Стоило наваждению рассеяться, как подвал вдруг посветлел, и дышать стало как будто легче. Клод почувствовал, как с груди словно спала тяжелая плита, освободив его. Он посмотрел вокруг, ища объяснение своему состоянию: Абрам стоял, держась за сердце, опершись спиной на шершавую стену, Люси лежала без сознания рядом с сестрой, которую все еще мертвой хваткой держал скелет.

— Она ушла, — просипел Абрам.

— Ушла, — эхом ответил Клод. Голоса теперь звучали жутко далекими и чужими, как из другого мира. Осталась странная опустошенность и растерянность. Клод около минуты смотрел на девочек, затем опустился рядом с Мари и попытался высвободить ее из хватки Катарины. Смотреть на скелет он не мог, будто перед ним были не кости, а обнаженная женщина. Посвященный в тайны двадцатилетней давности, он чувствовал себя вором, невольным свидетелем и соучастником. Костлявая кисть разжалась на удивление просто, и Клод подхватил Мари на руки.

— Пожалуйста, отнесите Люси, — попросил он Абрама, рассчитывая, что нести восьмилетнюю девочку куда легче, чем почти взрослую девушку. — Я вернусь и сам позабочусь о Катарине.

— Ты уверен? — спросил Абрам с тревогой в голосе. — Если верить истории ведьмы, это вряд ли будет простой задачей.

— Да, — кивнул Клод. Поднимавшаяся в нем уверенность сама собой облачалась в слова. — Я должен сделать это сам.

Весь путь до спальни Мари на втором этаже его не покидала смутная уверенность, что он каким-то образом связан и с лихорадкой, и с новой ведьмой, и с Тремолой в целом. Будто само провидение вело его за собой, а Клоду лишь оставалось попадать в ритм шагов. Ступеньки жалобно скрипели под его ботинками, рассохшаяся дверь протяжно завыла, стоило ее отворить, но все эти звуки стали как-то далеки и незначительны, хотя еще вчера от них у Клода волосы бы встали дыбом. Что-то изменилось где-то внутри него.

Бережно укрыв Мари одеялом, он поспешил вниз. Дверь подвала была распахнута настежь, несколько факелов еще горели, а на полу в той же самой позе лежала Люси. Абрама нигде не было. Проглотив укол раздражения и разочарования, юноша поднял девочку и понес по той же дороге в спальню к сестре. На задворках сознания бился недоуменный вопрос: куда же подевался Абрам? Почему не помог? Почему ничего не сказал, если у него возникли дела? Но сильнее была мысль об останках несчастной Катарины, которая двадцать лет ждала упокоения.

Когда он снова спустился в подвал, горела только одна свеча. Оплывший воск струился по стенам от потухших огарков. В тусклом свете, напоминавшем лунный, от самих костей будто бы исходило слабое сияние. Клод предусмотрительно захватил из спальни девочек старое белое платье Мари, то самое, в котором он впервые ее увидел — ветхое, изъеденное дырами кружево и тонкая когда-то атласная ткань. Завернув останки в платье, Клод заметил, что другая рука Катарины когда-то была прикована цепью к одной из стен. Огонек свечи затрепетал и заметался, как от ветра. Внутренне содрогнувшись, он поднялся и направился со своей ношей к выходу. Стоило ему сделать первый шаг на лестницу, как свет в подвале окончательно погас.

На улице сгустились сумерки. Не разобрать было: то ли позднее утро, то ли ранний вечер. Из-за чехарды событий Клоду казалось, что с момента ссоры с Марком прошло не меньше недели. Тишина вокруг была мертвой, всепоглощающей: не слышно было ворон, далекого лая собак или шума перекатывающихся вод Морилама. Осторожно спустившись с крыльца на землю, Клод наступил на гравий и вздрогнул от непривычно громкого шуршащего звука. Два шага спустя на него налетел порыв ветра, распахнув полы свертка и обнажая белые кости. И весь мир вокруг вдруг ожил в это мгновение: над головой пролетела пара ворон, оглушительно каркая, где-то тоскливо завыли собаки, а со стороны города послышался приглушенный скрип, будто плохо смазанная телега ехала через мост.

Стоило выйти за ворота, как ноша вдруг стала для Клода неподъемной — словно каждая кость весила как он сам. Шаг за шагом он будто поднимался на отвесный склон, ноги и руки наливались свинцом, в голове все мутилось. Будто бы само поместье не хотело отпускать Катарину в последний путь. Не в силах идти дальше, Клод опустился на колени посреди пыльной дороги, опустил сверток на землю и закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. Вся тяжесть вдруг мигом схлынула с него, в голове прояснилось и даже дышать стало намного легче.

— Ее не отпустят так просто, — сказал кто-то рядом.

Клод повернул голову и увидел Лиса, который теперь не просто вкладывал свои слова ему в голову, а немного раскрывал пасть, будто действительно разговаривал.

— Стоит Катарине обрести покой, проклятие начнет разрушаться, — продолжил Лис. — А как только чары станут слабеть, начнет слабеть и ведьма. Подумай сам, разве она может это допустить?

— Конечно, нет, — ответил Клод слегка раздраженно. Он ощущал себя ребенком, которому объясняют очевидные вещи. — Но что с этим делать?

— Бороться, — ответил Лис, и Клод почему-то ощутил себя до крайности глупо, потому что и сам понял это еще до того, как задал вопрос.

— Разве нет другого пути? — спросил юноша с надеждой. Не может же быть, чтобы все было настолько просто. — Нет заклинаний, какой-то особой магии?

Лис только смотрел куда-то сквозь него своими ярко-красными глазами.

— Все проклятия и заклинания — еще одна форма энергии, силы, если хочешь, — голос звучал мягко и сдержанно. — Чтобы наложить чары на целый город количество выбрасываемой энергии должно быть невообразимое, едва ли не равное в сумме энергии нескольких человек за всю жизнь. Неужели ты думаешь, что пара слов заклинания сможет победить такую мощь?

Клод смутился и опустил глаза.

— То есть все это… — он покосился на сверток. — Проклятие?

— Да, — Лис кивнул. — Маргарита была крайне одаренным магом, хотя и не осознавала всей своей силы. Эмоции и чувства, которые она так долго хранила в себе, вырвались наружу и объединились с древним злом, дремлющим в каждом из нас, — так появилась лихорадка. Уже сгорая в огне, Маргарита поняла, что натворила и попыталась остановить эпидемию, отчего ее погребальный костер стал таковым почти для половины города, но она добилась желаемого — болезнь отступила. Пока на ее место не пришла другая, более могущественная, и, к сожалению, куда более озлобленная на мир ведьма…

— Пришла? — удивился Клод. — Она не родилась в Тремоле?

— Насколько я знаю, нет.

— Я думал, ты знаешь все, — разочарованно протянул юноша.

— Я не могу знать все — я всего лишь дух, заключенный в теле лисицы. Только так я могу жить, а значит, пытаться спасти город, который мне небезразличен.

— Но кто же ты тогда? Почему так стараешься помочь мне, но не раскрываешь всей правды?

Лис промолчал, а Клоду показалось, что он улыбнулся. Небольшую паузу спустя голос в голове Клода произнес: «Ты все узнаешь со временем».

Догадавшись, что это было окончание беседы, Клод поднял свой сверток и с удивлением обнаружил, что теперь он стал куда легче. Лис бежал впереди, освещая своей слабо мерцающей шерсткой путь. Клод уверенно шел за ним через пепелище, хотя саму дорогу уже не узнавал — она вела куда-то в сторону от моста и города. Через два резких поворота серебристая гладь реки вовсе исчезла из поля зрения, и путь лежал куда-то в гору.

— Куда мы идем? — спросил Клод, уже изрядно запыхавшись и осознавая, что окончательно заблудился и больше не ориентируется в пространстве. Плюс ко всему его ноша снова заметно потяжелела и начинала оттягивать руки.

— Очевидно, на кладбище, — спокойно ответил Лис, не сбавляя темп.

— Но кладбище ведь за городом, — возразил Клод. — Я был там, когда только приехал сюда. Это совсем в другой стороне.

— Я бы не был так уверен на твоем месте.

Клод, недоумевая, замолк и послушно продолжил идти, хотя серьезно сомневался, что Лис действительно выведет его на нужную дорогу. Где-то вдалеке мелькали темные силуэты домов, среди которых горящих окон было практически не видно. Лай собак становился громче, а Клоду значительно полегчало: после гнетущей тишины поместья здесь был просто глоток жизни.

Несколько метров спустя уклон стал едва ли не отвесным, а посреди дороги выросла кованая решетка. Резко потянуло холодом, а сам Клод вдруг обнаружил, что у него изо рта идет пар.

— Пришли, — сказал Лис. — Извини, сегодня без похоронного марша.

Калитка оказалась в паре шагов от тропинки, что привела их сюда. Проржавевшие петли жалобно заскрипели, впуская путников, и вмиг вернули калитку на место за их спинами. От жесткого металлического стука Клод вздрогнул и едва не выронил сверток. Глаза, уже привыкшие к темноте, различали тени надгробий и заросшие тропинки между холмиками могил. В глубине между силуэтами деревьев что-то слабо белело, словно там поджидал такой же призрачно-белый лис, который привел Клода сюда.

Каждый шаг давался с трудом и страхом. Почему-то Клоду совсем не хотелось знать, что находится там, за деревьями. Он вдруг остро ощутил всем своим существом, что вовсе не хочет здесь находиться, не хочет устраивать погребение женщине, которую не знал, не хочет таскаться за Лисом по закоулкам Тремолы. На смену этому поднималось желание снова ощутить ту защищенность и беззаботность, как в детстве, когда ничья жизнь не зависит от твоих поступков…

Вдруг земля посыпалась и начала уходить из-под ног. Клод подался назад, чудом балансируя на краю большой ямы, и, только присмотревшись, догадался, что это вырытая могила. Будто кто-то знал о погребении и специально подготовил место для Катарины. Благодарный невидимому помощнику, Клод осторожно опустил свою ношу в яму и присыпал горстью земли. Могила тут же затянулась пластом дерна и стала неотличима от десятков других могил здесь.

— Спи спокойно, Катарина, — прошептал Клод. Едва слова были сказаны, до его слуха донесся странный звук — смесь воя со скрежетом старого механизма, который снова пытаются запустить. Затем сразу же раздался бой часов. От гулкого звука вороны с недовольным карканьем взлетели с верхушек деревьев, а собаки завыли еще неистовей.

Подул холодный ветер, и кроны деревьев тяжело зашумели. Порыв становился все сильнее и сильнее, едва не вырывая деревья с корнем и срывая надгробия. Клод упал на колени и спрятал руками голову, ощущая, что еще немного — и его оторвет от земли и унесет далеко отсюда. В бешеном свисте и гуле почудился голос: «Спасибо».

Слово пронзило Клода, как разряд молнии. Ураган стих мгновенно, но перед глазами снова поднялась череда видений, отрывки из детства мелькали один за другим, пока в вихре лиц не отыскалось нужное. Бледное лицо с тонкими чертами смотрело на темноволосого мальчика, который все еще жил где-то внутри Клода. Темноволосая девочка сидела на большом скользком камне на берегу озера, а Клод чуть поодаль пытался ее нарисовать. Но рисунок никак не хотел получаться, а Клод все больше и больше досадовал на самого себя, предложившего идею. Лучше бы он вообще не затевал ничего подобного…

Шлеп!

Девочка соскользнула с камня и упала в воду. Долю мгновения мальчик непонимающе смотрел на опустевший камень, а потом стремглав бросился к берегу. Но водная гладь была безмятежно ровной и прозрачной, а под ней никого не было…

— Аурелия… — прошептал Клод и открыл глаза. Внутри него что-то оборвалось, оставив в груди опустошенность и боль. Почему он только сейчас вспомнил эту сцену? Что произошло тогда? Что стало с Аурелией? Сам того не заметив, юноша оказался напротив небольшой могилы. Посреди холмика, заросшего мхом, поднимались две стройные лилии. Большие белые цветы искрились в сгустившемся холодном воздухе и напоминали собой серебристую шерстку Лиса своим свечением. Рядом с холмиком возвышалось небольшое надгробие. Благодаря тусклому свету надпись, хоть и плохо, но была различима.

Аурелия де Монтрев.

И сразу же возник перед глазами дом мэра, небольшой портрет девушки в круглой раме и приступ ярости, захвативший юношу с головой. Возмущенный крик мэра будто снова зазвенел в ушах. Но больше всего захватили воспоминания пронзительные зеленые глаза девушки, которые смотрели очень знакомо. Как будто только они могли увидеть человека насквозь и принять его таким. И в тот же миг Клод осознал каким-то внутренним тайным знанием, не подтвержденным ничем, но безотказно точным, что он знает эту девушку. Знает эти глаза и небольшой вздернутый носик, он знает, как звучит ее голос и что она запрокидывает голову назад, когда смеется, и вечно поправляет локоны над правым ухом, которые постоянно выбиваются из косы. Еще в доме мэра он узнал ее, но только сейчас понял, что эта девушка ни капли не похожа на его решительную отважную Ари, чей портрет он так долго носил под сердцем. Получалось, что он помнил двух совершенно разных девушек под одним именем, но разве такое возможно?

— Вполне, — тихо сказал Лис прямо за спиной.

Юноша повернулся и уставился на зверя. Теперь Лис казался еще больше похожим на призрака: иногда сквозь него будто бы проступали темные очертания деревьев. В целом он выглядел изможденным и чудом выжившим в какой-то жестокой драке.

— Как это? — недоумевал Клод.

— Ты помнишь одно имя и двух девочек. Кто тебе сказал, что это имя принадлежит обеим?

— Хочешь сказать, одну из них зовут иначе? Но кого? — взгляд будто сам собой скосился к надгробию в поисках ответа. — Аурелия, дочь мэра… Конечно, это она, ошибки быть не может. Но как же тогда зовут мою Ари? Почему я помню ее под другим именем? Почему я помню девочку, не покидавшую Тремолы, хотя сам раньше тут не был? Что не так со мной?

— У тебя так много вопросов, — вздохнул Лис. — Но я не могу ответить ни на один из них.

— Тогда зачем ты пришел ко мне? — разозлился Клод. — Почему говоришь загадками, но сам отвечать на них не способен? Чего ты хочешь от меня?

— Ты можешь помочь мне. Только ты можешь. Судьба города висит на волоске, и он с каждой секундой становится тоньше.

— Почему я? — к горлу подкатила тошнота, все вокруг покачнулось и закружилось. Паника и ощущение беззащитности, безысходности обрушились огромной волной, мешая вздохнуть. Голос непроизвольно сорвался на крик. — Почему?!

Лис молчал. Крик Клода эхом разносился по кладбищу, вызывая цепную реакцию звуков: стая ворон пронеслась над головой, истошно каркая и хлопая крыльями, одинокая дворняга, заметив их, снова подняла лай. Воздух наполнился тревожным ожиданием.

— И что теперь? — спросил юноша, чуть погодя. Все по-прежнему оставалось путаным и туманным. — Я снова потерял ту, что искал, мои воспоминания и видения могут быть лживы, а еще ты просишь спасти город от ведьмы. Что же я должен делать?

— Для начала защитить девочек. Тьма не терпит рядом света, поэтому одна из особенностей проклятия — в городе не рождаются дети. Семья Люси приехала в Тремолу одной из последних, и живых детей младше девочек в городе не найти. А для того, чтобы удерживать чары, которые ты начал разрушать, нужна сила, большая сила. Только чистая детская душа, в которой нет грязи и лжи, может дать такой запас энергии. Поэтому ведьма будет охотиться за детьми и чем они младше, тем лучше…

— Люси, да? — Клод понял все уже после первой фразы. — Ей нужна Люси?

— Да, — кивнул Лис. — Но ты должен понимать: чтобы спасти себя, ведьма пойдет на все, вплоть до убийства. Ты ничего не стоишь в ее глазах.

— Я не боюсь смерти, — уверенно заявил Клод, глядя куда-то в сторону.

— Ты думаешь, что говоришь искренне, но на самом деле сердце твое в ужасе от тревоги и беспокойства, — ответил Лис. Голос его был, холоден, но Клоду показалось, что он улыбается. — Не волнуйся, это нормально — бояться Ее.

Клод опустил глаза, всматриваясь в черную как ночь землю. Холодный ветер пробирал насквозь, тело била мелкая дрожь. Где-то все еще хрипло лаяли собаки, доносилось хлопанье крыльев беспокойной стаи ворон. Клоду вспомнилась ночь, когда он только приехал в это место.

— Полночь, — догадался он.

— Пора, — согласился Лис и растаял в тумане, спускающемся с холмов.

Человек развернулся и решительным шагом пошел обратно.

Дорога все тянулась и тянулась, словно удлинялась прямо под ногами. Земля, влажная как после дождя, затягивала ботинки едва ли не по щиколотку, превращая каждый шаг в маленькую борьбу. Воздух вокруг наполнился сыростью и тишиной то ли убаюкивающей, то ли тревожной в преддверии бури. Клод решительно шел вперед, но каждый шаг давался с трудом. В голове все еще звучали слова Лиса: «Она пойдет на все… Ты ничего не стоишь в ее глазах». Но что-то внутри подсказывало, что это не так. Клод очень остро чувствовал, что есть связь между ними, куда более крепкая, чем он предполагал. Все его кошмары и видения напоминали ему о Клаудии, которая уже давно вытеснила из его мыслей призрак утерянной Аурелии. Словно тысячи незримых нитей привязывали его к странной девушке, в которую без памяти был влюблен его друг.

Аккурат под самым склоном путника ждала лужа, в которую он ушел чуть не по колено. Отряхнувшись и подумав про безнадежно испорченные ботинки и брюки, Клод заметил вдалеке знакомые очертания поместья в лунном свете. Со смесью удовлетворения от выполненного долга и предвкушением короткого отдыха Клод смотрел на мягкие очертания дома, проваливающиеся там, где уже были руины. Но времени опомниться ему никто не дал: стоило приблизиться к воротам, как на подъездной дорожке его уже ждали: Мари, вся растрепанная и взволнованная бросилась к нему.

— Ее нет! Клод, я не могу ее найти!

— Кого нет? — не понял Клод, хотя догадался раньше, чем услышал ответ.

— Люси! — истерично закричала девушка. — Люси пропала! Я проснулась, а ее нет нигде! Я спускалась в подвал, была в ее комнате и даже в старом полуразрушенном крыле, но ее будто и след простыл.

У Клода упало сердце. Так вот что имел в виду Лис, когда говорил, что у них больше нет времени. Неужели? Неужели все сказанное — правда?

— Мари! — Клод схватил девушку за плечи, пытаясь удержать от сотрясающих ее рыданий. — Прошу, успокойся…

— Как она могла пропасть? Что с ней теперь будет? — Мари рыдала все громче, размазывая слезы по лицу кулачками, совсем как ребенок. — У меня же больше никого нет… Люси…

— Мари, сосредоточься, пожалуйста! Ты точно никого не видела? Ничего подозрительного? Ты уверена, Мари?

— Д-да, — закивала она. — Никого не было. Иначе я бы знала… Я бы… Я…

Девушка вдруг замерла, будто прислушиваясь к далекому звуку. Лицо ее застыло, искаженное болью, только по щекам все еще струились слезы.

— Кажется, я слышала… Слышала такое громкое тиканье часов и скрежет, но подумала, что это просто сон. Это же всего лишь сон, да? — она вцепилась в рукав Клода и с мольбой заглянула ему в глаза. — Только сон?

— Конечно, милая, — он ласково провел по ее волосам, стараясь вложить в прикосновение все свое спокойствие и уверенность. — Идем лучше спать, это всего лишь сон…

— Да, — тихо кивнула Мари. Глаза ее словно остекленели, сама она вмиг расслабилась, легко выскользнула из хватки Клода и шатающейся походкой направилась к дому. Сам Клод пару раз недоуменно моргнул, глядя ей вслед, и прошептал:

— Что за колдовство…

— Для ее же блага, — ответил вновь появившийся Лис.

— Я думал, ты оставил все мне, — проворчал юноша, делая вид, что не смотрит в сторону зверя. — Неужели решил помочь?

— Может быть, — они многозначительно переглянулись. — Решил, что ты не справишься без меня.

— Что ж, тогда пошли, — Клод вздохнул и поспешил по дороге к городу. — Ты сам говорил, что время не ждет.

На горизонте начинала проступать узкая полоса света. Небо стремительно прояснялось, как будто каждый шаг приближал день. И по мере отступления ночи Лис тоже становился полупрозрачным, рискуя исчезнуть совсем.

— Теперь ты куда больше похож на духа, — хмыкнул Клод. — А когда взойдет солнце, исчезнешь совсем, как призрак?

— Я не призрак, — голос Лиса звучал сухо и отдавал нотками обиды. — Я дух в теле лисицы, сколько можно повторять?

— Мари говорила, что слышала тиканье, — Клод размышлял вслух, пропуская обиды мимо ушей. — Но это ведь может быть просто сон. Или это подсказка?

— Какая разница? — недовольно буркнул Лис, но тон его был уже куда менее обиженным. — Если Люси похитила ведьма, то может быть только одно место, где ее можно найти — башня с центральными часами.

— Почему ты так решил?

Лис вздохнул и мимолетно опустил голову, встряхнув сияющей шерстью.

— Все движется по кругу и заканчивается все там, где однажды начиналось…

— Ты можешь выражаться немного яснее? — из-за длительного нервного напряжения Клод ощущал, как внутри закипает злоба. Он и сам удивлялся, что может испытывать такое сильное и внезапное раздражение.

— У городов, как и у людей, есть сердце. Самое сильное и самое уязвимое место. Для Тремолы все началось в тот день, когда изгнанный граф де Монтрев построил белую башню на холме и сам смастерил механизм для часов, отмеряющих время города. Каждый ребенок, рожденный здесь, с детства слышит скрип и скрежет старинных стрелок. Но со дня проклятия стрелки по циферблату движутся, но скрипа больше не слышно…

— Часы стоят?

— Нет, часы как раз-таки идут. Время стоит.

— Разве это возможно? Ведь дети взрослеют, люди умирают…

Но на середине фразы Клод понял, что Лис прав. Он вспомнил, как каждый день встречал бесчисленные телеги с провиантом, ниоткуда берущиеся тюки с тканями и специями и вдобавок исчезнувшие городские ворота. Люди на площади, гуляющие каждый день по одному маршруту, старик-аккордеонист, будто вросший в свой складной стул рядом с фонтаном и странная, противоестественная тишина, укрывшая город, охваченный лихорадкой… Клод содрогнулся и внимательно посмотрел на Лиса, который в лучах рассвета становился все бледнее и бледнее.

— Это… и есть проклятие? Поэтому город считается вымершим?

— Он вымер, — ответил Лис. — Он вымер уже много лет назад, а почти все мы — призраки, оставшиеся от людей…

— Но ты же дух в теле лисицы, — недоверчиво прищурился Клод.

— Наконец-то ты запомнил, — буркнул он в ответ. — У остальных так не получится, поэтому пошли быстрей.

— Но подожди, — юноша едва поспевал за летящим над травой Лисом и перешел на бег. — Почему башня?

— Во время охоты на ведьм там проводили казни. Горожане обычно собирались на площади, слушали приговор очередной ведьме и ждали, пока она не сгорит дотла. Приходили целыми семьями и даже детей заставляли смотреть…

Клод почувствовал, как по спине пробежал холодок. Перед глазами возник огромный костер, на котором в муках корчилась связанная женщина, а вокруг стояли люди, что-то кричали, некоторые хлопали в ладоши, а дети либо улюлюкали, либо в ужасе прятались в складках материнских юбок. Огонь разгорался все ярче, отбрасывая блики на лица, делая их похожими на маски, искаженные гримасами.

— Значит, башня с часами, — пробормотал Клод. В ушах все еще слышал стоны и крики ведьмы, сгорающей заживо. Он представил, как вместо безымянной женщины там корчится от боли маленькая Люси, и перед глазами все поплыло.

— Огонь очищает и освобождает, — продолжал Лис. — Думаю, ведьма хочет отомстить за всю ту жестокость, которую причиняли люди. Дух Маргариты, озлобленный и не знающий милосердия, довлеет над ней, даже если сама она и не хочет кровопролития. Уверен, есть способ избежать казни, но если бы мне знать…

Солнце уже вынырнуло из-за горизонта, и все вокруг озарилось светом. Антрацитовая земля перемежалась небольшими пучками травы, вдоль дороги клубилась серая пыль, а вдалеке уже четко вырисовывался контур моста. За безмятежной рекой поднимался город, озолоченный утренним солнцем, но, несмотря на это, выглядевший мрачно и даже траурно. При мысли, что его может там ожидать, Клода замутило.

Около самого моста Лис остановился, хотя Клод не сразу это заметил. Теперь, в ярком свете полупрозрачный зверь стал едва различимой дымкой, и только по горящим глазам еще можно было понять, где он находится. Пройдя лишь треть моста, юноша остановился и замер, чувствуя, что забыл что-то важное.

— Я не могу идти дальше, — сказал Лис. — Мне пока нельзя пересекать черту города — ведьма возвела невидимый барьер, чтобы никто не мог помешать ей провести ритуал. Дальше ты пойдешь один.

Клод переминался с ноги на ногу, ощущая себя рыбой, выброшенной на берег. Как будто он вмиг лишился всей своей уверенности и решимости. Он смотрел туда, где стоял Лис, ожидая какого-то чуда, разрушения барьера или чего-то в этом духе. Однако скоро он понял, что стоит совершенно один — Лис исчез. Ему и впрямь дальше нужно было идти одному.

Шаги вдруг сделались необычайно тяжелыми. Клод шел очень медленно, будто к ногам были привязаны гири. В голове мысли сменяли одна другую, постепенно складывая мозаику происходящего. Из всех видений и рассказов было понятно, что дух Маргариты, казненной двадцать лет назад, проклял город и вселился в новую ведьму, которая, как было предсказано, обладала огромной силой. Проклятие породило Черную лихорадку и остановило время в городе. Но из-за большого пожара смерти прекратились, и ведьма начала слабеть. И вот теперь, когда силы ее на исходе, она хочет забрать силу чистой души девочки, но как она это сделает?

— Казнит через сожжение на костре, — ответил сам себе Клод. Для него все еще оставалась неясной роль Аурелии де Монтрев, дух которой — он был уверен — вселился в Лиса. Теперь он знал, что девушка приходила к нему в кошмарах и видениях. Может, она хотела искупить вину своей семьи? Или наоборот, спасти горожан от родового проклятия силой крови? Клод плохо разбирался в таких вопросах, чтобы знать ответ наверняка. Да и ему было все равно — главное было спасти девочку, а про остальное он подумает потом.

Войдя в лабиринт узких улочек, он почувствовал, как сердце покрывается льдом и уходит в пятки. Уже на самых подступах к площади собиралась толпа. Люди, изможденные и осунувшиеся, спешили к башне, возвышающейся над городом, как злой рок. Некоторые тащили за собой детей, некоторые шли, цепляясь за стены и фонарные столбы. Но Клод не видел их — до его ушей доносился чей-то голос, знакомый и чужой одновременно.

— Жители Тремолы! Уже много лет мы живем в страхе перед карой Господа! Прегрешения наших предков наслали на нас ужасную Черную лихорадку, но сегодня мы покончим с ней! Раз и навсегда!

— Раз и навсегда! — эхом разнеслось по площади.

— Ведьма, забирающая жизни наших детей, поймана и будет сегодня казнена!

— Будет казнена! — отозвались люди.

Клод замер. Неужели горожане сами все поняли и поймали настоящую ведьму? Неужели все собрались здесь вершить правосудие и его вмешательство ни к чему? Он прислушался, слившись с толпой, жадно ловящей слова невидимого оратора.

— Долгие двадцать лет мы жили в ужасе перед ее тенью, но сегодня с благословением Господа мы покончим с ней. Мы освободимся сами и освободим наших детей. Мы искупим грехи тех, кто был до нас, и очистим город от заразы!

— Очистим! Очистим!

Клод кивал в такт словам, расслабившись и почувствовав некое единение с этой массой людей. Слова будто звучали в его собственной голове, и он лишь удивлялся, что хотел сам куда-то бежать и кого-то спасать. Ведь сейчас люди сделают все за него, и не нужно было этих откровений, захоронений, скитаний с Лисом…

— Помогите! — тоненький детский голосок разрезал монотонный гул толпы и ровный голос палача. У Клода внутри все заледенело — он узнал Люси. — Помогите, пожалуйста! Я не ведьма! Не ведьма!

— Порождение Сатаны пытается смутить нас обликом девочки и ее слезами, но мы должны быть тверды в нашей вере и нашей решимости! — безжалостно вещал голос. — Мы должны вынести это испытание, чтобы спасти наш город и наши души!

— Спасти! Спасти! — повторила толпа, но Клод уже очнулся от наваждения и попытался продраться вперед.

Это оказалось не так-то просто. Люди стояли друг к другу вплотную, раскачиваясь согласно какому-то им одним различимому ритму. Тела превращались в живую стену, которую, казалось, пробить невозможно. Откуда-то донесся слабый запах древесины, и над головами снова прокатился призыв:

— Достопочтенные жители Тремолы! Сегодня день нашего освобождения! Остался один шаг до полной победы над злом, так сделаем же его!

— Сделаем! Сделаем!

Клод припустил быстрее, уже не стесняясь в движениях, энергично расталкивая людей вокруг, но башня по-прежнему оставалась безнадежно далека. Обессилев, юноша остановился и оглянулся: ему еще никогда не доводилось видеть такое скопление народа в одном месте. Между ним и башней оставалось всего лишь несколько рядов, и между телами людей можно было рассмотреть небольшую круглую площадку, по которой расхаживал человек, размахивая руками, а в самом центре у подножия башни были сложены дрова и хворост для костра. Из центра этой кучи поднимался деревянный столб, к которому была привязана девочка.

— Помогите! — снова что есть силы закричала она, стараясь заглушить голос человека и вторящей ему толпы. — Пожалуйста, кто-нибудь!

— Я здесь, Люси! — крикнул Клод во всю мощь своих легких, чуть ли не сразу же ощутив острую боль в груди. — Я здесь, продержись еще немного!

Люди, как по команде, смолкли и резко повернулись к нему. Невозможно было понять, что сейчас произойдет: их лица не выражали никаких эмоций. Они просто стояли и смотрели, как сотня однотипных манекенов. Спохватившись, Клод поспешил воспользоваться моментом и прорвался в круг, к Люси. Толпа тут же сомкнулась за ним.

Стоило развязать веревку у нее на запястьях, как из толпы кто-то выкрикнул:

— Это же тот художник!

Всего пары секунд было достаточно, чтобы толпа вышла из оцепенения и подхватила:

— Точно, это он! Он убил Манон!

— Он еще жив? Как ему это удалось?

— Он виноват во всем! Он заодно с ведьмой!

— Точно! Надо его сжечь тоже!

— Сжечь! Казнить!

Кольцо смыкалось все плотнее, и Клод неосознанно вышел вперед, стараясь заслонить собой девочку. С задних рядов в воздух взвился камень и приземлился у самых ног Клода. Он отступил на шаг.

— Подождите! — человек в центре поднял руки, пытаясь утихомирить людей. — Стойте! Мы здесь лишь для того, чтобы казнить ведьму…

— Он заодно с ведьмой! — закричали люди. — Он помогал ей убивать нас и наших детей!

— Мы должны убить и его тоже!

— Но… Как же… — человек замялся и повернулся лицом к Клоду. Теперь стало ясно, почему его голос казался знакомым — это был доктор Мернье, правда облаченный в рясу священника. Заговорщицким шепотом он быстро бросил Клоду: — Ничего личного, коллега.

И тут же над толпой разнесся его уверенный зычный голос:

— Город должен быть очищен, а потому мы казним обоих! Любой, кто вздумает заступиться за них, разделит их участь.

— Правильно! — радостно отозвались люди. — Казнить их всех!

Кто-то передал доктору горящий факел, и глаза защипало от едкого дыма. Пара высоких парней скрутили Клода и привязали вместе с Люси к одному столбу. Ветки протыкали брюки и царапали ноги, запястья плотно пережимала веревка.

— Дяденька Клод, — Люси рыдала навзрыд. — Это все из-за меня, дяденька Клод. Простите, пожалуйста, простите меня, я… Я не хотела, правда…

— Ты ни в чем не виновата, — Клод попытался изловчиться и поймать ее маленькую ладошку. — Ты очень храбрая маленькая девочка, поэтому и сейчас ничего не должна бояться, слышишь?

— Д-да, — всхлипнула Люси.

— Ты можешь мне ответить на один вопрос, это очень важно, — Клод не совсем хорошо понимал, почему так поступает, но ему казалось это правильным. — Ты сможешь, Люси?

— Да, дяденька, — Люси всхлипывала все реже, но теперь дым застилал глаза полностью, забивался в легкие, и дышать, не то, что говорить, становилось почти невозможно. Под ногами что-то затрещало, где-то внизу разлился жар — костер уже разожгли. Девочка изо всех сил старалась не смотреть вниз.

— Гори, ведьма! — визгливо крикнула какая-то женщина в толпе.

— Гори, дитя дьявола!

— Гори!

— Люси, — Клод старался перекричать их всех, но получалось плохо, он то и дело задыхался от дыма. — Люси, ты помнишь, кто похитил тебя? Помнишь, как оказалась здесь?

Люси кивнула и слабо пробормотала:

— Рыжий дяденька… Кх… Он не хотел… Я думаю, он хороший, но не помню, как его зовут…

— Люси, почему Марк забрал тебя? Люси!!! — Клод кричал больше от злости и отчаяния, он не верил, что Марк мог так поступить. Ведь если слова Люси — правда, то Марк связан с ведьмой, если не сам… — Почему?!

Но девочка уже ничего не могла ответить — она потеряла сознание.

«Во имя всего святого», — мысленно взмолился Клод. — «Спасите нас, пожалуйста. Кто-нибудь, помогите».

Далекое бледное солнце на темнеющем небе показалось ему единственным глазом на хмуром лице. Лице того, кто мог бы их спасти.