Утро застало Клода в бодрости и с непереносимой головной болью. Он проснулся еще глубокой ночью, но отчего-то не решался оставить свою комнату, пока естественный свет не станет ярче свечи, освещавшей его лицо. В мягком полумраке перед ним проплывали лица его друзей из Анриса, обязательно недовольное — отца, одутловатое — Берты и хитрое — Дика. Иногда мелькали удивленные физиономии жандармов под тяжелыми блестящими касками, иногда темными тенями проходили лица тех, кого он с радостью забыл бы, но не мог. Постепенно сумрак комнаты рассеивался, а вместе с ним и призраки становились все светлее, пока окончательно не растаяли в солнечном свете.

До полудня Клод решил прогуляться по городу. Пожелав хорошего дня Лукасу, он перекусил в таверне и вышел на мощеную улочку. Безоблачное небо вдохнуло в него надежду на новую жизнь, желание жить, не оглядываясь на прошлое. Теплый влажный воздух окутал его, заполнил легкие, обещая перемены, которых так жаждала душа. И Клод пошел вдоль узкой улочки, изучая новый город.

Заполненная зеленью Тремола казалась нарядной, даже праздничной. По двускатным крышам домов на брусчатку скатывалось солнце, на листьях деревьев еще немного блестела роса. Город будто дышал предчувствием большого события: на столбах и ветках деревьев развевались разноцветные ленточки, газоны и клумбы были тщательно вычищены от сорняков, а брусчатка под ботинками Клода была темной от воды, хотя ночью дождя не было. Ее вымыли накануне, то ли в стремлении придать аккуратности городу, то ли в попытках смыть что-то… Клод мотнул головой, прогоняя неприятную мысль, и стал изучать окна домов, которые были разной величины и с разным орнаментом, где-то со ставнями, а где-то без. Каждый дом был непохож на предыдущий, стремясь выделиться какой-то своей особенностью: будь то необычный флюгер, или небольшие колонны у парадного входа, или кованые решетки маленьких балконов, или резные ставни, походившие больше на кружево. Наконец, улочка закончилась, приведя путника под арку, за которой просматривалось большое открытое пространство. Цветочные магазины благоухали мимозами и лилиями, на небольшой площади перед церковью играл аккордеонист, а вокруг бегали босые дети с почерневшими от грязи ступнями. Рядом с ними бил фонтан практически вровень с мостовой, и дети периодически забегали в воду, но ноги их чище почему-то не становились. В самом центре площади возвышалась белая башня, кровля которой будто упиралась в небо. На самом верху разместились часы, которые будто бы поддерживали лиса, орел и рыба. Сами часы были большие и круглые, а на месте циферблата просвечивал весь часовой механизм.

Ленивые толстые голуби, стараясь не попадать детям под ноги, подбирали крошки за праздными людьми, сидящими на террасах. И все эти звуки — аккордеона, крики детей, хлопанье птичьих крыльев — сливались воедино, превращаясь для Клода в таинственную мелодию, которую ему вдруг ужасно захотелось нарисовать. И в этой идиллической картине он уже видел для себя место чуть поодаль, в тени деревьев, где удобно поставить мольберт и можно не щуриться от яркого солнца.

— Вот ты где, — чья-то рука опустилась ему на плечо, разрушив стройный ход мелодии. Клод даже не испугался, отчего-то пребывая в полной уверенности, что с ним ничего плохого просто не может произойти. — Опять маскируешься? Черный цвет явно не твой…

За спиной он обнаружил высокого молодого человека с тонкими чертами лица и светлыми волосами, собранными в хвост. Одет он был со вкусом, причем в одежде явно прослеживалась попытка подчеркнуть собственную состоятельность: перламутровые пуговицы явно дорогого темно-синего костюма переливались на солнце и сразу бросались в глаза, из кармана выглядывала золотая цепочка часов, а в левом ухе поблескивал бриллиант. При виде лица Клода, глаза его потемнели, а губы плотно сжались.

— Прошу извинить, — небрежно бросил он и поспешил скрыться в толпе. — Обознался.

Клод так и остался стоять в недоумении, напоследок отметив про себя простую черную ленточку в волосах незнакомца, не совсем уместную при таком дорогом наряде. Но от размышлений его быстро отвлек знакомый голос.

— Думал, ты не придешь. Извини, опоздал немного, — весело сказал Марк, радостно пожимая протянутую руку. Его рыжая шевелюра на солнце казалась и вовсе огненной. Теперь, без полумрака таверны, Клод с интересом изучал его лицо. В чем-то оно ему напомнило лицо незнакомца: острый подбородок, точеные скулы и тонкие губы. Но под рыжими волосами сияли удивительно зеленые глаза, которые искрились, переливались, будто драгоценные камни, и словно жили своей жизнью. Потрясенный Клод неожиданно для себя пробормотал:

— Я хочу тебя нарисовать.

— Что? — не понял Марк. — Друг, ты чего?

— Просто мне показалось, что получится неплохой портрет… — замялся Клод, почему-то ощущая неловкость. — Не пойми неправильно…

— Так ты художник? Рисуешь, да?

Клод кивнул.

— А это очень даже неплохо, знаешь, — протянул Марк, задумавшись о чем-то своем. — Я думаю, что смогу тебе помочь устроиться. Но сначала посмотришь на свой новый дом. Идем, это недалеко.

Не дожидаясь ответа, он пошел в противоположную сторону от той, откуда пришел. Клоду было жаль уходить и оставлять это чувство охватившей его на миг гармонии, но пересилить себя было проще, чем казалось. Стараясь не отставать, он то и дело заглядывался по сторонам, стараясь не упустить ничего важного из виду и запомнить дорогу. Но Марк шел какими-то улочками и переулками, постоянно петляя между домами, а потому Клод просто глазел на увитые плющем приземистые дома, соединявшиеся друг с другом арками и переходившие один в другой, образуя плотную стену. Вскоре дома закончились, и они оказались на широкой дороге, выходившей на мост.

— Это наша река Морилам, — сказал Марк, остановившись перед самым мостом. — Она течет через весь город, разделяя его почти ровно пополам.

Едва нагнавший его Клод подошел к высоким перилам небольшой набережной и перегнулся, чтобы получше рассмотреть воду. Сероватая мутная волна выносила на берег тину и камни, но все это оставалось ниже уровня берега, по которому ходили люди. Клод припомнил, что не видел реки на пути сюда, хотя, вполне возможно, что он приехал с другой стороны, да и тот туман… Вдруг из-под моста показалось что-то темное и большое. Клод присмотрелся и понял, что это человек, повернутый лицом вниз.

— Марк! — вскрикнул он. — Там человек, смотри! Человек! Надо ему помочь!

Но Марк даже не шелохнулся, словно такое зрелище было ему не впервой.

— Не надо, — удивительно спокойным голосом ответил он. — Этот человек мертв, а я очень не люблю прикасаться к трупам.

— Что? — непонимающе спросил Клод. — Как?

— Идем. Расскажу по дороге.

Они перешли мост в молчании, будто Марк набирался сил, прежде чем решиться на рассказ. Стоило ему увидеть того человека, как какой-то внутренний огонь в нем угас, и из небожителя он снова превратился в обычного человека. Клоду даже показалось, что его лицо стало старше на пару лет. Все тем же уставшим и спокойным голосом Марк сказал:

— Ты выбрал не самое удачное место, скажу тебе прямо. Мало кто в городе решится на такую откровенность, но мы же друзья, верно? — тут он с надеждой посмотрел на Клода, и тому стало его даже немного жаль. — Поэтому ты должен знать, что почти все здесь живут в страхе. Началось это давно, не вспомню, как именно. Говорят, сперва начали пропадать люди: по одному, по двое. Но их быстро находили, списывая на частые попойки в таверне. А однажды в реке выловили труп одного из пропавших: он весь почернел и покрылся волдырями. Никаких следов крови не было, и его посчитали просто самоубийцей. Но не прошло и пары дней, как в городе начали умирать люди.

— Неужели чума? — ужаснулся Клод. Отец рассказывал ему про страшную эпидемию много лет назад, но это было еще до рождения Клода… — А как же врачи? Ведь здесь же есть врачи?

— Конечно, есть, — Марк нервно передернул плечами. — Но они не знали в чем дело — люди сгорали буквально за день. Женщины перешептывались, что ночью по городу ходит Белый Лис, и в тот дом, к которому он приближается, приходит смерть. Но кто же в это поверит?

Клоду стало не по себе. Он вспомнил, как на кладбище ему привиделось белое пятно, похожее на лисий хвост, но это же, скорее всего, просто совпадение…

— Лиса видели несколько человек, за ним охотились, но так и не смогли поймать. Люди продолжали умирать, врачи разводили руками, а тела не успевали отпевать. Многие семьи тогда бежали из города, захватив все самое необходимое, были среди них те, кто говорил, что город проклят. Но все-таки большинство людей не хотели покидать дома. А потом все внезапно прекратилось.

— Как? — удивился Клод.

— Хотя мэр бездействовал, даже когда в городе началась паника и массовая истерия, целое ополчение снарядилось выловить злополучного Лиса. Женщины с детьми не выходили из дома. Окна были затянуты черной тканью в тех домах, где лежали покойники, фонари ночью почти не зажигали. На дорогах устраивали засады, превращая город в настоящий лабиринт. И вот однажды ночью один из охотников уснул с горящим факелом в руках. Факел, естественно выпал, и занялся пожар. Пламя очень быстро охватило деревянные дома на окраине, а спящих людей никто не мог предупредить. Когда они почуяли опасность, стало слишком поздно — люди горели заживо, задыхаясь в собственных кроватях. Кто-то успевал проснуться, но не мог выбраться из горящих комнат. Их крики разносились по всему кварталу, и благодаря им многие еще успели спастись. Но почти половина всех домов выгорела дотла. Смотри!

Клод посмотрел в указанно направлении и замер. За ровным рядом домов вдоль улицы скрывалось пепелище. Огромное пространство, усеянное пеплом и остовами домов. Кое-где сохранились почерневшие стены с пустыми окнами, кое-где виднелись обгоревшие деревья, которые уже пускали новые ветки с зелеными листьями, выглядевшие пришельцами на этой заброшенной земле.

— Мэр закрыл город и приказал начать работы по восстановлению, — продолжал Марк. — Но все дома, построенные здесь, рано или поздно сгорали, и это побережье со временем опустело. Остались лишь самые смелые, — он ухмыльнулся и подмигнул Клоду.

— А что с эпидемией? — спросил Клод, когда пепелище наполовину скрылось из виду, а Марк надолго замолк, будто отмечая конец истории.

— После пожара люди больше не умирали, — тоном, будто это нечто само собой разумеющееся, бросил Марк. — Думаю, все инфицированные, как и сам Лис — если он существовал на самом деле — погибли в том пожаре, и болезнь не распространялась. В такие моменты я даже начинаю верить тем религиозным фанатикам, верующим в очищение огнем. Но вот мы и пришли.

Клод оказался лицом к лицу с обветшалым двухэтажным особняком. Дом поражал масштабами, искусной лепкой барельефов на фасаде, мрамором крыльца и ступеней, тяжелыми дубовыми дверьми, украшенными молотками в виде голов мышей. Вокруг росли кипарисы и стройные молодые клены, которым на вид было не больше пары лет — вероятно, посажены после пожара. Земля еще кое-где носила следы пепла, но в целом это был поросший бурьяном газон, в котором еще проступали камни многочисленных дорожек, убегавших в сад за домом.

— Это одно из поместий графской семьи де Монтрев, — пояснил Марк. — Сама семья давно покинула его, и долгое время дом пустовал. Я нашел его во время патрулей на улицах. Думал, найду каких-нибудь бродяг, но дом оказался абсолютно пуст и относительно цел. Идем, поищем тебе спальню.

Если снаружи поместье выглядело весьма внушительно, то внутри легко было увидеть все признаки запустения и обветшания: прогнившие полы, разбитые стекла, двери сорваны с петель, обои давно выцвели и отстали от стен, свисая клочьями. В гостиной огромная хрустальная люстра разбилась на полу и уже покрылась толстым слоем пыли и паутины. Вся мебель прогнила, была выпотрошена и изломана, местами опалена, будто ее пытались поджечь. Марк умело обходил все препятствия, не обращая на них внимания, будто все еще шел по узким улочкам, а Клод неуклюже следовал за ним, то и дело на что-то натыкаясь или опрокидывая.

Пройдя почти весь первый этаж, они добрались до широкой лестницы, в которой местами отсутствовали ступеньки. Марк легко перепрыгивал через зияющие дыры, обходил самые скрипучие и ненадежные, но его гость был не так проворен. Дважды Клод чуть не провалился, не разглядев в полусумраке дыру и застряв в ней ногой по щиколотку. Еле-еле он добрался до верхней площадки и замер, оказавшись перед краем пропасти — пол почти весь провалился. Каким-то чудом Марк, балансируя на остатках досок около стены, перешел на другую сторону и подошел к одной из дверей. Клод, который всегда боялся высоты, повторить его подвиг не рискнул.

— Я туда не пойду, — заявил он.

— Но тут единственные целые комнаты, — возразил Марк. — Даже мебель почти сохранилась.

— Как тут вообще можно жить? — поражался Клод. — Это же просто развалины.

— Я тут живу, вообще-то, — обидчиво отозвался его проводник.

— Давай поищем еще. Ты вообще мне квартирку обещал. Или мне стоит вернуться к Лукасу?

— Нет! — выкрикнул Марк, но тут же перешел на обычный тон. — Хорошо, давай поищем еще.

Они спустились на первый этаж и нашли другую лестницу. На этот раз обошлось без дыр в ступеньках и провалившихся половиц. На площадке оказалась одна комната, хотя и не такая просторная, как можно было ожидать.

— Да это же чулан! — заявил Марк, но Клоду она понравилась. Чем-то она напомнила ему дом: то ли застоявшимся запахом сырости, то ли ощущением тесноты. Несмотря на огромные размеры родового поместья, Клоду с детства нравились небольшие комнатки. Однажды он просидел целый вечер в чулане для швабр, пока гувернантка не хватилась его, чтобы уложить в постель. Отчего-то именно в сжатом пространстве он чувствовал себя больше, значимее, важнее. Еще ему всегда казалось, что чем меньше комната, тем легче заметить в ней его, Клода…

В дальней стене темнело небольшое окошко, наполовину затянутое паутиной. Здесь помимо остатков швабр и кое-какой утвари стоял относительно целый диван, комод, пара книжных полок и широкий стол. Всей этой мебелью уже давно не пользовались, но для Клода она была в самый раз. Что-то в этой нехитрой обстановке казалось ему очень близким и знакомым, почти домашним. В углу он заприметил нечто, похожее на мольберт, и сердце его защемило от утраты всех красок, кистей, холстов и прочих принадлежностей во время побега. Все, что он имел, было сейчас при нем.

— Я останусь здесь, — сказал Клод к удивлению и радости Марка и опустился на побитый молью диван. — Но что мне делать? Даже красок и кистей у меня теперь нет.

— Давай подумаем об этом завтра, — предложил Марк, легонько похлопав его по плечу. — Возможно, с этим я тоже смогу тебе помочь. А пока спи.

И с этими словами он вышел из комнаты. Клод зажег пару свечей от огарка, принесённого с собой, и осмотрелся. За окном давно стемнело, и в самый раз было бы последовать совету Марка, но в животе настойчиво заурчало, и Клод решил спуститься на первый этаж — там должна была быть кухня, вдруг найдутся кое-какие запасы.

Осторожно преодолев лестницу, Клод спустился и замер. Где-то в одной из стен дома определенно была брешь, потому что от внезапного сквозняка огонек свечи в его руках затрепетал, как испуганная птица. Заслонив его ладонью, Клод вдруг вздрогнул от страшного шума, похожего на гром. Но ни звуков дождя, ни блеска молнии в окнах не было. Клод медленно подошел к широкой лестнице и прислушался — шум усилился и теперь куда больше походил на обыкновенный храп. Вздохнув, Клод отправился на поиски кухни.

Из съестного оказалась лишь пара засохших хлебных корок и кусок сыра. Но голодному и это было за радость. Снова вспомнились долгие поездки с отцом по окрестным деревням: тогда им порой приходилось делить корку хлеба на двоих. Врачей всегда старались угощать щедро, но в полувымершей деревне особо не разжиться. Отхлебнув из кружки застоявшейся дождевой воды, Клод снова заметил трепет огонька свечки. Он прислушался: Марк уже не храпел. Из разбитых окон ветер доносил едва слышные переговоры птиц, шелест листвы и чьи-то тихие шаги. Клод напрягся. Забытое было им чувство тревоги снова усилилось, смешиваясь со страхом. Неужели его нашли здесь, в этом заброшенном городе, забытом поместье? Неужели такое возможно? Что ж это за колдовство?

Шаги приближались. Вот они поднимаются по парадной лестнице, вот скрипит входная дверь, впуская гостя, и снова захлопывается. Погасив свечу на столе, Клод осторожно подошел к проему, пытаясь в темноте различить, сколько человек пришло за ним, но увидеть так ничего и не смог. Постепенно глаза привыкали к темноте, но в коридоре так никого и не появлялось. Клод уже было решил, что это просто игра воображения.

— Не спишь? — вдруг спросил его чей-то голос.

Клод едва не подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Из темноты на него выплыло лицо с темными провалами глаз и растрепанными волосами. Вот его рот открылся, и в нем показались острые, будто заточенные, зубы.

— Ждешь кого-то? — вопрос остался висеть в воздухе. Клод как-то внезапно обмяк, прислонился к косяку и упал в обморок.