, ни мук. Она догадывалась, что жить ей осталось считанные минуты. И кроме смерти ей не хотелось ничего.

— Ну что, сучка, теперь скажешь, куда выехал постоялец? Или позвать еще мужиков? — опять начал допрос Мустафа.

— Ничего я не знаю! — произнесла Алия разбитыми губами. — Убейте меня скорее, не мучьте!

— Видно, мы с тобой не договоримся, — устало выдохнул Мустафа. — Ильхам, зови остальных, может, кто еще захочет.

Ильхам вышел, и Алия с ужасом даже не увидела, а почувствовала, как в дом входят мужчины.

— Вот вам баба, делайте что хотите, — кивнул в ее сторону Мустафа и вышел на улицу.

Во дворе он достал сигарету и глубоко затянулся. Ночное небо было покрыто несметным количеством звезд.

«Что я скажу шефу? Ему оправдания не нужны, — испуганно думал он. — Ему нужен немец, живой или мертвый».

Мустафа хорошо помнил тот разговор с шефом в универмаге, когда он повернулся к нему и чуть слышно произнес:

— Это ты, Мустафа, подогнал мне Измайлова и этого немца. Это ты позволил ему зажать мои деньги. Две недели тебе, чтоб их найти! Он сам мне не нужен, мне нужны деньги! Кстати, Мустафа, ты зачем рассказал Измайлову обо мне? Теперь, если он начнет колоться, сдаст и тебя, и меня! Ты догадываешься, кто за мной стоит? Эти люди не прощают проколов. Они нашинкуют тебя и сварят плов! Ищи, Мустафа, ищи! Если хочешь жить, ищи этого немца!

Мустафа, как сейчас, слышал этот шепот и, прислушиваясь к шуму проезжающих по трассе машин, с ужасом думал о возможных для себя последствиях.

До него донесся еле слышный женский крик. Один за другим из дома вышли трое, на ходу застегивая куртки.

— Ну как, — спросил Мустафа, — не рассказала?

— Упорная была сучка, — пробурчал один. — Все молчала, пока я ей не выпустил кишки. Тогда закричала.

— Теперь куда? — спросил второй.

— Давай на трассу, там сориентируемся, — скомандовал Мустафа. — Нужно перехватить Акаева. Он наверняка знает, куда смотался Шиллер.

Они сели в две «Нивы», оставленные у дома, и направились в сторону трассы.

— Не наследили? — спросил Мустафа Ильхама.

— Да нет. Байбол вроде бы прибрал, — ответил Ильхам. — Он человек с опытом. Подождите, уважаемый, я еще проверю, — сказал он и побежал к дому. Через несколько минут вернулся и быстро сел в машину.

— Теперь все в порядке. Можно трогаться.

— Смотри, если проколешься, задавлю, как щенка, — пригрозил Мустафа.

Машины выехали на трассу и остановились. За спиной отъезжающих быстро расходилось пламя. Дом Акаевых горел быстро, и всем было абсолютно ясно, что к приезду пожарных от него останется только пепел.

К первой машине подбежал Ильхам и, открыв дверь, сказал Мустафе:

— Они далеко уехать не могли. Мне кажется, немец не пойдет на железку, побоится. Ведь он в розыске, а там на всех столбах его фотография. Значит, рванет куда-то дальше по трассе. И нам нужно двигаться по трассе. Предлагаю разделиться, одни поедут в одну сторону, другие — в другую.

— Хорошо, — согласился Мустафа. — Давайте разделимся. Ты, Ильхам, старший в той машине. Нужно взять его живым.

— А что делать с Акаевым? — спросил Ильхам. — Если он, не дай Бог, узнает, кто убил жену и сжег дом, не простит!

— Под сплав его. Он нам не нужен, — произнес Мустафа. — А сейчас погнали!

Включив ближний свет, машины тронулись в разные стороны и через минуту скрылись в темноте степи.

* * *

Измайлов после очередного допроса, длившегося более трех часов, был доставлен в камеру. Он лег на свое место и затих. Тупо уставившись в потолок, он пытался просчитать, кто мог его выдать. В случайность не верилось, кто-то наверняка предал. Он перебирал в уме фамилии друзей и родственников и всякий раз отбрасывал одну фамилию за другой. Как ни старался, он не мог вычислить предателя.

Еще будучи на воле, он слышал от знакомых, что его товарищ Уразбаев сумел сбежать из милиции. Подробностей побега он не знал, но, судя по всему, сбежать отсюда практически невозможно.

«Мог ли сдать Уразбаев? Да нет, вряд ли. За все это время, что он сбежал, Расих ни разу не пытался связаться с ним. Он просто исчез, спрятался от всех — и от милиции, и от своих. Нет, Расих сдать не мог. Он не знал, где я скрываюсь».

Измайлов закрыл глаза и постарался задремать, но сон не шел.

«Ну и волчара! — вспомнился ему Абрамов. — Знает свое дело, умеет расставлять сети. А как говорит! Прямо, как проповедник! Так и лезет в душу, любого выведет из себя».

Измайлов вспомнил, как накануне вечером, во время допроса Абрамов как бы невзначай завел к себе в кабинет его беременную жену. Чего угодно можно было ждать от этого мента, но только не этого! Измайлову до сих пор слышались крики жены. И от этого ему становилось совсем тошно.

«Да, умен ты, гражданин начальник. Нашел слабое место».

Он открыл глаза и, встав со шконки, начал ходить. Вспомнилось, как Абрамов явно специально позволил поговорить с женой. Все это время она, как заведенная, твердила одно и то же:

— Я всегда знала, что это кончится тюрьмой, ты этого не понимал! Как я теперь буду жить?

Измайлов пытался ее успокоить, но та все время твердила свое, словно не слыша мужа. Ему раньше казалось, что он все может выдержать в этой жизни, но вчера вечером понял, что ошибался. Слезы жены оказались сильнее его воли к сопротивлению.

Оставшись один на один в кабинете с Абрамовым, он признался в покушении на него. Сожалел, что в машине оказались совершенно другие люди. Он рассказал, что перед покушением ему звонил неизвестный и предупредил, что в машине, которая едет в Целинный, будет Абрамов.

Они давно планировали покушение и хорошо знали, в каком месте и как будут действовать. Сам Измайлов действительно не знал, кто ему звонил, но об этом звонке в свое время ему говорил Шиллер.

— Измайлов, насколько я знаю, тебе позвонят с телефона милиции. У Хозяина там свои люди. Только после этого звонка вы должны выехать.

— Слушай, Шиллер, а не твой тесть позвонит? — спросил его тогда Измайлов. — Он же втравил нас в эту историю.

— Там у них и другие есть, — оборвал Шиллер. — Ты же знаешь, сначала они работали через тебя, а потом вдруг сами вышли на меня. И я не знаю, почему они так решили.

Сейчас в тиши камеры Измайлов старался вспомнить тот голос в телефонной трубке. Он встал со шконки и зашагал по камере. Шаги чуть-чуть отвлекали от страшных мыслей о мести наркодельцов его семье.

Неожиданно он услышал за дверью камеры знакомый голос, который не мог не узнать. Именно этот голос неизвестного человека сообщил ему о выезде Абрамова.

— Измайлов! — услышал он. — Почему друзей сдаешь? Спастись хочешь? Ты же знаешь, предателю долго не жить. Выбирай, кто из вас подохнет — беременная жена или ты!

— Кто это? — до смерти испугался Измайлов. — Что вам от меня нужно?

— Молчание, — ответил голос.

— Умоляю вас, не трогайте жену! Она здесь ни при чем!

— У тебя два часа. Решай — или ты, или она! Ты должен умереть, ты это знаешь!

Измайлов прижался щекой к двери и зашептал.

— Где гарантии, что вы не тронете жену и детей?

— Какие могут быть гарантии. Выбирай! У тебя два часа! — повторили из-за двери.

Прижавшись к ней ухом, Измайлов услышал удаляющиеся шаги.

Слезы отчаянья навернулись на глаза.

«Откуда они знают, о чем я говорил с Абрамовым? Абрамов не предаст, никому лишнему не скажет! Тем более местным. Разговор был один на один, и никаких сотрудников, никого! Тогда от кого они так быстро узнали?»

Измайлов в страхе и безысходности метался по камере.

«Что делать? Вызвать Абрамова, рассказать ему все. Но он не сможет помочь семье. Что же делать?»

Он проклинал себя за то, что связался с наркотиками. Чего ему не хватало? И так все было, жил как человек. В свое время они предупреждали его, что если он попадется, то в первую очередь пострадают родственники. По их словам выходило, что он должен сразу покончить с собой, чтобы не попасть в руки милиции. А теперь смертельная угроза нависла над его беременной женой.

Он снял с себя рубашку и начал ее рвать на мелкие полосы. Разобравшись с рубашкой, принялся за майку. Из матерчатых полос он связал веревку, которую прочно закрепил за решетку окна. Затем накинул петлю на шею и закрыл глаза. Умирать ему не хотелось, но другого выхода не было. Измайлов точно знал, что в случае чего они сперва убьют семью, а затем и его. Других вариантов быть не могло.

Единственное, о ком думал сейчас Измайлов, — это беременная жена и дети.

«Прощайте», — прошептал он пересохшим языком и спрыгнул с верхней койки.

Его тело несколько раз дернулось в конвульсиях, а затем вытянулось струной и затихло. На двери открылся глазок, и кто-то заглянул в камеру.

* * *

О самоубийстве Измайлова я узнал ближе к вечеру, после возвращения из КГБ, куда меня еще до обеда пригласил Каримов. Это приглашение стало для меня неожиданностью.

— Вы мне не подскажете, с чем связано столь срочное приглашение? Нельзя ли перенести встречу на более позднее время? У меня сейчас очень много работы.

— Нет, — услышал я в ответ голос Каримова, — есть необходимость срочно встретиться.

Лишь потом, по истечении времени я пойму, с чем была связана та встреча.

Прибыв в КГБ, я узнал от Каримова, что их местный отдел намеревается обратиться в МВД Республики Татарстан с просьбой о передаче им арестованного нами Измайлова. От Каримова я также узнал, что якобы стороны уже достигли договоренность, и передача должна состояться буквально на днях, после подписания необходимых документов.

Я был против этой несвоевременной передачи, так как считал, что мы сами в состоянии отработать его по полной программе. Тем более что сам Измайлов пошел на контакт и готов дать все необходимые показания. Передача его в ведомство КГБ сводила на нет всю нашу предыдущую работу с ним.

Еще находясь в здании КГБ, я решил, что весь сегодняшний вечер уделю делу Измайлова. Его необходимо было дожать, и я уже в голове прокручивал всевозможные варианты нашего разговора.

При входе в отдел милиции меня ошеломила весть о гибели арестованного. Я сел в кабинете и не знал, что дальше делать. Смерть Измайлова была сколь неожиданной, столь и несвоевременной. Только вчера, после неоднократных моих попыток мне наконец-то удалось найти с ним контакт. Он рассказал много интересного об этом непростом деле. Я не писал его показания, так как рассчитывал, что сегодня уговорю его дать показания официально, под запись следователя. И вдруг!

Что могло заставить этого человека влезть в петлю? Зная его бойцовский характер, я мог предположить только одно — наш вчерашний с ним разговор стал достоянием третьих лиц. Этой третьей стороной, по всей вероятности, можно считать людей, тесно связанных с поставками наркотиков. Только они могли как-то повлиять на его волю, заставить покончить с жизнью.

Я снял трубку и пригласил к себе Старостина.

Минуты через три Старостин пришел.

— Как был обнаружен труп Измайлова? — спросил я. — Кто из наших оперативников дежурил сегодня в ИВС?

Старостин открыл журнал и быстро прочитал мне.

— Дежурил Сердюков, труп обнаружен сержантом Курицыным во время раздачи ужина.

— Пригласите ко мне Сердюкова.

Сердюкова я ждал минут десять. Наконец, в дверь кабинета постучали, и вошел напуганный Сердюков.

— Расскажите, каковы ваши обязанности по ИВС, — попросил я его. — Как так получилось, что вы недоглядели за Измайловым?

— Виктор Николаевич! — заикаясь, начал Сердюков. — Я последний раз обходил камеры в двенадцать часов дня. Заглянул в глазок. Увидел, что Измайлов сидит на нижней койке. Никаких признаков возможного суицида не заметил. Он был в нормальном состоянии, как всегда. В тринадцать тридцать ему передали обед. В восемнадцать тридцать при раздаче ужина арестованный Ким увидел висевшего на веревке Измайлова. Я тут же вызвал скорую, но врач только зафиксировал смерть. В результате асфиксии. Он сказал, что, судя по трупному окоченению, смерть наступила между пятнадцатью тридцатью и восемнадцатью часами. В качестве веревки была использована рубашка и нательная майка.

— С кем общался Измайлов в последние часы?

— В связи с вашим указанием Измайлов содержался в отдельной камере, без контакта с другими осужденными. Виктор Николаевич, за все мое дежурство я дважды покидал помещения ИВС, один раз на обед и второй раз — минут на двадцать в районе шестнадцати тридцати. Мне позвонили по телефону и попросили, чтобы прибыл к бухгалтеру отдела, так как на мое имя поступил перевод.

— Перевод получили?

— Нет. Не получил. Кто-то пошутил, — явно тупил Сердюков.

— Когда вы направлялись в бухгалтерию, кто оставался в ИВС?

— Дежурный по ИВС сержант Курицын и Семенов.

Далее я вызвал сержанта Курицына. Интуиция подсказывала мне, что он может что-то знать.

Через пять минут он был у меня.

Я пристально смотрел на него и молчал. Не выдержав моего взгляда, тот начал ерзать. Я пошел ва-банк и, достав из стола чистый лист, протянул ему. Курицын непонимающе глянул.

— Вам что, непонятно? — спросил я совершенно спокойно. — Предлагаю вам написать явку с повинной.

— Вы что? — обомлел Курицын. — Какую явку? Я никого не убивал и к смерти задержанного никакого отношения не имею! Мне было запрещено вообще подходить к этой камере, я и не подходил. Никто меня около нее ни разу не видел!

— Если это не вы, тогда кто подходил к камере Измайлова? — спросил я так же спокойно. — Или ты мне сейчас все расскажешь, или сегодня же ночью уедешь под конвоем в Набережные Челны. Там ты быстро заговоришь, это я тебе обещаю.

— Я никого не видел, — заныл Курицын, — и ничего не знаю!

— Вот и хорошо, значит, поедешь в Челны, — резюмировал я, давая понять, что этот вопрос уже решен. — Оружие при тебе?

Лоб Курицына покрылся потом, руки затряслись.

— У меня нет с собой оружия. Я не виноват ни в чем. Я не убивал его, клянусь Богом!

— Бога боишься? Уже хорошо. Тогда скажи, кто к нему приходил из ваших местных, с кем он общался? Говори, если хочешь ночевать дома!

— Аскеров, — прошептал тот. — Он приходил. После шестнадцати часов, я видел. А больше никого.

— О чем они говорили?

— Я не слышал! Я был в другом конце коридора и не прислушивался. Аскеров шепотом говорил.

Он откинулся на спинку стула, и его тело задрожало от рыданий.

— Успокойся, Курицын. Ты же мужчина! Сказать правду — не значит настучать на товарища.

— Они убьют меня, — прошептал Курицын, — если узнают, что я вам рассказал.

— Не бойся, не убьют! Про это знают всего два человека, ты и я. Ты об этом не расскажешь, а я тем более. После окончания смены пойдешь домой и все изложишь письменно. Кто, когда и к кому из арестованных приходил. О чем разговаривали, что передавали. Кстати, чуть не забыл. Обязательно напиши, кто из сотрудников милиции звонил Измайлову или Киму в день, когда было совершено ДТП.

От этих слов Курицына забила еще большая дрожь. Он, не стесняясь, заплакал, как девчонка.

Мне стало жаль парня, который случайно попал в эту смертельную игру.

— Свободен, — строго сказал я. — Жду завтра рапорт.

* * *

Не успела за ним закрыться дверь, как вошли Ныров и Пашуков.

— Виктор Николаевич! Покажите, пожалуйста, имеющиеся у вас документы, подписанные прокурором города Набережные Челны, которыми, как нам известно, вы руководствуетесь при задержании, аресте и обысках в квартирах подозреваемых.

Я достал из сейфа документы и передал Нырову. Он и Пашуков сели за мой стол и стали внимательно читать.

— В каких моих действиях вы видите криминал? — спросил я. — Все эти документы имеют подпись прокурора города и скреплены его печатью. Везде есть необходимая ссылка на номер уголовного дела. Данное уголовное дело было возбуждено следственным подразделением Автозаводского РОВД города Набережные Челны, и, заметьте, все следственные действия, проводимые бригадой, исполняются в рамках этого дела. Поэтому все, что я делаю в этом городе, напрямую связано с этим уголовным делом. Как бы ни обижались местные товарищи из прокуратуры, мне их санкции не нужны.

Ныров и Пашуков переглянулись.

— Скажите, — начал Ныров, — а руководитель вашей бригады знал об этом?

— Я не берусь судить об этом, знал или нет. Это его проблема, и мы ее с ним не обсуждали. Если у него ни разу не возникло по этому поводу вопросов ко мне, значит, он знал об этих документах и считал все мои действия вполне законными.

— Тогда к вам последний вопрос. Скажите, а вообще-то Лазарев приходил на работу? Ваши сотрудники утверждают, что ни разу его не видели и общались только с вами.

— Уважаемый Александр Александрович, я не отвечаю за слова подчиненных. Сам я с Лазаревым Василием Владимировичем общался практически ежедневно. Мы неоднократно обсуждали с ним все сложности, которые возникали в процессе работы. И не думаю, что это важно, где находился штаб нашей оперативно-следственной группы — в помещении городского отдела милиции или где-то в другом месте. Если я в чем-то ошибаюсь, прошу вас, напомните мне номер приказа, регламентирующий подобные действия?

Ныров задумался, пытаясь вспомнить подобный документ, но судя по его выражению, ему это не удалось. И он отвел глаза.

— Вы уж извините меня, Александр Александрович, но штаб нашей группы до отъезда Лазарева в Москву находился у нас в гостинице.

Ныров, ожидавший от меня большей откровенности, был удручен услышанным. Он втайне мечтал набрать с моей помощью хороший компромат на брата заместителя министра внутренних дел СССР, но, по всей вероятности, переоценил свои возможности.

— Виктор Николаевич! Неужели вам не надоел этот человек, который не скрывал своего корыстного приезда? Вот вы все свое время отдаете работе, а он в это время пьет в гостинице.

— Извините, но я лично с ним не пил. Мне вообще, товарищи, непонятна ваша роль в этом городе и цель вашего приезда. Сначала вы спрашиваете о моей роли в смерти моего сотрудника, а затем начинаете набирать компромат на руководителя оперативно-следственной бригады? Как это все понимать?

«Лишь бы не переиграть, — подумал я, — иначе мне конец!»

Я сделал обиженное лицо и, не повышая голоса, продолжил:

— Александр Александрович! А заместитель министра внутренних дел СССР знает, чем вы здесь занимаетесь? Он в курсе того, что вы копаете под его брата? Для чего вам мои показания, и как вы хотите их использовать? Вы сначала решили загнать меня в угол своей проверкой, а затем добиться показаний на Лазарева? Я правильно вас понял?

Я увидел, как после моих слов лицо полковника Нырова вытянулось и побледнело. — Я сейчас же свяжусь с Лазаревым и расскажу ему обо всех вопросах, которые вы задавали! Думаю, он найдет возможность поговорить об этом со своим братом.

Рука Нырова потянулась к стакану с водой. Он пытался налить воды из графина, но рука плохо слушалась и вода разлилась по столешнице. Пашуков, сидевший в стороне от коллеги, достал носовой платок и начал вытирать воду со стола.

— Как вы могли такое подумать? У меня и в голове не было подобных мыслей, — произнес Ныров. — Вы все передергиваете!

— Извините, товарищ полковник! Я русский человек, и мы с вами не на дипломатическом приеме. Как вы меня спрашивали, так я и понимал! Правда, мне до сих пор не ясно, для чего вы собираете компромат на брата замминистра? Это ваша личная инициатива или чей-то приказ?

Ныров, открыв рот, попытался что-то ответить, но передумал и замолчал.

«Не переиграй, — одернул я себя. — Сбрось обороты, иначе от испуга они натворят черт знает что!»

В кабинете повисла тишина, прерываемая глубокими вздохами Нырова.

— Александр Александрович! Вы извините меня за прямоту. Я человек простой и не привык крутить в этой жизни. Не думаю, что вы все эти вопросы задавали мне с каким-то умыслом. Просто, наверное, так у вас случайно получилось? Вы, наверное, догадались, что я не стану звонить в Москву, это не в моих правилах. И еще. Я бы не хотел с вами ссориться. Мне враги, а тем более в Москве, не нужны, — примирительно улыбнулся я.

Мои слова, как зерна падали на подготовленную почву.

Лицо Нырова снова стало приобретать вполне нормальное человеческое выражение. Бледность исчезла, и даже появилась заискивающая улыбка.

— Виктор Николаевич! Вы все правильно поняли. Это были не совсем тактичные вопросы. Вы же знаете, я немного работал в уголовном розыске, ну и решил слегка прощупать вашу лояльность к шефу. Завтра мы с Пашуковым вылетаем в Москву, а сегодня приглашаем вас в ресторан, чтобы, как бы это лучше выразиться, обмыть отвальную. Вы не откажете нам в этой просьбе?

— Хорошо, — почти дружески согласился я, — когда встречаемся?

— В восемь вечера, — обрадовался Ныров. — Так что, до встречи!

Они поспешно вышли из кабинета, а я откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.

«Ну и молодец ты, Абрамов, здорово их развел. Как они испугались, когда услышали, что собираешься звонить Лазареву. Особенно Пашуков — на нем просто лица не было. По всей вероятности, вся эта затея исходила от Нырова, а Пашуков оказался случайно пристегнутым.

Ныров и Пашуков шли по коридору городского отдела милиции, направляясь на выход.

— Слушай, Юрий Иванович, — обратился к коллеге Ныров. — Как думаешь, Абрамов нас писал на магнитофон? Я думаю, что он весь наш разговор записал, поэтому несколько раз и переспрашивал, кто за нами стоит. Ну и сука же!

— Да, влетели мы в историю, товарищ полковник, — подтвердил Пашуков. — Ну и рыба этот Абрамов. Недаром его здесь все боятся, начиная с начальника местной милиции. Умный, а самое главное хитрый, сука, знает, как перевести разговор. Я смотрел на вас и думал, что вы как-то схитрите, догадаетесь, что и как спросить, а вы напрямую — расскажи о Лазареве! А, кстати, Александр Александрович! Что вас так заинтересовал этот Лазарев? Вы думали, что Абрамов испугается и начнет оправдываться? Абрамов, похоже, не из тех.

Они вышли на улицу и направились в гостиницу.

* * *

В восемь часов вечера я сидел в ресторане гостиницы и внимательно слушал болтовню московских гостей.

— Сан Саныч, — обратился я к Нырову, — надеюсь, справка о работе бригады будет вполне лояльной, без негатива?

— Не переживайте, Виктор Николаевич, все будет нормально, — заверил Ныров. — Ведь бригада сама по себе работает хорошо, и претензий к ней у нас нет.

Я медленно, столик за столиком, обводил взглядом публику, присутствующую в ресторане, и старался отыскать знакомые лица. Мой взгляд остановился на крайнем столике от входа. Там сидел начальник городского отдела милиции Кунаев. Увидев меня, он кивком поздоровался, а затем с Ныровым и Пашуковым.

Ныров, глядя на Кунаева, заявил:

— Хороший мужик этот Кунаев, настоящий начальник. Каким бешбармаком он нас угощал, Виктор Николаевич, пальчики оближешь!

— Да, люди Востока, в отличие от нас, уважают своих гостей, — не без намека произнес Ныров. — Для них гостеприимство — главная черта в жизни.

— Наверное, вы правы, — продолжил тему Пашуков, — восточные люди — это особая категория. Они улыбаются всегда — когда встречают гостей и когда режут горло этому гостю. Такой уж у них менталитет.

— Да не сгущайте вы краски, — воскликнул Ныров, — мы с вами живем в государстве, которое успешно вывело народ Казахстана из средневековья в социализм. Все эти дикие пережитки в прошлом.

— А вы знаете, что лидер преступной группировки, которая действовала в Аркалыке почти два года, является зятем этого начальника милиции? Сейчас он объявлен во всесоюзный розыск.

— Неужели? — неподдельно удивился Ныров. — Никогда бы не подумал! А почему он тогда до сих пор на должности?

— В этом и заключается местный менталитет, как высказался товарищ Пашуков. Здесь, помимо законов, большое значение имеют связи. Они и решают — быть ему начальником милиции или не быть. Пока он, видно, устраивает этих людей, решает их проблемы.

— Надо же, а казался рубахой парнем! — продолжал восклицать Пашуков. — Если б я знал об этом, не ездил бы с ним в баню. Теперь вот переживай, что за бабы там были, снимали тебя на камеру или нет! Приедешь на работу, а тебе руководство хлоп фотографии на стол, а ты там на бабе. Не дай Бог!

— Ну, ты мастер портить настроение, — то ли пошутил, то ли пригрозил коллеге Ныров. — Тебе б, Юрий Иванович, в КГБ работать, цены б тебе не было!

Мы все рассмеялись. Пашуков, взяв бутылку, стал разливать водку.

В зал медленно, словно плывя, вошли две симпатичные русские девушки. Они остановились на входе и, взглядом окинув зал, направились в сторону Кунаева.

Их появление не осталось не замеченным публикой. Десятки мужских глаз проводили их до столика и с нескрываемой завистью смотрели на Кунаева.

Женщины поздоровались с ним как со старым приятелем и сели за столик.

Кунаев жестом пригласил официанта и произнес несколько слов, которые я не смог расслышать. Начальник милиции стоя разлил шампанское, и вся компания дружно выпила. Женщины принялись рассматривать присутствующих и остановили взгляды на нас.

В ресторане заиграл оркестр, и конферансье с пафосом объявил белый танец.

Женщин было немного, и все мужчины стали внимательно наблюдать за дамами, выбиравшими себе партнеров. Дамы Кунаева встали и направились в нашу сторону. Одна из них пригласила покрасневшего до ушей Пашукова, а другая подошла ко мне и, протянув руку, томно произнесла:

— Я хотела бы с вами потанцевать. Вы ведь не откажете?

Надо признаться, я не без удовольствия встал и, поддерживая партнершу под руку, направился к центру зала. Мы медленно кружились, и я вдруг почувствовал, как моя визави стала неприкрыто прижиматься ко мне. Для чего все это — я в тот момент не думал, но зато подумал, что впервые за долгое время командировки чувствую женское тепло рядом с собой.

Тонкий запах дорогих духов начал кружить мне голову. Мои руки невольно сжали ее. Локон ее светлых волос коснулся моей щеки.

— Как вас зовут? — спросил я.

Она улыбнулась и смело взглянула на меня.

— Вероника, — выдержав паузу, ответила девушка и еще плотнее прижалась ко мне.

— Откуда вы, Вероника? Где живете?

— Живу и служу на Байконуре. Здесь в гостях у своей подруги. У нее сегодня день рождения, и мы решили отметить его в ресторане.

Мы плыли с ней в танце, не замечая кружившие вокруг пары. Мне казалось, что кроме нас, в зале никого больше нет.

Музыка внезапно оборвалась. Я поблагодарил Веронику за танец и проводил ее к столику.

— Красивые женщины, — прокомментировал остававшийся не у дел Ныров, — если мне скинуть с десяток лет, я бы показал вам, молодым, как нужно ухаживать за красивыми женщинами!

Мы успели выпить по рюмке, как вновь зазвучала музыка. Я, не раздумывая, направился к Веронике.

Мы уже весело и непринужденно болтали, и мне казалось, что время остановилось на счастливой минуте.

Пока мы танцевали, Кунаев подсел к Нырову и стал что-то горячо шептать.

Когда танец закончился и я возвращался к столу, Кунаев поднялся и, поравнявшись со мной, улыбнулся во все свое круглое лицо:

— А вы, Виктор Николаевич, пользуетесь успехом! Дамы готовы разругаться между собой, чтобы потанцевать с вами.

— Вы умеете делать комплименты, видно, не только женщинам, — в пику ответил я, не останавливаясь.

Мы выпили еще по рюмке, и я стал прощаться с гостями. Пашуков увидел под салфеткой оставленные мной деньги.

— Виктор Николаевич, — возмутился он, — зачем же так! Мы сегодня угощаем! Мы же пригласили вас!

— Вы что, миллионеры? Завтра вам в дорогу деньги пригодятся. И в Москве тоже. Купите лучше подарки семьям.

Я вышел из зала и в холле столкнулся с Вероникой. Получив в гардеробе одежду, девушки одевались.

— Надеюсь, мы еще встретимся? — Вероника подошла ко мне очень близко. — Да и подруга моя не против.

— Да, — подхватила подруга. — После дежурства Вероника приедет ко мне, и мы с вами обязательно встретимся.

Я улыбнулся в ответ, попрощался и пошел к себе.

* * *

Утром конвой с одиннадцатью изъятыми у преступников машинами и восемью арестованными направился из Аркалыка в Набережные Челны. У ворот рыдали родственники арестованных.

Я стоял у окна и наблюдал за картиной.

На моем столе уже час как лежал рапорт сержанта милиции Курицына. Когда последняя машина скрылась за воротами, я сел за стол и пододвинул рапорт.

Прочитав его, я подумал только одно: «Кому здесь можно доверять? Живешь и работаешь, как в тылу врага. На войне хоть все ясно — здесь наши, там враги. А здесь? Кто друг, кто враг, попробуй разберись!»

Из рапорта Курицына следовало, что все это время, с момента нашего первого задержания в ИВС стали происходить непонятные вещи. Каждый вечер после нашего ухода местные работники милиции организовывали встречи задержанных с родственниками и близкими. Двери камер порой не закрывались до самого утра. Задержанные свободно встречались друг с другом, разрабатывали схемы поведения на допросах. Все эти действия местной милиции были направлены на одно — как можно больше заработать на этом денег.

Руководил всем заместитель начальник ИВС Илюмжинов.

«Что мне делать? — подумал я. — Все они работники местного отдела и мне не подчиняются. Возбудить по ним уголовное дело здесь у меня не получится, мне никто не позволит. Но и работать дальше так просто невозможно».

Рапорт Курицына лежал у меня на столе, и я абсолютно не знал, что с ним делать. Мне еще не приходилось сталкиваться с подобным безобразием, и я не видел реального выхода.

И вдруг мне вспомнилась весна прошлого года, когда меня одним апрельским вечером вызвал начальник управления уголовного розыска республики Костин.

— Присаживайся, Абрамов! — сказал он. — У меня к тебе просьба. Дело в том, что в Челнах зарегистрировано уже шесть разбойных нападений на платные автостоянки. Неизвестные используют форму сотрудников милиции и похищают с этих стоянок новые «КамАЗы». Куда уходят машины — неизвестно. Оперативной информации мы не имеем. До настоящего времени нам не удалось найти ни одной угнанной машины. Я подозреваю самих работников милиции, и поэтому, посовещавшись с министром, мы решили направить тебя в Челны разобраться с этим делом. Мы не хотим, чтобы об этих событиях узнала пресса. Нам не нужен шум по поводу милиции.

— Юрий Васильевич, я, конечно, не против, но я только два дня как вернулся из командировки. Дайте мне немного побыть с семьей!

Он посмотрел на меня удивленно:

— Виктор, я все понимаю, но дело есть дело. И больше поручить его некому. Не гляди на меня такими глазами! Некому! Это твое направление, и я не пошлю кого-то из отдела по борьбе с убийствами. Ты сам все понимаешь. Кроме тебя, у меня никого нет. А ты уж сам определись, кто тебе там понадобится. Можешь взять двоих, если надо — троих, поопытнее. Желательно, чтобы о цели твоей командировки не знал никто из сотрудников Челнов. Приехали с проверкой, и все. Ты же знаешь о моих отношениях с начальником УВД Шакировым, и я бы не хотел, чтобы твоя командировка расценивалась там как попытка его подсидеть.

На следующий день я и двое моих коллег были уже в Челнах.

Послав их в районные отделы, я стал тщательно изучать все оперативно-поисковые дела, заведенные по этим преступлениям. Параллельно с этим, запросил все оперативные дела учета, заведенные за последние три месяца.

Время шло, но нам не удавалось выйти на участников преступной группы. Те, словно почуяв опасность, свернули свою деятельность. Каждое утро я звонил Костину и отчитывался о проделанной работе. Его тон в разговоре со мной становился с каждым днем все более раздраженным. Наконец, Юрий Васильевич не выдержал и высказал мне недовольство организацией работы.

— Ты что, не понимаешь ситуацию? Меня здесь каждый день имеет заместитель министра, а я все молчу и кормлю его обещаниями. Не хочу больше слышать пустых обещаний! Вы там с Балаганиным в шахматы играете что ли? Виктор, нужен результат! — он в сердцах бросил трубку.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — тяжело вздохнул я. — И так работаем круглыми сутками, а здесь еще такой наезд. Выговор или еще что-то из этой оперы».

Я позвонил и пригласил к себе Балаганина с Зиминым. Мы сели и стали уже в который раз рассуждать.

— Неужели, Стас, преступники знают о нашем приезде и догадываются, что мы прибыли по их души?

— Трудно сказать, шеф. Если они затихли, это говорит о том, что они проинформированы. Наверное, Костин прав, налеты совершались работниками милиции. Ведь только они знают, над какой темой мы с вами работаем.

— Если это так, как ты говоришь, то Костин прав. Работают точно милиционеры, — я взглянул на Балаганина. — Вот уже две недели, как нет ни одного преступления.

— Я думаю, они скоро себя проявят. Ведь мы никого особо еще не потревожили. Они сначала затаились, но потом поймут, что опасность прошла и можно снова начинать. Деньги-то им нужны.

— Стас, я сегодня изучил одно дело, забавное, между прочим. Фигурант — наркоман, и вдруг все его друзья, которые видели его вечное безденежье, начинают замечать, что у того появились деньги и, представь себе, большие деньги. Напрашивается закономерный вопрос, откуда? Если он раньше побирался, а теперь сорит деньгами?

— Интересно. Может, в люди выбился? Вот, и появились деньги, — без затей предположил молчавший до этого Зимин.

— Может, ты и прав, — сказал я, — но проверить его не помешает. Здесь явно что-то не так. Чем черт не шутит, пока Бог спит.

— Ладно, завтра я его вытащу из дома. Вы сами с ним поговорите или мне дадите? — спросил Зимин.

— Нет, Юра, давай я с ним сам поговорю, заинтриговала меня эта история с богатством.

* * *

Утром следующего дня у дверей своего кабинета я увидел парнишку лет пятнадцати. Он подошел ко мне и смело спросил:

— Вы случайно не Абрамов? Меня пригласили на разговор.

Я открыл дверь, и мы вместе с ним вошли в кабинет.

— У тебя паспорт с собой? — спросил я его, на «вы» с этим юношей беседовать было просто невозможно.

Он протянул мне новенький паспорт и сел на стул.

Я открыл паспорт и увидел там фото этого паренька.

— Извини, но я тебя не вызывал, — сказал я, — мне нужен твой брат.

Однако паренек ни капли не стушевался и бодрым голосом ответил:

— Мне сегодня домой позвонил ваш сотрудник по фамилии Зимин и пригласил к вам на беседу моего брата Артема. Артема дома нет сейчас. Он уже несколько ней в гостях у друзей в Нижнекамске. Если хотите, я дам его адрес, вы там быстро его найдете. Мой брат в последнее время практически не бывает дома, все время ночует то у одних друзей, то у других. Вы, наверное, уже знаете, что мой брат — законченный наркоман. Если нужно, я покажу, где он обычно прячет наркотики, когда бывает в Челнах. Артем вчера вечером звонил бабушке и сказал, что сегодня будет ночевать дома, то есть в Челнах. Вот вы его и задержите там с наркотиками, а то он умрет. Это точно.

Я сидел, рассматривал этого парня и где-то даже понимал его желание посадить родного брата. С одной стороны, это был нескрываемый цинизм, когда человек за здорово живешь сдает родственника. А с другой — невооруженным глазом было видно отчаяние, доведшее его до такого решения.

Придя в себя, я спросил:

— Игорек, ты представляешь себе, что делаешь? Мы же посадим его?

— Ну и что? Вы думаете, я не понимаю? Все понимаю. Да, я хочу, чтобы вы его посадили, и посадили на долгий срок!

— Зачем же ты его хочешь посадить? — задал я почти риторический вопрос. — Что уж такого плохого он сделал?

Я честно не знал, что ответить на его намерения. Игорь мне, как ни крути, представлялся монстром.

— Вы знаете, — заговорил он, — наши родители служат в ГДР. В прошлом году отец привез оттуда шикарный мотоцикл и подарил Артему. Вот я и хочу, чтобы мотоцикл достался мне. Все просто — если вы его посадите, то мотоцикл мой!

«Боже! — прострелило меня. — Да он не лечить его собрался, не спасать от смерти! У него, оказывается, действительно все просто!»

— Игорь, а ты не боишься родителей? Вдруг они узнают, что ты сделал? Они же тебе не простят этого.

— А как они узнают? — удивился парень. — Ведь вы им не расскажете? Зачем вам это? Я, может, еще не раз вам пригожусь. Я знаю многих, кто ворует и сбывает ворованное. Разве вам это не нужно?

Я был в шоке.

— Давай, Игорь, договоримся так. Как только твой брат появится дома, и ты обнаружишь наркотики, сразу позвонишь вот по этому телефону, — предложил я и протянул ему листочек с номером.

Мы попрощались, и он с чувством выполненного долга покинул мой кабинет.

Брезгливость и отвращение переполняли меня. Я всю жизнь посвятил борьбе с преступностью, но такого чудовищного цинизма еще не видел.

«Новый Павлик Морозов. Прирожденный предатель и провокатор, — думал я и никак не мог успокоиться. — Ничего святого нет! Сдает за барахло родного брата. Такие, как Игорь, опасные люди, и я бы не хотел иметь с ними никаких дел.

* * *

Около восьми часов вечера дежурный по районному отделу сообщил мне, что на территории района зафиксировано разбойное нападение на автостоянку. Неизвестными, одетыми в форму работников милиции, похищен «КамАЗ» зеленого цвета.

Я быстро оделся и выехал на место. Подъехав к стоянке, увидел там Балаганина с Зиминым, сновавших среди местных оперативников и опрашивавших охранников. Увидев меня, они направились ко мне.

— Что я вам говорил? Этого разбоя следовало ждать со дня на день! — возбужденно заявил Балаганин. — И знаете, шеф, опять четверо в милицейской форме! Старик-сторож в шоке и не может не только описать никого, но и говорит еле-еле. Они ему пригрозили пистолетом.

Выслушав их, я скрупулезно обошел стоянку и попытался поговорить с водителями, которые в момент нападения были на стоянке. Один из них произнес интересную фразу, которая занозой застряла у меня в голове.

— Начальник, по-моему, среди них был молодой парнишка, мне показалось, он то ли пьяный, то ли под наркотиками. Глаза у него были такие шальные — такой убьет запросто. Один из нападавших в форме лейтенанта милиции назвал его не то Артем, не то Тема. Ну, как-то так, я точно не расслышал.

Я почувствовал легкий озноб и дрожь в груди. Так бывало со мной перед большой дракой. Я прекрасно знал — так действует адреналин. И в очередной раз почувствовал себя охотником, напавшим на след добычи.

— Спасибо вам за информацию, — поблагодарил я водителей. — Вы здорово помогли нам.

Мы отошли в сторону.

— Стас, если меня не подводит интуиция, мы напали на след этой группы. Сегодня должен позвонить один человек и сообщить адрес преступника, который входит в состав этой бригады. А сейчас надо срочно ехать в отдел и ждать этого звонка.

Через пятнадцать минут мы были в милиции и сидели в моем кабинете в ожидании звонка от Игоря.

Время шло, но никто не звонил. Ждали-ждали, а звонок раздался неожиданно. Я поднял трубку и услышал взволнованного Игоря:

— Приезжайте к нам домой. Артема пока нет, но в тайнике лежат наркотики и милицейская форма.

Мы как ужаленные вскочили и бросились на улицу.

* * *

Наша машина остановилась в тридцати метрах за нужным домом, и мы пешком направились к подъезду Артема.

У подъезда толпилась местная молодежь. На скамейке, приспособленной под столик, стояло несколько бутылок вина и какая-то закуска на клочке газеты.

Мы молча прошли мимо, стараясь не привлекать к себе лишних взглядов. Идущего последним Зимина остановил подвыпивший парень и потребовал сигарету.

— Не курю, — сказал Зимин и двинулся было за нами.

— А если найду? — не унимался парень и схватил Зимина за рукав.

Опыт подсказывал — без драки не обойтись.

— Слушайте, ребята, может, не надо цепляться? Я действительно не курю, — пытался утихомирить молодежь Зимин.

— Ты вообще-то чего здесь крутишься, к кому идешь? — спросил парень.

— Да мне на третий этаж, к Игорю, — наигранно оправдывался Зимин. — Он мой племянник. Решил проведать.

— А, ясно, значит, родственник этих наркоманов, — парень отпустил руку Зимина. — Передай привет от Владика!

Мы быстро поднялись на этаж. На лестничной площадке нас уже ждал Игорь.

— Вы что как долго? Я уже устал ждать. Пойдемте, — запанибрата встретил нас парень, и мы стали спускаться на первый этаж.

Игорь отпер замок подвального помещения и зажег там свет. Мы немного прошли вперед и увидели отгороженное решеткой помещение, в котором стоял мотоцикл. В углу этой клетушки, за мотоциклом стоял небольшой деревянный ящик, предназначенный, по всей видимости, для хранения овощей.

— Форма вот здесь, — прошептал Игорь. — Ее раньше не было, я это точно знаю. Появилась сегодня вечером.

Достав из кармана ключи, он открыл крышку ящика и показал нам аккуратно сложенную в полиэтиленовый пакет милицейскую форму. Сверху пакета лежала милицейская фуражка сорок восьмого размера.

— Молодец, Игорь, спасибо тебе, — поблагодарил я.

Мы осторожно вышли из подвала и, стараясь не шуметь, остановились на площадке первого этажа.

— Вот что, — сказал я. — Артема нужно срочно брать, иначе скроется. Думаю, тебе, Балаганин, надо затесаться в компанию ребят, которые толкутся у подъезда. После того как Артем войдет в подъезд, ты сзади заблокируешь ему выход. Короче, будешь идти за ним вплоть до самой квартиры. Сейчас Игорь вынесет и покажет тебе его фотографию.

Балаганин посмотрел на принесенное фото и пошел на улицу.

— У тебя деньги есть? — спросил его я.

Получив отрицательный ответ, я достал из кармана деньги и протянул их Балаганину.

— Стас, не шикуй. Это последние командировочные. Иначе все умрем с голоду, — предупредил я.

Он вышел на улицу, а я с Игорем и Зиминым пошел в квартиру.

Спустя минут десять я выглянул в окно — у подъезда в компании ребята стоял Балаганин и угощал всех портвейном.

«Пока все идет по плану, — успокоился я. — Лишь бы не сорвалось!»

Игорь разогрел чайник, и мы, усевшись на кухне, стали пить чай с печеньем.

— Игорь, а где твоя бабушка? — поинтересовался я. — Ты же говорил, что вы с братом у бабушки живете?

— Она на дежурстве. Работает нянечкой в БСМП и сегодня дежурит в ночь. А вы видели мотоцикл? Как он вам? Я думаю, что в Челнах ни у кого такого нет.

— Да, мотоцикл классный и стоит, похоже, немалых денег, — поддержал я его тему. — Только непонятно мне, почему Артем на нем не ездит?

— Артем боится, что мотоцикл отберут друзья за долги. Он многим должен и должен, насколько я знаю, большие деньги. Это он сейчас начинает с ними потихоньку расплачиваться, а раньше все брал.

— Значит, еще не все потеряно у Артема, если соображает, что могут отобрать? А ты не боишься, что его дружки отберут мотоцикл у тебя?

— Да нет, не боюсь. Я за этот аппарат любому глотку перегрызу. Для меня в городе авторитетов нет.

— Ладно, не болтай лишнего. Куда ты денешься? Подъедут, поговорят, и сам привезешь.

Мы услышали, что входная дверь открылась, и наш разговор прервался. В квартиру вошел парень, здорово похожий на Игоря.

Я вышел в прихожую и встал так, чтобы не дать Артему попасть в другие комнаты. Несмотря на то что он явно был в наркотическом опьянении, он сразу все понял и моментально оценил положение.

— Давай, Артем, без шума, — тихо сказал я. — Бежать тебе уже некуда. Вокруг наши люди.

— Какие ваши? Кто вы такие, что вы здесь делаете? — начал он.

— Ты не шуми. Мы из милиции. Давно ждем тебя, — ответил я.

Он попятился, но уперся в ствол пистолета Балаганина. Что-то выкрикнув, Артем вдруг бросился на меня с кулаками, стараясь пробиться на кухню. От его толчка я чуть было не упал в прихожей, но меня подхватил стоявший рядом Игорь. Заскочив в кухню, Артем схватил со стола нож и дважды замахнулся на меня, а потом и на Зимина. Я дважды увернулся и схватил табурет, пытаясь нейтрализовать разбушевавшегося парня.

Но Балаганин опередил меня. Одним ударом в челюсть он отправил его в нокаут.

— Вот и все, — выдохнул Стас, надевая на запястья Артема металлические браслеты. — Стоило размахивать ножом, чтобы потом вот так валяться?

— Стас, вызывай оперативно-следственную группу, проводите обыск, а мы с Зиминым заберем Артема и поедем в Автозаводской отдел.

Мы вышли из подъезда и направились к дежурной машине. Ребята, стоявшие у подъезда, с пребольшим любопытством наблюдали происходящее.

— Вот до чего доводят наркотики! — громко прокомментировал Владик. — Лучше быть алкашом, чем вот таким нариком. Мы тут бухаем, а ему менты браслеты нацепили.

* * *

Артем сопротивлялся недолго и уже через три часа после задержания начал давать правдивые показания.

Он рассказал нам, что месяцев пять назад при выходе с дискотеки его задержал наряд милиции. Это были солдаты срочной службы милицейского батальона, расквартированного в городе. Его и еще нескольких ребят посадили в милицейский бобик и привезли в опорный пункт милиции. Там, во время обыска у него нашли таблетки кодеина, на которые он подсел в последнее время.

— Ну что, наркоман, — спросил его молоденький лейтенант, — твои ровесники кровь в Афганистане проливают, а ты здесь кодеин глотаешь да девчонок тискаешь?

— А чего вы сами не в Афганистане? — вступил в спор Артем. — Там и проявляли бы чудеса героизма, а не ловили бы пацанов. Или там страшно?

Он еще что-то хотел добавить, но тут же получил с размаху в лицо. Очнулся уже в каком-то помещении, на бетонном полу. Из рассеченной губы текла кровь. Попытался подняться, но сильная боль встать не позволила. В помещении пахло пищей и лежалыми вещами. Из-за полуоткрытой двери доносились мужские голоса. Несмотря на сильную боль в ноге, Артем подполз к стене, уперся о нее спиной и опять попробовал встать. Но нога болела невыносимо, и он со стоном повалился на пол.

Дверь открылась, и в комнату вошло четыре человека. Щелкнул выключатель, и Артем увидел, что находится в небольшом помещении, где вдоль стен висят милицейские шинели.

Перед ним стоял прапорщик:

— Ну вот что, Артем! Ты, надеюсь, догадался, где находишься? Теперь у тебя один выход — добровольная помощь в борьбе с такими же уродами, как ты. Можешь не соглашаться, дело твое. Только я предупреждаю, живым ты отсюда не выйдешь, пропадешь просто без вести. Потом, может быть, тебя и найдут где-нибудь в подъезде — погибшим от передозировки. Но это не меняет суть дела. Въезжаешь?

Артем закивал.

— У тебя, наверное, много друзей-наркоманов? Нам нужны их адреса. Особенно тех, кто занимается оптовыми поставками. Мы не будем убивать их, это мы тебе гарантируем. Нам нужны деньги, заработанные на этом дерьме. Сейчас ты приведешь себя в порядок, почистишься. Мы наденем на тебя форму, и ты поедешь с нами, покажешь адрес главного оптовика. Ты понял? Покажешь адрес!

— Да, понял, — согласился Артем.

— Вот и хорошо. А сейчас приведи себя в порядок и начинай одеваться. Только давай побыстрее, не спи на ходу!

Минут через сорок милицейский автомобиль уже мчался по городу в сторону поселка ЗЯБ.

— Это здесь, — указал Артем на пятиэтажную панельку, — третий подъезд, сорок восьмая квартира. Зовут Ильяс. Условный стук — два удара в дверь с промежутком в пять секунд. Если не откроют, значит, дома нет. Тогда поедем к его матери. Она живет в частном доме.

Минуты через две из подъезда вышел прапорщик и мотнул головой, давая понять, что дома никого нет.

— Давай, показывай, где живет мать, — велел прапорщик. — Если опять обманешь, похороним.

Машина сорвалась с места и, поднимая клубы придорожной пыли, помчалась дальше.

— Остановите, кажется, приехали, — сказал Артем. — Вон тот дом, с зелеными воротами.

Прапорщик пошел к двери, а двое других милиционеров встали под окнами.

Раздался условный стук. В доме загорелся свет и послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — произнес Ильяс заспанным голосом.

— Давай, открывай, пока не сломали дверь, — крикнул прапорщик и двумя ударами ноги высадил дверь.

Они ворвались к Ильясу и, надев на него наручники, усадили на табурет. Из комнаты в ночной рубашке показалась мать Ильяса. Увидев милицию, она быстро скрылась в своей комнате.

— Где наркотики? — спросил прапорщик. — Сейчас поедешь с нами, там все расскажешь.

Милиционеры вытащили Ильяса на улицу, сбили с ног и стали пинать. Когда Ильяс потерял сознание, прапорщик схватил ведро с нечистотами и плеснул ему в лицо.

Ильяс открыл глаза и попытался закричать.

Один из милиционеров накинул ему на голову полиэтиленовый пакет и начал душить. Ильяс вновь отключился.

Оставив около него водителя и Артема, они вошли в дом и приступили к обыску.

Вскоре удача улыбнулась им. Прапорщик обнаружил крупную сумму денег, которые Ильяс хранил в старом дырявом валенке за печкой. Не пересчитывая, прапорщик засунул пачку за пазуху и что-то сказал товарищам. Через минуту в комнату втащили избитого и окровавленного Ильяса.

— Ну что, будешь молчать? — вновь спросил прапорщик. — Для тебя и наркотики дороже жизни? Ты думаешь, мы с тобой шутим?

Он достал с полки молоток и со всего размаха ударил Ильяса по ноге. Тот взревел и снова потерял сознание.

Ведро воды вернуло его к действительности.

— Не убивайте, я все вам отдам, — прошептал он. — Все, что есть, и деньги, и наркотики.

Минут через пять милиция покидала дом Ильяса. Лицо прапорщика выражало полное удовлетворение. Они завладели большой суммой и немалой партией наркотиков.

— Сейчас мы тебя отвезем домой, — сказал прапорщик Артему. — Забудь все, что ты сегодня видел. Говорить тебе, чтобы молчал, я не буду. Не будешь нам помогать — все твои друзья узнают о твоих наводках и убьют тебя.

Они подъехали к дому Артема, тот в машине переоделся в свою одежду и побрел домой.

— Погоди, — остановил его прапорщик и, достав из кармана деньги, протянул Артему. — Возьми, заработал.

Артем покраснел, но увесистую пачку взял и стал благодарить прапорщика.

— До вечера, — кивнул прапорщик. — Ждем тебя здесь в девять вечера.

Машина засвистела и сорвалась с места.

Когда красные фонари милицейской машины растаяли вдали, Артем тяжело вздохнул, засунул деньги в карман и направился домой.

* * *

Налеты на притоны длились уже несколько недель, и Артем стал полноправным членом этой новой преступной группы. У него появились деньги, и парень постепенно стал рассчитываться со своими долгами. А среди друзей-наркоманов поползли слухи о милицейском беспределе. Оптовики теряли не только деньги и товар, но и свое здоровье. Несмотря на все происходящее, заявлений и обращений в милицию не поступало. Все боялись мести и не хотели неприятностей от милиции.

В городе на некоторое время стало трудно достать наркотики, и цены на них заметно выросли. Налетов становилось все меньше, а привыкшие к большим и легким деньгам бандиты стали испытывать финансовые сложности.

Как-то раз внимание Артема привлекла автостоянка, находившаяся недалеко от его дома. Там работал охранником его старый школьный приятель. Выйдя из дома, Артем направился к стоянке, надеясь приобрести у приятеля немного травки.

— Привет! — подошел Артем. — Как дела?

— Дела в верхах, а у меня делишки, — шуткой ответил Константин.

— Трава есть? — сразу спросил Артем.

— Пока есть, слава Богу. Живу старыми запасами. Сейчас что-то достать путное просто проблема. Все боятся милиции. Говорят, вышло какое-то указание, и им дали право глушить всех подряд без разбора. Я слышал, менты покалечили уже десятки людей.

— А что, пошли бы в УВД или в прокуратуру, пожаловались на беспредел, — как бы между прочим брякнул Артем, — прижали бы им хвост.

— Ты что? Кому это нужно? Скажешь тоже, в милицию, с жалобой. Да завтра они тебя же и закроют.

Приятели забили «косяк» и, сев поудобнее на лавочку у сторожки, стали поочередно затягиваться. И настолько увлеклись, что не заметили, как к ним подошел хозяин стоянки.

— Чего пеньки, уже торчите? — рыкнул он и с размаху ударил Константина.

— Сколько раз можно предупреждать, чтобы не курил на работе! А ты тут еще одного торчка привел! Мне проблемы не нужны, — хозяин снова ударил парня и, развернувшись на месте, коротко приказал: — Забери документы у Зуева. Больше здесь не работаешь!

Константин сидел на топчане и вытирал кровь.

— Сука, — процедил он. — Строит из себя праведника, а сам по вечерам с братвой крадет запчасти с завода. — Ты знаешь, сколько у него денег от этих запчастей? У него два магазина торгуют награбленным — один в Нижнекамске, другой в Казани. А здесь решил нарисоваться, мол, вы дерьмо, а я праведник. Нашелся бы хоть один человек, чтобы нагрел его на бабки. Вот я бы посмеялся над ним!

— А как поймать его на бабки? — поддержал разговор Артем. — Он ведь под братвой ходит, а они шуток не прощают. Стрельнут раз, и нет тебя.

— Запросто. Дернуть у него несколько «КамАЗов» со стоянки — всего и делов-то. Ведь он за них отвечает.

— Понятно, — задумчиво произнес Артем. — Только где найти таких людей? Вот у меня, к примеру, таких нет.

— А мы поищем, — зло сказал Константин. — Я постараюсь найти, у меня знакомых много. Может, кто-то и подпишется.

Они вышли из каптерки и направились к домику администрации.

Костя отсутствовал минут десять. А когда вышел из здания — выругался матом.

— Представляешь, оказывается, я им еще и должен! Сволочи!

— Ну, ты бы потребовал, ведь свое требуешь, не чужое, — посоветовал Артем. — Как теперь будешь жить? Когда еще заработаешь?

— Не знаю. Что я скажу жене?

— Костя, вот, возьми, — Артем стал совать другу деньги. — Правда, здесь немного, но на первое время хватит. А там, может, что-то и подвернется.

— Ты что, Артем, в своем уме? А ты как? Я-то еще обойдусь без дури, а ты же плотно сидишь. Ты сломаешься!

Они постояли еще, обсуждая свое положение, а затем разошлись: Константин поехал домой, а Артем — в батальон милиции, где его уже ждали новые друзья.

* * *

— Артем, если еще раз придешь задутым, я тебе лично голову оторву. Понял меня? — спросил Захаров, на плечах которого сверкали две звезды прапорщика. — Ты что, один в бригаде? Залетишь — потянешь других. Ты-то гражданский, а на нас погоны.

Они сели в каптерке и закурили.

— Выпить хочешь? — спросил Захаров. — У меня осталось немного красненького, будешь?

Артем отрицательно покачал головой. Тогда Захаров достал один стакан, налил вина и выпил.

— Кому что, Артем! Тебе нужна трава или еще что там у вас, а мне было бы что выпить.

— Кто пьет, тот долго не живет, — буркнул Артем и взглянул на реакцию Захарова.

— А вы, наркомы, умираете еще быстрее. У вас вся жизнь пролетает между затяжками и инъекциями.

— Зато мы в гробу красивые, не то, что вы, алкаши. Все молодые и сильные. А вы, алкоголики, всю жизнь можете жить с тараканами и брататься с ними, — Артем засмеялся над собственными словами. — Чего молчишь? — спросил он Захарова. — Когда подойдут ребята?

— Сейчас подойдут, сиди пока, — ответил Захаров и пошел из каптерки.

Ребята собрались через полчаса.

— У меня есть предложение, — начал Артем. — Есть дело на очень большие бабки. Риск такой же, как и всегда, а может быть, даже и меньше.

— Давай, не тяни, — прервал Захаров. — Рассказывай покороче.

Артем выложил все, что слышал от Константина, и предложил совершить налет на эту автостоянку.

Все согласились, однако возник вопрос — что делать с машинами, где их хранить?

— Предлагаю загнать их на территорию части. У нас их искать не будут, это точно. Постоят немного, а потом навесим на них армейские номера и перегоним в Капустин Яр. Там у меня родственник, он от машин не откажется, — предложил Захаров.

Предложение приняли единогласно.

* * *

Командир роты старший лейтенант милиции Угаров выслушал просьбу Захарова и отправился к командиру батальона просить разрешения на временную стоянку машин на территории части.

Командир батальона дал «добро», условившись предварительно о собственной выгоде в десять тысяч рублей в месяц с каждой машины.

— Все в порядке, — вернулся Угаров в каптерку, где его ждал Захаров. — Договорился. Просит десять тысяч с машины. Теперь давай со мной определимся, сколько буду иметь я?

Они быстро сошлись в цене, и Угаров, предчувствуя деньги, радостно потер руки.

— Где группа? — спросил он у Захарова. — Новые люди есть?

— Все на улице, ждут вас, — ответил Захаров и, прихватив по пути резиновую дубинку, направился вслед за Угаровым.

Все, что произошло потом, было уже знакомо Артему.

Налет занял не более десяти минут. Им удалось завести и выгнать со стоянки две машины. Обе были с документами. Они быстро выехали со стоянки и скрылись в темноте.

Уже через час машины стояли в боксах части. Захаров нашел номера и повесил их на похищенные грузовики. Дело было сделано. Оставалось найти покупателя.

Через две недели Угаров с Захаровым с разрешения командира части перегнали машины в Капустин Яр. Там их продали родственнику Захарова и в хорошем настроении возвращались в часть.

Они сразу рассчитались с командиром батальона, а остальное поделили на равные части и раздали участникам налета.

Деньги были большими и вызвали мощный прилив энтузиазма у всей компании. Все как один заявили о готовности вновь пойти на дело. И в ту же ночь произошел налет уже на другую автостоянку.

* * *

Все шло хорошо, несколько человек из группы уже готовились к демобилизации и прикидывали, на что потратить «заработанное».

Утром, как по команде, вся компания собралась в части, в каптерке у Захарова.

— Ребята, мы все хорошо поработали в этом году, каждый скопил деньги. Наши друзья, Илья и Иван, готовятся к дембелю. Меня переводят служить в Казань. Так что скоро мы расстаемся. У меня предложение. Давайте сделаем хороший подарок нашему командиру? Такой, чтобы он запомнил на всю жизнь. — Захаров сделал паузу и обвел взглядом своих товарищей.

Все сидели молча и только внимательно слушали.

Захаров накануне этой встречи договорился с одним из заказчиков, и тот прибыл в Челны с деньгами. Заказчику нужен был автомобиль, а Захарову — деньги.

— Давайте в последний раз пошумим в городе, дернем «КамАЗ», а на эти деньги купим подарок командиру.

Все согласились и договорились встретиться в этот же день, вечером. Вечером группа совершила последний налет и завладела машиной. Все прошло не так гладко, как хотелось бы. Артем передрал дозу и начал чудить прямо во время налета. Если бы не Захаров, пригрозивший охранникам пистолетом, те скрутили бы Артема и отобрали у него оружие и радиостанцию.

Угнанный «КамАЗ» они тут же передали заказчику, и тот, щедро заплатив, со спокойной душой уехал к себе в Астрахань.

В тот же вечер Артема задержала наша оперативная группа.

Несмотря на поздний час, я позвонил Костину домой и доложил ему о задержании одного из преступников.

— Что мне делать дальше? — спросил я у начальника. — Задерживать других? Но ведь они такие же, как и мы, милиционеры, и прежде чем их брать, мы должны поставить в известность их руководство. Вы свяжитесь с командиром бригады, сообщите ему.

— Время позднее, если задержишь их прямо сейчас, все нормально прокатит. Скажем, что никого не нашли, так как было поздно. Если протянем до утра, то вполне вероятно, что нам их не отдадут. У них в бригаде есть сотрудники особого отдела, они сами ими займутся.

Через час все участники налета были задержаны и помещены в ИВС.

* * *

Утром следующего дня со мной связался сотрудник особого отдела бригады, в состав которой входил батальон милиции Набережных Челнов Лобода Георгий Парфириевич.

— Здравствуйте, товарищ Абрамов. Приятно удивлен вашей оперативностью, — начал он. — Мое руководство просто в шоке и требует с меня обстоятельно разобраться с этим ЧП. Если вы не против, то я вечером буду в Челнах и хотел бы с вами поговорить.

— Хорошо, буду ждать вас, — ответил я.

Ко мне завели задержанного Захарова. Он был в форме прапорщика и испытывал большой психологический дискомфорт, находясь в моем кабинете.

— Ну что, Захаров, — спросил я, — звезды на погонах давят?

Захаров изменился в лице, приняв выражение бойца, готового стоять насмерть:

— За что меня арестовали? Я военнослужащий, а не какой-то там гражданский.

— Не кипятись, Захаров, а то пожалеешь! Ты еще не арестован, а просто задержан по подозрению в совершении целой серии преступлений, в том числе с применением огнестрельного оружия, которое было похищено в вашей бригаде внутренних войск в январе этого года. Я бы на твоем месте попытался найти контакт с правоохранительными органами, а не лезть в бутылку. Умные люди говорят, прежде чем войти в помещение, всегда надо подумать, как оттуда выйти. Однако эта истина, похоже, не для тебя. Я знаю, что ты и ваш командир роты перегоняли «КамАЗы» в Астраханскую область, в том числе и в Капустин Яр, где проживает твой родственник. Может, назовешь его данные? Мы, конечно, можем и без твоей помощи обойтись, но не хочется время терять.

Захаров сидел на стуле и, отвернувшись от меня, сверлил взглядом угол.

— Молчишь? Твое право. Тогда начнем с пистолета, который был изъят у вас во время обыска. У меня к тебе, а лучше — к вам, вопрос. Когда и при каких обстоятельствах данный пистолет оказался у вас? Вы уверены, что на этом пистолете нет крови?

Лицо Захарова исказила гримаса, похожая на улыбку.

— Что вы морщитесь, можете мне прямо сказать или нет? Сейчас пистолет, наверное, уже отстреляли, и эксперты проверяют его по картотеке. Вот будет смешно, если вам подсунули паленый пистолет. Тогда вам очень трудно будет оправдаться, я бы сказал — вообще не удастся!

Повисла пауза.

— Ну, так что, Захаров, будем говорить?

Захаров по-прежнему сидел отвернувшись.

— Вы когда-нибудь слышали слова пролетарского писателя «если враг не сдается, его уничтожают»? Слышали? Это сказано про таких, как вы! Молчите? Хорошо, значит, приступаем от убеждений к официальным следственным действиям…

Я набрал номер телефона и через минуту-другую появился Станислав.

— Стас, заберите его к себе. Начните с очных ставок с охранниками стоянки. Я думаю, что до обеда все будет ясно.

Станислав и Захаров вышли из моего кабинета.

Передохнув, я пригласил задержанного по статье 122 УК старшего лейтенанта милиции Угарова.

Угаров оказался посмышленей. Он моментально сообразил, чем располагаем мы, и сразу же включился в предложенную мной игру. И уже через час на моем столе лежал протокол допроса Угарова, в котором он признавался в том, что пистолет, обнаруженный у прапорщика Захарова, был его подарком ко дню рождения последнего. Еще до официального допроса Угаров рассказал мне об этом. Из его рассказа я узнал, что пистолет он купил у начальника вооружения бригады. Они знакомы со времен совместной учебы в военном училище и давно в дружеских отношениях. Именно он, начальник службы вооружения, предложил Угарову купить у него списанный им же пистолет.

На вопрос Угарова, для чего ему сломанный и списанный пистолет, товарищ ответил, что пистолет собран из деталей списанных пистолетов и находится в хорошем боевом состоянии. Для демонстрации этого товарищ провел Угарова в тир и позволил сделать несколько выстрелов.

Вечером того дня, когда они обмывали сделку, а по сути, вместе пропивали деньги, отданные Угаровым за пистолет, товарищ рассказал ему, что таким же образом собрал несколько автоматов и даже один пулемет. Автоматы успешно реализовал «знакомым ребятишкам», а пулемет еще хранится у него на даче.

— Представь себе, — говорил Угаров, — звонит мне как-то комбат и говорит, слушай Угаров, по-моему, у тебя завтра стрельбы? Я ему — «так точно», а он мне — «стрельбы отменить!». Все полученные для стрельб боеприпасы занесешь ко мне в кабинет. Завтра приезжает начальство из округа, просит патронов для охоты. Наши патроны 7,62 мм подходят под охотничье нарезное ружье «Тигр».

— Ну и куда денешься с подводной лодки? — продолжал товарищ. — Конечно, тащишь патроны не на стрельбище, а комбату. Списываются боеприпасы очень просто. Составляется ведомость, и солдаты расписываются в ней. Им-то все равно, были они на стрельбище или нет.

Как выяснилось, товарищ раскрыл Угарову и схему хищения горючего. Все было так же банально, как и в предыдущем случае.

— А что, Угаров, разве вас не проверяют? У вас ведь в бригаде особый отдел, который ловит таких, как вы? — полюбопытствовал я.

— Наивный вы! Это же воинская часть. Она как единый организм. И голова у него одна. Именно она и решает, кому что делать. Скажут: «нужны патроны генералу», значит, будут патроны. Ну, узнает об этом особист, дальше — рапорт генералу. Вот голова и решает что делать. Сечь самого себя, или решить вопрос по-доброму. Вот так и решают, так и живут.

Прочитав официальный протокол, я про себя отметил, что Угаров не стал особо раскрываться перед следователем и подтверждал лишь известные нам факты разбойных нападений, продажи автомашин и свой подарок Захарову. О своем товарище по бригаде он в протоколе не упомянул.

Я вынул кассету из магнитофона с рассказом Угарова и убрал ее в стол.

«Береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережет, — подумал я, пряча кассету. Посмотрим, как будут складываться дела».

* * *

Вечером к нам приехал сотрудник особого отдела бригады Лобода. Я довел до его сведения обстоятельства задержания военнослужащих бригады внутренних войск.

— Хорошо поработали. Молодцы! Ловко вышли на них, — восхитился он рассказанным мной и добавил: — Виктор Николаевич! Вы, наверное, не в курсе, что руководство нашей бригады разговаривало с вашим министром по этому делу? Наш генерал, как только узнал о задержании военнослужащих, сразу позвонил в Москву. У него там сильные прихваты, между нами. Вот там, по всей вероятности, он и решил этот вопрос.

— Какой вопрос? О чем вы? — я был крайне удивлен. — Поясните, я не в курсе.

— Все предельно просто. Это дело передается в военную прокуратуру. В отношении одного гражданского паренька, ну, наркомана, оно каким-то образом будет выделено в отдельное производство и передано в следственное управление МВД РТ. А это значит, что вы, Виктор Николаевич, больше не занимаетесь этим. Теперь им согласно приказу генерала буду заниматься я.

Я был ошарашен! Я рассчитывал на совместную работу, а здесь все наоборот!

Увидев мою растерянность, Лобода попытался успокоить:

— Вы что, Виктор Николаевич? Радоваться надо, что с вас сняли оперативное сопровождение, а вы расстраиваетесь! Не будут ведь ваши люди ездить по воинским частям и таскать людей на допросы в военную прокуратуру. Мы и сами можем это сделать.

— Я-то согласен, — начал постепенно соображать я. — Только не верится что-то, что ваш генерал заинтересован в нормальном исходе этого дела. Он постарается все концы спрятать в воду. Да и Угарова мне по-честному жалко, доверился он мне, все рассказал. Что теперь с ним будет?

— Ты не жалей Угарова! Он преступник. Это с его подачи была организована бандитская бригада. За что его жалеть?

— Да я не об этом! Жалко, что вы заткнете ему рот. Заставите говорить только то, что нужно вашему генералу. Он бы у нас рассказал намного больше.

— Все может быть. Может, вы и правы, — задумчиво произнес Лобода. — Ждите указаний от своего министерства. Спасибо, Виктор Николаевич, приятно было с вами познакомиться. А то все Абрамов, да Абрамов, а вы вон на самом деле какой. Еще раз спасибо за работу.

Он вышел из моего кабинета.

«Строевик, — отметил я про себя, оценивая его фигуру. — Небось, одни пятерки были по строевой. Вон как вышагивает, одно загляденье!»

Я откинулся на спинку кресла и задумался:.

Почти месяц мы с ребятами работали над этим делом, а когда добились успеха, то по чьей-то прихоти у нас его отбирают, лишая победы. Может, и прав Лобода, не наше это дело, а дело военных. Может, все и так, но чувство неудовлетворенности еще долго разъедало меня.

Через час мне принесли шифрограмму, в которой был прописан приказ о возвращении нашей группы в МВД.

Утром мы передали все материалы Лободе и выехали в Казань. В кармане моего пиджака, словно денежная заначка, лежала магнитофонная кассета с рассказом командира роты старшего лейтенанта Угарова. Зачем я ее не отдал Лободе — я не знал. Может быть, мое попранное самолюбие не позволило, а может, что-то другое — до сих пор не знаю, но аудиозапись осталась в моем кармане.

* * *

Я по-прежнему сидел за рабочим столом и держал в руках рапорт Курицына.

«Что с ним делать, с этим рапортом? — думал я. — Наверное, надо передать по службе Кунаеву, но будет ли он заниматься этими вопросами?»

Раздался звонок. Я снял трубку и услышал нежный голос Вероники:

— Виктор, здравствуйте! Это я, Вероника! Вы еще не забыли меня? Завтра у меня выходной, и я встречаюсь с подругой в Аркалыке. Как вы смотрите на то, что мы пригласим вас в гости? Посидим немного, поговорим. Наверное, никуда и не ходите? Работа, гостиница и больше никаких развлечений?

Я был в замешательстве и, слегка заикаясь, ответил:

— Вероника! Извините, но совсем не ожидал услышать ваш чудесный голос. На ваше приглашение могу сказать, что приду, только сообщите время и адрес вашей подруги.

Вероника сказала куда приехать, поболтала еще с минуту, и наш разговор сошел на нет сам собой.

Мне вспомнился вечер в ресторане, белый танец, на который Вероника пригласила меня. И еще я прекрасно помнил улыбку Кунаева, когда он, наклонившись к Веронике, что-то шептал ей на ухо, показывая на меня.

«Кто она? — думал я. — Случайная знакомая Кунаева или его человек, которого он вводит в игру?»

Я решил не ломать голову и дождаться завтрашнего дня.

Вновь зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал сдавленный, как мне показалось, голос Уразбаева:

— Приветствую вас, Виктор Николаевич. Жду на старом месте через полчаса! Успеете?

Я взглянул на часы:

— Успею! — и стал одеваться.

Одевшись, вышел на улицу и остановился у здания, поджидая служебную машину.

К условленному месту мы добрались вовремя. Я, кутаясь в демисезонное пальто, если в него можно вообще закутаться, вышел из машины. Ветер дул со степи и гнал по поземку. Уже через минуту я почувствовал его обжигающие объятия.

«Ну где ты, Расих? — пританцовывал я. — Еще минута, и я превращусь в ледышку».

Уразбаев появился, как всегда, неожиданно. Он вышел из-за стоящего недалеко трактора и быстрым шагом направился ко мне.

— Давайте переговорим в машине, — предложил он. — Я ужасно замерз и, похоже, даже ноги поморозил.

Я попросил водителя покурить на улице, а мы с Уразбаевым сели в тепло.

— Виктор Николаевич! Я уговорил трех человек, и они готовы вам сдаться хоть сегодня. Но вы должны гарантировать им, что их не этапируют в Челны. В конечном итоге они не воровали эти машины, а просто купили. В чем их вина? В том, что поверили Шиллеру и позарились на дешевизну? Они уже осознали все и готовы вернуть машины.

— Ты, Расих, заговорил, как юрист, — улыбнулся я. — Нужно было думать раньше. Все сильны задним умом!

— Да дело не в том, как я говорю. Если вы их не закроете, то люди сами придут к вам и отдадут свои машины. Главное, чтобы они поверили вам. Я встретился со многими ребятами. Многие жалеют, что купили эти машины у Шиллера. Но есть люди, которые не хотят возвращать машины и готовы драться за них. Вот их фамилии, они, наверное, вам уже известны. Их сейчас здесь нет. Они в Узбекистане, грузятся ранними овощами. Задержать их вам будет довольно сложно, многие из них ездят с оружием. Насчет Шиллера узнал вот что. Все это время он скрывался у своего товарища по фамилии Акаев. Зовут Мурза. Неделю назад уехал, куда — пока сказать не могу. Акаев, насколько я знаю, вывез его в Байконур. Пока они туда ехали, к Акаеву нагрянули какие-то люди, зарезали его жену и спалили дом. Причину никто не знает. Как мне рассказали, сам Акаев считает, что это сделали «наркоманы», которые охотятся за Шиллером. Ходят слухи, что он якобы зажал у них большую сумму денег за наркотики. У них там свои какие-то дела. Еще. Вчера узнал, что его тесть поддерживает с ним связь. Последний раз они созванивались около двух недель назад.

— Расих! Кто из милиции звонил в тот день, когда произошло ДТП, вашим ребятам? Случайно не знаешь?

— По всей вероятности, Аскаров. Но точно сказать не могу. Есть еще один человек, зовут Мустафа. Вот сволочь, так сволочь. Он иногда приходит к Кунаеву на работу. Не скажу, что они друзья, но Кунаев его сильно ненавидит и, похоже, боится. Кто такой этот Мустафа, никто не знает, но все его боятся.

— Расих! Тебе не знакомо имя Вероника? Женщина с такими красивыми светлыми волосами. Говорят, что она то ли служит, то ли работает где-то на Байконуре и часто приезжает в город к подруге?

Расих задумался, а затем сообщил:

— Я знаю ее. По-моему, работает в системе КГБ. У нее еще родинка около уха. Это та? Что, есть проблема?

— Как тебе сказать. Завтра приглашен на вечер, где будет и эта женщина. Вот и решил поинтересоваться, как мне себя вести.

— Связей у меня в местном КГБ нет, поэтому ничего сказать не могу. Думайте сами, для чего контора подкладывает под вас бабу. Смотрите, чтобы не приписали попытку изнасилования. Сейчас у них, и у КГБ тоже, все мысли только об одном — отправить вас в Россию.

Я поблагодарил его за информацию и, прощаясь, попросил:

— Расих, пусть те, кто хочет сдаться, сначала позвонят мне, скажут, что от тебя, и сообщат свой адрес. Арестов не будет, я обещаю.

На этом мы разошлись.

Водитель, матерясь, садился в машину. Его пальцы задеревенели, и никак не могли справиться с ключом зажигания. Наконец, машина завелась, и мы помчались в отдел.

* * *

Я. вызвал начальника ИВС Аскарова.

Аскаров — грузный мужчина неопределенного возраста. Из-за круглых щек его узкие раскосые глаза становятся совсем щелочками, а когда он улыбается, глаза закрываются вовсе.

Свое тело он внес в кабинет очень осторожно, словно предчувствуя возможную для него опасность.

— Смелее, Аскаров, смелее. Деньги у родственников арестованных вы брать не боялись, а сейчас крадетесь, словно что-то украли.

Остановившись посреди кабинета, он застыл и стал крутить своей непропорционально маленькой головой, подыскивал место для посадки.

— Садитесь вот на этот стул, здесь вам будет удобнее, — пригласил я его.

Потрогав стул и убедившись в его надежности, он медленно опустил тело.

— Аскаров, у меня целая куча заявлений от родственников и арестованных нами преступников о том, что вы брали с них очень большие деньги за то, что, нарушая закон, организовывали им встречи. Скажите, вы знали, что нарушаете закон, предусматривающий полную изоляцию арестованных и задержанных от внешнего мира?

Получив утвердительный ответ, я продолжил:

— Вы не только нарушали этот закон, вы еще вымогали деньги за организацию свиданий. Вы знаете, Аскаров, что бывает за подобное?

Аскаров сидел, вжав в плечи и без того малозаметную голову.

— Все правильно, Аскаров, все правильно. Вы правильно все поняли и можете оказаться среди этих людей прямо сейчас. Сейчас я достану постановление прокуратуры и арестую вас. В самое ближайшее время вы уедете в Набережные Челны, где суд определит, насколько опасно ваше преступление. Вы мне не верите?

Я встал из-за стола, открыл сейф и достал оттуда бумажную папку. Демонстративно достал из папки чистый бланк постановления и положил на стол.

Лицо Аскарова стало похоже на подгоревший блин — цвет его медленно сменился с красного на коричневый. Он внимательно следил за моей рукой, в которой я держал шариковую ручку.

— Сколько стоит моя свобода, и что мне нужно делать? — он посмотрел на меня в упор.

— У меня, в отличие от вас, Аскаров, нет установленной таксы. Все зависит от того, как мы договоримся, да и денег я не беру, тем более грязных.

— Тогда скажите, что вы от меня хотите? Может, мой дом, машину?

— Нет. Этого мне тоже от вас не нужно. Мне нужен Шиллер, его связи и так далее.

— А кто это такой? Я не знаю такого, — искренне удивился он.

— Не валяйте дурака, Аскаров. Вы же умный человек. Неужели мы не договоримся? Кто для вас Шиллер? Никто! Неужели ваша свобода не стоит его?

Глядя на поведение Аскарова, я сразу понял, что тема свободы для Аскарова весьма актуальна. Совсем недавно он повторно женился на молодой казашке и в настоящее время усиленными темпами возводил новый дом, оставив старый своей прежней семье.

— Для кого вы строите дом? Или еще надеетесь, что молодая жена будет вас ждать, плакать ночами и бегать к вам с передачками? Я бы на вашем месте на это не сильно рассчитывал! Если вас посадят, в чем я не сомневаюсь, она вас сразу выпишет. Попробуйте потом прописаться в новый дом! Не получится. Анкета у вас будет не та. Есть судимость!

Глаза Аскарова заблестели сквозь щелочки. Я попытался угадать, о чем он думает, но было совершенно невозможно уловить ни его взгляда, ни выражения лица.

— Я не знаю, где сейчас Шиллер, — пробурчал он. — Слышал, что уехал, куда конкретно — не знаю.

— А вы поинтересуйтесь, может, и узнаете, — настаивал я, невольно подражая бурчанию собеседника. — Стучите, и вам откроется. По-моему, так говорил Иисус? А сейчас, Аскаров, вы напишете мне все, что знаете о делах Кунаева. Не смотрите на меня так. Помните, своя рубашка ближе к телу.

Я достал несколько чистых листов и протянул их Аскарову.

— Я боюсь их, — безвольно сказал он. — Они меня убьют за это.

— Аскаров! Если я тебя закрою, они тебя и так убьют, скажешь мне что-то или нет. Может, тебе напомнить смерть Измайлова? Это ведь ты его убил, я знаю. Так что пишите, может быть, и выживете, вот вам мой совет.

Лицо Аскарова вновь покоричневело.

— Я не убивал Измайлова! Я с ним разговаривал, но не убивал!

— Пишите, Аскаров, пишите. Мы разберемся, кто убил.

Аскаров писал долго, больше трех часов. Китель на его спине взмок. Когда он встал со стула, мне показалось, что он сбросил несколько килограммов.

— Ну что, теперь легче? — спросил я. — Так это было всегда, вот почему люди и исповедовались перед священниками. А я вот стал батюшкой для вас.

Он опять присел — ноги не слушались. Ему явно нужна была передышка.

Положив его рукопись в сейф, я налил ему чай. Он молча выпил, посидел еще минут пять, после чего тяжело поднялся и, шатаясь, направился к двери.

— Аскаров, не забудьте, мне нужен Шиллер! — напомнил я вдогонку.

Дверь за ним закрылась, и в кабинете снова стало тихо. Но передышки не получилось — зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал мужской голос:

— Я от Расиха. Мой адрес: улица Мира, дом одиннадцать, квартира три. Машина стоит на улице Целинников, недалеко от больницы.

Не дожидаясь ответа трубку повесили.

Я вышел из кабинета и направился в актовый зал, где работали оперативники.

— Старостин, бери людей и срочно выезжайте на улицу Мира, дом одиннадцать, квартира три. Вторая группа — улица Целинников, недалеко от больницы наш «КамАЗ». Возьмите с собой следователей для обыска.

Через несколько минут группы выехали по указанным адресам.

* * *

Шиллер стоял на перроне автостанции и ожидал отправления междугородного автобуса. Настроение было паршивое. Утром при оплате номера в гостинице он обратил внимание, что администратор как-то странно присматривалась к нему, будто стараясь запомнить. Пока он оплачивал счет, она несколько раз выходила на улицу. Шиллер, не дожидаясь сдачи, бросился прочь. Забежав за угол, он вошел в магазин и стал наблюдать за происходившим в гостинице.

«Нервы, что ли, сдают? — думал он. — Так недалеко до психбольницы. Может, померещилось? У страха глаза велики».

Он немного успокоился и уже собирался выйти из магазина, как заметил, что к гостинице подъехали две милицейские машины. Из них горохом высыпали сотрудники милиции, вооруженные автоматами. По команде начальника они разбежались, блокируя все выходы.

Трое вошли в само здание. Пробыли они не долго, минут пять. Судя по их лицам, они опоздали. По сигналу оперативники сели в машины и разъехались в разные стороны.

«Сейчас начнут шерстить улицы, — решил Шиллер. — Будут искать по приметам и одежде». Он медленно, деланно спокойно прошел в секцию «Одежда», где купил черное полупальто с серым каракулевым воротником, костюм и зимние отечественные ботинки. С шапкой оказалось посложнее — пришлось ждать минут двадцать, пока продавщица со склада не принесла ему шапку нужного размера.

Переодевшись во все новое, он вышел из магазина, поймал такси и поехал на автовокзал.

«Где же я прокололся? — в мыслях метался Шиллер. — Не может быть, чтобы мой портрет раздали всем работникам во всех гостиницах!»

Шиллер плохо знал систему работы милиции. По совместному распоряжению МВД СССР и министерства бытового обслуживания все администраторы гостиниц до двух часов ночи направляли в милицию по факсу паспортные данные на всех вселившихся в течение суток постояльцев. В милиции эти данные обрабатывались. Таким образом выявлялись лица, находящиеся во всесоюзном розыске.

Шиллер взглянул на часы. До отправления автобуса оставалось минут десять. Его внимание привлекли два милиционера, периодически входившие в автобусы, отправляющиеся с вокзала.

— Слушай, друг, — обратился Шиллер к водителю, — забыл купить жене подарок. У нее в этот выходной день рождения. Ты не против, если я сбегаю в соседний магазин и посмотрю там, что можно купить?

— Давай, не опаздывай! Долго ждать не буду, — ответил водитель, щелкая семечками.

— Да я мигом, одна нога здесь, другая там, — обрадовался Шиллер, и стараясь не попадать на глаза милиционерам, стал пробираться на выход с автовокзала.

Минут через семь он остановил выехавший с автовокзала автобус и заскочил в него.

— Ну что, купил? — спросил водитель.

— Да нет! Отдел закрыли на учет, — на ходу придумал Шиллер. — Но все равно, спасибо тебе!

Автобус выехал из города на трассу и помчался в челябинском направлении.

* * *

Всю ночь работали сотрудники группы. Только под утро уставшие, но довольные, они направились отдыхать в гостиницу.

Я, оставшись в кабинете один, достал бумаги, написанные Аскаровым.

То, о чем писал Аскаров, заставило меня по-новому взглянуть на моих местных коллег. Из рапорта следовало, что начальник городского отдела милиции Кунаев уже длительное время прочно связан с неким человеком из местного республиканского правительства, который, с его слов, курирует транзитные поставки наркотиков в различные регионы страны. А от того, что его зять Курт Шиллер связался с братьями Дубограевыми из Челнов, занимавшимися кражами машин, Кунаев приходит в бешенство и решает перестроить трудовую деятельность зятя с реализации краденых машин на транзитные поставки наркотиков.

Во-первых, как считал Кунаев, это приносило намного больше денег, чем машины, во-вторых — позволяло всегда соскочить с этого бизнеса. Немаловажным фактором являлось и то, что он мог полностью держать зятя в ежовых рукавицах и через него контролировать все поставки.

Сам Кунаев не хотел, чтобы зять знал о его причастности к этому бизнесу, и разработал целую комбинацию: через Аскарова вышел на друга детства Шиллера Измайлова, который был обязан Аскарову своей свободой. В результате этой комбинации Кунаева в преступной цепочке отделяли от зятя два человека — Аскаров и Измайлов.

И все шло как по маслу до того момента, пока Шиллер не решил присвоить деньги, полученные от продажи наркотиков. Вот тогда и у Кунаева, и у Шиллера появились большие проблемы. Хозяин Кунаева решил наказать Шиллера, а Кунаев вынужден был самолично, пренебрегая правилами игры, заняться этим делом.

Из слов Аскарова следовало, что Кунаев встретился с Шиллером, рассказал ему о приезде в город оперативно-следственной бригады МВД СССР и посоветовал вернуть деньги, которые он прибрал.

Шиллер, напуганный этой новостью и обнадеженный обещанием Кунаева прикрыть его от приезжих следователей, пообещал вернуть деньги, но в последний момент почему-то передумал.

Зато он не раз звонил Кунаеву и интересовался работой бригады МВД. И именно эта информация натолкнула его на решение организовать ДТП с целью ликвидации Абрамова. Исполнение акции было возложено на Измайлова и его друзей. За это покушение Шиллер обещал ему огромные деньги.

Но покушения не получилось, а Кунаев, узнав об этой попытке, да еще и неудачной, окончательно разозлился на зятя.

И здесь возникают совершенно непредвиденные для Шиллера обстоятельства. Измайлова задерживают, а ему ничего не остается, как только рассчитывать на молчание арестованного товарища.

Я отложил недочитанный рапорт Аскарова и попытался предугадать дальнейшие ходы Кунаева и Шиллера. Но меня по-прежнему волновала одна-единственная мысль — кто же звонил по телефону Кунаева в тот день? Сам Кунаев? Нет, судя по рапорту, этот человек отпадал полностью. Во-первых, он не знал о планах Шиллера, во-вторых, как я выяснил, его в тот момент в отделе милиции вообще не было.

Мне было ясно одно — в этой игре появилась еще одна активно действующая сторона. Возможно, ее представлял неизвестный мне Мустафа.

Это он и его хозяин приняли решение по ликвидации всех, кто был с ними связан. Сейчас Мустафа просто зачищает бизнес и, похоже, не остановится ни перед чем, пока остаются свидетели, которые могут дать показания по наркотикам.

Если руководствоваться показаниями Аскарова, то получалось, что Кунаева практически не интересовали лица, покупавшие у Шиллера машины. Его волновал только сам Шиллер — муж его дочери и отец его внуков.

Кунаев явно боялся провала зятя, потому что именно он мог по цепочке привести оперативников к нему самому и его хозяину. Судьба последнего, по всей вероятности, пугала его намного больше, чем своя собственная.

Да! Так кто эта Вероника, которую подсовывают мне через Кунаева? Кто и какие задачи поставил перед ней пока неизвестный мне игрок?

Чем больше я пытался расставить все фигуры на игровом поле, тем больше запутывался.

Внезапно раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал взволнованного Аскарова.

— Они уже знают о нашем разговоре! — выпалил он и положил трубку.

«Да как же так? — взбесился я. — Откуда? Неужели меня слушают?»

Думай — не думай, все ясно как Божий день — кабинет, любезно предложенный мне начальником городского отдела Кунаевым, прослушивается.

Я тут же сопоставил возникшую с Аскаровым ситуацию с той, которая произошла с Измайловым. И стал лихорадочно вспоминать и анализировать события, предшествовавшие самоубийству последнего. Все вставало на свои места. Самоубийство Измайлова последовало лишь после того, когда он согласился пойти со следствием на контакт и начал рассказывать мне о преступлении. Пока он молчал, Измайлову ничто не грозило.

Заперев кабинет на ключ, я принялся скрупулезно осматривать всю стоящую у меня мебель. И уже отчаялся что-либо найти, как вдруг поднял взгляд на люстру, висевшую прямо над моим столом. Взобравшись на стул, я заглянул в каждый плафон светильника. В одном из них, на дне лежал маленький микрофон.

«Вот он!» — радостно подумал я (хотя чему тут радоваться?). Моя рука потянулась за перочинным ножиком, всегда имевшимся в моем кармане.

«Подожди! — остановил я себя. — Сейчас его уберешь, а завтра подсунут новый! И спрячут так, что не найдешь. Микрофон есть и пусть себе будет, просто не надо устраивать тут вечера откровений, и все!»

Я спустился со стула и поставил его на место.

«Нет, — продолжал я размышлять над находкой, — такой микрофон могли подсунуть только спецслужбы. А никак не Кунаев. Наверное, его телефон и кабинет также на прослушке. Неужели все это дело рук Каримова?»

Страшная догадка на миг парализовала мой разум: «Да это Каримов, и больше никто! Это его интересовали наркотики. Он не случайно проговорился мне, что они вели разработку Кунаева с зятем по наркотикам. Неужели Каримов контролирует здесь транзит?» Мне не хотелось верить в это, но другого варианта я не видел.

Все становилось ясно. Действительно, Каримова мало волновали похищенные машины, больше всего его интересовало автохозяйство, через которое шли наркотики.

Мне хорошо запомнился тот день, когда мы впервые встретились с Каримовым. Именно он первым вышел на меня и предложил поучаствовать в этом деле. Предложение вполне нормальное и не могло вызвать у меня подозрений в его личной заинтересованности. Нужно было срочно что-то предпринять, чтобы сохранить жизнь Аскарову.

Я почти побежал в ИВС. И уже в коридоре столкнулся с Аскаровым — его от рождения смуглое лицо напоминало бледную маску.

— Они все знают! — сразу зашептал он. — Я боюсь! Они меня убьют, как Измайлова!

— Возьмите себя в руки! Постараюсь что-нибудь придумать, — ответил я в полголоса и даже похлопал того по плечу. — Давайте сегодня встретимся где-нибудь?

— Хорошо, буду ждать вас у моего друга в бане. Вот его адрес, — он протянул мне уже готовую записку.

«Необходимо связаться с Каримовым и предложить встретиться. Может, он в чем-то проговорится, и я смогу как-то помочь Аскарову», — начал я продумывать ходы.

Зайдя к себе, я снял трубку и набрал Каримова. Его прямой телефон молчал. Пришлось связаться с дежурным по КГБ.

— Каримова сегодня не будет. Он на выезде, звоните завтра, — это было все, чего я добился.

* * *

С Аскаровым мы встретились тем же вечером по указанному в бумажке адресу. Он не переставая крутил головой, пытаясь определить среди снующих людей своих потенциальных преследователей.

— Не крутите головой, Аскаров, вы все равно их не обнаружите! Это вам не кино, и шпики здесь не в цилиндрах и бабочках. Давайте поговорим начистоту. Пока вы мне все не расскажете, я не смогу вас спасти. Согласны дать показания под запись?

Аскаров в очередной раз оглянулся и сдавленно произнес:

— Что мне остается, Виктор Николаевич! У меня просто нет выхода. Они меня убьют в любом случае на воле или в тюрьме. Включайте свой магнитофон! Это ничего, что мы с вами на улице в парке, а не в бане?

— Второй вариант меня устраивает больше. Там тише, а значит, и запись будет чище. Пойдемте в баню.

Мы прошли метров триста по улице, свернули в переулок и оказались у небольшого дома. Дом был обнесен высоким металлическим забором, а во дворе бегали азиатские овчарки.

Пройдя через двор, мы вошли в баню, заранее натопленную услужливым хозяином.

— Не переживайте, сюда никто из посторонних не придет, — заверил Аскаров.

Мы сели в предбаннике, и я включил свой портативный магнитофон.

Аскаров рассказал, что Мустафа является ликвидатором в этой, по его выражению, мафиозной структуре. За Мустафой много убийств, и все в городе его очень боятся. В последний раз Аскаров видел Мустафу в тот день, когда произошло ДТП. Мустафа выходил из кабинета начальника милиции. Когда тот скрылся за поворотом коридора, Аскаров прошел в приемную Кунаева и поинтересовался у секретаря, здесь ли Кунаев. Кунаева не было. Тогда он спросил, что здесь делал этот мужчина. Секретарь ответила, что он также приходил к начальнику милиции, но не застал его. А потом попросил разрешения воспользоваться телефоном. Но поскольку секретарь сама говорила по телефону, то разрешила позвонить с аппарата начальника. О чем говорил мужчина — она не прислушивалась.

Из окружения Шиллера с Мустафой поддерживал связь только Измайлов. А после того как у Измайлова возникли с Мустафой какие-то проблемы, с ним начал общаться Шиллер.

Кто такой Мустафа, откуда появился в городе — никто не знает. Со слов Кунаева, Мустафа следит здесь за многими большими людьми, контролирует их денежные отчисления в Алма-Ату. Никто не знает и того, кто стоит над Мустафой. Не знает даже Кунаев, который всегда все знает.

— Подождите, Аскаров, что вам известно о сотруднике местного отдела КГБ Каримове? Вам не кажется, что Мустафой управляет именно этот человек?

Аскаров, услышав фамилию Каримова, вздрогнул и с опаской посмотрел на дверь.

— Я не знаю никакого Каримова, — залепетал он. — Таких каримовых у нас в городе много, кто и где работает, я не знаю.

— Так, Аскаров. Если говорим правду, то говорим до конца!

Аскаров прикрыл мой магнитофон рукой и закачал головой, давая понять, что не намерен говорить на эту тему.

Я выключил магнитофон и с укором взглянул на собеседника. Он явно перепугался, когда услышал фамилию Каримова. Ничего не оставалось, как поблагодарить и собираться на выход. У дверей дома стоял хозяин-казах и с любопытством смотрел на меня. Спустившись с крыльца, он отогнал собак, и я беспрепятственно вышел на улицу.

Судьба Аскарова не могла не волновать меня. Его отказ от показаний был мне понятен. Я не винил его. В конечном итоге в этой игре каждый из нас преследовал свои цели.

* * *

В это утро я проснулся очень рано. В номере было прохладно, и совсем не хотелось выбираться из теплой постели. Я быстро встал, быстро собрался, вышел на улицу и сразу же попал в объятия ледяного степного ветра.

«Здесь вообще когда-нибудь бывает тепло?» — подумал я в полной безысходности. Но исход все же был — меня уже ждала машина.

На работе происходило что-то неладное. По коридорам сновали сотрудники, в воздухе витала напряженность.

— Что произошло? — остановил я первого попавшегося сержанта.

— Аскаров застрелился!

— Как застрелился? — обалдел я. — Когда?

— Сегодня утром. Пришел очень рано и сразу пошел в оружейную, взял пистолет у дежурного и стал его чистить. Как в патроннике оказался патрон — никто не знает. Дежурный ему патроны не выдавал. Выстрел — и нет Аскарова! Пуля попала в правый глаз и вышла из головы. Врачи сказали, смерть наступила моментально.

— Кто-то из сотрудников присутствовал при этом?

— Вроде, никого не было. Сам Аскаров выходил из оружейной на минуту, в туалет. Пистолет оставлял в комнате.

«Вот и оправдались страхи Аскарова. Судя по почерку, ликвидировали умелые люди». Я вошел к себе и в бессилии упал в кресло. Это сообщение начисто выбило меня из колеи.

«Что происходит? Я становлюсь просто злым роком. Стоит мне пообщаться с человеком, расположить его к себе, и его тут же убивают. Один повесился, второй застрелился», — я сидел не раздеваясь. Разные мысли лезли мне в голову, одна страшнее другой.

«Мог я как-то защитить Аскарова? Наверное, нет. Кто я здесь? Приезжий. Как приехал, так и уехал. Ну не было у меня возможности спрятать его от Мустафы! Здесь все повязаны, нельзя доверять никому, каждый может продать любого в любую минуту».

Но несмотря ни на что надо продолжать работать.

Мне позвонили.

— Здравствуй, Абрамов! — услышал я Лазарева. — Не забыл еще? Я подлечился и в конце недели собираюсь в Аркалык. Как у тебя дела? Много машин нашел?

— Василий Владимирович! Это не телефонный разговор, — ответил я. — Приедете, все узнаете на месте!

— Слушай, — продолжал он, пропуская мимо ушей мое предупреждение. — Что ты там сделал, что Ныров с Пашуковым только о тебе и говорят в МВД? Чем ты их приворожил?

— Не знаю. Вернетесь — поговорим на эту тему отдельно! — мне было совершенно не до этого, я попрощался и положил трубку.

Наконец, пальто было снято и повешено. Я автоматически глянул в окно. На плацу стояли три машины. Ветер легко играл их тяжелыми тентами, и мне показалось, что это не ветер, а кто-то живой изнутри волнообразно толкает их. Встающее из-за горизонта солнце покрыло тенты красноватым оттенком.

«Да, сколько крови из-за этих машин!» — подумалось мне.

Я задернул штору и отошел от окна.

«Почему же еще жив Расих? Ведь вербовал я его в этой же самой комнате! А может, тогда еще не был установлен микрофон?»

Будто почувствовав мои мысли, позвонил Расих.

— Здравствуй, Расих! Только что думал о тебе! А говорят, телепатии нет!

— Надо срочно встретиться. Есть разговор, — Расиху было тоже не до лирики.

Накинув пальто, я срочно выехал по уже знакомому адресу.

* * *

Уразбаев ждал меня на стройке. Рабочих в тот момент не было — все собрались перекусить в небольшой бытовке.

Мы поздоровались и поднялись на первый этаж строящегося дома.

— Виктор Николаевич! Есть еще четверо мужиков, готовых вернуть машины, — без околичностей начал Расих. — Вы держите слово, и люди начинают верить вам.

— Если это так, то работаем по старой схеме. Буду ждать звонков, — ответил я. — Но ты меня вызвал не по этому поводу? Можешь что-то сказать о Шиллере? Говорят, он в последнее время больше занимался наркотиками, чем машинами. Из-за этого погиб Измайлов.

Уразбаев поморщился:

— Люди больше говорят, чем знают. Дело в том, что когда я узнал о наркотиках, сразу же сказал Шиллеру, что этот бизнес не по мне. А Измайлов не смог ему отказать и втянулся по полной программе. Жалко, конечно, неплохой был человек. Я не верю, что он наложил на себя руки. А может, выбрал меньшее зло. Сейчас Шиллер больше боится этих дельцов, чем вас. Он знает, что если попадет в милицию, то не проживет и недели. Поэтому и скрывается. Денег у него очень много, но бежать некуда. Эти люди достанут его везде — и здесь, и в России.

— Сегодня утром застрелился начальник ИВС Аскаров. Я хотел с ним поговорить, но он чего-то испугался и отказался от разговора. Он все время говорил мне о каком-то Мустафе, которого все боятся у вас. Случайно не знаешь, кто такой?

Уразбаев растерялся и молчал.

— Расих! Ты что, испугался или не доверяешь мне?

— Да нет, Виктор Николаевич, я верю вам. Просто не ожидал, что про Мустафу спросите. Сам я его не знаю, но слышал. Раньше он часто сам ходил за бугор и проворачивал там дела. Но однажды нарвался на пограничников и получил срок. Когда вышел из колонии, стал зарабатывать на убийствах. У людей много врагов, особенно у богатых, и у него всегда была работа. Кто он такой, где живет, я не знаю, но там, где появляется Мустафа, всегда кровь и смерть. Не буду врать, но однажды я видел его в магазине, где он разговаривал с одним человеком. Этот человек, по-моему, работает в КГБ.

— А как его фамилия? Не Каримов случайно?

— Не знаю, но если вам это интересно, узнаю.

— Хорошо, Расих, договорились. Эта фамилия для меня очень важна. А сейчас расскажи, есть ли у тебя сведения по Веронике?

— Да, есть. Она работает в специальном отделе КГБ Байконура. Чем она там занимается, узнать не удалось. Но то, что она при погонах, это точно. Красивая женщина, правда? — на его обветренном лице появилась детская улыбка.

— Да, ты прав! Действительно красивая, — улыбнулся я в ответ.

— Остерегайтесь ее. Она, говорят, умная и способна на любую провокацию. А как вы с ней познакомились, она же на Байконуре?

Я кратко рассказал об обстоятельствах знакомства. Расих опять улыбнулся:

— Все ясно. Кунаев к ней никакого отношения не имеет. Это просто продуманная комбинация. Здесь другие силы стоят. Насколько я знаю, Кунаев боится вас. Считает самым опасным в вашей группе. Все остальные — технические исполнители. Убери вас, и все встанет. Вот поэтому Кунаев и те, другие, боятся. Боятся, что Шиллер попадет к вам, и конец и ему, и всем. Мы, восточные люди, много знаем, но мало говорим, — сказал Расих на прощание.

* * *

Вернувшись в милицию, я дал коллегам некоторые указания и направился к себе.

Озябшие на морозе ноги стали потихоньку согреваться. Запершись на ключ, я снял обувь и прижал ноги к горячей батарее. «Лишь бы не заболеть!» Тепло, исходящее от батареи, быстро согрело меня. Я снова натянул ботинки и открыл дверь.

«Интересно, что они придумали насчет меня? — в том, что это провокация, я не сомневался. — По всей вероятности, решили меня устранить по-хитрому. А их усилия говорят только об одном — я близок к разгадке!»

Каримову не удалось перетянуть на себя одеяло, за все это время я не передал ему ни одного агентурного сообщения, ни по Шиллеру, ни по Кунаеву, на которые он очень рассчитывал. Больше того, возникла реальная угроза, что я, работая по Шиллеру, раскрою его участие в системе транзита наркотиков.

Каримов как опытный оперативник просчитал этот вариант и решил убрать меня, организовав скандал. Для этих целей он и взял Веронику. Небольшая заметка в СМИ о задержании заместителя начальника следственно-оперативной группы МВД СССР при попытке изнасилования полностью бы решала задачу.

Я сидел в кресле и моделировал предстоящие события.

«Интересно, конечно, — думал я, — кого мне пытаться изнасиловать — ее или подругу? У них здесь все прихвачено — и врачи будут свои, и прокуратура сразу возбудит уголовное дело. Вот только тогда можно будет со мной торговаться насчет Шиллера, Кунаева и наркотиков. А может, просто отказаться от вечеринки? Нет, отказываться нельзя. Пусть считают меня простаком. Откажись я сейчас, они спланируют другую провокацию, о которой я могу и не догадаться. Ах, Каримов, Каримов! Не послушал я твоего совета заниматься машинами и не соваться в дела по наркотикам. Теперь я влез в это дело с головой, и просто так выйти уже не удастся. Брось сейчас это дело — и через неделю-другую тебя тихо убьет Мустафа». Я на секунду закрыл глаза, стараясь расслышать что-то внутри — интуицию или инстинкт самосохранения.

«И так уже много сделал — вернул пару десятков грузовиков. Что еще надо? — говорил я себе за свой собственный инстинкт. — Зачем играть со смертью? Что тебе это даст? Деньги, славу, повышение? Подумай о семье, о дочке!»

Глаза мои открылись, и я уже точно знал, что делать, но по-прежнему не знал, зачем это мне.

Я сделал несколько шагов по кабинету и, заперев дверь, влез на стул. Заглянул в плафон люстры и увидел там микрофон. «Не убрали, значит, я им еще нужен. Ну, играть, так играть!»

Приняв положение мыслителя, я постарался вспомнить послужной список Кунаева. Он был не очень большим и умещался на половинке листа.

Кунаев начал работу в милиции с уголовного розыска, в городском отделе Алма-Аты. Точно! После этого он резко пошел вверх и уже через три года возглавил городской отдел Аркалыка. Вот, наверное, тогда и познакомился со своим хозяином, который повел по жизни подающего надежды оперативника Кунаева.

* * *

Я набрал телефон Старостина и параллельно стал писать оперативную информацию, полученную от агента «Верный». Оформив сообщение, приложил к нему план мероприятий по проверке данного сообщения, а если говорить нормальным языком, план возможного развития ситуации на предстоящей встрече с Вероникой.

Старостин не отвечал.

Закончив писать, я убрал рапорт в сейф. Должна была звонить Вероника.

«Если я им еще нужен, она обязательно позвонит, — полагал я. — Это мероприятие планировали давно и просто так отменить не захотят».

Вероника не звонила.

Вдруг раздался долгожданный звонок, но я услышал голос Старостина. Он сообщил, что со мной хочет переговорить какая-то женщина.

— Соединяй! — почти крикнул я и через секунду услышал уже знакомый голос.

— Виктор! Мы с подругой ждем вас! Хватит работать, пора отдыхать, — игриво произнесла Вероника.

«Ну что, настал момент истины, Абрамов! — подбодрил я себя. — Давай, рискуй! Теперь или они, или ты! Другого быть не может».

Я вызвал Старостина:

— Сейчас еду к одной женщине. Которая звонила. Не исключаю провокацию. Ну, к примеру, попытку изнасилования или еще чего-нибудь покруче. Будь на связи, и если позвоню, ты должен опередить местную милицию и не дать им меня задержать. Ты понял? Это очень важно! Как ты это сделаешь — дело твое!

— Все ясно, Виктор Николаевич! Мы просто встанем на этом адресе и будем ждать вашего сигнала. С КГБ связаться можно?

— Да, можно, но не нужно. Вот тебе ключ от сейфа, там мой рапорт. Если что — отдашь только представителю ГУУР МВД ССССР. Больше никому, ты понял?

— Да все я понял, — заверил он.

Я достал из сейфа диктофон, проверил батарейки и сунул в карман.

— Возьми адрес, — я накинул пальто и пошел на выход.

Ехали мы недолго. Подруга Вероники жила недалеко от городского отдела милиции, на улице Тараса Шевченко.

Поднявшись на второй этаж, я позвонил в обитую черным дерматином дверь. Там раздались легкие шаги, и дверь открыли. На пороге стояла Вероника и во все свои белые зубы счастливо улыбалась мне.

Меня провели в прихожую, взяли пальто и жестом пригласили в комнату. В комнате подруга Клара хлопотала у почти готового стола.

Я окинул стол и сразу почувствовал себя ужасно голодным. Стол был полон домашних яств, а запах жареной свинины вскружил мне голову.

— Девчонки, — весело сказал я, — где можно помыть руки?

Вероника показала рукой на дверь. Я прошел в туалет, шумно помыл руки, достал из кармана диктофон, еще раз проверил его и, убедившись в полной исправности, закрепил микрофон под рубашкой. А сам диктофон положил во внутренний карман костюма. Удовлетворенный проделанным вышел из туалета и вернулся в комнату. Вероника стояла у окна и смотрела на улицу. Я подошел к ней и через плечо тоже выглянул, стараясь угадать, кого она высматривает на оживленной дороге.

Недалеко от дома стоял белый микроавтобус, какой обычно используют спецслужбы при прослушивании. Все ясно — в квартире будут записывать.

— Мы еще кого-то ждем? — поинтересовался я у Вероники.

Девушка вздрогнула и на мгновение растерялась.

— Хотела подойти еще одна подруга, — вяло ответила она, — но судя по времени уже не придет. Давайте сядем за стол.

Мы сели, и я стал открывать шампанское. Разлив вино по фужерам, я налил себе немного водки.

Вероника сказала: «За встречу», и мы дружно выпили. Я не мог удержаться от вкусной еды, а моя дама сразу долила мне в рюмку.

— Не слишком ли часто? — спросил я. — С утра ничего не ел! Боюсь быстро опьянеть.

— Не переживайте, запьянеете — останетесь ночевать. Места хватит, да и Клара не будет против, — ласково щебетала Вероника.

— Да бросьте, Вероника, причем здесь ваша подруга! — решил я сразу расставить все по местам.

Мы снова выпили, а Вероника снова долила. В комнате висела какая-то напряженность, и ни шампанское, ни водка не могли ее побороть.

— Вероника, вы почти не пьете, — заметил я по-простецки. — Может, вам водочки?

Девушка удивленно подняла на меня глаза и моментально среагировала:

— Вы внимательны, Виктор. Просто если я выпью, становлюсь абсолютно неуправляемой! Боюсь, что ко мне такой вы сразу потеряете всю симпатию.

— Давайте выпьем за любовь, за это большое и светлое чувство, которым Бог наградил человека и больше никого в природе, — философски завернул я.

— Виктор, как вам моя подруга? Не правда ли, эффектная женщина? — с чего-то вдруг начала Вероника. — Вы ей ужасно нравитесь. Она мне чуть скандал не закатила после того вечера в ресторане. А мы ведь с ней лучшие подруги!

Я с искренним любопытством смотрел на Веронику и искренне не понимал, к чему она клонит. А она взяла водку и налила мне полную рюмку.

Клара же к тому времени достаточно опьянела и, не мигая, уставилась на меня.

— Вы интересная особа, — обратился я к Веронике. — Вам ловко удается передать меня с рук на руки.

Мы выпили еще, и я попросил разрешения ненадолго покинуть теплую компанию.

В туалете я сунул палец в рот и спровоцировал рвоту. Прополоскав рот, вышел из туалета и, пошатываясь, направился обратно к столу. Увидев в углу гитару, я прихватил ее, сел в кресло и провел по струнам. Как ни странно, гитара была настроена.

— Ну, и кто у нас играет? — спросил я.

— Никто! — категорически ответила хозяйка дома и, подойдя к креслу, села рядом со мной.

Ее оголенная рука скользнула вверх по моей шее, на миг застыла на голове, а потом стала гладить мне волосы.

Вероника стояла в стороне, но явно следила за происходящим.

— Вероника, что тебе спеть? — спросил я, не забывая изображать пьяного.

— Спойте про любовь! — томно произнесла Вероника. — Это вечная тема мужчины и женщины!

Я — хоть и пьяный — немного подстроил гитару и взял аккорд.

Я пел и не спускал глаз с Вероники, стараясь предугадать ее дальнейшие действия.

Закончив петь, я отложил гитару и, пошатываясь, подошел к окну. На улице рядом с микроавтобусом стояли «Жигули» шестой модели, принадлежавшие нашей группе.

«Молодец, Старостин, — обрадовался я. — Вовремя выставились!»

Я отошел от окна и посмотрел на притихших дам, стараясь определить, от кого из них ждать провокации. Клара, надо заметить, была очень пьяна.

— Девчата, давайте снова за любовь? — взбодрил присутствующих я.

Мы сели за стол, и я разлил спиртное.

— А вы уже пьяненький, — пролепетала хозяйка, подкладывая мне закуску. — Виктор, мне нравятся такие мужчины, как вы!

Она попыталась сесть мне на колени и обнять меня. Я вежливо отстранил ее и взглянул на Веронику. Та тоже смотрела на меня.

— Вероника, — произнес я, стараясь придать голосу безысходную обиду. — Неужели ты меня передарила? А я, глупец, рассчитывал на твое внимание!

— Не обижайтесь, Виктор, — отрешенно ответила она. — Я сегодня встретила бывшего мужа и до сих пор не могу прийти в себя. Представьте, я только сегодня поняла, что по-прежнему люблю его, и каждый вечер жду только его.

— Да за такую любовь нельзя не выпить! — тут же сменил я стратегию и налил себе водки.

Вероника вышла на кухню, оставив меня наедине с подругой.

«Следовательно, сегодня я должен погореть на Кларе, — понимал я ситуацию. — Неплохо придумано, но подруга-то плохо подыгрывает!»

Вероника была на кухне и чем-то слишком громко гремела. Подруга тем временем бесцеремонно лезла ко мне с поцелуями.

— Может, не стоит этого? — как можно тактичнее попросил я, отнимая свою руку от ее груди. — Мы здесь не одни. Как-то нехорошо, что подумает Вероника?

— А мне плевать на нее, — выдохнула перегаром подруга. — У нее своя жизнь, а у меня своя. Тем более, она сама меня просила затащить тебя!

Я попытался расцепить ее пальцы и встать с кресла. Но не тут-то было — она опять схватила мою руку и положила себе на грудь. Через минуту, несмотря на мое тактичное, но отчаянное сопротивление, она стала стаскивать с себя кофту. Вслед за ней в сторону полетел и бюстгальтер.

— Не стоит этого делать, Клара, — не выдержал и абсолютно трезво сказал я. — Ты взрослая женщина, и не нужно меня провоцировать. На кухне твоя подруга, которая меня пригласила, и мне бы не хотелось выглядеть идиотом в ее глазах.

— Ты за нее не переживай! Ты мне понравился еще в ресторане, и я не скрываю, что хочу переспать с тобой.

Она взяла мою руку и положила себе на бедро.

— Не нужно, Клара! — воспротивился я.

Девушка вдруг вскочила и стала сдергивать с себя юбку, а потом вновь кинулась в мою сторону и сдавила меня в объятиях.

В этот момент из кухни вышла Вероника. Она, в отличие от подруги, играла великолепно.

— Негодяй! Как вы могли пойти на это? — возмутилась она. — Вы воспользовались беспомощностью одинокой женщины и пытаетесь изнасиловать ее в ее же квартире! Если вы работаете в МВД, то считаете, что все сойдет с рук! Вы просто мерзавец, у меня нет слов, чтобы выразить вам свое презрение!

Ее голос все больше срывался на крик. Она открыла дверь и выскочила на лестничную площадку. Через секунду вернулась и вытащила за собой свою полуобнаженную подругу, лицо которой было измазано косметикой. Клара стояла на площадке, опираясь на косяк двери, и громко плакала. От стыда.

— Помогите! Защитите! — стала кричать Вероника.

Я, отодвинув штору, махнул рукой Старостину, стараясь привлечь его внимание. Ребята только этого и ждали. Они один за другим побежали в подъезд.

— Виктор Николаевич, — крикнул Старостин, — что нам делать?

— Работайте как обычно, опросите, задержите, допросите. А сейчас — всех в отдел. Там будем разбираться.

Мои ребята быстро пошли по квартирам и стали вызывать жильцов в коридор. Когда их собралось человек пять, Старостин пригласил всех в квартиру Клары.

— Осмотрите, пожалуйста, тело и лицо вашей соседки, — попросил он. — Кто из вас может назвать те части тела, где у нее есть кровоподтеки, царапины или следы насилия?

Все соседи, осмотрев Клару, не нашли никаких следов. Накинув на нее шубу, оперативники вывели девушку на улицу и, усадив в служебный автомобиль, повезли в больницу.

Оставшиеся следователи и оперативники продолжили работу.

Прошло еще с полчаса, и к дому подъехала машина дежурной части городского отдела милиции.

— Опаздываете, — сказал я, садясь в машину, — мои уже все сделали. — К вечеру все документы будут у вас в дежурной.

Вслед за моей машиной двигалась та, в которой находилась Вероника.

— Поработайте с женщиной, — дал я команду. — Она обвинила меня в попытке изнасиловать ее подругу. Пусть расскажет, кто ее попросил об этом.

Я прошел к себе в кабинет и, не снимая пальто, сел в кресло. Достал диктофон и включил его. Услышав на пленке знакомые голоса, выключил и отложил до поры до времени.

* * *

Вероника сидела у меня в кабинете и мало походила на некогда уверенную в себе женщину. Ночь, проведенная без сна, отрицательно сказалась на ее внешности и психологическом состоянии. Ее опущенные плечи, потухшие глаза свидетельствовали о том, что ночь оказалась тяжелой.

Утром я ознакомил ее с документами об административном правонарушении, совершенном ею, Вероникой Штерн, и заключающемся в нарушении покоя и отдыха граждан после 22 часов.

Согласно постановлению городского совета Аркалыка подобное нарушение тянуло на штраф или административный арест до 10 суток.

Листая материалы, лежащие на столе, я обратил внимание на заключение дежурного врача скорой помощи, в котором черным по белому было зафиксировано отсутствие каких-либо следов насилия на теле Клары. Да и в своем объяснении она написала, что каких-либо попыток насильственных действий с моей стороны в отношении нее не было.

Я поднял глаза на Веронику и пристально посмотрел ей в глаза.

— Ну, что скажете, гражданка Штерн, по поводу вчерашней вечеринки? Хорошая бы из вас вышла артистка! Мне искренне жаль вашу подругу, которую вы опозорили на весь подъезд. Да Бог с вами, это ваши проблемы! Единственное, что мне непонятно, зачем это нужно было вам? Я человек с достаточным опытом работы, еще в ресторане предположил подобное развитие ситуации. Ведь вы можете потерять многое — службу на Байконуре, например. Вы ведь об этом сейчас думали?

Штерн сидела молча. Мне показалось, что на слова у нее просто нет сил. Она была полностью подавлена. В кабинет заглянул Старостин и поинтересовался, может ли он забрать Штерн, так как ее нужно доставить в городской суд.

— Погодите немного. В суд еще успеете, — остановил его я.

Минут через тридцать явился Каримов. Мы поздоровались как старые знакомые, и он, удобно разместившись на стуле, попросил чашку чая.

Я быстро приготовил чай, и мы пересели за стол.

Каримов поинтересовался причинами его розыска.

— Вы знаете, — начал я, — мы работаем по уголовному делу, связанному с кражами автомашин в Набережных Челнах. При первой нашей встрече вы обратились ко мне с просьбой информировать вас о транзитных поставках наркотиков фигурантами нашего дела. Если сказать по-честному, я сначала был против этого. Однако в настоящее время все больше склоняюсь к тому, что эти проблемы сильно переплетаются между собой, и сейчас трудно разделить их на простые составляющие.

Каримов, отодвинув чашку с недопитым чаем, внимательно посмотрел на меня, как бы давая понять, что готов слушать.

— Я долго думал о самоубийствах Измайлова и Аскарова, — начал я, — и никак не мог понять их причину. Здоровые, физически крепкие люди вдруг кончают с собой. Явление довольно странное — оба самоубийства происходят непосредственно в здании милиции. Одно в ИВС, другое — так же в закрытом помещении оружейной комнаты. Что их толкнуло на такие поступки? Теперь же я знаю причину. Как вы, наверное, уже догадались, их гибель повлекло знание некоторых лиц и знание каналов поставок наркотиков в города России.

Каримов напрягся и подался вперед, словно стараясь не пропустить ни одного слова.

— Не правда ли, интересно? Наркотики, смерть? — невозмутимо продолжал я. — И тот и другой вот здесь, в этом самом кабинете стали давать мне показания по этой части, и вдруг оба замолчали и умерли. Вчера вечером в отношении меня была организована провокация. Меня хотели обвинить в попытке изнасилования. Как думаете, товарищ Каримов, кто принимал участие в этой провокации? Скажу сам — это Вероника Штерн, сотрудник вашей организации. Вы знали об этой провокации? Мне хотелось бы узнать, какова роль вашей организации в этом деле?

Каримов менялся на глазах.

— Виктор Николаевич! Поймите меня правильно. То, что вы мне здесь рассказали, я знаю, и ничего нового вы мне не открыли. Мы вынуждены были проверять всех, кто соприкасался с этими людьми. К моему большому сожалению, вы тоже попали в этот список. Может быть, проверка была проведена не настолько тонко, как нам бы хотелось, ну ничего не поделаешь, не все сотрудники могут хорошо играть, это наша беда. Вы, Виктор Николаевич, разворошили улей с пчелами. Простите, но я просто недооценил вас как оперативника. Я бы, поверьте мне, посоветовал вам по возможности как можно быстрее уехать из города, пока вы еще живы. Сегодня же свяжусь через свое руководство с центральным аппаратом КГБ, и мы попросим, чтобы ваше дело передали нам.

— Хорошо, — произнес я. — Я тоже направлю в МВД СССР всю информацию, пусть там решают, кому работать по этому делу, вам или нам. И вы поймите меня, я сейчас боюсь что-то предпринимать, чтобы случайно не поломать ваши оперативные позиции.

Проводив его, я облегченно вздохнул и вышел в коридор. Через несколько минут в дверях здания показался Каримов, который, осторожно поддерживая под локоть, вел Веронику Штерн.

«Значит, борьба еще не закончена, — подумал я, провожая их взглядом. — Да, недооценил он меня, думал, я лох, и со мной можно разобраться, как и с остальными».

* * *

Шиллер уже больше года не был в Челябинске. Тогда, после убийства сожителя Веры, он дал себе слово, что больше никогда не вернется в этот город. Прошло чуть больше года, и судьба вновь привела его сюда.

Его водительская память безошибочно привела его к дому Веры.

Он не только не встречался с ней с тех пор, но и за все время ни разу не позвонил.

Он, как мальчишка, ждал новой встречи, надеясь, что еще не забыт.

Накануне вечером он позвонил в гостиницу «Уральские самоцветы» и узнал, что Вера закончила дежурство и уехала домой. Следовательно, решил Шиллер, сегодня она отдыхает и быстрее всего дома.

В центре он купил скромный букет, бутылку шампанского, коробку конфет и, поймав частника, поехал к ней. Всю дорогу строил радужные планы, рассчитывая на теплую встречу. А когда приехал, робко подошел к двери и, на секунду замешкавшись, нажал на кнопку. Звонок еле доносился из-за входной двери, и Шиллер, как ни прислушивался, не мог расслышать шаги.

Наконец, дверь отворилась, и он увидел Веру. Ее миловидное лицо пересекал большой и грубый шрам, деля лицо на две половинки — ту, которую он хорошо помнил, и другую, которую он не знал.

— Здравствуй, Вера, — тихо сказал Шиллер и протянул ей цветы. — Вот проездом через ваш город, решил навестить тебя. Давно не виделись, Вера, наверное, больше года.

Женщина стояла в дверях в домашнем ситцевом халате и молчала.

Она часто вспоминала этого красивого парня с немецкой фамилией, который так неожиданно ворвался в ее жизнь. Она догадывалась, что это он убил ее сожителя, и первое время сильно переживала за него. Молилась по ночам, чтобы не нашли его. Однако время шло, а от него не было никаких вестей, ни звонка, ни писем. Словно испарился.

Прошло около года, и Вера встретила мужчину, который чем-то напоминал ей Шиллера, и уже больше месяца они жили под одной крышей.

И вдруг этот звонок!

Он стоял в дверях растерянный. От его былой лихости остался только светлый чуб, который, как и прежде, торчал из-под шапки.

Глядя на Веру, он понимал, что за это время что-то изменилось. Перед ним стояла Вера, которую он не узнавал.

— Может, впустишь меня? А то как-то неудобно разговаривать на пороге, — попросил Курт.

— Да-да, конечно. Проходи, — засуетилась Вера, и он перешагнул через порог.

Войдя в прихожую, Шиллер сразу обратил внимание на мужскую куртку на вешалке.

— Извини, не знал, что у тебя есть мужчина. Я не задержусь. Просто заехал посмотреть на тебя, спросить, как живешь.

Он протянул ей шампанское и конфеты, которые все время держал в руках, а затем прошел в комнату и, не раздеваясь, присел. Осмотрел ее комнату и тихо сказал:

— Да, Вера, мало что здесь изменилось. И обстановка та же, и кровать. Да и ты такая же. Время не властно над тобой.

Он встал и направился к выходу.

— Курт, постой, — очнулась Вера. — Пойми же меня! Прошло столько времени, а от тебя ни слуха, ни духа. Я любила тебя, ждала, ночи просиживала в надежде, что ты появишься. Но ты так и не пришел. Теперь, я вижу, ты коришь меня. А ты вспомнил хоть раз обо мне? Позвонил? Тогда я тебе была не нужна! А теперь ты приехал, увидел и обижаешься. На что обижаться? Я тебе не жена и ждать тебя не обещала!

— Может, ты и права, — ответил Шиллер. — Наверное, права. Я ведь ни на что не претендую. Живите с миром.

Он вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Шиллер брел вдоль двухэтажных серых от времени домов. Было холодно, и он быстро замерз.

«Куда идти? — раздумывал он. — Вот и дожил, что никому не нужен».

Увидев впереди остановку, он направился к ней в надежде добраться автобусом до центра города.

«В гостинице останавливаться нельзя, заметут. Нужно к какой-нибудь женщине. Это самый лучший вариант».

Он вышел из автобуса и зашел в ближайший кинотеатр. Купив билет, прошел в зал и сел на место согласно билету.

Фильм был неинтересным, и он, отогревшись, задремал. Очнулся от грохота стульев и топота ног — фильм закончился. Он встал и не спеша направился вслед за толпой.

Побродив по городу еще часа два и окончательно озябнув, беглец нашел ресторан. Выбрав самый дальний и затемненный столик, заказал ужин. Сто граммов водки сняли чувство безысходности и вернули ему уверенность в себе.

Шиллер стал внимательно осматривать посетителей. Взгляд остановился на столике, за которым коротали вечер две дамы. Судя по ассортименту на их столе, это были постоянные клиентки заведения. Они распивали бутылку сухого вина без закуски.

Почувствовав на себе взгляд, одна из женщин подняла глаза и внимательно посмотрела на мужчину. Шиллер сделал жест, приглашая их к себе.

Недолго посовещавшись, женщины встали, прихватили с собой бокалы с бутылкой и пересели к нему.

— Ну что, будем знакомиться? — непринужденно начала одна. — Меня зовут Лида, а это — Катерина. А вас как зовут?

— Меня зовут Анатолий, — ответил Курт. — Представляете, приехал к школьному товарищу, а тот, мерзавец, укатил в отпуск на юг. Возвращаться домой не хочу. Работа, семья, все так надоело, что решил немного зависнуть в вашем городе, культурно отдохнуть. Сижу здесь около часа, скучно до чертиков, не с кем словом перекинуться. Гляжу — две леди напротив тоже скучают, вот и пригласил вас к себе.

Он протянул им меню.

— Не стесняйтесь, девочки, заказывайте! Веселиться, так веселиться.

Они взяли меню. Судя по их лицам, им еще не доводилось досконально изучить его. Шиллер пригласил официанта, и женщины, смеясь и споря, стали делать заказы.

— Вы сами откуда, Анатолий? — поинтересовалась Лида. — Вы явно не с Урала. Говор у вас не местный.

— Я из Москвы, — опять соврал Курт. — Москва есть Москва! Людей там больше, чем у вас во всей области, да и машин тоже. А если по-честному, то не люблю я Москву. Шумно там очень. Люди ходят чванливые. Гордятся, что москвичи, хотя многие сами приехали из провинции. И еще неизвестно, кто больше для города сделал, они или мы, приезжие.

Официант принес спиртное и закуски.

Шиллер разлил дамам вино, себе налил водки, и они выпили, как водится, за знакомство.

— Вы, наверное, в гостинице остановились? — снова спросила любопытная Лида.

— Да нет, еще не успел. Прямо с вокзала сюда, в ресторан. Да и вещей у меня совсем мало, одна сумка. Надоели все эти гостиницы, сплошная казенщина. Мне лучше в каком-нибудь домике, с печкой. Люблю тепло печи с детства, — разошелся Шиллер, заедая водку солеными грибочками. — Не представляете, девчонки, года два жил в Москве в гостинице, надоело до ужаса. Сюда приехал, думал, поживу у друга, а здесь — опять гостиница!. Жить хочу в доме, а не в этих комнатах с казенными кроватями.

Он налил им еще вина, и они снова выпили, на этот раз «за женщин».

А женщины сидели и хитро переглядывались, определяясь, кто из них приютит кавалера.

Шиллер наблюдал за их мимикой. Лиде, сидевшей слева, с чернющими крашеными волосами, было лет сорок. Ее платье с большим вырезом откровенно подчеркивало большую грудь. Ее правая нога в черном капроновом чулке постоянно и недвусмысленно касалась ноги Шиллера.

Катерина, сидевшая справа, была противоположностью Лиды. Ее маленькая грудь явно проигрывала Лиде, но зато стройные длинные ноги привлекали внимание многих мужчин.

«Пусть решат сами, — усмехнулся про себя Шиллер. — Главное, остаться хотя бы на несколько дней».

— О чем задумались? — заговорил Шиллер. — Веселиться надо, пить, танцевать! Не на похороны же собрались!

Он встал и направился к музыкантам, расставлявшим на сцене инструменты с колонками.

Что-то сказав одному, Курт достал из бумажника купюру и сунул тому в карман.

Спустя несколько минут заиграла музыка, и Шиллер пригласил Лиду.

Лида танцевала так, словно никого не было в зале. Ее плотное тело срослось с телом Шиллера, словно пытаясь поглотить его.

— Ты меня возбуждаешь! — прошептала Лида. — Я уже хочу тебя!

— Все намного сложнее, — серьезно ответил Шиллер. — Я бездомный и вести мне тебя некуда. Не будем же мы с тобой заниматься любовью на улице?

— Я тоже сегодня не могу тебя пригласить. Мать приехала погостить на неделю, — со страстным выдохом шептала Лида. — А Катька своего шанса не упустит, она с тебя глаз не сводит.

— Лида, у нас еще будет время провести с тобой вечерок. Кто знал, что так все получится, — словно извиняясь, произнес Шиллер. — Вот уедет твоя мать, я к тебе и нагряну, не прогонишь?

Танец закончился, и они сели за столик. Курт налил дамам и предложил выпить за дружбу.

Все выпили и с аппетитом принялись за горячее.

«Значит, Катерина, — подумал Шиллер. — Это она сможет поделить с ним сегодня ложе. Ну ладно, я не против, лишь бы не кинула с ночлегом».

Он взглянул на Катерину и, поймав ее взгляд, смутился, будто она могла прочитать его мысли.

«А она ничего», — мелькнуло у Шиллера, прежде чем Катерина потащила его танцевать.

Тело Кати было податливым, словно лоза, и он, плотно прижав ее к себе, закружил в танце. От Шиллера не скрылось выражение Лидии, сидевшей за столом с деланной улыбкой, — ничего, кроме обиды и злости на ее лице не читалось.

Вечер был в разгаре, когда Лидия из-за ничего вдруг вскочила и, не попрощавшись, ушла.

* * *

Я ехал встречать прилетевшего утренним рейсом Лазарева.

Еще два дня назад я отправил в главное управление уголовного розыска МВД СССР все оперативные материалы и подробную справку о проделанной нами работе. И ждал реакции главка, но ответа пока не было.

«Почему молчат? — удивлялся я. — Может, что-то не так? Но при любом раскладе должен же быть какой-то ответ?»

Я впервые с нетерпением ждал Лазарева, надеясь, что он прояснит ситуацию и что-то расскажет.

Электронные часы в зале ожидания мигали секундами. Глянцевые журналы не отвлекали меня от мыслей о работе.

Наконец, я увидел Лазарева. Он шел по коридору в сопровождении двух молодых людей. Завидев меня, гости повернули в мою сторону.

— Абрамов, — представился я.

— Это Сычев, — указал на одного Лазарев. — Он будет отвечать за следствие в нашей группе. А это Кондратьев, он будет курировать оперативный блок, как и вы.

Мы вышли из здания и направились к машине.

— Что нового в Москве, в МВД? — не вытерпел я.

Лазарев, словно не слыша, сел на переднее сиденье и молчал всю дорогу.

В гостинице, пока прибывшие оформлялись, Лазарев отвел меня в сторону и в полголоса сообщил:

— Кондратьев из конторы. Не исключаю, что и Сычев тоже.

Я подхватил тяжеленный чемодан Лазарева и понес на второй этаж, в номер шефа.

— Что-то ты, Абрамов, сделал не так, — уже в номере сказал Лазарев. — То ли слишком глубоко копнул, то ли что другое. Мне накануне отъезда звонил брат и велел ограничиться розыском машин и не лезть больше никуда. Насколько я понял, похоже, звонили из правительства Казахстана и просили ограничить работу бригады рамками уголовного дела. Теперь, дорогой мой, шаг влево, шаг вправо будет расцениваться как попытка к бегству. Голову за эти дела точно снимут. Ты, надеюсь, это понял уже, когда я тебе представил Кондратьева?

— Спасибо, — ответил я. — Теперь мне, по крайней мере, все стало ясно — и молчание Москвы, и многое другое.

«Значит, достучался Каримов до высоких московских кабинетов, — решил я. — Испугался, начал паниковать. Сейчас попытается через Москву вытащить из меня все сведения по транзитным рейсам Шиллера. Да, парень, твой испуг мне понятен, и кроется он сейчас именно в Шиллере, Мустафе и Кунаеве. Если ты умный, в чем я не сомневаюсь, тебе придется полностью зачищать всю эту цепочку. Сейчас это сделать довольно сложно. Эти люди хорошо осведомлены и просто так не дадутся. Придется изрядно попотеть. Тебе было бы легче отодвинуть меня от дела. Но, видишь, и это у тебя не получилась. Ну что, Каримов, посмотрим кто кого?»

Я вышел из гостиницы и поехал в городской отдел милиции.

В кабинете достал из сейфа все бумаги и засел их перечитывать.

«Никаких копий и оригиналов! — решил я для себя. — Все, что у меня было, отправлено в Москву, больше ничего нет». И пододвинул к себе машину для уничтожения документов. С ее помощью были ликвидированы справки, меморандумы, агентурные сообщения «Верного» и все-все остальное.

Собрав бумажную соломку в полиэтиленовый пакет, я вышел на улицу, свернул за угол здания, оглянулся, чтобы никто не видел, высыпал все в пустой мусорный ящик и поднес спичку.

Бумага вспыхнула, и через минуту-другую в ящике остался лишь пепел. Я вытряхнул его из ящика и растер по земле.

«Вот и все, — сказал я себе. — Ничего по наркотикам у меня нет!»

Я поднял воротник и спокойно направился в здание милиции.

* * *

Шиллер проснулся в кровати Катерины. В комнате было прохладно, и ему не хотелось выбираться из кровати.

На кухне Катерина уже готовила завтрак.

— Анатолий, — услышал он, — ну сколько можно звать!

Шиллер улыбнулся, поняв, что зовут его. Ему сразу вспомнился вчерашний вечер и все его приключения. Он встал и направился в туалет. А спустя пять минут уже сидел за столом и с удовольствием поедал яичницу.

— Катя, можно я у тебя поживу недельку-другую? Могу, если хочешь, заплатить вперед. Не переживай, деньги у меня есть, обманывать я тебя не буду.

Катерина смерила его пренебрежительным взглядом:

— Ты, Анатолий, вчера поссорил меня с лучшей подругой. Она хотела, чтобы ты поехал к ней, а ты вдруг полез ко мне. Как считаешь, тебе это понравилось бы? Знаешь, Толя, я не привыкла жить с мужчинами. Одно дело переспать, а другое — заботиться. У меня был муж, сейчас он сидит, и ему еще три года осталось. Ты сам представь, что скажут соседи, когда увидят тебя? Ты-то через две недели смотаешься, а я что скажу мужу? Извини, но не могу. И деньги мне твои не нужны.

Курт не ожидал подобного поворота. Еще вчера эта женщина цеплялась за него, как утопающий за соломинку, а сегодня — на тебе: не могу и не хочу!

Он с трудом проглотил кусок хлеба и вопросительно посмотрел на нее:

— Катя! Посоветуй, у кого можно снять квартиру, ненадолго, на пару недель? Что у тебя, подруг нет, или деньги никому не нужны? Я же сразу заплачу!

— Не знаю, обещать не буду. Сейчас попробую поговорить с Лидкой, может, у нее кто есть. Но ты сам видел, как она вчера обиделась, как будто сто лет не видела голого мужика.

Пока Шиллер доедал яичницу, женщина прошла в комнату и стала звонить подруге. Через несколько минут в дверях кухни показалась голова Катерины:

— Везет же дуракам и пьяницам! Лидка даже обрадовалась! Говорит, бабка сверху сдает угол, и она поговорит с ней.

— Вот и хорошо. Большое спасибо тебе за заботу! Я сейчас мигом оденусь и рвану к ней. Ты дай мне ее адресок.

Вскоре он был готов. Стоял одетым у порога и с нескрываемым нетерпением переминался с ноги на ногу.

— Вот тебе адрес, езжай, там договоритесь, — деловито сказала Катерина.

— Сколько с меня?

— Головой тронулся? — обиделась Катя. — Я что, проститутка какая-нибудь! Может, я тебе должна? Давай, не болтай, шевели батонами!

Шиллер чуть не бегом выскочил на улицу и, поймав такси, поехал по указанному адресу.

Такси остановилось у двухэтажного здания, напоминающего барак, какие строили еще в довоенные годы. Расплатившись с таксистом, Шиллер обошел строение и вошел в полутемный подъезд.

— Здравствуйте, — услышал он в темноте коридора, налетев на мальчика лет восьми-десяти. — Вам кого? — по-взрослому поинтересовался маленький житель. — Может, вам помощь нужна?

— Нет, нет, — усмехнулся Курт, — я сам разберусь, спасибо. Тут у вас на каждой двери есть номера.

Шиллер медленно шел по темному коридору, вглядываясь в начерченные мелом номера. Наконец, его взгляд остановился на двери, на которой красовались две цифры.

— Вот она, номер одиннадцать, — пробормотал он и остановился напротив. Сердце его застучало как-то по-особенному.

Он хотел постучаться, но дверь вдруг открылась. На пороге в домашнем халате стояла Лида.

— Не заблудился, путешественник? — весело спросила она. — Давай, проходи, квартирант.

Шиллер медленно вошел. Несмотря на отсутствие дорогой обстановки, квартира Лиды сверкала чистотой.

— Присаживайся, — шутливо скомандовала она, указывая на массивный деревянный табурет у стены.

— Голова болит? — поинтересовалась она. — Ты не стесняйся! Если болит, то налью опохмелиться.

— Нет, спасибо, не нужно. Я не похмеляюсь. Просто не пью так много, чтобы на утро болеть.

— Ты одна живешь? Что-то никого не видно? Вчера говорила, что мать к тебе приехала, — напомнил хозяйке Курт.

— Как приехала, так и уехала, — ответила Лида. — Что, так и будешь сидеть одетым? Давай, снимай пальто и проходи в комнату.

— Мне Катя сказала, что твоя соседка сверху сдает комнату, вот я и приехал. Зачем раздеваться, может, мы с тобой сразу пойдем к ней?

Лида внимательно посмотрела на него. Что-то в нем ей явно не нравилось, однако что конкретно — она не понимала.

— Крутишь ты, Толя, что-то! Никак в бегах? Я еще вчера подумала. Вроде, на вора не похож, держишься по-другому, а глаза бегают, словно боишься чего-то. Я сразу поняла, кто ты. По твоим деньгам. Сорит, думаю, деньгами, кучами бросает на выпивку, точно не заработанные. Простой человек с деньгами так не поступает, он знает цену копеечке.

Шиллер не ожидал такой проницательности и молчал.

— Да ладно, живи как хочешь. Не буду читать нотации. Жизнь сама тебя научит. Живи у меня, только, чур, недолго и без всяких там закидонов. Мне милиция здесь не нужна. Я женщина честная.

Курт поставил в угол свою сумку и стал снимать пальто. Раздевшись, он смущенно прошел в комнату, где стояла всего одна кровать. Он оглядел комнату и остановил взгляд на постели.

— Извини, второй постели у меня нет. Будем спать вместе, — Лида улыбнулась и ушла на кухню.

«Везет же мне, — подумал Шиллер. — Из одной койки в другую».

Он раскрыл сумку и выложил вещи, затем достал пистолет и бережно положил под матрас.

— Лида, — позвал он. — Может, что-то нужно, ну, дров наколоть, воды принести? Ты только скажи, я мигом!

— Чего уж там, — крикнула Лида. — Отдыхай! Наверное, устал там, с Катериной кататься? Вот отдохнешь, там и посмотрим.

Шиллер прилег и закрыл глаза. Кровать была настолько мягкой, что он чуть не утонул в ней. От белоснежного накрахмаленного белья тянуло запахом, чем-то похожим на лаванду. Незаметно он крепко заснул.

* * *

За дверью моего кабинета послышался странный шорох. Я встал и резко открыл ее. На пороге стоял Старостин:

— Разрешите, Виктор Николаевич?

— Проходи, ты что там за дверью скребся? Что-то случилось?

— Как вам сказать, — замялся Старостин, — вроде бы и ничего, но хотелось бы с вами поговорить.

Он прошел в кабинет и сел на предложенный стул.

— Виктор Николаевич! Вы, наверное, уже в курсе, что приехал руководитель оперативно-следственной бригады с двумя заместителями?

Я кивнул.

— Так вот, один из них по фамилии Кондратьев заставляет нас всех, оперативников, написать ему рапорта по общению с вами. Ну, куда с вами выезжали, с кем вы встречались, какие указания давали нам. Сейчас ребята в недоумении, не понимают, что происходит. Мы тут с вами работаем уже два месяца, и вдруг на тебе — приехали неизвестные и требуют непонятно что и непонятно для чего. Мы все верим вам и не хотим ничего писать, вы наш настоящий руководитель! Пожалуйста, объясните личному составу, с чем это связано. Они имеют право знать, что происходит в бригаде!

«Вот оно что! — подумал я. — Кондратьев хочет выйти на моих людей в городе через оперов, минуя меня. Сильный ход! Он, похоже, понимает, что я не отдам свои источники, так решил схитрить».

— Вы не дергайтесь только, — начал я, — приехало новое руководство, которое, по всей вероятности, не совсем довольно результатами нашей работы. Считает, что за все время мы собрали машин недостаточно. Собери ребят и все объясни им, пусть напишут все, что знают и что интересует Кондратьева. За меня, спасибо, не беспокойтесь, дальше фронта не пошлют, меньше роты не дадут. Иди, Старостин, работайте спокойно. Спасибо, что сообщил.

«Единственный, кто видел источника в лицо, был водитель, — начал рассуждать я, когда Старостин вышел. — Что он может рассказать Кондратьеву? Никаких анкетных данных он не знает. Видел только в лицо, и не более. Все документы я уничтожил. Следовательно, особо опасаться не стоит».

Я вышел из кабинета и лицом к лицу столкнулся с Лазаревым и его замами.

— Позволь, — произнес Лазарев и, отстранив меня рукой, проследовал в мой кабинет. Вслед за ним прошли его коллеги.

— Что нового за мое отсутствие? — поинтересовался Лазарев. — Сколько автомашин нашел?

— Работаем, — ответил я сухо и отодвинул штору. — Вот, видите, помимо одиннадцати отправленных в Набережные Челны, на плаце еще семь изъятых. В настоящее время, по моим сведениям, многие владельцы похищенных «КамАЗов» скрываются вместе с машинами. Часть из них работает по найму в Узбекистане. Всего, как вам известно, группой изъято восемнадцать автомашин.

Лазарев подошел к окну и стал рассматривать «КамАЗы»:

— Это все? Я думал, больше.

— Я тоже так думал. Хорошо, что эти успели собрать. Всех людей, как вы знаете, своевременно предупредили, и многие ринулись в бега.

— Может, просветите нас в этом вопросе? — встрял Кондратьев. — Кто же их предупредил о вашем приезде? Это очень интересно!

— Видите ли, — повернулся я к Кондратьеву, — организатором продаж ворованных машин является Курт Шиллер, который приходится зятем начальнику городского отдела милиции. Буквально за день до прибытия нашей группы в Аркалык помещения фирмы Шиллера вместе со всей бухгалтерией неожиданно сгорают, а сам Шиллер и его главбух уходят в бега. Сейчас бухгалтер задержана, она предоставила нам копии всех документов, и мы располагаем всеми сведениями о покупателях этих машин.

— Да, целый детектив, — прокомментировал Лазарев, — с завязкой, погонями и кровью. Мы уже беседовали с личным составом и заметили, что многие люди явно устали и требуют замены. А вы как на это смотрите?

— Я с вами полностью согласен. Действительно, люди работают без выходных и очень устали. Все в усиленном режиме уже два месяца, вдали от дома и семьи.

— А вы, Абрамов, у них в большом в авторитете! — с чего-то польстил мне Кондратьев. — Люди считают, что только благодаря вам собрали столько машин.

— Я думаю, что любой руководитель должен быть авторитетом у подчиненных. Они должны верить ему и всегда рассчитывать на его опыт и поддержку. Особенно здесь, в Казахстане, где собраны сотрудники из многих регионов Союза.

— Ладно, Абрамов, мы с Сычевым пойдем дальше, а вы побеседуйте с Кондратьевым, — сказал Лазарев, — он хочет поговорить с вами по целому ряду вопросов.

Они встали с Сычевым и, еще раз взглянув на плац, направились к двери.

— Читая ваши отчеты из Аркалыка накануне выезда сюда, — перешел к делу Кондратьев, — я не мог не заметить, что вы оперируете хорошими оперативными сведениями, которые позволяют вам обходить расставленные недругами ловушки. В качестве примера можно привести случай с гражданкой Штерн. Скажите мне, Виктор Николаевич, как вам удалось создать здесь пусть небольшую, но действующую агентурную сеть? Кто вам помог? Местные товарищи из КГБ, или вы сами сумели?

— Виктор Степанович! Вы где раньше работали? — спросил я его прямо. — Наверное, там, где люди больше удивляются, чем что-то делают. А я все время работаю с уголовниками. Это сейчас стало модно называть их организованной преступностью. А для меня они все одинаковые. Это у вас так принято, что любой вызванный к вам человек дает согласие на сотрудничество. А у нас, в МВД, по-другому. Мы не оперируем в беседах с преступниками словами «Родина» и «государство». У нас все проще — человеческий страх. Страх перед подельниками, ну и перед государством, разумеется. И деньги, представьте себе, деньги! Конечно, таких больших денег, как у вас в конторе, у нас нет. Но того, что мы выдаем своим людям, им вполне достаточно. Вот в чем наша с вами принципиальная разница в методах. Мы можем работать везде, в отличие от вас.

Я замолчал и, отвернувшись от собеседника, стал смотреть в окно.

— А кто вам сказал, что я из КГБ? — спросил Кондратьев.

— Чтобы это понять, надо разбираться не только в людях, но и в методиках работы КГБ. Вы сами выдали себя — своими вопросами, поведением и явным пренебрежением к работникам МВД. Да, еще подумал: зачем Москве присылать в Аркалык вас, если я уже начал здесь работу? Значит, у вас будет совершенно другая задача. Вы же приехали сюда не заменить меня, а работать по линии комитета, параллельно со мной.

— Да, Виктор Николаевич! Ну и логика! Не хотелось бы оказаться среди ваших врагов, — дружески улыбнулся Кондратьев.

— А вы и не старайтесь в них угодить. Не делайте ошибок, подобных той, что сделали сегодня, встретившись с моими подчиненными. Я вам не враг, и не нужно копать то, что уже давно вскопано. Я ясно выразился?

Кондратьев встал, попрощался со мной и направился в кабинет, в котором некогда работали Ныров и Пашуков.

* * *

Когда за Кондратьевым закрылась дверь, я оделся и вышел на улицу. Оглядевшись, перешел дорогу и направился в сторону городского универмага.

«Комсомолец, — думал я про Кондратьева. — Сидел, наверное, на Лубянке, протирал штаны. Тоже, наверное, за медалью или за должностью приехал. Их прямо как пчел на мед тянет сюда. Посмотрим, на что ты способен».

Я хорошо помню свою первую встречу с работником Комитета государственной безопасности. Это произошло на последнем курсе института. Мои ребята из группы, которые привыкли щеголять по институту в джинсах, вдруг неожиданно стали по очереди приходить на учебу в строгих костюмах и при галстуках. На мои приколы и вопросы о смене образа они отмалчивались. Однажды, вернувшись после учебы домой, я застал заплаканную мать.

— Мама, что случилось?

Она достала из кармана фартука сложенный вдвое листок бумаги и протянула его мне. Это была повестка, в которой меня просили прибыть в КГБ. Я аж присел!

— Ты что-то сделал? Почему тобой интересуется КГБ? — сквозь слезы спросила мать. — Я всегда знала, что все эти длинные волосы, джинсы и гитара до добра не доведут.

— Мама! Не хорони меня раньше времени. Я ни в чем не виноват и не знаю, зачем меня вызывают. Ну, поговорят там со мной и отпустят. И сейчас не тридцать седьмой, когда люди просто так пропадали.

Ни я, ни мать не спали в эту ночь. Я все думал, зачем я мог понадобиться КГБ, но в голову ничего не приходило.

Утром я привел себя в порядок, надел костюм, повязал галстук и направился на Дзержинского, 19 — в Комитет государственной безопасности.

Я долго стоял напротив здания КГБ, не решаясь перейти дорогу и открыть потемневшую от времени дверь. Наконец, собравшись с духом, перешел дорогу, открыл массивную дверь и вошел.

Стоявший на посту прапорщик с синими петлицами взял у меня повестку.

— Подождите минутку, — произнес он и кому-то позвонил. — Ждите, вас вызовут.

Я присел на железный стул и стал ждать. Мимо меня деловито сновали молодые мужчины.

— Абрамов, — вдруг услышал я и, подняв голову, увидел человека, махавшего мне рукой.

— Паспорт у вас с собой? — поинтересовался он.

Я кивнул и достал паспорт.

Мы вместе вошли в неприметную дверь и оказались в небольшом кабинете, в середине которого стоял стол и один стул.

— Присаживайтесь, — предложили мне. — Меня зовут Смолин Виталий Павлович. Комсомолец?

Я опять кивнул.

— Вот что, Абрамов, — серьезно сказал Смолин. — Отдел кадров КГБ решил рассмотреть вашу кандидатуру для работы в нашем аппарате. Несмотря на ваши неоднозначные взаимоотношения с органами милиции, ну вы сами знаете какие — длинные волосы, джинсы и так далее, мы считаем, что ваша кандидатура вполне может удовлетворить наших коллег из Таджикистана. У вас ведь там ни родных, ни знакомых? Это очень хорошо. Пройдете медкомиссию, и если у вас не выявят нарушений, начнем оформлять документы о приеме на работу.

— Постойте, постойте, Виталий Павлович! А вы не хотите спросить, желаю ли я работать в вашей структуре? Почему вы за меня уже все решили? У меня мать, старая больная женщина, и я бы не хотел ее бросать на произвол судьбы!

— Ты, Абрамов, комсомолец! А девиз комсомола — «Если Родина скажет надо, комсомол ответит «есть!».

— Поймите меня правильно, у меня мама одна. Она очень больна. Я не могу ее оставить!

— А долг перед Родиной у тебя есть? — навис надо мной Смолин. — У тебя есть две сестры, которые присмотрят за матерью! Не нужно ею прикрываться.

— А как же долг перед родителями? Он что, менее важен, чем перед Родиной? — отчаянно выкручивался я. — И почему я должен служить в Душанбе, а не в Казани? Оставьте меня здесь, и у меня не будет никаких сомнений. Разве это невозможно?

— Короче, Абрамов, — начал сворачивать разговор Смолин, — вот тебе направление на обследование. Пройдешь и сразу ко мне. Не вздумай хитрить, а то привлечем за дезертирство. Что так смотришь? Да, представь себе, за дезертирство!

Я вышел из кабинета и, миновав стоящего на посту прапорщика, направился на улицу. Теперь понятно, почему мои друзья поменяли джинсы на костюмы. Их так же, как и меня, вызывали.

В этот день на учебу мне не хотелось, и я сразу же вернулся домой, чтобы хоть как-то успокоить мать.

Моя мама была человеком старой закалки и хорошо помнила предвоенные годы, когда людей не только арестовывали по ночам, но вот так же, как и меня, приглашали в органы НКВД, откуда те уже не возвращались никогда.

Я рассказал ей о предложении КГБ и моем нежелании ехать так далеко от дома.

Но, к своему удивлению, в течение нескольких дней успешно прошел медицинскую комиссию, получил на руки заключение и приехал в КГБ.

— Молодец, Абрамов, — довольно усмехнулся Смолин. — Ты единственный из сокурсников прошел медкомиссию. Надо же, один! Из всего вашего потока.

— Виталий Павлович! Я опять хотел бы заострить вопрос о месте службы. Я не хочу никуда ехать. У меня здесь мать, в конце концов, квартира!

— Что значит мать, квартира? А интересы Родины тебе, выходит, по боку? Если каждый из нас будет выбирать место, где служить, что тогда будет? Будет анархия, бардак, а не государство! Извини, но эти вопросы решаю не я, а большое начальство.

Я ушел полностью опустошенный услышанным. Направился через Ленинский садик к остановке трамвая. Впервые чувствуя себя абсолютно беззащитным перед государственной машиной.

Прошло несколько дней. Как-то на выходе из института меня остановил незнакомый человек.

— Абрамов, срочно нужно поговорить, — сказал он.

Я взглянул на него с нескрываемым удивлением. Это был сравнительно молодой человек, на его лице сверкали очки в золотой оправе.

— Извините, я вас не знаю, — ответил я и, отстранив его руку, направился дальше.

— Я из КГБ, — мы шли по улице Карла Маркса. — Моя фамилия Герасимов, я буду вашим куратором.

Для убедительности он достал удостоверение и показал мне. Я остановился, ознакомился с документом, вернул его хозяину, и мы медленно пошли к площади Свободы.

— Абрамов! У тебя много знакомых, в том числе и лиц еврейской национальности. Так вот, первое твое задание. Необходимо войти с ними в доверительные отношения. Нам интересно, чем они дышат, что планируют. Кто из них ведет подрывную работу против нас, я имею в виду против государства.

— Простите, товарищ Герасимов, скажите конкретно, кто из моих друзей вас интересует? У меня очень большой круг знакомых евреев, не могу же я со всеми ними разговаривать на подобные темы.

— Меня интересуют все евреи, независимо от того где работают или учатся. Я должен знать о них все. Запомни, по окончании твоей стажировки я буду писать тебе характеристику, и оттого, что я напишу, будет зависеть, возьмут тебя в КГБ или нет.

Мы еще с пять минут поговорили ни о чем, и он сел в поджидавший его автомобиль.

* * *

Прошло еще несколько дней, когда я вновь увидел Герасимова. Он стоял недалеко от института и ждал, по всей вероятности, меня. При виде него у меня екнуло сердце и смутное беспокойство охватило душу.

Он тоже увидел меня и приветственно помахал рукой. Мне ничего не оставалось, как подойти к нему.

— Ну, что скажешь, Абрамов? С кем встречался, что узнал? — он улыбался мне, как ближайшему другу.

— Скажите, вы кто по званию? — спросил я.

— Майор, — скромно ответил он. — Пока только майор.

— А я вот не имею званий, не оформлял ни одного документа для поступления к вам на работу, не присягал никому в верности, и вот вы спрашиваете с меня, как с подчиненного. Вам не кажется, что это не совсем правильно? Я понимаю, как это называется в народе и как это называется в вашей конторе. Вот когда я буду штатным сотрудником, тогда буду выполнять задания, а пока — увольте, этой работой я заниматься не буду. Одно могу сказать точно — среди моих друзей и знакомых врагов государства нет.

От такого нахальства Герасимов на секунду потерял дар речи.

— Ты понимаешь, что говоришь? — воскликнул он. — Я в интересах государства, а не из личного любопытства просил тебя!

— А я не знаю, что вы имели в виду! Может, интересы государства, а может, и свои. Я, вы знаете, не бываю на ваших совещаниях и не знаю задач ваших сотрудников.

— Ну, ты меня достал своей демагогией! Я сегодня же отражу это все в своем рапорте.

— Дело ваше. Отражайте, если считаете, что правы. Я на вашем месте не торопился бы. Во-первых, вы обязаны были меня тщательно проинструктировать, что я должен делать. Как мне строить беседу с этими людьми, чтобы не вызвать у них подозрений. Я думаю, что ваше дело — это целая наука. Во-вторых, вы меня должны были проинформировать, что вам уже известно об этих людях, об их политических взглядах. А то — иди и разговаривай! А если набьют морду? Значит, плохо отработал? А если нет — тоже плохо, не добыл сведений. Вообще беспроигрышная лотерея у вас, товарищ майор.

Герасимов, только что проявлявший большую решимость доложить о моем поведении, вдруг как-то стих.

— Ну ты и демагог, Абрамов, — произнес он. — Ладно, сейчас свободен. Мы с тобой еще увидимся!

Я долго смотрел вслед удалявшемуся Герасимову и только когда тот скрылся за углом, пошел своей дорогой.

«Будет писать или нет? — думал я, шагая по весенней улице. — Я бы на его месте на время воздержался — мало ли что?»

И я оказался прав — Герасимов не стал докладывать обо мне руководству, тем самым оставив мне шанс поступить к ним на службу.

Много позже, когда я уже работал в МВД, мы часто вспоминали с ним тот вечер, улицу и наш разговор.

Я успешно защитился в тот год, и теперь мне оставалось ждать вызова в КГБ Таджикистана. Время шло, а вызов все не поступал. Я не мог сидеть на шее у матери и устроился грузчиком в ближайший продуктовый магазин.

Директор магазина, женщина средних лет, принимавшая меня на работу, не скрывала своего удивления, узнав о том, что я две недели назад закончил институт.

Я периодически, два раза в неделю, приезжал в КГБ, чтобы узнать, есть ли новости по моему распределению.

— Слушайте, Абрамов, — разозлился как-то Смолин, — если мы получим сведения в отношении вашего трудоустройства, то непременно сообщим вам. Не поймите неправильно, но вы просто надоели своими наездами.

— Виталий Павлович! Еще полгода назад вы лично меня чуть ли не каждый день обрабатывали насчет службы в КГБ. А что теперь? Пропала необходимость в защите Родины? Или исчез мой личный долг перед ней? Вы знаете, что из-за этого распределения мне сейчас приходится работать грузчиком в Офицерском магазине? Вы думаете, это так приятно, когда все спрашивают, почему я после института в магазине ящики таскаю? Дайте мне документ, что трудоустроить меня не можете, справку о свободном дипломе, и я сам устроюсь на любой завод. Все мои товарищи по институту уже давно работают, только я болтаюсь.

После этого разговора я перестал ездить в отдел кадров КГБ. Но где-то в середине сентября меня туда пригласили.

Я в сопровождении Смолина зашел в кабинет заместителя председателя КГБ. За большим массивным столом восседал солидный мужчина средних лет, его голова была абсолютно седой.

— Извините, Абрамов, — произнес он глухим голосом. — Вчера мы получили из Таджикистана официальный отказ в вашем трудоустройстве. Дело в том, что они делали заявку на прием сотрудника в январе, а сейчас уже сентябрь. Прошло более полугода, и они самостоятельно нашли себе сотрудника.

— А как же я? — обомлел я. — Что мне теперь делать? Все выпускники нашего института получили какие-то подъемные после окончания учебы, мне их никто не дал из-за этого распределения. У меня сейчас нет даже справки о свободном трудоустройстве, кто мне ее выдаст?

— Да, Абрамов, есть определенные сложности. Но я знаю, со слов Смолина, что вы все это время работали грузчиком в продовольственном магазине, то есть обходились без этих самых подъемных. Мы постараемся в течение ближайшего времени выдать вам справку о свободном трудоустройстве, однако предупреждаю сразу, что эта справка будет не от КГБ, а от какого-либо другого предприятия, а может, даже от вашего института. Думаю, что это не будет иметь особого значения при вашем трудоустройстве. Желаю вам удачи.

Мы вышли из кабинета и направились на улицу.

— Ты, главное, не обижайся, Абрамов, у Родины нашлись другие комсомольцы, которые, не в пример тебе, очень захотели ее защищать, — со всей серьезностью сказал на прощание Смолин.

Вот я и имел сегодня честь побеседовать с подобным комсомольцем, который прибыл в Аркалык защищать интересы Родины.

* * *

Я вошел в универмаг и на минуту остановился в дверях, стараясь определиться в какую сторону идти. У меня закончилась пенка для бритья, и я уже третий день мучился, пользуясь туалетным мылом. Повернув налево, я сразу же увидел нужный отдел, быстро купил пенку и направился на выход. Но мое внимание привлекла молодая женщина, стоявшая в сторонке и внимательно наблюдавшая за мной.

«Что это? — подумал я. — Наружное наблюдение или просто показалось?» Я внимательно посмотрел на даму, стараясь хорошо запомнить.

Мне показалось, что именно ее я сегодня видел, когда утром выходил из милиции, направляясь в аэропорт.

«Если это хвост, — рассуждал я, — то кто его прицепил? Каримов или Кондратьев?»

Я вышел из универмага и, пройдя метров тридцать, остановился около большой витрины. В ее отражении я видел, как идущая за мной женщина тоже остановилась, спокойно раскрыла сумочку и стала что-то искать там.

«По всей вероятности, это Кондратьев. Он плохо изучал мой послужной список, — мне даже стало смешно, — иначе бы знал, что службу в МВД я начинал в подразделении наружного наблюдения, и для меня на улице определить наружку — раз плюнуть. Ну ты даешь, комсомолец! — продолжал я тихо смеяться. — Решил выйти на мои связи через наружное наблюдение. Ты, наверное, подумал, что я сразу брошусь к ним. Нет, Кондратьев, недооцениваешь ты меня».

Я, будто ничего не замечая, ускорил шаг. Следившая за мной женщина с трудом выдерживала набранный темп. Через метров триста вдруг появился парень в черной вязаной шапочке и подменил уставшую даму.

«Ну что, милые, потаскать вас еще или пока воздержаться? — весело беседовал я с моими преследователями. — Ладно, отдохните немного».

Не сбрасывая темпа и нигде не останавливаясь, я направился в отдел милиции. Там сразу же прошел в актовый зал к оперативникам. Собрал их, разбил на тройки и каждой из них дал задания с выездом из Аркалыка. Нужно было активизировать работу по розыску машин, так как приближалась весна, которая могла спутать все наши планы.

* * *

Было очевидно, что с подобным решением я запаздывал, и его нужно было принимать еще две недели назад, однако отсутствие Лазарева и заместителя по линии следствия стопорили все мои действия. Мне было очень трудно контролировать две эти составляющие. Приходилось заниматься не только чисто оперативными делами, но и сопровождением уголовного дела, то есть доставлять людей на допросы, осуществлять охрану при выходе на места, где преступники хранили машины. Короче, дел было как никогда много и приходилось без отрыва заниматься всеми этими вопросами.

Я зашел к себе. Даже при закрытой двери из моего кабинета было слышно, как коллеги шумно готовятся к выездам. Я запер дверь и, поставив стул под люстру, влез на него.

Микрофона в плафоне не было!

«Как это? Где микрофон? Неужели догадались, что я его обнаружил? Тогда другой вопрос — кто его установил и кто изъял?»

Я поставил стул на место. «Что происходит? Кто враг, кто друг?» Анализируя ситуацию, я все больше убеждался в том, что меня намеренно ввели в состояние конфликта с Кунаевым. Какие-то неизвестные через Каримова все это время пытались вывести меня на Кунаева, подчеркивая его опасность. Они явно не хотели, чтобы я каким-то образом сблизился с этим человеком. Теперь я знал то, чего не знал в первые дни своего пребывания здесь.

Эти мысли окончательно выбили меня из равновесия. Я перебирал каждый свой день в этом городе, анализировал все свои действия. «Они хотели моими руками вывести Кунаева из игры!»

Кунаев после исчезновения Шиллера стал для них опасен. Убрать его с должности или просто ликвидировать не рискнули, видимо, не исключая, что тот оставил где-то на хранение компрометирующие их документы. А так все просто — подставить его под оперативно-следственную группу, и смещение его с поста покажется вполне естественным. А обыкновенного гражданина Кунаева, каких миллионы, можно было ликвидировать очень и очень тихо, инсценировав какое-нибудь ДТП.

Кунаев становился уже не значимой фигурой, и его ликвидация не привлекла бы столь большого внимания, как если бы он был начальником милиции.

От этого вывода мне вдруг стало не по себе. Я встал и налил себе полный стакан холодного чая.

«Хорошая комбинация! Кто же мог ее закрутить?»

Я снова попытался пройти по всей многоходовой цепочке, стараясь припомнить мельчайшие подробности.

Наконец, мне удалось ухватиться за кончик ускользающей от меня догадки. Она меня уже в который раз вывела на Каримова. Первая встреча с ним в местном КГБ была свежа в моей памяти, будто это было вчера. Именно там и именно тогда Каримов вскользь сообщил мне о родственных связях Кунаева с Шиллером, об оперативной разработке Кунаева сотрудниками КГБ в связи с его причастностью к поставкам наркотиков в регионы Союза.

«Да, это точно! Я узнал о Шиллере и Кунаеве именно от Каримова. Именно он неофициально сообщил мне о звонке с телефона начальника милиции, о моем возможном выезде в совхоз «Целинный». Почему он ответил мне неофициально? Ведь они вели совершенно официальную разработку Кунаева, и все звонки ими наверняка писались!»

Сейчас мне стало ясно, что его ответ на мой запрос не мог быть другим, ведь на тот момент Каримов уже точно знал, что звонил Измайлову не Кунаев, а Мустафа. Теперь я был абсолютно уверен, что микрофон у меня установлен Каримовым, а не Кунаевым.

Это Каримов, услышав мою беседу с Измайловым и Аскаровым и их желание во всем сознаться, принимает решение на их устранение. Это он, Каримов, а не Кунаев, так напугал Аскарова, что тот предпочел застрелиться.

Я складывал факты, словно мозаику, и каждый легко ложился на отведенное ему место. И непричастность Кунаева к убийству Измайлова и Аскарова стала для меня очевидной.

«Как же так, — думал я, — Кунаев, который сначала рискует своим служебным положением, спасает от тюрьмы Аскарова, доверяет ему все свои секреты, вдруг заставляет его свести счеты с жизнью? Этот момент явно не поддается логике».

Закрыв глаза, я стал вспоминать содержание уничтоженного мной рапорта Аскарова. Если следовать ему, то Кунаев доверял Аскарову очень многое, даже такое, о чем другой бы предпочитал вообще молчать. А доверие это вызвано, в первую очередь, страхом Кунаева за свою жизнь. Аскаров являлся как бы хранителем и гарантом его тайны.

Все мои мысли и умозаключения позволили взглянуть на Кунаева совершенно с другой стороны, которая раньше была для меня искусственно закрыта.

Теперь объектом моего интереса становился Кунаев.

* * *

Я медленно шел с работы в гостиницу, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд сопровождающего. Вел меня мужчина средних лет, одетый в черное демисезонное пальто. Судя по манере сопровождения, он был более опытен, чем предыдущие, держался на сравнительно большом расстоянии и не стремился сблизиться.

Я ускорил шаг, стараясь оторваться, но он держал меня очень уверенно.

«Интересно, он один или целой бригадой ведут?»

Я подошел к стоящему недалеко мужчине. Моя спина не позволяла сопровождающему видеть, общаюсь я с этим человеком или нет.

— Простите, не подскажете который час? — банально обратился я.

Мужчина взглянул на часы и не спеша ответил:

— Сейчас десять минут девятого.

Я стал смахивать с его плеча невидимые соринки. Тот опешил.

— Извините, у вас было испачкано плечо, — продолжал я беседу, — теперь все в порядке.

Оглянувшись, я направился дальше. Вслед за мной пошел и этот мужчина. Пройдя метров двадцать, он исчез в переулке. В тот же переулок свернул парень в меховой куртке.

«Так и есть, таскают меня бригадой! — подумал я. — Один уже рванул за этим мужиком. Теперь за мной как минимум идут двое».

Мы были уже у гостиницы. Я остановился на пороге, сбивая с ботинок налипший снег. Мужчина, всю дорогу шедший за мной, тоже остановился и сделал вид, что его заинтересовала витрина магазина.

«До свидания! — мысленно попрощался я и пожелал всем беспокойной холодной ночи».

Теперь было абсолютно ясно, что хвост мне прицепил Каримов. Наверняка зная о наличии у меня источников в городе, он решил установить их. И хвост именно для этого.

По всей вероятности, Каримов до конца не верил, что я работаю в милиции, а не в КГБ. Чем глубже я копал по делу об угонах, тем больше они меня боялись.

«Жалко, что погиб Измайлов, — искренне переживал я, — он наверняка мог многое рассказать о делах Каримова».

Но сожалеть было поздно и бесполезно.

«Да, плохо работают. Сразу видно, наружка конторская. Привыкли работать с иностранцами, которые уже до приезда сюда знают, что за ними будут следить, вот и прощают им все проколы. Что может сделать им иностранец? Да ничего. Вот так и привыкают халтурить на работе. В МВД подобная служба работает намного профессиональнее. Там за подобные проколы можно заработать удар ножом в подворотне».

Я вошел в гостиницу и заглянул в ресторан. За дальним столиком сидел Кунаев.

Не поднимаясь к себе, я быстро снял пальто и прошел в зал ресторана.

— Позвольте составить компанию? — как можно любезнее спросил я и получил столь же любезный положительный ответ.

Пока официант относил мой заказ на кухню, Кунаев разлил по рюмкам водку и предложил выпить.

— Ну как ваши успехи? — поинтересовался он. — Есть надежда, что соберете все машины?

— Надежда есть всегда, она, как говорят, умирает последней.

— Вот вы уже почти два месяца у нас, и я все ждал, когда мы с вами пересечемся. Вы упорно не желали этого делать, а я, соответственно, тоже особо не стремился. Но видно, время пришло, и вы сами сделали первый шаг. Если бы мы встретились раньше, возможно, нам удалось бы избежать множества неприятных событий, в том числе и гибель Измайлова, которого я хорошо знал, и моего друга Аскарова.

Я взглянул на Кунаева, и мне почему-то показалось, что он в тот момент был совершенно искренен.

— Вы знаете, — продолжал он, — что я как работник милиции и бывший оперативник высоко оцениваю вашу работу в незнакомом городе. Не покривлю душой, если скажу, что вас недооценивает ваше руководство.

— Вы мне льстите, — улыбнулся я. — Вы человек Востока, а они редко говорят плохое своему гостю.

— Нет, вы ошибаетесь. Мне нет необходимости льстить вам. Вы достойный противник, а я привык ценить не только друзей, но и врагов. Знаю, что вы проделали большую работу и хорошо владеете ситуацией. Я сейчас здесь временщик, и дни моей работы, а может, и жизни, сочтены. Не буду скрывать, что вы тоже приложили к этому руку. Только хочу сказать, что вашей рукой водили совершенно другие люди. В отношении меня они отлично разыграли эту комбинацию. Сейчас у меня положение весьма шаткое. Моя отставка не остановит череду убийств в этом городе, и даже вызовет рост.

Кунаев протянул руку к бутылке и налил нам еще раз. Выпил он молча, не дожидаясь меня, и также молча поставил рюмку.

— Пейте же, не обижайте меня, — грустно сказал он, — здесь сейчас нет явных врагов. Если бы вы считали меня врагом, не сели бы рядом.

Я выпил и посмотрел ему в глаза, давая понять, что готов к продолжению разговора.

— Вы знаете, меня жизнь и служба научили быть осторожным, — говорил Кунаев, — всегда контролирую свои эмоции и слова. Но вот допустил роковую ошибку…

— Я догадываюсь, о чем вы, — помог ему я, — мне известны подробности этой ошибки.

— Давно догадывался, что вы знаете. Теперь я больше боюсь за жизнь родных — дочери и внуков. Это я втянул в это дело зятя, считал, что это правильное решение. Теперь произошло то, что и должно было произойти, не больше и не меньше. Эти люди не остановятся ни перед чем, они просто вырежут нас всех. Сейчас их пока сдерживают мои погоны, но скоро их не будет. В этом только ваша заслуга, но я по-честному не в обиде. Вы сделали то, что должны были сделать.

Он замолчал, так как официант принес мой заказ и расставлял его на столе.

— Может, продолжим в другом месте? — предложил я.

— Нет, Абрамов, явки с повинной от меня не дождешься. Я не буду ничего писать, у меня есть семья и обязанности перед ней. А моя судьба мне уже давно ясна. Ты сам подумай, чем ты мне можешь помочь? Ничем! Но врагов ты себе нажил и, если не остановишься, можешь уехать отсюда в цинке. Пока я при погонах, хочу дочь с внуками отправить в Германию. А там — куда кривая выведет. Завтра еду в Алма-Ату, в МВД. Наверное, там и сниму погоны.

— Может быть, проясните ситуацию? Расскажите, кто эти люди, какую роль в этом играет Каримов?

— Догадался! Молодец! Могу сказать только одно, Каримов — их человек, поставленный надо мной здесь, в городе. Это он контролирует здесь все перевозки. Сначала хотели поставить ответственным моего зятя, Каримов сам на этом настаивал, вот я и прогнулся под ним, втянул зятя в этот бизнес. Сейчас жалею.

Мы сидели за столом и думали каждый о своем.

Я впервые оказался в ситуации, когда преступник по собственной инициативе раскаивается в своем поступке, а я не имею возможности что-либо сделать или каким-то образом помочь.

«А я все-таки просчитал эту комбинацию, — мысленно похвалил я себя. — Вычислил Каримова! Жалко только, что не смогу доказать это самому Каримову».

Я впервые посмотрел на Кунаева не как на предполагаемого преступника, а как на человека запутавшегося. Человека, который, избегая одну опасность, автоматически попадает в другую, да еще тащит за собой родных и близких.

— Ты знаешь, Абрамов, — заговорил вновь Кунаев, — я готов пустить себе пулю в лоб, если бы это спасало моих родных.

— Я чем-то могу помочь?

— Уже нет! Мне, старому дураку, раньше о последствиях надо было думать. Сейчас все, поезд ушел.

Он вновь потянулся за бутылкой.

Я окинул взглядом ресторан и увидел за дальним столиком женщину, которую видел утром.

«Срисовали. Если с Кунаевым что-то случится, то следующим, наверное, буду я».

Мы выпили еще по рюмке, я попрощался и направился к себе в номер.

* * *

Утром, выходя из гостиницы, я столкнулся с Кондратьевым.

— Как дела? — поинтересовался я. — Как местные товарищи, ввели вас в курс дел?

— Да, я вчера встречался здесь кое с кем, — загадочно начал Кондратьев, — поговорили. У меня несколько вопросов к вам, если можно.

— Задавайте! Чем могу — помогу.

Мы пошли с ним по улице.

— Расскажите мне все, что вы узнали о Кунаеве. Кто он? Его роль в этом деле?

— Вы, наверное, знаете, Виктор Степанович, не хуже меня, кто такой Кунаев. Начальник городского отдела милиции. Был переведен в Аркалык приказом министра внутренних дел Казахстана чуть более десяти лет назад. Имеет хороший послужной список, неоднократно награждался и поощрялся. Явных проколов по службе не допускал и до настоящего времени считался образцовым начальником. Имеет дочь и двух внуков, жена скончалась от онкологии два года назад. Зять Курт Шиллер, по национальности немец, занимался частным бизнесом. Около двух лет назад он познакомился в Челнах с братьями Дубограевыми, которые поставляли ему краденые «КамАЗы», а он с большим успехом сбывал их здесь. В настоящее время, как я уже вчера докладывал, скрывается. Место возможного местонахождения пока неизвестно. Больше добавить нечего.

— Насколько я знаю, — продолжил тему Кондратьев, — вы до вчерашнего дня всячески избегали общения с Кунаевым? И вдруг вчера вы с ним в ресторане, за одним столом. Как это понимать? Вы сами пошли на контакт или наоборот?

— Вы правы. Я действительно избегал встреч с Кунаевым, так как не знал, как себя с ним вести. О том, что зять Кунаева преступник, я узнал от Каримова и сразу же доложил в Москву. Москва ответила молчанием, которое длится и по сей день. Вести оперативную работу в отношении действующего начальника городского отдела милиции, вы знаете, я не мог, да и подходов к нему у меня не было и нет. Да и о чем я мог с ним говорить? Обращаться к нему за помощью в розыске его зятя было бесполезно. Рассчитывать на то, что он как милиционер сам выдаст его нам — глупо. Вот поэтому и не встречался. Вчера из-за отсутствия свободных столиков в ресторане подсел к нему. Поужинал, выпил с ним рюмку-две и ушел. В этом ничего зазорного не вижу.

Я замолчал. Кондратьев снова спросил:

— Скажите, Виктор Николаевич, почему вы не очень откровенны со мной? Чувствую, что вы что-то недоговариваете или что-то скрываете. Например, упорно молчите о наркотиках.

— Виктор Степанович! Мы не настолько с вами близки, чтобы я был с вами абсолютно откровенным. Я такой же, как и вы, оперативник и умею дозировать информацию. О наркотиках. Вы знаете, это не мое направление. Я прибыл сюда по другому заданию и выполняю поставленную МВД СССР задачу. А если еще откровеннее, то я в курсе трафика. Мне об этом говорил Каримов. Это отдельная тема, куда я не лез, так как он меня лично просил об этом.

— Виктор Николаевич! Успокойтесь, я не хотел вас обидеть! Руководство МВД СССР по-прежнему доверяет вам в полном объеме, иначе бы вы давно уехали к себе в Казань. Я как представитель центрального аппарата КГБ СССР предлагаю вам передать мне все, что вам известно о трафике от Измайлова и Аскарова. А именно все, что касается Кунаева и его окружения. Зачем вам информация, которую вы не можете использовать? Такого же мнения и представитель местного отдела КГБ Каримов.

— Все, что мне было известно о трафике, я изложил в своих рапортах. Эти рапорты я исправно направлял в МВД СССР. Ничего более мне неизвестно. Кстати, не мучьте своих людей, скажите об этом Каримову. Пусть снимет с меня наружное наблюдение, неужели вы думаете, что я не расшифровал их? — напоследок попросил я и свернул к зданию городского отдела милиции.

Остановившись на пороге своего кабинета, я внимательно осмотрел помещение. Предчувствие заставило меня сделать это.

Несмотря на то, что все вещи были в целости и сохранности, меня не оставляло ощущение пребывания здесь постороннего.

Я сел и сантиметр за сантиметром осмотрел свой стол и стаявший в углу сейф. Уходя вчера вечером, я заметил, что на углу стола был не стерт легкий слой пыли. Сейчас этот угол был чистым, словно кто-то хорошенько протер. По телефону я спросил дежурного по отделу, кто сегодня производил уборку в моем кабинете.

— Извините, Виктор Николаевич, у вас никто еще не убирался, все ключи висят на месте. Вы ведь запретили уборщицам входить в ваше отсутствие, вот без вас и не убираются.

Ясно. Так, посмотрим теперь сейф. Отсутствие черной нити наверху дверцы свидетельствовало о том, что сейф вскрывался посторонними.

«Да, грубовато вы здесь работаете, — разозлился я. — Хорошо еще, что уничтожил бумаги! А то могли быть большие сложности не только у меня, но и у людей, указанных в рапортах Аскарова и Измайлова».

Зазвенел телефон. Звонил Каримов. Он сухо поинтересовался моим здоровьем и пригласил меня в гости.

Отогревшись горячим чаем, я стал собираться к Каримову. А через полчаса уже входил в здание КГБ. В коридоре меня встречал Каримов.

— Виктор Николаевич! Нельзя забывать друзей, — улыбался он. — Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе. Вы совсем забыли меня, не звоните, не тревожите. Так друзья не поступают. Может, я вас чем-то обидел? Тогда приношу искренние извинения. Давайте забудем старое? Жизнь идет, и надо приспосабливаться под ее изменения.

Каримов взял меня под локоть и повел к своему кабинету.

Там сидел Кондратьев и два неизвестных мужчины. Я присел на стул, предложенный мне одним из незнакомцев.

Ни Кондратьев, ни Каримов не представили мне тех двоих. Судя по их поведению и выправке, они явно из силовых структур.

— Ну что, приступим? — по-прежнему улыбаясь, предложил Каримов.

Все, в том числе и я, с интересом посмотрели на него.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить один очень важный вопрос. Речь идет о начальнике городского отдела милиции и его роли в последних событиях. Если говорить коротко, то в течение месяца в отделе милиции произошло два ЧП — смерть задержанного Измайлова и самоубийство начальника ИВС Аскарова. Эти смерти произошли непосредственно в здании городского отдела. Хотелось бы услышать по этому поводу точку зрения заместителя начальника оперативно-следственной бригады МВД СССР Абрамова. Что вы думаете об этих происшествиях, ведь смерть этих людей произошла после того, как вы установили с ними прямой оперативный контакт?

«Откуда ему это известно? Я не рассказывал! Вывод прост, как всегда, — из прослушки моего кабинета. Хорошо задумал Каримов — сейчас я должен или рассказать о моих ночных беседах с Измайловым и Аскаровым, тем самым легализовав сведения, полученные в результате прослушивания кабинета, или отказаться от этих, как он выразился, прямых оперативных контактов», — быстро прокрутил я в голове.

— Я не связываю эти смерти с моей работой здесь, — ответил я. — Товарищ Каримов, как всегда, пытается преувеличить мою роль в этих событиях, говорит о прямых контактах с Измайловым и Аскаровым. С чего он взял, что у меня были контакты с ними? Мне, к великому сожалению, не удалось узнать то, о чем, возможно, хотели рассказать эти люди. Их смерти для меня были совершенно неожиданными и необъяснимыми. Если бы не их гибель, я, возможно, знал бы гораздо больше и о трафике наркотиков, и о машинах.

В кабинете повисла тишина, и было слышно, как в соседнем кабинете били настенные часы.

Все сидящие напряглись и стали недобро сверлить меня взглядами.

— А вы сами, товарищ Каримов, беседовали с Аскаровым? — пошел я напролом. — Говорят, вы заходили в городской отдел милиции буквально за несколько минут до того рокового выстрела и разговаривали с ним. Я не берусь это утверждать, но так говорят многие сотрудники, которые видели вас в столь ранний час в здании милиции.

Я блефовал! Но другого выхода пока не видел. Это было не просто совещание, это был скрытый допрос.

Каримов не ожидал такого поворота, и не смог скрыть гримасы недовольства:

— Кто вам сказал такое? Назовите фамилии!

— А что? В этом кроется какой-то секрет? — ответил я вопросом и окинул присутствующих непонимающим взглядом. — Разве это криминал, что работник КГБ заходит в здание милиции и разговаривает с сотрудником милиции?

Каримов держался плохо, чувствовалось, что нервы у него сдают. Он потянулся за сигаретой, пытаясь выиграть время.

«Надо нападать», — решил я и вновь обратился к нему:

— А вас допрашивал следователь по этому факту? Ведь вы, наверное, последний, кто видел Аскарова живым?

«Да, не привыкли вы, конторские, когда вам задают такие вопросы!» — почти торжествовал я.

В кабинете было тихо. Я в упор смотрел на Каримова:

— Товарищ Каримов, скажите, может Аскаров вам что-то рассказывал перед смертью, о чем мы здесь не знаем?

Тихо сидевший все это время Кондратьев, видя неприглядное положение коллеги, постарался перевести перепалку в другое русло. Он начал говорить о том, что КГБ СССР направило в адрес МВД Казахской ССР представление об отстранении Кунаева от должности начальника городского отдела милиции. В настоящее время решается вопрос об отставке Кунаева.

— Виктор Николаевич! Мы все, собравшиеся здесь, думаем, что вам удастся пообщаться с Кунаевым в самое ближайшее время, — обратился ко мне Кондратьев. — Да и у нас к нему немало вопросов по наркотрафику.

— Я не отказываюсь от общения ни с Кунаевым, ни с вами, — я, как мог, улыбнулся. — Главное, была бы тема к разговору.

На этой натянуто-мажорной ноте мы и распрощались.

Я вышел на улицу и пешком направился в сторону милиции.

«Интересно, кто эти двое, которые сидели на нашем спектакле? Наверное, из КГБ Алма-Аты, один, похоже, начальник девятого отдела — отдела наружного наблюдения, а второй… второй тоже какой-нибудь начальник, — устало подумал я. — Да, слабоват ты, Каримов, слабоват! Повелся на мой развод, растерялся. Небось, рассчитывал, что я поведусь, а вышло наоборот».

* * *

На входе в отдел милиции ко мне обратился дежурный:

— Виктор Николаевич! Вам звонили из Москвы, просили, чтобы в районе пятнадцати часов вы были на месте, вам снова позвонят.

Не успел я войти в кабинет, как кто-то постучал.

— Войдите, — сказал я и быстро скинул пальто.

Вошел Старостин и остановился, как всегда, в дверях.

— Проходи, не стой в дверях, словно нищий. Чай будешь?

— Спасибо, Виктор Николаевич, уже пил. Я по делу. Звонили ребята из Целинограда, сообщили, что изъяли две машины. Просят прислать водителей для перегона.

— Хорошая новость. Передай, я сейчас этим займусь. Пусть ждут.

Старостин ушел.

Я принялся за ставшее привычным занятие — запер дверь и влез на стул. В плафоне снова лежал микрофон.

«Значит, его забирали, чтобы поменять источник питания. Получается, что игра с Каримовым продолжается».

По телефону я связался со Старостиным и попросил его доставить ко мне жену Шиллера.

Взяв чистый лист бумаги, я стал на нем рисовать прямоугольники, а затем вписывать в них известные мне фамилии: Кунаев, Шиллер, Аскаров, Измайлов, Каримов. В верхнем прямоугольнике я написал слово «Хозяин» и поставил большой вопросительный знак. Чуть ниже прямоугольников вывел четыре известных мне фамилии, две из которых зачеркнул.

На листе оставались четыре прямоугольника: Кунаев, Шиллер, Каримов и Хозяин.

Отложив лист в сторону, я постарался припомнить все известные мне сведения об этих лицах.

Наиболее известными были две фигуры — Шиллер и Кунаев.

Кроме того что Каримов работает в КГБ и является «смотрящим» в этом городе, я о нем ничего не знал.

Еще темнее — фигура самого Хозяина. Единственной зацепкой была информация о том, что он входит в республиканское правительство. Но какую должность там занимает — неизвестно.

Я сидел за столом и карандашом соединял возможные связи между Хозяином и другими членами группы. В какой-то момент до меня дошло, что у меня нет ни одной реальной нити, которая выводила бы на этого человека из правительства.

«Может, переговорить с Кондратьевым, может, он прольет хоть какой-нибудь свет на эти фигуры?» — мои размышления прервал телефон. Сняв трубку, я услышал взволнованный голос Старостина:

— Виктор Николаевич! Вы знаете, жены Шиллера дома нет. Со слов соседей, они неделю с лишним назад выехали всей семьей в неизвестном направлении.

— Старостин! Опросите всех соседей, воспитателей в детском саду, ее подруг и коллег. Ну, короче, ты понял! Мы должны знать, где эти люди! Не исключаю, что они могли быть похищены и убиты. Нужно их найти!

Внезапный отъезд семьи Шиллера спутал все карты в этой игре.

«Почему они уехали? Хорошо, если Кунаев отправил их в Германию. А если нет? Еще вчера, когда мы сидели с ним в ресторане, Кунаев высказал мысль, что хотел бы, чтобы дочь и внуки покинули Казахстан и выехали в Германию. Почему он об этом сказал мне? Все очень просто — они, по всей вероятности, уже были в Германии, и всех моих усилий не хватило бы вернуть их обратно. Вот почему он спокойно признался.

Интересно, а с чем была связана его фраза, что игра им проиграна, и ничего хорошего в этой жизни для себя он уже не видит? Да, он еще обмолвился, что его вызывают в Алма-Ату, в министерство, и с него обязательно снимут погоны. Выходит, он знал, что его вопрос уже решен. И был уверен, что это моя инициатива, даже не предполагая, что это проделано местным отделом КГБ, а точнее Каримовым».

Где-то через час ко мне опять заглянул Старостин.

— Виктор Николаевич! Они не просто выехали, а выписались без указания адреса, куда выезжают. Мы опросили всех, кого могли найти. Никто из опрошенных не знает, куда они могли поехать, и все удивлены внезапным отъездом.

— Ну что, Старостин, зевнули мы с тобой капитально. Пригласи ко мне оперативника, который занимался с ней. Может, он скажет что-нибудь дельное.

Через минуту вошел небольшого роста оперативник. Его густые рыжие волосы, как леска, торчали в разные стороны.

— Сидоров, — представился он.

— Вот что, Сидоров. Расскажи, пожалуйста, как ты отработал семью Шиллера? Когда последний раз встречался, о чем с ней разговаривал?

Сидоров докладывал, что он в течение всего времени занимался розыском Курта Шиллера, и поэтому ему приходилось неоднократно встречаться и разговаривать с его супругой. В последний раз он ее видел чуть больше недели назад. При встрече с ней он обратил внимание, что женщина была сильно встревожена и при разговоре с оперативником постоянно оглядывалась, словно проверяла, не следит ли кто-нибудь за ней. О своем отъезде она не говорила и просила его больше к ней не приходить, так как, с ее слов, боялась длинных языков своих соседей.

За это время Сидоров нашел человека, который находился в доверительных отношениях с женой Шиллера. При встрече тот сообщил, что ей недавно звонил муж. О чем они разговаривали — неизвестно, но после этого звонка она сразу же поехала к отцу.

— Звонок был на домашний телефон? — прервал я Сидорова, так как хорошо знал, что домашний телефон Шиллера прослушивается КГБ.

Однако этого Сидоров не знал.

По словам оперативника, после встречи с отцом жена Шиллера резко изменилась. Перестала общаться и встречаться со всеми друзьями и знакомыми.

— Сидоров, а что ты сам думаешь по этому поводу? — поинтересовался я. — Что могло вызвать подобное изменение? Звонок мужа или инструктаж отца?

— Мне кажется, что инструктаж отца. Думаю, это отец помог ей выписаться за такой короткий срок. Вы, наверное, уже знаете, что она даже не заполнила листок убытия, а ее все равно выписали. Здесь явно без отца не обошлось.

— Вот что, Сидоров, раз ты занимался этой семьей, то занимайся и дальше. Сгоняй на железнодорожный вокзал, в аэропорт, не только здесь в Аркалыке, но и в ближайших городках и переговори с кассирами. У тебя есть ее фото?

Сидоров утвердительно тряхнул своей рыжей шевелюрой.

— Поговори обстоятельно, без нажима, люди должны были ее запомнить, тем более с детьми. Если что-то непонятно — спрашивай. Если все ясно — исполняй, мне нужен результат в течение двух дней.

Сидоров браво развернулся и вышел из кабинета.

Я вновь, уже в который раз поймал себя на мысли, что влезаю не в свое дело, что мне могут просто оторвать голову, но чувство азарта гнало меня все дальше в запутанное дело с наркотиками.

* * *

Я посмотрел на часы, ожидая звонка из Москвы. Настенные показывали ровно пятнадцать.

Раздался звонок. Выждав секунды две, я поднял трубку. Звонил куратор из главного управления уголовного розыска МВД СССР.

— Виктор Николаевич! Согласно решению руководства ГУУР МВД СССР вы с 15 марта отзываетесь в распоряжение МВД ТАССР. В связи с чем вам необходимо подготовить обзорную справку по результатам вашей работы в Аркалыке и направить в наш адрес. Все дела передайте Лазареву. У вас есть вопросы?

— Эта дата окончательная? — спросил я и получил положительный ответ.

«Следовательно, в моем распоряжении еще две недели, — прикинул я. — Время еще есть!»

Вновь раздался звонок. Я снял трубку и услышал знакомый голос куратора:

— Кстати, Абрамов! Спешу поздравить с возможной правительственной наградой. Слышал, что ГУУР готовит на вас наградной лист на орден Красного знамени.

— Спасибо. Это всегда приятно, когда руководство ценит твою работу. Знаете, это не первый наградной лист, который готовит на меня ГУУР, но наград я, к великому сожалению, ни разу не получал.

— Ничего, в этот раз получите. Руководство ГУУР очень довольно результатами.

Он положил трубку, и я впервые за все дни в Аркалыке почувствовал какое-то облегчение. Непонятно почему, но я вдруг разволновался и стал машинально собирать лежащие на столе листы.

Мой взгляд остановился на нарисованной мной схеме. Чувство реальности моментально вернулось ко мне.

«Бой не проигран, если у бойца не сломлена вера в победу», — вспомнил я изречение какого-то китайского мудреца. Да, во мне еще была эта вера, и я, взяв в руки схему, еще раз посмотрел на все эти прямоугольники. Посмотрел внимательно, потом смял получше и поджег.

Нарисованные прямоугольники изгибались и исчезали в огне, а мне казалось, что горит не бумага, а люди.

Открыв окно, я вытряхнул пепел. Он разлетелся по ветру и маленькими черными птичками опустился на белоснежное покрывало.

Услышав шум открываемой двери, я повернулся и направился к столу. В дверях стоял Кондратьев и мило улыбался.

— Проветриваете кабинет, Виктор Николаевич? Слышал, вы домой собираетесь?

— Да, Москва отзывает, говорит, что в Татарии работы много, — ответил я. — Какое у вас, Виктор Степанович, первое впечатление о городе? О людях? Я до приезда сюда даже не предполагал, что есть такой город у нас в Советском Союзе.

— Я пока затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — Кондратьев пристально посмотрел на меня. — У меня еще не сложилось впечатление об этом городишке.

— Виктор Степанович! Скажите, а чем вызвано сегодняшнее шоу в вашей конторе? Вы знаете, я был, мягко говоря, удивлен вашим присутствием. Вы человек серьезный, с Лубянки, а так просто подписались под эту тему? Это даже не шоу, а просто цирк какой-то!

Кондратьев слегка замялся и, отвернувшись, тихо произнес:

— Не буду скрывать, это инициатива Каримова.

— Скажите, Виктор Степанович, какова ваша роль в этом деле с наркотиками? Я просто теряюсь в догадках. Вы наверняка прибыли работать по линии наркотиков? Но вдруг переключаетесь на работу против меня. В чем дело? Объясните, и мы быстрее найдем точки соприкосновения.

Кондратьев сказал задумчиво:

— Мне, Виктор Николаевич, до сих пор непонятна ваша роль в этом деле с наркотиками. Насколько я осведомлен, вы приехали в Аркалык в составе оперативно-следственной бригады МВД СССР и вдруг бросаете вашу основную линию и начинаете заниматься наркотрафиком. Мешая работать нам.

— Все дело в том, Виктор Степанович, что эти две проблемы оказались неотделимы друг от друга. Работая по своему делу, я сталкивался с фигурантами, которые наряду с реализацией угнанных «КамАЗов» занимались и трафиком. Здесь все перепуталось, машины и наркотики. Главный фигурант нашего дела вдруг оказался лицом, использовавшим похищенные машины и переправлявшим в них наркотики в города Союза. И я, конечно, не мог не заняться этим делом, потому что мне нужен Шиллер так же, как и вам. Мне только непонятно, почему местный отдел КГБ вдруг так испугался моей работы в этом направлении? Для того чтобы оградить меня от нее, есть один способ — убрать меня отсюда. Ну, или передать дело местному КГБ.

Я взглянул на Кондратьева, с интересом слушавшего мою речь.

— Скажите, Виктор Степанович, как давно вы знаете Каримова? Вам до этого приходилось встречаться с ним? — спросил я.

— Мне не совсем понятен ваш вопрос, — туманно ответил Кондратьев. — На мой взгляд, заданный вами вопрос сейчас неуместен. Каримов — опытный оперативный работник, и наш аппарат полностью доверяет ему. У нас, Абрамов, в отличие от вашей системы, не бывает случайных людей. Если он работает, значит, руководство полностью доверяет ему, и у меня нет оснований подозревать его в чем-то. Я тоже верю ему, и все ваши попытки вбить клин между нами обречены на провал. Более того, хочу попросить больше подобных вопросов в отношении Каримова не задавать.

Мне стало все ясно. Если еще несколько минут назад во мне тлела надежда на то, что я могу довериться этому человеку, то сейчас она пропала, словно и не было никогда.

Выдержав паузу, я официально заявил:

— Я слушаю вас, Виктор Степанович. Что вас привело в мой кабинет?

Кондратьев сразу же уловил смену тона и попытался поправить ситуацию:

— Ну что вы, Виктор Николаевич! Я к вам по-дружески, а вы, как ежик, свернулись и выставили колючки. Я пришел к вам с открытым забралом и не хочу ничего делать у вас спиной. Мне необходима вся наработанная вами оперативная и иная информация по нашему делу. Вы много знаете, и у вас есть источники. Отдайте их нам и уезжайте спокойно, с чувством честно выполненного долга. Поймите, здесь, то есть в нашей конторе, нет врагов, и от нас не нужно отгораживаться. Чем скорее вы это поймете, тем лучше для вас!

— Простите, я что-то не понял, это угроза? — я уже с трудом сдерживал интонации. — Как это понимать?

— Это просто дружеский совет, — профессионально улыбаясь, сказал Кондратьев. — Кстати, вы блефовали, когда говорили, что кто-то в день смерти видел в милиции Каримова? Я имею в виду в день, когда произошел самострел Аскарова? Кто конкретно его видел? Подскажите?

Я пропустил мимо ушей просьбу Кондратьева и взялся кипятить чай.

— Как насчет чая? — спросил я.

Кондратьев покачал головой и направился к двери. Остановившись на пороге, он обернулся, окинул меня презрительным взглядом и тихо произнес:

— Я бы попросил вас с сегодняшнего дня представлять мне всю оперативную информацию, полученную вашими сотрудниками по этому делу. Вопрос согласован с Москвой.

— Хорошо, — ответил я, — буду предоставлять вам всю информацию сразу после того, как в МВД СССР подтвердят ваши слова.

Кондратьев ушел.

* * *

Шиллер уже три недели жил у Лиды. Все шло хорошо, и опасности жизни постепенно забывались.

Воспользовавшись советом Лидии, он перестал сорить деньгами и старался не привлекать к себе особого внимания. Соседи считали его очередным сожителем хозяйки квартиры и не без интереса наблюдали за изменениями, происходившими в их «семье». Лида перестала ходить по ресторанам и водить к себе малознакомых мужчин. В ней появилась неожиданная домовитость, свойственная обычно многодетным мамашам.

За этот небольшой срок она умудрилась сделать в квартире добротный ремонт и обновить мебель. Курт с Лидой взяли за привычку гулять по вечерам, и это доставляло им большое удовольствие.

Однажды, когда они в очередной раз возвращались с прогулки, их догнал соседский мальчик:

— Здравствуйте, тетя Лида!

— Здравствуй, Кирилл, — ответила женщина. — Ты что так поздно гуляешь? Смотри, как темно!

— Я с тренировки, — беззаботно болтал мальчик, исподтишка поглядывая на мужчину рядом с тетей.

«А дядька-то похож!» — заметил про себя Кирилл, сравнивая внешность друга тети Лиды с портретом преступника, который он видел на милицейском щите «Их разыскивает милиция».

Мальчик ускорил шаг и оказался первым в подъезде. Поднявшись на этаж выше, он еще раз внимательно присмотрелся к соседу тети Лиды.

«Это точно он, тот, с портрета! Что делать? — не по-детски раздумывал Кирилл. — Идти завтра в милицию? Наверное, не поверят».

Парень открыл дверь и вошел в квартиру. Матери дома не было. Она работала санитаркой в больнице и, чтобы свести концы с концами, часто подрабатывала там же ночами.

«Завтра еще раз посмотрю», — здраво рассудил Кирилл.

А утром, перед тем как отправиться в школу, он пошел к отделу милиции, на стенде которого видел портрет. Мальчик остановился и стал внимательно рассматривать нарисованное лицо.

«За совершение ряда опасных преступлений, — шепотом читал он, — разыскивается опасный преступник Шиллер Курт Карлович, уроженец и житель г. Аркалык Казахской ССР».

— Что, знакомых ищешь? — Кирилл вздрогнул от прозвучавшего прямо над ухом голоса. — Не здесь тебе, парень, друзей нужно искать!

— А если я знаю, где сейчас этот дяденька? — ехидно заявил Кирилл. — Я должен сообщить в милицию?

— Если ты пионер — то не только должен, а обязан! — серьезно произнес мужчина. — Пойдем со мной, поговорим у меня в кабинете, следопыт.

Они прошли в здание милиции и поднялись на второй этаж. Мужчина открыл дверь, и они вошли в небольшое помещение, меблированное двумя столами.

— Давай, рассказывай. Начни с себя: кто ты, как тебя зовут и где живешь.

Пока Кирилл рассказывал о себе, мужчина приготовил крепкий чай и разлил его по чашкам.

— Давай, угощайся, — предложил он. — Ты молодец, что пришел. Сейчас мы направим туда наряд милиции и проверим твое сообщение. Ты говоришь, он живет в вашем доме около месяца?

Кирилл кивнул, продолжая маленькими глотками пить сладкий, но горячий чай.

Мужчина поднял трубку и что-то кому-то сказал.

Не прошло и минуты, как в кабинет один за другим вошли трое молодых мужчин в штатском.

— Вот что, ребята. Этот паренек утверждает, что у них в доме проживает Курт Шиллер, которого разыскивают наши товарищи из Казахстана. Живет он чуть меньше месяца. Нужно срочно выехать по этому адресу и проверить гражданина. Чем черт не шутит. А вдруг мальчик действительно прав! Будьте осторожны, не исключено, что преступник вооружен. Мальчика возьмите с собой, пусть покажет дом.

Минут через пятнадцать группа оперативников с юным следопытом подъезжала к указанному адресу. Остановившись метрах в пятидесяти от дома, они вышли на улицу.

— Так, — произнес один из мужчин. — Квартира на втором этаже. Два окна, и оба выходят во двор. Сергеев, станешь под окнами, а мы с Володиным пойдем будить этого мужика.

Старший оперативник и Володин сняли с себя пальто, осмотрели оружие и направились к подъезду.

Шиллер еще спал, когда его разбудил сильный и настойчивый стук в дверь. Он вскочил, машинально выхватил из-под матраса пистолет и тихо подошел к двери:

— Кто там? Что случилось?

— Это у вас случилось! — ответили из-за двери. — Заливаете нас!

Шиллер взглянул на пол и, убедившись, что в квартире сухо, ответил:

— Извините, у нас все сухо.

— Вы что, думаете, я буду вам врать? — повысил голос мужчина за дверью. — Если все нормально, то покажите!

Шиллер отпер замок, снял цепочку и…

…очнулся уже на диване. Его руки были скованы, а пистолет лежал на столе.

Из рассеченной губы струилась кровь и заливала белую майку.

В комнате помимо группы незнакомых мужчин находились соседи, с любопытством наблюдавшие за обыском.

— Что, очнулся? — спросил один из оперов. — Сейчас закончим и поедем!

Обыск закончился минут через двадцать. Понятые расписались в протоколе и вышли из комнаты.

— Давай одевайся, — велел оперативник и бросил Шиллеру охапку одежды.

— Мужики, — начал Шиллер, — а завтрак? Когда еще меня накормят?

— Там тебя накормят, — усмехнулся один из милиционеров. — Баланды хватит, не переживай.

Шиллер оделся и в сопровождении оперативников вышел на улицу. Около машины он увидел вчерашнего мальчика, который вечером учтиво здоровался с ними.

«Мальчонка сдал! — понял Курт. — Так бы они меня никогда не нашли. То-то он вчера так суетился, забегал вперед, чтобы рассмотреть получше».

Шиллер сел в промерзшую машину и всем телом ощутил холод металла. Он поежился и уставился в боковое окно. Стекло было чистым ото льда, и арестованный вдруг увидел бегущую Лиду. Она что-то кричала и размахивала руками. Машина тронулась и стала набирать скорость. Лида бежала за ней до тех пор, пока не споткнулась и не упала. Милицейская машина, помигивая желтым огнем, скрылась за углом.

«Вот и все, — устало подумал Курт, — прощай, свобода».

От этой мысли ему вдруг стало так жалко себя, что на глаза навернулись слезы. Он медленно вытер их и, отвернувшись от окна, закрыл глаза.

Шиллер и предположить не мог, что дни его сочтены и на свободу он никогда не выйдет.

Машина остановилась у светофора и через минуту, ревя мотором и дергаясь, словно не желая двигаться, медленно тронулась с места.

Пока они ехали до районного отдела, Шиллер анализировал сложившуюся ситуацию, стараясь понять, где ошибся. Главная ошибка была для него очевидна, и он проклинал тот день, когда, послушав тестя, связался с наркотиками. Все остальное было лишь неминуемыми последствиями этой ошибки.

У небольшого двухэтажного здания машина остановилась. Курт вышел и, щурясь от яркого солнца, под конвоем проследовал в ИВС. Дверь камеры захлопнулась за ним, как разряд чудовищного грома.

Шиллер остановился на пороге, стараясь разглядеть лица своих новых соседей.

— Здорово, сидельцы, — сказал он. — Всем доброго здоровья и честных приговоров.

Почувствовав легкий толчок в спину, он прошел дальше и присел на свободную шконку.

* * *

В камере встретили Шиллера равнодушно. Никто из присутствовавших не поинтересовался, за что тот задержан. Бросив на нары пальто, Курт лег, закрыл глаза и надолго ушел в себя.

Он старался вспомнить все, что касалось краденых машин и трафика наркотиков. Память у него была хорошая — и на события и на лица. Сейчас, лежа на жесткой шконке, он старательно перебирал события последней их с тестем поездки в Алма-Ату. Как долго они кружили по улицам города, проверяясь на слежку, как остановились где-то в центре.

— Постой здесь, — велел ему тесть, — у меня здесь дела. Сходи в универмаг, посмотри что-нибудь для детей. А я встречусь со старым товарищем. Надеюсь, что все вопросы решу быстро.

Тесть пошел пешком, а Курт, перекурив, направился в универмаг. Он долго бродил по этажам, покупал подарки. А потом вышел на улицу. Опять покурил, аккуратно сложил покупки в багажник, постоял еще минут десять, поджидая тестя. Но не дождался и решил пройтись в том направился, куда час назад тот ушел.

Улица была многолюдной, и Курту приходилось уворачиваться от встречных прохожих. «Как они живут в таком большом городе! — удивлялся он. — Все торопятся, бегут неизвестно куда со своими проблемами».

Вдруг на другой стороне улицы в летнем кафе он увидел тестя. Тот сидел за столиком на открытой площадке и разговаривал с незнакомым мужчиной. Внешний вид, манеры, вальяжная поза незнакомца выдавали в нем большого чиновника.

Шиллер не слышал разговора, однако по напряженной фигуре тестя понял, что беседа явно не дружеского характера. Незнакомец, похоже, отчитывал тестя, а последний, казалось, оправдывался.

Курт отошел за стоявший у тротуара автобус и стал рассматривать чиновника. Его лицо показалось очень знакомым — надменное и холеное — где-то он его видел.

Незнакомец, словно почувствовав на себе взгляд, внимательно посмотрел в сторону Курта. Шиллер не успел спрятаться, и незнакомец, встретившись с ним глазами, сделал неприметный жест рукой. Двое мужчин в черных костюмах встали из-за соседнего столика и направились к Курту.

Сам незнакомец что-то сказал тестю, резко поднялся с места и удалился.

Шиллер слегка замешкался, не зная, куда скрыться от телохранителей, а те стремительным шагом, не обращая внимания на поток машин, пересекали улицу и направлялись в его сторону. Бежать было поздно, и Шиллер, сделав вид, что толкается у витрины, стал ждать их.

Один из охранников схватил его за руку и ловким приемом перевел захват в болевой прием. Шиллер вскрикнул от боли, стрелой пронзившей его предплечье. Второй быстро достал из внутреннего кармана его костюма паспорт и тут же стал его рассматривать.

— В чем дело, кто вы такие? — насколько мог громко спросил Шиллер, стараясь привлечь внимание прохожих.

Ему это удалось, и через секунду-другую вокруг них стала расти толпа.

Охранники вернули паспорт и как ни в чем не бывало растворились в толпе.

Шиллер перешел улицу и подошел к тестю:

— Кто эти люди?

Но заметив страх и растерянность на лице родственника, Курт понял, что его вопрос совершенно неуместен.

— Курт, забудь, кого ты здесь видел. Эти люди не привыкли светиться, они, как вампиры, живут в своем мире и солнца не переносят, — только и прошептал Кунаев.

Шиллеру не требовалось семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что только что перед ним был человек, которого тесть называл «Хозяин».

Они вернулись в Аркалык. Дома Шиллер взял энциклопедию Казахской ССР и быстро нашел лицо незнакомца. Начертания его должности и регалий вызвали у Шиллера животный холодок.

«Вот кто стоит за наркотиками! Этих товарищей стоит бояться. Для них нет людей, есть только фигуры на шахматной доске. И они пожертвуют любой пешкой!»

Шиллер понимал, что тесть пытался оградить его от неприятностей и поэтому встречался с Хозяином один на один, однако он сам, по собственной глупости все испортил.

Сначала Курт не придавал особого значения той встрече с Хозяином, но после того как увидел перегрузку военного снаряжения на машины, доставившие наркотики, понял, что влип по полной.

«Перед тем как сюда войти, подумай, как отсюда выйти — гласит простая народная мудрость», — подумал Шиллер и решил одним махом разрубить узел. Он не передал полученные им за перевоз наркотиков деньги и присвоил их, рассчитывая, что сможет быстро получить визу в Германию, купить на них валюту и навсегда уехать.

Но то ли просчитался, то ли ему помешали подключенные Хозяином силы, но в визе ему отказали. А потом одна неприятность потянула за собой множество других.

В Челнах были арестованы два его поставщика машин братья Дубограевы, а вскоре и в Аркалык нагрянули московские менты. Начались аресты, облавы, обыски. Действительно, беда не приходит одна.

Он лежал на нарах, прикрыв глаза согнутой рукой. Сон не шел. Неизвестность пугала его. Шиллер не знал, что будет через несколько дней, когда его этапируют в Аркалык.

* * *

Кунаев возвращался из Алма-Аты в состоянии глубокого стресса. Его предположение об увольнении полностью подтвердилось. Несмотря на то что он ежедневно ждал этого, все произошло неожиданно.

Утром, приведя себя в порядок и надев парадный китель, увешанный государственными и ведомственными наградами, он направился в Министерство внутренних дел Казахской ССР. Кунаев намеренно отказался от служебного автомобиля и направился в МВД пешком.

Утренний воздух немного взбодрил его, и он, проходя по знакомым с детства улицам, вспоминал молодые годы, когда его после школы милиции приняли на работу в отдел уголовного розыска одного из районных отделов.

Память редко подводила Кунаева, и сейчас, шагая по знакомой улице, он поименно вспоминал всех друзей, с которыми делил сложности милицейской службы. В настоящее время многие из них уже трудились в других местах, потому что не смогли в сложные времена продолжить работать в милиции.

В отличие от них Кунаев смог приспособиться к ситуации, нашел покровителей и сделал, на его взгляд, неплохую карьеру — стал начальником городского отдела милиции. Только сейчас высокая должность не радовала его. За все в этой жизни надо платить, и теперь, направляясь в МВД, он отчетливо понимал, что для него наступил тот самый день расплаты.

Он вошел в здание и, подойдя к постовому, предъявил свое удостоверение. Постовой дважды перечитал его должность и поднял трубку телефона.

Нервы Кунаева потихоньку стали сдавать — он достал из кармана платок, обтер шею и суетливо комкал в кулаке намокшую ткань.

Наконец, постовой вернул удостоверение и сообщил, что его ждут в приемной министра.

Спрятав удостоверение во внутренний карман мундира, Кунаев, направился вверх по знакомой мраморной лестнице.

Интерьер министерства мало изменился с его последнего посещения: все та же красная ковровая дорожка на лестнице из белого мрамора, да и картины на стене коридора все те же.

Кунаев подошел к приемной и машинально оправил на себе китель, пошитый на заказ полгода назад. Китель сидел на нем отлично, подчеркивая его моложавую спортивную фигуру.

Сделав глубокий вдох, он открыл дубовую дверь и оказался в просторном кабинете. Окинув взглядом помещение, Кунаев увидел стоящий в углу стол, за которым сидел молодой лейтенант.

«Наверное, референт», — предположил Кунаев.

Он представился референту и присел на стул, предложенный молодым человеком.

Лейтенант открыл дверь и вошел в кабинет министра. Он отсутствовал минуты три, показавшиеся Кунаеву вечностью.

— Проходите, министр вас ждет, — торжественно произнес лейтенант и открыл перед Кунаевым дверь.

Тот, поборов робость, вошел.

Министр сидел в массивном кожаном кресле, за большим столом посередине кабинета. И без того щуплая фигура министра в огромном кресле смотрелась совсем комично. Но посетителю было не до смеха.

Кунаев отрапортовал о прибытии и замер. Прошла минута, другая, министр по-прежнему сидел в кресле, не отрывая взгляда от бумаги, которую держал еще до того, как вошел Кунаев.

Приглашения присесть Кунаев не получил и все это время стоял по стойке «смирно».

— Не буду тебе перечислять, что ты нарушил и где ты нарушил, — заговорил министр. — Ты сам все хорошо знаешь. Я тебе доверил город, сделал в нем почти хозяином. Все мы тебе верили и помогали. Но ты не ценил того, что получил. Ты вместе со своим зятем решил поживиться за чужой счет. Это нехорошо. У тебя было два варианта решить проблему — вернуть то, что вам не принадлежит, или все сделать по офицерскому кодексу чести, пустить себе пулю в лоб! Ты не выбрал ни того, ни другого. Ты нам больше не нужен, ни как начальник городского отдела, ни как человек, которому можно доверять. Я как представитель известных тебе лиц передаю их слова: тебе предоставляется еще одна возможность вернуть то, что вы с зятем забрали. Срок — десять дней. А сейчас свободен. В приемной скажут, кому передать дела.

Это был приговор.

Кунаев вышел из министерства и расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки. Ему не хватало воздуха, и он, тяжело ступая, побрел прочь. Гирлянда его наград позванивала в такт его медленным шагам. Этот звон напоминал ему погребальный.

Он зашел в небольшое кафе и, заказав двести граммов коньяка, выпил залпом без всякой закуски. Потрясенный бармен проводил его взглядом.

* * *

Кунаев на большой скорости мчался в Аркалык.

Вот уже несколько часов подряд он анализировал разговор с министром, а вернее монолог министра.

«Что бы изменилось, если бы я мог вернуть деньги? — думал он. — Наверное, все равно случилось бы именно так, как случилось. Вернул деньги — не вернул, для них уже не важно, только за попытку отнять их долю они разорвут на части».

Сейчас для бывшего начальника самое главное было то, что дочка с внуками успела выехать в Германию. Все остальное уже не имело никакого значения.

Еще перед поездкой в Алма-Ату ему позвонила дочь и сообщила, что сумела получить визу в посольстве Германии и в этот же день выезжает из Союза. Эта весть была самой радостной за последние три месяца.

Сейчас он уже знал, что никаких денег вернуть своему Хозяину не сможет — все деньги были у дочери.

Зять своевременно сообщил, где находятся деньги, и попросил Кунаева помочь уладить вопрос с Хозяином. Однако Кунаев решил по-своему. Он хорошо знал, что возврат денег не решит проблему и не остановит занесенный над их семьей меч возмездия. Он не стал ничего возвращать Хозяину, а купил на них валюту и отдал дочери. Это было, наверное, лучшее его решение за всю жизнь.

Кунаев открыл свой кожаный портфель и достал оттуда увесистый конверт. Прикинув на ладони вес, он положил его обратно и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза.

Он представил себе удивленные лица руководителей центрального аппарата КГБ, которые прочитают это письмо. На мгновение ему стало даже весело.

«Мы еще посмотрим, кто из нас пожалеет, — думал он. — Больше жалеют те, кто больше теряет. А им есть что терять!»

Он ласково погладил кожу портфеля. Тепло нагретой солнцем поверхности грело не только руку, но и самолюбие. Он плотнее закрыл глаза и задремал.

* * *

Утром мне позвонил Кондратьев и сообщил, что Кунаев вчера снят с должности. Вскоре с этой же новостью позвонил Лазарев.

Я сидел в кресле, размышляя о своем разговоре с Кондратьевым, произошедшем два дня назад.

«Интересно, что сейчас предпримет Каримов в отношении меня и Кунаева? Ведь он наверняка прослушал весь наш разговор с Кондратьевым о нем. Я допустил явный промах, недооценив Каримова, втемную использовавшего Кондратьева в игре против меня».

Мне сначала показалось, а потом превратилось в стопроцентную уверенность, что сам Кондратьев не полностью владел ситуацией по этому делу. Получая от Каримова дозированную информацию о движении наркотиков, Кондратьев не знает самого главного — того, что Каримов собственно и является диспетчером всего движения. И пока он этого не знает, все последующие действия будут идти под диктовку Каримова.

Уверенность Кондратьева в непогрешимости Каримова полностью исключила у меня возможность каким-то образом контактировать по этому делу с ним лично. У меня у самого не было официальных показаний на Каримова, а вся оперативная информация в этом деле строилась лишь на догадках и косвенных подтверждениях и по большому счету не стоила ломаного гроша. Мне бы никто, а тем более Кондратьев, никогда не поверил, что Каримов предатель.

С другой стороны, пока Каримов не знает о том, что я владею информацией о его двурушничестве, я могу чувствовать себя более или менее спокойно. Но малейшая утечка может негативно сказаться не только на моих делах, но и на жизни.

Эти люди не дилетанты, если захотят убрать, сделают это без шума и пыли, профессионалы.

Мне позвонил дежурный по отделу:

— Виктор Николаевич! С вами хотят поговорить наши товарищи из Челябинска.

— Здравствуйте! — услышал я хрипловатый голос. — С кем говорю?

Я представился.

— Виктор Николаевич, нам удалось задержать разыскиваемого вами Шиллера Курта Карловича. Сейчас он у нас в ИВС. Как будем решать вопрос, вы сами будете конвоировать к себе или будем ждать официального этапа?

Я на долю секунды задумался, а затем ответил:

— Я сегодня же свяжусь со следователем, который ведет это дело, дело у нас в Набережных Челнах, пусть определится сам. Мне, конечно, он нужен здесь, и гонять задержанного сначала сюда, а затем в Челны не хотелось бы. Пусть определится он. Я вам завтра перезвоню.

Я отключил связь и, не положив трубки, набрал следователя в Челнах, чтобы сообщить ему радостную весть.

Но то, что мне ответил следователь, меня не только не обрадовало, а просто обескуражило.

Оказывается, буквально за полчаса до моего звонка, ему звонили из КГБ Аркалыка и попросили на время передать Шиллера им, «для проведения следственных действий, связанных с поставками наркотиков».

Я понял, кто представлял КГБ. В Челны звонил лично Кондратьев.

Листая перекидной календарь, я старался просчитать, когда будет отконвоирован сюда Шиллер. Мне было уже просто по-человечески интересно, увижу ли я его до своего отъезда, смогу ли с ним переговорить.

Вывод напрашивался один — ни Кондратьев, ни Каримов не предоставят мне такой возможности. И мне на эту встречу рассчитывать нечего.

Я прикинул, какие шаги предпринял бы я на месте Каримова. И решил, что он просто не допустит того, чтобы Шиллер живым прибыл в Аркалык. Живой Шиллер Каримову здесь не нужен.

Это заставило меня опять связаться со следователем.

— Виктор Николаевич! Ну что за дела? Ну, переговорят они с Шиллером, допросят и передадут нам. Мне непонятно ваше отношение к КГБ. Вы что, им не доверяете?

Я не стал что-либо объяснять и положил трубку.

События стали развиваться слишком быстро, и я не видел возможности на них повлиять.

* * *

Кунаев добрался до Аркалыка поздно вечером, в районе двадцати двух часов. Отпустив свою машину, он отправился домой.

Построенный им десять лет назад дом был достаточно большим и явно выделялся среди соседних. После смерти хозяйки некогда шикарное жилье стало постепенно терять свой лоск и больше напоминало заброшенную усадьбу. На неоднократные предложения продать дом Кунаев неизменно отвечал отказом.

Бывший начальник милиции по нечищеной от снега дорожке прошел в дом, зажег свет, разделся, скинув с плеч уже никому не нужный китель, и опустился в свое любимое кресло.

Посидев немного, будто решая, что делать дальше, он поднялся и отправился на кухню. Достал из холодильника лимон, нарезал его и вернулся в зал. Взял из бара начатую бутылку коньяка, налил себе полную рюмку.

«Вот и выпить уже не с кем, — подумал он. — Ни друзей, ни семьи!»

Он опрокинул рюмку в рот и снова налил.

Когда в груди слегка потеплело, Кунаев поднял телефонную трубку и стал набирать до боли знакомый номер.

Ответил дежурный по отделу.

— Кунаев, — представился бывший начальник, — соедини меня с Абрамовым, он, наверное, сейчас в гостинице.

Через пару минут дежурный ответил:

— Товарищ начальник! Абрамова уже нет на работе, он минут двадцать как ушел.

— Ты что, Бердыев, не слышал, что я тебе сказал? Найди мне Абрамова и соедини. Ясно?

— Так точно! — отчеканил дежурный и повесил трубку.

Минут через тридцать нас соединили.

— Абрамов, доброй ночи! — глухо сказал Кунаев. — Все вышло так, как я тебе говорил. Я уже не начальник. Ты понимаешь, что будет дальше? Не знаю, сколько у меня времени, но я хочу встретиться с тобой и передать кое-что. Там, в пакете — все, и если ты займешься этим делом, то сумеешь всех вывести на чистую воду. Я здесь никому не верю, и поэтому рассчитываю только на твою порядочность. Ты единственный, кому я могу довериться. Сейчас время позднее, завтра буду ждать тебя в восемь утра у себя дома. До встречи!

Мои часы показывали одиннадцатый час ночи.

Не дожидаясь утра, я быстро оделся. Поймал такси и направился к Кунаеву.

Он сидел в кресле, глотая рюмку за рюмкой. Но неимоверное напряжение держало его в надежных клещах. Тогда он достал вторую бутылку. Но шум подъезжающей машины заставил его отложить задуманное и подойти к окну.

Увидев, что опасности нет, он открыл дверь, впустил меня и тщательно прокрутил ключ в массивном замке.

Разговаривали мы часа два. На прощание он протянул мне толстый пакет и, не скрывая облегченной улыбки, тихо произнес:

— Это бомба для председателя КГБ. Прошу тебя, отомсти за меня и за тех, кто погиб. Я надеюсь на тебя, Абрамов, только ты можешь это сделать!

Я поблагодарил его за доверие и, сунув пакет за пазуху, вышел.

Кунаев посмотрел в окно и, убедившись, что я ушел, вернулся в кресло. Он наливал себе еще и еще, иногда закусывая, иногда забывая.

Вдруг в соседней комнате послышался легкий шум, словно кто-то быстро открыл окно. По его ногам прокатилась волна холодного воздуха. Он тихо поднялся, прошел в комнату и стал открывать вмонтированный в стену сейф. Достал оттуда наградной пистолет и, стараясь не шуметь, заглянул в комнату, из которой минуту назад слышался явный шум.

Комната была пуста, Кунаев сунул пистолет в карман и снова вернулся в зал. Из соседней комнаты, мяукая, вышел кот и стал тереться о его ноги.

— Есть, бродяга, хочешь, — сказал Кунаев, — проголодался. Сейчас покормлю.

Он пошел в кухню, чтобы покормить голодного кота…

Соседи Кунаева проснулись от зарева и едкого дыма, который проникал сквозь закрытые окна и двери.

Выскочив на улицу, они увидели, что дом начальника городского отдела милиции полностью объят пламенем. Пожарные ничего поделать уже не могли.

Разбирая в свете прожекторов дымящиеся остатки некогда шикарного дома, они наткнулись на обгоревшее тело.

По орденам и именному пистолету пожарные дознаватели сделали вывод, что это труп бывшего начальника городской милиции. Суетившиеся санитары положили останки на носилки и увезли в местный морг.

Спасти хоть какое-то имущество было абсолютно невозможно.

Я подъехал к дому Кунаева к восьми часам утра и был ошеломлен происшествием.

«Теперь у них остался только один человек, который видел в лицо Хозяина, — подумал я, — это Шиллер».

Я садился в машину под прицелом колючих глаз Кондратьева и Каримова.

Судьба Шиллера была мне ясна — ему оставались дни.

* * *

У себя в кабинете я начал работу традиционно — подтянул стул под люстру и влез на него. Плафон был пуст. Еще вчера, перед тем как пойти домой, я проверил — микрофон был на своем законном месте.

«Молодцы! — похвалил я Каримова. — Теперь, после гибели Кунаева и ареста Шиллера, их проблемы исчезли. И прослушка им не нужна».

Я сел за стол и начал писать отчет в ГУУР МВД СССР. Отчет получился большим, и я закончил его только к концу дня.

— Ну, вот и все, — сказал я себе и поставил точку. — Конец. Пора домой.

Отчет я запер в сейфе и отправился в гостиницу.

«Все, Аркалык, прощай! Три дня — и меня здесь нет», — думал я и чувствовал безмерную тоску по дому.

Вдруг кто-то сильно схватил меня за локоть и потянул куда-то в сторону.

Оглянувшись, я увидел Уразбаева.

— Виктор Николаевич! Дошли слухи, что вы скоро уезжаете? А как же я? Мне что, всю жизнь скрываться, жить на чужих квартирах?

Я в тот момент не знал, что ответить.

— Подожди, Расих, даже не знаю, что сказать. Могу тебе предложить сейчас лишь одно решение. Тебе необходимо самостоятельно поехать в Набережные Челны и добровольно сдаться в милицию. Все остальное в Челнах сделаю я. Пока ты в Аркалыке, я тебе помочь не смогу. Ты здесь в постоянной опасности. Эти люди любого в асфальт закатают. Не пощадят никого. Пока я с тобой работал, о тебе никто не знал. Сейчас я уезжаю, и о нашем сотрудничестве, кроме нас с тобой, никто не узнает. Но помочь я смогу только в Татарии. Напишу письмо в суд от МВД о твоей помощи, оказанной следствию. Суд должен оценить твой вклад.

— Хорошо, я понял. Напишите ваш казанский телефон, — попросил он.

Я взял его блокнот и написал на нем три своих служебных номера.

— Спасибо, Виктор Николаевич, — услышал я, — обязательно позвоню. Только не забудьте меня!

— Хорошо, Расих, буду ждать. До встречи в Татарстане!

— Еще минутку, Виктор Николаевич, — остановил меня Уразбаев, — я хотел бы рассказать, кто помогал Каримову в отделе милиции устанавливать и снимать жучки в вашем кабинете.

Мы отошли в сторонку, и Уразбаев начал рассказывать.

По его словам, помощник дежурного по отделу Бердыев как-то попался на наркотиках, которые он воровал для себя в комнате хранения вещественных доказательств. Поймал его Каримов. После этого Бердыев стал выполнять все поручения Каримова, связанные со слежкой за коллегами. Именно через Бердыева Каримов знал о сотрудниках милиции практически все — кто пьет, кто гуляет и т. д.

Именно Бердыев, воспользовавшись моментом, когда Аскаров вышел из оружейной комнаты, поместил патрон в патронник его пистолета, в результате чего и произошел этот роковой для Аскарова выстрел.

Вот и вчера Бердыев после нашего разговора с Кунаевым позвонил Каримову и передал ему все, что услышал. Каримов послал трех человек, в том числе Мустафу, в дом Кунаева, чтобы те изъяли тайный конверт Кунаева.

— Расих, откуда у тебя эта информация? — удивился я. — Можно ли верить тому, что ты только что сказал?

— Это стопроцентная информация. У нас город маленький, тут трудно скрыть даже такое. У нас не Европа, где люди живут не зная ближайшего соседа. Здесь кругом кланы. А интересы клана — выше интересов отдельных людей. Только такое единство дает возможность казахам выживать в этом мире.

Мы обсудили еще несколько вопросов, представляющих взаимный интерес, и стали прощаться.

— Счастливой вам дороги, — сказал Уразбаев, — не забывайте про Аркалык. Я вам обязательно позвоню, когда приеду в Челны.

Крепко пожав друг другу руки, мы разошлись.

Я вновь зашагал в сторону гостиницы, на ходу составляя план предстоящего разговора с Бердыевым.

* * *

А следующим утром вызвал его к себе. Сопровождавшие его оперативники были в курсе дела, и не позволили ему связаться с кем бы то ни было, несмотря на его бурные протесты.

Не привлекая лишнего внимания, Бердыева сразу же доставили ко мне.

— Как живете, Бердыев? — поинтересовался я. — Что-то неважно выглядите, плохо спите? Совесть, наверное, замучила, вот и не дает вам спокойно спать.

Бердыев сухими губами старался что-то произнести.

— Да не смотрите вы на эту люстру! Она пуста, — предупредил я. — Вы еще вчера вытащили микрофон. Кто же кроме вас его установит? Не Каримов ведь! Выходит, все это время вы регулярно подсовывали мне микрофон? Мы здесь с вами один на один, и никто нас не слышит.

Бердыев, словно загнанный зверек, сверкал карими глазками.

— Это полный беспредел, — начал было возмущаться он, — я вообще не понимаю о чем вы говорите!

Я пристально посмотрел на него, давая понять, кто здесь заказывает музыку.

— Я бы на вашем месте, Бердыев, сразу рассказал о том выстреле Аскарова. Я ведь знаю, что это вы подстроили. Могу даже подсказать, кто вам посоветовал это сделать. Вы, наверное, не раз слышали, что сотрудники милиции колются на допросах гораздо быстрее, чем преступники? Просто они приблизительно знают, что их ожидает, и стараются быстрее все рассказать, чем испытывать на себе все методы допроса. Вы тоже не будете исключением. У вас, Бердыев, руки в крови Аскарова и Кунаева. Это вы передали наш ночной разговор, вот поэтому и погиб человек. Не правда ли?

Бердыев побледнел.

— Что, тяжело признаваться? Отлично тебя понимаю, — говорил я, перейдя на «ты». — За две смерти милиционеров — стопроцентная вышка. Даже самый хороший адвокат не поможет.

Последнюю фразу я закончил ударом кулака по столу. Бердыев от неожиданности подскочил и затравленно глянул на меня.

— Я никого не убивал! — закричал он. — Я выполнял то, что мне поручали в КГБ. Это все Каримов! Это он приказывал мне. Вы его здесь должны пытать, а не меня.

— Тише, тише, Бердыев. Я не глухой и все хорошо слышу.

Я налил ему полстакана воды. Он пил большими глотками, в промежутках лязгая зубами о стекло.

— Ответьте мне, Бердыев, когда и при каких обстоятельствах вы стали работать на Каримова? Что он вам приказывал делать? И помните, от вашей искренности будет зависеть ваша жизнь!

Я сидел в кресле и не перебивал. Бердыев еле договорил от душивших его рыданий. Он проклинал тот день, когда его рука в очередной раз потянулась к изъятым накануне наркотикам. Кто мог знать, что Каримов его поймает?

— Ладно, Бердыев, — примирительно сказал я, — вы живете до тех пор, пока молчите. Вы и сами это понимаете. Сейчас вы уйдете и навсегда забудете, что вообще когда-то были здесь. Ясно? И помните, молчание — золото, а для вас — жизнь.

Бердыев судорожно закивал.

— Идите, идите, вы мне больше не нужны, — попрощался я и показал ему на дверь.

Когда он вышел, я достал свой диктофон, перекрутил пленку и включил запись.

Запись оказалась довольно чистой, и я отчетливо слышал каждое слово.

«Надо перезаписать, — решил я. — Убрать ту часть, где звучит мой голос».

Я сунул кассету в карман и направился в кабинет, в котором уже несколько дней сидел Лазарев.

— Разрешите ворваться, товарищ полковник? — уже ворвался я.

— Что, Абрамов, домой? — улыбнулся Лазарев. — Бросаешь здесь старика на произвол судьбы?

— Василий Владимирович! Я смертельно устал в этом Аркалыке. Как Сталин, который здесь срок отбывал. После звонка из Москвы я завел «дембельский» календарь и перечеркиваю каждый день, проведенный здесь. Вы же не можете сказать, что я плохо отработал? Вон, во дворе еще стоят двенадцать «КамАЗов». Итого: двадцать три, которые я вернул в Челны.

— Да брось ты, Абрамов, оправдываться. Как ты работал, я знаю, знает и твое руководство в Татарии, и в Москве. Просто, если по-человечески, мне было легко с тобой. У меня тыл всегда был прикрыт. Даже мое присутствие здесь было необязательным. Я тебе говорил, что никогда не работал на земле, и многие вопросы для меня — темный лес. А ты был лучом света в этом лесу. Не знаю, кого пришлет вместо тебя ГУУР. Хорошо, если сработаемся, как с тобой.

Его слова льстили мне. Было ясно, что Лазарев играет на моем самолюбии. Но я не предпринимал никаких шагов, чтобы остановить этот поток меда.

Я протянул ему копию моей итоговой справки. Он взял ее и принялся читать. Пока он читал, я с интересом наблюдал за его мимикой. Наконец, Лазарев закончил и отложил справку.

— Ну что, Василий Владимирович! Разрешите откланяться, я сейчас в гостиницу, буду потихоньку паковаться. Завтра в шесть утра у меня самолет.

Я вышел от него и с чувством выполненного долга направился на выход.

Ласковое мартовское солнце весело сияло с чистейшего голубого небосвода. Мне тоже было весело.

«Вот и весна пришла, — думал я. — Скоро будет тепло!»

Проходя мимо магазина, я остановился, огляделся и зашел туда.

— Молодой человек, — спросил я у продавца, — у вас магнитофонные пленки не переписывают случайно?

— Какие пленки, катушечные?

Я показал компактную кассету.

— Вон, подойдите к тому парню, — показал он мне на стоявшего рядом с кассой, — поговорите с ним, может, он вам поможет.

Я переписал кассету и зашел на главный городской почтамт. Купил большой конверт, аккуратно протер кассету, поместил ее в пакет и опять оглянулся. Не заметив ничего подозрительного, осторожно достал пакет, переданный мне перед смертью Кунаевым, и приложил его к кассете.

— Девушка, — обратился я к миловидной брюнетке с большими черными глазами. — У меня рука болит, не могу написать адрес. Вы не поможете?

Она взяла ручку и приготовилась писать. Я продиктовал адрес. Девушка писала левой рукой, старательно выводя буквы. Когда до нее дошел смысл слов «Председателю комитета государственной безопасности Казахской ССР», она медленно подняла на меня свои черные ресницы.

— Вы не пугайтесь, — успокоил я и достал из кармана служебное удостоверение.

Она дописала, и я стал заклеивать конверт. Еще раз проверив себя, протер пакет платком, смоченным водкой, бутылку которой специально купил по дороге, и бросил свое послание в большой почтовый ящик.

«Все, Абрамов, дело сделано! Пусть теперь решают те, кто обязан решать».

Я подошел к гостинице и, оглянувшись по привычке, вошел в здание.

* * *

Самолет летел на высоте три тысячи метров и постоянно нырял в воздушные ямы. Сидевшая рядом со мной женщина при каждом резком снижении хватала меня за руку, словно я был гарантом ее жизни и мог чем-то помочь. Каждый раз дама, придя в себя, приносила мне извинения, но через минуту-другую действие повторялось.

Я сидел у окна и периодически разглядывал расстилающуюся под нами степь. Белая от снега она была везде — и слева и справа, тянулась до горизонта и пропадала за ним. В лучах восходящего весеннего солнца равнина казалась такой же бескрайней, как и впервые увиденное мной море.

По черным артериям дорог медленно тянулись машины. Сверху трудно было увидеть их марки, но их цветные крыши чем-то напоминали мне праздничный серпантин.

Усталость, беспрестанно давившая последние дни, куда-то исчезла, и я, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза.

«Домой, домой, — казалось ревели моторы. — Тебя там ждут! Там родные, друзья!»

Почувствовав удар шасси о землю, я открыл глаза.

Самолет пробежался немного, а как только остановился, пассажиры сразу сбились у выхода с чемоданами и сумками.

Мы перешли в автобус и поехали к терминалу, на котором большими буквами было написано «Кустанай».

Я. прошел в воинскую кассу, сделал соответствующую отметку в билете. До казанского самолета было еще долго, и я решил погулять по городу.

Сказать по-честному, он мне не понравился. Улицы были засыпаны снегом, и люди с большим трудом преодолевали сугробы. С часок побродив по центру, я поехал обратно в аэропорт.

К вечеру того же дня самолет доставил меня в Казань.

«Все, дома!» — я был абсолютно счастлив, шагая по трапу.

К самолету подъехала легковая машина, оттуда выскочил Балаганин и изо всех сил замахал мне.

— Привет, шеф! Давно тебя не было! Аж соскучился! — сиял Балаганин, крепко обнимая меня. — Мы все следили за твоей работой в Аркалыке.

— Давай, Стас, домой, я так устал, что нет сил говорить. Все расскажу завтра.

Мы сели в машину и устремились в сторону города.

— Ты, знаешь, шеф, — не унимался Балаганин, — нам удалось задержать Боцмана, и знаешь где? В Архангельске! Привезли его в Казань, он весь трясется. Я сам сначала не поверил, пока его не завели. Ну, я наехал на него немного, а он вдруг раз — и в полный расклад. Говорит, что год-полтора назад был в Греции, там совершил ДТП. Пришлось отсидеть у них пять суток. А потом к нему пришли какие-то люди, и он вынужден был подписать сотрудничество со спецслужбами Греции! А когда он приехал домой, то испугался всего этого и решил спрятаться на Севере. И тут мы с розыском! Забрали его от нас в КГБ, и больше мы Боцмана не видели. Такие вот дела, шеф. А еще мне досрочно дали капитана, а Зимину — медаль «За отличную охрану общественного порядка».

Мне не хотелось ни о чем говорить, и я, сделав вид, что задремал, отвернулся к окну.

«Везет же мне на этих комитетчиков! В Аркалыке конторские, здесь конторские».

Машина подъехала к дому. Достав из багажника вещи и попрощавшись с Балаганиным, я направился туда, где меня давно ждали жена и дочь.